Предисловие

Такие дела, а что сделаешь. Есть люди, которые нам помогают. Может, не то чтобы помогают, но они есть. Или они просто добрые. Или мы любим их так сильно, что просто очень. Никто только про них не знает, кроме нас. Вот я знаю одного такого. А другие не знают. Хорошо это? Вот я подумала, что не совсем. И как я подумала, что не совсем, то и расскажу о Некотором Человеке. Чтобы знали. У него, конечно, есть имя, но боюсь, если я его назову, кто-нибудь начнет путать его с другими, со своими друзьями или врагами. Поэтому буду называть его Некоторый Человек.

 

Лес

Тут началось буквально следующее.

Во-первых, проснулись и пошли погулять по леску. Кто проснулся, может показаться неясным. Проснулась я, и проснулся Некоторый Человек (НЧ). Точнее если быть, то вот так это было. Перед во-первых, в два раза раньше перед этим «во-первых», проснулась я. Лежу и думаю, что вот проснулась, а что делать дальше, еще неизвестно. Никогда же не знаешь, что там дальше. Некоторых даже, я слышала, неизвестность пугает. Но меня она тогда не испугала. А что такого-то: лежишь себе и думаешь о том, что утро настало, утро выходного, а не буднего дня, можно еще полежать, а можно пойти погулять по леску, хорошо же. Где тут страх? Вот и я подумала, что бояться совершенно даже нечего.

Потом встала, умылась, оделась и даже позавтракала и пошла к Некоторому Человеку, который живет выше одним этажом. Прихожу, дверь открываю, у него она легко открывается, даже ногой можно очень просто открыть. А он спит при этом. Здрасьте, конечно, но я так и думала, что он спит. Он, разумеется, тоже неизвестности не боится, но поспать с утра далеко не буднего дня все ж спокойнее. Потом настало второе перед «во-первых», потому что я начала его будить. А это трудное занятие — разбудить человека, если он не хочет вставать. Кто-то мне говорил, что это безнравственно так, человека будить, даже если ему надо встать. А особенно если не надо. Но это не так. Вот взять НЧ. Ему надо встать, и он обрадуется, когда встанет. Это точно мне известно, что обрадуется, иначе-то и быть не может. И ему надо встать, тем более что мы с ним пойдем гулять по леску, это у меня такая идея хорошая была, вот я его и будила. А то он мог весь лесок проспать.

Чтобы он не проспал, принялась я за бужение, только не знаю, куда тут ставить ударение, но не отступать же из-за этого от задуманного. Это трудное дело я осилила в несколько этапов. Сначала поставила чайник. Конечно, мне известно, что НЧ сразу же чай пить не будет, зачем ему это, тем более что пьет он кофе. И еще смотрит, чтобы не подделка была, а то у него одни расстройства из-за подделок. Но чайник не помог, хоть он и успел три раза выкипеть, я все бегала снова воду доливала, беда прямо, чайник только испортила. Но, повторяю, это не помогло. Некоторый Человек не вставал.

И что — мне оставалось только перейти к более радикальным методам, а именно говорить вслух. Известно, что у людей разная реакция на то, что кто-то говорит вслух, особенно по утрам, особенно если спишь. Вот НЧ — он просыпается, например, от этого. Говорю я, говорю, а он не встает. Я уж и говорю-говорю, и это говорю, и то говорю, любой бы уже встал — от счастья, что прервано его одиночество. Но НЧ не таков, нет, совсем не таков. Он продолжал спать, только говорил, что встанет через пять минут. Говорил, что полежит еще пять минут и встанет. Наивная я, наверное, не знаю, но я верила, каждый раз засекала пять минут и снова будила. А он все не вставал и не вставал, хоть ты тут плачь, хоть не плачь. Не поможет.

Чтобы не очень расстраиваться, я начала говорить уже целенаправленно, то есть конкретно его призывать встать и пойти в лесок. Хотя известно же мне по опыту прежнего времени, что так просто он не встанет и не пойдет. Его надо стимулировать. Тогда я сказала ему одно слово, от которого он открыл глаза. Просто взял и открыл их, а что ему оставалось-то? Сел на кровати. Сидит, смотрит глазами. Молчит.

Так прошло несколько минут, может, сорок. После этого он встал, взял зубную щетку и пропал вдали. Вдали от меня. Нет, я не стала рыдать и биться о стену своей головой. Просто стала ждать. Умные всегда ждут, а глупые паникуют, так вот, я стала ждать. И дождалась.

Некоторый Человек пришел и спросил, почему так пахнет, прямо болит голова, а надо сказать одну простую вещь, что от запахов голова у него не болит, только от шума или от расстройства. Пришлось сознаться, что чайник теперь уже не работает. Не то чтобы он работал когда-то, но воду налить было можно, и на плиту поставить, и воды согреть. А теперь нельзя стало. НЧ уставился в одну точку. Его тошнило. От тоски. Очень он любил этот чайник, долгая история, как он появился у Некоторого Человека. Но вот появился. Как я его утешала, говорить не буду, потому что тогда совсем грустно станет, а зачем нам грустить, правда же? Вот и я думаю, что нечего. Но могу отметить, что ругались мы сильно, даже прибежали соседи и вахтер снизу. Ладно, соседи нашли у НЧ в комнате еще один чайник, успокоили его. Попил он кофе, посидел. Решили поесть. Приготовили. Оказалось, что консервы, из которых готовили, порченые.

Выкинули, конечно. Приготовили без консервов. Съели. Посидели. Вот и весь лесок, если коротко говорить.

 

Место празднику

В жизни всегда есть место празднику, я считаю. Некоторый Человек мне не верит, но это его дело, сам горазд сочинять. А мне дед говорил про праздник, мой деда самых честных правил, почему бы ему не поверить? Он рассказывал мне о своей жизни, и я убеждалась: действительно, всегда есть место празднику. Дедушка родился перед войной, жил в холодном тылу и радовался тому, что можно наклеивать полосы из бумаги на окна, ему это казалось веселым. После войны праздник был, когда старшие ребята звали играть в футбол. Мой дед был футболистом, боксером, пловцом и гребцом на каноэ. Но это не все. Он умел шить, петь, рисовать, отвечать на грубость и глотать таблетки, не запивая водой. Это все, пока учился в младших классах. Постепенно он научился застилать постель, стирать носки, рвать цветы с клумбы, говорить приятное девушкам, курить и подолгу стоять под окном. Это не считая того, что он был отличным рыбаком, грибником и побивателем комаров. Девушки влюблялись в него с первого взгляда и на всю жизнь, но он не давал им шанса. Еще в детстве он решил, что женится только на той, у которой верхние ресницы будут доставать до лба. И такая нашлась! Через неделю после свадьбы дед отправился покорять самую высокую гору мира — Джомолунгму, или Эверест. В горах чуть не погиб и Эверест не покорил, но зато вернулся домой живым, устроился работать на завод и дрался со всеми, кто не верил, что в жизни всегда есть место празднику.

— Ну, где оно, где это место?! — спрашивали его и били по носу.

Но дед был, как вы помните, боксер и каждый раз побеждал. Его место праздника было дома, с бабушкой. Потом у него родились мои дяди и одна тетя, а потом и мама, праздник стал настолько многоголосым и громким, что дед начал постепенно глохнуть. Но это тоже радовало его, потому что становилось немножко тише, а потом еще тише, и все совсем стихло. Дед попал в тишину и молчание, но его это не напугало, потому что теперь появилась возможность подумать о жизни. И в этих своих раздумьях он снова и снова убеждался, что в жизни всегда есть место празднику, тем более что праздников становилось все больше. Мало того, что дед исправно отмечал дни рождения своих детей, тут стали рождаться и внуки. Последней родилась как раз я. В тот день, когда меня внесли в дом, дед на несколько минут снова стал слышать все звуки. Он услышал, как кричит мой младенческий голос, как счастливо смеются мама и бабушка. Он услышал, как на кухне капает вода из крана, как топает сосед сверху, как дышит его нос и даже как тает снег.

— Да, — задумчиво сказал он, — да. В жизни всегда есть место празднику.

И я запомнила эти слова навсегда.

Я рассказала всю эту историю Некоторому Человеку, но он только пожал плечами.

— Где оно, это место? — спросил он через несколько дней. И мы пошли его искать. Это было посложнее акции с замшелыми пнями, мы такую проводили, я расскажу как-нибудь. Потому что пней сколько угодно, а вот мест для праздника — не очень-то. Но так ничего и не нашли. В конце концов решили, что таких мест, наоборот, очень много. В самом деле, праздник может случиться с тобой где угодно. И когда мы так решили, это место тут же нашлось.

Однажды нам было очень холодно, так холодно, что мы думали — свалимся тут же, на месте. И никогда больше не встанем. Это было в лесу, ночью, зимой. Как-то почти случайно мы туда попали, погнались за необычной бабочкой — и вот такие дела, никогда не знаешь, где окажешься в следующую секунду. Неожиданно пошел дождь, потом снег, наступила зима. И вдруг, представьте себе только, вдруг Некоторый Человек находит в кармане спички. И мы вдруг разводим костер и греемся. И вдруг я достаю из сумочки кружку, была у меня с собой большая алюминиевая кружка, а у НЧ в куртке еще оказалась чайная заварка. Вообще он не большой любитель чая, но тогда, у костра, мы накипятили снега, заварили чай и только потому выжили.

— Это просто праздник, — говорил НЧ и тихонечко пил из кружки.

А наутро оказалось, что это был только сон, но мы как-то слабо в это верим, потому что не может же двум людям сниться один и тот же сон, да еще одной и той же ночью. Так что это было на самом деле, и мы нашли в своей жизни место празднику. Только не очень хочется туда возвращаться. Поэтому мы постоянно ищем, где можем отпраздновать свою жизнь.

 

Замшелые пни

Вот так мы гуляем. Идем себе по городу, а навстречу люди, люди, пропасть, сколько людей. Я многих из них знаю, между прочим, хотя мне Некоторый Человек не верит. Но что я могу поделать: стоит мне раз увидеть человека, повнимательнее на него посмотреть — все, готово дело! Я его запомнила. Так что сначала я все время говорю Некоторому Человеку (его удобнее называть НЧ, кстати) какие-то такие слова:

— Помнишь вон того дядьку? Усатого. О, смотри, вчера у фонтана эта же девушка была. Только в другой юбке. А вот этого на прошлой неделе видели, в магазине. Он у нас еще пятачок попросил.

— Слушай, хватит уже, не помню я никого, — наконец говорит мне НЧ. Он любит молча гулять. Но я-то так долго вытерпеть не могу!

— Смотри, ты хочешь такую же шляпу?

— Какую?

— Видишь, мужчина идет? Руку еще поднял. Вон, дерется.

— Не хочу.

Идем молча. Недолго, правда, потому что по пути нам попадаются яркие воздушные шарики разной формы, в том числе шарик-бегемот, шарик-Плуто, шарик — космический корабль.

— Ты бы хотел быть бегемотом?

— Я хочу кофе, — говорит НЧ, и мы идем в летнее кафе. Там я тоже вижу знакомые лица, что-нибудь интересное на скатерти, но Некоторый Человек нечасто отвечает мне. Он любит молча пить кофе.

Так бывает не всегда. Иногда Некоторого Человека невозможно остановить — так много он говорит. Двигает целые монологи о роли стюардесс в передвижении самолетов над поверхностью земли. Он учится в физическом классе, ему видней. То рассказывает часами про жуков-сновидцев, где-то он слышал про них. А как-то раз вовсе объявил акцию «Ни дня без замшелого пня!». Каждый день мы находили по замшелому пню в городе. За месяц побывали во всех парках, посетили все кладбища, а через два месяца знали все лесопосадки. Вскоре на нас обратила внимание милиция — куда бы мы ни шли, всюду видели неподалеку милиционера. Он усердно делал вид, что не замечает нас, но мы в конце концов подошли вплотную, милиционер не растерялся и предложил нам закурить, несмотря на наш несовершеннолетний возраст. Оказалось, его зовут Василий Палыч, ему поручена работа с молодежью и неформальными объединениями. Он ждал, когда к нам начнут присоединяться другие.

— Кто — другие? — спросили мы.

— Ну, эти ваши, толкинисты, — смутился он.

Мы не поняли, почему к нам должны присоединиться какие-то толкинисты. Оказалось, что эти ребята, которые играют в ролевые игры, всегда ищут себе места для побоищ пластмассовыми мечами. Для этого сначала отправляют своих разведчиков в парки и лесонасаждения, чтобы найти подходящее место. Выглядят они примерно как мы — бородатые и в длинных юбках. Вот когда к разведчикам присоединяются остальные, начинается активная работа милиции.

— А у меня сейчас не очень активная, — объяснил Василий Палыч, — вас только двое, так что урон обществу вы вряд ли нанесете.

— А толкинисты наносят?

— Еще какой, — заважничал милицейский.

— Пластмассовыми мечами? — не поняли мы.

— Вообще-то они текстолитовые, — поправил он нас, — но они наносят вред своей массовостью.

— Как это? — нисколько не поняли мы.

— Разговорчики! — пригрозил Василий Палыч и удалился курить. При детях курить нельзя, вы тоже, наверное, знаете.

С тех пор у нас как-то пропало желание искать замшелые пни, тем более что мы их все нашли. Кроме того, обнаружили еще не вовсе замшелые пни, а те, которые не сегодня-завтра замшатся, и те, которые начнут мшиться через месяц или даже больше. Где-то у меня были записаны результаты наших экспедиций, но долго искать, поэтому я не скажу пока что. Поверьте, нам известны все замшелые пни города и ближайших окрестностей. Обращайтесь.

 

Плечики

Был такой день, что мы встретились с Некоторым Человеком (его еще можно называть НЧ) в автобусе в час пик, это когда все едут куда-то, домой после работы например. Не знаю куда. Я ехала прогуляться. Весело иногда гулять по автобусу. Кругом люди, люди, дети с авоськами, взрослые с домашними заданиями, решают прямо тут же, на коленках, дома-то некогда будет, телевизор еще надо посмотреть, по телефону поговорить, поужинать тоже бы не мешало. А кто не решает никаких домашних заданий, тот все что-то думает, половина автобуса думает, половина делает сложные вычисления или тренирует память. Иногда заходят студенты, это очень даже часто случается, что они заходят. Как едешь мимо университета или больницы, так они обязательно зайдут. Они не думают и не делают ничего, только разговаривают и смеются.

А НЧ (это сокращенно Некоторый Человек) в этом автобусе тоже ехал, ему надо было выбрать в магазине одну вещь. Точнее, когда мы встретились в автобусе, он уже ее купил. То, да не то, не совсем то, что хотел. И вот я еду в автобусе, смотрю в окно, наступаю кому-то на ногу. А рядом стоит какой-то кент с плечиками, на которые вешают одежду. Такой высокий, подбородок вперед, совсем цоевский, со спутанными светлыми волосами, а глаза зеленые, надо же. И он говорит вдруг такие странные речи:

— Девушка, вы не могли бы сначала уйти с моей ноги, а потом снять свою кофточку?

Конечно, как всякий порядочный человек, я развернулась и дала по шее этому кенту. Еле дотянулась. Наглость какая: кофточку ему снимите. А потом вышла на остановке, после чего этот типчик поплелся за мной. Насвистывая.

В его свисте слышались досада и извинения. Целые потоки досады, что так получилось, и горы извинений за то, что он поступил как-то неправильно. Я их приняла. Тогда он снова попросил меня снять кофточку. Оказалось, он купил в магазине плечики, но не рассчитал то, что его плечи гораздо шире, и одежда будет с них слетать, а куда теперь девать вот это? И он стал трясти перед глазами плечиками. Остается только отдать их подходящему человеку. В автобусе он тайно приложил плечики к моим плечам и понял, что я подходящий человек. Я понимаю, мне можно не верить, говорить, что так уже было с Золушкой, но я же не Золушка. Ну вот. Значит, это правда. Плечики мне подошли, и мы пошли гулять на набережную, потом в парк, потом наступила ночь, и мы спрятались от нее в разрушенном доме с привидениями, под утро отправились ловить бабочек, случайно выяснилось, что раньше не ловили.

То есть мы в некоторой степени подружились, так можно сказать. Оказалось, что мы живем с ним в одном общежитии, на разных этажах только. Я живу не дома, я не говорила? Ну, потом тогда скажу. Так вот, мы учимся с ним в одной школе для одаренных детей несовершеннолетнего возраста, только он на год старше меня, а я его младше, и на разных этажах живем, такие оказались удивительные дела. Сейчас мы знакомы с НЧ уже два дня, а может быть, лет сто, я точно не помню, и так трудно поверить, что когда-то на Земле вовсе не было жизни.

 

Мальчишки

Пока я не познакомилась с Некоторым Человеком, у меня не было друзей среди мальчишек. И нельзя сказать, что я много времени проводила за учебниками или географическими картами. А вот как-то так получилось. Мама была очень рада этому. Она говорила мне:

— Рано тебе дружить с мальчиками. Рано.

А почему рано, никогда не объясняла. И что в этом плохого, тоже не говорила. Но по лицу было видно, что она этого не одобрила бы. Даже очень сильно.

А сама тем временем дружила с мужчинами. У нас дома появлялись разные ее друзья. А один, например, так очень любил оставаться ночевать. Еще он любил приносить вино и пить его с мамой на кухне. Он смотрел на меня масляными глазами, мама говорила, что мне рано дружить с мальчиками, а он поддакивал и облизывался. Я уходила в краеведческий кружок.

У нас был небольшой кружок, человек семь. Кроме меня, все остальные были мальчишки. Летом мы ездили в разные экспедиции, собирали образцы полезных ископаемых, готовили на костре, жили в палатках. Это были такие летние лагеря, рядом с нами ставили палатки ребята из других кружков. Были там и девчонки.

Однажды я познакомилась с двумя пацанами, это были два друга, один рыжий, а другой тоже рыжий, но поярче. Мне кажется, что мой папа тоже рыжий, такое предчувствие. Точнее сказать не могу, я его никогда не видела. Почему-то получалось, что и я, и они всегда подолгу оставались сидеть у костра. Так мы стали разговаривать, болтали обо всем: и о школе, и о звездах, и о том, почему река меняет свое русло, а земля при этом продолжает свои обороты. И тогда девчонки стали смеяться надо мной. Оказывается, они не спали, а слушали из палаток, о чем происходят наши беседы. А утром говорили, что я опять пришла поздно, уж не влюбилась ли? Вот как-то так я и перестала общаться с мальчишками. После лагеря мама строго выспрашивала меня о том, как я провела время. И хотя я сделала вид, что не сидела подолгу у костра, она все равно сказала, что мне рано дружить с мальчиками. Ее друг сказал то же самое, вот еще.

— А где мой папа? — спросила я у мамы.

— Это плохой человек, — ответила она, — а ну, иди спать!

На следующий день я поехала в другой город, поступать в школу для одаренных детей несовершеннолетнего возраста. И в первый же день познакомилась с НЧ. Мама не хотела меня отпускать, но ее друг сказал, что мне это пойдет на пользу. В каждом письме мама пишет, чтобы я дружила только с девочками. Кстати, за этим же следят и наши воспитатели, по вечерам они заглядывают во все комнаты и смотрят, чтобы в них были или только мальчишки, или только девчонки. Но ничего не говорят, когда видят нас с НЧ вместе. Это потому что он такой обаятельный. Думаю, мама тоже не устоит, а пока я ей про него ничего не пишу, чтобы сохранить сюрприз на потом.

— Ты знаешь, что мама не разрешает мне дружить с мальчишками? — иногда спрашиваю я Некоторого Человека.

— Знаю, — говорит он, — но ты посмотри на меня, я уж вон какой, разве у мальчишек бывает такая борода?

Это правда, бородень у него знатная, по всему лицу торчат какие-то клочки, на подбородке они рыжие, бакенбарды, если это можно так назвать, — белые, блондинистые.

— Да ты вообще как-то слабо похож на человека, с такой-то бородой, — говорю я НЧ.

— Так и должно быть, — отвечает он и уходит подумать.

Мы вообще с ним смотримся очень смешно. Некоторый Человек такой высокий, весь в серой джинсе, волосы вечно растрепаны, на лице торчит что-то непонятное, разных цветов, иногда по неделям ходит в кепочке, даже на уроках не снимает, по этой простой причине его постоянно выставляют из класса. Я хожу в кофточке, у меня их несколько, и длинной узкой юбке, у меня они все такие, поэтому шаги всегда получаются короткие. Когда мы идем куда-нибудь вместе, получается, что НЧ своими длинными ногами шагает широко и быстро, а я семеню за ним. Ноги у меня короткие, и сама я очень низкая, просто очень. Как-то раз на школьном вечере мы с Некоторым Человеком попытались потанцевать, так над нами смеялась вся школа. Было бы смешнее, если бы длинной была я, а коротким — он, но так уж получилось, что поделаешь. Иногда над моим ростом смеется и сам НЧ, но немедленно получает кулаком в живот — выше я не достаю. А так — мы почти никогда не ссоримся, тем более половина из того, что я говорю, до него не долетает.

Я не знаю, почему мама не давала мне дружить с мальчиками; ничего в этом плохого нет. Наверное, она не во всем права. И, может быть, папа не такой уж плохой человек. Некоторого Человека вон тоже многие считают некрасивым, а я думаю, что он своеобразный просто, а так — ничего себе. НЧ сказал, что мы сможем разыскать моего отца, только надо знать имя. Пока мне известна только его фамилия — такая же, как у меня.

 

Алла Борисовна

Как-то мы с Некоторым Человеком (сокращенно НЧ) ехали в такси в соседний город. Я не знаю, откуда у него было столько денег. Никогда не было. В такси Некоторый Человек звонил по всем гостиницам этого соседнего города, искал Аллу Борисовну Божидар. Это первая в нашей стране певица. Она уже очень много лет поет. Я думаю, что она же будет и последней певицей у нас. Кроме пения, Алла Божидар любит еще любить. Например, она очень любит жениться или просто так жить не в браке. Это знают все.

Об этом можно даже не читать газет. Потому что всякое дыхание говорит об этом, хотя надо бы хвалить Господа. Вот кто такая Алла Божидар, и ее мы искали.

— Здравствуйте, — представлялся по телефону Некоторый Человек. — Не у вас ли остановилась Алла Борисовна Божидар?

Ему отвечали, что не у них, и НЧ звонил в другое место. Водитель сперва косился на нас, даже как-то остановил машину и сказал, что не поедет с сумасшедшими. Пришлось купить ему ананас и предновогоднюю открытку. Он сразу расхрабрился, и мы поняли, что он пойдет с нами на край света искать Божидар. После обеда стало понятно, что первая певица страны находится в лесу, на даче губернатора. Мы это быстро поняли. Там спокойнее. По карте выходило, что на даче мы окажемся не раньше позднего вечера. Я сказала Некоторому Человеку, что пора домой, прямо сейчас, когда еще доберемся. Но он вдруг очень громко и быстро начал говорить, почти кричать, что это его идея и вообще нечего подчиняться женщинам, поехали быстрее.

— Нечего, нечего, — согласился водитель и погнал быстрее.

Это правда, искать Аллу Борисовну была идея НЧ. Он еще утром пришел ко мне с известием, что она развелась и отдыхает недалеко от города. Отдыхает она. Гляньте. А вроде культурный человек. Я прямо упала, когда НЧ мне сообщил, что мы едем ее искать. Вообще-то Некоторый Человек человек не очень инициативный. А тут вдруг — искать. И я даже не могла предположить, что его интересует Алла Божидар. Что на него вдруг нашло?

Вечером мы добрались до деревни, где стоит дача нашего губернатора, а надо сказать, что мы живем в гористой местности, и это счастье, что до сих пор живы, особенно если посмотреть на машину, которая нас везла. Чуть не померли, если по большому счету. По дороге в каждой деревне нам говорили, что Алла Борисовна здесь, то есть на той самой даче.

Было уже темно, ни одно окно в дачной деревне не горело, потому что мало народу и сельский быт очень сильно отличается от городского. То есть вдвойне было темно. Светилось только одно окошко. Окно бульдозера. Со всей дури НЧ помчался спрашивать к этому свету, нет ли здесь Аллы Божидар? Бульдозерист вышел из своей машины и повел нас к мэру.

Пожалуйста, поймите меня правильно. Мне показалось, что я попала в сказку. Я засомневалась в себе, НЧ и жизни. Я подумала, прав ли мой рассудок, если такая картина кругом меня. И не могла ответить. Вокруг была глухая гористая тайга, и ладно бы ни одной Аллы Борисовны, так ведь и ни одного губернатора там не было. Какой там мэр?

Но мэр, кажется, был. Вышел из своего домика в валенках и ушанке. Несмотря на теплый малоснежный ноябрь. Он сказал, что ничего нам, пожалуй, не скажет. И не сказал. «Подеремся», — подумала я про нас с НЧ. Можно сказать, это стало на тот момент моей навязчивой идеей, которая продолжалась до утра, не меньше, потому что НЧ решил, что Алла Божидар тут, просто ее не видно в темноте, и надо ночевать, а утром она обязательно покажется. Как раз навстречу нам шли егеря, которые готовили охоту. То есть они днем готовили охоту, а теперь шли к себе в дом, спать.

Может быть, не все знают, как это — готовить охоту. Ну что же, люди вы молодые и неопытные, к тому же, наверное, и не бывали в наших лесах, не солили пеньки, не ставили капканы. А кто ставил, тот знает, чего там. Так вот, они готовили охоту для губернатора и взяли нас к себе ночевать.

— На меня егеря плохо действуют, — сказала я НЧ, — я их боюсь.

Но он только посмеялся в ответ и пошел есть медвежий суп. Я все сильнее думала, что мы подеремся, если не на глазах у всех егерей, так дома. Водитель спал. НЧ ел. Егеря рассказывали про свою жизнь. Выходило, что видят они только животных, лес и иногда губернатора. А женщин, например, не видят. Вот и про меня спросили, кто я такая? Я сказала, что человек, мало ли.

Вроде поверили. Всю ночь они с НЧ говорили о медведях, тайге, кисточках на ушах рыси. Водили его смотреть на реку, щелкали по носу, колотили по печени. Но меня не тронули. А утром мы пошли искать Аллу Борисовну, а потом вовсе уехали домой. Если вам интересно, то никого там не было, а нас чуть не поймали охранники губернатора. Но об этом я не люблю вспоминать. А НЧ вообще делает вид, что ничего такого не происходило. Самое интересное, где в это время была сама Алла Борисовна, если в лесу ее не было?

 

Цирк

Еще было такое — забрались мы как-то с Некоторым Человеком (буду его НЧ называть, а то очень длинно) в цирк, когда там не было никого из уважаемых зрителей. Вообще в цирке, скажу откровенно, всех зрителей уважают не могу как. А тут вот не было их никого. Только артисты, звери и уборщицы. А у контролеров-тетушек, которые без билета не пускают, был выходной. Раньше работали они каждый день, и в будни, и всегда, но потом профсоюз выбил им выходной день. Поэтому в цирке в понедельник нету представлений. Артисты, лошади и слоны буквально рвутся, хотят выступать, но билеты на входе некому проверять, вот и нет представлений. А мы — зрители — мучайся, уважаемые. Я бы, например, каждый день ходила в цирк, но вот не получается. Поэтому я так контролеров не люблю, в цирк не хожу даже в обычные дни, чтобы их только не видеть. Вот это все я НЧ рассказала, а он и говорит:

— Ты не права. Надо пойти в цирк.

Так мы и оказались там, в понедельник, хорошо, что пошли в цирк проверять, не стали по пустякам ссориться.

Итак, был светлый и хороший день понедельник, можно бы сказать, что чистый, так нет, нечистым он был. Все почему. Что-то отдавало, как-то все что-то было не то, не знаю даже, как выразить-то это все. Чем-то припахивало, что ли. НЧ сказал, что в цирке всегда так, но я ему не больно-то поверила, потому что с НЧ нельзя терять бдительности, он много может лишнего наговорить, наврать или даже обидеть, до слез бывает, даже побить может, но он все равно хороший Ч.

Мы с ним забрались на самый верх зрительного зала, если это можно назвать залом, а то круглое все это, типа амфитеатра. Вот туда мы забрались, но долго тут рассказывать и неинтересно. Поэтому мы на этом не остановились, а полезли дальше, к куполу. И такие у нас дела твориться начали, что просто голова закружилась. Это, Некоторый Человек, сказал, от высоты. А я опять не поверила, тогда он начал меня пихать локтями, локотками пихает и пихает, ни разу мне будто не больно. Но я ему сказала одно слово, которое на него подействовало, и он успокоился даже и помогать мне стал. Чтобы я не свалилась, потому что мы были уже высоко над уровнем арены. Под куполом уже, но не под самым, не на самой серединке, а немного сбоку, оставалось еще до него, до центра, расстояние. И тут случилось что-то такое нехорошее, что и вспоминать не хочется, но надо всегда иметь мужество признавать свои падения, уже когда-то задолго до этого мне так говорил НЧ, потому вспомню и этот момент безрадостный. Тут вошла контролерша в зал, то есть на арену цирка, на такую круглую. У нее был выходной, но что-то захотелось ей проветриться, подышать запахом арены, понюхать пыль закулисья. И она приперлась, несмотря на такое грубое слово. И сразу же начала не то что кричать на нас, она просто подняла громкий хай, опять же несмотря на то, что слово «хай» очень грубо на наш с НЧ и на любой вкус.

И тут стали мы падать, потому что ну невозможно же держаться под куполом, хоть и не под самой серединой, но все же, когда на тебя вот так громко кричат, трудно удержаться на высоте. В такой момент остается только вниз. Так мы и поступили.

Но низко не упали, потому что подали друг другу руки помощи, а также немедленно позвали на помощь. Она пришла к нам не сразу, но все же вовремя, когда мы были в метре от земли. Как будто чьи-то руки подхватили нас и поставили на землю. Твердой рукой. Так мы на ней стояли и плакали, обнявшись. И никакая контролерша не могла сдвинуть нас с нашего места, никто, никто. Правда, НЧ так крепко обнимал меня, что я начала задыхаться. Пришлось пихнуть его кулаком в живот, а до зубов я не дотянулась, до его крепких зубов. Он не остался в долгу, как можно догадаться. В результате мы оба оказались в больнице, правда, в разных палатах.

— Что с ними? — спросил врач скорой медицинской помощи у контролерши.

— Да вот, — сказала она, — захожу — они сидят вон на том ряду. Спустились — и давай драться.

Потом, в больнице, мы навещали друг друга, носили туда-сюда одно и то же яблоко, он — мне, а я — ему. Так и помирились.

 

Оперный театр

Мы с Некоторым Человеком очень даже любим театр, страшное дело! Дай нам волю, мы бы не выходили из театра, смотрели бы спектакли, помогали режиссеру на репетициях, делали бы бутафорские яблоки из бумаги. Ну и пусть режиссер кричит свой мат нам в лицо. Ради искусства — мы готовы.

Мне ближе, конечно, драматическое искусство, современные пьесы, а вот Некоторому Человеку подавай балет, оперу б ему. Ну что же, балет так балет, наконец-то мы собрались в театр. НЧ (это я так сокращенно называю Некоторого Человека, кажется, я уже говорила об этом) специально накануне постирал свои джинсы, я погладила ему футболку и жилетку. Джинсы не совсем высохли, но мы решили, что не стоит из-за этого откладывать нашу встречу с прекрасным. В самом деле, прекрасное ждет нас!

Как раз только что поставили новый спектакль «Золушка», на каждом театральном углу стояли и кричали специальные люди, как это прекрасно, билеты стоили сумасшедшие деньги. Но мы купили их заранее, отстояли очередь, да еще взяли последние билеты, на нас кинулись со слезами театральные бабушки фанатического образа жизни, но мы убежали. Театр так театр, не надо путать его ни с чем другим.

Для начала мы, как всегда, чуть не поругались. Я говорила, что надо ехать на 50-м автобусе, а НЧ — что на 25-м трамвае. Ну, глупости какие, кто ездит на трамвае в театр! Тем более что от трамвайной остановки дольше идти. Чуть не подрались, но нам же нельзя драться, можно случайно испачкать или помять нарядную одежду, нет уж. Чтобы не драться, мы решили ехать на том, что быстрее подойдет. Трамвай так трамвай, автобус так автобус. Вышли, кстати, заранее, потому что очень часто нас что-то задерживает в пути, потом приходится бежать, в результате таких забегов мы появляемся всюду не в том виде, взъерошенные, с развязанными шнурками, в порванной юбке или штанах.

В автобусе (первым пришел автобус, я победила) было свободно, мы сели и начали вести разговоры о прекрасном, которое нас так долго ждет, что кричит об этом на каждом театральном углу. Чем ближе был сладостный миг встречи, тем громче оно кричало, можно сказать, под самым ухом. Оказалось, что шум производит кондуктор и старушка с маленьким внуком. Кондуктор кричала, чтобы бабушка срочно платила за своего внука, а она отвечала, что мальчику нет семи лет. Это правда, на вид он был вообще с ладошку, ну, может, побольше. Но кондуктор кричала, что, конечно, семи нет, но он занимает отдельное место. Отдельное! Надо немедленно посадить его на коленки. В автобусе, напомню, было свободно. Но продавщица билетов клокотала и была непреклонна. Оказывается, буквально вчера вышли новые правила проезда пассажиров и провоза багажа. Так вот, по ним, следуя им, точнее, если провозишь ребенка до семи лет и он занимает отдельное место, за него надо платить. Кондуктор показала на стекло. На нем висело объявление:

Внимание! Провоз детей до 7 лет, занимающих отдельное место, производится за полную плату.

Выписка из «Правил провоза пассажиров и багажа», пункт 5.2.

Шум в автобусе продолжался. Бабушка не хотела платить, кондуктор не хотела нарушать правила. Малыш хотел, чтобы все это прекратилось, и усиленно ревел. Некоторого Человека замутило, и он выбежал на остановке. Я вытащила деньги, отдала их кондуктору и выбежала за своим другом.

Некоторого Человека тошнило, его всегда тошнит от шума или расстройства. Тут было то и другое. Потом он принялся плакать. Я никогда не видела, как плачет НЧ. Лучше этого никому не видеть. Он долго не мог успокоиться, не помогло даже одно слово, я ему его говорю в трудных ситуациях.

А когда он перестал плакать, мы до позднего вечера ходили по набережной. Наверное, в театр надо ездить на такси, может быть, мы когда-нибудь и соберемся, не знаю. А пока билеты лежат у меня в одной книжке, и когда я открываю ее, прекрасное с укором смотрит мне в глаза.

 

Гонимый

У Некоторого Человека есть чайник, точнее, был чайник, пока я его не испортила, потом он стал ко мне приходить пить чай, то есть кофе. Это тоже очень интересно, как НЧ (Некоторый Человек) пьет кофе, сколько раз ставит чайник на плиту, как быстро он остывает, сколько раз выливает воду, потому что она ему не нравится. Такие факты его жизни — отдельный и продолжительный разговор, а я хочу рассказать о его прежнем чайнике и что он значил для НЧ.

Когда Некоторый Человек жил у себя дома, однажды летом он подрабатывал на почте, и с той получки решил сделать что-то хорошее для своей семьи, и не нашел ничего лучше, как купить чайник. Первое, что сказал папа, когда увидел посудину, было:

— Этого! С незабудками! У нас в доме не будет!

Некоторый Человек повез чайник на дачу. Тогда спохватилась бабушка и тоже наотрез отказалась от него. Она считала, что достойна другого чайника. Электрического, современного, пластмассового, который сам выключается, когда вода вскипит. Или хотя бы не такого модного, но уж тогда со свистком. Тоже электрического. Она столько лет отдала семье, всю жизнь, по кровинке, все вытягивали из нее молодость, красоту, силы и зарплату, может она хотя бы на старости лет попить из хорошего чайника, или в этом доме уже никто не подаст ей даже стакана воды?! Так примерно говорила на повышенных тонах бабушка, когда увидела подарок внука. Она долго не могла успокоиться, пришлось напоить ее валерьянкой и вызвать скорую. Нельзя сказать, что бабушка никого не любила — любила, просто ждала, что ей преподнесут что-то очень хорошее, очень красивое. Как раз накануне по телевизору показывали рекламный ролик про красивые чайники, и она ждала, что семья угадает ее желание. Не угадали. От греха подальше Некоторый Человек запихнул свой чайник в рюкзак, а потом привез его сюда.

Сначала к НЧ никого не подселяли, и он спокойно прожил вместе со своим чайником неделю или даже полторы. Но потом приехали соседи, они тоже отвергли чайник с незабудками. Так гонимый чайник оказался у меня. Я поставила его под кровать, потому что никому в комнате он не нравился. Казалось бы, ну что такого: чайник с незабудками? А вот поди ж ты…

Каждые выходные, когда соседи разъезжались по домам, Некоторый Человек брал у меня чайник и кипятил воду только в нем.

— Зачем ты его берешь? — как-то спросила я. У них в комнате был хороший электрический чайник.

— Ты не понимаешь, — ответил НЧ, — это гонимый чайник, обиженный. Может быть, ему не с кем поговорить. Для него счастье побыть в чьем-нибудь обществе.

Я тоже приходила пить чай с незабудочной водой. Чайник хорошел к каждым выходным, уже в четверг он начинал счастливо посверкивать у меня под кроватью, в пятницу приходилось заставлять его коробками, потому что ночью он сиял так ярко, что никто бы не заснул. Зато в субботу я доставала его. У Некоторого Человека он занимал самое почетное место на столе. В выходные мы говорили только о хорошем. Бедному чайнику и так плохо пришлось, пусть он хоть в эти дни отдыхает душой. Так продолжалось, пока я ненароком не спалила его. Это вышло случайно, честное слово. Чайник весь почернел, честно говоря, а горелый запах все помнили еще очень долго. Мы отчистили посудину, как могли, но дыры были так велики, что никто не взялся бы запаять их. Некоторый Человек не мог смотреть на него без слез, и мне пришлось самой отнести его к мусорке. Но я не могла выкинуть чайник, а положила его под куст сирени. Мне показалось, сирень должна хорошо смотреться с незабудками. На следующий день его уже не было под сиренью. Наверное, его украли, во всяком случае, сам он уйти оттуда не мог — слишком был слаб.

Иногда мы с Некоторым Человеком устраиваем день чайника с незабудками. Сидим и негромко вспоминаем его.

— А помнишь, какой вкусный был чай? — говорю я. — А как смешно он стоял на плите? А как я прятала его под кроватью?

Пожалуйста, если вы встретите на своем пути смешной эмалированный чайник с незабудками, не гоните его прочь. Накипятите воды, поговорите при нем о чем-нибудь хорошем. Хотя бы в память о том нашем чайнике.

 

Ходит и говорит

Как-то вечером Некоторый Человек подумал, что я в кого-то влюбилась. Однажды он так и сказал мне:

— Говорят, ты влюбилась…

— Кто? — спросила я.

— Ты.

— Нет, кто это говорит?

— Ну, говорят, — пожал он плечами.

Вот это дела, даже не хочется верить, если говорить прямо и открытыми слогами, вот это дела. Кто же это ходит и говорит, говорит и ходит, интересно, и интересно еще, как бы это узнать. Каждый что-нибудь да говорит, вы не замечали? Может быть, он и не ходит, хотя трудно в это поверить, где-то же он встретил НЧ (Некоторого Человека), то есть нужно было докуда-то добраться. Или он летает?

Подошел ко мне НЧ, куда-то позвал, но я сказала, что думаю, некогда.

— Понимаю, — тактично сказал он, — все влюбленные такие задумчивые.

И пошел смотреть футбол.

Досадно, когда про тебя что-то не то думают, не то говорят. Как бы встретить того, кто это наговорил. Я стала прислушиваться к разговорам и заметила: много есть таких вещей, про которые кто-то что-то сказал, а другой что-то услышал.

— Говорят, завтра не будет немецкого, — услышала я на кухне.

— Говорят, ты хочешь покрасить волосы, — говорили в какой-то комнате.

— Говорят, скоро будет банковский кризис, — переживали в магазине.

Главное, тот, кто говорит, так много всего знает! И про банки, и про краску для волос. И даже про веселья час.

— Говорят, когда приходит веселья час, надо упадать в траву.

— А почему упадать, а не падать?

— Не знаю, но так надо говорить.

Оказывается, тут есть еще какие-то правила. Мне кажется, что главное правило — это сказать что-то, пока не слышит тот, о ком ты говоришь.

Ночью мне приснился некто, кто ходит и говорит, говорит и ходит, говорит, говорит… Это был дядька в таком длинном черном плаще, с золотыми зубами, длинными черными волосами. Он делал семимильные шаги, появлялся то там, то тут, мог одновременно быть в разных частях города и ни на минуту не умолкал. Он отлавливал людей, гипнотизировал их своим взглядом и говорил что-то, постоянно что-то говорил. Ему отвечали, но он не слушал, ему было некогда. Он не останавливался до тех пор, пока его слушатель не падал без чувств. Тогда он шел в другое место, ловил там еще одного человека и опять что-то говорил. Причем уже другое. Информация лилась из него полноводной рекой, по реке свободно передвигались сухогрузы, катера, пассажирские суда, потом пошли танкеры с нефтью, и всем находилось место. Строители пытались построить мост через эту реку, но она становилась все шире, все глубже, потом она стала напоминать Аральское море, потом озеро Байкал, потом одновременно Черное и Каспийское море, Средиземное и стала океаном. Неважно каким, мировым. И над всем этим океаном стоял дядька в черном плаще и что-то говорил.

Утром я решила, что все не так, все иначе. Ходит и говорит женщина, базарная бабка. Она берет дома семечки, насыпает их в большую сумку и идет на рынок. По дороге в трамвае она говорит с пассажирами, кондуктором, даже успевает постучать к вагоновожатому и сказать пару предложений ему. Потом выходит и говорит на остановке. Пока идет от остановки к рынку, несколько раз останавливается и тоже говорит. Говорит, пока продает семечки. Меняет места дислокации, чтобы больше народу ее услышало.

Как намагниченная: все к ней подходят, если не покупают, то спрашивают про семечки, а она не только про семечки, а про все говорит, не замолкает. После идет домой, в магазине только проводит часа два, говорит, говорит, говорит…

— А кто тебе это сказал? — спросила я НЧ.

— Да ты не переживай, — ответил он, — что я, не понимаю, что ли. Могу даже на вашу свадьбу прийти.

— На чью на вашу? С кем свадьба-то?

— Ну, с этим твоим, с рыжим. — И отвел глаза.

Так, еще не легче. Значит, рыжий. Рыжих у нас два. И оба Димки. Который? С другой стороны, вон и Ромика можно рыжим назвать. Ходит по школе со своим перстнем, кричит, что он масон. Тоже мне, рыжий нашелся. Вадьку тоже можно назвать рыжим, непонятно еще, что из него получится. У него даже кличка такая: Вадька-непонятно-что-будет. Тоже, получается, рыжий. Было бы странно, если бы я во всех них влюбилась. Разом. Кстати сказать, и у Некоторого Человека тоже есть что-то рыжее. В бороде.

— Вот это что у тебя? — сказала я ему и выдрала из бороды рыжий волос.

— Эй, ты чего?

— Какого цвета?

— Рыжего, а что?

— Вот и успокойся тогда. Нечего слушать… Кого ты там слушал?

И мы отправились посмотреть на старушку, которая торгует семечками в квартале от школы.

 

Стеклянная душа

Сейчас трудно поверить, но как-то мы очень сильно поссорились с Некоторым Человеком. Вообще-то мы с ним дружим уже несколько дней, почти не ругаемся и только изредка деремся, ну как деремся — пару раз стукнем друг друга по носу, и все, причем мне никогда не достается, потому что женщин бить нельзя. Это НЧ (так я коротко называю Некоторого Человека) твердо знает и никогда не нарушает. Да, этот мой рассказ будет печальным и длинным. Трудно рассказывать грустные истории, у меня почти и не получается это делать, потому что приходится останавливаться, переживать, и получается долго, даже если история короткая. А эта такая.

Как-то мы попали с Некоторым Человеком в больницу. Вместе. Так получилось, мы немного неправильно вели себя в цирке, и вот, пожалуйста, наказание такое получилось самим себе. Но тут речь не об этом.

Когда мы выписались, я сказала НЧ, что так боялась умереть в этой больнице, что каждый раз с трудом засыпала. И те три дня, когда мы там лежали, были просто пыткой. Самое главное — я так боялась умереть, просто жуть. Никогда и ничего я так не боялась.

— А мне не страшно, — сказал НЧ.

— Мне сначала было страшно за себя, — сказала я, — а потом за маму. Как она без меня? Если бы ты умер, мне тоже было бы плохо.

— Но ведь все умирают. Чего бояться?

— А если бы я умерла?

— Все умирают, — сказал НЧ.

Так мы и поссорились.

Долгое время, до следующего утра, мы не разговаривали друг с другом, сидели на разных кухнях, по отдельности готовили, а надо сказать, что есть было особо нечего, потому что были одни лекарства. Но в школе НЧ сказал мне, что до конца мы не умрем, встретимся даже после смерти.

— Откуда это ты знаешь? — спросила я.

— Вижу, — просто так сказал он, — у тебя душа стеклянная, забыла, что ли?

Это правда, она у меня стеклянная. Или сердце, тут трудно разобраться. Мы это поняли случайно. Когда я подолгу не вижу Некоторого Человека, у меня внутри все начинает звенеть, будто разбиваются сперва стекла у циферблатов наручных часов, потом очки, потом рюмочки, потом циферблаты будильников, стаканчики, что там еще есть стеклянное, все разбивается. Окна разбиваются только в крайнем случае, так надолго мы расставались только однажды. У Некоторого Человека происходит то же самое. У него тоже стеклянная душа, а может, сердце.

— Мы по звону друг друга найдем, лапша ты, — так сказал мне НЧ.

И мы помирились.

 

Малиновка

Вчера ходили в кабак, несмотря на такое грубое слово, я и Некоторый Человек (коротко — НЧ), он еще как будто специально для этого в белую рубашку нарядился. А почему бы нет, почему бы не пойти в белой рубашке, тем более что внешность у него впечатляющая, и если бы он пошел не в белой, то кому он вообще тогда нужен? Мы сначала просто шли, прогуливаясь, то есть мы не хотели идти ни в какой кабак, никуда вообще, просто так себе гуляли, по берегу нашей вонючей речки, я извиняюсь, конечно, за такое грубое слово.

Была весна, солнце вовсю грело и светило, даже слишком, из-за чего и наступила гроза, то есть сначала очень резко и быстро набежали тучи, чтобы потом так же резко пролиться дождем, совсем резко, и всё на нас. Все сразу же, как только пошел дождь, как только он начал буйно лить, все сразу попрятались. Получилось, что мы всё приняли на себя — то есть весь дождь. Мы, правда, спрятались под деревце, потому что было уже вполне лето, и деревце стояло зеленое и с листьями, мы думали, что там будет лучше, дождь так на нас не попадет почти, но это было не так.

Чтобы как-то обсохнуть, а также не простудить наше хилое здоровье, а также найти туалет, мы решили зайти куда-нибудь. А конкретно, в ближайшее заведение.

Ближайшим заведением оказался большой магазин со сверкающим полом. Он сверкал под лампочками, потому что был гладкий как непонятно что, может быть, как лед на катке, а также блестел от яркого света, блеска добавляла вода с ног мокрых людей. На втором этаже этого магазина оказался кабак, куда мы и зашли, радостно отряхиваясь.

Я сразу же, извиняюсь за подробности, побежала искать туалет, лучше говоря, дамскую комнату. Пока я ее искала, Некоторый Человек нашел барную стойку, на которой стояли различные напитки, алкогольные в том числе. К тому времени, когда я пришла, НЧ уже почти купил себе домашнее вино неизвестного производства. Но мне удалось отговорить его от этой затеи, честно говоря, не самой умной, потому что алкоголь, как я узнала из уст врачей, портит печень. Рядом стояли небольшие рюмочки с жидкостью. А на ценнике значилось: «Малиновка». После короткого совещания мы с Некоторым Человеком решили взять по рюмочке (50 г) малиновки. Надо же было как-то не простудиться с нашим здоровьем, а немного алкоголя, как говорят вахтеры, согревает и спасает от погибели.

Надо сказать, что продавцы за той барной стойкой не удивились, что мы покупаем у них алкогольную продукцию, так что у нас даже закралось сомнение, мы заподозрили их в том, что они не слышали из уст врачей о вреде алкоголя для человеческой печени. Мне даже захотелось провести с ними беседу по этому поводу, но НЧ отговорил меня.

Как только мы сели с тем, чтобы приняться за употребление малиновки, как тут же поняли, что продали нам что-то не то совершенно.

— Чувствуешь ли ты алкоголь в этой малиновке? — спрашивал меня поминутно НЧ.

— Нет, — каждый раз отвечала я. И это было истинной, абсолютной правдой, потому что алкоголь не ощущал ни один из нас двоих, а мы те еще ощущатели алкоголя. Мы его до этого никогда не ощущали, поэтому могли бы как-то понять, что это он. Могли бы почувствовать что-нибудь совсем новое для нас. Но нет! Его не было.

Опять же, после короткого совещания, мы решили, что нам продали не алкогольный напиток, а разведенное малиновое варенье. Разведенное причем обыкновенной водой, хорошо, что кипяченой. И еще похоже на то, что малиновое варенье было забродившее, будто алкогольное, а на деле алкоголя там не было. К такому решению привели нас с НЧ наши два разума. Но человек так странно устроен, что почти не доверяет себе и своему разуму, так что пришлось нам взять еще по одной рюмочке (50 г) малиновки, чтобы проверить и убедиться в правильности наших выводов. К тому же надо было нам как-то согреться после той большой грозы. Второй раз оказалось, что в эти рюмочки алкоголь был уже добавлен, мы его даже почувствовали и потому решили проверить еще раз — есть ли в малиновке алкоголь? И потом мы снова проверяли, снова и снова покупая по рюмочке малиновки (50 г).

Он там был.

Мы даже, честно сказать, стали не очень-то трезвыми, так что пришлось решать, кто кого ведет домой. После некоторой перепалки победила дружба, и нам пришлось быстренько выметаться, как некрасиво выразились официанты, из кабака в сверкающем магазине.

Для полной ясности можно сказать, только утром мы поняли, что находимся на скамейке в парке, причем на ней была только я, а Некоторый Человек дрался с каким-то парнем не очень спокойной наружности. В результате я стала кричать, чтобы приехала милиция, что она и сделала незамедлительно.

Так мы с НЧ оказались на скамье в ярко выраженном негативном месте.

 

Реклама

Мне кажется, я еще не рассказывала про то, что учусь в школе для одаренных детей несовершеннолетнего возраста, в хорошем лицее. Как эта школа называется, говорить не стоит, просто мне не хочется, к тому же будет открытая реклама. После нашего лицея прямая дорога в университет, как говорят учителя. Их, кстати, нельзя называть «учителя», а надо — «преподаватели», потому что это разные университетские ученые. Здесь очень хорошо, не так, как в моей старой школе. Никто тебе не говорит, что ты балбес, никто не говорит, что ты деградируешь или что весна на тебя действует. В старой школе, я помню, каждую весну учителя начинали ругаться на уроках и говорить, будто на нас действует весна. Мне кажется, весна действовала на них, во всяком случае, за те же самые провинности, что и раньше, нам доставалось гораздо больше. Как-то раз мне влетело указкой по рукам только за то, что я взяла у соседа по парте ластик и начала водить им по столу. Просто на уроке физики нам говорили про сопротивление и силу трения, а на биологии мне захотелось посмотреть сопротивление в действии. И вот чем закончилось. Да еще мне сказали, что на меня плохо действует весна, странно, правда? Долго рассказывать про печальные вещи, и я не буду, потому что плохое забывается быстрее, вы все равно это забудете. А если я буду их рассказывать, то разволнуюсь, а мне нельзя, потому что у будущего ученого должны быть крепкие нервы, так мне сказали. И никакая весна не должна действовать на ученого, это мне сказали еще в старой школе. Так я оказалась здесь, в хороших условиях с общежитием, но в другом городе. Опять же, это хорошо, потому что здесь все такие же одаренные, как я, по крайней мере, так считается. Пусть. А то, что кто-то ходит и всю ночь поет в коридоре, это его личное дело. Это тоже одаренность. Или есть еще такие, кто поджаривает тараканов на плите — у нас на кухне стоят электроплиты, ребята из биологического класса как-то раз решили посмотреть на поведение насекомых в жарких условиях, ребят потом побили, правда. И вообще с тех пор никто не разговаривает с биологическим классом.

Что до моего друга Некоторого Человека (его можно коротко называть НЧ, я, может, говорила), то его постоянно били в старой школе, его почему-то часто бьют. Из-за этого у него кривая верхняя губа и косой левый глаз. Правая нога тоже не в порядке, был открытый перелом, и поэтому порваны связки. А он хотел когда-то танцевать в балете, ну да куда уж теперь с такой внешностью и больной ногой. Но о том времени он не особо вспоминает, мы с ним любим иногда сходить в театр оперы и балета, собирались уже раз восемь, но ни разу пока не дошли, нас по дороге все отвлекали разные дела, главным образом мы просто забывали о времени, останавливались купить мороженого, погулять в славном уголке природы дендропарке, сваливались в лужи. Не пойдешь ведь в театр в грязных кроссовках, НЧ очень внимательно к этому относится. Так вот, он хотел стать балетным артистом (так их надо называть, Некоторый Человек говорит, что «балерун» — это очень грубо), но его жизненные передряги подвели к тому, что он оказался в нашем лицее. Его родители и многочисленные дядья настаивали, чтобы он учился тут, а НЧ очень мягкий, согласился. Он учится в классе физиков, а я — в географическом классе. Земля — это очень интересно, вам, должно быть, известно, что она круглая, точнее, эллипсоидная? Вот это мы и изучаем постоянно в нашей школе для одаренных детей несовершеннолетнего возраста. Приходите и вы к нам. День открытых дверей бывает раз в год 27 марта с 12 часов дня по местному времени.

 

Абхазия

Я сейчас сделаю признание, вы мне не поверите, я чувствую, но меня это не остановит. Некоторый Человек (НЧ) говорит, что если тебя что-то мучает, надо облегчить душу, а я этому вруну все верю. Слушайте.

Я не знаю географию. Вот, призналась. Каково? Учусь в школе для одаренных детей несовершеннолетнего возраста, в географическом классе, постоянно получаю пятерки по нашему профилирующему предмету (ну, то есть по географии) и — не знаю!

Частенько, часто мы сидим с Некоторым Человеком и перебираем разную ерунду.

— Москва — столица нашей родины, — начинаю я.

— Правильно, а у США какая столица? — говорит НЧ.

— Вашингтон, — правильно отвечаю я.

— А столица Абхазии? — спрашивает Некоторый Человек.

Увы мне! Я не знаю столицу Абхазии, я не знаю ее площади, смутно представляю природные богатства Абхазии.

Я считаю, что человек не может знать все, даже у самых гениальных гениев должны быть белые пятна в познаниях. Я не знаю географии.

Еще в той, старой школе, когда меня вызывали к доске, я всегда с блеском отвечала урок, от напряжения блестели мои уши, зубы и глаза, да что тут говорить, подо мной в этот момент блестел пол, солнечные лучи отражались в краске, подо мной едва не горела земля. Но внутри себя (НЧ считает, что так говорить некрасиво, но это правда, поэтому оставлю как есть) у меня было чувство, что я всех обманываю: учителя, ребят, журнал, саму себя. Я не была в тех странах, не видела флоры и фауны. Я никогда не видела, как выглядит только что намытое золото. Откуда я могу убедиться, что в мезозойскую эру Земля выглядела именно так? Меня тогда не было. И что делалось в то время на территории Абхазии? Ах, Абхазия, моя любовь безответная и непонятая, мне скоро заканчивать среднее учебное заведение, а я никогда не видела тебя. И что мне твои апельсины, что мне сок твоих плодов, когда я не помню, на какой широте и долготе стоит твоя столица? Я могу узнать абхазские имена, но я не видела ни одного абхазского лица. Никогда не разговаривала ни с одним абхазцем. Я даже не знаю, с какой стороны подходить к твоим жителям, Абхазия!

Конечно, учителя нам не врут, рассказывают все, что знают сами. Но этого мало, считаю я, этого мало для порядочного ученика школы для одаренных несовершеннолетних детей.

— Это не беда, — говорит мне НЧ, — я съезжу с тобой в Абхазию, и ты все увидишь.

— Но если я увижу Абхазию, для меня почти не останется тайн, не останется белых пятен в науке наук, — отвечаю я.

— Тогда назови мне столицу Зимбабве, — говорит НЧ.

Это очень просто, столица Зимбабве называется Хараре, а Антананариву — столица острова Мадагаскар, главный город Гондураса — Тегусигальпа, а на Антильских островах — Виллемстад. Некоторому Человеку трудно поймать меня, я знаю почти все. Но он находит способ. Население — мое слабое место, никак не дается мне запомнить численность населения. К тому же она постоянно меняется. Как, например, можно сказать, сколько человек живет в Израиле, если они там постоянно дерутся с Палестиной и неизвестно, сколько кого осталось. В то же время к ним постоянно приезжают новые жители. Например, этим летом туда уехала моя бывшая одноклассница. Как тут прикажете быть?

— Ты точно повезешь меня в Абхазию? — спрашиваю я НЧ через несколько дней.

— Повезу, — отвечает этот врун, но я ему верю, потому что больше ничего мне не остается, он пообещал не рассказывать о моем позоре — о том, что я не успеваю следить за численностью населения земного шара. Вас так много, а я одна. Пожалуйста, не деритесь.

 

Да здравствует сердце!

Неожиданно Некоторому Человеку (НЧ) пришла телеграмма из дома. Его мама сильно заболела.

— Что с ней? — пыталась я заглянуть телеграмме через плечо.

— Сердце, — тихо сказал НЧ и пошел покупать билет на самолет.

В тот же вечер он улетел домой.

Несколько дней я ждала телеграмму от него. НЧ молчал. Я грызла ногти, не ходила на учебу, почти не ела, даже не мылась. Внутри меня (нельзя так говорить, я знаю) постоянно что-то звенело, били окна. Наконец меня позвали к телефону.

— Все хорошо, — сказал НЧ, — маме лучше. Да здравствует сердце.

— Да здравствует сердце, — сказала я тоже. Это сейчас у нас будет такой пароль, вместо «Ассы», а то мы раньше чуть что говорили: «Асса!» Если одному из нас было тяжело или грустно, сразу скажешь ему: «Асса!» — и тут же, прямо на глазах, станет лучше. Это такое слово, которое сказал Ной, когда первый раз после потопа увидел землю. Вы знаете, наверное, эту историю: перед Всемирным потопом он собрал всех животных по паре, растения и свою семью. Они все уселись в один большой ковчег, и тут же пошел дождь. Главное, ни один тигр ни одного кролика или куропатку не тронул, за все время! И вот скрылась земля, и ковчег поднялся на воде. Потом скрылись кустарники, потом деревья, а на них сидели животные, другие, которые остались. Все они погибли. Потом скрылись самые большие деревья, потом горы оказались под водой, даже Гималаи, хотя в то время их, кажется, еще не было. Устали птицы, которым некуда было присесть отдохнуть. Погибли и они. Только Ноев ковчег бултыхался на воде. А в нем — животные, растения и Ноева семья. Потом вода начала испаряться. Медленно, такая масса воды. И вот, когда голубь принес веточку, Ной открыл ковчег. Увидел землю и сказал: «Асса!» Так и мы, когда говорили друг другу это слово, это значило: мы живы, давай, выше нос и всякое такое! Теперь нашим паролем стало «Да здравствует сердце!». Действительно, пусть все сердца будут здоровы, пожалуйста.

Через несколько дней Некоторый Человек вернулся. Мама поправилась, но с ней нужно постоянно сидеть. На семейном совете, в котором участвовали все родственники, все дядья, было решено, что Некоторый Человек поедет домой и с папой они будут меняться: то один посидит, то другой. НЧ забрал из нашей школы для одаренных детей несовершеннолетнего возраста документы, взял свои вещи и уехал в свой резко континентальный климат, а я осталась здесь, в умеренном.

— Да здравствует сердце, — сказал он мне на прощание и прижал к себе.

Я не плакала. Я знала, что скоро точно так же соберу свои вещи и поеду к нему, в его суровый климат. Иначе мое стеклянное сердце не выдержит и рухнет в пятки. Может быть, останется целым, но точно даст трещину. Или это будет душа, неважно, все равно рухнет и тоже потрескается. Осталось только рассказать об этом маме. Если ей не понравится эта затея, я скажу:

— Да здравствует сердце!

И она все поймет.