49

Была поздняя весна 1504 года от Рождества Христова. Папа вскрыл привезенное курьером письмо, внимательно прочитал и торжествующе ударил мясистым кулаком по столу.

– Да благословит Господь короля Фердинанда и королеву Изабеллу – правителей Арагона и Кастилии! – воскликнул он.

– Ваше святейшество получили хорошее известие? – спросил Эцио, сидевший напротив.

Юлий II зловеще улыбнулся:

– Да! Чезаре Борджиа благополучно помещен в одну из их надежнейших крепостей!

– Куда?

– Эти сведения я не могу сообщить даже вам. Я не хочу никаких… случайностей в отношении Чезаре.

Эцио закусил губу. Может, Юлий догадался, как бы он поступил, если бы знал местонахождение крепости?

– Ну что вы так печалитесь, дорогой Эцио? – продолжал папа, желая его ободрить. – Кое-что я могу вам рассказать. Это большая крепость, стоящая на равнинах северо-восточной Испании. Где-то в центральной части тех мест. Крепость совершенно неприступная.

Эцио понимал: у Юлия II были свои причины уберечь Чезаре от сожжения. Казнь сделала бы Чезаре мучеником… И папа выбрал заточение в крепость. Однако слова Чезаре: «Оковы меня не удержат» – до сих пор не давали покоя ассасину. В глубине души он чувствовал: по-настоящему остановить Чезаре может только смерть.

– Камера, куда его поместили, расположена на верхнем этаже центральной башни. Оттуда до земли сорок метров, – продолжал Юлий. – Мы можем больше не страшиться угроз со стороны Чезаре. – Папа пристально взглянул на Эцио. – Сообщенные мною сведения тоже не подлежат разглашению. И прошу вас: не пытайтесь строить замыслы. В случае чего по первому моему слову испанцы изменят его местонахождение. Если я вдруг узнаю, что кто-то его разыскивает, я не премину их известить.

Эцио дипломатично переменил тему:

– А как Лукреция? Какие новости из Феррары?

– Похоже, третий брак пошел ей на пользу, хотя, должен признаться, поначалу я был насторожен. Семейство д’Эсте отличается такой нетерпимостью и высокомерием, что я сомневался в возможности этого союза. Мне казалось, что старый герцог никогда на него не согласится. Подумать только: жениться на женщине из семейства Борджиа! На той, кто ниже по происхождению да еще имеет скандальную репутацию! Для них это было равнозначно женитьбе на какой-нибудь кухарке! – Папа раскатисто засмеялся. – Но она там прижилась. Ни на что не жалуется. Обменивается романтическими письмами и даже стихами со своим давним другом Пьетро. Открыто и целиком в рамках приличий. – Юлий подмигнул Эцио. – В общем, ведет себя как хорошая и верная жена герцога Альфонсо. Она даже ходит в церковь и вышивает шпалеры. Разумеется, о ее возвращении в Рим не может быть и речи; ни сейчас, ни когда-либо. Лукреция останется в Ферраре навсегда! Там она окончит свои дни, и пусть благодарит Бога, что ей сохранили голову на плечах. Думаю, мы имеем все основания считать, что навсегда избавились от этих каталонских извращенцев.

Интересно, шпионская сеть Ватикана столь же хорошо осведомлена о тамплиерах, как о семействе Борджиа? Даже находясь в заточении, Чезаре оставался великим магистром ордена. Но если папа что-то и знал об этом, то предпочитал молчать.

Италия видела времена и похуже, чем нынешние. В Ватикане сидел сильный папа, у которого хватило здравого смысла оставить Агостино Киджи в должности казначея. Французы не представляли былой угрозы. Правда, король Людовик окончательно не ушел из Италии, но отступил на север, где и окопался, не имея поползновений к новым походам. Неаполь Людовик уступил королю Фердинанду Арагонскому.

– Будем надеяться, ваше святейшество, – дипломатично ответил Эцио.

Юлий вновь наградил его пристальным взглядом:

– Послушайте, Эцио, я же не дурак. Как вы думаете, почему я сделал вас своим советником? Я ведь знаю: у Борджиа в провинции остались сторонники. Даже в самом Риме есть горстка его верных псов. Но нынче меня заботят не Борджиа, а иные враги.

– От семейства Борджиа по-прежнему может исходить угроза.

– Я так не думаю.

– А что вы предпринимаете относительно других своих врагов?

– Я провожу реформу папской гвардии. Видели швейцарцев? Какие отменные солдаты! Лучшие наемники в мире! Лет пять или шесть назад они добились независимости от императора Максимилиана и с тех пор предлагают свои услуги. Они отличаются верностью и не слишком эмоциональны, чего не скажешь о наших дорогих соотечественниках. Я думаю создать из них целый отряд моих личных телохранителей. Соблюдая традицию, я вооружу их алебардами и все такое. Но для надежности у них будут и мушкеты Леонардо… Осталось придумать название для этого отряда. Может, подскажете что-нибудь? – спросил папа, лукаво улыбаясь.

– Как насчет Швейцарской гвардии? – спросил Эцио, начинавший уставать от их разговора.

Папа задумался.

– Но, Эцио, в таком названии нет ничего ошеломляюще нового. Если честно, я подумывал назвать их Юлианской гвардией. Однако многим может не понравиться столь эгоистичное название. – Юлий улыбнулся. – Ладно. Воспользуюсь вашим предложением. В любом случае сейчас оно уместнее.

Их разговор был прерван перестуком молотков и звуками других строительных работ, которые раздавались сверху и из других частей Ватикана.

– Проклятые строители, – поморщился папа. – Но такая у них работа, а откладывать ее нельзя.

Он прошел в другой конец комнаты и взялся за шнурок звонка.

– Пошлю сейчас кого-нибудь. Пусть утихомирятся, пока мы не кончим разговор. Иногда мне думается, что строители – это самое разрушительное изобретение рода человеческого.

Вошел слуга. Папа отдал ему распоряжение. Через несколько минут, под аккомпанемент ругательств, произносимых вполголоса, строители побросали инструменты, произведя еще одну порцию шума.

– А чем заняты строители? – спросил Эцио, зная, что у нынешнего папы было две соперничающие страсти: военное дело и архитектура.

– Я приказал заколотить все покои Борджиа и большинство помещений, которыми они пользовались, – ответил Юлий. – Слишком уж просторные и роскошные. Такое скорее пристало Нерону, чем главе христианской церкви. И еще я приказал снести все их постройки на крыше замка Кастель Сант-Анджело. Я превращу крышу в большой сад. Возможно, возведу там небольшой летний домик.

– Прекрасная мысль, – ответил Эцио, улыбаясь про себя.

Вне всякого сомнения, летний домик станет домом наслаждений и обставлен будет если не с королевской роскошью, то с достаточной для интимных встреч папы с его любовницами и любовниками. Эцио не было дела до личной жизни папы. Главное, Юлий был хорошим человеком и надежным союзником. По сравнению с Родриго его страсти и забавы были подобны детским капризам. Более того, Юлий последовательно осуществлял моральные реформы, начатые его предшественником Пием III.

– И потом, надо же завершить внутреннюю отделку Сикстинской капеллы, – продолжал папа. – Сейчас там так уныло! Я пригласил одного талантливого молодого художника из Флоренции – Микеланджело… фамилию запамятовал. Пусть расписывает фресками потолок. Тьма-тьмущая религиозных сюжетов. Да вы и сами представляете. Подумывал я позвать Леонардо, но у того голова полна замыслов. Разбрасывается. Слышал, он почти никогда не может закончить большое полотно. Вот на портреты его хватает. Мне понравился портрет жены Франческо дель Джокондо…

Юлий умолк и посмотрел на Эцио:

– Но вы же пришли сюда не затем, чтобы побеседовать со мной о современном искусстве.

– Не затем.

– Далась вам эта угроза восстановления власти Борджиа. Вы уверены, что не преувеличиваете ее?

– Я думаю, мы должны отнестись к ней со всей серьезностью.

– Но моя армия вернула под власть Ватикана большую часть Романьи. У Борджиа нет армии.

– Поймите: Борджиа жив. С ним в качестве подставного лица…

– Эцио, надеюсь, вы не подвергаете сомнению уместность моих решений? Вы знаете, по каким причинам я сохранил ему жизнь. В любом случае для Чезаре оказаться там, где он сейчас, равнозначно сожжению у столба.

– Помимо Чезаре, остается еще и Микелетто.

– Скажете тоже! Без Чезаре Микелетто – пустое место.

– Микелетто прекрасно знает Испанию.

– Говорю вам: он никто и ничто.

– А я вам говорю: Испания ему хорошо знакома. Он родился в Валенсии. Незаконнорожденный племянник Родриго.

Во время этого разговора папа мерил шагами свой кабинет. Невзирая на достаточно почтенный возраст, он был бодр и энергичен. Вернувшись к столу, Юлий уперся в столешницу своими могучими руками и наклонился к Эцио. На многих это действовало убеждающе.

– Вы позволяете вашим худшим страхам верховодить вами, – сказал папа. – Мы ведь даже не знаем, жив Микелетто или нет.

– Вот мы и должны узнать это со всей достоверностью.

Папа задумался над словами Эцио. Его лицо чуть смягчилось. Он снова сел и принялся постукивать указательным пальцем правой руки по тяжелому перстню-печатке на левой.

– Что вы намерены сделать? – угрюмо спросил папа. – От меня не ждите никакой помощи. Мы и так с головы до ног опутаны расходами.

– Перво-наперво нужно выследить и уничтожить всех сторонников Чезаре в Риме. Среди них, возможно, отыщется тот, кто знает о Микелетто. О его судьбе, местонахождении и так далее. И потом…

– Что – потом?

– Если он жив…

– Вы его уничтожите?

– Да, – ответил Эцио, но сам подумал: «Если только он не окажется мне полезнее живым».

Юлий откинулся на спинку стула:

– Эцио, меня восхищает ваша решимость. Она почти что меня пугает. И я рад, что не являюсь врагом ассасинов.

Аудиторе резко посмотрел на него:

– Вы знаете о братстве?

Папа сложил пальцы шалашиком:

– Я всегда стремился узнать, кем являются враги моих врагов. Но я надежно сохраню вашу тайну. Как я уже вам сказал, я не дурак.

 

50

– Твоя интуиция верна. Я буду вести и охранять тебя. Но тебе я не принадлежу и вскоре ты должен будешь отпустить меня. У меня нет власти над тем, кто повелевает мною. Я должно подчиняться воле хозяина Яблока.

Эцио был один на Тиберине. Яблоко лежало у него на ладони. С его помощью ассасин пытался узнать местонахождение оставшихся сторонников Борджиа, прячущихся в Риме. Он вновь услышал этот таинственный голос, принадлежавший не то мужчине, не то женщине. Не знал он и откуда голос раздается: из Яблока или из его собственной головы.

«Твоя интуиция верна». Но тут же: «У меня нет власти над тем, кто повелевает мною». Тогда почему Яблоко показывало ему лишь туманное изображение Микелетто? Может, для подтверждения, что «правая рука» Чезаре по-прежнему жив? А указать местонахождение самого Чезаре Яблоко не могло или не хотело. По крайней мере сейчас.

И вдруг Эцио отчетливо понял то, что подсознательно знал всегда: нельзя злоупотреблять силой Яблока и становиться зависимым от Частицы Эдема. Ассасин также понимал, что это его собственная воля делает ответы Яблока туманными. Нельзя быть таким ленивым. Нужно уметь постоять за себя. Рано или поздно это придется сделать снова в любом случае.

Эцио подумал о Леонардо. Что смог бы сотворить этот гений, окажись Яблоко у него? Леонардо – лучший из людей – изобретал разрушительное оружие с такой же легкостью, с какой писал изумительные картины. Быть может, Яблоко обладает силой не только помогать человечеству, но и развращать его? В руках Родриго или Чезаре, при условии, что они смогли бы управлять Яблоком, оно стало бы не орудием спасения, а орудием разрушения.

Власть – сильнодействующий наркотик. Эцио не хотелось становиться ее жертвой.

Он снова взглянул на Яблоко. Сейчас оно никак себя не проявляло, но стоило Эцио убрать Частицу Эдема в шкатулку, он едва заставил себя закрыть крышку. Какие пути оно еще не успело открыть перед ним?

Нет, он должен похоронить Яблоко. Должен научиться жить без него, подчиняясь Кредо. Но не сейчас!

Сердце постоянно подсказывало ему, что Микелетто уцелел. Теперь Эцио знал это наверняка. И пока Микелетто жив, он сделает все возможное и невозможное, чтобы освободить своего злодея-хозяина Чезаре.

Эцио раскрыл папе Юлию лишь часть своего замысла. В действительности он намеревался отыскать и убить Чезаре или погибнуть, пытаясь это сделать.

Иного способа не существовало.

Эцио решил, что пока будет обращаться к Яблоку лишь в случае острой необходимости. Нельзя допускать, чтобы затупилась его собственная интуиция, его способность мыслить и анализировать. Нужно готовиться к тому времени, когда он расстанется с Яблоком. Он самостоятельно выследит и уничтожит римских приспешников Борджиа. И сделает это в течение ближайших трех дней. А если не сделает… только тогда он обратится к Яблоку. У него ведь столько друзей и помощников: куртизанки из «Цветущей розы», воры Ла Вольпе. Наконец, его собратья-ассасины. Разве при такой обширной поддержке он может потерпеть неудачу?

Эцио знал: пока он с уважением относится к возможностям Яблока, оно непостижимым для него образом будет ему помогать. Возможно, в этом и состоял секрет Частицы Эдема. Возможно также, что никто не мог стать полновластным хозяином Яблока, кроме древнего народа. Они, настоящие боги, покинувшие здешний мир, верили, что человечество или спасет, или погубит себя, оставляя выбор за людьми.

Аудиторе закрыл крышку и запер шкатулку.

Тем же вечером Эцио назначил встречу членов братства в штаб-квартире ассасинов на Тиберине.

– Друзья мои, – начал он, – мы приложили немало усилий. Я верю: победа уже близка, но нам нужно еще немало потрудиться.

Все, кроме Макиавелли, удивленно смотрели на него.

– Но Чезаре надежно заперт! – воскликнул Ла Вольпе. – И навсегда!

– И новый папа всегда был врагом семейства Борджиа, – подхватила Клаудия.

– Французов мы прогнали, – добавил Бартоломео. – В провинции нынче спокойно. И Романья вернулась в состав Папской области.

Эцио поднял руку, прекращая их возражения:

– Нам всем известно: победа должна быть абсолютной, иначе это не победа.

– И Чезаре по-прежнему жив, пусть даже и за крепкими замками, – тихо сказал Макиавелли. – А Микелетто…

– Вот именно! – воскликнул Эцио. – Пока у Борджиа остаются сторонники в Риме и в пределах Папской области, семя зла может снова дать всходы.

– Дался тебе этот Чезаре, Эцио. Мы победили, – сказал Бартоломео.

– Барто, ты не хуже меня знаешь: несколько городов-государств Романьи по-прежнему верны Чезаре. И все эти города сильно укреплены.

– Тогда я пойду и выбью из них дурь.

– Они выдержат твои атаки. Армия Катерины Сфорца недостаточно сильна, чтобы атаковать их из Форли. Я отправил ей послание и попросил пристально наблюдать за этими островками сторонников Борджиа. А для тебя, Барто, у меня есть более важное поручение.

«Боже мой, – подумал Эцио, – почему у меня до сих пор начинает биться сердце при упоминании имени этой женщины?»

– Это какое же?

– Возьми отряд кондотьеров и отправляйся в Остию. Нужно установить пристальное наблюдение за гаванью. Я хочу знать обо всех подозрительных кораблях. Если узнаешь что-то важное, сразу же посылай всадника с донесением.

Бартоломео сердито фыркнул:

– Караульная служба! Я привык к сражениям, а не к слежке.

– Сражений у тебя будет с избытком, когда мы двинемся против мятежных городов. А пока пусть тешат себя надеждой и ждут сигнала от Чезаре. Сейчас нам это выгодно. Но наша задача – навсегда лишить их всяких надежд.

– Я согласен с Эцио, – улыбнулся Никколо.

– Ладно. Если ты настаиваешь, – проворчал Бартоломео.

– После всего, что случилось с Пантасилеей, морской воздух пойдет ей на пользу.

– Я как-то не подумал об этом, – признался просиявший верзила.

– Прекрасно. – Эцио повернулся к сестре. – Клаудия, я думаю, смена власти не повлияла на поток посетителей «Цветущей розы»?

Клаудия усмехнулась:

– Знали бы вы, как тяжело отцам Церкви сдерживать дьявола, живущего у них между ног. Даже холодные купания не помогают.

– Пусть твои девицы будут начеку. Юлий крепко держит Коллегию кардиналов в своих руках, однако врагов у него по-прежнему хватает. И кто-то из них вполне может лелеять безумную мысль, что освобождение Чезаре поможет осуществлению их собственных амбиций. И не спускайте глаз с Иоганна Бурхарда.

– Ты про церемониймейстера Родриго? Он вполне безобиден. Он говорил, как ему было ненавистно устройство борджиевских оргий. Разве он не был просто старшим слугой?

– И тем не менее. Я должен знать обо всем. Особенно если кто-то проболтается об оставшихся в подполье сторонниках Чезаре.

– Сейчас это стало проще. А прежде солдаты Борджиа буквально дышали нам в затылок, – сказала Клаудия.

Эцио рассеянно улыбнулся:

– Сестра, у меня к тебе еще вопрос. Все это время мне было недосуг навестить нашу мать. Как она? Я переживаю за нее.

Лицо Клаудии помрачнело.

– Продолжает вести счета заведения, но, если честно… Эцио, я боюсь, что она начинает угасать. Из дому выходит редко, зато все чаще стала говорить о Джованни, Федерико и Петруччо.

Эцио замолчал, вспоминая казненного отца и братьев.

– Я обязательно навещу ее при первой же возможности. Поцелуй ее за меня и попроси простить за сыновнюю невнимательность.

– Мама понимает, что ты занят важным делом. Результаты которого скажутся не только на живых, но и на тех, кого нет с нами.

– Пусть уничтожение Чезаре и его приспешников станет памятником нашему отцу и братьям, – решительно произнес Эцио.

– А про моих воришек ты не забыл? – спросил Ла Вольпе.

– Джильберто, твои люди для меня очень важны. Мои добровольцы – не солдаты. Они готовы преданно сражаться. Но стоит им увидеть, что жизнь возвращается в нормальную колею, им тоже захочется вернуться к привычным занятиям. Мы же просили их о помощи в свержении ярма Борджиа. Естественно, полученные навыки остаются с ними. Но они не члены братства. Я не вправе возложить на их плечи груз, который мы сами поклялись нести до смерти.

– Понимаю.

– Твои люди родились и выросли в Риме. Пусть немного расширят свой кругозор.

– Что ты задумал? – насторожился Ла Вольпе.

– Выбери лучших и наиболее надежных из своих людей и отправь их в окрестные города и селения. Далеко забираться не стоит. Достаточно побывать в Витербо, Терни, Л’Акиле, Авеццано и Неттуно. Если там ничего не обнаружится, вряд ли мы что-то найдем в глубокой провинции. Я не думаю, что у Борджиа осталось много сторонников, но последние явно предпочтут держаться поближе к Риму.

– Их будет трудно найти.

– Надо постараться. Сам знаешь: чтобы сжечь дом, достаточно бросить в окно горящий прутик.

– Я пошлю своих лучших воров под видом бродячих торговцев.

– Обо всем подозрительном сообщать мне, – сказал Эцио. – Особенно сведения о Микелетто.

– Ты всерьез считаешь, что он скрывается где-то поблизости? Не исключено, что Корелья сбежал в Испанию или в тот же Неаполь. А может, его вообще уже нет в живых.

– Я уверен, что он жив.

– Там видно будет, – пожал плечами Ла Вольпе.

Когда остальные ушли, Макиавелли повернулся к Эцио:

– А что ты поручишь мне?

– Мы с тобой будем работать вместе.

– Трудно желать более заманчивого предложения. Но прежде чем переходить к тонкостям, я хочу задать тебе вопрос.

– Задавай.

– Почему бы тебе не воспользоваться помощью Яблока?

Эцио вздохнул и как мог объяснил почему.

Выслушав его объяснения, Макиавелли достал свою маленькую записную книжку в черном переплете и что-то долго туда записывал. Потом он убрал книжку, сел рядом с Эцио и дружески стиснул плечо последнего. Такие проявления чувств со стороны Никколо были чрезвычайно редки.

– Я готов заняться делом, – сказал он.

– Есть у меня одна задумка.

– Говори.

– В Риме есть женщины, которые могли бы нам помочь. Их нужно найти и побеседовать с ними.

– Что ж, тогда ты выбрал себе подходящего помощника. Дипломатия – это по моей части.

Разыскать первую женщину оказалось просто. Об этом позаботился папа Юлий. А вот разговор с ней не клеился.

Нежданных гостей она принимала в просторной гостиной, в бельэтаже своего громадного дома. Все четыре стены имели окна, из которых открывался потрясающий вид на некогда великий город. Правда, Рим и сейчас частично сохранял свое великолепие, поскольку несколько последних пап весьма заботились о возвеличивании собственных персон и возводили красивые здания, не жалея денег.

– Не знаю, смогу ли я вам помочь, – сказала она, узнав о цели визита, хотя Эцио сразу заметил, что дама старалась не смотреть им в глаза.

– Если в городе затаились горстки сторонников Борджиа, нам необходимо знать о них, – сказал Макиавелли. – Ваша светлость, мы нуждаемся в вашей помощи. Если впоследствии обнаружится, что вы что-то утаили от нас…

– Не угрожайте мне, молодой человек, – ответила Ванноцца деи Каттанеи. – Боже мой! Знаете ли вы, сколько времени прошло с тех пор, как закончились наши любовные отношения с Родриго? Больше двадцати лет!

– Быть может, ваши дети… – намекнул Эцио.

Госпожа Ванноцца мрачно улыбнулась.

– Наверное, вас удивляет, как у женщины, подобной мне, появилось на свет такое отродье, – сказала она. – Должна вам признаться, в них очень мало крови рода Каттанеи. Может, в Лукреции. Но в Чезаре…

Она умолкла. Ее глаза были полны душевной боли.

– Вам известно, где сейчас находится Чезаре?

– Я знаю не больше, чем вы, и меня это вполне устраивает. Я уже не помню, когда в последний раз виделась с ним, хотя мы и жили в одном городе. Для меня он умер.

Чувствовалось, папа Юлий поостерегся что-либо сообщать ей о местонахождении сына.

– Может, ваша дочь знает?

– Если я не в курсе, откуда знать ей? Она теперь живет в Ферраре. Можете туда наведаться и поговорить с ней. Но ехать туда далеко. А ей самой его святейшество настрого запретил когда-либо возвращаться в Рим.

– Вы видитесь с ней? – спросил Макиавелли.

Женщина вздохнула:

– Я же вам сказала: Феррара находится далеко на севере. Я нынче не расположена к столь длительным путешествиям.

Она выразительно посмотрела на слугу, стоящего у двери, потом как бы невзначай бросила взгляд на водяные часы. Госпожа Ванноцца не предложила им угощения и, кажется, была рада поскорее выпроводить назойливых гостей. Деи Каттанеи производила впечатление несчастной, не особо здоровой женщины. Эцио заметил, что ее ладони не знали покоя. Разговаривая, она постоянно их растирала и разминала. Могло ли это быть просто болезненной привычкой? А может, она что-то скрывала? Или ей был неприятен разговор о тех, о ком она предпочла бы не говорить?

– У меня восемь внуков… точнее, было восемь внуков, – вдруг сказала Ванноцца.

Эцио и Макиавелли знали, что Лукреция родила нескольких детей от разных мужей, но многие умерли в раннем детстве. Поговаривали, будто она никогда не принимала свою беременность всерьез, предпочитая развлекаться и танцевать вплоть до наступления схваток. Может, это было причиной, отдалившей Лукрецию от матери? У Чезаре была дочь Луиза – ребенок четырех лет от роду.

– Вы видитесь с кем-нибудь из внуков? – спросил Макиавелли.

– Нет. Полагаю, что Луиза и сейчас в Риме, но стараниями ее матери в малышке больше французского, чем итальянского.

Ванноцца встала. Словно по сигналу, слуга распахнул затейливо украшенные двойные двери.

– Жаль, что я не смогла вам чем-нибудь помочь…

– Спасибо, что уделили нам ваше время, – сухо поблагодарил ее Никколо.

– Есть другие люди, с которыми вам стоило бы побеседовать, – сказала Ванноцца.

– Мы собираемся нанести визит герцогине д’Альбре.

Ванноцца плотно сжала губы.

– В таком случае удачи, – неуверенным тоном пожелала она. – И поторопитесь. Я слышала, она готовится уехать во Францию. Быть может, если мне повезет, она зайдет проститься со мной.

Эцио с Никколо тоже встали, откланялись и ушли.

– Думаю, нам стоит обратиться к Яблоку, – сказал Макиавелли, когда они очутились на улице.

– Повременим.

– Мое мнение может не совпадать с твоим, но мне кажется, ты поступаешь глупо. Что ж, пойдем теперь в гости к герцогине. На наше счастье, мы оба говорим по-французски.

– Шарлотта д’Альбре уезжает во Францию не сегодня. Мои люди следят за ее домом. Вначале я хочу навестить другую женщину. Странно, что Ванноцца не упомянула ее имени.

– И кто же она?

– Джулия Фарнезе.

– Разве она теперь не живет в Карбоньяно?

– Мои шпионы сообщили, что сейчас она в Риме, и нам грех не воспользоваться такой возможностью.

– С чего ты решил, что от нее мы узнаем больше, чем от Ванноццы?

– Джулия была последней любовницей Родриго, и он пылал к ней сильной страстью.

– Помню, когда французы захватили ее в плен, Родриго рвал и метал.

– А потом французы предложили за нее смешной выкуп – три тысячи дукатов. Они явно продешевили. Родриго заплатил бы им раз в двадцать больше, только бы вернуть Джулию. Ради нее он пошел бы на любые уступки. Наверное, так всегда бывает, когда любовница моложе тебя более чем на сорок лет. Страсть ударяет в голову, начисто вышибая разум.

– Но страсть не помешала Родриго бросить Джулию, когда ей стукнуло двадцать пять.

– Да. По его меркам, она стала слишком стара для него! Поспешим же.

Они пошли по узким улочкам на север. По пути Никколо заметил, что Эцио ведет себя все более настороженно.

– В чем дело? – спросил он.

– Ты ничего не заметил?

– А что я должен был заметить?

– Не оборачивайся! – бросил Эцио.

– Хорошо, не буду.

– По-моему, за нами следят… Какая-то женщина.

– Давно?

– С тех пор, как мы ушли от Ванноццы.

– Думаешь, это одна из ее служанок?

– Возможно.

– Одна?

– Похоже, что да.

– В таком случае давай ее схватим и вытрясем ответ.

Подавив нетерпение, они замедлили шаг и двинулись неторопливо вдоль торговых лавок, а затем завернули в питейное заведение. Там, загородившись кружкой, Эцио мельком увидел высокую, крепко сложенную светловолосую женщину в добротной, но неприметной одежде темно-зеленого цвета, сшитой из легкой ткани. Одежда не стесняла движений и в случае чего позволяла двигаться достаточно быстро.

– Я ее вижу, – сказал Эцио.

Они оба внимательно осмотрели стену здания с выступающими закругленными камнями, к которому прилепилось питейное заведение. Этот стиль сейчас считался очень модным. В стену на одинаковом расстоянии было вделано несколько железных колец для привязывания лошадей.

Идеально.

Эцио и Никколо прошли в заднюю часть заведения, однако привычной двери там не обнаружили.

– Надо спешить, – сказал Макиавелли.

– Лезь за мной! – ответил Аудиторе, поставив недопитую кружку на ближайший стол.

Он полез на стену, Макиавелли за ним. Прохожие изумленно глазели, как двое мужчин в развевающихся на ветру накидках достигли крыши и исчезли из виду. Они неслись по крышам, перепрыгивая через улицы и переулки. Носки их сапог поддевали хлипко державшиеся черепичные плитки, и те падали на камни мостовых, на траву, а то и на прохожих. Последние торопились убраться подальше.

Даже если эта женщина умела влезать на стены, она не могла этого сделать в столь длинной одежде. Однако Эцио заметил у нее на боку скрытый вырез, позволявший ей бежать. И теперь женщина со всех ног неслась вслед за ними, расталкивая всех, кто попадался ей на пути. Кем бы она ни была, чувствовалось, где-то она прошла хорошую выучку.

Наконец они потеряли ее из виду Тяжело дыша, они остановились на крыше церкви Сан-Никола деи Портиис и легли на живот, внимательно оглядывая окрестные улицы. Ничего особо подозрительного они не увидели. Правда, Эцио показалось, что среди прохожих он заметил пару воришек Ла Вольпе, промышлявших в толпе. Маленькими острыми ножичками они срезали кошельки. Вероятно, они не были ни лучшими, ни надежными, чтобы Ла Вольпе отправил их в провинцию, но Эцио все равно решил уточнить у Лиса при первой же возможности.

– Спускаемся, – предложил Макиавелли.

– Нет. Так нам легче оставаться незаметными. Дом Джулии недалеко отсюда.

– А ведь эта женщина с легкостью следовала за нами. Хорошо, что нам попалась крыша с высокими стенами. Мы запутали ей следы.

Аудиторе кивнул. Кем бы ни была их преследовательница, сейчас она уже наверняка докладывала своим хозяевам о результатах своей миссии. Жаль, что эта женщина – не на стороне братства. Самым благоразумным сейчас было поскорее добраться до просторного дома Джулии, который она сохранила за собой в Риме, а потом столь же быстро покинуть квартал, где он располагался. Эцио решил, что в дальнейшем он попросит несколько добровольцев прикрывать их спины. Строгости, введенные папой Юлием, заставили сторонников Борджиа уйти в глубокое подполье и затаиться… на время, пока у властей не появится ложного ощущения безопасности.

Орсино Орсини – первый муж Джулии – смотрел сквозь пальцы на любовный роман своей девятнадцатилетней жены с шестидесятидвухлетним Родриго Борджиа. Она родила дочь Лауру однако никто не знал, кто являлся отцом ребенка. Родриго, хотя и родился в Валенсии, всю сознательную жизнь провел в Италии, где последовательно возвышался в церковной иерархии, пока не получил папский престол. В качестве благодарности он построил для своей хорошенькой молодой любовницы новый дом вблизи Ватикана. (Правда, там она прожила недолго и была вынуждена оттуда съехать.) Благодарность Родриго распространилась и на ее брата Алессандро, которого он сделал кардиналом. Остальные кардиналы называли Родриго кардиналом юбок; разумеется, только за глаза. А Джулию они прозвали Христовой невестой.

Эцио и Никколо спрыгнули на площадь, куда выходил фасадом дом Джулии. Поблизости стояли двое папских гвардейцев, на мундирах которых был вышит семейный герб делла Ровере: раскидистый дуб с широкими ветвями и корнями. Теперь к дубу прибавилась тройная тиара и ключи святого Петра. Эцио узнал этих людей. Полгода назад они были в мундирах Борджиа. Времена все-таки изменились, поскольку теперь они отсалютовали Эцио, а он ответил приветственным кивком.

– Кобели, – шепотом выругался Макиавелли.

– Людям нужна работа, – ответил Аудиторе. – Уж кто-кто, а ты должен это понимать и не раздражаться по пустякам.

– Идем.

Поскольку они заранее не уведомили о своем приходе, ассасинам пришлось долго убеждать слуг в плащах с гербом Фарнезе – шесть синих лилий на желтом фоне – впустить их. Однако Эцио знал, что синьора сейчас дома.

Джулия приняла их в гостиной, обставленной куда менее кричаще и с куда большим вкусом, чем у Ванноццы. В свои тридцать Джулия сохранила обаяние юности. Красоту дополнял природный ум. Невзирая на их неожиданный приход, хозяйка сразу же приказала подать мускат и медовые пряники.

Вскоре выяснилось, что она ничего не знает. Знакомство с мерзопакостным семейством Борджиа (как называл их Макиавелли) ничем ее не запятнало. Никколо понял, что все это Джулия оставила в прошлом. В свое время она была весьма дружна с Лукрецией, но, когда Эцио спросил ее об этом, синьора Фарнезе и здесь оказалась чиста.

– Я видела в ней только хорошее. Думаю, она попала под губительное влияние отца и брата. Я благодарю Бога, что Он избавил ее от обоих. Если бы Пьетро встретился ей раньше… Они были родственными душами. Возможно, Пьетро увез бы ее в Венецию и уберег от ее темных сторон.

– Вы по-прежнему видитесь с Лукрецией?

– Увы, Феррара слишком далеко от наших краев. Мне хватает хлопот с Карбоньяно. Даже дружеские отношения способны умирать, уважаемый Эцио Аудиторе.

Перед мысленным взором ассасина мелькнуло лицо Катерины Сфорца. У него защемило сердце.

День давно перевалил на вторую половину. Выйдя от Джулии, Эцио и Никколо сразу же попытались выяснить, нет ли за ними слежки. На сей раз ее не было.

– Нужно воспользоваться Яблоком, – снова сказал Макиавелли.

– Сегодня только первый из трех дней поисков. Мы должны научиться доверять себе и своему разуму, а не полагаться на поводыря, вдруг попавшего к нам.

– И все-таки время нас поджимает.

– Никколо, у нас с тобой на сегодня запланирован еще один визит. А там посмотрим.

Шарлотта д’Альбре занимала роскошную виллу в квартале Пинчиано. Привратник заявил, что госпожи Шалю, герцогини Валентинуа нет дома. Уставшие и потерявшие терпение, Эцио и Никколо попросту оттолкнули его и прошли внутрь. Через окно бельэтажа они увидели Шарлотту, поглощенную сборами. Полупустая гостиная была уставлена тяжелыми сундуками, полными дорогого белья, книг и украшений. В углу играла с деревянной куклой четырехлетняя Луиза – единственный законный ребенок Чезаре. Вид у малышки был смущенный и даже испуганный.

– Мне противна ваша назойливость! – не поздоровавшись, холодно сказала им светловолосая герцогиня.

В ее темно-карих глазах полыхал сердитый огонь.

– У нас есть разрешение его святейшества папы, – ответил Эцио, потрясая пустым свитком, снабженным внушительной печатью. – Вот документ.

– Ублюдки! – все с той же холодностью произнесла Шарлотта. – Если вы думаете, будто я знаю, куда упекли Чезаре, то вы просто глупцы. Я не желаю когда-либо увидеть его снова и молю Бога, чтобы ни одна капелька его sang maudit не попала в жилы моей невинной малышки.

– Мы разыскиваем еще и Микелетто, – не обращая внимания на ее злые слова, сообщил Никколо.

– Откуда мне знать, где сейчас этот каталонский крестьянин? – презрительно поморщилась Шарлотта.

– Ваш муж наверняка рассказывал вам о том, каким образом он совершит побег, если его арестуют, – предположил Макиавелли. – Он зависел от вашей помощи.

– Вы так думаете? А вот я другого мнения! Возможно, Чезаре откровенничал о подобных вещах с одной из дюжин своих любовниц. Не удивлюсь, если одна из них наградила его malattia venerea!

– Так вы…

– Я не допускала его к себе с тех самых пор, как у него появились первые гнойники. Ему хватило ума держаться от меня подальше, а свои плотские страсти удовлетворять со шлюхами. Они родили ему одиннадцать детей. Для меня главное, что я чиста и моя дочь тоже. Как видите, я собираю вещи, чтобы уехать отсюда. Франция мне намного милее, чем этот римский вертеп. Я возвращаюсь в Ла-Мотт-Фёй.

– Значит, не в Наварру? – лукаво улыбаясь, спросил Макиавелли.

– Вы пытаетесь поймать меня на слове.

Шарлотта повернула к ним свое холодное худощавое лицо с ямочкой на подбородке. Кто-то считал это изъяном, а кто-то – пикантным дополнением, усиливающим красоту.

– Я не собираюсь ехать в ту дыру лишь потому, что мой брат женился на наследнице престола и стал королем.

– Ваш брат остается верным Чезаре? – спросил Эцио.

– Сомневаюсь. А почему бы вам не спросить у него самого? Все лучше, чем отнимать у меня время.

– Наварра слишком далеко от Рима.

– Верно. Потому я и предлагаю вам и вашему угрюмому приятелю поскорее туда отправиться… Время уже позднее. Мне надо собираться. Прошу вас уйти.

Тени на улицах становились все длиннее и гуще.

– День, потраченный зря, – посетовал Макиавелли.

– Я так не думаю. Мы узнали, что все эти женщины не поддерживают Чезаре и не защищают его, – возразил Аудиторе. – Более того, все они с ненавистью относятся к отцу и сыну Борджиа. Даже у Джулии не нашлось доброго слова о Родриго.

Никколо поморщился:

– А ты представь, что тебя трахает старик, годящийся тебе в деды.

– Но она соглашалась явно не из корыстных побуждений.

– Главное – мы так и не узнали, где Чезаре. Спроси у Яблока.

– Не сейчас. Пока мы должны пользоваться собственными мозгами и интуицией.

– Ладно, – вздохнул Макиавелли. – Слава богу, мозгами мы не обижены.

Откуда ни возьмись, к ним подбежал запыхавшийся шпион Никколо. Это был лысый человечек с беспокойными глазами и свирепым лицом.

– Бруно? – удивился и одновременно встревожился Макиавелли.

– Мастер, как хорошо, что я сумел вас найти, – выдохнул шпион.

– Что случилось?

– Сторонники Чезаре! Они послали своего шпиона следить за вами и господином Эцио.

– И?

– Пока вы ходили по своим делам, они захватили Клаудию!

– Мою сестру? – У Эцио внутри все похолодело. – Боже мой, как это произошло?

– Она была на площади возле собора Святого Петра. Возле ветхой деревянной колоннады, которую новый папа хочет снести.

– Дальше! – рявкнул Макиавелли.

– Они ее схватили, пока она давала распоряжения своим куртизанкам, чтобы вынюхивали сведения…

– Где она сейчас?

– У них есть логово в Прати – к востоку от Ватикана, вблизи него. Ее потащили туда.

Бруно скороговоркой рассказал, как найти место, где Клаудию держали в плену.

– Никколо, бежим туда! – сказал Эцио.

– По крайней мере, мы теперь знаем, где у них логово, – как всегда, сухо констатировал Макиавелли.

И вновь они бежали по крышам, перепрыгивая через улицы и переулки, пока не достигли Тибра. Там они пересекли реку по Понте делла Ровере и продолжили путь к логову сторонников Чезаре.

Место, указанное Бруно, представляло собой обветшавшую виллу. Она стояла чуть к северу от рынка Прати. Щербатые стены, обвалившаяся штукатурка, но при этом – новенькая дверь, окованная железом, и новые железные решетки на окнах. Чувствовалось, их ставили и красили совсем недавно.

Прежде чем Никколо успел его остановить, Эцио кулаком постучал в дверь.

В ней открылось маленькое квадратное отверстие. Блеснул чей-то глаз. Затем дверь вдруг бесшумно распахнулась на щедро смазанных петлях.

Аудиторе и Макиавелли очутились в пустом внутреннем дворе. Тот, кто открыл им дверь, тут же ее захлопнул и исчез. Дверь, находившаяся напротив входной, была открыта. Над ней висело потрепанное знамя с изображением красного быка на золотистом поле.

– Западня, – лаконично произнес Макиавелли. – Какое у тебя оружие при себе?

У Эцио был его верный отцовский скрытый клинок, меч и кинжал. Никколо захватил с собой легкий меч и стилет.

– Входите, синьоры. Вы у нас желанные гости, – послышался чей-то бесплотный голос.

Эцио задрал голову. На стене с открытой дверью, намного выше ее, было окошко.

– Что же вы мешкаете? По-моему, нам есть о чем поговорить.

– Папа знает о нашем местонахождении, – крикнул в ответ Макиавелли. – Вы обречены. Сдавайтесь. Дело, которому вы служите, мертво.

Ответом ему был шелестящий смех.

– Вы в этом уверены? А вот я сомневаюсь. Но все равно входите. Мы знали, что вы заглотите наживку. Вот уже год, как Бруно работает на нас.

– Бруно?

– Вероломство передается по наследству, и дорогой Бруно – не исключение. Ему хотелось всего-навсего чуть больше денег, чем вы ему платили. Он достоин лучшей доли. Он сумел обманом завлечь Клаудию сюда, пообещав встречу с английским кардиналом. Как вы знаете, англичане занимают выжидательную позицию. Это у них в крови. Клаудия рассчитывала склонить его на вашу сторону и выудить какие-нибудь полезные сведения. Бедняге кардиналу Шейкшафту не повезло: его переехала карета и он скончался на месте. Но ваша сестра, Эцио, жива. Уверен, вам не терпится ее увидеть.

Аудиторе и Макиавелли переглянулись.

– Calma, – шепнул ему Никколо.

У Эцио бурлила кровь. Целый день он разыскивал логово сторонников Чезаре. И на тебе! Ему указали точное место. Но какой ценой!

Он сжал кулаки, почти до крови впившись ногтями в ладони.

– Ублюдки! Где она? – крикнул он.

– Входите.

Ассасины осторожно прошли в открытую дверь и попали в тускло освещенный зал. Посередине возвышался постамент с бюстом папы Александра VI (Макиавелли предположил, что это работа скульптора Адкиньоно). Грубые черты лица, крючковатый нос, слабый подбородок, пухлые губы. Полное сходство с оригиналом. Мебели в зале не было. Здесь, как и во дворе, имелись три двери, из которых открыта была лишь противоположная входной. Войдя в нее, Эцио и Никколо очутились в другом, столь же тускло освещенном помещении. Там стоял стол, полный ржавых хирургических инструментов, разложенных на грязной тряпке. Подрагивающее пламя единственной свечи придавало им особо зловещий вид. Рядом, на стуле, сидела полураздетая Клаудия с кляпом во рту. Она была связана. Лицо и обнаженную грудь покрывали ссадины.

Из сумрака, который окутывал заднюю стену, вышли трое. За ними виднелись силуэты еще нескольких мужчин и женщин. На одежде троих красовались потрепанные нашивки с гербом Борджиа. Все были вооружены до зубов.

Клаудия и Эцио разговаривали глазами. Ей удалось шевельнуть клейменым пальцем, показывая, что даже под пытками она не выдала тайн братства. Сестра была настоящим ассасином. И почему прежде он в ней сомневался?

– Мы знаем, Эцио, как вы дорожите своими близкими, – сказал главарь сторонников Чезаре – костлявый человек лет пятидесяти. Эцио видел его впервые. – Когда-то вы не сумели спасти вашего отца и братьев. Ваша матушка нас не интересует, поскольку ей и так осталось недолго. Но сестру вы еще можете спасти. Правда, она уже не первой молодости, да и детей ей почему-то Бог не послал. Может, вы решите, что игра не стоит свеч.

– Что вам надо? – едва сдерживаясь, спросил Эцио.

– Вы хотели спросить, что нам надо в обмен? Я хочу, чтобы вы покинули Рим. Почему бы вам не отправиться в Монтериджони и не заняться восстановлением этого милого городка? Становитесь землевладельцем. А игру под названием «власть» оставьте тем, кто знает в ней толк.

Эцио плюнул ему под ноги.

– Как невежливо, – сказал костлявый.

Он схватил Клаудию за волосы, достал небольшой нож и полоснул ей по левой груди.

Клаудия закричала.

– В данный момент она – подпорченный товар. Но я уверен, ваша нежная братская забота быстро залечит ей раны.

– Сестру я освобожу, а потом я убью тебя. Медленно.

– Послушай, Эцио Аудиторе!.. Я дал тебе шанс, а ты вздумал мне угрожать. Ты не в том положении, чтобы угрожать. Если кто здесь и наделен правом убивать, так это я. Забудь про Монтериджони. Такой утонченной даме, как госпожа Клаудия, жить там явно не по нраву. Ты никуда не поедешь. Ты умрешь здесь.

Сообщники костлявого приблизились, выхватив мечи.

– Говорил тебе: нас заманили в западню, – сказал Макиавелли.

– По крайней мере, мы нашли этих тварей, – ответил Аудиторе, глядя другу в глаза. – Держи! – Он бросил Макиавелли несколько отравленных дротиков. – Пустишь в дело.

– Ты не говорил мне, что подготовился.

– А ты не спрашивал.

– Спрашивал.

– Помолчи.

Сообщники костлявого надвигались на ассасинов. Эцио присел на корточки. Костлявый приставил нож к горлу Клаудии.

Эцио и Никколо одновременно выхватили мечи. В другой руке у каждого застыл отравленный дротик. Через мгновение дротики нашли свои цели.

Сторонники Борджиа гибли один за другим, встречаясь с кинжалом и мечом Макиавелли. Кто-то еще пытался с ним сражаться, но их выучка не шла ни в какое сравнение с выучкой ассасинов. Численное преимущество, на которое рассчитывали эти люди, их не спасло.

У Эцио была единственная задача – убить костлявого раньше, чем он перережет Клаудии горло. Прыгнув, Аудиторе схватил противника за шею, однако тот, верткий, как угорь, сумел выскользнуть и отскочить в сторону, не выпуская своей жертвы.

Наконец Эцио удалось повалить костлявого на пол, схватить его правую руку и так ее повернуть, что острие ножа уперлось в яремную вену мерзавца.

– Смилуйся, – забубнил костлявый. – Я служил делу, которое считал истинным.

– А много ли милосердия видела от тебя моя сестра? – спросил Аудиторе. – Грязная скотина! Сейчас ты умрешь.

Эцио было незачем выдвигать скрытый клинок.

– Я тебе обещал медленную смерть, – сказал он, опуская нож к паху костлявого. – Но каплю милосердия я тебе все же подарю.

Эцио взмахнул ножом и перерезал костлявому горло. У того изо рта хлынула кровь.

– Мерзавец! – задыхаясь, произнес костлявый. – Ты все равно погибнешь от руки Микелетто!

– Requiescat in расе, – произнес Эцио, отпуская голову костлявого.

На этот раз он не особо верил в произносимые им слова.

Вокруг валялись тела убитых и умирающих сторонников Чезаре. Эцио и Никколо поспешили развязать толстые веревки, которыми была крепко связана Клаудия.

Ее избивали, и сильно, но даже у этих мерзавцев имелась запретная черта. На честь сестры они не покусились.

– Эцио, – только и могла произнести освобожденная Клаудия.

– Ничего, сестренка. Все уже позади.

– Надеюсь.

– Идем. Нужно убираться из этого логова.

– Только осторожно.

– Разумеется.

Эцио подхватил сестру на руки. Мрачный Макиавелли пошел следом. Вскоре они уже были на улице, освещенной последними лучами заходящего солнца.

– Ну что ж, одно мы узнали наверняка: Микелетто жив, – заключил Никколо.

 

51

– Мы нашли Микелетто, – объявил Ла Вольпе.

– Где? – не скрывая нетерпения, спросил Эцио.

– Окопался в Дзагароло. Это к востоку от Рима.

– Едем туда и вытащим его из норы.

– Не торопись. У него там собраны отряды из городов Романьи, которые остаются верными Чезаре. Сражения не миновать, – предостерег Ла Вольпе.

– Я и не стремлюсь.

– Нужно подготовиться.

– Тогда займемся подготовкой. И немедленно!

Вечером Эцио, Никколо и Ла Вольпе устроили совещание на Тиберине. Бартоломео по-прежнему находился в Остии, ведя наблюдение за гаванью. Клаудия отлеживалась в «Цветущей розе», оправляясь после плена. Мать, невзирая на слабость, ухаживала за ней. Из добровольцев Эцио и воров Ла Вольпе можно было набрать сотню мужчин и женщин, умеющих сражаться. Аудиторе считал, что этой силы вполне достаточно и потому незачем отзывать кондотьеров.

– Он занял развалины Ludus Magnus – древней школы гладиаторов. Там сосредоточены две с половиной сотни его солдат.

– Он что-то затевает? – спросил Эцио.

– Понятия не имею, – пожал плечами Ла Вольпе. – Быть может, рассчитывает прорваться на север и соединиться с французами. Черт его знает.

– Любые его замыслы нужно задавить в зародыше.

Едва начало светать, Эцио с отрядом всадников выехали в Дзагароло. Ехать было не слишком далеко, и к восходу солнца они уже окружили лагерь Микелетто. В левой руке, на которую, конечно же, был надет наруч, Эцио сжимал арбалет. К правой он прикрепил клинок, впрыскивающий яд. Пощады не будет никому, хотя Микелетто он рассчитывал захватить живым.

Солдаты Корельи отчаянно сопротивлялись, но численное преимущество их не спасло. Отряд Аудиторе одержал победу, круша противников, будто солому.

Не обращая внимания на раненых, убитых и умирающих, Микелетто отбивался до последнего. Этому мерзавцу нельзя было отказать в храбрости.

– Микелетто да Корелья, мы берем тебя в плен, – объявил Макиавелли. – Больше ты не будешь поганить наш народ своими гнусными замыслами.

– Оковы меня не удержат, – огрызнулся Микелетто. – Еще меньше они могут удержать моего господина.

И тем не менее оковы надежно удерживали его на всем пути до Флоренции. Там Микелетто поместили в башню Синьории, в ту же камеру, где провел свои последние часы Джованни Аудиторе, отец Эцио. Допрашивал Микелетто губернатор Флоренции Пьеро Содерини вместе со своим другом и советником Америго Веспуччи. На допросах присутствовал и Макиавелли. Допросы чередовались с пытками. Микелетто молчал. Тогда от него на время отступились, оставив гнить в камере. Всем казалось, что с ремеслом убийцы для Микелетто покончено навсегда.

Эцио меж тем возвратился в Рим.

– Никколо, я знаю, твое сердце всегда принадлежало Флоренции, – сказал он другу при прощании. – Но я буду по тебе скучать.

– Я не только флорентиец, но в первую очередь – ассасин, – ответил Макиавелли. – И на первом месте у меня всегда будет стоять братство. Если тебе понадобится моя помощь, дай знать, и я тут же явлюсь на подмогу. И потом, – хмуро добавил он, – я еще не теряю надежды выбить важные сведения из этого злодея.

– Удачи тебе, – пожелал ему Аудиторе.

Эцио сомневался, что они сумеют развязать язык Микелетто. При всем своем злодействе этот человек имел отменную силу воли.

 

52

– Эцио, да выкинь ты Микелетто из головы, – сказал Леонардо.

Их разговор происходил в римском кабинете Эцио.

– В Риме сейчас спокойно, – продолжал художник. – Папа силен. Он сумел подчинить своей власти Романью. Он счастливо сочетает в себе воина и служителя Бога. Возможно, под его властью Италия наконец-то обретет долгожданный мир. Правда, наш юг остается подвластным испанцам, но Фердинанд и Изабелла – наши друзья.

Эцио знал, что Леонардо был счастлив получить новую должность. Папа Юлий взял его к себе военным инженером, и художник вовсю трудился над новыми замыслами, которых у него всегда было в избытке. Временами он тосковал по своему дорогому Милану, остававшемуся в руках французов. Если же у него портилось настроение и начинала одолевать тоска, он заговаривал об отъезде в Амбуаз, где его всегда были готовы принять с распростертыми объятиями и снабдить всем необходимым для спокойной жизни и плодотворной работы. Леонардо не раз говорил, что отправится туда, как только выполнит все поручения папы Юлия.

Стоило Эцио услышать о Романье, его мысли тут же обращались к Катерине Сфорца, которую он любил до сих пор. В письме, полученном от нее, Катерина сообщала, что у нее теперь роман с флорентийским послом. Ее жизнь по-прежнему оставалась неупорядоченной. Несмотря на поддержку Юлия, жители Форли изгнали ее из города. Они не могли простить Катерине жестокость, проявленную при подавлении мятежа против ее второго мужа – вздорного упрямца Джироламо. Она отправилась во Флоренцию, где нынче и жила в изгнании, потихоньку старея. В первое время Эцио часто писал ей. Поначалу его письма были сердитыми, затем протестующими и, наконец, умоляющими. Катерина не ответила ни на одно из них. Аудиторе не оставалось ничего иного, как признать, что он был просто пешкой в ее игре и что им не суждено когда-нибудь увидеться снова.

Таковы отношения между мужчинами и женщинами. Счастливые длятся долго, но очень часто бывает, что отношения прерываются навсегда. И тогда вместо глубокой близости наступает пустота.

Эцио чувствовал себя униженным и уязвленным, но времени горевать у него не было. Он по-прежнему занимался сплочением рядов братства и поддержанием ассасинов в постоянной готовности. Эта работа занимала все его время.

– А я считаю, что, пока Микелетто жив, он не оставит мыслей об освобождении Борджиа и о попытках вернуть Чезаре былую власть, – сказал Эцио.

Леонардо едва слушал своего старого друга. Его занимало охлаждение отношений с Салаи – человеком слабым и вялым.

– Из камер Синьории еще не было ни одного побега, – сказал Леонардо.

– Почему Содерини и остальные до сих пор не казнили Микелетто?

– Наверное, еще надеются заставить его говорить. Хотя я сомневаюсь в успехе их попыток, – признался Леонардо. – В любом случае могущество семейства Борджиа осталось в прошлом. С ними покончено. А тебе нужно отдохнуть. Почему бы тебе не взять твою несчастную сестру и не вернуться в Монтериджони?

– Клаудия полюбила Рим. Сейчас она ни за что не согласится уехать в провинциальный городишко. Да и дом братства теперь здесь.

В жизнь Эцио вошло новое горе. Болезнь Марии окончилась смертью. Клаудия, пережив похищение сторонниками Чезаре, отошла от дел. Бордель попал под управление шпионской сети папы Юлия. Там появились новые куртизанки. Братству это очень не нравилось, и Ла Вольпе написал своему собрату Антонио в Венецию, попросив прислать сюда Розу, которая взяла бы бордель в свои руки. Роза теперь была зрелой женщиной, не такой худенькой, как когда-то, но в ее глазах пылал тот же неукротимый огонь, что и в дни их с Эцио молодости. Пожалуй, лучшей замены нельзя было и желать.

А вопрос о судьбе Яблока так и не был решен.

Эцио знал, что с приходом Юлия очень многое изменилось. Но когда его в очередной раз вызвали в Ватикан для разговора с папой, он никак не ожидал услышать следующие его слова:

– Знаете, Эцио, я заинтригован удивительной вещицей, которая есть у вас, – сказал Юлий, как всегда обходясь без вежливых предисловий.

– О какой вещице речь, ваше святейшество?

Папа улыбнулся:

– Не надо пытаться играть со мной в игры, дорогой Эцио. У меня есть свои источники, из которых я узнал, что вы владеете предметом, называемым Яблоком. Сей предмет вы несколько лет назад нашли в склепе под Сикстинской капеллой. И насколько я знаю, это Яблоко обладает громадной силой.

Ум Эцио пришел в лихорадочное движение. Откуда Юлий узнал про Яблоко? Может, от Леонардо? Леонардо иногда бывал удивительно наивен. К тому же он очень хотел получить новое назначение.

– Яблоко было вручено мне на хранение… силой из Древнего мира, стремившейся нам помочь. Мне трудно вам это объяснить. Но силы самого Яблока действительно громадны, и они меня пугают. Мне думается, современное человечество еще не готово к тому, чтобы мудро ими пользоваться. У него есть и другое название – Частица Эдема. Я не знаю, сколько всего было таких Частиц. Какие-то утрачены навсегда, другие, возможно, надежно спрятаны.

– Судя по вашим словам, Яблоко способно приносить пользу. Что оно может?

– Яблоко обладает способностью управлять людскими мыслями и желаниями. Но это еще не все. Оно может рассказывать о совершенно немыслимых вещах и событиях.

Юлий задумался.

– Похоже, это Яблоко могло бы оказаться полезным и для меня. Очень даже полезным. Но его же могли бы использовать и против меня, попади оно в руки моих противников.

– Семейство Борджиа пыталось поставить Яблоко себе на службу, чтобы добиться абсолютного господства. Но эти господа не умели с ним обращаться и отдали его Леонардо для исследований. К счастью, да Винчи утаил от них самые опасные возможности Яблока.

Папа снова погрузился в раздумья.

– В таком случае лучше оставить Яблоко вашему попечительству, – наконец сказал он. – Если вам его вручили могущественные древние силы, было бы дерзко и глупо забирать его у вас.

Юлий снова задумался.

– Мне кажется, когда вы почувствуете, что больше не нуждаетесь в помощи Яблока, вам следует спрятать его в надежном месте. И возможно, если желаете, оставить что-то вроде ключа для достойных потомков – быть может, по вашей линии… Пожалуй, так было бы даже лучше, ибо только ваши потомки знали бы секрет ключа. Возможно, будущим поколениям однажды вновь понадобится сила и помощь Яблока. А сейчас я искренне убежден – быть может, это Господь меня наставляет, – что никто не обеспечит сохранность Яблока лучше вас, Эцио Аудиторе. Вы обладаете каким-то особым свойством или чертой характера, позволяющими вам пользоваться силой Яблока разумно и с полной ответственностью.

Эцио молча поклонился, но в душе он отдавал должное мудрости Юлия и целиком соглашался с суждениями папы.

– Кстати, я предпочитаю закрывать глаза на сердечного дружка Леонардо… как того зовут? Кажется, Салаи? Мне он видится очень скользким. Жаль, что художник ему доверяет. Если не обращать внимания на маленькую слабость синьора да Винчи, он – просто гений. А вы знаете, что он создал для меня особые доспехи? Легкие, но такие, что пуля их не пробивает. Даже не знаю, откуда он черпает свои замыслы.

Эцио сразу подумал об оружии, воссозданном Леонардо по чертежам из Кодекса, и мысленно улыбнулся. Создав наруч, да Винчи без труда мог создать и доспехи с такими же свойствами. Теперь понятно, откуда папа узнал о существовании Яблока. Юлий не просто так заговорил о Леонардо. К счастью, Салаи был в большей степени глупцом, нежели мошенником. Но Эцио решил, что обязательно установит слежку за любимцем Леонардо, а в случае необходимости уберет Салаи.

Эцио хорошо помнил значение странного имени любовника Леонардо – «маленький сатана».

 

53

Вскоре после аудиенции у папы Эцио оказался в мастерской Леонардо. Салаи там не было. Да Винчи о своем сердечном друге говорил крайне неохотно, сообщив лишь, что отправил Салаи с поручением в провинцию. Куда – этого было не вытянуть из Леонардо никакими расспросами и уговорами. Ничего, воры Ла Вольпе сумеют разыскать «маленького сатану». Чувствовалось, что художник сам ошеломлен и обескуражен. Возможно, теперь научится держать язык за зубами и не рассказывать всего даже своему любовнику. Он понимал: для ассасина секреты братства важнее дружбы. К счастью для Леонардо, Эцио по-прежнему считал его своим другом и ценил его помощь, о чем не преминул сказать. Но если важные сведения снова станут достоянием чужих ушей… незаменимых не существует.

Леонардо попытался загладить свою оплошность.

– Я тут опять думал о Чезаре, – с присущей ему эмоциональностью произнес он.

– Да?

– Я очень рад, что ты пришел. Я нашел человека, с которым тебе стоит встретиться.

– Он знает, где находится Чезаре?

«Если знает, тогда надобность в Микелетто отпадает, – подумал Эцио. – Если нет…» Ассасин был готов даже на такой отчаянный шаг, как организация побега из тюрьмы для Корельи. Сбежавший Микелетто наверняка приведет его к своему хозяину Эцио понимал, что в таком случае сильно рискует, но снова прибегать к помощи Яблока не хотел. Хранение Частицы Эдема доставляло ему все больше хлопот. Эцио начал видеть странные сны. Ему чудились неведомые страны, диковинные здания и механизмы… Затем он вспомнил виденный им замок в чужой стране. Сам замок был вполне обычным. Вот только где он стоит и имел ли вообще этот сон хоть какой-то смысл?

Слова Леонардо вывели Эцио из раздумий.

– Насчет того, известно ли ему местонахождение Чезаре, сказать не могу. Но человек этот был личным врачом Чезаре. Его зовут Гаспар Торелла. Некоторые его рассуждения показались мне интересными. Может, навестим его?

– Хороша любая зацепка.

Доктор Торелла жил на Аппиевой дороге. Эцио и Леонардо он принял в своем просторном кабинете, где с потолка свешивались пучки лекарственных трав, а также странные существа вроде сушеных летучих мышей и сушеных жаб. Был даже небольшой крокодильчик. Торелла был сухощав и немного сутул, однако выглядел моложе своих лет. Двигался он проворно, с юркостью ящерицы. В глазах за стеклами очков светился живой ум. Он тоже был выходцем из Испании, но отличался безупречной репутацией, благодаря которой папа Юлий его не тронул. Тореллу интересовала только медицина. К политике он был равнодушен.

В данный момент его интересовала «новая болезнь», о которой он мог говорить часами.

– Ею страдали оба Борджиа: мой бывший хозяин и его отец Родриго. Болезнь и впрямь препротивная, особенно на последних стадиях. Я считаю, что она поражает не только тело, но и мозг. Возможно, она повлияла на разум Чезаре и нашего бывшего папы. Оба не знали чувства меры. Думаю, Чезаре и сейчас этим отличается… там, куда его поместили.

– У вас есть какие-либо догадки насчет того, куда его могли поместить?

– Полагаю, что как можно дальше от Рима и в такое место, откуда он вовек не сумеет бежать.

Эцио вздохнул. Эти банальности он знал и до встречи с Тореллой.

– Я назвал эту болезнь morbus gallicus – «французской болезнью», – вновь вскочил на любимого конька врач. – Даже нынешний папа страдает ею на ранних стадиях, и я его лечу. Разумеется, болезнь эта заразная. Мы полагаем, что к нам ее завезли моряки Колумба. Возможно, и моряки Веспуччи тоже. Началась она лет семь или восемь назад, когда их корабли вернулись из Нового Света.

– В таком случае почему ее назвали «французской болезнью»? – спросил Леонардо.

– Я ни в коем случае не хотел оскорбить итальянцев. Португальцы и испанцы – наши друзья. У меня были основания для такого названия, поскольку впервые болезнь обнаружили среди французских солдат в Неаполе. Начинается она с язв и гнойников на гениталиях, но по мере развития способна обезобразить руки, спину, лицо и вообще всю голову. Я лечу ее ртутью: растворами для приема внутрь и ртутными мазями. Однако вряд ли я нашел действенное лекарство…

– Это все, конечно, очень интересно, – перебил Тореллу Аудиторе. – Но убьет ли она Чезаре?

– Этого я не знаю.

– В таком случае я должен его найти.

– Потрясающе! – воскликнул Леонардо, все мысли которого были поглощены новым открытием.

– Я параллельно работаю и над другой задачей, – сообщил Торелла. – Она еще интереснее.

– Над какой, если не секрет? – загорелся Леонардо, почувствовав родственную душу.

– Я пытаюсь исследовать сохранение и передачу человеческой памяти. Она передается по наследству, из поколения в поколение, как болезнь. Мне хочется думать, что я найду лекарство от morbus gallicus, однако эта гостья явно задержится у нас на несколько веков.

– Что заставляет вас так думать? – спросил Эцио.

Его почему-то взбудоражили слова врача о передаче памяти из поколения в поколение.

– Потому что я считаю: заражение происходит прежде всего через совокупление. Совсем отказаться от него невозможно, ибо тогда род человеческий вымрет.

– Спасибо, доктор, что согласились нас принять, – сказал Эцио, которому не терпелось поскорее уйти.

– Не стоит благодарности, – ответил Торелла. – Кстати, если вы всерьез вознамерились разыскать моего бывшего хозяина, думаю, вам было бы небесполезно обратить свои взоры на Испанию.

– На Испанию? Где именно в Испании?

Врач развел руками:

– Чезаре – испанец, как и я. Почему бы нашим властям не отправить его на родину? Конечно, это всего лишь догадка. Сожалею, что не могу сказать ничего определенного.

«Это все равно что искать иголку в стоге сена», – подумал ассасин. Но это определенно было начало.

 

54

Эцио уже не держал в строгом секрете местонахождение своего жилища, однако все равно лишь немногие знали, где он живет. В том числе Макиавелли. Он поднял Аудиторе с постели в четыре часа утра, громко и настойчиво постучав в окно.

– Никколо? Как ты здесь очутился? – спросил Эцио, у которого сон как рукой сняло.

– Какой же я был дурак!

– Что случилось? Ты же писал, у тебя во Флоренции полно дел. Ты не собирался возвращаться так скоро.

Чутье безошибочно подсказывало Эцио: если Никколо вдруг объявился в Риме, значит случилось что-то ужасное.

– Какой же я был дурак! – повторил Макиавелли.

– Что происходит?!

– Я по своей самоуверенности оставил Микелетто в живых, – вздохнул Никколо. – Поместил его в самую надежную камеру, намереваясь продолжать допросы.

– Хватит каяться. Лучше скажи, что заставило тебя примчаться в Рим?

– Он сбежал! Накануне казни!

– Сбежал из Синьории? Как?

– Ночью сторонники Борджиа влезли на крышу башни, убили двух караульных, затем спустили веревку. Священник, принимавший у него последнюю исповедь, тоже оказался тайным пособником Борджиа. Сегодня этого святого отца сожгут у столба. Так вот, он под сутаной пронес в камеру напильник и передал Микелетто. Тот выпилил всего один прут оконной решетки, протиснулся и схватился за веревку Ты же знаешь, какой он сильный. Когда наконец подняли тревогу, Микелетто и след простыл.

– Мы должны его найти, а… – Эцио умолк, увидев в случившемся столь нужную ему зацепку. – А когда обнаружим, проследить, куда он отправится. Не исключено, что он приведет нас к Чезаре. Корелья до безумия предан Борджиа, поскольку понимает: без поддержки Чезаре сам он – пустое место.

– Сейчас отряды легкой кавалерии по моему приказу прочесывают местность, пытаясь его выследить.

– Но в стране осталось предостаточно сторонников Борджиа. Если кто-то вызволил его из тюрьмы, наверняка найдутся те, кто надежно его спрячет.

– Думаю, он в Риме, – сказал Макиавелли. – Потому я и помчался сюда.

– Почему в Риме?

– Мы стали чересчур благодушными. Обрадовались, уничтожив одно гнездо приспешников Борджиа. А ведь наверняка есть и другие. С их помощью Микелетто попытается добраться до Остии и сесть на корабль.

– В Остии сейчас Бартоломео. Он пристально следит за гаванью. Никто не проскочит мимо него и его кондотьеров. Я пошлю гонца, чтобы предупредил д’Альвиано.

– Как ты думаешь, куда может поплыть Микелетто?

– Куда же ему плыть, кроме родной Валенсии?

– Эцио, мы должны знать наверняка. Сейчас самое время воспользоваться Яблоком.

 

55

Оставив Макиавелли в другой комнате, Эцио вернулся в спальню, закрыл дверь и достал из тайника шкатулку с Яблоком. Надев перчатки, он открыл шкатулку, вынул Частицу Эдема и поместил на столик возле кровати. Потом сосредоточился. Прошло какое-то время, и Яблоко засветилось. Свет становился все ярче, пока вся спальня не оказалась залитой ярким холодным сиянием. На стене замелькали картины, поначалу туманные и неразличимые. Затем Яблоко показало Эцио замок, который он уже однажды видел.

– Я вижу странный далекий замок среди пустого коричневого ландшафта. Очень старый замок. Массивные наружные укрепления, четыре главные башни, а в центре – еще одна. Квадратная. По виду – совершенно неприступная, – рассказывал через дверь Аудиторе.

– Где находится этот замок? – допытывался Макиавелли. – Яблоко что-то говорит об этом?

– Да где угодно, – пробормотал Эцио. – Судя по местности, похоже на Сирию. Или… – Он вдруг вспомнил слова доктора Тореллы. – Испанию! – крикнул он Макиавелли. – Это Испания!

– Микелетто сейчас не может быть в Испании.

– Я уверен: он туда собирается.

– Даже если и так, мы не знаем, в какой части Испании находится этот замок. Спроси у Яблока еще раз.

Эцио снова сосредоточился, однако Яблоко показало ему ту же картину: основательно построенный замок на холме. Вокруг – городишко. Замку никак не меньше трехсот лет. Картина была одноцветной. Все дома, крепость и окрестные холмы были почти одинакового коричневого цвета. Эцио разглядел лишь одно цветное пятно – яркий флаг на шесте, укрепленном на крыше центральной башни.

Эцио сощурился, всматриваясь в этот флаг, и вскоре различил неровный крест на белом фоне в виде буквы «X».

У Эцио заколотилось сердце.

– Это же военный штандарт короля Фердинанда и королевы Изабеллы!

– Ты видишь их штандарт? – подавляя волнение, крикнул из другой комнаты Макиавелли. – Прекрасно. Теперь мы знаем страну. Но по-прежнему не знаем, в какой ее части стоит этот замок. Не знаем и почему Яблоко так упорно тебе его показывает. Может, Микелетто держит путь туда? Спроси еще раз.

Картина потускнела, сменившись другим городом на холме, обнесенным крепкими стенами. На одной из башен развевался белый флаг, перечеркнутый крест-накрест красными цепями. Внутри звеньев поле было не белым, а желтым. Это был флаг Наварры. Появилась третья, и последняя картина: большая, богатая гавань, корабли, скользящие по волнам, и отряды солдат. И опять – никаких подсказок о местонахождении второго города и гавани.

 

56

Налаженный механизм братства работал исправно. С помощью курьеров регулярно поддерживалась связь между опорными пунктами. Бартоломео начинало нравиться в Остии, а Пантасилея просто влюбилась в этот городок. В Венеции Антонио де Магианис по-прежнему все держал в своих крепких руках. Клаудия на время уехала во Флоренцию, к своей давней подруге Паоле – хозяйке роскошного борделя, когда-то вдохновившего Аудиторе при перестройке «Цветущей розы». А за порядком в Риме следили Ла Вольпе и Роза.

Ничто не мешало Эцио и Макиавелли отправиться на поиски Микелетто.

 

57

Леонардо отнюдь не горел желанием впускать Эцио и Никколо в свою мастерскую, но в конце концов все же не стал держать их на пороге и позволил войти.

– Лео, нам нужна твоя помощь, – признался Аудиторе, сразу заговорив о деле.

– Помнится, в прошлый раз ты был со мной не слишком любезен.

– Салаи не следовало рассказывать о Яблоке.

– Пошел в питейное заведение, выпил лишнего и сболтнул, чтобы набить себе цену. Большинство слушавших вообще ничего не поняли, но на его беду неподалеку сидел папский осведомитель. Салаи очень переживает, что так вышло.

– Где он сейчас? – спросил Эцио.

– Если вам нужна моя помощь, я хочу платы, – сказал Леонардо, расправляя плечи.

– О чем ты говоришь? О какой плате?

– Я хочу, чтобы вы оставили Салаи в покое. Он для меня очень много значит. Сейчас он молод, но со временем непременно помудреет.

– Этот твой Салаи – просто крысенок из сточной канавы, – вырвалось у Макиавелли.

– Так вам нужна моя помощь или нет?

Эцио и Никколо молча переглянулись.

– Ладно, Лео, будь по-твоему Но держи его на коротком поводке, или, ей-богу, в следующий раз мы не станем с ним церемониться.

– Договорились. А теперь – какая помощь от меня вам нужна?

– Что-то случилось с Яблоком. Оно словно утратило прежнюю точность. Могло что-то испортиться в его механизме? – спросил Макиавелли.

Да Винчи пощипал бороду:

– Оно у вас с собой?

Эцио достал шкатулку и с осторожностью поставил на стол.

Леонардо с не меньшей осторожностью разглядывал Яблоко.

– Я ведь даже не знаю, что оно собой представляет, – наконец признался он. – Оно опасно. Загадочно и таинственно. Яблоко обладает колоссальной силой, и управлять им умеет один лишь Эцио. Бог мне свидетель, в прежние времена, когда Яблоко находилось у Чезаре, я пытался управлять его силами, но достиг весьма скромных результатов.

Он помолчал.

– Вряд ли к Частице Эдема применимо слово «механизм». Будь я в большей степени ученым, чем художником, я бы сказал, что Яблоко обладает собственным разумом.

Эцио вспомнился голос, исходивший из Яблока. Что, если Леонардо прав?

– Микелетто сумел бежать, – хмурясь, сказал Аудиторе. – Нам нужно узнать, где он сейчас, и как можно быстрее. Мы должны выйти на его след, пока не стало слишком поздно.

– И что, по-вашему, он замышляет?

– Мы почти уверены, что Микелетто решил отправиться в Испанию, найти своего хозяина Чезаре и освободить его. Далее они попытаются вернуть себе власть. Мы должны им помешать, – сказал Макиавелли.

– А что Яблоко?

– Упорно показывает какой-то замок. Замок точно испанский, поскольку над ним развевается испанский флаг, но Яблоко не может или не хочет раскрывать его местоположение. Оно показало и другой город, тоже небольшой, с наваррским флагом, а еще – гавань. И ничего, что касалось бы Микелетто, – вздохнул Эцио.

– Вот что я думаю, – сказал Леонардо. – Чезаре никак не мог испортить Яблоко. Такое не под силу никому. Поэтому рискну предположить, что Яблоко… решило больше вам не помогать.

– Но почему оно… приняло такое решение?

– Спроси у него. Может, оно тебе ответит.

Эцио сосредоточился, и вдруг в его ушах зазвучала неземная музыка, высокая и удивительно гармоничная.

– Вы слышите? – спросил он у Никколо и Леонардо.

– Слышим что? – почти хором ответили они.

Вскоре к музыке добавился голос, который Эцио слышал раньше:

– Эцио Аудиторе, ты все делал правильно, но я более чем достаточно помогало тебе в твоем становлении. Теперь ты должен меня вернуть. Отнеси меня в склеп, который находится под Капитолийским холмом, и оставь там, где в будущем меня найдут члены братства. Однако торопись! Затем тебе нужно будет спешно отправиться в Неаполь, где Микелетто собирается отплыть в Валенсию. Эти сведения – мой последний подарок тебе. У тебя более чем достаточно своей силы, и ты больше во мне не нуждаешься. Я буду лежать в тайнике, пока не понадоблюсь будущим поколениям. Поэтому ты должен оставить им знак, указывающий место моего погребения. Прощай, наставник братства! Прощай! Прощай!

Яблоко погасло и снова превратилось в подобие дыньки, обтянутой кожей.

Эцио быстро пересказал друзьям услышанное.

– Неаполь? Почему Неаполь? – спросил Леонардо.

– Потому что Неаполь – это испанская территория и на нее наши законы не распространяются.

– И потому, что Микелетто каким-то образом узнал про слежку Бартоломео за гаванью Остии, – добавил Эцио. – Нельзя терять ни минуты. Никколо, пошли!

В сумерках Макиавелли и Аудиторе отнесли шкатулку с Яблоком в катакомбы под Колизеем. Их путь лежал через жуткие, мрачные развалины Золотого дома императора Нерона. Освещая себе дорогу факелами, они двинулись дальше по лабиринту туннелей под древнеримским Форумом и достигли места вблизи церкви Сан-Никола ин Карчере. Там, в склепе, они нашли потайную дверь, за которой находилось небольшое сводчатое помещение с постаментом посередине. Они поставили шкатулку на постамент и вышли. И сразу же, словно по волшебству, дверь исчезла из виду. Но, помня ее местоположение, они рядом нарисовали тайные священные символы, понятные лишь члену братства. Те же символы они рисовали через равные промежутки на всем обратном пути, пока вновь не оказались под Колизеем, с которого началось их подземное путешествие.

Выйдя на поверхность, Эцио и Никколо вновь отправились к Леонардо. Тот упрямо заявил, что поедет вместе с ними. Наняв лошадей, они во весь опор поскакали в Остию, где сели на корабль. Им предстояло долгое плавание вдоль берега на юг, в Неаполь. Туда они прибыли 24 июня 1505 года, в сорок шестой день рождения Эцио.

В сам Неаполь – шумный, раскинувшийся на холмах – они не пошли, а остались в гавани. Чтобы сберечь время, разделились, и каждый отправился на поиски в одиночку Их окружали пестрые, крикливые толпы: моряки, торговцы и путешественники. Кто-то с аппетитом закусывал рыбой, кто-то расспрашивал про отправку каравелл и шлюпов, а кто-то искал лодку попроще. Друзья заходили в таверны и бордели, внутренне негодуя на быстро текущее время. Но никто из встречавшихся им итальянцев, испанцев и арабов не мог ответить на вопрос: «Скажите, вам попадался высокий худощавый человек с огромными руками и шрамами на лице, который искал корабль до Валенсии?»

Где-то через час все трое собрались на главной пристани.

– Он обязательно поплывет в Валенсию, – стиснув зубы, сказал Эцио. – Больше ему плыть некуда.

– А если Микелетто вообще не появлялся в Неаполе? – спросил Леонардо. – Мы, считая, что он поплыл в Испанию, нанимаем судно до Валенсии, теряем дни и даже недели. Хуже всего, что к тому времени Микелетто успеет запутать следы.

– Ты прав.

– Яблоко тебе не солгало. Микелетто был здесь, а если нам повезло – все еще находится тут. Нам нужно разыскать людей, которые это знают наверняка.

К ним подошла улыбающаяся шлюха.

– Нас не интересуют твои утехи, – сердито бросил ей Макиавелли.

Она была миловидной блондинкой лет сорока: высокой, стройной, с темно-карими глазами, длинными красивыми ногами, маленькой грудью, широкими плечами и узкими бедрами.

– Но зато вас, кажется, интересует Микелетто да Корелья.

Эцио резко повернулся к ней. Шлюха была настолько похожа на Катерину что у него закружилась голова.

– Что ты знаешь? – спросил он.

– Сколько дашь? – жестко спросила она, но через мгновение снова нацепила привычную в ее ремесле улыбку. – Кстати, меня зовут Камилла.

– Десять дукатов.

– Двадцать.

– Двадцать? – зарычал Макивелли. – Да ты за неделю столько не заработаешь!

– Ты прям само очарование. Так вам нужны сведения или нет? Как погляжу, вы все сильно торопитесь.

– Пятнадцать, – согласился Эцио, доставая кошелек.

– Так-то лучше, дорогуша.

– Сначала информация, – сказал Макиавелли, видя, как Камилла потянулась за деньгами.

– Половину вперед.

Эцио отсчитал ей восемь дукатов.

– Щедрые вы синьоры, – усмехнулась Камилла. – Теперь слушайте. Микелетто был здесь минувшей ночью, которую провел со мной. Никогда еще заработок не доставался мне так тяжко. Он был пьян, издевался надо мной по-всякому, а под утро сбежал, ничего не заплатив. А что я могла потребовать? У него пистолет за поясом, меч и кинжал такой страшный. Ко всему прочему, от него жутко воняло, но денежки у него были. Я догадывалась, что он сбежит, и потому дождалась, когда он заснет, залезла к нему в кошелек и взяла причитающееся мне. Наши вышибалы двинулись за ним, но, сдается мне, затевать стычку побоялись и держались на приличном расстоянии.

– Ну и что? – раздраженно спросил Макиавелли. – Какая нам польза от твоих сведений?

– Не торопитесь. Наши парни выследили его. Должно быть, Микелетто заблаговременно нанял корабль, поскольку он прямиком двинул туда, где стояла каракка «Рассветная волна». Судно тут же подняло паруса и отчалило с утренним приливом.

– Расскажи, как он выглядел, – потребовал Эцио.

– Рослый, с громадными руками. Эти руки лапали мою шею, так что я вдоволь на них насмотрелась. Нос сломанный. Лицо в шрамах. Странные такие шрамы: кажется, будто он вечно усмехается. Говорил мало.

– Тогда как ты узнала его имя?

– Надо же было как-то к нему обращаться, вот я и спросила.

– И куда он поплыл?

– У нашего вышибалы оказался знакомый матрос среди тамошней команды. Тот ему и сказал.

– Куда?

– В Валенсию, – ответила Камилла.

В Валенсию. Микелетто отправился в свой родной город, являвшийся также и родиной семейства Борджиа.

Эцио протянул Камилле оставшиеся семь дукатов.

– Я тебя запомню, – сказал он шлюхе. – Если мы узнаем, что ты нам наврала, ты об этом пожалеешь.

Был полдень. Еще час ушел у друзей на поиски быстроходной каравеллы, капитан которой согласился бы перевезти их в Испанию за предлагаемую сумму. Еще два часа понадобилось, чтобы загрузить провиант и подготовить корабль к отплытию. Каравелла двигалась быстрее каракки, но смогла отчалить лишь с вечерним приливом. А море было бурным, и ветер дул в противоположную сторону.

– С днем рождения тебя, Эцио, – сказал Леонардо.

 

58

Силы судьбы тоже определенно были против них. Корабль шел быстро, но море постоянно штормило, а шквальные ветры пытались сломать паруса. Надежда догнать Микелетто еще в море быстро растаяла. Прошло целых пять дней, прежде чем их потрепанное бурями судно бросило якорь в гавани Валенсии.

Их встретил большой, шумный и совершенно незнакомый город. Никто из троих прежде здесь не бывал. Недавно построенное здание Шелковой биржи по своему великолепию соперничало с мавританской башней в Торренте, башнями-близнецами Торрес-де-Кварт и Дворцом генералитета. Валенсия была могущественным, процветающим каталонским городом и одним из важнейших портов на Средиземном море. На улицах, наряду с местными, было полно испанцев, голландцев, англичан и арабов, наполнявших воздух разноязыкой речью.

К счастью, «Рассветная волна» стояла на якоре почти рядом с местом, куда причалила каравелла. Капитаны обоих судов были друзьями.

– Привет, Альберто!

– Здравствуй, Филин!

Альберто был крепким мужчиной лет тридцати. Сейчас он стоял на палубе полуюта, наблюдая за погрузкой шелков и редких, дорогих сортов кофе для обратного плавания в Неаполь.

– Что, плавание было не из приятных?

– Brutissimo.

– Вижу по состоянию твоей посудины. Зато всю следующую неделю море обещает быть спокойным, а ветер – попутным. Вот я и тороплюсь вернуться назад.

– У меня вернуться так скоро не получится. Кстати, а когда ты приплыл?

– Пару дней назад.

– Что можете сказать о своем пассажире? – включился в разговор Эцио.

Альберто сплюнул:

– Che tipo brutto. Но заплатил хорошо.

– Где он сейчас?

– Исчез. Знаю, что какое-то время он болтался по городу и о чем-то расспрашивал. Но его здесь хорошо знают. И друзей у него много, как ни странно. – Альберто снова плюнул. – Не из самой лучшей публики.

– Я начинаю жалеть, что приплыл сюда, – прошептал Леонардо. – Жестокости – это не по моей части.

– А вы не знаете, куда он отправился из Валенсии? – спросил Эцио.

– Знаю только, что жил он на постоялом дворе «Одинокий волк». Поспрашивайте там.

Альберто рассказал, как туда добраться. Эцио, Никколо и Леонардо сошли на берег, намереваясь сразу же отправиться по указанному адресу.

– Только это место не для благородных синьоров, – мрачно добавил капитан.

– С чего вы решили, что мы благородные синьоры? – поинтересовался Макиавелли.

Альберто лишь пожал плечами.

Аудиторе впился глазами в оживленную пристань. Боковым зрением он увидел троих или четверых подозрительных личностей, которые явно наблюдали за ними. Это заставило его проверить наруч и скрытые клинки. Мешок он повесил через плечо, освободив руки на случай, если придется взяться за меч и кинжал. Заметив его приготовления, Макиавелли сделал то же самое. Да Винчи смотрел на них, не скрывая своего неодобрения.

Они покинули гавань, держась настороже, хотя подозрительные личности не шли за ними по пятам.

– Давайте и мы поселимся в «Одиноком волке», – предложил Эцио. – Там мы скорее сумеем разузнать о Микелетто.

Постоялый двор располагался на узкой, змеящейся улочке, находившейся в стороне от главных городских дорог. Улочка была застроена высокими, мрачного вида домами, но «Одинокий волк» оказался приземистым, невзрачным строением. Это место разительно отличалось от красивых новых домов, которые путешественники успели повидать по дороге сюда. Потемневшая входная дверь была открыта, но внутри было темно и мрачно. Эцио вошел первым, Леонардо – последним, всем своим видом показывая, как ему это неприятно.

Лишь пройдя половину вестибюля, они увидели длинный низкий прилавок. В это мгновение дверь захлопнулась, а из сумрака появилось не менее десяти фигур. У нападавших было не только численное преимущество – их глаза успели привыкнуть к темноте. С жуткими воплями они устремились к путешественникам. Эцио и Никколо мгновенно бросили свои мешки на пол и схватились за оружие. В сумраке заблестели лезвия мечей. Помещение было просторным и давало возможность отражать нападение с обеих сторон.

– Леонардо! – крикнул Эцио. – Лезь под прилавок и лови вот это!

Он бросил художнику свой меч. Тот поймал меч, но тут же выронил от страха и лишь затем подхватил снова. Эцио обнажил скрытый клинок, ударив им первого нападавшего. Лезвие клинка вошло тому в бок, пронзив кишки. Нападавший попятился, схватившись за живот. Его руки стали мокрыми от крови. Никколо вырвался вперед, высоко держа меч. Молниеносным ударом он всадил лезвие в горло своего первого противника, а кинжалом ударил в пах второго. Раненый с нечеловеческим криком повалился на пол, корчась от боли и напрасно пытаясь зажать рану. Макиавелли, едва взглянув, добил его, прекратив дальнейшие стоны.

Изумленные тем, что их засада не удалась, и неожиданным отпором, который оказали им предполагаемые жертвы, нападавшие временно отступили, но вскоре с удвоенной силой кинулись в новую атаку. Макиавелли ранили сзади в правую руку. Он вскрикнул, но Аудиторе был уже рядом. Лезвие скрытого клинка вошло нападавшему между глаз.

Следующим противником Эцио оказался рослый человек, от которого воняло тюремной соломой и застарелым потом. Громила сумел прокрасться к нему за спину и накинуть удавку на шею. Аудиторе задохнулся и выронил кинжал. Он вскинул руку, чтобы перерезать веревку, все сильнее сдавливающую горло. Подскочивший Макиавелли вонзил в гиганта свой меч. Тот вскрикнул от неожиданной боли. Однако Никколо бил наугад, и разбойник сумел его отшвырнуть. Но цель была достигнута: удавка ослабла, и Эцио сорвал ее с шеи.

Все нападавшие были в черных плащах. Они практически сливались с сумраком, и потому было невозможно определить, сколько их осталось в живых. Однако провал первоначального замысла, похоже, вызвал у них беспокойство и смятение.

– Перебейте их! – послышался грубый, раздраженный голос. – Их трое, а нас пятеро.

– Sancho dieron en el pecho! – крикнул другой, видя, как Эцио ударил тяжелым мечом в грудину своего очередного противника, расщепив ее, словно куриную грудку – Нас уже четверо против троих. Nos resplegamos!

– Нет! – возразил первый и приказал: – Aguantels mentres que m’escapi!

На каталанском говорил громила, пытавшийся задушить Эцио. Это в его тело въелась тюремная вонь. Микелетто!

Через мгновение входная дверь распахнулась настежь и тут же захлопнулась. Корелья сбежал. Его силуэт едва мелькнул на фоне дневного света. Эцио бросился за Микелетто, однако был остановлен одним из троих уцелевших. Тот занес у него над головой кривую саблю, собираясь со всей силой ударить по голове. Близость противника не позволяла действовать оружием. Тогда Эцио просто упал на пол и откатился на безопасное расстояние. Не встретив сопротивления, сабля опустилась ниже и со всей силой ударила того, кто ее держал, в пах. С диким воем нападавший отшвырнул саблю и повалился на пол, зажимая свое мужское достоинство и тщетно пытаясь остановить фонтан крови.

Оставшиеся двое попытались спастись бегством и сцепились у двери. Каждый стремился вырваться первым. Одному это удалось. Второму, уже раненному в сражении, Макиавелли поставил подножку. Человек упал. Художник, выскочив из укрытия, навалился на него, не давая подняться. Когда стало ясно, что он никуда не сбежит, Леонардо отошел в сторону, уступив место Эцио, который склонился над раненым, приставив к ноздре лезвие скрытого клинка.

– Я Эцио Аудиторе, наставник ассасинов. Скажи, куда отправился твой хозяин, и я сохраню тебе жизнь.

– Ни за что! – прохрипел раненый.

Эцио вонзил лезвие ему в ноздрю, намереваясь отрезать нос.

– Говори!

– Хорошо, скажу. Он собирался в Кастильо-де-ла-Мота.

– Зачем?

– В том замке содержится Чезаре.

Эцио еще глубже вонзил лезвие.

– Смилуйся! Я говорю правду, но знай: вам никогда нас не победить. Борджиа вернется к власти и железной рукой будет править Италией. Его армия двинется на юг и свергнет паршивую испанскую монархию. А потом Чезаре разгромит Арагонское и Кастильское королевства и станет правителем тех земель.

– Откуда тебе известно, где содержится Чезаре? Это строжайшая тайна, известная лишь папе Юлию, королю Фердинанду и их ближайшим советникам.

– Думаешь, у нас нет своих шпионов? Есть, и даже в Ватикане. У нас хорошие шпионы, и на этот раз они облапошили ваших.

Раненый вдруг вскинул правую руку. В ней был зажат маленький нож, острие которого было нацелено в сердце Эцио. Ассасин успел подставить левую руку. Нож ударился о металл наруча и скользнул на пол.

– Да здравствует королевский дом Борджиа! – крикнул раненый.

– Requiescat in расе, – ответил ему Эцио.

– Добро пожаловать в Валенсию, – пробормотал Леонардо.

 

59

Они прошлись по всем помещениям «Одинокого волка», не встретив ни души. Но более или менее сносные кровати здесь имелись. Время было позднее. Эцио и его спутники, утомленные плаванием и недавним кровавым побоищем с пособниками Микелетто, решили заночевать здесь. В кладовой нашлись вино и еда: хлеб, лук и колбаса. Даже Леонардо был настолько голоден, что не отказался от ужина.

Наутро Эцио поднялся рано. Ему не терпелось найти лошадей и отправиться в погоню за Микелетто. Филин – капитан их каравеллы – был в гавани, следя за починкой своего истрепанного бурями корабля. Он знал о существовании Кастильо-де-ла-Мота и как мог рассказал примерный маршрут. Филин сразу предупредил, что их ожидает многодневное изнурительное путешествие. Капитан помог раздобыть лошадей, однако на подготовку ушло еще двое суток, потому что пускаться в путь без запасов провизии было равносильно самоубийству. Им предстояло ехать на северо-запад, пересекая горные цепи Центральной Испании, где все горы были либо коричневого, либо бурого цвета. Не располагая картами, путешественники ехали от городка к городку, от селения к селению, сверяясь со списком названий, которым снабдил их Филин.

Выехав из Валенсии, после нескольких дней почти беспрерывной езды они достигли красивой гористой местности, раскинувшейся вокруг крошечного городка Куэнка. Там они сменили своих безнадежно загнанных лошадей на других. (Леонардо горячо сокрушался об участи несчастных животных.) Дальнейший путь привел их на совершенно плоскую Мадридскую равнину а потом и в сам королевский город. На подъезде к Мадриду их хотели ограбить местные разбойники, никак не ожидавшие, что вскоре будут бездыханными валяться на обочине. Оттуда Эцио и его спутники поехали дальше на север, в Сеговию, над домами которой возвышался замок Алькасар. Там они провели ночь в качестве гостей сенешаля королевы Изабеллы Кастильской.

Дальнейший путь вновь свел их с разбойниками – на сей раз мавританскими. Эти молодцы сумели каким-то образом ускользнуть от солдат короля Фердинанда и вот уже двенадцать лет промышляли разбоем. Фердинанд, король Арагонский, Сицилийский, Неаполитанский и Валенсианский, прославился созданием испанской инквизиции. Он же изгнал из страны евреев, что губительно сказалось на торговле и ремеслах. С помощью своего Главного инквизитора Томаса де Торквемады и через брак с уродливой Изабеллой он объединил Арагон с Кастилией, открыв путь к превращению Испании в единое государство. Амбиции Фердинанда распространялись и на Наварру. Эцио не представлял, как честолюбивые замыслы короля-фанатика аукнутся в стране, где у Чезаре было столько родственных связей, не говоря уже о том, что королем Наварры был француз, доводившийся Чезаре шурином.

Преодолевая усталость, трое путешественников ехали дальше, моля Бога, чтобы они успели расстроить замыслы Микелетто. Но при всей их спешке Корелья имел ощутимый выигрыш во времени.

 

60

Микелетто и небольшой отряд его сподвижников остановили лошадей и привстали в стременах, желая получше разглядеть Кастильо-де-ла-Мота. Он возвышался над городком Медина-дель-Кампо. В свое время крепость построили для защиты от мавров.

У Микелетто было хорошее зрение. Даже с такого расстояния он разглядел красный шарф, вывешенный Чезаре из окошка своей камеры, которая находилась на самом верхнем этаже центральной башни. Ее окно не имело решеток, поскольку еще никому не удалось бежать из Ла-Мота. Чтобы понять причину, достаточно было взглянуть на стены замка, возведенные в XI веке. Каменные плиты были настолько гладко отесаны и плотно пригнаны, что поверхность напоминала зеркало.

Хорошо, что они заранее уговорились насчет красного шарфа, иначе Микелетто пришлось бы потратить лишнее время, разыскивая камеру своего хозяина. Посредником выступал сержант караула. Когда-то этого сержанта в Валенсии переманили на сторону Борджиа. Один раз приняв подкуп, он сделался полностью зависимым от легких денег.

И тем не менее освобождение Чезаре было сопряжено с трудностями. У двери его камеры постоянно несли караул двое швейцарских гвардейцев из отряда, отправленного папой Юлием в Испанию. Эти гвардейцы были абсолютно неподкупными, и именно это было главной трудностью для Корельи.

Микелетто на глаз прикинул высоту башни – метров сорок или чуть больше. Он был человеком практичным, но ремесло накладывало свой отпечаток. Корелья умел убивать, а не находить выход из запутанных ситуаций. Поразмыслив, он решил воспользоваться своим излюбленным орудием – веревкой.

– Подъедем еще чуть поближе, – сказал он спутникам.

Все они нарядились охотниками. Привычная черная одежда сделала бы их заметными и могла вызвать подозрения. В отряде было десять человек, и у каждого, в числе прочего снаряжения, имелся моток веревки.

– Ближе не стоит, – возразил помощник Микелетто. – Караульные на парапетах нас увидят.

– Они увидят не нас, а обыкновенных охотников, едущих в Медину, чтобы пополнить запасы продовольствия. Не волнуйся, Джироламо.

Произнесенные слова навели Микелетто на новую мысль, за которую он и ухватился.

– Раз мы обыкновенные охотники, то поедем прямиком в город.

Ехать было около получаса. Все это время Микелетто, не отличавшийся разговорчивостью, вообще рта не раскрыл. Он продолжал думать, морща изборожденный шрамами лоб. У самых городских стен его лицо просияло.

– Стой, – велел он своим.

Те послушно остановились. Микелетто внимательно осмотрел лица сподвижников, будто видел их впервые. Самым младшим был восемнадцатилетний парень по имени Лука. У него еще даже борода не росла, а вздернутый нос придавал сходство с девушкой. Между тем он прекрасно умел убивать, и делал это хладнокровно.

– Достаньте ваши веревки и измерьте длину – отдал новый приказ Микелетто.

Все достали свои мотки. Длина каждого была три с половиной метра. Вместе – почти сорок, если Микелетто добавит свою веревку. Значит, Чезаре придется прыгать с высоты трех метров, но для него это пустяк.

Оставалось решить, каким образом передать веревку Чезаре. Здесь они надавят на Хуана, того самого сержанта караула, падкого до легких денег. Они знали его перемещения и часы дежурства. Этим займется Лука, который подозрения не вызовет. В остальных, хоть они и оделись охотниками, легко было распознать головорезов. Хуану нужно будет дать взятку. Микелетто всегда держал при себе двести пятьдесят дукатов на непредвиденные расходы. Десятая часть пойдет Хуану. Хватит с него за все услуги.

Сержант сумеет войти в камеру Чезаре и передать веревку. Швейцарцы ничего не заподозрят. Микелетто при необходимости мог бы состряпать и письмо с вполне официальной печатью для прикрытия.

Замок имел внушительные внешние стены. Спустившись вниз, Чезаре будет вынужден пройти по внутреннему двору и выйти через единственные ворота.

Им на руку играло то, что все назначение замка Ла-Мота нынче сводилось к охране единственного узника. Набеги мавров давным-давно канули в прошлое, и массивная крепость, по сути, стала ненужной. Со слов Хуана Микелетто знал: охрана Чезаре считалась работой легкой и непыльной.

Микелетто подумал, что Хуан мог бы устроить для Чезаре «смену белья». Отличная уловка, чтобы одурачить караульных. Трюк должен удаться. Иначе… иначе придется с боем пробиваться в замок и освобождать Чезаре силой.

– Лука, иди сюда. У меня для тебя есть дело…

Хуан запросил за все хлопоты пятьдесят дукатов.

Микелетто уломал его на сорок, хотя у него было мало времени на то, чтобы торговаться. Посредником в переговорах выступал Лука. Парню пришлось трижды сходить в замок. Вернувшись в третий раз, он сказал:

– Все устроено. Хуан согласился передать Чезаре веревку и одежду караульного. Он пойдет в камеру вместе с караульным, который понесет Чезаре ужин. Это будет в шесть вечера. Нести караул у ворот тоже будет Хуан. Он вызвался стоять на часах с полуночи до шести утра. От замка до города – пять минут ходьбы.

Левая нога Чезаре болела от язв «новой болезни». Не сказать чтобы сильно; просто тупая боль, заставлявшая его прихрамывать. В два часа ночи, переодевшись в мундир караульного, он крепко привязал один конец веревки к центральной створке окна своей камеры и постепенно стравил всю длину вниз. Затем он перекинул здоровую ногу через подоконник и схватился за веревку. Ночь была прохладной, но Чезаре взмок от пота. Он осторожно спускался, пока ноги не нащупали нижний конец веревки. Он разжал руки, пролетел последние три метра и оказался на земле, морщась от боли в левой ноге. Усилием воли Чезаре подавил боль. Хромая, он прошел пустынный внутренний двор, а потом и внешний. Караульные не обратили на него ни малейшего внимания, приняв за своего.

Все, кроме солдата у ворот. Чезаре насторожился, чувствуя, что малейшая оплошность может все испортить. Однако Хуан пришел ему на выручку.

– Ну что ты встрепенулся? – спросил сержант у караульного. – Стой себе. Мы сейчас сходим в караулку выясним, что к чему.

Свобода была так близка и в то же время еще очень далека.

– Не волнуйтесь, – шепнул Чезаре Хуан.

В караулке храпели двое солдат. Сержант растолкал одного из них.

– Доминго, просыпайся. У этого человека увольнительная в город. Наши забыли заказать соломы для конюшни. А солома нужна к рассвету, прежде чем конные выедут в утренний караул. Ты отведи парня к воротам, растолкуй караульным и скажи, чтобы открыли ворота и выпустили его.

– Слушаюсь!

Караульный вывел Чезаре за ворота, которые сразу же накрепко закрыли. Хромая, он пошел по залитой лунным светом дороге в город, радуясь прохладному ночному воздуху. Для Чезаре это был воздух свободы, которым он не дышал с 1504 года. С того самого времени, как его в цепях привезли и втолкнули в камеру. Ничего. Ему всего тридцать. Он наверстает упущенное. Он будет беспощадно мстить своим врагам, и в особенности – братству ассасинов. Он устроит им такую месть, что даже пытки и казни, учиненные Катериной Сфорца в Форли, покажутся забавой малых детей.

Он услышал фырканье лошадей, а потом почуял их запах. Чезаре поблагодарил Бога за своего верного пса Микелетто. Потом он увидел ожидавших его: черные силуэты на фоне церковной стены. Для него приготовили черную лошадь. Микелетто спешился и помог Чезаре забраться в седло.

– С возвращением на свободу, ваша светлость, – сказал Корелья. – Надо торопиться. Эцио Аудиторе – этот поганый ассасин – идет по нашему следу.

Борджиа молчал. Он обдумывал медленную, мучительную смерть, которой скоро подвергнет настырного ассасина.

– В Валенсии уже готовятся. Я позаботился, – продолжал Микелетто.

– Хорошо, – коротко ответил Чезаре.

Всадники растворились в ночи. Их путь лежал на юго-восток.

 

61

Последний отрезок пути до Кастильо-де-ла-Мота Эцио проделал как одержимый, не жалея ни себя, ни спутников, ни лошадей, предчувствуя недоброе, как вдруг…

– Он… сбежал? После двух с лишним лет заточения? Но как?!

Лейтенант охраны – грузный человек лет шестидесяти с красным носом – сам был потрясен случившимся и едва мог говорить.

– Синьор, все было тщательно спланировано заранее. Мы проводим официальное расследование.

– И что удалось обнаружить?

– Пока что…

Но Эцио его уже не слушал. Он вглядывался в Кастильо-де-ла-Мота. Так вот какой замок ему упорно показывало Яблоко! Следом вспомнилась другая картина: отряды солдат, готовые подняться на борт кораблей. Оживленная гавань… Гавань Валенсии!

Эцио захлестнул поток мыслей.

Нужно возвращаться на побережье, и как можно скорее.

– Найдите мне других лошадей! – крикнул он лейтенанту.

– Но, синьор…

Никколо и Леонардо переглянулись.

– Эцио, я понимаю причину твоей спешки, но надо хотя бы один день отдохнуть, – сказал Макиавелли.

– Неделю, – простонал да Винчи.

Им пришлось задержаться из-за болезни Леонардо. Художник был крайне изможден и находился в мрачном расположении духа, безумно тоскуя по любимой Италии. Эцио боролся с искушением оставить его здесь, но вмешался Макиавелли:

– Леонардо – твой давний друг. Нам незачем стремглав нестись в Валенсию. На сбор армии и постройку кораблей у Чезаре уйдет не меньше двух месяцев.

Эцио согласился.

Дальнейшие события подтвердили правоту Никколо. Леонардо снова оказал им неоценимую помощь.

 

62

Через месяц Эцио и его спутники снова были в Валенсии. За это время город сильно изменился. Валенсия гудела, как потревоженный улей. Макиавелли не думал, что столь богатый город так легко подпадет под влияние Чезаре. Разворачивающиеся события показали, что он недооценил противника.

Добровольцы тайком прибывали в Валенсию. За пределами города возник большой лагерь, насчитывавший не менее тысячи солдат. Чезаре обещал наемникам щедрое жалованье, и вскоре весть о готовящейся кампании разнеслась по всем уголкам Испании. В Валенсию шли и ехали отовсюду: из Барселоны и далекого Мадрида, из деревень Мурсии и Ла-Манчи. На деньги Борджиа спешно строились корабли: полтора десятка быстроходных судов для переброски войск и еще полдюжины военных кораблей для охраны.

– Тут и без Яблока понятно, что затевает наш дружок Чезаре, – сказал Макиавелли.

– Да, – хмуро отозвался Эцио. – Для взятия Неаполя ему не нужна большая армия. Закрепится там, наладит регулярное сообщение с Валенсией и будет принимать новых добровольцев. Его замысел прост: вначале захватить Неаполитанское королевство, а затем и всю Италию.

– Интересно, а как Фердинанд и Изабелла смотрят на все это?

– Думаю, они направят в Валенсию свою армию, чтобы расправиться с наемниками. Будем рассчитывать на их помощь.

– Их армии еще надо добраться сюда из Мадрида. Местный гарнизон либо подкуплен, либо запуган. А Чезаре, как мы видели, очень спешит.

– Мы могли бы обойтись и без мадридской армии, – вдруг сказал Леонардо.

– Это как понимать?

– Нужны бомбы.

– Бомбы? – переспросил Макиавелли.

– Да, бомбы. Маленькие, но достаточно сильные, чтобы повредить корабль или разнести лагерь.

– Можно, конечно, попробовать… – неуверенно сказал Эцио. – А что тебе нужно для изготовления бомб?

– Сера, древесный уголь и селитра. И конечно, сталь. Чем тоньше, тем лучше. Она должна быть гибкой. А еще мне понадобится мастерская с печью.

Устроить все это в чужом городе было непросто. На их счастье, «Рассветная волна» снова стояла у причала. Капитан Альберто дружески их приветствовал.

– И снова здравствуйте! Кстати, помните, я вам рассказывал про тех людей… ну, кого не назовешь благородными синьорами? Не знаю, слышали ли вы. После того, как я с вами простился, в «Одиноком волке» произошло жуткое побоище.

Эцио лишь улыбнулся, сказав, что они ничего не слышали. Потом спросил, сможет ли он помочь им с мастерской для Леонардо.

Капитан Альберто почесал в затылке:

– Знаю я тут одного человека… Пожалуй, он бы вам помог.

– Когда вы возвращаетесь в Италию? – спросил у капитана да Винчи.

– Я сюда привез нашу граппу. Обратно снова возьму груз шелков. Думаю отчалить дня через два или три. А почему вы спрашиваете?

– Я вам потом скажу.

– Альберто, вы можете как можно быстрее добыть все, что мы вам назвали? – спросил Эцио.

Его вдруг охватили недобрые предчувствия. Он вполне понимал настроение друга и не упрекал Леонардо за желание вернуться в Италию.

Альберто немного подумал, затем кивнул:

– Смогу.

Верный своему слову, уже через несколько часов Альберто нашел для Леонардо все необходимое и мастерскую – и художник сразу же взялся за дело.

– Сколько времени тебе понадобится на изготовление бомб? – спросил Макиавелли.

– Дня два, поскольку я работаю без помощников. Материалов мне хватит на двадцать бомб. Может, на двадцать одну. По десять на каждого.

– По семь на каждого, – поправил его Эцио.

– Нет, друг мой. По десять. Десяток тебе и десяток для Никколо. Меня прошу не считать.

Через пару дней все бомбы были готовы. Они были невелики – размером с грейпфрут и примерно такой же формы. Каждую Леонардо поместил в стальной корпус с крючком наверху.

– Как с ними обращаться?

Леонардо горделиво улыбнулся:

– Видите крючочки? Они действуют как рычаги. Нужно потянуть за крючок, сосчитать до трех и потом бросать бомбу в намеченную цель. Каждая может убить до двадцати человек. Что касается кораблей… Если ударить в подходящее место, можно вывести корабль из строя и даже потопить.

Леонардо задумался.

– Жаль, что у меня нет времени построить подводную лодку, – тихо сказал он.

– Что построить?

– Так. Мысли вслух. Запомните: досчитав до трех, бомбу обязательно надо бросить, иначе она разнесет вас в клочки! – Он встал. – А теперь – до свидания и удачи.

– Как это понимать?

Леонардо невесело улыбнулся:

– Я по горло сыт Испанией. Альберто согласился взять меня на свой корабль. Он отплывает с послеполуденным приливом. До встречи в Риме… если вы туда доберетесь.

Эцио и Никколо переглянулись, затем не слишком крепко обняли Леонардо.

– Спасибо за помощь, дорогой друг, – сказал ему Аудиторе.

– Не за что.

– Слава богу, что ты не делал подобные игрушки для Чезаре, – сказал Макиавелли.

Леонардо ушел готовиться к отъезду. Ассасины же осторожно уложили бомбы в холщовые мешки, повесив их на плечо.

– Ты займешься лагерем наемников. Гавань я возьму на себя, – сказал Эцио.

Никколо угрюмо кивнул.

– Когда израсходуем все гостинцы Леонардо, встретимся около «Одинокого волка». На углу, – продолжал Эцио. – Думаю, свой штаб Чезаре устроил именно там. После наших визитов непременно возникнет хаос. Чезаре обязательно сунется туда вместе со своей ближайшей сворой. Там они будут решать, как им быть дальше. Мы попытаемся поймать их в этом логове. Нельзя, чтобы они снова ушли у нас из-под носа.

– В случае чего прикрою твою спину, – улыбнулся Никколо. – Чезаре настолько тщеславен и самоуверен, что вряд ли станет менять логово для своих приспешников. Ему кажется, будто в «Одиноком волке» он спрячется надежнее, чем в каком-нибудь дворце.

– Удачи, друг, – сказал Эцио.

– Удача нужна нам обоим.

Они пожали друг другу руки и разошлись.

Эцио решил начать с кораблей для перевозки солдат. Смешавшись с толпой, он добрался до гавани и там наметил первую цель. Он достал бомбу, старательно подавляя все сомнения насчет ее работоспособности. Понимая, что должен действовать быстро, Эцио выдернул крючок, досчитал до трех и метнул ее в судно.

Корабль стоял близко, и бросок получился точным. Бомба с лязгом упала в трюм. Несколько секунд было тихо. Эцио выругался сквозь зубы. Вдруг Леонардо ошибся с расчетами? Но уже в следующее мгновение корабль содрогнулся от сильного взрыва. Мачта с треском повалилась на палубу, а вверх взметнулся фонтан щепок.

Поднялся переполох. Аудиторе незаметно подобрался ко второму кораблю и бросил еще одну бомбу. В нескольких случаях за одним взрывом раздавался другой, еще мощнее, поскольку трюмы были загружены бочками с порохом. Один такой корабль при взрыве повредил два соседних.

Эцио уничтожил двенадцать кораблей. С каждым взрывом хаос и паника в гавани делались все сильнее. Невзирая на шум, он отчетливо слышал взрывы, долетавшие издалека. Макиавелли громил лагерь наемников.

Идя к месту встречи, Эцио надеялся увидеть Никколо живым.

Паника перекинулась и на городские улицы. Никто не понимал, что происходит. Толчея была страшная, однако Аудиторе сумел за десять минут добраться до нужного перекрестка. Макиавелли там не было, но долго ждать не пришлось. Вскоре примчался и Никколо: всклокоченный, с чумазым лицом.

– Да вознаградит Господь Леонардо да Винчи, – выдохнул он.

– Успешно?

– Не то слово. Я еще не видел такого столпотворения, – признался Макиавелли. – Уцелевшие со всех ног бежали из города. Думаю, теперь большинство из них навсегда сменят мечи на орала.

– Отлично. Но наша работа еще не окончена.

Они двинулись по узкой улочке к «Одинокому волку». Дверь была закрыта. Тогда молча, с кошачьим проворством ассасины влезли на крышу. Одноэтажное здание постоялого двора оказалось крупнее, чем казалось с фасада. Крыша была двускатной. Близ самого ее верха они увидели потолочное открытое окно. Ассасины осторожно подобрались к краю окна и заглянули вниз.

Это была одна из внутренних комнат, в которой сейчас находились двое. Возле стола стоял Микелетто. Перед ним сидел Чезаре Борджиа. Некогда красивое лицо, обезображенное «новой болезнью», было белым от ярости.

– Они уничтожили мои замыслы! Эти проклятые ассасины! Почему ты не сумел разделаться с ними? Как ты мог мне нагадить?

– Ваша светлость, я…

Вид у Микелетто был как у побитой собаки.

– Теперь я вынужден бежать из Валенсии. Я отправлюсь в Виану. Границу перейти – раз плюнуть. Я не намерен ждать, когда сюда явятся войска Фердинанда, чтобы схватить меня и вновь запихнуть в Ла-Мота. Король Наварры – мой шурин. Он обязательно мне поможет.

– Я тоже вам помогу, как и всегда. Только позвольте поехать вместе с вами.

Чезаре скривил тонкие губы:

– Ты сумел вытащить меня из Ла-Мота, это правда. Ты подпитывал мои надежды. А теперь полюбуйся, что с ними стало!

– Хозяин, все мои люди убиты. Я сделал все, что мог.

– И провалился!

Теперь и лицо Микелетто побелело.

– Это мне вместо награды? За все годы моей верной службы вам?

– Прочь с глаз моих, жалкий пес. Больше ты мне не нужен. Убирайся. Найди себе канаву и подыхай там.

Микелетто зарычал и бросился на Чезаре. Его ручищи были готовы сомкнуться на горле бывшего хозяина. Но не сомкнулись. Чезаре молниеносно выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил в упор.

Лицо Микелетто превратилось в кровавое месиво. Он рухнул на стол. Чезаре торопливо отскочил, чтобы не запачкаться в крови.

Эцио чуть отодвинулся, готовясь спрыгнуть с крыши и схватить Чезаре, едва тот выйдет на улицу. Никколо, наоборот, решил рассмотреть комнату получше и удостовериться, что Микелетто мертв. Он подвинулся ближе и случайно задел хлябающую черепичную плитку. Та хрустнула, выдав их с головой.

Чезаре вскинул голову. Рука потянулась за вторым пистолетом. Макиавелли не успел отодвинуться от окна, как грянул выстрел. Пуля попала в плечо и прошла навылет, раздробив ключицу.

Аудиторе хотел было броситься в погоню за Борджиа, но тут же отогнал эту мысль. Во-первых, он знал, что Чезаре собрался в Виану. Догнать этого мерзавца он всегда успеет. Во-вторых, нужно было позаботиться о раненом друге.

Макиавелли не переставал бормотать извинения. Эцио удалось стащить его с крыши. Несмотря на серьезное ранение, Никколо мог идти.

Едва они выбрались на ближайшую главную улицу, Аудиторе остановил прохожего. Тот был напуган царившим хаосом и попытался убежать. Эцио пришлось крепко схватить его за руку.

– Мне нужен врач, – тоном, не терпящим возражений, произнес ассасин. – Где я могу его найти?

– Сейчас многим нужен врач, – ответил прохожий.

Эцио хорошенько встряхнул его:

– Не видишь – мой друг серьезно ранен? Где я могу найти врача? Отвечай!

– Отпустите меня! Обратитесь к el medico Акосте. Он живет на этой улице. Там есть вывеска.

Макиавелли быстро слабел. Своим шарфом Аудиторе как мог перевязал ему рану. Никколо успел потерять много крови.

Увидев раненого, доктор Акоста тут же усадил его на стул, после чего смочил спиртом тряпку и осторожно промыл рану.

– Пуля пробила вам плечо насквозь, – на ломаном итальянском сказал врач. – Мне хотя бы не надо ее извлекать. Рана достаточно чистая. Что же касается ключицы, я должен собрать осколки, поставить их на место и надеяться, что кость правильно срастется. Надеюсь, вы в ближайшее время не собираетесь путешествовать?

Эцио и Никколо переглянулись.

– Опять я свалял дурака, – сказал Макиавелли, заставляя себя улыбаться.

– Помолчи, Никколо.

– Эцио, не трать на меня время. Догони его. Я и один не пропаду.

– Ваш друг может остаться у меня. Я размещу его в пристройке, – сказал Акоста. – А когда он поправится, я отправлю его к вам.

– Это надолго?

– Думаю, недели на две. Может, и больше.

– Я буду ждать тебя в Риме, – сказал Макиавелли.

– Ладно, – согласился Эцио. – Желаю тебе добраться туда без приключений.

– Убей его и за меня тоже, – попросил Никколо. – Хоть за Микелетто теперь не надо гоняться.