Лагерь подходит к концу. Пять недель пролетели как один день. Осталась всего неделя, и это не укладывается в голове. Видимо, время летит быстрее, когда каждый день ты играешь в хоккей, а каждую ночь занимаешься сексом.

После дневной тренировочной игры дети находятся в приподнятом настроении. Поправка: не все дети, а игроки нападения. Что до моих вратарей… эти мрачнее тучи. Сегодня Весовы форварды разошлись. Накидали и в те, и в другие ворота.

Отсутствие Килфитера, безусловно, очень заметно. Он был настоящим талантом. В смысле, есть, поправляюсь я, ведь пацан же не умер. Его гомофоб-папаша решил, будто сделал умный шаг, забрав своего сына из одного из самых престижных тренировочных заведений в стране. Ну вы понимаете, ведь в «Элитс» кишмя кишат извращенцы. Дебил.

Я подкатываю к воротам, где хмуро стаскивает шлем Брайтон, мой пятнадцатилетний вратарь.

— Я был сегодня собачьим дерьмом, — сообщает мне он.

— Просто день такой. Неудачный, — говорю я с улыбкой. — И собачьим дерьмом ты не был. Ты остановил больше, чем пропустил.

— Я пропустил целых семь.

— Бывает. Но ты, парень, все делал правильно. — Я не обманываю — сегодня Брайтон четко выполнял все мои указания. Просто вышло так, что Весовы указания форвардам были лучше.

Я дую в свисток, подзывая второго своего вратаря, и тот подкатывает к нам с такой же угрюмой физиономией.

— Я играл, как…

— Дай угадаю. Как собачье дерьмо? — Я усмехаюсь Брадовски. — Да, мы с Брайтоном уже прошлись по этой теме. Но послушайте, парни, вы сегодня старались и сыграли нормально. Я не хочу, чтобы вы возвращались в общежитие и весь вечер хандрили, окей?

— Окей, — соглашаются они хором, но не особенно убедительно.

Я вздыхаю.

— Взгляните на это с другой стороны. Брайтон, ты пропустил семь из… — Я обращаюсь к скользящему мимо Джорджи: — Сколько раз парни Веса пробили по сетке?

— Тридцать пять, — на ходу отзывается он.

— Семь из тридцати пяти, — говорю я Брайтону, потом быстро подсчитываю в уме. — То есть двадцать процентов. А ты, Брадовски, пропустил восемь, но остановил почти так же много, как Брайтон. Не такая уж и плохая статистика. — Я хмыкаю. — Мы с тренером Весли раньше постоянно устраивали соревнования со штрафными. Бывали дни, когда он пробивал меня пять раз из пяти.

У Веса, видимо, загорелись уши, потому что он внезапно появляется у меня за спиной.

— У вас тут все в норме?

— Угу. Рассказываю ребятам, как ты задавал моей заднице жару во время штрафных.

Когда его брови подскакивают вверх, я понимаю, что он вспоминает наше последнее противостояние. Ну круто. Теперь я тоже об этом думаю. Остается надеяться, что дети не замечают окрасивший мои щеки румянец.

— Да, против меня у Каннинга не было ни единого шанса, — говорит Вес, быстро оправившись. — И кстати, с любой стороны гола. Неважно, был ли я с клюшкой или с вратарской перчаткой — он вечно проигрывал.

Я сужаю глаза.

— Ху… херня. Забыл, кто выиграл в последний раз?

Надо отдать Весу должное — на этот раз он не ведет и бровью, хотя мы оба знаем, что он помнит исход того последнего раза.

Пацаны рядом хихикают.

— Переигровка! — вдруг выпаливает Брайтон.

У Брадовски загораются глаза.

— Точно! Переигровка!

Мы с Весом переглядываемся. Вообще пацанов следовало бы загнать в душевую, чтобы они не опоздали на ужин, но Брайтон с Брадовски уже со свистом уносятся прочь и собирают ребят, которые еще не успели уйти в раздевалку.

— Тренер Каннинг и тренер Весли пробивают штрафные!

Что ж. Похоже, отвертеться нам не дадут.

Вес подмигивает мне.

— Ставки те же?

— Натурально.

Мы оба усмехаемся тому, какое слово я выбрал.

Десять минут спустя мы уже одеты и расходимся на позиции. Наша аудитория увеличилась — у борта собрались даже тренеры во главе с Патом. Я в полной снаряге, потому что, уж извините, но стоять без защиты, пока меня расстреливает новый форвард «Торонто», я не намерен.

С показушной грацией Вес скользит по льду к синей линии, потом останавливается и смотрит в упор на меня. От порочного блеска в его глазах у меня ускоряется пульс. Я практически слышу, как он мысленно насмехается надо мной — готовься взять в рот, Каннинг.

Сделав вдох, я стучу клюшкой по льду. Звучит свисток. Вес разбегается. Молниеносный удар — и по катку эхом разносится восторженный рев. Гол.

Черт. Сегодня он настроен серьезно. Стряхнув с себя неудачу, я концентрируюсь и следующие два удара ловлю, чем зарабатываю свою порцию аплодисментов.

Вес с ухмылкой примеривается к следующей шайбе.

— Ну что, готов?

Засранец повторил ровно те же слова, которые сказал вчера ночью перед тем, как засунуть свой член в мою задницу. Ох и любит он повыносить мозг, мой бойфренд.

Погодите-ка, что?

Шайба пролетает мимо меня, и я даже не успеваю отреагировать, потому что мое сознание еще спотыкается о последнюю мысль.

Мой бойфренд? Я же вроде смирился с тем, что нам не быть вместе. А теперь вдруг думаю о нем, как о своем бойфренде?

Я отметаю эту мысль в сторону и заставляю себя сосредоточиться на защите ворот. Когда моя перчатка ловит последнюю шайбу, я с облегчением выдыхаю. Я пропустил всего две. А значит мне надо забить ему две для ничьей или три для победы. С учетом того, что он и близко не так хорош в сетке, как я, можно считать, что выигрыш уже у меня в кармане.

Но он выглядит в сетке уж слишком непринужденно. Серые глаза за маской насмехаются надо мной, и когда он кричит: «Ну-ка, покажи-ка, что у тебя есть», я слышу в его голосе смех.

Нахальный ублюдок уверен, будто может остановить меня.

Блядь. Нахальный ублюдок и впрямь меня останавливает. Моя первая шайба попадает ему в перчатку.

Я стискиваю зубы и во время второго удара пытаюсь перехитрить его, но его зоркие глаза считывают мой финт. Эту шайбу он останавливает щитками, а третью отбивает клюшкой. Черт. Для ничьей следующие две мне необходимо забить.

Пацаны издают радостный возглас, когда моя четвертая попытка оказывается успешной. Пролетев мимо плеча Веса, шайба попадает в ворота.

— Последний удар! — нараспев кричит Вес. — Ох, как же ты всосешь, Каннинг!

Я знаю, что в его устах это не фигуральное выражение.

Брайтон начинает хлопать по бортику, организуя барабанную дробь, и к нему сразу присоединяются и остальные дети. Стук звучит в такт размеренному биению моего сердца. Я делаю вдох, затем подъезжаю вперед. Размахиваюсь, прицеливаюсь и осуществляю удар.

Шайба со свистом рассекает воздух.

Я мажу.

У пацанов сносит крышу, и Вес триумфально прокатывается вдоль бортика, пока они дают ему пять. Я с подозрением наблюдаю за ним. И когда это он научился так хорошо защищаться? Четыре года назад он был в этом почти полный ноль.

Отодвинув эту мысль, я принимаю соболезнования от своих вратарей, которые на самом деле выглядят очень даже довольными. Видимо, мое поражение заставило их осознать, что порой лажают и самые лучшие.

Когда дети гурьбой устремляются к раздевалкам, Вес подкатывает ко мне и выгибает бровь.

— Одно из двух: или ты разучился бить, или ты мне поддался.

— Не поддавался я, — цежу я сквозь зубы. И тут мне в голову приходит внезапная мысль. Во время тех штрафных перед колледжем… уж не поддался ли он тогда мне? Потому что парень, которого я сегодня увидел в воротах, был совсем не похож на того, кто стоял там четыре года назад…

Я собираюсь было спросить его в лоб, но тут у скамьи, прерывая нас, появляется Пат.

— Каннинг, — говорит он. — На одно слово.

Вес хлопает меня по плечу.

— Увидимся в столовке.

Мы раскатываемся в разные стороны, однако Пат заговаривает не раньше, чем Вес отъезжает подальше.

— Утром мне звонил один друг из Торонто, — переходит он, как всегда, прямо к делу.

Я напрягаюсь.

— Насчет меня?

Он кивает.

— Его зовут Родни Дэвенпорт. Он сейчас в ХЛО[30]Хоккейная лига Онтарио, одна из трех основных юниорских лиг, которые образуют Канадскую хоккейную лигу.
, тренирует одну из команд дивизиона А. Сам он в Оттаве, но хорошо знаком с Биллом Брэддоком, главным тренером команды в Торонто. Он пообщался с Брэддоком от твоего имени.

Меня встряхивает от изумления.

— Правда?

— Я поручился за тебя перед Родни. — Пат пожимает плечами. — Двадцать восьмого у тебя собеседование в Торонто.

— Правда? — Я ошарашен. В глубине души я не верил, что Пат на самом деле сможет помочь.

— Речь о должности помощника тренера, координатора защиты в юниорской команде, так что работать будешь с ребятами от шестнадцати до двадцати. Но собеседование — это просто формальность. Они были поражены высоким уровнем твоего опыта.

Черт подери. Выходит, не зря я столько лет тренировал здесь, в «Элитс».

— Я… — Я не знаю, что и сказать. Но потом понимаю, что должен задать один важный вопрос. — Если в Торонто я буду с… — Я откашливаюсь. Нет, мне не стыдно, просто случая попрактиковаться в разговорах на эту тему у меня еще не было. — Что, если там окажутся люди вроде мистера Килфитера?

Пат выдергивает из кармана рубашки листок бумаги.

— Вот антидискриминационная политика лиги. Я ее прочитал. Там… кхм… все прикрыто.

Я бегло просматриваю распечатку. Лига обязалась не допускать дискриминации на основании этнической принадлежности, религии или вероисповедания и сексуальной ориентации.

— Что ж, это… очень кстати, — говорю я, и Пат усмехается. — Двадцать восьмого июля, да? — Блин. Это ж на следующей неделе. За три дня до того, как мне предстоит появиться в Детройте. Если я вообще поеду в Детройт. С каждым днем мысль о сборах становится все менее и менее привлекательной.

Чего я хочу? Играть за профессионалов?

Или помогать попадать в профессионалы талантливым детям?

— Брэддоку нужен ответ до конца этой недели, — говорит Пат. — У них есть еще один кандидат, так что если ты решишь не приезжать на собеседование, то скорее всего они отдадут эту должность ему.

Мои мысли еще работают, внутри пульсирует нерешительность. Мне бы стоило сперва спросить Веса. Он ведь недвусмысленно дал мне понять, что в Торонто ни с кем не будет. Он сказал мне ехать в Детройт.

Поэтому да, мне нужно поговорить с ним перед тем, как принимать какие-либо решения.

Но у меня есть горькое ощущение, что я в точности знаю, что он мне скажет.