К половине восьмого, накрашенная и облаченная в облегающее черное платьице, Никки, слушая Баха, накрывала на стол. Она как раз ставила свечи, когда в гостиную, улыбаясь до ушей, вошел Билли.
– Вкусно пахнет, – сказал он.
Никки уставилась на него во все глаза, надеясь, что происходящее – дурной сон.
– Чую запах моей любимой еды. Ты знала, что я приеду, правда? Ты всегда была ведьмой.
В начале их романа эмоциональная связь между ними была такой прочной, что Никки достаточно было захотеть, чтобы Билли позвонил, как он тут же хватался за трубку – где бы ни был, что бы ни делал. Те дни духовной близости давно миновали. Сейчас общим у них было лишь желание дать другому по морде.
Билли обошел дом в поисках дочери и, не найдя ее, вернулся на кухню.
– Где Мэдди? – спросил он.
– Откуда у тебя оружие? – ответила вопросом на вопрос жена.
– Купил у одного типа в пабе. А что?
– Хотелось бы знать, – сказала, не глядя на него, Никки, – о чем ты думал, храня в доме оружие, когда у нас маленький ребенок.
Билли мешкал не более секунды.
– Учитывая, что наших соседей застрелили, я решил, это недурная мысль.
– Во первых, ты нарушаешь закон. Во вторых, он даже спрятан то не был по настоящему. Лежал у тебя в шкафу! Что, если бы Мэдди его нашла?
– Она и близко к моему шкафу не подходит, черт побери.
– Но что, если бы такое случилось? – Теперь Никки начинала сердиться.
Билли буравил взглядом ее затылок.
– Я возвращаюсь после того, как яйца себе отбил, ишача на эту семью. И так меня встречают?
– Ты знаешь, как я отношусь к оружию.
– Оружие опасно только в руках опасных людей. – Взяв со стола пистолет, он встал рядом с ней. – А это даже не заряжено.
Теперь она вымещала свой гнев на сковородке, оттирая ее добела и отказываясь поднимать на него глаза.
– Смотри. – Он прицелился в окно и попытался выстрелить. Раздался щелчок. – Видишь?
Никки оттолкнула его локтем.
– Держи его от меня подальше.
– Зачем ты приготовила мне обед, Никки, если я тебе так противен?
– Я не для тебя готовила!
– Нет, для меня, мать твою! Кому еще ты могла бы делать лазанью?
Хлопнув еще мыльную сковородку на доску для сушки, Никки взялась за деревянную ложку. Билли приставил пистолет к своей голове.
– На что ты злишься? – Он нажал на курок. Снова щелчок. – Ладно. Я купил пушку. Может, мне не следовало это делать. Но я нервничал.
Обернувшись, она едва не плюнула ядом ему в лицо.
– Просто уйди! Убирайся. Не хочу тебя видеть! Придурок хренов!
– Он же не заряжен, глупая ты сука! – завопил Билли. И чтобы достучаться до жены, прицелился в нее и спустил курок.
Раздался оглушительный грохот, и посреди лица Никки возникла рваная дыра. Кровь брызнула через раковину на кухонное окно. Никки повалилась как подкошенная. Это было некрасивое падение – сплошные подергивания, совсем неубедительно. Если бы так падал актер, режиссер тут же потребовал бы переснять сцену.
Никки не играла. Она умерла еще до того, как коснулась пола. Билли ее убил.
Он посмотрел на жену, потом на дымящееся оружие в своей руке. “Смит вессон” был теплым на ощупь.
Голова у него словно бы превратилась в тыкву на Хэллоуин – огромная, раздутая и выскобленная изнутри.
От жалости, ужаса и стыда у Билли запылали щеки.
– Дорогая, дорогая, – забормотал он. Опустившись на колени, он попытался оживить жену, зажимая дыру у нее на лице кухонным полотенцем, но знал, что она мертва. И все это время думал, что последними ее словами, обращенными к нему, были “Придурок хренов!”. А его прощальными – “Глупая ты сука!”.