© И. Иванов, перевод, 2016
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа “Азбука-Аттикус”», 2016
Издательство АЗБУКА®
Более двадцати лет флорентиец Эцио Аудиторе сражался с тамплиерами, главными врагами своего братства. Отомстив убийцам отца и братьев, побывав в главном святилище ассасинов и выслушав послание богини Минервы, он вернулся в родовое гнездо. Но надежда в покое и достатке встретить старость не сбылась – внезапно на замок напали наемники папы Александра VI, заклятого врага Эцио, которого тот однажды опрометчиво пощадил.
Потеряв последнего родственника, Аудиторе снова отправляется в Рим. На этот раз не только ради личной мести – он хочет свергнуть тиранию семьи Борджиа и вернуть Вечному городу мир и процветание.
Основой для книги послужила популярная компьютерная игра компании «Ubisoft».
Впервые на русском языке!
© И. Иванов, перевод, 2016
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа “Азбука-Аттикус”», 2016
Издательство АЗБУКА®
Пролог
События последних пятнадцати минут – а может быть, часов или даже дней – захлестнули Эцио, едва он, пошатываясь, вышел из хранилища под Сикстинской капеллой.
Ассасин помнил, как в глубине хранилища увидел большой саркофаг, сделанный, как ему показалось, из гранита. Стоило ему подойти ближе, и саркофаг озарился манящим светом, словно приглашая поднять крышку.
И как только Аудиторе прикоснулся к ней, та открылась легко, будто была невесомой. Изнутри струился теплый желтый свет. Затем из саркофага поднялась фигура; лицо Эцио увидел не сразу, но понял, что перед ним женщина, причем очень высокая. Голова женщины была увенчана шлемом. На правом плече сидела рыжевато-коричневая сова.
Ассасин поклонился.
– Приветствую тебя, Пророк, – произнесла женщина, назвав мужчину непривычным для него именем. – Я десять тысяч лет ждала твоего появления.
Эцио не осмеливался поднять голову.
– Хорошо, что ты пришел, – продолжала она. – У тебя с собой Яблоко. Позволь мне на него взглянуть.
Аудиторе покорно подал ей Яблоко.
Рука женщины гладила воздух над Яблоком, не касаясь его поверхности. Яблоко засветилось пульсирующим светом. Глаза женщины снова устремились на Эцио.
– Нам надо поговорить.
Она наклонила голову, словно раздумывая о чем-то. Эцио показалось, что на ее сверкающем лице мелькнула улыбка.
– Кто ты? – решился спросить он.
– У меня множество имен, – вздохнула она. – Когда я умерла, меня звали Минервой.
– Богиня мудрости! – воскликнул Эцио, услышав знакомое имя. – Сова на плече, шлем… Ну конечно!
Он снова опустил голову.
– От нас остались лишь воспоминания. Мы были богами, которым поклонялись твои далекие предки. Юнона, королева богов. Юпитер, их король. Он родил меня из своей головы. Я была дочерью, рожденной не его чреслами, а его мозгом!
Эцио посмотрел на статуи вдоль стен. Венера, Меркурий, Вулкан, Марс…
Послышался звон, похожий на звук разбитого стекла. Так могла звучать падающая звезда. Это был смех Минервы.
– Нет, мы не боги. Мы просто пришли… раньше вас. Но даже когда мы еще были в этом мире, люди пытались объяснить наше существование. Мы были более… развиты. Это самое близкое слово, какое есть в твоем языке… Ваш разум и сейчас еще не готов… – Она помолчала. – Ты можешь не понимать нас, но должен усвоить наше предостережение…
– Я ничего не понимаю.
– Не пугайся. Я намерена говорить не с тобой, но через тебя. Ты – избранник для своего времени. Ты – Пророк.
Минерва приблизилась к нему, наклонив голову. От нее исходило материнское тепло, окутывающее все его уставшее, израненное тело.
Она воздела руки, и потолок хранилища стал небесным сводом. На ее сверкающем бесплотном лице появилось выражение бесконечной печали.
– Слушай и смотри.
Эцио едва выдерживал груз воспоминаний. Он видел всю землю и окружающие ее небеса, простиравшиеся очень далеко – вплоть до таинственного Млечного Пути. Его разум едва понимал смысл увиденного. Эцио видел мир – его мир, – уничтоженный Человеком. Бесплодную равнину, над которой дул ветер. Потом он увидел людей – изломанных, изможденных, но упрямых в своей решимости.
– Мы подарили вам Эдем, – продолжала Минерва. – Однако война, вспыхнувшая между нами, превратила рай в кромешный ад. Мир пылал, пока не сгорел дотла. Тогда и должен был прийти всему конец. Но мы создали вас по своему образу и подобию. Способными выжить. Невзирая на все ваши чудовищные злодеяния, мир не погиб окончательно. Мы стали возрождать уничтоженный вами мир. Прошли долгие зоны времени. Постепенно мир возродился и стал тем привычным для вас миром, в котором вы нынче живете. Мы постарались сделать все, чтобы подобная трагедия больше никогда не повторилась.
Ассасин поднял голову к потолку. Там тянулась линия горизонта. Он увидел храмы и другие строения, каменные плиты, испещренные надписями, библиотеки, полные свитков, корабли, города. Он видел странные танцы и слышал странную музыку. Все это относилось к цивилизации глубокой древности, но было создано людьми…
– А теперь мы умираем, – сказала Минерва. – И время работает против нас… Истина превратилась в легенду. Но ты, Эцио, – пророк и предводитель… Хотя твои телесные силы не превосходят человеческих возможностей, воля твоя сравнима с нашей. И в тебе сохранятся мои слова.
Эцио как заколдованный смотрел на нее.
– Пусть мои слова подарят кому-то надежду – продолжала Минерва. – Вы должны действовать быстро. Времени мало. Остерегайся людей из рода Борджиа. Остерегайся креста тамплиеров.
Минерва и Эцио остались вдвоем. Теплый свет, окружавший их, быстро тускнел.
– Свершилось… Мой народ должен покинуть этот мир… Все мы… Но послание передано… Остальное зависит от вас. Мы уже ничем не можем вам помочь.
Через мгновение стало темно и тихо. Хранилище превратилось в склеп, где ничего не напоминало о недавних видениях.
И тем не менее…
Эцио вернулся из хранилища, мельком взглянув на Родриго Борджиа… Испанца, великого магистра ордена тамплиеров, ставшего папой Александром VI. Тело его врага корчилось в предсмертных судорогах. Эцио не мог себя заставить нанести Родриго coup de grâce. Похоже, тот сам выбрал смерть, приняв яд. Наверное, все ту же кантареллу, с помощью которой Испанец умертвил немало своих противников. Пусть сам найдет дорогу в ад. Эцио не собирался даровать ему легкую смерть.
Аудиторе беспрепятственно покинул Сикстинскую капеллу, выйдя на яркое и жаркое солнце. Невдалеке его ожидали друзья-ассасины, члены братства, вместе с которыми он пережил столько опасных приключений.
Часть первая
1
Эцио с минуту постоял у выхода из капеллы, щурясь от солнца. Он не понимал, где находится. А где он только что был? Как называлось то место?.. Постепенно к нему вернулись привычные ощущения. Дядя Марио шагнул к нему навстречу:
– Эцио, ты в порядке?
– Я там… там… дрался с папой… с Родриго Борджиа. И оставил его умирать.
Эцио содрогнулся всем телом. Он не мог совладать с собой. Было ли это на самом деле? Несколько минут (или веков?) назад он схлестнулся в смертельном поединке с человеком, которого ненавидел и боялся больше всего на свете. С великим магистром ордена тамплиеров – организации, повинной как в гибели отца и братьев Аудиторе, так и в смерти других ассасинов – членов братства, которое Эцио отважно защищал.
Но он одолел своих врагов. В этом Эцио помогло таинственное Яблоко – одна из частиц Эдема. Древние боги (точнее, те, кого считали древними богами) препоручили Яблоко заботам Эцио, дабы мир, который они воссоздали для людей, не сгинул в беззаконии, не потонул в реках крови. И Эцио прекрасно справился с поставленной перед ним задачей.
Или не справился?
Что он ответил дяде? «И оставил его умирать»? Родриго Борджиа – коварный старый злодей, пробившийся к вершинам церковной власти и ставший папой, – показался ему умирающим. Испанец принял яд.
Но Эцио вдруг одолели сомнения. Кредо ассасина, которым он руководствовался, требовало быть милосердным, и Аудиторе всегда старался проявлять милосердие ко всем, кроме тех, чья жизнь угрожала судьбам человечества. Неужели в случае с Родриго он проявил слабость?
Если да, нужно скрыть свои сомнения от всех, даже от дяди Марио – предводителя братства. Эцио расправил плечи. Он оставил Родриго умирать своей смертью, дав тому время для последней молитвы.
Ему показалось, будто ледяная рука сжала его сердце. В мозгу отчетливо прозвучало: «Тебе следовало добить Родриго».
Эцио мотнул головой, стряхивая с себя демонов сомнения. Мысли Эцио постоянно возвращались к странному разговору в хранилище, откуда он вышел на непривычно яркое и какое-то незнакомое солнце. Это было видение – по-иному не скажешь, – видение о встрече с древнеримской богиней мудрости, Минервой. Она показала ему картины далекого прошлого и далекого будущего, и показала так, что Эцио возненавидел ответственность, которая вместе с полученным знанием легла на его плечи.
С кем разделишь подобную ответственность? Кому расскажешь о ней хотя бы частично? Все это казалось нереальным.
После опыта, полученного в хранилище (правильнее было бы назвать этот опыт встряской), Эцио мог с уверенностью сказать только одно: сражение с тамплиерами продолжается. Быть может, и наступит такое время, когда он вернется в родную Флоренцию и зароется в книги. Будет коротать зимние вечера, попивая с друзьями вино, осенью – с ними же охотиться, весной – ухлестывать за девушками, а летом наблюдать за сбором урожая в своих владениях.
Но не сейчас.
В глубине сердца Эцио знал: с тамплиерами и всем злом, которое олицетворял их орден, еще не покончено. Они напоминали ему мифическую гидру, только с гораздо большим количеством голов. Чтобы одолеть это чудовище, нужно иметь силу Геркулеса и, как он, быть почти бессмертным…
– Эцио!
Суровый дядин голос мгновенно отвлек Эцио от тягостных раздумий. Жизнь продолжалась, и сейчас ассасину нужнее всего была ясная голова, и потому он стал повторять про себя, словно какое-то заклинание, свое имя: «Я – Эцио Аудиторе из Флоренции. Я силен. Я верен традициям ассасинов».
Затем он встряхнул головой и огляделся. Вокруг стояли его собратья-ассасины. Они не улыбались. На их лицах застыла суровая решимость.
Звонкий голос продолжал звучать в голове Эцио, задавая один и тот же вопрос: нужно ли ему было добить Родриго и убедиться, что папа мертв?
Однако к голосу примешивалось что-то еще: некая загадочная сила тянула Эцио назад, в капеллу. Он ощущал незавершенность.
Дело было не в Родриго. Не только в Родриго, хотя теперь, если тот еще жив, Эцио оборвет его жизнь. Было что-то еще.
– В чем дело? – спросил Марио.
– Я должен вернуться.
Высвободившись из дядиных объятий, Эцио поспешил обратно в сумрак капеллы. Марио велел всем оставаться на месте и внимательно следить за обстановкой, а сам поспешил вслед за племянником.
Эцио быстро достиг места, где он оставил умирающего Борджиа, но там никого не было! Только богато украшенная папская сутана, слегка запачканная кровью, валялась в том месте, где Родриго сбросил ее перед поединком с Эцио. И вновь невидимые холодные пальцы сжали ассасину сердце.
Потайная дверь, ведущая в хранилище, была закрыта. Но стоило Эцио к ней приблизиться, дверь плавно отъехала в сторону. Он повернулся к дяде и с удивлением прочел на его лице страх.
– Что там? – спросил Марио, изо всех сил стараясь говорить спокойно.
– Великая тайна.
Оставив Марио за порогом, Эцио двинулся по тускло освещенному коридору. Быть может, еще не слишком поздно? Быть может, Минерва предвидела такой исход и сама оказала Родриго последнюю милость? Едва ли она позволила Испанцу войти в хранилище. И тем не менее Эцио шел, держа наготове скрытый клинок – тот самый, доставшийся ему от отца.
В хранилище все так же стояли громадные человеческие… нет, сверхчеловеческие фигуры – были ли они статуями? – держа Посох.
Одну из частиц Эдема.
Когда Эцио попытался потянуть Посох на себя, статуи засветились изнутри и плотнее сжали пальцы. Рунические надписи на стенах хранилища тоже как будто зажглись.
Эцио помнил: никто из людей не должен касаться Яблока голыми руками. У него на глазах странные фигуры развернулись и ушли под землю. В хранилище не осталось ничего, кроме гранитного саркофага и окружавших его статуй.
Эцио попятился, потом ненадолго остановился и оглянулся. Он чувствовал, что это его последнее посещение хранилища. Но почему он мешкает? Чего ждет? Может, надеется, что Минерва снова появится из недр саркофага? Но разве она не сказала ему все, что намеревалась сказать? По крайней мере то, что ему позволительно знать. Яблоко проявило к нему свою благосклонность. Обладай Родриго Яблоком и другими частицами Эдема, он бы получил безграничную власть над миром, к которой шел столько лет. Став старше, Эцио отчетливо понял: такая сила, сосредоточенная в человеческих руках, крайне опасна.
– Все как и должно быть? – спросил Марио, в голосе которого звучало столь несвойственное ему беспокойство.
– Да, – коротко ответил Эцио.
Почему ему так не хотелось покидать хранилище? Никаких осмысленных причин задерживаться там не было.
Эцио молча показал дяде Яблоко.
– А Посох?
Племянник покачал головой.
– Уж лучше в руках земли, чем в руках человека, – сказал Марио, сразу поняв все. – Подробности можешь мне не рассказывать. Идем. Нам нельзя здесь задерживаться.
– С чего такая спешка?
– Ты не догадываешься? Думаешь, Родриго позволит нам разгуливать по Ватикану?
– Я оставлял его умирающим.
– Умирающим, но не мертвым. Это не одно и то же. Пошли!
Они почти бегом покинули хранилище. Невзирая на жаркий день, в спину им дул холодный ветер.
2
– А где остальные? – с удивлением спросил Эцио, заметив, что у входа в Сикстинскую капеллу, где еще недавно стояли ассасины, стало пусто.
– Я их отпустил. Паола отправилась во Флоренцию, Теодора с Антонио – в Венецию. Нам теперь нужно держать в поле зрения всю Италию. Тамплиеры разбиты, но не уничтожены. Если братство ассасинов забудет о бдительности, наши враги вновь соберут свои силы. Что касается остальных, они выехали вперед и будут ждать нас в Монтериджони.
– Помнится, ты велел им оставаться на месте и наблюдать.
– Так они и делали, пока не почувствовали, что их миссия завершена. Эцио, нельзя терять ни минуты. Мы все это знаем, – добавил Марио, озабоченно глядя на племянника.
– Мне надо было добить Родриго Борджиа.
– Он тебя ранил в поединке?
– Меня защитил наруч.
Марио похлопал его по плечу:
– Я тут поторопился с выводами. Думаю, ты был прав. Нельзя убивать без надобности. Я всегда придерживался умеренности. Ты подумал, что Родриго принял яд и конец неминуемо наступит. Откуда нам знать? Возможно, Родриго тебя обманул. Или доза оказалась несмертельной. В любом случае нужно принять ситуацию такой, какая она есть, и не тратить силы на бесплодное умствование. Мы ведь послали тебя одного против целой армии тамплиеров. И ты более чем блестяще выполнил свое задание. А я – твой старый дядюшка, который, естественно, волновался за тебя. Нужно поскорее убираться отсюда. У нас еще предостаточно дел, и меньше всего я сейчас хочу оказаться взятым в кольцо караульными Борджиа.
– Дядя, ты не поверишь, если я расскажу тебе, что видел в хранилище.
– Давай сначала выберемся отсюда живыми, а потом я с удовольствием послушаю твои рассказы. Я приготовил лошадей – они ждут нас за пределами Ватикана, на окраине Рима. Надо перво-наперво добраться до них, и тогда мы спокойно покинем Рим.
– Не удивлюсь, если люди Борджиа попытаются нас задержать.
– Разумеется, попытаются! – широко улыбнулся Марио. – И не удивлюсь, если после этого они будут скорбеть над телами погибших из их рядов.
Эцио и Марио, только что вышедшим из просторного нефа, еще предстояло пересечь обширный зал Сикстинской капеллы. Оба удивились, увидев нескольких священников. Те пришли, чтобы завершить мессу, прерванную внезапным появлением Эцио и его сражением с Родриго за обладание частицами Эдема.
Увидев непрошеных гостей, рассерженные священники окружили их и принялись допытываться.
– Che cosa fate 'qui? Что вы здесь делаете? – кричали святые отцы. – Вы осквернили святость этого великого места!
И наконец:
– Assassini! Бог заставит вас заплатить за ваши преступления!
Единственным оружием священников был крик. Марио и Эцио молча протиснулись сквозь толпу. В это время тревожно зазвонили колокола базилики Святого Петра.
– Вы проклинаете то, что вам непонятно, – сказал Эцио священнику, пытавшемуся загородить им выход.
Сутана скрывала грузное дряблое тело – младший Аудиторе постарался как можно деликатнее отпихнуть его с дороги.
– Эцио, нужно немедленно уносить отсюда ноги! – крикнул племяннику Марио.
– Вот он, дьявольский глас! – крикнул другой священник.
– Не прикасайтесь к ним! – крикнул еще кто-то.
Выбравшись наружу, Аудиторе увидели целое море красных сутан. Казалось, собрался весь синклит кардиналов – ошеломленный, однако по-прежнему преданный папе Александру VI.
– …Потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной. Для сего приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злый и, все преодолев, устоять. Итак, станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности, и обув ноги в готовность благовествовать мир; а паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого.
– Что это с ними? – спросил Эцио.
– Овцы остались без пастыря. Ждут, кто их теперь поведет, – мрачно усмехнулся Марио. – Идем. Нужно успеть выбраться отсюда раньше, чем нас заметит стража.
На солнце ярко блеснули доспехи приближавшихся караульных.
– Слишком поздно. Они уже здесь. Бежим!
3
Кардиналами овладела настоящая паника. Они кричали не переставая – страх буквально сковал их по рукам и ногам. Сами того не желая, они образовали дополнительную преграду для Эцио и Марио, окружив ассасинов плотным кольцом. Оно разомкнулось, пропуская четырех солдат Борджиа в сияющих на солнце доспехах. Стражники встали напротив Аудиторе, обнажив мечи. Эцио и Марио последовали их примеру.
– Ассасины! Бросьте оружие и сдавайтесь! Вы окружены превосходящими силами! – крикнул первый солдат, устремляясь к ним.
Прежде чем стражник продолжил свою речь, Эцио рванулся к нему со своего места: к ассасину вновь вернулись силы. Солдат не успел среагировать на выпад, как будто не веря, что двое ассасинов решат сопротивляться, будучи окруженными со всех сторон. Правая рука Эцио стремительно повернулась, описав дугу. Напрасно солдат пытался поднять меч – противник был слишком проворен. Эцио ударил точно в открытую шею. Хлынула струя крови. Трое оставшихся стражников застыли с идиотскими выражениями на лицах. Промедление стоило им жизни. Эцио едва успел нанести первый смертельный удар, когда скрытый клинок на левой руке ударил второго солдата между глаз. Тот едва успел что-то почувствовать.
Все внимание солдат было притянуто к Эцио. Воспользовавшись этим, Марио отступил в сторону и изменил угол атаки. Солдаты этого даже не заметили – их потрясла жестокость ассасинов. Еще через мгновение меч Марио вонзился под нагрудник ближайшего солдата – его лицо исказила предсмертная агония. Четвертый стражник, с округленными от ужаса глазами, пытался бежать, но не успел. Клинок Эцио ударил его в правый бок, а меч Марио – в левое бедро. Солдат рухнул на колени. Марио ногой оттолкнул его в сторону.
Ассасины оглянулись по сторонам. Обагренными кровью оказались не только камни мостовой, но и сутаны нескольких кардиналов.
– Бежим отсюда, пока не нагрянули остальные люди Борджиа, – бросил племяннику Марио.
Кардиналы в страхе разбегались кто куда, тем самым расчистив ассасинам путь. Внезапно за их спиной послышался цокот копыт – уже через пару мгновений папские гвардейцы наставили на Аудиторе свои алебарды. Марио и Эцио легко отбили их своими кривыми мечами.
Удар Марио вышиб из седла всадника, собиравшегося напасть на Эцио сзади.
– Неплохо для такого старика, как ты! – с благодарностью воскликнул племянник.
– Рассчитываю на ответную услугу, – сказал дядя. – И прекрати называть меня стариком!
– Я не забыл твоих уроков.
– Надеюсь… Берегись!
Эцио резко отскочил и полоснул по передним ногам лошади. Сидевший на ней гвардеец уже замахивался на него угрожающего вида дубиной.
– Buona questa! – крикнул Марио. – Славно потрудились!
Эцио удалось вышибить из седла еще двух всадников: он ударил по ногам их лошадей, остальное сделала сила инерции. Марио, будучи старше и грузнее племянника, предпочитал дожидаться, пока противник окажется в пределах его досягаемости.
Отбиваясь от нападавших, ассасины достигли края широкой площади, что расстилалась перед собором Святого Петра, и тут же с проворством ящериц вскарабкались по стене на близлежащую крышу. Здесь они наконец почувствовали себя в безопасности. Но времени на раздумья не было, и Аудиторе кинулись бежать, перепрыгивая через пропасти улиц. В одном месте Марио чуть было не промахнулся, ухватившись в последний момент за водосточную трубу. Тяжело дыша от быстрого бега, Эцио втащил дядю на крышу. Через секунду над их головами просвистела арбалетная стрела.
Наконец ассасины оторвались от погони. Их преследователям мешали тяжелые доспехи и отсутствие выучки.
В конце концов Эцио и Марио оказались на крыше здания, выходящего на небольшую площадь, граничащую с лабиринтом узких улочек прибрежного квартала Трастевере. Рядом с задрипанной таверной «Спящий лис» стояли две упитанные гнедые лошади, за которыми присматривал горбун с бельмом на глазу и пышными усами.
– Джанни! – окликнул его Марио.
Горбун вскинул голову и тут же принялся отвязывать поводья лошадей, продетые в массивное железное кольцо. Марио соскочил вниз и через мгновение оказался в седле. Себе он выбрал лошадь покрупнее. Животное ударило копытом по сухой земле и беспокойно заржало.
– Успокойся, campiono, – сказал лошади Марио.
Эцио продолжал стоять на крыше.
– Прыгай! – потребовал дядя. – Чего ты ждешь?
– Погоди, zio, – ответил Эцио.
К его изумлению, двое солдат Борджиа продолжали погоню и теперь бежали по крыше в его сторону. Еще больше Эцио удивили пистолеты у них в руках. Откуда гвардейцы раздобыли себе такое оружие? Времени на вопросы не оставалось. Выдвинув скрытые клинки, Эцио ударил обоих в яремную вену, так и не дав выстрелить.
– Впечатляет, – сказал Марио, сдерживая свою гарцующую лошадь. – А теперь слезай! Cosa diavolo aspetti?
Эцио приземлился рядом со второй лошадью, тут же вскочил в седло и забрал у горбуна поводья. Лошадь недовольно взвилась на дыбы, но Эцио быстро ее осадил и поскакал вслед за дядей к Тибру. Едва Джанни успел скрыться в таверне, на площадь вывернул конный отряд гвардейцев Борджиа. Ассасины, нещадно пришпоривая лошадей, неслись по кривым римским улочкам к грязной, лениво текущей реке. За спиной слышались сердитые крики солдат.
Шаткий мост привел ассасинов на Тиберину – небольшой остров посередине Тибра. Второй такой же мост вывел их в новый лабиринт узких улочек. Эцио и Марио держали путь на север, торопясь покинуть эти заплеванные, зловонные места, некогда бывшие столицей цивилизованного мира. Они не останавливались, пока не оказались далеко за пределами Рима, вне досягаемости своих преследователей.
Пыльная дорога тянулась вровень с рекой. Возле селения Сеттебаньи ассасины остановились. Привязав лошадей, они уселись в тени раскидистого вяза. Теперь можно было и передохнуть.
– Дядя, а они ведь едва нас не сцапали.
Марио пожал плечами и улыбнулся немного печально. Из седельной сумки он достал кожаную флягу с плохоньким красным вином и протянул племяннику.
– Промочи горло, – сказал Марио, продолжая дышать ртом. – Не помешает.
Эцио сделал глоток и поморщился:
– Где ты раздобыл такую кислятину?
– В «Спящем лисе» это считается лучшим вином, – широко улыбаясь, ответил Марио. – Подожди, пока приедем в Монтериджони. Там у меня найдется, чем тебя угостить.
Эцио тоже улыбнулся, возвращая дяде фляжку, но быстро вновь помрачнел.
– Что такое? – осторожно спросил дядя.
Эцио неторопливо достал из сумки Яблоко:
– Что мне с ним делать?
– Это большая ответственность, – вздохнул Марио. – Но нести ее придется тебе одному.
– Сумею ли?
– А что тебе подсказывает сердце?
– Советует избавиться от него. Но мой разум…
– Не знаю, кого ты повстречал в хранилище, но именно они препоручили Яблоко твоим заботам, – медленно произнес Марио. – Боги ничего не дают смертным просто так. Возможно, Яблоко тебе еще понадобится.
– Ты сам знаешь, насколько оно опасно. Если оно снова попадет не в те руки…
Эцио посмотрел на реку, которая неторопливо несла свои воды. Марио молча наблюдал за племянником.
Рука младшего Аудиторе с зажатым в ней Яблоком застыла над головой. Он понимал, что дядя прав и древнее сокровище нельзя выбрасывать в Тибр. Не будь на то серьезной причины, Минерва не вернула бы ему частицу Эдема.
– Это решать только тебе, – сказал Марио. – Но если сейчас Яблоко тебя тяготит, отдай его на хранение мне. Заберешь потом, когда твой разум успокоится.
Эцио мешкал… пока вдали не послышался топот копыт и лай собак.
– Так я и думал. Эти ублюдки не успокоятся, – стиснув зубы, проворчал Марио. – Давай сюда Яблоко.
Эцио вздохнул, снял с пояса кожаный мешок, убрал туда Яблоко и протянул его дяде. Марио спрятал мешок в свою седельную сумку.
– А теперь мы заставим наших лошадок немного поплавать. Это собьет со следа собак. Если же у их хозяев хватит мозгов перебраться на другой берег, мы все равно уйдем лесом. Поторапливайся, племянничек. Я рассчитываю завтра в это время быть в Монтериджони.
– Ты что же, собираешься ехать без остановки?
Марио пришпорил лошадь. Та взвилась на дыбы, роняя пену изо рта.
– Именно. Потому что отныне нам придется воевать не только с Родриго, но и с его отпрысками – Чезаре и Лукрецией.
– Кто они такие?
– Самые опасные люди из всех, что встречались на твоем пути.
4
Весь следующий день они ехали почти без остановок. К вечеру на горизонте показались стены Монтериджони, над которыми возвышалась rocca Марио. Решив дать отдых уставшим лошадям, дядя и племянник ехали шагом.
– …И тогда Минерва рассказала мне о солнце, – продолжал Эцио. – От нее я узнал о страшной беде, которая случилась давным-давно. Однако предсказана и другая, которая произойдет в будущем…
– Но не завтра и не через год, vero? – сказал Марио. – Так что пока можно об этом не думать.
– Sì, – ответил Эцио. – Мне вот интересно, много ли у нас еще работы впереди? Быть может, все закончится гораздо раньше.
– Так ли уж это плохо?
Эцио не успел ответить. Со стороны города донеслись звуки пушечных выстрелов. Младший Аудиторе выхватил меч и привстал в стременах, вглядываясь в парапеты городских стен.
– Успокойся, племянник, – захохотал Марио. – Это всего лишь учения. Мы решили обновить арсенал и поставили на парапетах новые пушки. Солдатам надо с ними освоиться.
– Надеюсь, они не спутают нас с мишенью.
– Я же тебе сказал, не волнуйся. Конечно, этих парней еще учить и учить артиллерийскому делу, но им хватит мозгов, чтобы не стрелять в своего командира!
Вскоре всадники миновали широко открытые главные городские ворота и въехали в Монтериджони. Главная улица вела от ворот к цитадели. Жители смотрели на Эцио с уважением, восхищением и искренней любовью.
– Эцио, с возвращением! – крикнула какая-то женщина.
– Спасибо, синьора! – слегка поклонившись, ответил ей ассасин.
– Да здравствует наш Эцио! – послышался звонкий детский голосок.
– Buongiorno, fratellino, – ответил мальчишке младший Аудиторе. – Приятно вернуться домой, – сказал он, поворачиваясь к Марио.
– По-моему, тебя они рады видеть куда больше, чем меня, – сказал, улыбаясь, дядя.
Впрочем, это были только слова. Основная часть приветствий, особенно от старшего поколения, была адресована старшему Аудиторе.
– Мне не терпится увидеть наше фамильное гнездо. Давненько судьба не заносила меня в Монтериджони.
– Да. Что-то все твои пути пролегали в стороне. По тебе ведь тоже соскучились. Насчет двоих я полностью уверен.
– Это кто?
– Неужели не догадался? Нельзя все время думать только о делах братства.
– Догадался. Ты имеешь в виду маму и Клаудию. Как они?
– Конечно, твоей сестре досталось. Она тяжело переживала смерть мужа. Но время лечит многие раны. Клаудия почти оправилась после потери… А вот и она, легка на помине!
Они въехали во внутренний двор укрепленной резиденции Марио. Эцио увидел сестру на мраморных ступеньках, что вели ко главному входу. Клаудия стремительно сбежала вниз и повисла на шее спешившегося брата.
– Брат, как здорово, что ты вернулся! Трудно пожелать лучшего подарка на мой день рождения.
– Клаудия, моя дорогая… – Эцио крепко обнял сестру. – Я так соскучился! Как мама?
– Слава богу, хорошо. Едва мы узнали о твоем возвращении, все как на иголках. Ну а твоя слава бежит впереди тебя.
– Идемте в дом, – сказал Марио.
– Кстати, не только мы с мамой рады тебя видеть, – продолжала Клаудия, ведя его за руку по лестнице. – Есть еще один человек.
– И кто же? – полюбопытствовал Эцио.
– Герцогиня форлийская.
– Катерина? Она здесь? – удивился Эцио, стараясь не показывать волнения.
– Мы не знали, когда именно ты появишься, поэтому они с мамой отправились в монастырь, к настоятельнице. Но до захода солнца обещали вернуться.
– Дело прежде всего, – напомнил племяннику Марио. – Вечером я созываю совет братства. Макиавелли ждет не дождется встречи с тобой.
– Эцио, с Испанцем покончено? – перестав улыбаться, спросила Клаудия. – Наш главный враг мертв?
Серые глаза брата посуровели.
– Давай отложим этот разговор до вечера. Тогда я обо всем расскажу.
– Ну хорошо, – нехотя согласилась Клаудия, собираясь вернуться к своим делам. Чувствовалось, ответ брата ее насторожил.
– И передай от меня привет герцогине! – крикнул вдогонку Эцио. – Пусть они с мамой дождутся вечера. А пока у нас с дядей… неотложные дела.
– Ты прав, Эцио, – сказал Марио, когда Клаудия ушла. – Дела неотложные. И тебе надо хорошенько подготовиться к вечернему разговору. Макиавелли обещал приехать еще до темноты. У него к тебе куча вопросов. Мы сейчас с тобой поговорим наедине, а потом я советую тебе немного прогуляться по городу.
Разговор в дядином кабинете был напряженным. После него Эцио и самого потянуло прогуляться. Марио посоветовал ему навестить портного и заказать новую одежду – нынешняя уже никуда не годилась. К нему Эцио первым делом и отправился. Портной сидел на скамье, поджав под себя ноги, и шил плащ из красивой изумрудно-зеленой парчи.
Ассасину нравился этот спокойный, незлобивый человек. Они были почти ровесниками. Портной тепло поздоровался с ним:
– Чем я обязан такой чести?
– Думаю, мне пора обзавестись новой одеждой, – с легкой грустью произнес Эцио. – Хочу знать твое мнение. Только говори правду.
– Синьор, даже если бы я не зарабатывал себе на жизнь шитьем одежды, я бы тоже сказал, что вам самое время обновить гардероб.
– Что ж, наши мысли совпали. Принимай заказ!
– Я сейчас сниму с вас мерку Потом выберете себе материал по вкусу.
Эцио терпеливо выдержал снятие мерки, затем выбрал скромный темно-серый бархат для камзола и такую же шерсть для панталон.
– К вечеру успеешь? – спросил он портного.
Тот улыбнулся:
– Если вам, синьор, нужна достойная одежда, то, конечно же, нет. А завтра днем приходите ко мне на примерку.
– Хорошо, приду, – пообещал Эцио, искренне надеясь, что ему не придется в ближайшее время спешно покидать Монтериджони.
Проходя по главной городской площади, он увидел симпатичную женщину, которая с трудом несла большой ящик, наполненный красными и желтыми цветами. Она то и дело останавливалась, вытирая пот со лба. Площадь, людная днем, сейчас была почти пуста. Эцио не смог пройти мимо.
– Вам помочь?
– Наверное, вас мне сам Бог послал, – улыбнулась женщина. – Я рассчитывала на своего садовника, но у него заболела жена, и ему пришлось спешно вернуться домой. Я думала, что и сама донесу цветы, но ящик оказался таким тяжелым. Вы бы не могли…
– Конечно. – Эцио подхватил ящик и взвалил себе на плечо. – Вы счастливая женщина. Столько цветов.
– После того, как встретила вас, я точно стала счастливее.
Женщина открыто с ним флиртовала.
– Вы могли бы попросить мужа или кого-нибудь из слуг.
– У меня всего одна служанка, и сил у нее еще меньше, чем у меня, – ответила женщина. – А мужа у меня вообще нет.
– Понятно.
– Эти цветы я заказала для дня рождения Клаудии Аудиторе.
– О, так намечается большой праздник?
– Да. – Она замялась. – Вы не могли бы помочь мне кое в чем еще? Я ищу достойного спутника, с которым можно было бы пойти на праздник.
– И я, по-вашему вполне достоин этой чести?
Женщина заговорила смелее:
– Да! В нашем городе я не видела таких обаятельных мужчин, как вы, синьор. Уверена, что вы произведете впечатление даже на Эцио, брата Клаудии.
– Вы мне льстите, – улыбнулся ассасин. – А что вы знаете о ее брате?
– Клаудия – моя близкая подруга. Она не мыслит жизни без своего брата. Но видятся они редко. И насколько я могла понять, он довольно сдержан и закрыт.
Эцио решил, что пора снять маску.
– Да, она сказала вам правду. Мне действительно приходится быть… сдержанным.
– Ой! – вскрикнула женщина. – Так вы и есть Эцио? Уму непостижимо. Клаудия говорила, что вы должны вернуться. Весь праздник – сюрприз для нее. Обещайте, что ничего ей не скажете.
– Лучше я спрошу, как вас зовут.
– Ах да, конечно! Анджелина Череза. Теперь обещайте.
– А что мне будет за молчание?
Анджелина игриво посмотрела на него:
– У меня есть несколько идей.
– Мне не терпится о них узнать.
Незаметно они дошли до дома Анджелины. Пожилая служанка открыла дверь. Эцио внес ящик с цветами во внутренний двор и поставил на каменную скамью.
– Так что за идеи у вас на уме? – улыбаясь, спросил он.
– Потом скажу.
– А почему не сейчас?
– Синьор, уверяю вас, оно стоит того, чтобы немного подождать.
Однако ассасину не суждено было получить свою награду.
Попрощавшись с Анджелиной, Эцио решил вернуться в цитадель. Возле конюшни он увидел маленькую девочку, бредущую посреди улицы. Ассасин даже не успел с ней заговорить. Сзади послышались отчаянные крики и грохот копыт. Эцио схватил ребенка и нырнул в ближайшую дверь. Еще через мгновение по улице пронеслась боевая лошадь; оседланная, но без всадника. За нею, тяжело дыша, бежал конюх дяди Марио – престарелый Федерико, которого Аудиторе сразу же узнал.
– Torna qui, maledetto cavallo! – кричал Федерико, тщетно пытаясь остановить убегавшую лошадь.
Увидев Эцио, он обрадовался:
– Синьор Эцио, помогите мне ради бога. Это любимая боевая лошадь вашего дяди. Я собирался ее расседлать и помыть. Уж не знаю, чего она испугалась, но рванула от меня, как черт от ладана.
– Не волнуйся. Я попробую поймать эту лошадку.
– Ой, спасибо. Спасибо вам, синьор Эцио, – бормотал Федерико, отирая потный лоб. – Стар я становлюсь, чтобы лошадей ловить.
– Успокойся, Федерико. Ты лучше присмотри за девочкой. Наверное, она потерялась.
– Это я могу.
Эцио побежал разыскивать лошадь. К счастью, любимая дядина кобыла соблазнилась сеном и, остановившись у телеги, с наслаждением жевала. Появление ассасина насторожило ее, но, узнав его, лошадь продолжила жевать. Эцио как мог успокоил животное, потом взял поводья и повел обратно.
По пути он сделал еще одно доброе дело. Встретив испуганную молодую женщину, оказавшуюся матерью потерявшейся девочки, Эцио рассказал ей, где найти дочку, умолчав о происшествии с лошадью. Женщина побежала дальше, выкрикивая имя дочери: «София! София!» Вскоре послышалось ответное: «Мама!» Через несколько минут Эцио подвел кобылу к Федерико. Тот снова принялся его благодарить и умолял ничего не рассказывать Марио. Ассасин пообещал хранить молчание, и конюший повел лошадь обратно в стойло.
Мать с дочкой дожидались Эцио.
– Ну что, нашлась мама? – спросил он, улыбаясь малышке.
– София хочет вас поблагодарить, – сказала молодая женщина.
– Спасибо, синьор, – дрожащим голоском произнесла девочка, глядя на Эцио с восторгом и страхом.
– Это тебе урок на будущее, – с мягкой назидательностью сказал ассасин. – Больше от мамы не убегай, capisco?
– Как бы мы жили без вас, синьор? – вздохнула мать Софии. – Без вас и вашей семьи.
– Мы делаем то, что можем, – рассеянно ответил Эцио.
К цитадели он подходил с тревожным чувством. Он знал, что сумеет отстоять свою позицию, и тем не менее скорое свидание с Никколо его совсем не радовало.
До встречи оставалось еще достаточно времени. Эцио не хотелось думать ни о предстоящем разговоре, ни о том, куда это может всех их завести. Вспомнив о новых пушках, он решил подняться на парапет и взглянуть на них. Дядя ими очень гордился. Пушки были отлиты из бронзы. Возле колес каждой лежала аккуратная горка ядер. Длина стволов самых больших пушек достигала трех метров, а вес – девяти тонн. Но имелись и пушки полегче и попроще в управлении. На башнях, соединявших отрезки городской стены, тоже стояли пушки. У тех были чугунные лафеты. Помимо них, у защитников Монтериджони были сравнительно легкие фальконеты, перевозимые на деревянных тележках.
Эцио подошел к кучке артиллеристов, стоявших возле большой пушки.
– Красивые звери, – сказал он, дотрагиваясь до искусного орнамента, который окружал запальное отверстие.
– Ваша правда, синьор Эцио, – согласился с ним матерый старший сержант.
Ассасин помнил его по самому первому своему появлению в Монтериджони.
– Мы с дядей, когда ехали сюда, слышали, как вы упражняетесь с ними. Можно и мне разок выстрелить?
– Выстрелить-то можно, но днем мы стреляли из других пушек. Они поменьше. А эти – совсем новенькие. Мы пока даже не научились их заряжать. Да и главный оружейник… куда-то исчез. А он должен был нам все рассказать и показать.
– Что значит – исчез? – удивился Эцио. – Вы пытались его найти?
– А как же, синьор! Конечно пытались. Но он как сквозь землю провалился.
– Я его сам поищу. Пушки здесь поставлены не для красоты. Никто не знает, когда они нам понадобятся.
Эцио двинулся вдоль парапета. Не успел он сделать и полсотни шагов, как услышал громкий храп, который доносился из сарайчика, сооруженного на крыше ближайшей башни. Ассасин поднялся туда. Возле дверцы стоял ящик с инструментами. Эцио вошел внутрь.
Внутри было душно. Отчаянно воняло перегаром. Когда глаза привыкли к сумраку, Эцио увидел грузную фигуру оружейника. Тот спал на охапке соломы, прикрыв глаза рукавом грязноватой рубашки. Аудиторе потряс его за плечо. Оружейник лишь икнул и повернулся лицом к стене.
– Salve, Messere, – произнес Эцио, слегка пихнув оружейника носком сапога.
Оружейник мотнул головой, повернулся и открыл один глаз.
– Чего тебе, дружище?
– Ты налаживал новые пушки и не закончил работу. Ребята побаиваются из них стрелять.
– Сегодня – никакой стрельбы. Завтра, приятель.
– Ты что же, пьянствуешь вместо работы? Вряд ли мой дядя Марио погладит тебя по голове, если узнает.
– Сегодня – никакой работы.
– Еще и стемнеть не успело. Ты хоть знаешь, который сейчас час?
– Не знаю и знать не хочу. Я оружейник, а не часовщик.
Эцио присел на корточки. Оружейник тоже сел и обдал его новой волной перегара, смешанного с чесноком. Вероятно, оружейник влил в себя изрядное количество дешевого монтальчино и теперь смачно рыгал.
– Послушай! Пушки должны стрелять уже сегодня! Слышишь? – Эцио силой поднял оружейника на ноги. – Или мне пойти поискать более умелого оружейника?
– Не так быстро, приятель. – Покачиваясь, оружейник тер глаза. – Я никому не позволю дотрагиваться до моих пушек.
Оружейник навалился на Эцио. Тому пришлось отвернуться, чтобы избавить себя от новой порции винно-чесночного аромата.
– Как Марио вернулся, так они и заторопились. Солдатня! – поморщился оружейник. – Умелых там – раз-два и обчелся. У остальных – никакого уважения к артиллерии. Для них это вроде новомодных игрушек. Ты-то, похоже, в пушках разбираешься. А они… Думают, пушки сами собой стреляют! Нет. К каждой пушке нужен свой подход.
– А ты можешь говорить на ходу? – не выдержал Эцио. – Время не стоит на месте. Скоро стемнеет.
– Да успеем, – отмахнулся оружейник. – Но пушечки, я тебе скажу, отличные получились. Я бы не позволил себе подвести старину Марио. Стрелять из них – одно удовольствие. И все-таки устройство у них простое. Я тут раздобыл для Марио французские чертежи… знаешь чего? Ручной пушки! Их называют железными убийцами. Очень умное устройство, скажу тебе. Ишь до чего французы додумались! Ручная пушка. Попомни мое слово, приятель: за такими пушечками будущее.
Они поднялись на парапет и подошли к группе солдат, по-прежнему стоявших возле бронзового монстра.
– Отзовите своих псов, – улыбнулся Эцио. – Я нашел пропажу.
– Он вообще в состоянии работать? – буркнул старший сержант, хмуро глядя на оружейника.
– Я хоть и вожусь с оружием, – оживился оружейник, – но человек миролюбивый. В эти смутные времена единственный способ выжить – это разбудить в себе спящего воина. Так что, можно сказать, пить – это мой священный долг. – Он оттолкнул сержанта и подошел к пушке. – Так, посмотрим, что тут у нас…
Оглядев пушку, оружейник накинулся на солдат:
– Вы как с орудием обращались? Вы бы песка еще туда насыпали. Слава богу, вас не угораздило выстрелить, иначе собирай вас потом по кусочкам. Перво-наперво нужно стволы прочистить.
– Может, с тобой нам и пушки не понадобятся, – взял реванш старший сержант. – Дыхнешь на врагов, они и полягут.
Но оружейник уже вовсю чистил ствол большим шомполом, на который навернул грубую, щедро промасленную ветошь. Закончив чистку, он выпрямился и покрутил затекшей шеей.
– Ну вот, теперь и стрелять можно, – сказал оружейник, поворачиваясь к Эцио. – Вели ребятам заряжать. Этому они, слава богу, научились, хотя и со скрипом… Видишь, мишени на холме стоят? Мы их нарочно вровень со стволом этой пушки поставили. Начинать стрельбу лучше, когда ствол не задран вверх. Тогда, если пушка и взорвется, она тебе голову не разнесет.
– Спасибо, успокоил, – усмехнулся ассасин.
– Ты же хотел пострелять, синьор. Все готово. Держи фитиль.
Эцио поднес фитиль к запальному отверстию. Пушка молчала. И вдруг прогремел выстрел, заставивший Аудиторе отскочить и зажать уши. Взглянув на мишени, Эцио увидел, что крайнюю левую его ядро разнесло в щепки.
– Отличный выстрел, – похвалил оружейник. – Perfetto. Хоть кто-то здесь, кроме меня, умеет стрелять.
Эцио попросил снова зарядить пушку и выстрелил вторично, однако промахнулся.
– Всех не победишь, – невозмутимо заметил ему оружейник. – Возвращайся на рассвете. Мы опять будем стрелять. Поупражняешься вволю. Руку набьешь, глаз навостришь.
– Обязательно приду, – пообещал Эцио, даже не зная, что в следующий раз ему придется стрелять совсем по другим мишеням.
5
Большой зал цитадели тонул в сумерках. Когда вошел Эцио, слуги как раз зажигали факелы и свечи. Неумолимо приближавшееся время встречи с собратьями-ассасинами делало его мысли все мрачнее.
Младший Аудиторе был настолько погружен в раздумья, что не заметил женщину, стоявшую возле громадного камина. Дымовую вытяжку поддерживали фигуры гигантских кариатид. На их фоне ее невысокая, но сильная фигура казалась совсем маленькой. Эцио не видел, как она приблизилась и взяла его за руку. От неожиданности он даже вздрогнул, но потом, узнав ее, приветливо улыбнулся.
– Buonasera, Эцио, – произнесла она.
«Как-то уж слишком застенчиво», – подумалось ему.
– Buonasera, Катерина, – ответил он, поклонившись герцогине Форли.
Когда-то они были близки, и оба помнили то время. Во всяком случае, стоило Катерине взять его за руку, и в Эцио мгновенно пробудилась давняя страсть. Ему хотелось думать, что не только в нем.
– Я узнал от Клаудии, что ты здесь. Мне не терпелось тебя увидеть. Но… – Эцио смутился. – Монтериджони находится далеко от Форли, и…
– Только не льсти себе и не думай, будто я проделала этот путь исключительно ради тебя, – с оттенком прежней резкости, но не без улыбки сказала Катерина.
Эцио поймал себя на мысли, что его по-прежнему влечет к этой безудержно независимой и опасной женщине.
– Я всегда рад послужить тебе, мадонна, всем, чем могу, – сказал Эцио, ничуть не лукавя.
– Служение служению рознь, – возразила Катерина довольно сурово.
– В чем дело?
– Я здесь не просто так. Я ищу союзников.
– А подробнее?
– Боюсь, Эцио, твоя миссия еще не завершена. Папские армии осаждают Форли. Пусть мой городок и невелик, но, к счастью… или к несчастью… мои земли играют важную стратегическую роль для всякого, кто правит городом.
– Ты хочешь, чтобы я тебе помог?
– Мои войска малочисленны и слабы. Поддержка твоих condottieri была бы для меня как нельзя кстати.
– Мне нужно будет обсудить это с дядей Марио.
– Он мне не откажет.
– Я тоже.
– Помощь мне – не только благородный поступок. Мы выступим единым фронтом против зла, с которым всегда сражались сообща.
Они не заметили, как к ним подошел старший Аудиторе.
– Эцио, герцогиня, все уже собрались. Ждем только вас, – сказал он.
Эцио насторожило непривычно серьезное дядино лицо.
– Мы еще поговорим об этом, – пообещал он Катерине. – Сейчас я должен идти. Надеюсь, мои объяснения покажутся убедительными. Увидимся позже.
– Я также приглашена на встречу, – улыбнулась она. – Идем!
6
Эцио очень хорошо помнил дядин кабинет. Тайник, в нишах которого в должном порядке расположились страницы Кодекса, был открыт. Письменный стол, обычно заваленный картами, сегодня был на удивление чист. Вокруг стола на жестких стульях с высокими спинками сидели члены братства ассасинов. Мать и сестра Эцио тоже удостоились приглашения на эту встречу. Марио сидел за столом. Рядом с ним расположился серьезного вида человек в скромном темном камзоле. Лоб этого еще довольно молодого человека был изборожден морщинами, что свидетельствовало о непрестанных и напряженных размышлениях. Это был Никколо Макиавелли – ближайший союзник Эцио и самый непримиримый его критик. Они приветствовали друг друга сдержанными кивками, затем ассасин поздоровался с Клаудией и матерью. Мария Аудиторе крепко обняла своего сына. Она молча смотрела на Эцио полными слез глазами, пока он осторожно не высвободился из материнских объятий и не сел рядом с Катериной, напротив Макиавелли. Тот сразу же поднялся и вопросительно посмотрел на Эцио. По всему чувствовалось, что никакого «пространного вступления» не будет и говорить сразу же придется о деле.
– Прежде всего, вероятно, я должен перед тобой извиниться, – начал Никколо. – Меня не было в хранилище. Неотложные дела заставили меня вернуться во Флоренцию, и я даже не смог толком проанализировать случившееся с тобой. Марио поведал нам свою версию событий. Хочется услышать рассказ из первых уст.
Эцио встал и начал говорить – просто и откровенно.
– Я проник в Ватикан, где вступил в поединок с Родриго Борджиа, папой Александром Шестым. У него во владении оказался Посох – еще одна частица Эдема. Он применил силу Посоха против меня. Мне удалось справиться с Родриго. Затем, соединив силу Яблока и Посоха, я сумел попасть в хранилище. Родриго остался лежать у входа.
– Что было потом? – нетерпеливо спросил Макиавелли.
Остальные молча слушали.
– В хранилище я увидел множество странных вещей, которые трудно описать словами.
Воспоминания взволновали Эцио, и ему пришлось усилием воли заставлять себя говорить в прежней суховатой манере.
– Мне было видение от богини Минервы. Она рассказала об ужасной трагедии, которая ожидает человечество в отдаленном будущем. Еще она говорила о потерянных храмах. Если мы сумеем их найти, то, быть может, отведем далекую беду. Она вызвала некий призрак. Я почувствовал, что он тесно связан со мной, но кто он такой – сказать не могу. После всех предсказаний и предостережений Минерва исчезла. Я вернулся из хранилища и увидел у входа папу. Он сообщил мне, что принял яд и теперь умирает. Я не стал его добивать и прошел мимо. Потом что-то заставило меня вернуться. Я успел схватить Яблоко, но Посох ушел под землю. Я этому рад. Одно только Яблоко… я отдал его дяде на хранение… уже превышает степень ответственности, которую я бы хотел взвалить на свои плечи.
– Потрясающе! – воскликнула Катерина.
– Трудно себе представить, что все это произошло на самом деле, – призналась Клаудия.
– Получается, в хранилище не было никакого страшного оружия, чего мы так боялись. Во всяком случае, тамплиеры не смогли прибрать его к рукам. Это хорошая новость, – сдержанно произнес Никколо.
– А та богиня… Минерва… она похожа на нас? – спросила Клаудия.
– И да и нет, – ответил Эцио. – Как я понял из ее слов, она принадлежала к народу, жившему в незапамятные времена, но несравненно опередившему нас в своем развитии. Ее соплеменники умерли много веков назад. Она долго ждала моего появления… Так она мне сказала. Вряд ли у меня найдутся слова, чтобы рассказать о ее магии.
– О каких храмах она говорила? – спросил Марио.
– Понятия не имею.
– По твоим словам, мы должны их искать. Но откуда мы знаем, что искать?
– Наверное, должны… может, поиски сами приведут нас в нужные места.
– Мы обязательно должны заняться поисками, – отчеканил Макиавелли. – Но вначале нужно расчистить путь. Расскажи нам о папе. Ты говорил, что он не умер.
– Когда я вернулся в хранилище, то нашел лишь его сутану. Сам он исчез.
– Он тебе давал какие-нибудь обещания? Выказывал желание покаяться?
– Ни обещаний, ни покаяний я от него не слышал. Он стремился к неограниченной власти, а когда понял, что в хранилище ему не войти, пришел в отчаяние.
– И ты оставил его умирать?
– Я не хотел становиться его убийцей.
– Тебе следовало его убить, – укоризненно произнес Макиавелли.
– Я здесь не затем, чтобы обсуждать прошлое. Я и сейчас не жалею о своем решении. Нам целесообразнее говорить о будущем. О дальнейших наших действиях.
– А дальнейшие наши действия существенно усложняются промахом, который ты допустил. У тебя был шанс уничтожить магистра ордена тамплиеров, но ты этот шанс упустил! – Макиавелли шумно дышал, как после бега, но сумел быстро взять себя в руки. – Мы не обвиняем тебя, Эцио. Ты знаешь, как высоко мы ценим твой вклад в дело братства. Если бы не двадцать лет твоего преданного служения, мы бы не достигли тех позиций, какие занимаем сейчас. Одна часть меня рукоплещет тебе. Ты не добил врага, посчитав это излишним. Твое поведение соответствует нашему кодексу чести. Но человек, которого ты пощадил, лишен каких-либо представлений о чести. Это значит, что наши ближайшие дела сопряжены с неимоверным риском и опасностью.
Макиавелли умолк, обведя собравшихся своими цепкими, как у орла, глазами.
– Наши шпионы в Риме сообщают: опасность, исходившая от Родриго, уменьшилась. Его дух сломлен. Говорят, львенок куда менее опасен, нежели старый, умирающий лев. Но к Борджиа эта пословица неприменима. В ближайшее время нам предстоит сражаться с Чезаре – сыном Родриго. Младший Борджиа располагает громадными денежными средствами, накопленными его семьей как честными, так и бесчестными способами. В основном бесчестными. – Никколо ухмыльнулся. – Деньги позволили Чезаре собрать многочисленную армию хорошо обученных наемников. С их помощью он намеревается захватить всю Италию. Во всяком случае, бо́льшую часть Апеннинского полуострова. Границы Неаполитанского королевства его тоже не остановят.
– Он не посмеет! Он не сможет! – прорычал Марио.
– Посмеет и сможет! – огрызнулся Макиавелли. – Чезаре – это воплощение зла на земле. Делу тамплиеров предан ничуть не меньше своего отца. Но в довершение он прекрасный и совершенно безжалостный солдат. Чезаре всегда хотел быть солдатом. Даже когда отец в семнадцать лет сделал его кардиналом Валенсии. Как все мы знаем, Чезаре отказался от сана, став первым в истории церкви кардиналом, который сам снял с себя мантию. Семейство Борджиа рассматривает нашу страну и Ватикан как свои феодальные вотчины. Замыслы Чезаре таковы: вначале сокрушить север, подчинить Романью и тем самым изолировать Венецию. Он намерен уничтожить под корень всех ассасинов, поскольку знает: мы – единственные, кто способен дать ему отпор. Его девиз: «Aut Caesar, aut nihil». Иными словами, все, кто не с ним, – его враги и подлежат уничтожению. Думаю, этот безумец свято верит в свое кредо.
– Дядя говорил, что у Чезаре есть сестра, – вспомнил Эцио.
– Да. – Никколо повернулся к нему. – Лукреция. Они с Чезаре… как бы это поделикатнее сказать? Очень близки. У них невероятно тесные семейные узы. И когда они не убивают других братьев и сестер, мужей и жен, оказавшихся у них на пути, они… совокупляются друг с другом.
Мария Аудиторе не удержалась от возгласа отвращения.
– В отношении этой пары нам нужно быть предельно осторожными, поскольку там настоящее змеиное гнездо, – заключил Макиавелли. – И одному Богу известно, где и когда они нанесут очередной удар.
Никколо замолчал и залпом выпил полбокала вина.
– А теперь, Марио, я вас покидаю. С тобой, Эцио, мы вскоре встретимся вновь. В этом я не сомневаюсь.
– Ты даже не останешься на ночь? – спросил Марио.
– Время дорого, любезный Марио. Я немедленно возвращаюсь в Рим. Прощайте.
После ухода Макиавелли в комнате воцарилось молчание.
– Он упрекает меня в том, что я не убил Родриго, имея такой шанс, – вырвалось у Эцио. Он обвел взглядом собравшихся. – Наверное, и вы все тоже.
– Мы все могли бы принять такое же решение, – сказала его мать. – Ты был уверен, что он умирает.
Марио подошел к племяннику и обнял за плечи:
– Макиавелли знает, насколько ты ценен для братства. И мы тоже знаем. Но нужно смотреть правде в глаза: даже убрав с пути Родриго, мы точно так же были бы вынуждены сражаться с его отродьем.
– А если бы я отсек чудовищу голову, оно продолжало бы жить?
– Дорогой Эцио, мы должны разбираться с той ситуацией, которая сложилась на сегодняшний день, и не забивать себе голову всякими «если бы да кабы». – Марио похлопал племянника по спине. – А поскольку завтра нам предстоит напряженный день, предлагаю поужинать и пораньше лечь спать.
Глаза Эцио и Катерины встретились. На секунду ему показалось, что в глазах герцогини мелькнул огонек необузданного желания, но он быстро угас.
7
Эцио поужинал pollo ripieno с жареными овощами. Превосходное дядино кьянти он наполовину разбавил водой. За столом говорили мало, только мать задавала ему вопрос за вопросом. Эцио отвечал учтиво, но кратко. Недавнее напряжение сменилось сильной усталостью – с того самого момента, как они покинули Рим, он почти не отдыхал. Похоже, возвращение во Флоренцию придется отложить на неопределенное время. А он так мечтал снова очутиться в их старом доме, наслаждаясь чтением и прогулками по окрестным пологим холмам!..
Наконец, посчитав, что он вполне может удалиться, Эцио пожелал всем спокойной ночи и отправился к себе. Его просторная, тускло освещенная комната находилась на одном из верхних этажей. Из ее окон был виден не столько город, сколько окрестности. Отпустив слугу, ассасин снял невидимые доспехи, поддерживавшие его весь день: тело расслабилось, плечи опустились, походка стала мягче, и все его движения приобрели какую-то намеренную медлительность. Он прошел в ту часть комнаты, где слуга приготовил ему ванну. Эцио стянул сапоги, потом разделся и замер возле большого, во весь рост, зеркала и принялся уставшими глазами разглядывать свое отражение. И когда успели промелькнуть эти четыре десятка лет? Он расправил плечи. За эти годы он стал не только старше; он стал сильнее и определенно мудрее. Но никакой водой не смоешь глубокую усталость, которую сейчас ощущал Эцио.
Одежду он швырнул на кровать. Под ней в запирающемся деревянном ящике лежали его скрытые клинки, изготовленные Леонардо да Винчи по чертежам из Кодекса. Завтра утром, после военного совета у дяди, он откроет ящик и проверит состояние клинков. Оригинальный клинок, найденный в тайнике отца, Эцио всегда держал при себе. Даже когда раздевался догола, он клал его неподалеку. Клинок стал частью его тела.
Облегченно вздохнув, Эцио забрался в ванну. Он погрузился в горячую воду по самую шею, закрыл глаза и вдохнул приятный аромат. Наконец-то покой. Пусть и недолгий, всего на несколько часов, но он насладится им сполна.
Эцио не заметил, как задремал. Он уже начал было грезить, когда едва различимый звук открываемой двери заставил его очнуться ото сна. Ассасин потянулся к клинку и быстро приладил наруч к руке. Затем, повернувшись, он резко встал и оглянулся на дверь.
– Что ж, я смотрю, – с улыбкой сказала Катерина, – за эти годы ты не утратил ни капли своего проворства.
– У тебя есть одно важное преимущество, герцогиня, – тоже улыбнулся Эцио. – Ты полностью одета.
– Надеюсь, ты лишишь меня этого преимущества. Но я жду.
– Чего?
– Твоих слов. Жду, когда ты скажешь, что тебе не нужно ни в чем убеждаться. Тебе незачем видеть мое обнаженное тело, чтобы с уверенностью сказать: за минувшие годы природа была ко мне столь же благосклонна, как и к тебе, если не благосклоннее. – Слова Катерины смутили Эцио, отчего ее улыбка стала еще шире. – Но я помню, что комплименты – не твоя сильная сторона. Тебе намного проще избавлять мир от тамплиеров, чем говорить женщине учтивые слова.
– Иди сюда!
Эцио взялся за подол ее платья. Руки Катерины скользнули к наручу, быстро отстегнув опасное оружие. Затем настал черед шнуровки на ее корсете. Еще через мгновение Эцио подхватил Катерину на руки и погрузил в ванну. Их губы слились в поцелуе, а руки и ноги переплелись в столь же страстном порыве.
Впрочем, вскоре они вылезли из ванны, вытираясь грубыми льняными полотенцами. Катерина принесла с собой флакон душистого масла для натираний.
– А теперь ложись на кровать, – велела она Эцио. – Хочу убедиться, что ты готов меня принять.
– По-моему, ты это и так видишь.
– Побалуй меня. Побалуй себя самого.
Эцио улыбнулся. Это было лучше сна. Сон подождет.
Сну пришлось ждать три часа, когда утомленная Катерина свернулась калачиком и заснула в объятиях Эцио. Сам ассасин уснул несколько позже, вдоволь налюбовавшись видом красавицы в его руках. Природа и впрямь благоволила герцогине. У нее было тело двадцатилетней девушки: худощавое, но не тощее. Узкие бедра, широкие плечи, маленькие, но удивительно красивые груди. Грива огненно-рыжих волос приятно щекотала обнаженное тело Аудиторе. От Катерины исходил тот же аромат, что когда-то так взбудоражил Эцио. Раз или два он просыпался и, увидев, что отодвинулся от нее, снова брал ее в свои объятия. Впоследствии Эцио часто вспоминал эту ночь любви как лучшую в своей жизни.
Естественно, они проспали. Но Эцио ни за что не променял бы еще одно соитие с Катериной на артиллерийские упражнения, хотя какая-то часть его существа и сделала ему выговор за этот выбор. Фоном их занятий любовью стали чьи-то приглушенные голоса, затем топот ног и, наконец, уханье пушечных залпов.
– Они тренируются с новыми пушками, – объяснил он Катерине, на мгновение остановившейся в их общем занятии и с недоумением посмотревшей на любовника. – Учения. Марио всегда помнит о выучке. Спуску не дает никому.
Тяжелые парчовые портьеры на окнах почти не пропускали света. Комната была погружена в приятный полумрак. Никто из слуг не тревожил их стуком в дверь. Вскоре стоны наслаждения, срывавшиеся с губ Катерины, заглушили все прочие звуки. Руки Эцио сжимали ее крепкие ягодицы. Катерина упрямо тянула его к себе… Но уже в следующее мгновение их любовное слияние было прервано не просто пушечным залпом.
От покоя и уюта комнаты не осталось и следа. Очередной выстрел снес окна и разворотил часть стены. В образовавшийся пролом влетело громадное, пышущее жаром ядро и шлепнулось на пол в нескольких сантиметрах от их кровати. Под его тяжестью заскрипели и прогнулись старые половицы.
Первые признаки опасности заставили Эцио напрочь забыть о страсти. Он инстинктивно прижал к себе Катерину, заслоняя от беды. Любовники вновь стали соратниками – чтобы оставаться любовниками, вначале нужно уцелеть.
Выскочив с кровати, они принялись торопливо одеваться. Эцио с одобрением заметил, что Катерина принесла с собой не только благовонное масло. Под платьем у нее был спрятан острый кинжал.
– Что за черт?.. – крикнул Эцио.
– Нужно срочно разыскать Марио, – ответила Катерина, не потерявшая присутствия духа.
В пролом влетело второе ядро, задев потолочную балку и превратив кровать в груду обломков.
– Мои солдаты размещены в главном дворе, – сказала Катерина. – Побегу к ним. Пусть выберутся с задней стороны цитадели и разведают обстановку. Может, перевес на нашей стороне. Расскажешь об этом Марио.
– Спасибо. Ты только сама не лезь на парапет.
– Жаль, нет времени переодеться, – засмеялась она. – В следующий раз мы лучше уединимся с тобой в albergo.
– Давай сначала доживем до следующего раза, – тоже засмеялся Эцио, пристегивая меч, но в его смехе сквозила тревога.
– Ловлю тебя на слове! Arrivederci! – крикнула Катерина.
Она стремительно выбежала из комнаты, не забыв послать Эцио воздушный поцелуй.
Ассасин посмотрел на обломки кровати. Где-то под ними находился ящик с двумя скрытыми клинками и пистолетом. Один клинок имел удобное двойное лезвие, второй впрыскивал яд через крошечное отверстие в острие. Скорее всего, ядро уничтожило его потайной арсенал. Хорошо, что старый клинок при нем. Прощальный подарок его отца, казненного почти тридцать лет назад.
8
Эцио понятия не имел, который сейчас час, но опыт подсказывал ему: подобные атаки обычно происходят на рассвете, когда жертвы нападения еще спят. И потом, будучи разбуженными, не сразу понимают, что произошло. К счастью для Эцио, суровая жизнь приучила его мгновенно сообразовываться с обстановкой. Он и в свои сорок с лишним лет отличался быстротой и проворством дикой кошки.
Забравшись на парапет цитадели, ассасин внимательно осмотрел город. Во многих частях Монтериджони полыхали пожары. Горел дом портного. Над домом Анджелины тоже поднимались языки пламени. Не будет сегодня у бедняжки Клаудии веселого празднества по случаю дня ее рождения.
Свист ядра заставил его пригнуться. Ядро разнесло часть парапета. Черт их побери, из каких пушек они стреляют? И как ухитряются так быстро перезаряжать свои орудия? Но главным оставался вопрос: кто этим утром напал на Монтериджони?
Сквозь дым и облака пыли Эцио наконец заметил дядю. Тот бежал по двору, торопясь подняться на парапет. Эцио стремительно спрыгнул вниз, приземлившись у самых дядиных ног, и побежал рядом.
– Дядя! Che diavolo?
Марио досадливо сплюнул:
– Они шли за нами по пятам. Это люди Борджиа!
– Fottere!
– Мы недооценили Чезаре. Должно быть, за ночь они стянули силы и ударили с востока.
– Что нам делать?
– Перво-наперво – увести из города всех жителей… Всех, кто остался в живых. Это развяжет нам руки. Если солдаты Борджиа вторгнутся в населенный город, они начнут убивать всех без разбору. Они считают, что любой обитатель Монтериджони – либо ассасин, либо пособник ассасинов.
– Я знаю безопасный выход, – сказал Эцио. – Предоставь это мне.
– Хорошо. А я соберу наших защитников. Будем сражаться всем, что у нас есть. – Марио остановился. – Постой. Давай-ка вначале дадим несколько залпов по этим мерзавцам. Поднимайся на парапет и командуй артиллеристами.
– А ты?
– Я поведу кондотьеров в лобовую атаку. Отобьем у Чезаре охоту соваться к нам.
– Катерина намеревалась со своими ударить с фланга.
– Умное решение. Это дает нам дополнительный шанс. Не будем терять время!
– Погоди, дядя!
– Что еще?
– Где Яблоко? – понизив голос, спросил Эцио.
Он не стал рассказывать дяде, что вражеское ядро уничтожило весь его арсенал скрытых клинков. Мысленно Эцио молился, чтобы судьба вновь свела его с Леонардо. Этот знаток наук и искусств наверняка сможет починить поврежденное оружие, а в случае необходимости – изготовить новое. Но пока что придется довольствоваться отцовским клинком и обычным оружием, которым Эцио тоже владел в совершенстве.
– Яблоко надежно спрятано, – заверил племянника Марио. – А теперь иди. Если заметишь, что у Борджиа есть хотя бы ничтожнейший шанс проникнуть за стены города, сразу бросай все и выводи жителей. Понял?
– Sì, zio mio.
Марио обнял племянника за плечи и посмотрел ему в глаза:
– Наша судьба лишь отчасти находится в наших руках. И управлять ею мы тоже можем лишь в какой-то степени. Но всегда помни – крепко помни, – что бы сегодня ни случилось с тобой или со мной, это не какая-то там роковая случайность. Ни один волосок с головы не падает, не будь на то Божьей воли.
– Понимаю, capitano.
Они помолчали.
– Insieme per la vittoria! – Марио протянул племяннику свою ладонь.
– Insieme, – ответил Эцио, крепко пожимая дядину руку.
Марио повернулся, готовый бежать к своим солдатам.
– Capitano, береги себя.
Старший Аудиторе хмуро кивнул:
– Постараюсь. А ты… бери мою лучшую лошадь и лети к внешним стенам.
Выхватив меч, Марио испустил громкий боевой клич, созывая своих солдат, и кинулся на врага.
Эцио проводил его взглядом и поспешил в конюшню. Там вчерашний конюх уже держал под уздцы оседланную лошадь. В крупной гнедой кобыле Эцио узнал вчерашнюю беглянку.
– Синьор Марио распорядился ее оседлать, – сказал старик. – Пусть я уже не гожусь для сражения, но никто меня не упрекнет в полной никчемности. Ma attenzione, это не лошадь, а настоящий огонь!
– Это я привел ее вчера обратно в стойло. Думаю, она меня еще не забыла.
– И то правда. Buona fortuna. Мы все от тебя зависим.
Эцио ехал по городу, развороченному вражеской артиллерией. Возле полуобгоревшего дома портного валялся обезображенный труп хозяина. Кому и какой вред когда-либо причинил этот добродушный человек? Анджелина рыдала на пепелище своего дома. Кому и чем помешала она? Почему судьба ее не пощадила?
Война есть война. Жестокая и бессмысленная. Коварная и глупая. Эцио чувствовал, как в нем поднимается отвращение к тем, кто все это начал.
Свобода, милосердие и любовь. Единственные ценности, ради которых стоило сражаться и убивать. Основополагающие принципы Кредо Ассасина. Их братства.
Чем ближе к городским стенам, тем обширнее и ужаснее становились разрушения. Повсюду валялись мертвые тела. Живые не могли оправиться от потрясения. Вокруг догорали постройки, которые никто не думал тушить.
– Дети! Где мои дети? – вопрошала обезумевшая молодая женщина.
– Бери самое необходимое, и уносим отсюда ноги, – говорил жене какой-то мужчина.
– Нога! Мне пробило ногу! – вопил кто-то.
– Как нам выбраться отсюда? – спрашивали друг друга кучка испуганных горожан, бродящих среди развалин.
– Мамочка! Мамочка, ты где? – звенел тонкий детский голосок.
Эцио пришлось скрепить сердце. Он не мог спасать каждого по отдельности – для этого у него не было времени. Но если надлежащим образом организовать оборону, потерь станет меньше.
– Aiuto! Aiuto! – кричала какая-то девочка-подросток, которую волокли солдаты Борджиа.
Эцио ехал дальше. Он убьет их. Всех, если сможет. Кто же этот бессердечный Чезаре Борджиа? Неужели своей жестокостью он превосходит отца? До сих пор Аудиторе казалось, что нет опаснее и беспощаднее тамплиера, чем Родриго.
– Воды! Воды! Ради всего святого, дайте воды! – надсадно кричал какой-то раненый. – Внутри все горит!
– Где же ты? О боже, нет… Марчелло, где же ты? – всхлипывала еще одна женщина.
Эцио ехал дальше, а в ушах звенели нескончаемые крики о помощи вперемешку с вопросом: «Come usciamo di qui?»
– Бежать! Бежать! – кричали десятки голосов, заглушая грохот вражеских пушек.
Эцио хотелось зажать уши. Крики, рыдания, отчаянные мольбы о помощи, бесполезные вопросы о том, как быть дальше. И все это – на фоне непрекращающихся залпов. Силы Борджиа рвались в город.
«Господи, сделай так, чтобы мы успели выстрелить из тяжелых орудий раньше, чем эта орда окажется здесь», – думал Эцио. Он слышал выстрелы кулеврин и фальконетов, но только новые пушки дяди Марио были способны разнести громоздкие осадные башни, которые солдаты Борджиа упрямо волокли к городским стенам.
Ассасин направил лошадь к насыпи и въехал на парапет. Там он спешился и побежал к новой пушке, из которой вчера стрелял по деревянным мишеням. Сегодня оружейник был трезв как стеклышко и командовал артиллеристами, указывая, как надо развернуть пушку, чтобы ударить по осадной башне. Ее верхушка была почти вровень с зубчаткой парапета.
– Мерзавцы, – пробормотал он.
Но кто мог предвидеть этот удар по Монтериджони? Макиавелли был прав: солдаты Чезаре Борджиа дело свое знали и атака была проведена по всем правилам военного искусства. Эцио нехотя признался себе в этом.
– Огонь! – скомандовал старший сержант.
Пушка выстрелила, однако ее мощное ядро пошло выше цели и лишь слегка задело уголок крыши осадной башни.
– Надо было целиться в осадные башни, идиоты! – заорал сержант.
– Господин сержант, нам не хватает пороха и ядер!
– Ах вот оно что! Ну так бегите в лавку да прикупите себе немного пороху! Глаза разуйте! Они уже штурмуют ворота!
В это время выстрелила другая пушка. Ядро попало в гущу вражеских солдат, оставив месиво из крови и костей. Зрелище было ужасающим, однако Эцио испытал несвойственное ему злорадство.
– Заряжай! – крикнул сержант. – Стрелять по моей команде.
– Не торопитесь, – возразил Эцио. – Пусть подкатят свою башню поближе. И целиться надо не в крышу, а в дно. Об уцелевших не волнуйтесь. Их добьют наши арбалетчики.
– Слушаюсь! – почти хором рявкнули артиллеристы.
– А ты быстро учишься тактике, – сказал оружейник, подойдя к Эцио.
– Чутье.
– Хорошее чутье стоит сотни дурней на поле сражения, – усмехнулся оружейник. – Но на утренние стрельбы ты не явился. Оправдания не принимаются.
– Можно подумать, что ты поутру стрелял, – парировал Эцио.
– Пошли, – примирительно сказал оружейник. – Нужно задействовать пушку, прикрывающую левый фланг. Там командира убило. Не повезло бедняге. Стрельнули в него из арбалета, и прямо в лоб. Помер раньше, чем до земли долетел. Покомандуй тамошними солдатами. Марио с меня шкуру спустит, если у новых пушек стволы перегреются или треснут.
– Хорошо.
– Только смотри внимательно, куда стреляешь. Там солдаты твоей подружки бьются с людьми Борджиа. Нельзя, чтобы кого-то из наших задело.
– Какой подружки?
– Не прикидывайся, Эцио, – подмигнул оружейник. – Здешний городок невелик.
Эцио направился ко второй пушке. Артиллерист водил по ней мокрой тряпкой, охлаждая ствол. Второй, засыпав туда порох, теперь заталкивал тяжелое ядро. Третий подготовил фитиль, запалив с двух концов на случай, если один вдруг погаснет.
– Отставить, – скомандовал ассасин, подойдя к ним.
– Есть отставить, – произнес оторопевший солдат с фитилем.
Эцио обвел глазами пространство за городской стеной. Зеленая трава была забрызгана кровью. Среди пшеничных колосьев лежали убитые. Желтые, черные и голубые мундиры солдат Катерины перемежались с темно-красными и желтыми мундирами Борджиа.
– Найдите самую маленькую пушку, – распорядился Эцио. – Стрелять по красным мундирам. Остальных не трогать, чтобы случайно не попасть по своим. А большую пушку развернуть и направить на осадную башню. Нам такое соседство с нашими стенами ни к чему.
Артиллеристы развернули пушку и опустили ствол, направив его к днищу башни. Расстояние между башней и стеной было не больше пятидесяти метров.
Пока Эцио командовал наведением большой пушки, вражеское ядро угодило в соседний фальконет. Раскаленные куски бронзы полетели во все стороны. Один из них задел солдата, находившегося почти рядом с Эцио, – шальной осколок срезал бедолаге голову и плечи. Отсеченные руки повалились на пол. Следом за ним рухнуло туловище, заливая кровью грубые камни парапета.
– Не робеть! – крикнул Эцио двум оставшимся солдатам, становясь на место убитого.
В воздухе удушливо пахло горелым человеческим мясом. Ассасин прильнул к прицелу пушки.
– Приготовиться… огонь!
Эцио отскочил в сторону одновременно с выстрелом. Ядро ударило в основание осадной башни. Но будет ли этого достаточно? Аудиторе даже показалось, что ядро не причинило ей особого вреда. Но вскоре башня медленно рухнула, сбросив тех, кто был наверху, и придавив тех, кто был рядом. Поднялся настоящий гвалт. Кричали раненые и умирающие. Досталось и мулам, тянувшим башню. Среди солдат Борджиа началась паника. На глазах у Эцио солдаты Катерины быстро и умело добивали раненых, а заодно косили и тех, которых оглушила упавшая башня. Герцогиня все время находилась в первых рядах. Серебряная кираса ее доспехов блестела на холодном солнце. Увидев вражеского офицера, Катерина ударила его мечом в правый глаз – лезвие прошло насквозь. Тело врага долго извивалось в предсмертных судорогах.
Но потеря башни не остановила наступление на Монтериджони. Солдаты Борджиа подтаскивали к городским воротам несколько тяжелых таранов. Снизу послышался боевой клич Катерины. «Мы пошлем к ней в Форли тысячу наших солдат и поможем разделаться с этим ублюдком Чезаре», – мысленно пообещал себе Эцио.
– Если они прорвутся в город, то всех нас поубивают, – послышалось у него за спиной.
Эцио обернулся. Старший сержант был без шлема. Из раны на голове сочилась кровь.
– Надо выводить жителей из города. Сейчас же.
– Часть горожан выбралась самостоятельно. А те, кто остался, обречены.
– Я с этим разберусь, – сказал Эцио, вспомнив наставление Марио. – Руджеро, дело дрянь. Смотри! Они подогнали осадную башню прямо к парапетам! Их солдаты штурмуют стену! Бери всех, кто у тебя остался, и преграждай им путь, иначе… сам понимаешь.
– Слушаюсь! – привычно ответил сержант и бросился выполнять приказ.
Вскоре его отряд вступил в рукопашную схватку с умелыми и жестокими наемниками Борджиа.
Первые вражеские солдаты уже бежали по парапету Меч Эцио преградил дорогу нескольким из них. Быстро спустившись вниз, ассасин велел остаткам солдат Катерины, вынужденным отступить в город, держать оборону вместе с силами Руджеро. Перевес снова был на стороне Борджиа. Собрав перепуганных горожан, Эцио погнал их, как стадо овец, под защиту стен цитадели. Там его нашла Катерина.
– Какие новости? – спросил Эцио.
– Прескверные. Солдаты Борджиа прорвались через главные ворота. Теперь расползаются по городу.
– Нельзя терять ни минуты. Пусть все отступают под стены цитадели.
– Я соберу остатки своих, – сказала Катерина.
– Только быстро. Марио видела?
– Сражается с внешней стороны.
– А остальные?
– Твои мать и сестра в цитадели. Готовятся переправлять горожан через подземный ход. Он ведет на север. Где кончается, не знаю. Но в тех местах куда спокойнее, чем здесь.
– Хорошо. Я должен добраться до них. Присоединяйся к нам как можно скорее. Придется отступать.
– Убейте их всех! – раздался из-за угла голос сержанта Борджиа, а вслед за ним появился небольшой вражеский отряд.
Все шли, держа в поднятых руках окровавленные мечи. Один размахивал пикой с насаженной женской головой. Эцио пригляделся, и у него немедленно пересохло в горле. Это была голова Анджелины. Взревев от ярости, Аудиторе бросился на солдат. То, что их было полдюжины, его ничуть не смущало. Его меч разил направо и налево. Через считаные секунды вокруг него лежали изуродованные тела убитых и умирающих.
Эцио отер с лица чужую кровь. Герцогиня исчезла. Он поспешил в цитадель, велев караульным открывать ворота только Марио и Катерине. Поднявшись на внутреннюю башню, он обвел взглядом горящий город.
Если не считать треска пламени и отдельных стонов раненых и умирающих, в Монтериджони было пугающе тихо.
9
Тишина эта, увы, оказалась недолгой. Пока Эцио проверял состояние пушек на парапетах цитадели, мощный взрыв распахнул тяжелые деревянные ворота. Взрывная волна отбросила защитников вглубь двора, убив многих из них, а остальных покалечив.
Когда дым и пыль рассеялись, ассасин увидел возле входа отряд во главе с Марио Аудиторе. Что-то было явно не так. Дядино лицо было непривычно бледным, с землистым оттенком. Выглядел он значительно старше своих шестидесяти девяти лет. Эцио встретился с ним глазами и передвинулся ближе, готовый противостоять новой угрозе. Марио пошатнулся, упал на колени, а затем рухнул ничком. Он силился подняться. Только сейчас Эцио заметил длинный тонкий меч, торчащий у дяди между лопатками. Молодой человек, стоявший позади, пнул Марио носком сапога, не давая подняться. У дяди изо рта потекла струйка крови.
Молодой человек был весь в черном, и полумаска того же цвета покрывала его порочное лицо. Гнойники на коже свидетельствовали о «новой болезни». Эцио внутренне содрогнулся, догадавшись, кто перед ним.
Рядом с человеком в полумаске стояли еще двое мужчин лет сорока, а также красивая светловолосая женщина с хищными губами. Еще один мужчина (тоже в черном) стоял поодаль. Его правая рука держала окровавленный кривой меч, а левая – цепь, которая тянулась к тяжелому ошейнику, защелкнутому на шее Катерины Сфорца. Руки герцогини были связаны, во рту торчал кляп. Но дух ее не был сломлен. Глаза сверкали неутолимой яростью. У Эцио перехватило сердце. Ему не верилось, что еще утром он держал Катерину в своих объятиях, а теперь… теперь она стояла, захваченная в плен злодеем Борджиа. Их глаза на мгновение встретились. Ассасин надеялся, что по его взгляду герцогиня поймет: ей недолго находиться в плену.
Времени на оценку обстановки и выбор стратегии у Эцио не было. Инстинкт воина взял верх. Нужно было действовать, или он все потеряет. Закрыв глаза, он прыгнул с парапета, как всегда ловко приземлившись на камни внутреннего двора, где замер, готовый к схватке с врагами. На его лице не было ничего, кроме холодной решимости.
Хромая на раненую ногу, к Эцио подошел оружейник.
– Кто это такие? – хмуро спросил он.
– Ах да, мы забыли представиться, – усмехнулся молодой человек в черном. – Очень невежливо с нашей стороны. Зато я ничуть не сомневаюсь, что передо мною – не кто иной, как Эцио Аудиторе. Наслышан. Наконец-то я выдерну у себя из спины самую большую колючку. Но вначале я, разумеется, покончу с твоим дядюшкой.
– Не смей его трогать, Чезаре!
Молодой человек приподнял бровь, сверкнув темными глазами. Даже обезображенное болезнью, его лицо сохраняло обаятельность.
– Ты правильно угадал, кто я. Польщен. А теперь позволь представить мою сестру Лукрецию.
Чезаре обнял ее совсем не так, как братья обнимают сестер. Лукреция стиснула его руку и почти приложилась губами к его губам.
– А это мои ближайшие соратники. Хуан Борджиа, мой двоюродный брат. Рядом – мой дорогой французский союзник, генерал Октавиан де Валуа. И наконец – что ничуть не умаляет его значимости для меня – представляю тебе Микелетто да Корелью, мою правую руку. Что бы я делал без своих друзей?
– И без отцовских денежек.
– Дурная шутка, друг мой.
Пока Чезаре говорил, его солдаты, словно призраки, наводнили цитадель. Эцио был бессилен их остановить, как и его люди, численностью уступавшие армии Борджиа. Солдаты Марио были быстро схвачены и разоружены противником.
– Но я хороший солдат и всегда стараюсь обеспечить себе надежную поддержку, – продолжал Чезаре. – Призна́юсь, никак не думал, что ты окажешься такой легкой добычей. Впрочем, годы берут свое, не так ли?
– Я убью тебя, – недрогнувшим голосом произнес Эцио. – Весь твой род я вырву с корнем, как поганый сорняк.
– Только не сегодня, – улыбнулся Чезаре. – Да, посмотри, какую чудесную штучку я заполучил благодаря твоему дядюшке.
Рука в черной перчатке скользнула в сумку, откуда – к ужасу Эцио – извлекла Яблоко!
– Полезная игрушка. – Чезаре снова улыбнулся, теперь уже одними губами. – Леонардо да Винчи – мой военный советник – говорил мне, что ему немало известно о свойствах этой вещицы. Надеюсь, он расширит мои знания. Я даже уверен в этом, поскольку он ценит свою голову и не захочет расставаться с нею. Ах эти художники! Грош им цена. Думаю, здесь ты тоже со мной согласишься.
Лукреция жестоко усмехнулась.
Только сейчас Эцио заметил в толпе соратников Борджиа знакомое лицо. Ему хотелось заглянуть своему давнему другу в глаза, однако да Винчи намеренно отвел взгляд. Марио застонал, снова попытавшись встать. Чезаре пнул его сапогом и достал пистолет. Оружие было совершенно новой конструкции – Эцио понял это сразу, как и то, что его пистолет был уничтожен несколько часов назад.
– Похоже, это не самопал, – произнес оружейник, засмотревшись на новое оружие.
– У него колесцовый замок, – сказал Чезаре. – А ты, смотрю, знаешь толк в оружии, – добавил он, обращаясь к оружейнику. – Новый пистолет куда удобнее и надежнее прежних. Леонардо изготовил его для меня. И перезаряжается быстро. Хочешь посмотреть, как он стреляет?
– Еще бы! – воскликнул оружейник, в котором профессиональное любопытство заглушило все прочие чувства.
– Изволь, – сказал Чезаре, выстрелив оружейнику прямо в голову. – Перезарядить!
Он протянул пистолет де Валуа, а из-за пояса вынул второй.
– Сегодня было пролито слишком много крови, – с деланой озабоченностью продолжал Чезаре. – Так не хочется снова убивать, но придется. Впрочем, не важно. Эцио, я хочу, чтобы ты постиг смысл данного действа: от моей семьи – твоей.
Чуть наклонившись, Чезаре уперся ногой в спину Марио и вытащил меч. Из раны хлынула кровь. Глаза Марио округлились от боли. Он силился доползти до племянника.
Чезаре сильнее подался вперед и выстрелил Марио в затылок, разнеся череп.
– Нет! – пронзительно закричал Эцио, сразу вспомнив казнь отца и братьев. – Нет!
Он кинулся на Чезаре. Боль потери туманила ему разум.
Генерал Октавиан перезарядил пистолет и, едва Эцио прыгнул на Чезаре, выстрелил. Аудиторе попятился назад, хватая воздух ртом, а затем провалился в темноту.
10
Очнувшись, Эцио узнал, что солдатам дяди Марио удалось выдавить людей Борджиа за пределы цитадели. Поврежденные ворота закрыли и забаррикадировали. Уцелевших жителей Монтериджони собрали внутри цитадели, чтобы затем вывести через подземный ход за пределы города. Однако было неизвестно, как долго защитникам крепости удастся сдерживать натиск сил Борджиа, казавшихся безграничными.
Все это Эцио сообщил старший сержант, когда ассасин окончательно пришел в себя.
– Лежите спокойно, синьор, – несколько раз повторил он.
– Где я?
– На носилках. Мы переносим вас в укрытие. В святилище. Туда не проникнет ни один враг.
– Опустите носилки. Я могу идти.
– Нам нужно перевязать рану.
Не обращая внимания на слова старшего сержанта, Эцио потребовал остановить носилки. Но когда ассасин встал, голова закружилась так, что он едва не упал.
– В таком состоянии я не могу сражаться.
– Боже, они снова напирают! – крикнул сержант, на время забыв про Эцио.
Осадная башня тяжело ударилась о стену цитадели, выплеснув на парапет новые отряды Борджиа.
Эцио повернулся в их сторону. Темный туман перед глазами расступался. В голове прояснялось. Привычное самообладание взяло верх над болью. Кондотьеры обступили его, отбиваясь от появившихся врагов. Путь к потайному укрытию удалось проделать почти без потерь, но когда подходили к замку, в дверях показалась Клаудия. Ей не терпелось узнать о состоянии брата. Это был опрометчивый шаг. Едва Клаудия вышла во двор, к ней устремился офицер Борджиа, размахивая окровавленным мечом. На мгновение Эцио потерял дар речи, но быстро подавил охвативший его ужас и крикнул своим людям. Двое ассасинов бросились к Клаудии, оттеснив ее от вражеского офицера. Искры летели от трех схлестнувшихся лезвий. Клаудия упала на землю, зайдясь в беззвучном крике. Самый сильный из ассасинов, старший сержант, принудил вражеского офицера повернуть меч вверх и не давал тому шевельнуться. Второй ассасин не раздумывая ударил врага мечом в живот. Клаудия сумела собраться и медленно поднялась на ноги. Оказавшись под защитой ассасинов, она тут же кинулась к брату, на ходу вырвав лоскут из подола платья и приложив к его плечу. Белая ткань мгновенно стала красной.
– Черт возьми! Нельзя было так рисковать! – отчитал ее Эцио и поблагодарил сержанта.
Тем временем защитникам цитадели удалось опрокинуть башню. Часть атакующих они сбросили прямо с парапета, остальные бежали.
– Мы должны как можно быстрее доставить тебя в убежище! – крикнула Клаудия. – Идем!
Эцио позволил вновь уложить себя на носилки – он потерял слишком много крови. А в это время вокруг их маленького отряда собрались все жители, которые не смогли вовремя покинуть город. Монтериджони целиком находился во власти сил Борджиа. В руках ассасинов оставалась только цитадель.
Наконец они достигли укрытия. Оно находилось под северной стеной замка и было похоже на пещеру Сюда вел тайный проход из библиотеки Марио. Успели вовремя. Кто-то уже собирался закрыть потайную дверь, ведущую на лестницу как, присмотревшись, Эцио узнал его: это был Паганино, венецианский вор, входивший в гильдию Антонио де Магианиса.
– Синьор Эцио! А мы думали, что тебя убили! – крикнул Паганино.
– Не успели, – мрачно ответил Эцио.
– Я не знаю, как быть дальше. Куда ведет этот проход?
– На север, за пределы города.
– Так, значит, это правда… А мы считали это просто легендой.
– Что ж, теперь ты знаешь, что не легенда.
Эцио вдруг спохватился: не сказал ли он лишнего человеку, которого плохо знал. Он приказал сержанту закрыть дверь, однако в последний момент Паганино прошмыгнул обратно, намереваясь вернуться в замок.
– Куда ты, парень?
– Надо помочь защитникам. Не волнуйтесь, я потом проведу их тем же путем.
– Не получится, – отрезал сержант. – Я закрою дверь на крепкий засов. Или ты идешь с нами, или пеняй на себя.
– Ничего, я не пропаду.
– Тогда ступай с Богом. Безопасность этих людей теперь на мне.
Эцио обвел глазами собравшихся в укрытии. В колеблющемся свете нескольких свечей он заметил Клаудию, потом мать и облегченно вздохнул.
– Надо торопиться. – С этими словами он задвинул внушительный железный засов.
11
Мать и сестра быстро промыли и перевязали рану Эцио, а затем поставили его на ноги. Аудиторе велел старшему сержанту повернуть рычаг в статуе Леониуса – выдающегося ассасина древности, – которая стояла возле северной стены, рядом с огромным очагом. За потайной дверью оказался туннель, через который люди смогли попасть в безопасное место примерно в километре от Монтериджони.
Клаудия и Мария стояли возле входа, следя, чтобы беженцы не создавали толчеи. Старший сержант ушел вперед с небольшим отрядом. Они несли факелы, чтобы беженцы не шли в кромешной тьме, и оберегали горожан от возможных неожиданностей.
– Быстрее! – подгонял беженцев Эцио. – Без паники. Идите быстро, но бежать не надо. Нам только давки еще не хватало.
– А что будет с нами? – спросила Мария. – И где Марио?
– Марио… Ох, как же больно это говорить… Дядю Марио убили, мама. Я бы хотел, чтобы вы с Клаудией вернулись домой, во Флоренцию.
– Марио мертв?! – воскликнула Мария.
– Что ждет нас во Флоренции? – спросила Клаудия.
– Наш дом. – Эцио развел руками. – Лоренцо Медичи и его сын были верны своему слову. Они оберегали наше флорентийское жилище. Сейчас город снова находится под властью синьории. Насколько я знаю, губернатор Содерини добросовестно следит за палаццо Аудиторе. Возвращайтесь. Анетта и Паола вам помогут. Я тоже вернусь, когда смогу.
– Ты уверен? – Клаудия недоверчиво посмотрела на брата. – Мы слышали совсем другое. Синьор Содерини опоздал и не смог уберечь наш дом. Как бы там ни было, мы хотим остаться с тобой. Хотим помочь.
Последние беженцы скрылись в туннеле, и почти сразу же дверь святилища начала содрогаться от ударов извне.
– Кто это? – испуганно спросила Мария.
– Солдаты Борджиа. Поторопитесь!
Вместе с несколькими ассасинами в арьергарде Эцио повел семью через туннель.
Идти было трудно. Где-то на середине пути Эцио услышал грохот и понял: люди Борджиа сломали засов и ворвались в святилище. Вскоре они будут здесь. Аудиторе старался подбодрить своих подопечных и прикрикивал на отстающих, чтобы те поторопились. А сзади уже слышался топот вражеских ног. Как только группа беженцев прошла мимо опускной решетки, отделяющей часть туннеля, Эцио схватился за выступающий рычаг в стене и, когда все беженцы скрылись в туннеле, надавил на него что было силы. Тяжелая решетка поползла вниз. Показались преследователи, и первого из них решетка пронзила своими зубцами, словно вилами. Туннель наполнился предсмертными криками. Но Эцио уже догонял остальных беженцев, радуясь, что смог выиграть для них немного драгоценного времени.
Через считаные минуты, казавшиеся часами, пол под ногами сначала выровнялся, а затем стал медленно подниматься. Воздух посвежел, что тоже говорило о скором выходе из туннеля. И как раз в этот момент они услышали гул пушечных выстрелов, – должно быть, люди Борджиа били по цитадели, намереваясь сровнять ее с землей. Туннель задрожал, с потолка посыпалась пыль. Затрещали камни; вначале тихо, потом все громче.
– Dio, ti prego, salvaci, – потолок сейчас обрушится! – запричитала какая-то женщина.
Беженцами мгновенно овладел страх быть погребенными заживо.
И вдруг потолок треснул, посыпались мелкие камни. Беженцы бросились вперед. Клаудия замешкалась, и ее тут же обволокло облаком пыли.
– Клаудия! – испуганно крикнул Эцио.
– Эцио! – отозвалась девушка, осторожно пробираясь через завал.
– Слава богу, ты в порядке. На тебя ничего не упало?
– Ничего, я в порядке. Как мама?
– Со мной тоже все хорошо, – отозвалась Мария.
Благодаря всех богов, позволивших им благополучно добраться до конца туннеля, все трое прошли последние метры. Никогда еще запах травы и даже земли не казался им таким сладким.
Выход из туннеля с пригородами Монтериджони соединяли несколько веревочных мостов, перекинутых через ущелья. Марио был опытным стратегом и постарался предусмотреть все. Эцио знал: город переживет набег армии Борджиа. Для Чезаре город не представлял никакого интереса: разрушив его до основания, отпрыск Родриго не задержится в здешних местах. А вот он, Эцио, обязательно сюда вернется и восстановит славный оплот ассасинов. В этом он был уверен. Больше того: он пообещал себе, что обязательно воздвигнет памятник своему благородному дяде, так безжалостно убитому сегодня.
Ассасин был сыт по горло бессмысленными страданиями, выпавшими на долю его семьи.
Первой его мыслью было перерезать веревки мостов, как только его подопечные ступят на твердую землю. Но беженцы, среди которых хватало раненых и престарелых, двигались медленнее, чем он рассчитывал. У многих подвесные мосты вызывали больше страха, чем туннель. Зато преследователи неумолимо приближались. Из туннеля уже слышались их крики. Эцио был не в том состоянии, чтобы нести кого-нибудь на спине. Но ему удалось посадить на здоровое плечо женщину, подвернувшую ногу. Вместе с ней он двинулся по первому веревочному мосту. Тот опасно прогибался под их весом.
– Давайте же! Живее! – крикнул он своему арьергарду, который уже сражался с вражескими солдатами.
Эцио подождал, пока последний из его людей не оказался в безопасности на твердой земле, но двое солдат Борджиа уже бежали ему навстречу по мосту. Эцио встал у них на пути. Взяв меч в здоровую руку, он вступил в поединок. Даже раненый, он превосходил противников. Его меч мгновенно отражал их удары. Чуть отступив, Эцио пригнулся. Меч противника рассек воздух, зато оружие ассасина перерезало солдату коленное сухожилие. Вопя от боли и держась за обездвиженную левую ногу, он полетел в ущелье. Второй солдат решил нанести удар снизу и сбить Эцио с ног. Аудиторе снова отскочил, и сильный удар пришелся по обломку скалы. Отдача была настолько сильной, что солдат поморщился и застонал, едва удерживая меч в онемевшей руке. Эцио нанес ему косой удар – и противник покатился вниз. Взмахнув мечом еще раз, ассасин перерубил толстые веревки, удерживавшие мост, – солдаты Борджиа, успевшие на него ступить, с воплями полетели в ущелье.
Оглянувшись назад, Эцио увидел Чезаре. Рядом с ним стояла Катерина, по-прежнему закованная в цепи, которые сжимала в руках Лукреция. Тут же были Хуан Борджиа, смертельно бледный Микелетто и мокрый от пота французский генерал Октавиан.
Чезаре держал в руках какой-то странный предмет и размахивал им во все стороны.
– Следующей будет твоя! – в ярости крикнул он.
Эцио узнал голову дяди Марио.
12
Для Эцио осталось только одно место, куда он мог теперь отправиться. Погони он не опасался: чтобы снова напасть на уцелевших ассасинов, солдатам Чезаре понадобилось бы не один день огибать ущелье. Беженцам ассасин советовал отправляться в города, пока еще неподвластные Борджиа: Сиену, Сан-Джиминьяно, Пизу, Лукку, Пистой и Флоренцию. Там у них есть шанс найти себе пристанище. Он продолжал уговаривать мать и сестру вернуться во Флоренцию, считая, что там сейчас для них безопаснее всего. Но женщинам не хотелось возвращаться туда, где поругано и разграблено их семейное гнездо и где их ждало слишком много тягостных воспоминаний. К тому же обеими владело неистовое желание отомстить за гибель Марио.
Сам Эцио намеревался ехать в Рим, где Чезаре наверняка займется перегруппировкой своих сил. Быть может, опьяненный победой, он решил, будто с Аудиторе покончено и докучливый ассасин, получив серьезное ранение, умер где-нибудь по дороге. Если так, Эцио это только на руку. Однако была еще одна мысль, не дававшая ему покоя. Гибель Марио лишила братство предводителя. Макиавелли пользовался большим влиянием, но их отношения с Эцио сейчас были отнюдь не дружескими. Нужно что-то решать, и как можно скорее.
Среди уцелевших при осаде Монтериджони были не только люди, но и скот, который беженцы захватили с собой. Уцелела и любимая лошадь Марио. Теперь на ней ехал Эцио. Гнедую вел под уздцы старый конюх, сетовавший, что врагам досталось столько прекрасных скакунов.
Держа дядину любимицу под уздцы, Эцио попрощался с сестрой и матерью.
– Неужели тебе так надо ехать в Рим? – спросила Мария.
– Мама, единственный способ победить в этой войне – привести ее к порогу врагов.
– Но как ты рассчитываешь одолеть силы Борджиа?
– Я у них не единственный враг. И потом, Макиавелли сейчас в Риме. Я должен с ним помириться, чтобы дальше мы могли работать сообща.
– Яблоко у Чезаре, – напомнила Клаудия.
– Нужно молиться, чтобы он не поставил мощь Яблока себе на службу, – ответил Эцио, хотя его одолевали сомнения.
Леонардо теперь у Чезаре на службе. С годами художник наверняка стал лишь умнее и искуснее. Если бывший друг расскажет новому хозяину о тайнах Яблока или, того хуже, если оно снова окажется в руках Родриго…
Эцио тряхнул головой, прогоняя тревожные мысли. Об опасностях, исходящих от Яблока, он будет думать, когда они возникнут.
– Тебе не стоит ехать верхом, – продолжала Клаудия. – До Рима очень далеко, а ты еще не окреп. Неужели нельзя повременить пару дней?
– Борджиа не знает отдыха, и злой дух тамплиеров – тоже, – сухо ответил сестре Эцио. – Никто из нас не будет спать спокойно, пока мы не сломим их власть.
– А если такое время никогда не наступит?
– Нам нельзя прекращать борьбу. Если мы опустим руки, поражение неминуемо.
– È vero. – Клаудия опустила плечи, но сейчас же расправила их. – Нельзя прекращать борьбу – твердо проговорила она.
– До самой смерти, – сказал Эцио.
– До самой смерти, – повторила Клаудия.
– Берегите себя.
– Ты тоже.
Эцио наклонился, поцеловал мать и сестру, после чего вскочил на лошадь и отправился на юг. Удары копыт отдавались тупой болью в его голове. Раненое плечо тоже давало о себе знать. Ассасин чувствовал себя безмерно уставшим. К телесной боли примешивалась и душевная, вызванная гибелью Марио и пленением Катерины. Мысль о том, что она сейчас находится в когтях Борджиа, заставила его содрогнуться. Разумнее всего было бы объехать войско Бордижа, однако сердце подсказывало: Чезаре достиг главной цели и теперь он, естественно, отправится домой.
Самое главное сейчас – остановить заразу, распространяемую семейством Борджиа, пока она не охватила всю Италию. А такое вполне возможно.
Эцио пришпорил лошадь и поскакал галопом по пыльной дороге.
У него кружилась голова, перед глазами все плыло, но усилием воли ассасин заставлял себя ехать дальше. Он поклялся себе: не отдыхать, пока не доберется до разбитой столицы его обреченной страны. Вот тогда он и выспится, но никак не раньше.
13
Со стороны Эцио было крайне глупо ехать так далеко на юг в таком состоянии, делая привалы исключительно ради отдыха лошади. Проще было бы добираться на перекладных, меняя лошадей, но гнедая кобыла Аньелла была последней ниточкой, связывавшей его с Марио.
Куда он попал? Эцио помнил, как добрался до предместья, застроенного грязными, обветшалыми домишками, среди которых поднималась величественная арка из желтого камня. Это было все, что осталось от ворот и некогда крепкой и красивой городской стены.
Первой мыслью ассасина было поскорее встретиться с Макиавелли и исправить все ошибки, порожденные милосердием, которое он тогда проявил к Родриго Борджиа.
Но до чего же он устал!
Эцио вновь откинулся на солому, на которой очнулся. Вокруг пахло только ею и слегка – коровьим навозом.
И все-таки, где он?
Перед мысленным взором вдруг всплыло лицо Катерины. Он должен ее освободить. Они должны наконец быть вместе.
Но быть может, ему нужно самому освободиться от нее? Правда, сердце подсказывало, что это не то, чего ему по-настоящему хочется. Можно ли доверять Катерине? Может ли обычный мужчина понять изощренные лабиринты женского ума? Увы, с возрастом муки любви ничуть не ослабевают.
Может, Катерина просто использовала его?
В сердце Эцио был особый уголок – sanctum sanctorum, – который он не раскрывал даже перед самыми близкими друзьями, перед своей матерью – хотя та знала о его существовании и уважала личное пространство сына, – перед сестрой, покойными братьями и отцом.
Неужели Катерина сумела пробить туда брешь? Когда-то Эцио не сумел уберечь от казни отца и братьев. Но Христос на кресте ему свидетель – он сделал все для защиты матери и Клаудии.
Катерина способна за себя постоять. Она была плотно закрытой книгой. И все же, все же… Как же ему хотелось прочесть эту книгу!
«Я люблю тебя», – кричало Катерине его сердце, не слушая доводов разума. Пусть и с запозданием, но он встретил женщину своей мечты. Однако долг, повторил он самому себе, долг превыше всего. И потом, Катерина… Катерина по-настоящему никогда не раскрывала своих карт. Ее загадочные карие глаза, ее улыбка. Эцио неохотно признался себе, что она смогла вить из него веревки своими длинными, опытными пальцами… Их близость. Да, их близость. И страстное молчание ее волос, которые всегда пахли ванилью и розами…
Но можно ли ей доверять? Этот вопрос не исчезал. Он оставался открытым, даже когда голова Эцио покоилась на груди Катерины после жарких любовных игр. Он всего лишь хотел найти тихую гавань…
Нет! Братство, братство и еще раз братство! Его миссия и его судьба.
«Я мертв, – сказал себе Эцио. – Мертв внутри, но я завершу все, что мне надлежит сделать».
Сон как рукой сняло. Ассасин открыл глаза и увидел нависшую над ним пышную женскую грудь не первой молодости. Сорочка, в которой была женщина, расходилась в обе стороны, как волны Красного моря.
Эцио быстро сел. Его рана была надлежащим образом перевязана. Боль утихла и почти не ощущалась. Он находился в комнатке с грубо отесанными каменными стенами. На окнах висели цветастые занавески. В углу топилась железная печь; угли, видневшиеся через открытую дверцу, были почти единственным освещением каморки. Дверь в помещение была закрыта, но кто бы сейчас ни нависал над ним, именно он зажег огарок свечи.
Рядом с ним стояла на коленях женщина средних лет, внешне похожая на крестьянку. У нее было простое доброе лицо. Женщина возилась с его раной, меняя тряпку с мазью и повязку.
Когда ее пальцы коснулись раны, Эцио поморщился от боли.
– Calmatevi, – сказала женщина. – Боль скоро утихнет.
– Где моя лошадь? Где Аньелла?
– В целости и сохранности. Отдыхает. Ей-богу, лошадка это заслужила. У нее шла кровь изо рта. А лошадь прекрасная. Что ж это вы так нещадно ее гнали?
Женщина опустила на пол миску с водой и встала.
– Где я?
– В Риме, мой дорогой. Синьор Макиавелли нашел вас. Вы были в седле в полуобморочном состоянии, лошадь вся в пене, и он доставил вас обоих ко мне. Вы не волнуйтесь, синьор Макиавелли хорошо заплатил нам с мужем, чтобы мы вас выходили, и добавил пару монет за молчание. Но вы, поди, сами знаете синьора Макиавелли: перечить ему – только себе вредить. В любом случае нам не впервой заботиться о людях из вашей организации.
– Он оставил для меня какое-то послание?
– О да. Он сказал, чтобы вы, как окрепнете, встретились с ним в мавзолее Августа. Знаете, где это?
– Похоже, одна из древних развалин.
– Совершенно верно. Только и нынешний город мало чем отличается от развалин. Подумать только: а когда-то был центром мира! Зато сейчас меньше Флоренции. Вдвое меньше Венеции. Но и римлянам есть чем гордиться, – сказала она и хихикнула.
– Это чем же?
– В этом жалком городишке, который даже стыдно называть Римом, живет всего пятьдесят тысяч человек, и семь тысяч из них – проститутки. Вот такое у нас достижение. – Она снова хихикнула. – Неудивительно, что «новая болезнь» – сплошь и рядом. Не вздумайте спать ни с кем из этих девок, если не хотите, чтобы у вас потом струпья по лицу пошли. Представляете? Даже кардиналы болеют этой болезнью. А еще говорят, будто и сам папа ею заразился. И сынок его тоже.
Рим Эцио помнил как во сне. Жуткое место, чьи разваливающиеся стены некогда вмещали миллион жителей. Теперь большую часть прежних городских земель занимали крестьянские хозяйства.
Помнил он и развалины Римского форума, превратившиеся в пастбище для овец и коз. Народ растаскивал резные мраморные колонны и порфировые плиты, валявшиеся среди травы, и строил из них хлева для скота, а то и дробил на щебенку И среди грязных трущоб, среди кривых зловонных улочек возвышались величественные строения, возведенные по приказам пап Сикста IV и Александра VI. Их бесстыдство напоминало свадебные пироги на столе, где не было ничего, кроме заплесневелого хлеба.
Возвеличивание Церкви было закреплено законом. Авиньонское пленение пап закончилось, и глава Церкви вновь находился в Риме. Их влияние на политическую жизнь разных стран превосходило не только влияние королей. Они имели больше власти, чем сам Максимилиан – император Священной Римской империи.
Не папа ли Александр VI благословил в 1494 году Тордесильясский договор, разделявший южные земли недавно открытого Американского континента между Испанией и Португалией? В том же году появилась «новая болезнь», впервые заявившая о себе в Неаполе. Итальянцы поспешили дать ей звучное латинское название: morbus gallicus – «французская болезнь», хотя все знали, что родом она из Нового Света, а в Старый приплыла с генуэзскими матросами Колумба. Но как бы ни называлась эта хворь, последствия ее были ужасающими. Лица и тела больных покрывались струпьями и гнойниками. Болезнь разъедала кожу, и через несколько лет лицо заболевшего менялось до неузнаваемости.
Пропитание римских бедняков состояло из проса и копченого мяса (когда удавалось его раздобыть). Грязные улицы были рассадниками тифа, холеры и «черной смерти» – чумы. Горстка богачей жила в умопомрачительной роскоши, тогда как простой народ и видом, и образом жизни напоминал пастухов.
Еще одним средоточием роскоши и блеска был Ватикан. А некогда великий город Рим превратился в свалку истории. Улицы запустением своим напоминали трущобы, по которым даже днем бродили стаи одичавших собак и волков. Пустовали и разрушались церкви. Ветшали заброшенные и разграбленные дворцы. Это напомнило Эцио участь его семейного гнезда во Флоренции.
– Я должен встать и найти синьора Макиавелли, – упрямо произнес Эцио, прогоняя тягостные видения.
– Всему свое время, – ответила его сиделка. – Кстати, он оставил вам новую одежду. Наденете ее, когда будете готовы.
Эцио встал, и у него сразу же закружилась голова. Он сердито тряхнул ею, потом начал примерять одежду, оставленную Макиавелли. Одежда была новой, полотняной, с капюшоном из мягкой шерсти и маской, похожей на орлиный клюв. Макиавелли снабдил его мягкими, но прочными перчатками и сапогами из испанской кожи. Превозмогая боль, Эцио оделся, после чего женщина вывела его на балкон. Оказалось, что помещение, где он лежал, вовсе не было крестьянской лачугой, как ему показалось, но частью некогда великолепного дворца. Должно быть, балкон располагался на уровне piano nobile. Затаив дыхание, ассасин смотрел на обломки великого Рима, раскинувшегося внизу. По ногам прошмыгнула нахальная крыса. Эцио пнул ее.
– M-да, Рим, – не скрывая иронии, произнес он.
– Вернее, то, что от него осталось, – ответила женщина и опять хихикнула.
– Спасибо вам, синьора. Кому я обязан…
– Я графиня Маргарита дельи Камин.
Теперь Эцио смог рассмотреть свою спасительницу и заметить следы былой красоты.
– Или то, что от нее осталось, – добавила женщина.
– Благодарю вас, графиня, – поклонился Эцио, стараясь убрать из голоса нотки грусти.
– Мавзолей находится вон там. – Улыбаясь, она махнула рукой в нужную сторону. – Там вы и встретитесь.
– Что-то я его не вижу.
– Я показала вам лишь направление. К сожалению, из окон моего палаццо его не увидеть.
Эцио сощурился, вглядываясь в сумрак:
– А с колокольни вон той церкви я его увижу?
– Вы о церкви Санто-Стефано? Да, вполне. Только она тоже превратилась в руины. Ступени обвалились.
Эцио мысленно собрался с духом. Ему требовалось как можно быстрее и безопаснее добраться до места встречи. Не хотелось отбиваться от попрошаек, шлюх и воришек, кишевших на римских улицах днем и ночью.
– Меня это не остановит, – сказал он графине. – Vi ringrazio di tutto quello che avete fatto per me, buona Contessa. Addio.
– Вы всегда более чем желанный гость здесь. – Женщина криво улыбнулась. – Но вы уверены, что достаточно окрепли? Вам бы стоило показаться врачу. С удовольствием порекомендовала бы кого-нибудь, но врачи мне нынче не по карману. Я как могла промыла и перевязала вам рану, только, увы, я все-таки не врач.
– Тамплиеры не ждут, и я не стану, – сказал Эцио. – Еще раз спасибо за все. До свидания.
– Ступайте с Богом.
Эцио спрыгнул с балкона и поморщился, ощутив боль в плече. Он быстро пересек площадь, вокруг которой темнели развалины дворца, и пошел в направлении колокольни. Дважды он терял ее из виду и был вынужден возвращаться назад. Трижды к нему приставали прокаженные нищие, а один раз он столкнулся с волком, в зубах у которого болтался мертвый ребенок. Наконец Эцио достиг площади перед церковью. Вход был заколочен. Фигуры святых, украшавшие портал, лишились носов и пальцев. Ассасин не знал, можно ли доверять ветхой кладке, но иного выхода не было: он должен вскарабкаться на стену.
Ему это все-таки удалось, хотя несколько раз его ноги теряли опору. В одном месте у него под ногами обрушилась амбразура окна, и он повис на кончиках пальцев. Несмотря на раны, Эцио оставался сильным мужчиной и сумел подтянуться и перебраться на безопасный участок. В конце концов он выбрался на верхушку башни, стоявшей на свинцовом основании. Тусклый лунный свет отражался в куполе мавзолея в нескольких кварталах от колокольни. Он доберется туда и будет ждать Макиавелли.
Аудиторе поправил скрытый клинок, проверил крепления меча и кинжала и приготовился совершить «прыжок веры» в сенную телегу, стоящую внизу, на площади. И вдруг рана заставила его согнуться чуть ли не пополам.
– Графиня была права. Она добросовестно обработала мою рану, но мне придется навестить врача, – сам себе сказал Эцио.
Морщась и кусая губы от боли, он спустился вниз. Он не представлял, где искать medico, поэтому завернул на ближайший постоялый двор. За пару дукатов ему подсказали направление и поднесли кружку мутноватого красного вина, которое отчасти уняло боль.
Когда Эцио разыскал жилище врача, было уже довольно поздно. Ему пришлось несколько раз громко постучать в дверь, прежде чем дверь приоткрылась и на пороге возник толстый бородатый человек лет шестидесяти в очках в толстой оправе. От него разило вином, а один глаз казался больше другого.
– Чего вам надо? – спросил толстяк.
– Вы dottore Антонио?
– Допустим.
– Мне нужна ваша помощь.
– Уже поздно, – сказал врач, но, когда увидел раненое плечо Эцио, его взгляд стал более дружелюбным. – Это будет стоить дороже обычного.
– Я не в том положении, чтобы торговаться.
– Отлично. Входите.
Врач снял цепочку и отошел, пропуская Эцио. Ассасин, пошатываясь, прошел в переднюю, где с потолочных балок свешивались медные сосуды, склянки, а еще – засушенные летучие мыши, ящерицы и змеи.
Врач провел Эцио в комнату, где стоял массивный письменный стол, заваленный бумагами. В углу притулилась узкая койка и шкаф с раскрытыми дверцами. Полки шкафа были уставлены склянками разных размеров. На одной из полок лежал кожаный футляр, обнажая жутковатую коллекцию скальпелей и миниатюрных пил.
Перехватив взгляд Эцио, врач коротко рассмеялся:
– Мы, врачи, – всего-навсего самоуверенные ремесленники. Ковыряемся в механике человека. Ложитесь на койку. Посмотрю вашу рану. Но вначале аванс – три дуката.
Эцио протянул ему деньги.
Врач разбинтовал рану после чего принялся ее мять и щипать. Аудиторе держался из последних сил, чтобы не потерять сознание.
– Терпите! – проворчал врач.
Он еще помял и потыкал пальцем в раненое плечо, затем достал склянку и плеснул из нее на рану какой-то обжигающей жидкостью, положил поверх тряпку и крепко забинтовал.
– Кое-кому в вашем возрасте и лекарство не помогло бы оправиться после такой раны. – Порывшись в шкафу, врач вынул пузырек с тягучей, похожей на патоку жидкостью. – Это притупит боль. Только не вздумайте сразу выпить все. За микстуру – еще три дуката. И не беспокойтесь: со временем у вас все пройдет.
– Grazie, dottore.
– Четверо из пяти врачей посоветовали бы вам пиявки, но при вашей ране пиявки едва ли будут полезны. Кстати, чем вас ранили? Если бы огнестрельное оружие не было редкостью, я бы сказал, что в вас стреляли из пистолета. В случае надобности приходите снова. Или могу порекомендовать несколько своих коллег. Весьма опытные врачи.
– Их услуги стоят столько же, сколько ваши?
– Любезный синьор, вы еще дешево отделались, – усмехнулся доктор Антонио.
Эцио торопливо вышел. Легкий дождь успел превратить улицы в грязь.
– «Кое-кому в вашем возрасте», – проворчал Эцио. – Che sobbalzo!
Он направился к уже знакомому постоялому двору, где имелись свободные комнаты. Аудиторе решил, что там он поужинает, переночует, а утром отправится к мавзолею. Останется лишь дождаться появления Макиавелли. Тот мог хотя бы назвать графине примерное время встречи. Но Эцио знал щепетильность Никколо в вопросах безопасности. Скорее всего, он будет появляться в мавзолее каждый день через равные промежутки времени. Долго ждать не придется.
Эцио двинулся по грязным улицам и переулкам, ныряя в тень всякий раз, когда впереди появлялись караульные Борджиа – легко узнаваемые по желто-красным мундирам.
Была уже полночь, когда он подошел к постоялому двору. Двери были заперты. Эцио отхлебнул из пузырька темной жидкости (которая оказалась приятной на вкус) и постучал в дверь эфесом меча.
14
Ассасин проснулся на рассвете и почти сразу же покинул постоялый двор. Раненое плечо одеревенело, но боль поутихла, и левая рука стала податливее. Прежде чем покинуть свое пристанище, он немного поупражнялся со скрытым клинком и убедился, что может наносить удары с прежней точностью. Эцио проверил, как обстоит дело с обычным оружием, и остался доволен. Хорошо, что его ранили в левое, а не в правое плечо.
Эцио пока не знал, числится ли он у своих врагов живым или погибшим при осаде Монтериджони, но в любом случае ему следовало проявлять осторожность. В том числе и из-за изрядного числа солдат Борджиа в темно-красных с желтым мундирах, вооруженных пистолетами. Поэтому к мавзолею Августа он пошел кружным путем и добрался туда, когда солнце уже стояло высоко.
Вокруг было не так много людей. Эцио внимательно огляделся по сторонам, но не увидел ни караульных, ни подозрительных личностей. Тогда он осторожно приблизился к зданию и проскользнул через полуразрушенные двери в сумрак мавзолея.
Когда глаза привыкли к темноте, Эцио заметил фигуру в черном, прислонившуюся к каменному выступу. Аудиторе поискал глазами, куда бы спрятаться в случае, если его заметят, однако, кроме кустиков травы и обломков камней, вокруг ничего не было. Тогда он быстро и бесшумно нырнул внутрь, где сумрак был еще гуще.
Но было слишком поздно. Кем бы ни был человек в черном, он заметил Эцио сразу же, как тот показался в проеме, освещенный полуденным солнцем. Незнакомец пошел ему навстречу, и Эцио облегченно вздохнул, узнав Никколо. Тот приложил палец к губам, затем кивком головы велел следовать за собой. Они прошли в самый темный угол усыпальницы древнеримского императора, возведенной почти полторы тысячи лет назад.
Наконец Макиавелли остановился и повернулся к Аудиторе:
– Тсс, – после чего замер, вслушиваясь в окружающую тишину.
– Что…
– Говори тише. Совсем-совсем тихо, – сказал Макиавелли, продолжая вслушиваться.
Наконец он облегченно вздохнул:
– Все чисто. Никого.
– Ты о чем? – не понял Эцио.
– У Чезаре Борджиа глаза повсюду, – пояснил Никколо, немного расслабляясь. – Рад тебя видеть здесь.
– Но одежду для меня ты оставил у графини…
– Ей было велено следить за твоим появлением в Риме. – Макиавелли улыбнулся. – Я знал, что ты сюда приедешь. Понятное дело, вначале ты позаботился о безопасности матери и сестры. Как-никак вы трое – это все, что теперь осталось от семейства Аудиторе.
– Мне не нравится твой тон, – сказал Эцио, ощущая легкое раздражение.
Макиавелли снова улыбнулся, но одними губами.
– Дорогой соратник, сейчас не время для учтивостей. Я знаю, ты считаешь себя виновным в гибели своей семьи, хотя ты совсем не виноват в этом великом предательстве. – Он помолчал. – По городу уже распространились новости об атаке на Монтериджони. Кое-кто из наших был уверен, что ты погиб. Но я все-таки оставил для тебя одежду у нашей проверенной союзницы. Я не сомневался, что ты уцелеешь, а потом обязательно приедешь в Рим, чего бы тебе это ни стоило.
– Значит, ты по-прежнему в меня веришь?
Макиавелли пожал плечами:
– Ты совершил серьезный промах. Всего один. Ты руководствовался своими инстинктами – проявлять милосердие и оказывать доверие. Это хорошие инстинкты. Однако теперь мы должны сражаться, проявляя беспощадность. Будем надеяться, что тамплиеры никогда не узнают о том, что ты жив.
– Но они наверняка уже знают об этом.
– Не обязательно. Мои шпионы доносят, что в Монтериджони хватало неразберихи.
Эцио задумался.
– Даже если сейчас враги и считают меня погибшим, очень скоро они убедятся, что я жив. И не просто жив. Скольких нам предстоит устранить?
– Нам, Эцио, удалось сузить поле сражения. Мы уже убрали немало тамплиеров по всей Италии и за ее пределами. Но есть и плохие новости. Сейчас тамплиеры и семейство Борджиа – это одно и то же. Они будут сражаться, как лев, загнанный в угол.
– Расскажи подробнее.
– Здесь мы слишком изолированы от остального мира. Нам нужно затеряться среди толпы в самом сердце города. Мы с тобой отправимся на бой быков.
– На бой быков? Зачем?
– Чезаре – превосходный тореадор. Ничего удивительного: он же испанец. По сути, даже не испанец, а каталонец, и это обстоятельство может сыграть нам на руку.
– Каким образом?
– Король и королева Испании желают объединить свою страну. Король – арагонец, королева родом из Кастилии. Каталонцы для них – настоящая головная боль, хотя в силе и смелости этому народу не откажешь. Пошли. И не теряй бдительности. Когда-то, еще во Флоренции, Паола учила тебя смешиваться с толпой. Надеюсь, ты не забыл ее уроки.
– Сам убедишься.
Они пошли по улицам полуразрушенного города с таким блистательным прошлым и таким убогим настоящим, стараясь по большей части держаться в тени. Они ныряли и выныривали из толпы с проворством рыб, прячущихся в водорослях. Придя туда, где устраивались бои быков, Аудиторе и Макиавелли заняли места на затененной стороне, вход на которую стоил дороже и где собралось больше зрителей. Целый час они наблюдали, как Чезаре со свитой помощников сражался с тремя грозного вида быками. Эцио внимательно следил за бойцовскими навыками Чезаре. Тот колол очередного быка бандерильями, затем выпускал пикадоров и наконец, вдоволь накрасовавшись, закалывал обреченное животное, даруя ему милосердную смерть. Ассасин отдавал должное мужеству и сноровке своего врага, которому, правда, помогали четверо молодых матадоров. Эцио оглянулся назад, в ложу presidente корриды, и увидел жестокое, но вызывающе красивое лицо Лукреции Борджиа. Ему показалось или он действительно видел, что она до крови кусала губы?
Как бы то ни было, но Эцио увидел поведение Чезаре на поле боя и понял, как далеко его враг готов зайти в любой битве.
Люди Борджиа бдительно следили за поведением зрителей. Солдат хватало и на улицах, и у всех были новенькие, смертельно опасные пистолеты.
– Леонардо… – вырвалось у Эцио, невольно вспомнившего своего старого друга.
– Леонардо заставили работать на Чезаре, угрожая, в случае отказа, смертью. Причем самой мучительной смертью из всех возможных. Ужасная, но все же существенная деталь. Главное, Леонардо вовсе не горит желанием работать на нового хозяина. У Чезаре не хватит ни ума, ни способностей, чтобы полностью управлять Яблоком. Во всяком случае, я на это надеюсь. Нам следует проявить терпение. Мы получим его обратно, а вместе с Яблоком к нам вернется и Леонардо.
– Мне бы твою уверенность.
– Возможно, ты поступаешь мудро, сомневаясь в моих словах, – вздохнул Никколо.
– Испания получила власть над Италией.
– Правильнее сказать, Валенсия получила власть над Ватиканом, – отозвался Макиавелли, – но мы можем это изменить. У нас есть союзники в Коллегии кардиналов, и среди них – весьма могущественные ее члены. Далеко не все готовы быть комнатными собачками. А Чезаре, как бы он ни бахвалился, зависит от денег своего отца Родриго. – Никколо пристально поглядел на Эцио. – Потому ты и должен был оборвать жизнь этого зловредного папы.
– Я не знал.
– Я и с себя вины не снимаю, – сказал Макиавелли. – Нужно было просветить тебя на этот счет. Но, как ты сам говорил, надо не оглядываться на прошлое, а действовать в настоящем.
– И да будет так.
– Аминь.
– Но как мы все это устроим? – спросил Эцио, глядя на последнего быка, принявшего смерть от меча Чезаре.
– Папа Александр – человек весьма странный и противоречивый. Он превосходный управляющий и этим принес Церкви некоторую пользу Однако злая сторона его натуры всегда перевешивает все добрые дела. Он долгие годы был казначеем Ватикана и нашел способы умножить богатство Церкви – согласись, весьма ценный опыт. Александр продавал кардинальские должности, тем самым создавая десятки послушных ему кардиналов. Он даже прощал убийц при условии, что у них хватало денег откупиться от виселицы.
– И как он оправдывал свои поступки?
– Очень просто. Он проповедовал, что грешнику лучше жить и каяться, спасая душу, чем умереть и отправиться в ад.
Эцио не удержался от смеха, хотя смех его был невеселым. Мысли возвращались к недавним празднованиям 1500 года и наступления второй половины тысячелетия. По стране бродили флагелланты, неистово хлеставшие себя плетьми и ожидавшие Страшного суда. Вспомнился и безумный монах Савонарола, одержимый той же мыслью. Наверное, не завладей этот безумец Яблоком (к счастью, ненадолго), Флоренция не познала бы черные дни его правления. Но с Савонаролой Эцио удалось справиться достаточно легко.
А 1500 год праздновали с большим размахом. Эцио помнил тысячи паломников со всех концов света, отправлявшихся к святейшему престолу полными надежд. Праздновали тот год и в немногочисленных поселениях на новом континенте, открытом Колумбом. Через несколько лет Америго Веспуччи подтвердил существование новых земель по другую сторону океана. В Рим обильно потекли деньги. Верующие дружно покупали индульгенции, дабы успеть искупить грехи. Очень многие ждали, что вот-вот Христос вновь явится на землю судить живых и воскрешать мертвых. В это же время Чезаре начал подчинять себе города-государства Романьи, а французский король захватил Милан, оправдываясь притязаниями на законную власть. Ведь он как-никак правнук Джана Галеаццо Висконти.
Родриго сделал Чезаре главнокомандующим армией Папской области и gonfaloniere Святой католической церкви. В четвертое воскресенье Великого поста, утром, состоялась величественная церемония. Чезаре приветствовали мальчики в шелковых хитонах и четыре тысячи солдат, одетых в мундиры цветов его семьи. Победа была полной. Не говоря уже о том, что год назад, в мае, он женился на Шарлотте д’Альбре – сестре наваррского короля Жана (Хуана). А французский король Людовик, с которым Борджиа находились в союзнических отношениях, сделал Чезаре герцогом Валенсии. Поскольку прежде он уже был кардиналом Валенсии, неудивительно, что в народе ему дали прозвище Валентино.
И теперь этот ползучий гад находился на вершине власти.
Как его сбросить оттуда?
Своими мыслями Аудиторе поделился с Макиавелли.
– Мы сыграем на их непомерном тщеславии, – сказал Никколо. – У них есть ахиллесова пята. Она есть у каждого человека. Твоя мне тоже известна.
– И что же это за пята? – недовольно спросил Эцио.
– Мне незачем называть ее имя. Берегись ее, – ответил Макиавелли и тут же вернулся к прежней теме: – Помнишь оргии у Борджиа?
– Они продолжаются?
– Представь себе. Родриго – я больше не могу называть его папой – их обожает. Это в его-то семьдесят с лишним! Надо отдать ему должное! – иронично рассмеялся Макиавелли, затем резко оборвал смех. – Семейство Борджиа потонет под тяжестью собственных пороков.
Эцио хорошо помнил эти оргии. Одну он видел собственными глазами. Родриго устроил пиршество в своем роскошном жилище, которое могло бы соперничать с дворцом Нерона. Туда собрали полсотни лучших городских шлюх. Конечно, они предпочитали называть себя куртизанками, но от этого не переставали быть шлюхами. Когда угощение (точнее, безудержное обжорство) закончилось, девицы стали танцевать со слугами. Поначалу одетые, они вскоре сбросили с себя всю одежду. Через какое-то время канделябры, освещавшие столы, переставили на мраморный пол. По нему знатные гости разбросали жареные каштаны. Шлюхам велели ползать на четвереньках, выставив зады, и собирать каштаны. Вскоре к ним присоединились почти все гости. Эцио с отвращением вспоминал, как Родриго вместе с Чезаре и Лукрецией наблюдали за этим скотством. Под конец начали раздавать призы: шелковые накидки, сапоги из тонкой кожи (явно испанские), красно-желтые шапочки, усыпанные бриллиантами, кольца, браслеты, парчовые мешочки, в каждом из которых лежало по сотне дукатов, кинжалы, серебряные фаллосы и много чего еще, причем награждались мужчины, занимавшиеся сексом с ползающими по полу проститутками больше всех. А семейство Борджиа, награждая друг друга интимными ласками, выступало главными судьями.
Ассасины покинули корриду и растворились в толпе, ранним вечером заполнившей улицы.
– За мной, – резко потребовал Макиавелли. – Ты видел своего главного противника за работой. Теперь тебе нужно докупить недостающее снаряжение. И постарайся не привлекать к себе лишнего внимания.
– А я что, когда-нибудь бываю так беспечен? – Аудиторе вдруг понял, что его вновь задели слова соратника.
Никколо не являлся главой своего ордена – после гибели Марио братство осталось без предводителя, – и этот период безвластия следовало закончить как можно скорее.
– Не забывай, что у меня есть мой скрытый клинок, – угрюмо добавил Эцио.
– А у солдат Борджиа – пистолеты. Новое оружие, которое придумал им Леонардо. Сам знаешь, его гений неподвластен даже самому художнику. Эти пистолеты быстро перезаряжаются, что ты видел собственными глазами. Более того, заряд вталкивается в дуло не снаружи, а изнутри. Выстрел получается точнее.
– Я разыщу Леонардо и поговорю с ним.
– Возможно, тебе придется его убить.
– Живой он нам более полезен, чем мертвый. Ты же сам говорил, что он не горит желанием работать на нового хозяина.
– Я говорил, что надеюсь на это. – Макиавелли остановился. – Вот, возьми деньги.
– Grazie, – сказал Эцио, принимая кошелек.
– Поскольку ты у меня в долгу, слушайся голоса разума.
– Если твои слова покажутся мне более разумными, я непременно к ним прислушаюсь.
Эцио оставил своего друга и направился в квартал оружейников, где купил себе новый нагрудник, стальные манжеты, а также меч и кинжал, качеством и удобством превосходящие те, что у него были. Больше всего Эцио горевал об утрате наруча, сделанного из неведомого старинного металла, который не раз спасал его от смертельных ударов. Но утраченного не вернешь. Нужно рассчитывать на собственный ум и полученные навыки. Их у него никто не отнимет.
Завершив покупки, Эцио отправился в таверну которую ему назвал Макиавелли. Никколо он застал в раздраженном состоянии.
– Bene, – сказал Макиавелли, едва взглянув на обновки. – Теперь ты сможешь живым добраться до Firenze.
– Возможно. Но я не собираюсь возвращаться во Флоренцию.
– Не собираешься?
– Наверное, это тебе стоило бы туда отправиться. Там у тебя дом. А у меня там дома нет.
– Ты прав, – развел руками Макиавелли, – твой прежний дом разрушен. Я не хотел тебе об этом говорить. Но твои мать и сестра там в безопасности. Флоренция свободна от власти Борджиа. Мой господин, Пьеро Содерини, хорошо охраняет город.
Эцио вздрогнул. Его худшие опасения подтвердились. Но он быстро совладал с собой:
– Не ты ли говорил, что покоя нам не будет до тех пор, пока мы не расправимся с семьей Борджиа и тамплиерами, которые им служат?
– Смелые речи! Особенно после Монтериджони.
– Это низко, Никколо. Откуда мне было знать, что они так скоро меня найдут? Или что они убьют Марио?
Макиавелли перегнулся через столик, взял Аудиторе за плечи и заговорил уже гораздо мягче:
– Эцио, мы должны быть тщательно подготовлены к любому варианту развития событий. И головы наши должны оставаться холодными. Мы сражаемся co scorpioni. Нет, даже хуже – со змеями! Они способны мгновенно обвиться вокруг твоей шеи или откусить тебе яйца. Они не задумываются над тем, что правильно или неправильно. Они думают лишь о своей цели. Родриго окружил себя змеями и убийцами. Он даже свою дочь Лукрецию превратил в опасное оружие – она знает все об искусстве отравления… Но и она бледнеет в сравнении с Чезаре.
– Снова он!
– Он честолюбив, беспощаден и жесток настолько, что у тебя, слава богу, не хватит воображения. Человеческие законы для него ничего не значат. Чтобы обрести абсолютную власть, он убил своего брата, герцога Гандийского. Чезаре не остановится ни перед чем.
– Я сброшу его с этой вершины.
– Только если не будешь спешить. Не забывай, он владеет Яблоком. Если он познает его истинную мощь, его никто и ничто не остановит.
Эцио тут же вспомнил о Леонардо. Художник был слишком хорошо осведомлен о могуществе Яблока…
– Чезаре неутомим и беспощаден, – продолжал Никколо. – Те, кто не погибает от его меча, соперничают за право пополнить ряды его солдат. Уж на что могущественными были семейства Орсини и Колонна – Чезаре сокрушил их и поставил на колени. На его стороне – французский король Людовик Двенадцатый. – Макиавелли задумался. – Но он останется союзником Борджиа, пока сможет извлекать из этих отношений хоть какую-то выгоду…
– По-моему, ты его переоцениваешь, – сказал Эцио.
Никколо не отвечал, погруженный в раздумья.
– Что он собирается делать со всей этой властью и деньгами? Что движет Чезаре? Я никак не могу понять… Учти, Эцио. – Взгляд Макиавелли остановился на друге. – Чезаре не удовольствуется одним только Римом. Он зарится на всю Италию. И такими темпами он вполне может ее заполучить.
Эцио не верил своим ушам.
– Что я слышу! Ты… восхищаешься им?!
На лице Никколо не дрогнул ни один мускул.
– Чезаре умеет упражнять волю. Качество, редко встречающееся в наши дни. И потом, он – человек, который способен заставить весь мир подчиниться этой воле.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только одно: людям нужен кто-то, на кого они могли бы взирать снизу вверх. Обожать. Поклоняться. Это может быть Бог, Христос, а еще лучше тот, кого ты видишь собственными глазами, а не на картинке. Родриго, Чезаре, да собственно, любой актер или певец, если только он умеет себя хорошо подать и верит в свои силы. Остальное приложится. – Макиавелли отпил немного вина из бокала. – Это часть человеческой природы. Нас с тобой или того же Леонардо не прельщает такая власть. Но есть люди, которые жаждут, чтобы за ними шли, и это опасные люди. – Никколо допил вино. – К счастью, есть такие, как я, которые способны помыкать этими кумирами толп.
– И такие, как я, которые убивают этих кумиров.
Друзья надолго умолкли. Первым нарушил молчание Аудиторе:
– Кто теперь, после смерти Марио, возглавит ассасинов?
– Серьезный вопрос! Особенно при нынешнем состоянии братства. На примете есть несколько кандидатур. Важно не затягивать с выбором. А сейчас вставай и пошли. Нас ждут дела.
– Может, возьмем лошадей? – предложил Эцио. – Рим хоть и утратил былое величие, но он все-таки остается большим городом.
– Это легче сказать, чем сделать. Победы Чезаре в Романье множатся. Власть Борджиа возрастает. Естественно, что и в Риме он чувствует себя хозяином. Лучшие части города принадлежат этому семейству. Мы как раз находимся в одном из его rione. И лошадей из здешних конюшен мы не получим.
– Стало быть, воля Борджиа является здесь единственным законом?
– Эцио, на что ты намекаешь? Хочешь сказать, что я одобряю такой порядок вещей?
– Не разыгрывай передо мной дурачка, Никколо!
– Я ни перед кем не разыгрываю дурачка. У тебя есть план?
– Будем импровизировать.
Они направились к конюшням, где можно было нанять лошадей. По дороге Эцио заметил множество неработающих лавок с закрытыми ставнями. Что бы это значило? Чем ближе к конюшням, тем угрюмее становились солдаты с красно-желтых мундирах. Макиавелли, всегда такой хладнокровный, сейчас выглядел встревоженным.
Через несколько минут дорогу им преградил рослый сержант. За его спиной стояла дюжина солдат, больше похожих на головорезов в мундирах.
– Эй, приятель, что привело тебя к нам? – хмуро спросил сержант у Аудиторе.
– Ну же, импровизируй, сейчас самое время, – шепнул Макиавелли.
– Да вот, хотели нанять лошадей, – спокойно ответил сержанту Эцио.
Здоровяк залился смехом, больше похожим на лай.
– Хотеть будешь в другом месте. Так что топай, откуда пришел.
– А что, это запрещено?
– Ага.
– И почему?
Сержант вытащил меч. Солдаты сделали то же самое. Поднеся меч к шее Эцио, сержант слегка надавил острием на кожу. Показалась кровь.
– Помнишь, что случилось с любопытной кошкой? Вали отсюда!
Эцио едва шевельнул рукой. Выскользнувшее лезвие скрытого клинка полоснуло по сухожилиям руки сержанта. Пальцы его разжались. Меч с грохотом упал на землю. Взревев, сержант попятился, зажимая рану. Макиавелли бросился на троих ближайших солдат, широко размахивая мечом. Солдаты отступили, остолбенев от такой дерзости двух незнакомцев.
Эцио быстро убрал скрытый клинок и тоже схватился за меч и кинжал. Он сделал это как нельзя вовремя: двое солдат, отогнанных Макиавелли, вернулись, готовые отомстить за сержанта. Но никто из людей Борджиа не владел навыками сражения, доступными ассасинам. Чувствовалось, эти ребята больше привыкли полагаться на свой устрашающий вид и численное преимущество.
Застигнутая врасплох, вся дюжина, включая и сержанта, вскоре превратилась в груду мертвых тел. Но на шум и крики откуда-то появились другие солдаты. Их было около тридцати, и они тоже больше размахивали мечами, не видя, куда бьют. Аудиторе и Макиавелли берегли силы и были скупы в своих движениях. Три секунды – и очередной солдат Борджиа валился на землю. Каждый удар ассасинов достигал цели. Эцио и Никколо стояли спина к спине. На лицах не было ничего, кроме мрачной решимости. Кому-то из нападавших удалось сбежать. Остальные были мертвы или серьезно ранены.
– Надо спешить. – Макиавелли тяжело дышал. – Если несколько десятков головорезов Борджиа отправились на встречу со своим Создателем, это еще не значит, что мы попадем в конюшню. Простой народ по-прежнему запуган. Многие боятся даже лавки свои открывать.
– Ты прав, – согласился Аудиторе. – Нужно подать им знак. Подожди, я сейчас.
Поблизости весьма кстати оказалась жаровня. Эцио достал оттуда головню и забрался по стене на крышу конюшни, где развевался флаг Борджиа с красным быком на желтом фоне. Ассасин поджег флаг, и, как только пламя охватило всю ткань, осторожно приоткрылись двери одной-двух лавок, а за ними – ворота конюшни.
– Вот так-то лучше! – крикнул Аудиторе, обращаясь к кучке горожан. Те с сомнением и опаской глядели на него. – Не бойтесь Борджиа. Не становитесь их пленниками. Их дни сочтены. Близится время, когда им придется платить за содеянное.
Подходили новые слушатели, выкрикивая возгласы одобрения.
– Они вернутся, – напомнил Макиавелли.
– Конечно вернутся. Но мы показали этим людям, что Борджиа – не всесильные тираны, какими они себя выставляют.
Эцио спрыгнул во двор конюшни. Никколо был уже там. Они быстро выбрали крепких, выносливых лошадей и оседлали их.
– Мы вернемся, – пообещал старшему конюху Аудиторе. – Вам тут не мешает… немного прибраться. – Он кивнул в сторону улицы, усеянной трупами солдат. – Это ведь ваше место, и вы тут полновластные хозяева.
– Мы приберемся, добрый господин, – ответил конюх, однако вид у него по-прежнему был испуганный.
– Не бойтесь. Борджиа вас не тронут. Вы видели, что и с ними можно справиться.
– Откуда вы знаете, добрый господин, что они нас не тронут?
– Они в вас нуждаются. Им без вас не обойтись. Покажите им, что вы не безгласные скоты, которыми можно помыкать как угодно, и тогда Борджиа придется уговаривать вас помочь им.
– Ах, добрый господин. Они перевешают нас, а то и чего похуже придумают.
– Неужто вы хотите всю жизнь проходить под их ярмом? Проявите стойкость. Борджиа будут вынуждены прислушаться к разумным требованиям. Тираны сильны, пока толпа безропотно им повинуется. Не станет повинующихся, и они потеряют всю силу.
Макиавелли, успевший сесть на лошадь, вынул небольшую записную книжку в черном переплете и что-то туда записал, рассеянно улыбаясь. Аудиторе тоже вскочил в седло.
– Кажется, кто-то меня поторапливал, – сказал он.
– Да, нам пора. Просто я решил записать твои слова.
– Я должен быть польщен такой честью?
– О да! А теперь едем.
Они тронулись со двора.
– Ты здорово умеешь наносить раны, – продолжал Никколо. – Но способен ли ты врачевать их?
– Я намерен излечить болезнь, коренящуюся в сердце нашего общества. Я не собираюсь лишь наблюдать ее симптомы.
– Смелые слова. Но тебе незачем со мною спорить. Не забывай: мы на одной стороне. Просто я высказываю иную точку зрения.
– Это что, проверка? – недоверчиво спросил Эцио. – Если да, давай поговорим напрямую. Я уверен, что смерть Родриго Борджиа не решила бы наших проблем.
– Уверен?
– Да. Оглянись вокруг. Рим – центр власти Борджиа и правления тамплиеров. Людям, что слушали меня возле конюшни, я сказал чистую правду. Убийство Родриго не изменило бы общего положения вещей. Когда имеешь дело с одним человеком, ему достаточно отсечь голову – и он мертв. Но мы имеем дело с гидрой.
– Я понимаю, к чему ты клонишь. Геркулесу пришлось сражаться с семиглавым чудовищем. Отрубленные головы вырастали заново, пока он не нашел способа это прекратить.
– Вот именно.
– То есть ты предлагаешь… обратиться к народу?
– Ну да. А как еще?
– Прости меня, Эцио, но люди ненадежны. Уповать на них – все равно что строить замок на песке.
– Здесь, Никколо, я с тобой не согласен. В основе Кредо ассасина лежит наша вера в человечество.
– И ты хочешь испытать эту веру?
Аудиторе не успел ответить. Мимо них, размахивая ножом, пробежал молодой воришка. В одно мгновение парень срезал кожаные ремешки кошелька, привязанного к поясу Эцио.
– Что за… – растерянно крикнул он.
– Должно быть, он из твоего внутреннего круга, – засмеялся Никколо. – Гляди, как удирает! Такое чувство, словно прошел выучку у тебя. Догони его и заставь вернуть кошелек. Эти деньги для нас не лишние. Встретимся на Капитолийском холме, у Кампидольо.
Эцио быстро развернул лошадь и помчался вдогонку за вором. Парень нарочно выбирал совсем узкие проулки, где проехать верхом было невозможно. Аудиторе пустился в объезд. Бежать за воришкой на собственных ногах он не решался, зная, что тот моложе, а значит, наверняка бегает быстрее. Казалось, парень и впрямь успел поучиться у ассасинов. Только как такое могло быть?
Наконец Эцио все-таки загнал вора в тупик и прижал к стене.
– Отдавай кошелек, – ровным голосом приказал ассасин, обнажая меч.
Воришка и сейчас еще надеялся улизнуть, однако, убедившись в безнадежности своего положения, понурил плечи и молча поднял руку с зажатым кошельком. Эцио схватил кошелек и надежно спрятал внутри камзола. Пока он это делал, лошадь чуть сдвинулась – воришка молниеносно вскарабкался по стене и исчез по другую сторону.
– Эй! Вернись! Я еще не закончил с тобой! – крикнул Аудиторе ему вдогонку.
Ответом ему был лишь быстро стихший топот ног. Вокруг успела собраться небольшая толпа зевак. Не обращая на них внимания, Эцио развернул свою лошадь и отправился к Капитолийскому холму.
Когда он приехал в назначенное место, уже смеркалось.
– Ну как, отобрал денежки у нашего приятеля? – спросил Макиавелли.
– Отобрал.
– Маленькая, но победа.
– Победы имеют свойство накапливаться, – сказал Аудиторе. – Со временем и при надлежащих усилиях их станет больше.
– Будем надеяться, что мы умножим наши победы раньше, чем взор Чезаре падет на нас и мы опять будем разбиты. В Монтериджони ему это почти удалось. А теперь продолжим с того места, где мы остановились. – Никколо пришпорил своего коня.
– Куда мы едем?
– В Колизей. Там у меня назначена встреча со связным. Его зовут Виницио.
– И?
– Я жду, что у него есть для меня новости. Поехали.
Пока они ехали к Колизею, Макиавелли обращал внимание своего друга на новые здания, построенные Александром VI за годы своего папства. Говорил он сухо, не скрывая пренебрежения.
– Взгляни на эти фасады! Их замаскировали так, чтобы они имели вид правительственных строений. Родриго хорошо умел пустить пыль в глаза. Это делалось в расчете на то, чтобы одурачить твоих друзей, то есть «народ».
– Когда ты успел стать таким циничным?
– Я совсем не циничен, – с улыбкой возразил Никколо. – Я просто показываю тебе нынешнее состояние Рима. Но ты прав, Эцио. Иногда в моих словах слишком много горечи. Кто-то подумает, что я умею лишь замечать недостатки. Возможно, не все потеряно. Хорошо уже одно то, что в Риме у нас есть союзники. Ты с ними встретишься. И коллегия кардиналов, как я уже говорил, тоже не целиком под пятой Родриго, как бы ему этого ни хотелось. Правда, положение очень серьезное и неопределенное…
– Серьезное и неопределенное для чего?
– Для нашего окончательного успеха.
– Нам остается лишь делать все новые и новые попытки. Если отступимся, обязательно проиграем.
– Кто вообще говорит об отступлении?
Дальше они ехали молча. Впереди появилась угрюмая громада развалин Колизея. Эцио с ужасом думал о боях гладиаторов, происходивших здесь тысячу лет назад. Ему показалось, дух тех древних зверств никуда не исчез и продолжает витать над развалинами. Но в следующее мгновение ему стало не до мыслей о прошлом. Возле Колизея он увидел в свете факелов, как небольшой отряд солдат Борджиа окружил человека в мундире папского курьера. Солдаты стояли, обнажив мечи.
– Merda! – прошептал Макиавелли. – Это Виницио. Они добрались до него первыми.
Ассасины пустили лошадей шагом, стараясь незаметно подобраться к солдатам. Вскоре до их ушей стали долетать обрывки разговора.
– Что это у тебя здесь? – допытывался один из караульных.
– Ничего.
– Попытка украсть официальную переписку Ватикана – это, по-твоему, «ничего»?
– Perdomatemi, signore. Должно быть, вы ошиблись.
– Нет, не ошиблись, гнусный воришка, – сказал другой караульный, тыча в Виницио алебардой.
– На кого работаешь, ladro?
– Ни на кого.
– Тем лучше. Тогда тебя никто не хватится.
– Довольно, – шепотом произнес Макиавелли. – Надо спасти его и письмо, которое он несет с собой.
– Письмо?
– Быстрее.
Никколо пришпорил лошадь. От неожиданности та рванулась вперед. Макиавелли туго натянул поводья. Лошадь взвилась на дыбы. Ее копыта ударили ближайшего солдата в висок, вдавив шлем ему в череп. Солдат упал как подкошенный. Никколо свесился вправо и со всей силой ударил в плечо другого солдата, который только что угрожал Виницио, – тот выронил алебарду и рухнул вниз, корчась от обжигающей боли в плече. Эцио, пустив свою лошадь вперед, расправился еще с двумя. Одного он насмерть ударил эфесом меча по голове, второму воткнул лезвие между глаз. Оставался пятый – последний солдат. Застигнутый врасплох, он растерялся и не заметил, как Виницио, схватившись за древко алебарды, потянул его к себе и пронзил горло небольшим кинжалом. Караульный упал. Было слышно, как в легких у него булькает кровь. И снова внезапность нападения принесла ассасинам успех. Судя по всему, в пределах Рима солдаты Борджиа никогда не получали серьезного отпора и привыкли, что одно их появление вызывает страх.
Виницио что-то закричал, указывая в сторону улицы, ведущей к центральной площади. Еще можно было рассмотреть лошадь, уносящуюся в сторону от площади. Курьер стоял в стременах, погоняя свою лошадь и торопясь поскорее убраться как можно дальше от места стычки.
– Давай письмо, и живее! – потребовал Макиавелли.
– У меня его нет! – крикнул Виницио, снова указывая на удалявшегося курьера. – Они забрали его.
– Эцио, догони его! – резко бросил Никколо. – Любой ценой забери у него письмо. К полуночи привезешь его мне в Terme di Diocleziano. Я буду ждать.
Эцио бросился в погоню.
Догнать курьера было проще, чем дневного воришку Лошадь ассасина оказалась быстроходнее, а курьер, за которым он гнался, почти не умел сражаться. Эцио легко выбил его из седла. Он не хотел убивать несчастного паренька, но иначе тот бы обязательно поднял тревогу.
– Requiescat in расе, – по обыкновению, произнес Эцио, перерезав курьеру горло.
Письмо он убрал к себе в сумку, даже не посмотрев на конверт. Поводья курьерской лошади Эцио привязал к своему седлу, чтобы забрать ее с собой. Затем он вскочил на свою лошадь и поскакал к развалинам терм Диоклетиана.
Стояла почти непроглядная тьма. Лишь кое-где на стенах горели факелы. Чтобы добраться до места встречи, Эцио требовалось проехать довольно приличное расстояние по местам, где давно никто не жил. Где-то на середине пути его кобыла вдруг заржала от страха и встала на дыбы. Лошадь курьера последовала ее примеру. Эцио едва удалось успокоить обоих животных. Потом до его ушей донесся звук, от которого кровь застывала в жилах. Больше всего звук напоминал волчий вой. А может быть, это было нечто более страшное, чем волки. Скорее подражающие человеческие голоса. Ассасин развернул свою лошадь, и поводья, державшие курьерскую, развязались. Почувствовав свободу, та умчалась в темноту. Оставалось надеяться, что она доберется до своей конюшни в целости и сохранности.
Аудиторе быстро добрался до развалин древних бань. Макиавелли пока не было – без сомнения, его наверняка держало в городе какое-то срочное загадочное дело, – и тут…
Из-за холмиков и зарослей травы, покрывавшей развалины, появилось несколько странных фигур. Они быстро окружили Эцио. Жуткие люди, в облике которых не было ничего человеческого. Они стояли прямо, не на четвереньках, но у них были длинные уши, когти и хвосты, а лица больше напоминали звериные морды. Тела покрывала жесткая серая шерсть. Их глаза светились красным. У ассасина перехватило дыхание: что за дьявольские отродья? Оглянувшись, он насчитал не менее дюжины людей-волков. Эцио снова выхватил меч. Ну и денек сегодня выдался!
С волчьим рычанием и воем эти существа устремились к нему. Как только они приблизились, Эцио разглядел в них таких же людей, как и он сам, только находившихся в каком-то странном трансе. На руках у них были надеты плотные перчатки с крепко вшитыми туда стальными когтями. Этим единственным оружием они попытались полоснуть по ногам ассасина и его лошади, чтобы опрокинуть обоих.
Обнаженный меч охладил их пыл – под волчьими шкурами не было кольчуг. Одному человеку-волку Эцио отсек руку по локоть, и тот с воем скрылся в темноте. Злобность этих безумцев не могла соперничать с выучкой ассасина, а перчатки с когтями значительно уступали его мечу. Одному Эцио рассек череп, другому пронзил левый глаз. Оба рухнули на землю и вскоре замерли навсегда. У оставшихся пропало желание продолжать атаку. Они растаяли в темноте или попрятались в пещерах, образованных развалинами и окружающими кустами. Из двоих, не успевших скрыться, один получил от Эцио рану в бедро. Второй упал под копыта лошади и, судя по хрусту костей, сломал себе позвоночник. Потом из темноты вылез еще один. Он стал шестым, познавшим силу меча ассасина, – Эцио вспорол ему живот, выпустив кишки, на которых человек-волк поскользнулся и упал замертво.
Стало тихо.
Аудиторе успокоил лошадь и привстал в стременах, напрягая зрение и слух. Ему показалось, что он слышит чье-то натужное дыхание неподалеку Эцио пустил лошадь шагом и поехал на звук.
Звук исходил как будто бы из недр пещеры. Когда-то давно здесь был арочный проход, который теперь лежал на боку, густо обвитый ползучими растениями и кустами. Эцио спешился, крепко привязал лошадь к пню, замазал лезвие меча землей, чтобы не блестело, и осторожно двинулся вперед. Вскоре ему почудилось, что в глубине пещеры мелькнул огонек.
Пока он крался, у него над головой вспархивали и уносились в темноту летучие мыши. Вокруг ощутимо воняло их пометом. Какие-то насекомые и существа покрупнее (скорее всего, крысы) торопились убраться из-под его ног. Эцио мысленно проклинал их за поднятый шум. Пещера вполне могла оказаться ловушкой, однако он шел все дальше, не встречая препятствий.
Потом вдалеке снова мелькнул огонек и раздался звук, напоминающий тихое поскуливание. Пещера оказалась не такой протяженной и не такой прямой. Она сузилась, образовав коридорчик с изгибом. Пройдя изгиб, Эцио попал во вторую половину пещеры. Там горел небольшой очаг, перед которым, сгорбившись, сидел какой-то человек.
Здесь дышалось полегче. В крыше явно была дыра. Ее не могло не быть, иначе огонь не смог бы гореть. Эцио обвел взглядом эту половину пещеры.
Взвизгивая и скуля, человек протянул костлявую левую руку, давно не знавшую воды и мыла. Он взялся за железный прут, лежавший в очаге. Другой конец раскалился докрасна. Дрожа всем телом, человек вытащил прут и, стиснув зубы, приложил раскаленный конец к культе правой руки. Он пытался прижечь рану и кусал губы, чтобы не закричать.
Это была одна из жертв неудачной атаки на Эцио.
Решив, что калеке сейчас не до него, ассасин прыгнул вперед. Однако человек-волк едва не ускользнул от него. Эцио лишь в последний момент успел схватить раненого за здоровую руку. Это оказалось непросто: та была намазана каким-то отвратительным жиром, а запах, который усилился от движения странного существа, просто сбивал с ног. Но пальцы ассасина держали крепко. Эцио задержал дыхание и ногой отпихнул прут.
– Кто ты такой? – спросил он.
– Уррр, – послышалось в ответ.
Эцио ударил свободным кулаком человека-волка по голове. Кольчужная перчатка сделала свое дело. Из разбитого лба, рядом с левым глазом, хлынула кровь. Человек-волк застонал уже громче.
– Кто ты? Отвечай!
– Эррр.
В разинутой пасти серели кривые редкие зубы. Воняло оттуда так, что темнело в глазах.
– Говори! – Эцио вонзил острие меча в культю и качнул вверх-вниз. У него не было времени миндальничать с этим подобием человека. Больше всего ассасин опасался, что тот нападет на его лошадь.
– Аррр!
Раздалось еще несколько нечленораздельных звуков. И вдруг калека заговорил на вполне понятном итальянском языке:
– Я принадлежу к Secta Luporum.
– «Секта волков»? Это еще что за чертовщина?
– Скоро узнаешь. За то, что ты сделал…
– Заткнись!
Сжав запястье человека-волка еще сильнее, Эцио разворошил огонь и огляделся. Эта часть пещеры имела достаточно высокий куполообразный потолок, скорее всего, не природного происхождения. Чуть поодаль Аудиторе увидел пару стульев и грубо сколоченный стол, на котором лежали какие-то бумаги, придавленные камнем.
– Скоро мои братья вернутся, и тогда…
Эцио взял его за шиворот и поволок к столу:
– Это что? – Он ткнул острием меча в бумаги.
Человек-волк плюнул ему под ноги. Тогда Эцио снова поднес меч к окровавленной культе.
– Нет! – взвыл калека. – Только не руку!
– Тогда говори!
Эцио еще раз взглянул на бумаги. Чтобы их забрать, ему придется на мгновение отложить меч. Иначе никак. Часть записей была на итальянском, другая часть – на латыни. Попадались листы, испещренные непонятными символами. Скорее всего, тайнопись, которую с ходу не расшифруешь.
Послышался шорох со стороны входа в пещеру. Глаза калеки вспыхнули.
– Это наши тайны, – сказал он.
Появилось двое людей-волков. Рыча, они царапали воздух искусственными когтями. Пленник вырвался из рук ассасина и бросился было к ним, но Эцио успел отсечь ему голову, которая покатилась под ноги незваным гостям. Потом он торопливо схватил со стола бумаги, запихнул себе под камзол и бросился в сторону, опрокинув стол на людей-волков.
Огонь потух. Времени поворошить угли или бросить в очаг что-то горючее у Эцио не было. Он напрягал глаза, высматривая своих противников. Вскоре он заметил две серые тени. Эцио отступил на несколько шагов и стал ждать.
Возможно, люди-волки обладали существенной телесной силой (такое часто бывает присуще безумцам), но их навыки не распространялись дальше умения до смерти напугать какого-нибудь простолюдина. Неподвижно замирать и неслышно двигаться они не умели. Используя не столько глаза, сколько уши, Эцио сумел обойти и оказаться у них за спиной.
Дорога была каждая минута. Ассасин убрал меч в ножны и выдвинул лезвие скрытого клинка. Подобравшись к одному из противников, он неслышно, как настоящий волк, схватил того за шею и полоснул по горлу. Человек-волк умер мгновенно, не издав ни звука. Эцио осторожно опустил тело на пол. Он подумывал, не захватить ли второго в плен, но потом решил этого не делать. На расспросы времени не было. Возможно, людей-волков больше, чем ему казалось, а его силы были на исходе. Эцио чувствовал, что второй его противник поддался панике. Забыв про волчье рычание, тот тревожно позвал:
– Сандро?
Ассасин легко определил его местоположение и уже собирался перерезать горло и ему, когда тот вдруг резко повернулся, намереваясь полоснуть Эцио своими когтями. Убрав скрытый клинок, взялся за кинжал, имевший зазубренное лезвие, и вспорол противнику грудь – странное создание упало лицом в огонь. Запахло паленой шерстью и горелым мясом. Боясь задохнуться, Эцио выскочил наружу, торопливо глотая прохладный ночной воздух.
К счастью, люди-волки не тронули его лошадь, и все же она была сильно напугана и дрожала. Эцио не стал мучить настрадавшееся животное и просто повел ее к термам Диоклетиана. Макиавелли лучше ждать в условленном месте, вооруженным до зубов. Эх, если бы у него сейчас был маленький пистолет, сделанный по старинным чертежам… А еще лучше – один из тех, которые Леонардо изготовил для своего нового хозяина. Оставалось утешаться тем, что он по-прежнему способен побеждать за счет своих навыков и мозгов. Эти сокровища никому у него не отнять до тех пор, пока они не поймают его и не замучают до смерти.
Путь до условленного места был совсем коротким, однако Эцио не терял бдительности. Несколько раз он останавливался и вглядывался в тени. Раньше с ним такого не было. Даже придя на место, Эцио не испытал облегчения. Вдруг его там ждет новая засада? Что, если люди-волки застигли Макиавелли врасплох? Известно ли Никколо о Secta Luporum?
Кому на самом деле служит Макиавелли?
Эцио брел через развалины былого величия, когда Италия правила миром, наслаждаясь безопасностью. Ничто не указывало на присутствие Никколо, однако еще через мгновение тот вышел из-за оливкового дерева и сдержанно приветствовал своего друга.
– Ты почему опоздал? – спросил Макиавелли.
– Я приехал сюда раньше тебя. Но потом меня… отвлекли.
– Что ты хочешь сказать?
– Какие-то шутники в диковинных костюмах… Может, слышал о таких?
Взгляд Макиавелли посуровел.
– В костюмах… волков?
– Значит, ты о них слышал.
– Да.
– Тогда почему назначил встречу в таком месте?
– Ты намекаешь на то, что я…
– А что еще мне остается думать?
– Дорогой Эцио. – Макиавелли шагнул к нему. – Заверяю тебя святостью нашего Кредо: я и понятия не имел, что они будут здесь… Но ты прав. Я выбрал это место по причине его безлюдности. Однако по тем же причинам оно могло привлечь сюда и людей-волков.
– Если только их кто-то не навел.
– Ты ставишь под сомнение мою честь…
Эцио нетерпеливо махнул рукой:
– Ладно, забудь. Нам и так забот хватает, чтобы еще ссориться между собой.
Эцио понимал: ему сейчас придется поверить Макиавелли. И пока что поводов сомневаться в его честности у него нет. Однако в будущем раскрывать всех своих карт перед Никколо он не станет.
– Кто они такие? Что собой представляют?
– Секта волков. Иногда они называют себя «последователями Ромула».
– Не разумнее ли нам сейчас убраться отсюда? Я побывал в их логове, забрал оттуда кое-какие бумаги. Вдруг они попытаются отбить свои сокровища?
– Вначале скажи, сумел ли ты забрать у курьера письмо. И что было потом. Вид у тебя такой, словно ты несколько дней не вылезал с поля боя, – усмехнулся Макиавелли.
Эцио коротко пересказал свои приключения.
– Сомневаюсь, что они сегодня вернутся, – заключил Макиавелли. – Мы с тобой хорошо вооружены и обладаем навыками, которые этому отребью и не снились. Похоже, ты сегодня прилично сократил их стаю. Но это происшествие насторожит Чезаре. Точных доказательств у меня нет, но мы считаем, что люди-волки находятся на службе у Борджиа. Шайка лжеязычников, несколько месяцев подряд наводящая ужас на город.
– С какой целью?
– Политика, – развел руками Макиавелли. – Запугать людей, склонить их к безоговорочной поддержке папской власти в обмен на видимость защиты.
– Ловкая затея. И все-таки не лучше ли нам поскорее покинуть развалины?
На Эцио вдруг навалилась жуткая усталость. Да и на душе было погано.
– Говорю тебе: сегодня они не вернутся. Я ничуть не умаляю твои бойцовские качества, Эцио. Вижу как ты устал. Но люди-волки – не бойцы и даже не убийцы. Всего-навсего пособники Борджиа. Их основное занятие – пугать простой народ. Бедные, заблудшие души, которых Борджиа обманом заставил себе служить. Они верят, что новые хозяева помогут им восстановить Рим в его прежнем величии. Ты ведь помнишь легенду о сотворении Рима? О Ромуле и Реме, вскормленных волчицей.
– Помню.
– Люди-волки – отнюдь не легенда, а жалкая реальность. Но в руках Борджиа они могут оказаться довольно опасным орудием… Теперь давай письмо. Заодно и бумаги, похищенные из логова. Кстати, ловко сработано.
– Если эти бумаги имеют хоть какую-то ценность.
– Там видно будет. Давай письмо.
– Держи.
Макиавелли сломал печать на пергаменте.
– Cazzo! – выругался он. – Зашифровано!
– Что это значит?
– Я думал, оно написано открытым текстом. Виницио – один из моих разведчиков в стане Борджиа. Правильнее сказать, был таковым. Он заверял меня в своем успехе. Глупец! Борджиа передают информацию только в зашифрованном виде. А без ключей нам от этих посланий никакого толку.
– Вдруг бумаги, которые я захватил, нам чем-то помогут?
Макиавелли улыбнулся:
– Эцио, я иногда благодарю Бога, что мы с тобой – на одной стороне. Давай посмотрим.
Никколо торопливо пролистал захваченные бумаги. Его нахмуренное лицо посветлело.
– Пригодились?
– Возможно… – Макиавелли продолжил чтение, по обыкновению морща лоб. – Да! Ей-богу! Думаю, у нас есть ключ!
Он похлопал Эцио по плечу и засмеялся. Аудиторе тоже расплылся в улыбке:
– Видишь? Иногда победить в войне можно не только с помощью логики. Удачу тоже не стоит сбрасывать со счетов… Andiamo! Ты говорил, что в Риме у нас есть союзники. Я хочу с ними познакомиться.
– Следуй за мной.
15
– А с лошадью что делать? – спросил Эцио.
– Отвязать и отпустить. Она сама найдет дорогу к конюшне.
– Я не могу ее бросить.
– Придется. Мы возвращаемся в город. Если наши враги увидят лошадь, они подумают, что ты вернулся. А если они найдут лошадь здесь, они решат, – дай Бог! – что ты все еще бродишь где-то поблизости, и начнут искать в этих местах.
Эцио неохотно расстался с лошадью, к которой успел привыкнуть. Макиавелли повел его к замаскированным ступенькам, ведущим куда-то вниз. У их основания горел факел, который Никколо взял в руки.
– Где это мы? – спросил Эцио.
– Отсюда можно попасть в разветвленную сеть римских катакомб. Когда-то твой отец узнал об их существовании, и с тех пор они остаются тайным средством сообщения ассасинов. Здесь мы можем не опасаться солдат Борджиа. Они наверняка станут нас искать, потому что уцелевшие люди-волки, скорее всего, подняли тревогу. Проходы в катакомбах широкие. В древности они использовались для перевозки грузов и перемещения войск. Построены на совесть, как и все в те времена. Многие выходы обрушились, так что выйти можно не везде, где хотелось бы. Не отставай. Если заблудишься, можешь никогда отсюда не выбраться.
Часа два они шли по лабиринту, казавшемуся бесконечным. От главного туннеля куда-то в темноту уходили ответвления. Попадались каменные арки, украшенные изображениями древних богов. Иные выходы на поверхность были погребены под густым слоем обломков. Были и чистые ступеньки. Возле них Макиавелли двигался с особой осторожностью. Раз или два Аудиторе показалось, что наверху мелькнул слабый свет. Никколо шел ровным, довольно быстрым шагом и наконец остановился возле очередной лестницы.
– Ну вот и пришли, – сообщил он. – Я пойду первым. Уже почти рассвело. Нужно соблюдать осторожность.
С этими словами он исчез во тьме.
Ожидание показалось Эцио вечностью. Он уж было подумал, что Никколо сыграл с ним какую-то злую шутку, как вдруг услышал знакомый шепот:
– Все чисто.
Невзирая на усталость, Аудиторе взбежал по ступенькам, радуясь свежему воздуху. Он решил, с него до конца жизни хватит странствий по пещерам и катакомбам.
Лестница вывела его в помещение, похожее на складское.
– Где это мы?
– На острове Тиберина. Раньше в этом здании был склад. Но сюда давно уже не заходит никто, кроме нас.
– Нас?
– Членов братства. Если угодно, это наш опорный пункт в Риме.
Из-за стола, где бумаги соседствовали с остатками еды, поднялся крепкий, весьма уверенный молодой человек. Тон незнакомца был открытым и дружелюбным.
– Никколо! Ben trovato!
Он повернулся к Эцио:
– А вы, должно быть, знаменитый Эцио! Добро пожаловать! – Он тепло пожал руку ассасина. – Фабио Орсини, к вашим услугам. Я много слышал о вас от моего двоюродного брата и вашего давнего друга Бартоломео д’Альвиано.
Услышав знакомое имя, Эцио улыбнулся:
– Отличный воин.
– Между прочим, это милое местечко обнаружил не кто иной, как Фабио, – пояснил Макиавелли.
– Здесь довольно удобно, – сказал Орсини. – Снаружи все густо заросло плющом и кустарниками. Посмотришь – и ничего не увидишь.
– Хорошо, что вы на нашей стороне.
– Моей семье недавно досталось от Борджиа. Теперь моя задача – сбросить этих гадов и вернуть то, что нам принадлежит. – Фабио огляделся по сторонам. – Понимаю, что все здесь выглядит довольно обшарпанным. Наверное, после Тосканы это особенно заметно.
– Прекрасное место.
– Что ж, я рад, – улыбнулся Фабио. – А теперь, когда вы здесь, я могу покинуть свой пост. Срочные дела.
– Что ты планируешь делать? – спросил Макиавелли.
Фабио перестал улыбаться:
– Начну готовить почву в Романье. Сегодня Чезаре командует моими людьми. Но скоро, я надеюсь, мы будем свободны.
– Buona fortuna.
– Grazie.
– Arrivederci.
– Arrivederci.
Махнув им на прощание, Фабио ушел.
Макиавелли расчистил стол, после чего разложил на нем шифрованное письмо и ключ к нему, позаимствованный у людей-волков.
– Ты, должно быть, устал и проголодался. Здесь есть чем подкрепиться. Вино тоже есть и еще – вкусная чистая римская вода. Отдохни, пока я вожусь с письмом. Впереди у нас много дел.
– Фабио – один из союзников, о которых ты говорил?
– Да. Есть и другие. И среди них – одна выдающаяся личность.
Слово «личность» могло относиться как к мужчине, так и к женщине. В мозгу Эцио сразу всплыло имя Катерины Сфорца. Его мысли постоянно возвращались к ней. Она по-прежнему находилась в плену. Ассасин считал своим долгом освободить свою возлюбленную. Но быть может, она просто играла с ним?.. Сомнения терзали его всякий раз, когда он думал об этой женщине. Но ведь она была свободным человеком, а не его собственностью. Эцио не привлекала перспектива оказаться в дураках. И быть пешкой в чужой игре он тоже не хотел.
– И кто же эта личность? – осторожно спросил он.
Макиавелли медлил с ответом, как будто он уже сболтнул лишнего и теперь сомневался, стоит ли раскрывать все свои карты. Но затем он все же заговорил:
– Это кардинал Джулиано делла Ровере. В свое время он наравне с Родриго был претендентом на папский престол. Но он и по сей день остается большим человеком, у которого достаточно влиятельных друзей. К тому же у него сильные связи с французами, о чем кардинал пока предпочитает молчать. Он знает: Людовик числит Борджиа своим союзником до тех пор, пока королю это выгодно. И что еще важнее, кардинал делла Ровере давно ненавидит семейство Борджиа. Знаешь, сколько испанцев они протащили во власть? Над Италией нависла угроза оказаться под пятой этих ставленников.
– В таком случае кардинал делла Ровере – наш человек. Когда я смогу с ним встретиться?
– Время еще не настало. Поешь, пока я занимаюсь письмом.
Эцио обрадовался отдыху. Есть он почему-то не хотел и от вина тоже отказался. Зато вода пришлась очень кстати. Аудиторе выпил несколько кружек и немного погрыз куриную ножку.
– Ну как, ключ подошел? – спросил он.
– Тихо!
Солнце успело подняться вровень с римскими колокольнями, когда Макиавелли отложил перо и поднял голову.
– Готово!
Эцио с интересом ждал подробностей.
– Это послание людям-волкам, – сказал Макиавелли. – Здесь подтверждается, что Борджиа передает им установленное вознаграждение и новый приказ – устрашать народ в тех частях города, где власть Борджиа еще не стала полной. Вылазки должны совпадать по времени со «случайным» появлением священника из числа марионеток Борджиа. Тот силой Церкви «изгонит» нападающих.
– Что будем делать?
– Если ты не против, нам пора готовить массированное нападение на Борджиа. Продолжать то, что ты так удачно начал вчера, когда сжег их флаг над конюшней.
Эцио задумался.
– По-твоему, мы готовы к столь серьезной атаке?
– Sì.
– Вначале я бы хотел узнать, где Борджиа держат Катерину Сфорца. Она сильный союзник.
На лице Макиавелли не дрогнул ни один мускул.
– Если она у них в плену, то, скорее всего, ее держат в Кастель Сант-Анджело. Борджиа превратили замок в настоящую крепость… – Никколо на какое-то время погрузился в свои мысли, а потом резко сказал: – Скверно, что Яблоко попало к ним. Эцио, ну как ты мог это допустить?
– Тебя не было с нами в Монтериджони. – Теперь уже резко говорил Эцио. – Мы вообще понимаем, что задумали наши враги? Есть ли у нас подпольная сеть осведомителей, на которую мы могли бы опереться?
– Сомневаюсь, – признался Макиавелли. – Большинство наемников вроде Фабио увязли в борьбе с силами Борджиа, а тех прикрывают французы.
Эцио сразу вспомнил генерала Октавиана.
– Чем мы располагаем? – спросил он.
– Ты говорил о сети. Отчасти она есть. Я говорю о девицах из одного римского борделя. Респектабельное заведение, где бывают кардиналы и другая важная публика. Но вся загвоздка в том, что содержательница борделя ленива. Ей больше нравятся празднества, чем сбор сведений.
– А как насчет городских воров? – спросил Эцио, вспомнив юркого воришку, едва не оставившего его без кошелька.
– Тоже могли бы стать сетью, но они отказываются иметь с нами дело.
– Почему?
– Понятия не имею, – пожал плечами Никколо.
– Тогда объясни мне, как выбраться отсюда. – Аудиторе встал.
– Ты куда собрался?
– Заводить друзей.
– Можно спросить, каких друзей?
– Думаю, до поры до времени тебе лучше не вмешиваться.
16
Поиски гнезда римской гильдии воров затянулись дотемна. Весь день Эцио ходил по тавернам, осторожно задавая наводящие вопросы и получая в ответ настороженные взгляды и ложные сведения. Пока наконец кто-то из предводителей местной гильдии не решил открыть Аудиторе настоящее местоположение их штаб-квартиры. Мальчишка-оборванец повел Эцио в обшарпанный квартал, чьи переулки сливались в настоящий лабиринт. Где-то посередине провожатый молча указал на грязную дверь и мгновенно исчез.
Ассасин оказался перед убогим постоялым двором. На скривившейся вывеске был нарисован не то спящий, не до дохлый лис. Окна прятались за ветхими, полусгнившими ставнями, давно не знавшими починки.
И что уж совсем странно для постоялого двора, дверь была накрепко закрыта. Сколько Эцио ни стучался, ему не открывали.
Негромкий голос, раздавшийся сзади, застал ассасина врасплох – обычно он не позволял бесшумно подкрадываться к себе сзади. Впредь надо быть бдительнее.
К счастью, голос звучал вполне дружелюбно:
– Эцио!
Человека, вышедшего из-за дерева, ассасин узнал сразу же. Это был его давний союзник Джильберто по прозвищу Ла Вольпе, или Лис, – глава флорентийской воровской гильдии.
– Ла Вольпе! Что ты тут делаешь?
Они обнялись. Лис широко улыбнулся:
– Ты хочешь знать, почему я не во Флоренции? Ничего загадочного. Здешний предводитель умер, и новым выбрали меня. Я решил сменить обстановку. Мое место во Флоренции занял мой давний помощник Коррадин. И потом, – вор заговорщически понизил голос, – сейчас в Риме больше… возможностей. Назовем это так.
– Наверное, ты прав. Может, продолжим разговор внутри?
– Разумеется.
Ла Вольпе постучал условным стуком – и дверь моментально распахнулась. За ней оказался просторный внутренний двор со столами и скамьями. Такое часто бывало на постоялых дворах, но здесь все выглядело на редкость замызганным. Двор со всех сторон окружали постройки, составлявшие одно целое с заведением. Бесшумно открывались и закрывались двери построек – туда-сюда сновали мужчины и женщины.
– Не слишком шикарно, да?
Они уселись за ближайший стол. Ла Вольпе крикнул, чтобы принесли вина.
– По правде сказать… – начал было Эцио.
– Зато вполне отвечает нашим целям. Но что привело тебя сюда? – спросил вор и тут же махнул рукой. – Можешь не говорить. По-моему, я уже знаю ответ.
– Ты всегда знал все ответы.
– Ты хочешь, чтобы мои воры шпионили для тебя.
– Совершенно верно. – Эцио подался вперед. – Ты согласен мне помочь?
Ла Вольпе чокнулся с ним, отхлебнул из своей кружки и только потом решительно ответил:
– Нет.
– Почему? В чем дело? – спросил ошеломленный Эцио.
– Потому что все это лишь сыграет на руку Никколо Макиавелли. Нет уж, спасибо. Этот человек – предатель нашего братства.
Сказанное не слишком удивило Эцио.
– Серьезное обвинение, особенно в устах вора. Какие у тебя доказательства?
Ла Вольпе угрюмо посмотрел на старого друга:
– Он – посланник папского двора. Сюда он явился как личный гость Чезаре.
– Он это делал по нашему заданию.
– Сомневаюсь. Я знаю, что он уехал из Монтериджони незадолго до нападения на город. Считай, бросил вас.
– Это было чистым совпадением, – махнул рукой Эцио. – Послушай, Джильберто. Я знаю, что Макиавелли не всем по вкусу. Но он настоящий ассасин и никогда не был предателем.
– Меня твои слова не убедили, – упрямо заявил Ла Вольпе.
Эцио не успел ответить. К столику подскочил вчерашний воришка и что-то шепнул Лису на ухо, а затем мигом исчез. Ла Вольпе встал. Аудиторе, предчувствуя беду, тоже поднялся.
– Хочу извиниться за вчерашнее поведение Бенито, – сказал Ла Вольпе. – Он не знал, кто ты. И потом, он видел тебя в компании того, кого мы считаем предателем.
– Черт с этим Бенито. Что случилось?
– Парень принес важную новость. Вскоре Макиавелли должен с кем-то встретиться в Трастевере. Я собираюсь проверить с кем. Не хочешь прогуляться?
– Показывай дорогу.
– Отправимся по старой дороге – римским крышам. Здесь это посложнее будет, чем во Флоренции. Как ты считаешь, справишься?
– Веди – я за тобой.
Расстояние между домами в Риме, в отличие от Флоренции, было шире. Сами крыши находились в отвратительном состоянии. Здесь требовалось постоянно смотреть под ноги. Несколько раз Эцио спотыкался на кусках черепицы, и те летели вниз. К счастью, улицы в это время были почти безлюдными. Друзья двигались достаточно быстро. Караульные Борджиа заметили их, но догнать не сумели. Наконец они достигли места назначения – рыночной площади. Лотки уже опустели. Окрестные лавки тоже успели закрыться. Светились лишь окошки двух питейных заведений. Эцио и Ла Вольпе спрятались за трубами и стали ждать.
Вскоре на площади появился Макиавелли. Он огляделся по сторонам и остановился. Навстречу ему шел человек в плаще с гербом Борджиа. Поравнявшись с Никколо, человек, не замедляя шага, сунул тому в руки записку и пошел дальше. Макиавелли тоже поторопился уйти с площади.
– И как тебе это свидание? – спросил Лис у Эцио.
– Я прослежу за Макиавелли, а ты – за человеком в плаще.
В этот момент в питейном заведении, что находилось слева от них, вспыхнула ссора. Послышались сердитые голоса. Мелькнули лезвия ножей и кинжалов.
– A, merda! Мои, – шепнул Ла Вольпе. – Не утерпели. Сцепились с солдатами Борджиа.
Макиавелли быстро уходил по улице, ведущей к Тибру, и вскоре исчез из виду. Догонять его было поздно. Когда мысли и взгляд Эцио вновь вернулись к ссоре в питейном заведении, оттуда выбросили караульного Борджиа. Тот лежал, не подавая признаков жизни. Большинство воров успели исчезнуть, взобравшись по стенам на крыши. Но один из них, совсем молодой парень, почти мальчишка, корчился на земле, испуганно крича. Из раненой руки хлестала кровь.
– Помогите! Помогите! Моего сына ранили! – истошно кричал кто-то.
– Знакомый голосок, – поморщился Ла Вольпе. – Это Трималькио. А раненый мальчишка – его младший сын Клаудио.
В дальнем конце площади появились солдаты Борджиа, вооруженные пистолетами, и стали целиться в раненого.
– Они его застрелят, – забеспокоился Эцио.
– Давай быстро туда. Я займусь теми, кто слева. Ты – теми, кто справа.
Солдат было по трое с каждой стороны. Двигаясь неслышно, как тени, и быстро, как пантеры, Эцио и Ла Вольпе приблизились к своим врагам. Аудиторе заметил, что солдаты, которых он выбрал своей целью, уже подняли свои пистолеты и готовились выстрелить в парнишку, распростертого на земле. Крыша, на которой они стояли, была ниже. Эцио прыгнул на среднего, ударив его ногой в затылок и сбросив вниз, – тот приземлился на корточки, а когда выпрямился, с двумя другими солдатами было покончено. Одного Эцио убил ударом кинжала в правый глаз, второму он воткнул лезвие скрытого клинка в ухо. Из раны потекла вязкая жидкость. Бросив взгляд на соседнюю крышу, Эцио увидел, что Ла Вольпе тоже разобрался со своими врагами. Но раненому Клаудио грозила новая опасность. На площади появился отряд солдат Борджиа с алебардами наперевес.
– Клаудио! Убегай! – крикнул парню Ла Вольпе.
– Не могу! Слишком… больно.
– Держись! – Эцио был чуть ближе к раненому чем Ла Вольпе. – Я сейчас.
Ассасин прыгнул на полотняный навес, натянутый над прилавком, и склонился над Клаудио, осматривая рану. Она была не настолько серьезной, как могло показаться с первого взгляда.
– Вставай, – приказал Аудиторе.
– Не могу, – пролепетал Клаудио, трясясь от страха. – Они меня сейчас убьют.
– Слушай, ты ведь можешь идти, так? – (Парень кивнул.) – Тогда и бежать тоже сможешь. Беги за мной и повторяй каждое мое движение. Мы спрячемся от солдат.
Эцио рывком поставил Клаудио на ноги и подтолкнул к ближайшему питейному заведению. Там он быстро смешался с толпой испуганных посетителей, торопившихся залить свой страх вином. Клаудио на удивление точно повторял все движения Эцио. Они достаточно быстро пробились к боковой стене зала. В это время солдаты, вбежавшие в заведение, проталкивались вдоль противоположной. Выскользнув через боковую дверцу, Эцио и Клаудио очутились в тесном переулке. Здесь не было никого, кроме Ла Вольпе и Трималькио.
– Мы разгадали твой маневр. – Лис хитро ухмыльнулся.
Эцио кивнул. Трималькио обнял своего сына.
– Надо спешить, – сказал им предводитель воров. – Каждая секунда на счету. Бегите к нам. Пусть Терезина займется твоей раной.
– А ты на время затаись и никуда не высовывай носа. Intesi? – добавил Эцио, обращаясь к парнишке.
– Molte grazie, Messere, – пробормотал Трималькио, обнимая сына за плечо. – Corri!
Отец и сын скрылись в темноте. Ла Вольпе повел Эцио на другую площадь, меньше первой. Там было тихо и пусто.
– А ты теперь в беде, – сказал он Эцио. – Особенно после сегодняшней истории. Тебя уже ищут после заварушки у конюшни. Я видел развешенные объявления.
– Макиавелли там не упоминается?
Ла Вольпе покачал головой:
– Наверное, его просто не заметили. Немногие знают, что он мастерски владеет мечом.
– Но ты сам этому не веришь?
Лис снова покачал головой.
– И что написано в этих объявлениях?
– Не тревожься. Мои люди уже посрывали их везде, где только могли.
– Рад, что хоть у некоторых из них с дисциплиной в порядке. Нет ничего глупее, чем затевать стычки с солдатами Борджиа.
– Пойми, Эцио, у моих ребят достаточно причин ненавидеть людей Борджиа. Обстановка в городе сейчас очень напряженная.
– Серьезно? – иронично спросил ассасин. Он еще не успел рассказать своему другу об эпизоде с людьми-волками.
– Что касается глашатаев, то несколько дукатов легко заткнут им глотку, – продолжал Ла Вольпе.
– Или я могу… убрать свидетелей.
– Это будет лишним, – усмехнулся Ла Вольпе. – Не мне учить тебя «исчезать». Но будь очень осторожен. Помимо тебя, у Борджиа много других врагов, однако ты – самый докучливый. Эта семейка не успокоится, пока не увидит тебя висящим на крючьях в Кастель Сант-Анджело.
– Сначала им нужно меня поймать.
– Поэтому я и говорю: будь предельно осторожен.
В логово воров они вернулись кружным путем. Трималькио и Клаудио уже были там. Терезина обрабатывала рану парня. Ему повредили мышцу но не сильно. Боли, конечно, было много, хотя первоначальный страх прошел, и Клаудио заметно повеселел.
Эцио и Ла Вольпе уселись за тот же стол, что и раньше. Им принесли белого вина в кувшине и жестких колбасок.
– Ну и ночка, – устало произнес Лис, отхлебывая глоток.
– Да уж. Я бы предпочел, чтобы таких ночек было поменьше.
– Этого я тебе обещать не могу. Сражение только началось.
– Послушай, Лис. Ты напрасно опасаешься Макиавелли. Да, мы видели его встречу с каким-то человеком из стана Борджиа. Это еще ни о чем не говорит. Ты знаешь его методы.
– Знаю. Он может быть очень коварен. – Ла Вольпе на секунду замолчал. – Но я должен тебя отблагодарить за спасение жизни Клаудио. Если ты уверен, что Макиавелли сохраняет преданность братству, я… соглашусь с твоими суждениями.
– Так я могу рассчитывать на помощь твоих воров?
– Я тебе уже говорил. У меня есть мысли что-нибудь сделать с этим местом, – задумчиво произнес Ла Вольпе. – А поскольку нам, скорее всего, придется работать вместе, я бы хотел знать твои мысли на этот счет.
– А мы работаем вместе?
– Похоже, что так, – улыбнулся Ла Вольпе. – Но я все равно буду присматривать за твоим дружком в черном камзоле.
– Что ж, это не будет лишним. Только постарайся обойтись без поспешных действий.
– Так скажи, что мне сделать с этим местом? – снова спросил Ла Вольпе, игнорируя последнюю фразу Эцио. – Строение большое. А в каком состоянии – сам видел.
Аудиторе задумался.
– Нужно действовать так, чтобы Борджиа ничего не заподозрили. Раз здесь был постоялый двор с гостиницей, стоит его возродить.
– Мне нравится твоя мысль.
– Конечно, сначала придется попотеть. Нужно и крышу починить, и окна. Да и вывеску сделать новую.
– Людей у меня хватает. Под твоим руководством…
– Что ж, тогда так и сделаем.
Весь следующий месяц Эцио отдыхал… или почти отдыхал, поскольку переустройство постоялого двора не обходилось без его наблюдения и советов. Помощников у него было много. Отнюдь не все, кто входил в гильдию, воровали с ранних лет. К ней примкнули ремесленники и торговцы, не пожелавшие подчиниться Борджиа. Вскоре постоялый двор было не узнать. Стены сияли свежей краской. На чистых окнах красовались новые ставни. Крыша получила новую черепицу. Новая вывеска изображала молодого лиса: спящего, но уж точно не мертвого. Казалось, лис вот-вот проснется и счет его трофеев в курятнике пойдет на десятки. Новые двойные двери на хорошо смазанных петлях закрывались только на ночь, а днем каждый мог полюбоваться безупречно чистым внутренним двором.
В последнюю неделю приготовлений Эцио нужно было отлучиться по делам в Сиену Вернувшись, он обрадовался, найдя постоялый двор в полной готовности к приему посетителей.
– Название я сохранил, – сказал Ла Вольпе. – La Volpe Addormenata. Мне оно нравится. Почему – сам не знаю.
– Будем надеяться, что «Спящий лис» усыпит и бдительность наших врагов, – улыбнулся Эцио.
– Во всяком случае, пока мы чинили здание, это ни у кого не вызвало подозрений. Теперь здесь постоялый двор с гостиницей. Мы даже открыли игорный зал. Это я придумал. И знаешь, денежки потекли рекой. Туда частенько наведываются солдаты Борджиа и всегда проигрывают!
– А где… – понизив голос, спросил Эцио.
Ла Вольпе понял вопрос.
– Идем, покажу.
Они прошли вдоль западного крыла здания и остановились возле двери с надписью «Uffizi – privato». Ее незаметно караулила пара воров.
Внутри оказался небольшой коридор, который заканчивался тяжелыми двойными дверьми. За ними скрывались несколько комнат, стены которых были увешаны картами Рима. На столах высились аккуратные стопки бумаг, а за ними, невзирая на ранний час, уже работали несколько мужчин и женщин.
– Здесь мы занимаемся настоящими делами, – пояснил Ла Вольпе.
– Умно придумано.
– У воров – я имею в виду настоящих воров – есть одно прекрасное качество. Они привыкли мыслить самостоятельно. И потом, им нравится состязаться между собой.
– Это я помню.
– Ты бы их тоже мог кое-чему поучить.
– Непременно.
– Но оставаться здесь для тебя небезопасно, – сказал Ла Вольпе. – Ты и себя поставишь под угрозу, и нас. А гость ты всегда желанный. Приходи в любое время.
– Хорошо. – Эцио подумал о своем одиноком жилище, вполне удобном и, главное, безопасном. Там ему сейчас лучше всего. Но затем он одернул самого себя и мыслями вернулся к делам более насущным. – А теперь, когда мы создали надежное прикрытие, следующая важная задача – выведать местоположение Яблока.
– Va bene.
– Мы знаем, что оно в руках у Борджиа. Но где именно? До сих пор наши поиски ни к чему не привели. Хочу надеяться, что они так и не сумели воспользоваться свойствами Яблока и лишь ходят вокруг да около, не зная, что с ним делать.
– А вдруг они найдут… сведущего человека?
– Обязательно найдут. В этом я не сомневаюсь. Но он может сделать вид, что не настолько сведущ, как они думали. Будем на это надеяться. А еще будем надеяться, что Борджиа пока не потеряли терпение.
Ла Вольпе улыбнулся:
– Я не буду донимать тебя расспросами. Но могу тебя заверить: мы уже ищем Яблоко.
– Борджиа постараются хорошенько его спрятать. Возможно, даже так, чтобы не знали остальные члены семейства. Чезаре все больше выходит из-под отцовского повиновения, а Родриго это очень не нравится.
– Основное занятие воров – вынюхивать надежно спрятанные ценности. Разве не так?
– Molto bene. А теперь мне нужно идти.
– Давай еще по бокальчику на дорожку?
– Нет. У меня сегодня много дел. Но очень скоро мы снова встретимся.
– А куда мне отправлять донесения?
Эцио задумался.
– В место встреч братства ассасинов на острове Тиберина.
17
Эцио решил разыскать своего старого друга Бартоломео д’Альвиано, двоюродного брата Фабио Орсини. В 1496 году Бартоломео и Фабио плечом к плечу сражались с папскими войсками. Недавно д’Альвиано вернулся из Испании, где служил наемником.
Бартоломео был одним из опытнейших кондотьеров и давним соратником Эцио. Своей дурковатой бравадой он нередко ставил людей в тупик. Случались у него также припадки гнева и уныния. Однако при всех своих недостатках он оставался человеком непоколебимой верности и честности. Эти качества сделали его ключевой фигурой в братстве, равно как и его стойкая ненависть к секте тамплиеров.
Задавшись вопросом, где искать Бартоломео, Эцио достаточно скоро получил ответ. Он выяснил, что д’Альвиано вернулся с полей сражения в казармы своей собственной армии, стоявшей в окрестностях Рима. Казармы были расположены довольно далеко от города, на северо-востоке, недалеко от укрепленной сторожевой башни Борджиа. Цепь таких башен, занимавших удобные позиции, окружала Рим со всех сторон. Борджиа тоже знали о соседстве, но до поры до времени не связывались с Бартоломео. Ждали, когда их мощь возрастет, и тогда они его раздавят, как таракана, каковым это семейство его и считало. А мощь семейства Борджиа пока возрастала ежедневно.
К казармам Эцио подъехал в час pranzo. Солнце уже клонилось к закату однако жарило все так же немилосердно. Выручал лишь прохладный ветер, дувший с запада. Здания были обнесены высоким частоколом. Ассасин спешился и постучался в крепкие ворота.
В воротах приоткрылось решетчатое окошко, за которым блеснул человеческий глаз. И тут же окошко вновь закрылось. По другую сторону ворот послышались приглушенные голоса. Потом окошко открылось вновь. И уже вслед за этим раздался веселый баритон, лязгнули отодвигаемые засовы и ворота распахнулись. Перед Эцио стоял могучий человек чуть постарше его, облаченный в грубый армейский мундир. Его облик был не столь экзотичен, как прежде. Верзила широко развел руки, готовясь заключить старого друга в объятия.
– Эцио Аудиторе, старый ты так-растак! Входи. Входи же! Прибью на месте, если не войдешь!
– Здравствуй, Бартоломео.
Друзья тепло обнялись. Д’Альвиано повел Аудиторе туда, где находилось его жилище.
– Поторапливайся, дружище, – весело грохотал Бартоломео. – Мне не терпится тебя кое с кем познакомить.
Они вошли в просторное помещение с низкими потолками. Несколько окон, выходящих на внутренний плац, давали много света. Комната эта явно служила Бартоломео и столовой, и гостиной. Однако Эцио сразу заметил изменения в быте старого вояки: чистые жалюзи на окнах; на столе – вышитая скатерть и никаких тарелок с остатками еды; стены украшали картины; появился даже книжный шкаф. Любимый громадный меч Бартоломео с нежным именем Бьянка, который прежде всегда был на виду, куда-то исчез. Но больше всего поражала непривычная чистота.
– Подожди здесь.
Бартоломео щелкнул пальцами и велел дневальному принести вина. Эцио не понимал причину возбуждения, в котором пребывал его друг.
– А теперь догадайся, с кем я собираюсь тебя познакомить.
Эцио снова оглядел комнату:
– Ну, с Бьянкой я уже знаком.
Бартоломео нетерпеливо махнул рукой:
– Нет, нет! Бьянка теперь живет вместе с картами. Угадывай снова.
– В таком случае… – Аудиторе лукаво улыбнулся. – Наверное, со своей женой.
Бартоломео опешил. Эцио даже смутился, что угадал так быстро и испортил момент. Впрочем, не требовалось особой наблюдательности, чтобы заметить присутствие женской руки.
Уже через мгновение д’Альвиано опять расплылся в улыбке.
– Она настоящее сокровище. Ты бы ни за что не поверил. – Он повернулся и крикнул куда-то в дальние помещения: – Пантасилея! Пантасилея!
Дневальный тем временем принес вино в кувшине, стаканы и засахаренные фрукты.
– Ну где же она? – недоумевал Бартоломео.
– А ты под столом смотрел? – насмешливо спросил Эцио.
В это время по внутренней лестнице, которая шла вдоль западной стены комнаты, спустилась Пантасилея.
– Вот и она!
Эцио встал.
– Эцио Аудиторе, – представился он, поклонившись.
– Пантасилея Бальони. Теперь – Бальони-д’Альвиано.
Она была довольно молода – лет двадцати пяти, не больше. И, судя по девичьей фамилии, происходила из благородной семьи. Ее платье, при всей скромности фасона, было красивым и свидетельствовало о хорошем вкусе хозяйки. Овальное лицо Пантасилеи обрамляли светлые волосы. Курносый нос напоминал цветок. Полные губы говорили о привычке часто смеяться. Эцио понравились ее умные темно-карие глаза. Они смотрели доброжелательно, и в то же время в них ощущалась некая скрытность. Пантасилея была высокого роста – Бартоломео по плечо; худощавая, с широкими плечами и узкими бедрами. У нее были изящные длинные руки и красивые ноги. Бартоломео и в самом деле нашел сокровище. Эцио надеялся, что его друг сумеет не потерять драгоценную находку.
– Lieta di conoscervi.
– Altrettanto a lei.
Она быстро посмотрела сначала на мужа, потом на Эцио.
– В другой раз мы спокойно сядем и поговорим, – сказала она Эцио тоном женщины, которая уходила не потому, что не смела вмешиваться в мужские дела, а потому, что у нее были свои собственные.
– Посиди с нами немножечко, tesora mia.
– Нет, Барто. Ты сам знаешь, что мне нужно проверить писаря. Он вечно ухитряется все напутать в отчетах. И потом, у нас запасы воды на исходе. Надо распорядиться. – Она повернулась к Эцио. – Ora, mi scusi, ma…
– Con piacere.
Улыбнувшись обоим, она удалилась наверх.
– Ну что скажешь? – спросил Бартоломео.
– Очаровательная женщина, – не кривя душой, ответил Эцио.
Он заметил, как сдержанно вел себя Бартоломео в ее присутствии. Вряд ли уши Пантасилеи часто слышали отборную ругань, к которой ее муж привык в казармах. Интересно, чем же ее привлек такой солдат, как Бартоломео? А впрочем, он совсем не знал эту женщину.
– Уверен, она на все готова ради меня.
– Где же вы познакомились?
– Об этом мы с тобой поговорим в другой раз. – Бартоломео схватил кувшин и стаканы одной рукой, а второй обнял Эцио за плечи. – Я очень рад твоему приезду. Должно быть, ты знаешь, что я совсем недавно вернулся с войны. И надо же! Ты – в Риме. Я уже хотел послать своих молодцов, чтобы разыскали тебя. Насколько помню, ты не любишь раскрывать мест, в которых живешь. И я тебя понимаю! Особенно в таком змеюшнике, как Рим. Но удача мне улыбнулась – ты сам меня нашел. И это прекрасно, поскольку я хочу поговорить с тобой о войне. Идем в мой кабинет.
– Я знаю, что Чезаре заключил союз с французами, – сказал Эцио. – Как война с ними?
– Успешно. Я там оставил крепких ребят. Теперь ими будет командовать Фабио. А я займусь выучкой подкрепления.
Эцио задумался над его словами.
– А Макиавелли считает… положение более тяжелым.
Бартоломео пожал плечами:
– Ты же знаешь Макиавелли. Он…
Их разговор прервало внезапное появление сержанта и Пантасилеи. Солдат был бледен как полотно. Госпожа д’Альвиано же сохраняла полное спокойствие.
– Командир, срочно нужна ваша помощь, – выдохнул сержант. – Нас атаковали.
– Что? Я не ждал, что они нападут так скоро. Эцио, друг мой, прости… Пантасилея, кинь мне Бьянку.
Она ловко бросила мужу тяжелый меч. Бартоломео пристегнул его к поясу и выбежал из кабинета. Сержант побежал следом. Эцио хотел к ним присоединиться, однако Пантасилея крепко схватила его за руку:
– Постойте!
– В чем дело?
От недавнего спокойствия Пантасилеи не осталось и следа.
– Эцио, я должна вам кое-что сказать… Сражения идут не в нашу пользу. И здесь, и в Романье. Нас атаковали с двух сторон. На одном фланге – Борджиа, на другом – французы под командованием генерала Октавиана. Но знайте: позиции Борджиа слабы. Если мы сможем разбить его силы, тогда нам будет легче сражаться с французами. Захват башни оказал бы существенную помощь. Если бы кто-то мог ударить сзади…
– Кажется, я знаю, как помочь Бартоломео. Вы сообщили мне очень ценные сведения. Mille grazie, madonna d’Alviano.
Она улыбнулась:
– Это самое малое, что может сделать жена для своего мужа.
18
Солдаты Борджиа явно рассчитывали застать противника врасплох, напав во время послеполуденного отдыха, но просчитались. Солдаты Бартоломео дали им яростный отпор и заставили отступить к башне. Они сражались традиционным оружием – арбалетами и кремневыми пистолетами, хорошо, но неточно бившими на большое расстояние. А вот люди Борджиа, засевшие на парапетах башни, были вооружены новыми колесцовыми пистолетами, из которых довольно метко палили по кондотьерам, собравшимся внизу.
Эцио сумел обогнуть башню, оставшись незамеченным для солдат Борджиа. Как он и предполагал, все внимание противника было сосредоточено на сражении с солдатами Бартоломео. Эцио полез наверх. Грубые камни, из которых была сложена башня, облегчали подъем. Ассасину понадобилось менее трех минут, чтобы одолеть чуть больше десятка метров и достичь вершины башни. Поднапрягшись, он перелез через задний парапет и очутился на крыше. Шаг за шагом он беззвучно подкрадывался к стрелкам. Столь же беззвучно Эцио выхватил кинжал и выдвинул лезвие скрытого клинка. В нем вдруг вспыхнула безудержная ярость ко всем, кто служит Борджиа, и он в мгновение ока уничтожил четырех стрелков. Лишь тогда остальные заметили, что рядом с ними – опасный чужак. Один из солдат наставил на Эцио пистолет. Расстояние между ними было не более пяти метров – Аудиторе метнул в солдата кинжал. Совершив три пируэта, кинжал вонзился противнику между глаз. Падая, солдат успел выстрелить. К счастью для Эцио, пистолет дрогнул, и пуля полетела не в него, а в другого солдата, навылет пробив тому адамово яблоко и застряв в плече еще одного неприятеля, стоявшего за спиной. Оба упали. Число противников Эцио сократилось до трех. Не теряя времени, ассасин прыгнул вбок и с силой ударил ближайшего к нему солдата по лицу – тот качнулся и полетел вниз. Эцио успел выхватить у него пистолет и ударить рукояткой по лицу второго, который с истошным воплем полетел вниз вслед за своим товарищем. Последний из оставшихся поднял руки, но было слишком поздно. Лезвие скрытого клинка уже вошло ему между ребер.
Эцио схватил второй пистолет и по лестнице спустился на этаж ниже. Здесь он увидел четверых вражеских солдат, которые вели прицельный огонь из узких бойниц. Держа пистолет на уровне пояса, Эцио нажал на курок. Пуля поразила солдата, находившегося дальше всех. По его груди расплылось громадное кровавое пятно. Рукояткой ассасин ударил второму солдату по колену. Третий успел выстрелить, но Эцио инстинктивно качнулся вперед. Он почувствовал жаркую воздушную волну – пуля пролетела совсем рядом с его щекой и вонзилась в толстую каменную стену. Потеряв равновесие, Эцио повалился на стрелявшего – тот отлетел назад, ударившись головой о стену. Оставался еще один. Аудиторе вскочил на ноги. Еще через мгновение лезвие клинка вонзилось четвертому солдату в челюсть и пробило мозг.
Но солдат с поврежденным коленом быстро пришел в себя и потянулся к своему кинжалу. Эцио ударил его ногой в висок. Прильнув к бойнице, он быстро оценил обстановку. Без поддержки башенных стрелков солдаты Борджиа утратили свое преимущество. Кого-то скосили мечи и арбалетные стрелы кондотьеров, остальные бежали, бросив башню врагу.
Эцио спустился вниз и возле башенных ворот обнаружил еще нескольких солдат. Тем было нечего терять, и они бешено сопротивлялись, пока меч ассасина не уложил их всех. Убедившись, что враг полностью разгромлен, Эцио открыл ворота и вышел навстречу Бартоломео. Сражение окончилось. К мужу подошла улыбающаяся Пантасилея.
– Замечательно, Эцио! – шумно восторгался верзила. – Как мы им задали! Теперь эти luridi codardi улепетывают без задних ног.
– Да, славно мы их отделали.
Бартоломео не видел заговорщических улыбок, которыми обменялись его жена и Эцио. Ее здравый совет сыграл далеко не последнюю роль в исходе сражения.
– Мы захватили несколько их новомодных пистолетов, но никак не можем понять, как они стреляют. Нет, ну как славно мы прогнали эту свору папских псов! Теперь у меня появятся новые добровольцы. Но вначале, а особенно после сегодняшней взбучки, я намерен укрепить подступы к нашим казармам.
– Хорошая мысль. Вот только кто этим займется?
Бартоломео покачал головой:
– Ты же знаешь: я солдат, а не фортификатор. Вот ты – человек образованный. Покажу тебе чертежи. Посмотришь их своим опытным глазом.
– Так у тебя и чертежи готовы?
– Да. Я взял к себе на службу одного талантливого парня. Между прочим, флорентиец, как и ты. Микеланджело Буонарроти. Слыхал о таком?
– Нет. Впервые слышу, но обязательно посмотрю его чертежи. В обмен я хотел бы знать каждый шаг Чезаре и Родриго. Мог бы кто-нибудь из твоих людей проследить за ними?
– Скоро у меня не будет недостатка в добровольцах. Я найду тебе смышленых ребят на работы по укреплению лагеря и выделю опытных разведчиков, чтобы следить за Борджиа.
– Замечательно! – обрадовался Эцио.
Он знал, что у Макиавелли в стане Борджиа есть свои шпионы. Но Никколо был скрытен, а Бартоломео – нет. Эцио не разделял подозрений Ла Вольпе и надеялся, что они развеялись, однако дополнительная разведка лишней не будет.
У Бартоломео Эцио задержался на целый месяц, наблюдая за работами по восстановлению повреждений и общему укреплению лагеря. Частокол заменили на каменные стены. Вместо прежних сторожевых башен построили новые – выше и крепче. Когда все работы были завершены, они с Бартоломео обошли весь лагерь с командирской проверкой.
– Согласись, что это не только прочно, но еще и красиво! – воскликнул довольный верзила.
– Впечатляет, не то слово.
– Но больше всего меня радует возрастающий поток добровольцев. Каждый день приходят. Естественно, я поощряю дух соревнования. В числе прочего постоянно устраиваю дружеские поединки. Ребята опыта набираются. Чувствуют, что здесь все серьезно. В боях потом не раз вспомнят. – Бартоломео подвел Эцио к большой деревянной доске на подрамнике, украшенной его гербом.
– Здесь я отмечаю, кто из моих лучших бойцов чего стоит. Чем опытнее и успешнее они становятся, тем выше поднимаются.
– А где у тебя я? – полюбопытствовал Эцио.
Бартоломео хитро улыбнулся и показал куда-то на потолок.
– Наверное, где-то там.
Не успели друзья вдоволь насмеяться, как вбежал кондотьер и сообщил, что Джан – один из лучших бойцов Бартоломео – начал свой поединок на плацу.
– Если захочешь повыпендриваться перед парнями, милости прошу А сейчас, с твоего позволения, я должен идти. Денежный интерес, сам понимаешь.
Смеясь, верзила удалился.
Эцио прошел в кабинет Бартоломео, тоже подвергшийся переделке. Здесь расширили окна и поставили более удобные столы. Эцио склонился над картой Романьи и не заметил вошедшей Пантасилеи.
– А где Бартоломео? – спросила она.
– На боях.
– У него такой агрессивный взгляд на мир, – вздохнула Пантасилея. – Мне кажется, стратегия не менее важна. Вы согласны?
– Полностью.
– Идемте, хочу вам кое-что показать.
Они прошли на широкий балкон, выходивший на внутренний двор. Часть балкона занимала большая, недавно построенная голубятня. Изнутри доносилось воркование птиц.
– Это почтовые голуби, – пояснила Пантасилея. – Они прилетают сюда из Рима, от Никколо Макиавелли. Он сообщает имена сторонников Борджиа, которых удалось раскрыть. Семейство Борджиа значительно поднялось после пятисотого года, когда праздновали начало второй половины тысячелетия. Паломники стекались отовсюду и жаждали купить отпущение грехов. А тех, кто не горел таким желанием, попросту грабили.
Эцио нахмурился.
– Но ваши атаки серьезно расстроили планы Борджиа, – продолжала Пантасилея. – Их шпионы прочесывают город в поисках наших шпионов и, когда находят, не проявляют милосердия. Макиавелли сумел узнать несколько имен наиболее ретивых подручных Борджиа. Также от него мы узнали, что Родриго ввел в Курию новых кардиналов, целиком поддерживающих его линию. А вы знаете, Родриго очень искушен в церковной политике. Сидит в Ватикане не один десяток лет.
– Да, это так.
– Я передам вам список имен. В Риме он вам пригодится.
– Я в восхищении, мадонна.
– Выследите их. Если получится – устраните, и всем нам будет дышаться свободнее.
– Я немедленно вернусь в Рим. Я узнал то, от чего свободнее дышится мне.
– И что же это?
– Из вашего рассказа я понял: Макиавелли верен братству. Но тем не менее…
– У вас остались сомнения?
– Видите ли, я попросил Бартоломео, чтобы его люди тоже следили за Борджиа. Где-то через неделю велите ему поехать в Рим, на остров Тиберина. Ему знакомо это место. Не удивлюсь, если и вам тоже. Пусть привезет мне все сведения, которые его разведчикам удастся собрать о Родриго и Чезаре.
– Так вы по-прежнему сомневаетесь в Макиавелли?
– Нет, но – думаю, вы со мной согласитесь, – все поступающие сведения хорошо бы перепроверять. Особенно в нынешние времена.
На лице Пантасилеи промелькнула тень, но потом она снова улыбнулась:
– Он будет в назначенном месте, я об этом позабочусь.
19
Вернувшись в Рим, Эцио прежде всего решил навестить бордель, который Макиавелли называл источником информации. Возможно, там знали некоторые имена, присылаемые Пантасилее голубиной почтой. Ассасину хотелось проверить, как девушки этого борделя собирают сведения. Но явиться туда он решил инкогнито. Если назвать истинную причину своего прихода, ему могли вместо правды рассказать то, что, как им казалось, он рассчитывал от них услышать.
Он прибыл к означенному дому и прочел на вывеске: «Цветущая роза». Однако заведение вовсе не выглядело местом, где часто появляется Borgia nomenclatura, если только им был по вкусу трущобный бордель. «Цветущая роза» совсем не походила на флорентийское заведение Паолы, во всяком случае снаружи. Потом Эцио вспомнил, что и там с улицы все выглядело очень неброско. Терзаемый сомнениями, он постучал в дверь.
Дверь моментально открылась. На пороге стояла пухленькая девушка лет восемнадцати, одетая в довольно поношенное шелковое платье.
Она наградила ассасина улыбкой профессиональной шлюхи.
– Добро пожаловать, незнакомец. Добро пожаловать в «Цветущую розу».
– Salve, – сдержанно произнес Эцио, входя внутрь.
Передняя оказалась более пристойной, чем фасад, но запустение ощущалось и здесь.
– Чего желаете? – жеманно произнесла девица.
– Не могла бы ты позвать вашу хозяйку?
Глаза девицы превратились в щелочки.
– Госпожа Солари сейчас отсутствует.
– Понятно. – Эцио замолчал, не зная, как быть дальше. – А ты знаешь, где она?
– Она вышла, – огрызнулась девица, потерявшая недавнюю учтивость.
Эцио наградил ее самой обаятельной улыбкой, какие имелись в его арсенале, но он не был молод, а потому не удивился, когда его старания ни к чему не привели. Девица оставалась все такой же холодной и безучастной. Скорее всего, приняла его за городского чиновника. Черт! Но если он рассчитывает хоть что-то узнать, нужно вести себя как завсегдатай подобных заведений. А если на время ему придется не просто притвориться, но и стать одним из клиентов… значит так тому и быть.
Эцио все еще размышлял над тем, как ему поступить, когда входная дверь широко распахнулась и в бордель вбежала еще одна девица легкого поведения. Ассасина удивил и насторожил ее вид: всклокоченные волосы, порванное платье, а на лице – испуг.
– Aiuto! Aiuto! – вопила она. – Госпожа Солари…
И тут же разрыдалась, не в силах продолжать.
– Лючия, что с тобой? Возьми себя в руки. И почему ты так рано вернулась? Я думала, ты поехала с госпожой Солари и несколькими нашими гостями.
– Аньелла, никакие они не гости. Они… они… сказали, что мы поедем в уютное местечко на берегу Тибра. Мы спустились к реке. Увидели лодку. Но не успели и глазом моргнуть, как эти люди надавали нам пощечин и выхватили ножи. Госпожу Солари они поволокли на лодку и сковали по рукам и ногам.
– Лючия! Dio mio! Ты-то как сумела вырваться?
Аньелла обняла подругу и усадила на диванчик возле стены. Она приложила носовой платок к кровавой ссадине на щеке Лючии.
– Они сами меня отпустили и велели передать… Они работорговцы, Аньелла! Они требуют выкуп за госпожу Солари. Если мы не принесем им денег, они ее убьют.
– Сколько они требуют? – спросил Эцио.
– Тысячу дукатов.
– А сколько времени они дали?
– Сказали, что подождут час.
– Тогда у нас есть время. Ждите здесь. Я освобожу вашу хозяйку. – «Cazzo! – выругался про себя Эцио. – Дело дрянь. А мне очень надо поговорить с этой женщиной». – Где стоит их лодка?
– На пристани, синьор. Неподалеку от острова Тиберина. Знаете такое место?
– Прекрасно знаю.
У Эцио не было времени обращаться в финансовый дом Киджи, хотя три их конторы находились как раз по пути. Он завернул к ростовщику. Пришлось жестко поторговаться, но в конце концов нужная сумма была у него в руках. Аудиторе решил, что не потратит из нее ни монеты и, наоборот, вытрясет изрядные проценты из мерзавцев, пленивших столь нужную ему женщину Взяв внаем лошадь, он во весь опор поскакал к Тибру, распугивая людей, собак и кур, попадавшихся на пути.
Пристань и лодку он нашел без труда. Это была даже не лодка, а небольшой корабль. Спешившись, Эцио побежал по доскам пристани, выкрикивая имя госпожи Солари.
Похитители его уже ждали. Двое из них стояли на палубе с наведенными пистолетами. Эцио недоверчиво сощурился. Откуда у мелкой шушеры могли взяться пистолеты?
– Близко не подходи!
Ассасин остановился, готовый в любой момент пустить в ход скрытый клинок.
– Приволок эти долбаные деньги? – спросили с палубы.
Эцио молча достал мешок с дукатами.
– Хорошо. А теперь посмотрим, в том ли настроении наш капитан. Сильно он на нее обижен. Мог и по ее поганому горлышку чикнуть.
– Какой еще капитан? Вздумали голову мне дурачить? Приведите ее! Немедленно!
Гневный голос Эцио умерил пыл работорговцев. Повернувшись, один из них что-то крикнул в открытый люк. Вскоре на палубу вышли еще двое, ведя с собой женщину лет тридцати пяти. От слез и грубого обращения пудра и румяна размазались по всему лицу. Голова и плечи были в ссадинах и синяках. Кровоточащие ссадины были и на груди, проглядывающей сквозь дыры в сиреневом платье и корсете. Лючия не соврала: госпожу Солари действительно сковали по рукам и ногам.
– Ну вот и наше маленькое сокровище, – ухмыльнулся работорговец, который первым заговорил с Эцио.
Ассасин шумно выдохнул. Тибр здесь делал изгиб. Берега пустынные. Правда, до острова Тиберина было каких-нибудь пятьдесят метров. Вот бы подать сигнал друзьям… Но как? Сами они, если что-то и слышали, внимания не обратили. Мало ли на реке пьяных матросов? И если Эцио повысит голос или позовет на помощь, эти ублюдки убьют и ее, и его. Было бы глупо полагаться на то, что они совсем не умеют стрелять.
Аудиторе поймал отчаянный взгляд пленницы. В это время на палубу поднялся еще один работорговец. Его одежда состояла из жалких остатков капитанского мундира. Он посмотрел на Эцио, потом на деньги.
– Бросай деньги, – хриплым голосом велел капитан.
– Сначала отпустите ее. И снимите кандалы.
– Ты глухой, что ли? Деньги бросай! И побыстрее!
Эцио инстинктивно шагнул вперед. И сразу же дула пистолетов угрожающе поднялись. Капитан выхватил кривую саблю, а головорезы, удерживавшие пленницу, дернули цепи в разные стороны, заставив госпожу Солари вскрикнуть от боли.
– Тебе было сказано: близко не подходить. Еще раз дернешься, и мы ее прикончим.
Эцио остановился, но не отступил. Мысленно прикинул расстояние между местом, где он стоял, и палубой. Его палец подрагивал на курке скрытого клинка.
– Я же принес деньги. Они все здесь, – сказал Эцио, потрясая мешком и делая еще один шажок вперед.
– Стой, где стоишь. И не испытывай мое терпение. Сделаешь еще один шаг – ей кранты.
– Тогда денег ты не получишь.
– Ну да? Нас пятеро, а ты один. Ты и шагу ступить не успеешь, как мои друзья продырявят тебе голову и яйца.
– Отпустите ее.
– Ты дурак или прикидываешься? Никто не подойдет к нашему кораблю, иначе твоя puttana сдохнет!
– Messere! Aiutateme! – выкрикнула несчастная женщина.
– Пасть заткни, сука! – рявкнул один из ее караульных и эфесом кинжала ударил госпожу Солари между глаз.
– Ладно! – крикнул Эцио, увидев кровь, выступившую на переносице пленницы. – Довольно! Отпустите ее. Сейчас же!
Он бросил мешок к ногам капитана.
– Вот так-то лучше, – ухмыльнулся работорговец. – А теперь покончим с этим.
Эцио не успел и глазом моргнуть, как кривая сабля капитана вонзилась в горло госпожи Солари, наполовину отделив голову от туловища.
– Все возражения выскажешь синьору Чезаре, – захохотал капитан, видя, как изуродованное тело женщины рухнуло на палубу, выбросив фонтан крови.
Капитан едва заметно кивнул сообщникам с пистолетами.
Эцио предвидел дальнейшее развитие событий и успел подготовиться. Он пригнулся, и обе пули просвистели над его головой. В следующее мгновение он прыгнул на палубу, еще в воздухе выдвинув скрытый клинок. Мерзавца, ударившего госпожу Солари эфесом кинжала, он убил ударом клинка в левый глаз. Тело еще не успело упасть, как ассасин, увернувшись от неуклюжего удара капитанской сабли, вонзил клинок в живот второго и повернул лезвие. Для таких дел годился меч или кинжал. Лезвие клинка чуть изогнулось, не перерезая, а разрывая кишки. Эцио это не заботило.
Оставались стрелки. Аудиторе предвидел и их действия. Оба лихорадочно пытались перезарядить пистолеты, но от страха у них дрожали руки. Эцио убрал клинок и взялся за кинжал: одному стрелку ассасин отсек правую руку и вонзил лезвие в бок. Довершить начатое не удалось: второй стрелок, подкравшись сзади, ударил его рукояткой пистолета. К счастью, удар не достиг цели. Эцио встряхнул загудевшей головой, быстро развернулся и полоснул стрелка по груди. Тот уже замахивался для нового удара.
А где же капитан? Аудиторе огляделся по сторонам.
Тот бежал вдоль берега, прижимая к груди выкуп. Мешок развязался, и монеты сыпались на песок. «Дурень, – подумал Эцио. – Мог бы на мою лошадь вскочить». Он без труда догнал капитана, не привыкшего бегать, да еще с такой тяжелой ношей. Эцио схватил его за волосы, ударил по ногам, заставив опуститься на колени, после чего запрокинул ему голову.
– Теперь покончим с этим… на твой манер, – сказал ассасин и наполовину отделил голову мерзавца от туловища.
Даже не взглянув на тело, корчащееся в судорогах, Эцио подхватил мешок и вернулся к кораблю, по пути собрав все рассыпанные монеты. Один из работорговцев был еще жив и стонал. Аудиторе спустился в грязную, вонючую каюту и быстро нашел небольшой железный ящик. Он быстро открыл крышку с помощью окровавленного кинжала. Ящик был полон бриллиантов.
– Вот и проценты, – сказал себе Эцио, беря ящик под мышку и возвращаясь на палубу.
Монеты и бриллианты он распихал по седельным сумкам, не забыв прихватить и пистолеты, после чего опять вернулся на палубу. Там он едва не поскользнулся на чужой крови, в которой валялся раненый. Эцио перерезал ему коленное сухожилие, зажав рот, чтобы не выл. Теперь уже не побегает. Никогда.
Ассасин наклонился к самому уху несчастного:
– Если выживешь и вернешься к двуногой, покрытой струпьями гниде, которую ты называешь хозяином, передай ему мои наилучшие пожелания и скажи: все это сделал Эцио Аудиторе. Ну а если не выживешь… Requiescat in расе.
20
Час был уже поздний, и потому Эцио решил не ехать в бордель. Он вернул лошадь и за несколько монет купил у конюха сумку куда сложил свои трофеи. С сумкой через плечо Аудиторе явился к ростовщику. Тот был удивлен и раздосадован одновременно. Он молча вернул Эцио залог. После этого ассасин вернулся в свое римское жилище, смешиваясь с толпой при виде солдат Борджиа.
Вернувшись домой, он попросил согреть ему воды, разделся и, преодолевая навалившуюся усталость, полез мыться. Ему хотелось, чтобы дверь вдруг открылась и вошла Катерина. Но чуда не произошло. Эцио переоделся в чистое. Одежду, снятую с себя, запихал в мешок. Завтра он этот мешок сожжет. Потом он вычистил и убрал пистолеты. Была мысль оставить их себе, однако пистолеты были тяжелы и громоздки. Такое оружие ему будет только мешать. Пусть кондотьеры Бартоломео получат их, как и бриллианты. Внимательно осмотрев трофеи, Эцио отобрал себе пять самых крупных бриллиантов и убрал в кошелек. На какое-то время это избавит его от заботы о деньгах.
Остальное он вручит Ла Вольпе и попросит переправить в лагерь Бартоломео. Уж если не доверять другу-вору, кому вообще тогда доверять?
Эцио повесил сумку на плечо, собираясь отправиться к «Спящему лису». Рука легла на засов, и… на Аудиторе вдруг навалилась чудовищная усталость. Он устал от убийств, устал от чужой алчности и борьбы за власть, а также от бед, которые они несли с собой.
Он почти устал от сражений.
Эцио запер дверь на второй засов, снова разделся, задул свечу и рухнул на кровать. Он положил одну руку на свою сумку и провалился в сон, зная, что тот будет недолгим.
В «Спящем лисе», куда Эцио принес свои трофеи, он дал подробные указания, куда и кому их передать. Он не любил перепоручать подобные дела другим, но сам отправиться к Бартоломео не мог. Ему нужно оставаться в Риме. Сведения, приносимые шпионами Ла Вольпе, не отличались обилием, однако совпадали с теми, что Макиавелли отправлял голубиной почтой Пантасилее. Это сняло у Эцио почти все подозрения. А вот отношение Лиса к Никколо не менялось.
– Можешь называть это звериным чутьем, – угрюмо заявил он, когда Эцио надавил на него с расспросами.
Сведений о местонахождении Яблока по-прежнему не было. Знали только, что оно по-прежнему находится у Борджиа, но не знали, у кого именно. Родриго был хорошо осведомлен о возможностях Яблока, однако Эцио сомневался, что он поделится своими знаниями с Чезаре. Напряженность в отношениях между отцом и сыном не уменьшалась. Что же касается Чезаре, он был последним, в чьих руках видели Яблоко. И опять-таки: признаков того, что Чезаре пользуется силами Яблока, не наблюдалось. Эцио молил всех богов, чтобы любой знаток, которому Чезаре передаст Яблоко для изучения (конечно, если отпрыск Родриго собирался это сделать), был бы приведен в замешательство таинственным предметом либо, что-то узнав, не передал знания хозяину.
Макиавелли как сквозь землю провалился. Даже на Тиберине о нем ничего не знали. Эцио наводил справки в разных местах и более вразумительного ответа, чем «отсутствует», не получал. Сведений о том, что Никколо во Флоренции, тоже не было. Одно время на острове Тиберина нашли себе пристанище двое молодых друзей: Бальдассаре Кастильоне и Пьетро Бембо. Оба были надежными союзниками братства и кандидатами на вступление в его ряды. Ценность обоих объяснялась еще и тем, что первый был вхож к Чезаре, а второй – к Лукреции. К огорчению Эцио, Бальдассаре вскоре собирался вернуться в Мантую. Пьетро ждала Венеция. Оставалось утешаться тем, что в этих городах у него будут надежные источники сведений.
Прошло еще некоторое время, прежде чем Эцио вспомнил о «Цветущей розе» и решил нанести туда второй визит.
На этот раз дверь борделя была открыта. Внутри появилось больше воздуха и света. Эцио встретила пожилая женщина с утонченными манерами, при которой находились двое хорошо одетых, вежливых молодых людей крепкого телосложения. Эцио назвал имена Аньеллы и Лючии, и его проводили во внутренний двор, сказав, что эти девушки сейчас там.
Эцио очутился в саду, окруженном высокими стенами из красного кирпича. Вдоль одной из них тянулась аллея, почти скрытая кустами роскошных ярко-алых вьющихся роз. В центре сада журчал небольшой фонтан, окруженный мраморными скамейками. Аньелла, Лючия и несколько других девушек о чем-то разговаривали с двумя женщинами. Те стояли к Эцио спиной.
В этот раз он решил применить иную тактику и уже собрался представиться, как женщины обернулись на звук шагов, и… у Эцио буквально отвисла челюсть.
– Мама? Клаудия? Что вы тут делаете?
– Тебя ждем. Господин Макиавелли перед отъездом сказал нам, что здесь мы сможем тебя найти.
– А сам он где? Вы видели его во Флоренции?
– Нет.
– Но как вы оказались в Риме? – спросил Эцио, отупев от потрясения. И тут же со страхом спросил: – Неужели Борджиа напал и на Флоренцию?
– Нет, ничего такого, – сказала Мария. – Но слухи оказались правдой: наш старый дом разрушен. Нас с Клаудией больше ничего там не держало.
– И даже если бы Монтериджони не лежал в развалинах, я бы ни за что не вернулась в крепость дяди Марио, – добавила Клаудия.
Эцио посмотрел на сестру и кивнул. Наверное, после тех ужасных событий «Цветущая роза» показалась ей уголком спокойствия. Однако на сердце у него было тревожно.
– Мы решили отправиться сюда. Наняли дом в Риме, – продолжала Мария. – Наше место рядом с тобой.
В мозгу Эцио лихорадочно завертелись мысли. Где-то в потаенном уголке его сердца, вопреки всякой логике и разуму, жила уверенность, что он мог бы предотвратить гибель отца и братьев. Отчасти он оправдывал себя юным возрастом и отсутствием опыта. Мать и Клаудия – это все, что осталось от их семьи. Вдруг и с ними что-то случится? Эцио не хотелось, чтобы от него зависели жизни двух самых дорогих ему женщин.
Он притягивал неприятности, как магнит. Находясь рядом с ним, они подвергались большой опасности. Эцио знал, что просто не переживет гибель матери и Клаудии. Зачем они уехали из Флоренции? Там у них друзья. Жить там гораздо безопаснее, чем в Риме. Управляемый Пьеро Содерини, их родной город вновь обрел спокойствие.
– Эцио, мы хотим помочь, – сказала Клаудия, нарушив его раздумья.
– Отправив вас во Флоренцию, я прежде всего заботился о вашей безопасности!
Эцио пытался говорить спокойно, но у него это плохо получалось. Мать и сестру потрясла резкость его слов. Но если первая довольно быстро взяла себя в руки, Клаудию больно задели слова брата. Может, она сумела частично угадать его мысли?
Возникло неловкое молчание, которое прервали Аньелла и Лючия.
– Синьор, простите, но мы волнуемся, – затараторили они. – От госпожи Солари по-прежнему никаких вестей. Вы, случайно, не знаете, что с ней?
Эцио по-прежнему думал о Клаудии. Вопрос девушек вернул его к реальности. Должно быть, Чезаре постарался спрятать концы в воду. Из Тибра почти ежедневно вылавливали чьи-то трупы, и далеко не все всплывали сразу.
– Она мертва, – коротко ответил Эцио.
– Что?! – воскликнула Лючия.
– Merda, – сквозь зубы процедила Аньелла.
Вскоре все девушки в борделе знали о смерти хозяйки. Их волновала не столько кончина госпожи Солари, сколько собственная судьба.
– Что нам теперь делать? – испуганно спросила одна.
– Неужели придется закрыться? – подхватила вторая.
Эцио понимал: их тревожило не только возможное закрытие «Цветущей розы». По словам Макиавелли, госпожа Солари была плохой помощницей. Но ведь какие-то сведения для ассасинов она и ее девицы все же собирали. Пока она была жива, они чувствовали себя под защитой. А вдруг у Чезаре возникли подозрения по поводу этого борделя? Какой будет дальнейшая судьба этих шлюх? С другой стороны, если Чезаре что-то и подозревал, то единственной шпионкой он считал саму госпожу Солари. Иначе его молодцы давно разгромили бы заведение.
Значит, оставалась надежда, что «Цветущая роза» еще послужит ассасинам.
– Вам нельзя закрываться, – сказал Эцио. – Мне нужна ваша помощь.
– Но, синьор, кто-то должен управлять заведением. Мы этому не обучены, – резонно заметила одна из девушек.
– Я буду управлять вашим заведением, – послышался решительный голос.
Клаудия!
– Сестра, ты в своем уме? – взбеленился Эцио. – Ты здесь совсем чужая!
– Я умею вести хозяйство, – резко ответила она. – В замке дяди Марио я тоже поначалу была чужая. Ничего, освоилась.
– Не сравнивай дядин замок с…
– Эцио, а у нас есть другие варианты? – вмешалась мать. – Решать нужно быстро, иначе вы потеряете это место. Клаудии можно доверять.
В словах матери была несомненная логика. Но сделать Клаудию хозяйкой борделя означало поставить ее на передний край. Неужели случится то, чего он всегда так боялся? Эцио сердито посмотрел на сестру. В ее сверкающих глазах читалось знакомое ему упрямство.
– Клаудия, я не вправе тебе приказывать. Но если ты возглавишь это заведение, дальше пеняй на себя. Я не смогу заботиться о твоей защите.
– Двадцать лет я как-то обходилась без твоей защиты, – парировала сестра.
– Отлично, – ледяным тоном произнес Эцио. – В таком случае принимайся за дело. Перво-наперво заведение требует починки и переустройства. Во всем. Даже в этом саду работы хватает. Я хочу, чтобы «Цветущая роза» стала лучшим заведением Рима. И учти: тебе придется соперничать с другими борделями. Еще одно, пожалуй самое важное, требование: здешние девушки должны быть чистыми. О «новой болезни» до сих пор ничего толком не известно, однако она распространилась по всем гаваням и крупным городам. А мы все понимаем, что это значит.
– Посмотрим, что можно сделать, – холодно ответила Клаудия.
– Примите меры. И вот еще что. Мне нужно, чтобы твои куртизанки разузнали о местонахождении Катерины Сфорца, – с каменным лицом добавил Эцио.
– Можешь на нас рассчитывать.
– Клаудия, ты сама во все это ввязалась. Теперь все шишки посыплются на твою голову.
– Не волнуйся, брат, я сумею за себя постоять.
– Надеюсь, – прорычал Эцио сквозь зубы.
21
Несколько недель подряд Эцио занимался сплочением сил братства в Риме. Он размышлял, какую пользу извлечь из сведений, ранее собранных Ла Вольпе и Бартоломео. Аудиторе не тешил себя надеждами, что ассасинам удастся в ближайшее время выступить против Борджиа, но закат власти и влияния этих тиранов был неизбежен, и он видел начало их конца. Вместе с тем Эцио хорошо помнил изречение о старом, опытном льве, который бывает куда опаснее молодого. Не вызывал радости и тот факт, что Романья все больше подпадала под власть Чезаре. Французы по-прежнему владели Миланом и поддерживали своими солдатами папскую армию. Когда-то Джулиано делла Ровере, кардинал Сан-Пьетро ин Винкула и заклятый враг папы, пытался обратить французов против Александра VI и свергнуть его с папского престола. Однако Александр перехитрил кардинала. Мог ли Эцио рассчитывать на успех, если делла Ровере потерпел поражение? Одно радовало: никто не попытался отравить кардинала – он оставался для этого слишком влиятельным человеком. Эцио считал его своей козырной картой.
Была у Аудиторе еще одна мысль, которую он держал при себе: подвигнуть братство на перенос их штаб-квартиры в Рим. Не на время. Насовсем. Все-таки город находился в центре международных отношений и был центром мировой коррупции. Самое подходящее место, чтобы братство обосновалось здесь. Особенно теперь, когда Монтериджони лежал в руинах. Эцио также продумал систему распределения доходов братства, при которой отдельные ассасины вознаграждались бы за успешно выполненные миссии. Бриллианты, отнятые им у работорговцев, пойдут на подготовку решающего сражения с Борджиа.
И тогда однажды…
Но до этого «однажды» было еще далеко. Братство по-прежнему не имело законно избранного главы, хотя, по всеобщему согласию и по значимости действий, они с Макиавелли стали временными предводителями. Но только временными. Никаких официальных подтверждений тому не было.
Судьба Катерины также тревожила Эцио.
После памятного разговора с сестрой Аудиторе не появлялся в «Цветущей розе». Он не собирался вмешиваться в дела Клаудии. С ее самоуверенностью она либо потонет, либо выплывет. Если потонет – он не виноват. И в то же время бордель оставался важным звеном в цепи сбора сведений. Подспудно Эцио был уверен в успехе сестры, иначе еще тогда он бы воспрепятствовал ее затее. Теперь же настало время подвергнуть ее достижения – если таковые имелись – строгой проверке.
«Цветущая роза» его приятно удивила. Успех обновленного борделя можно было сравнить с другими римскими преобразованиями ассасина, а также с его переустройством казарм Бартоломео. Правда, Эцио не утратил скромность и реалистичный взгляд на вещи и потому не приписывал все успехи одному себе. Стараясь не показывать восторга, он прошел по роскошным комнатам, украшенным дорогими шпалерами и уставленным широкими диванами с мягкими шелковыми подушками. В ведерках со льдом темнели бутылки белого вина – еще одна роскошь.
Здешние девушки стали больше походить на знатных дам, чем на шлюх. По их поведению чувствовалось, что кто-то преподал им уроки хороших манер. Судя по числу посетителей, заведение процветало. Если у Эцио и были сомнения насчет репутации заведения, сейчас все они отпали. Обведя взглядом большую гостиную, он насчитал не менее дюжины кардиналов и сенаторов. Были здесь члены Апостольской палаты и другие сановники папской курии.
Все они чувствовали себя непринужденно, были веселы и, как надеялся ассасин, ничего не подозревали. Все это было хорошо, однако Эцио больше интересовало, насколько важные сведения выуживали куртизанки Клаудии из этой своры высокородных мерзавцев.
Он заметил сестру. Ему понравилось, что Клаудия была одета скромно. Но ему не понравился ее чересчур любезный (на его вкус) тон, каким она разговаривала с Асканио Сфорца – бывшим вице-канцлером курии. Помнится, Асканио впал в немилость и даже был вынужден ненадолго покинуть Рим. Теперь он вернулся и лез из кожи вон, вновь пытаясь снискать расположение папы. Стоило Клаудии увидеть Эцио, выражение ее лица мигом изменилось. Она извинилась перед кардиналом и подошла к брату, настороженно улыбаясь.
– Добро пожаловать в «Цветущую розу», брат.
– В самом деле, – ответил Эцио и даже не улыбнулся.
– Как ты видишь, наш бордель – самое посещаемое заведение в Риме.
– Жулье и мерзавцы таковыми и остаются, как бы ни принаряжались.
Клаудия закусила губу.
– Мы немало потрудились. И не забыли, для чего именно нужно это заведение.
– Да. Братство не напрасно вложило в вас свои деньги.
– Это еще не все. Идем в кабинет.
К удивлению Эцио, в кабинете он увидел мать. Вместе со счетоводом она проверяла какие-то записи в расходной книге. Мать и сын сдержанно поздоровались.
– Смотри. – Клаудия достала другую книгу. – Здесь я веду список всех навыков и способностей, которым обучены мои девочки.
– Твои девочки? – переспросил Эцио, не сумев подавить сарказм.
Сестра явно чувствовала себя здесь как рыба в воде.
– А почему бы и нет? Взгляни.
Ее поведение стало жестче. Эцио бегло пролистал книгу:
– Немногому же ты их научила.
– Думаешь, у тебя бы получилось лучше? – спросила она, язвительностью не уступая брату.
– Nessun problema, – резко ответил Эцио.
Чувствуя назревающую ссору, Мария встала из-за стола и подошла к ним.
– Эцио, – обратилась она к сыну. – Люди Борджиа портят немало крови нашим куртизанкам. Девочки стараются не обострять ситуацию, но им трудно избежать подозрения. Ты бы мог кое-чему их научить…
– Хорошо, я буду иметь это в виду. Но прежде мне надо поближе с ними познакомиться. Что-нибудь еще? – спросил он, снова поворачиваясь к сестре.
– Нет.
Возникла пауза.
– Эцио, – произнесла Клаудия.
– Что?
– Нет, ничего.
Эцио собрался уходить, но не смог уйти, не спросив:
– Вы нашли Катерину?
– Ищем, – холодно ответила Клаудия.
– Рад слышать. Когда узнаете о ее точном местонахождении, сразу же известите меня. Я по-прежнему живу на острове Тиберина.
Из большой гостиной до них донеслись музыка и взрывы смеха.
– Стадо у вас обширное. Из кого-нибудь да выдоите эти сведения.
После этих слов он ушел, не простившись.
На улице ему стало стыдно за свое поведение. Чувствовалось, сестра и мать стараются изо всех сил. Но удержится ли Клаудия на этом скользком поприще?
Эцио передернуло. Он не знал, сумеет ли в случае чего защитить своих близких. Это и было основной причиной гнева. Ассасин не представлял своей жизни без матери и сестры. Страх за их безопасность делал уязвимым его самого.
22
Наконец у Эцио состоялась долгожданная встреча с Макиавелли. Это произошло вскоре после стычки с Клаудией в «Цветущей розе». Поначалу Аудиторе держался замкнуто. Он не любил, когда члены братства исчезали, не поставив его в известность. Но в глубине души Эцио понимал: для Никколо он должен сделать исключение. Само по себе братство было сообществом свободомыслящих и свободолюбивых людей, действующих сообща не по принуждению, а на основе общности взглядов и интересов. Члены братства не были солдатами Эцио, и он не имел ни малейшего права контролировать любого из них.
Макиавелли сторонился дружеских объятий. Ограничились крепким рукопожатием.
– Нам надо поговорить, – решительным тоном начал Эцио.
– Обязательно. – Никколо смотрел ему в глаза. – Итак, тебе известно о моем обмене сведениями с Пантасилеей.
– Да.
– Отлично. В мизинце этой женщины больше понимания важности стратегии, чем во всем внушительном теле ее мужа. Я ни в коем случае не хочу умалить достоинства Бартоломео на поле сражения. – Макиавелли помолчал. – Благодаря одному из моих связных я сумел добыть сведения исключительной важности. Теперь нам известны имена девяти главных тамплиерских пособников, которых Чезаре взял к себе на службу Их задача – держать Рим в постоянном страхе.
– Скажи, как мне их найти.
Никколо задумался.
– Предлагаю побродить по разным частям города и поискать там признаки беспокойства, запугивания, угроз. Поговорить с людьми. Возможно, так ты выйдешь на тех, кто укажет тебе точное направление.
– Эти сведения ты получил от чиновника из канцелярии Борджиа? – спросил Эцио.
– Да, – неохотно признался Макиавелли. – Откуда ты знаешь?
Эцио вспомнилась встреча на рыночной площади – был ли это первый контакт Никколо со связным?
– Да просто ткнул пальцем в небо, – сказал Эцио. – Спасибо за сведения.
– Кстати, Клаудиа, Бартоломео и Ла Вольпе ждут тебя внутри, – сказал Макиавелли. – Как-то подозрительно точно ты ткнул пальцем в небо…
– Интуиция, дорогой Никколо. Только и всего.
Эцио вошел внутрь.
– Интуиция? – недоверчиво пробормотал Макиавелли, входя следом в помещение, служившее тайным святилищем. Все, кто там был, при появлении Эцио встали. Их лица были предельно серьезны.
– Добрый вечер, – поздоровался Эцио и сразу же перешел к делу: – Кому что удалось узнать?
Первым заговорил Бартоломео:
– Мы узнали, что этот bastardo Чезаре сейчас находится в Кастель Сант-Анджело вместе с папой.
– Мои шпионы выяснили, – подхватил Ла Вольпе, – что Яблоко действительно кому-то передали для тайного изучения. Сейчас мы устанавливаем, кому именно.
– А что, трудно догадаться?
– Догадок нам мало. Мы должны знать наверняка.
– У меня есть новости насчет Катерины Сфорца, – сказала Клаудия. – На следующей неделе, в четверг, когда начнет темнеть, ее перевезут в тюрьму Кастель Сант-Анджело.
У Эцио замерло сердце на словах сестры, но все новости были одинаково хороши.
– Отлично, – подытожил Макиавелли. – Значит, нашей главной целью становится Кастель Сант-Анджело. После того как не станет Чезаре и Родриго, все язвы Рима быстро исцелятся.
Эцио поднял руку:
– Я убью обоих при первой благоприятной возможности.
– Только не повтори своей ошибки в хранилище, – раздраженно бросил ему Макиавелли. – Сейчас ты должен будешь убить их и удостовериться, что они мертвы.
– Согласен с Никколо, – сказал Бартоломео. – Медлить нельзя.
– Бартоломео прав, – согласился Ла Вольпе.
– Они должны заплатить за гибель дяди Марио, – сказала Клаудия.
– Друзья, не волнуйтесь, – успокоил их Эцио. – На этот раз они умрут. Даю вам слово.
23
Наступил день, когда Катерину должны были перевезти в тюрьму при замке Сант-Анджело. Эцио и Никколо затерялись в толпе, что собралась напротив роскошной кареты с плотно зашторенными окнами и гербом Борджиа на дверцах. Караульные, сопровождавшие карету, держали людей на расстоянии, поскольку далеко не все были воодушевлены происходящим. Один из кучеров спрыгнул со своего места, приладил лесенку и распахнул дверцу кареты, после чего встал рядом, готовый помочь пленникам спуститься.
Первой из кареты показалась женщина в синем платье с белым лифом. Эцио мгновенно узнал в ней прекрасную блондинку с хищными губами. Последний раз он видел ее при осаде Монтериджони, но такое лицо не забудешь. Лукреция Борджиа. Она спустилась вниз, полная достоинства, но почти тут же утратила его, как только повернулась обратно к карете и, схватив что-то (или кого-то), выволокла его наружу.
Лукреция за волосы вытащила Катерину Сфорца из кареты, толкнув ее так, что та упала. Волосы и лицо Катерины давно не видели воды и мыла. Скованная по рукам и ногам, в грубом коричневом платье, форлийская герцогиня не утратила силы духа и выглядела величественнее своей тюремщицы. Эцио инстинктивно шагнул вперед, и Никколо пришлось взять его за руку. У Аудиторе на глазах не раз истязали дорогих ему людей, однако сейчас следовало проявить сдержанность. Попытка освободить Катерину сейчас была обречена на провал.
Лукреция, придавив ногой распластавшуюся на земле пленницу обратилась к толпе:
– Salve, cittadini di Roma. Приветствую вас, граждане Рима. Полюбуйтесь великолепным зрелищем. Перед вами – знаменитая форлийская шлюха Катерина Сфорца! Слишком долго она сопротивлялась нам. Однако теперь мы поставили ее на колени.
Толпа вяло отреагировала на громкие слова Борджиа. И в воцарившейся тишине Катерина подняла голову и крикнула:
– Какие слова! Никто не падал так низко, как Лукреция Борджиа. Кто тебя довел до этого? Твой братец? Или твой отец? А может, оба постарались? И даже одновременно? Вы же все обитаете в одном свинарнике.
– Chiudi la bocca! Заткни свой рот! – потребовала Лукреция, пнув Катерину ногой. – Никто не смеет говорить гадости о семействе Борджиа.
Наклонившись, Лукреция приподняла Катерину и ударила по лицу, вновь толкнув на землю. Горделиво подняв голову, Борджиа продолжала:
– Так будет с каждым… повторяю, с каждым, кто восстанет против нас.
Лукреция подала знак караульным. Те подхватили беспомощную Катерину, грубо поставили на ноги и, подталкивая в спину, погнали к воротам Кастель Сант-Анджело. И все же Катерина успела крикнуть:
– Добропорядочные жители Рима! Будьте сильными. Ваше время придет. Клянусь вам, вы освободитесь от этого ярма!
Как только ворота замка закрылись за ней, а Лукреция вернулась в карету, Макиавелли повернулся к Аудиторе:
– Приятно видеть, что герцогиня не сломлена.
Эцио не разделял его энтузиазма.
– Они будут ее пытать.
– К несчастью для нас, Форли пал. Но мы вернем город. И освободим Катерину. Однако нельзя распыляться. Сейчас твоя задача – покончить с Чезаре и Родриго.
– Катерина – могущественная союзница и неоднократно доказала, что она наш человек. Если мы поможем ей сейчас, когда она слаба, в дальнейшем она обязательно поможет нам.
– Возможно. Но сначала убей Чезаре и Родриго.
Толпа начала расходиться. Солдаты скрылись за воротами замка. Остались лишь караульные. Аудиторе и Макиавелли поспешили спрятаться в сгущающихся тенях.
– Ты иди, Никколо, – сказал Эцио, когда совсем стемнело. – У меня тут дела.
Он поднял голову, оглядывая отвесные стены древнего круглого здания – мавзолея императора Адриана. Мавзолей был построен свыше тысячи лет назад. Нынешние хозяева превратили его в неприступную крепость. Редкие окна находились высоко над землей. Издали стены возле окон выглядели гладкими. Кастель Сант-Анджело соединялся с базиликой Святого Петра наклонной дорогой, идущей вверх. По сути – укрепленным каменным коридором. Вот уже почти двести лет стены замка служили крепостью римским папам.
Совершенно неприступных стен не существовало. В свете факелов, зажженных вдоль здания, глаза Эцио начали различать его особенности. Он видел неровности кладки, трещины, небольшие выступы. Все они – его подспорье. Мысленно просчитав свои дальнейшие действия, ассасин с кошачьей ловкостью прыгнул на стену. Руки сами нашли выступы, а ноги – выемки. Переведя дыхание, Эцио полез вверх по стене, стараясь держаться подальше от пятен света, отбрасываемых факелами.
Так он добрался до незастекленного окна, за которым, с внутренней стороны, была устроена галерея для караульных. Эцио огляделся – на галерее было пусто. Тогда он мгновенно влез в окно и, перегнувшись через перила галереи, разглядел внизу конюшни, где прогуливались четверо. Он узнал всех. Похоже, Чезаре устроил здесь нечто вроде совещания со своими ближайшими сподвижниками. Одним из них был французский генерал Октавиан де Валуа. Вторым – Хуан Борджиа, двоюродный брат Чезаре. Третьим – худощавый человек в черном, чье жестокое лицо было испещрено шрамами, Микелетто да Корелья – правая рука Чезаре. Убийца, которому он доверял больше всего.
– Забудьте про папу, – говорил им Чезаре. – Вы отвечаете только передо мной. Рим – фундамент всех наших замыслов. И этот фундамент не должен дрогнуть, а значит, вы все должны быть тверды и непоколебимы.
– А Ватикан? – спросил Октавиан.
– Что? Это сборище усталых старцев? – презрительно бросил Чезаре. – Пока продолжайте заигрывать с кардиналами, но вскоре нам это уже не понадобится. И они тоже.
С этими словами Чезаре скрылся за дверьми конюшни. Его приспешники остались снаружи.
– Похоже, Чезаре вручил Рим нашему правлению, – после некоторого молчания сказал Хуан.
– В таком случае город окажется в хороших руках, – в тон ему ответил Микелетто.
Эцио послушал еще немного, но не узнал ничего нового. Он выбрался на внешнюю сторону стены и полез дальше, собираясь отыскать помещение, где держат Катерину. Из другого окна, на сей раз застекленного, лился свет. Окно было открыто. Оно имело карниз, что облегчило Эцио задачу. Встав на карниз, он осторожно заглянул внутрь и увидел коридор, стены которого были обшиты простыми досками. В канделябрах горели свечи. На скамье, обитой кожей, сидела Лукреция. Она что-то писала в записной книжке, но то и дело поднимала голову, словно кого-то ждала.
Через несколько минут в дальнем конце коридора хлопнули двери. Появившийся в них Чезаре торопливо подошел к сестре.
– Лукреция, – тихо произнес он и поцеловал сестру отнюдь не братским поцелуем. Затем Чезаре обвил ее руки вокруг своей шеи и, не выпуская их из своих рук, заглянул Лукреции в глаза. – Надеюсь, ты по-доброму обращаешься с нашей гостьей.
Лукреция поморщилась:
– Рот у нее поганый… С каким удовольствием я бы его зашила.
– А я, наоборот, хотел бы, чтобы ее ротик раскрылся пошире.
– Ах, даже так?
Пропустив ее ехидный вопрос мимо ушей, Чезаре продолжал:
– Ты говорила с отцом о деньгах, которые запрашивал Хуан?
– Отец сейчас в Ватикане, но по возвращении его придется убеждать в необходимости ссуды. Доводы должны быть вескими и для него, и для его казначея. Сам знаешь, насколько этот Агостино Киджи осторожен.
Чезаре ответил коротким смешком:
– При такой дотошности Киджи никогда не разбогатеть… Надеюсь, ты сумеешь придумать убедительные доводы. У тебя же светлая головка.
Лукреция обняла его покрепче, ткнувшись носом в плечо.
– Доводы я придумаю, но… мне без тебя будет так одиноко. Мы теперь так мало бываем вместе. Ты вечно занят очередными завоеваниями.
– Не волнуйся, котенок, – ответил Чезаре, прижимая ее к себе. – Когда я воссяду на итальянский трон, ты станешь моей королевой и твое одиночество останется горестным воспоминанием прошлого.
– Жду не дождусь, – сказала Лукреция, чуть отстраняясь от него.
Чезаре погладил светлые волосы сестры:
– Веди себя хорошо, пока меня не будет.
Наградив Лукрецию еще одним страстным поцелуем, Чезаре поспешил к двери, через которую вошел. Опечаленная Лукреция скрылась в другом конце коридора.
Куда это Чезаре собрался? И когда он двинется в путь: немедленно или через какое-то время? Судя по их прощанию, Чезаре не собирался мешкать. Эцио поспешил перебраться на другой участок стены, откуда ему были видны главные ворота Кастель Сайт-Анджело.
Он поспел вовремя. Створки ворот разошлись. Изнутри донесся крик командира:
– Смирно! Капитан-генерал отправляется в Урбино!
Вскоре из ворот на черной лошади выехал Чезаре. Его сопровождал небольшой отряд гвардейцев.
– Счастливого пути, хозяин! – крикнул один из офицеров.
Один из злейших врагов Эцио растворился в темноте. «Визит оказался кратким, – подумал он. – Никаких шансов убить Чезаре у меня не было. Никколо будет разочарован».
24
Эцио вернулся к более выполнимой задаче – найти Катерину. Поднявшись еще выше по западной стене, он увидел окошко, имевшее глубокую нишу Оттуда лился тусклый свет. Карниза не было. Однако ассасин заметил узкий выступ над окном и тут же зацепился за него рукой и заглянул в комнату. Она была пуста, однако там горел факел, всунутый в стенное кольцо. Судя по всему, в этом помещении отдыхали караульные. Эцио надеялся, что он на верном пути.
Вскоре он обнаружил еще одно такое же окошко. Подобравшись к нему, Эцио удивился решеткам. Зачем они? Из такого оконца мог выбраться разве что ребенок. Но до земли было еще добрых полсотни метров. А до возможной свободы – открытый участок местности вплоть до берега реки. Свет здесь был тусклее, но Эцио сразу понял: это тюремная камера.
У Эцио перехватило дыхание. Там, на полу, по-прежнему в кандалах, была Катерина. Она сидела у стены, на грубой скамье, опустив голову. Может, спала?
Как бы то ни было, она быстро подняла голову, заслышав громкий стук в дверь.
– Открывайте!
Эцио узнал голос Лукреции.
Двое задремавших караульных торопливо вскочили на ноги.
– Сейчас, ваша светлость. Уже открываем, ваша светлость!
Лукреция вошла в камеру вместе с одним из караульных. Судя по недавно подслушанному Эцио разговору, причиной ее прихода была ревность. Лукреция подозревала, что Катерина и Чезаре стали любовниками. Аудиторе отказывался в это верить. Мысль о том, что Катерина способна отдаться этому развратному чудовищу, просто не укладывалась в его голове.
Стремительно подойдя к пленнице, Лукреция схватила ее за волосы, заставив встать.
– Ну что, сука? Как прошло путешествие из Форли в Рим? Ты ехала в карете Чезаре? Чем вы там занимались?
Глаза Лукреции метали молнии. Катерина смотрела на нее спокойно и насмешливо.
– Какая же ты жалкая, Лукреция. Даже более жалкая, если думаешь, что я живу по твоим принципам.
Рассерженная Лукреция толкнула соперницу на пол.
– О чем он тебе говорил? Рассказывал, что собирается захватить Неаполь? – Она замолчала, потом спросила: – Тебе… понравилось?
– А знаешь, я не помню, – вытерев кровь с лица, ответила Катерина.
Ее спокойное бунтарство повергло Лукрецию в слепую ярость. Схватив лом, которым была подперта дверь, Борджиа что есть силы ударила Катерину по спине.
– Это, думаю, ты запомнишь!
Катерина вскрикнула от нестерпимой боли. Лукреция отступила, удовлетворенно хмыкнув.
– Прекрасно. Я нашла способ поставить тебя на место.
Швырнув лом на пол, Лукреция со стражником вышли из камеры.
– Дверь запереть, а ключ отдать мне! – донеслось до Эцио.
Замок ржаво заскрипел. Лязгнула цепочка.
– Извольте, ваша светлость, – дрожащим голосом произнес караульный.
– А теперь запомните: если я еще раз застану вас спящими на посту, то велю выпороть. По сто плетей каждому. Понятно?
– Да, ваша светлость.
Шаги Лукреции становились все тише. Эцио прикинул, откуда будет удобнее всего попасть в камеру. Наверное, сверху.
Он полез дальше по стене и достиг еще одного окошка, за которым оказалась очередная галерея для караульных. На этот раз ему не повезло: галерея не пустовала. Но караульных было всего двое, и они шли вместе. Эцио прикинул время: один проход по периметру стены занимал минут пять. Подождав, когда они вновь пройдут мимо окна, ассасин пропустил их вперед, после чего вылез на галерею.
Пригибаясь, он следовал за караульными, пока не увидел арку в стене и каменную лестницу, уходящую вниз. Камера Катерины находилась двумя этажами ниже. Спустившись на два пролета, Эцио толкнул дверь и оказался в коридоре, похожем на тот, где Чезаре прощался с Лукрецией. Только здесь стены не были обшиты деревом. Пригибаясь, он двинулся вперед. Зарешеченных дверей было несколько. Дальше коридор изгибался, повторяя очертания внешней стены замка. До уха Эцио донеслись голоса. Он сразу узнал пьемонтский акцент караульного, прежде говорившего с Лукрецией.
– Не нравится мне это место, – ворчал он. – Слышал, как она со мной разговаривала? Эх, вернуться бы сейчас в Турин.
Эцио на цыпочках крался вперед. Караульные находились к нему спиной. В решетке двери вдруг появилось лицо Катерины. Она заметила Эцио, но виду не подала. А ассасин, чуть отступив, спрятался в тени.
– Бедная моя спинка, – застонала Катерина. – Дайте мне водички.
Кувшин с водой стоял на столике возле двери. За этим столиком караульные и сидели, коротая время дежурства. Один из них встал и с кувшином подошел к решетке в двери.
– Не желаете ли еще чего-нибудь, принцесса? – язвительно спросил он.
Уроженец Пьемонта захихикал.
– Помилосердствуйте, – сказала Катерина. – Если откроете дверь, я покажу вам кое-что интересное. Думаю, вам понравится.
Караульные мгновенно насторожились.
– Не надобно нам этого, герцогиня. У нас приказ. Вот так.
Открыв решетку в двери, караульный протянул Катерине кувшин.
– Когда нас сменят? – спросил у напарника пьемонтец.
– Да вроде Луиджи и Стефано уже должны подойти.
Они переглянулись.
– Как ты думаешь, эта сука Лукреция скоро притащится?
– Сомневаюсь.
– А пойдем-ка в караулку, растолкаем их. Совесть потеряли.
– Пойдем. Это займет всего пару минут.
Подождав, когда караульные скроются за поворотом, Эцио подбежал к решетке.
– Эцио! – выдохнула Катерина. – Что ты, черт возьми, здесь делаешь?
– К портному зашел на примерку. А ты что подумала?
– Эцио, у нас что, есть время на шутки?
– Я намерен вытащить тебя отсюда. Сегодня же.
– Если ты это сделаешь, Чезаре устроит настоящую охоту на тебя.
– Он уже пытается это делать. Но, судя по этим молодцам, далеко не все ему фанатично преданы. У караульных есть еще один ключ?
– Сомневаюсь. Лукреция забрала у них оба ключа. Она недавно наносила мне визит.
– Знаю. Видел.
– Тогда почему не помешал ей?
– Я находился с другой стороны окна.
– Что? Снаружи? Ты спятил?
– Нет. Просто я умею лазить по стенам. Раз все ключи у Лукреции, я их заберу. Ты знаешь, где она?
Катерина наморщила лоб, вспоминая.
– Кажется, она говорила, что ее покои находятся на самом верхнем этаже.
– Прекрасно. Сиди здесь и жди меня.
Катерина посмотрела на свои кандалы, потом на крепкую решетку двери.
– Ты думаешь, мне есть куда идти? – сухо улыбнувшись, спросила она.
25
Эцио успел привыкнуть к особенностям стен Кастель Сант-Анджело. Чем выше он поднимался, тем легче становилось находить выступы и выемки в камне. Он прилип к стене, как ящерица. Его капюшон развевался на легком ветру. Наконец Эцио достиг самого верха и поднялся на парапет.
По другую сторону, на полтора метра ниже, тянулась узкая кирпичная галерея. Оттуда лестница с разновысокими ступеньками вела в сад, устроенный на крыше. Середину сада занимал одноэтажный дом с плоской крышей и широкими окнами, явно не входящий в систему укреплений замка. Внутри сияло множество свечей, освещая просторные комнаты, убранные изящно и со вкусом.
Галерея пустовала, а вот сад – нет. На скамейке, под ветвями платана, в притворно скромной позе сидела Лукреция. Ее держал за руки обаятельный молодой человек, в котором Эцио узнал известного римского актера Пьетро Бенинтенди. Лучше всего ему удавались роли пылких любовников. Чезаре явно не одобрил бы этой встречи, если бы знал о ней! Неслышно ступая по галерее, Эцио подобрался совсем близко к парочке. На его счастье, взошедшая луна давала не только свет, но и островки теней, где привычные предметы теряли свои очертания.
– Я люблю тебя так сильно, что хочу петь об этом небесам, – страстно произнес Пьетро.
Лукреция поднесла палец к его губам:
– Тише! Такие слова нужно говорить шепотом и лишь самому себе. Узнай Чезаре… мне страшно подумать, что бы он с тобой сделал.
– Но ведь ты свободна. Я слышал о твоем покойном муже. Я тебе очень сочувствую, но…
– Замолчи, идиот! – Светло-карие глаза Лукреции хищно блеснули. – Разве ты не знаешь, что моего мужа, герцога Бишелье, задушили по приказу Чезаре?
– Что?!
– Это правда.
– А что произошло?
– Я любила своего мужа, и Чезаре начала мучить ревность. Альфонсо был красавцем. Чезаре и сам недурен собой, но «новая болезнь» пометила его лицо, хотя и слегка. Чезаре велел своим людям подкараулить и избить Альфонсо. Брат думал, что мой муж воспримет это как предупреждение. Но Альфонсо был не из трусливых. Пока он оправлялся после побоев, его люди нанесли ответный удар. Уж не знаю, какие силы уберегли Чезаре от участи святого Себастьяна! Но он, жестокосердный, послал Микелетто Корелью добить моего мужа. И пока Альфонсо в своей спальне обрабатывал раны, Микелетто напал на него и задушил.
– В это просто невозможно поверить! – Пьетро было явно не по себе.
– Я любила своего мужа. Сейчас я вынуждена подыгрывать Чезаре, чтобы у него не зародилось новых подозрений. Но он настоящая змея: вечно настороже и готов ужалить в любое мгновение. – Она заглянула Пьетро в глаза. – Слава богу, ты служишь мне утешением. Чезаре ревновал меня ко всем мужчинам, которым я дарила знаки внимания, но это не должно нас удерживать. К тому же он уехал в Урбино. Пусть повоюет. Нам сейчас ничто не мешает.
– Ты в этом уверена?
– Я умею хранить тайны. Главное, чтобы и ты хранил тайну наших отношений, – решительно сказала Лукреция.
Она притянула Пьетро к себе.
– О, Лукреция, – вздохнул актеришка. – Как меня зовут твои губы.
Они стали целоваться: вначале скромно, но потом все более страстно. Эцио немного сместил затекшую ногу и ненароком задел шатавшийся кирпич. Тот упал в сад. Ассасин замер на месте.
Лукреция и Пьетро мигом разомкнули объятия.
– Что это было? – насторожилась Лукреция. – В мои покои никто не имеет права входить без моего ведома!
Пьетро уже стоял на ногах, испуганно озираясь.
– Я лучше пойду, – пробормотал он. – Надо подготовиться к завтрашней репетиции. Мне надо идти. – Он наклонился и поцеловал Лукрецию. – Прощай, любовь моя.
– Пьетро, останься. Я уверена, это просто ночная птица или зверь.
– Нет, уже поздно. Я должен идти.
Придав лицу меланхоличное выражение, актер пересек сад и исчез за дверью в дальней стене.
Посидев еще немного, Лукреция встала и щелкнула пальцами. Из-за высоких кустов, что росли поблизости, вышел ее личный телохранитель.
– Моя госпожа, я слышал весь разговор и готов это подтвердить, – сказал телохранитель и поклонился.
Лукреция поджала губы:
– Прекрасно. Расскажи Чезаре. Посмотрим, каково ему будет оказаться в моем положении.
– Да, госпожа.
Еще раз поклонившись, телохранитель ушел.
Оставшись одна, Лукреция сорвала с клумбы маргаритку и принялась обрывать лепестки, приговаривая:
– Любит, не любит… любит, не любит…
Подбежав к лестнице, Эцио спустился вниз. Лукреция тем временем снова села на скамью. Увидев ассасина, она ничуть не испугалась, быть может, лишь слегка удивилась. Что ж, если за кустами прячутся караульные, он расправится с ними быстро и беспощадно.
– Пожалуйста, продолжай. Я не хотел тебе помешать, – сказал Эцио и иронично поклонился.
– Здравствуй, флорентиец Эцио Аудиторе. – Лукреция протянула ему руку для поцелуя. – Приятно наконец встретиться с тобой лицом к лицу. Я много слышала о тебе, особенно в последнее время. Ведь это ты регулярно досаждаешь нам мелкими пакостями? – Она посмотрела на полуоборванный цветок. – Жаль, Чезаре отлучился по делам. Он бы обрадовался встрече.
– Послушай, Лукреция. Я не собираюсь с тобой воевать. Освободи Катерину, и я исчезну.
– А вот это невозможно, – ответила Лукреция, голос которой сразу стал жестче.
– Ты не оставляешь мне выбора.
Эцио осторожно приблизился к ней, опасаясь, что она пустит в ход свои длинные ногти.
– Стража! – крикнула Лукреция, мгновенно превратившись из знатной дамы в гарпию.
Эцио не ошибся: она действительно попыталась полоснуть его ногтями по глазам. Но ассасин успел схватить ее за руки. Вытащив из сумки моток веревки, он связал ей руки за спиной, после чего опрокинул на землю. Чтобы Лукреция не вырвалась и не убежала, Эцио придавил сапогом подол ее платья. Затем он выхватил меч и кинжал, приготовившись к встрече с караульными. Их было трое, и они уже бежали из ее роскошного дома. К счастью для Эцио, вооружены они были слабо, доспехов не имели и особым проворством не отличались. К несчастью для него, ему приходилось следить и за караульными, и за Лукрецией, чтобы не сбежала. Даже сейчас она пыталась прокусить ему сапог. Первый караульный рассчитывал поразить Эцио с ходу, но ассасин пригнулся и ударил его мечом в незащищенный бок. Так, одним меньше. Второй был осторожнее; если бы не рычащая Лукреция, требовавшая освободить ее, он бы не стал атаковать. Этот намеревался ударить Эцио в грудь. Ассасин отвел его руку, а сам ударил кинжалом в голову. Двумя меньше. Третий, видя, что обе руки Эцио заняты, бросился вперед. Ассасин с силой взмахнул правой рукой. Меч, выбитый у второго караульного, закувыркался в воздухе. Третий караульный попытался отбросить неуправляемое оружие своим мечом, но летящее лезвие успело полоснуть его по предплечью. Взвыв от боли и ярости, он бросился на Эцио, но было поздно. Ассасин кинжалом отвел его меч, а свой что есть силы вонзил в грудь противника. Все было кончено. Лукреция впервые за все это время умолкла. Тяжело дыша, Эцио поставил ее на ноги.
– Теперь пошли, – сказал он. – И без крика, иначе я буду вынужден отрезать тебе язык.
Ассасин потащил пленницу к двери, через которую скрылся Пьетро. За ней оказался коридор. Лукреция сопротивлялась, и Эцио приходилось то подталкивать ее, то волочить. Они спустились вниз, на этаж, где располагались тюремные камеры.
– Я думала, это только в сказках рыцари спасали принцесс из замков. Как романтично, – огрызалась Лукреция.
– Заткнись.
– Наверное, ты кажешься себе великим освободителем. Еще бы: сеешь хаос и панику, убиваешь всех без разбора.
– Я сказал – заткнись!
– Но у тебя нет никакой стратегии. Чего ты намереваешься достичь? Разве ты не знаешь, что мы сильнее?
У лестницы, ведущей вниз, Эцио остановился.
– Куда сворачивать? – спросил он.
Лукреция засмеялась и не ответила.
– Куда сворачивать? – повторил Эцио, хорошенько ее встряхнув.
– Налево, – сквозь зубы процедила Лукреция.
Немного помолчав, она заговорила снова. На этот раз Эцио ее не одергивал. Пусть болтает. Эта часть замка была ему уже знакома. Лукреция постоянно заявляла, что ей больно. Ничего, потерпит. Эцио волновало не ее состояние, а возможная засада.
– А знаешь, что стало с остатками семейства Пацци? – вдруг спросила Лукреция. – Ты еще не забыл это флорентийское семейство, истребленное твоими стараниями? Твой дорогой друг Лоренцо, так называемый Великолепный, лишил их всего, что они имели, и бросил в тюрьму. Всех! Даже тех, кто был совершенно непричастен к заговору против него.
Сам того не желая, Эцио вспомнил про месть Катерины, которую она учинила форлийским мятежникам. В сравнении с ее жестокостями действия Лоренцо казались чистой воды милосердием. Усилием воли Эцио прогнал неуместные мысли.
– Женщинам семейства Пацци было запрещено выходить замуж. Не пощадили даже умерших. Их имена были сбиты с могильных плит, – продолжала Лукреция. – Упоминания о семействе Пацци были вырваны из летописей и исторических книг – вжжжих! Прямо вот так.
«Но тех из Пацци, кто был непричастен к заговору, не пытали и не убивали», – подумал Эцио. Что касается Катерины… в то время она считала, что поступает справедливо. Однако кое-кто из ее прежних союзников посчитал такую жестокость чрезмерной и отвернулся от нее. В конечном итоге это и позволило Чезаре захватить Форли.
Однако Катерина и сейчас оставалась важным союзником. Это главное. Все остальные чувства, которые он испытывал по отношению к этой женщине (настоящие или придуманные), стоило подавить.
– Ты и твои дружки-ассасины не принимаете в расчет последствия ваших действий. Для вас главное – будоражить народ. А что будет дальше с этим народом, вы не думаете.
Лукреция остановилась, чтобы перевести дух. Эцио что есть силы толкнул ее вперед, но и это не закрыло ей рот.
– В отличие от тебя и таких, как ты, Чезаре закончит начатое и принесет Италии мир. Он убивает во имя высшей цели… опять-таки в отличие от тебя.
– Безмозглые и ленивые люди представляют собой легкие мишени.
– Можешь говорить что хочешь, – ответила Лукреция, почувствовав, что Эцио задели ее слова. – Чувствую, я напрасно трачу слова на такого ipocrita, как ты.
Камеры были уже совсем близко.
– Запомни, – прошептал Эцио, вынимая кинжал, – если хоть одним звуком предупредишь караульных, останешься без языка.
Лукреция тяжело сопела, но молчала. Эцио осторожно шагнул вперед. Караульные, сменившие прежних, сидели за столом и играли в карты. Бросив Лукрецию на пол перед собой, он прыгнул на караульных и оборвал их жизнь раньше, чем они успели понять, что происходит. Лукреция тем временем поднялась и пыталась убежать. Эцио мигом догнал ее, зажал рот рукой и развернул и обратном направлении. Лукреция зубами порвала перчатку на руке Эцио, но, поняв, что сейчас никто не придет ей на помощь, сдалась и сникла.
Катерина уже стояла возле двери с решетчатым окном.
– Привет, Лукреция, – сказала она, хищно улыбаясь. – Я соскучилась.
– Vai a farti fottere, troia! Иди трахни саму себя, шлюха!
– Ты, как всегда, обаятельна и остроумна, – сказала Катерина. – Эцио, подведи ее к решетке. Я возьму у нее ключ.
Эцио подтолкнул Борджиа к решетке. Катерина просунула руку между грудей Лукреции и извлекла ключ, висевший на черном шелковом шнурке.
Ассасин быстро открыл дверь и втолкнул Лукрецию в камеру. Тот же ключ подошел и к кандалам Катерины. К счастью, она не была прикована к стене.
– Стража! Стража! – вопила Лукреция.
– Замолчи! – поморщилась Катерина.
Схватив со стола караульных грязную тряпку, она быстро соорудила кляп и втолкнула в рот своей противницы. Эцио связал Лукреции ноги, после чего закрыл дверь на замок.
Эцио и Катерина переглянулись.
– Мой герой, – сухо сказала она.
– Идти сможешь? – спросил Эцио, пропуская ее слова мимо ушей.
Катерина сделала несколько шагов и споткнулась.
– Похоже, кандалы сделали свое черное дело.
Эцио поднял ее на руки. Он знал: при первой же опасности ему придется бросить ее, как мешок, поскольку для сражения ему понадобятся обе руки.
– Куда теперь? – спросила Катерина.
– Вначале в конюшню, а потом – кратчайшим путем подальше отсюда.
– Эцио, зачем тебе меня спасать? Серьезно. Форли в руках Чезаре, так что я абсолютно бесполезна.
– Но у тебя осталась семья.
– Это же не твоя семья.
Эцио шел не останавливаясь. Он помнил, где находится конюшня. Похоже, Катерина была единственной узницей на этаже, и потому в коридоре им больше не встретилось ни одного караульного. И все равно ассасин осторожничал, опасаясь ловушки. То и дело он останавливался и прислушивался. Его ноша была легкой. Удивительно, но и после стольких дней плена волосы Катерины пахли ванилью и розами, напоминая Эцио о более счастливом времени, проведенном с этой женщиной.
– Послушай, Эцио. Той ночью в Монтериджони, когда мы… вместе принимали ванну… я должна была убедиться в том, что ты верен мне. В твоей готовности защищать Форли. Это было в интересах братства и в моих собственных. Но… Эцио, ты меня понимаешь?
– Если тебе требовалась моя поддержка, достаточно было лишь попросить.
– Мне нужно было привлечь тебя на свою сторону.
– Моей верности и моей руки с мечом тебе было мало. Тебе потребовалось еще и мое сердце. – Эцио больше не останавливался. – Ho è la politica. Конечно, я знал об этом. Могла бы и не объяснять.
Сейчас его сердцу казалось, будто оно падает в бездонный колодец. И как ее волосам удалось сохранить этот аромат?
– Катерина… – У Эцио пересохло в горле. – Они… Чезаре…
Она поняла его и улыбнулась. Губами, не глазами.
– Нет, дальше словесных оскорблений они не пошли. Должно быть, мое имя еще не утратило свою значимость. На мою честь… не покушались.
Они подошли к дверям конюшни. Она не охранялась, но двери были заперты. Эцио поставил Катерину на ноги.
– Попробуй пройтись. Тебе нужно вернуть ногам силу.
Ни засовов, ни ручек на дверях не было. Но ведь как-то они открываются?
– Посмотри там, – подсказала Катерина. – Вроде похоже на рычаг запорного механизма.
– Стой здесь.
– Можно подумать, у меня есть выбор.
Эцио подошел к рычагу, попутно заметив открытый люк в полу. Судя по запаху, там хранилось зерно или фураж для лошадей. Вглядевшись, Эцио различил множество мешков и ящиков. Возможно, в ящиках был порох.
– Торопись! – подгоняла его Катерина.
Эцио приналег на рычаг. Тот вначале не желал поддаваться, затем чуть сдвинулся, а потом пошел плавно. Двери конюшни открылись.
Охрана находилась внутри. Двое караульных, увидев открывающиеся двери, выхватили мечи и бросились наружу.
– Эцио! На помощь!
Аудиторе бросился к Катерине, подхватил ее на руки и понес к люку.
– Что ты делаешь?!
Он поднял свою ношу над люком.
– Ты не посмеешь!
Он посмел и, увидев откровенный ужас в ее глазах, не удержался от усмешки. Падать было неглубоко. Эцио видел, что Катерина приземлилась на мягкие мешки. В следующее мгновение его внимание уже было занято караульными. Сражение с ними закончилось, едва начавшись. Заспанные, они были захвачены врасплох. К тому же навыки Эцио намного превосходили их собственные. Правда, один все же ухитрился нанести ему косой удар, но меч караульного лишь пропорол ткань камзола, не задев тела. Аудиторе начинала одолевать усталость.
Когда с караульными было покончено, Эцио вытащил Катерину обратно.
– Figlio di puttana, – выругалась она, отряхивая пыль. – Больше не смей со мной так обращаться.
Эцио заметил, что ходит она чуточку лучше.
Он быстро выбрал двух лошадей и оседлал их. Оставалось выбраться из замка. Второй выход из конюшни находился невдалеке от главных ворот Кастель Сант-Анджело. Ворота охранялись, но были открыты. Ничего удивительного: близился рассвет и в замке ожидали городских торговцев, везущих припасы.
– А теперь скачи так, словно за тобою гонятся черти, – сказал Эцио. – Пока они очухаются, ты уже успеешь пересечь мост. Дальше – на остров Тиберина. Там ты будешь в безопасности. Найди Макиавелли. Он тебя ждет.
– Я думала, мы вместе выберемся отсюда.
– Я поеду следом. Ненадолго задержусь, чтобы перетянуть все внимание солдат на себя.
Катерина что есть силы натянула поводья, отчего лошадь встала на дыбы.
– Возвращайся живым, – сказала она Эцио. – Иначе я тебе этого не прощу!
Эцио надеялся, что ее слова были искренними. Пустив лошадь галопом, Катерина понеслась к главным воротам. Охрана могла лишь расступиться, чтобы не попасть под копыта. Убедившись, что Катерина выбралась за пределы замка, Эцио подъехал к люку, сняв со стены горящий факел. Бросив факел в люк, он выхватил меч и направил лошадь к воротам.
Солдаты выстроились в цепь и ждали его, держа наготове алебарды. Эцио впервые ехал на этой лошади, но он знал маневр. Подъехав к солдатам, он в последний момент туго натянул поводья, а сам пригнулся и пришпорил лошадь – та взвилась на дыбы, и в то же мгновение рядом с конюшней прогремел мощный взрыв. Догадка Эцио оказалась верной: в ящиках действительно был порох. От взрыва задрожала земля. Солдаты инстинктивно пригнулись. Лошадь, испуганная взрывом, прыгнула и перемахнула через цепь солдат, как через невысокий забор.
Оставив после себя хаос и замешательство, Эцио поскакал навстречу восходящему солнцу. Его сердце ликовало. Он освободил Катерину!
26
Убедившись, что за ним нет погони, Эцио развернул свою лошадь. Ему было жаль расставаться с таким умным животным, но он все же поехал в конюшню, где они с Макиавелли когда-то (казалось, в другой жизни) нанимали лошадей, и передал свою спасительницу старшему конюху В конюшне было чисто и опрятно. Чувствовалось, дела у хозяина идут хорошо. Как и во всем квартале, сбросившем ярмо власти Борджиа и пока сохранявшем независимость. На остров Тиберина Эцио вернулся пешком. На пристани его уже ждал тайный паром ассасинов. Выбравшись на берег, он поспешил к тайному убежищу братства.
Катерина благополучно добралась до острова. Сейчас она лежала на подстилке возле двери. Над нею хлопотал врач. Увидев Эцио, она улыбнулась и попыталась сесть, однако врач ей этого не позволил.
– Эцио! Какое облегчение видеть тебя живым и невредимым.
– Где Макиавелли? – спросил он, сжав ей руку.
Ответного пожатия не последовало. Возможно, Катерина была слишком слаба.
– Я не знаю.
Из дальнего, сумрачного конца комнаты появился Ла Вольпе:
– Эцио! Рад тебя видеть.
Они обнялись.
– Твою герцогиню перенес сюда я. А что касается Макиавелли…
В этот момент входная дверь широко отворилась. Вошел Никколо. Вид у него был подавленный.
– Где ты пропадал? – спросил Ла Вольпе.
– Разыскивал Эцио… Вообще-то, я не обязан перед тобой отчитываться, – огрызнулся Макиавелли.
Напряженности между старыми союзниками не убавилось, и Аудиторе это печалило.
– Что с Чезаре и Родриго? – повернувшись к Эцио, спросил Никколо достаточно бесцеремонно.
– Чезаре почти сразу же уехал в Урбино. Родриго все это время находился в Ватикане.
– Очень странно, – пробормотал Макиавелли. – Я полагал, что Родриго будет в замке.
– И в самом деле странно, – вставил Ла Вольпе.
Если Макиавелли и заметил издевку, то виду не подал.
– Какую возможность упустили, – сказал он, размышляя вслух. Затем, опомнившись, добавил: – Герцогиня, прошу не принимать это на свой счет. Я рад видеть тебя на свободе.
– Я и не принимаю, – ответила Катерина.
– Что ж, раз Чезаре отправился в Урбино, мы должны сплотить свои силы в Риме, – сказал Эцио.
Макиавелли наморщил лоб:
– Но я думал, что мы нанесем удар немедленно! Нужно было отправиться вслед за Чезаре и покончить с ним.
– У вас бы ничего не получилось, – возразила Катерина. – Я видела его армию. Она многочисленна. Вам было бы не пробиться к нему.
– Потому я и говорю: нужно действовать здесь, в Риме. Необходимо и дальше подтачивать влияние Борджиа, заменяя его нашим. И заняться этим я хочу немедленно.
– Ты так говоришь, словно уже стал нашим предводителем, – усмехнулся Макиавелли, – а это мы пока не обсуждали. Совет еще не собирался.
– А я говорю: предводитель нам нужен как можно скорее, – возразил Ла Вольпе. – Нет у нас времени на собрания и голосования. Нам необходимо вновь сплотить братство. Что же касается моих денег, Эцио умеет их считать. Послушай, Макиавелли: мы с тобой – самые давние члены братства. Бартоломео будет вынужден с нами согласиться. Давай примем решение немедленно. Если хочешь, пока оставим его в тайне. Все формальности уладим потом.
Макиавелли хотел что-то сказать, но передумал и лишь пожал плечами.
– Я вас не подведу, – сказал Эцио. – Ла Вольпе, оповести Бартоломео и Клаудию, чтобы собрались здесь. Надо кое-что обсудить. А тебя, Никколо, я прошу пойти со мной.
Но перед тем, как уйти, Эцио остановился у постели Катерины.
– Позаботьтесь о ней, – сказал он врачу.
– Куда мы идем? – спросил Макиавелли, когда они вновь оказались в центре города.
– Решил кое-что тебе показать, – ответил Аудиторе.
Они дошли до ближайшей рыночной площади. Часть лавок уже открылась. Булочник сидел с хлебом, мясник отгонял назойливых мух от нарубленных кусков мяса, зеленщик разложил свой подвядший товар. Несмотря на ранний час, лучше всего дела шли у питейных заведений. Как Эцио и ожидал, здесь же толкались солдаты Борджиа. Они стояли возле лотка кожевенника и беззастенчиво его грабили. Торговец был бессилен им помешать.
Ассасины затерялись в не слишком густой толпе покупателей.
– Смотри, – шепнул другу Аудиторе.
– Я знаю, что здесь происходит, – сказал Макиавелли.
– Конечно, Никколо. Я и не сомневался, что ты знаешь. Прости меня, но ты привык видеть общую картину. Ты знаешь, какие политические шаги нужно предпринять, чтобы сокрушить Борджиа, и здесь я ни на минуту не сомневаюсь в твоей искренности… Но мы должны начинать с более общего уровня. Борджиа и все, кто у них на службе, безнаказанно обирают народ. Их власть держится только на людском страхе.
Издевательство над торговцем продолжалось. Солдаты повалили его на землю, после чего забрали себе все, что им понравилось, и двинулись дальше. Униженный торговец поднялся и в бессильной ярости смотрел вслед ворам в мундирах, потом, чуть не плача, принялся заново раскладывать оставшиеся товары. К нему подошла женщина, явно намереваясь его утешить, однако торговец отмахнулся от нее. Тем не менее женщина осталась, продолжая что-то говорить ему. Ее глаза были полны сочувствия и заботы.
– Что же ты не помог бедняге? – спросил Макиавелли. – Ты бы вмиг расшвырял этих скотов.
– Помогая одному, я не решу проблемы. Люди Борджиа вернутся, когда нас не будет рядом, и продолжат свое черное дело. Ты посмотри, какого качества здешняя провизия. Овощи старые, мясо засижено мухами, а хлеб наверняка черствый. Все лучшее и свежее эти люди обязаны отправлять Борджиа. Как ты думаешь, почему в Риме столько пьяниц?
– Не знаю, – пожал плечами Никколо.
– Потому что люди топят свое горе в вине. Они подавлены и лишены надежды. Вино помогает хотя бы на время забыться. Но мы можем изменить их жизнь.
– Как?
– Привлечь их на нашу сторону. – Аудиторе раскинул руки. – Эти люди могут стать основой нашего сопротивления Борджиа.
– Мы с тобой уже говорили об этом, – раздраженно напомнил ему Макиавелли. – Ты и сам понимаешь, насколько несерьезен твой замысел.
– Я начну с этого ограбленного торговца. Никколо, чтобы выиграть войну против Борджиа, нам нужны верные солдаты. Пусть и не каждый из них возьмет в руки оружие. Мы должны посеять в их умах семена сопротивления. Пойми, государство сделало все, чтобы превратить их в своих врагов. Они наши готовые бойцы. Мы их вооружим, и они сомнут Борджиа.
Макиавелли наградил его долгим, суровым взглядом.
– Что ж, не буду тебе мешать, – сказал он. – Набирай людей в свои полки.
– Да, я намерен это сделать. И ты увидишь: из кучки недовольных своей участью мужчин и женщин я выкую меч, который не только отсечет все головы гидре по имени Борджиа, но и сразит тамплиеров.
27
На Тиберину Эцио возвращался один. Он неплохо потрудился, убеждая разочарованных и разуверившихся жителей перейти на свою сторону.
Кроме добровольных помощников, охранявших гнездо ассасинов и следивших за порядком, на острове никого не было. Эцио мечтал, что сейчас немного передохнет и обдумает свои дальнейшие действия. Однако его дожидался посетитель, который явно не хотел, чтобы о его присутствии узнали другие. Он подождал, пока все уйдут внутрь, и лишь тогда дал о себе знать.
– Эй, Эцио! Иди сюда!
– Кто здесь? – мгновенно насторожился Аудиторе, хотя голос показался ему знакомым.
Дорожку, что вела к тайному прибежищу, с обеих сторон окружали высокие кустарники. До сих пор никто, кроме ассасинов и их сторонников, не знал об этом месте. Если вдруг о нем стало известно…
– Иди сюда! – позвал голос.
– Кто это?
– Я!
Это был Леонардо да Винчи. Вид у него был немного отрешенный, но одет он был, как всегда, с иголочки. Он вышел на дорожку.
– Лео! Боже мой!
Первым побуждением Эцио было броситься к старому другу и крепко обнять Леонардо. Однако он помнил, кому теперь служит художник, и потому сдержал порыв.
Леонардо это заметил. Выглядел он несколько постаревшим, но не утратившим ни капли прежней живости. Он сделал шаг вперед, но головы не поднял.
– Я не удивлен, что ты оказываешь мне прохладный прием.
– Что ж, Лео, должен признать, ты меня разочаровал.
Да Винчи взмахнул руками:
– Я знаю о вчерашнем нападении на Кастель Сант-Анджело. Это мог быть только ты. Так я понял, что ты жив.
– Твои новые хозяева уже рассказали тебе об этом?
– Они мне ничего не рассказывают. Я для них не более чем раб. – Леонардо едва заметно подмигнул. – Но они вынуждены мне доверять.
– Пока ты им нужен.
– У меня хватает ума всегда быть на шаг впереди.
Леонардо подошел еще ближе. Его руки были слегка подняты, словно он хотел обнять Эцио, но не решался.
– Дружище, я так рад снова тебя видеть, – сказал он.
– Ты сделал для Борджиа новое оружие. Новые пистолеты, с которыми нам тяжело справляться.
– Знаю. Но если ты позволишь мне объясниться…
– И как ты нашел это место?
– Я могу объяснить…
Вид у Леонардо был настолько сокрушенным и несчастным, а говорил он так искренне, что сердце Эцио растаяло. Придя сюда, Леонардо наверняка очень рисковал. Он искал восстановления прежних теплых отношений, и Эцио был бы никудышным предводителем, если бы отверг дружбу и сотрудничество такого человека, как Леонардо.
– Иди сюда! – воскликнул Эцио, раскрывая руки.
– Эцио!
Леонардо бросился к нему и они тепло обнялись.
Эцио повел его в штаб-квартиру. Катерину к этому времени перевели в одну из внутренних комнат. Врач сказал, что ее нельзя тревожить. Аудиторе хотелось нарушить врачебный запрет, но поговорить с герцогиней он всегда успеет, а Леонардо вряд ли задержится здесь надолго.
Эцио попросил принести вина и угощение.
– Расскажи мне все, – обратился он к Леонардо.
– Прежде всего, ты должен меня простить. На службу к Борджиа я пошел по жесткому принуждению. Если бы я отказался, меня ожидали бы пытки и долгая, мучительная смерть. Мне красочно рассказали, какие ужасы уготованы мне в случае отказа. Даже сейчас я не могу вспоминать об этом без содрогания.
– Но здесь ты в полной безопасности.
Леонардо покачал головой:
– Нет! Я должен к ним вернуться. Я тебе намного полезнее, если Борджиа уверены, что я продолжаю работать на них. Я старался изо всех сил, чтобы число моих работающих изобретений было ничтожным. – Эцио собирался его перебить, но Леонардо поднял руку с просьбой не прерывать его. – Считай это моей исповедью и дай мне договорить до конца. Потом можешь судить меня, как сочтешь нужным.
– Леонардо, никто не собирается тебя судить.
Волнение, овладевшее Леонардо, нарастало. Забыв об угощении, он подался вперед и продолжил:
– Я работаю на них по принуждению. Ты же знаешь: я всегда старался держаться вне политики. В ней завязнешь – потом не выберешься. Но люди, стремящиеся к власти, сами меня разыскивают, ибо знают о моих способностях.
– Это я помню.
– Чтобы остаться в живых, я вынужден подыгрывать Борджиа. Спросишь, почему мне так важно остаться в живых? – Леонардо шумно вздохнул. – Эцио, ты и представить не можешь: мой мозг бурлит от замыслов! – Он отчаянно взмахнул руками. – Мне еще столько предстоит открыть!
Эцио молчал. Это он тоже знал.
– Ну вот, теперь я рассказал тебе все, – закончил свою исповедь Леонардо.
– Зачем ты здесь?
– Чтобы заделать трещину в наших отношениях. Убедить тебя, что у меня нет ни малейшей симпатии к Борджиа.
– А чего они от тебя хотят?
– Все, что я способен создать. Прежде всего военные машины. Они знают мои возможности.
Достав пачку бумаг, Леонардо протянул их Эцио:
– Вот некоторые мои изобретения. Смотри. Это – бронированная повозка. Если ее правильно собрать, она может передвигаться по любой местности. Внутри повозки находятся солдаты. У них большие пушки. Они могут стрелять по противнику, но сами защищены броней и неуязвимы. Я назвал эту повозку танком.
Эцио разглядывал чертежи и рисунки. Его лицо заметно побледнело.
– И эта повозка… уже строится?
Леонардо хитро улыбнулся:
– Я же сказал: если ее правильно собрать. Нарисовать можно что угодно. А в действительности эта повозка пока способна лишь поворачиваться вокруг своей оси.
– Понимаю, – улыбнулся Эцио.
– А теперь посмотри сюда.
Эцио вгляделся в рисунок, изображавший всадника, управлявшего двумя лошадьми, запряженными бок о бок. К их постромкам спереди и сзади крепились длинные горизонтальные шесты, имевшие колеса. Двигаясь, колеса сообщали движение лезвиям, которые напоминали лезвия кос, только были слегка закругленными. Всадник двигался, кося врагов, как траву.
– Ну и жуткое изобретение, – сказал Эцио.
– Да. Но к сожалению, всадник уязвим для вражеских стрел.
Леонардо снова подмигнул.
Улыбка Эцио стала еще шире, потом вдруг погасла.
– Но как же пистолеты, которыми ты их вооружил?
Леонардо пожал плечами.
– Пришлось бросить кость этому трехголовому псу, – сказал он. – Иначе Борджиа заподозрили бы мою двойную игру.
– Однако пистолеты получились очень боеспособными.
– Согласен. Но в них нет и половины боеспособности пистолетика, который я когда-то сделал для тебя по чертежам из Кодекса. Мне пришлось сильно сдерживать себя, изобретая оружие для Борджиа.
Эцио с грустью подумал об утраченном оружии, но пока говорить об этом не стал.
– Что еще в этих бумагах?
Они были одни, но Леонардо все равно понизил голос до шепота:
– Я сделал копии не только с чертежей самых больших военных машин. Я записал, где и как их применять с наибольшей пользой. – Леонардо иронично развел руками. – Я мечтал об их большей эффективности, но, видимо, моим мечтам не суждено сбыться.
Эцио с восхищением смотрел на своего старого друга. Этот человек построил венецианцам подводную лодку, позволявшую топить турецкие галеоны. Если бы Леонардо намеренно не заложил изъяны в эти чертежи, армия Борджиа оказалась бы непобедимой. Как хорошо, что при встрече он не оттолкнул Леонардо. Гений его друга стоил двух армий, если не больше.
– Лео, передохни же. Выпей вина. Я вряд ли сумею отблагодарить тебя за твои бесценные сведения.
Но художник отмахнулся от протянутой кружки:
– У меня есть другие сведения, куда серьезнее и печальнее. Ты знаешь, что Борджиа захватили Яблоко?
– Конечно.
– Они отдали Яблоко мне для изучения. Мы с тобой уже имеем представление о его возможностях. Родриго знает меньше нашего, но он умнее своего сынка, хотя за Чезаре и нужен глаз да глаз.
– Много ли ты им рассказал о свойствах Яблока?
– Старался говорить как можно меньше, но что-то поведать пришлось. Чезаре, похоже, это устроило. Я показал ему некоторые пустяки, и больше он не пристает. А вот Родриго знает, что Яблоко способно на большее, и теряет терпение… Я думал о том, как можно похитить Яблоко. Но его охраняют. Мне разрешается заниматься с ним только под пристальнейшим наблюдением караульных. И все же я сумел с помощью Яблока узнать твое местонахождение. Ты же знаешь, оно умеет отыскивать людей и предметы. Удивительная способность.
– Надеюсь, ты не рассказал Борджиа, как это делается?
– Разумеется, нет. Я всего лишь хочу вернуть Яблоко законному владельцу.
– Не бойся, Лео. Со временем мы обязательно отберем у них Яблоко. А пока дурачь Борджиа насколько возможно. Если получится, сообщай мне о том, что ты им рассказываешь.
– Постараюсь.
– Тут есть еще один момент, – нахмурился Эцио.
– Говори.
– Я лишился всего оружия, которое ты мне делал по чертежам Кодекса.
– Понимаю.
– Уцелел только старинный клинок, доставшийся мне от отца. Пистолет, клинок, впрыскивающий яд, двулезвийный клинок и тот чудесный наруч… все пропало.
– Так-так. – Леонардо сначала нахмурился, но вскоре просветлел. – Восстановить их будет не слишком сложно.
– Неужели?
Эцио едва верил своим ушам.
– Чертежи, которые я скопировал с Кодекса, по-прежнему во Флоренции. Они надежно спрятаны у моих давних помощников Аньоло и Инноченто. Борджиа никогда не получат этих чертежей. Не дай бог, если они вдруг захватят Флоренцию или туда явятся французы, у Аньоло и Инноченто есть строгий приказ: чертежи уничтожить. Я абсолютно им доверяю, но могу сказать: самостоятельно, без меня, они не сумели бы изготовить это оружие. Кстати, я… никогда не забываю своих изобретений. Только… – Он замялся. – Тебе придется заплатить мне за материалы. И вперед.
– А разве Ватикан тебе совсем не платит? – изумился Эцио.
Леонардо кашлянул:
– Совсем… Совсем немного. Полагаю, сохранение моей жизни они считают уже достаточной платой. Я не настолько глуп и прекрасно понимаю: как только надобность во мне отпадет, они убьют меня с той же легкостью, с какой Чезаре убивает быков.
– Согласен, – сказал Эцио. – Они скорее предпочтут увидеть тебя мертвым, чем работающим на других.
– Да. Я все время думаю об этом, – вздохнул художник. – Мне совсем некуда бежать. Да я и не хочу. Мне хочется увидеть крах семейства Борджиа. Ради этого я даже готов влезть в политику Но мой любимый Милан в руках французов. – Леонардо продолжал говорить, как будто размышляя вслух. – Быть может – позже, когда все это кончится, – я, наверное, попытаю счастья во Франции. Говорят, очень цивилизованная страна…
Эцио вернул Леонардо к реальности. Подойдя к окованному железом сундуку, он достал кожаную сумку, туго набитую дукатами.
– Вот тебе аванс и плата за изготовление моего оружия, – сказал он, протягивая деньги. – Когда оно будет готово?
Леонардо задумался:
– Сейчас это будет посложнее, чем в прошлый раз. Мне придется работать тайно и одному, поскольку никому из здешних помощников я не доверяю… – Он помолчал. – Я дам тебе знать. Постараюсь не затягивать. – Он положил тяжелый мешок на ладонь. – С таким количеством денег я, быть может, сделаю тебе еще что-нибудь по своим чертежам, но не менее эффективное.
– Все, что ты сумеешь сделать для нас, будет принято с неизменной благодарностью. Где бы ты ни находился, я постараюсь уберечь тебя от напастей.
Эцио завязал мысленный узелок: поручить своим новобранцам, когда те пройдут начальную выучку, внимательно следить за Леонардо и докладывать ему лично.
– Скажи, Лео, а как мы будем поддерживать связь?
– Я думал об этом.
Леонардо достал кусочек мела и на столе нарисовал правую человеческую руку. Ее пальцы указывали на что-то.
– Какая красота, – восхитился Эцио.
– Спасибо. Это набросок к полотну, которое я собираюсь написать… если когда-нибудь снова возьмусь за кисть. Я хочу изобразить Иоанна Крестителя. А теперь иди и сядь туда, куда указывает рука.
Эцио подчинился.
– Вот так, – сказал Леонардо. – Накажи своим людям, чтобы внимательно смотрели по сторонам. Если где-то они увидят такой рисунок… другие не обратят на него внимания. Мало ли что нарисовано на стенах? Так вот, если они где-то увидят такой рисунок, пусть сразу же сообщат тебе. Ты пойдешь в указанном направлении, и мы встретимся.
– Здорово придумано.
– Ты не беспокойся. Я обязательно буду предупреждать заранее. На случай, если ты будешь занят другими делами.
– Спасибо, друг.
Леонардо встал:
– Я должен идти, не то меня хватятся. Но вначале…
– Что вначале?
Леонардо улыбнулся и потряс сумкой с деньгами.
– Вначале я прогуляюсь по лавкам.
28
Эцио не сиделось на месте. Вскоре после ухода Леонардо он тоже покинул остров, решив продолжить склонять горожан на сторону братства. Ему требовалось чем-то себя занять. Аудиторе с мальчишеским нетерпением ждал изготовления нового оружия взамен утраченного при штурме Монтериджони.
Помня о назначенной встрече, он вернулся заблаговременно. Оказалось, Макиавелли его опередил. Рядом с Никколо сидела Катерина. Ее колени были укрыты меховой накидкой. Как всегда, Никколо был бесцеремонен.
– Где ты был?
Эцио не понравился его тон.
– У всех нас есть свои секреты, – ответил Аудиторе, стараясь говорить спокойно. – А позволь спросить, где был ты?
Макиавелли улыбнулся:
– Я занимался усовершенствованием нашей голубиной почты. Теперь мы можем по всему городу рассылать приказы нашим новобранцам.
– Прекрасно. Спасибо, Никколо.
Они переглянулись. Макиавелли был на десять лет моложе Аудиторе, но честолюбием и стремлением к независимости превосходил его. Что таилось во взгляде полуприкрытых глаз Никколо? Может, он противился избранию Эцио предводителем братства? Может, надеялся сам занять этот пост? Аудиторе прогнал тревожные мысли. Они с Макиавелли – не соперники. Себя Эцио считал практиком. А Никколо – тот больше теоретик, дипломат, политик до мозга костей. У Аудиторе не возникало ни малейших сомнений в полезности Макиавелли для братства и его преданности делу ассасинов. Если бы еще убедить в этом Ла Вольпе!
Словно по волшебству, в комнату вошли Лис и Клаудия.
– Какие новости? – спросил Эцио, поздоровавшись с предводителем воров.
– Бартоломео просит его извинить. Он не смог приехать. Похоже, генерал Октавиан задумал снова напасть на его лагерь.
– Понятно.
– Солдаты генерала остервенело атакуют, но мы держимся крепко.
– Хорошо. – Эцио повернулся к сестре. – Здравствуй, Клаудия, – довольно холодно произнес он.
– Здравствуй, брат, – в тон ему ответила Клаудия.
Когда все расселись, Аудиторе сказал:
– Я продумал наши дальнейшие действия против Борджиа.
– Предлагаю или ударить по их путям снабжения, или заняться сторонниками Чезаре, – тут же встрял Макиавелли.
– Спасибо, Никколо, – спокойно ответил Эцио. – Мой замысел шире. Мы ударим по обоим направлениям сразу. Если мы сумеем лишить Чезаре финансовой поддержки, он сразу потеряет свою армию и останется один. Откуда к нему поступают деньги?
– Нам известно, что большая часть денег поступает к Чезаре от отца. А финансами Родриго ведает Агостино Киджи. Но у Чезаре есть и свой казначей. Кто – мы пока не знаем, хотя есть кое-какие соображения на этот счет.
Эцио решил пока не высказывать свои мысли вслух. Хорошо, если люди Ла Вольпе их подтвердят.
– Мне знаком один человек, – сказала Клаудия. – Он частенько навещает «Цветущую розу». Так вот, он задолжал приличную сумму казначею Чезаре. Человека этого зовут Эгидио Троке. Римский сенатор. Он постоянно жаловался на безбожные проценты по своим долгам.
– Отлично, – сказал Эцио. – Мы должны проследить за ним.
– Есть еще некоторые сведения, – сказал Никколо. – Мы узнали, что Чезаре собрался разместить французские войска на дороге, которая ведет к Кастель Сант-Анджело. Должно быть, ваша недавняя атака задала им жару. Чезаре собирается вернуться в Рим. Незамедлительно. Чем вызвана такая спешка – этого я пока не знаю, но обязательно выясню. В любом случае, когда Чезаре вернется, его будут охранять так, что к нему не подберешься. Наши шпионы выяснили: свое возвращение он держит в тайне. Во всяком случае, до поры до времени.
– Значит, опять приготовил какую-то пакость, – сказал Ла Вольпе.
– Потрясающая догадка, – усмехнулся Макиавелли.
Они хмуро посмотрели друг на друга.
Эцио задумался над услышанным.
– Нам лучше всего было бы прижать генерала Октавиана и убить его. После этого Бартоломео надавит на французов, и тем станет не до охраны Кастель Сант-Анджело.
Катерина, до сих пор только слушавшая разговор, сказала:
– Эцио, учти: даже если французы уйдут, останется папская гвардия, и она будет охранять мост и главные ворота.
– Да, – согласился Ла Вольпе. – Но существует боковой вход. У некоего Пьетро Бенинтенди – это актер, нынешняя игрушка Лукреции, – есть ключ.
– Сведения верные? – спросил Эцио. – Я видел Пьетро с Лукрецией. В замке.
– Я велю своим ребятам его разыскать, – пообещал Ла Вольпе. – Думаю, они быстро справятся с задачей.
– Хорошая мысль, – улыбнулась Катерина. – Я бы рада помочь. Надо напугать этого красавчика. Он сам отдаст ключ и перестанет видеться с Лукрецией. Лишим эту суку любовных утех.
– Не торопись, герцогиня, – охладил ее пыл Никколо. – Мы постараемся обойтись своими силами.
– Почему? – удивилась Катерина.
– Потому что мы собираемся вывезти тебя из Рима. Возможно, во Флоренцию. Побудешь там, пока мы не отобьем Форли. Твои дети в полной безопасности. – Макиавелли обвел глазами собравшихся. – Твое спасение не прошло незамеченным. По всему городу глашатаи выкрикивают обещание властей щедро вознаградить тех, кто предъявит им беглую герцогиню Сфорца. Живую или мертвую. И никакие подкупы не заткнут рты глашатаям.
Собравшиеся молчали. Неожиданно Катерина встала. Накидка упала на пол.
– Кажется, я злоупотребляю вашим гостеприимством, – сказала она. – Прошу прощения.
– О чем это ты? – встревожился Эцио.
– О том, что здесь я не в безопасности.
– Мы тебя защитим!
– И что более важно, я для вас обуза. Разве не так, Никколо? – спросила Катерина, глядя на Макиавелли в упор.
Тот молчал.
– Вот и ответ, – сказала Катерина. – Пойду готовиться к отъезду.
29
– Ты уверена, что сможешь ехать верхом? – спросил Эцио.
– Сюда же я как-то добралась из Кастель Сант-Анджело, – ответила Катерина.
– Но тогда у тебя не было выбора.
– А разве сейчас у меня есть выбор?
Эцио было нечего сказать. Две женщины помогали Катерине со сборами. Клаудия передала ей немного одежды и провизию на дорогу. Завтра, едва рассветет, герцогиня двинется в путь. Небольшой отряд сопровождающих, выделенных Эцио, позаботится о том, чтобы она благополучно покинула пределы Рима. Он хотел также сопровождать ее, но Катерина отказалась.
– Не люблю прощаний, – сказала она. – И чем они длиннее, тем хуже.
Эцио смотрел, как Катерина деловито отдает распоряжения своим помощницам. Ему вспоминались давние дни, проведенные с нею в Форли. Вспоминалась недавняя встреча в Монтериджони. Тогда он думал, что они воссоединились. Увы! Братство ассасинов забрало у него жизнь, оставив лишь одиночество.
– Я не хочу, чтобы ты уезжала, – сказал Эцио.
– Ты знаешь, что я должна уехать.
– Попроси своих помощниц уйти.
– Мне надо торопиться.
– Пусть уйдут. Я не отниму много времени.
Катерина исполнила его просьбу но с демонстративной неохотой. Помощницам она сказала:
– Заметьте время по водяным часам и через пять минут возвращайтесь.
Когда они остались наедине, Эцио не знал, с чего начать.
– Ну? – Ее голос немного смягчился. В глазах читалось беспокойство, хотя причину этого беспокойства Эцио не знал.
– Я… я тебя спас, – сказал он, понимая всю глупость своих слов.
– Да, и я тебе благодарна. Но не ты ли сказал своим соратникам, по какой причине ты это сделал? Я для вас – полезная союзница. Даже без Форли.
– Мы вернем Форли.
– И тогда я туда вернусь.
Эцио снова молчал. На сердце у него было совсем пусто.
Катерина подошла к нему и положила руки на плечи.
– Эцио, ты ведь сам все понимаешь. Без Форли я никому не нужна. Если я сейчас уезжаю, то лишь затем, чтобы быть в безопасности, рядом с моими детьми. Ты же хотел, чтобы мне ничего не угрожало?
– Да.
– В таком случае…
– Я спасал тебя не только из-за твоей ценности для дела братства.
Теперь замолчала Катерина.
– Я это сделал, потому что…
– Эцио, не произноси таких слов.
– Почему?
– Потому что я не смогу ответить тебе тем же.
Никакое оружие не нанесло бы ему более глубокой раны, чем эти слова.
– Значит, я был для тебя только… средством для достижения цели?
– Резко сказано.
– А какие другие слова ты хотела бы от меня услышать?
– Я уже пробовала тебе объяснить.
– Ты безжалостная женщина.
– Я женщина, у которой есть дело и долг.
– Значит, годится все, что служит твоему делу.
– Я уже пробовала тебе это объяснить, – повторила Катерина. – Ты должен это принять.
Катерина убрала руки с его плеч. Эцио видел, что мыслями она уже в пути. Похоже, ей не терпелось уехать.
У Эцио мелькнула шальная мысль: «К черту братство! Я знаю, чего хочу. Почему я не могу хоть немного пожить для себя?»
– Я поеду с тобой, – сказал он.
Катерина повернулась к нему. Ее глаза не улыбались.
– Послушай меня, Эцио. Возможно, ты сейчас делаешь выбор, но ты опоздал. Быть может, и я опоздала. Ты предводитель ассасинов. Не бросай работу, которую начал. Огромную работу по восстановлению братства после кошмара в Монтериджони. Без тебя все снова распадется на куски. Кто тогда нас спасет?
– По сути, я никогда не был тебе нужен.
Он смотрел на нее. Катерина телом была здесь, но мысли ее явно витали где-то далеко. А было ли вообще такое время, когда она находилась рядом с ним? Этого он не знал. Возможно, это время было лишь в его воображении. Эцио вдруг почувствовал, что смотрит на труп любви. Он отказывался в это верить. Но смерть есть смерть, и, как всегда, ему не оставалось ничего иного, как свыкнуться с реальностью.
В дверь постучали.
– Входите, – сказала Катерина вернувшимся помощницам.
Эцио молча оставил их продолжать сборы.
Наутро он сначала решил не провожать Катерину но потом передумал. Утро выдалось холодным. Эцио шел к окраинному кварталу освобожденному от власти Борджиа. Там на небольшой площади стояли оседланные лошади, нетерпеливо перебирая ногами. Эцио до последнего не оставляла слабая надежда: вдруг она передумает? Она по-доброму (как когда-то) посмотрела на него. Он подумал, что справился бы лучше со своими чувствами без этой доброты. Она походила на унижение.
– Удачи, герцогиня, и… прощай, – только и мог сказать Эцио.
– Будем надеяться, что мы прощаемся не навсегда.
– Боюсь, это напрасные надежды.
Катерина еще раз взглянула на него:
– В таком случае – и тебе удачи, мой принц, и – Vittoria agli Assassini!
Катерина забралась в седло, развернула лошадь и, даже не оглянувшись, галопом понеслась впереди сопровождающих. На север, прочь из Рима и из его жизни. Эцио провожал их глазами, одинокий мужчина средних лет, которому любовь давала последний шанс, а он этот шанс упустил.
– Vittoria agli Assassini, – прошептал Эцио и, повернувшись, зашагал обратно в направлении еще не проснувшегося города.
30
Скорое возвращение Чезаре заставило Эцио забыть свои личные горести и заняться делом, на которое его подвигла судьба. Чтобы лишить Чезаре денег, нужно было перво-наперво найти и вывести из игры его казначея. Имя этого человека никто не знал. Была лишь маленькая зацепка – высокопоставленный посетитель «Цветущей розы».
– Чего тебе? – угрюмо спросила Клаудия.
Чувствовалось, она совсем не рада была видеть брата.
– На встрече ты говорила об одном сенаторе.
– Говорила. И что?
– Ты сказала, что он задолжал казначею, который снабжает деньгами Чезаре. Он здесь?
Клаудия пожала плечами:
– У тебя больше шансов найти его на Campidoglio. Надеюсь, там тебе моя помощь не понадобится?
– Как он выглядит?
– Дай-ка подумать. Как… обычный человек.
– Сестра, не играй со мной в эти игры.
Клаудия немного смягчилась:
– Ему лет шестьдесят. Сухощавый, вид обеспокоенный, чисто выбрит, седые волосы. Ростом с тебя или чуть ниже. Зовут Эгидио Троке. От него так и веет унынием. Но он жутко упрямый. К нему так просто не подступишься.
– Спасибо. – Эцио посмотрел на сестру тяжелым взглядом. – Я собираюсь выследить и убить этого казначея. У меня есть смутные догадки насчет его личности. Осталось узнать, где он живет. Возможно, сенатор приведет меня к нему.
– У казначея надежная охрана. В его положении ты бы тоже обзавелся такой.
– Думаешь, мое положение как-то отличается от его?
– Меня это не касается.
– Клаудия, ты все еще дуешься на меня за тот разговор. Если я и бываю с тобой жестким, то лишь потому, что волнуюсь за тебя.
– Избавь меня от нравоучений.
– Смотрю, ты хорошо справляешься…
– Спасибо, добрый господин…
– Но мне нужно, чтобы ты оказала мне услугу помасштабнее. Как только я разделаюсь с казначеем, твои девицы должны будут перенести его деньги в безопасное место.
– Дай мне знать, когда – или лучше сказать «если» – твой план увенчается успехом.
– Просто будь готова.
В мрачном настроении Эцио отправился на Капитолийский холм – средоточие римской власти и тех, в чьих руках она находилась. Неискушенному наблюдателю могло показаться, что здесь собрались серьезные и очень занятые люди. По широкой площади, вокруг которой стояли правительственные здания, расхаживало несколько сенаторов. Их сопровождала целая свита секретарей и помощников, тащивших кожаные папки с бумагами. Сенаторы фланировали между зданиями, стараясь выглядеть предельно важными и деловыми. Эцио постарался смешаться с толпой, высматривая человека, отвечающего словесному портрету Клаудии. Попутно он вслушивался в обрывки разговоров, надеясь извлечь оттуда хоть какие-то полезные сведения о предмете его поисков. Судя по всему, Эгидио на площади сейчас не было, хотя сенаторы часто упоминали это имя.
– Эгидио опять просил денег, – сказал один из них.
– А когда он их не просит? И на что теперь?
– На подготовку предложения об уменьшении числа публичных казней.
– Да это просто смешно!
Эцио перешел к другой кучке сенаторов. Там он узнал новые сведения. Получалось одно из двух: Эгидио был или неуемным (и неумным) либералом-реформатором, или весьма бездарным мошенником.
– Эгидио обратился с прошением о том, чтобы в уголовных судах отменили пытки свидетелей, – услышал Эцио, подойдя еще к одной паре сенаторов.
– Держи карман шире! – возразил человек с желчным, недовольным лицом. – Это лишь видимость. На самом деле деньги ему нужны для выплаты долгов.
– Я слышал, он хочет упразднить гражданские индульгенции.
– Умоляю тебя! Можно подумать, это когда-нибудь случится. Каждый гражданин, пострадавший от наших законов, должен обладать правом заплатить деньги для освобождения от этих законов. Это наш долг. К тому же его святейшество, который ввел гражданские индульгенции, следовал примеру самого Христа. Недаром сказано: «Блаженны милостивые…»
«Еще одна мошенническая уловка Борджиа для выжимания денег», – подумал Эцио.
– Но почему мы должны давать деньги Эгидио? Всем известно, на что он их пускает.
И, засмеявшись, сенаторы отправились по своим делам.
Вскоре внимание Эцио привлекли несколько солдат Борджиа, на мундирах которых был вышит личный герб Чезаре. Чувствуя, что появились они здесь неспроста, ассасин осторожно приблизился и увидел, как солдаты окружили одного из сенаторов. Остальные старались делать вид, будто ничего не происходит, но на всякий случай отошли подальше.
Человек, окруженный солдатами, полностью соответствовал описанию Клаудии.
– Хватит отговорок, – сердито оборвал его сержант.
– Ваш платеж просрочен, – добавил капрал. – А долг есть долг.
Утратив всякую видимость достоинства, Эгидио взмолился:
– Пожалуйста, сделайте исключение для старика. Я вас прошу.
– Нет, – отрезал сержант.
Он кивнул двум солдатам. Те схватили Эгидио и повалили на землю.
– Банкир послал нас вытрясти из вас долг. Вы знаете, как это делается.
– Послушайте, дайте мне еще немного времени. До завтра. Или хотя бы до вечера. Я приготовлю деньги.
– Нет, так не пойдет, – ответил сержант и с силой ударил сенатора ногой в живот, а затем отошел, предоставив капралу и солдатам заниматься должником.
– Таким способом вам денег не получить, – сказал Эцио, выходя вперед.
– А ты кто такой? Дружок его, что ли?
– Совестливый прохожий.
– Тогда забирай свою совесть и не суйся в наши дела!
Как Эцио и рассчитывал, сержант подошел к нему слишком близко – лезвие скрытого клинка полоснуло по горлу чуть выше воротника. Остальные трое солдат замерли от удивления, видя, как их командир вдруг упал на колени, напрасно пытаясь зажать руками фонтан крови. Воспользовавшись их замешательством, ассасин бросился на них, и через считаные секунды все трое валялись рядом с сержантом с перерезанными глотками. Поставленная перед Эцио задача не оставляла времени для поединка на мечах.
Словно по волшебству, площадь опустела. Аудиторе помог сенатору подняться. Одежда Троке была забрызгана кровью. На лице сенатора застыл ужас вперемешку с облегчением.
– Нам лучше поскорее убраться отсюда, – сказал Эцио.
– Я знаю одно место. Идемте за мной, – ответил Эгидио.
Он удивительно быстро юркнул в узкий проход между двумя большими зданиями. Затем они с Эцио свернули налево, спустились в подвал и остановились перед дверью. Сенатор торопливо открыл ее, введя Эцио в небольшое, темное, но достаточно уютное помещение.
– Мое убежище, – сказал Эгидио. – Полезная штука, когда у вас столько кредиторов, сколько у меня.
– У вас всего один крупный кредитор.
– Увы! Я допустил ошибку, сосредоточив все свои долги в руках одного финансиста. Тогда я и не подозревал, с кем он связан. Не нужно было порывать с Киджи. Тот, по крайней мере, честен… насколько это понятие можно применить к денежным воротилам! – Эгидио умолк, оглядывая своего спасителя. – Но кто вы такой? Добрый самаритянин, вдруг оказавшийся в Риме? Я думал, эта порода давно вымерла.
Эцио оставил его вопрос без ответа и задал свой:
– Вы Senatore Эгидио Троке?
– Неужто вы сейчас скажете, что я задолжал и вам?! – насторожился Эгидио.
– Нет. Но вы можете мне помочь. Я разыскиваю человека, ведающего деньгами Чезаре.
Сенатор вяло улыбнулся:
– Банкира? А сами вы кто?
– Допустим, друг семьи.
– Нынче у Чезаре полным-полно друзей. К сожалению, я не принадлежу к их числу. Так что, с вашего позволения, буду собирать вещички.
– Я могу заплатить ваши долги.
Эгидио замер, беспокойно глядя на Эцио:
– Что? Я не ослышался? Вы можете заплатить мои долги? Ma che miraviglia! Вначале вы спасаете меня от своры диких солдат, а теперь предлагаете мне деньги! Скажите, где же вы были всю мою жизнь?
– Успокойтесь, я не спустился с небес. Вы поможете мне, а я помогу вам. Проще не бывает.
Эгидио задумался.
– Мы сейчас пойдем к моему брату. К нему у них нет притязаний. А здесь оставаться нельзя. Сидение в подвале меня угнетает. И потом, это место слишком близко к моим – или лучше сказать «нашим»? – врагам.
– Тогда идемте.
– Но вам придется оберегать меня. Думаю, те солдаты – не единственные, кого послали по мою душу. А после вашего маленького спектакля на площади я не могу рассчитывать на их дружественное отношение ко мне.
– Хорошо. Идемте же!
Постоянно озираясь, Эгидио повел Эцио по каким-то закоулкам и дворам. Он выбирал самые глухие улочки, стараясь держаться подальше от рынков и иных мест с большим скоплением народа. Дважды они наталкивались на солдат Борджиа, и дважды Эцио брался за меч, быстро и безжалостно расправляясь с противниками. Судя по всему, в городе уже знали о случившемся и искали их обоих. Время играло против ассасина, и потому, когда он со своим спутником в очередной раз увидел пару солдат, появившихся с другого конца небольшой площади, пришлось спасаться бегством. Проще всего было бы перемещаться по крышам, но с таким спутником, как Эгидио, на крышу не полезешь. Оставалось рассчитывать на превосходное знание сенатором римских задворок. Наконец они добрались до заднего фасада новой роскошной виллы, окруженной высоким забором. Невдалеке блестел купол собора Святого Петра. Подойдя к железной дверце в стене, Эгидио полез за ключом.
Оказавшись во внутреннем дворе виллы, оба облегченно вздохнули.
– Кто-то очень сильно жаждет вашей смерти, – сказал Эцио.
– Не совсем так. Сначала из меня хотят вытрясти деньги.
– Но какой смысл вытрясти их из вас всего однажды? Судя по всему, для ваших противников вы являетесь чем-то вроде дойной коровы.
– Все не так просто. Правда в том, что я вел себя как дурак. Я отнюдь не друг семейства Борджиа, хотя и занимал у них деньги. А недавно ко мне просочились сведения, которые могут… как бы это сказать… слегка попортить им кровь.
– И что это за сведения?
– Мой брат Франческо – личный слуга Чезаре и папский камердинер… Понимаю ваше негодование, и все же выслушайте меня… Несколько месяцев назад Франческо много чего рассказал мне о замыслах Чезаре по поводу Романьи. Он намерен создать там маленькое королевство, а потом уже завоевать и подчинить себе всю страну. Поскольку Романья – это преддверие венецианских земель, Венеции очень не нравятся поползновения Чезаре.
– И что вы сделали?
Эгидио сокрушенно всплеснул руками:
– Я написал венецианскому послу и изложил ему все сведения, которые узнал от Франческо. Предупредил венецианцев. Должно быть, одно из моих писем перехватили.
– Это имело какие-то последствия для вашего брата?
– Пока ему удается оставаться чистеньким.
– Но что подвигло вас на такой поступок?
– Я должен был что-то сделать. Сенат нынче бездействует. Сенаторы только одобряют и принимают все распоряжения Борджиа. Если бы они этого не делали, сенат перестал бы существовать. Мы утратили независимость. Это то же самое, что отсечь мужчине его член. Можете представить себе состояние несчастного, которого обуревают желания, но ему нечем их удовлетворить? – Эгидио горестно покачал головой. – Человек меняется, и не в лучшую сторону. Признаюсь, даже я с отчаяния начал пить и играть в азартные игры…
– А также посещать бордель.
– Вы проницательны, – усмехнулся сенатор. – И очень наблюдательны. Интересно, что меня выдало? Запах женских духов на рукаве?
– Что-то вроде того, – улыбнулся Эцио.
– На чем я остановился?.. Ах да. Сенаторы должны заниматься тем, ради чего они избраны: обращать внимание власть имущих на язвы общества. Даже не знаю, с чего начать. Список очень велик. Тут и необоснованная жестокость, и брошенные дети, и засилие грабителей на улицах. Нужно ограничить проценты по займам, чтобы обуздать Киджи и прочих финансовых воротил. Но нынче вся независимость сенаторов ограничена жалкими и ничтожными вопросами вроде длины рукавов у женских платьев.
– Я слышал, вы развили кипучую деятельность и пытаетесь под разными ложными предлогами собирать деньги, чтобы оплачивать ваши карточные долги.
– Мой добрый незнакомец, это отнюдь не ложные предлоги. Как только у нас снова появится надлежащее правительство и как только я освобожусь от финансовых кошмаров, я намерен вплотную заняться осуществлением своих замыслов.
– И когда же, по-вашему, такое время наступит?
– Мы должны быть терпеливыми. Тирания невыносима, но она никогда не длится вечно. История знает тирании, обрушившиеся в одночасье.
– Жаль, я не могу разделить вашу уверенность.
– Конечно, пока мы вынуждены приспосабливаться к существующим обстоятельствам. И я, и вы тоже… Наверное, я лет на десять, если не на пятнадцать, старше вас. Я должен сполна проживать каждый день. Скажите, вас при взгляде на чью-то могилу никогда не посещали мысли вроде: «Неужели и в моей жизни самым значительным поступком станет моя смерть?»
Эцио молчал.
– Наверное, у вас таких мыслей не было. Вы – счастливчик. – Эгидио снова перевел разговор на себя. – Maledette lettori! И зачем только я отправлял их послу! Теперь Чезаре убьет меня при первой же возможности, и ему будет наплевать, выплачены мои долги или нет, если только… если только не случится чудо и поток его гнева не обрушится на кого-то другого. Бог свидетель, Чезаре отличается почти женским непостоянством.
– А на кого может излиться его гнев вместо вас? На вашего брата?
– Я бы никогда себе этого не простил.
– Почему? Ведь вы же политик.
– У нас с братом не настолько плохие отношения.
– Где он сейчас?
– Понятия не имею. Слава богу, не здесь. Мы с ним не разговаривали с тех пор, как он узнал о письмах. Я для него изрядная помеха. А если бы он увидел вас…
– Давайте все-таки вернемся к вашим делам, – сказал Эцио.
– Да, конечно. Я отвлекся. Со мной бывает… Простите, напомните, чего вы от меня хотите?
– Я хочу знать местонахождение казначея Чезаре. Где он работает. Где живет.
К Эгидио мигом вернулось прежнее беспокойство.
– Я должен явиться туда с деньгами. – Он беспомощно развел руками. – Самое скверное, что денег у меня нет.
– Я же сказал, что готов заплатить ваши долги. Назовите сумму и место, где вы должны встретиться с этим… банкиром.
– Обычно я прихожу в одно из трех условленных мест. Там меня встречают его помощники и ведут к нему. А задолжал я десять тысяч дукатов.
– Пустяки.
– Sul serio? – просиял Эгидио. – Только не говорите, что пошутили. Вы дали мне надежду Не отнимайте ее.
– Ждите меня здесь. На закате я принесу деньги.
В указанное время Эцио вернулся на виллу. Удивлению Эгидио не было границ. Ассасин поставил возле ног сенатора две тяжелые кожаные сумки.
– Вы вернулись! Вы пообещали и вернулись!
– А вы меня дождались.
– Что мне еще оставалось? У меня безнадежное положение. Но я до сих пор не могу поверить, что вы… выполнили обещание.
– Это не подарок. У меня есть свои условия.
– Я так и думал.
– Слушайте меня внимательно. Если вы уцелеете, а надеюсь, что так оно и будет, мне нужно, чтобы вы следили за политической жизнью города. Все ваши сведения вы будете сообщать… – Эцио не сразу заставил себя произнести имя сестры, – госпоже Клаудии из борделя под названием «Цветущая роза». Вам знакомо это заведение? – спросил Эцио, внутренне усмехаясь.
Эгидио кашлянул:
– Я… у меня есть друг, который там частенько бывает.
– Вот и прекрасно.
– Что вы сделаете с полученными сведениями? Заставите Борджиа покинуть Рим?
– Сначала добудьте что-нибудь стоящее, – улыбнулся Эцио.
Сенатор смотрел на сумки с деньгами.
– До чего же мне не хочется отдавать им эти деньги. – Он ненадолго погрузился в молчание. – Брат меня прикрывал, поскольку мы родня. Я ненавижу этот pezzo di merda, однако брат есть брат.
– Но он работает на Чезаре.
Эгидио взял себя в руки:
– Хорошо. Пока вы отсутствовали, мне сообщили о месте встречи. Как раз вовремя! Им не терпится получить денежки, так что встреча состоится этим вечером. Я весь истерзался, когда говорил их посланцу, что деньги уже готовы и в назначенное время будут у них. – Он снова ненадолго замолчал. – Нам скоро выходить. Что вы станете делать? Пойдете следом за мной?
– Было бы неразумно отпускать вас одного с такой суммой.
– Хорошо, – кивнул Эгидио. – Теперь самое время пропустить по бокальчику вина перед уходом. Вы составите мне компанию?
– Нет.
– Что ж, а мне выпить точно не помешает.
31
Сенатор повел Эцио по новому лабиринту улочек, идущих в сторону Тибра. Часть из них ассасин знал: памятники, площади и фонтаны, а также здания. Стремясь себя возвеличить, семейство Борджиа не скупилось на palazzi, театры и галереи. Наконец Эгидио остановился на площади, по обеим сторонам которой стояли богатые частные дома. С третьей стороны к ним примыкали дорогие торговые заведения. С четвертой находился маленький ухоженный сад, спускавшийся к реке. Это и было место, указанное сенатору. Он выбрал каменную скамью и сел, оглядываясь по сторонам. Троке умел владеть собой и внешне выглядел почти спокойным. Эцио понравилось самообладание сенатора. В дальнейшем это могло пригодиться. Любые признаки волнения и неуверенности могли бы насторожить подручных казначея.
Эцио спрятался за кедром и стал ждать. Ожидание не было долгим. Прошло всего несколько минут, и к Эгидио подошел высокий человек в мундире. Эцио удивили знаки отличия. На одном плече был вышит красный бык на золотом поле, а на другом – широкие горизонтальные полосы черного и золотистого цветов. Такой мундир Эцио видел впервые.
– Добрый вечер, Эгидио, – поздоровался человек в странном мундире. – Вижу вы готовы умереть, как подобает благородному синьору.
– Не очень-то вы любезны со мной, капитан, – ответил Эгидио. – Хотя я принес деньги, как и обещал.
– Серьезно? – удивленно воскликнул человек в мундире. – Что ж, это в корне меняет дело. Банкир будет весьма доволен. Полагаю, вы явились сюда один?
– А вы кого-то видите рядом со мной?
– Идемте, furbacchione.
Сенатор и тот, кого он называл капитаном, двинулись в восточном направлении и пересекли Тибр. Эцио следовал за ними, стараясь держаться так, чтобы слышать их разговор.
– Скажите, капитан, есть какие-нибудь вести о моем брате? – спросил Эгидио.
– Могу лишь сказать, что герцог Чезаре очень настроен побеседовать с ним. Причем сразу же, как только вернется из Романьи.
– Надеюсь, эта… беседа не грозит брату неприятностями.
– Если ему нечего скрывать, тогда и бояться нечего.
Дальше Эгидио и капитан шли молча. Возле церкви Санта-Мария сопра Минерва они повернули на север и пошли в сторону Пантеона.
– Что будет с моими деньгами? – вдруг спросил Эгидио.
Эцио догадался: вопрос задан намеренно, чтобы получить сведения. Молодец, сенатор!
– С вашими деньгами? – насмешливо переспросил его спутник. – Надеюсь, проценты тоже здесь.
– Разумеется.
– В ваших же интересах, чтобы они там были.
– Это почему?
– Банкиру нравится проявлять щедрость к своим друзьям. Он заботится о них. Он может себе это позволить.
– Говорите, заботится?
– Я склонен так думать.
– Какая щедрость с его стороны! – В словах сенатора было столько сарказма, что даже капитан это понял.
– Что вы сказали? – угрожающе спросил он, замедляя шаг.
– Так… ничего.
– Идемте, мы почти пришли.
В сумраке тесной площади высилась громада Пантеона. Зданию было полторы тысячи лет, но его портик, поддерживаемый коринфскими колоннами, и сейчас восхищал глаз строгостью пропорций. Пантеон строился как святилище всех богов Древнего Рима, но впоследствии был превращен в христианский храм. Невдалеке от входа в Пантеон стояли трое. Двое были в таких же мундирах, как у капитана, а третий – в гражданской одежде. Высокий, исхудавший человек с изможденным лицом. Дорогая одежда висела на нем как на вешалке.
– Луиджи! Луиджи Торчелли! – громко произнес Эгидио, опять стараясь для Эцио. – Приятно снова вас видеть. По-прежнему верно служите Банкиру? Я думал, вас повысили, – свой кабинет, все дела…
– Заткнитесь! – бросил ему помощник Банкира.
– Он принес деньги, – сообщил капитан.
У Торчелли заблестели глаза.
– Прекрасно, прекрасно. Это обрадует моего господина. Сегодня у него особое торжество, так что я передам ваши деньги ему лично, в его же дворце. Надо торопиться. Время – тоже деньги. Давайте ваш груз.
Эгидио очень не хотелось подчиняться, однако двое караульных нацелили на него свои алебарды.
– Уфф! – шумно вздохнул сенатор, отдавая караульным мешки. – Рад избавиться от этой тяжести.
– Заткнитесь! – снова потребовал помощник Банкира. – Держите его здесь, пока я не вернусь, – приказал он караульным.
С этими словами Торчелли скрылся внутри громадной пустой церкви. Тяжелые двери плотно закрылись за ним.
Эцио так и подмывало броситься вслед за Торчелли, но он прекрасно понимал, что так просто ему не пройти ни в тяжелые двери храма, ни мимо караульных. Должно быть, Эгидио угадал его мысли, поскольку нарочно затеял с караульными разговор, чтобы позлить и отвлечь их.
– Почему вы меня не отпускаете? Я же отдал долг, – заявил он.
– А вдруг вы нас надули? – ответил капитан. – Денежки вначале пересчитать надо. Сами понимаете.
– Пересчитать десять тысяч дукатов! На это уйдет целая ночь!
– Так нужно.
– Если Луиджи опоздает, его по головке не погладят. Представляю, что за человек этот Банкир!
– Заткнитесь!
– Синьоры, до чего же беден ваш лексикон. Мне, например, старину Торчелли искренне жаль. Если он в ближайшее время не явится к Банкиру с деньгами, тот попросту не пустит его на торжество. И вообще, разве Банкир пускает своих лакеев на празднества?
Капитан дал сенатору затрещину. Эгидио умолк, но продолжал улыбаться. Он видел, как Эцио проскользнул мимо караульных и начал взбираться по стене храма.
Портик частично скрывал круглые очертания Пантеона. Путь Эцио лежал к куполу, точнее – к круглому отверстию в его центре. Проникнуть внутрь через этот «глаз» будет непросто. Аудиторе на ходу продумывал, как будет действовать дальше. Они с Луиджи были примерно одной комплекции. Правда, у того не такое мускулистое тело. Ничего, свободный покрой одежды ему поможет… если все пройдет, как он задумал.
Эцио бывал в этой церкви и знал, что там имеются кадила на цепях, подвешенные к крыше. Если ухватиться за одну из цепей… и если она выдержит его вес…
Иного способа спуститься вниз не существовало. Ассасин понимал: даже он со своим огромным опытом лазания не сможет уподобиться мухе и сползти на пол по внутренней поверхности купола. От купола до холодных серых плит пола было чуть больше сорока метров.
Перегнувшись через борт купольного отверстия, Эцио заглянул внутрь – там было почти так же сумрачно, как и снаружи. На скамье, что тянулась во всю длину стен, скрючившись, сидел Луиджи Торчелли. При свете единственной свечи он усердно пересчитывал деньги. Затем Эцио поискал глазами ближайшую кадильную цепь. Все они были достаточно далеко от него, но если ему удастся…
Он спустил ноги вниз, повиснув на руках. Эцио изрядно рисковал, однако цепи были старыми и прочными. Они оказались толще, чем он ожидал. И верхние концы цепей были надежно закреплены в кладке купола.
Напомнив себе, что этот способ – единственный, Эцио резко оттолкнулся и прыгнул в пустоту.
На мгновение ему показалось, что он застыл в воздухе, словно воздух держал его, как вода держит пловца. Потом он начал падать.
Взмахнув руками, Эцио направил тело к ближайшей цепи и схватился за нее. Звенья оказались скользкими. Рискуя порвать перчатки, ассасин соскользнул примерно на метр вниз и только тогда сумел крепко ухватиться за цепь. Плавно покачиваясь, он вслушивался в темноту Тихо. Луиджи не заметил качающейся цепи. Пламя свечи не дрогнуло, так что волноваться было не о чем.
Эцио начал осторожно спускаться. До пола оставалось не больше шести метров. Теперь Аудиторе отчетливо видел силуэт помощника, склонившегося над мешками. В тусклом свете свечи поблескивали золотые монеты. Луиджи негромко считал вслух, ритмично щелкая костяшками на счетах.
И вдруг сверху раздался оглушительный грохот. Цепь, на которой висел Эцио, оказалась не настолько прочной, чтобы слишком долго выдерживать тяжесть его тела. Крепление вырвало из каменного гнезда, и кадило полетело вниз. Эцио успел прыгнуть в сторону, приземлившись возле свечи.
– Кто тут? – испуганно воскликнул Луиджи.
Эцио казалось, что грохот падающей цепи вечно будет разноситься по Пантеону. Слава богу, массивные двери церкви были закрыты, и капитан с караульными ничего не слышали.
Эцио повалил Луиджи на пол. Помощник Банкира попытался вырваться, и это ему удалось. Но лишь на мгновение.
– Кто вы? Господи, спаси меня! – запричитал Торчелли.
– Прошу прощения, дружище, – сказал Эцио, выталкивая лезвие скрытого клинка.
– Что? Нет! Нет! – заскулил Луиджи. – Вам нужны деньги? Берите! Они ваши! Ваши!
Эцио схватил его за воротник и притянул к себе.
– Отпустите меня!
– Requiescat in расе, – прошептал ассасин.
Эцио быстро снял с Луиджи верхнюю одежду и надел поверх своей. Нижнюю часть лица он замотал шарфом и поглубже надвинул шляпу. Чужая одежда была не слишком удобна, но вполне приемлема для миссии. Деньги из мешков Аудиторе пересыпал в металлический ящик, принесенный Луиджи. Положив туда и расходную книгу, Эцио захлопнул крышку. Кожаные мешки и счеты он оставил в церкви. Взяв тяжелый ящик под мышку, ассасин направился к дверям, надеясь, что сумеет подражать голосу Луиджи. Придется рискнуть.
Приоткрыв двери, Эцио сразу же услышал голос капитана:
– Ну как, все без обмана?
– Без обмана.
– Тогда поторапливайтесь, Луиджи, иначе мы опоздаем.
Эцио сошел со ступеней.
– Вы пересчитали все деньги? – не унимался капитан.
Эцио кивнул.
– Отлично.
Повернувшись к караульным, удерживающим Эгидио, капитан распорядился:
– Убейте его.
– Постойте! – крикнул Эцио.
– Что такое?
– Не убивайте его.
Капитан опешил:
– Но это… это обычная процедура, Луиджи, разве не так? Или вы не знаете, что натворил этот старый осел?
– У меня приказ от самого Банкира: этого человека нужно пощадить.
– А можно спросить почему?
– Вы собираетесь обсуждать приказы Банкира?
Капитан пожал плечами и кивнул караульным. Те отпустили сенатора.
– Повезло вам, – усмехнулся капитан.
У Эгидио хватило ума не глядеть на Эцио и мгновенно исчезнуть с площади.
– Приказ выполнен, Луиджи, – сказал капитан, поворачиваясь к ассасину – Идемте.
Эцио мешкал. Только сейчас он вдруг сообразил, что не знает дороги к дому Банкира. Он поднял ящик.
– Тяжелый. Пусть караульные понесут его.
– Конечно.
Эцио передал ящик караульным, но с места не двигался.
Караульные ждали.
– Синьор Луиджи, – помолчав, осторожно начал капитан. – При всем уважении к вам, напоминаю, что мы теряем драгоценное время. Нам уже пора быть во дворце Банкира. Не подумайте, я не пытаюсь командовать вами, но… не поторопиться ли нам?
Дальше затягивать время было опасно. Придется действовать по интуиции. Скорее всего, Банкир жил где-то поблизости от Кастель Сант-Анджело или Ватикана. Но где именно? Эцио решил попробовать путь к замку и пошел в западном направлении. Караульные переглянулись, но последовали за ним. Ассасин спиной чувствовал их беспокойство. И действительно: пройдя совсем немного, он услышал их шепот.
– Нам что, проверку устраивают?
– Сам не пойму.
– Может, он не хочет, чтобы мы пришли слишком рано?
– А может, намеренно ведет нас вкруговую?
Наконец капитан осторожно коснулся плеча Эцио и спросил:
– Луиджи, с вами все в порядке?
– Разумеется.
– Тогда… опять-таки, при всем уважении к вам… почему вы ведете нас к Тибру?
– По соображениям безопасности.
– Я так и думал. Обычно мы шли прямо ко дворцу Банкира.
– Это исключительно важный груз, – сказал Эцио, надеясь, что его слова окажутся правдой.
Капитан и глазом не моргнул.
Пока они говорили, чуткие уши Аудиторе уловили разговор караульных.
– По мне, так это чушь собачья, а не служба. Чем здесь корячиться, уж лучше бы в кузнецах оставался.
– Помираю с голоду. И домой хочу, – отозвался второй. – По соображениям безопасности… Это всего в паре кварталов на север отсюда.
Услышав эти слова, Эцио облегченно вздохнул. Примерно там же жил другой казначей, Агостино Киджи, ведавший папскими финансами. Его дворец стоял к северо-западу отсюда. Должно быть, там селились все, кто связан с большими деньгами. Да, дурака он свалял, отправившись к Тибру. Но день сегодня выдался долгий и хлопотный.
– Маневр выполнен, – решительным тоном объявил Эцио. – Теперь идем напрямик.
Он двинулся в направлении дворца Киджи. Его спутники облегченно вздохнули. Через несколько минут капитан вызвался пойти впереди. Ассасин не возражал. Они шли быстро и вскоре достигли богатой части города. Улицы здесь были широкими и чистыми. Большой, ярко освещенный мраморный дворец имел свою охрану. Караульные стояли у подножия крыльца и возле внушительных двойных дверей.
По всему было видно, что Эцио и его спутников здесь ждали.
– Как раз вовремя, – сказал командир здешнего караула.
Чувствовалось, по званию он выше капитана.
– Луиджи, отдайте ящик моим солдатам, – добавил он, обращаясь к Аудиторе. – Я позабочусь, чтобы его доставили казначею. Вас там тоже ждут. Кое-кто хочет с вами поговорить… Кстати, а где сенатор Троке?
– С ним поступили согласно приказу, – быстро ответил Эцио, не дав капитану заговорить.
– Прекрасно, – хмуро ответил командир.
Вслед за солдатами Банкира, несущими ящик, Эцио поднялся по ступеням. Капитан тоже хотел войти, однако командир его остановил:
– Останьтесь здесь.
– Нам что, нельзя войти?
– Сегодня нет. Вы и ваши люди вольетесь в караул. Пусть один из ваших солдат сходит за подкреплением. Приказано обеспечить высочайшую безопасность. Так распорядился герцог Чезаре.
– Porco puttana, – прорычал один из караульных, сопровождавших Эцио.
Аудиторе навострил уши. Чезаре? Он здесь? Эцио лихорадочно соображал, входя в ярко освещенную переднюю, где, к счастью для него, было достаточно людно.
Капитан и командир здешних караульных еще продолжали спорить о размерах подкрепления, когда перед входом появился отряд ватиканских гвардейцев. Они тяжело дышали от быстрого бега. Лица у всех были встревоженные.
– Что случилось, сержант? – спросил командир.
– Perdone, colonnello, мы совершали обход вблизи Пантеона. Смотрим, двери открыты…
– И что?
– Я послал нескольких солдат внутрь…
– Быстрее, не томи душу!
– Внутри мы обнаружили… тело господина Торчелли. Его убили.
– Луиджи?
Полковник повернулся в сторону входных дверей, за которыми только что скрылся Эцио.
– Что за чушь? Луиджи прибыл несколько минут назад, вместе с деньгами. Должно быть, вы ошиблись.
32
Эцио быстро снял с себя одежду Луиджи и надежно спрятал ее за колонной. Вокруг толпились богато наряженные гости, многие из которых были в масках. Аудиторе заметил, как караульные передавали ящик рослому слуге в красивой ливрее.
– Для Банкира, – пояснил один из солдат.
Слуга молча кивнул. С легкостью взяв ящик под мышку, он направился в дальний конец зала. Эцио уже собирался было проследить за ним, когда его окружили трое девиц. Их платья были столь же дорогими, как и платья других женщин, отличаясь лишь на редкость глубоким вырезом. Присмотревшись, Эцио узнал в них куртизанок из «Цветущей розы». Да, он недооценил свою сестру. Неудивительно, что Клаудия злилась на него.
– Эцио, теперь на сцену выходим мы, – сказала одна из девушек.
– Держаться к нам слишком близко не стоит, – сказала вторая. – Но не теряйте нас из виду.
Они упорхнули вслед за слугой, который нес ящик, догнали его, и одна из них затеяла с ним разговор.
– Приветики, – игриво сказала она.
– Здравствуй, – сдержанно ответил слуга.
Но чувствовалось, что он не прочь был поразвлечься. В конце концов, что веселого в том, чтобы на такой вечеринке оставаться на посту?
– Вы не против прогуляться? – спросила куртизанка. – Здесь столько гостей. Пройти невозможно.
– Конечно, – согласился слуга. – То есть я не против, если ты составишь мне компанию.
– Я тут никогда раньше не бывала.
– А сама-то ты откуда?
– Из Трастевере. – Девица театрально вздрогнула. – Чтобы туда попасть, нужно идти мимо древних развалин. Они меня пугают.
– Но здесь-то тебе ничего не грозит, – резонно заметил слуга.
– Рядом с вами?
Слуга улыбнулся:
– Если понадобится, я смогу тебя защитить.
– Не сомневаюсь. – Она посмотрела на ящик. – Какая прелестная вещица!
– Это не мой ящик.
– Да, но ведь именно вы его держите в своих сильных руках. Представляю, какие у вас мускулы.
– Хочешь потрогать?
– Santo cielo! Но что я потом скажу священнику на исповеди?
Они подошли к двери, окованной железом. Возле нее стояли двое караульных. Увидев слугу с ящиком, один из них постучал. Дверь открылась. На пороге появился человек в красных кардинальских одеждах. Рядом с ним стоял слуга, одетый в такую же ливрею, как и первый.
– Ваше преосвященство, вот деньги, которые вы ожидали, – сказал первый слуга, передавая ящик второму.
Эцио затаил дыхание. Его мысли подтвердились. Казначеем Чезаре был не кто иной, как Хуан Борджиа-старший, архиепископ Монреальский, кардинал-священник церкви Санта-Сусанна. Этого человека он впервые увидел в Монтериджони, вместе с Чезаре, а второй раз – тоже вместе с Чезаре, но уже в Кастель Сант-Анджело.
– Хорошо, – сказал Банкир, и его глаза на желтоватом лице вспыхнули. Потом он заметил куртизанку, стоявшую рядом со слугой. – Думаю, ее я тоже возьму.
Схватив девушку за руку, Хуан прижал ее к себе.
– А ты свободен, – сказал он первому слуге.
– Onoratissima, – проворковала куртизанка и сама прижалась к Банкиру.
Первый слуга изо всех сил старался не показывать досаду. Второй, взяв ящик, скрылся за дверью, которую тщательно закрыл за собой. Казначей повел куртизанку в зал.
Первый слуга смотрел им вслед, потом вздохнул, понимая, что с Банкиром ему не тягаться. Он тоже собрался уходить, как вдруг остановился, рассеянно хлопая себя по бокам.
– Мой кошелек! Куда он делся? – вопрошал слуга, продолжая смотреть вслед легкомысленной девице, которая предпочла ему богатого и всесильного Хуана Борджиа.
А Банкира и его подругу тем временем окружали смеющиеся гости. Пожилые слуги разносили угощения.
– Да пошли они все! – сказал сам себе обманутый слуга и направился к выходу.
Эцио прекрасно видел и слышал все, что произошло. «Если они и дальше будут так обращаться со своими людьми, я легко найду себе новых сторонников», – подумал он. Судя по тому, что двери больше не открывались, в зале собрались все, кто был приглашен.
Ассасин вернулся в зал, стараясь держаться поближе к Банкиру. В это время на галерее появились герольд и трубач, который поднес к губам короткую фанфару и протрубил. Собравшиеся умолкли.
– Ваши преосвященства! Дамы и господа! – торжественным голосом произнес герольд. – Наш уважаемый правитель и почетный гость, герцог Валентинуа и Романьи, капитан-генерал папской армии, принц Андрии и Венафро, граф Диосийский, правитель Пьомбино, Камерино и Урбино, – его светлость Чезаре Борджиа – желает обратиться к вам с речью в Большом внутреннем зале.
– Идем, моя дорогая. Ты сядешь рядом со мной, – сказал Банкир.
Его костлявая рука оглаживала упругие ягодицы куртизанки из «Цветущей розы». Все собравшиеся поспешили во внутренние покои дворца. Эцио старался не упускать Хуана из виду. Неподалеку он заметил двух других куртизанок. Те делали вид, будто он им незнаком. Интересно, сколько еще союзников его сестра сумела растворить среди гостей? Если Клаудия сделала все, о чем он говорил, ему, возможно, придется съесть свою шляпу. Однако ассасин был горд за сестру.
Эцио выбрал себе место рядом с проходом. По периметру зала стояли караульные папской гвардии. Другой отряд окружал подиум, возведенный у дальней стены. Наконец все расселись. Женщины дружно обмахивались веерами: в зале было душно. Еще через несколько минут на подиум поднялся знакомый человек в черном. Впервые за все это время Эцио увидел и Родриго. Тот скромно занял место позади сына. Слава богу, Лукреции среди них не было. В том, что ее уже вызволили из камеры, Эцио не сомневался.
– Добро пожаловать, друзья мои, – с легкой улыбкой начал Чезаре. – Я знаю: нас сегодня ждет длинный вечер и не менее длинная ночь. – Он сделал короткую паузу, дав собравшимся поаплодировать и обменяться смешками. – Но я не задержу вас надолго. Друзья мои, я очень признателен кардиналу Санта-Сусанны, который взял на себя все хлопоты по устройству празднования моих недавних побед. – (Раздались аплодисменты.) – И разве я мог себе позволить не появиться на этом торжестве братства рода человеческого? Вскоре мы снова соберемся здесь для еще более грандиозного празднества. Мы будем праздновать объединение Италии. И тогда, друзья мои, торжества продлятся не одну ночь и не две, не пять, не шесть и даже не семь. Мы посвятим этим грандиозным торжествам целых сорок дней!
Эцио видел, как сжался Родриго на последних словах своего сына, но промолчал. Как Чезаре и обещал, его речь была краткой. Он перечислил города-государства, оказавшиеся под его властью, и в общих чертах рассказал о своих дальнейших завоевательских замыслах. Последние слова потонули в гуле оваций и приветственных выкриков. Чезаре собрался уйти, когда отец вдруг преградил ему путь. Родриго с трудом сдерживал гнев. Эцио поспешил подойти поближе, чтобы услышать разговор между отцом и сыном. Гости тем временем торопились вернуться в главный зал.
– Мы не договаривались завоевывать всю Италию, – язвительно напомнил сыну Родриго.
– Но, caro padre, если твой блистательный капитан-генерал говорит, что такое возможно, почему бы не порадоваться открывшейся возможности?
– Да потому, что ты рискуешь все испортить! Ты рискуешь нарушить хрупкое равновесие сил, на установление которого мы потратили немало собственных усилий.
Чезаре презрительно скривил губы:
– Разумеется, caro padre, я высоко ценю все, что ты сделал для меня, однако прошу не забывать: армия нынче подчиняется мне, а это значит – решения принимаю тоже я. – Он помолчал, давая отцу прочувствовать смысл сказанного. – И не надо так хмуро на меня смотреть. Веселись!
С этими словами Чезаре покинул подиум и, отодвинув портьеру, скрылся за дверью. Родриго смотрел ему вслед, что-то бормоча, затем последовал за сыном.
«Давай, Чезаре, красуйся сколько душе угодно, – думал Эцио. – Я собью твою спесь. Еще немного, и твой казначей поплатится за то, что связался с тобой».
Придав себе облик беззаботного гостя, Эцио неторопливо двинулся в зал. Пока все слушали Чезаре, пространство зала преобразилось. Теперь он был уставлен кроватями и кушетками, закрытыми плотными балдахинами. Пол устлали плотными персидскими коврами и разложили мягкие подушки из узорчатого атласа. Слуги по-прежнему сновали между гостями, предлагая вино, однако гостей интересовало угощение совсем другого рода. Мужчины и женщины дружно сбрасывали с себя одежду, объединяясь в пары. Некоторые предпочитали собраться втроем, вчетвером и даже в большем количестве. В жарком зале резко запахло потом.
Несколько женщин и еще больше мужчин, пока не примкнувших к развлечениям, поглядывали на Эцио. Однако никто не обратил на него особого внимания, когда он, как всегда спрятавшись за колоннами, где было сумрачно, подобрался поближе к Банкиру. Тот уже успел сбросить берет, снять величественный плащ и сутану. Теперь на его тощем, похожем на веретено теле оставалась лишь полотняная рубашка и шерстяные кальсоны. Вместе с куртизанкой они полулежали на кушетке, поставленной в нише и потому недоступной для глаз остальных гостей. Полог не был задернут. Эцио подобрался ближе.
– Ну что, дорогая? Тебе нравится этот прелестный вечер? – Скрюченными пальцами Банкир неуклюже раздевал куртизанку.
– Да, ваше преосвященство. Я в восторге. Здесь так много интересного. Глаза разбегаются.
– Рад слышать. Ты же знаешь, денег я не жалел.
Губы Хуана слюнявили шею куртизанки. Он закусил и начал сосать кожу на ее шее, опуская ее руку ниже.
– Я вижу. – Глаза куртизанки встретились с глазами Эцио, замершего неподалеку. Девушка едва заметно мигнула, показывая, что еще не время.
– Да, дорогая. Власть прекрасна тем, что тебе становятся доступными многие удовольствия. И если я вижу яблоко, растущее на дереве, я его просто срываю, и никто не смеет мне помешать.
– Наверное, это еще зависит и от того, на чьем дереве растет яблоко, – глуповато хихикая, подыгрывала ему куртизанка.
Банкир тоже засмеялся:
– Вижу, ты не поняла. Все деревья – мои.
– Но только не мое дерево, – решилась возразить она.
Хуан чуть отстранился, а когда заговорил снова, тон его голоса сделался ледяным.
– Ошибаешься, tesora. Я видел, как ты украла кошелек у моего слуги. В качестве искупления своей вины ты позволишь мне делать с собой все, что я захочу. Бесплатно. И в течение всей ночи.
– Бесплатно? – переспросила она.
Эцио надеялся, что куртизанка не станет искушать судьбу. Он оглядел зал. По периметру через каждые пять метров стояли караульные. Вблизи Банкира и куртизанки караульных не было. Среди родных стен Хуан чувствовал себя уверенно. Возможно, даже слишком уверенно.
– Так я сказал, – с оттенком угрозы ответил он. Затем, по-видимому, ему в голову пришла новая мысль. – Может, у тебя есть сестра?
– Нет, но у меня есть дочка.
Банкир призадумался.
– Триста дукатов. Идет?
– Семьсот.
– Надо же, какая ты алчная, но… ладно. С тобой приятно иметь дело.
33
Празднество продолжалось. Эцио вслушивался в голоса, раздававшиеся со всех сторон.
– Я хочу еще!
– Нет! Нет! Ты делаешь мне больно!
– Нет, так нельзя! Я этого не позволю!
Слова сопровождались вздохами и стонами наслаждения и боли. Боль была настоящей, а наслаждение – наигранным.
Хуана, как назло, охватила неистовая страсть. Не сумев справиться с застежками, он попросту разорвал на куртизанке платье. Девушка по-прежнему глазами умоляла Эцио не вмешиваться. «Я справлюсь», – как бы говорила она.
Эцио вновь оглядел зал. Женщины из числа приглашенных соблазняли слуг и караульных, призывая и их присоединиться к оргии. В руках нескольких гостей он заметил деревянные и костяные фаллосы и маленькие черные плетки.
Уже скоро…
– Давай же, дорогая. – С этими словами Хуан повалил куртизанку на кушетку. Затем залез на девушку, придавив собой, и грубо вошел в нее. Его руки сомкнулись вокруг ее шеи, и он принялся душить куртизанку. Она закашлялась, пытаясь сопротивляться, потом потеряла сознание.
– О да! Так хорошо, – прошептал Банкир, на шее которого вздулись все жилы. Его пальцы еще сильнее сдавили шею несчастной девушки. – Это усилит твое наслаждение. Мое уже усиливает.
Через минуту он кончил и, тяжело дыша, повалился на куртизанку. Их тела были липкими от пота.
Девушка не умерла. Эцио заметил, что она все еще дышит.
Потом Борджиа встал. Куртизанка к тому времени наполовину сползла с кушетки. Щелкнув пальцами, он подозвал двух слуг, находившихся поблизости.
– Избавьтесь от нее.
Банкир двинулся к главной оргии, а Эцио со слугами глядели ему вслед. Дав ему отойти подальше, слуги осторожно уложили куртизанку на кушетку, прикрыли меховой накидкой и поставили рядом графин с водой. Один из слуг заметил Эцио – ассасин поднес палец к губам. Слуга улыбнулся и кивнул. В этой вонючей дыре еще оставались нормальные люди.
Эцио тенью следовал за Хуаном. Поддергивая кальсоны, тот переходил от группы к группе, бормоча слова восхищения, словно ценитель искусства в картинной галерее.
– О, bellissima, – время от времени повторял он.
Путь его лежал к окованной железом двери, из которой он и появился. Добравшись до нее, Банкир постучал. Ему открыл второй слуга, все это время проверявший новые денежные поступления.
Эцио не позволил им закрыть дверь. Прыгнув, он втолкнул Банкира и его слугу внутрь. Задвинув засов, ассасин приступил к тому, ради чего сюда явился. Невысокий слуга был без ливреи, в одной рубашке. Он успел лишь что-то пробормотать и рухнул на колени. Между ног расплывалось темное пятно. Бедняга лишился чувств. Однако Хуан не растерялся.
– Это ты! – крикнул он. – Assassino! Вот ты и попался!
Рука Борджиа потянулась к шнурку звонка, однако Эцио был проворнее. Блеснуло лезвие скрытого клинка, и казначей Чезаре отдернул искалеченную руку. Три отсеченных пальца упали на ковер и покатились в разные стороны.
– Остановись! – крикнул он. – Если ты меня убьешь, тебе тоже не жить. Чезаре не выпустит тебя отсюда живым. Но…
– Что «но»?
– Если ты меня пощадишь… – лукаво начал Банкир.
Эцио улыбнулся. Хуан все понял. Он прижал к себе искалеченную руку.
– Ну что ж. – Глаза Борджиа были полны слез боли и гнева. – Я столько увидел, почувствовал и попробовал в жизни! И я ни о чем теперь не жалею…
– Ты наигрался с блестящими побрякушками, которые дает власть. Тот, кто обладает ею, должен презирать наслаждения.
– Но… но я дал людям то, чего они хотели!
– Это самообман.
– Пощади меня.
– Настало время платить по своим долгам, ваше преосвященство. Незаслуженное удовольствие уничтожает самого себя.
Банкир упал на колени, бормоча полузабытые молитвы.
Эцио занес над ним скрытый клинок.
– Requiescat in pace, – произнес он привычные слова.
Выйдя, он оставил дверь открытой. Оргия сменилась храпом на разные голоса. Удушливо воняло потными телами. Двое гостей, поддерживаемые слугами, блевали в подставленные лоханки. Пара слуг выносила какой-то труп – чье-то сердце не выдержало бурных наслаждений. Караульных не было.
– Мы готовы, – послышалось рядом.
Обернувшись, Эцио увидел Клаудию. В разных концах из-под мужских тел вылезали ее куртизанки. Ассасин увидел и ту, что была с Банкиром. Девушка успела одеться. Чувствовалось, она пережила потрясение, но старалась держаться. Рядом с ней стояли помогавшие ей слуги. Новые союзники.
– Тебе надо уходить, – сказала брату Клаудия. – Деньги мы соберем. С процентами.
– А ты сможешь…
– Эцио, хотя бы раз… просто поверь в меня.
34
Разум Эцио был полон опасений и дурных предчувствий по поводу Клаудии, которую он оставлял во дворце Хуана Борджиа-старшего. Но не кто иной, как он сам, просил сестру проделать для него эту работу Если Клаудия просила не вмешиваться, нужно отмести все свои страхи и поверить ей.
Утро нового дня встретило его сумраком и холодом. Надвинув капюшон поглубже, Эцио проскользнул мимо дремлющих караульных и вышел за пределы казначейского дворца. Факелы почти догорели, а сам дворец, больше не сиявший огнями, казался старым, серым и ветхим. Ассасин подумал было расквитаться заодно и с Родриго, но его нигде не было видно. Скорее всего, они с Чезаре покинули празднество. Эцио вспомнил, как рассержен был папа, слушая хвастливые речи сына… Нет, с Родриго он разберется не сейчас. Глупо и опасно являться в Ватикан одному, да еще уставшим.
Аудиторе вернулся на Тиберину, чтобы вымыться и привести себя в порядок. Однако задерживаться там не стал. Ему хотелось узнать, как Клаудия справилась со своей задачей. Только убедившись, что сестра благополучно вернулась в бордель, он сможет вздохнуть спокойно.
Солнце потихоньку поднималось над горизонтом, золотя римские крыши, по которым Эцио пробирался к «Цветущей розе». Внизу на разных улицах, он видел солдат Борджиа, находящихся в крайнем возбуждении. Однако бордель был надежно скрыт от посторонних глаз. Те, кто посещал заведение, старались не разглашать его местонахождение. Они заботились не о куртизанках, а о собственных шкурах. Никому не хотелось отвечать перед Чезаре. Эцио не удивился, что на окрестных улицах не было ни одного солдата Борджиа. Спрыгнув вниз, остаток пути он проделал пешком, стараясь идти неторопливо.
При виде борделя сердце ассасина сжалось от страха – на подходах к заведению были видны следы сражения. На каменных плитах темнели пятна крови. У Эцио заколотилось сердце. Выхватив меч, он бросился к чуть приоткрытой двери.
Вся мебель во внешней гостиной была опрокинута. Чувствовалось, здесь шел настоящий бой. На полу валялись осколки ваз. Картины на стенах, изображавшие наиболее пикантные эпизоды из новелл Боккаччо, висели вкривь и вкось. Но сильнее всего Эцио насторожили тела троих убитых солдат Борджиа, валявшиеся у входа. Повсюду виднелись брызги успевшей застыть крови. Стараясь не хрустеть осколками, Аудиторе двинулся дальше. Ему навстречу вышла та самая девушка, которую чуть не задушил Банкир. Ее платье и руки были перепачканы кровью, но глаза сияли.
– Эцио! Слава богу, что вы здесь.
– Что случилось? – спросил он, сразу подумав о матери и сестре.
– Мы благополучно выбрались из дворца, но солдаты Борджиа, должно быть, организовали слежку…
– Я тебя спрашиваю, что случилось?!
– Они попытались устроить нам засаду…
– Где Клаудия и Мария?
– Идемте со мной, – ответила куртизанка со слезами на глазах.
Она повела Эцио во внутренний двор борделя. Аудиторе по-прежнему был обеспокоен судьбой сестры и матери, но его глаза привычно оценивали обстановку. Он заметил, что у куртизанки нет оружия и, несмотря на подавленное состояние, она шла, не испытывая страха. Что же здесь могло произойти? Бойня?.. Вдруг солдаты Борджиа убили всех, кроме нее? Как же ей удалось уцелеть? Если солдаты вломились в бордель, значит они забрали деньги?
Девушка толкнула дверь во двор. Там Эцио ждало новое жуткое зрелище, однако совсем не то, какое он рассчитывал увидеть.
Повсюду валялись трупы солдат Борджиа. Живые были либо тяжело ранены, либо находились на последнем издыхании. Возле фонтана стояла Клаудия. Ее платье было мокрым от крови. В одной руке она держала рондель, в другой – стилет. Сестру окружали почти все куртизанки, которых Эцио видел во дворце Хуана Борджиа. Чуть поодаль стояла Мария. Ее охраняли трое куртизанок. Приглядевшись, Эцио понял, что они охраняют не столько его мать, сколько семь металлических ящиков вроде того, который он нес казначею.
Клаудия по-прежнему находилась в боевой готовности, ее куртизанки – тоже. Чувствовалось, они ждут повторения атаки.
– Эцио! – воскликнула сестра.
– Да, – рассеянно ответил он, продолжая смотреть на последствия кровавой резни.
– Как ты сюда добрался?
– Как обычно, по крышам.
– Солдат в городе много?
– Слишком много, но они бегают по кругу. Вблизи борделя никого нет.
Его ответ немного успокоил Клаудию.
– Хорошо. Тогда нужно убрать трупы, вымыть полы и закрыть дверь. Потом решать, что делать со всем этим бардаком.
– С вашей стороны есть… потери?
– Двое: Лючия и Аньелла. Мы их перенесли на кровати. Девочки храбро сражались.
Произнося это, Клаудия даже не вздрогнула.
– Ты… нормально себя чувствуешь? – осторожно спросил Эцио.
– Вполне. – Сестра не лгала. – Но нам понадобится помощь, чтобы избавиться от… незваных гостей. Ты бы мог позвать своих добровольцев? Наши новые друзья – слуги Борджиа – остались во дворце. Мы поручили им сбивать со следа всех, кто будет нас искать.
– Кому-нибудь из солдат удалось спастись?
Клаудия нахмурилась. Ее руки по-прежнему сжимали оружие.
– Никому. Так что Чезаре ничего не узнает.
Эцио вслушался в окружающие звуки. Ничего, кроме журчания фонтана и щебетания утренних птиц.
– Это давно случилось?
– Все самое интересное ты пропустил, – почти улыбнулась Клаудия.
Эцио тоже улыбнулся:
– Моя помощь не понадобилась. Оказывается, моя сестра умеет обращаться с оружием.
– Умею. И готова снова пустить его в ход.
– Ты говоришь как настоящая Аудиторе. Прости, что сомневался в тебе.
– Тебе нужно было меня проверить?
– Я хотел тебя защитить.
– Как видишь, я и сама могу защитить себя.
– Вижу, и очень хорошо.
Клаудия бросила оружие на землю и махнула рукой в сторону ящиков.
– Ну как, хватит процентов?
– Смотрю, ты способна переиграть меня по всем пунктам. Я немею от восхищения.
– Рада слышать.
Наконец они сделали то, что обоим хотелось сделать с той самой минуты, когда Эцио появился во дворе, – брат и сестра крепко, по-родственному, обнялись.
– Замечательно, – сказала Мария, подходя к ним. – Приятно видеть, что мои дети наконец-то взялись за ум!
35
– Эцио!
Ассасин не ожидал так скоро услышать знакомый голос. Часть его разума, всегда готовая к худшему боялась, что уже никогда его не услышит. Он очень обрадовался, когда на Тиберине прочел записку с указанием места встречи – оно было хорошо ему знакомо и находилось вблизи «Спящего лиса», гнезда римской гильдии воров, возглавляемой Ла Вольпе.
Эцио шел, оглядываясь по сторонам. Улицы были пусты. Ни одного солдата Борджиа. Впрочем, в этих местах за порядком следили люди Лиса.
– Леонардо?
– Иди сюда!
Голос раздавался из полутемной арки.
Эцио подошел ближе, и Леонардо буквально втащил его в тень.
– За тобой следили?
– Нет.
– Слава богу. Я аж весь вспотел.
– Тебя…
– Нет, меня оберегает мой друг, господин Салаи. Ему я могу доверить свою жизнь.
– Твой друг?
– Мы очень близки.
– Будь осторожен, Лео. Ты всегда мягкосердечно относишься к молодым людям, и это может стать трещиной в твоей броне.
– Пусть я и мягкосердечен, но не дурак. А теперь идем.
Оглянувшись по сторонам, Леонардо вывел Эцио из арки. Пройдя несколько метров, он нырнул в узкий переулок, змеящийся между домами без окон и неприметными стенами других строений. По переулку они прошли еще около двух сотен метров и добрались до места, от которого в разные стороны кривились три похожих переулка. Да Винчи пошел по левому и вскоре остановился перед приземистой узкой дверью, выкрашенной в темно-зеленый цвет. Художник отпер дверь. Они протиснулись внутрь и вдруг оказались в большом помещении со сводчатым потолком. Свет давали несколько окон, расположенных значительно выше обычного. Взору Эцио предстали длинные столы на козлах, заваленные всякой всячиной. Здесь же стояли мольберты, скелеты животных и, конечно же, повсюду громоздились пыльные книги и свитки карт: редких, а потому особенно драгоценных. Братство ассасинов собрало в Монтериджони бесценную коллекцию карт, но Чезаре Борджиа, по своему невежеству, обстрелял хранилище карт из пушек, безвозвратно уничтожив все раритеты. Как и в прежних мастерских Леонардо, в этой было изобилие карандашей, перьев, кистей и красок. Стопки листов с рисунками, чертежи, прикрепленные к стенам… От всего этого веяло чем-то знакомым и успокаивающим.
– Моя собственная мастерская, – с гордостью сообщил Леонардо. – У меня есть и другая, официальная. Та находится вблизи Кастель Сант-Анджело. Но здесь бываю только я. И естественно, Салаи.
– А разве за тобой не следят?
– Первое время следили. Но когда мне надо, я умею быть льстивым и угодливым. Я усыпил их бдительность. Это место мне любезно сдал кардинал Сан-Пьетро ин Винколи. Он умеет хранить тайны и не входит в число друзей Борджиа.
– Стало быть, ты решил немного подстраховаться на будущее?
– Ты всегда поражал меня своей проницательностью, друг Эцио! А теперь – к делу. Не знаю, найдется ли у меня чем тебя угостить. Вроде должна была остаться бутылочка вина.
– Не беспокойся об угощении. Лучше расскажи, зачем позвал.
Леонардо подошел к одному из столов, порылся в куче предметов и извлек деревянную шкатулку, обтянутую кожей. Освободив пространство на столе, он водрузил туда шкатулку.
– Прошу, – театрально произнес Леонардо, открывая крышку.
Внутри шкатулка была отделана пурпурным бархатом.
– Идея Салаи, да благословит его Господь, – пояснил художник.
Но Эцио не волновали ни цвет, ни материя внутренней обивки. Внутри лежали точные копии того, что он считал безвозвратно потерянным: металлический наруч для левой руки, маленький пистолет, двулезвийный клинок и клинок, впрыскивающий яд.
– Труднее всего было изготовить наруч, – продолжал Леонардо. – Я искал сплав, подобный тому удивительному древнему сплаву. Судя по необыкновенной прочности, прежний наруч должен был уцелеть. Ты не пробовал его разыскать?
– Даже если наруч и уцелел, он погребен под грудами обломков, – ответил ассасин. – Это все равно что искать на дне моря.
Он надел наруч. Новый был потяжелее прежнего, но Эцио чувствовал, что со временем привыкнет.
– Даже не знаю, как тебя благодарить, – растерянно произнес Аудиторе.
– Проще простого. Деньгами, – ответил да Винчи. – Но это еще не все.
Художник нырнул под стол и достал вторую шкатулку, побольше первой.
– Это новое оружие. Думаю, и оно тебе иногда пригодится.
Он открыл крышку. Внутри лежал легкий арбалет с набором стрел, несколько дротиков и кожаная кольчужная перчатка.
– Дротики смазаны ядом, – предупредил Леонардо. – Так что не вздумай трогать их острия голыми руками. Если сумеешь их вытащить из тела жертвы, убедишься, что каждый можно метать не менее дюжины раз.
– А перчатка?
– Это моя гордость, – улыбнулся художник. – Перчатка поможет тебе легко взбираться на стены. Ты становишься почти что ящерицей. – Он умолк и нахмурился. – Мы не испытывали перчатку на стекле, но я сомневаюсь, что тебе когда-нибудь понадобится лезть по столь гладкой поверхности… Арбалет – он без всяких секретов. Просто очень маленький и легкий. Особенно удобен, когда невозможно применить обычные арбалеты. Правда, их сейчас вытесняют мои колесцовые пистолеты… Прости, я уже объяснял тебе, почему был вынужден их создать. Но зато арбалет стреляет гораздо тише, а это иногда немаловажно.
– Мне будет не унести с собой весь арсенал, – сказал Эцио.
– И не надо, – пожал плечами Леонардо. – Мы сами доставим его тебе. Куда? На Тиберину?
Эцио задумался.
– Нет. Пусть оружие доставят в бордель под названием «Цветущая роза». Он находится в квартале Монтиум-и-Бибератиче, близ старого форума.
– Мы найдем.
– Оставите у моей сестры Клаудии. Я напишу ей записку. Можно взять у тебя лист бумаги?
Эцио быстро написал несколько фраз и сложил записку.
– Отдай это ей. Пожалуй, я нарисую тебе, как туда добираться. Это место найти непросто. Деньги передам при первой же возможности.
– Пять тысяч дукатов.
– Сколько-сколько?!
– Эти штуки недешевы…
Эцио поджал губы:
– Хорошо. – Развернув записку, он добавил туда еще несколько слов. – Мы недавно… совсем неожиданно разбогатели. Моя сестра тебе заплатит. И еще, Лео. Я должен быть в тебе уверен. Никому ни слова.
– Даже Салаи?
– Ему можно, если для тебя это так важно. Но учти: если вдруг солдаты Борджиа узнают про местоположение борделя, мне придется убить и Салаи, и тебя, друг мой.
Леонардо улыбнулся:
– Эцио, дорогой, я прекрасно понимаю, в какие тяжелые времена мы живем. Но разве я когда-нибудь тебя подводил?
Удовлетворенный словами Леонардо, Эцио простился с художником и направился к «Спящему лису». Он опаздывал, однако встреча со старым другом оказалась более чем плодотворной.
Войдя внутрь, Эцио обрадовался тому, что постоялый двор по-прежнему не знал отбоя от посетителей. Он направился к частным покоям и остановился возле двери, где воры, как обычно, несли караул. И вдруг, словно из воздуха, перед ним возник сам Лис.
– Buongiorno, Эцио!
– Ciao, Ла Вольпе!
– Рад тебя видеть. Что-нибудь понадобилось?
– Давай посидим в тихом уголке.
– Пойдем к нам, в… контору.
– Лучше останемся здесь. То, о чем я намерен рассказать, предназначается только для твоих ушей.
– Отлично. Мне тоже есть что тебе сказать.
Постоялый двор имел таверну, куда они и прошли, расположившись подальше от посетителей, занятых выпивкой и играми. В это время дня народу в таверне было немного.
– Нам пора нанести визит актеру Пьетро, любовнику Лукреции, – сказал Эцио.
– Годится. Мои люди уже следят за ним.
– Прекрасно. Думаю, найти его несложно. Особенно при такой известности.
Ла Вольпе покачал головой:
– При его известности у него есть свои телохранители. Возможно, сейчас он вообще спрятался, поскольку боится Чезаре.
– Его можно понять. Но постарайся его найти. А теперь – о чем ты хотел мне рассказать?
Ла Вольпе помешкал, словно борясь с собой.
– Дело щекотливое… Эцио, я надеюсь…
– Говори!
– Кто-то предупредил Родриго, чтобы держался подальше от Кастель Сант-Анджело.
– И ты думаешь, что этот кто-то… Макиавелли?
Ла Вольпе молчал.
– У тебя есть доказательства? – напирал Эцио.
– Нет, но…
– Я понимаю: Макиавелли вызывает у тебя подозрения. Но, Джильберто, подозрения не должны разводить нас в разные стороны.
В этот момент дверь таверны шумно распахнулась. На пороге появился раненый вор.
– Плохие новости! Борджиа знают о местонахождении наших шпионов! – выкрикнул он.
– Кто им донес? – загремел Ла Вольпе, вскакивая из-за стола.
– Сегодня утром господин Макиавелли расспрашивал нас про поиски актера Пьетро.
Пальцы Ла Вольпе сжались в кулак.
– Ну что, Эцио? – тихо спросил он.
– Они захватили четверых наших, – сообщил вор. – Мне удалось сбежать.
– Где?
– Недалеко отсюда, у церкви Санта-Мария дель’Орто.
– Пошли! – крикнул Ла Вольпе.
Эцио молча кивнул.
За считаные минуты люди Лиса оседлали лошадей. Ассасины выехали из конюшни постоялого двора и помчались в указанном направлении.
– Я до сих пор не верю, что Макиавелли стал предателем, – сказал Эцио, пока они ехали.
– Он на время затаился, чтобы отвести наши подозрения, – бросил Ла Вольпе. – Но против фактов не попрешь. Сначала атака на Монтериджони, потом история с Кастель Сант-Анджело и, наконец, арест наших шпионов. Он стоит за всем этим.
– Поспешим! Рассуждать будем потом. Возможно, мы еще сумеем вызволить твоих людей.
Они неслись по узким улочкам, стараясь никого не задеть и ничего не опрокинуть. (Последнее удавалось не всегда.) Люди и куры торопились убраться с их дороги, но, когда на пути оказались караульные Борджиа, Эцио и Ла Вольпе, не побоявшись поднятых алебард, попросту раздавили их копытами.
Не прошло и десяти минут, как они достигли церкви, названной раненым вором. Солдаты Борджиа уже заталкивали четверых шпионов в крытую повозку, как всегда не церемонясь и лупя пленных эфесами мечей. Эцио и Ла Вольпе появились здесь, словно карающие демоны.
Выхватив мечи, ассасины умело направили лошадей так, чтобы отсечь солдат от пленников и рассеять их по площади перед церковью. Правая рука Ла Вольпе крепко сжимала меч. Левой он откинул поводья, удерживаясь в седле за счет ног. Направив свою лошадь к повозке, он выхватил у кучера кнут и что есть силы ударил по бокам впряженных лошадей. С неистовым ржанием те взвились на дыбы, затем начали топтаться, дергая повозку в разные стороны. Напрасно кучер пытался их успокоить. Затем Ла Вольпе бросил кнут и, сам чуть не падая, снова подхватил поводья и поспешил к Эцио. Пятеро солдат, окружив Аудиторе, пытались расправиться с ним и лошадью, коля невинное животное остриями алебард. Угостив нескольких солдат ударами меча, Ла Вольпе дал Эцио выбраться из кольца и свалить ближайшего к нему солдата ударом под ребра. Развернув лошадь, Аудиторе отсек голову еще одному нападавшему Рядом Лис расправлялся с последним. Остальные уже были мертвы или ранены. Кому-то удалось сбежать.
– Что глаза расставили, черти? – прикрикнул на своих Ла Вольпе. – Живо домой! Мы туда же, следом за вами!
Недавние пленники, придя в себя, поспешили убраться с площади, просочившись сквозь небольшую толпу зевак, собравшихся поглазеть на побоище. Эцио и Ла Вольпе поехали следом, как пастухи, заботящиеся, чтобы ни одна из «овец» не исчезла по дороге.
В «Спящий лис» они вошли не с фасада, а через потайной боковой вход и вскоре опять собрались в таверне, которую успели очистить от посетителей и закрыть двери. Ла Вольпе заказал пострадавшим выпивку. Ждать, пока ее принесут, он не стал, а сразу же начал допрос:
– Что вы сумели разузнать?
– Хозяин, мы узнали, что того актера вечером должны убить. Чезаре посылает на дело своего «мясника».
– Это кого? – спросил Эцио.
– Ты его видел, – ответил Ла Вольпе. – Микелетто Корелья. Такое личико однажды увидишь – на всю жизнь запомнишь.
И действительно, память услужливо воспроизвела Эцио лицо того, кого Чезаре, осадивший Монтериджони, представил как свою правую руку. Впрочем, этого молодца Аудиторе видел и сравнительно недавно возле конюшни в замке Сант-Анджело. Жестокое, потрепанное лицо делало Корелью намного старше своего настоящего возраста. Эцио запомнились жуткие шрамы возле рта, отчего казалось, будто «мясник» все время язвительно улыбается. Корелья – так назывался наваррский край, где делали замечательное вино. Как же получилось, что в краю добропорядочных виноделов уродился этот палач и убийца?
– Он знает полторы сотни способов убийства, – продолжал Ла Вольпе, – но его любимый способ – удушение… Надо признать, Корелья – самый искусный убийца во всем Риме. Из его рук не ускользнула ни одна жертва.
– Будем надеяться, что этим вечером он впервые потерпит неудачу, – сказал Эцио.
– Ребята, вы знаете, где сегодня выступает этот пылкий любовник? – спросил у своих воров Ла Вольпе.
– Вечером он играет в религиозной пьесе. Он где-то репетирует, но где – никто не знает. Скрывается.
– Должно быть, чует неладное. И дальше?
– Он там играет Христа…
Один из воров, услышав это, глуповато хихикнул. Ла Вольпе наградил его сердитым взглядом.
– По пьесе, Пьетро должен будет висеть на кресте, – продолжал говоривший. – Микелетто подойдет к нему под видом центуриона и пронзит копьем. Только копье будет настоящим, а не театральным.
– Ты знаешь, где Пьетро живет? – спросил у вора Ла Вольпе.
Тот покачал головой:
– Этого нам никак было не узнать. Но зато мы узнали, что Микелетто будет ждать в старых банях древнего императора Траяна.
– В термах Траяна?
– Да. Похоже, замысел у них такой: Микелетто нарядит своих людей в театральные костюмы и все обставит как несчастный случай.
– А сам спектакль-то где играть будут?
– Без понятия. Скорее всего, где-то поблизости от места, где Микелетто собирает свою шайку.
– Я отправлюсь туда и буду тенью следовать за Микелетто, – решил Эцио. – Он приведет меня к любовнику Лукреции.
– Еще что-нибудь узнали? – спросил у воров Ла Вольпе.
Его ребята дружно замотали головами. Подавальщик принес выпивку хлеб и колбасу. Воры с благодарностью набросились на угощение. Ла Вольпе отозвал Эцио в сторону:
– Прости меня, Эцио, но я уверен, что Макиавелли нас предал. – Он поднял руку. – Все твои доводы не убедят меня в обратном. Знаю, что мы оба хотели бы ошибиться, но правда уже глаза колет. По-моему, нам стоило бы… сделать то, что положено делать в таких случаях. – Он помолчал. – И если ты не возьмешься за это, придется мне.
– Понимаю.
– Я тебе еще скажу. Бог свидетель, я верен братству, но у меня есть люди, и я должен заботиться об их благополучии. Пока не появится ясность, я больше не стану подвергать их напрасному риску.
– Конечно, мой друг. У тебя одно стоит на первом месте, у меня – другое.
Эцио ушел, чтобы подготовиться к вечеру, который наверняка будет насыщен событиями. Попросив у Ла Вольпе лошадь, он поехал в «Цветущую розу».
– А тебе кое-что принесли, – сказала Клаудия, поздоровавшись с братом.
– Уже?
– Двое приходили. Оба одеты с иголочки. Один еще молодой, с хитрецой во взгляде, но очень обаятельный. Второму лет пятьдесят или около того. Я его помню – это твой давний друг Леонардо. Он был очень сдержан. Подал мне твою записку. Я заплатила.
– Быстро они.
Клаудия улыбнулась:
– Леонардо говорил, что ему показалось, будто ты нуждаешься в срочной доставке.
Эцио тоже улыбнулся. Наверняка подручные Микелетто хорошо обучены и имеют опыт в своем ремесле. Хорошо было бы испробовать на них изделия Леонардо. Однако в одиночку действовать будет труднее, а Ла Вольпе напрямую заявил, что пока рисковать своими ворами не намерен.
А что, если позвать собственное ополчение? Его, Эцио, добровольцев? Кое-кого из них пора испытать в настоящем деле.
36
Эцио не знал, что господину Корелье до вечера предстояло выполнить еще одно, необременительное поручение своего хозяина. Микелетто явился заблаговременно и теперь ждал.
Он неподвижно стоял на пустом причале, глядя на воды Тибра. Неподалеку стояли на якорях, покачиваясь на волнах, несколько барок и два корабля. У одного корабля паруса были убраны небрежно, и ветер слегка их трепал. Тем временем к месту, где стоял Микелетто, приближались солдаты в мундирах с гербами Чезаре. Они не то вели, не то тащили человека с повязкой на глазах. Впереди шел сам Чезаре.
Микелетто узнал, кого они ведут, и ничуть не удивился. Это был Франческо Троке.
– Пощадите меня, – всхлипывал несчастный. – Я не сделал ничего плохого.
– Мой дорогой друг Франческо, – отвечал ему Чезаре. – Факты ясны как день. Ты рассказал своему брату о моих замыслах в Романье, а он поспешил сообщить о них венецианскому послу.
– Это была досадная случайность. Я по-прежнему ваш слуга и союзник.
– Ты никак требуешь, чтобы я закрыл глаза на твой поступок и уповал лишь на твою дружбу?
– Я… прошу, а не требую.
– Мой дорогой Франческо, чтобы объединить Италию, я должен подчинить себе все и вся. Ты знаешь: есть нечто высшее, чему мы служим, – орден тамплиеров, главой которого я ныне являюсь.
– Я думал… ваш отец…
– И если Церковь не будет мне послушна, я ее попросту ликвидирую, – твердо заявил Чезаре.
– Но вы же знаете: я работал не на папу, а на вас.
– Могу ли быть в этом уверен, любезный Троке? Есть лишь один способ убедиться в этом окончательно и бесповоротно.
– Вы же не станете меня убивать? Меня, вашего самого верного друга?
– Конечно же нет, – улыбнулся Чезаре.
Он щелкнул пальцами. Микелетто бесшумно встал у Франческо за спиной.
– Вы… меня отпускаете? – В голосе Троке послышалось облегчение. – Благодарю вас, Чезаре. От всего сердца. Вы не пожалеете…
Он не договорил. Слегка подавшись вперед, Микелетто набросил Франческо на шею тонкую веревку и туго затянул. Чезаре какое-то время наблюдал за происходящим, но еще прежде, чем Троке скончался, обратился к командиру солдат:
– Ты раздобыл костюмы для пьесы?
– Так точно!
– Отдашь их Микелетто, когда он закончит.
– Так точно!
– Лукреция принадлежит только мне, и больше никому. Я сам не думал, что она настолько важна для меня. Но, будучи в Урбино, я получил письмо от одного из ее слуг. Тот писал, что какая-то двуногая жаба, какой-то ничтожный актеришка посмел дотрагиваться до нее и слюнявить своими губами! Я немедленно вернулся. Капитан, ты способен понимать высокую страсть?
– Так точно!
– Дурак ты… Микелетто, ты закончил?
– Да, господин. Он мертв.
– Тогда нагрузи его камнями и утопи в Тибре.
– Слушаюсь, Чезаре.
Капитан отдал приказ солдатам, и те поднесли поближе две большие плетеные корзины с крышками.
– Вот костюмы для твоих людей. Проверь и перепроверь, чтобы все было сделано должным образом.
– Непременно, господин.
Чезаре ушел, оставив своих приспешников заниматься приготовлениями. Микелетто махнул солдатам, велев следовать за ним. Их путь лежал к термам Траяна.
Эцио и его отряд добровольцев уже находились на месте, прячась под сводами разрушенного портика. Поблизости собралось несколько человек в черном. Вскоре появился и Микелетто. Солдаты опустили корзины с костюмами, после чего удалились. Тени были уже довольно длинными. Аудиторе подал знак своим приготовиться. К левой руке он прицепил наруч, а к правой – клинок, впрыскивающий яд.
Подручные Микелетто встали в ряд. Каждый по очереди подходил к нему и получал одинаковый костюм – одеяние, которое носили римские легионеры во времена Христа. Эцио заметил, что сам Микелетто был в костюме центуриона.
Когда все разошлись, чтобы надеть костюмы, для ассасина настала пора действовать. Он выдвинул клинок, впрыскивающий яд, и принялся за дело. Оружие, воссозданное Леонардо, действовало безотказно. Головорезы умирали без единого вздоха. Союзники Эцио снимали с них костюмы и оттаскивали тела подальше.
Поглощенный разглядыванием своего наряда, Микелетто и не догадывался, что люди в костюмах легионеров – вовсе не его подручные. Как ни в чем не бывало он повел их в направлении Колизея. Эцио неслышно двинулся следом.
Сцена была воздвигнута на развалинах древнеримского амфитеатра, где со времен императора Тита bestiarii сражались в смертельных поединках друг с другом и со множеством диких зверей. Со временем бои гладиаторов потеснило новое зрелище, когда на растерзание львам бросали первых христиан.
Вокруг царил сумрак. Сцену освещало колеблющееся пламя сотен факелов. Для зрителей соорудили деревянную трибуну со скамейками. Все места были заполнены. Затаив дыхание, зрители смотрели пьесу о страстях Христовых.
– Я ищу Пьетро Бенинтенди, – объявил Микелетто, показывая привратнику какую-то бумагу.
– Синьор, Пьетро сейчас выступает на сцене, – ответил тот. – Но вас проводят туда, где вы сможете его дождаться.
Микелетто повернулся к своим «спутникам»:
– Слушайте внимательно. На мне будет этот черный плащ с белой звездой на плече. Прикрывайте меня и ждите, когда Понтий Пилат прикажет центуриону нанести удар копьем. Это будет сигналом.
«Я должен успеть к Пьетро раньше Микелетто», – подумал Эцио, входя вместе со всеми в Колизей.
На сцене были воздвигнуты три креста. Аудиторе видел, как его новобранцы встали там, где велел Микелетто. Сам Корелья отправился за кулисы.
События пьесы приближались к развязке.
– Боже, Боже, почему Ты меня оставил? – вопрошал висящий на кресте Пьетро.
– Слышите? – ехидно произнес актер, игравший фарисея. – Илию зовет! Надеется, что тот его спасет!
Актер, одетый римским легионером, обмакнул губку в уксус и насадил на острие копья.
– Посмотрим, явится ли Илия сюда.
– Жажду! – кричал Пьетро. – О сколь велика моя жажда!
Легионер поднес губку ко рту Пьетро.
– Больше ты не возжаждешь, – сказал другой фарисей.
Пьетро поднял руку.
– Боже Всемогущий во всей славе Твоей, – с пафосом произнес он. – Никогда и ни в чем не отступлю я от воли Твоей. Душу свою Тебе вручаю. Возьми же ее, Господи, в длани Твои. – Пьетро глубоко вздохнул. – Consummatum est!
Его голова свесилась на грудь. Христос «умер».
По сигналу на сцену вышел Корелья. Под наброшенным черным плащом сверкали доспехи центуриона. По-видимому, актера, который изначально должен был играть эту роль, постигла участь большинства жертв Микелетто.
– Свидетельствую властям, – громким, самоуверенным голосом начал приспешник Чезаре, – то был воистину сын Бога Всемогущего. Иначе и быть не могло. Когда возопил он, понял я: исполнил он пророчество. Он – Сын Божий.
– Центурион! – обратился к нему актер, игравший Каиафу. – Да простит мне Бог такие слова, но сколь же ты глуп. Ты ничего не понял. А нам надлежит увидеть его кровь и убедиться в смерти его. Лонгин, возьми копье.
Каиафа подал актеру, играющему Лонгина, – рослому мужчине с длинными кудрями – деревянное копье. «Тоже любимец публики и явный соперник Пьетро», – подумал Эцио.
– Возьми копье и слушай, что тебе говорят, – властно добавил другой фарисей. – Тебе надлежит пронзить копьем бок Иисуса Назарянина, дабы мы удостоверились в его смерти.
– Я сделаю, как вы велите, – произнес Лонгин, – но это будет на вашей совести. Какими бы ни были последствия, я умываю руки.
Все движения Лонгина были до приторности театральными. Бутафорским копьем он пронзил бок Иисуса, и из мешочков, спрятанных в набедренной повязке Пьетро, хлынули кровь и вода. Лонгин начал свой длинный монолог. У «мертвого» Иисуса заблестели глаза. Пьетро ревностно следил за соперником.
– Великий Царь Небесный! Зрю Тебя здесь. Пусть вода изольется на руки мои и на копье мое, дабы омылись в ней глаза мои и я смог бы яснее видеть Тебя.
Для большего эффекта Лонгин сделал паузу.
– Увы! Увы! Горе мне! Что я наделал? Этими руками я убил человека, не подозревая, что он за человек. Господь Бог на небесах, умоляю Тебя: смилуйся надо мною. Плоть водила моей рукой, но отнюдь не душа.
Лонгин сделал еще одну паузу, сорвав аплодисменты. Затем он продолжил тем же тоном, исполненным пафоса:
– Господь Иисус, я слышал множество рассказов о Тебе. Состраданием Твоим Ты исцелял больных, немощных и слепых. Да святится имя Твое! Нынче Ты исцелил меня от слепоты моей – слепоты духовной. Отныне, Господи, я Твой слуга. И через три дня Ты восстанешь из мертвых, дабы править нами и судить всех нас.
Вперед вышел актер, играющий Иосифа Аримафейского – богатого влиятельного еврея. Он пожертвовал гробницу, загодя выстроенную для себя, чтобы поместить туда тело Христа.
– Господи Боже! Что за сердце у Тебя, если Ты допустил смерть того, кого нынче я вижу мертвым на кресте? Человека, который никогда и никому не сделал ничего дурного? Всяк видит: Он – воистину Сын Божий. А потому пусть Его тело покоится в гробнице, что я воздвиг для себя, ибо Он – Царь Благодати.
Вслед за ним заговорил Никодим, вместе с Иосифом заседавший в синедрионе и симпатизировавший его взглядам.
– Досточтимый Иосиф, целиком с тобой согласен. Он – сын Бога Всемогущего. Попросим у Понтия Пилата тело Иисуса и погребем со всеми почестями. А я помогу тебе достойно снять Его тело с креста.
Иосиф повернулся к тому, кто играл Пилата, и заговорил снова:
– Досточтимый прокуратор Пилат! Прошу тебя даровать нам милость, которая в твоей власти. Пророк мертв. Дозволь нам позаботиться о его теле.
Пока Микелетто шел к среднему кресту, Эцио проскользнул за кулисы. Порывшись в разложенных там одеждах, он нашел костюм еврейского рабби и торопливо надел на себя. Вернувшись на сцену, он ухитрился незаметно для всех встать у Микелетто за спиной.
– Иосиф, если Иисус Назарянин мертв, как о том заявил центурион, я не возражаю против твоего желания забрать тело.
Пилат повернулся к Микелетто:
– Центурион! Мертв ли Иисус?
– Да, господин прокуратор, – решительно ответил Микелетто.
Эцио видел, как «центурион» вынул из-под плаща кинжал. Клинок, впрыскивающий яд, сейчас был бесполезен, поскольку в эфесе не осталось ни капли яда. Аудиторе заменил его старым, надежным отцовским клинком и ударил Микелетто в бок. Подхватив «центуриона» под мышки, Эцио быстро потащил его за кулисы. Там он опустил Корелью на пол.
Помощник Чезаре, однако, не потерял присутствия духа.
– Ха-ха! – презрительно рассмеялся он, сверкая глазами. – Тебе все равно не спасти Пьетро. Уксус на губке был отравлен. Я обещал Чезаре, что расправлюсь с этим актеришкой наверняка. – Он шумно и тяжело глотнул воздуха. – Лучше добей меня.
– Я пришел сюда не затем, чтобы тебя убивать. Ты помогал своему хозяину подняться. С ним ты и падешь. Я тут ни при чем. Ты сам движешься к гибели. Если ты выживешь, это будет даже хорошо. Пес всегда возвращается к хозяину, и ты приведешь меня к моему главному противнику.
Эцио было некогда говорить с Микелетто. Требовалось срочно спасать Пьетро.
Вернувшись на сцену, он застал там хаос. Пьетро свесился набок. Его тошнило. Кожа актера приобрела землистый оттенок. Зрители находились в полном замешательстве.
– Что случилось? Что происходит? – вопрошали Лонгин и другие актеры.
– Снимите его с креста! – крикнул своим Эцио.
Несколько новобранцев метнули кинжалы, чтобы перерезать веревки, державшие Пьетро на кресте. Другие встали, готовясь поймать его. Остальные отбивались от солдат Борджиа, появившихся из ниоткуда.
– Этого не было в моей роли! – прохрипел Пьетро, упав в руки добровольцев.
– Он умрет? – с надеждой спросил Лонгин.
Актерское ремесло не располагало к сочувствию.
Одним соперником меньше – это всегда хорошо.
– Задержите солдат! – крикнул Эцио.
Сам он вместе с добровольцами, которые несли Бенинтенди, побежал к центру Колизея, где был мелкий бассейн. Десятки голубей, слетевшихся на водопой, сердито поднялись вверх. Последние лучи заходящего солнца окрасили Эцио и Пьетро в тускло-красный цвет.
Эцио хорошо подготовил своих новобранцев. Пока одни успешно отбивали натиск солдат Борджиа, другие, выбежав из Колизея, двинулись по лабиринту улочек на север. Ассасин, бежавший впереди, вел их к знакомому врачу. Оказавшись возле нужной двери, он торопливо постучал. Ему нехотя открыли. Пьетро внесли в кабинет и уложили на соломенный матрас. Как и в кабинетах многих врачей, здесь тоже с потолка свисали пучки сухих трав, наполняя помещение терпким ароматом. На полках стояли и лежали предметы, назначение которых Эцио представлял себе с трудом или вообще не представлял. В стеклянных банках, заполненных мутной жидкостью, плавали какие-то существа или их части.
Своим людям Эцио приказал оставаться снаружи и наблюдать за обстановкой. Интересно, о чем подумают прохожие, увидев древнеримских солдат? Наверное, решат, что это призраки, и бросятся наутек. Ассасин негромко усмехнулся про себя. Сам он еще в Колизее сбросил костюм еврейского рабби.
– Кто вы? – шепотом спросил Пьетро.
Видя посиневшие губы актера, Эцио насторожился.
– Я ваш спаситель, – ответил ассасин и, повернувшись к врачу, сказал: – Доктор Брунеллески, его отравили.
Врач быстро осмотрел актера.
– Судя по характерной бледности, ему дали кантареллу. Любимый яд наших нынешних хозяев… А вы лежите смирно, – велел он Пьетро.
– Спать хочется, – признался Бенинтенди.
– Я вам сказал: лежите смирно! Его рвало? – спросил у Эцио доктор.
– Да.
– Это хорошо.
Брунеллески быстро взял склянку куда плеснул из нескольких разноцветных бутылок. Чувствовалось, он хорошо знаком с последствиями кантареллы. Полученную смесь врач перелил в кружку, затем приподнял Пьетро голову и поднес кружку к губам актера.
– Выпейте.
– И побыстрее, – добавил Эцио.
– Пусть немного полежит.
Ассасин с тревогой наблюдал за состоянием Пьетро и, когда через несколько минут (Эцио они показались вечностью) тот сел, облегченно вздохнул.
– Мне чуточку получше, – сообщил актер.
– Miracolo! – выдохнул Эцио.
– Не совсем, – возразил врач. – Просто ваш приятель уже исторг из себя основную часть отравы. Да и я, старый грешник, имею некоторый опыт в спасении жертв кантареллы. Со временем я сумел найти достаточно сильное противоядие. А теперь… – врач умолк, приглядываясь к лежащему Пьетро, – я поставлю несколько пиявок, которые довершат процесс выздоровления. Вы отдохнете у меня и будете как новенький.
Врач принес банку с черными извивающимися червяками, откуда вытащил несколько штук.
– Наверное, я не смогу должным образом вас отблагодарить, – сказал Пьетро склонившемуся над ним Эцио.
– Сможете, и должным образом, – резко возразил ассасин. – У вас есть ключик от незаметного бокового входа, через который вы попадаете в замок Сант-Анджело, на свидания к Лукреции. Отдайте мне этот ключ. Немедленно!
– О чем вы говорите? – встревожился Бенинтенди. – Я всего лишь бедный актер, жертва обстоятельств… Я…
– Послушайте, Пьетро! Чезаре знает о вас с Лукрецией.
– Боже мой! – теперь уже по-настоящему испугался несчастный любовник.
– Но я вам помогу, если вы отдадите мне ключ.
Пьетро молча сунул руку в набедренную повязку и извлек ключ.
– Я всегда ношу его с собой.
– Разумно с вашей стороны, – одобрил Эцио, убирая ключ.
Он сразу почувствовал себя увереннее. Теперь он мог пробираться в замок беспрепятственно.
– Мои люди сходят за вашей одеждой и отведут вас в безопасное место. Я попрошу двоих из них, чтобы присматривали за вами. На время вам придется затаиться и не высовывать носа.
– Но… мои зрители! – сокрушенно воскликнул актер.
– Им придется довольствоваться игрой Лонгина, пока опасность для вас не минует, – улыбнулся Эцио. – На вашем месте я бы не волновался. Тот актер – не знаю, как его зовут, – он вам и в подметки не годится.
– Вы всерьез так думаете?
– Мне незачем вам врать.
– Ой! – закричал Пьетро, когда в него впилась первая пиявка.
Эцио быстро покинул дом врача. Своим людям он приказал:
– Как можно скорее снимите с себя этот маскарад. Термы Траяна отсюда недалеко. Надеюсь, ваша одежда еще лежит там, где вы ее оставили.
Больше ему здесь делать было нечего. Эцио успел пройти совсем немного, когда заметил, что кто-то крадется за ним по пятам, прячась в тени. Он постарался не подать вида, однако шпион понял, что разоблачен, и со всех ног кинулся прочь. Человек этот был ассасину хорошо знаком – Паганино, бывший венецианский вор. Он еще тогда насторожил Эцио своим нежеланием покинуть осажденный Монтериджони.
– Эй! – крикнул Эцио, пускаясь вдогонку. – Un momento!
Вор прекрасно знал, куда бежит, и уверенно петлял по улочкам. Несколько раз Эцио почти терял его из виду и был вынужден забираться на крышу, вглядываясь в сумрак. Волшебная перчатка Леонардо пришлась как нельзя кстати.
Наконец Аудиторе удалось опередить Паганино и отрезать тому путь к отступлению. Вор схватился за оружие – жуткого вида чинкуэду, однако Эцио быстро вывернул ему руку, и кинжал с лязгом упал на камни мостовой.
– Почему ты убегал? – спросил ассасин, пригвоздив вора к земле.
Через мгновение он понял причину. Из сумки на поясе Паганино торчал краешек письма. Печать на письме Эцио не спутал бы ни с какой другой – знак папы Александра VI… Родриго… Испанца!
Ассасин облегченно вздохнул. Загадка, давно мучившая его, наконец разрешилась. Впервые с Паганино он встретился двадцать лет назад, в венецианской гильдии воров под предводительством Антонио де Магианиса. Должно быть, Борджиа сыграл на алчности воришки и деньгами переманил на свою сторону. Сначала Паганино оказался в Монтериджони, а потом сумел затесаться в гильдию Ла Вольпе – таким образом у Борджиа появился крот в братстве ассасинов.
Вот кто был предателем, а вовсе не Макиавелли!
Эцио отвлекся на какое-то мгновение. Паганино этого хватило, чтобы вывернуться из его хватки и подобрать упавшую чинкуэду. Глаза вора безумно блестели.
– Да здравствует семейство Борджиа! – выкрикнул он и глубоко вонзил чинкуэду себе в грудь.
Эцио молча смотрел, как Паганино бьется в предсмертных судорогах. Что ж, лучше так, чем медленно, мучительно умирать от рук хозяев. Аудиторе знал, что приспешники Борджиа дорого платили за свои провалы. Он запихнул письмо внутрь камзола и быстро зашагал прочь. «Проклятие, – думал Эцио. – Я оказался прав. А теперь нужно остановить Ла Вольпе, пока он не добрался до Макиавелли».
37
По пути на Тиберину Эцио встретилась Сарагина – куртизанка из «Цветущей розы».
– Идемте к нам, – сказала она. – Ваша мать срочно желает вас видеть.
Эцио закусил губу – Мария просто так посылать за ним не стала бы.
Придя в бордель, ассасин увидел, что та уже ждет его. Давно он не видел мать настолько встревоженной.
– Спасибо, что пришел так скоро, – сказала Мария.
– Судя по твоему лицу, у вас что-то случилось.
– Да. Выяснились некоторые… обстоятельства.
– Говори.
– Прежняя владелица заведения…
– Ты говоришь про госпожу Солари?
– Да. – Усилием воли Мария подавила волнение. – Оказалось, она была обманщицей и лгуньей. Мы выяснили, что она вела il doppio gioco и была тесно связана с Ватиканом. Что еще хуже, кое-кто из нынешних куртизанок тоже может…
– Не беспокойся, madre. Я вырву эти сорняки. У меня есть надежные люди. Пошлю их сюда, пусть побеседуют с девицами. Под руководством Клаудии они очень скоро узнают правду.
– Спасибо, Эцио.
– Мы позаботимся, чтобы здесь остались только преданные нам куртизанки. Что же касается остальных…
Он не договорил, но по его лицу Мария поняла все.
– У меня есть и другие новости.
– Какие?
– Стало известно, что в Рим приехали посланники испанского короля Фердинанда и императора Священной Римской империи Максимилиана. Похоже, они ищут союза с Чезаре.
– Мама, ты ничего не путаешь? Зачем им понадобился Чезаре?
– Этого я не знаю, figlio mio.
Эцио сжал зубы:
– А это необходимо узнать, чтобы потом не кусать локти. Попроси Клаудию добыть сведения. Я дам ей всю полноту власти над моими новобранцами. Пусть командует ими.
– Ты настолько доверяешь сестре?
– Мама, после истории с Банкиром я готов вам обеим вверить свою жизнь. Мне стыдно, что я этого не сделал раньше, но тогда мною двигал страх за вашу безопасность, и я…
– Не надо оправдываться, – перебила его Мария. – И прощения просить не надо. Мы снова друзья. Семья. Это главное.
– Спасибо, мама. Дни Чезаре сочтены. Даже если послы и заручатся его поддержкой, очень скоро они убедятся в ее никчемности.
– Надеюсь, твоя уверенность основана не на пустом месте.
– Не на пустом. Верь мне. Сейчас для меня главное – уберечь Макиавелли от необоснованных подозрений Ла Вольпе.
38
Взяв лошадь в конюшне, владельца которой он когда-то избавил от власти Борджиа, Эцио поспешил к «Спящему лису». Он торопился попасть туда раньше, чем с Макиавелли случится непоправимое. Если Никколо не станет, братство сильно поглупеет.
Час был еще не слишком поздний, однако двери постоялого двора оказались запертыми. Эцио насторожился. У него был свой ключ, и он вошел через боковую дверь.
Сцена, представшая перед его глазами, лишь подтвердила, что появился он как нельзя вовремя. Собрались все члены воровской гильдии. Ла Вольпе стоял в окружении своих помощников. Чувствовалось, они обсуждали что-то очень важное и теперь пришли к окончательному решению. Свирепо глядя на Макиавелли, Лис шагнул к нему, сжимая в руке базелард. Никколо был на редкость спокоен и не имел ни малейшего представления о происходящем.
– Стойте! – крикнул Аудиторе, выбегая вперед.
Он тяжело дышал после сумасшедшей скачки.
Глаза собравшихся повернулись к нему. Ла Вольпе застыл как вкопанный.
– Джильберто, опусти руку! – скомандовал Эцио. – Я нашел настоящего предателя.
– Что? – спросил потрясенный Лис.
Воры зашептались, обсуждая услышанное.
– Он… был одним из твоих людей. Паганино – вот кто нас предавал! Меня его поведение насторожило еще при нападении на Монтериджони. Теперь понятно, почему у нас в последнее время было столько провалов.
– Ты в этом уверен?
– Он признал свою вину.
Глаза Ла Вольпе потемнели. Он убрал базелард в ножны.
– Где он сейчас?
– Там, где уже никто не сможет до него дотянуться.
– Мертв?
– Покончил с собой у меня на глазах. Он нес вот это письмо.
Эцио поднял руку с зажатым письмом, показывая его всем, затем передал письмо Ла Вольпе. Макиавелли подошел к предводителю воровской гильдии – тот сломал печать и развернул письмо.
– Боже милосердный! – бормотал Ла Вольпе, пробегая строчки.
– Позволь взглянуть, – осторожно попросил Никколо.
– Смотри, – выдохнул ошеломленный Лис.
Макиавелли быстро читал письмо.
– Это послание Родриго, адресованное Чезаре. Среди прочего здесь излагаются наши замыслы по поводу французского генерала Октавиана.
– Надо же… один из моих!
– Ты принес хорошую новость, – сказал Макиавелли, поворачиваясь к Аудиторе. – Мы подменим это письмо другим, с ложными сведениями, и собьем им след…
– Новость и впрямь хорошая, – отозвался Эцио, но голос его был холоден. – Джильберто, напрасно ты не прислушивался к моим словам.
– Эцио, я опять перед тобой в долгу, – растерянно произнес Ла Вольпе.
Аудиторе не сдержал улыбки:
– Какие долги могут быть между друзьями, которые доверяют… которые должны доверять друг другу?
Ла Вольпе хотел что-то сказать, но Макиавелли его опередил:
– А тебя, Эцио, можно поздравить. Оказывается, три дня назад ты воскресил Христа.
Эцио засмеялся, вспомнив, как спасал Пьетро. Но откуда Макиавелли так быстро об этом узнал?
Ла Вольпе хмуро глянул на свою братию:
– Ну чего глазеете? Двери отпирайте, не то мы всех постояльцев растеряем.
Макиавелли ушел, унося с собой перехваченное письмо. Ла Вольпе отозвал Эцио в сторону.
– Я рад, что ты здесь, – сказал он. – И не только потому, что не позволил мне выставить себя полнейшим дураком.
– Я еще кое-что добавлю, – небрежно бросил ему Эцио. – Ты знаешь, что я сделал бы с тобой, если бы ты убил Никколо?
– Эцио… – проворчал Ла Вольпе.
Аудиторе похлопал его по спине:
– К счастью, я поспел вовремя. Отныне – никаких ссор. Мы не можем допустить распри внутри братства. А теперь… ты ведь хотел мне что-то сказать. Никак тебе понадобилась моя помощь?
– Ты попал в точку. Гильдия сильна, но большинство моих людей – зеленые и неопытные. Помнишь поганца, который стибрил у тебя кошелек? Да и малыш Клаудио не многим лучше…
– Что именно тебе надо от меня?
– Я как раз к этому подхожу. Римские воры в большинстве своем – молодые парни и девицы. В ремесле своем они искусны – этого у них не отнимешь. А по молодости лет излишне горячи и склонны к соперничеству К опасному соперничеству.
– Постой, так твоя гильдия – не единственная в городе?
– Увы, нет. Есть другая… даже не гильдия, а шайка, но она представляет нешуточную угрозу. И мне нужна помощь, чтобы их устранить.
– Мои новобранцы?
Ла Вольпе выдержал тягостную паузу.
– Я понимаю… когда мои подозрения насчет Никколо выросли до небес, я отказал тебе в помощи. Но теперь…
– Кто они такие?
– Себя они именуют Cento Occhi – «Сотня глаз». Их создал Чезаре Борджиа, и они доставляют нам немало бед.
– Где их логово? – спросил Эцио.
– Мои шпионы его нашли.
– Так где оно?
– Подожди немного. Они сейчас злы, эти «глазки». У них руки чешутся.
– Тогда мы должны застать их врасплох.
– Прекрасная мысль!
– Но мы должны быть готовы к ответному удару.
– Мы ударим первыми и лишим их возможности нанести ответный удар.
К Ла Вольпе вернулась его прежняя самоуверенность. Он потирал руки, предвкушая битву.
– Нам самое важное – убрать главарей этой «Сотни глаз». Ведь с Борджиа якшались только они. Не будет их, и все остальные «глазки» мигом ослепнут.
– И тебе действительно требуется моя помощь?
– Ты же сломал хребет людям-волкам.
– Кстати, без твоей помощи.
– Знаю.
– И человеком, помогавшим мне расправиться с людьми-волками, был…
– Да знаю я!
– Послушай, Лис. Мы объединим силы и ударим по этой шайке вместе. Можешь не сомневаться. И тогда, полагаю, твоя гильдия станет главенствующей в Риме.
– Получается, что так, – неохотно согласился Ла Вольпе.
– Я помогу тебе, но при одном условии, – медленно, делая паузы между словами, произнес Эцио.
– При каком?
– Впредь ты больше не станешь угрожать единству братства.
Ла Вольпе опустил голову.
– Я получил хороший урок, – как нашкодивший мальчишка, сказал он.
– Вне зависимости от того, сумеем мы расправиться с той шайкой или нет.
– Вне зависимости от того, сумеем мы расправиться с той шайкой или нет, – согласился Ла Вольпе. – Но только у нас…
– Что «но только у нас»?
– У нас никакого «или нет» не будет, – дьявольски усмехнувшись, ответил Ла Вольпе.
39
Число новых ополченцев братства ассасинов постоянно росло, как и их выучка. Собрав отряд наиболее подготовленных бойцов для помощи Ла Вольпе в его войне с «Сотней глаз», Эцио отправился в свое жилище на Тиберине. Там он залил новую порцию яда в эфес клинка, которую получил от Леонардо, затем вычистил пистолет и двойной клинок. Аудиторе уже принялся было проверять отравленные дротики и новый арбалет, как вдруг его занятия были прерваны появлением посланца от Бартоломео. Старый друг и соратник просил Эцио как можно скорее приехать в лагерь кондотьеров. До сих пор ассасин надеялся, что Бартоломео и его солдатам удается сдерживать натиск французов. Но если такой человек, как д’Альвиано, просил о помощи, значит его положение было тяжелым. Все оружие, изготовленное Леонардо, Эцио торопливо уложил в седельную сумку и направился к конюшне. Там он взял свою любимую лошадь и выехал из города.
День выдался погожим. Дождей не было уже почти неделю, и потому дорога встретила его сухостью и пылью. Эцио старался, чтобы его передвижение осталось незамеченным для солдат Борджиа. Он то и дело сворачивал с дороги в леса и поля, провожаемый удивленными взглядами коров, меланхолично жующих траву.
К лагерю Бартоломео Эцио добрался во второй половине дня. Издали все казалось тихим и спокойным. На стенах виднелись следы разрушений, нанесенных французской артиллерией, но ущерб был невелик. Солдаты Бартоломео, забравшись в люльки, старательно заделывали трещины и проломы.
Эцио спешился, отдав поводья лагерному конюху. Тот сразу же отер с лошадиных боков редкие капли пота. Аудиторе старался не утомлять свою любимицу. Погладив лошадиную морду, Эцио миновал плац и направился прямиком к жилищу Бартоломео.
Его мысли были заняты очередным шагом в борьбе с Борджиа. Что предпримет Чезаре, чтобы убийство Банкира не повлияло на постоянный приток денег? Поглощенный раздумьями, Эцио едва не ткнулся носом в острие Бьянки – громадного меча Бартоломео.
– Кто там? – проревел верзила.
– И тебе привет, – ответил Эцио в тон старому другу.
Бартоломео громко расхохотался:
– Попался!
– Спасибо за урок. Бдительность нельзя терять нигде и никогда.
– Вообще-то, я ждал свою жену, – подмигнул ему Бартломео.
– Ладно, будет оправдываться.
Бартоломео отложил меч и заключил Эцио в свои медвежьи объятия. Когда он разомкнул руки, лицо бравого вояки стало серьезным.
– Эцио, я рад, что ты так скоро приехал.
– А что случилось?
– Смотри. – С этими словами Бартоломео махнул в сторону плаца, на который входил отряд раненых наемников. – Эти французские шлюхи опять принялись давить на нас.
– Я думал, ты хорошенько надрал задницу их генералу… Как его зовут?
– Октавиан считает себя выходцем из благородной династии Валуа. Может, династия и благородная, но сам он – редкостный ублюдок.
Увидев новый отряд раненых, Бартоломео досадливо плюнул.
– Здорово им досталось, – сказал Эцио.
– Мы задали Валуа знатную трепку. Видно, после этого король Людовик прислал Чезаре подкрепление. Я должен быть польщен, – добавил Бартоломео, запуская руку в бороду.
– Насколько серьезно положение?
– Они снова захватили башню Борджиа, – угрюмо признался д’Альвиано.
– Ничего. Выбьем их оттуда еще раз. А где сейчас Валуа?
– Ты прав, – сказал Бартоломео, игнорируя вопрос Эцио. – Мы обязательно вернем себе башню. Эти мерзавцы побегут раньше, чем ты успеешь крепко выругаться!
Едва он успел произнести последнее слово, как у них над головами просвистела пуля и вонзилась в стену.
– А когда я сюда ехал, было так тихо, – сказал Эцио, глядя на небо.
Солнце скрылось за невесть откуда набежавшими облаками.
– Тебе просто показалось, что тихо. Французы – хитрые бестии. Но помяни мое слово: скоро я возьму этого Валуа за горло.
Бартоломео повернулся и окликнул пробегавшего мимо сержанта:
– Закрыть ворота! Наших всех убрать с внешней стены! Живо!
Вокруг лихорадочно забегали кондотьеры. Вскоре они заполнили парапеты и сосредоточились у пушек.
– Не беспокойся, дружище, – сказал Бартоломео нахмурившемуся Эцио. – Ситуация под контролем.
И будто в ответ на его заверения, в парапет ударило громадное ядро, разворотив стены. Во все стороны разлетелись каменные осколки, поднимая облака пыли.
– А они-то приближаются! – крикнул Эцио.
Солдаты Бартоломео дали ответный залп из главных лагерных пушек. От выстрела орудий задрожали стены. Ответ французской артиллерии был не менее свирепым. Противники ударили из нескольких десятков пушек, и на этот раз стреляли куда точнее. Кондотьеры отчаянно пытались восстановить линию обороны, когда последовал новый залп французов. Стены казарм затряслись, угрожая рухнуть. На этот раз французы сосредоточили усилия на лагерных воротах. Двое привратников попали под обстрел и были убиты.
– ЗАКРОЙТЕ, МАТЬ ВАШУ, ЭТИ ГРЕБАНЫЕ ВОРОТА! – заревел Бартоломео.
Под его командой самые опытные солдаты бросились вперед, чтобы отбить атаку французов, внезапно появившихся у главного входа в казарму. Они рассчитывали застать людей д’Альвиано врасплох и, надо отдать им должное, своего добились. Бартоломео не ждал столь скорого нападения и не успел подготовиться.
Спрыгнув с парапета, верзила со всех ног бросился к воротам. Он размахивал Бьянкой, возвышаясь на целую голову над своими противниками. Своим громадным мечом командир кондотьеров легко прорезал французские ряды. Эцио взял на себя командование стрелками, чтобы прикрывать солдат, пытавшихся закрыть ворота, – операция прошла успешно, но буквально через несколько секунд страшный удар извне заставил деревянную балку, удерживающую створки, опасно накрениться. Пока внимание кондотьеров было занято чужими солдатами, проникшими внутрь лагеря, французы подтянули к воротам таран.
– Зря мы не обнесли стены рвом. Пригодился бы! – крикнул Бартоломео.
– Времени на то не было!
Эцио велел стрелкам вести огонь по французам, скапливающимся с внешней стороны стен. Бартоломео снова влез на парапет и встал рядом с ассасином. Казалось, французы появлялись прямо из воздуха, причем в больших количествах.
– Мы окружены! – объявил Бартоломео, и это было чистейшей правдой.
У них за спиной противники нанесли удар по одним из малых ворот. В воздух взметнулся фонтан щепок. Защитники лагеря не успели и глазом моргнуть, как в пролом вбежал целый отряд французской пехоты. Размахивая мечами, противники, казалось, были готовы сражаться насмерть. Это вторжение отрезало жилье Бартоломео от остальной части лагеря.
– Боже мой, что еще они задумали? – крикнул явно растерянный д’Альвиано.
Кондотьеры, прошедшие ассасинскую выучку, были лучше подготовлены и обладали большей решимостью, нежели французы, однако противник имел ощутимое численное превосходство. Никто не ждал, что французы вломятся через другие ворота. Все, что могли кондотьеры, – это выстроиться в цепь и выдавливать французов за пределы лагеря. В воздухе стоял невообразимый гвалт рукопашной битвы, и звон оружия сливался с криками раненых и умирающих. В некоторых местах было настолько тесно, что вместо мечей приходилось биться на кулаках.
Стало душно. Надвигалась буря. Казалось, боги разгневались на вечно враждующих людей и затянули все небо темными тучами. Плац тонул в пыли, как в тумане. Даже не верилось, что всего полчаса назад на ясном небе сверкало солнце. Вскоре хлынул проливной дождь, внеся дополнительную сумятицу. Противники уже едва видели, куда и по кому наносят удары. Земля под ногами раскисла, отчего сражение все больше становилось хаотическим и бессмысленным.
И вдруг, словно вражеские силы достигли поставленной цели, французские трубачи проиграли отбой. Солдаты Валуа исчезли столь же быстро, как и появились.
Восстановление всегда занимает больше времени, чем разрушение. Первой заботой Бартоломео было заменить уничтоженные ворота новыми. У плотников в запасе имелись готовые ворота, но на их установку понадобился час. Отдав распоряжения, Бартоломео повел Эцио к себе.
– Спрашивается, какого черта им понадобилось? – недоумевал Бартоломео, рассуждая вслух. – Может, мои карты? Мои драгоценные карты?
С внешней стороны вновь послышался звук фанфар. Д’Альвиано бросился к лестнице у главных ворот, которая вела на парапет. Лагерь окружала скудная равнина с редкими кипарисами. Неподалеку от главных ворот на лошади восседал не кто иной, как французский генерал, барон Октавиан де Валуа. Его окружало несколько офицеров и пехотинцев. Двое пехотинцев держали за руки пленного, на голову которого был наброшен мешок.
– Bonjour, Général d’Alviano, – с приторной вежливостью произнес француз, глядя на Бартоломео. – Étes-vous prét à vous render?
– Слушай, ты, захудалый лягушатник! Отчего бы тебе не подъехать чуток ближе?
– Ай-ай-ай, mon Général. Вам бы не помешало научиться французскому языку. Это помогло бы вам скрывать ваши варварские манеры, mais franchement, je m’en doute.
Он усмехнулся и поглядел на своих офицеров. Те одобрительно захихикали.
– Может, ты меня и поучишь? – крикнул Бартоломео. – А я бы научил тебя сражаться, поскольку ты и твои люди не очень-то это умеют. Во всяком случае, сражаться честно и открыто, как надлежит благородным людям.
Валуа сдержанно улыбнулся:
– Вот что, cher ami. Наша маленькая беседа меня позабавила, однако я вынужден повторить свое предложение: к завтрашнему восходу я желал бы видеть вашу безоговорочную капитуляцию.
– Ну так приходи за нею. Моя госпожа Бьянка тебе на ушко пошепчет.
– Как славно. Но боюсь, другая госпожа станет возражать.
Валуа кивнул пехотинцам, и те сорвали мешок с головы пленного. Точнее, пленной. Это была Пантасилея!
– Il mio marito vi ammazerà tutti, – сердито произнесла она, выплевывая изо рта куски мешковины и пыль.
Бартоломео не сразу оправился от потрясения. Эцио схватил его за руку. Кондотьеры, видевшие это, ошеломленно переглядывались.
– Да я убью тебя, fotutto francese! – завопил верзила.
– Дорогой мой, успокойтесь, – презрительно усмехнулся Валуа. – Хотя бы ради вашей жены. И будьте уверены: ни один француз не причинит вреда женщине… без надобности. – Тон генерала стал серьезнее. – Но даже такой болван, как вы, может себе представить, что последует, если вы не согласитесь на мои условия.
Октавиан развернул лошадь, готовясь уехать:
– Жду вас на рассвете у себя в штабе. Без оружия. А в оставшееся время советую подзаняться французским. Вскоре на нем будет говорить вся Италия.
Он подал знак. Словно мешок, пехотинцы закинули Пантасилею на одну из офицерских лошадей. Вся процессия тронулась в обратный путь. Пехотинцы двинулись следом.
– Я до тебя доберусь, pezzo di merda figlio di puttana! – беспомощно крикнул им вслед Бартоломео и бросился к лестнице.
– Ты куда собрался? – спросил Эцио.
– Вызволять Пантасилею!
– Бартоломео, постой!
Но верзила уже сбежал вниз и бросился к конюшне. Когда Эцио его догнал, он уже был в седле и приказывал открыть ворота.
– Ты не можешь ехать туда один, – пытался урезонить его ассасин.
– Я не один, – возразил Бартоломео, похлопывая по своему верному мечу. – Если хочешь, поехали вместе. В таком случае поторопись.
Бартоломео пришпорил лошадь и вылетел через открытые ворота.
Эцио даже не видел, как он уехал. Он приказал командиру кавалерийского отряда созвать своих людей, и вскоре они уже мчались догонять начальника всех кондотьеров.
40
Генерал де Валуа устроил свой штаб в развалинах некогда укрепленных казарм преторианской гвардии – личной охраны древнеримских императоров. Они находились к северо-востоку от нынешнего Рима, существенно уменьшившегося в границах. А полторы тысячи лет назад, в эпоху расцвета, преторианская гвардия располагалась в пределах города, насчитывавшего миллион жителей. Тогда древний Рим был едва ли не самым крупным городом в мире.
Эцио и кавалеристы без труда догнали Бартоломео и теперь стояли на невысоком холме близ французского лагеря. Они попытались было атаковать лагерь французов, но их пули отскакивали от крепких стен, которые Валуа возвел поверх старых. Кондотьерам пришлось отойти, чтобы не попасть под ответный огонь. Бартоломео не оставалось ничего другого, как поливать врагов отборной бранью.
– Вы, трусы! Что, украли у человека жену и попрятались за стенами крепости? Знаете, кто так делает? Тот, у кого между ног ничего не висит. Вы слышите? Ничего! Vous n’avez même pas une couille entre vous tous! Ну что? Такой французский вас устраивает, ублюдки? Думаю, яиц ни у кого из вас вообще нет.
Французы выстрелили из пушки. Она била на достаточное расстояние, и ядро упало всего в паре метров от итальянцев.
– Барто, послушай меня, – сказал Эцио. – Успокойся. Мертвый ты Пантасилее не нужен. Необходимо перестроиться и штурмовать ворота. Помнишь, как мы атаковали венецианский Арсенал, когда боролись с Сильвио Барбариго?
– Твой замысел не сработает, – хмуро возразил Бартоломео. – Французов у ворот больше, чем на парижских улицах.
– Тогда мы влезем на парапеты.
– Туда не влезешь. А если бы даже ты и влез, тебе было бы не продержаться против их толпы.
Бартоломео задумался.
– Пантасилея бы точно нашла решение.
Он снова задумался, зримо погружаясь в отчаяние.
– Может, это… конец, – сумрачно заявил Бартоломео. – Мне придется подчиниться этим поганым лягушатникам: явиться на рассвете в их лагерь с подношениями и надеяться, что этот хлыщ пощадит ее жизнь. Подлый трус!
Эцио тоже было призадумался, но на последних словах верзилы радостно щелкнул пальцами:
– Perché non ci ho pensato prima?!
– Ты о чем? Я сказал что-то важное? – недоумевал Бартоломео.
У Эцио сияли глаза.
– Возвращаемся в твой лагерь.
– Зачем?
– Прикажи своим людям вернуться в лагерь. Там я тебе все объясню. Надо поторапливаться!
– Смотри, чтобы потом жалеть не пришлось, – сказал Бартоломео. – Возвращаемся в лагерь! – скомандовал он.
К моменту их возвращения уже стемнело. Лошадей поставили в конюшню, солдатам велели отдыхать. Эцио с Бартоломео прошли в хранилище карт и уселись совещаться.
Ассасин развернул подробную карту, на которой были обозначены развалины преторианских казарм и окрестностей, и ткнул пальцем во внутренний двор.
– Как только мы сюда проникнем, твои люди смогут быстро расправиться с караульными. Согласен?
– Да, но…
– Особенно если те будут застигнуты врасплох.
– Ma certo. Неожиданность – она всегда…
– В таком случае нам понадобятся французские мундиры. Много. И их оружие. Надо торопиться. На рассвете мы туда явимся, но не со склоненными головами. Однако сейчас нельзя терять ни минуты.
До Бартоломео начало доходить, и на его изможденном лице впервые появилась надежда.
– Ах ты, старый мошенник! Эцио Аудиторе, ты всегда был мне по сердцу. Такой ход достоин моей Пантасилеи. Magnifico!
– Дай мне нескольких солдат. Мы прогуляемся к их башне, проникнем внутрь и возьмем то, что нам надо.
– Бери хоть всех. Они быстро разденут мертвых французишек.
– Отлично.
– Но, Эцио…
– Что еще?
– Постарайся убить их… как можно чище. Мундиры, забрызганные кровью, могут вызвать подозрение.
– Французы даже не почувствуют, что умирают. Можешь мне верить, – сказал Эцио.
Пока Бартоломео выбирал солдат, годящихся для такого дела, Эцио полез в седельную сумку и достал клинок, впрыскивающий яд.
Небольшой отряд выехал к башне, некогда принадлежавшей войскам Борджиа, а теперь захваченной французами. Копыта лошадям обмотали тряпками, чтобы не цокали. Остановившись неподалеку, Эцио велел солдатам ждать его сигнала, а сам полез на башню. Как и в прошлый раз, он лез с ловкостью кошки и уверенностью жителя далеких Альп. Клинок с ядом убивал малейшим прикосновением. Самоуверенные французы не позаботились о надежной охране башни. Как Эцио и обещал, несколько караульных умерли, не успев понять, что с ними случилось. Устранив их, он открыл главные ворота. Створки ворот громко заскрипели на петлях. У Эцио бешено заколотилось сердце. Он вслушался. Гарнизон спал. Солдаты Бартоломео бесшумно вошли в башню и почти без сопротивления истребили гарнизон. Раздевание мертвых французов заняло несколько больше времени, чем они рассчитывали, однако через час отряд вернулся назад. Миссия была успешно выполнена.
– На одном мундире все-таки есть кровь, – проворчал Бартоломео, перебирая трофеи.
– Это был единственный бодрствующий солдат, – пояснил Эцио. – Мне пришлось утихомирить его мечом.
Солдаты, выбранные для утренней атаки, переодевались во вражеские мундиры.
– Ты бы лучше захватил мне их дрянную кольчугу, – посетовал Бартоломео.
– Не нужна тебе никакая кольчуга, – возразил Эцио, надевая мундир французского лейтенанта.
– Как это не нужна?
– Да так! Вся штука в том, что ты… сдался нам. Мы – французский караул, который доставит тебя к его светлости генералу де Валуа.
– Да… – Бартоломео задумался. – Но что потом?
– Барто, ты меня слушал? Потом твои люди будут атаковать. По моему сигналу.
– Прекрасно! – Бартоломео даже просиял. – Шевелитесь! – прикрикнул он на тех, кто копался с чужими мундирами. – Рассвет уже совсем скоро, а нам далеко ехать.
Они скакали во весь опор, обгоняя уходящую ночь. Лошадей оставили неподалеку от французского штаба, выделив нескольких солдат для охраны. Прежде чем двинуться дальше, Эцио проверил маленький пистолет, сделанный Леонардо по чертежам из Кодекса. Художник внес усовершенствования в старинный чертеж, и теперь из пистолета можно было сделать несколько выстрелов подряд. Аудиторе прикрепил пистолет к наручу. Вскоре он, Бартоломео и несколько «французских» солдат пешком направлялись к Castra Praetoria.
– Октавиан думает, будто Чезаре позволит французам править Италией, – говорил по пути Бартоломео.
Они с Эцио шли рядом – ассасину предстояло сыграть роль старшего офицера, который лично сдаст Бартоломео командованию.
– Глупец, каких мало! – продолжал Бартоломео. – Он так помешался на своей капельке королевской крови, что не в состоянии разглядеть замысел сражения. На редкость глупый коротышка. А сколько важности! Но мы-то с тобой знаем: о чем бы там французишки ни мечтали, а Чезаре сам намерен править объединенной Италией.
– Если только мы не вмешаемся.
– Да, – согласился Бартоломео. – Знаешь, ты придумал великолепную уловку, хотя такие игры мне и не по душе. Я верю в честное сражение, где побеждает сильнейший.
– Пойми, Барто: у Чезаре и Валуа могут быть разные методы, однако все их приемы – грязные. Твое благородство они не оценят. Остается единственное – гасить огонь огнем.
– M-да! «Однажды наступят времена, когда люди перестанут обманывать друг друга. И тогда мы увидим, на что в действительности способно человечество…» Кстати, это не мои слова.
– Я их где-то уже слышал.
– Еще бы ты их не слышал! Их написал твой отец.
– Тсс!
Они подошли совсем близко к лагерю французов. Эцио уже видел фигуры караульных, обходящих лагерь по периметру.
– Что теперь делать будем? – вполголоса спросил Бартоломео.
– Я их убью. Караульных не так уж и много. Но сделать это надо бесшумно. Главное, чтобы они не подняли тревогу.
– В твоем клинке достаточно яда?
– Эти французы не спят. И расстояние между ними достаточное. Если я убью одного и меня заметят, я не успею помешать кому-то из них броситься внутрь и поднять тревогу.
– Тогда зачем вообще их убивать? Мы же во французских мундирах… кроме меня.
– Они начнут задавать вопросы. А если мы войдем, ведя тебя в цепях…
– В цепях? – поморщился Бартоломео.
– Тише! Если мы сумеем войти, Валуа настолько обрадуется, что ему и в голову не взбредет спрашивать, откуда мы явились. Во всяком случае, я на это надеюсь.
– У него же куриные мозги! Не беспокойся! Но как мы избавимся от караульных? Стрелять нельзя. Это все равно что затрубить в фанфары.
– Я буду стрелять вот из этой штучки, – сказал Эцио, доставая миниатюрный арбалет. – Заряжается быстро. У меня шесть стрел. Караульных – пятеро. Я сосчитал. Вот только света маловато, чтобы стрелять издали. Надо подойти чуть ближе. Ты пока останься здесь вместе во всеми.
Эцио неслышно двинулся вперед, подойдя к ближайшему караульному шагов на двадцать. Он завел пружину, вложил первую стрелу, вдавил короткий приклад себе в плечо и, быстро прицелившись французу в грудь, выстрелил. Послышался глухой щелчок, затем шипение. Караульный мгновенно рухнул на землю, словно марионетка, у которой обрезали ниточки. Эцио зашел в заросли орляка, подбираясь к следующему караульному. Гнусавое пение тетивы было едва слышным. Стрела ударила второго караульного в горло. Француз издал сдавленный булькающий звук, после чего у него подкосились ноги. Через пять минут с караульными было покончено. Эцио израсходовал все шесть стрел, поскольку в последнего француза был вынужден выстрелить дважды. На мгновение он даже растерялся, но потом быстро перезарядил арбалет и пустил оставшуюся стрелу. Караульный упал раньше, чем успел задуматься о странном негромком звуке, который только что слышал.
Запас стрел кончился, однако Эцио мысленно поблагодарил Леонардо. Арбалет доказал свою полезность и мог очень пригодиться в схожих обстоятельствах. Стараясь действовать бесшумно, ассасин оттащил тела убитых подальше, надеясь, что их никто не заметит. Стрелы он аккуратно выдернул из тел жертв и вернул на место, памятуя совет художника. Затем, убрав арбалет, вернулся к своим «французам» и Бартоломео.
– Всех убрал? – спросил верзила.
– Всех.
– Следующим станет Валуа, – поклялся Бартоломео. – Он у меня будет визжать, как свинья недорезанная.
Небо светлело. Вдалеке, над восточными холмами, уже раскинулось красно-оранжевое покрывало зари. Трава была влажной от росы.
– Нам пора, – заторопил всех Бартоломео.
– Сейчас пойдем, – ответил Эцио, защелкивая на нем кандалы. – Ты не волнуйся, они на пружинах. Сожми кулак покрепче, и они спадут. Но заклинаю тебя: жди моего сигнала. «Караульный», что слева, будет держаться рядом с тобой. У него под плащом спрятана твоя Бьянка. Тебе достаточно протянуть руку и… – В голосе ассасина зазвучали предостерегающие нотки. – Но только после моего сигнала. Иначе все испортишь.
– Так точно, господин ряженый лейтенант, – улыбнулся Бартоломео.
Эцио шел первым. За ним на расстоянии двух шагов шел Бартоломео, сопровождаемый четырьмя «караульными». Ассасин смело двигался к главным воротам. Восходящее солнце блестело на кольчугах и нагрудниках мнимых французов.
– Halte-là! – скомандовал сержант у ворот.
За спиной сержанта виднелась дюжина вооруженных до зубов караульных. Разглядев французские мундиры, он потребовал:
– Déclarez-vous!
– Je suis le lieutenant Guillemot, et j’emmène le général d’Alviano ici present à Son Exellence le Duc Général Monsieur de Valois. Le général d’Alviano s’est rendu seul et sans armes, selon les exigencies de Monsieur le Duc, – бойко отрапортовал Эцио, заставив Бартоломео удивленно вскинуть брови.
– Что ж, лейтенант Гийемо, нашего генерала обрадует новость, что у генерала д’Альвиано наконец-то прочистились мозги, – сказал подоспевший капитан французского караула. – У вас немного странный выговор. Никак не пойму, откуда вы родом.
– Из Монреаля, – не моргнув глазом ответил Эцио.
– Открыть ворота! – приказал капитан сержанту.
– Открыть ворота! – рявкнул караульным сержант.
Не прошло и минуты, как ассасин уже вел своих людей в самое сердце французского лагеря. Они немного перестроились, и теперь Эцио и Бартоломео шли почти рядом.
– Я прикончу их всех, – бормотал верзила. – А их почки изжарю себе на завтрак. Кстати, не знал, что ты говоришь по-французски.
– Научился во Флоренции, – небрежно ответил Эцио. – Была у меня пара француженок…
Он молча радовался, что капитан принял его акцент за местный выговор и не заподозрил подвоха.
– Жулик ты! – усмехнулся Бартоломео. – Недаром говорят, это лучшее место, где можно учить иностранные языки.
– Ты про Флоренцию?
– Дурень! Я про постель!
– Заткнись.
– Ты уверен, что кандалы ненастоящие?
– Пока рано, Барто. Имей терпение. И закрой рот!
– Я и так терплю из последних сил… О чем болтают эти лягушатники?
– Потом расскажу.
Эцио убедился: знание французского у Бартоломео исчерпывалось несколькими фразами, почти целиком состоящими из ругательств. Это даже хорошо, что он сейчас не понимал слов, бросаемых французскими солдатами.
– Chien d’Italien.
– Prosterne-toi devant tes supérieurs.
– Regarde-le, comme il a honte de ce qu’il est devenu!
Вскоре смешки и оскорбительные фразы остались позади. «Пленный» и «сопровождающие» остановились у подножия широкой лестницы, что вела в жилище генерала. Валуа стоял наверху, в окружении старших офицеров. Рядом с ним стояла пленная Пантасилея. Ее руки были связаны за спиной. На ноги ей надели кандалы, позволявшие передвигаться мелкими шажками. При виде жены Бартоломео не удержался и сердито зарычал. Эцио пнул его ногой.
Валуа махнул рукой:
– Не надо излишней жестокости, лейтенант. Однако должен поблагодарить вас за проявленное рвение.
Октавиан повернулся к Бартоломео:
– Мой дорогой генерал, кажется, вы наконец-то поняли ваше истинное положение.
– Довольно болтовни! – заорал Бартоломео. – Освободи мою жену и сними с меня кандалы.
– Спокойнее, дорогой д’Альвиано, – сказал Валуа. – Столько требований я слышу от человека, чье имя никому ничего не говорит.
Эцио уже собирался подать сигнал, когда Бартоломео запальчиво крикнул:
– Мое имя говорит само за себя. А вот твое – явная подделка!
Генеральская свита замерла. Французские солдаты, слышавшие слова Бартоломео, – тоже.
– Да как ты смеешь! – забыв про французскую учтивость, закричал взбешенный Валуа.
– Думаешь, командование армией принесет тебе положение и сделает благородным? Настоящее благородство духа свойственно тем, кто честно сражается, находясь рядом со своими солдатами. А когда ты вместо честного сражения похищаешь женщину и ставишь условия – это называется другим словом. Сказать каким?
– Дикарями были, дикарями и остаетесь. Ничему вас жизнь не учит, – прошипел генерал.
Он выхватил пистолет, взвел курок и приставил дуло к голове Пантасилеи.
Эцио понимал: надо действовать быстро. Он тоже выхватил пистолет и выстрелил в воздух. Бартоломео, изнывавший в ожидании сигнала, крепко сжал кулаки и сбросил кандалы.
Началось столпотворение. Переодетые кондотьеры под командованием Эцио бросились на ошеломленных французских солдат. Бартоломео выхватил у «караульного» свою верную Бьянку и бросился к лестнице. Однако Валуа оказался проворнее. Вцепившись в Пантасилею, он потащил ее внутрь и захлопнул дверь.
– Эцио! – взмолился Бартоломео. – Ты должен спасти мою жену. Только ты можешь это сделать. Его логово – настоящая крепость.
Ассасин кивнул и ободряюще улыбнулся старому другу. Потом внимательно оглядел здание. Оно было невелико, но французские военные архитекторы строили сообразно новейшим достижениям фортификации, стремясь сделать его неприступным. О том, чтобы взломать дверь, не было и речи. Оставалось единственное: проникнуть внутрь с крыши. Тамошние караульные явно не ожидали нападения. Возможно, на крыше отыщутся слабые места этой маленькой крепости.
Эцио взбежал по ступеням. Внизу кипел бой, поэтому никто не обратил на него внимания. Он смотрел, выбирая наиболее удобное место для подъема по стене. А к нему уже спешило не менее дюжины французов. Их мечи сверкали на раннем утреннем солнце. К счастью, у них на пути оказался Бартоломео со своей верной Бьянкой.
Возможно, стены жилища де Валуа действительно были неприступными, но они не были гладкими. Там хватало выступов и впадин, что позволило Эцио в считаные секунды залезть по ним на самый верх. Крыша была плоской, с дощатым нижним слоем и черепичным верхним. Пятеро караульных, увидев Эцио, потребовали пароль. Не услышав пароля, караульные с алебардами наперевес бросились к нему. Первого Эцио застрелил. Выхватив меч, он повел сражение с оставшимися четырьмя. Французы бились как черти, все время норовя уколоть его остриями алебард. Одному удалось пропороть его рукав и задеть локоть. Брызнула кровь. Но лезвие алебарды скользнуло по металлическому наручу, не причинив ассасину вреда.
Умело защищаясь наручем и нанося удары мечом, Эцио стоял против караульных, выпады которых становились все неистовее. Бросив бесполезные алебарды, французы взялись за мечи. При своих блестящих навыках Эцио было трудновато сражаться против четверых, но мысли о любимой жене Бартоломео подхлестывали его силы. Он понимал, что не может и не имеет права уступить противнику. Наконец ход сражения изменился в его пользу. Эцио пригнулся, и два меча рубанули воздух. Удар третьего он парировал своим верным наручем, что позволило ему сосредоточиться на четвертом противнике. Своим мечом он отвел меч француза и тут же нанес тому удар в челюсть, раскроив ее. Осталось трое. Эцио занялся караульным, который был ближе всего. Слишком близко для меча, но в самый раз для скрытого клинка. Эцио ударил француза в живот. Остались двое, и вид у них уже был не такой решительный. Похоже, они трусили. Сражаться они умели, но тягаться с Эцио в точности ударов не могли. Еще через минуту Эцио стоял, опираясь на меч, и успокаивал дыхание. Вокруг валялись тела пятерых его недавних противников.
Перезарядив пистолет, Эцио осторожно подошел к краю большого квадратного проема посередине крыши. Как он и ожидал, внизу оказался внутренний двор. Там не было ни деревьев, ни кустов – только две или три каменные скамейки возле сухой чаши неработающего фонтана.
Пока Эцио разглядывал двор, хлопнул выстрел. Пуля пролетела возле самого уха, заставив ассасина отпрянуть. Аудиторе не знал, сколько пистолетов у Валуа. Если всего один, на перезарядку генералу понадобится секунд десять. Эцио жалел, что арбалет остался за стенами лагеря. С собой у него были отравленные дротики, однако метать их с такого расстояния он не решался, боясь ненароком задеть Пантасилею.
– Не смей приближаться! – крикнул ему снизу французский генерал. – Один твой шаг, и я ее убью.
Эцио завис над кромкой, которая ограничивала его угол обзора. Он не видел ни Октавиана, ни Пантасилеи, однако в голосе генерала чувствовалась паника.
– Кто ты такой? – спросил Валуа. – Кто тебя послал? Родриго? Можешь ему передать, что это был план Чезаре.
– А ты мне расскажи все, что знаешь, если хочешь живым добраться до своей Бургундии.
– Если расскажу, ты меня отпустишь?
– Там видно будет. Женщина не должна пострадать. И выйди, чтобы я тебя видел, – приказал Эцио.
Валуа боязливо вышел из-за колоннады, окаймлявшей двор, и встал возле чаши фонтана. Руки Пантасилеи оставались связанными за спиной. На шее у нее было что-то вроде кожаного недоуздка, к которому крепилась вожжа. Другой конец генерал держал в руках. Чувствовалось, женщина недавно плакала. Сейчас она стояла молча, стараясь держать голову высоко. Взгляды, которые Пантасилея бросала на своего мучителя, были настолько испепеляющими, что если бы их превратить в оружие, они бы затмили весь арсенал, изготовленный Леонардо.
Кроме генерала и Пантасилеи, в доме наверняка были другие люди. Сколько их и где они прячутся? Впрочем, испуганный тон Октавиана подсказывал Эцио, что генерал исчерпал все возможности и оказался загнанным в угол.
– Чезаре подкупал кардиналов, переманивая их на свою сторону. Убеждал их не подчиняться папе. После того, как Чезаре распространит власть Рима на всю Италию, я должен буду двинуть свои войска на столицу и захватить Ватикан вместе со всеми, кто противился власти капитана-генерала.
Валуа размахивал рукой с зажатым пистолетом. Еще два были у него за поясом.
– Замысел принадлежал не мне, – продолжал генерал. – Я выше интриг и махинаций.
В его голосе послышались знакомые тщеславные нотки. «Не слишком ли много свободы я ему даю?» – подумал Эцио и с проворством пантеры спрыгнул вниз.
– Не шевелись! – закричал Валуа. – Иначе я…
– Если с ее головы упадет хоть волосок, мои лучники, занявшие крышу, осыплют тебя таким градом стрел, какой не снился святому Себастьяну, – прошипел Эцио. – А теперь скажи, благородная душа, какая тебе во всем этом выгода?
– Я из дома Валуа. Чезаре отдаст мне Италию. Я буду королем, ибо это мое прирожденное право.
Эцио едва сдерживал смех. Бартоломео был прав. У этого хлыща-генерала и впрямь куриные мозги! Но Пантасилея по-прежнему находилась в его власти, а значит, с ним нужно держать ухо востро.
– Я тебя выслушал. Теперь отпусти женщину.
– Сначала выпусти меня. Тогда я ее отпущу.
– Нет.
– Король Людовик прислушивается к моим словам. Скажи, чего бы ты хотел во Франции, и ты это получишь. Может, поместье? Или титул?
– У меня уже есть и то и другое. Здесь. А вот ты никогда не будешь править Италией.
– Борджиа пытаются опрокинуть естественный порядок вещей, – заныл Валуа, сменив тактику. – Я намерен все вернуть на круги своя. Править страной должна королевская кровь, а не грязная жижа, что течет в жилах этого семейства. – Он помолчал. – Я знаю: ты не такой варвар, как они.
– Пока я жив, ни ты, ни Чезаре, ни Родриго не будете править Италией. И пока я жив, моей родиной будет управлять только тот, кто стремится к миру и справедливости, – сказал Эцио, медленно двигаясь вперед.
Казалось, страх пригвоздил французского генерала к месту. Рука, державшая пистолет у виска Пантасилеи, дрожала. Валуа не пытался отступать. Судя по всему, в доме они были одни. Возможно, еще несколько слуг. Но тем хватило ума спрятаться. Снаружи доносились громкие размеренные звуки. Похоже, Бартоломео и его кондотьеры, расправившись с французами, пытались тараном пробить дверь.
– Пожалуйста… – дрожащим голосом произнес генерал, утратив весь свой недавний лоск. – Я ведь ее убью.
Он задрал голову, пытаясь увидеть воображаемых лучников, даже не подумав о том, что луки давно уже уступили место более современному оружию. Хотя сменить стрелу можно было быстрее, чем перезарядить мушкет.
Эцио сделал еще один шаг.
– Я дам тебе все, что хочешь. Здесь есть деньги. Много денег. Ими я плачу жалованье солдатам, но ты можешь их взять. И я… я… сделаю все, что тебе надо.
Теперь генерал умолял. Он превратился в настолько жалкое существо, что Эцио едва сдерживал презрение. Неужели этот человек всерьез видел себя королем Италии?
Ассасин даже сомневался, стоит ли его убивать.
Эцио подошел вплотную. Их глаза встретились. Вначале ассасин медленно забрал из онемевших пальцев генерала пистолет, потом и вожжу. С губ Пантасилеи сорвался возглас облегчения. Она заковыляла в сторону и, отойдя на достаточное расстояние, остановилась, испуганно наблюдая за развязкой.
– Я… я просто хотел уважения, – едва слышно произнес Октавиан.
– Уважение нужно заслужить, его нельзя купить или унаследовать. И уж тем более приобрести силой. «Oderint dum metuant» – пожалуй, одно из наиглупейших изречений, порожденных человеческим умом. Неудивительно, что Калигула так его любил. «Пусть ненавидят, лишь бы боялись». Неудивительно, что нынешний Калигула живет сообразно этому изречению. А ты ему служишь!
– Я служу моему королю, Людовику Двенадцатому. – Вид у Валуа был совсем потерянный. – Возможно, ты прав.
В его глазах мелькнула надежда.
– Мне нужно больше времени…
– Увы, приятель, – вздохнул Эцио. – Твое время истекло.
Он вынул меч, и Валуа, понимая свое положение и стремясь хотя бы умереть достойно, встал на колени и склонил голову.
– Requiescat in расе.
Входная дверь генеральского дома с оглушительным треском расщепилась на несколько кусков и упала. На пороге стоял Бартоломео: запыленный, перепачканный в чужой крови, но невредимый. За его спиной толпились кондотьеры. Он бросился к жене и обнял ее так крепко, что у Пантасилеи потемнело в глазах. Опомнившись, Бартоломео принялся освобождать ее от недоуздка на шее. Он так волновался, что пальцы его не слушались. Эцио пришлось взяться за дело самому. Двумя мощными ударами Бьянки он разрубил скобы кандалов на ногах Пантасилеи, после чего развязал ей руки.
– Пантасилея! Любовь моя, сердце мое, моя единственная! Больше никогда не смей вот так покидать меня. Без тебя я совершенно растерялся.
– Неправда. Ты меня спас.
– Ах! – сокрушенно воскликнул Бартоломео. – Нет, не я. Это Эцио. Он сумел…
– Синьора, я рад, что вы целы и невредимы, – перебил его Эцио.
– Дорогой Эцио, как мне вас благодарить? Вы меня спасли.
– Я был всего лишь исполнителем. Частью хитроумного замысла вашего мужа.
Бартоломео посмотрел на него со смущением и благодарностью.
– Мой принц! – сказала Пантасилея, обнимая мужа. – Мой герой!
Бартоломео покраснел и подмигнул Эцио.
– Ну, если я твой принц, то должен быть достоин этого титула. Так знай: замысел был не совсем мой.
Перед тем как уйти, Пантасилея слегка коснулась щеки Эцио и прошептала:
– Спасибо.
41
Спустя несколько дней после того, как Бартоломео окружил остатки морально сломленной армии Валуа, Эцио вместе с Ла Вольпе ехал на Тиберину, где была назначена внеочередная встреча членов братства.
– Как дела в Риме? – спросил Эцио, едва поздоровавшись.
– Замечательно. После разгрома французской армии Чезаре лишился существенной поддержки. От Клаудии я узнал, что посланники испанцев и Священной Римской империи поспешили убраться восвояси. А мои ребята разделались с «Сотней глаз».
– Но впереди еще столько дел, – вздохнул Аудиторе.
Приехав на Тиберину, Эцио и Ла Вольпе увидели, что остальные уже собрались во внутреннем помещении штаб-квартиры, где в очаге пылал огонь.
После приветствий каждый занял свое место. Макиавелли встал и проговорил на арабском:
– Laa shay’a waqi’im moutlaq bale kouloim moumkine… Эти слова, произносимые нашими предшественниками, лежат в основе нашего Кредо… Мы трудимся во тьме, дабы служить свету. Мы – ассасины.
Эцио встал, обратившись к сестре:
– Клаудия! Мы посвящаем наши жизни защите свободы человечества. Когда-то перед таким же огнем стояли наш дядя Марио Аудиторе и его брат, а наш с тобой отец Джованни. Теперь я предлагаю тебе сделать выбор и присоединиться к нам.
Эцио протянул руку. Клаудия протянула свою. Никколо извлек из огня знакомые щипцы для клеймения, оканчивающиеся маленькими полукружиями.
– Ничто не истинно. Все дозволено, – торжественно произнес Макиавелли.
Бартоломео, Ла Вольпе и Эцио вслед за ним повторили эти слова.
Как некогда Антонио де Магианис, так и сейчас Никколо Макиавелли величественным движением сомкнул полукружия вокруг безымянного пальца Клаудии, запечатлев кольцо, которое невозможно снять.
Клаудия поморщилась, но не вскрикнула. Макиавелли быстро убрал щипцы.
– Добро пожаловать в наш орден – в наше братство, – произнес Никколо привычные слова.
– И в сестринство тоже? – спросила Клаудия, втирая в палец мазь из склянки, протянутой ей Бартоломео.
– Если тебе угодно, да, – улыбнулся Макиавелли.
Все смотрели на него, поскольку теперь он повернулся к Эцио.
– Мы с тобой не всегда сходились во мнениях…
– Никколо, – перебил его Эцио, но Макиавелли махнул рукой, требуя внимания.
– Но со времени знаменательного события в хранилище под Сикстинской капеллой – правильнее сказать, еще задолго до этого знаменательного события – ты всегда делал именно то, что требовалось ордену. Ты неустанно боролся против тамплиеров, высоко и гордо неся наше знамя. Ты последовательно восстанавливал наше братство после разгрома, учиненного тамплиерами в Монтериджони. – Макиавелли умолк, оглядывая собравшихся. – И потому друзья, настало время официально утвердить Эцио на посту, который он, с общего согласия, уже занимает… то есть сделать его нашим предводителем. Я объявляю тебя, Эцио Аудиторе, уроженца Флоренции, великим магистром нашего ордена. – Он повернулся к Эцио. – Друг мой, отныне ты будешь известен как il Mentore, хранитель нашего братства и его тайн.
Голова Эцио кружилась от нахлынувших чувств, хотя какая-то часть его по-прежнему желала вырваться из служения, требовавшего отдавать братству каждый час своего бодрствования, а порой – и часы сна. Но он вышел вперед и повторил главные слова Кредо Ассасина:
– Там, где другие слепо следуют за истиной, помни: ничто не истинно. Там, где другие ограничены нравственными и иными законами, помни: все дозволено.
Остальные вслед за ним повторяли эти слова, словно заклинание.
– А теперь наш новый член должен будет совершить «прыжок веры».
Все направились к церкви Санта-Мария ин Космедин и забрались на колокольню. Бартоломео и Ла Вольпе дали Клаудии подробнейшие наставления. Едва золотой диск солнца поднялся над горизонтом, женщина бесстрашно прыгнула вниз. Солнце посеребрило складки ее платья. Эцио видел, как его сестра благополучно приземлилась и в сопровождении Бартоломео и Ла Вольпе пошла к расположенной поблизости колоннаде. Наверху остались только он и Макиавелли. Никколо тоже собрался прыгнуть. Эцио его задержал:
– Никколо, чем вызвана столь неожиданная перемена сердца?
– О какой перемене сердца ты говоришь? – улыбнулся Макиавелли. – Я всегда был верен делу братства. Моя вина – в независимом мышлении. Это из-за него у вас с Лисом зародились сомнения. Но сейчас все неприятности позади. Я никогда не стремился к власти. Я в большей степени… наблюдатель. А сейчас – совершим «прыжок веры» как друзья и соратники по Кредо!
Продолжая улыбаться, Никколо протянул руку. Эцио крепко сжал ее. Взявшись за руки, они вместе прыгнули с колокольни.
Они едва успели приземлиться и подойти к ожидавшим их спутникам, как на взмыленной лошади прискакал запыхавшийся курьер.
– Maestro Макиавелли! Чезаре вернулся в Рим из своей недавней поездки в Романью. Он направляется в Кастель Сант-Анджело.
– Спасибо, Альберто, – сдержанно поблагодарил Никколо, и курьер умчался в том же направлении, откуда явился.
– Что теперь? – спросил Эцио.
– Решение принимаешь ты, а не я.
– Никколо, мне очень важно знать мнение моего наиболее надежного советника.
Макиавелли улыбнулся:
– Так ты уже знаешь мое мнение. Оно не изменилось. Семейство Борджиа должно быть уничтожено. Иди и убей их, наставник. Закончи дело, которое начал.
– Хороший совет.
– Я знаю, – одобрительно глядя на него, ответил Макиавелли.
– Что ты знаешь?
– С некоторых пор я подумываю написать книгу о методах правления Чезаре. Думаю, я ее уравновешу книгой о твоих методах.
– Если собираешься писать книгу обо мне, пусть она будет краткой! – сказал Эцио.
42
На подходе к Кастель Сант-Анджело Эцио увидел толпу зевак, собравшуюся на другом берегу Тибра. Смешавшись с нею, он подошел ближе и увидел, что французские войска, охранявшие мост к Кастель Сант-Анджело и сам замок, пребывали в полной растерянности. Кто-то из солдат собирал свои нехитрые пожитки. Лейтенанты и старшие офицеры, сновавшие между солдатами, требовали прекратить сборы. Французское командование отдавало противоречивые приказы, отчего то и дело возникали стычки. Итальянцы взирали на все это со сдержанным удовлетворением. Эцио решил соблюсти предосторожность. Сложив свою одежду в мешок, он заранее переоделся в форму французского офицера, которая осталась у него после атаки на штаб генерала Валуа. Чтобы не вызывать подозрение у итальянцев, он прикрыл мундир плащом. Эцио прошел к мосту и быстро зашагал дальше. Никто не обращал на него ни малейшего внимания, а он на ходу ловил обрывки разговоров, помогавшие понять настроения французов.
– Когда нам ожидать нападения д’Альвиано и его наемников?
– Говорят, они уже движутся сюда.
– А что ж мы тогда вещички собираем? Отступать будем?
– Надеюсь! Tout cela, c’est rien qu’un tas de merde.
Заметив Эцио, какой-то солдатик закричал:
– Господин! Господин офицер! Нам-то какой приказ будет?
– Я как раз иду, чтобы самому узнать, – ответил Эцио.
– Господин офицер!
– Ну что еще?
– Кто теперь нами командует? Теперь, когда генерал Валуа мертв…
– Я не сомневаюсь, что король пришлет ему замену.
– Господин офицер, а правда, что генерал Валуа доблестно пал в бою?
– Чистая правда, – ответил Эцио, улыбаясь про себя. – Во главе своих людей.
Он пошел дальше и вскоре достиг замка.
Войдя внутрь, Эцио забрался на парапет и оттуда стал наблюдать за внешним двором. Внизу Чезаре разговаривал с капитаном папской гвардии, охранявшим вход во внутреннюю цитадель.
– Мне нужно видеть папу Александра Шестого, – требовательным тоном произнес Чезаре. – Мне нужно видеть моего отца. Немедленно!
– Разумеется, ваша светлость. Вы найдете его святейшество наверху, в его личных покоях.
– Тогда не путайся у меня под ногами, дурень! – рявкнул Чезаре, отталкивая нерасторопного капитана.
Тот заторопился, крикнул караульным, чтобы открыли дверцу в главных воротах. Эцио подождал еще немного, затем двинулся по круглой крыше замка. Очутившись в том месте, где была потайная дверь, он спрыгнул на галерею и ключом Пьетро открыл ее.
Внутри было тихо и пусто, но Эцио знал обманчивость подобной тишины и потому замер, всматриваясь и вслушиваясь. Похоже, никого. Тогда он двинулся по лестнице вниз, держа путь к камерам, в одной из которых некогда томилась Катерина Сфорца. Найдя укромный уголок, он быстро сбросил французский мундир и переоделся в свою одежду, сшитую специально для подобных миссий. Затем быстро проверил оружие, нацепив металлический наруч и клинок, впрыскивающий яд. С собой он захватил и отравленные дротики. Теперь путь Эцио лежал к лестнице, ведущей на самый верх. Он крался, как кошка. Троих караульных, некстати появившихся в этом месте, он отправил на свидание с Творцом.
Наконец Эцио добрался до верхнего сада, где в прошлый раз наблюдал любовное свидание Лукреции и Пьетро. Сейчас, при дневном свете, он обнаружил, что ее покои являлись лишь частью верхних построек. Позади поднимались еще несколько строений повыше и повнушительнее. Вот оно, папское логово. Эцио направился туда, но был вынужден остановиться, услышав разговор, который доносился из покоев Лукреции. Эцио неслышно подобрался к открытому окну и замер.
Кратковременное заключение никак не сказалось на Лукреции. Сейчас она разговаривала с тем же слугой, который был свидетелем ее свидания с Пьетро и которому было поручено донести об увиденном Чезаре. Если учесть, что ревнивый братец Лукреции тут же примчался в Рим, слуга исправно выполнил поручение.
– Не понимаю, – раздраженно говорила Лукреция. – Только вчера вечером я заказала новую порцию кантареллы. Сегодня к полудню Тоффана должна была принести яд и отдать мне в руки. Ты ее видел? Что вообще происходит?
– Нижайше прошу прощения, любезная синьора, но я слышал, будто папа перехватил вашу посылку и забрал весь яд себе.
– Старый болван! Где он?
– У себя, синьора. Там сейчас встреча…
– Встреча? С кем?
Слуга мялся.
– Ты язык проглотил?
– С Чезаре, синьора.
Лукреция ненадолго задумалась.
– Странно, – пробормотала она, рассуждая вслух. – Отец не говорил мне, что Чезаре снова в городе.
В глубоком раздумье она вышла из комнаты.
Оставшись один, слуга, ворча под нос, принялся ставить на место сдвинутые столы и стулья.
Эцио ждал, надеясь, что Лукреция вернется и он узнает еще какие-нибудь важные сведения. Вместо этого ему пришлось слушать монолог раздосадованного слуги.
– От этой женщины – сплошные беды… И чего я не остался в конюшне, где было так тихо и спокойно? Дурачье мне завидует: ишь как тебя повысили! Хорошенькое «повысили»! Любое ее поручение может стоить мне жизни. Так мало этого: изволь еще всякий раз ее еду пробовать… Ну и семейка! – горестно вздохнув, добавил слуга.
43
Последних слов слуги Эцио уже не слышал. Он нырнул в сад, чтобы подобраться к покоям папы. Единственный вход туда тщательно охранялся. Аудиторе не хотел привлекать к себе лишнее внимание. Он мог расправиться с охраной, но тела убитых вскоре были бы обнаружены. Тогда он решил, что сможет беспрепятственно взобраться по стене к одному из больших окон прямо в комнату папы. Окно имело широкий внешний козырек, на котором Эцио мог расположиться, оставаясь незамеченным. С помощью кинжала он сумел чуть приоткрыть боковую створку, чтобы слышать все, о чем говорят внутри.
Родриго – он же папа Александр VI – был один. Он стоял возле стола, беспокойно перебирая желтые и красные яблоки на большом серебряном блюде. Хлопнула дверь. В комнату вошел Чезаре. Похоже, Родриго не ждал сына. Чезаре был в отвратительном настроении и буквально с порога затеял ссору с отцом.
– Что, черт возьми, происходит? – сердито спросил Чезаре.
– Я не знаю, о чем ты, – спокойно ответил Родриго.
– Прекрасно знаешь! Ко мне перестали поступать деньги. Моя армия разбегается.
– A-а, вот ты о чем. Ты же прекрасно знаешь: после… трагической гибели твоего Банкира его дела перешли к Агостино Киджи…
– К твоему казначею! – невесело рассмеялся Чезаре. – Я мог бы догадаться. А мои люди?
– Денежные трудности время от времени бьют по каждому из нас. Даже по тем, кто командует армией и чье честолюбие простирается до небес.
– Так ты прикажешь Киджи передать мне мои деньги?
– Нет.
– Посмотрим!
Чезаре сердито схватил с блюда яблоко. Эцио видел, что Родриго внимательно следит за сыном.
– Киджи тебе не поможет, – все тем же ровным тоном продолжал Испанец. – Он влиятельный человек и не станет сгибаться перед тобой.
– В таком случае, – ухмыльнулся Чезаре, – я воспользуюсь Частицей Эдема и получу желаемое. Тогда твоя помощь не понадобится.
Зловеще улыбаясь, Чезаре надкусил яблоко.
– Я давно и ясно видел, что все к этому идет, – сухо произнес Родриго. – Кстати, тебе известно о гибели генерала Валуа?
Улыбка мгновенно исчезла с лица младшего Борджиа.
– Нет. Я только что вернулся в Рим… Никак ты… – угрожающе спросил он.
Родриго развел руками:
– С какой стати мне его убивать?.. А может, он плел заговор против меня вместе с моим дорогим блистательным капитаном-генералом?
Чезаре еще откусил от яблока.
– Я не обязан тебя разубеждать! – жуя, прорычал он.
– К твоему сведению, его убили ассасины.
Чезаре проглотил слюну. У него округлились глаза.
Лицо потемнело от ярости.
– Почему ты их не остановил?!
– Как будто я мог! Если помнишь, нападение на Монтериджони было твоей затеей, а не моей. Пора взять ответственность за свои проступки… пока не поздно.
– За свои успешные действия, ты имеешь в виду? – горделиво заявил Чезаре. – Успешные, несмотря на постоянные преграды вроде тебя.
Чезаре повернулся, готовясь уйти, однако Родриго обежал вокруг стола и загородил дверь.
– Ты никуда не пойдешь, – прошипел Испанец. – И не заблуждайся: Частица Эдема находится у меня.
– Врешь! Прочь с дороги, старый дурак.
Родриго печально покачал головой:
– Я давал тебе все, что мог, но тебе всегда было мало.
В это мгновение в комнату ворвалась Лукреция. Ее глаза бешено сверкали.
– Чезаре, будь осторожен! – крикнула она. – Отец решил тебя отравить!
Чезаре застыл на месте. Он посмотрел на яблоко у себя в руке, затем шумно выплюнул очередной кусок, который жевал. Его лицо превратилось в маску. Торжество на лице Родриго сменилось страхом. Он попятился назад, оказавшись по другую сторону стола.
– Отравить меня? – переспросил Чезаре, буравя отца глазами.
– Ты не желал… слушать доводов разума, – запинаясь, произнес Родриго.
Чезаре с улыбкой медленно двинулся к отцу:
– Мой дорогой отец. Разве ты не видишь? Я держу все в своем подчинении. Все и всех. Если я хочу жить, то вопреки твоим ухищрениям буду жить. А если мне что-то понадобится – все, что угодно, – я это просто возьму.
Подойдя к отцу, он схватил Родриго за воротник, держа в другой руке отравленное яблоко.
– Если, к примеру, я хочу, чтобы ты умер, ты умрешь!
Подтянув отца к себе, Чезаре втолкнул яблоко ему в рот, который Родриго не успел закрыть. Затем, обхватив отцовскую голову, Чезаре сжал ему челюсти, заставив губы сомкнуться. Испанец пытался вырваться. Яблоко не позволяло ему дышать. Он хрипел, потом упал на пол. Двое детей Родриго холодно смотрели на умирающего отца.
Не теряя времени, Чезаре обыскал отцовскую сутану и то, что было под нею. Пусто. Тогда он встал и угрюмо посмотрел на сестру. Лукреция попятилась.
– Ты… тебе нужно послать за врачом. В тебя попал яд, – торопливо проговорила она.
– Это он так думал, – хрипло ответил Чезаре. – Неужели ты считала меня настолько беспечным? Я знал, к кому иду, и заранее принял противоядие. Наш папаша – коварная старая жаба. Я догадывался, на какие пакости он способен при одной только мысли о том, что настоящая власть неумолимо перетекает ко мне. И еще вздумал заявлять, будто Частица Эдема – у него.
– Он… он… говорил правду.
Чезаре вдруг ударил сестру по лицу:
– Почему мне не сообщили?
– Тебя не было в Риме… Он приказал перенести Яблоко… Боялся, что ассасины могут…
Чезаре влепил ей новую пощечину:
– Так вы оба затевали заговор против меня!
– Нет! Нет! Я думала, он послал гонцов с письмом к тебе.
– Врешь!
– Я говорю правду. Я всерьез думала, что ты знаешь или хотя бы осведомлен о его затее.
Чезаре ударил Лукрецию в третий раз, уже сильнее, отчего она покачнулась и упала.
Тяжело дыша, она с ужасом глядела на брата.
– Чезаре, ты помешался? Я Лукреция. Твоя сестра. Твой друг. Твоя возлюбленная. Твоя королева.
Встав, Лукреция робко попыталась погладить его щеку. В ответ Чезаре сжал ей горло и встряхнул так, как охотничья собака треплет пойманного хорька.
– Ты всего-навсего сука, – сказал он, придвигаясь к ней вплотную. – А теперь говори: где оно? – угрожающим тоном потребовал Чезаре.
Слова брата ошеломили Лукрецию. Она не желала верить услышанному.
– Ты… никогда меня не любил? – сдавленным голосом спросила Лукреция.
Чезаре отпустил ее горло, но теперь ударил кулаком в лицо.
– Где Яблоко? ЯБЛОКО? – закричал он. – Говори!
Лукреция плюнула ему в лицо. Чезаре схватил ее за руку, швырнул на пол и принялся жестоко пинать ногами, с каждым пинком повторяя свой вопрос. Эцио напрягся, подавляя желание вмешаться. Нет, он должен услышать ответ, хотя вся сцена была ему крайне омерзительна.
– Ладно, ладно! – наконец сдалась Лукреция.
Чезаре рывком поставил ее на ноги. К досаде Эцио, Лукреция приникла губами к его уху и что-то прошептала.
Довольный, Чезаре оттолкнул ее:
– Умное решение, сестренка.
Лукреция попыталась его обнять, но Чезаре, презрительно морщась, оттолкнул ее и быстро вышел.
Едва за ним закрылась дверь, Эцио через окно влез в комнату и оказался возле Лукреции. Та стояла, привалившись к стене; обмякшая, словно тряпичная кукла. Ассасин быстро склонился над неподвижным телом Родриго и пощупал пульс.
Пульса не было.
– Requiescat in расе, – прошептал Эцио.
Он встал и подошел к Лукреции. Глядя на него, она горько улыбнулась, но в глазах слабо блеснул прежний огонь.
– Ты был за окном? Ты все видел и слышал?
Эцио кивнул.
– Хорошо. Я знаю, куда отправился этот мерзавец.
– Так скажи.
– С удовольствием. К собору Святого Петра. Тебе нужен павильон во внутреннем дворе.
– Спасибо… синьора.
– Эцио!
– Да?
– Будь осторожен.
44
Эцио бежал по Пассетто ди Борго, который пролегал через квартал Борго и соединял Кастель Сант-Анджело с Ватиканом. Он жалел, что с ним не было ни отряда добровольцев, ни даже лошади. Но безотлагательность его миссии словно придала его ногам крылья. Караульных, попадавшихся на пути, он попросту отшвыривал в сторону.
Оказавшись в Ватикане, ассасин поспешил к указанному Лукрецией павильону во внутреннем дворе. Теперь, когда Родриго не стало, появилась слабая надежда, что новый папа не окажется марионеткой Борджиа. В коллегии кардиналов были те, кого Чезаре прикармливал, однако большинство его ненавидели и тяготились своим положением пешек в руках чужеземного семейства.
Но сейчас главным было помешать Чезаре завладеть Яблоком и использовать его силу для восстановления утраченных позиций, как бы слабо он ни разбирался в возможностях Частицы Эдема.
Настало время ударить по врагу безжалостно и неотвратимо. Сейчас или никогда.
Достигнув указанного двора, Эцио увидел, что тот безлюден. Посередине, вместо привычного фонтана, возвышалась скульптура из песчаника, изображавшая сосновую шишку в каменной чаше. Чаша стояла на постаменте. Должно быть, это и был павильон, о котором говорила Лукреция. Эцио прикинул высоту скульптуры – метра три, не больше. Потом внимательно осмотрел двор. По-прежнему никого. Белый запыленный пол слепил глаза, отражая свет яркого дневного солнца. Странный двор не имел даже традиционной колоннады, а стены окрестных зданий – лепных украшений. В верхней их части блестели окна. Внизу в каждой стене было по одной двери. Все они оказались закрытыми.
Эцио подошел к рукотворной шишке. Присмотревшись, он заметил узкую борозду. Она словно отделяла верхушку от остальной части скульптуры и опоясывала шишку целиком. Ассасин забрался на постамент по каменным чешуйкам. Повиснув на одной руке, другой он тщательно ощупывал борозду, стремясь обнаружить бугорок или выемку, служившие кнопкой или рычагом.
Ага, вот она! Эцио слегка надавил на кнопку. Верхушка шишки откинулась на потайных бронзовых петлях, прочно вделанных в мягкий камень с помощью цемента. Внутри была ниша, а в ней – темно-зеленый кожаный мешочек. Аудиторе одной рукой развязал тесемки. Слабое свечение, идущее из мешка, подтвердило его догадку. Он нашел Яблоко!
Испытывая душевный трепет, Эцио осторожно взялся за мешочек. Он знал семейство Борджиа. Родриго вполне мог подстроить какую-нибудь ловушку для тех, кто явится за Частицей Эдема. Но Яблоко стоило риска.
Черт побери, а куда подевался Чезаре? Он имел заметное преимущество во времени перед Эцио, поскольку отправился сюда раньше и наверняка верхом.
– Это заберу я, – послышалось у ассасина за спиной.
Голос был холодным и жестким. Зажав в руке мешочек, Эцио спрыгнул вниз, повернувшись лицом к Чезаре. Тот проник во двор через дверь в южной стене, приведя с собой отряд личной охраны, который окружил двор.
Вот почему Чезаре запоздал. Собирал подкрепление, чтобы в случае чего расправиться с возможным соперником.
– Попробуй забери, – усмехнулся ассасин, дразня Чезаре.
– На сей раз твой номер не пройдет, Эцио Аудиторе. Слишком долго ты был занозой в моем боку. Но сейчас я вырву эту занозу своим мечом. Думаю, ты понимаешь, что тебе настал конец.
Чезаре выхватил новенькую скьявону с корзинчатой гардой и шагнул к ассасину. Он сделал шаг и собирался сделать второй, как вдруг его лицо посерело, и он схватился за живот. Скьявона со звоном упала на пол. У Чезаре подкашивались ноги. «Видно, противоядие оказалось не таким сильным», – с облегчением подумал Эцио.
– Стража! – крикнул Чезаре, пытаясь встать.
Из десяти гвардейцев пятеро были вооружены мушкетами. Эцио нагнулся – и пули ударили в пол и стены. Ассасин быстро спрятался за постаментом. Достав отравленные дротики, он выскочил из-за укрытия, подобрался на достаточное расстояние и метнул три дротика в ближайших к нему стрелков. Гвардейцы явно не ожидали сопротивления. Они так и умирали с удивлением на лицах. Всех троих яд дротиков сразил мгновенно.
Один из оставшихся стрелков, не тратя времени на перезарядку мушкета, швырнул свое оружие, как дубину. Эцио в очередной раз пригнулся, и мушкет, кувыркаясь, пролетел у него над головой. Ассасин метнул два последних дротика – со стрелками было покончено. Собирать дротики, как советовал Леонардо, ему было некогда.
Оставались еще пятеро, вооруженные кривыми мечами. Они явно рассчитывали, что их товарищи с мушкетами быстро справятся с одним ассасином. Оправившись от потрясения, гвардейцы попытались взять Эцио в кольцо. Тяжелые кривые мечи не годились для ближнего боя – удары гвардейцев были неуклюжими. Аудиторе играючи уворачивался от них, действуя клинком, впрыскивающим яд, и кинжалом. Он понимал: времени у него мало, – и потому его движения были скупыми и очень точными. Кинжалом Эцио парировал меч очередного нападавшего, после чего пускал в ход клинок с ядом. Двое противников упали, не успев даже вскрикнуть. Тогда оставшиеся трое решили броситься на Эцио с разных сторон. Ассасин отступил на пять шагов и высоко поднял руку с кинжалом. Когда ближайший гвардеец был совсем рядом, Эцио упал на колени и откатился, озадачив противника. Воспользовавшись замешательством гвардейца, Аудиторе уколол его в бедро. Оставались еще двое. Эцио бросился им под ноги и полоснул кинжалом по сухожилиям ног. Оба гвардейца вскрикнули от боли. Ноги их больше не слушались.
Все это время Чезаре с изумлением наблюдал за ходом битвы, не веря своим глазам. Когда от его отряда остались трое, он решил не дожидаться развязки. Усилием воли он заставил себя подняться и как можно быстрее убраться с места сражения.
Оставшиеся противники лишали Эцио возможности броситься вдогонку за мерзавцем. Краешком глаза он видел, как за Чезаре захлопнулась дверь.
Главное – в руках Эцио снова было Яблоко. Он хорошо помнил, как пользоваться магическими свойствами Частицы Эдема. Убив последних двух гвардейцев, Эцио с помощью Яблока покинул Ватикан другим путем. Он не сомневался, что Чезаре зря времени не терял и сейчас в Пассетто ди Борго полно людей Борджиа. Яблоко светило достаточно ярко, и даже через кожу Эцио видел указываемый ему путь. Он бежал через величественные залы с фресками на стенах, двигался по нескончаемым коридорам, открывал двери комнат, спускался и поднимался по лестницам. Так он оказался в Сикстинской капелле, откуда по коридору перебрался в собор Святого Петра. Магическая сила Яблока была настолько велика, что священники и монахи испуганно шарахались в сторону, торопясь убраться с дороги, а папские караульные примерзали к полу.
Интересно, как скоро весть о смерти Александра VI достигнет ватиканской иерархии? Потом – неминуемое замешательство духовенства, общая растерянность. Понадобится сильная рука, чтобы удержать овец Христовых на всех уровнях церковной власти. Только бы Чезаре не воспользовался ситуацией и не повернул ее в свою пользу. Даже при его амбициях он, естественно, не рассчитывал стать новым папой. Но он был способен повлиять на ход выборов, чтобы на святейшем престоле оказался тот, кем он сможет помыкать.
Эцио лишь мельком взглянул на великолепную новую скульптуру молодого Микеланджело – Пьета. Покинув базилику, он смешался с толпой на старой обветшавшей площади и поспешил к восточному выходу.
45
К гнезду ассасинов на Тиберине Эцио подходил под перезвон колоколов римских церквей, разносящий по городу весть о кончине папы.
Друзья уже ждали ассасина.
– Родриго мертв, – объявил он.
– Мы это поняли по колокольному звону, – сказал Макиавелли. – Превосходная работа!
– Я тут ни при чем. Его убил Чезаре.
Понадобилось некоторое время, чтобы до собравшихся дошел смысл этих слов.
– А что с самим Чезаре? – спросил Никколо.
– Пока жив, хотя Родриго незадолго до своей смерти пытался его отравить.
– Змей, кусающий собственный хвост, – усмехнулся Ла Вольпе.
– Значит, конец владычеству Борджиа! – воскликнула Клаудия.
– Подожди радоваться, – охладил ее пыл Макиавелли. – Покойный Родриго сдерживал амбиции сына. Теперь, когда Чезаре никто не мешает, он еще может вернуть утраченные позиции. Мы не можем допустить, чтобы он собрал оставшихся сторонников. Ближайшие недели станут решающими.
– С вашей помощью я выслежу и убью Чезаре, – твердо заявил Эцио.
– Никколо прав: нужно действовать быстро, – сказал Ла Вольпе. – Слышишь фанфары? Чезаре Борджиа собирает силы.
– А ты знаешь, где он их собирает? – поинтересовался Бартоломео.
– Скорее всего, в Трастевере, на площади перед дворцом Чезаре.
– Мои люди могли бы следить за порядком в городе, но здесь нужна целая армия, – грустно сказал Бартоломео.
Эцио осторожно достал из мешочка Яблоко. Оно тускло светилось.
– Это заменит нам армию. Во всяком случае, несколько отборных отрядов.
– А ты умеешь пользоваться его силами? – спросил Макиавелли.
– Я помню многое из венецианских опытов Леонардо, – ответил Аудиторе.
Подняв Частицу Эдема на вытянутой руке, Эцио сосредоточился, направляя на Яблоко свои мысли.
Несколько минут оно молчало, но потом вдруг засветилось чуточку ярче. Затем еще ярче, словно пробуждая дремлющие силы. Вскоре собравшиеся были вынуждены прикрыть глаза от ярчайшего света.
– Назад! – рявкнул Бартоломео, услышав испуганный возглас Клаудии.
Даже Ла Вольпе попятился.
– Не бойтесь, – успокоил их Никколо. – Яблоко создано наукой, но той, что превосходит наше разумение. Жаль, с нами сейчас нет Леонардо, – добавил он, глядя на Эцио.
– Нам не обязательно знать все тонкости. Главное, чтобы Яблоко служило нашим целям.
– Глядите! – воскликнул Ла Вольпе. – Яблоко показывает нам колокольню церкви Санта-Мария в Трастевере. Должно быть, Чезаре прячется там.
– Ты был прав, – прогремел Бартоломео. – Но посмотри, сколько у него солдат.
– Я направляюсь туда. Немедленно, – объявил Эцио, когда изображение погасло.
– Мы пойдем с тобой.
– Нет, – подняв руку, возразил Эцио. – Клаудия, тебя я прошу вернуться в бордель и сказать своим куртизанкам, чтобы выведывали все о замыслах Чезаре. Затем ты приведешь в боевую готовность наших добровольцев. Ла Вольпе, пусть твои воры рассредоточатся по городу и узнают, не реорганизуются ли где тамплиерские отряды. Наши враги понимают, что воюют не на жизнь, а на смерть. Ты, Бартоломео, собери своих кондотьеров, чтобы были готовы немедленно вступить в город. – Эцио повернулся к Макиавелли. – Никколо, тебе я поручаю заняться Ватиканом. Вскоре они созовут кардинальский конклав для выбора нового папы.
– Согласен. Чезаре непременно попытается употребить все влияние, чтобы протащить на папский престол своего ставленника или кого-то, кем можно вертеть.
– Но кардинал делла Ровере сейчас очень влиятелен. Он давний и непримиримый враг Борджиа. Да ты и сам знаешь. Если только…
– Я намерен встретиться с камерарием папского двора. Выборы могут оказаться затяжными и изнурительными.
– Нужно использовать любые возможности междуцарствия, чтобы повернуть ситуацию в свою пользу. Спасибо, Никколо.
– Эцио, а как ты рассчитываешь управиться один?
– Я пойду не один, – возразил Эцио, осторожно убирая Яблоко в мешочек. – Я возьму с собой его.
– Ты думаешь, что сможешь им управлять? Хорошо, если бы твоя уверенность оправдалась. Сдается мне, что эта штучка была изготовлена в мастерской Вельзевула.
– В злых и коварных руках Яблоко, возможно, и опасно. Но пока оно находится у нас…
– Тогда глаз с него не спускай и из рук не выпускай.
Все покинули остров, отправившись выполнять задания, которые им дал Эцио. Сам Аудиторе перебрался на другой берег Тибра и почти бегом достиг церкви, которую Ла Вольпе узнал в картине, показанной Яблоком.
Картина за это время изменилась. Солдаты Чезаре упорядоченно покидали площадь, словно получив приказ. Многие из них были опытными вояками и прекрасно понимали: поражение означает их гибель.
Чезаре на площади не было. Эцио не сомневался, что тот все еще оправляется после действия кантареллы. Но приказ собраться отдал не кто иной, как Чезаре. Единственным местом, где он сейчас мог бы укрыться, был его укрепленный дворец, находившийся неподалеку. Ассасин отправился туда.
Он смешался с небольшой толпой слуг Борджиа. На плечах их плащей был вышит личный герб Чезаре. Яблоко делало Эцио невидимым, однако слуги были настолько взбудоражены, что вряд ли заметили бы его присутствие. Вместе с ними Аудиторе прошел через ворота дворца, которые ненадолго открылись и тут же закрылись.
Эцио скользнул в тень колоннады и обошел двор по периметру, заглядывая в каждое незашторенное окно. Впереди он увидел дверь, которую охраняли двое солдат. Ассасин оглянулся по сторонам. Двор был пуст. Аудиторе бесшумно подкрался к караульным, выдвинув лезвие потайного клинка. Первый солдат умер мгновенно. Второй с силой ударил мечом по левой руке Эцио. Не будь спасительного наруча, караульный отсек бы ему руку. Пока противник изумленно таращился, считая удачу напавшего колдовством, Эцио всадил ему в шею клинок. Караульный словно мешок повалился на землю.
Дверь оказалась незапертой, а ее петли – настолько щедро смазанными, что Эцио удалось бесшумно проникнуть внутрь.
Помещение было большим и сумрачным. Эцио спрятался за шпалерой над дверью, которую повесили для защиты от сквозняков. В центре комнаты, за большим дубовым столом, заваленным бумагами, сидели люди. Между бумаг на столе стояли два железных канделябра с несколькими свечами в каждом. Главное место за столом занимал сам Чезаре. Сбоку сидел его личный врач Гаспар Торелла. Остальные были ближайшими сподвижниками Чезаре. Лицо Борджиа по-прежнему сохраняло землистый цвет. На лбу и щеках блестели капельки пота.
– Вы должны их выследить и уничтожить, – говорил Чезаре, сжимая подлокотники кресла, чтобы не сползти вниз.
– Они одновременно повсюду и нигде, – удрученно заявил один из его помощников.
– Мне все равно, как вы это сделаете. Просто возьмите и сделайте!
– Господин Чезаре, без вашего руководства мы ничего не сможем. Ассасины сплотили свои ряды. Часть французской армии ушла из Рима, а у оставшейся сломлен боевой дух. Наши собственные силы малочисленны. Мы не сможем тягаться с ассасинами. У них повсюду есть шпионы, тогда как наша сеть обезглавлена и не в состоянии с ними бороться. Немалое число горожан симпатизирует Эцио Аудиторе и его ассасинам.
– Разве вы не видите, что я болен, idioti? Хоть раз проявите инициативу – Чезаре вздохнул и откинулся на спинку кресла. – Меня едва не убили, но у меня по-прежнему есть зубы.
– Господин…
– Не можете уничтожить, тогда хотя бы сдерживайте их.
Чезаре замолчал, тяжело дыша. Доктор Торелла протер ему лоб тряпкой, смоченной в уксусе или какой-то другой резко пахнущей жидкости. Делая это, врач вполголоса успокаивал своего господина.
– Ждать недолго, – продолжал Чезаре. – Вскоре Микелетто вернется в Рим с нашими войсками из Романьи и с севера. Тогда вы увидите, с какой скоростью ассасины превратятся в прах.
Эцио вышел из-за шпалеры, достав мешочек с Яблоком.
– Ты занимаешься самообманом, Чезаре, – громко и властно произнес он.
Чезаре вскочил на ноги. Глаза были полны неподдельного страха.
– Ты? Сколько же жизней у тебя, Эцио? Но на этот раз ты точно умрешь. Позовите стражу! Немедленно! – заорал Чезаре своим офицерам.
Сам он, опираясь на плечо доктора Тореллы, скрылся за внутренней дверью.
Один из офицеров метнулся к входной двери, чтобы поднять тревогу. Остальные навели на Эцио пистолеты. Ассасин мгновенно извлек Яблоко из мешочка и поглубже надвинул капюшон, заслоняя глаза от света.
Тот делался все ярче и вскоре стал почти солнечным, но без опаляющего жара.
– Это что за колдовство? – неистово закричал офицер, наугад выпалив из пистолета.
Его пуля причинила Частице Эдема не больше вреда, чем летний ветерок.
– Этому человеку наверняка помогает сам Бог! – выкрикнул другой, закрываясь от слепящего света.
Он брел ощупью, думая, что идет к двери. Те, кто оставался за столом, опустили головы, зажимая глаза обеими руками.
– Что происходит?
– Как такое возможно?
– Пощади меня, Господи!
– Я ничего не вижу!
Плотно сжав губы, Эцио продолжал сосредоточенно передавать Яблоку свою волю. Но даже он не решался откинуть капюшон. В какой-то момент интуиция подсказала ему, что нужно остановиться. Эцио велел Яблоку погаснуть, и оно, до сих пор тонувшее в собственном свете, вдруг потухло. В помещении было тихо. Эцио осторожно откинул капюшон. Внешне ничего не изменилось. Все так же горели свечи в канделябрах, бросая на поверхность стола два желтоватых пятна. Язычки пламени не колебались, словно вокруг не было никакого движения воздуха.
Шпалера над дверью полностью утратила яркость красок. Офицеры за столом были мертвы. Мертв был и тот, кто пытался выбежать и позвать гвардейцев. Его рука замерла на засове. Чтобы выбраться самому, Эцио пришлось оторвать руку мертвеца от засова.
Перевернув тело, Эцио ненароком заглянул покойнику в глаза… Лучше бы он этого не делал. Такое, раз увидев, никогда не забудешь.
– Requiescat in pace, – произнес Эцио.
Его прошиб холодный пот. Только сейчас он понял, какими страшными силами обладает Яблоко. И если эти силы необузданно вырвутся наружу, Яблоко станет повелевать умами людей, исполняя самые потаенные желания, даруя невиданные возможности и раскрывая неведомые миры.
Яблоко могло ввергнуть мир в бездну, которую человеческий разум был не в состоянии вообразить.
46
Конклав так и не мог принять решение. Несмотря на все усилия кардинала делла Ровере переиграть Чезаре, тот пока еще имел достаточное влияние, чтобы сдерживать давнего врага их семьи. Остальные кардиналы колебались и мешкали. Кем-то двигал страх, а кем-то – собственные корыстные интересы. Макиавелли догадывался, чем все это кончится. Кардиналы выберут того, чье правление не будет долгим, зато будет устраивать все стороны. Временный папа, если угодно.
Тупиковая ситуация длилась уже несколько недель. Неудивительно, что Эцио обрадовали новости, принесенные на Тиберину Клаудией.
– Руанский кардинал, француз Жорж д’Амбуаз, сообщил – точнее, его вынудили сообщить, – что Чезаре задумал устроить встречу с приверженцами тамплиеров за пределами Рима. Кардинал должен туда поехать.
– Когда?
– Этим вечером.
– Куда?
– Место решили до последней минуты держать в тайне.
– Тогда я отправлюсь к дому кардинала и буду следовать за ним по пятам.
– Они избрали нового папу! – сообщил вбежавший Макиавелли. – Французишко, которого Клаудия растрясла на признания, сегодня поедет с донесением к Чезаре. И не один. Туда отправится небольшая свора псов, хранящих верность Борджиа.
– И кого же они выбрали новым папой?
– Они подтвердили мою догадку, – улыбнулся Никколо. – Избран кардинал Пикколомини. Не такой уж и старый: ему шестьдесят четыре года. Но здоровьем слаб. Он будет носить имя Пия Третьего.
– Кого он поддерживает?
– Этого мы пока не знаем. Однако все иностранные послы надавили на Чезаре, настоятельно рекомендуя ему на время выборов покинуть Рим. Делла Ровере в ярости, но этот кардинал умеет ждать.
Остаток дня Эцио провел, совещаясь с Бартоломео. Они приняли решение выступить объединенными силами кондотьеров и добровольцев. Тогда они сумеют выдержать любое сражение, которое у них может вспыхнуть с силами Чезаре.
– Получается, это даже хорошо, что ты тогда не прикончил Чезаре в его дворце. Все его приспешники соберутся в одном месте. Там мы по ним и ударим. – Д’Альвиано посмотрел на Эцио. – Руку даю на отсечение, что ты на это и рассчитывал.
Аудиторе молча улыбнулся и прошел к себе. Он прикрепил к руке пистолет, а двойной клинок положил в поясную сумку.
Авангард сил Эцио был немногочисленным. Каждого он выбирал сам. Основная часть его добровольцев двигалась позади. Кардинал Руанский выехал из дома под вечер в сопровождении небольшой свиты. Эцио и его всадники отправились следом, держась на безопасном расстоянии. Путь оказался не слишком далеким. Кардинал остановился возле большого загородного поместья, обнесенного крепкими высокими стенами, близ озера Браччано.
Эцио один перелез через стену и незаметно пристроился к депутации кардиналов, направлявшейся в Большой зал. Там собралось никак не меньше сотни старших офицеров армии Борджиа. Были и иностранцы. Эцио никого из них не знал, но не сомневался, что они тоже принадлежат к ордену тамплиеров. Чезаре, полностью оправившийся после отцовского яда, стоял на возвышении посередине многолюдного зала, освещенного факелами. Их колеблющееся пламя и пляшущие тени придавали собранию сходство с шабашем ведьм. «Тамплиеры показывают свою истинную суть», – подумал Эцио.
Во дворе было полным-полно солдат. Эцио сразу вспомнил слова Чезаре о возвращении Микелетто и войск, находившихся в провинциях. По сравнению с ними авангард Эцио был крайне малочисленным. И даже если учесть его основные силы и кондотьеров Бартоломео, затаившихся в двухстах метрах от поместья, на стороне противника все равно оставалось заметное численное преимущество.
Плотные ряды собравшихся расступились, освободив проход для депутации кардиналов.
– Оставайтесь со мной, и я верну нам Рим… – Увидев кардинальскую депутацию, Чезаре прервал свою речь. – Какие новости с конклава?
Кардинал Руанский замялся:
– Есть хорошие… есть и плохие.
– Выкладывайте!
– Мы избрали Пикколомини.
Чезаре задумался.
– Что ж, это лучше, чем рыбацкий сын делла Ровере! Но все равно он не тот, кого я хотел видеть на папском престоле. Мне был нужен папа-марионетка. Все мы знаем: Пикколомини – не жилец на этом свете. Но пока он коптит небо, он успеет доставить мне немало хлопот. А ведь я платил вам за усилия. Это что же, ваша благодарность за мою щедрость?
– Делла Ровере – могущественный противник. – Д’Амбуаз снова замялся. – И Рим уже не тот, каким был прежде. К деньгам Борджиа стали относиться с настороженностью.
Чезаре холодно посмотрел на кардинала и столь же холодно произнес:
– Вы пожалеете об этом решении.
Кардинал Руанский поклонился и повернулся, чтобы уйти. И вдруг его взгляд наткнулся на Эцио, который пробирался поближе к возвышению.
– Это ассасин! – закричал кардинал. – Его сестра устроила мне допрос. Потому он и пробрался сюда. Бежим! Он всех нас убьет!
Возникла суматоха. Кардиналы стремглав бросились к выходу. Эцио выбежал вместе с ними и, очутившись на ступенях крыльца, выстрелил из пистолета. В ответ на этот выстрел бойцы авангарда стали палить из мушкетов, подавая сигнал силам Бартоломео. Напрасно солдаты Борджиа пытались закрыть ворота. Авангард Эцио сдерживал их натиск, пока не подоспели кондотьеры д’Альвиано. Сам он, неистово размахивая Бьянкой, подбадривал боевыми кличами своих людей и основные силы ассасинов. Эцио выстрелил вторично – на этот раз в живот солдату Борджиа, который, отчаянно вопя, кинулся на него с тяжелой булавой. Времени перезаряжать пистолет не было, однако двойной клинок как нельзя лучше подходил для ближнего боя. Найдя нишу в стене, Эцио спрятался там и заменил пистолет двойным клинком, после чего вернулся в зал, ища Чезаре.
Сражение внутри и снаружи было коротким и кровавым. Силы тамплиеров оказались неготовыми к столь масштабной атаке. Их прижали к стенам, не давая уйти. Понимая, что им нечего терять, противники сражались с особым остервенением. Когда сражение закончилось, Бартоломео и Эцио недосчитались многих своих бойцов. Ассасины имели преимущество: часть их людей оставались в седле. Однако и кое-кому из сподвижников Борджиа удалось добраться до лошадей и бежать.
Только к ночи улеглась пыль, поднятая сражением. Эцио был ранен в грудь. Вторую рану он нанес себе сам, когда в пылу битвы не заметил, как двойной клинок пропорол ему перчатку и глубоко вонзился в руку. Повсюду валялись мертвые тела. Было истреблено не менее половины собравшихся – тех, кто не сумел бежать.
Чезаре среди убитых не было.
47
Недели, что последовали за этим сражением, были насыщены событиями. Ассасины искали Чезаре повсюду, но он как сквозь землю провалился. В Рим он не вернулся. Судя по всему, город освободился от владычества Борджиа и тамплиеров, хотя Эцио и его соратники постоянно были начеку. Они знали: пока враг жив, будет жить и опасность. Возможно, люди, верные Борджиа, глубоко затаились и просто ждали сигнала.
Пий III оказался педантичным и глубоко религиозным человеком. К сожалению, его папство длилось всего двадцать шесть дней. Он и так был слаб здоровьем, а груз ответственности, легший на его хрупкие плечи, лишь приблизил кончину папы. В октябре он умер. Вопреки опасениям Эцио, Пий III не был марионеткой Борджиа. Скорее наоборот: за свое недолгое нахождение на святейшем престоле он провел реформы в Коллегии кардиналов, изгнав оттуда дух мздоимства и распущенности, остававшийся от его предшественника. Новый папа прекратил торговлю кардинальскими должностями и откуп от виселицы, позволявший богатым убийцам избежать казни. Прагматичное установление Александра VI «Пусть живут и каются» было признано противозаконным.
Однако самым важным действием был выданный папой ордер на арест Чезаре Борджиа, который действовал в пределах всей Папской области.
Преемник Пия III был избран незамедлительно и подавляющим большинством. Против голосовали лишь трое кардиналов, в том числе и Жорж д’Амбуаз. Кардинал Руанский питал тщеславные надежды, что тройная тиара увенчает его голову и тем самым возвеличит Францию. Между тем Джулиано делла Ровере – кардинал Сан-Пьетро ин Винколи – чувствовал, что Пий III долго не протянет, и потому времени даром не терял. Он сплачивал ряды своих сторонников, зная, что новая возможность стать папой – не за горами. И он эту возможность не упустил.
Избранный папа получил имя Юлия II. Ему было шестьдесят лет. Коренастый, крепко сбитый, он сохранял бодрость ума и тела. Юлий II поражал Эцио своей неутомимостью. Он был не только пастырем католического мира, но также опытным политиком и воином. Новый папа гордился своим скромным происхождением из семьи рыбака и любил напоминать, что святой Петр тоже когда-то был рыбаком.
И все же тень угрозы со стороны Чезаре Борджиа продолжала висеть над Римом.
– Если только Чезаре объявится… – потрясал кулаком Бартоломео во время их с Эцио совещания.
– Обязательно объявится. Но когда будет к этому готов.
– Мои шпионы доносят, что Чезаре собирает весь цвет своей своры, чтобы вломиться в Рим через одни из главных ворот.
Эцио задумался над услышанным.
– Похоже, что Чезаре явится с севера. Я почти в этом уверен. Тогда он попытается прорваться через ворота близ развалин преторианских казарм. Он даже может попытаться завладеть бывшей цитаделью Валуа, поскольку это важная стратегическая позиция.
– Возможно, ты прав.
Эцио встал:
– Собирай ассасинов. Мы вместе встретим Чезаре.
– А если мы не сможем?
– Отличная шутка, Барто! Если мы не сможем, я буду встречать его один.
Они расстались, договорившись ближе к вечеру снова встретиться в Риме. Если Чезаре задумал поход на Вечный город, они окажут последнему Борджиа достойный прием.
Догадка Эцио оказалась верной. Он велел Бартоломео собрать своих кондотьеров на церковной площади близ преторианских казарм. Северные ворота уже тщательно охранялись. Юлий II внимательно отнесся к совету Эцио. Зрелище, открывшееся им в паре сотен метров, отрезвляюще подействовало на многих… Чезаре восседал на бледном коне. Его окружали офицеры в мундирах его личной армии. Позади остановился целый батальон его солдат.
Даже на таком расстоянии чуткие уши Эцио улавливали хвастливые слова Чезаре. Странно, и почему только люди все еще подпадают под чары Борджиа?
– Италия непременно объединится, и вы будете править ею вместе со мной! – заявлял Чезаре.
Повернувшись, он заметил Эцио и ассасинов, выстроившихся на парапете ворот. Тогда Чезаре подъехал чуть ближе, но по-прежнему оставался недосягаем для арбалета или мушкета.
– Явились посмотреть на мой триумф? – крикнул ассасинам Чезаре. – Должен вас успокоить: вы видите не все мои войска. Очень скоро Микелетто приведет сюда целую армию. Но к тому времени вы уже будете мертвы. Для расправы с вами мне хватит и одного батальона.
Эцио посмотрел на него, затем повернулся и взглянул на войско, собравшееся по другую сторону ворот. Там были солдаты папской гвардии, его добровольцы и кондотьеры Бартоломео. Аудиторе поднял руку Привратники отодвинули тяжелые планки, скреплявшие створки ворот. По второму сигналу ворота должны были открыться.
– Мои люди никогда меня не подведут! – кричал Чезаре. – Они знают, что их ждет в этом случае. Вскоре вы исчезнете с лица земли, а ко мне вернется власть над Римом.
Может, «новая болезнь» затронула не только лицо Чезаре, но и его разум? Подумав об этом, Эцио усмехнулся и махнул рукой. Тяжелые створки ворот стремительно распахнулись. Первой навстречу Чезаре и его войску выехала конница. За ней двигалась пехота. Чезаре что есть силы дернул поводья и развернул лошадь. «Как он ей только мундштуком зубы не сломал?» – удивился Эцио. Животное мстило Чезаре, не желая двигаться с места. Он жестоко хлестал лошадь, и та с испугу начала спотыкаться. Вскоре Чезаре был окружен со всех сторон. Что же касается его батальона – солдаты Борджиа, увидев силы противника, бросились бежать.
«Прекрасно, – подумал Эцио. – Вот я и получил ответ на свой вопрос. Эти люди были готовы сражаться за деньги, но не из верности Чезаре. Верность нельзя купить».
– Убейте ассасинов! – отчаянно вопил Борджиа. – Поддержите честь семьи Борджиа!
Все было напрасно. Никто из его солдат и офицеров даже не попытался прийти ему на выручку.
– Брось оружие, Чезаре! – крикнул ему Эцио.
– Никогда!
– Рим больше не подчиняется тебе. Ты уже не являешься капитаном-генералом. Семейства Орсини и Колонна – на стороне нового папы. Некоторые из них заверяли тебя в своей верности, но верны тебе они были лишь на словах. Они просто ждали шанса вернуть себе города и имения, украденные тобой.
Из ворот выехала небольшая процессия: шестеро рыцарей в черных доспехах. Один держал знамя с изображением кряжистого дуба. Это был герб Юлия II. Впереди на серой в яблоках лошади ехал элегантно одетый человек, в котором Эцио мгновенно узнал Фабио Орсини. Рыцари подъехали к Чезаре. Тот еще продолжал хорохориться.
Вокруг стало тихо.
– Чезаре Борджиа, прозванный Валентино, одно время бывший кардиналом Валенсии и герцогом Валенсии, – звонким, торжествующим голосом начал Фабио, и Эцио видел, как сияют его глаза. – По приказу его святейшества папы Юлия Второго я арестовываю вас за совершенные вами убийства, предательства и грех кровосмешения.
Рыцари окружили Чезаре: двое с боков, один спереди и один сзади. Они забрали поводья его лошади, а самого Чезаре привязали к седлу.
– Нет! Нет! Нет! – орал Чезаре. – Это еще не конец!
Один из рыцарей слегка ударил его лошадь по крупу, и животное послушно двинулось к воротам.
– Это еще не конец! – упирался Чезаре. – Оковы меня не удержат! – Его слова превратились в отчаянный вопль: – Я не умру от руки человека!
Все его слышали, но никто не слушал.
– Хватит глотку драть, – осадил его Орсини.
48
– А я уж думал, куда ты подевался, – сказал Эцио. – Потом увидел руку, нарисованную мелом, и решил отправить тебе послание. Рад, что ты по-прежнему в Риме. Была у меня мысль, что ты тайком уехал во Францию.
– Только не я и только не сейчас! – воскликнул Леонардо, пришедший в штаб-квартиру ассасинов на Тиберине.
Он отряхнул пыль со стула и сел напротив высоких окон, из которых лился солнечный свет.
– Рад слышать, – сказал Эцио. – И еще больше я рад, что тебя не зацепило папским неводом. Он устроил настоящую охоту на оставшихся сторонников Борджиа.
– Зачем же папе уничтожать хороших людей? – Как всегда, художник был прекрасно одет. Похоже, недавние события его совершенно не трогали. – Папа Юлий не дурак. Он знает, кто будет ему полезен, а кто нет, что бы эти люди ни делали в прошлом.
– Если они искренне раскаиваются и до тех пор, пока раскаиваются.
– Тебе так кажется, – сухо ответил Леонардо.
– А ты готов снова мне помочь?
– Можно подумать, я тебе когда-нибудь отказывал в помощи, – улыбнулся Леонардо. – Неужели сейчас, когда Чезаре надежно заперт в камере, ты продолжаешь чего-то опасаться? Еще немного, и его будут судить и сожгут. Видел бы ты список предъявленных ему обвинений! Они занимают целый свиток длиной с твою руку.
– Быть может, ты и прав.
– Конечно, наш мир немыслим без больших и малых бед, – сказал Леонардо, меняя тему. – Я искренне рад, что Чезаре схвачен и получит по заслугам. Но я лишился влиятельного покровителя. Я слышал, городские власти подумывают пригласить сюда из Флоренции этого молодого самонадеянного сопляка Микеланджело. Представляешь? Он только и умеет, что крушить скульптуры.
– Я слышал, он прекрасный архитектор и недурной живописец.
Леонардо хмуро взглянул на Эцио:
– Кстати, ты помнишь, чей палец я тебе нарисовал? В один прекрасный день – я надеюсь, он скоро наступит, – я напишу портрет Иоанна Крестителя. И он точно таким же пальцем будет указывать на небо. Это будет потрясающее полотно! Настоящая живопись!
– Я и не говорил, что живописное дарование Микеланджело сравнимо с твоим, – тактично сказал Эцио. – А уж по части изобретательства…
– Так пусть и занимается тем, что ему лучше всего удается.
– Лео, ты никак ему завидуешь?
– Я? Ни в коем случае.
Вступительная часть их беседы закончилась. Пора было переходить к собственно цели встречи. Эцио надеялся, что может по-прежнему доверять Леонардо, хотя он достаточно хорошо знал своего друга и понимал истинную причину раздражения.
– Твой бывший хозяин… – осторожно начал Эцио.
– Ты про Чезаре?
– Да. Мне не понравился тон его последних слов. И сами слова: «Оковы меня не удержат».
– Успокойся, Эцио. Чезаре держат в подземной тюрьме Кастель Сант-Анджело. На самом нижнем ярусе. Представляю, каково ему было падать с высот могущества!
– У Чезаре остались друзья.
– Жалкая кучка людей, которым он сумел запудрить мозги. Возможно, им еще кажется, что у Чезаре есть будущее. Но поскольку о Микелетто и обещанной армии – ни слуху ни духу, вряд ли нам грозят реальные опасности.
– Никто из наших шпионов в провинции пока не сообщал о движении войск. Скорее всего, Микелетто не удалось собрать остатки сил Чезаре. И все же…
– Эцио, я не понимаю твоей озабоченности. Когда стало известно об избрании делла Ровере папой и об аресте Чезаре, его хваленая армия разбежалась, как муравьи, в которых плеснули кипятком.
– Я не успокоюсь до тех пор, пока Чезаре не будет мертв.
– Есть способ узнать, когда это произойдет.
– Ты имеешь в виду Яблоко? – насторожился Эцио.
Леонардо кивнул.
– Кстати, где оно? – спросил он.
– Здесь.
– Тогда принеси его и давай спросим у древнего оракула.
Эцио колебался:
– Нет. Яблоко обладает потрясающей силой. Я должен навсегда спрятать его от человечества.
– Спрятать драгоценный дар богов? – покачал головой Леонардо.
– Много лет назад ты сам говорил, что Яблоко ни в коем случае не должно попасть не в те руки.
– В таком случае мы должны изо всех сил стараться, чтобы оно не попало в руки фанатика или мерзавца.
– Нет никакой гарантии, что нам всегда это будет удаваться.
Леонардо перестал улыбаться:
– Эцио, если ты вдруг решишь похоронить Яблоко где бы то ни было, пообещай мне кое-что.
– Это что же?
– Не прятать Яблоко до тех пор, пока тебе нужна его помощь. Если ты задался целью стереть с лица земли Борджиа и тамплиеров, тебе пригодится любая помощь. В том числе и помощь Яблока. Но когда ты решишь, что с ними покончено, и вознамеришься спрятать Яблоко, отнесись к нему как к семени, которое ты сажаешь в землю. Оставь какие-то подсказки, какой-то ключ, который позволит отыскать Яблоко. Возможно, будущим поколениям… в том числе и будущим ассасинам. И тогда оно послужит целям добра.
– А если оно попадет в руки какого-нибудь нового Чезаре?
– Ну вот, ты опять о Чезаре. Я не понимаю, зачем ты себя терзаешь, когда Яблоко способно подсказать тебе совет и показать путь?
Эцио несколько минут боролся с собой, потом согласился:
– Будь по-твоему.
Он вышел и вернулся с квадратной шкатулкой, окованной свинцом. Сунув руку под камзол, Эцио снял с шеи ключ на серебряной цепочке и открыл шкатулку. Внутри, на зеленом бархате, лежало Яблоко. Оно выглядело серым и невзрачным и больше походило на дыню, как всегда в состоянии покоя. Особенно удивляла его поверхность, мягкая и податливая, напоминающая человеческую кожу.
– Спроси у него, – подзадоривал Леонардо, у которого от новой встречи с Яблоком вспыхнули глаза.
Эцио знал: сейчас его друг боролся с искушением схватить Яблоко и убежать. Он представлял силу искушения для такого ученого человека, как Леонардо, чья жажда к познанию никогда не утихала, а порой достигала опасных размеров, угрожающих жизни самого Леонардо.
Эцио поднял Яблоко на вытянутой руке, закрыл глаза и сосредоточился на задаваемом вопросе. Почти сразу же Яблоко засветилось, а вскоре на стене появились картины.
Целая вереница картин, постоянно сменяющих одна другую. Но Эцио увидел побег Чезаре из тюрьмы и из Рима. На какое-то время картины стали размытыми, потом снова обрели резкость. Эцио увидел оживленную гавань. Вода отражала жаркое южное солнце. У причалов стояли корабли… Видение распалось, и через мгновение взору Эцио предстал далекий замок, а может, укрепленный город на холме. Откуда-то ему было известно, что замок находился не в Папской области и даже не в Италии. Архитектура тоже была чужой… Далее Эцио увидел цитадель в Монтериджони, а затем потайной кабинет Марио, где были собраны страницы Кодекса. Дверь туда была закрыта. На ней обозначились таинственные фигуры и письмена. Еще через мгновение Аудиторе увидел развалины былого оплота ассасинов с высоты птичьего полета. И вдруг Яблоко погасло. В окна по-прежнему лился мягкий солнечный свет.
– Чезаре сумеет бежать! Мне нужно спешить! – крикнул Эцио.
Он убрал Яблоко в шкатулку и порывисто встал, опрокинув стул.
– А как же твои друзья? – спросил Леонардо.
– Братство должно существовать вне зависимости, есть я или нет. Таким я его построил.
Эцио снова открыл шкатулку, достал Яблоко и убрал к себе в кожаную сумку.
– Прости, Лео, но мне нельзя терять время.
Скрытый клинок и наруч уже были прикреплены к его рукам. Пистолет и пули ассасин запихнул в сумку.
– Эцио, постой! Ты должен все обдумать. Выработать стратегию.
– Моя стратегия – прикончить Чезаре. Я должен был это сделать еще давным-давно.
Леонардо развел руками:
– Вижу что я не в силах тебя остановить. Но у меня нет намерения покидать Рим. Надеюсь, ты не забыл, где находится моя мастерская.
– Лео, у меня есть для тебя подарок. – Он указал на небольшую шкатулку, которая все это время стояла на столе, разделявшем их. – Возьми эту шкатулку.
Леонардо встал:
– Если это прощальный подарок, тогда оставь свои деньги себе. Мне они не нужны.
Эцио улыбнулся:
– Это не прощальный подарок, а деньги тебе, конечно же, нужны. Для твоей работы. Для творчества. Возьми их. Если хочешь, считай меня своим покровителем, пока не найдешь кого-нибудь получше.
Друзья крепко обнялись.
– Скоро мы обязательно увидимся, – пообещал Эцио. – Слово даю. Удачи тебе, мой давнишний друг.
Изменить предсказанное Яблоком было невозможно, ибо Яблоко показывало то, что обязательно случится, и ни одна душа не смогла бы изменить это будущее, равно как никто не мог изменить прошлое.
Возле Кастель Сант-Анджело Эцио увидел новых папских гвардейцев, одетых в мундиры Юлия II. Они выбегали из древней крепости, строились в отряды и следовали дальше – на берег Тибра и на прилегающие улицы. Тревожно звонили колокола, и пели трубы. Эцио уже знал, что случилось. Подбежавший к нему запыхавшийся капитан лишь подтвердил предсказание Яблока:
– Чезаре сбежал!
– Когда?
– Во время смены караульных. Около получаса назад.
– Как ему это удалось? – спросил Эцио.
– Сам бы хотел знать. Может, он умеет проходить сквозь стены? Но вероятнее другое: на воле у него остались друзья.
– Кто? Лукреция?
– Нет. С тех пор как все это началось, она носа из своих покоев не высовывает. Новый папа, едва его избрали, сразу же посадил ее под домашний арест. Мы задержали двоих караульных. В прошлом они работали на Борджиа. Один – бывший кузнец. Возможно, он сделал отмычку. Но сам замок целехонек. И дверь в камеру не повреждена. Похоже, Чезаре просто открыли дверь ключом… может, кто-то из тех двоих.
– А Лукреция не пытается снова плести интриги?
– Удивительно, но нет. Сдается мне, она… покорилась судьбе.
– И все равно не верьте ей, – сказал Эцио. – Лукреция – умелая интриганка. Не попадайтесь на ее уловки. Кстати, спокойствие – самое опасное из ее состояний.
– Ее стерегут швейцарские наемники. А те тверды как скала.
– Хорошо, если так.
Эцио напряг разум. Если у Чезаре остались в Риме друзья (а они наверняка остались), после побега они попытаются как можно скорее увезти его из города. Однако все городские ворота были закрыты и тщательно охранялись. Лишившись Яблока и не владея навыками ассасина, Чезаре не сумеет незаметно выскользнуть из Рима, где сейчас были повсюду расставлены папские сети.
Оставалась лишь одна возможность.
Река!
Тибр входил в пределы Рима с севера, а покидал город на западе. До Остии – морской римской гавани – почти рукой подать. Эцио вспомнил убитых им работорговцев. Чезаре их прикармливал. И та кучка мерзавцев была не единственными выкормышами Борджиа! Кто-то из верных ему людей помог Чезаре сесть в лодку или на небольшой корабль. Его могли одеть матросом или спрятать под рогожей, среди грузов. Для корабля, идущего по течению, что под парусом, что на веслах, достичь Тирренского моря – раз плюнуть. А дальше… все зависело от замыслов Чезаре. Нужно во что бы то ни стало поймать этого мерзавца! Причем раньше, чем он начнет осуществлять свои замыслы.
Эцио кратчайшим путем добрался до пристани в срединной части города. Для беглеца из Кастель Сант-Анджело она была ближайшей. У причалов покачивались многочисленные лодки и корабли всех фасонов и размеров. Искать здесь Чезаре было равнозначно поиску иголки в стоге сена. Полчаса времени! Да за эти полчаса он мог давным-давно отплыть. Тем более что прилив только начинался.
Найдя тихое место, Эцио присел на корточки и уже без колебаний достал из сумки Яблоко. Ассасин чувствовал: если Яблоко убедится в его доверии, оно найдет способ дать ему нужные сведения, не проецируя картинки на стену. Эцио поднес Яблоко поближе, закрыл глаза и попросил ответить на его вопрос.
Яблоко не засветилось, однако Эцио даже через перчатки почувствовал нараставшее тепло, которое распространялось волнами. Послышались странные звуки… или они раздались у Эцио в голове? Голос был женским, почему-то знакомым; далеким, хотя и отчетливо слышимым: «Маленькая каравелла с красными парусами. Стоит у шестого причала».
Эцио бросился в указанном направлении. Он проталкивался сквозь толпы матросов, которые награждали его отборной бранью. Когда же он добежал до шестого причала, каравелла с красными парусами уже подняла якорь и тронулась в путь. Судно почему-то тоже показалось ему знакомым. Палуба была завалена мешками и ящиками. В таком ящике можно легко спрятать человека. К своему ужасу, ассасин увидел на палубе матроса, которого когда-то оставил умирать. Это был один из похитителей покойной госпожи Солари. Матрос выжил, но сильно хромал. На глазах у Эцио он с помощником передвинули большой ящик и поставили вертикально. Аудиторе заметил ряды дырок, просверленных в ящике. Он спрятался за лодкой, поставленной на деревянные стапели для починки. Хромой матрос внимательно оглядывал причал – нет ли погони.
Эцио беспомощно наблюдал, как каравелла достигла середины реки и подняла один из парусов. Тот сразу же поймал попутный ветер. Даже верхом ассасин не смог бы гнаться за каравеллой по берегу. Мешали дома и стены, доходившие почти до воды. Нужно срочно искать лодку.
Эцио вернулся на пристань, лихорадочно высматривая подходящее судно. Поблизости стоял шлюп. Команда только что закончила разгрузку, но паруса пока не были опущены.
– Мне нужно спешно нанять судно, – выпалил ассасин, подбегая к шлюпу.
– Мы едва пристать успели.
– Я щедро заплачу. – В подтверждение своих слов Аудиторе достал кошелек и показал матросам несколько золотых дукатов.
– Вообще-то, нам сначала с грузом надо разобраться, – сказал один матрос.
– А куда вам плыть? – спросил второй.
– Вниз по реке, – ответил Эцио. – И немедленно.
– С грузом разберешься ты, – послышалось сзади. – Я поплыву с синьором. Якопо, ты тоже поплывешь. Вдвоем мы вполне управимся с парусами.
Эцио повернулся, чтобы поблагодарить незнакомца, и остолбенел. Это был Клаудио – юный вор, которого он спас от солдат Борджиа.
– Вот я и нашел способ отблагодарить вас, синьор, за спасение моей жизни, – улыбнулся Клаудио. – А денежки спрячьте.
– Что ты здесь делаешь?
– Вор из меня получился так себе. Ла Вольпе это понял. Зато я всегда хорошо плавал на лодках. Лис ссудил мне денег, и я купил этот шлюп. Я его хозяин и неплохо зарабатываю, возя грузы между Остией и Римом.
– Нам нужно поторапливаться. Чезаре Борджиа сбежал из тюрьмы.
Клаудио повернулся и отдал распоряжение своей команде. Якопо прыгнул на палубу и занялся парусами. Остальные матросы покинули шлюп.
Без груза шлюп двигался гораздо быстрее. Достигнув середины реки, Клаудио развернул все паруса, и вскоре расстояние между шлюпом и тяжело груженной каравеллой начало сокращаться. Каравелла уже не казалась далеким красным пятнышком.
– Мы за ними гонимся? – спросил Клаудио.
– Да, помоги нам Господь.
– Тогда вам лучше куда-нибудь спрятаться, – сказал Клаудио. – Мы-то на этом отрезке реки примелькались, но если увидят вас, сразу поймут, что за ними погоня. Знаю я этот кораблик. Странные ребята там собрались. Нелюдимые, ни с кем не общаются.
– А сколько их плавает?
– Обычно пятеро. Или чуть больше. Но вы не беспокойтесь. Я не забыл, чему меня учил Ла Вольпе. Иногда мне это бывает очень кстати. Да и Якопо хорошо владеет дубинкой.
Эцио залег на низком планшире. Время от времени он все-таки высовывал голову, проверяя, как сокращается расстояние между шлюпом и каравеллой. Невзирая на загруженность, каравелла имела более совершенную оснастку. Ее паруса были крупнее и позволяли двигаться быстрее шлюпа. Только когда впереди показалась Остия, Клаудио удалось пойти борт о борт. Он дерзко окликнул матросов каравеллы:
– Смотрю, вы нагрузились по самое пузо. Уж не золотые ли слитки везете?
– Не твое дело, – угрюмо ответил капитан, стоявший у штурвала. – А ты отвали и не мельтеши. Мешаешь движению.
– Извини, дружище, – сказал Клаудио.
Тем временем Якопо подвел шлюп еще ближе, ударившись о кранцы каравеллы.
– Пора! – крикнул он Эцио.
Ассасин выскочил из укрытия и мигом перемахнул через узкую щель, разделявшую два судна. Узнав его, хромой матрос сдавленно крикнул и выхватил секач. Удар пришелся по металлическому наручу. Зацепив крюк секача, Эцио притянул хромого к себе и глубоко всадил ему в бок лезвие скрытого клинка. Занятый хромым, он не заметил, что сзади к нему крадется другой матрос с абордажной саблей в руках. В последний момент Аудиторе успел повернуться и увидеть занесенную над ним саблю. Этот удар мог бы стать для Эцио смертельным, если бы не грохнувший выстрел. Матрос выгнул спину. Сабля выпала из его руки, а сам он шумно рухнул за борт.
– Смотрите в оба! – крикнул Якопо.
Сам он старался держать шлюп вровень с каравеллой, капитан которой делал все, чтобы уйти в сторону.
Тем временем из трюма появился третий матрос, с ломом в руках. Он пытался вскрыть крышку подозрительного ящика с дырками. Четвертый его охранял, держа в руке пистолет с колесцовым затвором. Простым матросам такое оружие даже не снилось. Эцио сразу вспомнилось его сражение с работорговцами. Клаудио перескочил на палубу каравеллы и бросился на матроса, державшего лом. Эцио тоже рванулся вперед и лезвием скрытого клинка отсек матросу с пистолетом кисть руки. Пистолет выстрелил в палубу никого не задев. Матрос застонал и попятился, зажимая культю и пытаясь остановить кровь, которая фонтаном хлестала из предплечевой артерии.
Капитан корабля, видя, как гибнут его матросы, тоже выхватил пистолет и выстрелил в Эцио, но в этот момент каравеллу качнуло, и пуля лишь задела Эцио мочку правого уха. Хлынула кровь. Тряхнув головой, ассасин выстрелил капитану в лоб.
– Быстрее! – крикнул он Клаудио. – Становись за штурвал, а я займусь нашим другом.
Клаудио кивнул и побежал к осиротевшему штурвалу. Воротник Эцио промок от крови. Унимать ее было некогда. Он вывернул руку матросу, державшему лом, затем ударил того коленом в пах. Схватив скрючившегося матроса за воротник, Эцио поволок его на планшир и оттуда перебросил за борт.
На палубе стало тихо. Единственные звуки исходили из ящика с дырками. Оттуда слышались ругательства и угрозы.
– Я убью тебя за это. Я проткну мечом твои кишки и буду медленно его поворачивать. Ты будешь умирать долго и мучительно.
– Надеюсь, Чезаре, тебе там не тесно, – сказал в ответ Эцио. – А если тесно, потерпи немного. Как только доберемся до Остии, мы придумаем, как тебе поудобнее вернуться в Рим.
– Это нечестно! – крикнул со шлюпа Якопо. – Я так и не сумел поработать своей дубинкой!
Часть вторая
49
Была поздняя весна 1504 года от Рождества Христова. Папа вскрыл привезенное курьером письмо, внимательно прочитал и торжествующе ударил мясистым кулаком по столу.
– Да благословит Господь короля Фердинанда и королеву Изабеллу – правителей Арагона и Кастилии! – воскликнул он.
– Ваше святейшество получили хорошее известие? – спросил Эцио, сидевший напротив.
Юлий II зловеще улыбнулся:
– Да! Чезаре Борджиа благополучно помещен в одну из их надежнейших крепостей!
– Куда?
– Эти сведения я не могу сообщить даже вам. Я не хочу никаких… случайностей в отношении Чезаре.
Эцио закусил губу. Может, Юлий догадался, как бы он поступил, если бы знал местонахождение крепости?
– Ну что вы так печалитесь, дорогой Эцио? – продолжал папа, желая его ободрить. – Кое-что я могу вам рассказать. Это большая крепость, стоящая на равнинах северо-восточной Испании. Где-то в центральной части тех мест. Крепость совершенно неприступная.
Эцио понимал: у Юлия II были свои причины уберечь Чезаре от сожжения. Казнь сделала бы Чезаре мучеником… И папа выбрал заточение в крепость. Однако слова Чезаре: «Оковы меня не удержат» – до сих пор не давали покоя ассасину. В глубине души он чувствовал: по-настоящему остановить Чезаре может только смерть.
– Камера, куда его поместили, расположена на верхнем этаже центральной башни. Оттуда до земли сорок метров, – продолжал Юлий. – Мы можем больше не страшиться угроз со стороны Чезаре. – Папа пристально взглянул на Эцио. – Сообщенные мною сведения тоже не подлежат разглашению. И прошу вас: не пытайтесь строить замыслы. В случае чего по первому моему слову испанцы изменят его местонахождение. Если я вдруг узнаю, что кто-то его разыскивает, я не премину их известить.
Эцио дипломатично переменил тему:
– А как Лукреция? Какие новости из Феррары?
– Похоже, третий брак пошел ей на пользу, хотя, должен признаться, поначалу я был насторожен. Семейство д’Эсте отличается такой нетерпимостью и высокомерием, что я сомневался в возможности этого союза. Мне казалось, что старый герцог никогда на него не согласится. Подумать только: жениться на женщине из семейства Борджиа! На той, кто ниже по происхождению да еще имеет скандальную репутацию! Для них это было равнозначно женитьбе на какой-нибудь кухарке! – Папа раскатисто засмеялся. – Но она там прижилась. Ни на что не жалуется. Обменивается романтическими письмами и даже стихами со своим давним другом Пьетро. Открыто и целиком в рамках приличий. – Юлий подмигнул Эцио. – В общем, ведет себя как хорошая и верная жена герцога Альфонсо. Она даже ходит в церковь и вышивает шпалеры. Разумеется, о ее возвращении в Рим не может быть и речи; ни сейчас, ни когда-либо. Лукреция останется в Ферраре навсегда! Там она окончит свои дни, и пусть благодарит Бога, что ей сохранили голову на плечах. Думаю, мы имеем все основания считать, что навсегда избавились от этих каталонских извращенцев.
Интересно, шпионская сеть Ватикана столь же хорошо осведомлена о тамплиерах, как о семействе Борджиа? Даже находясь в заточении, Чезаре оставался великим магистром ордена. Но если папа что-то и знал об этом, то предпочитал молчать.
Италия видела времена и похуже, чем нынешние. В Ватикане сидел сильный папа, у которого хватило здравого смысла оставить Агостино Киджи в должности казначея. Французы не представляли былой угрозы. Правда, король Людовик окончательно не ушел из Италии, но отступил на север, где и окопался, не имея поползновений к новым походам. Неаполь Людовик уступил королю Фердинанду Арагонскому.
– Будем надеяться, ваше святейшество, – дипломатично ответил Эцио.
Юлий вновь наградил его пристальным взглядом:
– Послушайте, Эцио, я же не дурак. Как вы думаете, почему я сделал вас своим советником? Я ведь знаю: у Борджиа в провинции остались сторонники. Даже в самом Риме есть горстка его верных псов. Но нынче меня заботят не Борджиа, а иные враги.
– От семейства Борджиа по-прежнему может исходить угроза.
– Я так не думаю.
– А что вы предпринимаете относительно других своих врагов?
– Я провожу реформу папской гвардии. Видели швейцарцев? Какие отменные солдаты! Лучшие наемники в мире! Лет пять или шесть назад они добились независимости от императора Максимилиана и с тех пор предлагают свои услуги. Они отличаются верностью и не слишком эмоциональны, чего не скажешь о наших дорогих соотечественниках. Я думаю создать из них целый отряд моих личных телохранителей. Соблюдая традицию, я вооружу их алебардами и все такое. Но для надежности у них будут и мушкеты Леонардо… Осталось придумать название для этого отряда. Может, подскажете что-нибудь? – спросил папа, лукаво улыбаясь.
– Как насчет Швейцарской гвардии? – спросил Эцио, начинавший уставать от их разговора.
Папа задумался.
– Но, Эцио, в таком названии нет ничего ошеломляюще нового. Если честно, я подумывал назвать их Юлианской гвардией. Однако многим может не понравиться столь эгоистичное название. – Юлий улыбнулся. – Ладно. Воспользуюсь вашим предложением. В любом случае сейчас оно уместнее.
Их разговор был прерван перестуком молотков и звуками других строительных работ, которые раздавались сверху и из других частей Ватикана.
– Проклятые строители, – поморщился папа. – Но такая у них работа, а откладывать ее нельзя.
Он прошел в другой конец комнаты и взялся за шнурок звонка.
– Пошлю сейчас кого-нибудь. Пусть утихомирятся, пока мы не кончим разговор. Иногда мне думается, что строители – это самое разрушительное изобретение рода человеческого.
Вошел слуга. Папа отдал ему распоряжение. Через несколько минут, под аккомпанемент ругательств, произносимых вполголоса, строители побросали инструменты, произведя еще одну порцию шума.
– А чем заняты строители? – спросил Эцио, зная, что у нынешнего папы было две соперничающие страсти: военное дело и архитектура.
– Я приказал заколотить все покои Борджиа и большинство помещений, которыми они пользовались, – ответил Юлий. – Слишком уж просторные и роскошные. Такое скорее пристало Нерону, чем главе христианской церкви. И еще я приказал снести все их постройки на крыше замка Кастель Сант-Анджело. Я превращу крышу в большой сад. Возможно, возведу там небольшой летний домик.
– Прекрасная мысль, – ответил Эцио, улыбаясь про себя.
Вне всякого сомнения, летний домик станет домом наслаждений и обставлен будет если не с королевской роскошью, то с достаточной для интимных встреч папы с его любовницами и любовниками. Эцио не было дела до личной жизни папы. Главное, Юлий был хорошим человеком и надежным союзником. По сравнению с Родриго его страсти и забавы были подобны детским капризам. Более того, Юлий последовательно осуществлял моральные реформы, начатые его предшественником Пием III.
– И потом, надо же завершить внутреннюю отделку Сикстинской капеллы, – продолжал папа. – Сейчас там так уныло! Я пригласил одного талантливого молодого художника из Флоренции – Микеланджело… фамилию запамятовал. Пусть расписывает фресками потолок. Тьма-тьмущая религиозных сюжетов. Да вы и сами представляете. Подумывал я позвать Леонардо, но у того голова полна замыслов. Разбрасывается. Слышал, он почти никогда не может закончить большое полотно. Вот на портреты его хватает. Мне понравился портрет жены Франческо дель Джокондо…
Юлий умолк и посмотрел на Эцио:
– Но вы же пришли сюда не затем, чтобы побеседовать со мной о современном искусстве.
– Не затем.
– Далась вам эта угроза восстановления власти Борджиа. Вы уверены, что не преувеличиваете ее?
– Я думаю, мы должны отнестись к ней со всей серьезностью.
– Но моя армия вернула под власть Ватикана большую часть Романьи. У Борджиа нет армии.
– Поймите: Борджиа жив. С ним в качестве подставного лица…
– Эцио, надеюсь, вы не подвергаете сомнению уместность моих решений? Вы знаете, по каким причинам я сохранил ему жизнь. В любом случае для Чезаре оказаться там, где он сейчас, равнозначно сожжению у столба.
– Помимо Чезаре, остается еще и Микелетто.
– Скажете тоже! Без Чезаре Микелетто – пустое место.
– Микелетто прекрасно знает Испанию.
– Говорю вам: он никто и ничто.
– А я вам говорю: Испания ему хорошо знакома. Он родился в Валенсии. Незаконнорожденный племянник Родриго.
Во время этого разговора папа мерил шагами свой кабинет. Невзирая на достаточно почтенный возраст, он был бодр и энергичен. Вернувшись к столу, Юлий уперся в столешницу своими могучими руками и наклонился к Эцио. На многих это действовало убеждающе.
– Вы позволяете вашим худшим страхам верховодить вами, – сказал папа. – Мы ведь даже не знаем, жив Микелетто или нет.
– Вот мы и должны узнать это со всей достоверностью.
Папа задумался над словами Эцио. Его лицо чуть смягчилось. Он снова сел и принялся постукивать указательным пальцем правой руки по тяжелому перстню-печатке на левой.
– Что вы намерены сделать? – угрюмо спросил папа. – От меня не ждите никакой помощи. Мы и так с головы до ног опутаны расходами.
– Перво-наперво нужно выследить и уничтожить всех сторонников Чезаре в Риме. Среди них, возможно, отыщется тот, кто знает о Микелетто. О его судьбе, местонахождении и так далее. И потом…
– Что – потом?
– Если он жив…
– Вы его уничтожите?
– Да, – ответил Эцио, но сам подумал: «Если только он не окажется мне полезнее живым».
Юлий откинулся на спинку стула:
– Эцио, меня восхищает ваша решимость. Она почти что меня пугает. И я рад, что не являюсь врагом ассасинов.
Аудиторе резко посмотрел на него:
– Вы знаете о братстве?
Папа сложил пальцы шалашиком:
– Я всегда стремился узнать, кем являются враги моих врагов. Но я надежно сохраню вашу тайну. Как я уже вам сказал, я не дурак.
50
– Твоя интуиция верна. Я буду вести и охранять тебя. Но тебе я не принадлежу и вскоре ты должен будешь отпустить меня. У меня нет власти над тем, кто повелевает мною. Я должно подчиняться воле хозяина Яблока.
Эцио был один на Тиберине. Яблоко лежало у него на ладони. С его помощью ассасин пытался узнать местонахождение оставшихся сторонников Борджиа, прячущихся в Риме. Он вновь услышал этот таинственный голос, принадлежавший не то мужчине, не то женщине. Не знал он и откуда голос раздается: из Яблока или из его собственной головы.
«Твоя интуиция верна». Но тут же: «У меня нет власти над тем, кто повелевает мною». Тогда почему Яблоко показывало ему лишь туманное изображение Микелетто? Может, для подтверждения, что «правая рука» Чезаре по-прежнему жив? А указать местонахождение самого Чезаре Яблоко не могло или не хотело. По крайней мере сейчас.
И вдруг Эцио отчетливо понял то, что подсознательно знал всегда: нельзя злоупотреблять силой Яблока и становиться зависимым от Частицы Эдема. Ассасин также понимал, что это его собственная воля делает ответы Яблока туманными. Нельзя быть таким ленивым. Нужно уметь постоять за себя. Рано или поздно это придется сделать снова в любом случае.
Эцио подумал о Леонардо. Что смог бы сотворить этот гений, окажись Яблоко у него? Леонардо – лучший из людей – изобретал разрушительное оружие с такой же легкостью, с какой писал изумительные картины. Быть может, Яблоко обладает силой не только помогать человечеству, но и развращать его? В руках Родриго или Чезаре, при условии, что они смогли бы управлять Яблоком, оно стало бы не орудием спасения, а орудием разрушения.
Власть – сильнодействующий наркотик. Эцио не хотелось становиться ее жертвой.
Он снова взглянул на Яблоко. Сейчас оно никак себя не проявляло, но стоило Эцио убрать Частицу Эдема в шкатулку, он едва заставил себя закрыть крышку. Какие пути оно еще не успело открыть перед ним?
Нет, он должен похоронить Яблоко. Должен научиться жить без него, подчиняясь Кредо. Но не сейчас!
Сердце постоянно подсказывало ему, что Микелетто уцелел. Теперь Эцио знал это наверняка. И пока Микелетто жив, он сделает все возможное и невозможное, чтобы освободить своего злодея-хозяина Чезаре.
Эцио раскрыл папе Юлию лишь часть своего замысла. В действительности он намеревался отыскать и убить Чезаре или погибнуть, пытаясь это сделать.
Иного способа не существовало.
Эцио решил, что пока будет обращаться к Яблоку лишь в случае острой необходимости. Нельзя допускать, чтобы затупилась его собственная интуиция, его способность мыслить и анализировать. Нужно готовиться к тому времени, когда он расстанется с Яблоком. Он самостоятельно выследит и уничтожит римских приспешников Борджиа. И сделает это в течение ближайших трех дней. А если не сделает… только тогда он обратится к Яблоку. У него ведь столько друзей и помощников: куртизанки из «Цветущей розы», воры Ла Вольпе. Наконец, его собратья-ассасины. Разве при такой обширной поддержке он может потерпеть неудачу?
Эцио знал: пока он с уважением относится к возможностям Яблока, оно непостижимым для него образом будет ему помогать. Возможно, в этом и состоял секрет Частицы Эдема. Возможно также, что никто не мог стать полновластным хозяином Яблока, кроме древнего народа. Они, настоящие боги, покинувшие здешний мир, верили, что человечество или спасет, или погубит себя, оставляя выбор за людьми.
Аудиторе закрыл крышку и запер шкатулку.
Тем же вечером Эцио назначил встречу членов братства в штаб-квартире ассасинов на Тиберине.
– Друзья мои, – начал он, – мы приложили немало усилий. Я верю: победа уже близка, но нам нужно еще немало потрудиться.
Все, кроме Макиавелли, удивленно смотрели на него.
– Но Чезаре надежно заперт! – воскликнул Ла Вольпе. – И навсегда!
– И новый папа всегда был врагом семейства Борджиа, – подхватила Клаудия.
– Французов мы прогнали, – добавил Бартоломео. – В провинции нынче спокойно. И Романья вернулась в состав Папской области.
Эцио поднял руку, прекращая их возражения:
– Нам всем известно: победа должна быть абсолютной, иначе это не победа.
– И Чезаре по-прежнему жив, пусть даже и за крепкими замками, – тихо сказал Макиавелли. – А Микелетто…
– Вот именно! – воскликнул Эцио. – Пока у Борджиа остаются сторонники в Риме и в пределах Папской области, семя зла может снова дать всходы.
– Дался тебе этот Чезаре, Эцио. Мы победили, – сказал Бартоломео.
– Барто, ты не хуже меня знаешь: несколько городов-государств Романьи по-прежнему верны Чезаре. И все эти города сильно укреплены.
– Тогда я пойду и выбью из них дурь.
– Они выдержат твои атаки. Армия Катерины Сфорца недостаточно сильна, чтобы атаковать их из Форли. Я отправил ей послание и попросил пристально наблюдать за этими островками сторонников Борджиа. А для тебя, Барто, у меня есть более важное поручение.
«Боже мой, – подумал Эцио, – почему у меня до сих пор начинает биться сердце при упоминании имени этой женщины?»
– Это какое же?
– Возьми отряд кондотьеров и отправляйся в Остию. Нужно установить пристальное наблюдение за гаванью. Я хочу знать обо всех подозрительных кораблях. Если узнаешь что-то важное, сразу же посылай всадника с донесением.
Бартоломео сердито фыркнул:
– Караульная служба! Я привык к сражениям, а не к слежке.
– Сражений у тебя будет с избытком, когда мы двинемся против мятежных городов. А пока пусть тешат себя надеждой и ждут сигнала от Чезаре. Сейчас нам это выгодно. Но наша задача – навсегда лишить их всяких надежд.
– Я согласен с Эцио, – улыбнулся Никколо.
– Ладно. Если ты настаиваешь, – проворчал Бартоломео.
– После всего, что случилось с Пантасилеей, морской воздух пойдет ей на пользу.
– Я как-то не подумал об этом, – признался просиявший верзила.
– Прекрасно. – Эцио повернулся к сестре. – Клаудия, я думаю, смена власти не повлияла на поток посетителей «Цветущей розы»?
Клаудия усмехнулась:
– Знали бы вы, как тяжело отцам Церкви сдерживать дьявола, живущего у них между ног. Даже холодные купания не помогают.
– Пусть твои девицы будут начеку. Юлий крепко держит Коллегию кардиналов в своих руках, однако врагов у него по-прежнему хватает. И кто-то из них вполне может лелеять безумную мысль, что освобождение Чезаре поможет осуществлению их собственных амбиций. И не спускайте глаз с Иоганна Бурхарда.
– Ты про церемониймейстера Родриго? Он вполне безобиден. Он говорил, как ему было ненавистно устройство борджиевских оргий. Разве он не был просто старшим слугой?
– И тем не менее. Я должен знать обо всем. Особенно если кто-то проболтается об оставшихся в подполье сторонниках Чезаре.
– Сейчас это стало проще. А прежде солдаты Борджиа буквально дышали нам в затылок, – сказала Клаудия.
Эцио рассеянно улыбнулся:
– Сестра, у меня к тебе еще вопрос. Все это время мне было недосуг навестить нашу мать. Как она? Я переживаю за нее.
Лицо Клаудии помрачнело.
– Продолжает вести счета заведения, но, если честно… Эцио, я боюсь, что она начинает угасать. Из дому выходит редко, зато все чаще стала говорить о Джованни, Федерико и Петруччо.
Эцио замолчал, вспоминая казненного отца и братьев.
– Я обязательно навещу ее при первой же возможности. Поцелуй ее за меня и попроси простить за сыновнюю невнимательность.
– Мама понимает, что ты занят важным делом. Результаты которого скажутся не только на живых, но и на тех, кого нет с нами.
– Пусть уничтожение Чезаре и его приспешников станет памятником нашему отцу и братьям, – решительно произнес Эцио.
– А про моих воришек ты не забыл? – спросил Ла Вольпе.
– Джильберто, твои люди для меня очень важны. Мои добровольцы – не солдаты. Они готовы преданно сражаться. Но стоит им увидеть, что жизнь возвращается в нормальную колею, им тоже захочется вернуться к привычным занятиям. Мы же просили их о помощи в свержении ярма Борджиа. Естественно, полученные навыки остаются с ними. Но они не члены братства. Я не вправе возложить на их плечи груз, который мы сами поклялись нести до смерти.
– Понимаю.
– Твои люди родились и выросли в Риме. Пусть немного расширят свой кругозор.
– Что ты задумал? – насторожился Ла Вольпе.
– Выбери лучших и наиболее надежных из своих людей и отправь их в окрестные города и селения. Далеко забираться не стоит. Достаточно побывать в Витербо, Терни, Л’Акиле, Авеццано и Неттуно. Если там ничего не обнаружится, вряд ли мы что-то найдем в глубокой провинции. Я не думаю, что у Борджиа осталось много сторонников, но последние явно предпочтут держаться поближе к Риму.
– Их будет трудно найти.
– Надо постараться. Сам знаешь: чтобы сжечь дом, достаточно бросить в окно горящий прутик.
– Я пошлю своих лучших воров под видом бродячих торговцев.
– Обо всем подозрительном сообщать мне, – сказал Эцио. – Особенно сведения о Микелетто.
– Ты всерьез считаешь, что он скрывается где-то поблизости? Не исключено, что Корелья сбежал в Испанию или в тот же Неаполь. А может, его вообще уже нет в живых.
– Я уверен, что он жив.
– Там видно будет, – пожал плечами Ла Вольпе.
Когда остальные ушли, Макиавелли повернулся к Эцио:
– А что ты поручишь мне?
– Мы с тобой будем работать вместе.
– Трудно желать более заманчивого предложения. Но прежде чем переходить к тонкостям, я хочу задать тебе вопрос.
– Задавай.
– Почему бы тебе не воспользоваться помощью Яблока?
Эцио вздохнул и как мог объяснил почему.
Выслушав его объяснения, Макиавелли достал свою маленькую записную книжку в черном переплете и что-то долго туда записывал. Потом он убрал книжку, сел рядом с Эцио и дружески стиснул плечо последнего. Такие проявления чувств со стороны Никколо были чрезвычайно редки.
– Я готов заняться делом, – сказал он.
– Есть у меня одна задумка.
– Говори.
– В Риме есть женщины, которые могли бы нам помочь. Их нужно найти и побеседовать с ними.
– Что ж, тогда ты выбрал себе подходящего помощника. Дипломатия – это по моей части.
Разыскать первую женщину оказалось просто. Об этом позаботился папа Юлий. А вот разговор с ней не клеился.
Нежданных гостей она принимала в просторной гостиной, в бельэтаже своего громадного дома. Все четыре стены имели окна, из которых открывался потрясающий вид на некогда великий город. Правда, Рим и сейчас частично сохранял свое великолепие, поскольку несколько последних пап весьма заботились о возвеличивании собственных персон и возводили красивые здания, не жалея денег.
– Не знаю, смогу ли я вам помочь, – сказала она, узнав о цели визита, хотя Эцио сразу заметил, что дама старалась не смотреть им в глаза.
– Если в городе затаились горстки сторонников Борджиа, нам необходимо знать о них, – сказал Макиавелли. – Ваша светлость, мы нуждаемся в вашей помощи. Если впоследствии обнаружится, что вы что-то утаили от нас…
– Не угрожайте мне, молодой человек, – ответила Ванноцца деи Каттанеи. – Боже мой! Знаете ли вы, сколько времени прошло с тех пор, как закончились наши любовные отношения с Родриго? Больше двадцати лет!
– Быть может, ваши дети… – намекнул Эцио.
Госпожа Ванноцца мрачно улыбнулась.
– Наверное, вас удивляет, как у женщины, подобной мне, появилось на свет такое отродье, – сказала она. – Должна вам признаться, в них очень мало крови рода Каттанеи. Может, в Лукреции. Но в Чезаре…
Она умолкла. Ее глаза были полны душевной боли.
– Вам известно, где сейчас находится Чезаре?
– Я знаю не больше, чем вы, и меня это вполне устраивает. Я уже не помню, когда в последний раз виделась с ним, хотя мы и жили в одном городе. Для меня он умер.
Чувствовалось, папа Юлий поостерегся что-либо сообщать ей о местонахождении сына.
– Может, ваша дочь знает?
– Если я не в курсе, откуда знать ей? Она теперь живет в Ферраре. Можете туда наведаться и поговорить с ней. Но ехать туда далеко. А ей самой его святейшество настрого запретил когда-либо возвращаться в Рим.
– Вы видитесь с ней? – спросил Макиавелли.
Женщина вздохнула:
– Я же вам сказала: Феррара находится далеко на севере. Я нынче не расположена к столь длительным путешествиям.
Она выразительно посмотрела на слугу, стоящего у двери, потом как бы невзначай бросила взгляд на водяные часы. Госпожа Ванноцца не предложила им угощения и, кажется, была рада поскорее выпроводить назойливых гостей. Деи Каттанеи производила впечатление несчастной, не особо здоровой женщины. Эцио заметил, что ее ладони не знали покоя. Разговаривая, она постоянно их растирала и разминала. Могло ли это быть просто болезненной привычкой? А может, она что-то скрывала? Или ей был неприятен разговор о тех, о ком она предпочла бы не говорить?
– У меня восемь внуков… точнее, было восемь внуков, – вдруг сказала Ванноцца.
Эцио и Макиавелли знали, что Лукреция родила нескольких детей от разных мужей, но многие умерли в раннем детстве. Поговаривали, будто она никогда не принимала свою беременность всерьез, предпочитая развлекаться и танцевать вплоть до наступления схваток. Может, это было причиной, отдалившей Лукрецию от матери? У Чезаре была дочь Луиза – ребенок четырех лет от роду.
– Вы видитесь с кем-нибудь из внуков? – спросил Макиавелли.
– Нет. Полагаю, что Луиза и сейчас в Риме, но стараниями ее матери в малышке больше французского, чем итальянского.
Ванноцца встала. Словно по сигналу, слуга распахнул затейливо украшенные двойные двери.
– Жаль, что я не смогла вам чем-нибудь помочь…
– Спасибо, что уделили нам ваше время, – сухо поблагодарил ее Никколо.
– Есть другие люди, с которыми вам стоило бы побеседовать, – сказала Ванноцца.
– Мы собираемся нанести визит герцогине д’Альбре.
Ванноцца плотно сжала губы.
– В таком случае удачи, – неуверенным тоном пожелала она. – И поторопитесь. Я слышала, она готовится уехать во Францию. Быть может, если мне повезет, она зайдет проститься со мной.
Эцио с Никколо тоже встали, откланялись и ушли.
– Думаю, нам стоит обратиться к Яблоку, – сказал Макиавелли, когда они очутились на улице.
– Повременим.
– Мое мнение может не совпадать с твоим, но мне кажется, ты поступаешь глупо. Что ж, пойдем теперь в гости к герцогине. На наше счастье, мы оба говорим по-французски.
– Шарлотта д’Альбре уезжает во Францию не сегодня. Мои люди следят за ее домом. Вначале я хочу навестить другую женщину. Странно, что Ванноцца не упомянула ее имени.
– И кто же она?
– Джулия Фарнезе.
– Разве она теперь не живет в Карбоньяно?
– Мои шпионы сообщили, что сейчас она в Риме, и нам грех не воспользоваться такой возможностью.
– С чего ты решил, что от нее мы узнаем больше, чем от Ванноццы?
– Джулия была последней любовницей Родриго, и он пылал к ней сильной страстью.
– Помню, когда французы захватили ее в плен, Родриго рвал и метал.
– А потом французы предложили за нее смешной выкуп – три тысячи дукатов. Они явно продешевили. Родриго заплатил бы им раз в двадцать больше, только бы вернуть Джулию. Ради нее он пошел бы на любые уступки. Наверное, так всегда бывает, когда любовница моложе тебя более чем на сорок лет. Страсть ударяет в голову, начисто вышибая разум.
– Но страсть не помешала Родриго бросить Джулию, когда ей стукнуло двадцать пять.
– Да. По его меркам, она стала слишком стара для него! Поспешим же.
Они пошли по узким улочкам на север. По пути Никколо заметил, что Эцио ведет себя все более настороженно.
– В чем дело? – спросил он.
– Ты ничего не заметил?
– А что я должен был заметить?
– Не оборачивайся! – бросил Эцио.
– Хорошо, не буду.
– По-моему, за нами следят… Какая-то женщина.
– Давно?
– С тех пор, как мы ушли от Ванноццы.
– Думаешь, это одна из ее служанок?
– Возможно.
– Одна?
– Похоже, что да.
– В таком случае давай ее схватим и вытрясем ответ.
Подавив нетерпение, они замедлили шаг и двинулись неторопливо вдоль торговых лавок, а затем завернули в питейное заведение. Там, загородившись кружкой, Эцио мельком увидел высокую, крепко сложенную светловолосую женщину в добротной, но неприметной одежде темно-зеленого цвета, сшитой из легкой ткани. Одежда не стесняла движений и в случае чего позволяла двигаться достаточно быстро.
– Я ее вижу, – сказал Эцио.
Они оба внимательно осмотрели стену здания с выступающими закругленными камнями, к которому прилепилось питейное заведение. Этот стиль сейчас считался очень модным. В стену на одинаковом расстоянии было вделано несколько железных колец для привязывания лошадей.
Идеально.
Эцио и Никколо прошли в заднюю часть заведения, однако привычной двери там не обнаружили.
– Надо спешить, – сказал Макиавелли.
– Лезь за мной! – ответил Аудиторе, поставив недопитую кружку на ближайший стол.
Он полез на стену, Макиавелли за ним. Прохожие изумленно глазели, как двое мужчин в развевающихся на ветру накидках достигли крыши и исчезли из виду. Они неслись по крышам, перепрыгивая через улицы и переулки. Носки их сапог поддевали хлипко державшиеся черепичные плитки, и те падали на камни мостовых, на траву, а то и на прохожих. Последние торопились убраться подальше.
Даже если эта женщина умела влезать на стены, она не могла этого сделать в столь длинной одежде. Однако Эцио заметил у нее на боку скрытый вырез, позволявший ей бежать. И теперь женщина со всех ног неслась вслед за ними, расталкивая всех, кто попадался ей на пути. Кем бы она ни была, чувствовалось, где-то она прошла хорошую выучку.
Наконец они потеряли ее из виду Тяжело дыша, они остановились на крыше церкви Сан-Никола деи Портиис и легли на живот, внимательно оглядывая окрестные улицы. Ничего особо подозрительного они не увидели. Правда, Эцио показалось, что среди прохожих он заметил пару воришек Ла Вольпе, промышлявших в толпе. Маленькими острыми ножичками они срезали кошельки. Вероятно, они не были ни лучшими, ни надежными, чтобы Ла Вольпе отправил их в провинцию, но Эцио все равно решил уточнить у Лиса при первой же возможности.
– Спускаемся, – предложил Макиавелли.
– Нет. Так нам легче оставаться незаметными. Дом Джулии недалеко отсюда.
– А ведь эта женщина с легкостью следовала за нами. Хорошо, что нам попалась крыша с высокими стенами. Мы запутали ей следы.
Аудиторе кивнул. Кем бы ни была их преследовательница, сейчас она уже наверняка докладывала своим хозяевам о результатах своей миссии. Жаль, что эта женщина – не на стороне братства. Самым благоразумным сейчас было поскорее добраться до просторного дома Джулии, который она сохранила за собой в Риме, а потом столь же быстро покинуть квартал, где он располагался. Эцио решил, что в дальнейшем он попросит несколько добровольцев прикрывать их спины. Строгости, введенные папой Юлием, заставили сторонников Борджиа уйти в глубокое подполье и затаиться… на время, пока у властей не появится ложного ощущения безопасности.
Орсино Орсини – первый муж Джулии – смотрел сквозь пальцы на любовный роман своей девятнадцатилетней жены с шестидесятидвухлетним Родриго Борджиа. Она родила дочь Лауру однако никто не знал, кто являлся отцом ребенка. Родриго, хотя и родился в Валенсии, всю сознательную жизнь провел в Италии, где последовательно возвышался в церковной иерархии, пока не получил папский престол. В качестве благодарности он построил для своей хорошенькой молодой любовницы новый дом вблизи Ватикана. (Правда, там она прожила недолго и была вынуждена оттуда съехать.) Благодарность Родриго распространилась и на ее брата Алессандро, которого он сделал кардиналом. Остальные кардиналы называли Родриго кардиналом юбок; разумеется, только за глаза. А Джулию они прозвали Христовой невестой.
Эцио и Никколо спрыгнули на площадь, куда выходил фасадом дом Джулии. Поблизости стояли двое папских гвардейцев, на мундирах которых был вышит семейный герб делла Ровере: раскидистый дуб с широкими ветвями и корнями. Теперь к дубу прибавилась тройная тиара и ключи святого Петра. Эцио узнал этих людей. Полгода назад они были в мундирах Борджиа. Времена все-таки изменились, поскольку теперь они отсалютовали Эцио, а он ответил приветственным кивком.
– Кобели, – шепотом выругался Макиавелли.
– Людям нужна работа, – ответил Аудиторе. – Уж кто-кто, а ты должен это понимать и не раздражаться по пустякам.
– Идем.
Поскольку они заранее не уведомили о своем приходе, ассасинам пришлось долго убеждать слуг в плащах с гербом Фарнезе – шесть синих лилий на желтом фоне – впустить их. Однако Эцио знал, что синьора сейчас дома.
Джулия приняла их в гостиной, обставленной куда менее кричаще и с куда большим вкусом, чем у Ванноццы. В свои тридцать Джулия сохранила обаяние юности. Красоту дополнял природный ум. Невзирая на их неожиданный приход, хозяйка сразу же приказала подать мускат и медовые пряники.
Вскоре выяснилось, что она ничего не знает. Знакомство с мерзопакостным семейством Борджиа (как называл их Макиавелли) ничем ее не запятнало. Никколо понял, что все это Джулия оставила в прошлом. В свое время она была весьма дружна с Лукрецией, но, когда Эцио спросил ее об этом, синьора Фарнезе и здесь оказалась чиста.
– Я видела в ней только хорошее. Думаю, она попала под губительное влияние отца и брата. Я благодарю Бога, что Он избавил ее от обоих. Если бы Пьетро встретился ей раньше… Они были родственными душами. Возможно, Пьетро увез бы ее в Венецию и уберег от ее темных сторон.
– Вы по-прежнему видитесь с Лукрецией?
– Увы, Феррара слишком далеко от наших краев. Мне хватает хлопот с Карбоньяно. Даже дружеские отношения способны умирать, уважаемый Эцио Аудиторе.
Перед мысленным взором ассасина мелькнуло лицо Катерины Сфорца. У него защемило сердце.
День давно перевалил на вторую половину. Выйдя от Джулии, Эцио и Никколо сразу же попытались выяснить, нет ли за ними слежки. На сей раз ее не было.
– Нужно воспользоваться Яблоком, – снова сказал Макиавелли.
– Сегодня только первый из трех дней поисков. Мы должны научиться доверять себе и своему разуму, а не полагаться на поводыря, вдруг попавшего к нам.
– И все-таки время нас поджимает.
– Никколо, у нас с тобой на сегодня запланирован еще один визит. А там посмотрим.
Шарлотта д’Альбре занимала роскошную виллу в квартале Пинчиано. Привратник заявил, что госпожи Шалю, герцогини Валентинуа нет дома. Уставшие и потерявшие терпение, Эцио и Никколо попросту оттолкнули его и прошли внутрь. Через окно бельэтажа они увидели Шарлотту, поглощенную сборами. Полупустая гостиная была уставлена тяжелыми сундуками, полными дорогого белья, книг и украшений. В углу играла с деревянной куклой четырехлетняя Луиза – единственный законный ребенок Чезаре. Вид у малышки был смущенный и даже испуганный.
– Мне противна ваша назойливость! – не поздоровавшись, холодно сказала им светловолосая герцогиня.
В ее темно-карих глазах полыхал сердитый огонь.
– У нас есть разрешение его святейшества папы, – ответил Эцио, потрясая пустым свитком, снабженным внушительной печатью. – Вот документ.
– Ублюдки! – все с той же холодностью произнесла Шарлотта. – Если вы думаете, будто я знаю, куда упекли Чезаре, то вы просто глупцы. Я не желаю когда-либо увидеть его снова и молю Бога, чтобы ни одна капелька его sang maudit не попала в жилы моей невинной малышки.
– Мы разыскиваем еще и Микелетто, – не обращая внимания на ее злые слова, сообщил Никколо.
– Откуда мне знать, где сейчас этот каталонский крестьянин? – презрительно поморщилась Шарлотта.
– Ваш муж наверняка рассказывал вам о том, каким образом он совершит побег, если его арестуют, – предположил Макиавелли. – Он зависел от вашей помощи.
– Вы так думаете? А вот я другого мнения! Возможно, Чезаре откровенничал о подобных вещах с одной из дюжин своих любовниц. Не удивлюсь, если одна из них наградила его malattia venerea!
– Так вы…
– Я не допускала его к себе с тех самых пор, как у него появились первые гнойники. Ему хватило ума держаться от меня подальше, а свои плотские страсти удовлетворять со шлюхами. Они родили ему одиннадцать детей. Для меня главное, что я чиста и моя дочь тоже. Как видите, я собираю вещи, чтобы уехать отсюда. Франция мне намного милее, чем этот римский вертеп. Я возвращаюсь в Ла-Мотт-Фёй.
– Значит, не в Наварру? – лукаво улыбаясь, спросил Макиавелли.
– Вы пытаетесь поймать меня на слове.
Шарлотта повернула к ним свое холодное худощавое лицо с ямочкой на подбородке. Кто-то считал это изъяном, а кто-то – пикантным дополнением, усиливающим красоту.
– Я не собираюсь ехать в ту дыру лишь потому, что мой брат женился на наследнице престола и стал королем.
– Ваш брат остается верным Чезаре? – спросил Эцио.
– Сомневаюсь. А почему бы вам не спросить у него самого? Все лучше, чем отнимать у меня время.
– Наварра слишком далеко от Рима.
– Верно. Потому я и предлагаю вам и вашему угрюмому приятелю поскорее туда отправиться… Время уже позднее. Мне надо собираться. Прошу вас уйти.
Тени на улицах становились все длиннее и гуще.
– День, потраченный зря, – посетовал Макиавелли.
– Я так не думаю. Мы узнали, что все эти женщины не поддерживают Чезаре и не защищают его, – возразил Аудиторе. – Более того, все они с ненавистью относятся к отцу и сыну Борджиа. Даже у Джулии не нашлось доброго слова о Родриго.
Никколо поморщился:
– А ты представь, что тебя трахает старик, годящийся тебе в деды.
– Но она соглашалась явно не из корыстных побуждений.
– Главное – мы так и не узнали, где Чезаре. Спроси у Яблока.
– Не сейчас. Пока мы должны пользоваться собственными мозгами и интуицией.
– Ладно, – вздохнул Макиавелли. – Слава богу, мозгами мы не обижены.
Откуда ни возьмись, к ним подбежал запыхавшийся шпион Никколо. Это был лысый человечек с беспокойными глазами и свирепым лицом.
– Бруно? – удивился и одновременно встревожился Макиавелли.
– Мастер, как хорошо, что я сумел вас найти, – выдохнул шпион.
– Что случилось?
– Сторонники Чезаре! Они послали своего шпиона следить за вами и господином Эцио.
– И?
– Пока вы ходили по своим делам, они захватили Клаудию!
– Мою сестру? – У Эцио внутри все похолодело. – Боже мой, как это произошло?
– Она была на площади возле собора Святого Петра. Возле ветхой деревянной колоннады, которую новый папа хочет снести.
– Дальше! – рявкнул Макиавелли.
– Они ее схватили, пока она давала распоряжения своим куртизанкам, чтобы вынюхивали сведения…
– Где она сейчас?
– У них есть логово в Прати – к востоку от Ватикана, вблизи него. Ее потащили туда.
Бруно скороговоркой рассказал, как найти место, где Клаудию держали в плену.
– Никколо, бежим туда! – сказал Эцио.
– По крайней мере, мы теперь знаем, где у них логово, – как всегда, сухо констатировал Макиавелли.
И вновь они бежали по крышам, перепрыгивая через улицы и переулки, пока не достигли Тибра. Там они пересекли реку по Понте делла Ровере и продолжили путь к логову сторонников Чезаре.
Место, указанное Бруно, представляло собой обветшавшую виллу. Она стояла чуть к северу от рынка Прати. Щербатые стены, обвалившаяся штукатурка, но при этом – новенькая дверь, окованная железом, и новые железные решетки на окнах. Чувствовалось, их ставили и красили совсем недавно.
Прежде чем Никколо успел его остановить, Эцио кулаком постучал в дверь.
В ней открылось маленькое квадратное отверстие. Блеснул чей-то глаз. Затем дверь вдруг бесшумно распахнулась на щедро смазанных петлях.
Аудиторе и Макиавелли очутились в пустом внутреннем дворе. Тот, кто открыл им дверь, тут же ее захлопнул и исчез. Дверь, находившаяся напротив входной, была открыта. Над ней висело потрепанное знамя с изображением красного быка на золотистом поле.
– Западня, – лаконично произнес Макиавелли. – Какое у тебя оружие при себе?
У Эцио был его верный отцовский скрытый клинок, меч и кинжал. Никколо захватил с собой легкий меч и стилет.
– Входите, синьоры. Вы у нас желанные гости, – послышался чей-то бесплотный голос.
Эцио задрал голову. На стене с открытой дверью, намного выше ее, было окошко.
– Что же вы мешкаете? По-моему, нам есть о чем поговорить.
– Папа знает о нашем местонахождении, – крикнул в ответ Макиавелли. – Вы обречены. Сдавайтесь. Дело, которому вы служите, мертво.
Ответом ему был шелестящий смех.
– Вы в этом уверены? А вот я сомневаюсь. Но все равно входите. Мы знали, что вы заглотите наживку. Вот уже год, как Бруно работает на нас.
– Бруно?
– Вероломство передается по наследству, и дорогой Бруно – не исключение. Ему хотелось всего-навсего чуть больше денег, чем вы ему платили. Он достоин лучшей доли. Он сумел обманом завлечь Клаудию сюда, пообещав встречу с английским кардиналом. Как вы знаете, англичане занимают выжидательную позицию. Это у них в крови. Клаудия рассчитывала склонить его на вашу сторону и выудить какие-нибудь полезные сведения. Бедняге кардиналу Шейкшафту не повезло: его переехала карета и он скончался на месте. Но ваша сестра, Эцио, жива. Уверен, вам не терпится ее увидеть.
Аудиторе и Макиавелли переглянулись.
– Calma, – шепнул ему Никколо.
У Эцио бурлила кровь. Целый день он разыскивал логово сторонников Чезаре. И на тебе! Ему указали точное место. Но какой ценой!
Он сжал кулаки, почти до крови впившись ногтями в ладони.
– Ублюдки! Где она? – крикнул он.
– Входите.
Ассасины осторожно прошли в открытую дверь и попали в тускло освещенный зал. Посередине возвышался постамент с бюстом папы Александра VI (Макиавелли предположил, что это работа скульптора Адкиньоно). Грубые черты лица, крючковатый нос, слабый подбородок, пухлые губы. Полное сходство с оригиналом. Мебели в зале не было. Здесь, как и во дворе, имелись три двери, из которых открыта была лишь противоположная входной. Войдя в нее, Эцио и Никколо очутились в другом, столь же тускло освещенном помещении. Там стоял стол, полный ржавых хирургических инструментов, разложенных на грязной тряпке. Подрагивающее пламя единственной свечи придавало им особо зловещий вид. Рядом, на стуле, сидела полураздетая Клаудия с кляпом во рту. Она была связана. Лицо и обнаженную грудь покрывали ссадины.
Из сумрака, который окутывал заднюю стену, вышли трое. За ними виднелись силуэты еще нескольких мужчин и женщин. На одежде троих красовались потрепанные нашивки с гербом Борджиа. Все были вооружены до зубов.
Клаудия и Эцио разговаривали глазами. Ей удалось шевельнуть клейменым пальцем, показывая, что даже под пытками она не выдала тайн братства. Сестра была настоящим ассасином. И почему прежде он в ней сомневался?
– Мы знаем, Эцио, как вы дорожите своими близкими, – сказал главарь сторонников Чезаре – костлявый человек лет пятидесяти. Эцио видел его впервые. – Когда-то вы не сумели спасти вашего отца и братьев. Ваша матушка нас не интересует, поскольку ей и так осталось недолго. Но сестру вы еще можете спасти. Правда, она уже не первой молодости, да и детей ей почему-то Бог не послал. Может, вы решите, что игра не стоит свеч.
– Что вам надо? – едва сдерживаясь, спросил Эцио.
– Вы хотели спросить, что нам надо в обмен? Я хочу, чтобы вы покинули Рим. Почему бы вам не отправиться в Монтериджони и не заняться восстановлением этого милого городка? Становитесь землевладельцем. А игру под названием «власть» оставьте тем, кто знает в ней толк.
Эцио плюнул ему под ноги.
– Как невежливо, – сказал костлявый.
Он схватил Клаудию за волосы, достал небольшой нож и полоснул ей по левой груди.
Клаудия закричала.
– В данный момент она – подпорченный товар. Но я уверен, ваша нежная братская забота быстро залечит ей раны.
– Сестру я освобожу, а потом я убью тебя. Медленно.
– Послушай, Эцио Аудиторе!.. Я дал тебе шанс, а ты вздумал мне угрожать. Ты не в том положении, чтобы угрожать. Если кто здесь и наделен правом убивать, так это я. Забудь про Монтериджони. Такой утонченной даме, как госпожа Клаудия, жить там явно не по нраву. Ты никуда не поедешь. Ты умрешь здесь.
Сообщники костлявого приблизились, выхватив мечи.
– Говорил тебе: нас заманили в западню, – сказал Макиавелли.
– По крайней мере, мы нашли этих тварей, – ответил Аудиторе, глядя другу в глаза. – Держи! – Он бросил Макиавелли несколько отравленных дротиков. – Пустишь в дело.
– Ты не говорил мне, что подготовился.
– А ты не спрашивал.
– Спрашивал.
– Помолчи.
Сообщники костлявого надвигались на ассасинов. Эцио присел на корточки. Костлявый приставил нож к горлу Клаудии.
Эцио и Никколо одновременно выхватили мечи. В другой руке у каждого застыл отравленный дротик. Через мгновение дротики нашли свои цели.
Сторонники Борджиа гибли один за другим, встречаясь с кинжалом и мечом Макиавелли. Кто-то еще пытался с ним сражаться, но их выучка не шла ни в какое сравнение с выучкой ассасинов. Численное преимущество, на которое рассчитывали эти люди, их не спасло.
У Эцио была единственная задача – убить костлявого раньше, чем он перережет Клаудии горло. Прыгнув, Аудиторе схватил противника за шею, однако тот, верткий, как угорь, сумел выскользнуть и отскочить в сторону, не выпуская своей жертвы.
Наконец Эцио удалось повалить костлявого на пол, схватить его правую руку и так ее повернуть, что острие ножа уперлось в яремную вену мерзавца.
– Смилуйся, – забубнил костлявый. – Я служил делу, которое считал истинным.
– А много ли милосердия видела от тебя моя сестра? – спросил Аудиторе. – Грязная скотина! Сейчас ты умрешь.
Эцио было незачем выдвигать скрытый клинок.
– Я тебе обещал медленную смерть, – сказал он, опуская нож к паху костлявого. – Но каплю милосердия я тебе все же подарю.
Эцио взмахнул ножом и перерезал костлявому горло. У того изо рта хлынула кровь.
– Мерзавец! – задыхаясь, произнес костлявый. – Ты все равно погибнешь от руки Микелетто!
– Requiescat in расе, – произнес Эцио, отпуская голову костлявого.
На этот раз он не особо верил в произносимые им слова.
Вокруг валялись тела убитых и умирающих сторонников Чезаре. Эцио и Никколо поспешили развязать толстые веревки, которыми была крепко связана Клаудия.
Ее избивали, и сильно, но даже у этих мерзавцев имелась запретная черта. На честь сестры они не покусились.
– Эцио, – только и могла произнести освобожденная Клаудия.
– Ничего, сестренка. Все уже позади.
– Надеюсь.
– Идем. Нужно убираться из этого логова.
– Только осторожно.
– Разумеется.
Эцио подхватил сестру на руки. Мрачный Макиавелли пошел следом. Вскоре они уже были на улице, освещенной последними лучами заходящего солнца.
– Ну что ж, одно мы узнали наверняка: Микелетто жив, – заключил Никколо.
51
– Мы нашли Микелетто, – объявил Ла Вольпе.
– Где? – не скрывая нетерпения, спросил Эцио.
– Окопался в Дзагароло. Это к востоку от Рима.
– Едем туда и вытащим его из норы.
– Не торопись. У него там собраны отряды из городов Романьи, которые остаются верными Чезаре. Сражения не миновать, – предостерег Ла Вольпе.
– Я и не стремлюсь.
– Нужно подготовиться.
– Тогда займемся подготовкой. И немедленно!
Вечером Эцио, Никколо и Ла Вольпе устроили совещание на Тиберине. Бартоломео по-прежнему находился в Остии, ведя наблюдение за гаванью. Клаудия отлеживалась в «Цветущей розе», оправляясь после плена. Мать, невзирая на слабость, ухаживала за ней. Из добровольцев Эцио и воров Ла Вольпе можно было набрать сотню мужчин и женщин, умеющих сражаться. Аудиторе считал, что этой силы вполне достаточно и потому незачем отзывать кондотьеров.
– Он занял развалины Ludus Magnus – древней школы гладиаторов. Там сосредоточены две с половиной сотни его солдат.
– Он что-то затевает? – спросил Эцио.
– Понятия не имею, – пожал плечами Ла Вольпе. – Быть может, рассчитывает прорваться на север и соединиться с французами. Черт его знает.
– Любые его замыслы нужно задавить в зародыше.
Едва начало светать, Эцио с отрядом всадников выехали в Дзагароло. Ехать было не слишком далеко, и к восходу солнца они уже окружили лагерь Микелетто. В левой руке, на которую, конечно же, был надет наруч, Эцио сжимал арбалет. К правой он прикрепил клинок, впрыскивающий яд. Пощады не будет никому, хотя Микелетто он рассчитывал захватить живым.
Солдаты Корельи отчаянно сопротивлялись, но численное преимущество их не спасло. Отряд Аудиторе одержал победу, круша противников, будто солому.
Не обращая внимания на раненых, убитых и умирающих, Микелетто отбивался до последнего. Этому мерзавцу нельзя было отказать в храбрости.
– Микелетто да Корелья, мы берем тебя в плен, – объявил Макиавелли. – Больше ты не будешь поганить наш народ своими гнусными замыслами.
– Оковы меня не удержат, – огрызнулся Микелетто. – Еще меньше они могут удержать моего господина.
И тем не менее оковы надежно удерживали его на всем пути до Флоренции. Там Микелетто поместили в башню Синьории, в ту же камеру, где провел свои последние часы Джованни Аудиторе, отец Эцио. Допрашивал Микелетто губернатор Флоренции Пьеро Содерини вместе со своим другом и советником Америго Веспуччи. На допросах присутствовал и Макиавелли. Допросы чередовались с пытками. Микелетто молчал. Тогда от него на время отступились, оставив гнить в камере. Всем казалось, что с ремеслом убийцы для Микелетто покончено навсегда.
Эцио меж тем возвратился в Рим.
– Никколо, я знаю, твое сердце всегда принадлежало Флоренции, – сказал он другу при прощании. – Но я буду по тебе скучать.
– Я не только флорентиец, но в первую очередь – ассасин, – ответил Макиавелли. – И на первом месте у меня всегда будет стоять братство. Если тебе понадобится моя помощь, дай знать, и я тут же явлюсь на подмогу. И потом, – хмуро добавил он, – я еще не теряю надежды выбить важные сведения из этого злодея.
– Удачи тебе, – пожелал ему Аудиторе.
Эцио сомневался, что они сумеют развязать язык Микелетто. При всем своем злодействе этот человек имел отменную силу воли.
52
– Эцио, да выкинь ты Микелетто из головы, – сказал Леонардо.
Их разговор происходил в римском кабинете Эцио.
– В Риме сейчас спокойно, – продолжал художник. – Папа силен. Он сумел подчинить своей власти Романью. Он счастливо сочетает в себе воина и служителя Бога. Возможно, под его властью Италия наконец-то обретет долгожданный мир. Правда, наш юг остается подвластным испанцам, но Фердинанд и Изабелла – наши друзья.
Эцио знал, что Леонардо был счастлив получить новую должность. Папа Юлий взял его к себе военным инженером, и художник вовсю трудился над новыми замыслами, которых у него всегда было в избытке. Временами он тосковал по своему дорогому Милану, остававшемуся в руках французов. Если же у него портилось настроение и начинала одолевать тоска, он заговаривал об отъезде в Амбуаз, где его всегда были готовы принять с распростертыми объятиями и снабдить всем необходимым для спокойной жизни и плодотворной работы. Леонардо не раз говорил, что отправится туда, как только выполнит все поручения папы Юлия.
Стоило Эцио услышать о Романье, его мысли тут же обращались к Катерине Сфорца, которую он любил до сих пор. В письме, полученном от нее, Катерина сообщала, что у нее теперь роман с флорентийским послом. Ее жизнь по-прежнему оставалась неупорядоченной. Несмотря на поддержку Юлия, жители Форли изгнали ее из города. Они не могли простить Катерине жестокость, проявленную при подавлении мятежа против ее второго мужа – вздорного упрямца Джироламо. Она отправилась во Флоренцию, где нынче и жила в изгнании, потихоньку старея. В первое время Эцио часто писал ей. Поначалу его письма были сердитыми, затем протестующими и, наконец, умоляющими. Катерина не ответила ни на одно из них. Аудиторе не оставалось ничего иного, как признать, что он был просто пешкой в ее игре и что им не суждено когда-нибудь увидеться снова.
Таковы отношения между мужчинами и женщинами. Счастливые длятся долго, но очень часто бывает, что отношения прерываются навсегда. И тогда вместо глубокой близости наступает пустота.
Эцио чувствовал себя униженным и уязвленным, но времени горевать у него не было. Он по-прежнему занимался сплочением рядов братства и поддержанием ассасинов в постоянной готовности. Эта работа занимала все его время.
– А я считаю, что, пока Микелетто жив, он не оставит мыслей об освобождении Борджиа и о попытках вернуть Чезаре былую власть, – сказал Эцио.
Леонардо едва слушал своего старого друга. Его занимало охлаждение отношений с Салаи – человеком слабым и вялым.
– Из камер Синьории еще не было ни одного побега, – сказал Леонардо.
– Почему Содерини и остальные до сих пор не казнили Микелетто?
– Наверное, еще надеются заставить его говорить. Хотя я сомневаюсь в успехе их попыток, – признался Леонардо. – В любом случае могущество семейства Борджиа осталось в прошлом. С ними покончено. А тебе нужно отдохнуть. Почему бы тебе не взять твою несчастную сестру и не вернуться в Монтериджони?
– Клаудия полюбила Рим. Сейчас она ни за что не согласится уехать в провинциальный городишко. Да и дом братства теперь здесь.
В жизнь Эцио вошло новое горе. Болезнь Марии окончилась смертью. Клаудия, пережив похищение сторонниками Чезаре, отошла от дел. Бордель попал под управление шпионской сети папы Юлия. Там появились новые куртизанки. Братству это очень не нравилось, и Ла Вольпе написал своему собрату Антонио в Венецию, попросив прислать сюда Розу, которая взяла бы бордель в свои руки. Роза теперь была зрелой женщиной, не такой худенькой, как когда-то, но в ее глазах пылал тот же неукротимый огонь, что и в дни их с Эцио молодости. Пожалуй, лучшей замены нельзя было и желать.
А вопрос о судьбе Яблока так и не был решен.
Эцио знал, что с приходом Юлия очень многое изменилось. Но когда его в очередной раз вызвали в Ватикан для разговора с папой, он никак не ожидал услышать следующие его слова:
– Знаете, Эцио, я заинтригован удивительной вещицей, которая есть у вас, – сказал Юлий, как всегда обходясь без вежливых предисловий.
– О какой вещице речь, ваше святейшество?
Папа улыбнулся:
– Не надо пытаться играть со мной в игры, дорогой Эцио. У меня есть свои источники, из которых я узнал, что вы владеете предметом, называемым Яблоком. Сей предмет вы несколько лет назад нашли в склепе под Сикстинской капеллой. И насколько я знаю, это Яблоко обладает громадной силой.
Ум Эцио пришел в лихорадочное движение. Откуда Юлий узнал про Яблоко? Может, от Леонардо? Леонардо иногда бывал удивительно наивен. К тому же он очень хотел получить новое назначение.
– Яблоко было вручено мне на хранение… силой из Древнего мира, стремившейся нам помочь. Мне трудно вам это объяснить. Но силы самого Яблока действительно громадны, и они меня пугают. Мне думается, современное человечество еще не готово к тому, чтобы мудро ими пользоваться. У него есть и другое название – Частица Эдема. Я не знаю, сколько всего было таких Частиц. Какие-то утрачены навсегда, другие, возможно, надежно спрятаны.
– Судя по вашим словам, Яблоко способно приносить пользу. Что оно может?
– Яблоко обладает способностью управлять людскими мыслями и желаниями. Но это еще не все. Оно может рассказывать о совершенно немыслимых вещах и событиях.
Юлий задумался.
– Похоже, это Яблоко могло бы оказаться полезным и для меня. Очень даже полезным. Но его же могли бы использовать и против меня, попади оно в руки моих противников.
– Семейство Борджиа пыталось поставить Яблоко себе на службу, чтобы добиться абсолютного господства. Но эти господа не умели с ним обращаться и отдали его Леонардо для исследований. К счастью, да Винчи утаил от них самые опасные возможности Яблока.
Папа снова погрузился в раздумья.
– В таком случае лучше оставить Яблоко вашему попечительству, – наконец сказал он. – Если вам его вручили могущественные древние силы, было бы дерзко и глупо забирать его у вас.
Юлий снова задумался.
– Мне кажется, когда вы почувствуете, что больше не нуждаетесь в помощи Яблока, вам следует спрятать его в надежном месте. И возможно, если желаете, оставить что-то вроде ключа для достойных потомков – быть может, по вашей линии… Пожалуй, так было бы даже лучше, ибо только ваши потомки знали бы секрет ключа. Возможно, будущим поколениям однажды вновь понадобится сила и помощь Яблока. А сейчас я искренне убежден – быть может, это Господь меня наставляет, – что никто не обеспечит сохранность Яблока лучше вас, Эцио Аудиторе. Вы обладаете каким-то особым свойством или чертой характера, позволяющими вам пользоваться силой Яблока разумно и с полной ответственностью.
Эцио молча поклонился, но в душе он отдавал должное мудрости Юлия и целиком соглашался с суждениями папы.
– Кстати, я предпочитаю закрывать глаза на сердечного дружка Леонардо… как того зовут? Кажется, Салаи? Мне он видится очень скользким. Жаль, что художник ему доверяет. Если не обращать внимания на маленькую слабость синьора да Винчи, он – просто гений. А вы знаете, что он создал для меня особые доспехи? Легкие, но такие, что пуля их не пробивает. Даже не знаю, откуда он черпает свои замыслы.
Эцио сразу подумал об оружии, воссозданном Леонардо по чертежам из Кодекса, и мысленно улыбнулся. Создав наруч, да Винчи без труда мог создать и доспехи с такими же свойствами. Теперь понятно, откуда папа узнал о существовании Яблока. Юлий не просто так заговорил о Леонардо. К счастью, Салаи был в большей степени глупцом, нежели мошенником. Но Эцио решил, что обязательно установит слежку за любимцем Леонардо, а в случае необходимости уберет Салаи.
Эцио хорошо помнил значение странного имени любовника Леонардо – «маленький сатана».
53
Вскоре после аудиенции у папы Эцио оказался в мастерской Леонардо. Салаи там не было. Да Винчи о своем сердечном друге говорил крайне неохотно, сообщив лишь, что отправил Салаи с поручением в провинцию. Куда – этого было не вытянуть из Леонардо никакими расспросами и уговорами. Ничего, воры Ла Вольпе сумеют разыскать «маленького сатану». Чувствовалось, что художник сам ошеломлен и обескуражен. Возможно, теперь научится держать язык за зубами и не рассказывать всего даже своему любовнику. Он понимал: для ассасина секреты братства важнее дружбы. К счастью для Леонардо, Эцио по-прежнему считал его своим другом и ценил его помощь, о чем не преминул сказать. Но если важные сведения снова станут достоянием чужих ушей… незаменимых не существует.
Леонардо попытался загладить свою оплошность.
– Я тут опять думал о Чезаре, – с присущей ему эмоциональностью произнес он.
– Да?
– Я очень рад, что ты пришел. Я нашел человека, с которым тебе стоит встретиться.
– Он знает, где находится Чезаре?
«Если знает, тогда надобность в Микелетто отпадает, – подумал Эцио. – Если нет…» Ассасин был готов даже на такой отчаянный шаг, как организация побега из тюрьмы для Корельи. Сбежавший Микелетто наверняка приведет его к своему хозяину Эцио понимал, что в таком случае сильно рискует, но снова прибегать к помощи Яблока не хотел. Хранение Частицы Эдема доставляло ему все больше хлопот. Эцио начал видеть странные сны. Ему чудились неведомые страны, диковинные здания и механизмы… Затем он вспомнил виденный им замок в чужой стране. Сам замок был вполне обычным. Вот только где он стоит и имел ли вообще этот сон хоть какой-то смысл?
Слова Леонардо вывели Эцио из раздумий.
– Насчет того, известно ли ему местонахождение Чезаре, сказать не могу. Но человек этот был личным врачом Чезаре. Его зовут Гаспар Торелла. Некоторые его рассуждения показались мне интересными. Может, навестим его?
– Хороша любая зацепка.
Доктор Торелла жил на Аппиевой дороге. Эцио и Леонардо он принял в своем просторном кабинете, где с потолка свешивались пучки лекарственных трав, а также странные существа вроде сушеных летучих мышей и сушеных жаб. Был даже небольшой крокодильчик. Торелла был сухощав и немного сутул, однако выглядел моложе своих лет. Двигался он проворно, с юркостью ящерицы. В глазах за стеклами очков светился живой ум. Он тоже был выходцем из Испании, но отличался безупречной репутацией, благодаря которой папа Юлий его не тронул. Тореллу интересовала только медицина. К политике он был равнодушен.
В данный момент его интересовала «новая болезнь», о которой он мог говорить часами.
– Ею страдали оба Борджиа: мой бывший хозяин и его отец Родриго. Болезнь и впрямь препротивная, особенно на последних стадиях. Я считаю, что она поражает не только тело, но и мозг. Возможно, она повлияла на разум Чезаре и нашего бывшего папы. Оба не знали чувства меры. Думаю, Чезаре и сейчас этим отличается… там, куда его поместили.
– У вас есть какие-либо догадки насчет того, куда его могли поместить?
– Полагаю, что как можно дальше от Рима и в такое место, откуда он вовек не сумеет бежать.
Эцио вздохнул. Эти банальности он знал и до встречи с Тореллой.
– Я назвал эту болезнь morbus gallicus – «французской болезнью», – вновь вскочил на любимого конька врач. – Даже нынешний папа страдает ею на ранних стадиях, и я его лечу. Разумеется, болезнь эта заразная. Мы полагаем, что к нам ее завезли моряки Колумба. Возможно, и моряки Веспуччи тоже. Началась она лет семь или восемь назад, когда их корабли вернулись из Нового Света.
– В таком случае почему ее назвали «французской болезнью»? – спросил Леонардо.
– Я ни в коем случае не хотел оскорбить итальянцев. Португальцы и испанцы – наши друзья. У меня были основания для такого названия, поскольку впервые болезнь обнаружили среди французских солдат в Неаполе. Начинается она с язв и гнойников на гениталиях, но по мере развития способна обезобразить руки, спину, лицо и вообще всю голову. Я лечу ее ртутью: растворами для приема внутрь и ртутными мазями. Однако вряд ли я нашел действенное лекарство…
– Это все, конечно, очень интересно, – перебил Тореллу Аудиторе. – Но убьет ли она Чезаре?
– Этого я не знаю.
– В таком случае я должен его найти.
– Потрясающе! – воскликнул Леонардо, все мысли которого были поглощены новым открытием.
– Я параллельно работаю и над другой задачей, – сообщил Торелла. – Она еще интереснее.
– Над какой, если не секрет? – загорелся Леонардо, почувствовав родственную душу.
– Я пытаюсь исследовать сохранение и передачу человеческой памяти. Она передается по наследству, из поколения в поколение, как болезнь. Мне хочется думать, что я найду лекарство от morbus gallicus, однако эта гостья явно задержится у нас на несколько веков.
– Что заставляет вас так думать? – спросил Эцио.
Его почему-то взбудоражили слова врача о передаче памяти из поколения в поколение.
– Потому что я считаю: заражение происходит прежде всего через совокупление. Совсем отказаться от него невозможно, ибо тогда род человеческий вымрет.
– Спасибо, доктор, что согласились нас принять, – сказал Эцио, которому не терпелось поскорее уйти.
– Не стоит благодарности, – ответил Торелла. – Кстати, если вы всерьез вознамерились разыскать моего бывшего хозяина, думаю, вам было бы небесполезно обратить свои взоры на Испанию.
– На Испанию? Где именно в Испании?
Врач развел руками:
– Чезаре – испанец, как и я. Почему бы нашим властям не отправить его на родину? Конечно, это всего лишь догадка. Сожалею, что не могу сказать ничего определенного.
«Это все равно что искать иголку в стоге сена», – подумал ассасин. Но это определенно было начало.
54
Эцио уже не держал в строгом секрете местонахождение своего жилища, однако все равно лишь немногие знали, где он живет. В том числе Макиавелли. Он поднял Аудиторе с постели в четыре часа утра, громко и настойчиво постучав в окно.
– Никколо? Как ты здесь очутился? – спросил Эцио, у которого сон как рукой сняло.
– Какой же я был дурак!
– Что случилось? Ты же писал, у тебя во Флоренции полно дел. Ты не собирался возвращаться так скоро.
Чутье безошибочно подсказывало Эцио: если Никколо вдруг объявился в Риме, значит случилось что-то ужасное.
– Какой же я был дурак! – повторил Макиавелли.
– Что происходит?!
– Я по своей самоуверенности оставил Микелетто в живых, – вздохнул Никколо. – Поместил его в самую надежную камеру, намереваясь продолжать допросы.
– Хватит каяться. Лучше скажи, что заставило тебя примчаться в Рим?
– Он сбежал! Накануне казни!
– Сбежал из Синьории? Как?
– Ночью сторонники Борджиа влезли на крышу башни, убили двух караульных, затем спустили веревку. Священник, принимавший у него последнюю исповедь, тоже оказался тайным пособником Борджиа. Сегодня этого святого отца сожгут у столба. Так вот, он под сутаной пронес в камеру напильник и передал Микелетто. Тот выпилил всего один прут оконной решетки, протиснулся и схватился за веревку Ты же знаешь, какой он сильный. Когда наконец подняли тревогу, Микелетто и след простыл.
– Мы должны его найти, а… – Эцио умолк, увидев в случившемся столь нужную ему зацепку. – А когда обнаружим, проследить, куда он отправится. Не исключено, что он приведет нас к Чезаре. Корелья до безумия предан Борджиа, поскольку понимает: без поддержки Чезаре сам он – пустое место.
– Сейчас отряды легкой кавалерии по моему приказу прочесывают местность, пытаясь его выследить.
– Но в стране осталось предостаточно сторонников Борджиа. Если кто-то вызволил его из тюрьмы, наверняка найдутся те, кто надежно его спрячет.
– Думаю, он в Риме, – сказал Макиавелли. – Потому я и помчался сюда.
– Почему в Риме?
– Мы стали чересчур благодушными. Обрадовались, уничтожив одно гнездо приспешников Борджиа. А ведь наверняка есть и другие. С их помощью Микелетто попытается добраться до Остии и сесть на корабль.
– В Остии сейчас Бартоломео. Он пристально следит за гаванью. Никто не проскочит мимо него и его кондотьеров. Я пошлю гонца, чтобы предупредил д’Альвиано.
– Как ты думаешь, куда может поплыть Микелетто?
– Куда же ему плыть, кроме родной Валенсии?
– Эцио, мы должны знать наверняка. Сейчас самое время воспользоваться Яблоком.
55
Оставив Макиавелли в другой комнате, Эцио вернулся в спальню, закрыл дверь и достал из тайника шкатулку с Яблоком. Надев перчатки, он открыл шкатулку, вынул Частицу Эдема и поместил на столик возле кровати. Потом сосредоточился. Прошло какое-то время, и Яблоко засветилось. Свет становился все ярче, пока вся спальня не оказалась залитой ярким холодным сиянием. На стене замелькали картины, поначалу туманные и неразличимые. Затем Яблоко показало Эцио замок, который он уже однажды видел.
– Я вижу странный далекий замок среди пустого коричневого ландшафта. Очень старый замок. Массивные наружные укрепления, четыре главные башни, а в центре – еще одна. Квадратная. По виду – совершенно неприступная, – рассказывал через дверь Аудиторе.
– Где находится этот замок? – допытывался Макиавелли. – Яблоко что-то говорит об этом?
– Да где угодно, – пробормотал Эцио. – Судя по местности, похоже на Сирию. Или… – Он вдруг вспомнил слова доктора Тореллы. – Испанию! – крикнул он Макиавелли. – Это Испания!
– Микелетто сейчас не может быть в Испании.
– Я уверен: он туда собирается.
– Даже если и так, мы не знаем, в какой части Испании находится этот замок. Спроси у Яблока еще раз.
Эцио снова сосредоточился, однако Яблоко показало ему ту же картину: основательно построенный замок на холме. Вокруг – городишко. Замку никак не меньше трехсот лет. Картина была одноцветной. Все дома, крепость и окрестные холмы были почти одинакового коричневого цвета. Эцио разглядел лишь одно цветное пятно – яркий флаг на шесте, укрепленном на крыше центральной башни.
Эцио сощурился, всматриваясь в этот флаг, и вскоре различил неровный крест на белом фоне в виде буквы «X».
У Эцио заколотилось сердце.
– Это же военный штандарт короля Фердинанда и королевы Изабеллы!
– Ты видишь их штандарт? – подавляя волнение, крикнул из другой комнаты Макиавелли. – Прекрасно. Теперь мы знаем страну. Но по-прежнему не знаем, в какой ее части стоит этот замок. Не знаем и почему Яблоко так упорно тебе его показывает. Может, Микелетто держит путь туда? Спроси еще раз.
Картина потускнела, сменившись другим городом на холме, обнесенным крепкими стенами. На одной из башен развевался белый флаг, перечеркнутый крест-накрест красными цепями. Внутри звеньев поле было не белым, а желтым. Это был флаг Наварры. Появилась третья, и последняя картина: большая, богатая гавань, корабли, скользящие по волнам, и отряды солдат. И опять – никаких подсказок о местонахождении второго города и гавани.
56
Налаженный механизм братства работал исправно. С помощью курьеров регулярно поддерживалась связь между опорными пунктами. Бартоломео начинало нравиться в Остии, а Пантасилея просто влюбилась в этот городок. В Венеции Антонио де Магианис по-прежнему все держал в своих крепких руках. Клаудия на время уехала во Флоренцию, к своей давней подруге Паоле – хозяйке роскошного борделя, когда-то вдохновившего Аудиторе при перестройке «Цветущей розы». А за порядком в Риме следили Ла Вольпе и Роза.
Ничто не мешало Эцио и Макиавелли отправиться на поиски Микелетто.
57
Леонардо отнюдь не горел желанием впускать Эцио и Никколо в свою мастерскую, но в конце концов все же не стал держать их на пороге и позволил войти.
– Лео, нам нужна твоя помощь, – признался Аудиторе, сразу заговорив о деле.
– Помнится, в прошлый раз ты был со мной не слишком любезен.
– Салаи не следовало рассказывать о Яблоке.
– Пошел в питейное заведение, выпил лишнего и сболтнул, чтобы набить себе цену. Большинство слушавших вообще ничего не поняли, но на его беду неподалеку сидел папский осведомитель. Салаи очень переживает, что так вышло.
– Где он сейчас? – спросил Эцио.
– Если вам нужна моя помощь, я хочу платы, – сказал Леонардо, расправляя плечи.
– О чем ты говоришь? О какой плате?
– Я хочу, чтобы вы оставили Салаи в покое. Он для меня очень много значит. Сейчас он молод, но со временем непременно помудреет.
– Этот твой Салаи – просто крысенок из сточной канавы, – вырвалось у Макиавелли.
– Так вам нужна моя помощь или нет?
Эцио и Никколо молча переглянулись.
– Ладно, Лео, будь по-твоему Но держи его на коротком поводке, или, ей-богу, в следующий раз мы не станем с ним церемониться.
– Договорились. А теперь – какая помощь от меня вам нужна?
– Что-то случилось с Яблоком. Оно словно утратило прежнюю точность. Могло что-то испортиться в его механизме? – спросил Макиавелли.
Да Винчи пощипал бороду:
– Оно у вас с собой?
Эцио достал шкатулку и с осторожностью поставил на стол.
Леонардо с не меньшей осторожностью разглядывал Яблоко.
– Я ведь даже не знаю, что оно собой представляет, – наконец признался он. – Оно опасно. Загадочно и таинственно. Яблоко обладает колоссальной силой, и управлять им умеет один лишь Эцио. Бог мне свидетель, в прежние времена, когда Яблоко находилось у Чезаре, я пытался управлять его силами, но достиг весьма скромных результатов.
Он помолчал.
– Вряд ли к Частице Эдема применимо слово «механизм». Будь я в большей степени ученым, чем художником, я бы сказал, что Яблоко обладает собственным разумом.
Эцио вспомнился голос, исходивший из Яблока. Что, если Леонардо прав?
– Микелетто сумел бежать, – хмурясь, сказал Аудиторе. – Нам нужно узнать, где он сейчас, и как можно быстрее. Мы должны выйти на его след, пока не стало слишком поздно.
– И что, по-вашему, он замышляет?
– Мы почти уверены, что Микелетто решил отправиться в Испанию, найти своего хозяина Чезаре и освободить его. Далее они попытаются вернуть себе власть. Мы должны им помешать, – сказал Макиавелли.
– А что Яблоко?
– Упорно показывает какой-то замок. Замок точно испанский, поскольку над ним развевается испанский флаг, но Яблоко не может или не хочет раскрывать его местоположение. Оно показало и другой город, тоже небольшой, с наваррским флагом, а еще – гавань. И ничего, что касалось бы Микелетто, – вздохнул Эцио.
– Вот что я думаю, – сказал Леонардо. – Чезаре никак не мог испортить Яблоко. Такое не под силу никому. Поэтому рискну предположить, что Яблоко… решило больше вам не помогать.
– Но почему оно… приняло такое решение?
– Спроси у него. Может, оно тебе ответит.
Эцио сосредоточился, и вдруг в его ушах зазвучала неземная музыка, высокая и удивительно гармоничная.
– Вы слышите? – спросил он у Никколо и Леонардо.
– Слышим что? – почти хором ответили они.
Вскоре к музыке добавился голос, который Эцио слышал раньше:
– Эцио Аудиторе, ты все делал правильно, но я более чем достаточно помогало тебе в твоем становлении. Теперь ты должен меня вернуть. Отнеси меня в склеп, который находится под Капитолийским холмом, и оставь там, где в будущем меня найдут члены братства. Однако торопись! Затем тебе нужно будет спешно отправиться в Неаполь, где Микелетто собирается отплыть в Валенсию. Эти сведения – мой последний подарок тебе. У тебя более чем достаточно своей силы, и ты больше во мне не нуждаешься. Я буду лежать в тайнике, пока не понадоблюсь будущим поколениям. Поэтому ты должен оставить им знак, указывающий место моего погребения. Прощай, наставник братства! Прощай! Прощай!
Яблоко погасло и снова превратилось в подобие дыньки, обтянутой кожей.
Эцио быстро пересказал друзьям услышанное.
– Неаполь? Почему Неаполь? – спросил Леонардо.
– Потому что Неаполь – это испанская территория и на нее наши законы не распространяются.
– И потому, что Микелетто каким-то образом узнал про слежку Бартоломео за гаванью Остии, – добавил Эцио. – Нельзя терять ни минуты. Никколо, пошли!
В сумерках Макиавелли и Аудиторе отнесли шкатулку с Яблоком в катакомбы под Колизеем. Их путь лежал через жуткие, мрачные развалины Золотого дома императора Нерона. Освещая себе дорогу факелами, они двинулись дальше по лабиринту туннелей под древнеримским Форумом и достигли места вблизи церкви Сан-Никола ин Карчере. Там, в склепе, они нашли потайную дверь, за которой находилось небольшое сводчатое помещение с постаментом посередине. Они поставили шкатулку на постамент и вышли. И сразу же, словно по волшебству, дверь исчезла из виду. Но, помня ее местоположение, они рядом нарисовали тайные священные символы, понятные лишь члену братства. Те же символы они рисовали через равные промежутки на всем обратном пути, пока вновь не оказались под Колизеем, с которого началось их подземное путешествие.
Выйдя на поверхность, Эцио и Никколо вновь отправились к Леонардо. Тот упрямо заявил, что поедет вместе с ними. Наняв лошадей, они во весь опор поскакали в Остию, где сели на корабль. Им предстояло долгое плавание вдоль берега на юг, в Неаполь. Туда они прибыли 24 июня 1505 года, в сорок шестой день рождения Эцио.
В сам Неаполь – шумный, раскинувшийся на холмах – они не пошли, а остались в гавани. Чтобы сберечь время, разделились, и каждый отправился на поиски в одиночку Их окружали пестрые, крикливые толпы: моряки, торговцы и путешественники. Кто-то с аппетитом закусывал рыбой, кто-то расспрашивал про отправку каравелл и шлюпов, а кто-то искал лодку попроще. Друзья заходили в таверны и бордели, внутренне негодуя на быстро текущее время. Но никто из встречавшихся им итальянцев, испанцев и арабов не мог ответить на вопрос: «Скажите, вам попадался высокий худощавый человек с огромными руками и шрамами на лице, который искал корабль до Валенсии?»
Где-то через час все трое собрались на главной пристани.
– Он обязательно поплывет в Валенсию, – стиснув зубы, сказал Эцио. – Больше ему плыть некуда.
– А если Микелетто вообще не появлялся в Неаполе? – спросил Леонардо. – Мы, считая, что он поплыл в Испанию, нанимаем судно до Валенсии, теряем дни и даже недели. Хуже всего, что к тому времени Микелетто успеет запутать следы.
– Ты прав.
– Яблоко тебе не солгало. Микелетто был здесь, а если нам повезло – все еще находится тут. Нам нужно разыскать людей, которые это знают наверняка.
К ним подошла улыбающаяся шлюха.
– Нас не интересуют твои утехи, – сердито бросил ей Макиавелли.
Она была миловидной блондинкой лет сорока: высокой, стройной, с темно-карими глазами, длинными красивыми ногами, маленькой грудью, широкими плечами и узкими бедрами.
– Но зато вас, кажется, интересует Микелетто да Корелья.
Эцио резко повернулся к ней. Шлюха была настолько похожа на Катерину что у него закружилась голова.
– Что ты знаешь? – спросил он.
– Сколько дашь? – жестко спросила она, но через мгновение снова нацепила привычную в ее ремесле улыбку. – Кстати, меня зовут Камилла.
– Десять дукатов.
– Двадцать.
– Двадцать? – зарычал Макивелли. – Да ты за неделю столько не заработаешь!
– Ты прям само очарование. Так вам нужны сведения или нет? Как погляжу, вы все сильно торопитесь.
– Пятнадцать, – согласился Эцио, доставая кошелек.
– Так-то лучше, дорогуша.
– Сначала информация, – сказал Макиавелли, видя, как Камилла потянулась за деньгами.
– Половину вперед.
Эцио отсчитал ей восемь дукатов.
– Щедрые вы синьоры, – усмехнулась Камилла. – Теперь слушайте. Микелетто был здесь минувшей ночью, которую провел со мной. Никогда еще заработок не доставался мне так тяжко. Он был пьян, издевался надо мной по-всякому, а под утро сбежал, ничего не заплатив. А что я могла потребовать? У него пистолет за поясом, меч и кинжал такой страшный. Ко всему прочему, от него жутко воняло, но денежки у него были. Я догадывалась, что он сбежит, и потому дождалась, когда он заснет, залезла к нему в кошелек и взяла причитающееся мне. Наши вышибалы двинулись за ним, но, сдается мне, затевать стычку побоялись и держались на приличном расстоянии.
– Ну и что? – раздраженно спросил Макиавелли. – Какая нам польза от твоих сведений?
– Не торопитесь. Наши парни выследили его. Должно быть, Микелетто заблаговременно нанял корабль, поскольку он прямиком двинул туда, где стояла каракка «Рассветная волна». Судно тут же подняло паруса и отчалило с утренним приливом.
– Расскажи, как он выглядел, – потребовал Эцио.
– Рослый, с громадными руками. Эти руки лапали мою шею, так что я вдоволь на них насмотрелась. Нос сломанный. Лицо в шрамах. Странные такие шрамы: кажется, будто он вечно усмехается. Говорил мало.
– Тогда как ты узнала его имя?
– Надо же было как-то к нему обращаться, вот я и спросила.
– И куда он поплыл?
– У нашего вышибалы оказался знакомый матрос среди тамошней команды. Тот ему и сказал.
– Куда?
– В Валенсию, – ответила Камилла.
В Валенсию. Микелетто отправился в свой родной город, являвшийся также и родиной семейства Борджиа.
Эцио протянул Камилле оставшиеся семь дукатов.
– Я тебя запомню, – сказал он шлюхе. – Если мы узнаем, что ты нам наврала, ты об этом пожалеешь.
Был полдень. Еще час ушел у друзей на поиски быстроходной каравеллы, капитан которой согласился бы перевезти их в Испанию за предлагаемую сумму. Еще два часа понадобилось, чтобы загрузить провиант и подготовить корабль к отплытию. Каравелла двигалась быстрее каракки, но смогла отчалить лишь с вечерним приливом. А море было бурным, и ветер дул в противоположную сторону.
– С днем рождения тебя, Эцио, – сказал Леонардо.
58
Силы судьбы тоже определенно были против них. Корабль шел быстро, но море постоянно штормило, а шквальные ветры пытались сломать паруса. Надежда догнать Микелетто еще в море быстро растаяла. Прошло целых пять дней, прежде чем их потрепанное бурями судно бросило якорь в гавани Валенсии.
Их встретил большой, шумный и совершенно незнакомый город. Никто из троих прежде здесь не бывал. Недавно построенное здание Шелковой биржи по своему великолепию соперничало с мавританской башней в Торренте, башнями-близнецами Торрес-де-Кварт и Дворцом генералитета. Валенсия была могущественным, процветающим каталонским городом и одним из важнейших портов на Средиземном море. На улицах, наряду с местными, было полно испанцев, голландцев, англичан и арабов, наполнявших воздух разноязыкой речью.
К счастью, «Рассветная волна» стояла на якоре почти рядом с местом, куда причалила каравелла. Капитаны обоих судов были друзьями.
– Привет, Альберто!
– Здравствуй, Филин!
Альберто был крепким мужчиной лет тридцати. Сейчас он стоял на палубе полуюта, наблюдая за погрузкой шелков и редких, дорогих сортов кофе для обратного плавания в Неаполь.
– Что, плавание было не из приятных?
– Brutissimo.
– Вижу по состоянию твоей посудины. Зато всю следующую неделю море обещает быть спокойным, а ветер – попутным. Вот я и тороплюсь вернуться назад.
– У меня вернуться так скоро не получится. Кстати, а когда ты приплыл?
– Пару дней назад.
– Что можете сказать о своем пассажире? – включился в разговор Эцио.
Альберто сплюнул:
– Che tipo brutto. Но заплатил хорошо.
– Где он сейчас?
– Исчез. Знаю, что какое-то время он болтался по городу и о чем-то расспрашивал. Но его здесь хорошо знают. И друзей у него много, как ни странно. – Альберто снова плюнул. – Не из самой лучшей публики.
– Я начинаю жалеть, что приплыл сюда, – прошептал Леонардо. – Жестокости – это не по моей части.
– А вы не знаете, куда он отправился из Валенсии? – спросил Эцио.
– Знаю только, что жил он на постоялом дворе «Одинокий волк». Поспрашивайте там.
Альберто рассказал, как туда добраться. Эцио, Никколо и Леонардо сошли на берег, намереваясь сразу же отправиться по указанному адресу.
– Только это место не для благородных синьоров, – мрачно добавил капитан.
– С чего вы решили, что мы благородные синьоры? – поинтересовался Макиавелли.
Альберто лишь пожал плечами.
Аудиторе впился глазами в оживленную пристань. Боковым зрением он увидел троих или четверых подозрительных личностей, которые явно наблюдали за ними. Это заставило его проверить наруч и скрытые клинки. Мешок он повесил через плечо, освободив руки на случай, если придется взяться за меч и кинжал. Заметив его приготовления, Макиавелли сделал то же самое. Да Винчи смотрел на них, не скрывая своего неодобрения.
Они покинули гавань, держась настороже, хотя подозрительные личности не шли за ними по пятам.
– Давайте и мы поселимся в «Одиноком волке», – предложил Эцио. – Там мы скорее сумеем разузнать о Микелетто.
Постоялый двор располагался на узкой, змеящейся улочке, находившейся в стороне от главных городских дорог. Улочка была застроена высокими, мрачного вида домами, но «Одинокий волк» оказался приземистым, невзрачным строением. Это место разительно отличалось от красивых новых домов, которые путешественники успели повидать по дороге сюда. Потемневшая входная дверь была открыта, но внутри было темно и мрачно. Эцио вошел первым, Леонардо – последним, всем своим видом показывая, как ему это неприятно.
Лишь пройдя половину вестибюля, они увидели длинный низкий прилавок. В это мгновение дверь захлопнулась, а из сумрака появилось не менее десяти фигур. У нападавших было не только численное преимущество – их глаза успели привыкнуть к темноте. С жуткими воплями они устремились к путешественникам. Эцио и Никколо мгновенно бросили свои мешки на пол и схватились за оружие. В сумраке заблестели лезвия мечей. Помещение было просторным и давало возможность отражать нападение с обеих сторон.
– Леонардо! – крикнул Эцио. – Лезь под прилавок и лови вот это!
Он бросил художнику свой меч. Тот поймал меч, но тут же выронил от страха и лишь затем подхватил снова. Эцио обнажил скрытый клинок, ударив им первого нападавшего. Лезвие клинка вошло тому в бок, пронзив кишки. Нападавший попятился, схватившись за живот. Его руки стали мокрыми от крови. Никколо вырвался вперед, высоко держа меч. Молниеносным ударом он всадил лезвие в горло своего первого противника, а кинжалом ударил в пах второго. Раненый с нечеловеческим криком повалился на пол, корчась от боли и напрасно пытаясь зажать рану. Макиавелли, едва взглянув, добил его, прекратив дальнейшие стоны.
Изумленные тем, что их засада не удалась, и неожиданным отпором, который оказали им предполагаемые жертвы, нападавшие временно отступили, но вскоре с удвоенной силой кинулись в новую атаку. Макиавелли ранили сзади в правую руку. Он вскрикнул, но Аудиторе был уже рядом. Лезвие скрытого клинка вошло нападавшему между глаз.
Следующим противником Эцио оказался рослый человек, от которого воняло тюремной соломой и застарелым потом. Громила сумел прокрасться к нему за спину и накинуть удавку на шею. Аудиторе задохнулся и выронил кинжал. Он вскинул руку, чтобы перерезать веревку, все сильнее сдавливающую горло. Подскочивший Макиавелли вонзил в гиганта свой меч. Тот вскрикнул от неожиданной боли. Однако Никколо бил наугад, и разбойник сумел его отшвырнуть. Но цель была достигнута: удавка ослабла, и Эцио сорвал ее с шеи.
Все нападавшие были в черных плащах. Они практически сливались с сумраком, и потому было невозможно определить, сколько их осталось в живых. Однако провал первоначального замысла, похоже, вызвал у них беспокойство и смятение.
– Перебейте их! – послышался грубый, раздраженный голос. – Их трое, а нас пятеро.
– Sancho dieron en el pecho! – крикнул другой, видя, как Эцио ударил тяжелым мечом в грудину своего очередного противника, расщепив ее, словно куриную грудку – Нас уже четверо против троих. Nos resplegamos!
– Нет! – возразил первый и приказал: – Aguantels mentres que m’escapi!
На каталанском говорил громила, пытавшийся задушить Эцио. Это в его тело въелась тюремная вонь. Микелетто!
Через мгновение входная дверь распахнулась настежь и тут же захлопнулась. Корелья сбежал. Его силуэт едва мелькнул на фоне дневного света. Эцио бросился за Микелетто, однако был остановлен одним из троих уцелевших. Тот занес у него над головой кривую саблю, собираясь со всей силой ударить по голове. Близость противника не позволяла действовать оружием. Тогда Эцио просто упал на пол и откатился на безопасное расстояние. Не встретив сопротивления, сабля опустилась ниже и со всей силой ударила того, кто ее держал, в пах. С диким воем нападавший отшвырнул саблю и повалился на пол, зажимая свое мужское достоинство и тщетно пытаясь остановить фонтан крови.
Оставшиеся двое попытались спастись бегством и сцепились у двери. Каждый стремился вырваться первым. Одному это удалось. Второму, уже раненному в сражении, Макиавелли поставил подножку. Человек упал. Художник, выскочив из укрытия, навалился на него, не давая подняться. Когда стало ясно, что он никуда не сбежит, Леонардо отошел в сторону, уступив место Эцио, который склонился над раненым, приставив к ноздре лезвие скрытого клинка.
– Я Эцио Аудиторе, наставник ассасинов. Скажи, куда отправился твой хозяин, и я сохраню тебе жизнь.
– Ни за что! – прохрипел раненый.
Эцио вонзил лезвие ему в ноздрю, намереваясь отрезать нос.
– Говори!
– Хорошо, скажу. Он собирался в Кастильо-де-ла-Мота.
– Зачем?
– В том замке содержится Чезаре.
Эцио еще глубже вонзил лезвие.
– Смилуйся! Я говорю правду, но знай: вам никогда нас не победить. Борджиа вернется к власти и железной рукой будет править Италией. Его армия двинется на юг и свергнет паршивую испанскую монархию. А потом Чезаре разгромит Арагонское и Кастильское королевства и станет правителем тех земель.
– Откуда тебе известно, где содержится Чезаре? Это строжайшая тайна, известная лишь папе Юлию, королю Фердинанду и их ближайшим советникам.
– Думаешь, у нас нет своих шпионов? Есть, и даже в Ватикане. У нас хорошие шпионы, и на этот раз они облапошили ваших.
Раненый вдруг вскинул правую руку. В ней был зажат маленький нож, острие которого было нацелено в сердце Эцио. Ассасин успел подставить левую руку. Нож ударился о металл наруча и скользнул на пол.
– Да здравствует королевский дом Борджиа! – крикнул раненый.
– Requiescat in расе, – ответил ему Эцио.
– Добро пожаловать в Валенсию, – пробормотал Леонардо.
59
Они прошлись по всем помещениям «Одинокого волка», не встретив ни души. Но более или менее сносные кровати здесь имелись. Время было позднее. Эцио и его спутники, утомленные плаванием и недавним кровавым побоищем с пособниками Микелетто, решили заночевать здесь. В кладовой нашлись вино и еда: хлеб, лук и колбаса. Даже Леонардо был настолько голоден, что не отказался от ужина.
Наутро Эцио поднялся рано. Ему не терпелось найти лошадей и отправиться в погоню за Микелетто. Филин – капитан их каравеллы – был в гавани, следя за починкой своего истрепанного бурями корабля. Он знал о существовании Кастильо-де-ла-Мота и как мог рассказал примерный маршрут. Филин сразу предупредил, что их ожидает многодневное изнурительное путешествие. Капитан помог раздобыть лошадей, однако на подготовку ушло еще двое суток, потому что пускаться в путь без запасов провизии было равносильно самоубийству. Им предстояло ехать на северо-запад, пересекая горные цепи Центральной Испании, где все горы были либо коричневого, либо бурого цвета. Не располагая картами, путешественники ехали от городка к городку, от селения к селению, сверяясь со списком названий, которым снабдил их Филин.
Выехав из Валенсии, после нескольких дней почти беспрерывной езды они достигли красивой гористой местности, раскинувшейся вокруг крошечного городка Куэнка. Там они сменили своих безнадежно загнанных лошадей на других. (Леонардо горячо сокрушался об участи несчастных животных.) Дальнейший путь привел их на совершенно плоскую Мадридскую равнину а потом и в сам королевский город. На подъезде к Мадриду их хотели ограбить местные разбойники, никак не ожидавшие, что вскоре будут бездыханными валяться на обочине. Оттуда Эцио и его спутники поехали дальше на север, в Сеговию, над домами которой возвышался замок Алькасар. Там они провели ночь в качестве гостей сенешаля королевы Изабеллы Кастильской.
Дальнейший путь вновь свел их с разбойниками – на сей раз мавританскими. Эти молодцы сумели каким-то образом ускользнуть от солдат короля Фердинанда и вот уже двенадцать лет промышляли разбоем. Фердинанд, король Арагонский, Сицилийский, Неаполитанский и Валенсианский, прославился созданием испанской инквизиции. Он же изгнал из страны евреев, что губительно сказалось на торговле и ремеслах. С помощью своего Главного инквизитора Томаса де Торквемады и через брак с уродливой Изабеллой он объединил Арагон с Кастилией, открыв путь к превращению Испании в единое государство. Амбиции Фердинанда распространялись и на Наварру. Эцио не представлял, как честолюбивые замыслы короля-фанатика аукнутся в стране, где у Чезаре было столько родственных связей, не говоря уже о том, что королем Наварры был француз, доводившийся Чезаре шурином.
Преодолевая усталость, трое путешественников ехали дальше, моля Бога, чтобы они успели расстроить замыслы Микелетто. Но при всей их спешке Корелья имел ощутимый выигрыш во времени.
60
Микелетто и небольшой отряд его сподвижников остановили лошадей и привстали в стременах, желая получше разглядеть Кастильо-де-ла-Мота. Он возвышался над городком Медина-дель-Кампо. В свое время крепость построили для защиты от мавров.
У Микелетто было хорошее зрение. Даже с такого расстояния он разглядел красный шарф, вывешенный Чезаре из окошка своей камеры, которая находилась на самом верхнем этаже центральной башни. Ее окно не имело решеток, поскольку еще никому не удалось бежать из Ла-Мота. Чтобы понять причину, достаточно было взглянуть на стены замка, возведенные в XI веке. Каменные плиты были настолько гладко отесаны и плотно пригнаны, что поверхность напоминала зеркало.
Хорошо, что они заранее уговорились насчет красного шарфа, иначе Микелетто пришлось бы потратить лишнее время, разыскивая камеру своего хозяина. Посредником выступал сержант караула. Когда-то этого сержанта в Валенсии переманили на сторону Борджиа. Один раз приняв подкуп, он сделался полностью зависимым от легких денег.
И тем не менее освобождение Чезаре было сопряжено с трудностями. У двери его камеры постоянно несли караул двое швейцарских гвардейцев из отряда, отправленного папой Юлием в Испанию. Эти гвардейцы были абсолютно неподкупными, и именно это было главной трудностью для Корельи.
Микелетто на глаз прикинул высоту башни – метров сорок или чуть больше. Он был человеком практичным, но ремесло накладывало свой отпечаток. Корелья умел убивать, а не находить выход из запутанных ситуаций. Поразмыслив, он решил воспользоваться своим излюбленным орудием – веревкой.
– Подъедем еще чуть поближе, – сказал он спутникам.
Все они нарядились охотниками. Привычная черная одежда сделала бы их заметными и могла вызвать подозрения. В отряде было десять человек, и у каждого, в числе прочего снаряжения, имелся моток веревки.
– Ближе не стоит, – возразил помощник Микелетто. – Караульные на парапетах нас увидят.
– Они увидят не нас, а обыкновенных охотников, едущих в Медину, чтобы пополнить запасы продовольствия. Не волнуйся, Джироламо.
Произнесенные слова навели Микелетто на новую мысль, за которую он и ухватился.
– Раз мы обыкновенные охотники, то поедем прямиком в город.
Ехать было около получаса. Все это время Микелетто, не отличавшийся разговорчивостью, вообще рта не раскрыл. Он продолжал думать, морща изборожденный шрамами лоб. У самых городских стен его лицо просияло.
– Стой, – велел он своим.
Те послушно остановились. Микелетто внимательно осмотрел лица сподвижников, будто видел их впервые. Самым младшим был восемнадцатилетний парень по имени Лука. У него еще даже борода не росла, а вздернутый нос придавал сходство с девушкой. Между тем он прекрасно умел убивать, и делал это хладнокровно.
– Достаньте ваши веревки и измерьте длину – отдал новый приказ Микелетто.
Все достали свои мотки. Длина каждого была три с половиной метра. Вместе – почти сорок, если Микелетто добавит свою веревку. Значит, Чезаре придется прыгать с высоты трех метров, но для него это пустяк.
Оставалось решить, каким образом передать веревку Чезаре. Здесь они надавят на Хуана, того самого сержанта караула, падкого до легких денег. Они знали его перемещения и часы дежурства. Этим займется Лука, который подозрения не вызовет. В остальных, хоть они и оделись охотниками, легко было распознать головорезов. Хуану нужно будет дать взятку. Микелетто всегда держал при себе двести пятьдесят дукатов на непредвиденные расходы. Десятая часть пойдет Хуану. Хватит с него за все услуги.
Сержант сумеет войти в камеру Чезаре и передать веревку. Швейцарцы ничего не заподозрят. Микелетто при необходимости мог бы состряпать и письмо с вполне официальной печатью для прикрытия.
Замок имел внушительные внешние стены. Спустившись вниз, Чезаре будет вынужден пройти по внутреннему двору и выйти через единственные ворота.
Им на руку играло то, что все назначение замка Ла-Мота нынче сводилось к охране единственного узника. Набеги мавров давным-давно канули в прошлое, и массивная крепость, по сути, стала ненужной. Со слов Хуана Микелетто знал: охрана Чезаре считалась работой легкой и непыльной.
Микелетто подумал, что Хуан мог бы устроить для Чезаре «смену белья». Отличная уловка, чтобы одурачить караульных. Трюк должен удаться. Иначе… иначе придется с боем пробиваться в замок и освобождать Чезаре силой.
– Лука, иди сюда. У меня для тебя есть дело…
Хуан запросил за все хлопоты пятьдесят дукатов.
Микелетто уломал его на сорок, хотя у него было мало времени на то, чтобы торговаться. Посредником в переговорах выступал Лука. Парню пришлось трижды сходить в замок. Вернувшись в третий раз, он сказал:
– Все устроено. Хуан согласился передать Чезаре веревку и одежду караульного. Он пойдет в камеру вместе с караульным, который понесет Чезаре ужин. Это будет в шесть вечера. Нести караул у ворот тоже будет Хуан. Он вызвался стоять на часах с полуночи до шести утра. От замка до города – пять минут ходьбы.
Левая нога Чезаре болела от язв «новой болезни». Не сказать чтобы сильно; просто тупая боль, заставлявшая его прихрамывать. В два часа ночи, переодевшись в мундир караульного, он крепко привязал один конец веревки к центральной створке окна своей камеры и постепенно стравил всю длину вниз. Затем он перекинул здоровую ногу через подоконник и схватился за веревку. Ночь была прохладной, но Чезаре взмок от пота. Он осторожно спускался, пока ноги не нащупали нижний конец веревки. Он разжал руки, пролетел последние три метра и оказался на земле, морщась от боли в левой ноге. Усилием воли Чезаре подавил боль. Хромая, он прошел пустынный внутренний двор, а потом и внешний. Караульные не обратили на него ни малейшего внимания, приняв за своего.
Все, кроме солдата у ворот. Чезаре насторожился, чувствуя, что малейшая оплошность может все испортить. Однако Хуан пришел ему на выручку.
– Ну что ты встрепенулся? – спросил сержант у караульного. – Стой себе. Мы сейчас сходим в караулку выясним, что к чему.
Свобода была так близка и в то же время еще очень далека.
– Не волнуйтесь, – шепнул Чезаре Хуан.
В караулке храпели двое солдат. Сержант растолкал одного из них.
– Доминго, просыпайся. У этого человека увольнительная в город. Наши забыли заказать соломы для конюшни. А солома нужна к рассвету, прежде чем конные выедут в утренний караул. Ты отведи парня к воротам, растолкуй караульным и скажи, чтобы открыли ворота и выпустили его.
– Слушаюсь!
Караульный вывел Чезаре за ворота, которые сразу же накрепко закрыли. Хромая, он пошел по залитой лунным светом дороге в город, радуясь прохладному ночному воздуху. Для Чезаре это был воздух свободы, которым он не дышал с 1504 года. С того самого времени, как его в цепях привезли и втолкнули в камеру. Ничего. Ему всего тридцать. Он наверстает упущенное. Он будет беспощадно мстить своим врагам, и в особенности – братству ассасинов. Он устроит им такую месть, что даже пытки и казни, учиненные Катериной Сфорца в Форли, покажутся забавой малых детей.
Он услышал фырканье лошадей, а потом почуял их запах. Чезаре поблагодарил Бога за своего верного пса Микелетто. Потом он увидел ожидавших его: черные силуэты на фоне церковной стены. Для него приготовили черную лошадь. Микелетто спешился и помог Чезаре забраться в седло.
– С возвращением на свободу, ваша светлость, – сказал Корелья. – Надо торопиться. Эцио Аудиторе – этот поганый ассасин – идет по нашему следу.
Борджиа молчал. Он обдумывал медленную, мучительную смерть, которой скоро подвергнет настырного ассасина.
– В Валенсии уже готовятся. Я позаботился, – продолжал Микелетто.
– Хорошо, – коротко ответил Чезаре.
Всадники растворились в ночи. Их путь лежал на юго-восток.
61
Последний отрезок пути до Кастильо-де-ла-Мота Эцио проделал как одержимый, не жалея ни себя, ни спутников, ни лошадей, предчувствуя недоброе, как вдруг…
– Он… сбежал? После двух с лишним лет заточения? Но как?!
Лейтенант охраны – грузный человек лет шестидесяти с красным носом – сам был потрясен случившимся и едва мог говорить.
– Синьор, все было тщательно спланировано заранее. Мы проводим официальное расследование.
– И что удалось обнаружить?
– Пока что…
Но Эцио его уже не слушал. Он вглядывался в Кастильо-де-ла-Мота. Так вот какой замок ему упорно показывало Яблоко! Следом вспомнилась другая картина: отряды солдат, готовые подняться на борт кораблей. Оживленная гавань… Гавань Валенсии!
Эцио захлестнул поток мыслей.
Нужно возвращаться на побережье, и как можно скорее.
– Найдите мне других лошадей! – крикнул он лейтенанту.
– Но, синьор…
Никколо и Леонардо переглянулись.
– Эцио, я понимаю причину твоей спешки, но надо хотя бы один день отдохнуть, – сказал Макиавелли.
– Неделю, – простонал да Винчи.
Им пришлось задержаться из-за болезни Леонардо. Художник был крайне изможден и находился в мрачном расположении духа, безумно тоскуя по любимой Италии. Эцио боролся с искушением оставить его здесь, но вмешался Макиавелли:
– Леонардо – твой давний друг. Нам незачем стремглав нестись в Валенсию. На сбор армии и постройку кораблей у Чезаре уйдет не меньше двух месяцев.
Эцио согласился.
Дальнейшие события подтвердили правоту Никколо. Леонардо снова оказал им неоценимую помощь.
62
Через месяц Эцио и его спутники снова были в Валенсии. За это время город сильно изменился. Валенсия гудела, как потревоженный улей. Макиавелли не думал, что столь богатый город так легко подпадет под влияние Чезаре. Разворачивающиеся события показали, что он недооценил противника.
Добровольцы тайком прибывали в Валенсию. За пределами города возник большой лагерь, насчитывавший не менее тысячи солдат. Чезаре обещал наемникам щедрое жалованье, и вскоре весть о готовящейся кампании разнеслась по всем уголкам Испании. В Валенсию шли и ехали отовсюду: из Барселоны и далекого Мадрида, из деревень Мурсии и Ла-Манчи. На деньги Борджиа спешно строились корабли: полтора десятка быстроходных судов для переброски войск и еще полдюжины военных кораблей для охраны.
– Тут и без Яблока понятно, что затевает наш дружок Чезаре, – сказал Макиавелли.
– Да, – хмуро отозвался Эцио. – Для взятия Неаполя ему не нужна большая армия. Закрепится там, наладит регулярное сообщение с Валенсией и будет принимать новых добровольцев. Его замысел прост: вначале захватить Неаполитанское королевство, а затем и всю Италию.
– Интересно, а как Фердинанд и Изабелла смотрят на все это?
– Думаю, они направят в Валенсию свою армию, чтобы расправиться с наемниками. Будем рассчитывать на их помощь.
– Их армии еще надо добраться сюда из Мадрида. Местный гарнизон либо подкуплен, либо запуган. А Чезаре, как мы видели, очень спешит.
– Мы могли бы обойтись и без мадридской армии, – вдруг сказал Леонардо.
– Это как понимать?
– Нужны бомбы.
– Бомбы? – переспросил Макиавелли.
– Да, бомбы. Маленькие, но достаточно сильные, чтобы повредить корабль или разнести лагерь.
– Можно, конечно, попробовать… – неуверенно сказал Эцио. – А что тебе нужно для изготовления бомб?
– Сера, древесный уголь и селитра. И конечно, сталь. Чем тоньше, тем лучше. Она должна быть гибкой. А еще мне понадобится мастерская с печью.
Устроить все это в чужом городе было непросто. На их счастье, «Рассветная волна» снова стояла у причала. Капитан Альберто дружески их приветствовал.
– И снова здравствуйте! Кстати, помните, я вам рассказывал про тех людей… ну, кого не назовешь благородными синьорами? Не знаю, слышали ли вы. После того, как я с вами простился, в «Одиноком волке» произошло жуткое побоище.
Эцио лишь улыбнулся, сказав, что они ничего не слышали. Потом спросил, сможет ли он помочь им с мастерской для Леонардо.
Капитан Альберто почесал в затылке:
– Знаю я тут одного человека… Пожалуй, он бы вам помог.
– Когда вы возвращаетесь в Италию? – спросил у капитана да Винчи.
– Я сюда привез нашу граппу. Обратно снова возьму груз шелков. Думаю отчалить дня через два или три. А почему вы спрашиваете?
– Я вам потом скажу.
– Альберто, вы можете как можно быстрее добыть все, что мы вам назвали? – спросил Эцио.
Его вдруг охватили недобрые предчувствия. Он вполне понимал настроение друга и не упрекал Леонардо за желание вернуться в Италию.
Альберто немного подумал, затем кивнул:
– Смогу.
Верный своему слову, уже через несколько часов Альберто нашел для Леонардо все необходимое и мастерскую – и художник сразу же взялся за дело.
– Сколько времени тебе понадобится на изготовление бомб? – спросил Макиавелли.
– Дня два, поскольку я работаю без помощников. Материалов мне хватит на двадцать бомб. Может, на двадцать одну. По десять на каждого.
– По семь на каждого, – поправил его Эцио.
– Нет, друг мой. По десять. Десяток тебе и десяток для Никколо. Меня прошу не считать.
Через пару дней все бомбы были готовы. Они были невелики – размером с грейпфрут и примерно такой же формы. Каждую Леонардо поместил в стальной корпус с крючком наверху.
– Как с ними обращаться?
Леонардо горделиво улыбнулся:
– Видите крючочки? Они действуют как рычаги. Нужно потянуть за крючок, сосчитать до трех и потом бросать бомбу в намеченную цель. Каждая может убить до двадцати человек. Что касается кораблей… Если ударить в подходящее место, можно вывести корабль из строя и даже потопить.
Леонардо задумался.
– Жаль, что у меня нет времени построить подводную лодку, – тихо сказал он.
– Что построить?
– Так. Мысли вслух. Запомните: досчитав до трех, бомбу обязательно надо бросить, иначе она разнесет вас в клочки! – Он встал. – А теперь – до свидания и удачи.
– Как это понимать?
Леонардо невесело улыбнулся:
– Я по горло сыт Испанией. Альберто согласился взять меня на свой корабль. Он отплывает с послеполуденным приливом. До встречи в Риме… если вы туда доберетесь.
Эцио и Никколо переглянулись, затем не слишком крепко обняли Леонардо.
– Спасибо за помощь, дорогой друг, – сказал ему Аудиторе.
– Не за что.
– Слава богу, что ты не делал подобные игрушки для Чезаре, – сказал Макиавелли.
Леонардо ушел готовиться к отъезду. Ассасины же осторожно уложили бомбы в холщовые мешки, повесив их на плечо.
– Ты займешься лагерем наемников. Гавань я возьму на себя, – сказал Эцио.
Никколо угрюмо кивнул.
– Когда израсходуем все гостинцы Леонардо, встретимся около «Одинокого волка». На углу, – продолжал Эцио. – Думаю, свой штаб Чезаре устроил именно там. После наших визитов непременно возникнет хаос. Чезаре обязательно сунется туда вместе со своей ближайшей сворой. Там они будут решать, как им быть дальше. Мы попытаемся поймать их в этом логове. Нельзя, чтобы они снова ушли у нас из-под носа.
– В случае чего прикрою твою спину, – улыбнулся Никколо. – Чезаре настолько тщеславен и самоуверен, что вряд ли станет менять логово для своих приспешников. Ему кажется, будто в «Одиноком волке» он спрячется надежнее, чем в каком-нибудь дворце.
– Удачи, друг, – сказал Эцио.
– Удача нужна нам обоим.
Они пожали друг другу руки и разошлись.
Эцио решил начать с кораблей для перевозки солдат. Смешавшись с толпой, он добрался до гавани и там наметил первую цель. Он достал бомбу, старательно подавляя все сомнения насчет ее работоспособности. Понимая, что должен действовать быстро, Эцио выдернул крючок, досчитал до трех и метнул ее в судно.
Корабль стоял близко, и бросок получился точным. Бомба с лязгом упала в трюм. Несколько секунд было тихо. Эцио выругался сквозь зубы. Вдруг Леонардо ошибся с расчетами? Но уже в следующее мгновение корабль содрогнулся от сильного взрыва. Мачта с треском повалилась на палубу, а вверх взметнулся фонтан щепок.
Поднялся переполох. Аудиторе незаметно подобрался ко второму кораблю и бросил еще одну бомбу. В нескольких случаях за одним взрывом раздавался другой, еще мощнее, поскольку трюмы были загружены бочками с порохом. Один такой корабль при взрыве повредил два соседних.
Эцио уничтожил двенадцать кораблей. С каждым взрывом хаос и паника в гавани делались все сильнее. Невзирая на шум, он отчетливо слышал взрывы, долетавшие издалека. Макиавелли громил лагерь наемников.
Идя к месту встречи, Эцио надеялся увидеть Никколо живым.
Паника перекинулась и на городские улицы. Никто не понимал, что происходит. Толчея была страшная, однако Аудиторе сумел за десять минут добраться до нужного перекрестка. Макиавелли там не было, но долго ждать не пришлось. Вскоре примчался и Никколо: всклокоченный, с чумазым лицом.
– Да вознаградит Господь Леонардо да Винчи, – выдохнул он.
– Успешно?
– Не то слово. Я еще не видел такого столпотворения, – признался Макиавелли. – Уцелевшие со всех ног бежали из города. Думаю, теперь большинство из них навсегда сменят мечи на орала.
– Отлично. Но наша работа еще не окончена.
Они двинулись по узкой улочке к «Одинокому волку». Дверь была закрыта. Тогда молча, с кошачьим проворством ассасины влезли на крышу. Одноэтажное здание постоялого двора оказалось крупнее, чем казалось с фасада. Крыша была двускатной. Близ самого ее верха они увидели потолочное открытое окно. Ассасины осторожно подобрались к краю окна и заглянули вниз.
Это была одна из внутренних комнат, в которой сейчас находились двое. Возле стола стоял Микелетто. Перед ним сидел Чезаре Борджиа. Некогда красивое лицо, обезображенное «новой болезнью», было белым от ярости.
– Они уничтожили мои замыслы! Эти проклятые ассасины! Почему ты не сумел разделаться с ними? Как ты мог мне нагадить?
– Ваша светлость, я…
Вид у Микелетто был как у побитой собаки.
– Теперь я вынужден бежать из Валенсии. Я отправлюсь в Виану. Границу перейти – раз плюнуть. Я не намерен ждать, когда сюда явятся войска Фердинанда, чтобы схватить меня и вновь запихнуть в Ла-Мота. Король Наварры – мой шурин. Он обязательно мне поможет.
– Я тоже вам помогу, как и всегда. Только позвольте поехать вместе с вами.
Чезаре скривил тонкие губы:
– Ты сумел вытащить меня из Ла-Мота, это правда. Ты подпитывал мои надежды. А теперь полюбуйся, что с ними стало!
– Хозяин, все мои люди убиты. Я сделал все, что мог.
– И провалился!
Теперь и лицо Микелетто побелело.
– Это мне вместо награды? За все годы моей верной службы вам?
– Прочь с глаз моих, жалкий пес. Больше ты мне не нужен. Убирайся. Найди себе канаву и подыхай там.
Микелетто зарычал и бросился на Чезаре. Его ручищи были готовы сомкнуться на горле бывшего хозяина. Но не сомкнулись. Чезаре молниеносно выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил в упор.
Лицо Микелетто превратилось в кровавое месиво. Он рухнул на стол. Чезаре торопливо отскочил, чтобы не запачкаться в крови.
Эцио чуть отодвинулся, готовясь спрыгнуть с крыши и схватить Чезаре, едва тот выйдет на улицу. Никколо, наоборот, решил рассмотреть комнату получше и удостовериться, что Микелетто мертв. Он подвинулся ближе и случайно задел хлябающую черепичную плитку. Та хрустнула, выдав их с головой.
Чезаре вскинул голову. Рука потянулась за вторым пистолетом. Макиавелли не успел отодвинуться от окна, как грянул выстрел. Пуля попала в плечо и прошла навылет, раздробив ключицу.
Аудиторе хотел было броситься в погоню за Борджиа, но тут же отогнал эту мысль. Во-первых, он знал, что Чезаре собрался в Виану. Догнать этого мерзавца он всегда успеет. Во-вторых, нужно было позаботиться о раненом друге.
Макиавелли не переставал бормотать извинения. Эцио удалось стащить его с крыши. Несмотря на серьезное ранение, Никколо мог идти.
Едва они выбрались на ближайшую главную улицу, Аудиторе остановил прохожего. Тот был напуган царившим хаосом и попытался убежать. Эцио пришлось крепко схватить его за руку.
– Мне нужен врач, – тоном, не терпящим возражений, произнес ассасин. – Где я могу его найти?
– Сейчас многим нужен врач, – ответил прохожий.
Эцио хорошенько встряхнул его:
– Не видишь – мой друг серьезно ранен? Где я могу найти врача? Отвечай!
– Отпустите меня! Обратитесь к el medico Акосте. Он живет на этой улице. Там есть вывеска.
Макиавелли быстро слабел. Своим шарфом Аудиторе как мог перевязал ему рану. Никколо успел потерять много крови.
Увидев раненого, доктор Акоста тут же усадил его на стул, после чего смочил спиртом тряпку и осторожно промыл рану.
– Пуля пробила вам плечо насквозь, – на ломаном итальянском сказал врач. – Мне хотя бы не надо ее извлекать. Рана достаточно чистая. Что же касается ключицы, я должен собрать осколки, поставить их на место и надеяться, что кость правильно срастется. Надеюсь, вы в ближайшее время не собираетесь путешествовать?
Эцио и Никколо переглянулись.
– Опять я свалял дурака, – сказал Макиавелли, заставляя себя улыбаться.
– Помолчи, Никколо.
– Эцио, не трать на меня время. Догони его. Я и один не пропаду.
– Ваш друг может остаться у меня. Я размещу его в пристройке, – сказал Акоста. – А когда он поправится, я отправлю его к вам.
– Это надолго?
– Думаю, недели на две. Может, и больше.
– Я буду ждать тебя в Риме, – сказал Макиавелли.
– Ладно, – согласился Эцио. – Желаю тебе добраться туда без приключений.
– Убей его и за меня тоже, – попросил Никколо. – Хоть за Микелетто теперь не надо гоняться.
Часть третья
63
И вновь Эцио путешествовал по Испании, но теперь в одиночку Как и в прошлый раз, путь был долгим и утомительным. Изменилось лишь направление: нынче он ехал строго на север, где находилась Виана. Туда он прибыл в марте 1507 года от Рождества Христова. Город, видневшийся вдали, был почти точной копией картины, показанной ему Яблоком. Крепкие стены, а в центре – такая же крепкая цитадель.
Эцио еще не пересек границу Наварры, а его наметанный взгляд сразу определил, что город находится в осаде. Он попытался расспрашивать у жителей близлежащей деревни, но те лишь тупо качали головами. Местного диалекта ассасин не знал. К счастью, ему встретился деревенский священник, знавший латынь. Святой отец и рассказал Эцио о происходящем.
– Должно быть, вы слышали, что наши король и королева имеют замыслы относительно Наварры. Это богатый край, а потому они хотят присоединить его к Испании.
– Они собираются взять Виану?
– Можно сказать, уже взяли. Точнее, по их приказу город взял граф Лерин со своими войсками.
– А кто сейчас осаждает город?
– Наваррские войска. Думаю, они победят.
– Почему вы так думаете?
– Потому что ими командует зять короля Наваррского, а этот человек – опытный генерал.
У Эцио чаще забилось сердце.
– Как зовут генерала?
– Очень известный человек. Чезаре Борджиа, герцог Валентинуа. Говорят, в свое время он командовал армией самого папы римского. Но испанские войска очень храбрые. Они не стали отсиживаться за крепостными стенами, а дали наваррцам бой в окрестных полях. Там и сейчас идут кровавые сражения. На вашем месте, сын мой, я бы отказался от поездки в Виану. Вы не найдете там ничего, кроме крови и разрушений.
Эцио поблагодарил священника и пришпорил лошадь.
Ассасин вскоре въехал в полосу ожесточенных сражений. Обеим сторонам мешал клубящийся туман. Где-то в самой гуще сейчас воевал Чезаре, убивая каждого врага, приближавшегося к нему. Эцио не успел опомниться, как сам оказался втянутым в поединок. На него наскочил наваррский всадник, на мундире которого красовался герб с красным щитом, перечеркнутым желтыми цепями. Эцио атаковал, однако его противник пригнулся. Самого ассасина инерция удара едва не выбросила из седла. Удержавшись каким-то чудом, он развернул лошадь и вновь помчался на наваррца. Тот попытался ударить мечом в бок, найдя уязвимое место. Но Эцио сумел опередить противника. Острие его меча пропороло наваррцу грудь. Тот взвыл от боли. Его лошадь попятилась назад. Несколько выигранных секунд позволили ассасину нанести сильный удар сверху и глубоко рассечь наваррцу правое плечо. Поверженный противник рухнул с лошади на землю, где его добили испанские пехотинцы.
Поскольку Чезаре сражался пешим, Эцио тоже решил спешиться, полагая, что так будет легче незаметно подобраться к своему заклятому врагу Спрыгнув на землю, Аудиторе побежал вперед.
Наконец-то он оказался лицом к лицу со своим давним и смертельно опасным врагом. Лицо Чезаре было перепачкано кровью вперемешку с пылью. Чувствовалось, он сильно устал, но одно появление Эцио прибавило ему сил и решимости.
– Ассасин? Как ты меня нашел?
– Меня привела к тебе жажда отмщения за Марио Аудиторе.
Они сражались на мечах, попеременно делая выпады, пока Эцио не удалось выбить оружие из руки Чезаре. Затем, убрав свой меч, он бросился к отцеубийце и схватил того за горло. Чезаре кое-чему научился у Микелетто, умевшего не только душить, но и освобождаться от душителей. Чезаре удалось вывернуться. Аудиторе выдвинул скрытый клинок, однако Борджиа снова сумел избежать удара. А вокруг бушевало яростное сражение.
Неожиданно испанские трубачи заиграли сигнал отступления. Торжествующий Чезаре крикнул наваррским солдатам, что находились поблизости:
– Убейте его! Убейте ассасина! Разорвите этого maldito bastardo на кусочки!
Чезаре скрылся в густеющем тумане. Эцио был окружен наваррскими солдатами. Он упорно бился, пока чудовищная усталость не сморила его. Тогда он упал на землю. Туман оказался его союзником. Вражеские солдаты проходили мимо, считая ассасина убитым.
Эцио не знал, сколько времени он проспал, а когда проснулся, то увидел, что лежит на спине, посередине поля битвы. Чтобы сесть, ему пришлось спихнуть с себя тело убитого солдата.
Небо вокруг было под стать недавнему сражению – кроваво-красного цвета. Такие странные облака Эцио видел впервые. Вдали, где их не было, нещадно палило солнце. Над широкой дорогой висела пыль. Сама дорога была устлана мертвыми телами.
На ближайшем к Эцио трупе сидела ворона и жадно клевала глаз покойника. Мимо пронеслась лошадь без всадника, обезумевшая от запаха крови. Ветер теребил рваные знамена с поломанными древками.
Эцио с кряхтением встал. Ноги, еще не успевшие отдохнуть, не желали двигаться. Но он заставил их идти. Осмотрев себя, Аудиторе понял, что лишился меча и кинжала. Труп, свалившийся на него, помешал грабителям унести наруч и скрытый клинок.
Перво-наперво надо было раздобыть себе новое оружие. Поблизости Эцио увидел крестьянина, деловито обшаривавшего трупы. Услышав шаги, крестьянин поднял голову.
– Оружие ищете? – догадался он. – Здесь этого добра полно.
Эцио высматривал убитых офицеров и рыцарей, поскольку те были лучше вооружены. Однако кто-то успел побывать здесь раньше его. Наконец он наткнулся на убитого капитана, у которого позаимствовал отличный меч и кинжал, похожий на тот, что был у него. Забрав оружие, ассасин поблагодарил покойника.
Оставалось найти лошадь. Отыскать свою он уже не надеялся. Его устроила бы любая кобыла, поскольку передвигаться пешком означало терять драгоценное время. Удача улыбнулась Эцио. Выйдя за пределы поля сражения и удалившись на достаточное расстояние от наваррского лагеря, он увидел оседланную боевую лошадь. Кровь на ее боках была чужой. Животное спокойно щипало траву. Говоря ей ласковые слова, Эцио забрался в седло. Лошадь немного побрыкалась, но ассасин сумел ее успокоить. Натянув поводья, он поехал туда, откуда пришел, – на поле сражения.
Крестьян там прибавилось. Каждый стремился чем-нибудь разжиться у мертвецов. Проехав мимо, Эцио галопом взлетел на гребень холма. Снизу доносились звуки нового сражения. Теперь оно шло на равнине, почти возле самых городских стен. Наваррцы пытались взять их штурмом. Испанские солдаты отвечали пушечными залпами.
64
Эцио ехал, не зная, в расположении чьих войск он окажется. Путь его лежал через оливковые рощи, где он наткнулся на наваррских караульных. Те выстрелили из мушкетов раньше, чем он успел повернуть назад. Аудиторе не пострадал. Пули достались его лошади.
Он сумел скрыться за деревьями и дальше шел пешком, стараясь не попадаться на глаза испанцам, которых здесь тоже хватало. Выйдя к рощице, Эцио припал к земле, подполз ближе и увидел двух испанских солдат. Один, раненый, лежал на траве. Второй изо всех сил пытался успокоить товарища.
– Рог favor, – стонал раненый. – Мои ноги. Почему кровь все течет и течет?
– Compadre, я сделал для тебя все, что в моих силах. Теперь ты должен уповать на Господа.
– Пабло! Мне страшно! Mis piernas! Mis piernas!
– Успокойся, Мигель. Лучше подумай о щедром жалованье, которое мы получим, когда победим наваррцев. И о трофеях!
– Как зовут старика, который нами командует?
– Ты про кого? Про el conde de Lerin?
– Да. Мы же сражаемся под его началом?
– Верно, друг мой. Он служит королю и королеве, мы служим ему, потому и пошли на эту войну.
– Пабло, сейчас я воюю за собственную жизнь.
С другого конца на полянку выбежало несколько испанских солдат под командованием сержанта.
– Что ты тут прохлаждаешься? – прикрикнул на здорового солдата сержант. – Мы должны обойти их с фланга.
– Моего друга ранили, – объяснил Пабло. – Он не может идти.
– Оставь его здесь, и идем.
– Дайте мне еще немного времени.
– Ладно. Только не задерживайся. Мы наступаем к северу. Не попадись в лапы наваррцам.
– А как мы узнаем, что обошли их с фланга?
– Начнется стрельба. Мы вклинимся там, где они меньше всего нас ждут. Ты спрячь раненого среди деревьев и спрячься сам.
– Постойте, господин сержант.
– Что еще?
– Я пойду с вами.
– Сейчас?
– Да, господин сержант. Мой друг Мигель… умер.
Дождавшись, пока испанцы уйдут, Эцио двинулся следом: вначале на север, а затем на восток, к Виане. Выйдя из оливковых рощ, он понял, что огибает поле сражения с северного края. Куда подевались испанцы? Выстрелов он не слышал и не видел признаков того, чтобы они успешно обошли наваррцев с фланга.
По пути ему встретилась разрушенная деревушка. Эцио обошел ее стороной, своевременно заметив испанских снайперов, затаившихся среди развороченных стен. Снайперы были вооружены длинноствольными мушкетами с колесцовыми затворами. Чувствовалось, дожидались подхода наваррских отрядов, чтобы встретить врага внезапным огнем.
Эцио наткнулся на раненого солдата. Мундир бедняги был так густо залит кровью, что определить, на чьей стороне он воевал, не представлялось возможным. Солдат лежал, привалившись к одинокому оливковому дереву. Он крепко обхватил себя за плечи, пытаясь хоть немного ослабить нестерпимую боль. Его трясло. Рядом валялся мушкет.
Наконец ассасин достиг селений, раскинувшихся сразу за городскими стенами. Там он наконец увидел своего главного врага. Чезаре шел вместе с наваррским сержантом, обсуждая способы проникновения в Виану: или сделать пролом в массивных стенах, или устроить подкоп.
Испанцы, взявшие Виану, были слишком уверены в победе, раз позволили своим маркитантам и всем остальным, кто сопровождал их армию, разместиться в здешних домах. Но на защиту этих людей испанских сил явно не хватило.
Из близлежащего дома вдруг выскочила женщина и с криком загородила им путь.
– Ayúdenme!{Помогите мне! (исп.)} – кричала она. – Мой сын! Он ранен!
Сержант схватил женщину за волосы и отшвырнул в сторону.
– Помогите! – не унималась женщина.
– Ты когда-нибудь заткнешься? – холодно глядя на нее, спросил Чезаре.
Сержант вынул кинжал и молча перерезал женщине горло.
65
Эцио неотступно следовал за Чезаре. Наваррцы жестоко расправлялись с ненавистными им испанцами, которых считали захватчиками. Это он видел собственными глазами.
Наваррский солдат тащил упиравшуюся молодую испанку.
– Отпусти меня! – кричала женщина.
– Будь умницей, – рычал ей солдат. – Больно тебе не будет. Думаю, такой испанской шлюхе, как ты, даже понравится.
Пройдя еще немного, Эцио увидел новую отвратительную сцену. Двое солдат крепко держали мужчину. Судя по виду – повара. Он был в отчаянии, вынужденный смотреть, как двое других солдат поджигают его дом.
Но безжалостнее всего наваррцы обошлись с раненым испанским солдатом. Тому ампутировали обе ноги, и он передвигался на тележке. Двое наваррских рядовых сбросили его с тележки и теперь хохотали, наблюдая, как он стремится уползти от них подальше.
– Беги! Беги! – крикнул ему один.
– А что, быстрее не можешь? – спросил второй.
Перевес однозначно был на стороне наваррцев. У Эцио на глазах они подкатывали к стенам Вианы осадные башни. Наваррские солдаты проворно лезли вверх. На парапетах уже шли отчаянные сражения. Если где и искать Чезаре, то снова в гуще битвы. Жестокость сочеталась в нем с невероятной смелостью и напористостью.
У себя за спиной Эцио услышал голос испанского священника. Тот обращался к ошеломленным, потерявшим надежду прихожанам:
– Вы сами навлекли на себя эти беды грехами своими. Господь избрал вам такое наказание. Наш Бог справедлив, и сейчас Он судит вас. Восславим же Господа! Благодарим Тебя, Господь, что учишь нас смирению. Дабы узреть это наказание в его истинном смысле, обратитесь к духовному зрению. Бог дал, Бог и взял. Вот она, начертанная истина. Аминь!
«В город я могу попасть лишь единственным способом – забраться на башню», – подумал Эцио. Рядом только что подкатили к стене еще одну. Ассасин бросился туда и смешался с наваррцами, торопливо лезшими наверх. Особо маскироваться ему не требовалось: вокруг была такая неразбериха, что его никто не замечал. Наваррцы почуяли запах победы, и это будоражило их, заставляя забывать обо всем остальном.
Однако защитники подготовились к достойной встрече наваррцев. Сверху их поливали горящей смесью смолы и масла, называемой «греческим огнем». Внизу вспыхнули первые живые факелы. Их крики слышали те, кто уже достиг вершины башни. Среди них был и Эцио. Меж тем «греческий огонь» попал на основание башни, и оно ярко запылало. Боясь сгореть заживо, солдаты спихивали друг друга с лестниц. Кто-то с душераздирающими воплями уже летел вниз, прямо в полыхающее пламя.
Огонь добрался до середины башни. Эцио не оставалось ничего другого, как вспомнить свои венецианские уроки и прыгнуть вверх. Он успел это сделать буквально в последнюю секунду. Еще через мгновение пылающая башня рухнула, убив висевших на ней и тех, на кого она упала.
На парапетах по-прежнему шли отчаянные сражения, однако сотни наваррских солдат все же сумели прорваться в город. Испанские трубачи играли сигнал отступления. Испанцы торопились скрыться за стенами городской цитадели в центре Вианы. Похоже, их власть над городом неотвратимо заканчивалась.
Если это случится, Чезаре окажется победителем и богатый шурин его щедро вознаградит. Эцио такой исход никак не устраивал.
Он бежал по парапету, делая зигзаги и пригибаясь, чтобы не попасть под чей-нибудь меч. Наваррцы добивали испанцев, не успевших спуститься и отступить к цитадели. Вскоре он заметил Чезаре. Тот прорубал себе путь сквозь ряды вражеских солдат с легкостью ребенка, раздвигающего палкой высокую траву. Борджиа не терпелось взять цитадель. Расправившись со всеми, кто пытался ему помешать, он быстро спустился по внутренней лестнице с парапета. Аудиторе побежал следом.
Ворота цитадели уже были распахнуты. Испанцы поняли бессмысленность дальнейшего сопротивления. Граф Лерин был готов к переговорам. Но Чезаре не желал проявлять милосердие.
– Убивайте их! Убивайте их всех! – кричал он своим наваррцам.
Забыв о больной ноге, Борджиа с нечеловеческой быстротой достиг цитадели и устремился вверх по узкой каменной лестнице, убивая всех, кто оказывался на его пути.
Аудиторе не отставал. Вскоре и он был на самом верхнем парапете цитадели. Здесь было пусто. Чезаре неистово срубал древко испанского флага. На этот парапет вела единственная лестница, которую сейчас загораживал Эцио.
– Тебе некуда бежать, Чезаре, – сказал ассасин. – Пора платить по долгам.
– Так возьми их, Эцио! – прорычал тамплиер. – Ты разрушил нашу семью. Посмотрим, как ты будешь платить по своим долгам.
Оба настолько ненавидели друг друга, что тут же набросились друг на друга и бились без оружия, на кулаках.
Чезаре нанес первый удар правой рукой, целя Эцио в голову. Аудиторе пригнулся, но недостаточно быстро, и костяшки Борджиа обрушились на его висок. Эцио качнулся. Видя это, Чезаре торжествующе крикнул:
– Все твои ухищрения напрасны. Я непременно завоюю все, но вначале я убью тебя и каждого, кто тебе дорог. Я же не могу умереть. Судьба этого не допустит!
– Ошибаешься, Чезаре. Настал твой последний час, – ответил Эцио.
Оправившись после удара, он отступил на несколько шагов и выхватил меч.
Чезаре выхватил свой. Их сражение продолжилось, теперь на мечах. Эцио замахнулся, метя противнику в голову. Его меч сверкнул, описывая смертельную дугу. Борджиа, потрясенный скоростью атаки, все же сумел кое-как отразить удар. Отдача отозвалась болью во всей руке. Меч Аудиторе не достиг цели. Быстро оправившись, тамплиер сделал свой выпад. Противники кружили по парапету, нанося молниеносные удары, но всегда так, что соприкасались только концы лезвий. Ассасин быстро надвигался, заставляя Чезаре отходить вправо. Затем, резко взмахнув рукой, он нацелил меч в незащищенный левый бок тамплиера. Тот проделал то же самое, найдя у Эцио уязвимое место. Но Аудиторе поднял левую руку, и верный металлический наруч свел удар на нет. Оба противника отступили, настороженно глядя друг на друга. «Новая болезнь» ничуть не сказалась на умении Чезаре сражаться.
– Фи, старик! – бросил он Эцио. – Твое поколение сходит со сцены. Теперь мой черед, и я более не намерен ждать. Все эти ваши устаревшие воззрения на власть, ваши правила и иерархии – они должны сгинуть.
Они оба устали и тяжело дышали.
– А твой новый порядок, который ты жаждешь установить, называется тиранией. Он лишь сделает всех несчастными, – ответил Эцио.
– Я способен принести благо всему народу Италии, а не кучке старцев, которые уже давно глупо растратили силы, пробиваясь на вершины власти.
– Твои ошибки еще хуже, чем промахи тех старцев.
– Я не делаю ошибок. Я – Просветленный.
– Просветление достигается годами размышлений, а не слепой убежденностью в собственной правоте.
– Эцио Аудиторе, твое время истекло!
Чезаре взмахнул мечом, нанося неожиданный и трусливый удар, но Эцио сумел его отразить. Он приблизился к противнику и, воспользовавшись тем, что Чезаре потерял равновесие, схватил и резко повернул руку последнего Борджиа. Пальцы отцеубийцы разжались, и меч полетел вниз.
Противники стояли у самой кромки парапета. Внизу наваррские солдаты уже начинали праздновать победу. Правда, свойственных победителям грабежей не было, поскольку это был их собственный город.
Чезаре потянулся за кинжалом, но Эцио полоснул ему мечом по сухожилиям, и рука безжизненно повисла. Борджиа попятился назад. Лицо исказила гримаса боли и гнева.
– Трон был моим! – крикнул он, как ребенок, лишившийся игрушки.
– Желание и право – не одно и то же.
– Да что ты знаешь!
– Знаю, что настоящий лидер делает людей сильнее.
– Я приведу людей в новый мир!
Видя, что Чезаре стоит в опасной близости от края, Эцио поднял меч и произнес свою обычную фразу:
– Пусть твое имя будет забыто. Requiescat in расе.
– Ты не можешь меня убить. Я не умру от руки человека!
– Тогда я отдам тебя в руки судьбы, – ответил Эцио.
Бросив меч, ассасин схватил Чезаре Борджиа и одним ловким движением перебросил его через парапет. Тамплиер упал с высоты тридцати метров на булыжники, которым была вымощена площадь перед цитаделью. Эцио даже не взглянул вниз. Его сердце наконец-то освободилось от тяжкого груза многолетней борьбы с семейством Борджиа.
66
И снова наступила середина лета. У Эцио снова был день рождения, сорок восьмой по счету Аудиторе, Макиавелли и да Винчи собрались в обновленной и немного перестроенной штаб-квартире братства на Тиберине. Это уже было не тайное укрытие, а место, горделиво открытое для всеобщего обозрения.
– Мы празднуем в слишком узком кругу, – посетовал Леонардо. – Жаль, что ты не позволил мне придумать какое-нибудь пышное действо в твою честь…
– Отложи этот замысел еще на пару лет, – улыбнулся Эцио. – Мы пригласили тебя не только на мой день рождения, но и совсем по другой причине.
– По какой же? – спросил заинтригованный да Винчи.
Макиавелли почесал свое чуть кривоватое, но вполне зажившее плечо.
– Леонардо, мы хотим передать тебе приглашение.
– Еще одно?
– Мы хотим, чтобы ты вступил в наши ряды, – торжественно произнес Эцио. – Мы приглашаем тебя стать полноправным членом братства ассасинов.
Леонардо мрачно улыбнулся:
– Значит, мои бомбочки имели успех.
Он ненадолго задумался, потом сказал:
– Друзья! Я благодарю вас за это приглашение. Вы знаете: я уважаю ваши цели и, пока жив, буду их поддерживать. Я никогда и никому не разглашу известные мне тайны ассасинов. Но… я иду иным путем, и это путь одиночки. Так что простите меня.
– Твоя поддержка для нас почти столь же ценна, как и твое вступление в братство, – сказал Аудиторе. – Мы с тобой давние друзья. Неужели ни я, ни Никколо не сумеем тебя убедить?
– Нет, Эцио. И потом, я уезжаю из Рима.
– Уезжаешь? И куда же ты собрался?
– Вернусь в Милан, а потом отправлюсь в Амбуаз.
– Во Францию?
– Говорят, это благородная страна. Там я решил окончить свои дни.
Эцио развел руками:
– Тогда, дружище, мы не смеем тебя удерживать… Получается, сегодня мы встретились, чтобы разойтись в разные стороны.
– Почему? – удивился Леонардо.
– Я возвращаюсь во Флоренцию, – ответил Никколо. – Моя работа там еще далека от завершения. – Он подмигнул Эцио. – И я по-прежнему намерен написать книгу.
– Как ты ее назовешь?
– «Государь», – сказал Макиавелли, пристально посмотрев на Аудиторе.
– Попроси Клаудию вернуться в Рим.
– Обязательно. Она скучает по древнему городу. Клаудия возьмет часть забот на себя, чтобы тебе было легче исполнять роль наставника братства.
Макиавелли взглянул на водяные часы:
– Пора.
Все трое встали и торжественно обнялись.
– До свидания.
– До свидания.
– До свидания.
Действующие лица
Марио Аудиторе — дядя Эцио, глава братства ассасинов
Эцио Аудиторе – ассасин
Мария Аудиторе — мать Эцио и Клаудии
Клаудия Аудиторе – сестра Эцио
Анджелина Череза — подруга Клаудии
Федерико — конюший Марио
Анетта — бывшая домоправительница семьи Аудиторе
Паола — сестра Анетты, ассасин
Руджеро – старший сержант у Марио
Никколо ди Бернардо деи Макиавелли (1469–1527) – accaсин, философ и писатель
Леонардо да Винчи (1452–1519) – художник, ученый, скульптор
Антонио — ассасин Фабио Орсини – ассасин
Бартоломео д'Альвиано (1455–1519) – итальянский капитан и ассасин
Пантасилея Бальони – жена Бартоломео
Бальдассаре Кастильоне — союзник ассасинов
Пьетро Бембо — союзник ассасинов
Джильберто Лис, Ла Вольпе – ассасин и глава гильдии воров
Бенито — член гильдии воров
Трималькио — член гильдии воров
Клаудио — член гильдии воров, сын Трималькио
Паганино — вор, предатель во время нападения на Монтериджони
Госпожа Солари – содержательница борделя, помощница ассасинов
Аньелла — куртизанка из борделя «Цветущая роза»
Лючия — куртизанка из борделя «Цветущая роза»
Сарагина – куртизанка из борделя «Цветущая роза»
Маргарита дельи Кампи – римская аристократка, сочувствовала ассасинам
Якопо — матрос
Камилла — неаполитанская проститутка
Филин — капитан корабля
Альберто — капитан судна «Утренняя волна»
Акоста — врач в Валенсии
Граф Лерин (1430–1508) – испанский граф
Катерина Сфорца (1463–1509) – форлийская герцогиня, дочь Галеаццо
Лоренцо де Медичи, Лоренцо Великолепный (1449–1492) – итальянский государственный деятель
Пьеро Содерини (1450–1522) – губернатор Флоренции
Америго Веспуччи (1454–1512) – друг и советник Содерини
Родриго Борджиа (1431–1503) – папа Александр VI
Чезаре Борджиа (1476–1507) – сын Родриго
Лукреция Борджиа (1480–1519) – дочь Родриго
Ванноцца деи Каттанеи (1442–1518) – мать Чезаре и Лукреции
Джулия Фарнезе (1474–1524) – любовница Родриго
Шарлотта д'Альбре (1480–1514) – принцесса, жена Чезаре
Хуан Борджиа (1446–1503) – архиепископ Монреале (Сицилия) и казначей Чезаре
Октавиан де Валуа – французский генерал, союзник Борджиа
Микелетто да Корелья — правая рука Чезаре
Лука — сообщник Микелетто
Агостино Киджи (1466–1520) – казначей папы Александра VI
Луиджи Торчелли — агент Агостино
Тоффана – служанка Лукреции
Гаспар Торелла — личный врач Чезаре
Иоганн Бурхард — церемониймейстер папы Александра VI
Хуан — караульный в Ла-Мота
Эгидио Троке — римский сенатор
Франческо Троке – брат Эгидио, камердинер Чезаре
Микеланджело Буонарроти — художник, скульптор (1475–1564)
Виницио — связной Макиавелли
Джулиано делла Ровере (1443–1513) – кардинал, папа Юлий II
Асканио Сфорца (1455–1505) – кардинал
Аньоло и Инноченто — помощники Леонардо да Винчи
Пьетро Бенинтенди — римский актер
Брунеллески – римский врач
Жорж д'Амбуаз (1460–1510) – кардинал Руана
Папа Пий III (1439–1503) – в миру Франческо Нанни Тодескини-Пикколомини
Бруно — шпион
От автора
В тексте книги большинство переводов с иностранных языков сделаны мною. Цитатами из трактата Макиавелли «Государь» и «Эклогов» Вергилия (хотя я немного адаптировал эти стихи) я обязан покойным ученым Джорджу Буллу (1929–2001) и Э.-В. Рью (1887–1972) соответственно.
Благодарности
Те, кого я хочу поблагодарить особо:
Ив Гийемо
Джеффри Йохалем
Кори Мэй
Этан Пети
Матт Тернер
Жан Гесдо
А также:
Ален Корр
Лоран Деток
Себастьян Пюэль
Жоффруа Сарден
Софи Ферр-Пиду
Ксавье Гильбер
Томми Франсуа
Сесиль Рюссель
Кристель Жалади
Юридический отдел компании Ubisoft
Чарли Паттерсон
Крис Маркус
Эрик Галлан
Мария Лорето
Гийом Кармона
От переводчика
Между вторым романом цикла «Assassin’s Creed» и игрой расхождений намного меньше, чем между первой книгой и ее источником. В основном они касаются психологии персонажей, а также более детального описания некоторых событий и логического обоснования поступков тех или иных героев.
Ниже приведены самые значительные отличия книги от игры.
Персонажи
В книге упоминается, что лицо Чезаре было обезображено сифилисом («новой болезнью»), как и у его реального прототипа, из-за чего Борджиа был вынужден носить маску. В игре же лицо персонажа всегда открыто и ничем не обезображено.
Согласно роману, Чезаре был превосходным тореадором. Макиавелли объяснял это тем, что Чезаре был родом из Испании и отличался вспыльчивым и страстным характером.
В книге Макиавелли не стал главой ордена ассасинов после смерти Марио Аудиторе, хотя в игре он значится таковым. Никколо и Эцио вдвоем возглавили братство. Впоследствии Эцио был официально избран лидером ордена, однако это произошло не раньше посвящения в ассасины Клаудии Аудиторе, как показано в игре.
По книге, Эцио был христианином, однако в игре об этом не упомянуто.
В книге Леонардо да Винчи получил предложение стать членом братства, однако отказался от этой чести.
Вором-предателем в книге оказался Паганино – один из венецианских подопечных Антонио де Магианиса.
Некоторые из рекрутов Эцио хотели вернуться к нормальной жизни после победы над Борджиа.
Мария Аудиторе умерла после продолжительной болезни в 1504 или 1505 году.
Инженера, который перестроил казармы д’Альвиано, звали Микеланджело Буонарроти.
Пьетро Росси в книге носит фамилию Бенинтенди.
Отношения между персонажами
Отношения Эцио и Катерины Сфорца в романе описаны более подробно, упомянуты и его сокрушения по поводу того, что он оказался лишь пешкой в ее игре. Однако до конца осталось неясным, действительно ли Катерина лишь использовала его или пыталась уберечь от беды, испытывая к нему такие же глубокие чувства, как и он к ней.
В начале книги Марио Аудиторе говорит о том, что Клаудия была замужем, но овдовела и потеряла ребенка. В игре об этом не сказано.
Папа Юлий II называется в книге союзником ассасинов, а Эцио – его советником.
Оружие и экипировка
В книге Эцио лишился почти всего своего оружия при осаде Монтериджони. В игре же он утверждал, что потерял все оружие, тогда как на поверку оказалось, что он утратил лишь второй скрытый клинок.
Пистолеты используются в книге гораздо чаще, чем в игре (где ими владели только аркебузиры, папская стража и Чезаре).
Смазанные ядом дротики, подаренные Эцио Леонардо, бросались как обычные дротики, тогда как в игре ими заряжался скрытый пистолет.
В книге арбалет для Эцио также сделал да Винчи, и он был использован только в одной миссии – когда Аудиторе сопровождал «сдавшегося» Бартоломео во вражеский стан.
Леонардо признавался, что использовал Яблоко, чтобы найти Эцио, как впоследствии сам Аудиторе использовал Частицу Эдема, чтобы обнаружить местонахождение Чезаре.
Эцио не использовал Яблоко в качестве оружия против Чезаре.
Убийства персонажей
Палач, Мальфатто и Саббатини не упоминаются в книге.
Вечеринка Банкира перенесена из окрестностей Трастевере в его личный дворец в Ватикане, и сам хозяин умирает иначе, чем в игре.
В книге Эцио убивает барона Валуа мечом.
Финальная схватка и убийство Чезаре несколько отличаются в книге от сценариев игры.
Прочие события
Действие романа начинается в 1503 году, в отличие от 1499 года в игре. Соответственно, все события, описанные в игре, занимают четыре года, в то время как в книге они разворачиваются в течение нескольких месяцев.
Эцио и Марио Аудиторе убегают из Ватикана на лошадях и не переплывают при этом Тибр, как показано в игре.
Очнувшись в Риме, Эцио решает посетить врача после того, как совершает «прыжок веры» с крыши церкви. В игре Эцио сразу же направляется к доктору.
Марио Аудиторе был сначала заколот мечом, потом застрелен и обезглавлен. Держа его голову на вытянутой руке, Чезаре угрожал ею Эцио со словами: «Следующей будет твоя!»
Во время осады Монтериджони Эцио был ранен генералом Валуа, а не аркебузиром, как в игре.
Леонардо присутствовал при осаде Монтериджони и находился рядом с Чезаре против своей воли.
В книге военные машины Леонардо были уничтожены учениками Эцио. Эти же ученики оберегали изобретателя от козней семейства Борджиа. В игре же Эцио лично уничтожил все машины, а насчет предоставления какой-либо охраны художнику там не сказано ни слова.
В книге упоминается, что, помимо военных машин, Леонардо изобрел что-то вроде колесницы смерти.
В книге события «противостояния» Ла Вольпе и Макиавелли описаны до убийства барона Валуа.
В книге задания воров и куртизанок выполняются рекрутами ассасинов.
Падение приспешников Борджиа в книге описано более детально.
В 1504 году хозяйкой борделя «Цветущая роза» ненадолго стала Роза, венецианская подруга Эцио и член местной гильдии воров. Как бы то ни было, после освобождения из заложников Клаудия вернулась к своим обязанностям.
Макиавелли присутствовал при том, как Эцио прятал Яблоко в хранилище под Колизеем. В игре Эцио выполнял эту миссию самостоятельно.
Ни одно из событий восстановленной последовательности «Исчезновение да Винчи» не упоминается в книге.
Охота за Чезаре после его заточения в тюрьму описана в книге более подробно. В игре это переход от одного воспоминания к другому, а в книге – несколько глав: бесплодный поиск информации, неполная помощь Яблока и пр. Соответственно, в книге добавляются локации и персонажи, относящиеся к этой части (такие, как мать Чезаре и его законная супруга).
[1] Удар милосердия (фр.).
[2] К Ефесянам, 6: 12–15.
[3] Здесь: красавица (ит.).
[4] Дядя (ит.).
[5] Какого черта ты ждешь? (ит.)
[6] Крепость (ит.).
[7] Так ведь? (ит.)
[8] Да (ит.).
[9] Привет, братишка (ит.).
[10] Иди сюда, чертова кляча! (ит.)
[11] Понятно? (ит.)
[12] Приветствую, господин (ит.).
[13] Превосходно (ит.).
[14] Добрый вечер (ит.).
[15] Кондотьеры, наемники (ит.).
[16] «Или Цезарь, или ничто» (лат.).
[17] Фаршированная курица (ит.).
[18] Гостиница (ит.).
[19] До свидания! (ит.).
[20] Какого черта? (ит.)
[21] Грубое итальянское ругательство, что-то вроде «трахать их!».
[22] Да, мой дядя (ит.).
[23] Командир (ит.).
[24] Вместе к победе! (ит.)
[25] Осторожно (ит.).
[26] Удачи (ит.).
[27] На помощь (ит.).
[28] Как нам выбраться отсюда? (ит.)
[29] Сифилис. Назывался «новой болезнью», поскольку был завезен матросами из недавно открытого Нового Света.
[30] Господи, молим Тебя, спаси (ит.).
[31] Все верно (ит.).
[32] Святая святых (лат.).
[33] Успокойтесь (ит.).
[34] Бельэтаж (ит.).
[35] Я благодарю вас за все, что вы для меня сделали, любезная графиня. Прощайте (ит.).
[36] Врач, доктор (ит.).
[37] Спасибо, доктор (ит.).
[38] Каков выскочка! (ит.)
[39] Здесь: распорядитель (ит.).
[40] Гонфалоньер, знаменосец (ит.).
[41] Хорошо (ит.).
[42] Флоренция (ит.).
[43] Скорпионы (ит.).
[44] Район (ит.).
[45] Проклятие! (ит.)
[46] Прошу прощения, синьор (ит.).
[47] Вор (ит.).
[48] Термы Диоклетиана (ит.).
[49] Грубое ругательство, обозначающее мужской член (ит.).
[50] Идем! (ит.)
[51] Славно придумано! (ит.)
[52] Понятно? (ит.)
[53] Огромное спасибо, господин (ит.).
[54] Бежим! (ит.)
[55] Спящий лис (ит.).
[56] Частные покои (ит.).
[57] Хорошо (ит.).
[58] Очень хорошо (ит.).
[59] Полдник (ит.).
[60] Рада познакомиться (ит.).
[61] И я тоже (ит.).
[62] Дорогая моя (ит.).
[63] А теперь прошу прощения, но… (ит.)
[64] С удовольствием (ит.).
[65] Тысяча благодарностей, госпожа д’Альвиано (ит.).
[66] Грязные трусы (ит.).
[67] Влиятельные люди из окружения Борджиа (ит.).
[68] На помощь! (ит.)
[69] Шлюха (ит.).
[70] Господин! Помогите мне! (ит.)
[71] Ничего сложного (ит.).
[72] Ублюдок (ит.).
[73] Лицемер (ит.).
[74] Такова политика (ит.).
[75] Сукин ты сын (ит.).
[76] Ассасины победят! (ит.)
[77] Капитолийский холм (ит.).
[78] Сенатор (ит.).
[79] Ну что за чудо! (ит.)
[80] Проклятые письма (ит.).
[81] Серьезно? (ит.)
[82] Кусок дерьма (ит.).
[83] Дворцы (ит.).
[84] Хитрец (ит.).
[85] Вот дерьмо! (ит.)
[86] Прошу прощения, полковник (ит.).
[87] Святые небеса! (ит.)
[88] Я польщена (ит.).
[89] Дорогой отец (ит.).
[90] Дорогая (ит.).
[91] Красивейшая, прекраснейшая (ит.).
[92] Ассасин (ит.).
[93] Разновидность кинжала.
[94] Здравствуй (ит.).
[95] Привет (ит.).
[96] Гладиаторы (ит., лат.).
[97] Согласно Евангелиям, Иисус произнес на арамейском: «Или, Или! Лама савахфани?», отчего слышащие эти слова и подумали, будто он зовет Илию.
[98] Свершилось! (лат.)
[99] Чудо! (ит.)
[100] Один момент, минуточку (ит.).
[101] Чинкуэда (в переводе с итальянского «пять пальцев») – нечто среднее между кинжалом и коротким мечом.
[102] Двойная игра (ит.).
[103] Мама (ит.).
[104] Сын мой (ит.).
[105] Здравствуйте, генерал д’Альвиано (фр.).
[106] Вы готовы сдаться? (фр.)
[107] Но, честно говоря, я сомневаюсь (фр.).
[108] Милый друг (фр.).
[109] Мой муж всех вас убьет (ит.).
[110] Долбаный француз (ит.).
[111] Кусок дерьма, сукин сын (ит.).
[112] У вас нет даже одного яйца (фр.).
[113] Почему я раньше до этого не додумался?! (ит.)
[114] Конечно (ит.).
[115] Великолепно! (ит.)
[116] Казармы преторианской гвардии (лат.).
[117] Стой! (фр.)
[118] Назовитесь!
[119] Я лейтенант Гийемо, препровождаю генерала д’Альвиано для предъявления его светлости господину генералу де Валуа. Согласно условиям, поставленным его светлостью, генерал д’Альвиано прибыл один и без оружия (фр.).
[120] Городов с таким названием во Франции несколько. Это намек на название и местонахождение компании «Ubisoft Montreal», создавшей серию игр «Assassin’s Creed».
[121] Итальянский пес (фр.).
[122] Изволь кланяться своим господам (фр.).
[123] Посмотрите на него, как он стыдится собственного позора! (фр.)
[124] Наставник (ит.).
[125] В тогдашнем Риме эта колокольня высотой около 75 м считалась самой высокой.
[126] Учитель (ит.).
[127] Все это не что иное, как куча дерьма (фр.).
[128] Идиоты (ит.).
[129] Озеро в кратере потухшего вулкана. Находится в 32 км к северо-востоку от Рима.
[130] Кредо ассасина (ит.).
[131] Город примерно в 50 км к северо-западу от Рима.
[132] Кровное проклятие (фр.).
[133] Венерическая болезнь (ит.).
[134] Успокойся (ит.).
[135] Город в 34 км к юго-востоку от Рима.
[136] Большое (обычно четырехмачтовое) судно, распространенное в XV–XVI вв. Отличалось быстроходностью.
[137] Отвратительнейшее (ит.).
[138] Редкостный злодей (ит.).
[139] Санчо ударили в грудь (исп.).
[140] Мы отступаем (исп.).
[141] Прикрывайте мой отход! (кат.)
[142] Виноградная водка.
[143] Врач (исп.).
[144] Проклятый ублюдок (ит.).
[145] Пожалуйста (исп.).
[146] Дружище (исп.).
[147] Мои ноги! Мои ноги! (исп.)
[148] Граф Лерин (исп.).