Возвращение Лаверна на службу прошло в общем-то тихо. Может, конечно, не так тихо, как ему хотелось бы, но все же тихо. В первое утро у служебной автостоянки его поджидали представители прессы. Лаверну пришлось с кислой миной попозировать перед объективами. Выйдя из лифта на верхнем этаже управления, он с облегчением вздохнул, не увидев в коридоре ни единой души. Однако, приблизившись к двери своего кабинета, наткнулся на смазливого парня из следственного отдела – высунувшись из-за двери, тот восхищенно присвистнул.

"Жаль, конечно, что это не девушка", – подумал суперинтендант.

В кабинете его уже поджидала Линн Сэвидж. Увидев входящего босса, Линн поднялась из-за стола. Даже встав во весть рост, она едва доставала ему до плеча. Линн улыбалась начальнику, ее лицо в буквальном смысле светилось счастьем. Лаверн даже слегка сконфузился и, пытаясь скрыть замешательство, небрежно кинул ей: "Привет, Линн!", после чего подошел к вешалке, чтобы снять пальто.

Затем он медленно повернулся к ней – Линн все так же улыбалась. Не в силах сдержать охватившего ее волнения, она бросилась к Лаверну и сердечно обняла. Тот тоже сжал Линн в своих медвежьих объятиях, ощущая тепло ее тела. Вернон поймал себя на мысли (которой тут же слегка устыдился), что она не только первоклассный офицер полиции, но и просто привлекательная женщина.

Они так и стояли обнявшись, пока не скрипнула дверь соседнего помещения и внутрь не заглянул Миллз. Лаверн посмотрел в его сторону и подмигнул. Миллз хихикнул и залился краской.

– Я только хотел сказать, что пора начинать совещание, но вижу, что вы еще не совсем готовы.

Линн помахала рукой – мол, кыш отсюда. Дверь закрылась. За перегородкой раздался взрыв гомерического хохота. Лаверну показалось, будто Миллз сказал что-то вроде "Они там обжимаются".

Они с Сэвидж разомкнули объятия. От суперинтенданта не скрылось, что она украдкой смахнула слезы, хотя он сделал вид, будто ничего не заметил.

– Послушай, Линн, я, конечно, опоздал на пару-тройку месяцев, но все равно обещаю исправиться в новом году. Обещаю отныне прислушиваться к твоему мнению.

В ответ она игриво поддала ему кулаком в живот.

– Давно пора, приятель. Наконец-то до тебя дошло.

Линн пригладила форму, а Лаверн, чувствуя себя чем-то вроде маленького ребенка на школьном концерте, которому вот-вот предстоит выйти на сцену, поправил галстук. Линн, поймав его за этим занятием, сделала озабоченное лицо и бросилась собственноручно поправлять ему узел.

– И так было хорошо. Только все испортил. – Удовлетворившись его внешним видом, она взяла Вернона под руку. – Ну что, готов?

Он попытался отпустить какую-нибудь шутку, посмешнее избитого "всегда готов". Но ничего не придумал, только улыбнулся и кивнул. Линн открыла дверь в смежный кабинет, и они вошли.

Лаверну тотчас стало ясно, какую западню ему приготовили. Не успел он переступить через порог, как раздался хлопок вылетевшей пробки, и Лоулесс принялся щедро поливать их с Линн пенящимся шампанским. Следственная группа в полном составе разразилась ликующими возгласами. Лоулесс успел подскочить к покрытому белой скатертью столу и разлил остатки шампанского по бокалам. В отличие от Лоулесса его коллега Робинсон разлила вторую бутылку куда более аккуратно. В центре стола красовался огромный квадратный торт. Поперек белой глазури голубым кремом было выведено: "Командиру".

После двадцати минут скромного застолья в кабинет, опираясь на палку, заглянул Герейнт Джон. Вид у него был бледный и осунувшийся. Заместителя главного констебля совсем недавно отпустили домой из больницы, где он провел целых полтора месяца. Выпущенная Мертоном пуля оторвала у него треть живота и на вылете задела один из спинных позвонков. Похоже, теперь до конца своих дней он будет хромать. Или, как он сам выразился, "задолбает хромота хренова".

Герейнта еще не выписали на работу. Он специально пришел сюда ради Лаверна. Увидев старого друга, Вернон зарделся, и они обнялись, как солдаты, делившие тяготы окопной жизни.

– Этот парень спас мне жизнь, – сообщил присутствующим Герейнт.

– Для начала поставив ее в опасность, – напомнил ему Лаверн.

И был недалек от истины. Оставляя за собой кровавый след, Лаверн отнес раненого друга в машину, а затем вернулся за перепуганной до смерти Кэтрин Хибберт. Он отвез обоих в больницу, оставив Мертона истекать кровью возле фермы.

Пробившись сквозь пургу на безумной скорости, они добрались до травматологического отделения в Ричмонде, однако там выяснилось, что в больнице для Герейнта не хватает крови первой группы. К счастью, у Лаверна тоже была первая, и он отдал раненому другу свою кровь. "Первая – значит лучшая", – пошутил Герейнт, придя в сознание.

Старые друзья и товарищи теперь стали и кровными братьями.

– Надеюсь, до тебя дошли последние слухи, – произнес Джон.

– Какие еще слухи?

– Брат Мертона собрался подавать на нас в суд.

Лаверн и Линн расхохотались. Герейнт не удержался и тоже захохотал, но боль в животе тотчас напомнила ему о ранении.

– Нет, – продолжал он, – я серьезно. Он хочет упечь нас за неоказание помощи. По его мнению, мы нарочно бросили его братца подыхать на морозе.

Лаверн печально улыбнулся.

– Бросили бы, знай, что он там.

Во второй половине дня Лаверн включил в кабинете свой старый добрый проектор, и Линн показала ему свежий набор слайдов. Сначала на экране появился рентгеновский снимок бедренной кости, раздробленной на сотни мельчайших фрагментов.

– Это все еще Анджали Датт?

– Нет, это Дерек Тайрмен.

Лаверн сидел, развалившись в кресле, однако новость заставила его встрепенуться.

– Что? Это Тайрмен?

Линн переключила следующий слайд – на нем было видно положение кости относительно таза: она оказалась выбита из сустава.

– Этого мы никак не ожидали, потому что он тихо умер во сне. Переломы и смещения выявились позднее. Они не имеют никакого отношения к его смерти.

– Причиной которой была остановка сердца, – продолжил Лаверн с мрачным видом.

Линн кивнула и включила свет.

– Апоплексия, вызвавшая обширную пульмонарную эмболию – по крайней мере так говорится в заключении.

– Брехня, – буркнул Лаверн. – А как насчет Шилы Дайе?

– Что-то в этом роде, только более мудреными словами. Внезапная остановка сердца.

Лаверн и Сэвидж молча посмотрели друг на друга.

Наконец Лаверн заговорил:

– Когда я сказал тебе, что Хьюго Принс отправляет людей на тот свет, насылая на них особое проклятие, отходную молитву, тебе приснилось, будто меня везут в инвалидной коляске, а ноги у меня закрыты одеялом. Так ведь?

– Так.

– И что ты теперь думаешь по этому поводу?

– Вернон, честно, я не знаю, что думать.

– Брось, у тебя наверняка уже появилась идея на этот счет. Ты ведь, если не ошибаюсь, встречала Принса.

– Да. Ну и что?

– Как он тебе?

– Сама обходительность. Видел бы ты, как трогательно он расспрашивал о твоем здоровье. Сказал, что глубоко переживает по поводу смерти Эдисон Реффел. А еще он уверен, что ты непричастен к ее убийству.

Лаверн издал хрипловатый сдавленный звук, более всего похожий на рычание.

– Если ты спрашиваешь меня, что мы можем доказать, то я скажу: "Ничего". Но если ты хочешь знать, что я думаю на самом деле, то знай: он виновен по самые уши. Только нам от этого не легче.

Линн вздохнула и заерзала на стуле. Было видно, что разговор дается ей с трудом.

– Если Принс действительно замаливает людей до смерти – я подчеркиваю: если, – то полиция здесь бессильна. Колдовство вне нашей юрисдикции. Закон о колдовстве был аннулирован еще в 1735 году.

– В 1736-м, – тихо поправил ее Лаверн.

* * *

В ту ночь, пока Донна задержалась в гостях у соседей, Лаверн вновь оставил свое тело. При свете слабого ночника он лежал на спине в гостиной перед камином, подложив под голову диванную подушку. Дышал ровно и глубоко и, широко открыв глаза, пытался вообразить себя парящим под потолком. Прошла минута, и постепенно все вокруг него начало светиться нежным золотистым светом. Лаверн ощутил, как тело его немеет, а устремившуюся ввысь душу охватывает странная эйфория. И он взмыл в воздух; видимые неким внутренним глазом гостиная и его собственное усталое тело, только что покинутое, подрагивали, словно в радужном мареве.

Уже в следующее мгновение, преодолев со скоростью мысли громадное расстояние, он оказался в Сент-Айвсе, на крыльце дома Мэй. Бесшумно проскользнул внутрь сквозь парадную дверь. Конечно, с таким же успехом он мог бы пройти и сквозь стену; но пройти сквозь дверь было как-то учтивей.

В доме горел свет, однако хозяйки там не оказалось. То появляясь, то исчезая, Лаверн бродил из комнаты в комнату, пока наконец не услышал голос из ванной:

– Вернон. Я здесь.

Дверь в ванную стояла открытой. Там было темно, но с лестничной площадки падала полоса света. Лаверн шагнул внутрь и обнаружил Мэй лежащей в ванне под пышной шапкой пены. Сконфузившись, он пробормотал извинения и попытался ретироваться. Мэй остановила его.

– Не будь идиотом. Я, собственно, не против...

– Можно подумать, ты даже ждала меня.

– Бог предупредил меня о твоем приходе. Как я понимаю, ты получил мое письмо.

– Да. Огромное спасибо. Ты наговорила в нем массу приятного.

– От чистого сердца. Я тобой горжусь. Кстати, твой дух очень даже хорош собой. Такой внушительный.

Она протянула покрытую пеной руку и ткнула его в ногу.

– И на ощупь тоже. Просто замечательно. Я приятно удивлена. Да ты просто гений по этой части! Обычно люди, покидающие свое тело, похожи на привидения. Тебя же не отличить от другого, что во плоти.

Лаверн расплылся в улыбке:

– Так который из нас двоих настоящий?

– Оба. И ни тот, ни другой. Мы одновременно существуем на разных уровнях бытия.

Лаверн вздохнул. Находился ли он внутри своей обычной телесной оболочки, бродил ли вне ее – склонность Мэй к подобного рода заумным разглагольствованиям действовала ему на нервы.

– Я пришел узнать, нет ли у тебя новых предложений.: Твои советы мне здорово помогли. Но мне никак не удается выступить против Принса. Мы понимаем, что все эти убийства – его рук дело, даже если в реальности их совершили бесплотные духи. Беда в том, что духа как ни крути на допрос не вызовешь и на аркане в полицию не затащишь.

Мэй подняла руку, приказывая ему замолчать.

– Тс-с-с! Ко мне обращается Бог. Он говорит: "Крошка, крошка". Вряд ли он исполняет эстрадную песню.

Мэй присела в ванной и буквально впилась в Лаверна взглядом.

– Он говорит мне: "Спроси его о Крошке". Тебе слово "Крошка" говорит хоть о чем-нибудь?

Лаверну даже не пришлось отвечать на этот вопрос. По его лицу Мэй прочитала все, что хотела узнать.

* * *

Через три дня Лаверн с женой присутствовали на благотворительном обеде. Торжество происходило в Йорке, в зале Купцов-авантюристов на Фоссгейт. Безусловно, в тот вечер не было никакой связи между овеянными веками стенами и бесчисленными полицейскими, собравшимися под древними сводами.

Лаверна пригласили в качестве почетного гостя, и чувствовал он себя в смокинге словно в броне. Они с Донной восседали во главе стола. Слева сидели Герейнт Джон с женой Фрэн, справа – президент Полицейской федерации. Рядом с президентом – ее супруг. За ними – Линн и Йен Сэвидж. От Лаверна не укрылось, что Йен улыбается довольно деланной улыбкой. Вернон, не будучи ревнивцем, не мог взять в толк, с чего бы это.

Герейнт Джон еще не оправился после полученного ранения, однако гордость не позволила ему остаться дома. Причем не только гордость за самого себя. Вернон остановил еще одного убийцу, и только он, Герейнт Джон, один из всех присутствующих, знал, как и почему. Этот секрет возвышал Герейнта в собственных глазах.

Время от времени Герейнт морщился от боли, и жена начинала суетиться вокруг него, чем только привлекала к раненому великану излишнее внимание. Герейнт слегка поковырял основное блюдо (говядину по-веллингтонски) – аппетита не было. После операции ему казалось, будто его внутренности принадлежат другому человеку. Правда, во время десерта заместитель главного констебля удостоился бурной овации и наконец-то смог сказать то, о чем мечтал весь вечер:

– Дамы и господа! Сыщики среди вас наверняка уже заметили подозрительного типа справа от меня.

Лаверн встал, покраснев не столько от гордости, сколько от смущения. Несмотря на тяжесть в желудке, присутствующие на обеде тоже поднялись и на целых три минуты разразились рукоплесканиями. Столь бурное изъявление чувств вышибло у Донны слезу, а в глазах Лаверна появился скепсис. Он не забыл, как всего несколько месяцев назад многие из тех, кто рукоплескал ему сегодня, были готовы поставить на нем крест.

Когда аплодисменты утихли, он посмотрел на скомканный лист бумаги с основными пунктами его спича.

– Я бы хотел поблагодарить всех. Мне приятно находиться среди вас. Но давайте будем честны. Выпив столько, сколько мы здесь с вами выпили, гораздо интереснее побыть где-нибудь еще.

Эта достаточно плоская острота удостоилась дружного хохота, еще раз убедив Лаверна в том, что публика действительно успела набраться. Еще не кончив говорить, он ощутил некое парящее чувство, а лица вокруг него озарились нежным золотым светом. В следующее мгновение, не видимый никому из присутствующих, он выпорхнул из собственного тела и устремился прочь из-под старинных сводов в ночное небо над родным Йорком. А где-то внизу, в зале, продолжал звучать его собственный голос.