Проснулась я от какого-то шевеления. Слабый свет от утренней зари проникал в маленькое окно. Я осмотрелась и только сейчас разглядела, сколько всего разного было в этом сарае. Если бы наши пленители знали, что хранится здесь, они, скорее всего, не рискнули бы оставить в нем Наталью. Я моментально вообразила, что именно из имеющегося инвентаря можно использовать в качестве оборонительного оружия. Выбор выл огромен. Особое внимание заслуживали вилы, да и маленький топор тоже мог пригодиться… Разглядывая инвентарь, я даже улыбнулась сама себе. Но тут мои раздумья вновь прервало какое-то движение.

— Натка! — обрадовалась я, — Ожила?!

— Я? — Натка тщетно пыталась высвободиться из объятий.

Она очнулась немного раньше, но никак не могла понять, где находится, как здесь оказалась, и кто так крепко сжимает ее. А когда увидела мужские ботинки на своих ногах и вовсе растерялась. Ее активные попытки извернуться и посмотреть назад и разбудили меня.

— Как ты себя чувствуешь? — я повернула подругу к себе и счастливо расцеловала.

— Ничего не понимаю! — Натка таращилась на меня, на себя, оглядывала сарай и мотала головой, будто хотела отогнать сон. Когда она убедилась, что все это явь, нахмурилась и потребовала объяснений.

Я ввела ее в курс дела и в свою очередь спросила:

— Ну а ты хоть что-нибудь помнишь? Как мог твой охранник Виктор проморгать тебя? Как они умудрились вынести тебя из больницы?

Натка задумалась. Она стала поминутно восстанавливать картину вчерашнего дня и остановилась на том, как поздно вечером в последний раз проведала старика Худорожкова, вернулась в свою палату и легла спать. Вырисовывалась следующая картина.

Натка чувствовала себя, по меньшей мере, агентом национальной безопасности, когда по поручению Андрея отправилась еще раз в палату старика Худорожкова, чтобы заглянуть в паспорт и посмотреть номер квартиры, где он прописан. А уж когда ей поручили выяснить, кем назвалась Юля, когда в первый и в последний раз навещала старика, и вовсе возомнила себя всемирно известным сыщиком Эркюлем Пуаро. После разговора с врачом и моей настоятельной просьбы «…беречь старика и вообще никого чужого к нему не подпускать», Натка решила исполнить задание в буквальном смысле и отправилась в палату к старику. Она аккуратно приоткрыла дверь и тут же отпрянула от нее. В палате была медсестра. Она делала какую-то процедуру больному.

— Надо же, и про старика вспомнили, — пробурчала Натка себе под нос.

Она отошла в сторону и принялась ждать, когда процедура закончится. Медсестра вышла из палаты и прошла мимо Натки. За два дня, что Натка находилась в больнице, она выучила имена всех медсестер и врачей травматологического отделения, но маска закрывала лицо вышедшей из палаты медсестры, а по глазам Натка не смогла узнать ее. Поэтому она не стала обращаться к ней по имени, а просто спросила:

— Как Иван Степанович? Ему лучше?

Медсестра бросила недовольный взгляд на любопытную больную и нехотя ответила:

— Значительно лучше.

Ободренная таким ответом Натка без стеснения вошла в палату.

Постояла немного у постели, наблюдая, как он дышит. Если честно, она не знала, как должно проявляться улучшение состояния тяжелого больного. Он все так же был подключен к аппарату искусственной вентиляции легких, из-под ключицы торчал катетер, от которой тянулись прозрачные трубки капельницы, и все так же медленно капало лекарство. От груди старика тянулись несколько проводков и заканчивались у небольшого прибора с темным экраном.

— Привет, дедуля! — негромко, но бодро поздоровалась она со стариком, как будто он мог ее слышать, — это опять я. Ты уж извини, но я знаю, что эта Юлия вовсе не твоя дочь. Что же она от тебя хочет?… Но ты не волнуйся, это мы все равно выясним… Дед, ты давай держись. Чего это ты умирать вздумал? Подумаешь, машина на него наехала! На меня тоже наехала, так я ведь ничего…

Натка разговаривала вслух и одновременно поправляла простынь и одеяло. Но вдруг ее рука нащупала одну штучку, о предназначении которой она догадывалась. Индикатор должен был быть прикреплен к груди больного, и записывать показания работы сердца. Но почему-то это индикатор, как и все остальные, лежал рядом с больным, а не был прикреплен к определенному участку груди на уровне сердца. Тут Натка увидела, что экран прибора, где должна непрерывно отражаться работа сердца в виде электрокардиограммы, выключен. Она заметила также, что аппарат искусственной вентиляции легких работает не в таком ритме, как работал раньше. Все включатели стояли на отметке «минимум». Сначала она решила, что это и есть улучшение состояния больного, когда участие искусственных аппаратов в жизнедеятельности больного постепенно снижается до минимума, но тут она взглянула на лицо старика. Оно стало синюшного оттенка, а лекарство в капельнице перестало капать совсем.

Пулей она выскочила из палаты и бросилась к дежурной медсестре. Та мирно беседовала с Виктором, Наткиным охранником и кокетливо ему улыбалась.

— Скорей! Сюда! — позвала Наталья, — Здесь что-то не так!

Медсестра, тут же сбросив с лица игривость, поспешила на зов. Секунды ей хватило, чтобы оценить ситуацию. Она быстро восстановила работу приборов. Тот, что отражал работу сердца, жалобно запищал, на его мониторе поползла почти прямая линия с редкими не очень крутыми изгибами. Пока медсестра включала приборы, Натка успела сбегать за врачом. Тот отдал распоряжения, строго приказал всем посторонним выйти из палаты и приступил к реанимационным мероприятиям. Вокруг Худорожкова началась суета, именно такая, какую Натка представляла, судя по фильмам про врачей. А еще через некоторое время все успокоилось, и жизнь травматологического отделения потекла в привычном режиме. Медикам удалось восстановить работу сердца старика. Цвет его лица вновь приобрел бледно-розовый оттенок, но сам он оставался все так же, неподвижен.

— Чертовщина какая-то, — возмущался врач, после того, как самое страшное было уже позади, — какой идиот убавил давление воздуха до минимума? Если бы Наталья Анатольевна вовремя не вошла в палату, через пять минут было бы уже поздно, — отчитывал он медсестру, которая, по его мнению, допустила халатность, — А следить за приборами — это ваша обязанность… У больного только-только стала отмечаться положительная динамика, а тут такое!..

— Я ничего не отключала, честное слово, — оправдывалась девушка.

— По-вашему дед сам у себя все отключил? Еще раз такое повториться — уволю. Так и знай.

Натка слушала, как врач устраивает «разгон» и искренне сочувствовала девушке. Она теперь точно знала, что дежурная сестра не виновата. Не зря она не смогла узнать медсестру, вышедшую из палаты старика за минуту до Наткиного визита. И злой взгляд, и недовольный ответ, все встало на свои места и легко объяснялось. Но Ната решила, не стоит пугать раньше времени персонал отделения, надеясь, что Юля, а это была именно она, Натка теперь в этом не сомневалась, вряд ли рискнет еще раз появиться на месте неудавшегося преступления.

Первый порыв был позвонить мне и все рассказать, но она знала, что мы с Андреем отправились в квартиру старика искать какие-то доказательства преступной деятельности Юли и ее дружка Мирона. Понимая всю серьезность операции, она решила не торопиться.

— Я думала, дождусь, когда ты сама мне позвонишь, вот тогда и собиралась все рассказать, — оправдывалась подруга, — тем более все ведь обошлось. А когда суета вокруг Худорожкова закончилась, я пошла к себе в палату, прилегла и заснула.

— А Виктор где был в это время? — возмутилась я, поняв, что Натку сонную похитили прямо с больничной койки.

— Не знаю, вроде как всегда, с дежурной медсестрой трепался.

— Эти сволочи, наверное, тебе что-то вкололи, — предположила я, вспоминая, как прислушивалась к ее слабому дыханию, холодела от одной мысли, что Натка так и не очнется.

— Да, укол я тоже помню, в ногу. Только это мне во сне снилось, будто меня змея укусила. Или оса, — сомнение отразилось на ее лице, — не могу точно вспомнить. Голова трещит.

Моя многострадальная голова тоже напоминала о себе, все-таки по ней вчера не раз стучали нехорошие парни. О раненой руке и вывихнутой ноге и говорить нечего. Я постаралась не обращать на такие «мелочи» внимание, тем более, что нам предстояло подумать о своей дальнейшей безопасности, если, конечно это слово применительно было к той ситуации, в которой находились мы с Наткой. Но моя дорогая подруга была рядом со мой, и уже это обстоятельство внушало некоторую надежду.