Разговор с Маленьким Мальком испортил Шефу настроение. Ленч он вкушал в одиночестве. На ленч он всегда ел одно и то же. Чуть не прожаренный стейк из вырезки, к нему жареную картошку и овощи по сезону. Как правило, пил он только воду. Но сегодня прикончил две с половиной бутылки кьянти.

Глаза у Шефа уже сделались красные, как вино, когда явился Брайан с предварительным сценарием первой серии "Гангчестера". Обменявшись вполголоса парой фраз с Чистюлей, который бездельничал у стойки бара, Брайан подошел к столу Шефа.

– Ну что еще? – Шеф с отвращением швырнул вилку.

– Простите, что прерываю.

– Не прощу, мать твою.

– Мне кажется, вам стоит это послушать. Еще спасибо мне скажете.

– Садись, – неохотно проворчал Шеф, снова взял вилку и ткнул ею в кусок мяса.

– Этот гребаный сценарий, босс, – начал Брайан. Уголок рта у него оттягивала улыбка, глаза были расширены, точно новость взбудоражила и ужаснула его одновременно. – Он про нас.

– Настоящие имена использованы?

– Нет. Да и не нужно, и так ясно. Босса зовут Мелвил Фонарь. Его заместителя – только подумайте – Чиф.

– Чиф? – Вилка Шефа застыла на полпути от тарелки ко рту. – И на кого похож этот персонаж?

– В том-то и дело...

– В чем?

– Он голубой.

– Кто?!

Брайан открыл сценарий и неуверенно, срывающимся голосом зачитал:

– Шеф сидит у себя в кабинете. Ему под пятьдесят. Скрытый гомик с замашками мафиози. Он изучает фотографии с конкурса мужского бодибилдинга в глянцевом журнале.

Скомкав лежащую на коленях салфетку, Шеф швырнул ее на стол. На лбу у него запульсировала вена. Брайан никогда не видел его в таком гневе. Шеф, казалось, готов был взорваться.

– И ты говоришь, это дерьмо собираются снимать?

– Шонаг говорит, ему дали зеленый свет.

– Что это значит?

– У них такое выражение на телевидении... Дать зеленый свет. Когда что-то пускают в производство.

– Ладно, слушай. Ты не на телевидении, мать твою, работаешь. И я тоже. Поэтому перестань сквернословить. Как зовут главного на съемках?

– Ларри Крем.

– Знаешь, где нам до него добраться?

– Могу выяснить.

* * *

Связь Ларри с Артемизией длилась семь месяцев. Для Ларри – рекорд. Поначалу он нанял ее как личную ассистентку, рассчитывая, что в обмен на карьерный рост она станет оказывать услуги выдохшемуся мужчине средних лет с крашеными волосами. По счастью, стала. Пару десятков минетов спустя Артемизия поднялась до редактора в "Задним числом", самой популярной программе Ларри. Если представлялась возможность, после полудня они отправлялись в квартирку Артемизии в Вест-Дисбери ради сандвича, бокала вина и минутного траха. Ларри знал, что минуты недостаточно, но это хотя бы доказывало, что Артемизия его возбуждает. Когда Ларри занимался сексом с женой, ему иногда требовалась целая ночь, чтобы кончить.

Когда в дверь позвонили, Ларри валялся на кровати Артемизии в окружении ее плюшевых мишек.

Артемизия в душе вымывала из волос сперму Ларри. Последнему хотелось не обращать внимания на звонок, но зануда внизу все не унимался. Чертыхаясь, он встал и подошел к интеркому.

– Да?

– Посылка для мистера Ларри Крема.

– Сейчас спущусь.

Ларри был заинтригован. Кроме Артемизии, никто не знал, где он проводит время ленча. Неужели душечка купила ему подарок? Одевшись, он вышел из квартиры и спустился. На пороге стоял худой молодой человек без бровей и со встрепанными светлыми волосами.

– Мистер Крем? – с надеждой спросил он.

Ларри кивнул. Молодой человек замахнулся и врезал ему в челюсть. Ларри Крем рухнул как подкошенный.

* * *

Злыдень позвонил Никки узнать, как она. Да, сказала жена Билли, заходи выпить чаю. Он приехал в тот же день. Малышка играла на ковре. Всякий раз, когда гость смотрел на нее, она начинала вопить, зовя мамочку.

Никки выглядела потрясающе, глаза и волосы у нее сияли.

– А где Билли? – спросил Злыдень.

Никки поведала, что муж, как сказочная Рапунцель, заточен в башне "Молмейсона".

– Думаешь, он там работает?

– Не знаю. Когда он звонит, то даже не говорит, а только ругается. Вчера вечером он плакал.

– Плакал?

– Ага. Ему кажется, он предает собственную душу. Я ответила, писал бы лучше. Потеря дома покажется ему еще большим предательством.

Светило солнце, поэтому они посадили Мэдди в коляску и пошли прогуляться. Никки хотелось знать про Билли, поэтому Злыдень рассказал ей много всякого о том времени, когда им было тринадцать. О том, как Билли оставался у Стива ночевать, о том, как мальчишки читали вслух при свечах истории про призраков – тогда как им полагалось спать. То, как попал в тюрьму, пырнув ножом парнишку на школьной дискотеке, он опустил. Судя по опыту Злыдня, поножовщину нельзя считать афродизиаком.

– Ты ведь очень любишь Билли, верно? – спросила она.

– Да. А что? Ты разве нет?

– Конечно, конечно, я его люблю. Но творческие люди, как правило, большие эгоисты. Жить с ними нелегко.

– Ты тоже творческий человек.

– Очень мило, что ты так говоришь, но нет. Когда-то я была творческой личностью, но в настоящий момент только жена и мать.

– И ты на Билли за это обижаешься?

– Ага.

– Он тут не виноват.

– Знаю, но ничего не могу поделать.

Злыдень сочувственно кивнул.

– Почему ты вернулась?

– Прости?

– Ты же однажды от него уходила, верно? Если с ним столько проблем, почему ты вернулась?

– Я была беременна. У меня не было ни денег, ни крыши над головой. Не в том дело, что я не люблю Билли. Он мне не верит, но я его люблю. Он жалуется, что я перестала им восхищаться, но и в этом ошибается. Он сосредоточен, полон решимости. Почему бы мне им не восхищаться? Но правда в том, что мне тридцать три, и я не могу разобраться, что сталось с моей жизнью.

А Злыдень тем временем думал: "Слишком много болтаешь, сучка".

– Таблетки, терапевты, я все перепробовала, – продолжала она. – Я не знала, что со мной не так, но пошла к психотерапевту, а там мне сказали, что у меня все классические симптомы депрессии. Бессонница, апатия, мысли о том, что мир – ужасное место.

Лишь бы ее заткнуть, Злыдень притянул ее к себе и поцеловал.

Никки не ответила – он словно бы целовал надувную куклу. Он отступил на шаг, чтобы на нее посмотреть. Лицо у нее было печальным и удивленным, словно он только что принес ей катастрофическую новость.

– Извини. Наверное, мне не следовало это делать.

Покачав головой, она схватила его за шею и вернула поцелуй. Нежный девичий поцелуй, который испытывал и пробовал, улещивал и уговаривал, и не спешил.

* * *

Увидев распухшую физиономию Ларри, Шеф, казалось, расстроился. Но не настолько, как Ларри, которого еще никогда раньше сильно не били, хотя многим и хотелось. Никаких переломов, но челюсть болела. А ведь там никаких нет мышц, одна только кость. Ларри был поражен, узнав, что, оказывается, и кости могут болеть.

Ларри никогда не слышал про Шефа, но рост и манеры этого массивного киллера со сломанным носом подействовали на него гипнотически. У Шефа харизмы было намного больше, чем у любого актера, кого когда-либо встречал Ларри. И – что самое важное – Шеф был самым настоящим. Но и это не помешало Ларри устроить капризную истерику, когда Шеф извинился.

– Вы что, не понимаете, кто я? Если со мной что-нибудь случится, в этой стране половина сериалов оборвется.

Словно это было серьезной угрозой.

Шеф повел Ларри в игровую комнату (отремонтированную и со вкусом обставленную с тех пор, как Малькольм Пономарь сгорел заживо на ковре) и дал большой стакан бренди. Философ устроился у двери – на случай, если у Ларри случится истерика и его придется тащить назад к боссу.

При виде бренди и ставшего на страже громилы до Ларри наконец стала доходить вся серьезность ситуации.

– Чего вы от меня хотите?

– Только поговорить. – Шеф устремил на продюсера влажные карие глаза. – Как мужчина с мужчиной.

– О чем?

– О сериале, который вы снимаете. О "Гангчестере". Я этого не хочу.

– Не хотите? Чего, собственно, вы не хотите?

Шеф только откинулся на спинку кресла и почесал подбородок, и тут же Ларри пришло в голову, что неплохо было бы говорить повежливее.

– Честно говоря, сэр, я несколько удивлен, что вы слышали о нашем сериале.

– Он про мою организацию, про "Пономарчиков". Ваш сценарист, Билли Дай, у нас побывал. В этом доме. Он провел с нами несколько недель, собирая материал для книги, которая так и не была написана. Вам это известно?

– Нет, – отозвался Крем. – Я этого не знал.

– Но это так. Мы ему заплатили, пустили в нашу жизнь. А вместо благодарности он над нами поиздевался. Если верить его сценарию, я гомосексуалист! Как можно смешивать с грязью людей – и все на потребу толпе! Есть ли такому оправдание, мистер Крем?

Ларри отчаянно требовалось сглотнуть, поэтому он хлебнул бренди.

– Нет.

– Хорошо. Значит, сериал не будет сниматься.

– Все не так просто, – рискнул возразить Ларри.

– Почему? Он уже снят?

– Нет, но его поставили в план. Если мы не будем снимать, в плане возникнет огромная дыра.

– У вас возникнет огромная дыра в голове, если вы будете снимать.

– Вы серьезно? – спросил Ларри.

– Нет. – Шеф выдавил улыбку. – Это была просто шутка. Но скажу вам вот что. Вы рассердите многих людей в нашем бизнесе, если выставите их дураками.

– Но это же комедия. Персонажи и должны быть глуповатыми. – Он вгляделся в лицо Шефа. – Взять, например, персонажа по имени Джонни. Писателя. Вы говорите, он списан с Билли Дая?

Шеф кивнул.

– Но он тоже глупый, – сказал Ларри. – Билли ведь не насмехается над гангстерами, выставляя героем себя. Всем достается.

– Вы что, действительно не знаете, кто я?

– В общем, нет.

– Это хорошо, – ответил Шеф, втайне разобиженный. – Я не хочу, чтобы обо мне всем было известно. Этого мне как раз и не нужно. А данный сериал привлечет ко мне и к моей организации ненужное внимание.

Ларри Крем беспомощно пожал плечами.

– Понимаю, понимаю. Не знаю только, что, по-вашему, я могу тут поделать.

– Я вам уже сказал. Я не хочу, чтобы сериал снимали.

– Если бы вы были гетеросексуальным, стало бы лучше?

Философ был настолько шокирован, что достал свой пистолет тридцать восьмого калибра. Заметив пушку, Шеф едва заметно качнул головой. К тому времени, когда Ларри оглянулся посмотреть, что происходит, она уже вернулась в кобуру.

– Я и так гетеросексуален, – холодно отозвался Шеф.

– Извините, извините. – Ларри потянулся тронуть Шефа за локоть, почувствовал холодок и в последний момент убрал руку. – Я говорил про ваш персонаж в сериале. То есть про персонаж, который, как вам кажется, списан с вас.

– Я не верю, что этот писака сумеет выдать хоть что-нибудь, что я бы одобрил. Я же с ним встречался. Он не знает, что такое уважение.

– Тут вы недалеки от истины. Он даже меня послал к черту и моих коллег тоже.

Шеф фыркнул.

– Вы только подтверждаете мои слова. Я не хочу, чтобы вы снимали по чему-либо, что вышло из-под пера Билли Дая.

– Что? Никогда?

– Никогда.

Ларри Крем вздохнул.

– Вы человек чести? – спросил Шеф. – Даете мне слово.

Ларри позволил себе хохотнуть.

– Вы говорите как какой-нибудь мафиози.

Пристально и очень холодно Шеф оглядел Ларри с головы до ног.

– Извините, извините. Даю слово. Обещаю.

Шеф понял, что Ларри скажет что угодно, лишь бы выбраться из этого дома живым. И глазом не моргнув, глава банды принял решение.

– И вообще выпейте еще. Валяйте. У нас не деловой разговор. Давайте расслабимся. Любите женщин?

Ларри спросил себя, не ослышался ли он. Шеф кивнул Философу, который встал и открыл дверь. Вошли две женщины – обе в нижнем белье с оборочками. Одна была светловолосая, молодая и худенькая, с плоским животом, другая – крупная и мясистая, с огромными грудями и угрюмым лицом.

– Мой друг – важная шишка на телевидении. В соседней комнате четыре бутылки шампанского на льду. Побалуйте его, и он устроит вам роль в "Улице Коронации".

Женщины как будто удивились. Но не настолько, как Ларри:

– Я... Это не...

– Прошу, не благодарите, – твердо сказал Шеф. – Все за наш счет.

* * *

Женщины измотали Ларри. Когда за ним пришел Чистюля, Ларри лежал на спине на полу в гостевой спальне. Подняв, Чистюля посадил его на кровать и подал одежду.

– О'кей, мистер Крем. Думаю, пора отвезти вас домой.

Ларри оглядел комнату. Ему было трудно сосредоточиться.

– Где большая девочка? – заплетающимся языком вопросил он. – Я хочу тетю с большой грудью.

Чистюля милостиво улыбнулся.

– Если хотите, прихватим ее с собой. Хотите взять ее с собой?

– Да, пожалуйста, – сказал Ларри.

– А теперь будьте паинькой, надевайте штаны.

Ларри захихикал.

– Знаете, на кого вы похожи? Вы похожи на этих... на металлистов. – И чтобы было понятнее, начал лабать на воображаемой гитаре.

– Смешно, – сказал Чистюля. – А теперь одевайся, мать твою.

* * *

Ночь выдалась холодная. Дыхание Ларри, когда он вышел к припаркованному у дома "ягуару", заклубилось паром. Философ уже ждал за рулем, мотор работал. Крупная деваха Фиона сидела на заднем сиденье, завернувшись в гигантскую норковую шубу. Она прижалась к Ларри и укрыла шубой их обоих.

– А ты послушный мальчик, да?

– Сомневаюсь, – ответил Ларри.

Философ и Чистюля рассмеялись. Машина тронулась, вскоре открылись ворота с электронным замком, и они вырулили на шоссе. Лапая Фиону, Ларри вдруг нащупал что-то металлическое и твердое – наручники.

– Видели, что у нее тут? – хохотнул Ларри.

– Единственное, как она может кончить, – бросил Чистюля.

– Надо же, кто говорит, – фыркнула Фиона. – Когда в последний раз ты трахался задаром?

Ларри с Философом загоготали, Чистюля угрюмо нахмурился.

Машина неспешно сошла с основного шоссе и остановилась перед коваными чугунными воротами. Выйдя, Чистюля открыл тяжелый навесной замок, отвел створки ворот и вернулся в машину. Ларри наблюдал за происходящим в пьяном счастливом тумане. Фиона, словно ободряя, гладила его по руке.

Они двинулись по длинной, обсаженной деревьями аллее. Деревья шелестели и гнулись на ветру. Аллея повернула раз, другой. Из окна Ларри увидел сотни могил.

– Почему мы тут остановились?

– Потому что я до смерти ссать хочу, – сказала Фиона.

Гангстеры рассмеялись.

– Высший свет, – сказал Чистюля.

– Рабочий класс, – поправил Философ.

Открыв дверь машины, Фиона глянула в зеркальце на Чистюлю.

– Кто-нибудь из вас со мной сходит? Там ужасно темно.

– Отвали, – бросил Чистюля. – Просто присядь за машиной. Мы не будем подглядывать.

– Вот еще. За кого ты меня принимаешь?

– За толстую шлюху, – ответил Чистюля, и гангстеры заржали.

– Эй, зачем вы так? – сказал вдруг в приступе галантности Ларри и похлопал Фиону по руке. – Не бойся, деточка, я с тобой пойду.

Фиона повела его прочь от машины, по проходу между гробницами. Держа за локоть, она тянула его мимо крестов и могил. Наконец Ларри, чертыхаясь, остановился перевести дух. Пиджака на нем не было, только тонкая лиловая рубашка, да и ботинки он надел без носков и теперь мерз. И все еще был очень пьян. Повернувшись, Фиона толкнула его на кованую ограду.

– Пособи.

Ларри бездумно протянул правую руку. Фиона щелчком застегнула один наручник у него на запястье, другой – на ограде. Ларри рассмеялся.

– Извращенка...

И попытался свободной рукой облапать ее за грудь. Но пальцы сжали лишь холодный воздух. Фиона уже удалялась.

Погремев наручниками, Ларри понял, что оказался в западне.

– Эй! – крикнул он. – Вернись сейчас же!

Его трясло от холода и страха.

Прямо перед ним высилась вычурная гробница, в стене которой был высечен оскалившийся череп. Из висков у него росло по ангельскому крылышку. Глянув влево, Ларри решил, что ему почудилось какое-то движение, и, прищурившись, попытался вглядеться в темноту. Ничего, наверное, ошибся. Но нет. Вот еще что-то шевельнулось.

Кто-то приближался.

Медленно шел к нему по тропинке.

Фигура в черном. Незнакомец надвигался мучительно медленно и остановился всего в нескольких ярдах. Лица Ларри не видел, только силуэт мальчишеской головы.

– Слушай, – сказал Ларри. – Не знаю, кто ты и что ты, но у меня есть деньги. Мы можем договориться.

Голос Ларри, как и его тело, отчаянно дрожал.

– Бояться нечего, – негромко и спокойно произнес незнакомец.

Ларри преисполнился надежды: голос-то – женский. Он говорите женщиной.

– Господи милосердный, а я на минуту заволновался...

Ему всегда везло с женщинами. Уж женщина-то, конечно, не причинит ему вреда!

– Я не причиню тебе боли, – сказала она, словно прочла его мысли.

На глаза Ларри навернулись слезы благодарности.

– Можно мне глоток воды? – попросил он.

Она словно бы задумалась.

– Пожалуйста?

И увидел во мраке, как она кивает. Потом она резко повернулась вправо.

– Принесите ему воды! – крикнула она.

Там никого не было. Но этого Ларри не знал. Когда он повернулся посмотреть, к кому она обращается, женщина выстрелила ему в голову.

Она сдержала обещание.

Боли не было.

И бояться тоже было нечего.