Сегодня воскресенье и впереди — ужин в доме моих родителей в Сан-Рафеле, Калифорния. На этот раз я увижу его не по скайпу — я сам делаю пасту. Я покрошил гору чеснока, нарезал кубиками несколько луковиц и нарубил гору оливок. Сегодня за ужином нас будет десять — восемь нас плюс муж Тэмми и новый бойфренд Джесс. Мама полтора часа держит меня на кухне, но до завершения еще далеко.

Как выяснилось, готовка оказывает значительный терапевтический эффект. Мне есть чем занять свои руки и можно не смотреть людям в глаза.

Я дома сорок восемь часов, и мама акулой кружит вокруг меня. Чувствует, что со мной что-то серьезно не так. Я сказал ей только то, что у меня кризис с карьерой. Она знает, что через три дня у меня собеседование, и это идет вразрез с тем фактом, что через шесть дней я обязан приехать в Детройт.

Все, что я рассказал ей, — правда. Но это не вся правда. Выбирать между двумя карьерными путями непросто, но это и близко не так болезненно, как то, что сделал со мной Вес.

После той ужасной сцены я ушел на пробежку. Через три мили Веса у нас в комнате уже не было. Я не имею в виду, что он вышел выпить — он уехал из лагеря. Из нашего шкафа исчезли все его вещи. Исчезли его туалетные принадлежности.

Исчезли его коньки.

Мне сразу стало понятно, что он не вернется. Когда наутро я спустился на завтрак, Пат встретил меня сочувствием на лице. А когда я спросил, точно ли ему хватит тренеров, если я на следующей неделе сорвусь в Калифорнию, он ответил категоричным «да».

Последние два дня я провел, стараясь не хандрить у себя в комнате. Так что огород моих родителей теперь отлично прополот. Плюс я четыре раза проиграл папе в шахматы. И наконец-то домучил книжку, которую привез с собой в лагерь.

Но как же мне больно из-за потери моего лучшего друга, или бойфренда, или кем бы мы с ним не являлись друг другу. Мы так и не успели придумать название. И уже не придумаем никогда.

— Блядь! — восклицаю я, рубанув себя ножом по кончику пальца. Защипываю разрез, и нож выскальзывает у меня из руки.

— Джеймс. — Мамин голос звучит очень мягко. — По-моему, тебе пора взять перерыв. — Она даже не делает мне замечание за слово на букву «б». Видимо, я веду себя так, словно серьезно двинулся головой. — Давай наложу повязку.

Спустя две минуты моя ранка перебинтована.

— Я могу что-нибудь потушить и с одной рукой, — предлагаю я.

— Может, ты лучше расскажешь мне, что тебя беспокоит?

Нет, рассказать-то можно. Мои родители и глазом не моргнут, если узнают, что у меня была связь с мужчиной. Они оба — настоящие калифорнийские хиппи, и если б мы с Весом остались вместе, я бы поделился с ними всем в один миг. Но смысла рассказывать эту историю сейчас уже нет. Я добьюсь только того, что надо мной всю жизнь будут подшучивать братья и сестры. (Хотите узнать, подходит ли рубашка к штанам? Спросите Джейми. Он как-то раз поллета был геем.) Большие семьи, как у меня, нельзя снабжать такого рода оружием, если это не актуально.

Как бы там ни было, но от необходимости отвечать на мамин вопрос я избавлен, потому что внезапно дверь кухни распахивается, и начинает прибывать первая волна.

— Джеймстер! — вопит моя сестра Тэмми. — Вот. Держи.

Не успеваю я возразить, как на руках у меня оказывается младенец.

— Свежее мясо! — хихикает моя сестрица, а ее муж проскальзывает мимо нас, чтобы достать себе пиво.

Я смотрю на малыша.

— Хм. Привет, — говорю ему. Я не видел Тая два месяца и клянусь, за это время он увеличился вдвое.

Он что-то лепечет в ответ с засунутыми в рот четырьмя пальцами. Потом своей обслюнявленной маленькой ручкой хватает меня за нос.

Тэмми расплывается в широкой улыбке.

— Так здорово, что ты приехал, пацан. — Тэмми тридцать, но она зовет меня «пацаном» с тех пор, как ей было двенадцать, а мне четыре.

Мы с Таем подхватываем из холодильника пиво и отправляемся на веранду, откуда открывается потрясающий вид на залив. Мои родители купили этот дом тридцать четыре года назад перед рождением Джо. Это единственная причина, по которой они могут себе позволить такой шикарный вид в отличном районе. По мере того, как наша семья разрасталась, у дома появилось пара пристроек, но своя комната у меня, как у самого младшего, была всего один год перед отъездом в колледж. Двухъярусные кровати, драки за хлопья повкусней и шумные семейные обеды — такой была моя жизнь.

Блядь, как же хорошо оказаться дома.

— Думаю, мне стоит добавить в список третий пункт, — говорю я Таю, и он глядит на меня своими круглыми карими глазками, цветом так похожими на мои. — Детройт, Торонто или Калифорния? — спрашиваю его.

Тай морщит личико и выглядит так, словно обдумывает вопрос. Причем напряженно — очень. Но потом я слышу тихий свистящий звук, его лицо расслабляется, и в тот же миг начинает попахивать кое-чем неприятным.

— Ты наделал мне на часы, да? — спрашиваю я малыша.

Тот моргает в ответ — сплошная невинность.

— А, вот ты где! Джейми!

Развернувшись, я вижу Джесс, вторую свою сестру. Быстро, чтобы она не успела отреагировать, я вручаю ей малыша, а потом звучно чмокаю в щеку.

— Рад тебя видеть, сестренка.

— Ты только что отдал мне обкаканного племянника?

— О, так вот что это за запашок…

— Ах ты! — фырчит Джесс. Мы в семье самые младшие. Ей двадцать пять, и она мне ближе всех остальных. Что означает, что мы доводим друг дружку до сумасшествия.

— Возврат не принимается, — прибавляю я.

Она закатывает глаза.

— Ладно. Я схожу за памперсом, а ты пока принеси Рейвену пиво, окей? Сделай хоть что-то полезное. — Она уходит, оставив на веранде парня, которого я никогда раньше не видел.

— Ты… — Она сказала Рейвен? Блин, что это за имя такое?

— Рейвен, — говорит он и выставляет кулак, чтоб я по нему стукнул.

Серьезно? Я стукаю — чисто из вежливости.

— Ты хоккеист, — заявляет он. Голос у него хрипловатый.

— Угу, — мычу я неопределенно, потому что кто его знает, кем я решу стать к концу этой недели.

— Клево. — Тут я понимаю, что у него с голосом: он, похоже, накурен. Да, моя сестра умеет их выбирать… Но когда Рейвен бедром опирается на перила и складывает руки на груди, я обращаю внимание на выглядывающие из-под рукавов футболки татуировки и изгиб его бицепсов. Неплохо.

Иисусе… я зацениваю бойфренда своей сестры. Р-р-р! Чертов Райан Весли. Видишь, до чего ты довел меня? Это настолько нелепо, что я испытываю внезапное желание заржать как гиена.

— Ты это… — я проглатываю смешок, — пива хочешь?

— Ага, — тянет он. А он настоящий говорун, наш Рейвен. Будь здесь сейчас Вес, он бы…

Точно.

Эх.

Ужин проходит как все наши ужины — шумно и весело. Я слушаю, как мои братья перебрасываются остротами, и у меня получается хотя бы на пару часов перестать думать о Весе.

— Единственный профессиональный спортсмен в семье, — жалуется Скотт, — и тот растрачивает свой талант на хоккей.

— Еще не поздно, — возражает его близнец Брэди. — Джейми еще может переключиться на нормальный спорт — на футбол. «Найнерс» тоже нужна защита.

— Придумал, — объявляет мой папа. — В ноябре команда Джейми будет играть в Анахайме…

У меня все сжимается в животе, потому что шансы увидеть меня на площадке в этой игре практически нулевые.

— А значит мы сможем все вместе сходить на матч «Найнерс»! — заканчивает он.

Что ж, одно хорошо: никто не станет сильно переживать, если я решу отказаться от НХЛ.

Мы шутим над круглым животом Тэмми. Потом над редеющей шевелюрой Джо. Потом очередь стать объектом шуточек переходит ко мне, но я почти их не слышу.

Вечер пролетает в водовороте подколов и сплетен. Наконец персиковый пирог съеден, а тарелки помыты. Почти весь наш клан разъехался по домам. Теперь здесь только я, мои родители и Брэди со Скотти.

Мы опять на веранде. Сидим, задрав на перила ноги, и глядим на закат, пока Скотти делится со мной своей печальной историей.

— Она сказала, что не хочет выходить замуж за копа. Богом клянусь, я пытался придумать, как перестать им быть. У меня диплом в области уголовного права и семь лет опыта за спиной. Я всерьез раздумывал, не уйти ли в отставку.

Голос моего брата срывается, и я ощущаю укол чего-то гораздо большего, чем просто сочувствия.

— Но потом я понял, что это наверняка ничего не изменит. Если б она любила меня, ей было бы все равно, кем я работаю. Но она не любила. Или любила, но недостаточно сильно.

Ох, ну все. Счет, пожалуйста. А то есть небольшой, но статистически значимый шанс, что через минуту я начну лить в свое пиво слезы. Вот весело-то будет объяснять это им…

— По крайней мере я знаю, что со своей стороны сделал все, — добавляет он. — Я сказал, что люблю ее, что это серьезно. Я предельно ясно объяснил ей, что чувствую. Так что сожалений у меня нет.

Блядь. А я вот про себя так сказать не могу. Вес оттолкнул меня, и что же я сделал? Ушел на пробежку. Дал ему ускользнуть, не прощаясь. Не сказал, что люблю его. Не сказал.

Я болван.

— Джейми? — мягко зовет меня мама.

— Что? — откликаюсь я через силу.

— Ты там в порядке?

Откуда у матерей такая способность? Неудобно просто пиздец.

— В полном, — неубедительно бормочу я сквозь зубы.

— Кем бы она ни была, милый… Если она дорога тебе, я надеюсь, ты ей об этом расскажешь.

Р-р-р. Похоже, после собеседования в Торонто мне будет нужно повидаться еще кое с кем.