Подходила к концу вторая неделя лечения; кот явно чувствовал себя гораздо лучше. Рана на лапе быстро заживала, на месте проплешин стал расти новый, густой мех. Даже по морде Боба можно было сказать, что он счастлив — так у него сияли глаза. В них появились зеленые и желтые искорки, которых я прежде не замечал.

Кот прочно встал на путь к выздоровлению, и невероятно игривое поведение было тому весомым доказательством. Он и в первый-то день напоминал маленький торнадо, а в результате лечения и вовсе превратился в шаровую молнию. Я не представлял, что такое возможно. Временами он принимался скакать и метаться по квартире словно безумный. При этом он не забывал впиваться когтями в любую доступную поверхность, включая меня.

Боб испытывал на прочность деревянную мебель, а я мог похвастаться впечатляющими царапинами на руках. Но я не сердился на кота, поскольку знал, что он делает это не со зла, он просто играет. Впрочем, его активность на кухне начинала внушать опасения. Кот не оставлял попыток прорваться в холодильник и открыть дверцы шкафов, поэтому мне пришлось купить несколько дешевых пластиковых замков, которые обычно пользуются большим спросом у родителей маленьких детей.

Благодаря Бобу я перестал разбрасывать вещи, потому что кот воспринимал ботинки или предметы одежды как новые игрушки, в результате чего они быстро теряли приличный вид.

В общем, все в его поведении говорило о том, что пора что-то предпринять. Я достаточно общался с кошками, чтобы понять что именно. Мой новый сосед, без сомнения, буйствовал от переизбытка тестостерона. Его определенно необходимо было кастрировать. Поэтому я скормил коту последнюю таблетку, выждал пару дней и решил позвонить местным ветеринарам из Эбби-клиник на Далстон-лейн.

Я знал несколько аргументов против того, чтобы лишать кота его достоинства, но аргументов «за» было куда больше. Если Боба не кастрировать, гормоны будут регулярно брать над ним верх, и он начнет бегать по улицам в поисках подходящей кошечки. Рыжий кот пропадет на несколько дней или даже недель; у него будут все шансы попасть под машину и ввязаться в драку с другими котами. Если вспомнить о ране на лапе и шрамах, не исключено, что такое уже бывало, и не раз. Коты ревностно охраняют свою территорию и старательно ее метят. Вполне возможно, Боб случайно зашел на чужую землю и поплатился за это. Я понимал, что у меня начинает развиваться паранойя, но ничего не мог с собой поделать: я боялся, что рыжий подцепит какое-нибудь венерическое заболевание вроде FeLV или FIV (кошачий вариант ВИЧ). И наконец, если Боб все-таки останется со мной, ужиться с кастрированным котом, который может себя контролировать, гораздо легче. И это тоже было весомым аргументом «за». После операции у него пропадет потребность громить мою квартиру.

Что касается аргументов против кастрации, их было совсем немного. Главный из них: это позволит избежать операции. Хотя нет, не главный. Единственный. Согласитесь, не слишком внушительная причина. Поэтому я набрал номер ветеринарной клиники и объяснил медсестре нашу ситуацию. Меня интересовало, принимают ли они сертификаты на бесплатную кастрацию. На другом конце провода сказали, что нам повезло и мы можем приносить кота. Меня волновал тот факт, что Боб только-только закончил принимать антибиотики, но медсестра успокоила меня на этот счет и посоветовала записать рыжего на операцию через два дня.

— Просто приведите его в клинику утром и оставьте у нас. Если все пойдет по плану, сможете забрать кота уже в конце дня, — сказала она.

Зная, что операция назначена на десять часов, я встал в то утро пораньше. Со времен предыдущего похода к ветеринару это был первый раз, когда мы с котом отправлялись в серьезное путешествие. Из-за курса антибиотиков я не выпускал Боба из квартиры (за исключением тех случаев, когда ему требовалось сходить в туалет). Поэтому я снова достал зеленую коробку, которая коту еще в прошлый раз не понравилась. Погода за окном была отвратительная, так что мне пришлось воспользоваться крышкой, чтобы уберечь рыжего от непогоды. За две недели ничего не изменилось: Боб по-прежнему не одобрял такой способ передвижения и все время высовывал голову, чтобы смотреть по сторонам.

Больница Эбби-клиник оказалась небольшим зданием, зажатым между газетным киоском и медицинским центром в ряду магазинов на Далстон-лейн. Хотя мы пришли задолго до назначенного времени, в коридоре уже было полно народу. Собаки, как обычно натягивали поводки и рычали на кошек, которые сердито шипели в переносках. Я начинал привыкать к этой картине! Из-за пластиковой коробки Боб сразу обратил на себя внимание агрессивных псов. А я заметил, что среди здешних пациентов тоже немало стаффорширдских бультерьеров (и их владельцев-неандертальцев).

Некоторые коты не выдержали бы напряжения и сбежали. Но у Боба был такой вид, будто ему дела нет до этих грозных псов. Он верил, что в случае необходимости я смогу его защитить.

Когда назвали мое имя, навстречу нам вышла молоденькая медсестра с какими-то бумагами в руках. Она отвела меня в кабинет и задала несколько стандартных вопросов.

— Как вы понимаете, последствия операции необратимы. Вы уверены, что не хотите использовать Боба в качестве самца-производителя? — уточнила она.

— Уверен, — улыбнулся я, поглаживая рыжего по голове.

А вот следующий вопрос поставил меня в тупик.

— Сколько Бобу лет?

— Эээ… Честно говоря, понятия не имею, — протянул я, после чего коротко рассказал нашу с ним историю.

— Что ж, давайте посмотрим.

Медсестра объяснила: тот факт, что достоинство Боба еще при нем, поможет нам определить его примерный возраст.

— Коты и кошки достигают половой зрелости примерно в полгода. Если в этом возрасте их не прооперировать, происходят определенные физические изменения. У котов, к примеру, округляются щеки, шкура становится толще. В целом некастрированные коты крупнее тех, которых прооперировали, — рассказала девушка. — Поскольку Боб не слишком крупный, рискну предположить, что ему месяцев девять-десять.

Затем медсестра протянула мне соглашение, подписав которое я отказывался от каких-либо претензий в случае осложнений. Операция была несложной, а риск минимальным, но все-таки лучше перестраховаться.

— Мы тщательно осмотрим кота и, может быть, перед операцией возьмем у него кровь на анализ, — успокоила меня медсестра. — Если возникнут проблемы, мы с вами свяжемся.

— Хорошо, — смущенно пробормотал я.

Мобильного телефона у меня не было, поэтому вряд ли они смогут мне позвонить.

Затем медсестра рассказала о самой операции.

— Кастрация проводится под общим наркозом, обычно операция не занимает много времени. Врач делает на мошонке два надреза и через них удаляет яички.

— Ауч! — шутливо поморщился я и потрепал кота по спине.

— Если все пройдет нормально, через шесть часов вы сможете его забрать, — сказала медсестра и посмотрела на часы. — Так что жду вас примерно в половине пятого. Вам подходит это время?

— Да, конечно, — кивнул я. — Увидимся!

В последний раз обняв Боба, я вышел на хмурую улицу. Снова собирался дождь. Смысла ехать на Ковент-Гарден не было: я доберусь до площади, спою пару песен — и пора будет возвращаться. Поэтому я решил попытать счастья на железнодорожной станции Далстон-Кингсленд. Не лучшая площадка в мире, зато позволит скоротать время и заработать пару фунтов в ожидании Боба. К тому же рядом со станцией был магазинчик, где мне разрешат укрыться, когда начнется ливень.

Достав гитару из чехла, я постарался отогнать прочь мысли о Бобе. Не хотелось мне представлять его на операционном столе. Если он всю жизнь провел на улице, кто знает, что могут найти у него врачи? Я слышал истории о кошках и собаках, которые так и не приходили в себя после наркоза… Я старался не думать о плохом, но сгущавшиеся над головой тучи мало этому способствовали.

Секунды крайне неохотно складывались в минуты, а те еще более лениво превращались в часы. Но в конце концов пришло время собираться. Последние несколько метров до клиники я почти бежал. Медсестра, с которой я разговаривал утром, сидела в регистратуре и болтала с коллегой. Она тепло мне улыбнулась.

— Как он? Все прошло хорошо? — запыхавшись, спросил я.

— С ним все в порядке, не волнуйтесь, — ответила она. — Давайте отдышитесь, и я вас к нему отведу.

Меня одолевали непривычные чувства — я не помнил, когда в последний раз так за кого-то переживал. Боб лежал в удобной теплой клетке, которая стояла в палате для пациентов, приходящих в себя после операции.

— Привет, парень! Как ты себя чувствуешь? — тихо спросил я.

Рыжий еще не до конца очнулся от наркоза, поэтому сперва он смерил меня мутным взглядом, словно спрашивая: «Ты кто?», но вскоре вполне уверенно сел, начал царапать дверь клетки, и на морде у него было написано: «Вытащи меня отсюда!»

Медсестра принесла мне на подпись очередную порцию документов, после чего еще раз тщательно осмотрела Боба, чтобы убедиться, что его действительно можно забирать домой.

Эта девушка искренне заботилась о пациентах и их хозяевах, была вежливой и предупредительной, что приятно поразило меня после предыдущего опыта общения с ветеринарами. Она даже показала, где именно Бобу надрезали мошонку.

— Отек продержится еще пару дней, но волноваться не о чем, — сказала она. — Просто проверяйте швы время от времени и следите, чтобы туда не попала инфекция. Если вдруг они воспалятся, то либо звоните нам, либо несите Боба сюда, мы его осмотрим. Но я уверена, что с ним все будет в порядке.

— А как долго он пробудет в таком состоянии? — спросил я, глядя на слегка покачивающегося кота.

— Думаю, дня через два он окончательно придет в себя и снова будет бегать задрав хвост, — улыбнулась медсестра. — Тут многое зависит от самого кота. Некоторые сразу отходят от наркоза. Другим требуется время. Но обычно через сорок восемь часов все приходят в норму. И еще. После операции он, скорее всего, будет плохо есть, но завтра аппетит к нему вернется. Если вдруг вы заметите, что Боб какой-то вялый и сонный, несите его к нам немедленно. Такое редко бывает, но иногда кошки цепляют инфекцию во время операции, — предупредила она.

Я принес в палату зеленую коробку и уже собирался переложить туда кота, когда медсестра меня остановила.

— Подождите-ка, — сказала она. — У меня есть идея получше.

Она вышла и через несколько минут вернулась с очаровательной небесно-голубой переноской.

— Но это не моя, — покачал головой я.

— Не волнуйтесь, все в порядке. У нас полно свободных, вы можете взять эту. Просто занесете ее назад, когда будете проходить мимо.

— Правда?

Я понятия не имел, кто был прежним владельцем переноски. Возможно, ее случайно забыли в клинике. Или принесли, чтобы забрать питомца, и обнаружили, что она ему больше не понадобится… В любом случае, выяснять подробности я не собирался.

Одного взгляда на кота хватало, чтобы понять: операция далась ему нелегко. Всю дорогу до дома он проспал в переноске; когда мы пришли, рыжий медленно добрел до своего любимого места возле батареи, улегся там и до утра не открывал глаз.

На следующий день я решил устроить себе выходной, чтобы проследить, все ли хорошо с котом. Ветеринар советовал присматривать за ним двое суток: нужно убедиться, что операция прошла без осложнений. Меня больше всего пугала сонливость — я знал, что это не слишком хороший знак. Приближались выходные, деньги подходили к концу, но я сидел дома, поскольку никогда бы себе не простил, если бы с рыжим что-то случилось по моей вине.

К счастью, с ним все было прекрасно. К утру он пришел в себя и даже позавтракал. Как и предсказывала медсестра, зверским аппетитом Боб пока похвастаться не мог, но тем не менее съел половину своей обычной порции, что меня очень порадовало. Затем он прогулялся по квартире, хотя, конечно, без прежнего неудержимого энтузиазма.

Бобу потребовалось немного времени, чтобы полностью прийти в чувство. Уже через три дня после операции он с жадностью заглатывал еду; правда, я замечал, что швы периодически дают о себе знать: кот иногда болезненно щурился и внезапно замирал на месте, но особой проблемы я в этом не видел. Я знал, что в ближайшем будущем рыжий снова станет моим веселым сумасшедшим соседом, но все равно был рад, что отвел его к ветеринару.