Подготовка

Знаете, как это порой случается? Вы ожидаете, что за новым поворотом ваша жизнь станет прекрасна, а вместо этого попадаете в ад. Я не могла дождаться, когда начну работать в «Шоу Ананды Льюис». Оно обещало обновить саму идею дневных шоу, стать новой «Опрой». Я вписалась в него с самой первой строки — с запуска.

Два месяца между «Судом Куртиса» и «Анандой» стали для меня временем внутренней подготовки. Мне еще никогда не приходилось продюсировать шоу продолжительностью в целый час на дневном телевидении, и это, мягко говоря, напрягало. Поэтому я решила, что главное сейчас — во-первых, расслабиться и, во-вторых, сосредоточиться.

Каждый день с утра я читала три газеты: «Нью-Йорк таймс», «Ю-эс-эй тудей» и мою любимую «Нью-Йорк пост». Я хотела знать, что происходит в мире. А чтобы лучше узнать город, обязательно хотя бы раз в день ходила в тот ресторан из «Загата», в котором еще не была. Не знаю, каким образом мне все это помогало подготовиться к работе, но почему-то была уверена: чем ближе я познакомлюсь с городом, тем лучшим продюсером стану.

Помимо близкого знакомства с новостями и едой, мне показалось важным повысить качество так называемой «жизненной атрибутики». Я избавилась от своего старого настольного компьютера и приобрела новенький лэптоп. Заменила старую «Моторолу» на шикарную «Моторолу стартэк»: она выглядела очень значительно, а я собиралась стать значительной личностью. Заменила свое старое стерео, полагая, что оно сломалось. Правда, швейцар Эдсон, которому я его отдала, сказал, что стерео прекрасно работает. Но возвращать новое было уже поздно, так что я решила оставить все как есть.

Перемены коснулись и квартиры. Я выкрасила стены в чудесный желтый цвет. Кроме того, купила белую люстру из чугуна и хрусталя, и Спиро, управляющий, повесил ее. Она смотрелась просто шикарно, точь-в-точь как та, что в квартире напротив (помните танец с бокалом в руке?). И наконец, я разорилась на прелестную голубую в цветочек штору из стеганой ткани для ванной за сто двадцать долларов, которую нашла в каталоге «Баллард дизайн». Я давно мечтала о такой.

Каковы достижения в области красоты и здоровья? Я перестала делать эпиляцию в области бикини у этой фашистки и решила попробовать салон Дж. Систерз. Цены были те же, воск тот же, и кабинки такие же. Но тут мне не приходилось вставать на четвереньки, чтобы очистить «то место». Мне надо было просто лежать, высоко задрав ноги. Мне это казалось несколько более «дружественным по отношению к клиенту». Еще я сделала несколько массажей и масок, благодаря которым (в сочетании с продуктами «Ла-прэри») кожа моя снова засияла! Целую неделю я проводила чистку кишечника и даже сделала профессиональную гидроколонотерапию. Это когда специалист промывает вам кишечник большим количеством воды. Очень неприятная процедура! Принцесса Диана, несомненно, делала это регулярно, но мне хватило одного раза. Еще я стала причесываться в салоне Луи Ликари вместо «Рэд сэлон».

Теперь о гардеробе. Я заменила пластиковые очки от Гуччи на более модные, в металлической оправе. Прочистила свой шкаф и отдала несколько мешков одежды в Католическое Благотворительное общество. Взамен приобрела кое-какую новую повседневную одежду у «Аберкромби энд Фитч». Еще я купила несколько новых костюмов и несколько пар туфель для участия в съемках.

Но больше всего мне по душе изменения, коснувшиеся сумок. Увидев в «Бергдорф Гудмэн» новую большую сумку-торбу от Гуччи, я сразу поняла, что мне без нее не жить. Надпись снаружи: «Гуччи Гс», черное кожаное донышко, два черных кожаных ремешка! Это улучшенный вариант сумки-торбочки от Гуччи, которую мне покупала мама еще в школе, когда я стала капитаном болельщиков! Наверное, именно такими мама и представляла себе сумки от Гуччи. Эта, конечно, стоила пятьсот долларов, но цена была вполне оправданной, потому что в нее можно впихнуть папку. Получилось то же самое, как если бы я купила обычную сумку за двести пятьдесят долларов и сумку для работы за двести пятьдесят. Только тут они объединены в одну. А две сумки по двести пятьдесят долларов каждая — не так уж страшно!

Еще я много поездила за эти два месяца. Слетала в Чикаго, чтобы встретиться с семьей, съездила в Миннеаполис навестить сестру и ее мужа, в Лос-Анджелес к моей подруге Трэйси. Я была очень-очень занятой в те два месяца.

Да, я очень много тратила, но я только что заключила контракт на новую работу с вполне приличной оплатой — две тысячи долларов в неделю. Это очень радовало, хотя такая оплата и низковата для продюсера дневного ток-шоу. Большинству платят две триста и выше. Но это мое первое ток-шоу, а я — новый продюсер, поэтому стоило идти на более низкую зарплату ради приобретения опыта. При всем том моя новая зарплата давала годовую прибавку в двадцать шесть тысяч долларов, а этого хватало, чтобы возместить несколько месяцев расточительства.

Но так как новая зарплата намечалась на июнь, а в ближайшие два месяца вообще никакой зарплаты не ожидалось, мне пришлось кое-что брать на карту. И поскольку моя новая карта «Дискавер» была использована по максимуму, оставался только один выход: «Америкен экспресс»! Затем я получила другие — «Визу» и «Мастер Кард», и пользовалась ими, пока не выбрала все до цента. А после этого мне пришлось возвращаться к моему «Плану управления кредитными выплатами путем приобретения и возврата», чтобы компенсировать платежи по «Амэксу» до тех пор, пока не смогу выплачивать долги. Времени на осуществление «Плана» у меня пока что было в избытке. Я только и делала, что ходила по магазинам — изо дня в день. Мои швейцары уже начали подкалывать меня, замечая, что я все время бегаю то в дом, то из дома с магазинными пакетами. Особенно «развлекался» Эдсон. Иногда, вернувшись из магазина, я ждала за углом, когда он уйдет с работы, чтобы избежать подначек с его стороны.

Чем меньше времени оставалось до начала работы, тем яснее вырисовывалась моя карьера. Несколько лет я пробуду в должности продюсера, потом стану старшим продюсером, потом руководящим продюсером и, наконец, исполнительным продюсером. И к тому времени начну зарабатывать столько, что все мои долги по картам «Дискавер» или «Америкен экспресс», или каким-то еще картам покажутся мне грошами. Так, по крайней мере, я думала.

 

Команда Ананды

Персонал «Шоу Ананды Льюис», включая и меня, начал работу с первой недели июня. За неделю до этого в город приехала по делам Наоми, «мой богатенький мамик», и у нас был девичник в пижамах в отеле «Таскани», последний перед началом моих гонок. Моя прощальная гастроль. В первый рабочий день я решила надеть серый костюм из «Банана рипаблик» и чудесные черные туфли на шпильках с ремешками. Стоя у дверей, я взяла сумочку от Гуччи и бросила последний взгляд в зеркало: выгляжу очень профессионально!

Офисы для нашего шоу находились в здании «Кинг уорлд» — там же, где и прежде для «Суда Куртиса». Мне это не очень понравилось — но ничего, переживу. Однако студия — в здании Си-би-эс, что просто здорово! Это ведь то же самое место, где снимали «Вечерние новости Си-би-эс с Дэном Разером» и «60 минут». И если в здании «Кинг уорлд» не было ни одного приличного мужика (я это уже знала), то здесь мне предстояло ознакомиться с мужским потенциалом целого здания!

Всю первую неделю в конференц-зале Си-би-эс проводилось что-то вроде установочных совещаний. Выступали руководители всех служб, от отдела продаж до подбора кадров. Мы лучше узнали, над чем придется трудиться. Это будет новое забавное дневное шоу, ориентированное в основном на женщин. «Шоу Ананды Льюис» должно отличаться от других дневных ток-шоу. Оно должно стать лучше.

После речей и презентаций все представились друг другу. Я с радостью отметила, что персонал состоит не из обычного набора лиц, которые просто перебегают из одного ток-шоу в другое. У всех был разный опыт работы. Кто-то пришел из новостей, кто-то — из утренних шоу. Все — разные. Каждый принес что-то свое.

Мэри, моя бывшая начальница из «Суда Куртиса», на этом шоу была старшим исполнительным продюсером, Хосе — исполнительным продюсером. Еще в числе боссов была женщина по имени Александра — руководящий продюсер, и еще одна по имени Элайза, продюсер-координатор. Иерархия такова: Мэри, Хосе, Александра, Элайза — Мэри отвечала за общую картину, Хосе отвечал за шоу, Александра занималась более практической стороной дела и работала с продюсерами, а Элайза руководила техническим персоналом.

Кроме меня, на этом шоу работало еще несколько человек из «Суда Куртиса», включая старшего продюсера, Джоди. Здесь она возглавляла отдел, который назывался «Перспективы». Работа этого отдела состояла в том, чтобы заранее организовывать шоу, на выпуск которых требуется больше недели: что-то вроде головной группы. И персонал, и структура шоу выглядели многообещающе.

К концу первой установочной недели все мы наконец встретились с Анандой. Мы томились в душном конференц-зале, когда она вошла в хипповой пурпурной юбке и с двумя чихуахуа в сумке, что выглядело немного смешно. Она рассказала нам о себе: выросла в Сан-Диего, училась в университете Хоуарда, а после этого вела шоу на Би-и-ти, которое называлось «Саммит тинейджеров». Затем стала диджеем на МТБ. У нее есть награды, и она даже брала интервью у Хиллари Клинтон. Итак, ведущая шоу была умна, была красива и, что самое главное, была очень приветлива и доброжелательна.

Ананда была моего возраста, и мне казалось, что я могу в себе найти много общего с ней. Мы обе собирались пуститься в новое путешествие. И мне все время казалось, что, может быть, в нас обеих есть какое-то одинаковое неверие в собственные силы. Страх перед неведомым, так сказать.

К пятнице наконец установочная неделя закончилась, и мы разошлись по своим кабинетам, вернее по кабинкам. Да, опять кабинки! Мне досталась другая, через одну от моей прежней. В тот же день каждому продюсеру назначили команду; которая включала в себя одного помощника продюсера и одного технического помощника. Моя команда состояла из девушки по имени Молли, помощника продюсера, и молодого человека по имени Майк, нашего технического продюсера.

Всю первую неделю я каждый день надевала новый костюм, носила сумочку от Гуччи и чувствовала себя очень собранной. Я была на высоте. Меня очень вдохновляла работа в шоу, которое задумано не таким, как все остальные. Я мечтала делать телевидение хорошего настроения и вот оказалась как раз в нужном для этого месте!

Со стороны, да порой и мне самой, казалось, что все идет великолепно. Но мало-помалу для меня все начало рушиться. Не прошло и нескольких месяцев, как мир моих надежд полетел вверх тормашками.

* * *

Подготовка к шоу набирала скорость. Наш рабочий день теперь начинался в восемь утра, чтобы в полдевятого мы уже были готовы к оперативке. Я очень не люблю вставать рано, поэтому для меня это оказалось мучением. По утрам я полагалась только на чашку кофе со льдом по-американски, который помогал мне окончательно разодрать глаза и давал нужный мне толчок для работы. Благодаря четырем дозам эспрессо в «Старбакс» он прекрасно с этим справлялся.

В тот вторник каждой продюсерской группе дали определенное задание. Мое такое: «Как девочке-подростку найти свой стиль». Предстояло собрать эпизоды, отражающие, как подросток ищет свой стиль простыми средствами, типа покупки одежды в магазине для бережливых или обновления своей одежды, чтобы придать ей более стильный вид. Все это не затем, чтобы кого-то поучать, но шоу определенно должно быть смешным. Составив план действий, моя команда начала подбирать участников. Молли и Майк искали девочек, а я собиралась подыскать какого-нибудь модельера по обновлению одежды. Мне самой всегда хотелось иметь такого, и возможность заполучить его для себя очень вдохновила.

Несколько дней моя команда работала не покладая рук. Найти мастера оказалось раз плюнуть, но, к сожалению, с девочками-подростками дела обстояли не так успешно. В других программах при подготовке таких шоу использовались «карточки» или почта от поклонников шоу, откуда всегда можно «выудить» нужное количество участников. Карточки — это нечто вроде рекламных листков для гостей шоу: «Если вы такой-то и такой-то и если вас заинтересует участие в шоу, то позвоните нам по этому номеру». Но мы-то еще только начинали, и у нас всего этого еще просто не было, так что в поисках участников приходилось полагаться исключительно на свою изобретательность.

В основном мы искали девочек, одетых под Бритни Спирс и Кристину Агилеру, которым следовало бы найти свой стиль. И еще надо было, чтобы у них были матери, которым надоело тратить деньги на одежду и которых беспокоило, что их девочки становились рабынями моды. Нашим боссам хотелось, чтобы шоу было не типа «Моя дочка носит слишком сексуальную одежду», а типа «Пожалуйста, помогите моей дочери найти свой стиль». Нам нужны были далеко не всякие девочки и не всякие мамаши.

Поэтому неделю подряд наша команда в поисках возможных участников прочесывала торговые пассажи и посещала тусовки девчонок-фанаток ТРЛ на Таймс-сквер. Но возникала одна и та же проблема: если идеально подходила девочка, то ее матери было совершенно безразлично, как она одевается, а если мы находили подходящую мать, то дочь у нее одевалась консервативно и уж ни в коем случае не была рабой моды. К концу недели мы нашли сотню девочек — но никто из них не подходил по всем статьям. Оказалось, очень трудно без карточек подобрать участников для этого шоу.

Всю следующую неделю мы все еще топтались на месте. День за днем мы продолжали поиск идеальных участников, однако, увы, тщетно. Мое шоу из предлагаемого «Поппури на тему моды» быстро превращалось в «поппури неприятностей».

 

«Потерянная» чековая книжка

Наступил конец июня, я проработала уже больше трех недель. Но, при всей необходимости сконцентрироваться на фанатках стиля Бритни Спирс, меня немного начало беспокоить и мое финансовое благосостояние, которое стало расползаться по всем швам. Мне очень не хватало наличных. Все деньги, которые я тратила в течение двух месяцев до «Ананды», фактически деньгами не были — это был кредит. То, что у меня было, пришлось отдать за квартиру, оплатив апрель и май. За июнь я еще не платила. Вернее, заплатила, но потом остановила оплату этого чека. А вышло так.

В конце прошлого месяца после подведения баланса по моей чековой книжке я отправила чеки на оплату всех моих счетов и жилья за июнь. Электричество, телефон, кредитные карты — ну, вы сами знаете. Но тут же, возле почтового ящика, поняла, что сделала огромную ошибку и что у меня не хватит денег на оплату всех чеков, которые я выписала. Надо было срочно что-то делать или мне завернут все эти чеки без оплаты.

Поразмыслив, я решила приостановить оплату квартиры. На счете у меня хватало денег, чтобы оплатить все чеки. Но все чеки плюс квартплата — получалось слишком много! А двадцать пять долларов за один просроченный платеж все-таки куда меньше, чем восемь штрафов по тридцать долларов из-за недостаточных фондов. Так что найденный выход казался единственно логичным. Я рассчитала, что к тому времени, как мой домовладелец получит чек с пометкой «платеж приостановлен», у меня уже будет, чем ему заплатить. Я даже придумала убогое оправдание типа «я потеряла чековую книжку, и мне пришлось приостановить оплату кучи чеков». И лучше уж признаюсь моему домовладельцу, что сама приостановила оплату, чем банк сообщит ему, что у меня нет денег на оплату жилья.

Но вышло не совсем так, как планировалось. На работе все пошло кувырком. Я приходила туда к восьми утра и уходила домой не раньше девяти вечера. Я совершенно вымоталась. И получалось, что чем больше я устаю, тем больше денег трачу. После напряженного рабочего дня у меня не хватало сил ждать автобус, и я брала такси, на это уходило семь долларов каждый вечер. А утром я не могла проснуться и тянула буквально до последней минуты. Приходилось бегом собираться и снова брать такси, чтобы успеть на работу вовремя. Еще семь долларов. И конечно, ни о каком завтраке дома не могло быть и речи: я перехватывала кофе с булочкой в «Старбакс», оставляя там примерно пять долларов.

Днем у меня не хватало времени сходить пообедать, я заказывала обед в офис и платила пятнадцать долларов. А позже, когда в работе наступало относительное затишье, тратила пять долларов еще на чашечку кофе и жевательные конфеты, чтобы восстановить энергию. Ужин готовить мне тоже было некогда. Я покупала его на обратном пути или заказывала с доставкой на дом. Еще примерно пятнадцать долларов.

Я сторонница удобств. Пусть что-то стоит дороже, но если это удобнее, я всегда готова переплатить, Так я и делала, не задумываясь, но позже, сложив вместе все траты, поняла, что в рабочий день у меня уходит пятьдесят четыре доллара. А работала я не только положенные пять дней в неделю, но еще и в выходные. Так что все эти деньги — просто выброшенные, и это более трехсот пятидесяти долларов в неделю.

Свою первую зарплату я получила двадцать первого июня. Пришло время оплатить квартиру за июнь. Но когда через несколько дней я залезла и компьютер, чтобы убедиться, что этот чек прошел, то оказалось, что мне не хватает денег на его оплату. Все из-за моего легкомыслия: нельзя же так разбрасываться деньгами.

Следующая зарплата — пятого июля. Уже пора было платить за следующий месяц. И, что еще хуже, мне повысили квартплату до тысячи девятисот пятидесяти долларов в месяц. Вдобавок к этому каждый день, приходя домой, я получала по почте какой-нибудь новый счет с требованием очередной месячной выплаты. И вот пришел этот день, двадцать седьмое июня — мое шоу никак не складывается, я задолжала три тысячи девятьсот долларов за квартиру, дома на столе груда счетов, которые я не могу оплатить. И тут зазвонил телефон.

— «Шоу Ананды Льюис», — ответила я, сливая все слова в одно.

Попробуйте повторить это быстро пять раз подряд. Получится скороговорка.

— Алло. Это Карин? — спросила женщина.

— Да, — ответила я, думая, что это кто-то из участников шоу.

— Это бухгалтер из вашего домоуправления.

Ух! Это звонок, которого я боялась.

— У нас тут ваш чек на оплату квартиры. На нем стоит отметка банка, что вы приостановили его оплату, — озабоченно сказана бухгалтер.

О, боже! — воскликнула я, стараясь, чтобы в моем голосе прозвучала тревога. — Вы не поверите, но я потеряла чековую книжку, и мне пришлось приостановить оплату нескольких чеков. Я совершенно забыла позвонить и предупредить вас.

— А, ну ладно, — сказала она. — Я знала, что должна быть какая-то уважительная причина. Ни кто ведь не будет просто так приостанавливать чек на оплату квартиры.

— Да, конечно. Простите, ради бога. Это все так ужасно! Мне пришлось остановить платежи по всем чекам Я пошлю вам другой по почте сегодня же, сказала я. — Все собиралась позвонить вам, но вылетело из головы!..

— Ну, тогда ладно, — сказала бухгалтер. — Не забудьте, пожалуйста!

— Конечно.

Я отнюдь не собиралась посылать чек сегодня же, но почта — штука такая запутанная, что они вряд ли разберутся. Это было уже третье мое нарушение в отношениях с домовладельцем.

Положив трубку, я посмотрела на календарь и постаралась все рассчитать. После чека на зарплату от пятого июля следующий придет восемнадцатого июля, а потом — первого августа. Я смогла бы покрыть долги по квартплате чеками от пятого и восемнадцатого августа, но тогда я не смогу оплачивать остальные счета до первого августа. А к первому августа я буду должна еще тысячу девятьсот пятьдесят долларов за квартиру — так что оплатить другие счета я снова не смогу. После этого чек — только пятнадцатого августа. Масла в огонь подливала лихорадочная обстановка на работе. Начался цикл, который, я боялась, мог вскоре выйти из-под контроля. Я не знала, смогу ли когда-нибудь наверстать все это. Тут снова зазвонил телефон.

— «Шоу Ананды Льюис», — ответила я, снова сливая все слова в одно.

— Могу я поговорить с мисс Боснак? — спросила женщина.

— Слушаю, — ответила я.

— Здравствуйте, мисс Боснак, это «Америкен экспресс», — сказала она. О, черт. Только этого и не хватало! — Я звоню, чтобы выяснить, когда вы намерены оплатить ваш счет.

— Мм, а сколько я должна заплатить за месяц? — спросила я, имея в виду: «Сколько, по-вашему, я должна вам, потому что выполняю свой блестящий „План управления кредитными выплатами путем приобретения и возврата“?»

— Ну, ваша общая задолженность превышает десять тысяч долларов, — сказала собеседница.

— Да, но сколько я должна вам прямо сейчас? — спросила я.

И тут я поняла: из-за июньского счета я совершенно забросила свой «План управления кредитными выплатами путем приобретения и возврата».

— Прямо сейчас вы должны нам больше десяти тысяч долларов, — повторила служащая.

Слова отдавались эхом в моей голове: «Десять тысяч долларов, десять тысяч долларов, десять тысяч долларов…»

— Десять тысяч долларов прямо сейчас? — переспросила я. — Вы уверены, что это не тысяча долларов в этом месяце и девять тысяч в следующем?

— Уверена. Вы должны ровно десять тысяч и сегодня. Прямо сейчас и все сразу, — грубо сказала она, а потом добавила: — И счет ваш заморожен, потому что вы превысили кредит.

— Ага, — сказала я, думая о сумме.

«Десять тысяч долларов, десять тысяч долларов, десять тысяч долларов… Заморожен, заморожен, заморожен…»

— Когда вы планируете вернуть деньги? — спросила служащая. Настойчивая особа.

— Я перезвоню вам, — сказала я и повесила трубку.

Откинувшись в кресле, я стала ругать себя: «Ну, что я за дура, как могла забыть купить и вернуть товаров на десять тысяч?! Где теперь найти эти десять тысяч, чтобы оплатить „Америкен экспресс“?» Но вместо того, чтобы хорошенько подумать, как выкрутиться из этой ситуации, я решила вернуться к работе. Потому что если я все провалю и меня выгонят с работы… вот тогда-то и будет полная безнадега.

Когда работаешь продюсером, то сознаешь, что ты хорош лишь настолько, насколько хорошо твое последнее шоу. Термин «гарантированная работа» здесь не подходит. До сих пор мне везло с карьерой, моим боссам я пока нравилась. Но теперь взялась за совершенно новое для меня дело, и мне надо было убедить их и себя, что могу его выполнить. Первое шоу должно быть безупречным! Если по какой-либо причине руководству не понравится, я окажусь за дверью.

Поэтому весь остаток недели я посвятила работе. Из «Америкен экспресс» продолжали звонить, но они, слава Богу, либо натыкались на автоответчик, либо я представлялась кем-то другим и говорила, что Карин сейчас подойти не может. В этой запарке я совершенно забыла о своих первых выходных на Файер-Айленде — выходных, за которые у меня уже было уплачено.

 

Валяй обновляй!

В следующий вторник я отослала чек на квартплату за июнь и помолилась Богу, чтобы его не представили к оплате до четверга, пятого июля, когда я наконец получу деньги. В отличие от прошлого года, я ничуть не возражала против работы в день после праздника. Чтобы обойти банковское правило насчет «пяти дней для принятия чека», я планировала отвезти свой чек прямо в банк, где он был выписан, чтобы его обналичить, а потом положить наличные на мой расчетный счет.

Хотя необходимо было сконцентрироваться на финансовых проблемах долгах — особенно беспокоил «Америкен экспресс», — моей главной заботой оставалось шоу. На эту неделю планировалась запись. Мы уже определились с участниками, но у меня не было уверенности, что они достаточно хороши. Беспокойство меня не оставляло… Чем дальше, тем яснее становилось, что мне не очень-то нравится эта работа. Я знала, что придется много вкалывать, но не ожидала, что настолько.

Продюсером я была неопытным, и мне казалось, что именно из-за моего неумения в шоу царит такая неразбериха. Но, внимательно присмотревшись к работе других продюсеров, я поняла, что такие же проблемы — у всех. Бывает, что с самого начала все идет гладко, но далеко не всегда. В «Шоу Ананды Льюис» ничто не шло гладко. Мне было трудно определить, в чем состояла основная проблема. Потому что знай я — или кто-нибудь другой — ответ на это, то мы бы эту проблему устранили, и все пошло бы нормально. Похоже, что весь персонал уже слишком перенапрягся и переутомился. Мы были выжаты, а ведь шоу еще даже не вышло на экран.

Однажды я проснулась с болью в горле и испугалась: неужели простуда? Меньше всего меня устраивала перспектива заболеть и валяться в постели. Поэтому я проглотила эхинацею, выпила апельсинового сока и снова занялась приведением моего шоу в порядок. Мне надо было писать титры (слова внизу экрана, которые помогают лучше понять шоу: имена гостей и др.), собирать куски пленок, дополнить сценарий — все эти хвосты предстояло еще подобрать. Могла ли я себе позволить заболеть хоть на день?

Если на Молли, мою помощницу, я могла полностью положиться, то о Майке, техническом продюсере, этого не скажешь. Он, образно говоря, не был самым острым ножом в ящике, если вы понимаете, о чем я. Например, на прошлой неделе я попросила его добыть несколько английских булавок для шоу. Примерно через полчаса он подошел к моему столу с листом бумаги в руках.

— Карин!

— Да, Майк, — отозвалась я, зная, что читать любой написанный им текст — мучение.

— Я провел кое-какие исследования по поводу английских булавок, о которых вы говорили, и выяснил, что они бывают трех размеров. Маленькие, примерно в три четверти дюйма, средние, размером в дюйм и одну восьмую, и большие, примерно в полтора дюйма.

— Майк, — сказала я. — Это всего лишь булавки. Мне все равно, какие они будут. Просто они должны быть в запасе на случай, если чей-то наряд будет сваливаться и модельеру понадобится подколоть.

Когда Майк задавал мне вопрос, у меня возникало чувство, что я разговариваю с двухлетним ребенком.

— И что, — спросил он после небольшой паузы, — какой же размер мне покупать?

— Майк, мне — без разницы! Ну, купи средние.

— Сколько примерно? — спросил он.

— Упаковку, придурок! Это не инструменты для нейрохирургии! Это английские булавки! — С Майком очень трудно быть терпеливой.

— Недалеко отсюда есть магазин художественных принадлежностей, я могу сходить и купить там, — сказал он. — Я туда уже звонил, у них есть запас.

— Майк, ты можешь купить их в киоске напротив. Никакой необходимости идти куда-то в магазин художественных принадлежностей, — сказала я.

Молли находит смешным, что я выхожу из себя, разговаривая с Майком, но иначе не получается. У него любая мелочь превращается в грандиозный проект. Он словно не видит, что другому надо писать сценарий, редактировать пленки и просто некогда выслушивать, в каком состоянии «Запрос о булавках».

Вскоре настал день моего шоу. После утреннего совещания наша съемочная группа отправилась в студию, в здание Си-би-эс. Если вам доводилось бывать в этом здании, вы знаете, что оно похоже на старый добрый лабиринт. Причем огромный. В первый день я там заблудилась, и это повторялось постоянно. Когда началось шоу, Майку не разрешили покидать кулисы: надо было следить, чтобы никто из приглашенных не потерялся. На прежние шоу приглашалось небольшое количество гостей — шесть-семь, не больше. В моем шоу участвовало двадцать четыре человека. Так что уследить за всеми само по себе было задачей на уровне шоу.

После пары часов приготовлений, изменений в титрах и сценарии запись шоу наконец началась. Я заняла свое место сбоку студии, рядом со мной стояла Мэри, как при записи «Суда Куртиса». Начало прошло немного вяло, но это меня не очень беспокоило. Через некоторое время действие оживилось. Некоторые гости были хороши, другие, как я и ожидала, не очень. К концу шоу я поняла, что все прошло довольно неплохо. Довольно неплохо — это еще не конец света. Но после труда, вложенного в его подготовку, хотелось лучшего результата. После стольких переживаний разочарование неизбежно.

Когда все участники покинули студию, я собрала свои вещи, намереваясь вернуться в офис. И тут я увидела в коридоре Мэри. Я была вымотана, нездорова, и она поняла это.

— Ты как, в порядке? — спросила она.

— Нет, — сказала я и расплакалась. Она подошла ближе.

— В чем дело?

— По-моему, мое шоу не получилось, — сказала я. — Полный провал.

— Никакой не провал, Карин, — сказала она. — Шоу большое. В него многое вошло. В целом это хорошее шоу!

— Провал. Я знаю, что это был полный провал. Ты можешь мне это сказать прямо — я уже могу воспринять это спокойно.

— Карин, поверь, я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Так бывает, когда сваливается камень с души. Вы целый месяц работали над этим чертовым шоу! И вдруг — все позади. И хорошо ведь, что уже позади.

— Да, слава богу, — согласилась я.

— Вот тебе пять баксов, — сказала Мэри, порывшись в кармане и протягивая мне пятерку. — Пойди выпей кофе, передохни и соберись снова. А потом обратно за стол — на следующей неделе тебя ждет еще одно шоу, сестричка! — Она засмеялась.

Это правда. Ровно через неделю у меня очередное шоу. Возникло чувство, будто жизнь моя движется со скоростью шестьдесят миль в час и на много миль вперед с этой дороги ни одного поворота.

— Спасибо, Мэри, — сказала я.

Она была хорошим человеком. Не хотелось разочаровывать ее. Я покинула здание Си-би-эс и пошла выпить кофе и съесть еще несколько жевательных конфет.

* * *

До конца той недели и всю следующую жизнь моя неслась в том же темпе. Никаких развлечений, встреч с друзьями больше не существовало. Из-за работы я не смогла поехать на выходные на Файер-Айленд и, таким образом, пропустила еще одни выходные, за которые уже было заплачено. Чем больше я работала, тем меньше любила свою работу. Хотела бы уйти, но не могла. Я задолжала уйму денег кредитным компаниям — даже не знала, сколько именно к настоящему времени. Просто запихивала все новые счета в ящик моего шкафа, будто их и не существовало. И все так же на месяц задерживала квартплату. И, даже наверстав задолженность, без этой работы я не смогла бы платить за квартиру тысячу девятьсот пятьдесят долларов ежемесячно. Я чувствовала себя как в ловушке — да, фактически я в ней и оказалась и винить в этом могла только себя.

 

Гендиректор своей жизни

К началу августа мне удалось заплатить июльскую квартплату. Жизнь была переполнена только работой. Я уже давно бросила ходить в спортзал и продолжала наедаться со страшной силой. Простуда все еще не прошла. Хуже того, в горле появились шишки.

На прошлой неделе отцу исполнилось шестьдесят. По этому поводу для него в Чикаго устроили небольшую вечеринку-сюрприз. Мой рабочий график оставался таким же сумасшедшим, но мне удалось сбежать домой на целый день. Приехали моя сестра с мужем, пришла Наоми. Я была до того измученной, что чуть не расплакалась, когда их всех увидела.

В тот вечер ради папы я старалась выглядеть счастливой и делать вид, что я в восторге от работы. Но была такой уставшей и на душе было так грустно, что сил на это не хватало. Сестра моя всё знала, и Наоми тоже. Но папа ни о чем не догадывался. Развертывая подарки, он взглянул на меня и, казалось, был очень горд. Как ни мечтала я бросить работу, разочаровывать его не хотелось.

Позже Наоми обмолвилась, что она только что разговаривала с Брэдом. Потенциально Голубым Брэдом. Брэдом, который мне так и не позвонил. С единственным человеком в Нью-Йорке, который мне действительно нравился.

— Он говорил что-нибудь обо мне? — спросила я.

— Ну да, — сказала она. — Я поинтересовалась, что между вами произошло, просто так, мимоходом, чтобы он не подумал, что я тут же побегу докладывать тебе…

— И? — спросила я.

— И он ответил, что перестал звонить тебе, потому что ты слишком много работаешь.

— Ты что, смеешься надо мной?

— Нет, он именно так и сказал, — ответила Наоми.

Я слишком много работала? Черт, если он тогда так думал, то посмотрел бы на меня сейчас!

— Вот как, — только и сказала я.

Только что я поведала ей о том, как ненавижу свою работу.

— По-моему, тебе ее нужно бросить, — сказала она.

— Не могу. — Хоть она и моя лучшая подруга, не признаваться же мне, что не могу бросить работу, потому что задолжала уйму денег и на целый месяц опаздывала с квартплатой. Стыдно было рассказывать об этом.

— А почему не можешь? — спросила Наоми.

— Потому что у меня контракт, — объяснила я. — Если я разорву контракт и уйду, то не смогу перейти в другое шоу на телевидении. — И это было правдой.

Той же ночью после вечеринки я улетела в Нью-Йорк. Всю дорогу до дома я проплакала. И не потому, что Брэд перестал звонить мне. А потому, что не хотела превратиться в одну из тех, для кого работа — это все в жизни. Я всегда говорила, что никогда и ни за что не повторю судьбу женщин, сделавших к сорока пяти годам успешную карьеру, но оставшихся одинокими и бездетными. Я всегда хотела сделать карьеру. Но сейчас, когда стала реальной эта возможность, я усомнилась в прежних намерениях. Цена карьеры оказалась ужасной. Из-за своих финансовых обязательств я попала в ловушку.

* * *

В следующий понедельник, вместо того чтобы нестись на работу, я решила позвонить туда и сообщить, что задержусь. Мне надо было к врачу. Но пути к нему я почувствовала неожиданное облегчение: возьму и посачкую!

Пройдя небольшой осмотр, я зашла к врачу в кабинет узнать диагноз. Он сидел за столом, а я опустилась в кресло напротив, приготовившись к тому, что у меня развилась тяжелая, неизлечимая болезнь из-за перенапряжения на работе.

— У вас все в порядке, — объявил врач. — Никакого острого воспаления, просто простуда.

— Хорошо, — с облегчением сказала я.

— Но, Карин, если вы простужены уже не первую неделю, почему до сих пор не приходили?

— Страшно занята на работе, просто вырваться некогда, — ответила я.

— Ну, то, что вы так много работаете, не извиняет вашего безалаберного отношения к своему здоровью, услышала я справедливое замечание.

— Да, знаю.

И я снова расплакалась. Было очень стыдно: с чего вдруг, по какой причине слезы? Но последнее время я могла расплакаться буквально не из-за чего.

— Почему вы плачете? — спросил доктор.

— Я ужасно вымоталась. Это не работа, а несчастье какое-то, — ответила я.

— Так найдите другую, — сказал он.

— Не так-то это просто, — возразила я, удивленная его прямотой. Мне хотелось заорать: «Не могу я бросить работу, у меня до чертовой матери долгов всяким кредитным компаниям!» — но я сдержалась.

— Вы просто не понимаете, — сказала я.

— Чего я не понимаю? Если работа не нравится, надо найти другую, — повторил врач. — Честно говоря, Карин, вы здоровы, у вас все в порядке. Каждый день ко мне приходят умирающие. Если ваша единственная проблема — это то, что у вас плохая работа, ну тогда просто найдите новую, сказал он без всякого сочувствия.

Доктор был прав, но в тот момент я была слишком расстроена, чтобы понять это. Нет, казалось мне, раз он доктор, то мог бы проявить хоть немного сочувствия к моим проблемам, ведь я разревелась прямо у него на глазах.

— Простите? — переспросила я в полном шоке.

— Серьезно, ваши проблемы в сравнении с тем, что бывает у других, не так уж страшны, — ответил он. — Вы просто делаете из мухи слона. Найдите другую работу.

— Сэр, мне не хочется быть грубой, но люди, случается, совершают самоубийство из-за нелюбимой работы. Так что не надо преуменьшать мою проблему.

— У вас бывают мысли о самоубийстве, Карин? — спросил врач, с участием глядя на меня.

— Нет, сэр. Но вы отнеслись ко мне без всякого сочувствия, когда у меня прямо на ваших глазах произошел нервный срыв! Разве так можно? Вы ведь доктор.

— Ну, простите меня, — сказал он. — Выписать вам что-нибудь от стресса?

— Благодарю, не надо. Сама справлюсь, — сказала я, вставая.

Я вышла из его кабинета, заплатила за прием сидевшей в холле женщине и, садясь в такси, поклялась, что ноги моей больше не будет у этого доктора.

* * *

В тот же день мы обсуждали новое шоу с Александрой, руководящим продюсером, и она спросила о моем здоровье, стало ли мне лучше.

— Да, немного. — И тут это случилось снова: я расплакалась.

— О нет! Только не это! Еще раз я не выдержу! — воскликнула она.

— А? — сконфуженно переспросила я.

— Вы сегодня уже второй продюсер, который рыдает у меня в кабинете, — ответила Александра.

— Простите, — сказала я, вытирая слезы.

— Ничего страшного. Я знаю, что вы чувствуете. Опустошенность и усталость. У меня то же самое.

Я призналась Александре, что временами ненавижу свою работу. Я все говорила, а она все слушала и слушала. Мне казалось, она поняла причины моего расстройства. Я рассказала о разговоре с доктором и о том, как сильно меня обидело его нечуткое отношение.

— А знаете, Карин, грустно, конечно, что врач совершенно не посочувствовал вам, но ведь в чем-то он прав. Это всего лишь работа.

— Знаю, — ответила я. Но ни доктору, ни Александре я ничего не сказала о том, почему мне так трудно просто уйти и закрыть за собой дверь.

— Сейчас вам просто надо пойти домой. А вообще необходимо перегруппироваться, — сказала Александра. — Вы очень хороший продюсер. Вы уделяете много внимания своей работе. Проблема в том, что этого внимания вы уделяете ей слишком много. Вам нужно сбалансировать свою жизнь.

Она была права. Я слишком «въехала» в свою должность продюсера. Но мне нужна была эта работа — и, что еще важнее, те деньги, которые она приносила, потому что мне надо было оплачивать счета.

— Вам надо взять под контроль все сферы своей жизни, ее нельзя сводить к одной области, например к работе. Этим вы ставите под угрозу всю себя. Ваш организм сдает, вы ударяетесь в слезы без всяких причин — явные признаки налицо: что-то вышло из строя.

Я внимательно слушала.

— Вот что вам необходимо: станьте генеральным директором своей жизни. Представьте, что «Карин» — это предприятие, компания. Есть личный отдел, отдел любви, отдел семьи и профессиональный отдел. И помните, что если в каком-то из этих отделов неполадки, то и другие не смогут правильно функционировать и все предприятие пойдет под откос.

Она была права. Последнее время, чтобы полностью избежать всяческих мыслей о своих счетах по кредитным картам, я слишком глубоко погрузилась в работу. А из-за сверхсерьезного отношения к работе стала игнорировать свое здоровье, свою личную жизнь, вообще все. И все это надо было взять под контроль.

 

Большой переворот

Спустя несколько часов я решила, что надо наконец взглянуть правде в глаза. Нельзя же прятаться от своих долгов вечно. Это никуда не ведет. В первую очередь предстояло точно подсчитать все мои долги. Подведя баланс по всем картам и сложив все вместе, я увидела, что долг мой перевалил за двадцать пять тысяч долларов. Мне-то всегда казалось, что это всего тысяч семнадцать, но я ошибалась. Долг был двадцать пять тысяч чертовых долларов. Боже милосердный!

От одной девушки, с которой я когда-то работала, я слышала, что существует так называемая консультационная программа по долгам. У девушки была куча кредитных карточек, и она рассказывала, как вступила в эту программу и каким правильным было это решением. Компания забрала все ее карточки, снизила процентные ставки по ним и выдала долгосрочные обязательства.

Потыкавшись по Интернету, я нашла название нужной мне компании. Она называлась «Кредит ГАРД оф Америка». В верхней части сайта была надпись: «Каждые три секунды еще кто-то задерживает оплату по своему счету». Я решила позвонить туда, хотя и страшно нервничала.

— «Кредит ГАРД оф Америка», — ответили мне.

— Здравствуйте, — сказала я. — Я бы хотела присоединиться к программе, и мне, наверное, надо бы поговорить с кем-нибудь, не знаю точно с кем.

— Да, конечно, — ответила служащая. — Примерно какого размера ваш долг?

— Мм… около двадцати пяти тысяч долларов, — сказала я. Мне было очень стыдно.

— Это все долги по карточкам?

— Да, — смущенно сказала я. Я ждала, что девушка сейчас накричит на меня, скажет, что я идиотка. Но ничего подобного не случилось.

— Так, и сколько у вас карточек? — спокойно спросила она.

— Восемь, — ответила я.

— Они все просрочены?

— Все, кроме двух, — сказала я. Я все еще посылала платежи на «Дженнифер конвертиблз» и «Дискавер».

— Вы можете зарегистрировать только просроченные карточки, — объяснила служащая.

Хотя мне ужасно хотелось отдать их все, я все равно почувствовала облегчение. Больше всего меня волновала «Америкен экспресс». Если ее заберут, то все будет отлично.

— Хорошо, — сказала я. — Погодите, а как все это происходит?

— Ну, если вы решаете присоединиться к нашей программе, то даете мне все номера счетов кредитных карт, которые просрочили. Затем мы звоним в компании, закрываем счета и обговариваем пониженную ставку кредита для вас. После этого мы с вами поработаем и рассчитаем, сколько вы сможете платить ежемесячно, а затем раз в месяц будем пересылать эту сумму прямо с вашего текущего счета на ваши карточные счета.

— Это плохо скажется на отчете о моей кредитоспособности? — спросила я.

— Хуже, когда вы постоянно задерживаете выплаты. От нас агентства по кредитоспособности ничего не узнают, но компании, выдавшие кредитные карты, могут кому-нибудь сообщить о том, что вы участвуете в плане управления долгами. Такая информация может кому-то и не понравиться, но это лучше, чем банкротство.

— Хорошо, — сказала я. — А какова ваша доля?

— Мы некоммерческая организация.

— Правда?

— Правда.

— Прекрасно, — сказала я. — Тогда я вступаю.

До вечера я заполняла формы, которые мне прислали по факсу, а к концу дня стала членом «Кредит ГАРД оф Америка».

Пятнадцатого числа каждого месяца они будут вычитать четыреста тридцать два доллара прямо с моего расчетного счета и распределять их между кредиторами.

Кроме закрытия всех карточек, девушка, с которой я разговаривала по телефону смогла снизить все проценты по моим кредитам. По большей части карточек их снизили примерно до 10 %, а по счетам «Америкен экспресс» и «Маршалл Филдз» — практически убрали их совсем. Правда-правда! Ноль! Еще служащая сказала, что если кредиторы будут мне звонить на следующей неделе по поводу оплаты, чтобы я давала им ее номер телефона. У меня просто камень с души свалился! Я становилась гендиректором своей жизни! Я брала ее под свой контроль!

* * *

Следующее, о чем я должна была позаботиться, — это плата за квартиру И здесь просто отдать все долги было не лучшим выходом. Тысяча девятьсот пятьдесят долларов — это куча денег. Почти половина моего заработка шла на оплату квартиры. Мне надо было найти жилье подешевле. Тут зазвонил телефон.

— Привет, Карин, это Скотт! — раздался мужской голос.

Со Скоттом мы когда-то работали в Чикаго в «Шоу Дженни Джоунз». Теперь он тоже жил в Нью-Йорке и работал в «Шоу Салли Джесси Рафаэл».

— Привет! — воскликнула я. Было приятно услышать его.

— Как там твой велосипед? — спросил он.

Однажды, в те два месяца, что я не работала, мы с ним в одночасье купили велосипеды. Это было довольно забавно. Скотт однажды позвонил мне и пригласил покататься на велосипеде.

«Хорошо бы, но у меня велосипеда нет», — сказала я.

«У меня тоже, давай купим», — ответил он.

«Отлично!» — воскликнула я.

Так что примерно через полчаса мы встретились в велосипедном магазине рядом с моим домом и оба заплатили по три сотни только для того, чтоб иметь возможность прокатиться. Но различие между нашими покупками состояло в том, что Скотт давно хотел купить велосипед, откладывал на него и заплатил наличными. А я просто хотела покататься и взяла его на карточку.

— Вот с велосипедом-то у меня как раз все в порядке, — ответила я. Честно говоря, я не прикасалась к нему больше ни единого раза.

Судя по всему, Господь опять услышал меня, как тогда, когда я искала недорогую парикмахерскую, и тогда, когда мне понадобилась карточка «Дискавер».

— Послушай, сказал Скотт. — Я вспомнил, что, когда мы с тобой разговаривали в прошлый раз, ты жаловалась, что у тебя квартплата выросла почти до двух тысяч. А я тут нашел отличную огромную квартиру с двумя спальнями и хотел бы переехать туда, но мой теперешний сосед переезжать не хочет. Так что я решил спросить, как ты смотришь на то, чтобы стать моей соседкой?

— Великолепно! — без малейших колебаний ответила я. — И сколько платить?

— Две триста в месяц, так что на каждого это тысяча сто пятьдесят, — ответил Скотт.

Тысяча сто пятьдесят в месяц? Да я же на одной квартплате смогу экономить восемьсот долларов! Почти десять тысяч в год!

— Господи, да конечно согласна, — немедленно сказала я. — Даже и смотреть не буду.

— Постой, постой, я тебе расскажу. Квартира просто огромная. Ты умрешь, когда увидишь. Две спальни, две ванные, два этажа. И новехонькая. Дом построили всего год назад. Ах да, она находится в Бруклине.

— В Бруклине? — с сомнением спросила я, вспомнив свой опыт пребывания около Бруклина, когда я пропустила нужную остановку по пути в парикмахерскую.

— Ну да, в Бруклине. Район называется Бэрум-Хилл, это прямо за Бруклин-Хайтс и Коббл-Хилл. Всего три остановки подземкой от Манхэттена. Местечко, конечно, не ахти. Бруклин вообще — райончик тот еще. Вроде как Бактаун в Чикаго, — сказал Скотт.

Бактаун в Чикаго считался «опасным» местом, пока там не начали селиться всякие яппи и не заполонили его. Отношение к этому району в городе так и осталось несколько опасливым, и там были неприятные места. Но по большей части квартал был безопасен. В квартире в Бактауне за те же деньги можно было получить гораздо больше удобств. Похоже, то же самое и в Бруклине. Но и в Чикаго я никогда не была девушкой того типа, что живут в Бактауне. Скорее, я была девушкой с Мичиган-авеню, одной из центральных улиц Чикаго. И теперь Бруклин — не самое подходящее для меня место, но плата за квартиру мне очень нравилась, и упустить шанс я не могла.

— Отлично, я в доле. Серьезно, даже и смотреть не буду. Доверяю твоему суждению. Просто впиши меня, куда надо.

— Круто, — сказал Скотт. — Заселяться можно с первого октября. Я позвоню домовладельцу, что мы берем квартиру. Но все равно лучше тебе ее посмотреть. Давай-ка сходим туда в выходные.

— Уговорил, — согласилась я.

Я положила трубку, широко улыбаясь. Все изменится к лучшему. Я выберусь из этой неразберихи и перееду в квартиру подешевле. Все будет хорошо. Мне только надо было позвонить своему домовладельцу и узнать, разрешат ли мне отказаться от найма. А, принимая во внимание мой долг за последний месяц, я не видела причин для задержки.

* * *

На следующий день Скотт позвонил мне и сказал, что домовладелец готовит договор о найме, но хочет проверить кредитоспособность каждого из нас. Я заставила Мэри напечатать бумажку, что мой доход больше ста тысяч долларов в год, потому что знала, что хозяину вряд ли понравится, если он узнает о моем долге в двадцать пять тысяч. Я отправила ему эту бумажку по факсу вместе с формой проверки кредитоспособности, которую Скотт велел мне заполнить.

В среду утром я позвонила своему домовладельцу, чтобы узнать, могу ли разорвать свой договор о найме. В конторе никто не ответил, и я просто оставила сообщение. В тот день отдел продаж «Кинг уорлд» устраивал большой обед для персонала шоу в «Челси Пирс», зале для приемов в Нью-Йорке, и все мы были там. И конечно, из конторы домовладельца позвонили как раз посреди обеда.

— Карин? Это юрист из конторы вашего домовладельца. Вы нам звонили? — спросила женщина.

— Да. Спасибо, что перезвонили, — нервно сказала я, выходя из зала. — Вы, наверное, знаете, что я задолжала квартплату за месяц. Я хотела выяснить, есть ли у меня возможность расторгнуть договор о найме. Последнее время у меня сложности с оплатой счетов. Честное слово, я не могу больше платить за эту квартиру.

Все. Никаких оправданий. Никаких «я потеряла чековую книжку». Пора становиться честной.

— О, мне очень жаль, — сказала юрист. — Если мы найдем кого-нибудь, кто снимет вашу квартиру, то расторгнем с вами договор. Но если не сможем, вам придется платить за нее до тех пор, пока кто-нибудь найдется.

— Хорошо, — ответила я. — Надеюсь выехать к первому октября.

Мне не хотелось выезжать. Я любила свою квартиру, но выбора не было. Я снова заплакала.

— Ну, что ж, у нас целый месяц в запасе, — сказала женщина. И тут она поняла, что я плачу. — Послушайте, дорогая, не надо расстраиваться. Между нами, я уверена, что мы кого-нибудь найдем.

Какая милая женщина!

— Спасибо, — сказала я.

— А знаете что? У нас ведь есть ваш залог, так почему бы вам не заплатить за август, а за сентябрь я зачту ваш залог. Это проще, чем если вы будете платить за сентябрь, а нам потом придется делать перерасчет и возмещать вам переплату.

— Вы сделаете это? — не поверила я.

— Да, я только попрошу Спиро, управляющего, подтвердить, что квартира в хорошем состоянии.

Повесив трубку, я насухо вытерла глаза и вернулась в зал. Этот звонок и тот, что я сделала вчера в службу консультации по долгам, были самыми унизительными в моей жизни. Было ужасно стыдно признать свою безответственность. Но я на правильном пути. Все будет нормально. Я разберусь со своими финансами, перееду в более дешевую квартиру, и, если работа не будет мне в радость, я не стану держаться за нее, а повернусь и уйду.

 

Начало

После трехмесячного ада подготовки наконец-то состоялась премьера «Шоу Ананды Льюис». Это было в понедельник, 10 сентября 2001 года. Хотя я совершенно вымоталась и не испытывала к этому шоу никаких чувств, кроме ненависти, я не могла не волноваться. Когда ты столько сил вкладываешь в какое-то дело, то хочешь гордиться окончательным результатом. Мне очень хотелось, чтобы силы были потрачены не зря.

Что касается моей доли в Файер-Айленд, мне наконец удалось провести там выходные, но это оказалось совсем не то, что я люблю. Там было мило, но как-то очень в духе колледжа. Это не по мне. А ведь я заплатила за целых четыре выходных. Выброшенные деньги.

Как мы и планировали, Скотт повел меня показать квартиру в Бруклине. Он говорил чистую правду: недалеко от Манхэттена, район несколько жутковатый, но квартира огромная. В дополнение к двум этажам там был даже задний дворик!

Однако хозяин не горел желанием сдавать ее мне после того, как ознакомился с моей кредитной историей. Он никак не мог понять, как это при таком высоком заработке у меня столько долгов. Только после того, как Скотт заверил его, что мне можно доверять, домовладелец наконец подписал наше заявление. Однако заставил нас внести оплату за два месяца вперед в качестве залога. Таких денег у меня не было. Поэтому, клянясь, что это в последний раз, я позвонила маме и попросила прислать денег. И, как когда-то с чеками от «Маршалл Филдз», она снова помогла мне выбраться из этой ситуации — но сказала, что это в последний раз.

В тот понедельник, сделав последние изменения в шоу, съемки которого были назначены на следующий день, я не могла не волноваться. Я переезжала в более дешевую квартиру, я вступила в программу по выплате долгов, и наконец-то настала премьера шоу. Все это для меня означало, что жизнь, Бог даст, станет полегче. Все понемногу налаживалось.

В тот вечер состоялся большой прием, посвященный началу шоу. Он проходил в пентхаусе отеля «Хадсон». Отель «Хадсон» — самый крутой в городе. Хотя бы потому что это отель Иэна Шрагера, он уже суперкрутой. В последние два раза, что я была здесь в баре, я встречала Харрисона Форда и Клаудиу Шиффер. Пусть по отдельности, но я их видела. Поверьте, живьем он такой же сексуальный, как и в кино. А она действительно красавица.

Рабочий день заканчивался, приближалась вечеринка, а на психику давило: сценарий для завтрашнего шоу еще не дописан! Но теперь я была гендиректором своей жизни и знала, как нужно поступать. Оставаться и работать, когда все уйдут на вечеринку — это нарушение баланса. Так что, несмотря на недописанный сценарий, около семи я ушла на прием, поклявшись, что завтра приду пораньше и все допишу.

_____

Пентхаус в «Хадсоне» занимал весь верхний этаж. Номер имел форму буквы «U», причем на каждом роге этой буквы располагалась огромная открытая терраса. Одна сторона была полностью открыта, на ней стояли столики, другая накрыта тентом. Повсюду — открытые бары, официанты разносили закуски. Внутри — белая мебель, металлические стулья и люцитовые столы. Вечеринка была шикарная! Именно так я и представляла себе жизнь продюсера нью-йоркского телевидения!

Не успела вечеринка начаться, как пошел дождь. Затем он превратился в ливень. Разразилась жуткая гроза. Пока гостиничная прислуга пыталась установить боковые части тента, мощный порыв ветра прошелся вдоль террасы; полетели стаканы и тарелки. Через несколько минут Молли, моя ПП, получила сообщение Дженни из транспортного агентства: все гости нашего шоу собирались вылетать сегодня вечером, но из-за сильного дождя их рейсы отменены. Пришлось Молли возвращаться в офис и переделывать заказы на утренние рейсы.

Примерно через час гроза прекратилась, и тент снова убрали, открыв террасу ночному воздуху. После такой грозы — совершенно ясное небо и ни ветерка. Ночь была тиха и прекрасна.

Пообщавшись с присутствующими, я подошла к краю крыши, чтобы взглянуть на прекрасные очертания Манхэттена. И невольно улыбнулась, потому что это быт мой город. Нью-Йорк вобрал меня в себя, и я не могла позволить ему перемолоть меня, превратить в ничто и выплюнуть. Я должна была одолеть эти жесткие проблемы с деньгами и выжить здесь. Нельзя, чтобы пара трудных месяцев выбила меня из колеи.

После вечеринки несколько сотрудников, и я вместе с ними, отправились в другое местечко. К нам присоединилась Молли, успев к тому времени перезаказать билеты для гостей на утро. Мы гуляли по ночному городу до трех часов. Молли жила в Квинсе, ехать в такую даль ей не хотелось, так что она осталась ночевать у меня на диване.

На следующее утро мы обе проснулись в легком тумане и понеслись на работу заканчивать сценарий для шоу. Шоу посвящалось женщинам и болезням сердца, так что все наши гости были женщинами, перенесшими сердечные приступы еще в юности. Сара Фергюсон, герцогиня Йоркская, выступала от Американской сердечной ассоциации, она же была и гостьей. Я с нетерпением ждала ее прибытия.

Из-за вчерашней вечеринки планерку, которая обычно проходила в восемь тридцать, перенесли на девять часов. Поскольку все наши гости ожидались утром, я велела Молли отслеживать все рейсы, чтобы убедиться в их прибытии.

Около восьми сорока пяти утра, когда я вносила завершающие штрихи в сценарий, вдруг заговорили о каком-то самолете, который протаранил башню Всемирного торгового центра. Я взглянула на телевизор, стоящий в углу офиса, и увидела репортаж: клубы дыма, валящие сбоку одного из зданий.

— Что там происходит? — крикнула я Кирку, продюсеру программ новостей, замершему около телевизора.

— Самолет врезался во Всемирный торговый центр!

— Кошмар, — сказала я. — Местной авиалинии?

— Еще неизвестно, — ответил он.

Я посмотрела в окно, не видно ли дыма. Ничего видно не было. Всемирный торговый центр располагался ближе к Финансовому району, милях в четырех к югу. На экране возникали новые кадры, и все сотрудники подтягивались к телевизору. Вдруг Кирк подпрыгнул.

— О боже, вы видели это? — вскрикнул он.

— Что именно? — спросила я.

— Еще один самолет врезался во вторую башню!

Несколько минут спустя стали снова и снова повторять картинку второй катастрофы, и все в офисе начали бурно обсуждать происходящее.

— Это не авария, — сказал Кирк, — два самолета не могут случайно влететь в самые большие здания Манхэттена. Это сделано намеренно.

Я подумала о наших гостях, которые летят утренними рейсами. Сара Фергюсон уже в городе, но в половине девятого ожидались зри группы остальных гостей. Я развернулась к столу своей помощницы.

— Молли, — крикнула я ей, — наши гости приземлились?

— Я как раз выясняю, — ответила помощница. — Я позвонила Дженни в транспортный, и она проверяет.

Прошло некоторое время, люди бессмысленно слонялись из кабинета в кабинет, начиналась паника. У многих были друзья, которые работали в этих зданиях. У меня, к счастью, там знакомых не было.

Примерно в четверть десятого босс собрал нас на совещание по шоу. Мы все еще не понимали толком, что происходит, и поэтому не знали, будут ли съемки. Но к концу совещания пришло сообщение, что Манхэттен закрыт, и мы мало-помалу начали осознавать всю грандиозность происходящего. Стало ясно, что никакой записи у нас сегодня не будет.

Когда я вернулась к себе, Молли уже получила подтверждение, что все наши гости благополучно приземлились. Единственная проблема состояла в том, что мы теперь не могли их найти. Они — либо в аэропортах, либо в машинах по пути к городу, но во всей этой панике было невозможно с ними связаться.

— Молли, — сказала я, начиная нервничать, — у всех этих женщин больное сердце!

— Знаю, знаю, — ответила она, сочувственно глядя на меня.

Я подняла трубку и набрала номер пиар-агентства Сары Фергюсон: следовало сообщить, что съемок не будет. Там все время было занято. Наконец, после множества попыток, я прорвалась. Поговорив с женщиной из агентства, я выяснила, что Сара Фергюсон уже выехала из Манхэттена.

На экране телевизора возникли новые кадры: третий самолет врезался в Пентагон.

В это время выяснилось, что один из водителей, встречавших гостей, застрял в Квинсе. Он не может привезти нашу гостью в Манхэттен, потому что все мосты и туннели закрыты. Дженни пыталась уговорить его отвезти женщину в ближайшую к этому месту гостиницу.

В ту же минуту зазвонил телефон Молли, и другая наша участница сообщила, что они с мужем только что подъехали к отелю недалеко отсюда. Чувствуя ответственность за людей, вытащенных мною в Нью-Йорк, я попросила Майка отнести им деньги: что с ними теперь? Вдруг остались без гроша в кармане?

— Не хочу я никуда идти, — сказал Майк. — Я домой хочу.

— Знаю, Майк. Я тоже хочу домой. Но, пожалуйста, сделай это для меня. Отель недалеко, на этой же улице. Всего в половине квартала отсюда. На нас лежит ответственность за этих людей. Мы привезли их сюда и не можем теперь вот так просто развернуться и разойтись по домам. Мы должны убедиться, что у них все в порядке.

— Знаю, но я все равно хочу домой, — сказал Майк. — Я хочу быть со своей семьей.

Казалось, он вот-вот расплачется. Но как бы он ни раздражал меня, я сочувствовала ему.

— Если ты отнесешь им эти деньги, то после этого можешь идти домой. Пожалуйста, — просила я.

Тут по селектору раздался голос Дженнифер:

— Внизу вас дожидаются двое гостей. Они только что прибыли.

— Пожалуйста, Майк, — сказала я, — если ты пойдешь в отель, я смогу заняться этими двумя внизу.

— Ну ладно, — неохотно согласился он.

Вместе с Майком мы спустились вниз. Он направился в отель, а я осталась в вестибюле с приехавшими гостями. Одна из них — женщина, восемнадцатилетняя дочь которой умерла от сердечного приступа. Девочка считалась совершенно здоровой, и роковой приступ случился, когда она ехала с друзьями на концерт оркестра Дэйва Мэтью. Только вчера родные и друзья панихидой отметили годовщину ее смерти. Я представилась ее матери и сестре, которая сопровождала мать в поездке. Они были из Джорджии, две очень милые особы.

— Здравствуйте, Карин, — сказала женщина. Видно было, что она напугана.

— Здравствуйте, — ответила я. — То, что произошло сегодня — ужасно. Но все образуется.

Я старалась, чтоб мой голос звучал спокойно.

— Знаете, Карин, я очень хочу воссоединиться с моей умершей девочкой, но не таким же образом, — сказала она.

Бедняжка все еще была очень слаба, а я притащила ее в Нью-Йорк во время самой страшной террористической атаки.

— Понимаю, — сказала я. — Но все проходит в этом мире, а жизнь продолжается. И как бы вам этого ни хотелось, вы вряд ли встретитесь со своей девочкой в ближайшее время.

Не знаю, было ли это пророчество верным.

Вручив им сто долларов наличными, я проводила гостей до такси и отправила в гостиницу. Когда такси отъехало, я взглянула через улицу на здание Си-би-эс. Люди вбегали и выбегали через вращающиеся двери. Я представила себе, что там, наверное, вызывают на работу всех сотрудников. Зрелище было пугающим. Какой-то вселенский хаос.

Я вернулась к себе, вслед за мной вернулся Майк и начал собираться домой. Вскоре пришли новости о разрушении обеих башен. На этот раз, повернувшись к окну за спиной, я увидела огромное белое облако. На дым оно не походило. Оно походило именно на облако.

Я позвонила родителям и сообщила, что обо мне можно не волноваться. Потом позвонила сестре Лизе. Услышав мой голос, она расплакалась.

— Слава Богу, ты в порядке, — рыдая, сказала Лиза. — Мне было так страшно. Я пыталась дозвониться до тебя, но линия все время была занята.

— Я в полном порядке, То, что ты видишь по телевизору — это Южный Манхэттен. Я примерно в четырех милях от этого места.

— Почему ты не идешь домой? — спросила она.

— Мы должны убедиться, что все наши участники в отелях и что они в безопасности. Обо мне не беспокойся: здание у нас низкое, я работаю на третьем этаже. Все будет хорошо. Я даже не в Си-би-эс.

Я вдруг с удивлением отметила, что, будучи самой большой плаксой на свете, не плачу! Значит, я сильная.

Остаток дня мы все провели на работе, следя за тем, как разворачиваются события. Никто не ушел домой. Мы не работали, но все были там. Возможно, подсознательно все боялись покинуть наше вполне безопасное, невысокое здание.

Наконец, после выступления президента Буша, я собрала вещи и ушла. Идя по 57-й улице, с удивлением заметила, как там тихо. И ни одного человека, кроме меня. Тишина напоминала ту, после грозы, прошлой ночью. Подошел автобус, и водитель подвез меня до дома бесплатно.

Всю ночь я не спала, смотрела прямые репортажи с места событий. Интересно, если бы вчерашняя гроза разразилась на двенадцать часов позднее, произошло бы это? Полеты были бы отложены. Или даже сняты.

Одно за другим в эфире воспроизводились голоса с автоответчиков — последние сообщения от тех, кто остался в этих башнях. Слова прощания с родными и любимыми людьми. Я слушала сообщение за сообщением. Около трех утра позвонила женщина, вся в слезах, и сказала, что ее брат был в башне. Он оставил ей сообщение, и она хотела, чтобы все это услышали. Чтобы все прочувствовали боль, которая теперь переполняет ее, и страх, который испытал он тогда, в его голосе. И тут же с телеэкрана донесся взволнованный молодой голос:

«Привет, это я. Я хочу сказать вам, что я во Всемирном торговом центре и скоро умру. Просто хочу сказать, что люблю вас. И если я чем-то обидел тебя или маму, или папу, простите меня. Мне ужасно жаль, если я чем-то разочаровывал вас. Я люблю вас».

И тут я наконец расплакалась. Я оплакивала его и всех других, чьи голоса слышала этой ночью. Голоса, полные отчаяния. Голоса людей, которые знали, что вот-вот умрут. Голоса, которые помогли мне увидеть свою собственную жизнь. Парень должен был умереть, и единственное, что имело для него значение, — это семья. Ни одежда, ни туфли и даже ни работа. В конце всего, в конце жизни самым главным становятся наши отношения с другими людьми. Все остальное не имеет значения. Все может измениться в один момент. А жизнь слишком коротка, чтобы пестовать свои несчастья. И мой доктор прав: если самое плохое, что со мной случилось на настоящий момент, — это нелюбимая работа, то для меня еще не все потеряно.

* * *

В течение нескольких недель после этого, идя на работу, я отмечала: на всех углах по-прежнему солдаты с винтовками. Нью-Йорк стал другим городом. Мы как будто оказались в зоне боевых действий. По 57-й улице шли танки — мимо «Бергдорфа Гудмэна», мимо «Отто Тутси Плоуханда».

Что касается «Шоу Ананды Льюис», то в течение двух недель его практически ежедневно заменяли новостями. Все, конечно, пытались вернуться к работе, но это казалось бессмысленным в свете того, что произошло. Вдруг стало ясно: то, чем ты зарабатываешь себе на жизнь, по большому счету не имеет значения. Как можно оправдать саму попытку создать легкомысленное, веселое шоу? Как поднять трубку и начать говорить с кем-то на темы, связанные с макияжем, если стрижка и цвет волос не имеют значения? В течение нескольких недель после одиннадцатого мы выпустили несколько программ, связанных с катастрофой. Затем мало-помалу попытались обратиться к более оптимистичным темам.

Когда шоу наконец вернулось в эфир в конце сентября, рейтинги были низкими. Казалось, что рейтинги всех дневных программ упали, потому что люди, и я в том числе, предпочитали новости, каналы вроде Си-эн-эн, Эм-эс-эн-би-эс.

Именно тогда наш исполнительный продюсер Хосе объявил, что уходит из шоу и возвращается обратно в Лос-Анджелес, к своей семье. Он планировал, что будет ездить из города в город, но после того, что случилось, решил, что правильнее оставаться в Лос-Анджелесе. Мэри тоже объявила, что переходит в отдел развития «Кинг уорлд». У нас менялось руководство. Вновь запустить «Шоу Ананды Льюис» предполагалось во время ноябрьских рейтинговых прогонов.

Словом, предстояли большие перемены и на работе, и дома. Приближался октябрь, и мне пора было упаковывать вещи и менять Манхэттен на Бруклин. Я оказалась на пороге новой главы в моей жизни.

 

Исход из рая

К счастью, как и планировалось, домовладельцу удалось сдать мою квартиру к первому октября, так что мне не надо было волноваться по поводу двойной квартирной платы в течение какого-то времени. Я начала упаковываться и, чувствуя себя гендиректором своей жизни, даже взяла свободный день для переезда.

Моя новая квартира была гораздо больше нынешней, а вот спальня — меньше. Моя роскошная кровать вишневого дерева туда не влезала, не говоря уж о большом шкафе и комоде с девятью полками. Выбора не было — с ними следовало расстаться. Я бы их с удовольствием продала, и деньги бы мне не помешали, но это все — подарок мамы, и она была против. Зато она заплатила за перевозку всех этих вещей сестре, чтобы «сохранить их в семье», как она объяснила.

Всю неделю перед моим переездом швейцары приберегали для меня коробки, чтобы не пришлось их покупать. Эти люди хорошо ко мне относились, и расставаться с ними было грустно. Как с членами семьи. Они мне были вроде семьи. Я ведь встречала их каждый день, возвращаясь с работы.

* * *

В день переезда, упаковывая вещи, я удивлялась, сколько барахла успела накопить за год. На всех столиках полно безделушек, каждый дюйм стены занят картинками, повсюду вазы с искусственными цветами. Можно только удивляться количеству вещей, которое может вместиться в квартирку размером четыреста семьдесят пять квадратных футов!

Чтобы облегчить себе жизнь, я обратилась в транспортную компанию. Я не вожу грузовой фургон, да и друзей, жаждущих мне помочь с переездом, у меня нет. Так что это единственное, что оставалось, и это обошлось мне в четыреста долларов. Меньше чем за час они освободили квартиру от моих вещей. Вся моя нью-йоркская жизнь — от велосипеда до ночнушек — покинула Манхэттен и отправилась в Бруклин. Я даже замок забрала. Черт меня побери, если я позволю управляющему продать его следующему простофиле. Когда вещи увезли, в квартире остались только Элвис и я.

Со слезами на глазах я попрощалась с низеньким холодильником, тремя большими окнами, с людьми в комнате с люстрой через дорогу и с двумя пустыми шкафами. В последний раз спустилась вниз на лифте и попрощалась с моими любимыми швейцарами. Сэм. Озе, Эдсон — все были на месте в тот день. А усевшись в такси и сообщив водителю свой новый адрес, я попрощалась с 57-й улицей.

Мы с Элвисом прибыли в наше новое жилище гораздо быстрее, чем перевозчики мебели, которых остановили и осмотрели перед Бруклинским мостом. Почти час мы вдвоем прибирали квартиру. Собственно, прибирала я, а Элвис прятался в углу. Его ничуть не радовали перемены. Я пыталась объяснить ему, что теперь мы здесь будем жить, но он не слушал.

В прошлый раз я осматривала квартиру в такой спешке, что кое-какие детали от меня ускользнули. Оказалось, что я живу возле Бруклинского исправительного дома, фактически тюрьмы, а дальше по улице находится «дом для мальчиков» — дом, где обитали юные правонарушители. Совсем недалеко — большой спальный микрорайон. Конечно, кому-то же надо жить в спальном микрорайоне, но принято считать, что это не самые безопасные места. Словом, соседство тут перспективное, но до хорошего оно пока не доросло.

А если отбросить все это, мое новое жилье было великолепным. В доме всего шесть квартир. Три из них, включая нашу, занимали первый и цокольный этажи. Но цокольный этаж — не какой-нибудь темный омерзительный полуподвал, он лишь немного уходил под землю. Еще три квартиры — на втором и третьем этажах. В одной из них жили люди, знакомые нам со Скоттом еще по Чикаго; от них-то мы и узнали об этом доме.

На первом этаже нашей квартиры были большая гостиная и кухня. Около кухни располагалась моя спальня. В ней были ванная и дверь, ведущая наружу, в задний дворик, который полностью принадлежал нам. Дворик — шестнадцать на двадцать пять футов величиной, и там росла настоящая трава! После года жизни в Манхэттене я и не представляла, что обычная трава может произвести такое впечатление! У наших двух соседей по нижнему этажу тоже были такие же дворики, разгороженные низким чугунным заборчиком, достаточно высоким, чтобы разъединять участки, но достаточно низким, чтобы не мешать общаться. На нижнем этаже нашей квартиры — только большая спальня и ванная. Там жил Скотт. Его спальня была гораздо просторнее моей, но я на нее даже не претендовала — там слишком темно.

Перевозчики прибыли одновременно с парнем из службы «1-800-Матрас». Не подумав, я отправила свой пружинный матрас сестре вместе с кроватью. Поняв свою ошибку, я сначала очень огорчилась, но полом утешилась, гордая тем, что из какой-то рекламы запомнила номер 1-800-Матрас. Один только набор этого номера уже превращал заказ нового матраса в развлечение!

Наконец весь мой скарб был разгружен, я не спеша стала распаковываться. Тут на фургоне подъехал и Скотт. Мне не очень нравилась идея делить квартиру с соседом, более пяти лет я прожила одна. Но, подумав, я смирилась и успокоилась. Скотт — свой парень.

Соскочив с водительского места, он не вошел в дом, а наклонился к земле, и я заметила, что он с чем-то возится. Через несколько секунд я поняла, что вокруг него вертится ужасно дерганая собачонка. Ее звали Веда, и была она восьмимесячным терьером. Представьте, маленькая такая, забавная собачонка. Правда, эта Веда оказалась совершенно сумасшедшей.

Вывалив язык изо рта, она рвалась вперед, и только поводок сдерживал ее. Поэтому ее передние лапы постоянно болтались в воздухе, в то время как задними она твердо стояла на земле. Она бешено крутила головой во все стороны, и мне казалось, что глаза у нее косят. Но самое забавное — она улыбалась! Собаки умеют улыбаться, это правда! А у этой улыбка была во всю морду. Казалось, она в жизни не испытывала такого восторга. Словно демонстрировала себя в зоопарке или на собачьей выставке. Она просто висела на своем поводке в Бруклине.

— Вот кто по-настоящему взволнован, — смеясь, сказал Скотт.

— Да уж, — вздохнула я. Бедняга Элвис еще не знал, что на него свалилось.

— Она любит веселые тусовки, — объяснил он.

— Заметно, — ответила я.

До конца дня я помогала Скотту разгрузить его вещи, а Веда и Элвис общались. Собственно, общалась Веда, а Элвис пытался от этого уклониться. То и дело слышалось цоканье Вединых лапок по полу, а затем звук шшшшшш, испускаемый Элвисом. Потом мягкие тум, тум, тум — это Элвис шлепал ее лапой по морде. Он то и дело повторял это — ни дать ни взять как в какой-нибудь комедии. Потом Элвис нашел укромное местечко где-то в шкафу и больше не выходил оттуда.

Вечером мы встретились с нашими соседями, семейной парой, которая приехала в Бруклин год назад из Техаса. Их звали Аллен и Дайан, им было слегка за тридцать. Оба работали в гостиничном бизнесе. Дайан — в отделе продаж в «Уолдорфе», а Аллен — менеджером в отеле «Хадсон», том самом, где у нас была вечеринка. Необходимо уточнить — он был менеджером, но потерял работу из-за волны временных увольнений, накатившей после одиннадцатого.

У Аллена и Дайан имелись две толстозадые собаки — доберман по кличке Уве и волчица, которую звали Джеззи. Джеззи на самом деле была эскимосской лайкой, но мне казалась представительницей волчьей породы. В первый же вечер, когда Веда выбежала во дворик, Джеззи внимательно оглядела ее сквозь забор, облизываясь и слегка пуская слюни. Уве тоже заинтересовался, но Веда ему явно просто понравилась. А Джеззи была не прочь съесть соперницу. Аллен сказал, что она привыкнет и успокоится.

До конца недели Скотт и я занимались разборкой вещей. Вернее, это делал один Скотт. Я, заканчивать разборку не спешила, решив, что больше не буду загромождать свою жизнь безделушками и пустяками. Буду жить просто. Поэтому я достала только то, что мне было на самом деле необходимо, а остальное засунула, не доставая из ящиков, в огромный шкаф. В моей спальне теперь были только матрас на полу и одежда в шкафу. И все.

Раз мой дом теперь в Бруклине, мне приходилось каждый день добираться до работы подземкой — вонючей подземкой. Подземкой типа «А давайте посмотрим, сколько же народа может втиснуться в вагон в восемь утра». Подземкой типа «Да, я забыла побрызгаться дезодорантом, но я все равно подниму руку и суну свою подмышку прямо вам в нос». Для профилактики я стала носить с собой антибактериальный гель и часто смазывала им руки и около носа. Надеялась, что он убьет любых мерзких микробов, которые попробуют сунуться в мой нос.

Хотя сначала я страшно не хотела переезжать в Бруклин, потом решила, что это не так уж плохо. И еще у меня было странное чувство, что я здесь когда-то жила. Я очень верю в дежавю. Это когда вы вдруг чувствуете, что уже были в точно такой же ситуации, как сейчас. Всякий раз вместе с дежавю у меня возникает чувство облегчения и безопасности. И я считаю это знаком, что нахожусь там, где мне предназначено быть. Не важно, где и когда возникает дежавю, но это означает, что все идет правильно. Так вот, почти каждый день с тех пор, как я переехала в Бруклин, меня посещало дежавю. Я сочла это способом, который избрал Господь, чтобы сказать мне, что я на правильном пути и все будет в порядке. Как будто все происходящее — часть большого плана. Может, это снижение квартирной платы так на меня подействовало? Но очень хотелось верить, что все не просто так, что все совпадения, удачи и провалы связаны общим смыслом.

Неслучайно же Бруклин тоже начинался с «Б», как и то, что я в конце концов оказалась здесь. Я была пятой «Б» в шестом «Б», если можно так сказать. Знаю, это определенно похоже на сдвиг по фазе. Но что заставляет вас считать меня нормальной? Я за год накупила одежды и наделала эпиляций в области бикини на двадцать пять тысяч долларов — и все в долг! У меня есть тенденция совершать иногда безумные поступки.

 

Ж***!!

Вскоре после переезда мы со Скоттом устроили на улице небольшую распродажу. Я вытащила из коробок кое-какие вещички и все продала! На эти деньги я планировала купить раму для матраса. Я не очень-то люблю спать на полу. Все шло прекрасно до тех пор, пока не обнаружилась некоторая путаница, и Скотт решил заблаговременно прекратить торговлю. Оказалось, я слегка увлеклась и продала нашу микроволновку.

— Зачем ты продала нашу микроволновку? — спросил Скотт.

— Не знаю, — ответила я. — Наверное, о чем-нибудь задумалась. Кто-то предложил мне за нее деньги, я и продала.

— Ну да, отлично. Но, Карин, теперь придется покупать новую микроволновку.

Увы. Он был прав.

Так что мы прикрыли лавочку, и на этом наши распродажи кончились. Но я все же заработала несколько сотен и купила раму для матраса. Ничего шикарного, очень низкая и современная. Она очень подходила к моему новому, упрощенному стилю жизни.

Где-то в середине октября на работе произошли большие перемены в руководстве. Мэри пошла на повышение, Хосе уехал домой, его место заняли два молодых человека, Эд и Дэвид. Дэвид был очень молодым, слегка за тридцать, исполнительным продюсером. Он пришел из мира ток-шоу. Эд тоже, но он уже прорвался к славе, создав шоу «Фанатик» на МТВ. И пришел он в шоу только потому, что был другом Дэвида, которому нужна была помощь ото всех, кто мог ее оказать, чтобы спасти тонущий корабль под названием «Шоу Ананды Льюис».

Несмотря на всю грусть из-за ухода Мэри и Хосе, меня вдохновило, что новые боссы, возможно, дадут шоу новый старт. И хотя я продолжала ненавидеть свою работу, все же решила держаться за нее. Во-первых, рынок трудоустройства в Нью-Йорке находился в застое: никто никого не принимал на работу. А во-вторых, я наконец-то почувствовала, что крепко взяла финансовые дела в свои руки, и это позволяло сосредоточиться на работе. А так как квартплата у меня теперь была ниже, а заработок все так же высок, я смогу, сконцентрировавшись, достаточно быстро выплатить все свои долги.

Большинство телевизионных шоу уже вернулось к своему нормальному состоянию, насколько это было возможно. Снова были в эфире Дэвид Леттерман и Джей Лиино, ведущие популярных вечерних шоу, и люди почувствовали, что снова можно смеяться. Можно развлекаться. Мы, несомненно, навсегда изменились, но тем не менее опять стало нормальным смотреть смешные дневные шоу. Стало не зазорно раскрашиваться и переодеваться, хотя бы просто для того, чтобы поднять людям настроение.

Из-за того, что с самого начала рейтинги у шоу были невысоки, нам надо было во время ноябрьских прогонов показать себя с наилучшей стороны. И снова, как и в начале сезона, начались бешеная гонка и давление со всех сторон.

Тема первого шоу, которую мне выдало руководство, была «Все о мужчинах в журнале „Космополитэн“». Каждый год «Космополитэн» печатал специальный выпуск «Все о мужчинах», где поливалось грязью все, что любят и не любят мужчины, и читатели выбирали по одному красивому холостяку от каждого из пятидесяти штатов. Так что мы собирались выпустить шоу с тем же названием. И я оказалась той счастливицей, на которую возложили это шоу. Объяснив, что оно должно быть грандиозным.

Всю следующую неделю вся наша команда бешено работала. Мы развесили по студии увеличенные до человеческого роста портреты холостяков из журнала. Мы придумали игры, вроде: «Назови пять главных эрогенных зон мужчины» (ответ см. ниже). Одной девушке мы устроили свидание с тремя мужчинами и заставили каждого из них определить, что она сделала неправильно. Всего хватало — и смеха, и слез, и ударов по самолюбию.

Шоу приближалось, и нагрузка становилась все больше. Работать с Эдом мне нравилось больше, чем с Дэвидом. Он многого ждал от сотрудника и требовал, но с ним было легко общаться, он был доступным. Он напоминал мне героя мультика, которого хотелось взять в руки и потискать. Я не была увлечена им, да и он не был человеком моей команды. Мне он просто очень нравился.

За день до шоу Эд и я начали работать над сценарием, и в результате все это закончилось ночным бдением. Да так, что я вернулась домой с работы в шесть утра, переоделась и к восьми уже снова была на работе. Естественно, будь наша воля, мы не стали бы так засиживаться, но нам впервые приходилось записывать шоу такого высокого уровня и нужно было убедиться в том, что все учтено и съемка пройдет гладко.

Что значит «ситуация на грани черного юмора»? Это когда у шикарного нью-йоркского незамужнего продюсера (то есть у меня) нет времени, чтобы принять душ или хотя бы поспать ночь перед тем, как встретиться на шоу с пятнадцатью красавцами-холостяками! Именно это и произошло. Да, бедняга Карин в тот день выглядела далеко не шикарно. Но при всем этом шоу прошло относительно гладко, а остальное не имело значения. Когда рабочий день закончился, я собралась и пошла домой отсыпаться.

С тех пор, как у нас появились Эд и Дэвид, шоу в основном стали проходить довольно гладко. Работа, казалось, стала возвращаться в нормальное русло. Так было до тех пор, пока в помещении Си-би-эс не обнаружили вирус сибирской язвы и съемки снова не застопорились. Ноябрьские прогоны были уже не за горами, и все отмененные съемки наносили тяжелый урон работе.

Именно тогда произошла большая путаница. Как и контракт с «Судом Куртиса», мой контракт с «Шоу Ананды Льюис» делился на «периоды выбора». Так обычно составляются все контракты с персоналом. Текущий период выбора истекал тридцатого ноября, и «Кинг уорлд» должен был предупредить каждого, будет ли контракт действителен, за тридцать дней до этой даты, то есть тридцать первого октября.

Но коль скоро Дэвид был исполнительным директором шоу всего две недели и имел возможность посмотреть работу каждого продюсера только на одном шоу, «Кинг уорлд» счел, что будет несправедливо по отношению к нему, да и к нам, если он сам будет решать, с кем из нас продлить этот период выбора. Поэтому нас снова попросили подписать согласие на продление срока принятия решения, что дало бы ему возможность «судить» о нашей работе еще две недели. Никакого широкого оповещения о продлении не было. Наша администраторша начала вызывать сотрудников по одному в свой офис и объяснять суть дела. И вскоре все друг от друга узнали, что происходит.

Наконец, в четверг на той неделе, настала моя очередь. После разъяснений стало ясно следующее: я могу подписать продление и дать «Кинг уорлду» еще две недели, чтобы они могли решить, нравлюсь ли я им и хотят ли они меня сохранить в штате. Две недели работы до полуночи, может быть целыми ночами. Еще две недели протирать задницу, продюсируя шоу для ноябрьского прогона. И если эти шоу пройдут не совсем гладко, после всех трудов можно услышать: «Нет, спасибо». Мне казалось, что это вариант типа: «Вам надо хорошенько постараться, чтобы нам понравиться, и доказать, что вас стоит держать». Если я не соглашаюсь на продление, «Кинг уорлд», согласно моему первоначальному контракту, должен сообщить мне, буду или нет я у них работать и дальше, 31 октября.

Я чувствовала, что на этом шоу уже показала себя, и была абсолютно уверена, что Эд с Дэвидом относятся ко мне хорошо. Но никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Телевидение — бизнес неустойчивый.

Итак, у меня был выбор — подписывать или не подписывать. Ожидалось, что я подпишу, потому что я всегда плыла по течению. И все вокруг подписывали, так почему же я должна была отказаться? Но когда я открыла рот, чтобы высказать свое решение, ожидаемые слова почему-то не произнеслись.

— Я не собираюсь это подписывать, — сказала я администратору.

Что? Не знаю, почему я так сказала. Само как-то выскочило. Я об этом даже не думала.

— Хорошо, — ответила она.

Я встала и покинула ее кабинет.

Так почему же все-таки я решила не подписывать продление? Наверное, чувствовала, что уже достаточно набатрачила для этого шоу за последние пять месяцев и на компанию вообще за полтора года. Я всю душу и сердце отдавала работе. И если они могут позволить себе не соблюсти элементарной вежливости по отношению ко мне и не дать мне знать о своем решении за четыре недели, как положено по контракту, то и я не собираюсь быть вежливой по отношению к ним и считаться с тем, что кажется им «справедливым». Ведь понятно же — продления выгодны только им. Какую выгоду получит работник от того, что у него будет две недели на поиски работы вместо четырех, если с ним все-таки не продлят контракт? Зная, что в эти две недели решается судьба его работы, он будет задницу рвать, лишь бы его шоу понравилось на ноябрьском прогоне! От этого зависят его средства к существованию.

Вечерком Дэвид пригласил меня в свой кабинет.

— Привет, Карин, — сказал он, пока я усаживалась.

— Привет, — ответила я жизнерадостно, как обычно.

— Слышал, ты не стала подписывать продление, и решил поинтересоваться почему, — сказал он.

— Мне просто хотелось узнать, продляете ли вы контракт со мной, раньше, а не позже, — ответила я. — Вот и все.

— Тебе здесь не нравится? — спросил Дэвид.

— Легко не было, но я вполне справляюсь, — ответила я. — Думаю, ты это прекрасно знаешь, и мне не очень-то хочется доказывать это еще две недели. Мой первоначальный контракт оговаривает, что меня должны предупреждать за четыре недели, то есть в следующую среду, и я просто хочу, чтобы условия контракта были соблюдены.

— Ну, хорошо, — сказал он и, помолчав, продолжил: — Я думал, тебе здесь нравится, и был слегка шокирован, увидев, что ты одна из трех человек, отказавшихся подписывать это. Но про двух других я знаю, что им тут не нравится и они хотят уйти.

— Ну а я хочу, чтоб все было хорошо, и ты знаешь это. Мне просто нужна ясность, и раньше, а не позже.

— Ладно, спасибо, — сказал он.

И вот наступила среда, тридцать первое. Хэллоуин. День продления контрактов. День непродления контрактов. Я пришла на работу и продолжила свои дела. Я все ждала, получу ли я письмо о возобновлении контракта. Я думала, что если бы они не захотели продлевать контракт, то к этому времени уж как-нибудь меня известили об этом. А так как никто ничего не говорил, я ожидала письма. К пяти часам я решила найти Дэвида и спросить его, где письмо. Но он все еще был в студии на записи, так что я нашла администратора и задала этот вопрос ей.

— Вам нечего ждать, — сказала она, и я не поверила своим ушам.

— Вы хотите сказать, что меня не берут? — спросила я.

— «Кинг уорлд» принял решение не возобновлять контрактов с теми, кто не подпишет согласие на продление, — сказала администратор. — Это не имеет никакого отношения к вам лично. Таково общее решение, без всяких исключений.

Из-за того, что я не поставила подпись на клочке бумаги, который они сунули мне в лицо на прошлой неделе, я потеряла работу — вот так незатейливо. Несколько секунд я тупо смотрела на нее, затем вернулась к себе, за свой стол. Я все еще не могла поверить, что это на самом деле случилось.

Как в тумане я сложила вещи и вышла. Если я на самом деле потеряла работу, то какой смысл сидеть здесь до шести? К тому времени, когда я добралась до дома, реальность этого события навалилась на меня, и я расплакалась. Что, черт возьми, мне теперь делать? У меня двадцать пять тысяч долга, а я еще и работу потеряла. И оказывается, сама виновата — не подписала этот дурацкий клочок бумаги. Внезапно я разозлилась и почувствовала себя обманутой. Я проработала в этой идиотской компании полтора года и отдала им так много сил и времени, что чувствовала себя совершенно выжатой. Я решила позвонить Дэвиду, зная, что он уже не в студии. Когда он подошел к телефону, я очень спокойно спросила его, почему они так поступили.

— Как это могло случиться? Я всю жопу отбила, работая на это идиотское шоу с самого начала, а теперь ты не продлеваешь мой контракт!..

Я была спокойна. По-настоящему спокойна. Впрочем, может, и нет.

— Это было решение «Кинг уорлд», я тут ни при чем, — ответил он.

— Ах вот как? И ты, жопа, даже не соизволил сообщить мне об этом! Мне надо было самой спрашивать у людей? (Используя слова на букву «ж», я сбиваю агрессию.)

— Я же сказал, что решал не я, и я не знал даже, что это уже официально подтверждено, честное слово, — настаивал Дэвид.

— А если бы администратор не сообщила мне об этом? И я пришла бы завтра, и послезавтра, и на следующей неделе и продолжала ходить на эту жопскую работу, считая, что у меня все в порядке? А? Я что, должна догадываться, что меня вышвырнули? Обычно, дорогой Дэвид, если людей выгоняют с работы, кто-нибудь им об этом говорит. Они не должны ходить по офису, как жопы, и спрашивать.

Мне и правда становилось легче.

Он промолчал.

— Подите вы в жопу! — сказала я и бросила трубку. Я была в ярости. Меня выгнали. Черт!

* * *

На следующий день я собралась и отправилась на работу. Идти ужасно не хотелось, сама не знаю, зачем я туда отправилась. Не успела я устроиться в своей долбаной низкостенной клетушке, как меня пригласил в свой кабинет Эд.

— Что случилось? — спросил он.

Я рассказала Эду всю историю, все, что со мной произошло. Он внимательно слушал, кивая в нужных местах. Эд все понял правильно. Конечно, я поплакала, потому что с самого начала работы над этим чертовым шоу с трудом ухитрялась сдерживать эти чертовы слезы. Я сказала ему, что, знай я, чем все это обернется, наверное, подписала бы это продление.

— Карин, — сказал Эд, глядя на меня своими огромными глазами мультяшной собаки. — Хочешь честно?

— Валяй, — ответила я.

— Сматывайся ты отсюда. Здесь болото. Это шоу ничего не даст для твоей карьеры. Если ты прямо сейчас пойдешь к Дэвиду и попросишь, он, может, и возьмет тебя обратно. Ты ему нравишься. Но, честное слово, лучше воспользуйся возможностью и покончи с этим контрактом. Линяй. Ты ведь все равно все это ненавидишь.

Эд был прав. К концу месяца я больше не буду связана контрактом и смогу работать, где захочу, и делать, что захочу. У меня было чувство, будто я получаю свободу. Так оно и было. Да, я теряю работу Но, может, это и к лучшему. Найду другую. На это у меня был почти месяц. Я не беспокоилась, потому что никогда в жизни мне не приходилось сидеть без работы. Никогда.

Александра, «гендиректор своей собственной жизни» и мой бывший босс, тоже не подписала продление, и она тоже уходила.

Как бы то ни было, я выпустила еще одно шоу, о приемных детях, и поняла, что приняла правильное решение. Это было одно из тех «конфликтных» шоу где все участники ненавидят друг друга. Работать с ними просто противно. В последнюю минуту все это шоу разваливалось на части, но мне уже было все равно. Я продолжала уходить с работы в шесть.

Я твердо верю в то, что без причины ничего не происходит, поэтому сочла свое фиаско с работой частью какого-то объемного и важного плана. С Дэвидом мы все выяснили, и я поняла, что решение не продлять мой контракт действительно от него не зависело. И к тому времени, когда пришел мой последний рабочий день, мне хотелось благодарить и Дэвида, и судьбу.

Я с головой бросилась в поиск работы. Обзвонила всех знакомых. Дэвид помог мне организовать пару собеседований. Правда, там в результате не выгорело, но спасибо ему за помощь. Вскоре, однако, пришлось убедиться, насколько неблагоприятна ситуация на рынке занятости. Куда бы я ни звонила, мне везде отвечали, что бюджеты урезают и приема на работу нет. Приближался мой последний рабочий день, и я начала беспокоиться, что вряд ли смогу найти работу так быстро, как надеялась.

Я рассказала Ананде о том, что ухожу из шоу. На вопрос почему ответила, что чувствую себя здесь несчастной. Это было правдой. Контракт или не контракт — нигде я не чувствовала себя так плохо, как здесь.

— А чем вы хотите заниматься? — спросила она.

— Не знаю, — ответила я. — Честно, не знаю.

Это тоже было правдой.

Однажды кто-то мне сказал: «Если то, что ты делаешь, заставляет тебя ненавидеть то, что ты делаешь, то не делай этого». Именно так случилось со мной в «Ананде». Только я не могла понять, ненавижу ли я именно это шоу или саму работу на телевидении.

В последний рабочий день небольшая компания собралась в баре, чтобы проводить Александру, меня и еще пару человек, которые тоже уходили из шоу. На прощание Александра подарила мне открытку с надписью: «Удачи в?». Она не могла попасть лучше. Четыре месяца «?» — вот что ожидало меня.

 

Неожиданное соседство

В понедельник утром я проснулась и просто лежала в постели. Идти мне было некуда, так что я не видела никакого смысла в том, чтобы вскакивать и бежать в душ. Лежа в кровати, с Элвисом на подушке, я думала о двух последних месяцах, которые провела в Бруклине. С удовольствием отметила, что начинаю привыкать к жизни с соседом. Однако об Элвисе этого сказать было нельзя. В конце концов он покинул свое убежище в шкафу, но Веда продолжала доставать его, а он в ответ постоянно шлепал ее лапой по морде. Больше всего кот любил удирать от нее на кухонный стол, куда ей было не дотянуться. Иногда за обедом Скотт или я обнаруживали следы его визитов в виде кошачьей шерсти и отпечатков грязных лап. Зная, что он ежедневно копается в своем туалетном ящике, я не была в восторге от этого, но что делать? Надо же маленькому негодяю где-то спасаться.

В отличие от меня, Скотт — сравнительно нормальный человек. Но и у него были свои небольшие заморочки, как у всех нас. Например, пунктик, связанный с освещением. Наша квартира, как и большинство квартир в Нью-Йорке, сдавалась с жуткими стеклянными плошками на потолке. Я не знаю, как называется этот стиль потолочных светильников, но мы окрестили их «титьками», потому что больше всего они напоминали огромные груди. Скотт настоял на том, чтобы заменить их более приличными светильниками. Еще он поставил реостаты на каждый выключатель, чтобы регулировать силу света, ведь всем известно, как важно хорошее освещение.

Вторым пунктиком у него были уборка и, что еще более важно, подравнивание. Если я мыла полы или стол, он перемывал их снова, даже если я говорила ему, что уже делала это. И какой-то сигнал внутри его звучал всякий раз, когда что-то было чуть сдвинуто в сторону или стояло не на своем месте. Все, что было на сантиметр в сторону от нужного положения, он немедленно поправлял. По-моему, это было его любимым времяпрепровождением. Тот же внутренний звоночек сигналил ему и тогда, когда корзина для кубиков льда в холодильнике опускалась ниже определенного критического уровня. В этом случае Скотт немедленно оказывался на месте, поправляя подносы и снова наполняя корзину так, что лед почти что высыпался из нее.

Но каким бы чистюлей и тщательным уборщиком он ни был, по-настоящему удивляло меня другое. Он пил воду из большого устройства для водоочистки «Брита» в холодильнике. Нет, я и сама не пью из-под крана. Я поглощаю воду из бутылок. Бутылки из-под «Эвиана» захламляли мой рабочий стол, а сейчас холодильник забит бутылками с этой водой. Конечно, у меня было желание купить «Бриту», чтобы сэкономить на всем этом пластике, который я выбрасывала, но вы когда-нибудь внимательно рассматривали эти штуки? Уж конечно, не одна я замечала всю эту дрянь, которая там плавает. Натуральное дерьмо. Черное к тому же. И люди думают, что там чистая вода? Спасибо, не надо.

Наконец, часов в десять, я встала и пошла на кухню. Первым делом села и начала звонить в Бюро по безработице насчет пособия. Мои боссы в «Кинг уорлд» объяснили, что, коль скоро меня фактически уволили, я имею на это право. После короткого разговора с женщиной из Отдела труда штата Нью-Йорк все устроилось. Потом я намеревалась приготовить завтрак, но, открыв холодильник и изучив его убогое содержимое, решила перекусить в «Старбаксе». Я натянула джинсы, свитер и вышла из дома.

Заплатив пять долларов за традиционные кофе и булочку, я села и стала обдумывать план действий. За последний месяц я обзвонила массу мест в поисках работы, но приема нигде не было. Буквально все, с кем пришлось разговаривать, предлагали перезвонить в январе. Просто непонятно, что делать. Моя финансовая ситуация такова: четыреста пять долларов в неделю буду получать по безработице, в месяц это составит тысячу шестьсот двадцать долларов; тысячу сто пятьдесят долларов я должна отдавать за квартиру, четыреста тридцать два доллара — в «Кредит ГАРД оф Америка». Оставалось всего тридцать восемь долларов. А мне надо было еще платить по карте «Дискавер» сто пятьдесят долларов, по «Дженнифер конвертиблз» — сорок долларов, а еще газ, электричество и телефон — примерно тридцать, и счет за мобильный телефон — около сорока долларов. Я подумывала о том, чтобы отказаться от сотового, но у меня был контракт на год, так что с меня бы взяли двести пятьдесят долларов. Вместо этого я перешла на самый дешевый тариф, что составляло сорок долларов. Так что после всех этих выплат у меня будет отрицательный баланс в двести восемьдесят два доллара в месяц. И это не считая еды. Удивительным образом мне удалось скопить полторы тысячи долларов, которые мне помогут на какое-то время, но они, в конце концов, уйдут. Очень не хотелось оставаться без работы, но, похоже, выбора у меня не было. Поэтому я просто сидела и пила свой кофе.

В тот же день, вечером, когда Скотт, Веда (которая всегда считала своим долгом быть в центре событий, что бы вы ни делали) и я смотрели «Кью-ви-си» (это что-то вроде телемагазина), мы услышали странный звук, доносящийся откуда-то изнутри стены.

С тех пор как мы со Скоттом переехали вместе в эту квартиру, мы с удовольствием обнаружили, что оба обожаем «Кью-ви-си». Нет, мы не собирались ничего заказывать, но программу смотрели с удовольствием. Мы считали, что «Кью-ви-си» гораздо лучше, чем все другие телемагазины. Во-первых, у них есть счетчик, на котором показывают, сколько зрителей покупается на их «сказочное предложение», которое мы сейчас просматриваем. Во-вторых, у них есть часы с обратным отсчетом времени, показывающие, сколько времени у вас осталось, чтобы ухватиться за это самое «сказочное предложение». И, в-третьих, они приглашают позвонивших — самых обычных людей, как вы и я, которые откликнулись на их «сказочное предложение» и приобрели продукт, о котором вам рассказывают. При всех этих условиях, взятых вместе, как можно не заказать что-нибудь?

Итак вечером мы слушали рассказ Бетти Сью о том, какое изумительное у нее нижнее белье марки «Бризис», и веселились по поводу того, что уже больше двух тысяч телезрителей заказали такое же белье. И тут произошло ЭТО. Оставалось всего две с половиной минуты до окончания отсчета времени, отведенного на заказ белья, когда мы услышали странный скребущий звук, исходящий из одной из стен.

Кр-р-р, кр-р-р, кр-р-р.

Даже Веда оторвалась от телевизора, чтобы определить, откуда звук идет.

— Слышала? — спросил Скотт.

— Да, — ответила я.

Через несколько секунд звук повторился.

Кр-р-р, кр-р-р, кр-р-р.

Скотт посмотрел на меня.

— Похоже, это откуда-то из середины стены.

Он встал, приблизился к стене и прислушался.

Кр-р-р, кр-р-р, кр-р-р.

— Возможно, мышь, — сказал он.

Что? Мышь?

— Ради бога, только не это, — взмолилась я.

Проблемы с грызунами в Нью-Йорке всем известны, но до сих пор я с ними не сталкивалась. Честно говоря, никогда в жизни вообще не встречалась ни с одной мышью у себя в доме. Но моя подруга Трэйси рассказывала, что как-то раз на нее из вентиляционного отверстия под потолком выпала мышь и запуталась в ее волосах, пока она спала. Серьезно. И тут мы услышали звук маленьких лапок, бегущих по потолку.

Топ-топ-топ!

Мы взглянули на потолок, а потом друг на друга.

— Это уже не мышь, — сказала я. — Скорее — медведь.

По телу у меня пробежали мурашки.

— Может, это крыса, — сказал Скотт. — Серьезно, я только что смотрел специальный выпуск новостей, так там в доме в Бронксе жила такая огромная крыса, что стащила на пол двухлетнего малыша.

— О нет! — простонала я. — Я тоже слышала об огромной крысе, которая съела ребенка. Проглотила целиком, представляешь!

— Верю, — сказал Скотт.

Мы продолжали прислушиваться и снова услышали эти звуки в стене….

Кр-р-р, кр-р-р, кр-р-р.

…И снова что-то побежало по потолку…

Топ-топ-топ!

— Завтра же позвоню хозяину, — сказал Скотт. И на этом мы вернулись обратно к телевизору.

* * *

Ночью я лежала в постели и не могла уснуть. Думала о своих финансах. Конечно, я безработная всего один день, но это было совершенно необычное для меня состояние. У меня всегда были или работа, или, по крайней мере, ожидание работы. А после всех звонков, которые я сделала за последние две недели, мне все больше и больше казалось, что эта ситуация может затянуться на весь декабрь. Потому что никто, особенно телевизионные шоу, явно не собирался набирать персонал. Была уже половина третьего ночи, а я все еще лежала без сна. И тут я услышала уже знакомый звук — но теперь доносился он из моего стенного шкафа.

Кр-р-р, кр-р-р, кр-р-р.

О нет! Я надеялась, что он снова из стены, но тут звук стал громче.

Кр-р-р, кр-р-р, кр-р-р.

Я быстро вскочила на кровати. Но это на высоте всего лишь около шести дюймов от пола.

И я очень живо представила себе, что если в моем шкафу на самом деле мышь или крыса и если она вылезет оттуда поиграть, то обязательно наткнется на мою кровать и заберется на нее. Надо было срочно действовать.

Пока я стояла и раздумывала, что делать, звук раздался снова. Сейчас было уже совершенно ясно, что это не внутри стены. Значит, то, что испускало эти звуки, вырвалось на свободу! И не куда-нибудь, а в мой стенной шкаф! Туда, где находится все самое драгоценное, чем я только обладаю! Мыши и крысы, исследующие мою одежду, — картина не из приятных. Я решила, что надо действовать. Но не в одиночку: это слишком рискованно, нужно разбудить Скотта. Одним большим прыжком я преодолела расстояние от кровати до гостиной, боясь, что, если нога коснется пола в спальне, грызуны тотчас же накинутся на нее. Сбежала по лестнице и открыла дверь в спальню Скотта. Там было темно, он спал.

— Скотт, — громко позвала я.

— А-а-а-а, — сонно промычал он. — Что?

— У меня мышь в шкафу, — испуганно сказала я.

— Ну и что? Закрой дверь и спи.

— Не могу. Мне страшно, — сказала я. — Я не из тех девушек, которые любят мышей и крыс.

— Ну и я тоже не из тех мужчин, которые любят грызунов. Во всяком случае, она не выскочит и не укусит тебя. Иди спать.

Спать? Кого он обманывает? Как я могу спать на низкой кровати в комнате с мышью в шкафу? Уяснив, что он не собирается просыпаться и бросаться мне на помощь, я побрела наверх, вооружившись половой щеткой.

Войдя в комнату; я увидела, что Элвис напряженно смотрит внутрь шкафа, откуда доносился этот звук. Почувствовав прилив храбрости, я решила потыкать ручкой щетки на полке с обувью и посмотреть, что из этого выйдет. Может, я испугаю крысу, и она уйдет, откуда пришла.

И тут что-то произошло. Нечто произвело какое-то сумбурное движение. Я так и не поняла, что это было, потому что немедленно зажмурилась, завизжала, запрыгнула на кровать и начала прыгать вверх-вниз. Через секунду я открыла глаза и увидела, что Элвис стоит у двери в ванную и вроде как готов прыгнуть на что-то.

— Элвис, сюда, скорее! — крикнула я, стараясь спасти его от любого чудовища, которое могло скрываться теперь в моей ванной. Кот не слушал, даже ухом не повел. Стоял и внимательно вглядывался.

— Элвис! — крикнула я громче.

По лицу у меня потекли слезы, потому что я была очень испугана и не хотела, чтобы Элвис поймал это, чем бы оно ни было. Он — мой малыш. Никакой он не поедатель мышей. Кот спит со мной, прижимается ко мне, и все такое.

— Элвис, — позвала я его третий раз.

В этот момент снова кто-то зашевелился, и я увидела, как что-то серое метнулось из одного утла ванной в другой. Схватив щетку; я соскочила с кровати, выбежала в гостиную и завизжала изо всех сил. Через несколько секунд наверх примчался Скотт с Ведой на руках. Глаза у обоих были наполовину закрыты.

— Она здесь! — завопила я. — В моей ванной! Она здесь!

— Ладно, ш-ш-ш, успокойся. Ну, успокойся же. Это просто мышка. Не из-за чего устраивать такой гвалт.

— Но она огромная. Я видела, — настаивала я. — И возьми Элвиса, пожалуйста. Я не хочу чтобы он ее ловил. Не хочу, чтобы он даже дотрагивался до нее. Он спит со мной!

— Он же кот, пусть он ее поймает, — сказал Скотт.

— Нет! — закричала я. — Грызуны грязные, не хочу, чтобы он заразился чем-нибудь.

— Ну ладно. — Скотт передал мне Веду. — Подержи ее и дай мне щетку.

— Крыса большая. Тебе пистолет понадобится, — предупредила я.

— Сойдет и щетка.

Пока Скотт ходил в ванную спасать кота, я крепко держала Веду. Он очень быстро схватил кота за шиворот и передал его мне. Так как двух животных мне было не удержать, я посадила Элвиса в шкаф в прихожей и закрыла дверь. Скотт вернулся к ванной и заглянул внутрь.

— У-у-у-у, — произнес Скотт.

— Что «у-у-у»? — спросила я.

— У-у-у, да она большая, — ответил он.

— Я же тебе говорила, — заметила я. — И что она делает?

— Сидит в углу и вроде как смотрит на меня. Может, напустить на нее Веду? — спросил он со смехом.

— Нет! Это низко!

— Шучу, шучу, — ответил Скотт.

— А это мышь или крыса? — спросила я.

— Мм, или очень большая мышь, или крысенок. Не знаю.

— Черт! — воскликнула я.

— Ну ладно, чего там, — сказал он.

Через несколько секунд я услышала удар щетки и звуки типа сквиик, сквиик, сквиик из ванной. Потом по грохоту я догадалась, что об пол стукнулось мое металлическое ведро для мусора за пятьдесят долларов.

— Ну что? — спросила я. — Достал ее?

— Ага, — ответил из ванной Скотт. — Но она жива. Я ее вроде как оглушил. И накрыл твоим мусорным ведром. Мне нужно что-нибудь плоское, чтобы подтолкнуть под ведро. Она окажется в ловушке, и я ее вытащу на улицу.

Я открыла шкаф в передней, чтобы поискать там, и увидела Элвиса, который сидел у самой двери и умирал от желания вырваться оттуда, не понимая, почему его заперли.

— Это для твоего же блага, — объяснила я коту, хватая большое плоское зеркало, стоявшее у стенки. Закрыла шкаф и передала зеркало Скотту.

Из гостиной мне было слышно, как он просовывает зеркало под ведро. Затем он вышел из ванной через мою спальню, держа обеими руками свою «ловушку». Уже в гостиной он заметил, что идет босиком.

— О, черт, можно надеть твои тапочки?

Тапочки были белые и пушистые.

— Конечно, — ответила я, скидывая их.

Я поставила тапочки перед ним, он попытался всунуть в них ноги. Тут крыса почувствовала прилив энергии и начала вертеться под ведром. Скотт на секунду потерял равновесие, и тут же толстый, большой хвост выскользнул из-под ведра. Я испугалась, что крыса выскочит. Она снова начала пищать.

Сквиик, сквиик, сквиик.

— Скорее открой переднюю дверь! — крикнул Скотт.

Едва я успела открыть ее, как Скотт выскочил, с трудом удерживая на ногах шлепанцы. Он поставил зеркало с ведром на нем на край тротуара. Ура! Удалось! Он повернулся ко мне.

— И что теперь делать с этим?

— Не знаю, — ответила я.

— Может, просто оставим, пусть кто-нибудь другой найдет это?

— Нет, так нельзя. А если сбросить ее туда? — спросила я, указывая на мусоросборник через улицу.

— Хорошая мысль! — похвалил Скотт, взял ведро с зеркалом и крысой и потащил всё через улицу. На нем были все те же мои белые и пушистые шлепки. Он поднял ведро и сбросил грызуна в мусорку. Потом вернулся, неся и ведро, и зеркало.

— Тапки можешь не возвращать, — сказала я, когда мы вернулись в дом.

— Просто помой их, — посоветовал Скотт. — Они могут нам снова понадобиться.

В его словах был смысл. Но тапочки я все же выбросила. Скотт забрал Веду, и они отправились вниз досыпать.

— И не буди меня, пожалуйста, если увидишь еще одну крысу, — попросил он, спускаясь по лестнице.

Еще одну? Что, если там действительно была еще одна? Всегда ведь говорят: где одна, там и множество. А если задуматься, как эта гадина залезла ко мне? Может, там, в шкафу, огромная дыра? А если так, то в ней могут жить и другие?

Я решила наглухо закрыть спальню и устроиться по-походному на диване. Я вытащила Элвиса из шкафа, посадила рядом с собой для защиты и попыталась уснуть. Попытка оказалась безуспешной. На следующее утро, в половине девятого, наверх поднялся Скотт и обнаружил меня сидящей на диване. Я так и не уснула.

— Ты что делаешь? — спросил он.

— Я все еще не могу уснуть, — сказала я. — Боюсь, что там есть другие.

И показала пальцем на свою комнату.

— Да тебе лечиться надо, — заметил Скотт. — Нет там больше никого.

— Откуда ты знаешь? Я сегодня же сделаю свой дом мышенепроницаемым. Под радиаторами около стен есть огромный зазор в том месте, где заканчивается пол. Куплю цемент и заткну его.

— Погоди ты заливать все цементом, — сказал Скотт. — Я вот позвоню домовладельцу, посмотрим, что он скажет.

— Ладно. Но все равно свою загаженную мышами комнату я продезинфицирую и поищу дырки.

— Отличный план, — одобрил Скотт. — Найдешь что-нибудь — сообщи мне.

* * *

Позже, когда я уже продезинфицировала свою комнату, мне позвонил Скотт и сказал, что он сообщил домовладельцу о грызунах.

— Он спросил, сохранили ли мы тело, — сказал Скотт.

— Не может быть, — не поверила я.

— Серьезно, — ответил Скотт. — Меня так и подмывало ответить: «Да, придурок, конечно, мы ее поймали, убили, а потом завернули в пакетик из-под хлеба и положили в холодильник».

— Что за олух, — сказала я.

— Когда я сообщил домовладельцу, что мы этого не сделали, он попытался убедить меня, что все это плод нашего воображения, и сказал, что мы, наверное, слышали шум посудомоечной машины. Я ответил ему примерно так: «Мы не просто слышали шум, мы поймали грызуна и выбросили. Понимаете?»

— Ну и что он намерен делать?

— Он собирается пригласить дератизатора или кого-то в этом роде.

— А, ну это другое дело, — успокоилась я.

Вечером, мы снова слышали все те же звуки: кр-р-р, кр-р-р, кр-р-р из стенки и топ-топ-топ из потолочного перекрытия. Мне представилось, что целая небольшая армия грызунов живет внутри стенок и веселится изо всех сил, прыгая на диванах.

К концу недели наш хозяин и впрямь появился у нас и привел с собой парня, который повсюду натолкал крысиного яда. На следующей неделе по дому поплыл запах разлагающихся трупов. Значит, яд сделал свое дело.

Как дошла я до жизни такой? Пару месяцев назад у меня была работа, оплата за которую выражалась шестизначной цифрой, я жила одна в прекрасной квартире в Манхэттене. А теперь я безработная, живу в квартире с соседом и дохлыми грызунами, замурованными в стенах, в Бруклине.

К Рождеству запах выветрился, но работу я все еще не нашла. Однако мне удалось купить дешевый билет до дома, всего за сто сорок долларов. В жизни не встречала таких дешевых билетов! Но ведь еще не так много времени прошло после одиннадцатого сентября, люди боялись летать.

Такси до аэропорта обошлось бы мне в двадцать пять долларов в один конец, и я решила доехать подземкой до Гарлема, а там пересесть на автобус до аэропорта. Это стоило всего полтора доллара. До этого раза самое ближнее расстояние, на которое я приближалась к Гарлему, была северная часть Центрального парка во время первой велосипедной прогулки, когда Скотт и я только что купили велосипеды. Поэтому я даже не знала, чего мне ожидать.

Но, несмотря на все мои страхи, в Гарлеме оказалось не так ужасно. Самое плохое, что со мной случилось — пришлось целый час прождать автобус (это на шпильках-то). Но вряд ли тут вина Гарлема. Я была зла и ужасно хотела пнуть кого-нибудь. Но кого же за это пинать? Некого.

Просто чтобы убедиться, что я на нужной остановке, я спросила человека, стоявшего рядом со мной:

— Простите, я не ошиблась? Отсюда идет автобус в аэропорт?

— А вы как думали? — грубо ответил он, кивая на мешки, лежащие у его ног. Пластиковые мешки, лежащие рядом с ним.

Я хотела сказать: «Простите, сэр, я не поняла, что эти мусорные мешки у ваших ног — и есть ваши чемоданы». Но не сказала. Это могло его оскорбить.

Вскоре подошел автобус. И я уехала в аэропорт. За полчаса до отлета я села в самолет, он взлетел и приземлился без всяких приключений. Прибыв в Чикаго, я сделала для всех самое счастливое выражение лица. В этом году подарки покупала моя сестра и, зная, что я без работы, даже не попросила возместить мою половину расходов. Иногда старшие сестры бывают настолько добры. Я пыталась сохранять надежду, что рынок трудоустройства в январе расцветет, но пока все оставалось по-старому. Экономика стала другой. Все переменилось. Я всегда считала, что у меня все в порядке. Но сейчас мне стало казаться, что это не так.

 

Я женщина, вы слышите меня…

Нельзя сказать, что в Новый, 2002 год я вошла под радостный звон колоколов, но всё же была решительно настроена начать его бурно. В понедельник, седьмого января, я начала поиск работы. А перед этим на выходных потратила часть из моих полутора тысяч долларов на покупку устройства «пять в одном», совмещавшего в себе факс, лазерный принтер, копир, сканер и… ну а что там было пятое, я даже и не поняла. Денег у меня было мало, но, в конце концов, вложить деньги в это устройство значило сэкономить время и силы, которые тратились на хождение в «Кинко», компанию, предоставляющую Интернет-услуги. Тем более что нигде рядом с моим домом «Кинко» не было. Словом, я сделала вложение в мое будущее.

После этой большой покупки я почувствовала себя на мели. Решила прекратить ежеутренние прогулки в «Старбакс», а вместо этого купила у них фунт кофе за десять долларов и стала варить его дома. Это помогло мне немного сэкономить. Мне и надо было ужиматься во всем.

Несколько дней я, не отрываясь, работала над обновлением своего резюме на моем любимом лэптопе, который я назвала Клер. Иногда приходилось жалеть, что взяла на карточку ту или иную вещь. Лэптоп к таким вещам не принадлежал. Это была одна из самых разумных покупок, сделанных мной. Я дала ему имя Клер, потому что каждый раз, когда входила в компьютер для поисков работы, женский голос из доступа в Интернет МСН говорил мне «Доброе утро», «Добрый день» или «Добрый вечер». Голос был такой приятный и вежливый, что я решила дать ей имя. И вот теперь, со своим обновленным резюме, Клер и моим новым устройством «пять в одном», я снова взялась за дело.

По утрам я первым делом включала для вдохновения песню «Я — женщина» Хелен Редди.

Черт! Как там дальше?

Да! Вот оно!

Хоть я и не знала всех слов, эта Хелен явно умела вдохновлять.

Я начала с того, что снова обзвонила всех, кого знала, насчет работы. И снова мне говорили, что их шоу не набирают персонал. Вот черт! Затем я позвонила в «Прямой эфир с Реджис и Келли» и по факсу отправила свое резюме Геллману. Но ни Геллман, ни Реджис мне не ответили. Я позвонила еще и в «Прямой эфир Марты Стюарт» и не только отправила им туда свое резюме по факсу, но и послала письмо на бумаге ручной выделки. Не шучу, я действительно это сделала. Но и от Марты ответа не дождалась. Затем я позвонила старой доброй Бэбс и дамам в «Вид» — несмотря на то что однажды они меня уже отвергли. Когда я еще жила в Чикаго и мечтала о переезде в Нью-Йорк, я посылала им свое резюме и замороженную пиццу Лу Молнати (моя любимая чикагская пицца, где много масла и сыра) с запиской: «Маленький кусочек Чикаго стремится в Нью-Йорк». Может быть, это немножко смахивало на явную подмазку, но мне казалось, что, по крайней мере, можно рассчитывать на ответный звонок. Ничего подобного. Я не получила тогда ничего. Даже благодарственной записки. На этот раз я тоже ничего не получила. Проходил день за днем, а ответов не было. Никаких. Но я не позволяла себе расстраиваться из-за этого. Каждый день слушала…

Да, она вдохновляла, эта Хелен. Еще как.

Потом я перешла на ночные ток-шоу и послала свое резюме в программы Дэвида Леттермана, Конана О’Брайена и в «Последний звонок с Карсоном Дэйли». Я знала, что там вряд ли добьюсь удачи, но терять нечего? Я была весела. У меня был творческий подход. Я была бы находкой для персонала любого из этих шоу. Но все равно не получала никаких ответов. Ни одного, говорю вам!

Я посылала резюме во все новостные каналы, от Си-эн-эн и Эм-эс-эн-би-си до канала новостей «ФОКс» и «Корт ТВ». А после этого в Си-би-эс, Эн-би-си и Эй-би-си. И даже на МТВ и Ви-эйч-1. И снова nada. Нуль.

И даже, хотя это совершенно другой тип продюсирования, я послала резюме во все сериалы, идущие в лучшее вечернее время: от «Закона и порядка» и «Эда» до «Секса в большом городе» и «Клана Сопрано». И во все мыльные оперы от «Как дело повернется» и «Путеводных огней» до «Живешь один раз» и «Все мои дети». Я даже сообщила, что интересуюсь должностями самого нижнего уровня. Бога ради, должность самого нижнего уровня! Но все равно — ничего.

Вскоре я вышла на вебсайты типа HotJobs.com и Monster.com. И между нами, полагаю, что все эти сайты — одна большая лажа, потому что ни одного звонка не получила. А я ведь даже не искала работу исключительно на телевидении — я давала объявления по поводу любой работы: от маркетинга и пиара до журнальной и издательской. И все равно ничего. Я даже послала свое резюме на такие должности, названий которых вообще не понимала. Одна называлась Дейс. Мджр/ Биз. Раз. Что это было? Можно ли написать более непонятно? И все равно никто мне не ответил. Прошла пара недель, а я все так ничего и не нашла. Но каждый день я слушала это…

Помоги мне, Хелен. Пожалуйста.

У-ух! Я имею в виду…

Безработная женщина — тоже женщина. К концу января я отметилась на пятидесяти четырех сайтах по поиску работы в своем компьютере Клер. На пятидесяти четырех, черт их дери! И каждый божий день я их просматривала. Почему это случилось со мной? С какого момента я стала плохим кандидатом на получение работы? Через некоторое время я начала находить в своей почте редкие «письма вежливости» с отказами. Не знаю, почему их так называют, потому что всем известно, что, по сути, эти письма говорят «мы никогда не позвоним вам».

«TeleVest»

Карин Боснак

123, Броук-стрит

Бруклин, 11201

28 января 2002 года

Дорогая Карин!

Я обратила внимание на Ваше резюме. К сожалению, в настоящее время у нас нет свободной должности для человека с Вашим послужным списком. С удовольствием сохраню Ваше резюме в наших активных файлах на случай, если в ближайшее время возникнет подходящая возможность.

Благодарим Вас за проявленный интерес к продукции «Проктер энд Гэмбл» и желаем успехов в Ваших будущих начинаниях.

С уважением,

Стефани Марш,

менеджер по кадрам и администрированию,

дневные программы

«Как дело повернется» и «Путеводные огни»

Я получила столько писем такого типа, что мне захотелось ответить каждому автору в отдельности. Интересно, что они подумали бы, если бы я и впрямь написала им…

ЛИЧНАЯ ГОСТИНАЯ МИСС БОСНАК В БРУКЛИНЕ

Стефани Марш,

менеджеру по кадрам и администрированию, дневные программы

«Как дело повернется» и «Путеводные огни».

28 января 2002 года

Дорогая Стеф!

Прежде всего позвольте заметить: я посылала свое резюме не Вам, а Вашему боссу. Так что, пожалуйста, поблагодарите его ленивую задницу за то, что он перевалил свою грязную работу на Вас. А во вторых, как понимать, что у Вас нет свободной должности для человека с «моим послужным списком»?

Конечно, я никогда раньше не работала на производстве «роскошной» мыльной оперы, Стеф, но разве так сложно целый день взбивать волосы да следить, чтобы Билли Джо не казалась толстой в своем наряде? Я мастер на все руки. Говорю Вам, справлюсь запросто. Работая на дневном телевидении, я каждый день просто чудеса творила, Стеф. Я достала одному из гостей новые зубы за час до шоу, представляете. Я отдала свою собственную одежду одному бедолаге, который явился на шоу в футболке с Альфом, Стеф. Я МОГУ ДЕЛАТЬ ЧТО УГОДНО! РАЗВЕ ВЫ ЭТОГО НЕ ПОНИМАЕТЕ? Очевидно, нет. Раз так, то валяйте, храните мое резюме в своих «активных» файлах. Я не знала, что Вашей компанией владеет «Проктер энд Гэмбл». Ну, а теперь, когда я это знаю, то хочу сказать, что дезодорант «Секрет» — дерьмо.

С уважением,

Карин Боснак

Р. S. Однако, мне очень нравится «Дауни»!

И можете ли вы поверить, что среди этих «писем вежливости» мне однажды попалась «открытка вежливости»? Каким же скупердяем надо быть? Открытка?! Поскупиться на дополнительные шестнадцать центов на марку для письма!

Старая добрая Стефани хотя бы имела совесть и лично расписалась в своем письме. А Вероника мало того что поставила обращение «Уважаемый сэр/мадам», так еще и вместо подписи оттиснула факсимиле. Даже и не сама оттиснула, а ее подпись была отсканирована и отпечатана на принтере, как и вся открытка. Мне тоже захотелось бросить открыточку доброй старой Веронике…

«Корт»

Включайтесь в расследование

Уважаемый сэр/мадам!

Благодарим Вас за проявленный интерес к работе «Корт ТВ».

Мы получили Ваше резюме и находим, что, несмотря на то что Ваш опыт работы впечатляет, он не соответствует нашим нынешним потребностям. Однако мы сохраним Ваше резюме. Если в будущем появится соответствующая должность, обязательно свяжемся с Вами.

С уважением, Вероника Лэндж,

вице-президент по кадрам

ЛИЧНАЯ ГОСТИНАЯ МИСС БОСНАК В БРУКЛИНЕ

29 января 2002 года

Дорогая Вероника!

Благодарю за дешевую открытку теперь весь мир знает, что я безработная корова. Да. Каждая задница в почтовом отделении Кэдмэн Плаза в Бруклине теперь дохнет от смеха, потому что у них есть работа, а у меня нет.

Интересно получается, я заметила, что в Вашей заранее отпечатанной и подписанной открытке написано «Ваш опыт работы впечатляет». А у Вас есть другой вариант, где написано «Ваш опыт — дерьмо»? Просто интересно.

Сомневаюсь, что когда-либо еще раз получу от Вас что-нибудь, коль скоро у Вас нет времени даже подписать свою открытку, но если все же найдете минуточку, черкните пару строк. Или открыточку бросьте. Или хоть что-нибудь.

С уважением,

Карин Боснак

Но должна признаться, что и письмо, и открытка — ничто по сравнению с полученным мною ответом по электронной почте. Он побил все рекорды. Это был ответ типа «Мы такие скупердяи, что даже открытку послать не хотим». На их фоне бедолага Вероника выглядит Рокфеллером.

ДАТА: 31 января 2002

КОМУ: Карин Боснак

ОТ: Поп Састейнабилити

НА: Резюме

Уважаемая г-жа Боснак!

С сожалением сообщаем Вам, что совсем недавно мы приняли человека на должность, на которую Вы подали заявление. Однако мы хотели бы пригласить Вас на открытое заседание, так как нам было бы интересно услышать Ваши мысли по поводу того, по какому пути нам лучше вести нашу компанию в новое тысячелетие…

Когда я это прочитала, мне страшно захотелось нажать на кнопку «Ответить»…

ДАТА: 31 января 2002

КОМУ: Поп Састейнабилити

ОТ: Карин Боснак

НА: НА: Резюме

Всем заинтересованным лицам!

Хотелось бы правильно понять — принимать меня на работу вы не собираетесь, но хотите, чтоб я пришла к вам на открытое заседание и выдала вам все свои мысли даром? Так? Я вас правильно поняла?

Вот одна из моих идей… Идите-ка вы в задницу. Идите и идите, вместе с вашей компанией, в это самое новое тысячелетие!

Придется вам заплатить мне за совет.

Карин Боснак

Да. К концу месяца я совсем свихнулась. Сошла с ума. Я ужасно злилась — частично на себя, потому что чувствовала, что сама виновата в своем положении, частично на весь мир за то, что меня не хотели принимать на работу. А после того, как и сумасшествие, и злость прошли, мне стало очень грустно. Я чувствовала себя никчемной.

Я встала из — за кухонного стола, пошла в ванную и уставилась на себя в зеркало. За два месяца корни волос потемнели. Брови заросли. Не лицо, а сплошное безобразие. И еще я растолстела. Работая на «Ананде», я набрала десять фунтов, а после этого еще пять. Мои «толстые» джинсы больше не сходились. На Рождество мама подарила мне абонемент в спортклуб в Бруклине, но я ни разу не зашла туда.

Тут я подумала о трех тысячах шестистах долларов, которые потратила на личного тренера в «Кранче». И это еще сверх тех семидесяти трех долларов ежемесячной платы. И ради чего? Сейчас я выглядела как жирная свинья. Толще, чем когда я начинала.

И вообще, я едва влезала в одежду, висевшую в моем шкафу. И мне даже думать не хотелось, как я буду выглядеть в том белье и ночнушках, которые не так давно покупала. Еще меньше мне хотелось думать о них, когда я вспоминала, сколько времени не делала эпиляцию в области бикини. Для чего все это было надо? Это никуда меня не привело. Вот теперь сижу безработная, одинокая и толстая в квартире в Бруклине.

 

Просто идея…

Потом я пришла к выводу, что мне надо посещать спортзал. Да. Мне нужны упражнения. Каждый день, начиная поиски работы, я нагружалась бутербродами из магазина деликатесов. Как в свое время с моими швейцарами, я познакомилась и подружилась с ребятами из магазина на углу. Их звали Сэм и Ди. Сэм был владельцем, а Ди делал бутерброды. И какие Ди делал бутерброды! Они были так вкусны, что я, наверное, набрала несколько фунтов на одних этих бутербродах, поглощая их каждый день. Наверняка я почувствую себя гораздо лучше, вернув прежнюю форму. Я натянула спортивную одежду, нацепила на уши плеер и вышла из дома.

Я шла себе по улице, никому не мешала, а сзади пристроились трое местных мальчишек-хулиганов и начали меня толкать. На вид им было лет по тринадцать-четырнадцать, а на улице многолюдно. Так что я не очень-то испугалась, решив, что они просто придуриваются.

— Эй, леди, — кричали они, смеясь.

— Что «эй, леди»? — спросила я, пытаясь, чтобы голос звучал мирно. Теперь уже двое из них оказались по бокам от меня и стали толкать меня влево, вправо, затем вперед и назад, будто раскачивая на веревочке. Они толкали и продолжали смеяться: их это забавляло.

— Эй, леди, где поезд? — спрашивали они. Было ясно, что мальчишки прекрасно знают, где поезд, просто нарочно задирают меня. И, естественно, мне стало не по себе.

— Вон там, — указала я в направлении подземки.

Тут третий хулиган подскочил ко мне сзади и начал лупить по голове пластиковой бутылкой. Да-да! Пластиковой бутылкой! Это было очень больно и напугало меня еще сильнее.

— Эй, леди, — продолжали повторять они. Я дернулась, но они крепко держали меня за руки, и вырваться мне не удалось. А третий продолжал барабанить по моей голове!

Тут какой-то мужчина, проходя мимо, заметил, в каком я положении. Он остановился перед нами, и мальчишки сразу, отпустив меня, начали приставать к нему. Они сорвали и бросили на землю его очки. Потом сделали то же самое с портфелем. И все время не прекращали смеяться. Им казалось очень забавным приставать к людям. Через несколько секунд подъехал полицейский патрульный автомобиль, и мальчишки разбежались. Полицейские тут же уехали.

Я поблагодарила мужчину за то, что он остановился, и помогла ему собрать вещи.

Знаю, то, что произошло, не так уж страшно, но почему именно сейчас? Я всего лишь хотела потренироваться. А на меня напали местные хулиганы!

Я расплакалась. Да, как всегда, расплакалась! Мне не было больно, но я снова почувствовала себя никчемной и побежденной. Я повернулась и пошла обратно домой, влезла в пижаму и залегла в постель. Было самое начало первого.

Потом я очнулась и увидела Скотта, который стоял надо мной и тряс отнюдь не бережно.

— Карин, вставай, — сказал он. Я все еще была в постели.

— Нет, — сказала я, натягивая одеяло на голову.

— Да, — сказал Скотт, стягивая его с меня.

— Зачем? — спросила я.

— Затем, что уже суббота, два часа, и ты проспала уже почти весь день. Тебе надо вставать.

— Не хочу — ответила я.

— Почему? — спросил Скотт.

— Потому что меня никто не любит, — сказала я.

— Кто, например?

— Все, кому я рассылала свое резюме. И даже соседское хулиганье меня ненавидит.

— Что? — не понял он.

Я рассказала ему, что случилось. Скотт честно пытался не рассмеяться, но ему это не удалось.

— Ладно-ладно, знаю, это совсем не смешно. Но пластиковая бутылка — это все-таки забавно, — настаивал он. Я так не считала. — Ну, хорошо, может быть, и не очень. Но вставать все равно надо.

— Не хочу. Ты только взгляни на меня, — сказала я, демонстрируя отросшие корни волос и невыщипанные брови. — А уж что творится там, я тебе и показывать не стану.

Я ткнула рукой под одеяло.

— Спасибо, что избавила от этого зрелища, — сказал он.

— Мне жутко нужна работа. Я совсем без денег, — сказала я.

Скотт был единственным, кому я рассказала о своих долгах. Пришлось из-за того, что мы вместе платим за квартиру и могли возникнуть всякие вопросы, связанные с проверкой чеков. Он, впрочем, отнесся к этому вполне нормально и поддерживал меня, как мог.

— У Веды вон тоже нет денег, — сказал он, указывая на свою собачонку, которая уже стояла на моей кровати и таращилась мне прямо в глаза, свесив язык. Я выдавила смешок.

— У нее совсем нет денег, — продолжил Скотт, видя, что это меня слегка развлекло. — Ни пенни, ни единой мельчайшей монетки.

Я посмотрела на Веду, которая отрывисто дышала, и глаза у нее опять сильно косили.

— Да, — ответила я. — У нее нет денег просто потому, что у нет карманов.

Скотт, так же как я, любил награждать зверька человеческими характеристиками.

— Знаешь, ты могла бы повесить объявление, — сказал он.

— Какое еще объявление? — не поняла я.

— Объясню. Я только что был в бакалейном и видел там бумажку на доске объявлений. Там написано: «Мне надо семь тысяч долларов. Если вы можете помочь, сообщите. Мне нужно всего семь кусков». А снизу такие отрывные листочки с телефоном.

— Очень интересно, — сказала я, представив, как расклеиваю объявления в местном бруклинском магазине: «Мне надо двадцать тысяч долларов!» Да уж… Только вряд ли это поможет. Кто мне даст двадцать тысяч?

— А чем плохая мысль? — спросил Скотт.

— Да уж, просто блеск!

Через несколько минут я вытащила себя из кровати и приняла душ. Мне нужна была работа, чтобы заплатить долги, потому что никто не даст мне двадцать тысяч долларов за здорово живешь. И интересная идея вылетела у меня из головы.

 

Двадцать шесть: Профессиональный игрок

К началу февраля я окончательно плюхнулась на дно. Найти работу все не получалось, и я начала сдаваться. В начале месяца ко мне приехал отец. Погостить с недельку. Когда он спросил, как мне удалось выжить два месяца без работы, я ответила, что у меня были сбережения. Не хотелось беспокоить его, поэтому я не сказала, что практически сижу без гроша. В феврале мне удалось заплатить за квартиру, но, глядя в свою чековую книжку, я никак не могла быть уверена, что смогу сделать это и в марте. Мне позарез нужны были деньги.

Папе захотелось съездить на денек на курорт в Атлантик-сити, так что рано утром мы сели в автобус с Пенн-Стейшн. Я не очень хорошо себя чувствовала, слегка покашливала, поэтому перед отъездом глотнула сиропа от кашля. После него выпила чашку кофе. Потом мы сели в очень теплый автобус. В результате меня вырвало.

Да, меня всегда укачивало в машинах, даже без сиропа от кашля и кофе. Но, доложу вам, что если смешать три этих компонента, то получится настоящий рецепт создания катастрофы. К счастью, мне удалось вовремя добежать до автобусного туалета. Но туалеты в автобусах такие же, как портативные биотуалеты: они не смываются. И в них жутко воняет. Когда я наклонилась над унитазом и увидела, какая жидкость там на дне, мне снова стало плохо от мысли, что я оказалась такой неудачницей.

Через пару часов автобус прибыл наконец в Атлантик-сити. Когда, выйдя на солнечный свет, я рассмотрела свои брюки, то поняла, что несколько раз промахнулась мимо унитаза. Низ моих черных брюк-стрейч, которые мне пришлось натянуть, так как в джинсы я уже не влезала, был заляпан мелкими брызгами. Но беды в этом не было: стереть да и все! Я ведь, в конце концов — гость в Атлантик-сити, а вовсе не модель на подиуме.

Ночью перед поездкой мне снилось число двадцать шесть, поэтому я решила, что буду играть только в те игры, где есть это число. В Атлантик-сити полно казино. Кроме бесплатной фишки на десять долларов, которую мне дали в автобусе, в моем кошельке было еще двадцать долларов — и это все, что я могла позволить себе потратить. Немножко осмотревшись, я нашла игровой автомат по пятьдесят центов с джекпотом в две тысячи шестьсот долларов. Отлично! Отец сел за соседнюю машину. Я опустила свои десять долларов. Нажала на рычаг, и динь, динь, динь — ничего! Дернула снова, и динь, динь, динь — опять ничего. Я еще раз дернула за рычаг, и динь, динь, динь, др-р-р, др-р-р, др-р-р! Замелькали огоньки, и произошло нечто неожиданное, чего я не понимала.

— Что случилось? — спросила я отца.

— Дорогая, ты выиграла! — ответил он.

— Да? — спросила я. — Неужели?!

— Да! — ответил он, глядя на машину.

Я была взволнована: надо же! Выиграла две тысячи шестьсот долларов!

— О, подожди, — сказал отец. — Ты не поставила на максимум.

— Что это значит? — спросила я.

— Это значит, что какой-то выигрыш есть, но просто не джекпот, — ответил он.

Черт! Вот вечно так!

— И сколько же я выиграла?

— Посмотрим, — ответил он, глядя на машину. — Похоже, твой выигрыш — пятьсот пятьдесят долларов.

— Пятьсот пятьдесят? Правда? Да ведь и это здорово!

Я никогда ничего не выигрывала! Ни в лотерее, ни на соревнованиях — ничего. А сегодня выиграла! Пробыв в казино всего десять минут! Во мне всё ликовало! Добрый старый номер 26. Да, Господь явно снова присматривал за мной.

В тот день я уехала из Атлантик-сити с семьюстами долларов в кармане. Пусть у меня брюки все еще были грязными, но они уже высохли, а я разбогатела! Не смешно ли вдруг понять, что семьсот долларов — это немало! У меня было чувство, будто я нашла золотой самородок или что-то в этом роде. Как нужны мне были эти деньги! А выиграла я их с такой легкостью, что невольно захотелось всё повторить.

Если я буду приезжать сюда раз в неделю и увозить по семьсот долларов каждый раз, то очень скоро приведу свои дела в порядок. Но если я стану постоянным игроком, решит ли это мои проблемы? Конечно решит! А значит — начнем карьеру игрока! Да-да.

И вскоре после отъезда моего отца я спланировала свою вторую поездку. Уеду, как только Скотт уйдет на работу, тем же рейсом, что и с отцом. Поиграю несколько часов и превращу свою десятку в семьсот долларов. В три тридцать сяду на автобус до Манхэттена и буду в Бруклине еще до того, как Скотт вернется. Он и не узнает ничего. Конечно, он не следит, как я провожу время, но зачем кому-нибудь знать о моем новом предприятии, пока оно не принесло успеха.

Ночью перед поездкой я молила Бога указать мне счастливый номер. Однако, проснувшись, с разочарованием поняла, что Он этого не сделал. Но я все равно поехала. И все прошло по плану, кроме «превращения десяти долларов в семьсот». Эта часть не совсем выгорела. Мои десять долларов превратились всего в сотню. И я решила, что карьера профессионального игрока, может быть, не самый подходящий для меня выбор.

 

Неполный рабочий день с оплатой как за полный

После того как моя карьера профессионального игрока рухнула, не успев начаться, будущее снова предстало предо мной в самых мрачных тонах. С каждым днем я вставала все позже и позже и, скажем так, принимала душ не так часто, как следовало бы. А какой смысл? Идти мне все равно некуда.

Каждый день я включала телевизор и смотрела, что происходит в жизни. Вторую неделю февраля объявили Неделей моды «Мерседес-Бенц». Все шикарные модные шоу в Нью-Йорке проходили под тентом в Брайант-парке. Один из телевизионных каналов передавал их круглосуточно. Так что я смотрела, не переставая. Думаю, Дэн вовсю использовал свой зонт во время этой Недели моды. Этот зонт и прежде открывал двери во все бары города, а тут уж стал чем-то вроде золотого билета!

Каждый день я просыпалась около часа дня, плюхалась на диван и настраивала канал, где показывали модные шоу. Все там было таким роскошным! Модели и знаменитости прохаживались в умопомрачительных туалетах. Как мне хотелось выглядеть столь же сказочно!

Однажды ночью, часов около трех, слегка притомившись от этих модных шоу, я решила порыскать по другим каналам, посмотреть, где что идет. Поскольку всегда любила информативную рекламу, остановилась на Кристл Кэррингтон, которая пыталась продать нечто под названием «маска хоккеиста», что является по сути «омолаживающей маской». Кристл уверяла, что электронные волны этой маски сгонят годы с лица! Если бы я купила такую штуку, Фрэнсис из «Ла-прэри» знал бы, что предпочли его товару. Но у меня не было денег, так что ничего я не могла купить.

— А в «Династии» ты мне так нравилась, Кристл! — крикнула я в телевизор, продолжая размышлять об информативной рекламе. Это интересный жанр. Я действительно так считаю. Как правило, тебе говорят, что, если ты купишь такой-то продукт, жизнь твоя наладится. Вся твоя жизнь станет прекрасной и легкой!

«Попробуйте электрический рашпер „Шоутайм“, — говорилось в одной из реклам. — С нашим автоматическим таймером вы сможете тратить меньше времени на готовку, и у вас будет больше времени на активную жизнь. Просто установите время и забудьте об этом!» Активная жизнь? У меня? Я не вставала с дивана всю неделю. Хотя нет, подождите, вставала — ходила на кухню.

«Попробуйте электрическую взбивалку яйца внутри скорлупы! — предлагала другая реклама. — Больше никаких растекающихся желтков! Автоматически гомогенизирует желток и белок до идеальной кондиции за считанные секунды!» Я знаю, что не являю собой олицетворение энергии, но меня поражает лень человеческая! Неужели кому-то трудно взбить яйцо?

Однако мне нравится информативная реклама как форма искусства, поэтому я продолжала наблюдать за стараниями Кристл распродать свою хоккейную маску. После того как она покончила с этим, пошла другая реклама, еще совершенно мне незнакомая.

«С „Выигрышем в бизнесе продвижения наличности“, — сказал по телевизору человек по имени Расс, — вы сможете работать неполный рабочий день и получать деньги как за полный». Правда? Ух ты.

«„Выигрыш в бизнесе продвижения наличности“ действительно работает, — завлекал он клиентов, — и я вам это докажу. Я представлю вам обычных людей, таких же как вы и я, которые успешно продавали уведомления о недвижимом имуществе». Уведомления о недвижимом имуществе? Это еще что за штука?

Я внимательно смотрела на экран, а люди один за другим рассказывали мне, как успешно они торговали этими самыми так называемыми уведомлениями о недвижимом имуществе.

«Моя первая сделка принесла мне восемь тысяч долларов», — сказал мужчина. Он сидел около бассейна, который, надо полагать, принадлежал ему.

«Только за последнюю неделю мы заработали на двух сделках пять тысяч», — заявила семейная пара. Они сидели в лодке, наверное принадлежавшей им.

«Я не успеваю депонировать чеки, — сказала женщина. — Только на прошлой неделе я завершила очередную сделку на четыре тысячи». На ней были бриллиантовые серьги.

«И все это вы получили, не вкладывая никаких наличных денег?» — спросил Расс.

«Да, — ответила она. — Я ничего не вкладывала».

Ничего не вкладывала? Неужели? У меня денег не было абсолютно, значило ли это, что я смогу заработать четыре тысячи, ничего не вкладывая? Если послушать Расса, то да! Нужно только купить его программу торговли уведомлениями о недвижимом имуществе за сто пятьдесят долларов. После этого я тоже смогу работать неполный день и получать оплату как за полный! Я тоже смогу зарабатывать деньги так же, как банки и страховые компании! Вдохновившись, я схватилась за телефон и заказала программу. Даже заплатила дополнительно за ускоренную доставку. Это было вложение в мое будущее! Через несколько дней по почте прибыла моя программа. Я прослушала аудиозапись, просмотрела видео, прочитала книжку — от корки до корки. И, проделав все это, так и не поняла, что же, черт возьми, такое — уведомление о недвижимом имуществе.

Но это меня не остановило. Нет. Я собиралась продавать эти уведомления о недвижимом имуществе — чем бы они ни были. А для этого, как выяснилось, мне надо было купить нечто под названием «ипотечное руководство». Ипотечное руководство — это имена и адреса людей, которые будут продавать мне свои уведомления о недвижимом имуществе. В своей книге Расс сообщил названия пары компаний, которые могли продать мне ипотечные руководства. Он объяснил мне, что я должна спрашивать что-то под названием «руководства по возврату ссуды продавца». Так я и сделала.

Позвонив в одну из компаний, я связалась с человеком по имени Фрэнк и сказала ему, что меня интересуют «руководства по возврату ссуды продавца». Порадовало, что этот Фрэнк хотя бы знал, о чем идет речь, потому что я не знала. Но огорчило, что эти руководства обойдутся мне в 75 долларов в месяц. И мне следовало подписать контракт на полгода, если я хочу их получить. Немножко подумав, я решила согласиться на это. Раз я уже купила программу, можно купить и эти руководства. Я заплатила еще семьдесят долларов, подписала контракт на полгода и получила руководства — имена и адреса.

Согласно Рассу, следующим шагом было послать карточки всем этим людям с просьбой позвонить мне по поводу их закладных. Только и всего — маленькая записочка с просьбой позвонить мне. Купив пачку простых карточек и наклеив почтовых марок на сто долларов, я разослала их по адресам, которые дал мне Фрэнк — прямо как та старая добрая Вероника, которая прислала карточку мне. Только я-то сама расписалась на своих: мне казалось, что это скорей расположит ко мне людей. А потом начала ждать. Однако мне никто не позвонил.

Но в своей книге Расс писал, что иногда приходится писать людям до пяти раз, пока они позвонят. Так что через неделю я послана еще пятьсот карточек этим же людям. И снова стала ждать. И ничего. А затем кое-кто позвонил. Один человек из Теннесси интересовался, что я хотела сказать ему. Вот это здорово! Что, черт возьми, я хотела ему сказать?

Я посмотрела в книгу и нашла сценарий телефонного разговора, который Расс советовал использовать, когда кто-то позвонит. Изучив его, я почувствовала уверенность и взяла трубку. Мне всего-то и надо было — узнать побольше ключевых деталей об уведомлении о недвижимом имуществе этого человека. Набрав номер, я подождала, пока мне кто-нибудь ответит.

— Алло, — ответил мужской голос с южным акцентом.

— Привет, можно Джима? — спросила я.

— Джи-и-им слушает, — ответили мне.

— О, здравствуйте, Джим, это Карин, — нервно сказала я. — Я посылала вам открытку по поводу вашего уведомления о недвижимом имуществе.

— А, здравствуйте. А теперь послушайте, что у меня здесь есть, — начал рассказывать Джим. — У меня восьмилетнее уведомление с нарицательной стоимостью восемьдесят семь тысяч долларов и балансом восемьдесят четыре тысячи. Процентная ставка — восемь процентов. И… бла бла бла… бла бла бла… Что вы можете для меня сделать? — спросил он.

Я не знала, что должна была ответить ему. Потому что вообще не понимала, о чем он говорит! Тысячу раз перечитав эту чертову книжку, я так и не узнала, что это за штука — уведомление о недвижимом имуществе. Я немедленно положила трубку. Я просто не знала, что делать дальше!

Что это со мной? Вбухала четыреста долларов в совершенно бесполезную чушь!

Разорена. Абсолютно. Да еще и явная дура вдобавок.

 

Я начинаю вести спартанскую жизнь

К марту я уже дошла до ручки. С тех пор как я потеряла работу, у меня медленно, но верно подходили к концу запасы косметики и парфюмерии. Кончился автозагар «Клэрин», вышли все продукты «Лапрэри». Лосьоны для лица, шампуни — ну, вы сами знаете, что еще — все это быстро шло к концу. Мне даже пришлось опуститься на ступеньку ниже и начать покупать кофе «Максвелл хаус». Пока что удалось наскрести денег на квартплату, но я не знала, переживу ли апрель. Я так и не привела в порядок волосы. Попыталась было подстричь их сама, но зря: вид у меня стал, будто я только что из дурдома.

Не имея работы, не имея возможности ухаживать за собой так, как привыкла, я мало-помалу начала терять ощущение, кто же я такая. Это было несомненно глупо с моей стороны, но, похоже, я слишком отождествляла себя со своей социальной ролью, то есть с тем, где я работала и как я выглядела. Я была «Карин, шустрая девушка, работающая с аудиторией на „Дженни Джоунз“». Или я была «Карин, шикарно одетая продюсер судебного шоу». Я была «Карин, у которой всегда самый лучший блеск для губ и самое роскошное мелирование». Я была «Карин, преуспевающая сестра/дочь, которая живет в Нью-Йорке».

Всё это во мне совмещалось. А теперь я превратилась в «Карин, девушку с некрашеными корнями, прошлогодним блеском для губ и такой же одеждой». Я стала «Карин, девушкой совершенно без денег, которая не может посетить новый ресторан, о котором все говорят». Я стала просто девчонкой из Бруклина. Моя работа и моя одежда, вместе взятые, всегда прежде придавали мне уверенность в себе, а теперь всего этого я неожиданно лишилась.

Мой шкаф все так же был полон одежды, но у меня не было денег, чтобы, надев ее, пойти куда-нибудь. И даже если бы вдруг было куда пойти, я вряд ли решилась бы на это из-за своей внешности. Похоже, человек, которым я всегда была и к которому привыкла, висит там, в шкафу. Я подходила к зеркалу и не узнавала ту, которая смотрит на меня оттуда. Или если узнавала, то она мне не нравилась, я не воспринимала ее.

Конечно, мои проблемы не стоит преувеличивать. Я не попала в ужасную автокатастрофу, которая искалечила бы меня. Руки-ноги были на месте. Слава Богу. Всех-то бед: отрасли корни волос, вышла из моды одежда и нет работы! Но надо же было учитывать и мои чувства. Если вы блондинка и вдруг выкраситесь в каштановый цвет, то будете чувствовать себя иначе, потому что привыкли видеть в зеркале совсем другое лицо. То же относится и к весу. Набрав лишних десять фунтов, вы смотрите на себя в зеркало, у вас появляется совсем другая самооценка, более низкая, чем была раньше. А когда вы снова теряете эти десять фунтов, то чувствуете себя великолепно. Лучше всех.

Я всегда была одной из самых удачливых девушек, куда бы я ни пошла. Я всегда улыбалась. Всегда была дружелюбна и беззаботна — жила настоящим моментом. А потому, даже когда это было глупо, с готовностью шла на любой риск. И вдруг я утратила все свое жизнелюбие. Почувствовала себя бесполезной.

Вопрос не в том, правильно это или нет — я так чувствовала. Это произошло со мной, и с этим надо было что-то делать. И уж самое последнее в этом случае — возненавидеть себя за то, что увидела свое истинное лицо в другом свете. И хотя люди не всегда признают это, я уверена, что иногда такое чувство возникает у многих.

Считать себя жертвой — не в моих правилах. В эти игры я не играю. Как бы я ни жалела себя в тот период, я не собиралась бездействовать, упиваясь ролью страдалицы. Хотя бы уж потому, что я сама сделала жизненный выбор, загнавший меня в эту ситуацию. Единственно, что могу признать: если я жертва, то пострадала только от плохой экономики. Я никогда не предполагала, что так просто оказаться без работы и так трудно ее найти.

Меньше всего хотелось складывать вещи и возвращаться в Чикаго. И я совершенно не собиралась звонить родителям и просить помощи у них. Это бы значило признать поражение — а я не хотела быть неудачницей. Собиралась выпутаться из этого положения самостоятельно.

Мне надо было предпринять некоторые действия. Во-первых, распродать кое-что из моих вещей. Раньше мне доводилось покупать вещи на Интернет-аукционе, так что я была знакома с тем, как это делается. Там я когда-то приобрела изумительные туфли от «Прада» всего-то за сто долларов! Но сейчас настала пора продавать.

Одну за другой я вытаскивала коробки с моими вещами, которые все так и стояли нераспакованными, и понемногу начала продавать вещи с аукциона. Прожила ведь я без них четыре месяца, и ничего. Очевидно, проживу и дальше. Я начала с мелочей: продала несколько рамок для фотографий и вазочек, которые «просто обязана» была купить когда-то. Еще продала несколько сделанных под старину блюд и книг. С некоторыми вещичками были связаны воспоминания и расставаться было трудно, но я все равно продала их. Разделавшись с мелочами, перешла к вещам покрупнее.

Я подумала, что если продам свой прекрасный ковер и выживу, то все как-нибудь наладится. И продала его. И выжила. Потом продала люстру — и тоже выжила. И поняла, что не так уж в моей жизни были необходимы эти вещи. Прекрасно можно прожить и без них. Нет, я не была абсолютно счастлива или что-то в этом роде. Но каждый день я просыпалась и была жива. И чем больше вещей я продавала, тем лучше себя чувствовала. Это было как своеобразная терапия. Я освобождалась. Я разгружала свою жизнь.

И вдруг осознала: ведь я именно за тем и приехала в Нью-Йорк! Чтобы понять, кто я. Я не хотела, чтобы меня определяли по моим друзьям, моей семье или моей работе. Не важно, в Чикаго ли, в Нью-Йорке. И совершенно неожиданно так и вышло: все это действительно перестало определять меня. Но теперь я не знала, что за женщина смотрит на меня из зеркала! Этого ли я хотела? В любом случае именно это, наверное, мне и было предначертано.

* * *

Ближе к концу марта я получила возврат налога. Смогла расплатиться за квартиру за апрель и послать остаток денег на карточку «Дженнифер конвертиблз». В начале апреля начала немного приходить в себя. В своем любимом журнале «Аллюр» я прочитала о том, что в салонах волосы красят краской «Л’Ореаль Преферанс», и решила попробовать самой слегка осветлить ею отросшие корни. И получилось не так уж плохо. Ну, может быть, не идеально, но и не ужасно. Оттенок вышел слегка оранжеватый, но, по крайней мере, я не была больше двухцветной. И еще я разорилась на пемзу и сделала себе педикюр — педикюр, о котором так давно мечтала! Купила мыло «Дав» для лица. И больше никаких покупок в дорогущих универмагах! Я стала завсегдатаем аптек.

Однажды в начале апреля меня разбудил телефонный звонок. Я была без работы уже почти пять месяцев. Я потянулась и взяла трубку. Это были Эд и Дэвид, мои бывшие боссы из «Ананды».

— Эй, просыпайся, — заорали они, у меня была включена громкая связь.

— Ладно, проснулась. А что за спешка?

— Мы прекращаем поиски. Для тебя, похоже, наклевывается работенка. Бросай то, что ты сейчас делаешь, и звони нашей подруге. Ей надо было нанять кого-нибудь еще вчера или, во всяком случае, немедленно.

— О, Господи, спасибо вам огромное, — сказала я.

— Перед тем как позвонишь, должны тебя предупредить, что это шоу на кабельном канале и платят там мало. Работа связана с кастингом или чем-то в этом роде, у тебя для нее слишком высокая квалификация. Но мы решили все равно тебе позвонить, потому что тема, кажется, в твоем духе. Это реалити-шоу о ньюйоркцах и их собаках.

— Большущее спасибо, — сказала я. — Сразу же и позвоню.

Они дали мне номер, я повесила трубку и позвонила.

Должность на самом деле была вспомогательной в отделе кастинга для шоу «Собачьи дни», которое ставила для канала «Планета животных» продюсерская компания под названием «Камера плэнет». Эд с Дэвидом были правы, говоря, что там мало платят. Мне предложили девятьсот долларов в неделю грязными, чуть больше половины от того, что мне платили на моей последней работе — меньше половины от заработной платы на шоу «Ананды». Но выбора не было, и в четверг я прошла собеседование, в пятницу уже получила работу, а с понедельника смогла приступить. Это внештатная работа, без контракта, никакой страховки мне не полагалось. Работа планировалась на четырнадцать недель, то есть до середины июля.

 

Крысиные бега

В выходные я начала готовиться к своей новой работе. Мне была необходима новая одежда, потому что со мной случилось несчастье — я случайно засунула в стиральную машину белые вещи с прошлогодними желтыми. И все футболки и кофточки пожелтели. Стали ярко-желтыми. Все было испорчено. Мне действительно было нечего надеть.

Хорошо еще, что мне не надо было очень стараться одеться получше. Работа была в отделе кастинга по отбору собак, и по крайней мере один день в неделю планировалось проводить на открытых кастингах на собачьих бегах по всему Манхэттену. Мне нужны были джинсы, футболки и другая одежда такого рода.

Так как на моем текущем счету лежало ровно двести долларов, было исключено пойти в «Блумингдэйлз» и купить упаковку футболок от Майкла Старза по сорок баксов за штуку, как это я сделала прошлым летом (все они теперь стали желтыми). Тем не менее было необходимо количество, оптовая закупка. И я решила отправиться в бруклинский магазин «Олд Нэйви».

Я, конечно, и раньше бывала в «Олд Нэйви», но никогда ничего там не покупала. А теперь возлагала большие надежды на этот магазин. Ведь сколько можно запросить за футболку? Это просто хлопковая нить, связанная в полотно, правда? Кстати, теперь я стала огромной, толстой свиньей. На пятнадцать фунтов толще, чем когда я начинала работу в «Ананде», но вовсе не собиралась выбрасывать сотню долларов на джинсы, из которых я через пару месяцев, вполне возможно, буду выпадать. Я всегда клялась себе, что не стану тратиться на «толстую» одежду. Пусть это будет своего рода ограничителем: не налезает любимая одежда — значит, садись на диету. Итак, я направилась в «Олд Нэйви» посмотреть, что там можно найти.

Побродив немного по магазину, я поняла, что одежда здесь не впечатляет, зато цены — да, и даже очень! Футболки стоили долларов десять, и качество при этом было вполне приличное. В «Олд Нэйви» оказалась даже стойка распродажи. Честное слово. Я купила двадцатичетырехдолларовую юбку за восемь долларов. И за двадцать четыре доллара это была бы выгодная покупка — никакой нужды, по-моему, не было еще и снижать цену. Так что после часовой прогулки по «Олд Нэйви» я вышла оттуда с парой джинсов, тремя юбками, десятком футболок и парой босоножек. Все вместе — меньше, чем за сто пятьдесят долларов. Вот это шопинг! Вот это я понимаю! Еще я подкрасила корни и покрыла лаком ногти. Мне надо было выглядеть презентабельно.

В понедельник я отправилась на работу, впервые после почти пяти месяцев безделья. Будильник прозвонил ровно в семь, я приняла душ и к восьми утра вышла из дома. Мне не хотелось опаздывать в первый день. Я поехала на подземке и была на месте даже рановато, так что зашла в «Старбакс». Я не была там с… Боже, даже не помню, с каких пор! Все там было как всегда. Так приятно было выпить чашечку кофе. Наконец, около девяти утра, я направилась на встречу с моим боссом, Молли.

Офисы «Камера плэнет» занимали два верхних этажа высокого здания в районе Флэтирон в Манхэттене, совсем рядом с Медисон-сквер-гарден. Внутри офиса было в основном свободное пространство с несколькими закрытыми кабинетами. Персонал «Собачьих дней» сидел за столами в открытом общем помещении. Здесь у меня даже клетушки не было. Только стул и стол, приставленный к стене. Никаких излишеств, что и говорить.

После короткого приветствия Молли представила меня молодому человеку по имени Мэнни, с которым мне предстояло работать. Немного за тридцать, толстые черные очки и ни волоска на голове. Не похоже, чтобы это была врожденная или благоприобретенная лысина. Мне кажется, он просто брил голову. Настоящий последователь Майкла Джордана — только белый и еврей. В должности продюсера я привыкла руководить своей командой, действовать самостоятельно, а не под чьим-то началом. На собеседовании мне сказали, что я буду работать в команде из трех человек, как я поняла, равных по статусу. Теперь вдруг оказалось, что он — директор по кастингу, а я помощник. Но мне так нужна была работа, что я смолчала.

Мэнни объяснил, что предлагается один открытый кастинг в неделю, проводиться он будет на какой-нибудь одной из городских площадок для собачьих бегов. Наша задача — отобрать участников для реалити-шоу о жителях Нью-Йорка и их собаках. Планировался сериал из восьми частей, постоянно будут добавляться новые персонажи, так что процесс кастинга будет безостановочным. В свободные дни персонал отдела должен стремиться распространять информацию о кастингах, а также подыскивать экспертов по собачьей психологии — профессионалов или любителей — для участия в этом сериале.

Первые несколько недель было трудно работать в тени Мэнни, но я справилась. Каждый день мне приходилось наступать на свое самолюбие. Буквально поджимать хвост (тут нет никакого каламбура), чтобы не взорваться. Мэнни был нормальным начальником — это я слишком привыкла лично отвечать за то, что делаю. Вот и приходится себя подавлять. Работа держала меня в строгих рамках. В ней не было места творчеству. Иногда от этого мне хотелось громко завыть. Но я сидела за своим столом, сжимала зубы и делала, что мне говорили.

Еще перед началом выпуска Молли уволилась, и я продвинулась наверх. Теперь я единолично нанимала экспертов и много общалась с продюсерами. Это изменение радовало — теперь я как бы сама вела свой корабль, не оставаясь по долгу службы за чьей-то спиной.

Примерно за месяц до окончания выпуска я снова начала искать другую работу И опять, как когда я сидела дома, ничего не получалось. Были кое-какие наводки, но всякий раз оказывалось, что у меня либо слишком много опыта для должности, либо слишком мало. Последний день моей работы приближался, и я волновалась все больше и больше. По ночам я просто лежала в постели и мучительно думала о том, как много денег я должна. Я чувствовала себя идиоткой: зачем набрала столько вещей? Мне казалось, что я — единственный человек с долгами, по крайней мере единственный, кто влез в них так по-дурацки.

На выходные ко мне в гости приезжали мама и отчим. Я попыталась получить от этого визита максимум удовольствия, но не смогла — всё думала о долгах. Раньше мама всегда выручала меня, но теперь я просто не могла просить ее об этом. В понедельник, десятого июня, я наскребла полтора доллара на дорогу до работы. Больше денег у меня не было совсем, и до зарплаты оставалось еще две недели. Я продала кое-что и со дня на день ожидала пару переводов. Пришлось пойти в местный продуктовый магазин и выписать там чек, превышающий нужную сумму на двадцать пять долларов, чтобы получить наличные. Мне надо было купить карточку для подземки, пока еще была работа. Я подумала, что к тому времени, когда мне надо будет погашать эти двадцать пять долларов, придут деньги с аукциона. Короче говоря, деньги вовремя не пришли, и этот чек из продуктового магазина вернули обратно. Пинком, как резиновый мячик щенку, — до самого агентства по сбору долгов. И вот ситуация: полный шкаф одежды, но чек на еду и наличные, чтобы добраться до работы, не оплачены банком! Не смешно…

На следующей неделе выяснилось, что выпуск завершается на две недели раньше запланированного, и компания уволила половину штата. Операторы, продюсеры и прочие — все оказались без работы. Руководящий продюсер шоу, Лори, попросила меня остаться еще на шесть недель для послесъемочных работ в качестве продюсера серии, отметив благосклонно мой деловой энтузиазм. Несмотря на то что внутри у меня все кипело, я выдала для всеобщего обозрения довольную улыбку. Рада, что они на нее купились.

Несмотря на это повышение по должности, денег мне не прибавили. Я и не просила. Знала, что бюджет очень жесткий, и чувствовала, что если заявлю о прибавке, то они обойдутся и без меня. Обычно продюсер серий получал в два раза больше, чем я. Но я молчала, потому что была благодарна уже за то, что я работаю, и еще более благодарна за мое продвижение на должность продюсера.

Каждый день, направляясь утром в сторону подземки, я думала: неужели вот так и пойдет теперь до конца моей жизни? Переход с одной работы на другую, неспособность заплатить по чекам в продуктовом магазине, беспокойство о том, что тебя уволят — не может же этого быть! Или может?

Через несколько недель, которые очень быстро пролетят, редактирование моей серии закончится, и мне придется искать новую работу. А когда закончится и она, снова искать. А потом опять. Я чувствовала, что участвую в каких-то крысиных гонках. И ненавидела их. И чувствовала себя побитой. Меня как будто пропустили через пресс. Я словно бы шла, не оставляя никакого следа на земле. Где же этому предел? Я была в отчаянном положении.