В мастерской Дэниела Бернэма кипела работа. Помощники подносили огромные рулоны бумаги, разворачивали их перед архитекторами, самозабвенно создававшими чертежи при помощи линейки и циркуля. Висевшие на стенах планы, фотографии недавно законченных зданий, чертежи круглых башен и домов, упрятанных под мосты, свидетельствовали о неистовом желании строить, производившем сенсацию на Манхэттене.
Бернэм, человек с густой рыжей шевелюрой и обвислыми усами, принял двоих полицейских в кабинете, свет в который падал сквозь стеклянный потолок. Одна из стен также оказалась стеклянной, что позволяло Бернэму наблюдать за работой своей команды.
— Только я смогу уделить вам не очень много времени, — предупредил Бернэм полицейских. — Через час я уезжаю в Чикаго.
— Только от вас зависит, насколько долгой будет наша беседа, — сказал Кан.
Бернэм пригладил усы:
— Августа Корда будет трудно заменить, и это все, что я могу сказать о его смерти. В наше время не много найдется таких же смельчаков.
— Избавьте нас от штампов.
Кану показалось, что он шокировал архитектора, но инспектору было на это наплевать. Чтобы одержать верх, нужно было сразу нанести несколько ударов.
— Вы проектировали дом Августа Корда на Коламбус-авеню?
— Пять лет назад.
— В этом доме есть тайные помещения, не указанные в кадастровом плане. Вы, как и любой другой гражданин, по закону обязаны предоставить полиции всю информацию, которая может помочь в расследовании убийства.
— Это была идея Корда, — сообщил Бернэм. — Он попросил сделать тайный ход из его комнаты в подвал.
— Почему вы не сообщили об этом полиции, ведь в этом заключался ваш гражданский долг?
— Пресса сообщила, что убийца арестован, и никто мне не задал ни одного вопроса. Я не понимаю, зачем обнародовать информацию, которая может с невыгодной стороны осветить мою деятельность.
— И заставить людей искать подобные же ходы в остальных сооружениях, построенных по вашим проектам?
— Мне нечего сказать об этом, — сухо сказал Бернэм.
— Как вы познакомились с Корда? — спросил Кан.
— С ним мечтали работать все архитекторы страны. Когда мы с Августом впервые встретились, он сказал: «Не довольствуйтесь скромными планами. Не это разгоняет кровь в жилах мужчины». Его совет показался мне великолепным.
— Вы, так же как и он, являетесь членом Клуба архитекторов?
В спокойном и надменном лице Бернэма что-то дрогнуло.
— У вас неверная информация. Никогда не слышал о таком Клубе. Я очень мало общаюсь с другими архитекторами.
Некоторые полицейские хвастаются, что могут распознать ложь по незначительным деталям: нервный тик, трясущиеся руки. Кан был не так наивен: хорошие лгуны часто прекрасно владеют собой, и тело их не выдает.
— Если вы скроете правду, — твердо произнес инспектор, — я вас отдам под суд за то, что вы вовремя не сообщили о наличии тайного хода, которым воспользовался убийца.
— Но я не мог предположить, что им воспользуется убийца! — с досадой сказал Бернэм. Он рассердился, и Кан увидел долгожданную лазейку.
— Вы ведь были главным архитектором Всемирной выставки в Чикаго? — спросил он.
— Да, это так.
— Насколько мне известно, на следующий год, как я знаю, вы были свидетелем во время процесса над Генри Говардом Холмсом, доктором, который сдавал комнаты посетителям выставки, а затем убивал их, пока они спали.
— Я действительно делал архитектурную экспертизу дома, который принадлежал этому сумасшедшему.
— То есть вы знаете, что Холмса прозвали «нашим Джеком Потрошителем», а упомянутый дом окрестили «Замком ужасов». Можете вы напомнить, из-за чего появилось такое название?
Бернэм смущенно опустил голову:
— В доме было множество тайных ходов, позволявших Холмсу травить гостей газом, выходящим из труб, спрятанных в их комнатах, а затем сжигать в печи, построенной в подвале…
— Этот убийца — способный архитектор, — сказал Кан, прерывая Бернэма. — Он предусмотрел раздвижные двери, потолки с люками и лестницами, спрятанные в фальшивом полу скользкие пандусы, по которым трупы соскальзывали в подвал! Истинный предшественник вашего гения. Дело Холмса подсказало вам идею устраивать подобные ходы в ваших сооружениях?
— Вы обвиняете меня в злом умысле?..
— Вы знали, что ход в доме Корда позволил убийце войти внутрь. Раз вы не сообщили нам эту информацию, значит, вам нужно было скрыть от нас что-то еще. Этого достаточно, чтобы вас арестовать.
У Бернэма от изумления округлились глаза.
— Мои сооружения построены по классическим канонам, унаследованным от Греции, Рима и Египта. Тайные ходы — это архитектурная традиция, восходящая к самым ранним цивилизациям, интерес к которым я надеюсь возродить в Америке. Но надо быть настоящим безумцем, чтобы надеяться, что полицейский поймет это!
— Ренцо, надень на него наручники, — приказал Кан.
— Вы с ума сошли?
Бернэм бросил обеспокоенный взгляд на своих сотрудников, наблюдавших за сценой сквозь стеклянную стену.
Ренцо подошел к нему с наручниками в руках.
— Подождите… — сказал Бернэм. — Пожалуйста…
— Клуб архитекторов… — начал Кан. — Почему эта организация окружена стеной молчания?
Бернэм ослабил узел галстука. На его лице выступил пот.
— Ладно, — произнес он наконец. — Я вам расскажу.
Он отошел подальше от Ренцо, словно для того, чтобы быть уверенным, что наручники уже не угрожают его запястьям.
— Клуб архитекторов, — проговорил он, — это не преступное сообщество. Это братство людей, верящих в утопию.
— В чем она заключается?
— В попытках превратить некоторые американские города в лаборатории будущего. Чикаго — один из таких городов. Сейчас я заканчиваю план развития его центра. Другой такой город — на Манхэттене. В этом нет ничего аморального, как раз наоборот.
— Что вам понадобилось в этом Клубе?
— Рассказывать вам о моем интеллектуальном росте будет долго. Родители воспитали меня в традициях Церкви Нового Иерусалима, возникшей на основе идей шведа Сведенборга. Они убедили меня в том, что моя роль в этом мире состоит в возвышении человеческого духа.
— Посредством архитектуры?
— Это одно из основных направлений духовности. Как Имхотеп, разработавший принципы строительства пирамид, я использую в своих проектах мистические параметры, такие как золотое сечение или астрологическая и полярная направленность. Благодаря этому мои сооружения становятся символами священной нерукотворной истины.
— Что значит нерукотворной? — с раздражением спросил Кан.
— Такой, что создана, но не руками человека. Для христиан, например, таким символом является Туринская плащаница… Я вижу, вы улыбаетесь, но тайны архитектуры пережили много насмешек. Вы знаете, что пирамиды сделаны из агломерированного камня, который создается в результате химического процесса, открытого, согласно официальной науке, всего тридцать лет назад?
— В Клубе совершаются алхимические обряды?
— Алхимия — одна из наук, которую мы тщательно изучаем.
— Убийца Джеймса Уилкинса и Бернарда Эмери рядом с телом каждой жертвы оставил пластинку с символами, — заметил Кан. — Корда хранил у себя эскизы к этим гравюрам.
Инспектор следил за реакцией Бернэма, который заметно напрягся.
— Убийца занимался алхимией, — продолжал Кан. — Из этого можно заключить, что он был тесно связан с Клубом или даже являлся его членом.
— Это совершенно невозможно! — твердо произнес Бернэм.
— Как вступить в Клуб? — осведомился Кан.
— За вас должно проголосовать большинство его членов. Правила приема очень строгие и не допускают исключений. Так, Герман Корда, второстепенный архитектор, не был принят, несмотря на то что его брат — основатель Клуба. Кроме того, число членов клуба ограничено.
— Их двенадцать, так? Как апостолов Христа?
— Корда не принимал себя за Мессию! Двенадцать — это количество проспектов в Манхэттене. Количество улиц, сто пятьдесят шесть, также тринадцать раз раскладывается на двенадцать. Проложившие их голландские франкмасоны позаимствовали эти священные числа у древних алхимиков.
Кан достал список членов Клуба, протянул его архитектору:
— Вы подтверждаете тот факт, что означенные лица являются членами вашей организации?
Бернэм отказался посмотреть в список.
— Члены клуба — не апостолы, и Иуды среди них нет. Я имен не назову, — заявил он.
— Кто из вас имел основания отождествлять себя с легендарным Хирамом? — спросил Кан, испытующе глядя на архитектора.
Выражение глаз Бернэма стало для инспектора подтверждением того, что он попал в цель.
— Хирам, — сказал Кан, — был предан своими товарищами. Кто из вас мог считать себя преданным убитыми членами Клуба?
— Я ничего об этом не знаю…
— Случались ли среди членов Клуба конфликты?
— Бывали разногласия. Многие из нас укоряли Августа Корда за то, что он слишком торопится. Идея застроить Манхэттен небоскребами утратила популярность. Газеты критикуют «поглощение Нью-Йорка тьмой»; фотографии улиц, утонувших в тени гигантских зданий, вызвали скандал.
— Какова была позиция Корда?
— Он утверждал, что перед тем, как победить, нужно пройти фазу непонимания. Я создал проекты зданий в форме пирамиды, чтобы позволить солнцу заливать улицы. Но Корда считал, что проект, который мы рассчитывали вскоре представить публике, настолько поразит воображение ньюйоркцев, что больше у нас никогда не будет проблем.
— И что же это за проект?
— Революционный небоскреб на Уолл-стрит. Первая из четырех опор, которые мы решили построить в Манхэттене.
— Исчезнувшие члены Клуба одобряли этот проект?
— Уилкинс, Эмери и Мур относились скорее к умеренному меньшинству. И не только в том, что касалось именно этого проекта, — они всегда призывали к осмотрительности. Они предложили поставить вопрос на голосование. Однако накануне голосования исчез Уилкинс. И голосование отложили.
— Могло ли оно грозить Корда поражением?
— Мы — индивидуалисты. Результаты голосования предугадать невозможно.
— Кто знал о существовании секретного хода в доме Корда?
— Он сам и строители, но они были проверенными людьми.
— Вы говорили о тайном ходе Рою Блэйку?
— Кому?
— Детективу из агентства «Пинкертон», нанятому для защиты Корда после двух первых исчезновений.
— Я никогда о нем не слышал, — сказал Бернэм.
— Поскольку он продолжал получать чеки после смерти Августа Корда, я решил, что Клуб по-прежнему пользуется его услугами. Кстати, видимо, именно Рой Блэйк купил птиц, которые использовались для убийства Уилкинса.
Услышанное явно взволновало Бернэма. Усы архитектора взмокли от пота.
— Возможно, Корда сам дал тому, кто должен был его охранять, ключ от секретного входа в свою комнату, — предположил он.
Кан задал еще несколько вопросов — и понял, что больше от Бернэма ничего не добьется.
— Мы уходим, — сказал он.
Бернэм с облегчением откинулся на спинку кресла.
— Да, — добавил Кан, — Чикаго подождет. Я не разрешаю вам уезжать из Нью-Йорка, пока дело не закончится.
Ошеломленный Бернэм хотел возразить, но Кан и Ренцо уже вышли из его кабинета.
Через двадцать минут они входили в комиссариат на Мелберри-стрит. Собравшиеся в холле подчиненные Кана выглядели озадаченными и растерянными.
— В чем дело? — спросил инспектор.
Один из дольше всех проработавших сотрудников решился принять на себя гнев босса и сообщить плохую новость:
— Джон Менсон сбежал.
— Что?!
— Он ранил лезвием от бритвы Джонсона, который принес ему еду. Вырвал у него оружие и взял в заложники. Потащил к выходу на Сорок третью улицу. Сообщник ждал Менсона в машине, на которой они и уехали, бросив Джонсона.
— Вы их не преследовали?!
— Преследовали, но они обманули нас — в Чайнатауне въехали на рынок. Там полно народу, они бросили машину и растворились в толпе.
— Дерьмо! — с гневом сказал Кан. — Где он взял это чертово лезвие?
— Оно было спрятано в переплете Библии.
— Я сам ее проверял, перед тем как отдать ему…
— Значит, кто-то передал ему лезвие позже.
Кипя от злости, Кан посмотрел в лицо каждому из своих подчиненных, потом повернулся к Ренцо:
— Кроме охранников, у Менсона были только трое: Фрейд, Юнг и Грейс Корда. — Он снова выругался и добавил: — Приведите их всех!