Самым знаменательным событием года для нью-йоркской полиции стало приобретение десяти «фордов» модели «Туринг». Автомобиль был легкий, с усовершенствованной трансмиссией, выигравший весной первые гонки «из конца в конец» между Нью-Йорком и Сиэтлом.

Главный инспектор Рейнолдс Кан несколько месяцев бился с коррумпированными чиновниками администрации, и те в конце концов выделили часть средств из годового бюджета на приобретение машин, которые до сих пор чаще служили преступникам, чем полицейским.

Чтобы наверняка получить «Т» в свое распоряжение, Кан являлся на службу ни свет ни заря, и сегодня, 29 августа 1909 года, не было еще и восьми часов утра, а его машина уже проезжала мимо вязов по Коламбус-авеню, одной из самых роскошных улиц Вест-Сайда, протянувшейся широкой полосой между Центральным парком и рекой Гудзон.

Кан остановился у дома номер 1303, элегантного особняка в стиле ар-деко, с балконами, отделанными кованым чугуном. Поправив фетровую шляпу, он вышел из машины и быстро поднялся по ступеням, ведущим к массивной дубовой двери. На первый звонок никто не открыл. Он уже собирался позвонить второй раз, когда дверь приоткрылась и на улицу выглянула перепуганная молодая служанка:

— Боже мой! Сударь, надо вызвать полицию!

— Я как раз из полиции, — ответил Кан.

Дрожащая девушка впустила его в дом. В холле лаяли два лабрадора, на которых никто не обращал внимания.

— Что произошло?

— Там, наверху!.. Господин Корда!

— Что с ним?

— Его убили!

Кан выхватил из кобуры кольт и ринулся вверх по лестнице. Услышав громкие голоса, он устремился к комнате, находившейся в конце длинного коридора, устланного толстым ковром.

Вбежав в открытую дверь, он едва не споткнулся о лежавшую на полу молодую женщину с длинными черными волосами и мертвенно-бледным лицом. Кан тут же узнал Грейс Корда, единственную дочь хозяина дома.

Служанка склонилась над ней, поднося к носу флакон нюхательной соли и безуспешно пытаясь привести в чувство. Кан опустился на колени и пощупал пульс девушки.

— Она жива? — спросила служанка.

— Да, просто потеряла сознание, — ответил Кан, поднимаясь.

Он поднял глаза и с ужасом уставился на кровать, занимавшую середину комнаты. Август Корда лежал на ней, скрестив на груди руки. Его халат распахнулся, открывая окровавленный низ живота. Кровь пропитала простыню, и вокруг тела образовался пурпурный круг.

Кан бросился к телефону, поднял трубку, несколько раз повернул ручку.

— Слушаю вас, какой номер? — раздался голос телефонистки.

— Мелберри 5-53-00.

Дожидаясь, пока его соединят с комиссариатом на Мелберри-стрит, Кан не мог отвести взгляда от покойника. Инспектор ясно видел, что в широко раскрытых глазах Августа Корда застыло изумление, словно Август Корда никак не мог поверить, что рок сыграл с ним такую злую шутку.

Через час Томас Салливен, дивизионный комиссар нью-йоркской полиции, лично прибыл на место убийства.

Его присутствие говорило о том, что дело относится к разряду незаурядных.

Убитый был влиятельным человеком. Финансист, строительный подрядчик, сторонник урбанизма, Август Корда сумел за последние двадцать лет привлечь к Манхэттену внимание всего мира, и сделал это очень простым способом — он решил, что Манхэттен должен стать самым высоким городом в мире. Корда заставил строителей соревноваться, и в небе города пышным цветом расцвели небоскребы.

Увидев Салливена, Кан внутренне собрался: нужно вести себя осмотрительно, иначе есть риск потерять это дело.

— Вас-то как сюда занесло? — спросил его Салливен, чей раздосадованный вид объяснялся тем, что ему пришлось оторваться от завтрака.

— Корда хотел меня видеть.

— Зачем?

— Не знаю. Но я надеялся получить от него дополнительное финансирование. Нам нужно пополнение.

Салливен, которого Кан давно уже зачислил в свиту лизоблюдов мэра Макклиллена, истинного начальника нью-йоркской полиции, сердито посмотрел на него:

— Не стоило брать на себя такую инициативу. Бюджетом полицейского департамента занимается муниципалитет.

Кан еле удержался, чтобы не ответить, что полицейский департамент, беспомощность которого стала притчей во языцех и большая часть бюджета которого расхищалась коррумпированными чиновниками, давно превратился в бордель.

— Оставим пока этот разговор, — сказал Салливен, поглаживая усы. — Что у вас тут?

— Орудие убийства не найдено, — ответил Кан. — Но это что-то острое. Единственный удар нанесен в низ живота. Судя по тому, как окоченело тело, Корда умер ранним утром. Я отправил его на вскрытие.

— Никто ничего не слышал? — спросил Салливен.

— Служанки спали, и собаки не лаяли. Но сюда прибежала дочь Корда, комната которой находится в другом конце коридора. Служанка, которая нашла тело, обнаружила Грейс Корда без сознания в нескольких метрах от кровати. Не исключено, что она видела убийцу. Но она еще слишком слаба, и я не могу ее допросить.

— Кто еще здесь живет?

— Западное крыло занимает брат Августа Корда, Герман, с двумя слугами, но они сейчас уехали в Вашингтон. В этом крыле жил еще личный секретарь Августа, Джон Менсон. Он исчез. Выяснилось также, что он дал свой неправильный адрес. На Двадцать второй улице находится склад большого магазина братьев Штерн.

— И где же тогда живет этот Менсон?

— Ренцо расспрашивает о нем служанок.

— Это точно его рук дело. — Салливен самодовольно засопел, сложив руки за спиной.

— Все окна и замки целы, — продолжал Кан. — Действительно, складывается впечатление, что убийца находился в доме. Менсон мог убить Корда и оглушить Грейс, пришедшую на помощь отцу. Вот этим…

Он указал на стол, где стояла небольшая скульптура — бородатый монах, попиравший голову льва ногой.

— На голове святого Иеронима следы крови, — продолжал Кан. — Анализ покажет, отцу или дочери она принадлежит.

Салливен удовлетворенно кивнул:

— Найдите этого Менсона, и дело будет раскрыто.

— Вряд ли все окажется так просто, — возразил Кан, которого начинала раздражать самоуверенность комиссара. — Ведь ничего не украдено. И даже если убийца — Менсон, то его, скорее всего, просто наняли. У Корда были враги.

— Это не ваша забота, — сказал Салливен. — Я ведь еще не решил, кто будет вести это дело.

Кан напрягся.

— Устав гласит, — произнес он твердо, — что расследованием занимается полицейский, первым прибывший на место преступления.

— Устав, вот именно, — заметил Салливен. — Я подумаю, как применить его положения на практике, если вы за сутки найдете Менсона.

Он пристально посмотрел на Кана, словно подчеркивая неуместность дальнейших препирательств.

В холле Кан подошел к Маттео Ренцо, единственному полицейскому, которому доверял. Кану нравились люди, осмеливавшиеся спорить с судьбой. Ренцо, родившийся в Маленькой Италии, пренебрег авторитетом Мано Нера и пошел служить в полицию. Кроме того, легкий характер молодого италоамериканца служил идеальным противовесом вспыльчивому нраву Кана.

— Они ничего толком не знают, — сказал Ренцо, указывая на служанок. — Менсон проработал тут всего три месяца. Болтливостью не отличался. Но та, что помоложе, говорит, что парень он красивый и однажды подарил ей нюхательный табак в пакетике из магазина с Оксфорд-Сити.

— Оксфорд-Сити?

— Да, в центре Файв-Пойнтс…

Файв-Пойнтс. Вот уже четыре десятилетия полицейские Нью-Йорка выбивались из сил, чтобы избавить этот квартал, расположенный в самом сердце Манхэттена, от организованной преступности.

— Если вам нужен наемный убийца, там вы найдете самых лучших, — произнес кто-то позади Кана.

Инспектор обернулся. Перед ним стоял похожий на мышь маленький человек в шляпе набекрень. Кан напряг память, мысленно перебирая сотни карточек с описанием примет, которые ему приходилось ежедневно просматривать.

— Рой Блэйк.

— К твоим услугам, инспектор, — ответил тот.

— Что тебе тут нужно?

— Я работаю на «Пинкертона». Две недели назад агентство наняло меня, чтобы я глаз не спускал с Корда. По его же собственной просьбе.

— Похоже, ты их все-таки спустил…

— На мне была только дневная слежка.

— И зачем это понадобилось Корда?

— Он чувствовал какую-то опасность.

Кан недоверчиво посмотрел на Блэйка. Бывший репортер из «Нью-Йорк джорнал», желтой газетенки Уильяма Рэндольфа Херста, переквалифицировался в профессионального детектива? Ничего удивительного. Вот уже несколько лет как Манхэттен наводнили частные детективы, обладавшие бесценным преимуществом по сравнению с полицией — они могли использовать в работе любые методы, даже незаконные. Среди них можно было найти шпионов, налетчиков, поджигателей, тех, кто подкупал судей, штрейкбрехеров. И даже убийц.

В Манхэттене едва ли не сотня сыскных агентств. «Пинкертон», самое старое из них, отличалось высокими ценами и богатой клиентурой.

— Ты больше не работаешь на Херста?

Блэйк скривился:

— Нет, я теперь только в «Пинкертоне».

— Ладно… — Кан кивнул. — У тебя есть что-нибудь на Менсона?

— Он тесно общается с ребятами из Файв-Пойнтс. Я как-то проследил за ним. Он шел на какое-то сборище социалистов и анархистов. Я сообщил Корда о том, где ошивается его секретарь.

— И как он отреагировал?

— Запретил следить за Менсоном. — Блэйк сладко улыбнулся. — Могу помочь тебе его найти. Я знаю Файв-Пойнтс как свои пять пальцев. Гораздо лучше, чем твои бездарные ищейки.

Кан покачал головой. Если его подозреваемого арестует «Пинкертон», то Салливен точно отберет у него дело.

— Не суй туда свой нос!

— У нас демократия, — возразил Блэйк. — Я хочу получить вознаграждение, и ты не можешь мне этого запретить.

— Не знаю, в какие игры ты играешь, — сказал Кан, — но советую держаться подальше. Иначе упрячу тебя за решетку за убийство Корда.

— И зачем, по-твоему, мне это было нужно? — возмутился Блэйк.

— Ради сенсации. Журналисты уже совершали убийства, чтобы продать три колонки текста.

— Отвяжись, — нервно произнес Блэйк. — Ты же не хочешь, чтобы Херст всем растрезвонил о том, как десять лет назад тебя выгнали из бостонской полиции, потому что ты давал волю кулакам?

Кан положил руку Блэйку на плечо, развернул его и с нескрываемым презрением подтолкнул к выходу:

— Убирайся!.. — Потом повернулся к Ренцо: — Вызываем патруль в Файв-Пойнтс, прочешем весь квартал. Начнем с табачной лавки.

— Дельце может оказаться жарким, — заметил Ренцо.

— Жарче, чем обычно?

— Кид Твист вне себя — лейтенант Анж де Марэ отбил у него подружку. Гангстеры постоянно устраивают разборки между собой, но они могут помириться, если кто-нибудь влезет в их дела…

— Мы будем вести себя тихо, — сказал Кан.

Кан шел вслед за Ренцо по улице, чувствуя, как его переполняет энергия. Ему действительно выпал уникальный случай. Преступность бурно росла, но сенсационные убийства случались не часто. С начала века их можно было пересчитать по пальцам одной руки.

В 1901 году всех потрясло убийство президента Уильяма Маккинли на панамериканской выставке в Буффало. Анархиста Леона Чолгоша вдохновило совершенное годом ранее убийство короля Италии Умберто I. Он даже использовал такой же пистолет, как убийца короля.

В 1903 году Лутгерт, производитель сосисок из Чикаго, убил жену, расчленил ее тело и сбросил в одну из заводских мясорубок.

В 1906 году угольный барон Гарри Toy, стоя на крыше спортивного комплекса Медисон-сквер-гарден, выпустил три пули в лицо построившему его архитектору Стенфорду Уайту. Общественное мнение было потрясено тем, что мужчины враждовали из-за хористки Эвелин Несбитт. Уайт лишил ее невинности, Toy на ней женился.

Август Корда еще при жизни стал легендой. Расследование его убийства давало Кану шанс прославиться, и кроме того, в случае успеха, он мог надеяться, что сдвинет с мертвой точки одно очень важное для него дело — реформу городской полиции. Его подчиненные превратились в мусорщиков, смывающих кровь с тротуаров, — а должны были не давать ей проливаться. Преступность в Нью-Йорке уже достигла самого высокого уровня в мире, и положение продолжало ухудшаться.

Для организации безукоризненной сыскной работы — с использованием базы отпечатков пальцев и антропометрических данных, результатов статистических исследований и лабораторных анализов — требовались средства. Которые он, главный инспектор Кан, не получит, тратя время на прогулки по усеянным конскими яблоками кварталам с дурной репутацией.

А получит он их, распутав это дело, такое же жирное и сочное, как знаменитый стейк из ресторана «Делмонико», который он обязательно закажет, как только поймает убийцу Корда.

Кан держал в руках не просто убийство.

Он держал в руках самый главный шанс своей жизни.