Кант — это философ границы. Ни на той стороне, ни на этой, ни бунтарь, ни покорный по натуре, он жил в равновесии в эпоху неравновесия, постоянно находясь в опасности разбиться при выполнении сальто мортале. Слишком честный, чтобы быть непорядочным, слишком порядочный, чтобы быть честным.

Философ жонглирует, балансируя на канате, который протянут между двумя безднами — одной под ним и одной над ним. Так и нужно прочитывать три монументальные «Критики»: как терапевтические процедуры человека, терзаемого внутренними противоречиями, акробата-канатоходца разума и неразумного, который ежедневно слышит призыв как возвышенного, так и низменного.

Я надеюсь, что мне удалось показать Вам, что сексуальность Канта коренится не в его жизни, а в его творчестве. Великая афера заключается в том, чтобы противостоять вещи в себе.

Как я уже показал, кантианство было набором сценариев. А в заключение я хотел бы представить Вам наименее пугающий из них.

Представьте себе возвращение Марии Шарлоты в Кёнигсберг. Да-да, той самой образованной и в то же время живой дамы, которая заигрывала с Кантом, находясь в Берлине…

Ей нашлось бы место у нашего философа.

Не обязательно в его постели, но и не на сомнительном троне супруги.

Она могла бы стать душой его салона.

С ее изяществом и с ее остроумием она знала бы, как оживить общение. Она сделала бы так, чтобы эти господа говорили о сложнейших темах в более легком и менее педантичном тоне. Она могла бы ласково потешаться над этим господином философом, который утверждал, что он якобы знает все о нравах калмыков, о громоотводе и о происхождении нашей галактики. Она бы этому Канту, который не терпел никакого противоречия, придала бы больше легкомыслия. Образованная женщина 18-го столетия поняла бы, как сделать нечто подобное.

Она могла бы ему растолковать, что истиной так же мало обладают, как и женщиной.

Она бы…

Дамы и господа, я благодарю Вас за Ваше внимание.