Стокгольм, 1926 год. Вечером в номере, где живем мы с Ильиным-Женевским, собирается многочисленная компания. Есть хочется, а на ресторан денег уже нет. Собирается мелочь, и добровольцы идут за хлебом и сыром. Набиваем рты. Стук в дверь, и появляется Людвиг Кольин, президент Шведского шахматного союза. Он в смущении останавливается, но делает вид, что все в порядке.

– Как вам понравился Стокгольм?

– Прекрасный город, – отвечает Ильин-Женевский (Александр Федорович свободно говорил по-французски); он уже успел проглотить свой бутерброд.

С Ильиным-Женевским мы подружились, вместе жили и в Гельсингфорсе. С изумлением я наблюдал, как Александр Федорович разделся и стал обматывать себя дамскими чулками – выполнял заказ жены (в те годы хороших чулок отечественного производства не было), а мужчинам дамские вещи провозить было запрещено таможней. Несмотря на протесты, ту же процедуру он совершил и со мной. Белоостров (тогда там была граница) мы проследовали благополучно. Угрызений совести я не испытывал – приятно было помочь новому другу!

Этот эпизод с чулками при публикации в журнале «Юность» был вычеркнут по настоянию редакции. Мне объясняли, что это необходимо, ибо тогда шло «усиление» таможенного контроля… Я не стал спорить с этими «смелыми» людьми.

Ильин-Женевский был человеком необыкновенным. Родился в дворянской семье, был исключен из гимназии за революционную деятельность и вынужден был уехать в Швейцарию для окончания образования. Там он объехал на велосипеде вокруг Женевского озеpa и, победив всех своих шахматных противников, взял себе вторую фамилию. Все это он описал в замечательной книжечке «Записки советского мастера». Во время Первой мировой войны Александр Федорович был отравлен газами, контужен и на время потерял память – ему пришлось заново учиться играть в шахматы. После фронта у него появилось нервное подергивание: он быстро-быстро и с размаху потирал себе руки, сплевывая при этом через левое плечо (на незнакомых людей это иногда неприятно действовало). Он обладал ангельским характером, удивительно порядочный человек был. Не прощал только плохого отношения к шахматам. В 1925 году стал мастером и через несколько месяцев на международном турнире в Москве выиграл сенсационную партию у Капабланки.

Относились мы друг к другу сердечно, хотя однажды я сделал Александру Федоровичу превеликую гадость. Было это в Одессе, во время чемпионата СССР 1929 года. Ильин-Женевский поделил в четвертьфинале первое место, но по коэффициентам не вышел в полуфинал. Тогда председатель турнирного комитета Н.Д. Григорьев решил исправить дело: собрал всех участников (всего около 40) и предложил включить Ильина в полуфинал, если ни один участник не возражает.

Нашелся 18-летний юнец, который заявил, что регламент – закон и нарушать закон нельзя; Александр Федорович тут же покинул Одессу. Никогда он меня не упрекал за этот поступок; видимо, понимал мой характер.

В 1933 году Ильин-Женевский был советником полпредства СССР в Праге, естественно, общался с чехословацкими шахматистами, в том числе и с чемпионом страны. Сало Флор всегда отличался предприимчивым характером – тогда он был шахматной надеждой Запада – и, рассчитывая, по-видимому, на нетрудную победу предложил сыграть матч с чемпионом СССР Женевский послал два письма: одно – Крыленко, а второе – Вайнштейну для меня. Он был в восторге от предложения Флора и верил в успех советского чемпиона.

В 1941 году Александр Федорович погиб от немецкой бомбы в Новой Ладоге (что у Ладожского озера).