На следующий день после полудня Уильям Эдвин Дай наконец поступил по мужски, женившись на Никколь Мей Бурн. Перед самой церемонией Билли принял синтезированный препарат, вызывающий привыкание, чтобы как то перенести испытание и подбодрить себя после бессонной ночи. Он был так счастлив, что от него ускользнула серьезность приносимой клятвы. Он был рад жениться на любой женщине, не важно на какой.

Церемонию совершила мировой судья Патриция Иззард. Она оказалась терпеливой, элегантной и доброй, а совсем не приземистой слугой закона с дурным запахом изо рта, как того ожидал Билли. Свидетелями стали Лорна Бурн, сестра вышеупомянутой Никколь, и Роджер Олтон, деверь Билли. Отношения у них с Билли не ладились, но Билли решил, что свидетель из него выйдет, как из любого другого.

От шафера Билли отказался. Его единственный настоящий друг, продажный полицейский Тони, таинственным образом исчез, пока Билли жил у Злыдня. Казалось черствым искать замену (ведь шафером должен быть лучший друг) только потому, что настоящий пропал, предположительно мертв.

Билли был одет в костюм (впервые в жизни), а Никки блистала в платье из черного атласа, ее длинные темные волосы были забраны в высокую прическу, чтобы оттенить точеные скулы. Все говорили, что невеста выглядит очаровательно, а жених – так, будто действительно потрудился принять ванну. После церемонии и снимков на память все отправились обедать.

Многие гости воспользовались плохой погодой как предлогом не приезжать. Зал был наполовину пуст. Билли и Никки сидели за длинным столом с ближайшими членами семьи. Их дочка Мэдди красовалась между ними, заточенная в высоком детском стульчике.

Ко всеобщему удивлению, Роджер настоял на том, чтобы произнести речь.

– Я знаю Уильяма… Билла… с тех пор, как ему исполнилось семнадцать. И с легкостью и не боясь услышать ни слова возражения, скажу, что, женившись на Никки, он совершил единственный здравый поступок за все это время…

Аплодисменты и смех.

По причинам, известным ему одному, Роджер явился в килте цветов клана Кэмпбеллов. Билли это показалось немного странным. Роджер не имел никакого отношения к Кэмпбеллам, хотя, возможно, как то съел банку супа фирмы “Кэмпбелл”. С другой стороны, он был истинным главой отряда бойскаутов и большую часть жизни проводил в шортах, выставляя напоказ волосатые ноги.

Билли спросил себя, не ноги ли тут связующее звено. Может, Роджер скрытый извращенец? Наверное, так, ведь только извращенец может спать с сестрой Билли Кэрол, которая вечно носила платья в цветочек с оборками. Сегодня ее волосы были забраны в высокую прическу – наподобие принцессы Маргарет. Кэрол напоминала Билли “степфордскую жену” , но чудовищно неудавшуюся.

Тем не менее он любил сестру. Он даже любил ее мужа. Но еще больше он любил их сыновей подростков Марка и Криса, в которых (в отличие от их родителей) еще можно было распознать живые организмы. У Билли сердце кровью обливалось при виде мальчишек, на которых напялили одинаковые костюмчики и которые ужасно стеснялись пьяных излияний отца.

– Когда я познакомился с этим молодым человеком, – продолжал Роджер, – ему нравилось считать себя бунтарем. Ему и в голову не пришла бы мысль о браке, так он боялся любого конформизма. Но тогда он не ценил – и, надеюсь, понял это сейчас, – что конформизм может быть очень даже приятным. Возможно, нам придется попрощаться (и кое кто возблагодарит за это Господа) с Уильямом бунтарем, но, хочется думать, вы все присоединитесь ко мне, чтобы сердечно поприветствовать Уильяма – благонравного, ответственного супруга.

В свое время Билли, возможно, закричал бы: “Отвалите! Я все еще бунтарь. Просто теперь я женатый бунтарь. А ты белобрысая задница!” Но сегодня банальности Роджера скатывались с него как с гуся вода.

Он был слишком занят мыслями о Злыдне, предвестнике смерти.

О человеке, который считал убийство актом милосердия.

Когда упоение начало спадать, в голове у Билли стали возникать яркие картинки. Он знал, что эти мимолетные видения связаны со Злыднем и предстоящей ночью. Билли постарался их вытеснить, но они все возвращались. И перед глазами вставало одно: бальный зал отеля, заваленный искромсанными телами.