48

Много лет спустя

В последующие годы Бион часто вспоминал песчаную бурю над Элефантиной. Удача тогда оказалась на стороне Сабу. Прошло несколько месяцев, прежде чем рана от стрелы меджая перестала донимать Биона. А ведь все могло кончиться еще той ночью, если бы не его излюбленная манера сходиться с противником лицом к лицу и посредственное владение луком.

«Это бы мне не помогло», – думал Бион. Песчаная буря давала множество неоспоримых преимуществ. А когда она стихла, оказалось, что противники объединились и сообща выступили против него. Лук в какой-то степени выручил бы Биона, но не более того. Да и не было у него лука все по той же причине личных предпочтений. Хорошо, а если допустить, что умение стрелять помогло бы ему? Будь Бион искусным лучником, он бы еще тогда оборвал жизнь Сабу, и даже рана не помешала бы. И миссия завершилась бы в ту же ночь. Возможно, ему не стоило цепляться за привычные способы уничтожения жертв и мыслить шире.

А может, ему помешало стечение обстоятельств: направление ветра, песчаная завеса и превосходные навыки меджая. Какие доводы ни придумывай в свое оправдание, Сабу – безупречный лучник. Этой мыслью завершались все рассуждения Биона. Плохое владение луком – вот главная причина его провала.

Райя – его бывший командир и меткий стрелок – не упускал случая поиздеваться над излюбленной манерой Биона. Райе это доставляло большое наслаждение.

– Все потому, что тебе слишком нравится само убийство, – с улыбкой знатока говорил Райя, словно видя Биона насквозь. – Ты любишь смотреть, как жизнь уходит из твоих жертв, как гаснут и стекленеют их глаза. Тебе обязательно нужно быть рядом. Знать: это сделал ты. Сросся ты с этой привычкой, вот что я тебе скажу.

Бион, всегда гордившийся своей непостижимостью, невольно задавался вопросом: так ли уж он непроницаем для взглядов извне? Пусть он – чудовище. Бион всегда это знал. Но ему казалось, что он хотя бы научился скрывать свою истинную суть. По меньшей мере маскировать ее. Однако Райя знал его лучше, чем кто-либо. Они столько лет прослужили вместе. И бывший командир никогда его не осуждал. Биону подумалось, что другие не были бы столь терпимы к нему.

Вся сила ремесла Биона (из-за чего Райя и сделал его своим наемным убийцей) в ту ночь на Элефантине вдруг оказалась его слабостью. Буря и ранение вынудили его отступить. Бион обосновался в Красной пустыне, где занял покинутую пастушью хижину. Ему предстояло осмыслить случившееся, по-иному взглянуть на то, к чему он привык, и сделать выводы. Затем, когда рана перестала отзываться болью, начать заново, не зная, вернется ли он когда-нибудь сюда. Усердными упражнениями Бион вернул тело в прежнее состояние. Одновременно он старательно тренировался в стрельбе из лука, не жалея времени и сил. Наконец и в этом способе умерщвления он достиг того же совершенства, как во всех остальных, входивших в его арсенал.

Окрепнув и разнообразив свое мастерство убийцы, Бион возобновил поиски. Они привели его в Фивы, а оттуда – на другой берег Нила, в некрополь. Он разыскал нужную гробницу, но она была пуста. Ничто не говорило о том, что когда-то в ней жили нубийцы.

Заметив неподалеку какого-то старика, Бион направился к нему: вдруг тот что-то знает? День был ясный и солнечный. Старик стоял лицом к городу, истерзанному войной, но сохранившему величие и красоту. Казалось, боги не позволяли никаким уродствам пачкать мир, созданный их руками.

Все уродства исходили от людей и таились в них. Бион это знал лучше, чем кто-либо. Он и сам в немалой степени тому способствовал.

От старика Бион узнал, что нубийцы действительно жили здесь, но потом снялись и ушли.

– А ты знаешь, куда они двинулись? – спросил Бион.

Старик покачал головой. Вроде бы часть отправилась на юг. Но не все.

– Они разделились?

– Похоже, что так. У них ребенок родился. Может, решили создать новое племя. Откуда мне знать?

Значит, нубийцы покинули город. Бион тоже уехал из Фив. Нубийцы могли оказаться серьезными противниками, но его они больше не занимали. На них его миссия не распространялась. Предметом поисков Биона по-прежнему были меджаи.

 

49

Убийца вернулся в свою хижину, а через какое-то время к нему приехал гонец на верблюде. Бион смотрел, как человек вместе с животным медленно выплывают из дневного марева. Сначала они были простым пятном, которое затем обрело довольно четкие очертания.

Гонца, ехавшего к Биону, звали Суми. Несколько лет назад убийца нанял его, тогда еще мальчишку, для передачи известий Райе в Александрию. Перед отбытием на Элефантину Бион отдал Суми медальон Хемона и велел сказать, что сам отправляется в погоню за последним меджаем.

Ответное послание содержало вопрос: «Почему миссия так затянулась?»

Сидя в тесной пастушьей хижине, Бион вспоминал о Райе. Представлял бывшего командира в его александрийском доме, во внутреннем дворе, чьи стены густо поросли плющом. Райя виделся Биону орущим на Суми и удивляющимся, почему не может управлять своевольным наемным убийцей. Забавно было представлять, как Райя топает ногой и гневается. Отважный воин, оказавшийся беспомощным, словно ученые, над которыми он так любил потешаться.

Бион отправил Суми (теперь уже юношу) в Александрию с напоминанием Райе, что за эти годы все стало гораздо сложнее. Меджаи знали о его существовании. Вина за утечку сведений целиком лежала на Райе. Ведь это его ученый муж проболтался Рашиди, а тот, в свою очередь, послал весть меджаям, поведав о замыслах ордена. Если бы не предательство под носом у Райи, Бион давным-давно завершил бы миссию и Райя добавил бы к имевшимся меджайским медальонам новые.

Суми привез ответ. Озираясь по сторонам, гонец передал слова:

– Райя предлагает тебе самому приехать в Александрию для… сейчас вспомню точные слова… для «обсуждения стратегии». Он хочет, чтобы ты отправился немедленно.

– Передай Райе, что у меня другие планы, – ответил гонцу Бион. – Скажи, что я прошу от него только одного – довериться мне. Вскоре он получит новые сведения.

Теперь Суми привез ответ на эту просьбу.

Бион настороженно следил за приближением гонца. Затем налил ему и себе по чашке воды и уселся, скрестив ноги. Суми тоже сел, взяв чашку в руки.

– А ведь правда, у него красивый дом? – спросил Суми и оглянулся по сторонам, сравнивая два образа жизни.

Этот разговор о пустяках гонец затеял, чтобы унять волнение. Его пальцы сдавили чашку.

Бион кивнул.

– Да, – равнодушно ответил он. – Командир всегда считал, что везде нужно окружать себя роскошью.

– А тебе он поручает задания, которые превосходят его способности?

– Можно сказать и так.

– Он тебя боится, – вдруг выпалил Суми.

В глазах гонца Бион тоже видел страх. Это хорошо. Каждому важно понимать, что он находится в присутствии Смерти. У парня хорошее чутье.

– Мы договаривались, что вопросов ты задавать не будешь, – напомнил гонцу Бион. – А теперь я хочу услышать ответное послание. Ты же передал Райе мои слова?

Суми кивнул с такой быстротой, что Биону даже почудился грохот мозгов в черепной коробке парня. У гонца округлились глаза, а руки и ноги беспокойно задвигались.

– Конечно, я передал твои слова. Ему они не понравились.

Суми потер щеку и нахмурился, вспоминая разговор с бывшим командиром Биона.

– Мне показалось, что я еще дешево отделался, если выбрался оттуда живым.

Гонец умолк. Бион знал, о чем сейчас думает парень. О том, сумеет ли он и отсюда унести ноги.

– Он спрашивал, где я теперь живу?

– Сказал, что предпочитает не спрашивать.

Бион почувствовал облегчение. Так-то лучше.

– Что Райя передал в ответ?

– Говорил, что прошло уже много лет и ему хочется видеть дело сделанным.

Суми говорил почти извиняющимся тоном. Наверное, слова самого Райи звучали гораздо грубее. В этом Бион не сомневался.

«Разумеется, ты хочешь видеть дело сделанным, – подумал Бион. – Еще бы ты этого не хотел».

– Больше ты ему ничего не сказал?

Гонец покачал головой. У Биона возник замысел, осуществление которого он возложил на Суми. В каждом городе и селении есть уличные мальчишки. Сироты или те, за кем родители давно не следят. Малолетние сорванцы и проныры. Из них Суми должен был набрать себе доносчиков. Те, в свою очередь, подбирали доносчиков для себя. Сеть разрасталась. Всем этим малолеткам было поручено за определенное вознаграждение высматривать и вынюхивать, не появятся ли где Сабу, Байек и его девица. Заметивший похожих людей сообщал своему доносчику, тот – своему. Цепочка сведений доходила до веселого, постоянно улыбающегося Суми, а он передавал информацию Биону.

Биону, научившемуся метко стрелять из лука. Биону, полностью оправившемуся после раны. (Кого-то менее сильного и волевого она бы сделала калекой.) Биону, который, вопреки явным и тайным желаниям Райи, намеревался завершить эту затянувшуюся миссию… Он отпустил Суми. Бион умел быть терпеливым и знал: его терпение принесет свои плоды. Рано или поздно.

Прошло еще какое-то время, и Суми вновь появился возле хижины Биона. Только на этот раз Бион не ждал гонца. Когда из марева, скрывавшего горизонт, выплыл силуэт верблюда, в душе убийцы людей затеплилась надежда, что спустя столько лет след меджая наконец-то обнаружен.

Так оно и было.

– Я привез новость, – сообщил Суми, когда они уселись. На этот раз Бион угощал гонца крепким пивом, а не простой водой. – Думаю, она тебя сильно обрадует.

Глаза гонца скользнули по сумке Биона, но не задержались там. Он сохранял уважительное отношение, хотя его, конечно же, манили деньги. Вопреки тревожным мыслям о смерти.

– Выкладывай, – сказал Бион.

– Я знаю, где находятся люди, которых ты ищешь. Все трое.

– Ты серьезно? Все трое?

– Угу, – кивая, ответил Суми. – Все трое. У них там лагерь. Похоже, это место им понравилось, и они находятся там уже месяца два.

– Как ты об этом узнал?

– Они отправили послание.

Бион покачал головой, испытывая почти что удивление:

– Они не настолько безрассудны, чтобы посвящать в свои дела постороннего.

– Нескольких посторонних, – уточнил Суми, глотая пиво. – Они передали послание одному мальчишке, а тот – другому мальчишке, моему доносчику.

– Итак, ты знаешь, откуда послание отправлено, но не знаешь куда?

– Пока не знаю. Но если хочешь, могу узнать.

Суми разинул рот и протянул руку ладонью вверх. Страх и сейчас не оставлял его, но ожидание награды делало парня решительным.

– Так сделай это, – сказал Бион, почувствовав во всем этом какой-то подвох.

Он наклонился вперед, поманив гонца сделать то же самое. Гость вздрогнул, однако подчинился.

– Ты уверен, что рассказал мне все? Больше ничего не хочешь добавить? Учти: для тебя же лучше ничего не утаивать.

Суми подался назад и лихорадочно замотал головой. Его лицо выражало искреннее изумление.

– Зачем мне что-то утаивать? Ты мне хорошо платишь. Я всегда добросовестно работал на тебя и готов продолжать.

Помолчав, Суми вдруг выпалил:

– Ты вызываешь больше страха, чем кто-либо. Я бы побоялся тебя обмануть.

Бион кивнул, зная, что гонец сейчас говорит правду. Они молча допили пиво. Вскоре Суми встал, собираясь покинуть хижину. Бион вручил ему мешочек, плотно набитый монетами. Парень посмотрел на мешочек, едва веря, что теперь это его деньги. Но ладонь ощущала приятную тяжесть. На мгновение Суми даже забыл про страх перед Бионом и спросил его:

– Ты ведь сюда больше не вернешься?

– Если твои сведения верны, мне незачем сюда возвращаться.

Суми кивнул, пробормотав слова благодарности.

Через какое-то время Бион собрался в путь и покинул пастушью хижину, столько лет дававшую ему крышу над головой. Наконец-то он был готов завершить свою миссию.

 

50

– Я хочу взять Айю в жены.

Отец опустил меч. Мгновение назад он был целиком сосредоточен на обучении меня переходу из оборонительной позиции, где левая нога стоит впереди правой, к контратаке. Мои слова заставили его задуматься.

– Понятно, – нахмурился он, и я внутренне собрался, приготовившись услышать отцовские возражения.

Но их не последовало.

– Раз хочешь, действуй, – сказал отец.

Несколько дней назад мы покинули верблюжий караван и устроили лагерь на краю пустыни. Сегодня утром я выбрался из шатра, в котором жили мы с Айей, и взглянул в сторону отцовского. Оттуда доносился негромкий храп. Я обвел глазами пустыню: громадные песчаные просторы, деревья на горизонте и далекий, едва видимый город. Воздух пах морской солью и утренней сыростью, от которой жгучее дневное солнце не оставит и следа. Все вокруг было, как всегда. Окружающий мир не менялся.

А я?

Я изменился; причем настолько, что никто не узнал бы во мне пятнадцатилетнего мальчишку, много лет назад покинувшего Сиву.

Я стал иным. Теперь мне был известен мой путь. Я готовился стать меджаем.

– Тебе все еще нужно тренироваться.

Эту фразу я слышал от отца всякий раз, когда решался напомнить о том, сколько лет подряд он меня обучает. Когда же он объявит, что обучение закончилось, и дарует мне звание меджая? Отец никогда не давал прямого ответа, заверяя меня: он почувствует, когда это время наступит, и сразу же скажет мне.

После той ночи на Элефантине мы простились с Хенсой и Некой. Нубийцы возвращались в Фивы, к соплеменникам. Отца, меня и Айю ждала кочевая жизнь. Мы должны были на шаг опережать опытного убийцу. Ранение не сделало его менее опасным, и мысли об этом «демоне» по-прежнему не давали Сабу покоя.

Отец заявил, что перво-наперво нам необходимо повидать старейшину меджаев Хемона и переговорить с ним и Сабестетом – его слугой и учеником. Они жили в окрестностях Джерти. Путь туда занял у нас несколько недель. Приехав, мы нашли их дом в полном запустении. Едва взглянув на жилище старейшины, отец сказал:

– Боги, только не это!

Покинув дом Хемона, мы вернулись в Джерти. Увы, наши опасения подтвердились: Хемон и Сабестет были убиты.

Гибель соратников больно ударила по отцу, изменив ход событий. На какое-то время отец замкнулся в себе; видимо, пытался разобраться и решить, как быть дальше. Мы с Айей оказались предоставленными самим себе и, насколько могли, поддерживали отца.

Уже не помню, сколько длилось его «затворничество». Но однажды утром, когда мы охотились, отец вдруг объявил:

– Завтра начнется твое меджайское обучение.

В устах отца это звучало косвенным признанием, что до сих пор он всерьез не занимался моим образованием. Однако началу наших занятий предшествовало «отучение». Так отец называл избавление от всех усвоенных мной дурных навыков. Мне сразу вспомнились Фивы, где мы с Айей долгими часами упражнялись на деревянных мечах. По мнению отца, очень многое в приобретенных нами привычках ведения боя просто никуда не годилось. И все же он скупо похвалил нас за то, что мы не бросали упражнений, пытаясь видоизменять и совершенствовать свои зачаточные знания.

А кочевая жизнь продолжалась. По словам Айи, мы год за годом проводили «в бегах». Не было города или селения, через которые хотя бы раз не пролегал наш путь. И везде и всюду я упражнялся: оттачивал навыки владения мечом, постигал тонкости стрельбы из лука, делая смерть и оборону своим ремеслом.

Отец посвящал меня в историю меджаев и их учение. Когда-то эти гордые воины, в чьи ряды я надеялся влиться, имели тот же статус, что и филакиты или царская гвардия. Они были мекети – защитниками людей, охраняли храмы, гробницы и священные статуи. Меджаи неутомимо оберегали тогдашний образ жизни египтян и сдерживали внешних врагов страны.

Отец продолжил и расширил мысли жрицы Нитокрис. Закат меджаев растянулся на долгие десятилетия. Они еще оставались защитниками храмов и гробниц (в Сиве такое положение сохранялось и по сей день), но теряли власть и влияние. Меджаи перестали быть гордыми стражами, оберегавшими людей и строения. Теперь, когда их число значительно сократилось, они защищали нечто более важное: прежний образ жизни и учение, на котором он строился. Между воззрениями отца и жрицы было одно существенное различие. Он считал Египет страной, которой захватчики навязывали свои убеждения. Вначале к нам, вместе с Александром Македонским, пришло мировоззрение греков. Сейчас все громче звучали голоса римлян. А наши соотечественники не противились чужестранному влиянию. Наоборот, египтяне охотно усваивали чужие воззрения и допускали перемены. Столь горячо любимая Айей Александрия была чисто греческим городом, построенным по образу и подобию селений завоевателей.

– Мы не просили такого образа жизни. Его нам просто навязали, – часто повторял отец. – Нас заставляют поклоняться занимаемому положению, власти, золоту, которые подменяют собой богов. Но не все так трагично, Байек. Меджаи способны подняться снова и восстановить принципы, которыми руководствовались египтяне в прошлом, когда жизнь была проще и справедливее. Мы с тобой – часть возрождающихся меджаев. В один прекрасный день ты понесешь факел нашего учения. Верь, сынок: однажды мы вновь воспрянем. Хемон предвидел наше возрождение, готовился к нему. Нам с тобой предстоит сыграть в нем главную роль.

И конечно же, все это время рядом со мной находилась Айя. Между нами ничего не изменилось, и в то же время казалось, что изменилось абсолютно все. Айя не особо симпатизировала моему отцу. Он платил ей тем же. Если они как-то и уживались, то главным образом ради меня. Отец не скрывал, что истинной меджайкой ей никогда не стать. Она не задавала ему никаких вопросов о братстве. Зато по вечерам, у нас в шатре, Айя расспрашивала меня. В основном слушала. Свои суждения высказывала редко, хотя я чувствовал, что ее одолевают сомнения. Айя понимала, насколько для меня значимо учение меджаев. Но в какой мере убеждения, провозглашаемые отцом, совпадали с ее собственными и совпадали ли вообще? Этого я не знал. Сердце Айи по-прежнему принадлежало Александрии. Она целиком поддерживала свободное, просвещенное мышление. Из этого следовал очевидный вывод: Айя поддерживала и нынешние политические воззрения, считая их передовыми.

Наверное, мне стоило бы проявить больше напористости и узнать ее мнение.

Но в одном Айя целиком соглашалась с Сабу: я должен обучать ее всему, чему научился сам. Так я закреплял знания и навыки, полученные от отца. Эту мысль подала ему Айя, и он согласился. Сам собой выстроился порядок занятий: по утрам я упражнялся с отцом, а во второй половине дня – с Айей, превращаясь из ученика в учителя.

То было счастливое время. Во всяком случае, для меня. Думаю, что и для нее тоже, поскольку дни, проводимые подобным образом, напоминали наше сиванское детство и те несколько месяцев в Фивах. Я ощущал наше… единение. Я учился, потом учил, а вечерами, окончив дневные труды, мы оказывались в объятиях друг друга. Руки Айи дарили мне усладу, а ее губы – восторг. Нас опьяняла любовь, мы с радостью открывали внутри себя воинов. Чудесные времена!

Но, как и все в этом мире, они закончились. Во многом (а может, и целиком) это была моя вина. Впервые за много лет я чувствовал, что жизнь со мной доставляет Айе радость и счастье. Пусть мы постоянно кочевали, но ей нравились приключения. И потом, она любила учиться.

Я тоже любил учиться и в процессе учебы не заметил, как произошло то, чему я никак не мог воспрепятствовать. Я потянулся к отцу. Меня глубоко радовало, что за личиной воина я замечаю человека. Наконец-то между нами начинали складываться отношения, какие и должны быть между отцом и взрослым сыном. С Айей у меня складывались отношения иного рода. И тогда я принял решение, надеясь, что оно многое уравновесит: мы с ней должны стать мужем и женой.

Согласие отца удивило меня.

Однако трудная часть была позади, потому что я не сомневался: на мое предложение Айя ответит мне «да».

 

51

– Нет, – ответила Айя.

Она стояла передо мной, опустив правую руку с мечом. Мне вспомнилось, как утром в такой же позе застыл отец.

– Почему? В чем дело? Я все обсудил с отцом, и он рад за нас.

Увидев помрачневшее лицо Айи, я поспешил уточнить:

– Я что хотел сказать: ты сама знаешь, каким трудным мог оказаться разговор с ним. Но отец горд и счастлив. Он хочет, чтобы мы были вместе.

Айя качала головой, однако я не сдавался.

– Когда мое обучение закончится, мы вернемся в Сиву. Я стану не только меджаем, но и мекети.

– Нет, – твердо возразила Айя. – Прости, Байек, но я не выйду за тебя.

– У нас будет свой дом, – продолжал я, растерянно моргая. – Семья. Я спрошу позволения и у твоей тетки.

Айя вздрогнула. Ее глаза потемнели от непонятного мне горя. Тогда я не понимал, почему она так воспринимает мои слова, но решил договорить до конца.

– Отец постепенно состарится, и тогда я стану единственным защитником Сивы. Я буду стражем нашего оазиса. Понимаешь, Айя? Я буду хранить традиции меджаев… Но самое важное – мы будем вместе. Разве ты этого не хочешь? Разве у тебя нет желания быть вместе со мной до конца дней?

Айя подняла голову, расправила плечи и вдруг с размаху всадила меч в песок, заставив лезвие задрожать. Ее глаза гневно вспыхнули.

– Байек, я даже не знаю, с чего начать. Я не хочу быть женой защитника Сивы. Женой меджая. Ты когда-нибудь задумывался над тем, верю ли я в пути меджаев?

– Скажешь, не веришь?

– Может, да. А может, нет. Мой вопрос не в этом. Я хотела спросить: ты сам перестал об этом думать?

– Нет, но…

– Естественно, не перестал. Ты и не мог перестать, поскольку отец плотно забил тебе голову всеми этими… – Айя размахивала руками, словно отгоняя назойливых мух, – представлениями. Ты не позволяешь себе усомниться в них. Байек, отец не дает тебе думать самостоятельно!

Внутри меня промелькнуло раздражение. Все эти годы Айя ничего не говорила мне об отце, не мешала выстраивать отношения с ним. Но часть меня постоянно удивлялась такому невмешательству. Тогда я не хотел признавать этого, да и сейчас не был готов с ней согласиться. Я подавлял все сомнения, стараясь еще больше сосредоточиться на сиюминутных задачах.

Я протянул к Айе руки, как будто пытаясь залатать трещину, возникшую между нами и становящуюся только шире.

– Айя, у меня есть ты. Ты мне поможешь усомниться в том, что требует сомнений. Поможешь узнать то, что необходимо узнать. Ты не позволишь мне бездумно со всем соглашаться. Отец это знает.

Она качала головой:

– Ты так и не прекратил думать и решать за меня?

Я почувствовал себя не на твердой земле, а в качающейся лодке. Вопрос был вполне справедливым, но гнев, охвативший меня, туманил мысли. Я и раньше пытался говорить с Айей об этом. Спрашивал ее. Она же лишь уверяла меня, что уважает мои попытки выстроить более тесные отношения с отцом.

– Ты только что говорил о готовности спросить позволения у моей тетки. А как насчет моих родителей в Александрии?

– Ты много лет не общалась с ними. Тебя увезли оттуда совсем маленькой, – сказал я в свое оправдание.

Однако внутри я сознавал: Айя права. У меня даже мелькала мысль отправиться в Александрию и убедить ее отца, что я достоин быть мужем его дочери. Этого требовала традиция. Потом я отбросил мысль о поездке. Мне пришлось бы убеждать отца Айи в очень многом. Я был сыном меджая и видел свое предназначение в том, чтобы стать защитником Сивы. Я жил в богатом доме. Наша семья принадлежала к числу наиболее уважаемых семей оазиса. Я мог многое предложить своей невесте. Эта сторона разговора меня не волновала. Однако сама мысль о путешествии в Александрию наполняла меня большим ужасом, чем мысль о сражении с любым противником. И сейчас, пока мы говорили, я начинал понимать причину своих страхов. Отец с ранних лет неустанно внушал мне важность всего, что касалось Сивы. Прежде всего ее безопасности. В моем мозгу крепко засело: защита родного оазиса и народа Египта – моя главная, первостепенная цель.

Айя это знала. Он прочла мои мысли и сама ответила на свой вопрос:

– Нет, ты надеялся, что говорить с моими родителями тебе не придется. Я угадала? Ведь они – жители Александрии. Разве они не олицетворяют все, что тревожит твоего отца? Представляешь, его наследник пускается в далекий путь? Из-за тайного наследия ты сразу превратишься в лакомый кусок для врагов всех мастей.

– Ты – такая же жительница Сивы, как и я, – сказал я, понимая всю слабость своего довода.

– Но я родилась в Александрии. Этот великий город когда-то был моим родным домом, и я надеюсь, что однажды станет им вновь. Неужели ты это забыл, Байек, сын Сабу? Забыл, как я мечтала однажды учиться в громадной Александрийской библиотеке? Или ты думал, что я отбросила прежние мечты? Сменила их на жизнь подле тебя, на сидение дома в одиночестве, подобно твоей матери?

Мне показалось, что песок под ногами становится зыбучим. Я не находил слов. Ситуация выходила из-под моего контроля. Словно испуганное животное, она неслась совсем не туда, куда бы мне хотелось.

Увы, Айя и здесь была права. Много раз я думал о матери, вынужденной жить одной. Много раз я собирался спросить отца, не забыл ли он о ней, и замолкал раньше, чем ее имя было готово сорваться с моих губ. Я опасался, что упоминание Ахмоз лишь расширит пропасть между мной и отцом.

– Ты хоть раз, размышляя об избранном тобой пути, думал о том, что и у меня может быть свой путь? – спросила Айя.

– Конечно, – ответил я, презирая отчаяние в собственном голосе.

Мне не нравилось это состояние. Я не мог смириться с таким положением дел. Я должен был убедить Айю.

– Конечно нет, – возразила она. – Ты просто нашел способ ублажить своего отца.

– «Ублажить моего отца»? Как? Он одобряет наш союз, если ты об этом.

Айя вытащила меч из песка и тут же вонзила снова. Но если тем самым она хотела сбросить часть гнева, ей это не удалось. Ярость пронизывала каждое ее слово.

– Твой отец всегда недолюбливал меня.

– Ты только что говорила…

– Байек, неужели ты не понимаешь очевидных вещей? О чем ты беспрестанно мне твердишь? О чем Сабу беспрестанно твердит тебе? О меджайской родословной. О необходимости ее продолжения. Потому он и согласился с твоим намерением жениться на мне. Его представления обо мне тут ни при чем. Почему он согласился, чтобы ты меня обучал? Ответ простой: я должна уметь защитить себя и твоих наследников. Больше его ничего не волнует. Он знает: я – наилучший шанс для продолжения вашего рода. Вы с ним – единственные настоящие меджаи. Не исключено, что последние меджаи, оставшиеся в Египте. Твой отец хочет вырастить еще одного. А я тут, под боком. Глупо было отказать тебе в позволении.

Мой гнев нарастал. Причина была не в словах Айи, а в ее правоте. Я надеялся, что это не должно ее обижать. Ведь мы же любили друг друга.

Но Айя воспринимала это по-своему. Ее такой расклад обижал, и еще как!

Я поднял руки. Попытался найти слова не для увещевания, а для отражения наших чувств. Однако вместо слов нашел вопрос:

– Почему же ты никогда не говорила мне о том, как это видится тебе?

Вопрос застиг ее врасплох. Айя хотела ответить быстро и сердито, но удержалась. Видимо, он что-то в ней задел.

– Я… я была глупой. – Айя опустила голову, глубоко вдохнула и через силу улыбнулась. – Хотела дать тебе возможность по-настоящему сблизиться с отцом, потому и отошла в сторону. Но в процессе я совсем перестала говорить с тобой об этом.

В первые месяцы наших странствий я спрашивал ее мнение о воззрениях отца, касающихся меджаев. Теперь понятно, почему она уклонялась от ответов.

– Ты не виноват, – продолжала Айя. – Ты пытался меня расспрашивать. Но я… я просто не хотела становиться между вами. Нужно было еще тогда тебе сказать.

Айя держалась с печальным достоинством.

– Вряд ли я так уже часто тебя расспрашивал, – пробормотал я, протягивая к ней руки.

Айя охотно скользнула в мои объятия. Мы умолкли, думая, как сблизились в чем-то одном, но отдалились в другом. У нас было множество тем для обстоятельного разговора.

– Давай вернемся к моему предложению потом, – сказал я. – А пока попытаемся залатать все дырки, которые появились между нами.

Я почувствовал ее улыбку и отчасти успокоился.

– Продолжим обучение. Нам некуда торопиться.

Айя покачала головой и осторожно высвободилась из моих объятий. Она отошла на несколько шагов. Ее лицо вновь стало напряженным.

– Не получится, Байек. Я должна тебе кое-что сказать.

– Что еще?

Слова Айи удивили, но не рассердили меня. Я испытывал некоторое смятение, что не мешало мне настроиться на откровенный разговор. Я был готов обсуждать все, о чем мы молчали эти годы.

– Продолжения учебы не будет. Я решила вернуться домой.

 

52

Я слышал последнюю фразу Айи, но мозг отказывался понимать услышанное. Понимание заставило бы меня принять сказанное, а я не хотел его принимать.

– Вернуться в лагерь? – спросил я.

– Нет, Байек, – слегка качнула головой Айя. – В Сиву.

– Скоро мы все туда вернемся…

Она вздохнула. В глазах мелькнуло прежнее раздражение.

– Когда закончится твое обучение. Ты это хотел сказать? Когда твой отец удостоверится, что ты полностью впитал учение меджаев. Когда ты начнешь произносить те же напыщенные фразы, что и он. Когда он перестанет бояться за тебя. Ты этого хочешь? Мы все вернемся в Сиву, но не раньше, чем так решит Сабу. Когда он скажет, что пора.

– Не забывай: за нами охотятся.

Я не понимал, почему Айе вдруг срочно понадобилось возвращаться в родную деревню. Но ведь причина была. И чем дольше я слушал Айю, тем отчетливее это понимал.

Она смотрела не на меня, а куда-то вдаль, все так же скрестив руки и выпятив подбородок.

– Об этом я не забываю. Да мне бы и не позволили забыть. Но сколько мы кочуем – никаких следов погони. Наш преследователь годами не напоминал о себе. Годами, Байек.

– Несколько лет – всего лишь миг.

– Только не для меня, – возразила Айя, постучав себя по груди. – Для меня это никогда не было «мигом». Это было потерянным временем, поскольку я не шла по своему истинному пути.

– И теперь ты решила наверстать упущенное?

Я был изрядно ошеломлен, однако мы сейчас не кричали друг на друга, а вели разговор. Чувствовалось, и Айя не напряжена. Что ж, уже хорошо, хотя тема нашего разговора была… тяжелой.

– Нет, Байек.

– Тогда… – Я замолчал, не зная, чтó говорить. – Тогда в чем причина? Почему ты хочешь вернуться домой?

Как долго в ее глазах стояли слезы, которые я заметил лишь сейчас? Впрочем, неважно. Слезы в глазах любимой повергли меня в отчаяние, поскольку плакала Айя редко, и сейчас я тупо смотрел на нее, ощущая полную свою беспомощность. Мне открывались мрачные грани мира, о которых прежде я и не задумывался.

– Моя тетя Херит заболела.

Вот оно что. Я узнал причину отъезда Айи, но до меня не сразу дошел смысл ее слов, а когда это случилось, сердце пронзило острой болью. Я лучше всех знал, насколько Айя привязана к тетке. Херит воспитывала ее с раннего детства, с тех самых пор, как девушку привезли в нашу деревню. Образованные родители, которых она боготворила, находились где-то далеко, а тетка была единственным взрослым человеком, взявшим на себя заботу о ребенке. Если мои отношения с отцом всегда оставались… скажем так, сложными, у Айи все обстояло наоборот. Херит души не чаяла в прекрасной живой куколке, привезенной из Александрии. Она гордилась племянницей. Достаточно было увидеть лицо Херит, когда она смотрела на Айю со смешанным чувством искренней любви и восхищения. Я это знал, поскольку и сам испытывал схожие чувства к моей подруге.

Чувства Херит были взаимными. Айя любила тетю и относилась к ней очень уважительно. Общаясь с жителями Сивы (сверстниками и взрослыми), Айя иногда позволяла себе высокомерие, но на тетю это не распространялось. Я не помнил, чтобы она сказала хоть слово против Херит. Ни малейшего раздражения, не говоря уже о презрении. А ведь та была простой женщиной, не блещущей образованностью и манерами. И весть о болезни Херит не могла не повергнуть Айю в отчаяние. Неудивительно, что ей хотелось вернуться домой.

Но могла ли Айя это сделать? Да и возможно ли ее возвращение, когда за нами ведется охота? Позволит ли отец ей уехать? И…

– Постой, а как ты узнала? Откуда тебе известно, что Херит больна? О, нет, ты ведь не…

– Мне пришлось, – ответила Айя, дерзко мотнув головой. – Я столько лет ничего не знала о тете. Надеялась послать обычную весточку: дескать, с нами все порядке – и те же слова услышать в ответ. Чего я никак не ждала, так это вестей о ее болезни. Случилась самая худшая из бед.

У меня голова пошла кругом. Перед мысленным взором сразу встала фигура отца. Что он скажет? Я примерно догадывался, что услышу в ответ на сообщение об отъезде Айи, хотя я до сих пор не мог смириться с происходящим и своими чувствами по этому поводу. Как отец себя поведет? Я представил его бешенство по поводу того, что, связавшись со своей тетей, Айя поставила нас всех под удар. Мне даже не хотелось об этом думать. Однако, невзирая на все возможные слова и действия отца, я был всерьез встревожен поступком Айи.

– Это же опасно! – взорвался я. – Как ты могла оказаться настолько…

Я замолчал, прежде чем дурные слова сорвались с моего языка. Постарался успокоиться и выровнять дыхание. Айя отступила от меня на шаг. Я сделал то же самое. Айя не пыталась скрывать чувств, боровшихся в ней: неповиновение, решимость, тревога за меня. Победило первое.

– Я возвращаюсь домой, – сказала она.

За спокойствием голоса угадывался сдерживаемый гнев. Я почувствовал, что меня предали. Растерялся. Но особенно пугали мысли о безжалостном убийце, который теперь найдет нас и, возможно, убьет отца, меня и Айю.

– Как ты могла? Ты же знаешь, насколько опасен тот, кто за нами охотится!

– Хочешь, чтобы отец услышал твои крики?

Если бы не Айя, я и не подумал бы, что ору во все горло.

– Отец все равно узнает, – досадливо огрызнулся я.

– Каким образом? Ты ему скажешь? – сердито спросила Айя.

Я догадывался, как встретит эту новость отец. Его поведение злило и пугало меня. Одновременно я злился на себя за трусость и на Айю за… А вдруг в ее словах есть доля правды и она верно угадала истинные намерения отца? Сабу потратил столько сил, делая из меня настоящего меджая, а я позволяю себе сомневаться в нем. Это тоже меня злило. В другом мире, в другом времени, когда наступит более светлое и справедливое будущее, мы с Айей, возможно, посмеемся, вспомнив этот разговор. Она извинится, скажет, что слишком давила на меня, ничего не объясняя. Я ей скажу: «Нет, что ты! Это я зашел слишком далеко. Страх застлал мне глаза. Я получил хороший урок». Потом мы заговорим о другом, а окружающий мир будет лучше нынешнего.

Но пока… пока казалось, что я вдруг утратил всякую власть над происходящим. Все надежды, которые я лелеял, пошли прахом.

– Мне все же придется сказать отцу.

– Почему?

– Хотя бы потому, что он обязательно спросит, почему это мы вдруг переносим лагерь в другое место.

Айя поморщилась:

– Может, и нет никакого охотника. Тебе эта мысль не приходила в голову?

Широким жестом она обвела холм, где мы стояли, наш лагерь, пустыню, тянущуюся во все стороны, и город на горизонте.

– Ты видишь охотников, подкрадывающихся к нам?

– Сейчас не вижу. Но это не значит, что их нет.

– Никто нам не угрожает, Байек. Это я и пытаюсь тебе объяснить. Но если хочешь сказать Сабу, сделай это. Меня здесь все равно уже не будет, и я не увижу, как твой отец в очередной раз хмурится и кривит губы. Да, несколько месяцев назад я отправила послание. Недавно получила ответ. Утром я уезжаю.

Она любила свою тетю. Очень любила. А как бы поступил я, окажись на месте Херит моя мать? Я набрал побольше воздуха в легкие, отпихнул подальше все возражения и кивнул. Какими бы ни были последствия, выбор был за Айей.

– Поступай, как знаешь.

Выражение лица Айи, столь грозное еще секунду назад, смягчилось.

– Байек, утром я уеду. Но это значит, что меня попросту не будет здесь некоторое время. Я же не исчезну навсегда.

Я улыбнулся в ответ, немного успокоившийся и безмерно усталый:

– Я скажу отцу утром, после твоего отъезда.

– Поступай как знаешь.

 

53

На следующее утро, едва проснувшись, я выбрался из шалаша и сразу же посмотрел туда, где паслись наши лошади. Одной не хватало. Айя уехала. Ветер играл пологом отцовского шалаша. Внутри было пусто. Я переместил взгляд туда, где мы упражнялись по утрам. Отец был уже там и разминался один, стоя ко мне спиной. Его рубашка надувалась на ветру.

– А где Айя? – спросил Сабу, когда я, одевшись, спустился к нему.

Отец редко обращался к нам по имени. Особенно во время занятий. Наверное, отцу это казалось выражением слабости. Обычный вопрос, который сегодня поднял во мне волну досады и злости.

– Отправилась на охоту? – продолжал отец.

– Нет. Она уехала.

– Уехала? – переспросил Сабу, дернув головой.

– Уехала домой. В Сиву.

– Почему мне не сказала?

Как бы вчера мне ни хотелось быть с отцом на одной стороне, сомнения переросли в мысли о самом себе. Рассвет наполнил сердце неприятием отцовских взглядов. Такое со мной было впервые. Я и представить не мог, что усомнюсь в правильности его пути. Но случившегося не воротишь.

– А сам как думаешь – почему? – запоздало ответил я. – Ты бы запретил ей уезжать.

– Непременно.

– Вот тебе и ответ.

Настрой на занятия сменился у отца вспышкой гнева. Он шагнул ко мне, взмахнул мечом. Я взмахнул своим. Лезвия схлестнулись, наполнив сонный утренний воздух подобием колокольного звона. Отец едва заметно качнул рукой, и его меч тут же переместился вниз. Маневр оказался чересчур быстрым для меня. Я едва успел отразить удар, что сказалось на моем равновесии. Отец мигом оценил мою позу, изменил свою и снова двинулся в атаку, держа меч плашмя. Короткий удар возле виска, и отцовский меч слегка оцарапал мне щеку. Струйка крови коснулась моих губ. Отец развернул левую ногу. Теперь его ноги были широко расставлены. Рука сжимала эфес меча. Острие упиралось в песок.

Я промокнул кровь рукавом, стараясь сохранять невозмутимость.

– Ты злишься, – сказал я, сознавая бесполезность этих слов.

Отец отвернулся. Я смотрел на его выпяченный подбородок. Впервые в жизни я мысленно упрекал отца за поведение, причины которого не были связаны со мной. Он оцарапал мне щеку, давая выход своей злости. Это противоречило его собственным наставлениям.

– Я не злюсь, – сказал он после долгого молчания. – Я разочарован. Вы раскрыли наше местонахождение, поставив нас под удар.

– Ты всерьез так думаешь? – спросил я, вторя словам Айи. Моя вчерашняя злость на нее исчезала, зато гнев на отца становился лишь крепче. – Неужели ты и впрямь считаешь, что кто-то до сих пор за нами охотится? Может, уже и ордена никакого нет? Если они считают нас опасными противниками, почему же тогда не отправили для нашей поимки целый отряд? А вдруг их настоящей целью был Хемон?

Отец сердито посмотрел на меня. Моя словесная атака продолжалась. Вместо своей привычной горячности я действовал спокойно и последовательно. Кажется, я кое-что перенял от Айи.

– А тебе не приходило в голову, что с гибелью Хемона нас перестали считать угрозой? Человек, атаковавший нас возле храма Хнума, вполне мог соврать своим хозяевам и сказать, что убил нас. Ему ведь главное – получить награду. Какие у тебя основания считать его добросовестным и неутомимым исполнителем? Отец, ты держишься за одну вероятность, а их может быть тысячи. За все годы убийца ни разу не попытался на нас напасть. Мы вообще его больше не видели. Сомневаюсь, что его охота продолжается до сих пор.

– Он очень хитер, – сказал отец, разговаривая не столько со мной, сколько сам с собой.

Глубоким дыханием Сабу гасил гнев и наконец-то слушал меня.

– И очень опытен.

Отцовское лицо помрачнело, словно на него упала тень. Тогда я не придал этому значения и лишь потом осознал истинный смысл увиденного.

– Однако наш противник больше ни разу не появлялся, – гнул я свою линию.

– Он терпелив.

Мы тоже. Иначе как еще назвать наше многолетнее добровольное изгнание?

– Отец, нам тоже пора возвращаться в Сиву.

Я был сосредоточен и решителен. Я знал: правда на моей стороне.

Отец замер, погрузившись в глубокие раздумья.

– Твое обучение еще не завершено.

Эта фраза утратила былое значение и произносилась по привычке. Во всяком случае, так мне казалось. Но у меня было убеждение, заимствованное у Хенсы и Айи. Оно помогало спокойнее относиться к подобным отцовским заявлениям. Всегда можно научиться чему-то новому. Поэтому мое обучение никогда не кончится.

– Его можно завершить в Сиве, – невозмутимо возразил я. – Когда я снова буду рядом с Айей.

– Негоже, чтобы те, кого ты берешься защищать, видели огрехи в твоем обучении.

– Тогда продолжим обучение втайне.

Я не понимал отцовского упрямства. Если долгие годы даже я не знал, что мой отец – меджай, жителям Сивы это тем более было неизвестно. Мы легко могли объяснить, что я продолжаю обучаться, чтобы занять должность мекети.

– Сива столько лет остается беззащитной, – высказал я еще одну тревогу, не дававшую мне покоя. – Все эти годы мать живет совсем одна. Представляю, как она беспокоится за нас.

– Без тебя знаю! – отрезал отец, но в его голосе не было огня. – Что бы ты мне ни говорил, в Сиву ты вернешься только полноценным меджаем.

Это возражение тоже не имело прежней силы. Привычные слова о моей неготовности, отцовское упрямство, и не более того. Я вдруг увидел отца намного яснее, чем прежде, и вдруг понял правоту слов Хенсы. Отец любил меня. Любил по-настоящему, хотя проявлял свои чувства на редкость жестоким образом. И по матери он невыносимо скучал, даже если за все годы ни разу вслух о ней не вспомнил.

И еще Сабу очень боялся всего, что может случиться со мной, когда я надену плащ меджая. В чем-то Айя была права: отец удерживал меня, одновременно удерживая и себя.

– Так в чем дело, отец? Объяви меня полноценным меджаем.

Отец посмотрел мне в глаза. Искренне, позволив увидеть больше, чем раньше. Он выглядел постаревшим и уставшим, но я заметил и другое: гордость за меня.

– Сын мой, ты близок к этому. Невероятно близок. Я вижу, как много Айя значит для тебя. Я был упрям. Я скучаю по твоей ма…

Он прервал себя на полуслове, печально встряхнув головой.

– Давай упражняться. Я хочу увидеть и оценить твою подготовленность. Быть может, тогда обсудим и возвращение домой.

Я упражнялся под утренним солнцем, продолжая размышлять. Что сейчас двигало моим усердием? Желание стать меджаем или желание поскорее увидеть Айю? А может, то и другое сразу? И так ли уж несовместимы эти желания, как думалось отцу? Я пока и сам не был уверен, но чувствовал, что однажды смогу их уравновесить.

Еще никогда я не упражнялся с таким усердием, как в это утро.

 

54

Айя гордилась своей наблюдательностью, однако сейчас ее голова была забита другим. Потому вначале она не проявила достаточного внимания к людям, встретившимся ей у водопоя.

Айя их заметила, однако не сумела сразу распознать исходящую от незнакомцев угрозу. Можно сказать, она лишь смотрела, но не видела их по-настоящему. Девушку не насторожили шрамы на их коже и угрюмое выражение лиц. И косые взгляды, бросаемые на ее лошадь, тоже прошли мимо нее, равно как и приглушенные голоса незнакомцев, их влажные губы и оценивающие глаза…

Потому что в данный момент ее волновали совсем иные вопросы. Начать с того, что ее мутило, по-видимому, из-за обезвоживания. А еще Айя постоянно вздыхала, снова и снова воскрешая в памяти ее разговор с Байеком. Ее мучили запоздалые раскаяния. Ведь за эти годы тренировок она могла столько ему рассказать, но вместо этого держала невысказанным внутри себя.

Странно, что Айя почти разучилась искренне разговаривать с Байеком, хотя они и стали ближе, чем прежде. Если бы юноша сейчас ехал рядом, он бы наверняка утешил свою возлюбленную: «Айя, зачем ты так много вздыхаешь? Мы во всем разберемся. Раньше это у нас получалось, получится и сейчас. Все будет хорошо». Он бы ее убедил, что меньше всего ей сейчас нужно думать о вздохах. Байек обратил бы ее внимание на что-то более привлекательное. На замыслы, которые они строили. На хитроумный маневр, изученный сегодня утром. А может, он просто показал бы ей птичку, порхающую в небе. Байек умел преподносить обыденные вещи как настоящие чудеса. Можно ли вздыхать, если в окружающем мире скрыто столько всего удивительного? И как вообще она может вздыхать, когда они вместе?

Только, увы, Байек сейчас не ехал рядом с ней, и его лошадь не приноравливалась к скорости ее лошади. Байек не стоял с поднятым мечом, настойчиво убеждая Айю продолжать утомительные занятия. Не сидел у костра, поедая то, что принесла им дневная охота, и не забывая улыбаться. Некому было сейчас отвлечь Айю от тягостных мыслей о тете, которую девушка отчаянно надеялась застать живой. А может, боги приготовили ей подарок и, приехав в Сиву, она увидит Херит совсем здоровой.

Все просто: отсутствие Байека – вот какой была настоящая причина для вздохов несчастной девушки.

Кто знает? Быть может, вздохи удерживали ее от какой-нибудь глупости вроде возвращения назад. Одновременно тоскуя по Байеку и тревожась о здоровье тети, Айя замечала в окружающем мире только признаки взаимодействия между двумя близкими по духу созданиями. Невинную мордашку ребенка, топающего по речному мелководью к матери. Бегемотиху с детенышем. Страстно целующуюся влюбленную пару. Старика с добрым морщинистым лицом, куда-то едущего на верблюде и смеющегося шуткам своего молодого спутника – погонщика воловьей упряжки.

И потому Айе оставалось лишь одно – ехать дальше, что она и делала. Дорога пролегала по берегу Нила. Порой крестьяне, работавшие на окрестных полях, и путники, что шли и ехали навстречу, оглядывались на нее и пытались угадать, куда же едет эта молодая женщина, густо покрытая дорожной пылью, с тугой косой и грустным лицом.

Так Айя добралась до водопоя, где остановилась, чтобы напоить лошадь, утолить собственную жажду и передохнуть.

Девушка привыкла разговаривать со своей лошадью. Это был прекрасный белогривый жеребец, спокойный и покладистый друг. А здесь, среди пустыни, – лучший друг. Еще во время их кочевой жизни Айя занялась его воспитанием. Как оказалось, не напрасно. Конь прибегал на ее зов и всегда держался поблизости. Животное отличалось не только красотой, но и смышленостью.

Айя повела коня к водопою. В том месте бил родник. Естественную чашу укрепили кирпичами из песчаника. Конь послушно следовал за хозяйкой. Чашу окружала сочная растительность. Ветви деревьев и кустов клонились к воде, будто стремились прикрыть собой драгоценную влагу.

Это место вновь пробудило в Айе мысли о Сиванском оазисе. Ей вспомнился прохладный ветерок, дувший от воды и несший желанную прохладу, когда вокруг пустыня изнывала от зноя. Мысли о доме и больной тетке потянули за собой мысли о Байеке, и Айя снова вздохнула.

Пока жеребец пил, девушка села на кирпичное ограждение, поглубже опустила руки в воду (там вода была наиболее прохладной), а потом, зачерпнув полные горсти, умыла лицо, шею и плечи.

Усталость и жажда притупили внимание Айи. Ей было не до подозрительных соседей слева. А вот они с жадностью поглядывали на коня и с неприязнью – на нее.

На горизонте возникло черное пятно. Возможно, какой-то одинокий всадник, также направлявшийся к водопою.

Айя наполнила бурдюк. Она и сейчас не замечала, что опасные соседи переместились поближе, а разговоры вполголоса сменились заговорщическим перешептыванием. Айя жадно глотала воду, попутно отгоняя назойливые мысли. Ее конь стоял неподалеку в тени от тиса.

Отвязав с пояса красный шарф, Айя намочила его в воде и приложила к лицу, наслаждаясь прохладой. Потом шарф мокрым комком упал на борт чаши, а солнце заслонила чья-то тень.

– Здравствуй, красавица, – послышалось сзади.

Айя догадалась, что голос принадлежит одному из соседей по водопою, и сразу насторожилась.

В тоне незнакомца не было добродушной насмешливости, принятой в разговорах друзей. Не было вежливой неторопливости купцов, заискивания странствующих торговцев, надеющихся продать товар, или восторгов незадачливых ухажеров, встречавшихся девушке на дорогах. Всего этого Айя вдоволь навидалась и наслушалась.

Нет, голос незнакомца звучал совсем по-другому. Услышав его, Айя мгновенно выпрямилась, запоздало почувствовав опасность.

Ее туника была плотно запахнута и подпоясана. Под туникой Айя прятала короткий меч, с которым упражнялась все эти годы. Может, ее соседи видели краешек эфеса, когда девушка наклонялась к воде? Ей захотелось убедиться, что меч никуда не исчез. Айя сунула руку под тунику, одновременно выбирая стратегию действий. Что, если внезапно выхватить меч, тем самым отпугнув этот сброд и показав им, что она – опасная противница? Нет. Они сочтут это вызовом. Оставалось единственное: дождаться, когда опасные незнакомцы сделают первый шаг, и тогда уже им ответить.

Айя оценила положение. У кучки негодяев был главарь. Он-то сейчас и пытался вступить с девушкой в разговор. Похоже, в свое время главарю сломали нос и кости неправильно срослись, отчего нос торчал несколько вбок.

– Эй, я к тебе обращаюсь, – сказал главарь, подходя ближе.

– Чем я могу вам помочь? – спросила Айя, повернувшись к нему.

Она смотрела не на главаря, а на троих его спутников. Те алчно пялились на ее коня.

Конокрады, да покарают их боги.

Главарь протянул руку, схватив Айю за подбородок и притянув к себе. Девушка не дернулась, а лишь пристально посмотрела разбойнику в глаза и отстранилась, тихо сказав:

– Больше не смей прикасаться ко мне.

– Что ж, твою просьбу легко исполнить, – прохрипел главарь. – Не поднимай лишнего шума, пока мы забираем твою лошадку. И тогда, быть может, мы этим и ограничимся.

Без своего жеребца Айе не добраться до Сивы и не увидеть тетку.

– Лошадь я вам не отдам.

Главарь взмахнул рукой, показывая бесполезность дальнейших возражений.

– Как насчет того, чтобы просто уступить нам то, за чем мы пришли? Не создавай себе проблем. Мы хорошо о нем позаботимся, будь уверена.

Айя коснулась подбородка, сделав вид, словно обдумывает «щедрое» предложение главаря. На самом деле девушка напряженно думала о другом. Она стояла спиной к чаше водопоя, которая была достаточно глубокой – в этом Айя успела убедиться. Попытка сбежать от конокрадов окончится неудачей. И потом…

О какой-либо уступке не могло быть и речи. Пусть их четверо. Айя не зря проходила обучение. Не какое-нибудь, а меджайское. Это обеспечивало ей свободу выбора.

Айя хотела дать бой.

– Говоришь, позаботитесь? Да вы поспешите продать несчастного коня. Чего еще ждать от таких конокрадов, как вы?

Главарь оскалил гнилые зубы.

– Как грубо, – угрожающе пробормотал он и потянулся к оружию.

«Не торопись выхватывать меч, – подумала Айя. – Не надо им сразу показывать, что ты вооружена». Пусть ее меч останется для них полной неожиданностью.

– Что ж, – мягко продолжила девушка, – давай-ка посмотрим, сумеешь ли ты отобрать у меня лошадь.

Главарь ухмыльнулся. Айю окутало зловонием его дыхания.

– Что ж, давай-ка посмотрим, – сказал он и шагнул вперед.

 

55

Разбойник попытался схватить Айю за руку. Она отступила, но тут же стремительно развернулась и бросилась на главаря. Девушка заломила ему руку, не без удовольствия услышав, как конокрад взвыл от боли. Она снова повернулась, увлекая за собой главаря, и швырнула его лицом в воду.

Прекрасный маневр. «Если бы только Байек это видел», – подумала она и пронзительно свистнула. Конь встрепенулся, прижал уши и, как всегда, послушно прибежал на ее зов. Остановившись, жеребец повернулся и тоже приготовился к сражению, угрожающе оскалив пасть и тем самым охладив пыл одного из конокрадов. Горе любому негодяю, который попытается до него дотронуться. Айя улыбнулась, довольная своим конем.

Конокрадам было не до улыбок.

– Схватите ее! – крикнул барахтающийся в воде главарь.

Трое его сообщников устремились к Айе. Девушка метнулась вбок, пытаясь предугадать следующий ход противников. Приближавшийся всадник вполне мог и не доехать до водопоя, а свернуть в сторону. Обозленные конокрады были совсем рядом. Пора показать им меч.

Айя повернулась и уже хотела выхватить оружие, но один из ее противников оказался быстрее, чем она рассчитывала. Конокрад подскочил к ней, рыча от ярости и скаля зубы – такие же гнилые, как у главаря. Он и лицом был на того похож. Наверное, брат, который торопился восстановить честь семьи, если у конокрадов существовало понятие чести.

Нападавший ринулся к Айе, согнув растопыренные пальцы на манер звериных когтей. Но девушка сохраняла безупречное равновесие, упираясь ногами в землю. Айя лишь пригнулась и нанесла несколько ударов по рыхлому, податливому животу конокрада, после чего повернулась вбок. Нападавший упал, испустив шумный, с присвистом вздох. А к Айе уже подбирался второй. Тогда она, не разгибаясь, уперлась рукой в землю, повернулась и поставила ему подножку.

Это были уже не упражнения, а боевая проверка всего, чему она научилась за время кочевой жизни с меджаями. Айя чувствовала себя все увереннее. Сильная. Уравновешенная. Впервые она поверила, что ее телесное развитие не уступает умственному.

Второй нападавший тоже рухнул, оторопело глядя на нее. И тем не менее маневр Айи не остановил его. Извиваясь всем телом, конокрад потянулся к девушке и схватил за ногу раньше, чем Айя успела подняться. Это не помешало ей ударить нападавшего ногой в лицо. Он завопил и разжал руки. Айя встала и едва успела оглядеться, как почувствовала пальцы третьего конокрада, сомкнувшиеся на ее шее.

Сзади, отфыркиваясь, вылезал из чаши мокрый главарь. Его лицо было перекошено злобой и ненавистью. Третий конокрад явно собирался сломать Айе шею. Большие пальцы давили ей на горло, перекрывая дыхание. Лицо Айи покрылось брызгами его слюны. Тогда девушка сползла вниз, увлекая за собой противника. Затем, качнувшись на ягодицах, она выбросила вверх колени, ударив его в грудь. Оба снова повалились на песок, но маневр удался. Руки нападавшего разжались. Айя дважды ударила по горлу. Удары были короткими и сильными – сладкая месть. Девушка проворно откатилась в сторону, оставив конокрада корчиться на песке.

Через мгновение Айя была снова на ногах. Она побежала к коню, рассчитывая, что суматоха, трусливость противников и боль поумерят их прыть и она успеет вскочить в седло.

Айя уже собиралась перекинуть ногу через лошадиный круп, когда из-за дерева появился мокрый, разъяренный главарь. В его руке блестел нож. Конь взвился на дыбы, окутав разбойника облаком песчаной пыли. Главарь бормотал проклятия и угрозы. С одежды продолжала капать вода. Его трясло от гнева и сбившегося дыхания. Но главарь не считал свою затею проигранной. Перебрасывая нож из руки в руку, он стал подзадоривать Айю:

– Ну же, красавица, давай.

Айя рискнула обернуться. Двое конокрадов молча глазели на происходящее. Девушка вновь повернулась лицом к главарю, сознавая, что до сих пор так и не вытащила меч. Однако теперь, сделав это, она будет вынуждена убить главаря. Не о том ли ей постоянно твердил Байек? В подобной ситуации достаточно убить заводилу – и остальные побегут кто куда.

И все равно Айе не хотелось убивать. Да, она этому училась, готовилась к этому. Противник в похожей ситуации вряд ли стал бы колебаться. Однако девушку терзали сомнения. Айя всегда считала, что обучается ради настоящих битв, чтобы защищать себя и тех, кого любит. Но понимание, что ты учишься убивать, – это одно. А убивать самой… нечто иное.

«Когда-нибудь тебе придется это сделать», – говорил ей Байек.

Айя надеялась, что такой день никогда не наступит, хотя и понимала хрупкость своих надежд. И вот действительность поставила ее перед необходимостью убить. Не по моральным соображениям, не из мести, не ради защиты чести. Ей нужно убить главаря конокрадов, чтобы самой остаться в живых.

Айя выхватила меч.

Он был длиннее и внушительнее конокрадского ножа. Вряд ли главарь особо обременял себя упражнениями.

– Я умею пользоваться этой штукой, – предупредила Айя, делая последнюю попытку спасти разбойнику жизнь.

– Не сомневаюсь, – ухмыльнулся он.

Сообщники главаря стояли наготове и ждали. Кто знает, о чем они думали? Возможно, хотели увидеть триумф своего товарища. А может, втайне рассчитывали, что он потерпит поражение от какой-то женщины. Не исключено, что им просто нравилось глазеть на происходящее.

Если понадобится, она убьет главаря. Недавние сомнения ушли. Айя успокоилась, снова вспомнив наставления Байека. Нужно весь страх противника и его дурные предчувствия обратить себе на пользу.

– Ну-ну, поглядим, как ты сражаешься, – сказал главарь, все так же перебрасывая нож из руки в руку.

Айя заняла боевую стойку…

Звук летящей стрелы девушка услышала раньше, чем увидела саму стрелу. Та пролетела мимо ее уха и ударила в главаря. На мгновение Айе показалось, что стрела пронзила ему грудь. Нет, стрела лишь прорвала ему одежду под мышкой и пригвоздила главаря к дереву. Он почти высвободился, но вторая стрела прошла под другой подмышкой, зацепилась за одежду и снова сделала разбойника пленником дерева. Третья стрела вонзилась главарю между ног.

Айя обернулась. Конокрады сделали то же самое. Глаза всех были устремлены на всадника, остановившегося возле водопоя. Шарф защищал его голову от солнца. Темные глаза окружал слой кайала. По всему чувствовалось: это был опытный путешественник и такой же опытный лучник. Он вложил четвертую стрелу и раздумывал, куда ее пустить: в пригвожденного главаря или троих сообщников.

На мгновение стало тихо.

– Явился ее спасать? – все с тем же ехидством спросил главарь, осторожно трогая пробитую тунику.

– Каждому дураку понятно, что спасаю-то я как раз тебя, – сухо рассмеялся незнакомец.

Айя не могла разобраться в своих чувствах. С одной стороны, она была благодарна незнакомцу и испытывала облегчение. День, когда ей придется убивать, снова отодвинулся. А с другой – не ощущала ли она пусть и легкую, но досаду? Как-никак она успела набраться решимости, чтобы сделать этот важный шаг.

– А теперь, – продолжал незнакомец, – вам четверым нужно принять решение: умереть или убраться отсюда. Выбор за вами.

 

56

Конокрады предпочли второе и убрались, поджав хвосты, как побитые псы. Теперь Айя смогла повнимательнее рассмотреть незнакомца. Он размотал платок. Айя едва удержалась, чтобы не вздрогнуть при виде многочисленных шрамов, уродующих его лицо. Убедившись, что конокрадов и след простыл, незнакомец спешился и повторил недавние действия самой Айи: напоил лошадь, умылся и стал пить. Изучающий взгляд девушки ему ничуть не мешал.

– Сейчас ты раздумываешь, стоит ли меня благодарить, – нарушил молчание незнакомец. – Ты думаешь, должна ли это делать. А еще – будет ли твоя благодарность признанием того, что ты у меня в долгу и что однажды я могу напомнить тебе об этом долге.

Что ж, сформулировано странно, но в целом верно.

– Возможно, – уклончиво ответила Айя. – А как тебя зовут, путник?

– Бион.

– Бион из…

Ей подумалось, что этот человек умеет скрывать свои чувства. Когда он отвечал, его лицо оставалось спокойным и даже безмятежным. Но настоящая ли это безмятежность или маска, скрывающая что-то еще?

– Когда-то я был Бионом из Файюма. Сейчас – Бион из пустыни.

– Ты служил в армии?

– Верно, я служил в царской гвардии. Был махайрофором.

– Значит, твои шрамы – оттуда? И умение метко стрелять – тоже?

– Разумеется.

Как и Айя, Бион сложил руки чашей, зачерпнул воды, утолил жажду, после чего побрызгал себе на лицо и руки.

Ее шарф так и лежал на краю ограждения. Увидев, как Бион умывает лицо, Айя протянула ему шарф. Кем бы ни был этот человек, это было то немногое, чем девушка могла отблагодарить его за своевременную помощь.

Бион, кивнув, взял шарф и, словно мочалкой, оттер себе лицо.

– В нашем отряде я считался одним из лучших стрелков.

– Однако твой лук выглядит совсем новым, – сказала Айя, когда Бион закончил вытирать лицо.

Он присел на корточки и улыбнулся. Но улыбка показалась девушке какой-то поверхностной, странной, даже пустой. Бион плотно скрутил ее шарф, отжимая воду.

– Тебе не откажешь в наблюдательности.

Капельки воды падали с шарфа на борт ограждения. Бион обмотал концы ткани вокруг костяшек. Движение было странным, и Айя напряглась, сама не понимая почему.

Затем Бион повернулся к ней лицом.

 

57

Да, мы перебрались на другое место. Наш новый лагерь мы расположили между отрезком Нила, отличающимся быстрым течением, и двумя холмами. Они защищали нас от превратностей погоды. Туда мы каждое утро поднимались для занятий. Я прогонял все мысли об Айе, поскольку они отвлекали меня от главной цели: закончить обучение и вернуться к ней.

Одним богам известно, как сильно я тосковал по своей возлюбленной. Разлука с Айей угнетала меня все острее. Не знаю, замечал ли отец мое состояние. После нашего разговора, случившегося в день ее отъезда, все свои мысли об Айе он держал при себе. Его занятия со мной стали гораздо жестче, чем прежде. Отец неутомимо проверял меня на прочность, не давая никаких поблажек.

Но однажды я не выдержал. Уклонившись от отцовской атаки, я отступил на несколько шагов, не делая попыток отразить удар. Хватит. Мне пора уезжать. Пора возвращаться в Сиву независимо от отцовского разрешения или запрета. Огорченный моим поведением, отец опустил меч.

– В чем дело, Байек? – сердито спросил он.

Должно быть, он заметил, что я смотрю в направлении Сивы. Потом отец шумно вздохнул и заговорил снова:

– Ты пока не готов. Твое обучение не закончено. Я пытаюсь учить тебя как можно быстрее, но…

– Не закончено? – взвился я, убирая меч в ножны. – Я столько лет обучаюсь, не пропустил ни одного дня. На скольких холмах я вот так же стоял под жгучим солнцем? Кто считал наши стоянки за эти годы? И ни разу моя верность избранному пути не дрогнула.

– Она дрогнула сейчас. И я это вижу.

Я отчетливо понимал: мое обучение всегда будет недостаточным. И причина крылась не во мне. Мой отец боялся. Не за себя. Он боялся за меня.

– Я хочу увидеть Айю, хочу увидеть мать.

Я старался говорить как можно проще, надеясь, что мои слова пробьются сквозь отцовские страхи и он поймет.

– Увидишь, когда станешь полноценным меджаем.

– Когда это случится? Через сколько недель? Месяцев? А может, лет?

Отец указал на рану, что в то утро его меч оставил на моей щеке. Рана не успела полностью затянуться.

– Когда станешь недосягаем для подобных атак.

Я нахмурился:

– Сколько раз ты мне говорил, что меджай, пока живет, продолжает учиться?

Айя поверила его словам и целиком поддержала их, но сейчас я об этом умолчал.

– Если противник способен ранить меня в щеку, это еще не значит, что он может нанести мне смертельный удар. Отец, я больше не хочу ждать. Я хочу вернуться в Сиву. Хочу увидеть Айю. Если повезет, быть может, я сумею ее нагнать.

Я выпрямился во весь рост, расправил плечи. Я смотрел на отца и чувствовал, как мои глаза пылают решимостью, и надеялся, что остальные чувства бурлят внутри, не вырываясь наружу. Я любил отца, но меня печалило его упрямство.

Услышав мои слова, Сабу закатил глаза.

– Ты безрассуден и порывист, – сказал он. – Тобой движет то, что находится здесь (он постучал по груди), а не здесь (он коснулся головы).

– Пусть так, но с этим я попытаюсь совладать. А не мое ли безрассудство и порывистость привели меня на Элефантину?

– Ваша четверка тогда едва не разрушила мои замыслы.

– Твои замыслы – продолжать путь меджаев. Продолжать меджайскую родословную. Разве не так?

Он лишь взглянул на меня, не подтверждая, но и не отрицая услышанное.

– И не моим ли безрассудством это достигнуто? – продолжал я. – Айя считает, что ты терпишь наши отношения, поскольку она – наш лучший шанс продолжить меджайский род и получить наследника, из которого мы воспитаем меджая. Я прав? Ты только поэтому позволял ей странствовать вместе с нами?

И снова: ни подтверждения, ни отрицания. Опять те же бесстрастные глаза, которые я видел столько лет. Мозг пронзила мысль: Айя покинула нас, поскольку искренне любила свою тетю. В той любви не было ни капли фальши. Я тоже любил отца, но любовь к нему не была столь чистой и простой, она напоминала свиток, многие места которого оставались непонятными. Я давно уже вырос. Я уважал отца, однако его одобрение перестало быть главенствующей целью жизни.

Когда Айя уехала, я утратил что-то важное. Нечто более значимое, чем отцовское уважение. Сейчас я отчетливо это понимал. Я потерял что-то простое и чистое. Любовь, принесенная Айей в мою жизнь, уехала вместе с ней, а я совсем не хотел навсегда терять этот дар.

Я с предельной ясностью понимал, что прощусь с отцом и поеду вслед за любимой. Пусть мое меджайское обучение не закончилось, ну и что? Я был наследником меджая. Этого не мог у меня отнять никто. Я много лет провел в тренировках и отработке полученных навыков. Впереди у меня – целая жизнь, чтобы учиться и совершенствоваться дальше. Возможно (я допускал и такую вероятность), мне уже не требовалась помощь отца в освоении искусства меджаев.

– Я уезжаю, – после всех раздумий объявил я отцу. – Можешь называть это безрассудством или порывистостью. Можешь сказать, что я еще не завершил свое обучение, и я, скорее всего, тебе поверю. Но этого, – я обвел рукой холмы, наш лагерь, реку и просторы на другом берегу, – мне уже недостаточно. Прости, отец. Буду рад, если ты поедешь со мной. Но я все равно уеду.

Отец шагнул ко мне. Я внутренне напрягся, не представляя, чтó за этим последует. Его глаза оставались непроницаемыми. Однако я вгляделся в них и вдруг увидел… печальное понимание. Зарождающееся уважение. Оно возникло после нашей последней ссоры в день отъезда Айи.

– Да, ты все еще не готов, – сказал он, – хотя уже не в такой степени, как прежде. Я способен распознать настоящую решимость. В Сиву мы отправимся вместе. Возможно, мы и в самом деле нагоним Айю, но если этого не случится, вскоре ты так и так ее увидишь. Помирись с ней. Я не стану вмешиваться.

Отец нагнулся к своей сумке, которую всегда брал на холмы. Обычно там лежала фляга с водой. Когда я упражнялся с особым усердием, он вознаграждал меня глотком воды.

– Вот, возьми, – с непривычной мягкостью в голосе произнес он.

Вместо фляги отец достал медальон, которого прежде я никогда у него не видел. Он показался мне очень знакомым. Даже вес, который ощутила ладонь, когда эта странная вещь коснулась моей руки.

– Он вручается лишь настоящим меджаям, – сказал отец. – Я хочу, чтобы теперь им владел ты.

Я изумленно взирал на медальон. Столько лет я цеплялся за отцовское одобрение, и вот теперь, когда надобность в его похвалах отпала…

– Ты отдаешь мне свой медальон?

– Ты честно его заработал. Надо было еще раньше дать тебе такую возможность. Жаль, что я долго не верил в тебя. В тебе я вижу то, что когда-то видел в себе. – Он протяжно вздохнул. – Я и сейчас слишком часто вижу перед собой своего маленького мальчика, а не взрослого мужчину.

Отцовское признание отозвалось во мне всплеском душевной боли. Я смотрел на ладонь с медальоном и чувствовал, что и в самом деле его заработал. Но я не мог себя заставить сомкнуть пальцы и убрать медальон.

– Что ты скажешь об Айе? – спросил я.

– Тебе не требуется моего одобрения.

– А если бы потребовалось?

– Байек, ты же знаешь: у вас с ней разные цели в жизни, – вздохнул отец. – Думаю, теперь ты это понял. Быть может, однажды тебе придется выбирать между Айей и путем меджая. Но я не хочу, чтобы ты встал перед таким выбором. Возможно, она решит примкнуть к нашей борьбе. Что бы ни случилось, во имя блага Египта я надеюсь, что вы сделаете мудрый выбор. Я не прошу делать этот выбор немедленно. Так что бери честно заработанный медальон. Отныне ты – меджай.

Я положил медальон к себе в сумку, где до сих пор хранил перья и прочие маленькие свидетельства странствий.

Повернувшись к отцу, я увидел, как он внезапно весь напрягся. Сабу вертел головой и принюхивался.

Отец широко распахнул глаза и уронил челюсть. Мне показалось, что вокруг нас трещит воздух.

– Он здесь.

 

58

Я услышал звук летящей стрелы и в то же мгновение отец припал к земле, увлекая меня за собой. Мы покатились вниз. Сабу столкнул меня с противоположного склона, как мешок с зерном. Потом я увидел кровь и понял, что стрела, разломившись в полете, впилась в руку отца.

Достигнув подножия, Сабу с кряхтением потянул за обломок, пытаясь вытащить головку стрелы, но поморщился от боли и бросил это занятие.

– Головка с зазубринами, – объяснил отец и посмотрел на меня.

Глаза его блестели. Такой блеск я видел всего дважды: в ночь нападения разбойников Менны на наш дом и в другую ночь, когда на Элефантине мы охотились за убийцей. Возбуждение перед битвой. Отец столько лет готовился к этому моменту. Все его страхи и тревоги померкли.

– Похоже, наш противник даром времени не терял и освоил стрельбу из лука. А вот его запах не изменился.

– Ты его учуял?

Отец коснулся моего плеча.

– Потому, Байек, я и говорил, что в твоей меджайской выучке остались пробелы, – улыбнулся он.

Опасность не лишила отца присутствия духа.

– Двигаться сможешь? – спросил я отца, понимая, что противник обязательно попытается воспользоваться своим преимуществом.

– Могу идти, бежать и махать мечом.

Отец кивнул в сторону двух наших шалашей, в которых остались наши луки.

Я пока не умел улавливать запах приближающегося противника, но мое мастерство стрельбы из лука было почти непревзойденным. Оказалось, что я, как и отец, – прирожденный стрелок. Возможно, даже более умелый, чем Сабу. Это давало нам большие преимущества перед противником.

– Давай поторапливаться, – подгонял меня отец. – Нужно добраться до лагеря раньше, чем этот наемник обогнет холм.

Мы побежали к шалашам, словно состязались в беге, а там нас ждала награда в виде луков и колчанов со стрелами. Лагерь выглядел вполне мирно. Четверо лошадей щипали зелень. Близость воды делала землю плодородной. Полянка, где паслись животные, круто обрывалась к реке.

Только бы добраться до луков.

Противник лишил нас этой возможности. К топоту наших ног примешался топот копыт. Оглянувшись назад, я мельком увидел всадника. Это и был убийца.

Наконец-то мы встретились. Столько лет этот человек охотился за нами и теперь считал, что близок к цели. Меня поразили его спокойствие и уверенность. В этом он не уступал лучшим нубийским стрелкам. Если столько лет подряд он оттачивал свои навыки, то наверняка в совершенстве постиг все тонкости стрельбы из лука. От этой мысли у меня побежали мурашки по спине. Значит, отец был прав, а Айя ошибалась: убийца годами нас разыскивал.

Голова наемника была замотана платком, кожа вокруг глаз – покрыта слоем кайала. Обветренное лицо, испещренное шрамами. Глубоко посаженные глаза: жесткие, подмечающие каждую мелочь. Увидев их, я подумал, что такие же глаза видел каждый день во время наших многолетних упражнений.

Еще одна мысль ударила меня не хуже стрелы. Я вспомнил выражение на отцовском лице и вдруг понял, чтó оно значит. Все эти годы Сабу сознавал, что они с убийцей – зеркальное отражение друг друга. Я понял, почему отец утверждал, что убийца не прекратит охоту за нами: он бы повел себя точно так же. Окажись Сабу на месте нашего противника, он бы отступил и, усвоив горький урок, принялся бы совершенствоваться в стрельбе из лука, чтобы при случае застать свою жертву врасплох. И конечно, он бы не оставлял попыток найти тех, за кем охотился. Отец довел бы дело до конца. Вот и убийца явился сюда ровно за тем же.

Только сейчас я заметил, что рука наемника обвязана знакомым красным шарфом.

Это был шарф Айи.

Убийца не оставил мне времени на ответные действия. Он выпустил стрелу.

– Отец! – крикнул я.

Возможно, мое предупреждение спасло отцу жизнь. Он отклонился влево, и стрела, метившая в грудь, снова ударила в плечо, повалив отца на землю.

Боги! Вторая стрела, застрявшая у него в теле. Добравшись до Сабу, я увидел сильно побледневшее лицо, мокрую от крови тунику. Меня прошибла новая пугающая мысль: возможно, отец встретил противника, равного себе. Эта мысль, подобно разлившейся реке, смыла мою высокомерную юношескую уверенность, а отступив, обнажила камни поражения.

Стоя на коленях, я видел, как всадник развернул лошадь, переместившись ближе к краю обрыва. Он вкладывал в лук новую стрелу. Тогда я выхватил нож, купленный в Завти целую вечность назад, выпрямился во весь рост и метнул свое оружие в противника. Это был мой лучший бросок, а в нынешних обстоятельствах – просто неповторимый. Убийцу он застиг врасплох. Нож вонзился сбоку в ткань его платка. Силы броска хватило, чтобы убийца качнулся назад и свалился с лошади вместе с луком и колчаном.

Отец поднялся на колени, затем встал. Я протянул ему руку, помогая подняться. Выхватив меч, я двинулся туда, где теперь уже противник стоял на коленях, слегка покачиваясь. Он находился почти рядом с нашими шалашами. Подняв голову и увидев нас, убийца вырвал мой нож, сбросил платок и вскоре уже стоял с мечом в руках.

Я видел его шрамы, оскаленные зубы, холодные глаза, где не было никаких чувств. Солнце сверкало на поверхности его меча. У наемника за спиной, внизу, шумела и бурлила река. Края столь знакомого мне шарфа свешивались с запястья этого страшного человека.

– Храбрые меджаи, – сказал он.

Обычно такие слова произносились с ухмылкой, но убийца не выказал ровным счетом никаких чувств. В его пустых глазах ничего не изменилось.

Металл встретился с металлом, наполнив звоном мои уши. Я надеялся, что свирепость моей атаки заставит его отступить. Быть может, даже застигнет врасплох. Но нет. Убийца с легкостью отразил мой выпад. Пожалуй, его движения восхитили бы меня, наблюдай я все это со стороны. Но он был моим противником.

– Где она? – закричал я, устремляясь в новую атаку.

Сообразив, что впустую размахиваю мечом, я напомнил себе о необходимости управлять своими чувствами. Потеря самообладания была чревата поражением.

– Что ты с ней сделал?

Боковым зрением я увидел подошедшего отца. Мои слова вызвали у него недоумение. Отец не знал о жуткой картине, выстроившейся у меня в мозгу: противник появился в этих краях не сегодня. Какое-то время он следил за нами. Он видел отъезд Айи и последовал за ней.

Но что было дальше? Боги, что он с ней сделал?

– Где она? – уже без крика повторил я.

Пусть думает, что тревоги меня ослабили и я утратил сосредоточенность. Мне это только на руку.

– Байек, соберись, – предупредил меня отец, вставая рядом.

Эти слова он произносил постоянно, когда во время занятий эмоции во мне начинали брать верх над разумом. Я не посчитал нужным ответить. Мои выпады не были напрасными. Туника убийцы стала красной от крови наравне с отцовской. Рана, которую я ему нанес, сильно кровоточила. Если я сумею измотать его в поединке, он непременно ослабнет и умелое владение мечом уже не даст ему большого преимущества. Вероятно, я даже смог бы его одолеть.

Вскоре к сражению примкнул мой отец. Он сделал выпад, мечи схлестнулись. Это было сражение равных по силе и умению. Каждый стремился нащупать в действиях противника слабое место. Каждый атаковал, отступал, защищался и вновь переходил в наступление.

Отец устал. Как и убийца, он потерял много крови. Еще чуть-чуть, и им будет не устоять на ногах. Вот тогда-то я вмешаюсь, чтобы завершить начатое.

Это знал не только я. Это, естественно, знал и убийца, опытный и хладнокровный воин. Он не собирался допускать, чтобы противники навязывали ему ход сражения. Он решил снова втянуть в действие меня, а отца – оттеснить резкими косыми ударами. Будь на его месте кто-то другой, такие удары потребовали бы значительного напряжения сил. Убийца, казалось, обходился легким движением рук. Нож, который я в него метнул, пришелся ему весьма кстати. Убийца держал мой нож (липкий от его крови) в левой руке, и, когда я делал выпад, пытаясь обойти его оборону, он выставлял руку, вынуждая меня отступать.

Я нещадно подавлял отчаяние, нараставшее у меня внутри. Нас было двое, он – один. Мне думалось, что сражение при всей своей жестокости продлится недолго. Но мы с отцом никак не могли перехитрить противника, обладавшего силой, решимостью и несомненным опытом. Мы были защитниками. Человек, с которым мы сражались, был искусен в ином ремесле – ремесле бездушного убийцы.

Я смотрел на бледное отцовское лицо и понимал, каких усилий стоит ему продолжать сражение. В его глазах появилось сомнение.

А потом убийца ранил и меня. Я рванулся вперед, поймавшись на обманный маневр, на который больше уже не попадусь. Убийца понимал, что опыта сражений у меня нет, и превратил мою неопытность в дополнительное оружие. Я размахивал мечом, оставив нижнюю часть туловища без прикрытия. Убедившись, что так оно и есть, противник ранил меня ножом в живот. Я попятился, шатаясь и зажимая рану. Тогда меч убийцы несколько раз полоснул по моему предплечью.

Мы все устали, и в сражении наступил перерыв. Наши плечи вздымались. Мы тяжело дышали. Из ран текла кровь.

– Кто тебе платит? Орден? – спросил отец у нашего врага. – Мы можем заплатить тебе больше.

Мне не понравились отцовские слова. Это было равносильно признанию, что такой противник нам не по зубам. И в то же время я знал, скольких погубила гордость. Порой было разумнее откупиться. Конечно, если ты уверен, что враг не обманет и не прикончит тебя, получив вознаграждение.

– Меджай, я не работаю за деньги, – бесстрастно ответил убийца.

– Значит, ты работаешь из принципа. Возможно, твои идеалы гораздо больше совпадают с меджайскими, чем ты думаешь.

– А может, у меня вообще нет идеалов, – сказал убийца.

Его глаза переместились на меня. Я подумал об Айе и уже собирался заговорить, но отец меня опередил.

– Твое задание – убить меня? – спросил отец.

– Мое задание – уничтожить весь ваш род и тем самым искоренить меджаев.

Он даже не скрывал этого, считая, что близок к цели и наша участь решена.

– У тебя ничего не получится, – возразил отец. – Мысль, вдохновленную учением, нельзя убить.

– А вот пославший меня с этим не согласен, – сказал убийца, направляясь к нам. – Зависимость от родословной является вашей слабостью.

Что ж, в этом наш противник был прав.

Сражение возобновилось. Снова в воздухе яростно замелькали лезвия мечей. Отцовская туника стала совсем мокрой от крови – Сабу был ранен тяжелее нас с убийцей. Рана на моем животе также кровоточила. Каждое движение лишь усугубляло мои страдания. Ручейки крови текли по ногам в сапоги. Я слышал, как хлюпают пальцы ног в вязкой жидкости.

А наш противник словно заговорил свою боль. Он умело скрывал ее натиски, отказываясь поддаваться им. Насколько серьезно он был ранен? Трудно сказать. Убийца атаковал с прежней неутомимостью и безжалостностью. Этот человек много лет охотился за нами и останавливаться не собирался. Он надвигался жестоко, неумолимо, неотвратимо. Новый удар, нанесенный им моему отцу, приблизил неизбежное.

Я увидел, как Сабу покачнулся. А я-то верил, что отцу неведома горечь поражения. Его глаза, еще недавно сверкавшие в предвкушении битвы, отражали совсем другое: осознание проигрыша. Отца тяготила не боль и не скорая смерть. Мысли о поражении, и не только собственном. Уже потом до меня дошло: когда отец поднял меч для новой атаки, у него не было мыслей о победе. Все, что он хотел сделать, – это попытаться спасти меня.

Глядя на ослабленного, сокрушенного отца, думая об Айе… что мог я чувствовать? Только ярость, вырвавшуюся на поверхность. Жгучую потребность отомстить. Отчаянное желание причинить этому «призраку смерти» и его миру такую же боль, какую он причинил моему.

Отец все понял. На самом дне поражения он не утратил способности оценивать ситуацию и действовать. Он видел, как я рванулся к убийце, затевая хаотичную и совершенно непродуманную атаку, которая наверняка окончилась бы моей гибелью. Застонав от напряжения, отец собрал последние силы, бросился мне наперерез и столкнул в воду. Я потерял равновесие. Молотя руками по воздуху, я шумно плюхнулся в воду, ушел на глубину, затем всплыл.

Я глотал воздух ртом. Течение было сильным, а река – неожиданно глубокой. Боясь, что течение меня унесет, я цеплялся за камыши, но их мокрые стебли выскальзывали у меня из рук. Я находил другие, и это позволяло мне оставаться на месте. А чернота уже надвигалась. Она окутывала мой мозг, угрожая поглотить меня целиком. Раны наполняли тело жгучей болью. Подняв голову и взглянув на берег, я увидел убийцу, нависшего над отцом. Его меч сверкнул. Отец рухнул на колени, потом завалился на бок. Убийца вскинул меч и вонзил в тело отца.

Через мгновение тьма окутала меня целиком. Пальцы разжались. Стебли камышей выскользнули из рук, и меня понесло неведомо куда. То, кем я был, осталось позади.

Последнее, что я видел, была красная от крови вода. Последнее, что я осознал, была мысль об отце, которого я только начал по-настоящему узнавать.

 

59

Айе совсем не хотелось появиться в Сиве днем. Ведь, едва заметив ее, жители деревни сразу бы принялись глазеть и судачить. Девушка намеренно избрала вечер и в оазис въезжала уже затемно, узнавая очертания места, которое покинула целую вечность назад.

Ее усталый жеребец неспешно перебирал ногами. «А здесь совсем ничего не изменилось», – подумала Айя и улыбнулась. Везде, где ей довелось побывать, она замечала перемены. Они с Байеком часто говорили и спорили об изменениях, затронувших Египет. А Сива словно противилась всему новому. Взошедшая луна серебристой лепешкой покачивалась над оазисом: над его крепостью, храмами и воспоминаниями…

Сива ее прошлого была связана у Айи с Байеком и Херит. Сива ее будущего… В глубине души девушка отчетливо сознавала: это не ее место. Она может остаться здесь еще на несколько лет. Конечно же, с Байеком. Но остаться в оазисе навсегда? Нет.

Деревенские улицы были тихими и сонными. Айю потянуло взглянуть туда, где стоял дом Байека. Как-то там его мать Ахмоз? Айя знала, что заглянет к ней, но не сейчас. И Рабию тоже навестит. Возможно, у них состоится интересный разговор.

Единственным звуком на темной улице был цокот копыт ее коня. Подъехав к тетиному дому, Айя затаила дыхание. Многодневное путешествие закончилось, но девушка не торопилась выбираться из седла. Айе требовалось собраться с мыслями. Ее захлестывали воспоминания, изрядная часть которых была пронизана грустью. К ним примешивалось беспокойство: вдруг она опоздала и уже не увидит тетю?

Навалилась усталость. Плечи сами собой понурились, голова начала клониться. Свесившиеся косы тянули вниз. Собрав оставшиеся силы, Айя сказала себе, что должна сделать то, ради чего ехала сюда, – войти в дом.

Сделав глубокий, решительный вдох, девушка спешилась, закинула на плечо мешок и подошла к двери дома.

Здесь ее ждали перемены. Айя почувствовала это с первых мгновений.

Чего-то не хватало. Цветов. Тетин дом снаружи всегда был окружен цветами. Айя привыкла видеть Херит возвращающейся с базара и несущей корзину, полную фруктов и цветов. Картина, всплывшая в мозгу, заставила Айю оглянуться. Но позади была лишь темная улица, а Херит с корзиной существовала лишь в воспоминаниях.

Айя заметила не только отсутствие цветов, но и некоторое запустение во дворе. Может, оно было всегда? Может, это только в ее голове существовал опрятно выкрашенный дом, который тетя не уставала каждый день увивать гирляндами ярких цветов? Айя поддела ногтем облупившуюся краску. Наверное, это все-таки игра воображения.

Еще одной переменой был запах, которого девушка не помнила. В ее детстве так не пахло. Это было…

Боги, что же это было? Айя отодвинула плетеную занавеску и вошла в свой старый дом, где на нее, словно затаившийся враг, накинулось зловоние. Оно заставило Айю прикрыть рот рукой и потянуться за шарфом. Потом девушка вспомнила, что на водопое отдала шарф Биону.

Жуткий запах перебил все ее мысли о той странной встрече. Стараясь дышать неглубоко, Айя тихо и очень осторожно двинулась дальше. Запах исходил от мерцающих курильниц. К потолку комнаты поднимались струйки маслянистого дыма. Вонь была тошнотворной. Как можно жить в таком чаду? Но здесь никто не жил. Дом тетки был пуст.

Айя затушила курильницы, пытаясь связать их появление с исчезновением тети. Если Херит умерла, зачем тогда они горят? От мысли о смерти у Айи свело живот. Раньше она бы выскочила на улицу, принялась бы стучаться в соседние дома и спрашивать, где Херит. Вид у нее был бы, как у испуганной дурочки, да и речь не лучше. Конечно же, по деревне сразу поползли бы слухи: «Видели Айю, племянницу Херит? Девчонка вернулась невесть откуда и орет на всю Сиву…»

Такого не будет. Она уже не та Айя, какой была прежде. Поэтому девушка не выскочила, а спокойно вышла на улицу, радуясь, что после удушающего масляного дыма дышит чистым прохладным воздухом. Свернув направо, Айя пошла к дому Нефру – соседки и лучшей подруги Херит.

– Эй, есть кто дома? – спросила Айя и тут же отпрянула.

Из-за двери шел тот же жуткий запах. Пожалуй, здесь пахло даже сильнее. Айя едва выдерживала это зловоние.

– Есть, – ответил голос Нефру, который Айя так хорошо помнила. – Не знаю, кто ты, но все равно входи.

– Это… Нефру? – на всякий случай уточнила Айя.

Зажимая нос и рот, девушка переступила порог. Навстречу из спальной половины вышла Нефру со светильником в руках.

– Айя? Неужто ты?

Нефру шагнула к неожиданной гостье и подняла светильник, освещая не только Айю, но и себя.

Первое знакомое лицо, встретившееся ей за много лет. Айя чуть не вскрикнула. Увидеть Нефру было равнозначно прохождению через врата воспоминаний детства. Перед ней действительно стояла соседка и лучшая подруга Херит: невысокая, полноватая женщина с румяными щеками. Айя вспомнила, что щеки Нефру всегда слегка выпирали, когда та улыбалась. А улыбалась Нефру очень часто. Еще Айя вспомнила, что Нефру и ее тетя, разговаривая, постоянно смеялись. Повод находился всегда.

– Неужели это и в самом деле ты? – спросила потрясенная Нефру.

Она возилась с Айей не меньше тети, и девушка платила ей искренней любовью. Их встреча была обусловлена печальными обстоятельствами. На обеих нахлынули чувства. Из глаз Айи сами собой полились слезы; особенно когда Нефру обняла ее.

– Вернулась, дитя мое. То-то Херит обрадуется…

– Так она жива? – воспрянула духом Айя. – Где она?

– У меня, где ж еще ей быть? – Нефру кивнула в сторону спальной половины. – Я взяла твою тетку к себе. Так легче о ней заботиться.

– Она поправляется?

– Держится, дитя мое, держится. Мы с лекарем делаем все, что можем.

– А чем болеет Херит? – спросила Айя.

– Кашель сильный ее одолевает, – ответила Нефру. – Лекари говорят, что в нее пробрались демоны. Они-то и заставляют твою тетку мучиться кашлем.

Айя скептически оглядела помещение:

– Так это лекарь требует жечь курильницы?

Нефру уважительно кивнула:

– По его словам, дым непременно выгонит демонов из тела Херит. Такие же курильницы мы зажгли и в вашем доме на случай, если демоны туда заберутся.

«Которые я потушила», – подумала Айя, а вслух спросила:

– Можно мне взглянуть на свою тетю?

– Конечно, девочка. Конечно можно. Но все в свое время. Сейчас Херит спит. Заснула, хвала богам. А то кашель ее так донимал, что спать не могла. Я уж не решусь ее будить. Иди взгляни на нее.

Айя заглянула на спальную половину и удостоверилась, что ее тетя действительно жива и сейчас спит. После этого Нефру повела девушку к столу. Айя хорошо помнила соседкин стол. Почему же он стал вдруг таким маленьким? И тут до Айи дошло: это она выросла и смотрит на стол глазами взрослого человека.

– Ты-то, надеюсь, здорова? – спросила Нефру, устраиваясь на стуле и приглашая Айю сесть на другой. – А твой парень тоже приехал? Ты что-нибудь знаешь о защитнике нашей деревни? Ой, у меня к тебе столько вопросов! Ты когда приехала? Днем вроде тебя не было. А еще кого-нибудь успела повидать? Когда узнают, что ты вернулась, вопросы так и посыплются. Так что не взыщи. – Нефру легонько пихнула Айю в бок и подмигнула. – И рассказывай все как есть, без прикрас.

Когда Айя в последний раз сидела с Нефру за столом, попивая молоко, она была подростком. Сейчас за тем же столом сидела и пила молоко молодая женщина. Все, через что она прошла, – все «приключения», как называл их Байек, изменили ее. Из деревни она уезжала самонадеянной девчонкой, а вернулась опытным воином. Но разговор с Нефру помог Айе вытащить из глубин времени и памяти ту озорную девчонку-сорванца, которую так хорошо помнила соседка. А потом молодая женщина рассказала Нефру свою историю. Точнее, то, что сочла нужным поведать, умолчав о некоторых печальных эпизодах. Естественно, ни слова не было сказано о меджаях и Ордене древних, хотя Айя вскользь сообщила, что Байек остался с отцом, который готовит его к ремеслу защитника Сивы.

– Почему ж он не может обучаться этому здесь?

Айя закусила губу. Нефру было незачем знать, что они годами кочевали с места на место, постоянно ожидая нападения опытного убийцы. Зачем рассказывать соседке о сомнениях, которые глодали душу Айи, об упорном нежелании Сабу возвращаться сюда? Нефру это ничего не даст, а собственные тревоги Айи не уменьшит.

– Видишь ли… не все так просто.

Это был лучший ответ, какой смогла придумать Айя.

Нефру пристально вглядывалась в лицо молодой женщины, едва освещенное тусклым светильником.

– Ты, случаем, не поссорилась с ним?

Айя опустила голову. Ей было трудно говорить об этом. Все время, пока ехала сюда, она старалась не думать о Байеке. Убеждала себя: он, конечно же, понял, что им нужно сесть и спокойно обо всем поговорить. Только еще не хватало разреветься. На вопрос Нефру молодая женщина лишь коротко кивнула, считая такой ответ достаточным. Но потом у Айи задрожала нижняя губа, она всхлипнула и снова оказалась в объятиях Нефру, прижимаясь к соседке, как маленькая девчонка, которую обидели.

– Нефру, я скучаю по нему. Очень скучаю.

«Я тревожусь за него, – вот что она хотела сказать на самом деле. – Я боюсь, что была неправа и убийца не оставил замыслов напасть на них с Сабу».

– Ты поплачь, девочка, – говорила ей Нефру. – Глядишь, легче будет…

Постепенно Айя совладала со своими чувствами. Она пошмыгала носом, затем мягко высвободилась из объятий Нефру и встала:

– Пока я здесь, поживу в тетином доме.

Долго ли она собиралась оставаться в Сиве – молодая женщина и сама не знала.

– Когда лекарь должен прийти снова? – спросила Айя.

– Через пару дней.

– Ясно. На это время мы погасим и удалим из дома все курильницы.

– Айя, ты уверена, что это необходимо?

– Да, Нефру. Запах просто ужасный. Как ты вообще его терпишь?

Айя покачала головой и наморщила нос. Нефру ее слова привели в замешательство.

– Послушай, девочка. Лекарь говорит, что дым курильниц изгонит из тела Херит все хвори.

– Пусть я не лекарь, но запах этот способен и здорового превратить в больного. Не понимаю, как такой чад может быть полезным? Говорю тебе: курильницы надо немедленно убрать из дома, – заявила Айя.

От запаха и усталости после дороги у нее закружилась голова. Айя качнулась. Нефру поспешила ее поддержать.

– То у тебя слезы катятся градом, то раздаешь приказы направо и налево, – хитровато улыбаясь, произнесла соседка. – Пока мне ясно одно: ты вернулась. И это, девочка, я вижу собственными глазами.

 

60

Утром, когда проснулась Херит, Айю ждала еще одна встреча, где тоже не обошлось без слез. Дав тете успокоиться (на это понадобился не один час), молодая женщина поведала ей ту же историю, что вчера рассказывала Нефру, после чего отправила тетину подругу на базар. (Нефру любила посплетничать, а потому Айя не сомневалась, что очень скоро весть о ее возвращении разлетится по улицам Сивы.) Проницательная Херит сразу почувствовала какой-то разлад в отношениях между племянницей и Байеком. И вновь Айю успокаивали, как маленькую обиженную девочку, а она ощущала себя таковой в объятиях тети. Херит уверяла, что молодым свойственно преувеличивать серьезность их ссор. Нужно просто немного времени и добрая воля с обеих сторон, и все образуется. Когда-то тетя вот так же врачевала детские обиды Айи. Знакомый голос, знакомые слова перенесли молодую женщину в детство, не замутненное убийцами и древними учениями.

Айя поймала себя на мысли, что предпочла бы снова стать маленькой. Сейчас прошлое нравилось ей гораздо больше настоящего.

Вскоре вернулась Нефру. Пройдя на спальную половину, где лежала Херит, хозяйка дома увидела, что Айя успела снять занавески, закрывавшие окна. Айя не представляла, как демоны сумели бы пробраться сквозь такую преграду, но ей хотелось впустить в комнату свежий воздух и прогнать остатки удушливого запаха жженого растительного масла с целебными травами.

– Смотрю, тебе уже лучше, – воскликнула Нефру, посмотрев на воспрявшую Херит. – А ты, Айя, подойди к окну. Хочу как следует рассмотреть тебя. Это ж только богам известно, как давно мы не виделись.

Херит, на которую возвращение племянницы подействовало сильнее всяких снадобий, действительно почувствовала себя лучше. Она приподнялась на подстилке и тоже стала вглядываться в лицо Айи.

– Какая она у тебя красавица, – ворковала Нефру.

– Да уж. Вся в мать.

– И в тетю, – с улыбкой добавила Айя.

Нефру подошла совсем близко. Айе стали видны синеватые прожилки на румяных щеках тетиной подруги.

– Девочка моя, что-то у тебя личико сегодня бледненькое. Нам с Херит ты горазда советы давать, а о себе тоже не мешает позаботиться.

Так оно и было. Еще по пути в Сиву Айя ощущала, что с ней творится что-то странное. Хотя молодая женщина и отмахнулась от причитаний Нефру, стоило признать, что даже сейчас ее подташнивало. «Скорее всего, из-за этого жуткого масла», – решила Айя.

Жуткий запах и, конечно же, нервы. Молодая женщина сознавала свои переживания насчет того, насколько умело Нефру своими сплетнями подготовила почву для ее более или менее спокойного появления на улицах Сивы. Однако благодаря этим слухам Ахмоз наверняка уже знает о возвращении Айи и ждет ее у себя. Оттягивать встречу с матерью Байека было невежливо. Конечно, Айя должна побывать у Ахмоз, и желательно этим же утром.

Когда Херит и Нефру вдоволь на нее насмотрелись, молодая женщина оставила их вдвоем и покинула гостеприимный дом соседки.

Улицы Сивы купались в солнечном свете, но это не успокоило внутреннего смятения Айи. Конечно же, она замечала, как люди останавливались и откровенно глазели на нее. Потом перед ней вдруг оказался Хепзефа – друг их с Байеком детства.

Айя помнила его мальчишкой. Так выглядели и они с Байеком, когда покидали деревню. Но если Херит и Нефру почти не изменились за эти годы, Хепзефа заметно вырос.

Сейчас он стоял, разведя руки в стороны и широко улыбаясь. Айе сразу вспомнился Байек. Эта мысль угрожала испортить встречу с другом детства, но, к счастью, обошлось. Они обнялись, и Айе снова пришлось приложить усилия, чтобы не расплакаться, но на этот раз – от радости.

Молодая женщина вкратце рассказала Хепзефе историю своих многолетних странствий, пообещав, что потом расскажет больше.

– Что нового в Сиве? – спросила Айя.

Хепзефа засмеялся и пожал плечами. Какие тут перемены. Жизнь продолжается, вот и все. Он добавил, что Сеннефер наверняка захочет ее видеть. Айя пообещала заглянуть к ним. Но вначале ей нужно…

Айя кивнула туда, где в конце переулка стоял нужный ей дом. Сейчас он был похож на притаившуюся львицу.

– Как Ахмоз жила все эти годы?

– Ахмоз? Да как всегда, – ответил Хепзефа. – То пристанет с чем-нибудь, накричит, а потом скроется в доме, словно ее и не было. Если вести, привезенные тобой, она сочтет добрыми, можешь не волноваться.

Айя сомневалась, что ее рассказ обрадует Ахмоз.

Пообещав Хепзефе навестить его, Айя пошла по переулку. Дом Байека стоял в самом конце.

Как странно: если другие уголки Сивы были настоящими кладовыми воспоминаний, то этот дом представлял собой исключение. Сабу не одобрял их с Байеком отношений, и потому Айя редко приходила сюда. Но даже когда такое случалось, остановившись в нескольких шагах, она вызывала Байека условным свистом и ждала появления своего друга. Пусть Сабу она не нравилась, однако Ахмоз ни разу не встретила девушку неприязненно: мать Байека почти всегда улыбалась и приветливо махала рукой. Они едва успевали перекинуться словом, потому что Байек не заставлял себя ждать.

Все это осталось в прошлом, а сейчас она сделает то, чего не делала тогда. Айя подошла к двери и постучала.

– Входи, – послышалось изнутри. – Я тебя заждалась.

Приказав себе успокоиться, Айя вошла. Ахмоз сидела на стуле посреди комнаты. Лицо матери Байека было холодным, губы – плотно сжатыми. Подобно Херит и Нефру, время не тронуло ее. Жилище, где прошло детство Байека, было опрятным и более просторным, нежели тетин дом.

– Значит, ты приехала одна, а они остались? – сказала Ахмоз, не предложив Айе сесть.

Хозяйка оглядела гостью с головы до ног. Взгляд Ахмоз не был враждебным, но и особого тепла в нем тоже не наблюдалось.

– Да, – ответила Айя.

Ахмоз умолкла, словно переваривая новость, уже переставшую быть новостью. Возможно, ей хотелось обо всем услышать из уст Айи.

– Как они? – наконец спросила Ахмоз.

– Хорошо. Ничуть не изменились.

– Неужели? – фыркнула Ахмоз. – Ты, вероятно, собираешься рассказать мне то, что, как тебе думается, я хочу услышать. Так вот: почему бы тебе для разнообразия не рассказать мне правду?

Айя растерялась, не зная, как себя вести и что говорить. Она помнила независимый и в чем-то властный характер Ахмоз, но с подобной прямотой сталкивалась впервые. Айя позабыла все приготовленные слова. Нет, повеление Ахмоз не рассердило ее. Женщина, столько лет проведшая в разлуке с мужем и сыном, вправе требовать искреннего рассказа о них. Эта мысль повергла Айю в еще большее замешательство. Ведь рассказывать придется об очень и очень многом.

И вдруг Ахмоз улыбнулась.

– Прости, – сказала она. – Я надеялась… ты понимаешь, на что я надеялась.

Встав, она подошла к Айе и тепло обняла.

– Айя, дорогая, ты стала сильнее и намного красивее, чем прежде. Даже не представляешь, как я рада видеть тебя после стольких лет.

Она предложила Айе сесть и попросила рассказать об их многолетних странствиях.

– Только прошу тебя, не говори, что Сабу и Байек ничуть не изменились.

– Я была неправа, Ахмоз. Конечно изменились. Твои мужчины стали отцом и сыном.

Это была правда и, в общем-то, радостная весть, несмотря ни на что.

– Представляю, как вырос Байек, – улыбнулась Ахмоз.

– Отец обучает его меджайскому ремеслу.

Айю не удивило, что Ахмоз и бровью не повела, услышав о меджаях. Но изумление, появившееся во взгляде матери Байека, заставило Айю торопливо забормотать:

– Дорогая Ахмоз, ты не волнуйся. Это не значит, что Байек…

Вот так Айе пришлось снова рассказать свою историю, но на этот раз ни о чем не умалчивая и ничего не приукрашивая.

 

61

Простившись с Ахмоз, Айя направилась к Рабии. Ее дом находился на другом конце селения. Идя туда, Айя снова ловила на себе любопытные взгляды сиванцев и перешептывания за спиной. Иногда с молодой женщиной здоровались, пытаясь остановить и вовлечь в разговор. Айя вежливо, но твердо отказывалась, ссылаясь на неотложное дело.

– Здравствуй, девочка, – сказала Рабия, встретив ее на пороге. – Я тебя заждалась.

По мнению Айи, сиванцы встретили ее слишком уж тепло, и это начинало утомлять. Ей не хотелось привлекать к себе столько внимания.

– С чего ты решила, что я к тебе приду? – спросила она Рабию.

– У тебя наверняка есть вопросы, – пожала плечами хозяйка дома.

Айя покачала головой.

– Уже нет. А на все те, что были, я получила ответы там, – сказала она, махнув в сторону пустыни.

– Так уж и на все?

– Допустим, есть пара вопросов, которые я хотела задать тебе, – призналась Айя. – Скажи, ты тогда всерьез верила, что Сабу покинул деревню из-за Менны?

– Я ничего не знала, – ответила Рабия. – Точнее, знала лишь, что это опасно. Больше Сабу мне ничего не сказал.

Айя пристально посмотрела на целительницу, решая, говорит ли сейчас Рабия правду или только часть правды, утаивая важное.

– Скажи, моя догадка оказалась верной? – допытывалась Рабия. – Сабу действительно вызвали, чтобы покончить с Менной?

– Нет. Но мы с Байеком последовали твоему совету и разыскали нубийцев. Они и покончили с Менной.

Услышав эти слова, Рабия запрокинула голову и уставилась в потолок. Глаза влажно блеснули. Казалось, она освободилась от тяжкого груза, много лет давившего ей на плечи, и теперь испытывала несказанное облегчение.

– Значит, конец нашим бедам.

– Тем, что были связаны с Менной… да, конец.

– А что с нубийцами? – резко спросила Рабия, поворачиваясь к Айе.

Затем, подобно Ахмоз, вспомнила, что Айя у нее в гостях.

– Что же ты стоишь, девочка? Садись. Водички хочешь? Или вина?

– Спасибо, я уже выпила достаточно жидкости. На сегодня хватит, – отказалась Айя.

– Так что с нубийцами?

Рабия внимательно выслушала все, что Айя рассказала ей про Хенсу, Сети, Неку и остальных членов племени. Услышав, каких жертв стоила нубийцам война с Менной, целительница вздохнула и нахмурилась, а когда Айя заговорила о Хенсе, воспрянула и заулыбалась.

– Таких, как она, мало, – сказала Рабия.

– Мы перед ней в громадном долгу, – призналась Айя.

– И ты ничего не знаешь об их дальнейшей судьбе?

– Нам пришлось расстаться. Знаю только, что они собирались покинуть свое жилище в Фивах. Одним богам известно, как устали нубийцы сидеть на одном месте. Ведь они же кочевники. Не сомневаюсь, придет день – и мы еще услышим о них.

– Получается, причиной спешного отъезда Сабу был совсем не Менна?

– Да.

– Тогда что? – осторожно спросила Рабия. – В чем крылась опасность?

– Над меджаями нависла угроза, – сказала Айя. – Тебе известно об Александрийском ордене?

– Слышала я о них, – призналась Рабия.

– Похоже, они устроили охоту на меджаев.

– Понятно, – вздохнула хозяйка дома.

– И тебе нечего рассказать мне об этом?

– Что, по-твоему, я должна тебе рассказать? – пожала плечами Рабия.

Айя встала, испытывая отчаяние:

– Рабия, ты же знала о них? Ты знала, чтó случится в ближайшем будущем?

Ожидая ответ, Айя думала, насколько разозлит ее признание Рабии, если та скажет: «Да, я решила с вашей помощью осуществить кое-какие замыслы».

Рабия внимательно смотрела на нее, потом вдруг засмеялась:

– Ты, Айя, кое в чем похожа на Ахмоз. Она вечно упрекает меня, считая, будто я знаю больше, чем говорю. Можно подумать, я прячу сведения у себя в рукаве!

Она даже махнула рукой. Айя чувствовала, что в этом готова принять сторону Ахмоз. Не только мать Байека – многие сиванцы считали, что Рабия знает больше других.

– Думаешь, я способна заглядывать в будущее? – усмехнулась Рабия. – Хотела бы я это уметь. Но увы, таких дарований у меня нет. Просто я стараюсь хранить пути меджаев и знаю: это в числе прочего касается охраны здешних храмов.

– Сиванские храмы охраняются.

– Но не меджаями. Селению требуется защитник. Нам нужны Сабу и Байек.

– Их здесь не было несколько лет, и вы как-то обходились.

Айя сознавала, что ведет себя излишне резко, однако Рабия привыкла к такому обращению. Целительница напомнила молодой женщине и про Ахмоз, столько лет живущую в одиночестве, и про многолетние странствия самой Айи, в которых она успела вырасти и измениться.

И тогда Айя начала рассказывать про свои приключения. Рабия кивала, потом вдруг сказала:

– Но один из них вернется.

– Откуда в тебе такая уверенность?

– Я не о Сабу. О Байеке. Он вернется. Потому что здесь ты.

– Значит, я – приманка? Ты это хотела сказать?

– Ну вот опять! – сокрушенно всплеснула руками Рабия. – Девочка, мне с тобой никак не совладать. Ты пришла сюда по собственному желанию. Мне приятно сознавать, что я кажусь тебе богиней, помыкающей всеми вами, однако ты же знаешь: у меня такой власти нет.

– Но выглядит все именно так, – пробормотала Айя.

Она вдруг почувствовала усталость. Годы, проведенные «в бегах», не прошли бесследно. Подозрительность, столь привычная и оправданная в пустыне, здесь – в маленькой, безопасной Сиве – оказалась совершенно неуместной.

Айю начали захлестывать противоречивые и не слишком понятные ощущения. Опять эта противная тошнота, к которой примешивались отвращение, раздражение, подавленность и беспокойство. Забыв про всякую вежливость, она буквально выскочила из дома Рабии и чуть не упала. Встревоженная целительница запоздало пыталась узнать у Айи, не надо ли помочь. Но молодая женщина отмахнулась, заявив, что просто устала.

Она шла домой, и с каждым шагом Айе становилось все хуже. Ей вспомнилось сражение с конокрадами у водопоя; тот момент, когда она поняла, что ради собственной защиты готова убивать. Это было незадолго до появления всадника, пригвоздившего главаря к дереву… Молодую женщину зашатало, и пришлось схватиться за низкую стену. Мысли Айи неслись бешеным потоком. Она попробовала разобраться, что к чему. Откуда у нее ощущение, что даже здесь, в Сиве, она совершенно не может управлять ходом событий? Не это ли ощущение сводит ей живот и вызывает головокружение, угрожающее падением? Когда оно впервые появилось? Еще в пустыне, когда они кочевали втроем. Айя ненавидела его тогда, да и сейчас эта тошнота не вызывала у нее ничего, кроме ненависти… Кто-то окликнул ее по имени. Айя обернулась и затуманенным зрением увидела чью-то фигуру. На мгновение мелькнула мысль: вдруг это убийца? Нет, это был Сеннефер – еще один друг их детства. У нее не было сил остановиться и заговорить с ним. Айя слабо улыбнулась и покачала головой, показывая, что спешит. Ей действительно хотелось поскорее очутиться дома.

Наконец она пришла домой и чуть не растянулась на пороге. Лечь, поскорее лечь. Внутри дома было темно. Руки и ноги Айи стали совсем невесомыми. Они дрожали после шквала чувств, захлестнувших ее на улице. Айя не сразу поняла, что она не одна. Здесь был еще кто-то.

– Байек?

Нет, это был не Байек. Айя узнала нежданного гостя: Бион, встретившийся ей у водопоя.

«Что ему здесь надо?» – вяло подумала Айя. У нее снова схватило живот, в воздухе появился странный запах, а зрение еще сильнее затуманилось. Окружающий мир медленно разъезжался в разные стороны. Бион медленно шел к ней, держа в руке что-то красное. «Мой шарф, – подумала Айя. – Я ведь потом жалела, что отдала ему шарф». У молодой женщины начали подкашиваться ноги. Пол стремительно приближался. Айя успела почувствовать сильные руки, подхватившие ее. Потом все ощущения исчезли.

 

62

Сражение кончилось. Байека унесла река. Побежденный Сабу лежал на земле. Уставший Бион склонился над ним. Боль от полученных ран давала себя знать. Плечи Биона тяжело вздымались, голова клонилась на грудь. Он вслушивался…

И ничего не слышал.

Тишина. Молчали даже птицы, кружащие над полем сражения. Умолк шум крови в ушах. А возле ног лежало тело Сабу. Значит, его миссия совсем близка к завершению.

Вскоре убийства прекратятся и он обретет покой.

Однако Сабу был еще жив. Он натужно дышал. Из груди торчал меч Биона. Убийца не хотел рисковать. Он пригвоздил меджая к земле, словно бабочку. На губах Сабу пузырилась кровавая пена. Глаза умирающего меджая блуждали. Сабу пытался сосредоточиться на Бионе. Прежде чем умереть, он хотел еще раз увидеть лицо своего убийцы.

Бион, морщась от боли в боку, чуть подвинулся, чтобы тоже получше разглядеть своего противника.

– Как твое имя? – слабым голосом спросил Сабу.

Бион кивнул, показывая, что уважает поверженного врага и готов ответить на его вопросы:

– Меня зовут Бион. Я послан Александрийским орденом. Мне было приказано убить тебя и твоих близких. Послал меня некто Райя, занимающий не последнее место в ордене. Он тебе известен?

Сабу покачал головой, и это причинило ему дополнительную боль. Он зажмурился, затем снова открыл глаза и посмотрел на Биона. Тот не увидел в глазах меджая ни гнева, ни ненависти. Только глубокую печаль, сравнимую с его собственной. «Должно быть, – думал Бион, – и тело Сабу исполосовано шрамами; наверное, и он устал убивать. Быть может, в глубине души Сабу даже радовался своему уходу из этой жизни».

– Где он? – спросил Сабу.

– Твой парень? Не знаю.

– Мертв?

– И этого тоже я не знаю, – развел руками убийца.

– Он – сильный парень, – с грустью улыбнулся Сабу.

– Ты хорошо его обучил, меджай, – сказал Бион и нагнулся, чтобы отвести прядку волос, мешавшую Сабу смотреть. – Я наблюдал за вами и видел, что ты передал ему медальон. Знаю: ты почувствовал, что его обучение завершено. Ты вручил ему символическое одеяние меджая.

– И тем самым обрек на смерть, – прошептал Сабу.

– Не ты, – покачал головой Бион. – Приговор уже был вынесен. Александрийский орден постановил уничтожить всех оставшихся меджаев и прервать их родословную. Когда я завершу начатое, останутся лишь ваши приверженцы и самозванцы, именующие себя меджаями. Ордену больше нечего опасаться. Никто уже не покусится на его власть.

– Смотрю, тебя это устраивает.

Бион пожал плечами. Израненное тело отозвалось болью. Убийца поморщился.

– Меня это не устраивает. Я лишь выполняю приказы тех, кто их отдает. Я убиваю, только и всего. Я убил твоих друзей. Я убил твоего учителя Хемона и его слугу Сабестета.

Бион указал на меч, проткнувший Сабу.

– Я нанес тебе смертельный удар. Вскоре я убью твоего сына, и тогда мое задание будет выполнено. Мне это не приносит удовольствия. Просто у меня такое ремесло.

– Вначале тебе придется его найти, – сказал Сабу и с трудом улыбнулся. – А это дело не из легких.

Бион видел, как Байека унесла река. Но он знал больше, чем предполагал Сабу. Бион знал: если Байек выживет, то обязательно вернется в Сиву.

Однако зачем говорить такие вещи Сабу? Пусть умирающий покинет этот мир, лелея лживые надежды. Пусть вручит себя богам, веря в непобедимость сына. Бион не стал говорить меджаю, что обязательно должен забрать последний медальон и отдать Райе. Только тогда его миссия завершится, а с ней завершится и цепь убийств. Зачем усугублять последние минуты жизни меджая? Поэтому вслух Бион сказал:

– Меджай, ты был сильным и достойным противником, великим воином. Уверен, это ты знаешь и без меня. Пусть и твои боги узнают, каким воином ты был. Ты верно служил своему учению, своей семье и…

Бион хотел сказать: «своим односельчанам», но удержался.

– Твое поведение, меджай, заслуживает всяческих похвал. Ты прав: возможно, я так и не сумею найти твоего сына и мое задание останется невыполненным. Пусть тебя утешает сознание, что ты существенно усложнил мне дело, которое я считал практически решенным. Прощай.

Бион сел на корточки и молча смотрел, как жизнь уходит из Сабу. Своими ранами он займется потом. Пусть это будет последней данью уважения меджаю.

Сабу прожил еще несколько минут. Потом его ресницы дрогнули в последний раз. С губ сорвался легкий вздох, и голова опрокинулась набок.

Убедившись, что меджай мертв, Бион извлек свой меч. Тело Сабу он оставил хищникам. Потом смазал и перевязал себе раны, немного передохнул и вновь уселся в седло. Его путь лежал в Сиву.

 

63

Долго ли меня носило по нильским водам? Понятия не имею. В каком состоянии я находился, когда пожилая супружеская пара выловила меня из воды? И этого тоже не знаю. Я лишь чувствовал, что лежу на спальной подстилке, а пол подо мной как-то странно себя ведет, словно он… Да, он двигался.

Я впадал в забытье, затем пробуждался от жгучей боли в руке и животе. Обе раны напоминали о сражении. Мне вспоминался убийца и его меч, сверкающий на солнце. Я думал о глазах, густо зачерненных кайалом и совсем мертвых. Шрамы на лице наемника напоминали белых червей и слегка светились. Вспомнив про красный шарф, я попытался сесть, и сейчас же все тело пронзила волна острой боли.

Меня не покидали мысли об Айе. Они гнездились где-то в затылке, пока я сражался с головокружением, мешавшим связно думать и оценивать окружающий мир. И только потом… стыдно признаваться, но далеко не сразу я вспомнил об отце. В мозгу вспыхнула картина последних мгновений… Вода, красная от моей крови. Я из последних сил цепляюсь за скользкие камыши, чувствуя, что вот-вот разожму пальцы. А на берегу… занесенный, чтобы через мгновение вонзиться в тело моего отца, меч.

Сабу тревожился за меня, облекая свои страхи в сомнения насчет моей пригодности быть меджаем. Я понимал: отцовскую заботу никогда не высказать вслух, но между нами возникла пропасть. Все эти годы я силился ее преодолеть. Разобщенность была одной из причин, почему мы с отцом так и не стали друзьями. Но наши отношения хотя бы приблизились к тем, какие должны существовать между отцом и сыном. Отец всерьез обучал меня ремеслу меджая. Перед самым сражением он перестал упрямиться и согласился вместе со мной вернуться в Сиву. Там я бы со временем сделался защитником деревни. И быть может, между нами возникла бы настоящая дружба. Кто знает? Может, мне только казалось.

Казалось или нет… этого я уже никогда не выясню.

А куда девался медальон, отданный мне отцом накануне сражения? Вопрос, на который я тем более не знал ответа, однако он меня не слишком волновал. Я был последним меджаем Египта, и в этом я вряд ли ошибался.

Дальнейшая судьба меджаев и их борьбы целиком зависела от меня. Как бы я ни горевал по отцу, эта мысль отрезвляла и давала опору.

Через какое-то время я понял, что я не один в этой… хотел сказать, комнате. Нет, правильнее сказать, я не был один в окружающем пространстве. Приподняв голову, я увидел пожилого мужчину, который поздоровался со мной.

Он вступил в полосу света, и я облегченно вздохнул: это не убийца моего отца. Человек этот был значительно старше. Он стоял, чуть ссутулившись. Ничего удивительного, если лодка является твоим домом. Его владелец был одет в белую тунику. Волосы стягивал полотняный обруч на лбу. Рядом стояла женщина. Скорее всего, жена. Вид у нее был несколько взволнованный. Потом она подтолкнула мужа локтем, тот шагнул к моей подстилке и представился. Его звали Нехи, а жену – Ана. Лодка действительно была их домом. Они промышляли рыбной ловлей и перевозкой товаров.

– Тебе получше? – спросила меня женщина.

Как и муж, говорила она мягко и дружелюбно. Я сразу вспомнил свою мать и ощутил острую тоску по дому. Эта душевная рана была куда болезненнее телесных.

– Где я?

От Нехи и Аны я узнал, что сейчас они держат путь на север (там же находился и мой дом). Меня они подобрали случайно и удивились, как при таких ранах я остался жив.

– Знаешь, парень, у тебя был такой вид, словно ты попал в воду прямо с поля сражения, – сказал Нехи.

– Поначалу мы думали, что ты уже мертв, – вздохнула Ана.

– Мы лечили тебя, как могли, – сказал Нехи и торопливо добавил: – Только не думай, будто ты нам что-то должен. Мы об этом и слышать не хотим.

– Тогда не знаю, как вас и благодарить.

Потом я спросил, давно ли нахожусь на их лодке. Супруги переглянулись, наморщили лбы и пожали плечами.

– Не очень давно, – сказал Нехи. – Всего четыре дня.

Я задумался. Кем бы ни был этот убийца, он опережал меня на четыре дня.

– Позвольте мне плыть вместе с вами. Мне тоже нужно на север, – сказал я.

– А что у тебя там? – полюбопытствовал Нехи.

– Родное селение. Любимая женщина. Моя жизнь, – ответил я, благоразумно умолчав о меджаях.

Зачем подвергать опасности хороших людей?

Надеюсь, мои слова не вызвали у них подозрений. Меня сейчас занимали другие мысли. Я знал, что должен как можно скорее добраться до Сивы.

 

64

Очнувшись, Айя увидела склонившегося над ней Биона.

– Я всего лишь хотел вернуть тебе шарф, – сказал он. – Ты вошла и сразу упала в обморок.

Айе понадобилось несколько секунд, чтобы сосредоточиться. Ее неприятно будоражило присутствие чужого человека, явившегося к ней в дом без приглашения. Это насторожило бы любую женщину. Дышалось легче. Странный запах исчез, хотя не забылся.

– Соседка сказала, что ты скоро вернешься, – продолжал Бион. – Она любезно предложила подождать тебя здесь.

Айя медленно поднялась, проверяя свое состояние. Ей очень не хотелось оказаться уязвимой.

– Моя тетя… – начала она.

– Да, – понимающе кивнул гость. – Я переговорил с Нефру. – Бион улыбнулся, но в глазах его ничего не изменилось. – Я рассказал ей про нашу встречу у водопоя. Она мне тоже много чего рассказала.

Айя улыбнулась, изображая спокойствие и тщательно скрывая внутреннее замешательство.

Почему ее тяготит общество этого человека? Здравый вопрос, на который она не могла найти вразумительного ответа. Казалось бы, ей нечего его бояться. Но Айя почему-то боялась, ощущая что-то, связанное с этим человеком. Что-то необъяснимое, вызывающее такую же необъяснимую тревогу. В голову полезли мысли… Водопой. Не потому ли конокрады оказались там, что кто-то сообщил им о ее появлении? Кто-то следовал за ней до водопоя, а потом и сюда, в Сиву.

– Я долго…

– Несколько мгновений, – ответил Бион, поняв ее с полуслова. – Я подхватил тебя, уложил на пол, а затем стал искать воду.

Рядом, на стуле, действительно стоял кувшин с водой.

– К счастью, ты быстро очнулась, и мне не понадобилась помощь твоей соседки.

Айя заметила, что в комнате ничего не изменилось. Она мельком взглянула на кувшин, затем снова втянула воздух. Запах исчез. «Веди себя так, чтобы не вызывать у него никаких подозрений», – мысленно приказала себе молодая женщина. Пусть думает, что застал ее врасплох. Она могла и ошибаться в своих подозрениях. А могла и оказаться права.

– Я рада, что ты не пошел к соседке. Зачем тревожить мою тетю или Нефру?… Постой, а когда ты говорил с Нефру?

– Когда ты ходила навестить… – он задумался, хотя Айя чувствовала: гость просто делает вид, что раздумывает, – чью-то мать. Уж не Байека ли?

– Что-то вроде того, – сказала Айя и встала.

Какие могут быть у Биона причины упоминать Байека? Вроде бы никаких… если к этому не примешиваются свои интересы. Усилием воли Айя сохраняла спокойствие, мысленно перебирая все возможности. От этого человека веяло бедой. Но был ли он убийцей?

– Мне нужно проведать тетю, – сказала молодая женщина.

Бион тоже встал и будто бы случайно загородил выход:

– А разумно ли идти к больной тете, если сама плохо себя чувствуешь? Я слышал от знахарей, что демоны болезней подкармливают друг друга.

– Не волнуйся, я прекрасно дойду, – беззаботным тоном произнесла Айя и обошла его, как обходят незнакомца, не представляющего опасности. – Хочу убедиться, что тетя поправляется.

Он смешался. Не знай Айя, что все это – игра, она бы приняла его поведение за чистую монету. Чужому человеку неудобно оставаться в доме, когда хозяйка уходит.

– Тогда, пожалуй, и я пойду, – сказал Бион.

«Да, – подумала Айя. – Я очень хочу, чтобы ты ушел». Правда, вслух она сказала прямо противоположное:

– Зачем? Оставайся.

Если он и впрямь опасен, если этот Бион – убийца или пособник убийцы, лучше держать его в поле зрения.

– Подождешь меня здесь. Считай это моей благодарностью. Не знаю, справилась бы я с теми конокрадами одна. Ты меня здорово выручил. Поэтому оставайся, сколько пожелаешь. А сейчас я пошла к тете. Может, когда вернусь, вместе поужинаем? Мне очень хочется побольше узнать о тебе.

Лицо Биона приняло странное выражение. Не доверяй Айя своему чутью, решила бы, что ей привиделось.

– Спасибо, – только и ответил он.

Дверь тетиного дома была низкой. Айя пригнула голову и выбралась на залитую солнцем улицу. Она глотала воздух. Камни, выбеленные солнцем, отражали его свет, заставляя ее щуриться. Глаза Айи сами собой повернулись в сторону храма. Ей сейчас очень не хватало Байека. Она бы обрадовалась даже Сабу. Айя свернула к дому Нефру и вдруг остановилась. А вдруг тете грозит опасность? Но ведь Бион уже говорил с Нефру. Если от нежданного гостя исходит опасность, теперь слишком поздно сторониться его.

– Нефру, ты дома?

– А у тебя гость, – многозначительно сказала Нефру, появившись на пороге.

Айя увлекла ее в дом, подальше от открытых окон и чужих ушей.

– Ты говорила с ним?

Нефру кивнула:

– Довольно приятный человек. А ты, оказывается, умолчала, что на тебя напали конокрады, – с легким упреком добавила соседка, вглядываясь в Айю и словно ища следы ран от столкновения.

– О чем он тебя расспрашивал?

– Ох, он такой любопытный, – выпучила глаза Нефру. – Все-то ему надо знать. И о тебе, и о Байеке, и о твоей тетке. Даже Сабу интересовался.

– Словом, всей жизнью в деревне? – перебила Айя.

– Получается, что так.

«И ты услужливо все ему рассказала», – подумала Айя, досадуя на болтливость Нефру. Потом сжала свою досаду в плотный комок и решительно отодвинула подальше.

Даже здесь, в доме Нефру, Айя чувствовала его присутствие, словно Бион подслушивал через стены. Нет, вот это лишь игра воображения.

Глупо сердиться на простодушную Нефру. Та даже не представляла, с кем говорит.

Айя заглянула к Херит и вышла. На улице она нос к носу столкнулась с Бионом и повела себя как обычная женщина: коротко рассмеялась, словно удивляясь, до чего тесен мир.

– Мы опять встретились, – улыбнулся Бион.

Чем больше Айя смотрела на него, тем сильнее ей казалось, что внутри Биона – сплошная пустота. Он запрокинул голову, глядя за спину Айи. Молодая женщина обернулась и увидела Нефру, юркнувшую в дом, но успевшую махнуть Биону.

– Ну что, твоей тете не стало хуже? – спросил странный гость и снова улыбнулся.

Его улыбка была неподвижной, заученной и никогда не достигала глаз.

– Хвала богам, нет.

Айя слегка качнулась. Сейчас это была уловка, хотя недавно ее качало по-настоящему.

– Пойду-ка я снова прилягу. – Она провела рукой по лбу. – Видно, еще не оправилась после обморока. Потом мы с тобой чего-нибудь поедим.

– Не откажусь, – откликнулся Бион. – А пока ты отдыхаешь, поброжу по селению. Смотрю, храмы подновили. Чтут их у вас.

Айя была рада поскорее уйти. Бион наклонился в ее сторону, и она едва удержалась, чтобы не вздрогнуть.

– Как я понимаю, ты не стала говорить Нефру и тете, что неважно себя чувствуешь?

Айя лишь покачала головой, удивляясь, почему Биону так важно, чтобы она молчала об этом. Молодая женщина вошла в дом, но что-то заставило ее снова выглянуть на улицу. Бион удалялся, только шел он совсем не в сторону храма. Чутье подсказывало Айе: гость держал путь к дому Байека.

 

65

Мне было грустно расставаться с Нехи и Аной. Рядом с ними я ощущал себя завернутым в теплый платок; и не в чей-то, а в платок моей матери. Я привык к ночной качке. Днем, когда я чувствовал себя получше, вылезал на палубу и наблюдал великую реку во всем ее многообразии. Смотреть на жизнь Нила можно было бесконечно. Я вспоминал, как он заворожил меня много лет назад, когда я – зеленый юнец – отправился искать отца. Все эти дни я тайком от владельцев барки упражнялся. Я умел сохранять равновесие на суше. Река оспаривала мое умение. Нехи и Ана, сами того не зная, предоставили мне отличную площадку для упражнений. Особенно трудно было устоять на ногах, когда ветер поднимал волны и палуба делалась мокрой.

Но настал день, когда я должен был проститься с гостеприимными хозяевами. Конечно, я буду по ним скучать, однако важность моего возвращения в Сиву перевешивала все. Я тепло распрощался с супругами, искренне поблагодарив за то, что ухаживали за мной и помогли так быстро выздороветь. Если им вдруг захочется приехать в Сиву, там всегда найдется для них место. Им достаточно будет спросить меня – защитника деревни.

– Мы так много слышали про твою Айю, что нам не терпится с ней познакомиться, – сказала Ана.

– Конечно, – ответил я, надеясь, что на моем лице не отразился страх за любимую, которая могла стать жертвой убийцы.

У первого встретившегося каравана я купил лошадь, отдав почти все имевшиеся деньги. Затем, не теряя времени, поехал в сторону Сивы. На душе было тягостно. Одолевали мрачные мысли. Я постоянно думал о шарфе Айи, который видел на руке убийцы. Это видение мешало мне спать по ночам. Неужели он убил Айю?

Проезжая через очередное селение, я разговорился с местным торговцем:

– Ты давно здесь живешь?

– Да почитай, уже лет семь. Застрял тут безвылазно.

– Тогда ты видишь почти всех, кто едет через ваше селение.

– Само собой.

– Может, ты видел девушку или молодую женщину? Выглядит так, словно провела в пути много дней. Волосы заплетает в косы. Туника подпоясана несколькими шарфами. Кожаные ремни на запястьях. Очень красивая.

– Да. Видел я похожую женщину. Покупала у меня хлеб.

– А может, она говорила, что держит путь в Сиву?

– Так она и сказала.

Меня захлестнула волной облегчения. Я уже собрался уйти, но чутье заставило меня продолжить разговор:

– Можно узнать у тебя еще об одном человеке?

Я рассказал, как выглядит убийца. Меня прошиб холодный пот, когда торговец ответил, что такой человек тоже проезжал через их селение, держа путь в Сиву. Едва простившись, я выбежал из лавки, вскочил на лошадь и помчался дальше. Мной владело одно желание: поскорее добраться домой.

 

66

Бион вернулся и теперь сидел на полу, устроившись со скрещенными ногами на подстилке. Туника прикрывала колени. В руках Бион держал кувшин с вином. Возле него стояла тарелка с хлебными крошками. Айя сидела напротив и наблюдала, как он ест. Ел он сосредоточенно, опустив голову. Ей подумалось, что так едят люди, долго служившие в армии или привыкшие к кочевой жизни. Если бы не обучение у Байека, от ее внимания ускользнули бы многие мелочи. Например, эта скупость движений. И особые мозоли, появляющиеся только у тех, кто привык держать в руках меч и стрелять из лука.

Она почти ничего не знала об этом чужаке с израненным лицом, вдруг оказавшемся ее гостем. А вот он, похоже, выведал о ней все, однако не торопился рассказывать о себе. Одно это наводило на определенные мысли. Айя уже не сомневалась, что Бион и есть убийца, который нашел ее и теперь дожидается Байека.

Молодая женщина взяла у гостя пустую тарелку, наполнила вином его чашку. Затем передвинула стул подальше. Пусть между ней и Бионом будет хотя бы небольшое расстояние. Айя села, пригубила вина и спросила:

– А какова история твоей жизни? Почему ты так нигде и не осел?

Обычный вопрос молодых женщин в селениях вроде Сивы, где каждый новый человек – свежая пища для сплетен. Айя с легкостью подражала Нефру, скрывая за любопытством пристальное наблюдение за Бионом.

– Сам толком не знаю почему. Возможно, из-за моей службы в царской гвардии. В молодости я служил в Александрии. Охранял богатых и могущественных.

Услышав о великом городе, Айя встрепенулась:

– В Александрии живут мои родители. – Радость при мысли о них заслонила ее тревоги. Пусть Бион видит только то, что Айя ему показывает. – Там я провела раннее детство, а потом тетя забрала меня к себе.

«Наверное, ты это уже знаешь», – подумала молодая женщина. Бион кивал, но не так, как кивают рассказчику, слушая историю впервые.

– Мне бы очень хотелось туда вернуться, – добавила она.

Бион не задавал вопросов. Похоже, эта сторона ее жизни гостя не занимала.

– А вот у меня нет ни малейшего желания туда возвращаться, – вдруг сказал он. – Такую жизнь я с превеликой радостью оставил в прошлом.

– Мы с тобой очень непохожи, Бион.

Айя удивлялась его самообладанию, хотя и понимала, что говорить подобные вещи опасно. Того и гляди перейдешь запретную черту.

– Да, мы очень разнимся, – кивнул гость. – Но в одном мы схожи, и это очень важное свойство.

– Неужели? – осторожно спросила Айя. – Что же это за свойство?

Ей не понравился его взгляд. Айе снова показалось, что она смотрит в пустоту и за этим взглядом ничего нет.

– Помнишь, у водопоя ты назвала меня метким стрелком и обратила внимание, что этот лук у меня недавно?

– Да.

– Я еще сказал тебе, что был лучшим стрелком в отряде. Так вот: я соврал.

– Понятно. – Айя украдкой посмотрела на дверь, соображая, спасаться ли бегством и не преградит ли Бион ей путь. – И зачем же тебе понадобилось лгать?

Бион закусил губу.

– В дни молодости я весьма посредственно стрелял из лука. И Райя – мой командир – часто высмеивал этот мой недостаток.

– Тебе было стыдно?

– Какой махайрофор станет гордиться своими недостатками?

Опасность Айя чуяла животом. Бион догадывался, что она знает, кто он на самом деле. Их слова стали ножами, и в любой момент могла пролиться кровь. Но Айя держалась спокойно. Если Бион хотел расправиться с ней, он бы уже это сделал.

Значит, ее прежняя догадка оказалась верной. Она – приманка.

– Пожалуй, ты права. Мне было стыдно, – сказал Бион. – Видишь ли, я сравнительно недавно стал всерьез упражняться в стрельбе из лука. Взыграло самолюбие. Мне предпочтительнее, чтобы никто не знал о моем былом недостатке.

– В этом нет ничего постыдного, – поддерживала разговор Айя, не понимая, к чему клонит Бион.

Да это и не важно. Пока он разговаривал, сидя и не двигаясь, он не пытался ее убить. Пока он говорил, его могли услышать извне и узнать, что в ее доме чужой.

– Никто бы не стал осуждать тебя за то, что в прошлом ты чего-то не умел. У меня бы и язык не повернулся. Куда важнее, что у водопоя ты появился вовремя и очень мне помог.

– Ты вряд ли особо нуждалась в моей помощи. Я убедился, что сражаться ты умеешь и опыт у тебя есть. Меня еще тогда заинтересовало, да и сейчас интересует: где ты приобрела эти навыки?

– Мой… – Айя запнулась. – Мой друг Байек всегда говорил, что в странствиях я должна уметь постоять за себя. Он меня и обучал.

– Его уроки не пропали даром. Ты действовала замечательно. А где он сейчас, этот Байек?

– Ты уже спрашивал у Нефру и знаешь ответ. Зачем спрашивать и меня?

Бион развел руками, словно ему было нечего возразить. Глядя на молодую женщину пустыми глазами, он слегка улыбнулся. Признание того, что каждый из них заподозрил другого в обмане. Айе показалось, будто она увидела проблеск уважения. Разве это что-то значило? Бион убивал, поскольку таково было его ремесло. Его чувства (если они у него существовали) не имели значения. Выпади ему шанс, он бы убил Байека, ее, а потом Нефру, Херит и Ахмоз, чтобы устранить свидетелей. Айя была готова говорить с ним до скончания веков, только бы удержать его от действий.

– Ты говорил о каком-то общем нашем свойстве, – напомнила ему Айя. – Вроде ты хотел о нем рассказать…

Бион кивнул:

– К этому я все и подвожу… У водопоя ты заметила, что у меня новый лук, а я похвалил тебя за наблюдательность. Это и есть наше общее свойство, Айя. Как и ты, я наблюдателен.

Айя продолжала смотреть на него, а сама прикидывала расстояние от себя до двери. Достаточно ли тяжел стул, на котором она сидит? Сумеет ли она быстро запустить им в Биона, чтобы выиграть время?

– Мне почему-то кажется, что все это неспроста. С чего бы? – спросила Айя.

– Тебе не кажется.

Айя сглотнула, взяла себя в руки. В комнате будто что-то треснуло. Айя спрятала всплеск надежды под слоем страха. Пусть ее страх побурлит еще немного. Бион хотел говорить. Если понадобится, она будет болтать с ним до тех пор, пока не перестанет всходить солнце.

– Тогда расскажи мне. Ведь ты все время направляешь наш разговор в какое-то русло. Внеси ясность. О каких своих наблюдениях ты так настойчиво хочешь мне поведать?

– Хорошо. Сейчас узнаешь.

Глаза Биона остановились на ней и, как показалось Айе, пронзили насквозь…

 

67

Никогда еще я не ехал так быстро. Я нещадно гнал лошадь вперед, обещая ей воду, овес и все прочие удовольствия, какие пожелает ее лошадиное сердце, если она вовремя домчит меня до Сивы.

Стемнело, но наша бешеная скачка продолжалась. Меня вдруг обуял смертельный ужас. Вдруг лошадь оступится и мы оба окажемся на земле?

Если такое случится, если мы действительно упадем, кого в этом винить? Неужели бедную лошадь, уставшую до пены изо рта? Ее сумасшедший галоп не прекращался даже в темноте, и она безропотно несла на себе нового хозяина, оказавшегося таким жестоким. Или виноват будет все-таки всадник, обезумевший от жгучей потребности поскорее добраться до места назначения? Его гнала миссия, которую изможденной лошади не понять.

Я знал ответ.

Наконец впереди под луной заблестела водная гладь оазиса. Я пришпорил лошадь, требуя от нее совершить последний головокружительный рывок и обещая ей все мыслимые блага, но…

Она упала. Возможно, сказалось утомление или лошадь просто оступилась. Ее передние ноги подкосились, туловище кувырнулось вперед, и мы шумно грохнулись на землю.

Несколько минут я просто лежал и стонал. Потом осторожно перевернулся и ощупал руки и ноги на предмет возможных переломов, а потом и туловище – нет ли крови. К счастью, обошлось. Лошадь поднялась и стояла рядом, виновато понурив голову. Она тоже не покалечилась. Конечно, все это время я немилосердно гнал ее. Спасибо, что довезла меня до окраины Сивы.

Я не решился снова забраться в седло. Остаток пути я вполне мог пробежать.

– Спасибо тебе, спасибо, – пробормотал я лошади, снимая с нее свой мешок, меч и лук. Перебросив их за спину, я побежал к оазису. Меня встречали холмы, величественная крепость и такой же величественный храм. Я выбрался на дорогу, ведущую к селению. Руки и ноги горели от напряжения. Груз оружия тянул вниз, но я был полон решимости.

У меня не хватало времени обдумать свое возвращение. Все мысли были только об Айе. Я направился к ее дому. Дыхание стало хриплым и прерывистым. Руки и ноги ощущались свинцовыми гирями. Я бежал по знакомым улицам и переулкам. Сколько раз я беспечно носился по ним. Сейчас я чувствовал себя воплощением цели и решимости.

Вот и дом ее тетки. Последний раз я его видел, покидая Сиву. Я словно перенесся в прошлое, но мне было некогда предаваться воспоминаниям. Сейчас я должен действовать разумно и хладнокровно. Не это ли отец неутомимо вдалбливал в мое сознание? Осторожность. Мысли прежде действий. Действий, подчиненных стратегии.

Я нырнул в тень, протянувшуюся от домов на другой стороне улицы. Там я остановился, чтобы успокоить дыхание, и снял мешок. Снаружи дом Херит выглядел не столь опрятно, как прежде. Я коснулся меча, затем потрогал нож. Оружие добавляло мне силы и уверенности. Я быстро пересек улицу, остановился возле двери, прислушался. Не знаю, какие звуки я ожидал услышать. Внутри было тихо. Между тем дом не казался опустевшим. Окна были занавешены, плетеная дверь – плотно закрыта. Дом Херит не имел заднего входа, поэтому, нравится мне или нет, войти я могу только здесь. Набрав побольше воздуха, я толкнул дверь и вошел.

Темнота. Тишина.

Оглядевшись, я заметил на столе две глиняные чашки. Похоже, из них совсем недавно пили. Судя по запаху – вино. Может, вином угощались Айя с тетей. Вдруг Херит уже выздоровела? Вдруг убийца пока не добрался до Сивы? Или добрался, но выжидает? Может, торговец, которого я расспрашивал, просто ошибся?

Внимание мое переместилось к спальной комнате. Я знал расположение дома: там была только одна спальня, которую Айя делила с теткой. Я остановился, решая, как мне поступить. Заглядывать в чужую спальню – дело постыдное. Не хотелось, чтобы меня на этом поймали. Но с другой стороны глиняной стены сейчас могла лежать Айя. Айя, по которой я до боли в сердце тосковал столько дней.

Я снова набрал воздуха в легкие, приоткрыл дверь и заглянул в комнату.

Пусто.

Я заглянул еще раз. Пусто. Предвкушение скорой встречи с Айей сменилось новой волной дурных предчувствий. Айя приехала в Сиву, но дома ее нет. Тогда где она?

У меня мелькнула догадка. Я выскочил на улицу, уже не слишком заботясь, что меня могут увидеть. По соседству жила Нефру – лучшая подруга Херит. Наверное, сейчас она уже спит и вряд ли обрадуется, если я ее разбужу, но обстоятельства требовали безотлагательных действий. Подойдя к дому Нефру, я услышал знакомые голоса: хозяйки дома, Херит и… Айи.

Я напрочь забыл все правила вежливости. Думаю, в то мгновение я забыл даже об убийце и намерении отомстить за отца. Услышав голос Айи, я, выкрикивая ее имя, ворвался в дом Нефру. Мое появление ломало все рамки приличий, однако сейчас я думал только о своей любимой. Я мчался в Сиву, подстегиваемый желанием увидеть Айю, и вот наконец увидел. Это зрелище было мне дороже пищи, воды и воздуха. Айя поднялась со стула, ее глаза распахнулись, рот открылся. Ее неописуемое удивление отражало мои собственные чувства, а у меня сейчас не было иных чувств, кроме радости.

– Слава богам, дитя, он здесь, – всплеснула руками Нефру.

Херит ей поддакивала. Но я едва слышал их голоса. Мы с Айей рванулись навстречу друг другу, как торопится сомкнуться вода за проходящим кораблем.

– Я ужасно по тебе скучала, – бормотала Айя, покрывая меня поцелуями.

Обхватив мое лицо, она целовала меня без устали, получая в ответ такой же поток поцелуев. Нефру и Херит судачили у нас за спиной, как две кумушки: «молодая любовь», «как приятно на них смотреть». Наверное, мы сейчас вели себя словно влюбленные подростки, впервые отважившиеся поцеловаться, а не как взрослая пара, собиравшаяся стать мужем и женой. Но я вдруг понял: даже недолгое расставание было для нас подобно маленькой смерти.

– Я думал, что уже никогда тебя не увижу, – прошептал я.

Мои слова вызвали у Айи ехидную улыбку, знакомую мне с детства.

– Рабия заверила меня, что мы еще встретимся.

– Жаль, некому было успокоить меня такими же словами, – ответил я. – Я боялся, что ты мертва.

Она замотала головой:

– Как видишь, нет. Жива и здорова. – Голос Айи немного дрожал от волнения. – А где твой отец?

Необходимость сообщить ей о гибели отца вновь подняла во мне волну пронзительной боли.

– Айя, он нас нашел. Человек, который все эти годы охотился за нами. Нашел и напал.

– Сабу мертв? – побледнев, спросила она. – Байек, я тебе очень сочувствую.

Я обнял ее, сжав ей плечи:

– Он здесь?

Айя застыла. Ее пальцы сами собой сжались в кулаки, а тело заняло боевую стойку (мне сразу вспомнились наши упражнения). Айя была готова к сражению.

– Да, – тихо ответила она.

– Байек, про кого ты там спрашиваешь? – полюбопытствовала Нефру. – Он что, опасен?

– Да, Нефру. И ты даже не представляешь насколько, – ответил я соседке, не сводя глаз с Айи. – Он не просто опасен. Он явился сюда с намерением убить меня и моих близких. Раз он здесь, я должен знать, где он.

Глаза Айи сказали все, что мне требовалось знать. Слова Нефру казались досужей болтовней.

– Ты хоть расскажи, как он выглядит.

Айя лишь покачала головой. Лучше не говорить лишнего и не пугать обеих женщин.

Он здесь, в пределах оазиса. Возможно, совсем близко. Я словно видел его стоящим передо мной.

– Шрамы, – вырвалось у меня.

Нефру и Херит мгновенно побледнели.

– До недавнего времени он находился в моем доме, – пояснила тетка Айи. – Его зовут Бион.

У меня мелькнула безумная мысль: спросить Айю, не причинил он ей какого-нибудь вреда. Внешне Айя выглядела как всегда. Никаких ран или иных следов издевательств. Бион ее и пальцем не тронул. Он ждал меня – свою настоящую добычу.

– Где он теперь? Дом Херит пуст.

– Не знаю, права ли я, – начала Айя. – Байек, он мог отправиться…

Слова Айи подхлестнули мои мысли. Родословная!

– К моей матери, – досказал я, выпуская Айю из объятий.

Теперь я понял, почему она встала в боевую стойку. Айя ошиблась в одном: это сражение произойдет не в доме ее тетки.

– Боги, моя мать!

Я выскочил на улицу. Следом выбежала Айя:

– Байек, погоди! Он не станет убивать Ахмоз, пока не дождется тебя!

– Нужно торопиться, – ответил я, не останавливаясь.

– Знаю. Но у него есть своя стратегия. Он ведь мог убить меня, пока тебя не было. Однако не убил. Сказал, что дождется тебя.

От этих слов я споткнулся и чуть не упал. Айя догнала меня:

– А тебе не справиться с ним одному.

Из окон выглядывали разбуженные жители. Кто-то стоял в дверях своих домов. Но у меня не было ни времени, ни желания что-либо объяснять им сейчас.

– Ты не знаешь этого человека, а я успел его узнать, – бросил я Айе.

– Не удивляйся. Я тоже успела его узнать.

– Он сумел…

– Научиться превосходно стрелять из лука? Знаю. У нас с ним было время поговорить.

Эти слова снова застали меня врасплох. Айя быстро рассказала мне, зачем поддерживала разговоры с Бионом.

– Я с тобой, – повторила она.

Конечно же, она была права. Остальное пока не имело значения. Мы с отцом – двое меджаев – не сумели справиться с этим Бионом. Во всей Сиве только один человек прошел, наряду со мной, серьезное и многолетнее обучение – Айя. Тратить драгоценное время на выстраивание стратегии мы не могли. Достаточно того, что мы вдвоем. Каким же я был глупцом, что вначале отказался от ее помощи.

Думаю, она это тоже поняла. Мы бежали рядом. Нас ждал очень опасный противник, и все же Айя улыбалась.

– Подожди здесь, – велела она и скрылась у себя в доме.

Отсутствовала она всего мгновение и вернулась с мечом и ремнями для запястий. Их она прикрепляла на бегу. Вскоре мы уже поднимались по знакомой улочке, ведущей к моему дому.

Столько лет я тосковал по матери, мечтая снова увидеть ее лицо. И вот теперь не кто иной, как я привел смерть к ее порогу. Если я опоздаю, прощу ли я себе когда-нибудь это промедление? Ответ я и так знал.

Мы остановились в нескольких шагах от моего дома. Сам его вид заставил меня помрачнеть. По правде говоря, я всегда считал наш дом неприступным, и причина моей уверенности была проста: там находился мой отец. Дом остался прежним, но обстоятельства существенно изменились. Мы с Айей переглянулись. Что ожидало нас в ближайшие минуты? Родной дом был для меня сейчас не столько жилищем, сколько полем сражения.

За годы наших странствий мы научились понимать друг друга без слов. Я подал условный знак: соблюдать полную тишину. Затем жестом показал, чтобы Айя обогнула дом и вошла через заднюю дверь. Я же остановился возле передней, слыша, как колотится сердце.

Наша дверь была самой основательной и крепкой во всей Сиве. Мне вспомнились мои тайные отлучки из дома. Тогда дверь предательски поскрипывала. Похоже, это свойство сохранилось у нее и сейчас. Дорога была каждая секунда. Если Бион заявился к нам домой, с какой стати ему таиться снаружи? Нет, я должен войти внутрь, и немедленно.

«Поспешишь – людей насмешишь», – не уставал повторять мне отец. Действовал ли я сейчас вразрез с его наставлениями? Возможно. Но на этот раз я был не один. Со мной была Айя.

 

68

Часть меня (весьма малая) надеялась, что я ворвусь в пустое помещение, как то было в доме Херит. Я очень хотел сразиться с убийцей и остановить его, но несравненно сильнее я желал, чтобы с головы матери не упал ни один волос.

Дом, где я родился и вырос, ничуть не изменился. Не знаю, чтó я ожидал увидеть, а увидел его – Биона. Всадника, меткого стрелка, опытного воина, человека, убившего моего отца. Теперь его миссия истребления меджаев распространилась и на меня.

Однако Бион в моем доме разительно отличался от того Биона, который пронзил мечом тело моего отца. Тогда он был весь забрызган кровью, сильно ранен, но держался победителем. Это делало его внушительной фигурой.

Сейчас все было совсем по-другому.

Он сидел на стуле, опустив голову. Его взгляд упирался в расставленные колени. Я не понимал смысл такой позы, пока в его руке не блеснуло лезвие. Кинжал. Даже кинжальчик, учитывая размеры лезвия. Меч Биона оставался на поясе. Свой я держал в руке, и все равно тревога за мать удержала меня от желания броситься на противника, воспользовавшись преимуществом. Я оглядел комнату. Матери в ней не было.

Он чуял мое присутствие. Иначе и быть не могло. Мы оказались с ним один на один, и каждый звук в пустом пространстве отзывался гулким эхом, похожим на раскаты грома. Поведение Биона несколько изменилось. Он не отреагировал на мое появление и все так же невозмутимо сидел, разглядывая колени и кинжал. Во мне поднималась мстительная ярость. Я намеревался завершить то, что не закончил мой отец на нильском берегу.

Потом убийца поднял голову. Наши глаза встретились.

– Здравствуй, меджай, – тихо сказал Бион.

В его приветствии прозвучало что-то бесповоротное. У меня не оставалось сомнений в том, как будут развиваться события.

Внутреннее чутье подсказывало: пора.

Я в два прыжка одолел расстояние до стула, намереваясь атаковать незащищенный левый фланг Биона. Мой маневр был рассчитан на внезапность. Однако Бион предвидел атаку. Он с непостижимым проворством вскочил на ноги и выхватил свой меч. Его недавняя расслабленная поза была обманом. Теперь я видел настоящего Биона.

Наши мечи схлестнулись. Я отступил, изменив стойку. Мой противник сделал то же самое. Я мысленно обратился к отцу.

«Отец, ты сейчас находишься в пределах богов. Вы оба с Тутой смотрите на меня оттуда. Что бы сейчас ни случилось, знай: это я делаю ради тебя, ради меджаев. Если мне суждено погибнуть, я хотя бы умру в своем доме, защищая тех, кого люблю».

Затем я подумал о матери, и, словно в ответ на мои мысли, за спиной Биона появилась Айя.

– Байек, твоя мать жива, – крикнула она.

В глазах Айи блестели слезы. Я облегченно вздохнул.

Взгляд наемного убийцы, посланного орденом, переместился на Айю. Возможно, мне показалось, а может, в его лице действительно что-то изменилось. Неужели оно смягчилось и на нем проявились какие-то чувства? Это приоткрыло мне что-то новое в характере убийцы. Он по-прежнему оставался беспощадным, однако его поведение приобрело иную окраску.

В руке Айи застыл меч. Бион несколько изменил стойку, готовясь отразить ее атаку. Движение было быстрым, однако я заметил какую-то шероховатость. Может, сказывалась рана, которую я нанес ему в сражении на берегу Нила? Неужели тот бой подпортил ему боевые навыки?

Поймав взгляд Айи, я слегка постучал себе по боку. Она мгновенно поняла.

Бион тоже заметил мой жест и изменил положение левой руки. Теперь его бок был защищен кинжалом. Тем временем Айя стала приближаться к Биону, двигаясь так, чтобы не попадать в его поле зрения. Я увидел ее короткий кивок. Мы двинулись на противника, атакуя его с двух сторон.

Наши мечи схлестнулись. Сражение началось.

Мы не растрачивали силы на разговоры с ним и не пытались задеть его словами. Интуитивно мы понимали: это бессмысленно. Не сговариваясь, мы избрали другую тактику. Мы решили докучать ему наскоками с двух сторон, утомляя до тех пор, пока он не ослабит бдительность и у него не появится уязвимое место. Вот тогда мы и ударим, словно двуглавая змея.

Но наш противник был быстр и очень опытен. Его меч задел мне плечо; правда, лишь острием. По руке заструилась кровь. К счастью, боли я не чувствовал, но лишь пока. Я нанес ему ответную рану в бок. Удар пришелся чуть выше другой раны, которую оставил мой нож во время сражения на берегу. Бион отступил и нарвался на меч Айи, получив рану в бедро. Кровь потекла у него по ноге, вместе с моей пачкая каменный пол. Я заметил, как всякий раз, меняя положение, Бион чуть сгибал ногу, проверяя ее надежность. Он умел приспосабливаться к трудностям, вызванным ранами. Умелый, очень умелый противник.

Но и мы тоже были умелыми. И нас было двое. Хотя удары его меча не потеряли прежнюю силу, сейчас я отражал их более умело, чем на берегу.

– А ты стал сражаться лучше, – заметил мне Бион после нескольких минут поединка.

– Мою руку направляет сердце. Я сражаюсь, чтобы отомстить за гибель отца.

Я сразу же пожалел, что произнес эти слова вслух. Дверь в другую комнату открылась. На пороге стояла моя мать. Она зажала рот, чтобы не вскрикнуть. Я совсем не так собирался сообщить ей скорбную весть.

– И за свое кредо. Правда, меджай? – спросил убийца.

Лицо Биона вновь стало холодным и безразличным. Все чувства (если они мне не привиделись) бесследно исчезли.

– Да. И за свое кредо тоже.

Наши мечи вновь зазвенели. Под эту музыку металла мы с ним кружились по комнате. Наши туники взмокли от крови, а пол стал липким.

– Если у тебя это получится, если ты отомстишь за отца, что потом? – спросил убийца.

Его слова вылетали изо рта вместе с судорожно выдыхаемым воздухом. Движения Биона еще сохраняли безупречность, однако я чувствовал: он начинает уставать.

– Ты будешь убивать дальше. Снова и снова, – продолжал наемник свою речь. – Однажды ты устанешь от убийств, как устал от них я. Однажды тебе будет противно смотреть на свое отражение. Так чувствуют все, кому приходится постоянно убивать.

– Между нами есть одно существенное различие. Ты убиваешь, поскольку это твое ремесло, – ответил я. – Я же ратую за лучшую жизнь для всех египтян.

Я ощущал правоту и весомость произносимых слов.

Бион вдруг улыбнулся: криво, иронично.

– Это ваша общая беда: и ордена, и меджаев. Вы почему-то убеждены, что вашими усилиями жизнь в Египте становится лучше. И все вы думаете, будто ваш путь – единственно возможный. А пока вы упорно отстаиваете свою правоту, вырастает гора трупов.

– Брось меч, наемный убийца, и давай закончим это здесь и сейчас. Обещаю тебе быструю смерть.

Сражение продолжалось. Мы оба старались нащупать брешь в обороне противника. Айя тоже атаковала. Она нанесла Биону два быстрых удара. Его глаза сердито сверкнули. Убийца сделал ответный выпад. Айя вовремя нагнулась.

– Знаешь, меджай, я бы сам не прочь прекратить этот поединок. Но не могу, – сказал Бион.

– Конечно. Ведь твоя цель – извести под корень весь меджайский род?

Он кивнул:

– Все, кто здесь находится, должны умереть.

– Кроме Айи, – возразил я.

– Она тоже.

– Почему? Айя не из нашего рода.

– А ты не знаешь?

Вопрос был обращен к Айе. Бион смотрел на нее. Она с тревогой посмотрел на меня. «Как понимать его слова?» – подумал я и ощутил, как внутри шевельнулся страх.

«Не теряй сосредоточенности, – мысленно предостерег я себя. – Он намеренно это говорит».

Звон мечей стих. Мы с Айей двигались вокруг Биона. Он тоже двигался, чтобы следить за нами. За его плечом я видел мать. Она по-прежнему стояла в дверях. Но я не позволил себе отвлечься даже на мгновение.

– Тебе понятно, о чем он говорит? – спросил я Айю, не сводя глаз с Биона и держа меч наготове.

– Не отвлекайся на его слова, – ответила она, раскусив стратегию противника.

– Не волнуйся, я слежу за ним.

– Это его уловки. У меня нет намерений тебя обманывать, Байек. Мне нечего от тебя скрывать, – сказала Айя.

– Она носит твоего ребенка, меджай, – объявил Бион и прыгнул на меня.

Не скрою, его слова подействовали на меня, как удар в живот. Айя вскрикнула от удивления. Я сумел отразить атаку Биона. Преимущество, которое он рассчитывал получить, было утеряно. Мы вернулись на прежние места. Сознавая свое превосходство, я даже улыбнулся. Может, Бион рассчитывал, что известие о беременности Айи меня ослабит? Надеялся, что я потеряю голову?

В любом случае его уловка не подействовала. Точнее, подействовала на меня совсем не так, как он рассчитывал. Я почувствовал себя сильнее и увереннее. Мне захотелось, чтобы слова Биона оказались правдой. Но даже если он и соврал, в дальнейшем так оно и будет. Я понял, что сражаюсь не только за отца и дело меджаев, и с удвоенной яростью бросился на Биона. И Айя тоже.

Я вспомнил ту битву на берегу реки и взгляд отцовских глаз, в которых читалась неотвратимость поражения. Сейчас тот же взгляд был у Биона. Он напряженнее оборонялся, движения потеряли прежнюю четкость. Его лицо побледнело, на лбу блестел пот. Он ошибся в своих расчетах, и то, что виделось ему слабостью, оказалось силой.

Но он оставался солдатом, воином и убийцей, привыкшим заканчивать начатое. Глаза глазами, однако его язык не привык произносить слово «поражение». И это делало Биона опасным.

Будто откликаясь на мои мысли, Бион совершил маневр. Подобно мне, Айя считала исход сражения предрешенным и, осмелев, чуть сократила расстояние между собой и убийцей. Он сделал обманное движение, нагнулся в сторону Айи, схватил ее и притянул к себе.

Одним движением он изменил ход битвы. Преимущество перешло к нему. Айя стала его заложницей. Ей в горло уперлось лезвие кинжала.

 

69

Я окаменел. Услышав «Нет!», я не сразу сообразил, что крик вырвался из моего горла. Айя напряглась. Ее голова чуть запрокинулась. Помимо кинжала спереди, сзади ей в затылок был направлен меч Биона. Свой Айя не выронила и сейчас медленно поворачивала правую руку. Я понял, какой удар она замышляет, и у меня похолодела спина. Айя намеревалась ударить мечом так, чтобы лезвие прошло сквозь нее и вонзилось в Биона. Если правильно выбрать наклон, возможно, она выживет. Или тоже погибнет. Глаза Биона смотрели на меня: холодные, безжалостные. В них угадывалась бездонная пропасть боли и страданий, причиненных другим и полученных в ответ. Глаза Айя были полны любви и решимости. Ей не хотелось умирать, но, если по-иному никак, она была готова пожертвовать собой.

Рука Биона напряглась, намереваясь полоснуть заложнице по шее. Меч Айи застыл в угрожающем положении. Я потянулся к ножу, сознавая всю бессмысленность своего поступка. А затем…

Глаза Биона вдруг расширились. Он открыл рот. Его правая рука разжалось, и меч с лязгом упал на пол. Вскоре упал и меч Айи. Я бросился к любимой, сжал в объятиях. Убийца шатался, силясь удержаться на ногах. Глотая воздух, Айя обернулась через плечо. Из груди Биона торчало лезвие кинжала. А за спиной стояла моя мать, еще не успевшая опустить руку.

– Передай моему мужу, что это я послала тебя, – сказала Ахмоз.

С мстительным удовлетворением она смотрела, как Бион тяжело опустился на колени, затем повалился на бок и испустил вздох – предвестник его скорой смерти.

Обстановка в комнате изменилась. Стало спокойнее. Ощущение опасности постепенно уходило из нашего жилища, но глаза матери все так же яростно пылали гневом. Мне вспомнилась далекая ночь, когда она убивала разбойников Менны, защищая свою семью. Нам не верилось, что сражение окончено, но глаза нас не обманывали. Поверженный противник лежал у наших ног. У него начинались судороги. Кажется, он пытался что-то сказать. Я увидел, как он взглядом подзывает меня. Взяв кинжал, я направился к нему.

– Байек, осторожнее, – предупредила Айя.

Я кивнул. Пока он жив, осторожность не помешает. Я остановился в паре шагов от убийцы и присел на корточки. Рядом опустилась Айя. Мы оба понимали: жить Биону осталось совсем недолго. Судя по глазам, он принял свое поражение и, кажется, даже радовался, что все кончилось. Я заметил странное любопытство, мелькнувшее во взгляде наемника, словно он раздумывал, куда теперь попадет. Но ему хотелось что-то сказать мне на прощание. Слабо шевельнув пальцами, Бион подозвал меня поближе. Не опуская кинжала, я приблизился.

– Поздравляю, меджай, – прохрипел Бион.

– Твой хозяин пошлет других убийц?

Изо рта Биона текла кровь. Ему было трудно говорить.

– Моего хозяина зовут Райя. Ты найдешь его в Александрии. Он хотел занять более высокое положение в ордене и ради этого затеял охоту на меджаев. Я был его единственным исполнителем. О моем существовании знает только он. В свое время начальник Райи обнаружил свитки, где говорилось о возрождении меджаев. Это насторожило орден. Своего начальника Райя повелел убить. Со сведениями, что я тебе сообщил, поступай как знаешь.

– Райя знает о моем местонахождении? – спросил я.

Взгляд Биона переместился на Айю, примостившуюся рядом со мной. Его рот снова открылся. Мне подумалось, что он хочет попросить прощения за все страдания, на которые нас обрек. Нет. Такое не было свойственно его природе. Его природа была иной. Многие годы он нес смерть, теперь умрет сам и окажется во власти демонов, которые помчат его душу в загробный мир.

Так оно и случилось. Бион, опытный убийца, годами охотившийся на нас, закрыл глаза, испустил последний вздох и затих. С его смертью великий покой снизошел на всех нас.

Я встал, сознавая, что исполнил свой первый долг, действуя не только как защитник Сивы, но и как меджай.