Отделение имени королевы Виктории, как и предполагало его название, было самой древней и самой уродливой частью Йоркского лазарета – огромного, скудно финансируемого медицинского учреждения. Начиная с середины дня, коридоры оглашались душераздирающими криками. Истошные вопли страждущих заставляли и самих пациентов, и посетителей недоумевать по поводу того, как же проводились хирургические операции в те времена, когда анестезии еще не существовало.

Однако сейчас, в ранние вечерние часы, в больнице царила подозрительная тишина, которую нарушали лишь приглушенные голоса, звяканье кухонной посуды и время от времени смех и негромкий, с трудом сдерживаемый плач.

Лаверн и Сэвидж, уже отработавшие полный рабочий день, шли по узкому коридору, освещенному голыми электрическими лампочками. Каблуки звонко впечатывались в потертый линолеум больничного коридора. Засиженные мухами стены украшали безвкусные рисунки местных школьников, немного оживляя мрачноватую атмосферу больницы. Хотя, по правде сказать, красочные хоккеисты с разноцветными кляксами вместо голов лишь усиливали жутковатое ощущение.

В самом конце коридора полицейские свернули направо, следуя указателю, направлявшему посетителей к палате "С 12". Они прошли через двойные двери, напоминавшие традиционные декорации к дешевым телесериалам из жизни больницы, и оказались в регистратуре. Женщина с накрученными на бигуди волосами сидела за столом, погрузившись в чтение какого-то журнала. Почувствовав присутствие посетителей, она медленно оторвала взгляд от журнальной страницы. Лаверн предъявил служебное удостоверение, и выражение ее лица из безразличного тотчас превратилось в услужливое.

– Доктор Грегг? Ой, вы только что разминулись с ней. Она минуту назад отправилась к своим лежачим больным.

– Неправда, – раздался откуда-то сзади грубый фельдфебельский голос.

Полицейские обернулись и увидели высокую, не отличающуюся особым изяществом женщину с суровым выражением лица. Ее светло-каштановые волосы были зачесаны назад и небрежно заколоты в пучок. Лаверн и Сэвидж представились. Не выказав ни малейшей искры доброжелательности, женщина проводила их до крохотного, тесного служебного кабинета. Большую его часть занимала походная кровать-раскладушка.

Имя Дерека Тайрмена было ей явно небезразлично.

– Если вы хотите знать мое мнение, – сказала доктор Грегг, – то с ним нет ничего особенного. Большую часть дня кричал как резаный. Он не может ходить и, должна признаться, абсолютно не чувствует ног. К сожалению, мы не можем найти этому какого-либо медицинского объяснения.

Поскольку доктору Грегг не платили за вынесение моральных суждений, она, подобно остальным врачам или медсестрам, раздавала их бесплатно. Грегг была абсолютно уверена в том, что новый пациент, поступивший в ее палату, – закоренелый наркоман, пожинающий плоды своего разрушительного образа жизни.

Ее как врача возмущало, что скудные средства, выделяемые на лечение по-настоящему больных людей, приходится тратить на тех, кто по собственной воле накликал на себя несчастье. Теперь же в довершение ко всему ее драгоценное время отнимает этот высокий угрюмый полицейский со своей миловидной коллегой.

– Его родители должны прийти сегодня вечером, – сказала женщина-полицейский. – А пока мы хотели бы поговорить с вашим пациентом наедине, если это, конечно, возможно.

Доктор Грегг пожала плечами. В иных обстоятельствах она непременно бы принялась, что называется, качать права, как это делают врачи в кинофильмах: "Нет, я не позволю! Моего пациента ни в коем случае нельзя беспокоить!" Однако она не стала, да и, по совести говоря, не имела морального права делать подобное заявление, поскольку не верила, что пациент Тайрмен действительно болен. Ей было глубоко безразлично, причинят полицейские ему беспокойство или нет. По этой причине доктор Грегг ограничилась лишь короткой фразой:

– Пожалуйста. Надеюсь, вы добьетесь от него больше толку, чем мы.

– Спасибо, доктор, – улыбнулась Линн. – Боюсь, нам придется выставить перед дверью полицейского для несения круглосуточного дежурства.

Доктор Грегг сделала хмурое лицо. Заметив, что рослый полицейский смотрит на нее, она ответила ему неприязненным взглядом. К ее ужасу, блюститель закона подмигнул.

– А что такого натворил это парень? – неожиданно для самой себя спросила она.

Ответа не последовало. Всем своим видом выражая неприязнь к посетителям, доктор Грегг встала и приоткрыла дверь, давая понять, что разговор окончен. Лаверн и Сэвидж вышли в коридор. Мимо них, толкая перед собой противно дребезжащую каталку, прошаркала немолодая медсестра. Доктор Грегг довела полицейских до двери, ведущей в палату Дерека Тайрмена. Гулко топая деревянными подошвами босоножек, она шагнула через порог.

Дерек Тайрмен лежал на спине, отвернув голову в сторону. Дальнюю часть комнаты отгораживала выцветшая ширма с цветочным орнаментом. Мусорная корзина возле кровати была доверху забита засохшими букетами цветов – нарциссов и тюльпанов.

– Я распоряжусь, чтобы вам не мешали, – веско произнесла доктор Грегг, оставив полицейских в убогой больничной палате в обществе бледного, несчастного пациента.

Как только пациент поступил в больницу, его вымыли и облачили в просторную светло-голубую пижаму. Тайрмен с безучастным видом лежал на больничной койке. Безжизненно-тусклый взгляд был устремлен на старомодные медные шишки на спинке кровати.

В отличие от остальных помещений больницы в палате Дерека Тайрмена оказалось на удивление холодно. Лаверн кашлянул и увидел, что изо рта у него вырвалось крохотное облачко пара.

– Он в сознании? – поинтересовалась Линн.

– Не знаю, – ответил Лаверн.

Тайрмен оторвал голову от подушки, чтобы получше рассмотреть вошедших.

– Он оставил ее, – неожиданно произнес молодой человек хрипловатым голосом.

Лаверн придвинул поближе к кровати два легких пластмассовых стула, и они с Линн сели.

– Кто оставил кого? – спросила Линн.

Тайрмен улыбнулся какой-то неприятной улыбкой, обнажив желтые зубы:

– Но она все еще его видит.

Лаверн посмотрел на свою помощницу и поднял вверх брови, будто говоря: "Напрасная трата времени". Однако долг требовал по крайней мере попытаться что-то разузнать от Тайрмена. Суперинтендант задал свой первый вопрос:

– Дерек, где вы находились в ночь на 21 декабря?

– Ана, – ответил Тайрмен.

Лаверн было принял произнесенное больным слово за явную бессмыслицу или обычную оговорку.

– В ночь, когда умерла ваша приятельница, – произнес он намеренно медленно и отчетливо, – где вы находились?

Тайрмен закрыл глаза, как будто вопросы причиняли ему боль.

– Нет, нет...

– Дерек, где вы находились, когда она умерла? – поинтересовался Лаверн.

– Ана, ана, – как будто эхом отозвался больной.

– Что это он говорит? – повернулся Лаверн к своей спутнице.

– Что-то вроде "нана", – нахмурившись, ответила Линн.

– Что вы имеете в виду, Дерек?.. Послушай, Линн, он что, просит бананов?

Неожиданно Тайрмен подскочил и, открыв глаза, схватил Лаверна за руку.

– Он отпевает меня – как покойника!

– Извините... не понимаю.

В ту же секунду Тайрмен завопил во весь голос. Лицо его побагровело, вены на шее набухли. Лаверн поспешно высвободил руку и откинулся на спинку стула, совершенно не представляя, что делать дальше.

Дверь в палату распахнулась, и в дверном проеме показалась голова медсестры – толстой, неуклюжей особы.

– Эй, ты! Ну-ка заткнись! – рявкнула она.

Испуганный Тайрмен умолк. Дверь закрылась. Грубая выходка медсестры произвела куда более неприятное впечатление, чем неожиданная истерика больного.

После бурного всплеска эмоций жизненные силы Тайрмена, похоже, куда-то улетучились. Веки его потяжелели, голова откатилась к стене.

– Отходная молитва, – прошептал больной, погружаясь в тяжелый сон.

За ширмой скрипнула половица. В раме расположенного за ней окна задребезжало стекло. Лаверн и Сэвидж отставили в сторону стулья и выскользнули в коридор.

– Что еще за отходная молитва, черт побери? – удивился Лаверн.

– Сомневаюсь, что это означает что-то осмысленное, – откликнулась Линн. – У него явно не все в порядке с головой.

Доктор Грегг стояла в нескольких метрах от них, увлеченная разговором с каким-то врачом-мужчиной. В руках у нее был большой блокнот, в который женщина энергично тыкала дешевенькой шариковой ручкой. Почувствовав приближение полицейских, она смерила их коротким взглядом и, намеренно избегая смотреть на Лаверна, обратилась с вопросом к Линн:

– Ну что? Приятное зрелище?

Прежде чем Линн успела открыть рот, Лаверн ответил докторше с саркастической усмешкой:

– Да. Благодарим вас, доктор! Огромное вам спасибо за долготерпение и потраченное на нас время!

Нахмурившись, доктор Грегг снова сосредоточила внимание на блокноте.

Когда полицейские выходили из больничного корпуса, Линн шутливо шлепнула своего шефа по руке. Вернон ответил ей тем же. Хихикая, как проказливые школьники, они направились к лифту.

* * *

Зазвонил телефон, бесцеремонно вырвав Шилу Дайе из глубокой задумчивости. Она находилась в гостиной на втором этаже своего дома на Эллис-сквер. Погруженная в тревожные размышления, Шила даже не заметила, как за окном постепенно угас день. В сумерках ей не сразу удалось найти свой мобильник.

– Да?

В трубке прозвучал хорошо знакомый голос. Голос, которого она боялась и по которому в то же время скучала.

– Да... да. Пришли и ушли. Забрали книгу, в которой я регистрирую моих пациентов. В ней все. Просто не знаю, чего ты ждешь от меня.

Возникла пауза – Шила слушала своего невидимого собеседника, свободной рукой пытаясь отыскать сигареты.

– Что? Сейчас? – Голос на другом конце провода был спокоен и настойчив. – Ну хорошо. Дай мне час времени.

Шила включила свет и поспешила в ванную комнату. Справив нужду, вымыла руки и лицо. После этого отправилась вниз на кухню, повесила сумку с ремнем через плечо и, захлопнув за собой дверь, вышла на улицу.

Через несколько секунд Шила уже сидела за рулем своего сверкающего "БМВ". Вскоре она уже была за пределами города, взяв по автостраде А-59 курс на запад. Ведя машину, она чувствовала, как в ее душе все сильнее разрастается болезненное ощущение несправедливости. На этот раз он попросил от нее слишком многого. Человеку, к которому она сейчас торопилась, Шила обязана практически всем: здоровьем, высокой самооценкой, блестящей карьерой... Но сегодня он заставил ее лгать, а этого Шила не могла ни простить, ни понять. Да, верно, она недолюбливает полицию, но она обратилась к психотерапии именно для того, чтобы очиститься от скверны лжи и лицемерия. Когда полицейским станет известно, что она солгала, как ей удастся защитить себя?

Кативший впереди нее "ситроен" двигался необычайно медленно. Обычно Шила с уважением относилась к дисциплинированным водителям, однако в нынешнем состоянии мельчайшая задержка в пути представлялась ей едва ли не личным оскорблением. Шила собралась было обогнать "ситроен", но, посмотрев в зеркальце заднего обзора, испытала необычную галлюцинацию. На какую-то долю секунды ей показалось, что она заметила за задним сиденьем облако густого желтоватого дыма.

Шила снова посмотрела в зеркальце и на этот раз увидела лишь темный чехол заднего сиденья и свет фар ехавшей сзади нее машины.

Странно. Дайе невольно вздрогнула. Спокойно, Шила. Ты становишься слишком пугливой.

Ее "БМВ" промчался мимо освещенного дорожного знака. "Семнадцать смертных случаев на дорогах Йорка за последний год". Не торопись. Не надо увеличивать статистику. Она сбавила скорость, позволив безобидному "ситроену" вырваться вперед.

Похоже, что-то не в порядке с печкой. Хотя двойные вентиляторы по-прежнему с шумом гнали воздух, ногам было холодно. Шила раскурила сигарету и глубоко затянулась. Но даже это давно проверенное средство не помогло.

Хотя Шила ехала со скоростью всего лишь сорок миль в час, она вскоре снова догнала все тот же чертов "ситроен". Его забавный задний бампер подпрыгивал на ухабах, навевая мысль о самодовольной галльской ухмылке.

Шила надавила на тормоз и плавно сбавила скорость. Безопасность прежде всего. Однако когда она попыталась убрать ногу с тормоза, оказалось, что та не повинуется ей. Шилу охватила паника, сигарета выпала у нее изо рта и угодила прямо на колено, продолжая тлеть. Онемевшая нога продолжала давить на педаль, и машина резко затормозила. Несмотря на ремень безопасности, Шилу бросило вперед, и она резко ударилась головой о лобовое стекло. Рулевое колесо выскользнуло из рук, "БМВ" развернуло на мокром шоссе на девяносто градусов, и машина послушно-услужливо подставила бок вылетевшему откуда-то сзади "форду-эскорту". Впечатление возникло такое, будто автомобиль добровольно отдал себя на заклание.

За три секунды, предшествовавшие столкновению, Шила Дайе успела оценить ситуацию. Она отчетливо поняла, в какую переделку попала и что сейчас произойдет. Женщина разжала губы, приготовясь пронзительно закричать. Однако в горле пересохло, и она не смогла издать ни единого звука. Последнее, что Шила увидела, прежде чем погрузиться в небытие, было лицо в боковом зеркальце. Его черты казались расплывчатыми и неясными, но она успела разглядеть злорадную ухмылку. Потом ее ослепила пронзительная вспышка света, и Шила почувствовала, как ее тело разлетается в клочья, словно внутри него разорвалась бомба.

* * *

Известие о трагическом происшествии с Шилой Дайе достигло кабинета Вернона Лаверна лишь спустя семнадцать часов. Принадлежавшая ей книга регистрации пациентов была изучена доскональнейшим образом. И хотя в ней не обнаружилось ничего противозаконного, Лаверн и Сэвидж прониклись глубоким убеждением в том, что Дайе солгала и ее необходимо допросить. На Эллис-сквер отправили автомобиль с нарядом полиции. Словоохотливая домоправительница сообщила облаченным в полицейскую форму гостям, что мисс Дайе находится в клинике "Йорк Ройял", куда ее поместили после дорожной аварии. Полицейские сразу же по радиосвязи известили об этом коллег из "убойного" отдела.

– Это меня нисколько не удивило, – мрачно заметила Линн, когда Лаверн отправился вместе с ней в больницу. – В нашем расследовании рушатся все привычные схемы.

– Не узнаю тебя, Линн. – Лаверн одарил помощницу нечастой улыбкой. – Всякие там стоны – это больше по моей части. Ты ведь предназначена для того, чтобы... как бы это сказать? Служить примером бодрого, энергичного представителя нового поколения полицейских.

Глаза суперинтенданта блеснули хитрецой.

Вскоре полицейские подъехали к больнице. Лоулесс, дожидавшийся коллег в регистратуре, проводил их прямо к постели пострадавшей. Шила Дайе находилась в палате интенсивной терапии. Подсоединенная к аппарату искусственного жизнеобеспечения, она была окутана паутиной проводов и трубок. Голову покрывал гипсовый шлем-повязка. Под глазами виднелись темные круги, а лицо сделалось в два раза больше. Челюсть скреплена проволочным зажимом, в уголках рта – следы подсохшей крови. Несчастье сделало Дайе совершенно неузнаваемой.

Лаверн с какой-то необъяснимой покорностью шумно выдохнул.

– Да, – понимающе отозвался Лоулесс. – Я знаю.

– Нам не сообщили, что она в таком плачевном состоянии, – пожаловалась Линн.

– Мы напрасно потратили время. В очередной раз.

Похоже, она вообще не в состоянии отвечать на вопросы, – раздраженно буркнул Лаверн.

Лоулесс поспешил согласиться с суперинтендантом. Затем почему-то помедлил, будто припоминая что-то.

– Вообще-то она приходила в сознание. В обеденный перерыв. Все стонала и пыталась указать на что-то здоровой рукой. Мы с медсестрой так и не поняли, что ей нужно.

Лоулесс вынул из кармана куртки потертый бумажник из коричневой кожи, чем привлек внимание Лаверна и Сэвидж. Из бумажника торчал краешек свернутого в несколько раз белого конверта. Лоулесс передал его суперинтенданту.

– Нам показалось, что она хотела показать нам вот это.

Лаверн извлек из незаклеенного конверта открытку. На ней был изображен серебряный полумесяц над тремя голубыми волнистыми линиями, а на развороте открытки написано следующее:

ПОИСК ВЫСШЕГО "Я"

Сердечно приглашаем

на уик-энд, который изменит вашу жизнь

Ниже стоял телефонный номер с кодом Илкли. Держа открытку перед собой в вытянутой руке, Лаверн пробормотал что-то пренебрежительное.

– Что там такое? – поинтересовалась Линн.

– Ну-ка посмотри-ка! "Поиск высшего "Я". Везет нам нынче на придурков!

Вечером Лаверн со своей помощницей направились в "Энглерз Армз" пропустить по рюмочке. Предложение на этот раз исходило от Линн.

Обычно у нее никогда не находилось времени на общение после работы. Линн свысока посматривала на посиделки в пабах, которые устраивали большинство полицейских и члены их семей. Но сейчас ей нужно было поговорить с Лаверном – наедине и в неформальной обстановке.

Они устроились за столиком в углу маленького уютного бара. Линн потягивала крошечными глотками джин с тоником, перед Верноном пенилась пинта "биттера". Еще ни разу Сэвидж не видела своего начальника за выпивкой и поэтому каждый раз, бросая взгляд на его бокал, с удивлением замечала, что его содержимое помаленьку убавляется.

– Ну и что ты хочешь мне сказать? – негромко спросил Лаверн. – Собираешься сообщить, что подаешь рапорт о переводе на новое место службы?

– Нет, ничего подобного.

– Так что, я совсем не угадал, чего ты хочешь?

– Ни на йоту, мой старый добрый приятель.

– Эй, поосторожней-ка со словом "старый"! Скажи, для чего тебе все это понадобилось. – Он кивком указал на окружавшую их обстановку. – Обычно ты только и знаешь, что смотришь на часы, чтобы смыться домой.

За пределами служебного кабинета, лишенный начальственного авторитета, Вернон выглядел необычайно застенчивым. Линн неожиданно ощутила, как на нее накатила волна нежности.

– Я подумала, что было бы здорово переговорить о нашем расследовании, хорошенько разобраться во всем, что творится в последнее время.

– Что ты этим хочешь сказать? Что-то насчет нас с тобой? – шутливо спросил Лаверн с деланно обеспокоенным видом.

Линн чуть не поперхнулась глотком джина.

– Дай мне передышку.

– Извини. А я-то подумал, что настала лучшая минута в моей жизни.

– Нет, мне просто хотелось бы знать, что мы будем делать дальше. Что-то у меня плохое предчувствие относительно нашего расследования. Только не спрашивай почему...

– А зачем мне тебя спрашивать?.. Кто-то укусил нашего покойника. Единственный, кого можно серьезно подозревать в этом, – другая жертва. По-моему, этого достаточно для дурного предчувствия.

– Как ты думаешь, психотерапия – действительно какая-то уловка или нам все-таки стоит довести эту линию до конца?

– Думаю – последнее. Мы попробовали с тобой зайти в это дело с парадного крыльца, но уперлись в тупик. Что ж, давай попробуем с черного хода. Кому-то придется отправиться в эти выходные на поиски высшего "Я" ради исцеления веры.

– Духовных недугов, – поправила его Линн.

– И этого тоже. Кому-то нужно будет выдать себя за обычного обывателя и все там разузнать у этих знахарей. И я думаю, что этим человеком должна быть ты.

– Тут одна только проблема, Вернон. Я на Новый год уезжаю. У меня отпуск на три дня.

– Так отмени его.

– Никак нельзя, – возразила Линн с негодованием. – Мы все собираемся у моей матери. На приготовления к встрече потратили несколько месяцев. Нет. Придется тебе послать кого-нибудь из наших людей.

Вернон отрицательно покачал головой:

– Не могу.

– Почему?

– Они все глупыши, молокососы.

Линн неодобрительно вскинулась на него:

– Чепуха! У Фаррелла университетское образование. Хелен Робинсон имеет высшую категорию.

– Согласен. Но я не уверен, что ее высшая категория распространяется и на способности к ведению тайного наблюдения.

Линн пробормотала что-то себе под нос.

– Так ты не сможешь взяться за это дело, Линн?

– Я ведь уже сказала тебе. Нет. Не могу.

– Хорошо. Тогда мне придется ехать туда самому.

Линн на секунду подумала, что именно этого и ждут от Лаверна недоброжелатели.

– Нет, Вернон. Тебе никак нельзя.

– А разве у меня остается какой-нибудь выбор? Тут уж либо ты, либо я.

– Прекрати, ради Бога! – Эти слова прозвучали гораздо громче, чем ей самой хотелось бы. Парочка за соседним столиком обернулась. Линн забавы ради отсалютовала им своим бокалом. Слегка усмехнувшись, молодые люди отвели взгляд в сторону. – Тебе самому нельзя. Ты – старший полицейский офицер. Высокое служебное звание предполагает умение перекладывать ответственность на подчиненных.

– Знаю. Именно поэтому я и попытался переложить задание на твои плечи. Но ты-то отказалась...

– Вернон, я согласна с тобой: операция под прикрытием – прекрасная идея. Но давай все-таки играть по правилам. Это расследование – самое невероятное из всех, которыми мне когда-либо приходилось заниматься.

– У меня тоже подобного не было.

– Тогда зачем усугублять ситуацию? Давай с нашей стороны внесем в дело немного порядка и рационализма. Невзирая на все странности этого дела, пусть наши поступки строятся на старой доброй логике. Правильно я рассуждаю?

Лаверн выразил согласие медленным кивком.

– Весьма разумно.

Слова шефа польстили Линн.

– Да кто ж станет спорить, что тебе в прошлом довелось "хлебнуть" вдохновения побольше, чем другим. Ты нарушил правила и поплатился за это. Так что давай на этот раз следовать букве закона. Будем вести себя так, как подобает настоящим стражам порядка.

Глаза Лаверна сузились в ехидной улыбке.

– Так-так. И при этом упустим преступников?

Линн пропустила выпад мимо ушей.

– Отправь кого-нибудь из наших. Это же их служебный долг.

Лаверн задумчиво устремил взгляд на свой бокал, наблюдая за тем, как на поверхности с шипением появляются и лопаются крохотные пузырьки. Линн с удивлением обнаружила, что бокал начальника пуст всего лишь наполовину. Она кое-что слышала о тайных алкоголиках, но увиденное показалось ей просто забавным. Лаверн медленно поднял голову и посмотрел ей в глаза.

– Ты же знаешь, на деле все не так, как на бумаге. Следственная бригада – это обычная показуха, просто потому, что так надо. Настоящую работу делаем только мы. Мы с тобой, Линн. Ты и я. Настоящая бригада – это мы.

Одновременно польщенная и смущенная, Линн залилась краской. Какое-то мгновение она боролась с искушением поведать начальнику о недоброжелательном внимании со стороны отдельных лиц, причиной которого необычное поведение. Но Линн поклялась Герейму Джону хранить молчание...

Взяв себя в руки, она сказала:

– Разумеется. Но это твоя точка зрения. Правильно? В твоем распоряжении целая бригада первоклассных сыщиков, а ты все строишь из себя супермена, как какой-нибудь Клинт Иствуд.

– Что ж, согласен, – признался Вернон. – Но мне лучше работается в одиночку.

– А какова тогда моя роль в твоей жизни и работе? Хочешь, я скажу тебе? Когда звонят по телефону и хотят узнать, где ты, я, как последняя идиотка, прикрываю тебя – придумываю всяческие отговорки. Знаешь, как-то глупо, Вернон. С этим пора кончать.

– Ради Бога, пощади меня! Я ведь уже начал понемногу исправляться.

В паб, хрипло смеясь, завалила пара бизнесменов. Линн заметила, что один из них подозрительно замешкался, явно для того, чтобы второй заказал выпивку и заплатил за обоих. Сегодня, куда ни глянь, везде наткнешься на жуликов-ловчил.

– Пообещай мне кое-что, – сказала она, поворачиваясь к Лаверну.

– Что именно?

– Обещай, что не поедешь к этим шарлатанам. Отправь туда кого-нибудь другого.

– Хорошо, – пообещал Лаверн. – Если ты настаиваешь.

Линн посмотрела на его бокал. Он был совершенно пуст, но ни на губах у Вернона, ни на стенках бокала не осталось предательских следов пивной пены.

Она смерила шефа недоверчивым взглядом.

– И как тебе это удается?