В приемной нотариуса Седого, по сравнению с прошлым разом, было немноголюдно. Я терпеливо высидела очередь из двух человек и робко вошла в кабинет. Владислав Аркадьевич Седой, дописывал какую-то бумагу. Он, не отрываясь от документа, коротко бросил: «Присаживайтесь», указав на стул, и вновь уткнулся в документ. Я присела на посетительское кресло и, пока хозяин кабинета не обращал на меня внимания, старательно разглядывала предметы, лежащие и стоящие на столе.

Помимо компьютера на столе ровными стопками лежали папки. На переплете каждой из них имелись надписи: на некоторых были обозначены названия улиц, на других просто буквы из алфавита. Я так и не поняла, как происходит сортировка документов, то ли по улицам, то ли по фамилии клиента. Кроме документов на столе красовались различные канцелярские предметы, свидетельствующие о благополучии данной нотариальной конторы. Так, например, подставка для настольного календаря и визиток была выполнена из самого настоящего камня змеевика и отделана чистым, как слеза янтарем. Рядом в такой же оправе красовались настольные часы с золотыми стрелками. Вся стена за спиной нотариуса была увешана всевозможными наградными листами, свидетельствами разных степеней и лицензиями. Каждый лист обрамляла дорогая бронзовая рамка. Словом кабинет душеприказчика производил впечатление устойчивого благополучия.

Седой закончил писать, отложил в сторону дорогую ручку фирмы «Паркер» и обратил взгляд на посетительницу:

— Слушаю вас.

Я закончила разглядывать убранство кабинета, широко улыбнулась и заговорила тихим, вкрадчивым голосом:

— Владислав Аркадьевич, я к вам по очень деликатному делу, — говорила я с придыханием, чтобы подчеркнуть всю важность разговора.

Седой не поддался на мои ухищрение и спокойно, почти равнодушно заметил:

— Вы знаете, ко мне практически все приходят по деликатному делу. Не стесняйтесь, излагайте.

— Думаю, что мое дело не совсем обычное. Вряд ли к вам часто обращаются с такими просьбами, — еще сильнее понизила я голос, не забывая при этом обворожительно улыбаться.

— Я вас внимательно слушаю.

— Понимаете, я прилетела из Германии всего на несколько дней, на похороны моей бабушки, — я печально опустила глаза и аристократично закусила нижнюю губу, демонстрируя свою скорбь.

Нотариус не посмел поторопить меня, хотя явно не испытывал особой радости от странноватой клиентки. Он терпеливо дождался, пока я справлюсь с волнением и продолжу свою мысль. Я не стала затягивать этот момент. Старательно изобразила предельную собранность, словно держать себя в руках мне было не легко, улыбаться стала не так широко, но не менее чувственно.

— Так вот. Мы с бабушкой всегда дружили, правда, я никак не могла уговорить ее переехать ко мне, так она любила свою Родину. Последнее время мы перезванивались почти каждый день, и однажды она сказала, что собирается оформить на мое имя дарственную на квартиру, но я так и не знаю, сделала ли она это. И вот сейчас я хотела бы узнать…

Нотариус, уловив суть просьбы еще в самом начале моего рассказа, на последнем предложении отрицательно покачал головой.

— Я все понимаю, — горячо заверила я его, не дав нотариусу вслух ответить отказом — это тайна до определенного времени. Но поймите меня, разбирая документы бабушки, мы ничего не нашли. А мне надо знать точно. Понимаете, у меня есть брат. Его я тоже очень люблю. Но бабушка хотела, чтобы после ее смерти квартира досталась именно мне. А мне она не нужна. Поэтому я хочу, если конечно бабушка все же успела оформить дарственную на меня, хочу переоформить квартиру на брата. Поверьте, он больше в ней нуждается. Ведь он живет здесь, в России, а в России цены на квартиры просто катастрофические.

— Милая девушка, — нотариус заговорил со мной как с маленьким несмышленым ребенком, — мой вам совет: не принимайте поспешных решений. Сегодня вам ничего не нужно, а завтра вы будете рады любой мелочи. И если ваша бабушка подарила квартиру именно вам, значит, у нее были на то основания. Примите дар и будьте благодарны.

— Но она мне не нужна! — эмоционально воскликнула я, продолжая играть роль обворожительной благородной аристократки. К тому же вы не поняли суть моей просьбы.

— Отчего же? Прекрасно понял, — возразил Седой, — вы хотите узнать, действительно ли существует дарственная либо завещание на ваше имя. Но вам придется набраться терпения и дождаться пока наступит срок оглашения завещания, тогда и откроется, существует ли дарственная и на кого.

— Я не могу ждать. Мне надо знать сейчас, чтобы успеть.

— Что вы хотите успеть? Переоформить квартиру на брата? Так это вы всегда успеете, — снисходительно улыбнулся он.

— Это вам так кажется, а я то знаю! — я выразительно посмотрела на Седого. Несколько секунд молча смотрела на него, как будто решалась на что-то, а потом вновь заговорила, — Я не хотела говорить, но боюсь, придется. Одним словом, я смертельно больна. Врачи сказали, что жить мне осталось несколько месяцев, именно поэтому я так тороплюсь. Когда бабушка заикнулась о дарственной, я еще не знала своей участи, а когда узнала, сначала не решалась заговорить с ней на такую печальную тему, не хотела расстраивать, все на «потом» откладывала. А потом оказалось поздно, — я опустила грустные глаза и тихонько всхлипнула.

— Ну-ну, милая, не плачьте. Вы совсем не похожи на умирающую. У вас прекрасный цвет лица. Возможно, врачи ошибаются, — нотариус явно проникся сочувствием ко мне.

— Цвет лица — это благодаря косметике, — удрученно заметила я, — Я переживаю не за себя. Мой брат. Он еще молодой. Ему жить да жить, и ему квартира просто необходима. Сейчас они с женой снимают маленькую однокомнатную квартиру на краю города за бешеные деньги. А после моей кончины, как вы понимаете все, что принадлежало мне, уйдет моим наследникам. А у меня кроме мужа-мерзавца никого нет. А уж он, поверьте, ни за что не откажется от маломальского наследства в пользу моего брата.

— Тогда не проще ли развестись с мужем-мерзавцем и не бояться за свое наследство? — резонно предложил нотариус.

— У-у, это не так просто как вы себе представляете. Мне не хочется говорить на эту тему, поверьте, мне даже неприятно об этом думать. Я прошу вас об одном: только скажите, есть ли такая дарственная? Мне больше от вас ничего не нужно. Если хотите, я могу заплатить «за неудобства», — многозначительно, но без кокетства посмотрела я на Седого.

Нотариус колебался. В конце концов, намек на «благодарность» сыграл свою роль и он согласился.

— Как звали вашу бабушку?

— Тихомирова Фаина Иосифовна, — отчеканила я.

— Тихомирова, — медленно повторил Седой и стал перебирать папки. Одну из них, с буквой «Т» на переплете он положил перед собой, а остальные отодвинул в сторону.

Сердце мое учащенно забилось. Я прекрасно понимала, если Седой знаком лично с Артемом, он непременно поймет, что речь идет о его, Артеминой бабушке. А так как он знаком и с Юлей, то наверняка знает, что Артем убит. Я приготовилась к разоблачению. Это входило в мой план. Вернее этот план придумал Андрей, а мне предстояло его реализовать. Как только нотариус возмутится и выведет аферистку «на чистую воду», я должна буду в ответ припугнуть его подозрением в убийстве и выяснить все об Артеме. Таков был план, и теперь наступала его кульминация.

Седой водрузил на нос очки, раскрыл папку, и некоторое время изучал ее содержимое. Выражение его лица оставалось бесстрастным. Потом он глянул на меня поверх очков, немного прищурился и спросил:

— Простите, а ваше имя как?

— Мишель Штефан, — выдавила я из себя заученное имя и внутренне напряглась, — Что? Есть?

Нотариус не ответил на вопрос. Еще раз пролистал какие-то бумаги. Оторвавшись от них, он снял очки и пристально посмотрел на меня.

— А вы часом не обманываете меня? — теребя в руках очки, спросил он, — Как зовут вашего брата?

— Артем, — уверенно ответила я.

— Ах, Артем, — ответ явно удовлетворил Седого, он вновь надел очки и снова обратился к папке с документами.

— Что-то не так? С чего вы взяли, будто я вас обманываю? — я старалась сохранять самообладание.

— Нет-нет, все так, — уклончиво проговорил нотариус.

— Так есть или нет дарственная?

— Есть, — подтвердил он, — но по всей вероятности, Фаина Иосифовна еще при жизни узнала о вашей болезни и оформила дарственную на Артема. Так что вам больше не о чем переживать.

— Это правда? — я была сбита с толку такой реакцией Седого. Он был абсолютно спокоен, будто речь шла о совершенно незнакомых ему людях. Я не ожидала такого поворота, и сидела в растерянности, хлопая глазами.

Пока я собиралась с мыслями, нотариус еще на раз просмотрел содержимое папки. Какой-то лист показался ему ненужным, он смял его и выбросил в мусорное ведро.

— Вы хотите узнать что-то еще? — елейным голосом поинтересовался Седой, поверх очков взглянув на меня, вконец растерянную и сбитую с толку.

— Нет-нет, больше ничего, — спохватилась я, — я только хотела поблагодарить.

С этими словами я полезла в сумку, пытаясь извлечь из нее кошелек. Достав нужную купюру, потянулась через стол к нотариусу. Для этого мне пришлось навалиться почти всем телом на папки, мирно лежащие на краю стола. Папки под моей тяжестью сдвинулись с места, к тому же второй рукой я помогла им это сделать, и с грохотом свалились на пол.

Их содержимое равномерно распласталось по всему кабинету. Седой от возмущения на неуклюжую посетительницу побагровел и, забыв про свой статус и положение, стал ругаться как последний сапожник. Меня его истерика не проняла. Я ведь знала что делаю.

— Ой-ой! Как неловко вышло, — бормотала я, — я сейчас все подберу, вы не волнуйтесь, ой-ой…, — с этими словами я кинулась подбирать бумаги, засовывая их обратно в папки.

— Оставьте как есть! — еще сильнее закричал Седой, — Вы все перепутаете! Ольга! — крикнул он и метнулся к приемной.

Этого момента мне хватило, чтобы вынуть из мусорного ведра смятую бумагу, которую за ненадобностью выбросил нотариус минуту назад, и спрятать ее в карман. К счастью в ведре не было других бумаг, поэтому мне не пришлось рыться в нем.

— Оля, уберите здесь все, — приказал Седой секретарше, — А вы, девушка, идите, идите уже, — говорил он уже не так истерично, но все еще был зол, это явно слышалось в его раздраженном голосе.

Я решила, что не стоит испытывать его терпение и, все еще бормоча извинения, поспешила удалиться.