– Эцио! – с сияющей улыбкой на губах воскликнул Марио. Его борода стала еще более колючей, а лицо – еще более смуглым на тосканском солнце.

– Дядя!

Лицо Марио стало серьезным.

– Вижу, досталось тебе за это время. Вымойся, отдохни с дороги, потом мне все расскажешь… – Он помолчал. – До нас доходили новости из Флоренции. Знаешь, я… я даже молился, чтобы ты остался в живых. Однако ты не только жив-здоров, но и сумел переломить ситуацию не в пользу Пацци! Теперь ты заклятый враг тамплиеров, Эцио.

– Я тоже не питаю к ним дружеских чувств.

– Иди отдыхай. Потом поговорим.

Вечером они уединились в кабинете Марио. Эцио подробно рассказал ему обо всем, что происходило во Флоренции. Он вернул дяде страницу Кодекса, найденную у Вьери, и добавил к ней подарок Лоренцо. Рассказав о лезвии, способном впрыскивать яд, молодой человек показал новое изделие Леонардо. Марио по достоинству оценил хитроумное оружие, однако его больше интересовала страница из Кодекса, найденная у Франческо.

– Мой друг сумел расшифровать лишь описание оружия, – сказал Эцио.

Вот и хорошо. Не все страницы Кодекса содержат чертежи оружия. О других ему знать необязательно. – В тоне Марио чувствовалось предостережение. – Общий замысел Кодекса нам откроется, лишь когда мы соберем его целиком. Однако эта страница, если ее соединить с находкой у Вьери, должна помочь нам продвинуться на шаг.

Марио поднялся, открыл потайную дверь и стал подыскивать в хранилище нишу для новых страниц. Одна из них легко соединялась с остальными, другая подходила лишь углом.

– По идее, Вьери и его отец должны были владеть соседними страницами. Так, посмотрим… – Марио погрузился в раздумья. – Хм… – сказал он наконец, и в его голосе Эцио послышались тревожные нотки.

– Дядя, так это действительно шаг вперед? – не выдержал он.

– Не уверен. Мы по-прежнему бредем впотьмах. Но вот здесь… упоминается какой-то пророк. Не из Библии, но либо живущий в наше время, либо… еще не родившийся на свет.

– Кто бы это мог быть?

– Давай не будет торопиться. – Марио склонился над страницами, шевеля губами. По-видимому, он говорил на каком-то иностранном языке, незнакомом Эцио. – Насколько я могу судить, здесь написано примерно следующее: «Это откроет только пророк…» Смотри, тут говорится о двух «частицах Эдема». Но я понятия не имею, что бы это могло значить. Надо запастись терпением и подождать, пока мы не отыщем другие страницы Кодекса.

– Дядя, я не оспариваю важность Кодекса, но есть дела более спешные, чем раскрытие древних тайн. Якопо Пацци удалось бежать из Флоренции. Я должен найти предателя.

– Думаю, из Флоренции он бежал куда-то на юг. – Марио замолчал, словно решая, стоит ли продолжать. – Эцио, мне не хотелось затевать с тобой этот разговор сегодня. Собирался выждать пару дней. Но теперь вижу: тебя это волнует не меньше моего. А потому начнем готовиться без промедлений. За это время моего старого друга Роберта прогнали из Сан-Джиминьяно. Тамплиеры снова завладели городом. Оттуда слишком близко до Флоренции. И до нас тоже. Нельзя терпеть гнездо тамплиеров у себя под носом. Сдается мне, что Якопо нашел себе прибежище не где-нибудь, а именно там.

– У меня есть имена и других заговорщиков, – сказал Эцио, доставая из сумки список имен и передавая его дяде.

– Хорошо. Некоторые из этих людей не обладают столь обширными связями, как Якопо, и их будет легче выследить. Утром я пошлю своих шпионов. Пусть порыщут по окрестностям и разнюхают, что к чему. А мы пока будем готовиться к возвращению Сан-Джиминьяно под наше правление.

– Пусть твои шпионы собирают сведения. Я не намерен сидеть сложа руки. У меня свои счеты с этими убийцами.

– Возможно, ты прав, – поразмыслив, сказал Марио. – Подчас от одиночки больше толку, чем от целой армии. С этой мразью надо расправляться, пока они думают, что находятся в безопасности… Разрешаю тебе действовать. Отправишься туда и разведаешь, что к чему. Теперь ты вполне умеешь постоять за себя.

– Спасибо, дядя.

– Не торопись, Эцио! Разрешение я тебе даю при одном условии.

– При каком?

– Ты отправишься туда не раньше чем через неделю.

– Через неделю?!

– Для вылазки, которую ты задумал, тебе понадобятся не только скрытые клинки. Да, теперь ты взрослый мужчина, храбрый боец за дело ассасинов. Это заставляет тамплиеров еще сильнее, чем прежде, жаждать твоей крови. Ты многое умеешь, но остались навыки, которыми ты пока не владеешь.

Эцио нетерпеливо покачал головой:

– Прости, дядя, но целая неделя!..

Марио нахмурился и слегка повысил голос. Этого было достаточно.

– Эцио, я слышал о тебе не только хорошие вести. Были и дурные. Убивая Франческо, ты потерял самообладание. Ты поддался своим чувствам к Кристине, и это чуть не увело тебя с избранного пути. Твой долг – служить Кредо ассасина. Если ты об этом забудешь, твоя жизнь потеряет смысл… – Он выпрямился и произнес очень серьезно: – Когда я требую от тебя послушания, я говорю от имени твоего отца.

Эцио показалось, что дядя стал шире в плечах и выше ростом. Его слова больно ударяли по самолюбию, но отрицать их справедливость молодой Аудиторе не мог. Он угрюмо поклонился.

– Хорошо, – сказал Марио уже мягче. – Потом спасибо мне скажешь. Учеба начнется завтра, с утра. И запомни: подготовка – это все!

Неделя прошла в напряженной учебе. Подготовившись, Эцио выехал верхом, держа путь к Сан-Джиминьяно. Марио расставил на подступах к городку свои патрули и велел племяннику переговорить с одним из кондотьеров, который хорошо знал обстановку. На ночь Эцио остановился в лагере.

Здешними кондотьерами командовал сержант Гамбальто – двадцатипятилетний крепыш. Обилие шрамов на его лице и руках говорило о том, что он не отсиживался за крепостными стенами. Гамбальто выложил на стол ломоть хлеба с овечьим сыром, добавив к угощению кружку крепкого верначча. Пока Эцио ужинал, сержант рассказывал ему об обстановке в Сан-Джиминьяно.

– Жаль, что этот Антонио Маффеи уехал из своей Вольтерры. Он просто свихнулся на ненависти к Лоренцо и почему-то считает, что герцог разрушил его родной город, тогда как Медичи всего-навсего взял Вольтерру под крыло Флоренции. Теперь Маффеи окончательно спятил. Каждый день взбирается на башню собора вместе с несколькими лучниками Пацци и проповедует оттуда. А кто кажется ему подозрительным, по тем он велит стрелять. Задумал всех горожан склонить на свою сторону. Жители его ненавидят, но, пока продолжается его террор, они бессильны против него.

– То есть его нужно нейтрализовать.

– Это бы точно ослабило власть Пацци в городе.

– Насколько хорошо они защищены?

– Караул есть и на башнях, и у ворот. Сменяются на рассвете. Уверен, человек с твоими навыками вполне сумеет пробраться в город незамеченным.

Эцио задумался, не станет ли расправа с Маффеи помехой его основной миссии – поимке Якопо? Но он постарался не сосредотачиваться на деталях, а увидеть картину в целом: Антонио был сторонником Пацци, и Эцио посчитал своей обязанностью – обязанностью ассасина – устранить этого сумасшедшего.

Наутро только очень наблюдательные жители городка могли бы заметить худощавого человека в капюшоне, который, словно призрак, бесшумно двигался в сторону соборной площади. Торговцы уже расставляли прилавки и раскладывали товар. Их день только начинался, тогда как дежурство караульных подходило к концу. Усталые, равнодушные ко всему, они дремали стоя, опираясь на алебарды. Западная стена колокольни тонула в густой тени, и никто не видел, как по ней с паучьей ловкостью вскарабкался кто-то в черном.

Исхудавший, с запавшими глазами и всклокоченными волосами, Маффеи уже занял свое место. Четверо усталых арбалетчиков стояли по углам башни. Не слишком доверяя им, Антонио сжимал в левой руке Библию, а в правой – кинжал-рондель. Он уже начал свою проповедь, и вскоре Эцио стал одним из невольных слушателей.

– Жители Сан-Джиминьяно! Внемлите моим словам! Покайтесь и молите Бога о прощении… Дети мои, соединитесь со мной в молитве, и будем вместе противостоять тьме, окутавшей нашу любимую Тоскану! Внимайте, небеса, и я скажу вам. И ты, земля, слушай слова, исходящие из моих уст. Пусть мои слова падают на вас как дождь. Они чисты, как роса на нежных травах. Они – живительная влага для лугов и полей, ибо я проповедую во имя Господа! Он – скала незыблемая! Совершенны дела Его и все пути Его прямы! Праведен и справедлив Он. Однако те, кто погряз в грехах, вовсе не дети Его, а нечестивое отродье! Жители Сан-Джиминьяно, помните ли вы о Господе? О глупый и несмышленый народ! Если вы не считаете Его своим Отцом, кто же тогда вас породил? Очиститесь же светом Его милосердия!

Эцио легко перепрыгнул через парапет и встал возле открытого люка, в квадратном отверстии которого виднелись ступени лестницы. Арбалетчики сразу заметили его и подняли свое оружие. Но молодой человек не стоял на одном месте, что мешало им целиться. Пока двое качали арбалетами, пытаясь взять его на мушку, Эцио незаметно подобрался к третьему и, схватив за щиколотки, скинул его с парапета. С отчаянными воплями арбалетчик пролетел метров шестьдесят и разбился о камни. Не дав караульным опомниться, Аудиторе ударил второго в руку. Тот лишь усмехнулся маленькой ранке, однако еще через мгновение лицо караульного посерело. Он замертво рухнул на каменный пол крыши. Клинок с ядом действовал безотказно. Эцио предпочел бы честный поединок, но такое благородство могло бы стоить жизни ему самому. К тому же он не собирался затягивать свое пребывание в Сан-Джиминьяно. Третий караульный, бросив арбалет, кинулся к люку, надеясь прошмыгнуть мимо Эцио. Молодой человек ударил его ногой в поясницу. Караульный упал головой вниз и покатился по деревянным ступенькам, сломав себе шею на первом же пролете. Четвертый тоже бросил арбалет. Он стоял с поднятыми руками и что-то бормотал. Мельком взглянув на него, Аудиторе понял, что солдат со страху обмочился. Он отвесил караульному шутовской поклон, указав на люк. Испуганный караульный бросился вниз, едва не зацепившись за искалеченный труп товарища. И вдруг сзади кто-то ударил Эцио в шею тяжелым эфесом кинжала. Это был Маффеи, очнувшийся от шока неожиданной атаки. Аудиторе подался вперед.

– Я поставлю тебя на колени, грешник! – завопил священник, на губах которого выступила пена. – Проси прощения!

«И почему люди треплют языком, когда надо действовать?» – подумал Эцио, который, пока Маффеи разглагольствовал, успел оправиться от удара и повернуться лицом к противнику.

Они кружились на узкой крыше. Маффеи суетливо размахивал тяжелым кинжалом. Сражаться он не умел, но отчаяние и фанатизм делали священника опасным противником. Эцио то и дело приходилось уклоняться от его выпадов. Наконец молодому человеку удалось схватить его за руку и почти вплотную притянуть к себе.

– Я отправлю тебя в ад, где стенания и скрежет зубовный, – прорычал Маффеи.

– Прояви хотя бы немного уважения к смерти, друг мой, – ответил ему Эцио.

– Я покажу тебе уважение!

– Сдавайся! Я дам тебе время, чтобы помолиться.

Маффеи плюнул Эцио в лицо, заставив разжать руку. Затем с воплем ударил его в левую руку, но металлический наруч Леонардо отразил удар.

– Какой демон тебя защищает? – зашипел Маффеи.

– Ты слишком много болтаешь. – С этими словами Эцио нанес ему легкий удар в шею.

Яд попал Маффеи прямо в яремную вену. Священник застыл, разинув рот, но оттуда вырвалось лишь зловонное дыхание. Антонио еще сумел оттолкнуть молодого человека и, шатаясь, добрести до парапета. Там он вытянулся во весь рост и тут же упал в руки смерти.

Склонившись над трупом, Эцио обшарил его сутану и нашел письмо, которое тут же прочитал.

Предводитель!
Брат А.

Со страхом в сердце пишу эти строки. Пророк уже здесь. Я это чувствую. Птицы ведут себя не так, как обычно. Они беспорядочно кружат в небе. Я слежу за ними со своей башни. Я не смогу исполнить ваше требование и быть на встрече, ибо боюсь появляться на публике из страха, что демон может там меня найти. Простите мне непослушание, но я должен следовать своему внутреннему голосу. Да направит вас Отец Понимания. И меня тоже.

Гамбальто оказался прав: этот человек действительно потерял рассудок. Памятуя дядины наставления, Эцио закрыл покойнику глаза и произнес:

– Requiescat in pace.

Сознавая, что отпущенный им арбалетчик вполне мог поднять тревогу, Эцио глянул вниз. Но там все было по-прежнему. Караульные Пацци зевали, опираясь на алебарды. К прилавкам тянулись редкие покупатели. Без сомнения, пощаженный им караульный дал деру и сейчас торопился домой, предпочтя дезертирство военному суду и, возможно, пыткам. Эцио осторожно убрал скрытый клинок, стараясь касаться его только рукой в перчатке. Вниз он спускался по лестнице. Солнце стояло уже достаточно высоко, и спускаться по стене колокольни было небезопасно.

Эцио вернулся в лагерь, где его встретил возбужденный Гамбальто.

– Твое появление принесло нам удачу, – сказал сержант. – Наши дозорные выследили архиепископа Сальвиати!

– Где они его нашли?

– Совсем неподалеку. Видишь ту виллу на холме?

– Вижу.

– Он там. – Гамбальто хлопнул себя по лбу. – Capitano, я же не спросил, как прошла вылазка в город.

– Больше никто не будет «проповедовать на кровлях», исходя ненавистью.

– Жители города перед тобой в неоплатном долгу, capitano.

– Я никакой не капитан.

– Для нас ты самый настоящий капитан, – улыбнулся Гамбальто. – Возьми моих людей – они с радостью пойдут за тобой. У Сальвиати полно охраны. Да и сам дом достаточно хорошо укреплен.

– Хорошо, когда яйца кладут если не в одно гнездо, то хотя бы в соседние, – тоже улыбнулся Эцио.

– Думаю, что и остальные скрываются где-то неподалеку. Пока ты ходишь в гости к архиепископу, мы еще пошарим по окрестностям.

Выбрав дюжину лучших бойцов, привычных к рукопашным схваткам, Эцио повел их через поля к холму, где в старинном доме с толстыми стенами прятался Сальвиати. Шли рассыпавшись веером, но так, чтобы один наемник мог без труда расслышать соседа, при этом обходя или нейтрализуя посты Пацци на подступах к вилле Сальвиати. На пути к дому архиепископа отряд Эцио потерял двоих. Аудиторе рассчитывал на внезапность их атаки, но, когда отряд уже был совсем близко от массивных главных ворот, на стене вдруг появилась фигура в сутане архиепископа, как будто когтями вцепившаяся в парапет. Хищное лицо глянуло вниз и тут же исчезло.

– Вон он, Сальвиати, – шепнул себе Эцио.

Караульных с внешней стороны ворот не было. Молодой человек велел своим людям подойти к стенам как можно ближе, чтобы лучники не смогли в них прицелиться. Скорее всего, Сальвиати сосредоточил остатки своей охраны внутри дома, чьи старые, высокие и крепкие стены внешне казались неприступными. Эцио подумывал, не повторить ли ему свой давний трюк, когда в Сан-Джиминьяно он перелез через стену и открыл ворота изнутри. Тогда это удалось, но сейчас не ночь, и его появление обязательно заметят из дома.

Махнув своим, чтобы не высовывались, Эцио поспешил обратно в поле, где лежало тело последнего караульного, убитого ими на подступах к вилле. Молодой Аудиторе переоделся во вражеский мундир, свернув свою одежду в узел и спрятав под мышкой.

Когда он вернулся, отряд насторожился, приняв его за врага. Эцио молча подал одному из бойцов узел с одеждой, а сам подошел к воротам и громко постучал эфесом меча.

– Именем Отца Понимания – откройте! – крикнул он.

Прошедшая минута показалась Эцио вечностью. Он чуть отошел от ворот, чтобы его было видно со стены. Наконец послышался лязг отодвигаемых тяжелых засовов.

Едва ворота приоткрылись, молодой Аудиторе и его люди ворвались внутрь и сразу же вновь заперли их, чтобы охрана архиепископа не сбежала. Дом имел три крыла, соединенные переходами. Сальвиани стоял на крыльце среднего. Его окружало не менее дюжины крепких, до зубов вооруженных охранников. Остальные надвигались с разных сторон двора.

– Вероломные нечестивцы! – выкрикнул архиепископ. – Обманом вы проникли сюда, но назад вам уже не уйти. Убейте их! – скомандовал он своим людям. – Всех до единого!

Остатки гвардии Пацци окружили Эцио и его кондотьеров. Но у солдат Пацци не было такого учителя, как Марио Аудиторе. Численное превосходство их не спасло. Наемники двигались мало, зато каждый нанесенный ими удар достигал цели. Эцио же бросился по лестнице к архиепископу. Он выпустил клинок, впрыскивающий яд, и разил им людей Сальвиати без разбору. Не важно, куда он бил: любая рана, даже самая незначительная, оборачивалась мгновенной смертью.

– А ты и в самом деле демон, обитающий в четвертом кольце девятого круга! – произнес ошеломленный Сальвиати, когда вокруг не осталось ни одного живого охранника.

Спрятав ядовитый клинок, Эцио вытащил свой боевой кинжал, схватил архиепископа за воротник мантии и приставил лезвие к его горлу.

– Тамплиеры перестали быть христианами, когда превратились в банкиров, – с холодной яростью сказал Эцио. – Наверное, вы уже забыли, что написано в Евангелии? А там сказано: «Нельзя служить Богу и мамоне». Но у вас есть шанс искупить свою вину. Говорите, где Якопо?

Сальвиати с ненавистью поглядел на него:

– Вам никогда его не найти!

Эцио слегка вдавил лезвие в горло Сальвиати. На шее выступила кровь.

– Вы разочаровываете меня, arcivescovo. Я думал, вы сообразительнее.

– Ночь оберегает наши встречи. А теперь – закончи начатое.

– Значит, вы, как и положено убийцам, собираетесь под покровом ночи. Спасибо, это уже кое-что. Но не все. Еще раз спрашиваю: где?

– Отец Понимания знает: я делаю это для общего блага, – холодно отчеканил Сальвиати и вдруг обеими руками схватил руку Эцио с кинжалом и вонзил лезвие себе в горло.

– Говори! – закричал молодой человек.

Но на губах архиепископа уже пузырилась кровавая пена. Сальвиати сполз на пол. На его величественном желто-белом облачении уже расцветали кроваво-красные цветы.

Только через несколько месяцев Эцио получил новые сведения о разыскиваемых заговорщиках. Все это время он вместе с дядей разрабатывал план по захвату Сан-Джиминьяно и освобождению жителей от жестокого ига тамплиеров, которые, усвоив прошлые уроки, взяли город в железные тиски. Зная, что тамплиеры тоже охотятся за недостающими страницами Кодекса, Эцио стремился их опередить, но поиски не приносили результата. Утешало лишь то, что имеющиеся страницы надежно хранились в дядином замке, а без них тамплиеры все равно не могли раскрыть тайну Кодекса.

Как-то в Монтериджони прискакал курьер из Флоренции. Он привез Эцио письмо от да Винчи. Молодой человек вооружился зеркалом, чтобы прочесть зашифрованное послание Леонардо. С первых же строк его сердце наполнилось ликованием.

Любезный Эцио!
твой друг

Герцог Лоренцо просил меня сообщить тебе новости… о ком бы ты думал? О Бернардо Барончелли! Оказалось, что он сумел бежать в Венецию, где намеревался сесть на корабль и отплыть в Константинополь, рассчитывая получить убежище при дворе оттоманского султана. Однако он прежде не был в Венеции и не знал, что горожане недавно заключили с турками мир. Они даже отправили одного из своих лучших живописцев – Джентиле Беллини – для написания портрета султана Мехмеда. И потому стоило Барончелли ступить на землю Венеции, как он тут же был изобличен и арестован.
Леонардо да Винчи.

Тебе несложно представить оживленную переписку, завязавшуюся между Блистательной Портой и Венецией. Но поскольку венецианцы являются и нашими союзниками, а герцог Лоренцо отличается недюжинными дипломатическими способностями, Барончелли был закован в кандалы и доставлен во Флоренцию. Здесь он подвергся допросу с пристрастием. Уж не знаю, назвать ли его упрямцем, глупцом или смельчаком, но он вынес и пытки на дыбе, и раскаленные щипцы, и порку, и сырую камеру, где крысы грызли ему ноги. Он сообщил лишь, что заговорщики встречались по ночам в старой и давно заброшенной усыпальнице под церковью Санта-Мария Новелла. Как и следовало ожидать, поиски в указанном месте ничего не дали. Вскоре Барончелли был повешен. Я сделал неплохой набросок сцены его казни, который непременно покажу тебе при нашей встрече. Думаю, что с анатомической точки зрения рисунок вполне достоверен.

Distinti saluti [83] ,

– Хорошо, что этот негодяй мертв, – сказал Марио, которому Эцио дал прочитать письмо. – Он был из тех, кто у родной матери последний кусок хлеба отнимет. Но своих не выдал, а потому мы по-прежнему не знаем, что́ еще замышляют тамплиеры и где прячется Якопо.

В этот приезд молодой Аудиторе также нашел время, чтобы навестить мать и сестру, по-прежнему находившихся в тишине и покое монастырской обители, на попечении заботливой настоятельницы. Увы, состояние матери почти не улучшилось. Ее волосы раньше времени поседели, в уголках глаз появились морщины. К ней вернулась речь, хотя говорила она мало. Радовало то, что Мария обрела внутренний покой. О казненном муже и сыновьях она говорила с воодушевлением и гордостью. На столике возле ее постели по-прежнему стояла шкатулочка Петруччо с орлиными перьями. И стоило ей бросить взгляд на подарок сына, как глаза несчастной женщины наполнялись слезами. Клаудия теперь была novizia. Эцио считал, что монастырская жизнь лишь погубит ее красоту и независимый характер. Но лицо сестры озарялось, когда она рассказывала о своих обязанностях послушницы. Брату не оставалось ничего иного, как смириться с решением сестры и порадоваться за девушку. Под Рождество он еще раз побывал в монастыре, а с Нового года приступил к упражнениям на плацу. Внутри у него все бурлило от нетерпения. Чтобы занять племянника, Марио назначил его заместителем командира охраны замка, и Эцио без конца посылал шпионов и лазутчиков на поиски вражеского гнезда.

Наконец как-то утром в конце весны, когда Марио и Эцио совещались за столом, заваленным картами, на пороге появился Гамбальто:

– Отличная новость, синьоры! Мы нашли Стефано да Баньоне! Он скрывается в монастыре Асмодео. Это в паре десятков километров к югу от нас. Все это время он был у нас под носом!

– Эти псы всегда держатся сворой, – проворчал Марио, быстро рисуя маршрут на ближайшей к нему карте. – Но этот пес – один из вожаков стаи. Секретарь Якопо! Если мы не сможем вытрясти из него ни слова…

Но Эцио рядом уже не было. Приказав седлать лошадь, молодой человек поспешил к себе. На этот раз лезвие, впрыскивающее яд, он заменил простым клинком. Эссенцию болиголова, залитую Леонардо, молодой Аудиторе, по совету местного врача, заменил беленой, заполнив резервуар до краев. Эцио решил применять это оружие осмотрительно, поскольку всегда существовал риск уколоться самому. Вот почему он всегда надевал мягкие, но достаточно плотные кожаные перчатки.

Монастырь находился близ Монтечиано, чей древний замок возвышался над остальными строениями городка, стоящего на холме. Солнце заливало пологий склон холма. Монастырь окружала кипарисовая роща. Само здание было относительно новым, построенным не более ста лет назад из дорогого привозного желтого песчаника. Сам монастырь имел внутренний двор, в центре которого стояла церковь. Ворота были распахнуты настежь. Монахи в сутанах охристого цвета трудились на окрестных полях и в садах, а также на винограднике, расположенном выше по склону. Монастырское вино настолько славилось, что его отправляли даже в Париж. Эцио сумел раздобыть охристую монашескую сутану. Лошадь он оставил в конюшне постоялого двора, куда приехал под видом государственного курьера. На подходе к монастырю он переоделся в сутану и теперь внешне ничем не отличался от местной братии.

Стефано он увидел почти сразу по прибытии. Тот вел разговор с монастырским госпитальером – толстым, похожим на бочку монахом. Незаметно подобравшись, Эцио стал вслушиваться в их разговор.

– Давайте помолимся, брат, – предложил госпитальер.

– Молиться? – переспросил Стефано, даже здесь не снявший черной сутаны и напоминавший паука на блине. – О чем? – язвительно добавил он.

– О защите Господа, – ответил удивленный монах.

– Брат Джироламо, ты правда веришь, будто Всевышнего интересуют наши дела? Подумай хорошенько! Но если это помогает тебе убить время, то пожалуйста, обманывай себя и дальше.

Брат Джироламо оторопел от таких слов:

– Вы богохульствуете!

– Нет. Я говорю правду.

– Но отрицать существование Господа…

– Это единственно разумный ответ на заявление о том, что на небе живет какой-то невидимый безумец. Судя по тому, что написано о нем в твоей драгоценной Библии, он точно спятил, уж поверь мне.

– Как вы можете говорить подобные вещи?! Вы же сам священник!

– Я человек дела. Сутана священника позволила мне подобраться к этим проклятым Медичи, чтобы в один прекрасный день извести их всех под корень, как того желает мой Господин. Но прежде нужно расквитаться с неким ассасином по имени Эцио. Слишком долго он был занозой у нас в пятке. Настало время вырвать эту колючку.

– Вот здесь вы говорите истинную правду. Это гнусный демон!

Стефано криво улыбнулся:

– Рад, что хоть в этом мы с вами согласны.

– Говорят, дьявол наделил его сверхъестественной силой и скоростью, – шепотом продолжал Джироламо.

– Дьявол? – насмешливо переспросил Стефано. – Эти качества он приобрел сам годами неустанных упражнений.

Стефано задумался, что было видно по его сухопарой фигуре, изогнутой вопросительным знаком.

– Знаете, Джироламо, меня настораживает, что вы не признаете за людьми естественного развития их способностей и качеств. Если кто-то выделяется из серой толпы, вы немедленно усматриваете в этом козни дьявола. Хорошо, что вы не служите в инквизиции, а то бы вы всех отправили на костер.

– Я прощаю вам маловерие и змеиный язык, – благочестиво произнес Джироламо. – Вы ведь все равно Его дитя.

– Я же вам говорил… – резким тоном начал Стефано, но тут же махнул руками и поморщился. – Что толку? С меня довольно! Говорить с вами – все равно что с ветром!

– Я помолюсь за вас.

– Как вам угодно. Только делайте это тихо. Мне надо быть начеку. Пока этот ассасин не будет убит и погребен, всем тамплиерам грозит опасность.

Госпитальер поклонился и исчез. Стефано остался во дворе один. Ударил церковный колокол, возвещая первую кауму, затем вторую. К этому времени вся братия собралась в монастырской церкви. Эцио словно призрак выскользнул из тени. Воздух был тяжелым и жарким от полуденного солнца. Стефано расхаживал взад-вперед вдоль северной стены, словно ворона. От него так и веяло тревогой и беспокойством. Если бы прежде Аудиторе не слышал его здравых рассуждений, то наверняка решил бы, что видит перед собой одержимого.

Увидев Эцио, Стефано ничуть не удивился.

– Я безоружен, – сказал он. – Я сражаюсь мечом разума.

– Разум служит только живым. Чем еще вы способны защищаться?

– Вы собрались хладнокровно меня убить?

– Я вас убью, потому что необходимо, чтобы вы умерли.

– Хороший ответ. А вы не думаете, что я знаю секреты, которые могут вам пригодиться?

– Такой, как вы, не выдаст их даже под пытками.

Стефано одобрительно посмотрел на него:

– Сочту ваши слова комплиментом, хотя сам я в этом не настолько уверен. Но в научном смысле это любопытно. – Он помолчал, затем продолжал своим тонким голосом: – Вы упустили свой шанс, Эцио. Жребий брошен. Дело ассасинов обречено. Я знаю: вы убьете меня независимо от любых моих слов или молчания. Я буду мертв раньше, чем окончится полуденная месса. Но моя смерть не принесет вам никакой выгоды. Тамплиеры следят за вами, и развязка близка.

– Этого вы знать не можете.

– Я вот-вот встречусь с Творцом… если Он действительно существует. Интересно будет проверить. Зачем мне лгать перед смертью?

Эцио выдвинул лезвие скрытого клинка.

– Как умно, – усмехнулся Стефано. – Что еще изобретет кровожадный ассасинский ум?

– Искупите свои грехи, – предложил ему Эцио. – Расскажите мне то, что знаете.

– И что вы желаете узнать? Местонахождение моего господина Якопо? – с улыбкой спросил Стефано. – Это несложно. Вскоре он встречается со своими сподвижниками. Ночью, в тени римских богов. – Он опять помолчал. – Надеюсь, мой ответ вас удовлетворит. Больше я вам ничего не скажу, что бы вы со мной ни делали. Но сказанное мною особого значения не имеет, ибо в глубине сердца я знаю: вы опоздали. Жаль только, я не увижу вашей собственной гибели. Однако кто знает? Возможно, загробный мир действительно существует, и я оттуда буду взирать на вашу смерть. А сейчас давайте побыстрее закончим это неприятное дело.

Вновь ударил церковный колокол. Времени у Эцио почти не оставалось.

– Вы могли бы многому меня научить.

– Только не в этом мире, – печально вздохнул Стефано, обнажая свою шею. – Сделайте мне одолжение: отправьте меня в ночь без лишней канители.

Эцио нанес ему всего один удар: глубокий и точный.

– К юго-западу от Сан-Джиминьяно есть развалины храма Митры, – задумчиво произнес Марио, выслушав рассказ племянника. – Это единственные известные мне римские развалины на километры вокруг. Ты говоришь – «в тени римских богов»?

– Это его слова.

– И тамплиеры скоро должны там встретиться?

– Да.

– Тогда не будем терять время. Установим наблюдение за развалинами начиная с сегодняшней ночи.

Эцио вздохнул:

– Да Баньоне говорил, что мы бесповоротно упустили время и теперь их не остановить.

– В таком случае докажем ему, что он ошибался, – улыбнулся Марио.

Наступила третья ночь дозора. Марио вернулся в замок – продолжать подготовку к захвату Сан-Джиминьяно. Эцио остался с пятерыми надежными кондотьерами, среди которых был и Гамбальто. Они прятались в густых зарослях, окружавших развалины храма Митры, который состоял из нескольких строений, возведенных в разные века. Последним его хозяином был Митра – римские легионеры были главными приверженцами культа этого бога, который, как считалось, приносил победу. Но здесь же находились развалины небольших храмов, посвященных Минерве, Венере и Меркурию. Между ними помещался театр под открытым небом: сцена и полукружие каменных скамеек, идущих ярусами. Теперь там обитали мыши и скорпионы. Обломки колонн облюбовали для своих гнезд совы. Развалины стен густо поросли плющом и буддлеей. Лишь кое-где проглядывала источенная временем, покрытая пятнами мраморная облицовка. Бледный свет луны делал пейзаж еще более жутким. Бойцам Марио, не боявшимся практически никого, здесь было явно не по себе.

Эцио решил, что наблюдение за развалинами будет продолжаться не меньше недели. Теперь, глядя на кондотьеров, он сомневался, выдержат ли они такой срок. Здесь обитали призраки языческого прошлого, которым ночь давала особую силу.

К полуночи от неподвижного лежания в засаде у ассасинов болели все мышцы. Казалось, и эта ночь пройдет в напрасном ожидании. Но в тишине вдруг раздался стук копыт. Эцио и его люди насторожились. Вскоре среди ветвей замелькали факелы. К развалинам театра подъехало не менее дюжины солдат. Они сопровождали троих всадников. Эцио и его кондотьеры прокрались поближе.

Приехавшие спешились. Солдаты расположились кругом. В одном из троих Аудиторе с удовлетворением узнал Якопо Пацци – седобородого мужчину лет шестидесяти. Вид у него был обеспокоенный. Второй был Эцио не знаком, зато третьего он знал очень хорошо. Человек с орлиным носом, в темно-красном плаще с глубоким капюшоном. Родриго Борджиа! Мрачно усмехнувшись, Эцио приладил на правую руку скрытый ядовитый клинок.

– Вам известно, зачем я вызвал вас сюда, – начал Родриго. – Особенно вам, Якопо. Я дал вам более чем достаточно времени, однако вы до сих пор ничего не сделали для исправления своих ошибок.

– Простите, commendatore, но я сделал все, что мог. Ассасины оказались хитрее, чем я ожидал.

– Вы не отбили Флоренцию у Медичи. – (Якопо понурил голову.) – Вы даже не смогли оторвать голову Эцио Аудиторе, а он – всего-навсего щенок! Но с каждой победой над нами он становится все сильнее и опаснее!

– В том была вина моего племянника Франческо, – пробормотал Якопо. – Нетерпение сделало его безрассудным. Он переоценил свои силы. Я же старался внимать голосу разума и…

– Уж скажите лучше – голосу трусости, – резко перебил его третий.

Якопо повернулся к нему. Чувствовалось, этот человек не вызывал у него такого почтения, как Родриго.

– Кто бы говорил, мессер Эмилио. Лучше бы вы поставляли нам качественное оружие, а не тот хлам, который вы, венецианцы, называете вооружением! Впрочем, семейство Барбариго известно своим крохоборством.

– Довольно! – загремел Родриго, снова поворачиваясь к Якопо. – Мы доверились вашей семье. Чем вы отплатили нам за доверие? Бездействием, помноженным на неумение. Знаю: сейчас вы скажете, что сумели отбить Сан-Джиминьяно. Браво! И что? Враги беспрепятственно проникают туда, творят свои гнусности и спокойно уходят… с вашего, так сказать, позволения. Брат Маффеи, при всех его странностях, был ценным служителем нашего дела. Вы его не уберегли. Вы не уберегли даже своего секретаря, а да Баньоне стоил десятка таких, как вы!

– Ваша светлость! Дайте мне шанс все исправить, и вы увидите… – (Лица спутников Якопо были каменными.) – Я сумею вам доказать…

Затем лицо Родриго несколько смягчилось. Он даже слегка улыбнулся:

– Якопо, мы сами знаем, что нам делать. Оставьте это нам. Подойдите ко мне. Я хочу вас обнять.

Якопо насторожился, но подошел. Левой рукой Родриго обнял его за плечи, а правой выхватил из-под плаща стилет и с силой вонзил Пацци под ребра. Якопо дернулся и соскочил с лезвия. Борджиа смотрел на него с отеческой укоризной, как отец смотрит на неразумного сына. Пацци обеими руками зажимал рану. Стилет испанца не задел ни одного жизненно важного органа. Быть может…

Но теперь к нему подошел Эмилио. Якопо инстинктивно загородился окровавленными руками, увидев в руке Барбариго зловеще поблескивающий базелард с зазубренной кромкой лезвия. Посередине тянулась борозда для стекания крови.

– Нет! – заскулил Пацци. – Я делал все, что было в моих силах! Я всегда верно служил делу тамплиеров. Всю свою жизнь! Прошу вас… Пожалуйста, не…

Эмилио зло рассмеялся:

– Что «не», жалкий кусок дерьма?

Разорвав на Якопо камзол, Эмилио полоснул зазубренным лезвием по груди старшего Пацци – тот с криком упал на колени, затем повалился на бок, корчась и безуспешно пытаясь унять кровь. А над ним уже стоял Родриго Борджиа с узким мечом.

– Магистр, будьте милосердны! – хрипло прошептал Якопо. – Еще не слишком поздно. Дайте мне последний шанс, чтобы все исправить…

Он закашлялся собственной кровью.

– Ах, Якопо, – все с той же укоризной произнес Родриго, – как же вы меня разочаровали!

Подняв меч, Родриго ударил Якопо в шею. Удар был настолько сильным, что лезвие прошло насквозь, повредив позвоночник. Борджиа повернул меч, а затем медленно вытащил его. Пацци еще ухитрился встать. Его рот был весь в крови. Но удар испанца оказался смертельным. Якопо снова рухнул на землю, забился в судорогах и наконец затих.

Родриго вытер меч об одежду своей жертвы и убрал в ножны под плащом.

– Какая мерзость, – пробормотал он.

Потом он повернулся туда, где прятался Эцио, и с улыбкой крикнул:

– Эй, ассасин! Можешь выходить. Прости, что лишил тебя удовольствия расправиться с твоим врагом!

Эцио даже не успел толком удивиться, как его схватили двое дюжих солдат. На их мундирах он увидел герб своего главного врага – красный бык на желтом щите. Эцио окликнул Гамбальто – ответа не было. Тем временем солдаты Борджиа поволокли его к сцене древнего театра.

– Приветствую тебя, Эцио! – произнес Родриго. – Жаль, конечно, твоих людей. Но неужели ты всерьез думал, что я не ждал твоего появления здесь? Что я не подстроил твой визит к римским руинам? Или ты думаешь, Стефано да Баньоне по собственному почину назвал тебе точное время и место нашей встречи? Должен тебя разочаровать: он это сделал с моего ведома и одобрения. Разумеется, нам пришлось тебя немного потомить ожиданием, иначе ты бы распознал ловушку. – Испанец засмеялся. – Бедняга Эцио! Как видишь, мы начали эту игру гораздо раньше, чем в нее включился ты. И мои люди прятались в лесу задолго до твоего появления. Твоих верных соратников захватили врасплох, как и тебя. Но мне захотелось еще раз увидеть тебя живым, прежде чем ты нас покинешь. Можешь называть это моим капризом. Теперь я удовлетворен. – Борджиа улыбнулся. – Благодарю вас, друзья, – сказал он солдатам, удерживавшим Эцио. – Теперь можете его убить.

Родриго и Эмилио уселись на лошадей и вместе с охраной исчезли в ночной темноте. Эцио смотрел им вслед, лихорадочно соображая. Сколько у него противников? Явно больше, чем эти двое. Сколько своих людей Борджиа спрятал в лесу, чтобы устроить засаду?

– Молись, парень, – сказал молодому Аудиторе один из солдат.

– Послушайте, я на вас зла не держу. Я знаю, вы просто выполняете приказ. Отпустите меня, и тогда я вас пощажу. Как вам такая сделка?

Солдат, предложивший ему помолиться, с явным удивлением посмотрел на Эцио:

– Ты хоть сам понимаешь, что несешь? Я еще ни разу не видал такого, как ты. Надо же, вздумал шутить, когда…

Он не договорил. Лезвие скрытого клинка укололо его в правую руку. Яд подействовал мгновенно, и солдат, шатаясь, замертво рухнул на землю. Прежде чем второй успел опомниться, Эцио ударил его под мышку – в единственное место, не прикрытое доспехами. Расправившись с солдатами, молодой человек затаился в тени возле сцены и стал ждать. Его ожидание не затянулось. Вскоре из-за деревьев вышли десять солдат Родриго, устроивших засаду на кондотьеров. Одни испуганно озирались по сторонам, другие склонились над убитыми товарищами. Двигаясь со скоростью рыси, Эцио бросился на них, нанося удары в любую открытую часть тела. Застигнутые врасплох, солдаты Борджиа испугались и повернули обратно в лес. Пятеро остались лежать на щербатых камнях. Аудиторе смотрел вслед убежавшим. Вряд ли они сообщат Родриго о случившемся – в таком случае их могли повесить за невыполнение приказа. Скорее всего, они попросту дезертируют. Испанец хватится их не сразу, а когда хватится, поймет, что его сатанинский замысел провалился.

Эцио склонился над телом Якопо. Бывшие союзники не только зверски убили его, но и заставили перед смертью испить полную чашу унижений. Окровавленный труп жалкого старика – вот и все, что осталось от некогда гордого и самоуверенного главы семейства Пацци.

– Не завидую я тебе, – сказал молодой человек. – Честно говоря, я не на шутку рассердился, когда Родриго лишил меня возможности самому расправиться с тобой. Но теперь, теперь…

Он потянулся, чтобы закрыть мертвецу глаза. И вдруг увидел, что глаза Якопо смотрят на него. Каким-то чудом Пацци был еще жив! Он открыл рот и попытался что-то сказать, но оттуда не вырвалось ни звука – старик находился на последнем издыхании. Первой мыслью Эцио было оставить его мучиться до конца. Но глаза Якопо умоляюще смотрели на него. Молодой Аудиторе вспомнил Кредо ассасина, требовавшее быть милосердным даже к тем, кто не был милосерден к тебе.

– Покойся с миром, – сказал Эцио, поцеловав Якопо в лоб, после чего вонзил кинжал в сердце своего давнего противника.