Глава 10

Я никогда раньше не боялся в лесу, но сегодняшняя ночь щекочет мне нервы. Это не темнота и не грохочущий гром, и не предчувствие смерти. Это ответы, которые зовут меня по ту сторону Стены. Блейн сказал бы, что я потерял рассудок. Возможно, это и так. Может, и стоит сойти с ума, чтобы узнать правду.

Когда я достигаю Стены, она кажется более угрожающей, чем мне казалось. Я прикасаюсь к ней рукой. Камень холодный и гладкий, как речная галька. Сквозь дождь, который капает с моих ресниц, я смотрю наверх, пытаясь рассмотреть вершину Стены. Молния освещает небо, и всего секунду я вижу одинокую ворону. Она сидит на Стене, и ее гладкие перья блестят от дождя.

Позади меня что-то двигается, и ломается ветка. Я всматриваюсь сквозь дождь, но мой факел высвечивает только падающие капли. Я сосредоточиваюсь на дереве, огромной сосне, ветки которой достигают самого верха Стены, чтобы послужить мне своеобразным мостом, и начинаю забираться наверх.

С факелом я продвигаюсь очень медленно, но он мне нужен. Я забираюсь выше того места, до которого я забирался ребенком, когда надеялся заглянуть за Стену. Я добираюсь до ветки, которая протягивается до Стены и свисает за нее. На ней, вероятно, я смогу удержаться на ногах. Вскоре я забираюсь на Стену и смотрю в темную пустоту на той стороне. Там невозможно ничего разглядеть даже с помощью факела. Только черный туман, такой густой и тяжелый, что можно поверить в то, что он убивает. Какое-то время я сижу на Стене, тяжело дыша. Мое сердце бьется очень быстро. Я пробую успокоиться, но ничего не помогает.

Некоторое время я думаю над тем, что нужно спуститься с дерева и вернуться назад в город. Должно быть, я сошел с ума, если думаю, что смогу это сделать. Еще никто не выжил, перебравшись через Стену. Но всего пару дней назад я считал, что никто не может пережить Похищение. И ответы ждут на той стороне. Мне нужно только спуститься туда.

Ворона рядом со мной ощетинивает перья, как будто разозлившись на мое тяжелое дыхание и нерешительность. Она наклоняет голову вбок и каркает на меня. А затем летит в темную пустоту, как будто хочет мне показать, что это просто. Ее черные перья сливаются с пустотой. Достаточно долго я смотрю туда, куда она исчезла.

Наконец я следую примеру вороны. Я закрепляю факел на сумке, чтобы освободить руки, и перекидываю тело через Стену. Ее другая сторона такая же гладкая. Ни трещин, ни выступов, чтобы помочь мне в спуске. Поэтому я вишу на руках, опускаюсь как можно ниже и прыгаю. Когда я приземляюсь, мои колени подгибаются, и острая боль пронзает щиколотки и спину. Я хватаю факел и поднимаюсь.

Я чувствую отдаленный запах гари и вытягиваю факел вперед в надежде что-то увидеть. Медленно темнота отступает. Она тает, и не из-за факела. Тьма изменяется. Как будто из-за того, что я ступил на эту сторону Стены, ранее темное пространство становится видимым. По-прежнему ночь, но пламя освещает мир вокруг меня, несмотря на то, что за пределами этого круга видна только тьма. Под моими ногами трава. Я вижу булыжники и кустарники. Лес очень похож на тот, что я оставил позади. Я иду вдоль Стены, изучая новый мир. Возле Стены не растет деревьев, они все повалены. Вид пней, поверхность которых такая же гладкая, как Стена, пугает меня. Ни один топор не смог бы добиться такой поверхности. В моем поле зрения все двигается, меняет форму и преображается. Сильный порыв ветра приносит клубы дыма. Справа от меня я слышу шорох. Что-то приближается. Я роняю факел, хватаю лук и целюсь в это что-то. Это конец, оно надвигается на меня. Оно убило всех остальных. Силуэт появляется из тени, и мое сердце уходит в пятки. Ничего не может быть страшнее: Эмма последовала за мной через Стену.

 

Глава 11

Я нагибаюсь, чтобы поднять факел, прежде чем он погаснет от мокрой травы. Затем я просто стою с открытым ртом. Эмма использует мое молчание и бежит ко мне. На ней штаны и теплая куртка, на спине висит охотничий мешок. Видимо, она сама решила следовать за мной.

Она обнимает меня за шею. Я прижимаю ее к себе и целую в макушку, в ее мокрые от дождя волосы. Она говорит что-то, но слова звучат приглушенно, потому что она прижимает лицо к моей груди. И тут первый шок от того, что она здесь, проходит. Я понимаю, что она сделала. Я хватаю ее за плечи и отодвигаю от себя.

— Почему? — прошу я объяснений.

— Грей, — начинает она и протягивает ко мне руки, но я отбрасываю их.

— Нет, правда, Эмма, о чем ты думала? Почему ты последовала за мной?

Теперь я точно уверен, что тот шорох и звук сломанной ветки за спи-ной, который мне послышался, принадлежал ей.

— Я… Я только хотела… Прекрасно, Грей! Я тоже рада тебя видеть.

— Я вовсе не рад видеть тебя здесь, Эмма, — бросаю я в ответ. — У меня еще может что-то получиться, но тебя ждет то же, что и остальных. Я должен этому радоваться?

— Но я еще не умерла, — отвечает она.

— Оно еще не нашло нас. Но это случится, как всегда, и я не смогу ничего сделать, чтобы спасти тебя.

Я бы хотел сказать ей, что она должна уйти, снова перебраться через Стену, подальше от опасности. Но Стена такая гладкая, что отсюда невоз-можно на нее забраться, потому что на этой стороне нет деревьев. Она в ловушке.

— Возможно, я совсем не хочу, чтобы меня спасали, — добавляет Эмма. — Мо-жет быть, я здесь, потому что хочу любым способом узнать правду. Как и ты. Я всю свою жизнь хочу получить ответы. Почему тогда твое желание узнать правду стоит выше моего?

— Потому что я могу с этим справиться.

— Ты не знаешь точно, — шипит она.

— Мне все равно! — кричу я. — Я пережил Похищение. Я не знаю, как и поче-му, но, возможно, эта магия защитит меня здесь. У тебя этого нет.

Эмма закусывает губу и смотрит вниз на травяной покров. Дольше, чем я ожидал, царит молчание, и когда она снова говорит, ее голос звучит очень тихо.

— Для меня больше ничего нет, Грей. Все, что я хочу — ответы и ты — теперь по эту сторону Стены.

Я слушаю, как Эмма говорит это, и понимаю, что я тоже хочу ее. Но я также хочу, чтобы она держалась подальше от этого опасного места, и, возможно, даже от меня. Я люблю ее, а Любовь — огромное слово для пары в Клейсуте. Это бывает очень редко, и чаще всего между родителями и детьми. Такие чувства между людьми одного возраста — просто глупость. Похищение разрушает все отношения, и совсем неважно, насколько глубоки чувства. Только не мои чувства, потому что я уже победил Похищение. Но этот мир по другую сторону Стены уничтожает всех, кто перебирается сюда…

— Грей?

Эмма все еще ждет моего ответа. Она так красива, несмотря на то, что ее волосы от влажности похожи на гнездо. Я не могу долго на нее злиться. Не здесь, без гарантий, что мы оба с этим справимся. Я хотел бы сказать ей правду, но язык у меня не поворачивается.

— Мне очень жаль, — говорю я, — что я накричал на тебя.

Она кивает. И затем я целую ее, потому что это проще, чем найти слова. У ее губ вкус дождя. Я хочу, чтобы она была ближе и одновременно с этим, чтобы она была как можно дальше отсюда, в безопасности за Стеной. Когда мы, наконец, отрываемся друг от друга, дождь стихает.

— Ты должна мне пообещать, что с этой секунды всегда будешь меня слу-шаться. Будешь следовать всем моим указаниям, пусть даже они звучат нелогично. Просто доверяй мне. Хорошо?

Эмма снова кивает: «Обещаю».

Мы пьем немного воды и идем вперед сквозь густой лес и подальше от запаха гари, который все еще витает в воздухе. У меня плохое предчувствие: если мы встретимся с его источником, это будет конец для Эммы. Клейсут мы покинули поздно ночью, так что до рассвета остается совсем недолго. Мы моргаем на свету и двигаемся дальше.

Позади деревьев открывается поле. Оно гораздо больше, чем луг в лесу Клейсута, и полностью очищено от камней и тропинок. Оно кажется таким привлекательным, и именно это расстраивает меня. Ветер дует со стороны равнины и снова доносит до нас запах гари. Этот запах становится гуще и резче. Я думал, что мы удаляемся от него, но теперь я не уверен.

— Что это? — шепчет Эмма и показывает через равнину.

На другом конце леса по неясным очертаниям можно угадать здание. Волосы у меня на затылке начинают вставать дыбом. Ответы. Осторожно мы идем через поле. Я иду первым и останавливаюсь при любом шорохе или предчувствии. Чем дальше мы идем вперед, тем лучше можно различить контуры здания. Вероятно это небольшой дом, уже давно покинутый. Крыша повреждена в некоторых местах, и входная дверь качается на ветру. Но в этом доме есть что-то странное. Даже полуразрушенный, он все равно выглядит идеальным. Все поверхности в сохранившихся углах ровные, окна одинаковые и крыша прямая. Я думаю о наших домах в Клейсуте, которые построены старательно, но все равно неровно. Этот дом построен искуснейшими руками. Или его строители не были людьми.

— Возможно, там есть люди, — говорит Эмма. — Пойдем. Давай посмотрим.

Я хватаю ее за локоть и тяну к себе.

— Думаю, нам стоит немного подождать.

Странное чувство охватывает меня. Мне кажется, за нами наблюдают.

— Я знала, что за Стеной что-то должно быть, — говорит Эмма. — Ты знаешь, что это обозначает, Грей? Кто-то был здесь. Люди! Возможно, первые дети пришли отсюда. Или, может быть, взрослые остались здесь, когда пришел шторм, а дети сидели под защитой Стены!

Я не знаю, что я ожидал найти по эту сторону Стены, возможно, зияющую черную пропасть, по которой я бы бродил целую вечность, но этот дом меняет все. Есть жизнь и вне Клейсута, жизнь и мир, точно такой же, как и внутри Стены.

— Пойдем уже, осмотрим все получше, — настаивает Эмма.

Я очень этого хочу. Я чувствую, как ответы вибрируют в воздухе перед нами. Эмма протягивает ко мне руки, ее тепло на моей коже ощущается как тепло сильного огня. Но она не может рассеять мои сомнения. Я все еще чувствую, что невидимые глаза спокойно наблюдают за нами. Я осматриваю поле, надеясь в глубине души заметить преследователя, в которого я могу выстрелить. Но мы одни.

Я выполняю просьбу Эммы, когда я уже не могу больше бороться с желанием узнать больше, и мы идем к зданию. Вскоре мы внутри. Я открываю ржавую дверь, и мы идем исследовать помещение. Пол в доме обработан так же, как в доме Мод в Клейсуте, только поверхность сделана не из дерева, а из гладкого материала, который я никогда раньше не видел. Несмотря на слой пыли и грязи, который его покрывает, можно понять, что он гладко отполирован, и в нем отражается свет от наших факелов. Мы находим также умывальник, в который, после того как мы поворачиваем кран, течет вода ржавого цвета. На потолке висят своеобразные ветки, которые освещают дом, когда Эмма нажимает что-то на стене. Это место наполнено магией. Я уверен, что его построили не человеческие руки.

— Такое возможно? — спрашивает Эмма, которая осматривается в прихожей. — Я так хочу рассказать об этом остальным. Ты можешь представить, что бы у нас было, если бы мы все вместе перебрались бы через Стену? У нас была бы волшебная вода, магический свет и….

С режущим ухо звуком открывается дверь. Эмма прижимается ко мне. Две фигуры стоят на входе. Вокруг них в воздухе висит пыль. В руках они держат узкие, вытянутые инструменты, и почему-то я знаю, что ничего не смогу сделать с луком и стрелами против них.

— Слава богу, что оно еще не нашло вас, — объясняет один из них.

У него шрам на лице, который начинается под левым глазом и исчезает в густой бороде, и совершенно лысый череп. Мужчина рядом с ним выглядит гораздо моложе и гладко выбрит. Но они оба старше меня. Так как я никогда не видел мужчин старше восемнадцати, они кажутся мне старыми. Они оба носят одинаковую одежду: черные штаны и черную куртку, на груди которой видна красно-белая буква «F», заключенная в треугольник.

— Вы одни? — спросил бородатый.

Эмма и я одновременно закивали.

— Что-то есть в этой местности. Что-то опасное. Вам повезло, что мы нашли вас раньше.

— Что-то? — спрашиваю я.

Больше я не могу говорить, так как мой голос дрожит.

— Здесь небезопасно, — говорит он. — Пойдемте с нами.

Он подходит к нам, хватает Эмму за локоть и хочет потащить ее.

— Убери от нее руки, — бросаю я.

Он разворачивается так, что его лицо прямо передо мной. Из-за шрама его глаз затянут белым, и это беспокоит меня.

— Если ты знаешь, что хорошо для тебя и твоей подруги, тогда заткнешь пасть и позволишь нам отвести вас в безопасное место. Но если хочешь сгореть, тогда не делай ничего и оставайся здесь.

Сгореть. Обугленные тела. Мы первые, кто перебрались через Стену и встретили этих спасителей, одетых в черное. Первые, кто избежал смерти, которая настигала всех?

Бородатый напирает.

— Итак, Ромео? — мне требуется пара секунд, чтобы понять, что он разговаривает со мной. — Что ты решил?

Я смотрю на Эмму. Ее лицо не выражает ничего, кроме страха, и я уверен, что выгляжу так же. Она слегка кивает, берет мою руку и сжимает ее.

— Мы идем с вами, — говорю я мужчине.

— Хорошо. Тогда поторопимся, у нас не так много времени.

На улице на холме нас ожидают два странной формы аппарата на колесах. Они одинаковы по форме и цвету и достаточно большие, чтобы вместить несколько человек, но довольно малы для дома, несмотря на то, что у них есть двери и окна. Бородач вытаскивает маленькую коробочку из кармана штанов. Она чуть больше его ладони, но он разговаривает с ней, словно с человеком.

— Мы дальше, — объясняет он. Через секунду аппарат отвечает ему. — Тогда увидимся в Центре, Марко.

Из окна аппарата кивает мужчина, и у меня чувство, что бородатый только что разговаривал с ним. Клетка на колесах, в которой сидит мужчина, издает гул и начинает двигаться в сторону леса, из которого пришли я и Эмма. Она быстрее всего, что я когда-либо видел, просто нереально быстрая. Я моргаю, и она исчезает. Мы следуем за Марко на холм.

— В машину, — приказывает он и открывает заднюю дверь.

Аппарат, который он назвал машиной, тревожит меня, и я не уверен, что хочу последовать за ним. А если это всего лишь трюк? Что, если они только говорят, что хотят нам помочь, а на самом деле хотят убить? Напарник Марко толкает меня сзади, но я не двигаюсь.

— Почему вы нам помогаете?

Марко переступает с одной ноги на другую, все еще держа дверь от-крытой.

— Я не думаю, что вам нужно со мной об этом разговаривать. Кроме того, у нас нет на это времени. Но если вы сядете в машину, я смогу отвезти вас к человеку, который ответит на все ваши вопросы.

Ветер снова приносит запах гари.

— Поехали уже, Марко, — говорит другой мужчина. — Мы должны исчезнуть отсюда. Я не хочу рисковать жизнью только потому, что эти двое настолько тупые, чтобы спасти свои.

Мужчины садятся в машину. Марко опускает стекло и смотрит на меня здоровым глазом.

— Последняя возможность, Ромео.

Почему он постоянно так меня называет? Я хотел было его поправить, но Эмма касается моей руки.

— Я думаю, нам стоит сесть, — говорит она.

— Я не доверяю им. Мы не знаем, кто они и как нас нашли. Если они могут нас спасти, почему не сделали этого с другими, кто перебрался через Стену?

Эмма убирает прядь за ухо.

— Я не уверена, но ты знаешь, что случится, если мы останемся здесь. Я чувствую гарь. Мы оба видели тела. И они сказали, что отвезут нас к человеку, которые все объяснит. У нас есть выбор?

Машина гудит, и Марко дергает нас еще раз.

— Я не могу больше ждать. Сейчас или никогда.

Я избежал Похищения и возможно, только возможно, я могу избежать и сгорания. Но Эмма не может, и я это знаю.

— Мы с вами, — говорю я и сажусь в машину.

Эмма делает то же самое. Марко говорит что-то своему партнеру, но переднее сидение отделено стеклом, и слова звучат приглушенно и слабо. Но я слышу, как машина гудит под нами. Эмма прижимается к моему плечу, и в следующую секунду мы уже едем.

 

Глава 12

Машина подпрыгивает на неровной дороге, и мы подпрыгиваем вместе с ней. Я обхватываю Эмму рукой и вновь думаю о странном свете в комнате Мод. Сомнения не оставляют меня: она знает о том, что за Стеной. Но я пробую убедить себя, что это невозможно. Если она все время знала… Мне не нравится думать о том, что это значит.

Машина замедляет ход, и мы стоим перед стеной. Не нашей Стеной, а другой. Эмма и я все время в заключении, и в Клейсуте, и здесь, за Стеной. На переднем сиденье Марко вновь говорит в свой аппарат.

Происходящее дальше кажется невозможным. Небольшая часть стены приходит в движение и мягко отходит в сторону. Перед нами освобождается проем, свободный проход прямо в середине стены.

Эмма приподнимается:

— Ты это видел?

Я киваю, пораженный, как после удара громом.

— Ты думаешь, мы тоже так могли? У нас в Клейсуте. Может, в нашей Стене тоже есть проход, который открывается, и мы просто не смогли его найти?

Но у меня нет возможности ей ответить, так как мы снова едем, и на этот раз так быстро, что мне становится плохо.

Мы едем по черной застывшей реке, такой прямой и ровной, что я начинаю думать, настоящая ли это река. На небе серые облака. Трава сухая. Здесь царит огромное пространство, которое простирается все дальше и дальше. Я спрашиваю себя, где его границы, и думаю, какой Клейсут маленький по сравнению с ним.

Мы проезжаем мимо бревенчатых жилых домов и разрушенных зданий. Эмма показывает на уставшие грязные лица людей. Это место похоже на Клейсут. Запавшие глаза и земляные холмики говорят о том, что здесь есть кладбище. Дальше по улице после кладбища мы видим двух юношей, которые несут ведра с водой. Мышцы на их руках напряжены. Я могу представить, с какими мозолями на руках они вернутся домой. Или, если они делают это часто, их ладони совсем огрубели.

Еще долго мы едем дальше, не встречая по дороге людей. Наконец на горизонте показывается лес, высокие деревья тянутся к облакам. Над ними неясный свет в форме зонта или перевернутой миски, который отражает солнечные лучи в сторону машины. Когда мы приближаемся, я понимаю, что это не деревья, а здания — сотни разных по размеру домов, которые стремятся в высоту, к сверкающему изгибу.

Марко на огромной скорости направляет машину к сияющему барьеру. Он снова что-то говорит в аппарат, и снова появляется проход.

Добро пожаловать в Теам, значится на табличке перед нами, первый город-купол.

Теам не похож ни на что из виденного мной раньше. Мне все время кажется, что вот-вот я проснусь в своей кровати в Клейсуте и пойму, что это всего лишь сон, начиная с посещения дома Мод. Я быстро моргаю. Щиплю себя за руку. Но не просыпаюсь.

Даже от размеров Теама захватывает дух. Кажется, дома такие высокие, что могут обрушиться на нас. Становится понятно, что застывшая река, по которой мы ехали, на самом деле дорога с черной, твердой поверхностью, совершенно не похожая на наши дороги. Пока мы едем через город, улицы раздваиваются и увеличиваются, образуя сложный рисунок, по которому движутся машины. По кабелям, которые висят над нами, развешены длинные линии серебряных кастрюль, на боку которых написано слово троллейбус. Я пытаюсь произнести это слово про себя, чтобы понять, как его выговаривать. Эмма и я не обмениваемся ни словом. Мы слишком заняты тем, чтобы рассмотреть все с вытаращенными глазами.

Все здесь сделано из материалов, которых я никогда раньше не видел. Освещение здесь ярче, чем все факелы и свечи из Клейсута, вместе взятые. Что-то освещает улицу, по которой мы едем. Еще что-то размещено на фасадах зданий и очень быстро высвечивает слова и символы. И люди, вокруг люди. Они идут, разговаривают, выходят из зданий и входят в них. Она носят странную одежду. Многие женщины ходят в неудобной на вид обуви с приподнятой пяткой и носят сумки, которые кажутся непрактичными, потому что они слишком маленькие или слишком большие. Я не могу перестать рассматривать все это.

Помимо всего, что я не понимаю — новые формы, звуки, материалы — больше всего мне бросается в глаза одно: мужчины.

Они вокруг, и их так же много, как и женщин. Многие молоды — моего возраста или дети — но я вижу и взрослых мужчин от средних лет до стариков. У них морщины на лицах и седые волосы, кожа сухая как пергамент, а глаза выглядят уставшими. Это так странно и волнующе.

Мы едем дальше мимо зданий и останавливаемся на площади, где стоят мужчины в такой же черной форме, как у Марко с его напарником. Позади них находится золотая статуя, такая же, как эмблема у них на груди. По площади вьется невероятно длинная очередь жителей города. Многие мужчины в черной форме держат в руках такие же узкие предметы, как Марко и его партнер. Только эти мужчины направляют их на толпу. Я узнаю эти жесты. Они целятся. В людей. Предметы, которые они держат в руках — это оружие. Позади статуи на гладкой поверхности старого здания светятся слова: Сегодня выдача воды. Только районы 13 и 14. Предъявляйте карточки установленного образца.

Толчок, мы снова движемся, и площадь остается позади. Следующая улица, видимо, главная в городе. Я никогда не видел так много людей. Я думаю, почему бедные жители деревни не могут тоже жить здесь, в этих безупречных зданиях под сияющим куполом. Возможно, в городе больше нет места, или недостаточно воды. Мысли тревожат. В Клейсуте всегда выпадает достаточно осадков, наше озеро и родники никогда не пересыхают. А нас только пара сотен.

Дорога тянется между двумя зданиями, которые так высоки, что достают до самого купола. На каждом здании огромное изображение мужчины, который смотрит на нас. На глазах у него необычная твердая повязка в черной толстой оправе. На шее спускается на грудь странная узкая лента. Изображение обрезано по грудь, но можно понять, что у мужчины сутулые плечи. Он выглядит таким хилым и хрупким, будто легкий ветерок может подхватить его и унести.

— Как ты думаешь, они нарисованы? — спрашивает Эмма и показывает на мужчину. — Они одинаковые и кажутся такими реальными.

— Может, это и не рисунки.

Вместе мы еще раз смотрим на изображения. Под ними написано «Харви Малдун» и ниже еще много слов более мелкими буквами. Я могу прочитать их, только когда Марко останавливает машину, чтобы пропустить переходящих дорогу людей. «Разыскивается за преступления против АмОст, в том числе обвиняется в шпионаже, мятеже и государственной измене, в преступлениях против человечества, включая пытки, убийства и неэтичный научный подход».

Большинство слов мне незнакомо, но я понимаю достаточно, чтобы встревожиться. Благодаря законам, которые установил и поддерживает Совет, в Клейсуте очень мало преступлений. В наших рукописях есть только одна запись о попытке убийства, которая не удалась.

Я снова смотрю на Харви и пытаюсь понять, как один человек может совершить так много ужасных преступлений. Для этого он выглядит слишком слабым. Конечно, после того, как я прочитал описание, мне кажется, в его глазах есть что-то больное и сумасшедшее. Мне не нравится, как его глаза преследуют меня, пока мы едем. Эмма пугается, и я не могу по-другому.

Мы покидаем переполненную улицу, едем еще пару минут дальше, и достигаем здания, которое выглядит роскошнее всех остальных. Оно стоит в центре совершенно ровной лужайки, каждая травинка которой подстрижена. Все пространство окружено металлическим забором такого красивого и изящного рисунка, что Блейн в Клейсуте потратил бы всю жизнь, создавая его.

Само здание тоже безупречно. Некоторые его части выпуклые, и в них вставлены арочные окна, а другие части образуют причудливые ниши. Крыша имеет несколько уровней и выглядит как лестница в небо. Форма здания причудлива и блистательна, и я могу прочитать на нем слова «Центр объединения».

Когда мы проезжаем через ворота, мужчина в черном кивает Марко. Марко поворачивает машину от здания, и мы спускаемся под землю в огромное помещение, заполненное машинами. Когда наша поездка с грохотом заканчивается, Марко выходит из машины, открывает ее заднюю дверь и садится рядом с нами.

— Меня зовут Марко, а это Пит, — движением головы он указывает на своего напарника, который стоит рядом с машиной. — Простите, что не представились раньше, но это было опасно.

— Здесь я тоже не чувствую себя в безопасности, — думаю я вслух. Изображения разыскиваемого преступника, дозированная вода и бойцы, которые направляют оружие на людей, все еще стоят перед моими глазами.

Марко фыркает: «Понятно, не пытайтесь нас благодарить. Мы всего лишь спасли вам жизнь».

— Спасибо, — говорит Эмма. Она выбирается из моих объятий и протягивает Марко руку. — Я Эмма, а это Грей. Он, кажется, совсем позабыл о хороших манерах.

Марко улыбается ей, но мне не нравится, как его рот кривится из-за шрама и как он осматривает Эмму с ног до головы.

— Возможно, я смогу быть повежливей, если нам хоть что-то объяснят, — говорю я. — Я все еще не знаю, где мы. Или почему мы первые спасены из тех, кто перелез через Стену.

— Как я уже сказал, я не могу говорить об этом, — отвечает Марко и встает. — Но как только вы приведете себя в порядок, мы отведем вас к Франку. Идемте.

Эмма и я выходим из машины.

— Кто такой Франк?

— Единственный, кто удерживает эту разваливающуюся страну.

Я не понимаю разницы между деревней, городом и страной. Но, судя по тому, что я сегодня увидел, страна — это огромный город, точно как большую деревню называют городом. Или даже что-то еще большее.

— И у него есть ответы на наши вопросы?

— Да, — отвечает Марко. Он крутит оружие в руках. — Здесь мы разделимся, — добавляет он. — Эмма, ты идешь с Питом. Грей, тебе прямо.

— Эмма останется со мной, — объявляю я.

— Это очень трогательно, Ромео, но так не пойдет, — снова это имя. Я хочу его поправить, но он продолжает. — У мальчиков и девочек разные душевые комнаты. Как-то так.

В Клейсуте нет отдельных уборных. Это глупо, потому что непрактично. Так много строить, ремонтировать и обслуживать.

— Все в порядке, — говорит мне Эмма. — Со мной все будет в порядке.

Я киваю утвердительно, несмотря на то, что мне было бы намного спокойнее, если бы она была рядом со мной. Все в этом месте вызывает у меня холодок по коже. И мы все еще не получили ни одного ответа, только еще больше вопросов. Если Эммы нет рядом со мной, я не могу гарантировать ее безопасность. Оглянувшись, я вижу, как она исчезает с Питом. Марко и я идем в противоположную сторону.

— Ну, уже жалеешь, что перебрался через Стену? — снисходительно спрашивает Марко. Он идет впереди меня, но я могу поспорить на недельный запас пищи, что он злорадно ухмыляется.

Я делаю мрачное выражение лица.

— Совсем нет. К тому же я не был похищен, несмотря на то, что была моя очередь. Поэтому стоило попытать себя за Стеной.

Он застывает.

— Расскажи-ка еще раз. Ту часть про Похищение.

— Меня не забрали, несмотря на то, что была моя очередь.

Медленно он разворачивается ко мне. Он кажется таким же ошарашенным, как я, когда только что увидел Теам.

— О чем ты говоришь?

— Я говорю о том, что я единственный юноша в Клейсуте, который остался там после восемнадцатого дня рождения.

— Это невозможно, — открывает он рот.

Почему он считает это невозможным? Почему он вообще знает о Похищении? Холодный ужас охватывает меня.

— Это не невозможно, — объясняю я. — Мой брат-близнец исчез, а я остался.

— Брат-близнец? — с трудом переводит дыхание Марко. Он проводит рукой по затылку, смотрит в проход, а затем снова на меня. — План меняется, — говорит он. — Сюда.

И бежит по проходу туда, откуда мы пришли. Я прикладываю все силы, чтобы хоть как-то поспевать за ним. Мы бежим через проход, затем вниз по лестнице, поворачиваем за угол. Я теряю ориентацию, но одно ясно: «Центр объединения» внутри не имеет ничего общего с внешней стороной здания. Стены сделаны из серого камня. В расщелинах между ними пыль, и мох облюбовал мокрые углы. Проходы освещены висящими на потолке плоскими световыми панелями, которые дают неестественный голубоватый свет.

Мы спускаемся по последней лестнице и входим в узкий коридор. В воздухе в три раза больше влаги, чем раньше. На табуретке сидит мужчина в черном. Слева и справа такие низкие двери, что через них невозможно пройти, не нагнувшись.

— Все занято, — выкрикивает мужчина.

— Тогда посади его к кому-нибудь, — говорит Марко. — К нашему парнишке Бозо, Клоуну. Там хорошее общество для него. — Марко со всей силы толкает меня к мужчине и бежит назад по проходу. Он кажется испуганным еще больше, чем раньше.

— Куда он?

Мужчина ничего не отвечает и тащит меня к двери на другом конце коридора. Он прижимает палец к металлической пластине, и дверь отъезжает.

— Мне жаль, малыш, — говорит он мне. — Этот парень немного не в себе.

Затем он швыряет меня внутрь. Там темно, пахнет плесенью и мочой. Дверь закрывается за мной. Наконец, когда металлическое дребезжание заканчивается, мне становится ясно, что я в тюремной камере.

 

Глава 13

Сначала меня охватывает паника. Торопливо рвусь к двери. Когда не могу ее найти, оседаю на пол и прижимаю руки к груди. Я не должен был доверять этим людям. Возможно, Марко планировал это все время. Возможно, он никогда не собирался нам помогать. От мысли, что Эмма сидит в такой же камере, что ее держат где-то в этом огромном здании, а я беспомощен и не могу ей помочь, у меня холодеет в груди. Я яростно бью по двери.

— Если ты будешь беситься, пользы от этого не будет. Ты же знаешь, ты знаешь… — раздался голос из угла.

Я забыл, что у меня есть сокамерник. Я не могу разглядеть его лицо, но мне все равно.

— Ты новенький, — говорит он и стучит в темноте пальцами по камню. Смешной ритм, неправильный такт. Словно пальцы стучат против своей воли и ударяют слишком рано. — Из какой ты группы?

— Что? — у меня нет настроения для разговоров, особенно с сумасшедшим, которого называют «клоуном». Я слышал, как скривился Марко, когда язвительно называл его прозвище.

— Группа, — повторяет мужчина. — Из какой группы? А? Б?

— Слушайте, вы, — рычу я, потому что на самом деле не знаю, о чем он говорит, — я не принадлежу ни к какой группе. И я не из Теама.

Шаркая, он выходит из своего угла, согнувшись из-за низких потолков. Его освещает слабый свет, который попадает в камеру из маленького окна на двери. Мужчина слабый, тощий и старый — старее всех людей, которых я видел. Складки и морщины покрывают его лицо с седой запачканной бородой. Глаза выглядят так, как будто он неделю не спал, а одежда поношенная и рваная. Темные штаны висят лохмотьями на бедрах.

— Аутсайдер? — на его лице играет сумасшедшая ухмылка. — Тебе нравится там? За городом? — Снова его пальцы играют с камнем и усердно стучат по нему, пока он говорит.

— Там было лучше, чем здесь, — отвечаю я.

На это замечание мужчина реагирует страшным хихиканьем. Затем он задирает голову как дикая собака и воет.

— Я могу тебя понять, — говорит он. — У тебя есть чувство юмора.

Я не верю, ему и даже не пытаюсь быть веселым. Он улыбается во весь рот, а затем вновь начинает стучать по камню.

Позади нас, где-то в проходе, приближаются шаги, а потом я слышу, как охранники разговаривают. Я пытаюсь понять, что они говорят, но стук Бозо становится громче. Похоже, он намеренно старается заглушить разговор. Качается взад-вперед у стены, бормочет что-то про себя и поет.

— В одном ряду пять красных ягод, выращенных с любовью, чтобы потом съесть. В одном ряду пять красных ягод, выращенных с любовью, чтобы потом съесть.

Снова и снова он повторяет это сиплым голосом. Звучит почти как колыбельная. Слова отзываются эхом в нашей маленькой камере, и я уже не могу больше понять, что произносит он, а что отражается от стен.

— Ты можешь закрыть рот? — шиплю я. Он застывает, смотрит на меня и дергает себя за волосы. — Я хочу услышать, что они говорят. В конце коридора.

Ему, кажется, все равно. Стук и пение продолжаются, те же слова и ничего больше. Его руки так быстро двигаются по камням, что мой взгляд не успевает уследить за ними. Мне бросается в глаза, что на его черной изношенной верхней одежде красуется блеклый треугольник. Этот сумасшедший когда-то был таким же, что и люди в форме? Как Марко и Пит?

— В одном ряду пять красных ягод, выращенных с любовью, чтобы потом съесть. В одном ряду пять красных ягод, выращенных с любовью…

— …чтобы потом съесть, — перебиваю я его. — Я понял. А теперь заткнись.

Он прекращает стучать и сидит прямо, так что его голова почти достает до низкого потолка. А затем скользит по полу как паук, пока не оказывается прямо передо мной. Его лицо теперь так близко, что я могу почувствовать его несвежее дыхание.

— Ты знаешь песню? — спрашивает он, и его нос дотрагивается до моего.

Я отталкиваю его.

— Благодаря вам я отлично знаю первые две строчки.

Он оседает: «А остальное?»

Я качаю головой. Он снова начинает стучать и петь, но не возвращается назад в свой угол. Я отстраняюсь от него, прикладываю ухо к двери и прислушиваюсь к охранникам, но не слышу ничего, кроме шагов. Они становятся громче, пока не останавливаются перед нашей камерой. Кто-то пытается открыть дверь. Бозо обнимает колени руками и качается взад-вперед.

— В одном ряду пять красных ягод, выращенных с любовью, чтобы потом съесть.

Затем лязгает засов, и яркий свет падает в камеру.

Бозо поет громче: «В одном ряду пять красных ягод, выращенных с любовью, чтобы потом съесть».

— Ты, малыш, — зовет меня голос из коридора. — Тебя требуют наверх.

Охранник заходит в камеру и хватает меня под локоть. Бозо начинает кричать: «В одном ряду пять красных ягод, пять красных ягод, пять красных ягод, ягодягодягодягод!

— Эй! — кричит охранник и идет в сторону старика. Его сапог упирается в выцветший треугольник на груди Бозо и толкает его в угол.

Охранник захлопывает дверь и тянет меня за руку. На мгновение становится тихо, а затем снова начинается усердный стук и следующее за ним пение. Мы заворачиваем за угол, и я больше не слышу Бозо. Но я знаю, что он все еще поет — о ягодах и о любви, которые никогда не освободят его из этой сырой камеры.

Рабочий кабинет Франка правильной прямоугольной формы и тщательно убран. Невозможно понять, какие вещи используются, а какие здесь просто для украшения. Охранник приказывает мне сесть на стул, который стоит перед увесистым письменным столом из красного дерева, и ждать. Я откидываюсь на спинку и рассматриваю потолок.

Непонятно, как потолок может быть сделан так ровно. Идеально выточенные квадратные панели покрывают комнату над моей головой. В центре висит тяжелый предмет с отростками, в каждом торчит свеча. Эти свечи не мерцают и не плавятся, поэтому комната равномерно освещена.

Вещи тщательно расставлены: шкаф около огромного окна, цветок перед темно-фиолетовыми шторами. Даже бумага, которая лежит на письменном столе, аккуратно подложена под каменное пресс-папье. На стенах висят картины, вставленные в сверкающие на свету рамы. На одной из картин изображена семья: родители и двое мальчиков стоят спиной к блестящему черному стулу. Она не похожа на другие картины, которые тщательно нарисованы кистью, и виден холст. Скорее она подобна изображению Харви в Теаме. Возможно, это все же рисунок, но он кажется слишком реальным. Мать положила руку на плечо юного сына, пока все остальные рассматривают что-то интересное за рамой. Там, где они стоят, солнечно и ветрено, волосы матери развеваются. Я спрашиваю себя, не Франк ли отец на рисунке.

Позади меня распахивается дверь. Вошедший мужчина определенно не отец с этого реалистичного рисунка. У него морщинистая кожа, как будто он много времени провел на солнце. Щеки слегка обвисшие, носогубные складки глубокие, губы потрескавшиеся. Над ушами немного седых и редких волос. Он невысокий и худой. Ничего в нем не говорит о том, что он может что-то мне объяснить.

— Грей, правильно? — говорит он и, улыбаясь, протягивает руку. Его губы окружает множество тонких морщинок. Голос мягкий, как хлопок, и гладкий, как масло. Я сразу чувствую себя уверенно. Возможно, я узнаю, наконец, правду. Этот человек со старым лицом и аккуратно сложенными бумагами, может быть, знает ответы. Все равно я медлю, прежде чем пожать ему руку.

— Ах, да. Почему ты должен мне доверять? Мы же забрали тебя из внешнего кольца, не дали никаких объяснений и бросили в камеру, — он прикладывает палец к губам и садится. — Моих объяснений будет недостаточно после того, как мы встретили тебя, Грей. Тебя и твою подругу.

— Эмма.

— Да, Эмма. Вы двое — единственные, кого мы смогли спасти за все это время, поэтому протокол для таких случаев еще не отработан. Марко опрометчиво отреагировал на очень интересную информацию, которую ты ему дал. Но ты должен знать одно: если бы я смог все начать заново, в твоем пребывании в Теаме не было бы камеры. Совсем не было бы.

Из прозрачного кувшина он наливает две кружки воды и протягивает мне одну. Так как я с самого восхода ничего не пил и не знаю, как тяжело с водой в Теаме даже для такого как Франк, я беру кружку и жадно пью. Франк пригубил свою воду элегантно, как подобает. Его глаза улыбаются. Я отставляю кружку.

— Так, значит, вы Франк, — говорю я.

— Дмитрий Октавий Франк, — снова протягивает он руку, и на этот раз я пожимаю ее. У него длинные и тонкие пальцы, крепкое рукопожатие.

— Грей Везерсби.

— А, понимаю, — снова этот жест, когда он прикладывает палец к губам.

— Что понимаете?

Он ставит локти на стол и складывает руки друг к другу, так что соединяются сначала мизинцы, а затем безымянные и остальные пальцы. Пока он думает, его пальцы волнообразно двигаются. Он смотрит мимо меня, кажется, его мысли далеко отсюда. Мое терпение быстро истощается.

— Послушайте, забудьте камеру, Марко и все остальное. Я принимаю извинения. Я не могу просто сидеть здесь, пока вы играете пальцами. Мне нужно найти Эмму. А затем мне нужно назад в Клейсут, рассказать людям, что есть еще много всего, и помочь им выбраться. Вы могли бы ждать на этих «машинах», пока они перелезают, и тогда мы могли бы…

— Мы пробовали это, Грей, — тихо говорит он. Его взгляд все еще направлен на что-то позади меня. Где-то между мной и другим концом комнаты находится что-то интересное. — Мы пробовали… Как я могу тебе объяснить?

Мне хочется кинуть мою кружку в стену и посмотреть, как она разобьется: «Просто скажите. Меня это все уже достало. Скажите мне, наконец».

— Это непросто объяснить, — он молчит и смотрит на стол. — Господи, надеюсь, со временем станет проще. Но пока это так же тяжело, как в первый раз.

Сейчас он смотрит на меня, а не мимо. Выражение его лица кажется печальным, как у моей матери в день, когда она в последний раз закрыла глаза. Глаза Франка изменились, как и ее глаза тогда.

— Ты видел плакаты по дороге сюда. Плакаты о розыске.

Ясно, что он ждет, когда я кивну.

— Харви Малдун — ученый, и, говоря правду, лучший в этой стране со времен второй гражданской войны. Много лет назад Харви начал то, что можно назвать экспериментом. Он хотел изучить сущность человечества, строение общества и не знаю что еще. Мы немногое знаем. Мне ясно, что долгое время у него были добрые намерения, но с самого начала его работа была неэтична. Когда мы узнали, что он делает, мы пробовали его схватить. Он сбежал. Но его эксперимент, процессы, которые он запустил, действовали дальше. Часть из них еще действует, хотя уже долгое время ноги его не было в Теаме.

В моем горле застрял ком, такой огромный, что я не мог глотать.

— Что вы имеете в виду?

— Я говорю, что Клейсут…

Я думаю, что понимаю, что он имеет в виду. Но это не может быть правдой.

— Все не так, как ты думаешь.

Нет.

— Все, что ты знаешь: твой мир, люди вокруг тебя…

Это просто не может быть правдой.

— … это эксперимент Харви. Клейсут был и есть эксперимент.

Нет. Нет.

— Нет, — последнее вырывается из меня. — Это все… Кто-то сделал? Кто-то построил Стену? И посадил нас внутрь? — мои руки дрожат.

Франк опускает глаза. Он берет лист бумаги со стола и пишет на нем шесть букв. Laicos.

— Клейсут только эксперимент, Грей. В немногих документах, которые мы смогли найти, Харви отмечал его как проект «Лайкос». Больше мы ничего не знаем. Мне очень жаль.

Я так крепко сжал руки в кулаки, что костяшки побелели.

— Я убью его, — говорю я, не замечая, как эта мысль появилась в моей голове.

Если моя реакция и удивила Франка, он не показал этого.

— Не могу отрицать, что сделал бы то же самое, сынок. Теам очень сильно пострадал из-за Харви. Когда мы попытались его схватить, он убил наших людей, объяснив это самообороной. После его побега его люди похитили наши запасы, и еще нескольким перерезали горло. Наше положение здесь достаточно скверное, и Харви может сделать его еще хуже. Возможно, тебе поможет, если ты немного больше узнаешь о нашей истории и о роли Харви.

Он делает еще один глоток воды и продолжает.

— До землетрясения, наводнения и второй гражданской войны наша страна была единой, огромной и обширной. Сейчас мы разделены на Восток и Запад. Здесь, на Востоке, особенно в Теаме, я пытаюсь восстановить порядок, и очень многое удалось. Большую часть своей жизни я потратил на то, чтобы придать Теаму сегодняшний облик. Эта страна потеряла много людей во время войны, дешевое сырье, за которое и шла борьба, пресную воду. Сейчас воды достаточно, если мы будем ее экономить. Я даю моему народу воду. Орден Франка обеспечивает им безопасность, — он кладет руку на красный треугольник на своей форменной одежде.

— Мы держим предателей с Запада в безвыходном положении, Грей. Годы назад они нарушили границу и напали на нас. Хотя самые страшные бои уже позади, они все еще атакуют нас. Харви помогает им, как будто мало того, что он уже натворил. В обмен на их защиту он продает им военные тайны, оружие и информацию. Он думает, если он внушит мне достаточно страха, я не посмотрю на его злодеяния. Он использует страх как оружие, но я не поддамся ему. Он ответит за все преступления, которые он совершил против нашего народа, в том числе и за Клейсут.

Франк массирует пальцами переносицу, и я понимаю, что рот у меня пересох. Слишком много всего случилось так быстро, что я не могу принять все сразу. Я пробую представить разъединенную страну, о которой говорит Франк. Теам по сравнению с Клейсутом кажется мне очень большим, и мысль о том, что существует что-то еще большее — страна, которая больше по размерам, чем Клейсут и Теам вместе взятые — не может уложиться у меня в голове. Война, о которой он говорит, кажется мне странной. О войне у меня представление как о беззаботной детской игре, о которой я вспоминаю: Блейн и я против Септума и Кроу. Мы стреляли друг в друга воображаемыми стрелами, пока кто-нибудь на нас не шикнет. История Франка совсем не игра.

Итак, Клейсут — эксперимент. Первые дети, о которых рассуждали мы с Эммой, никогда не были выброшены в разрушенном городе. Они никогда не теряли матерей во время урагана. Это Харви взял людей, как игральные кости на доске, и поместил их куда захотел. Мне стало ясно: все, что я делал, знал и говорил — неправда.

— А Стена? Обожженные тела? Похищение? — выпаливаю я. — Это все Харви? Это все часть проекта «Лейкос»? — это слово кажется.

Франк кивает.

— И вы не можете это предотвратить? Не можете просто забраться через Стену и освободить Клейсут?

— Мы пробовали, но потеряли слишком много людей из-за того, что охраняет Стену снаружи.

Мне хочется спросить, что это такое, но Франк продолжает, прежде чем я успеваю начать.

— У нас нет возможности бороться с тем, что Харви посадил с внешней стороны вашей Стены. Мы старались спасти тех, кто пробует перебраться через Стену. Мы наблюдали за вами со смотровых вышек, но до сегодняшнего дня не успевали добраться первыми. Ты и Эмма — вы первые, — он откидывается на спинку стула и дружелюбно улыбается. — Но, возможно, еще есть надежда, Грей. Со стороны Марко было глупо посадить тебя в камеру, но он сделал это, потому что ты сказал нечто очень и очень интересное. То, что он посчитал таким важным, что не смог решить сам.

Я опасаюсь повторить то, что я сказал Марко из-за того, к чему это привело в первый раз. Но голос Франка кажется успокаивающим. Его спокойный, озабоченный тон напоминает мне о моей матери. И все его объяснения кажутся намного логичнее всего, что Эмма и я обсуждали в Клейсуте.

— Я близнец, — объясняю я. — Мне восемнадцать, и меня не забрали.

Франк нагибается и показывает на меня.

— Точно.

— Что это значит?

— Это ты должен мне сказать, — добавляет он. — Мне это кажется довольно странным. Не настолько странным, чтобы я захотел отправить тебя в тюрьму, но это что-то означает. Если мы сможем понять, как или почему ты избежал Похищения, мы сможем спасти остальных.

Я мог бы рассказать ему о том, что я прочитал в тетради Картер, но я останавливаю себя на мысли, почему Марко и Франк знают о Похищении.

Но если ты не знаешь, что это означает, ничего страшного, — говорит Франк в ответ на мое молчание. — Мы можем это выяснить вместе. Я чрезвычайно занят, но могу тебя заверить, что Клейсут по важности на первом месте. Ты важен, Грей — для решения этой загадки. Я чувствую это. Ты можешь остаться в Теаме, даже здесь, в Центре. И Эмма тоже. Это самое малое, что я могу для вас сделать, если вы поможете объяснить это. Что ты думаешь?

Что я должен на это ответить? Эмма и я не можем никуда больше пойти. Я представляю Картер, которая за Стеной тоскует о дочери и мечтает быть с ней. В наших руках возможность добиться этого. Возможно, я и в самом деле ключик для того, чтобы закончить проект Харви. Так думать эгоистично и глупо, но я ничего не могу с собой сделать.

— Мы остаемся — отвечаю я. — И спасибо.

Франк улыбается, на его лице вновь появляются морщины. — Юноша, которого не похитили, живет в Центре. Это заставляет меня уважать себя — такая тайна и такая надежда.

Когда он вспоминает про Похищение, я вновь думаю, что он знает больше, чем рассказал мне.

— Насчет Похищения… Если Эмма и я — единственные выжившие из тех, кто перебрался через Стену, откуда вы знаете так много о Похищении?

— Я объяснял тебе, что большая часть проекта «Лейкос» продолжается и управляется дистанционно. Да, мы знаем, что молодые люди в восемнадцатый день рождения исчезают из Клейсута, потому что они посреди ночи появляются на нашем тренировочном поле и сообщают об этом. Пафф, и они здесь, как будто выросли из ниоткуда.

У меня, наверное, очень ошарашенный вид, так как Франк тихо смеется.

— Я тоже не понимаю, как это происходит, — говорит он. — Для нас это такая же тайна, как и для тебя. Возможно, твое пребывание здесь прольет свет и на это.

Я удивленно киваю. В моей голове мелькает мысль.

— Здесь? Пропавшие юноши появляются здесь?

— Везерсби, ты сказал? Правильно? — Франк перелистывает бумаги, которые достал из письменного стола. Он находит, что ищет, и подмигивает мне. — Блейн. В это время он должен быть в кафетерии и завтракать.

Я почти забываю дышать. Франк жестом предлагает мне встать и кладет руку на плечо. Его ладонь теплая и успокаивает. Он меньше чем я, поэтому ему приходится поднять голову.

— Пойдем, найдем твоего брата, — говорит он.

 

Глава 14

Франк идет впереди. Мы проходим через ряд коридоров, и ему приходится открывать множество дверей, поднося ладонь к коробке серебряного цвета рядом с дверью. Проходы одинаковые и хорошо освещены. Пол везде покрыт коврами, рисунок на которых повторяет треугольный символ Ордена Франка. Он повторяется в различных оттенках красного, которые соединяются между собой и образуют странный узор.

Наконец мы стоим перед высокой двойной дверью, которая, как я предполагаю, скрывает за собой столовую. Что-то тихо пикает. Франк подносит руку к уху и нажимает на маленький прибор, который висит на ушной раковине. Подняв палец, он дает мне знак подождать, начинает ходить туда-сюда по коридору, утвердительно мычит и коротко кивает. Я понимаю, что он разговаривает с кем-то через этот прибор.

В конце разговора он говорит: «Собери всю команду. Если это правда, это фантастически удачное время. Я хочу, чтобы люди выступили, самое позднее, утром. И, Эван, собери совещание. Я скоро присоединюсь.

Аппарат снова пикает, и Франк опускает руку.

— Извини, — говорит он.

Я показываю на его ухо: «Что это?»

— Просто аппарат, через который мы — Орден — можем разговаривать между собой, если мы далеко друг от друга. Ты познакомишься здесь со всеми новыми технологиями. Харви не создал вам никаких современных условий.

Я не совсем его понимаю, но киваю. Франк кладет мне руку на плечо.

— Мне очень жаль, но у меня новая проблема. Найди своего брата и обязательно поешь. Я позабочусь, чтобы кто-нибудь проводил тебя потом в твою комнату.

Я киваю. Когда Франк убирает руку с плеча, я хочу, чтобы он вернул ее обратно. В этом чужом мире он придает мне уверенности.

— Мои разведчики думают, что Харви видели рядом с Теамом, — говорит Франк и идет вперед спиной по коридору, так что я все еще вижу его во время разговора. — Если мы сделаем все быстро, мы сможем его поймать. Но тсс, я тебе ничего не говорил.

Он подмигивает, поворачивает за угол и исчезает. Я толкаю рукой двойную дверь и оказываюсь в столовой. Здесь несчетное количество столов и еще больше стульев. Каждый предмет мебели сделан так ровно и так похож на другие, что я непременно должен познакомиться с изготовившим их мастером. Вокруг суетятся бойцы Ордена. Большинство из них занято едой. Другие стоят в очереди, чтобы взять еду с длинного стола в конце зала. Картина напоминает мне праздничный ужин во время церемонии Похищения.

От запаха горячей еды мой живот урчит, но еще никогда голод не мог отвлечь меня от цели. Блейн здесь. Я остаюсь рядом с дверью и осматриваю толпу, которая кажется морем черных костюмов. Все бойцы Ордена выглядят похожими друг на друга. И вдруг я его вижу. У него коротко подстрижены волосы, но это он. Как и все остальные, он в форменной одежде Ордена. Он смеется над чем-то.

Я чувствую себя снова целым и бегу к нему через зал. Когда мне осталось всего несколько столов, он замечает меня.

— Грей! — выкрикивает он. А затем вскакивает из-за стола и проливает воду на колени. Мужчины вокруг пригибаются, как будто поднос летит в них. Затем я чувствую, как Блейн крепко обнимает меня, и почти плачу, потому что думал, что мы больше никогда не увидимся.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает он и трясет меня.

— Это длинная история.

— Не могу в это поверить! Я рад видеть тебя, но как ты… Этого не может быть!

Я улыбаюсь так широко, что щеки начинают болеть, и не могу остановиться. Видеть его полную растерянность так весело.

— Ты… ты перебрался через Стену? — спрашивает он тихо.

— Да, и Эмма пошла за мной, — говорю я, все еще улыбаясь.

Я думал, это невозможно, но на его лице появляется еще более озадаченное выражение. Мне хочется задать ему кучу вопросов о том, что случилось после его появления здесь, о спрятанном от меня письме, но сейчас я просто наслаждаюсь его потрясением.

— Эй, Блейн, — кричит кто-то позади него. — Куда подевались твои манеры? Не хочешь представить нам своего маленького брата?

Маленький брат. Никто не знает, что мы близнецы. Блейн возвращается к реальности.

— Ну, не так уж и нужно представлять тебя, Септум.

Я вытягиваю шею, чтобы посмотреть за спину Блейна. Там сидит Септум Тейт с коротко стрижеными волосами и выглядит точно так же, как и пару месяцев, назад, когда он был похищен.

— Привет, Грей, — Септум улыбается мне, хотя его рот наполнен хлебом. Позади него дружелюбно кивает мне Кроу Феникс. Моя челюсть падает на пол.

— Вы тоже здесь? — заикаюсь я. Франк рассказал мне об этом, но все равно сложно поверить.

— Все здесь, — объясняет Кроу. Когда он улыбается, на его щеках появляются ямочки. — До тех пор, пока не попадают на службу.

Позади него я узнаю еще несколько лиц, а затем и еще дюжину других.

— Служба?

— У Франка слишком много дел, — говорит Блейн. — Мы помогаем Ордену решать простые задачи, пока он занят сложными.

— И что это за задачи?

Септум откусывает большой кусок хлеба и дальше невнятно говорит с полным ртом. — Например, раздача воды или агитация.

— И во время этого погибают люди?

— Во время раздачи воды — нет, — объясняет Блейн. — Но агитационные акции становятся в последнее время опаснее. Ходят слухи, что последователи Харви выигрывают. Мятежники здесь, на Востоке.

Итак, они это знают. Они знают все.

— Вредные паразиты, — бормочет Кроу и плюет в пустую тарелку. — Этот мужик просто ужасен.

— Ты имеешь в виду обычных паразитов, — вставляет Септум. — Примитивные, хитрые и коварные.

— Нет, я имею в виду самых вредных паразитов, таких как черви, крысы.

Септум задумчиво тянет: «Подожди-ка, кажется, эти слова обозначают одно и то же».

— Конечно, нет, — выдает Кроу и закатывает глаза. — Паразит может быть и комплиментом. Я имею в виду чистую грязь. Харви. Сброд.

Пока они спорят, Блейн хватает меня за руку.

— Пойдем. Нам надо поговорить, — говорит он.

Он тянет меня от стола, и мы покидаем столовую через боковой выход, который ведет к круглой высокой стене Объединенного Центра во внутреннем дворе. Утренний воздух все еще холоден и влажен, и вокруг никого. Меня охватывает усталость. Я ушел из Клейсута ночью, почти утром, и с тех пор еще не спал.

— Ты поступил глупо, Грей.

Удивительно, но я слышу злость в его голосе.

— Глупо?

— Перебрался через Стену, — он складывает руки на груди и снова смотрит на меня как разочарованный старший брат. — Ты понимаешь, как тебе повезло, что Орден нашел тебя и спас? Почему ты это сделал?

Вся злость, которая зародилась во мне, когда я прочитал письмо матери, пробудилась с новой силой.

— Я перебрался через Стену, Блейн, — рычу я, — потому что ты врал и утаивал от меня правду. Если бы ты и мама доверяли мне и были правдивыми, я не начал бы сам искать объяснения.

— О чем ты говоришь?

— О том, что мы близнецы, Блейн. Ты и я, мы родились в один и тот же день, — я вытаскиваю мамино письмо из кармана и бросаю Блейну. — Если ты не хотел, чтобы я это нашел, нужно было его сжечь.

Блейн раскрывает листок. Его взгляд становится виноватым, когда он понимает, что перед ним.

Он говорит в замешательстве: «Как ты узнал? Здесь об этом ничего нет».

— Ну да, в одном мама была права — я отправился искать ответы. В личном блокноте Картер есть интересная запись, что мы близнецы и родились в один и тот же день в 29 году.

— Ты не должен был это узнать, — тихо говорит он.

— Что на второй странице, Блейн?

— Мне очень жаль, Грей. Я не думал, что это важно. Ма… я думал, она не в себе. Он отдала мне это письмо, и я не хотел запятнать ее память. Клянусь, я был уверен, что тебя похитят вместе со мной. Я всегда считал, что нас заберут вместе.

Я вспоминаю, как Блейн подмигнул мне и сказал, что мы скоро увидимся. Внутри я киплю от злости и чувствую себя преданным, но стараюсь не закричать на него.

Вместо этого я медленно повторяю свой вопрос: «Что на второй странице, Блейн?»

Он открывает сумку и вытаскивает пергамент. Я разворачиваю его дрожащими руками и начинаю читать. Предыдущая страница закончилась «Грей…

«… на самом деле твой брат-близнец. Разница в возрасте между вами не год, а пара минут. Я не знала, что у меня будут близнецы. Когда Грей родился вскоре после тебя, я попросила Картер держать рождение Грея в тайне. Я притворилась, что вновь беременна. Годом позже Картер пришла ко мне и записала, что Грей «появился на свет». Она объяснила, что он был «болен», и отговорила всех от посещений. Грей впервые увидел свет в два с половиной года. Тогда уже никто не удивился, что вы так похожи. Все решили, что вы просто братья, и между вами разница в год.

Если Похищение — природное явление, моя задумка ни на что не повлияет. Я хотела увидеть все своими глазами, чтобы, наконец, разгадать загадку Клейсута. Теперь приходится переложить эту ношу на твои плечи. Если вы с Греем исчезнете вместе, станет ясно, что Похищение имеет природный характер. Но если похитят только тебя…

Грей до твоего Похищения не должен ничего знать, потому что иначе он начнет задавать лишние вопросы. Он должен узнать об этом, если его не похитят. На этот случай мы с Картер разработали план, моя смерть приближается, и пусть все идет, как идет. Я надеюсь, вы не возненавидите меня за то, что я превратила вашу жизнь в эксперимент. Я люблю вас обоих. Не проходит и дня, чтобы я не видела в вас вашего отца. Вы оба точная его копия, только Грей еще получил его взбалмошную голову. Итак, береги тайну, даже если это будет слишком тяжело, и помни о том, что Грей твой брат, твой близнец и тебе когда-нибудь придется извиняться.

Подписи нет, только чернильная клякса внизу пергамента. Информация, которую ищет Франк, есть в этом письме. Это может быть доказательством, которое ему нужно: подтверждение того, что мое рождение было скрыто, и Похищение пощадило меня.

— Можно я его возьму? — спрашиваю я, даже не взглянув на брата.

— Конечно.

Я складываю пергамент. Блейн отдает мне первую страницу, и я убираю теперь полное письмо в сумку. Так странно, наконец, прочитать все письмо. Я думал, мне все станет понятно. Но я так же беспомощен и полон мучительных вопросов, как и прежде. К своей цели — понять Похищение — я не приблизился ни на шаг.

— О каком плане Картер пишет мама? Который я разрушил тем, что сбежал?

— После смерти мамы Картер просветила меня, — объясняет Блейн. — Она сказала: если нас не похитят вместе, она подождет до твоего девятнадцатого дня рождения. Если ты будешь похищен только тогда, это докажет, что Похищение зависит от дат, записанных в бумагах, а не от настоящих дат рождения. У нее была идея, что можно будет скрывать даты рождения мальчиков и тем самым задерживать их в Клейсуте. Превратить теорию в практику. Что из этого вышло, я не знаю.

Я презрительно фыркаю. После всего, что я видел в ночь, когда перелез через Стену, мне не кажется, что идея рассказать все Мод сильно поможет делу. Я хочу рассказать об этом Блейну, но слова не идут.

— Я думал, она сумасшедшая. Считал, что они обе просто потеряли рассудок, и ничего не рассказал тебе, потому что обещал это маме, — Блейн смотрит в пол, а затем поднимает взгляд на меня. — Она думала, ты меня простишь за это.

Мама была права: я его брат, и я прощу его. Но сейчас я не готов к этому. Еще нет. Невозможно делать вид, будто ничего не случилось, после того, как прочитал, что вся наша жизнь была ложью, что это был эксперимент. То, что со мной случилось, ненормально. И здесь, в этом месте, где мы находимся, нет ничего нормального. Я чувствую, что совсем потерян.

— Грей, — это еще одно заверение, что ему жаль, ему даже не нужно это говорить.

— Это уже случилось, Блейн, — между нами тяжелая напряженная пауза. Я пытаюсь вспомнить, когда мы еще так чувствовали себя вместе, но ничего не приходит на ум.

— Так ты все знаешь? — спрашиваю я, в отчаянии пытаясь нарушить молчание. — О Клейсуте? О Харви?

Он кивает: «А ты?»

— Да. Франк рассказал мне.

— Ты встречался с ним? Сам?

— А как иначе он мог рассказать мне?

— Я все узнал из видео, — он, должно быть, заметил мой удивленный взгляд, так как он добавил. — Здесь есть устройство, которое называется камера. Она как пара глаз, которые видят все, и она может запомнить то, что видит. Потом можно просмотреть, когда захочешь. Я думаю, они запомнили с помощью камеры, как Франк говорил о Клейсуте, и показали мне. Септум и Кроу тоже это видели. Франк так занят, что у него нет времени встречаться с каждым. Удивительно, что он нашел время встретиться с тобой, — он останавливается на пару секунд. — Какой он? — добавляет он.

— Довольно вежливый.

Блейн убирает руки в карманы: «Надеюсь, он скоро найдет, что за всем этим стоит. Я каждый день думаю, что должен вытащить оттуда Кейл».

Когда он говорит о Кейл, я думаю о Картер, Саше и Мод.

— Думаешь, они сейчас все начнут перебираться через Стену? — в панике спрашиваю я. — Если мы с Эммой были первыми, кого спас Орден, значит, тела не появятся. И если они не найдут тел, возможно, все…

— Нет, — говорит Блейн.

— Ты же не знаешь…

— Видео… Если Орден спасает кого-то из перебравшихся через Стену людей, можешь быть уверен, в Клейсуте появляются тела.

Я думаю о второй машине, которая ждала на холме, когда Марко нашел нас. Она поехала тогда в другую сторону.

— Возможно, это разумно, — говорю я. — Если перебравшихся через Стену людей пока трудно или даже невозможно спасать, Клейсуту лучше оставаться прежним, пока Франк не найдет решение.

— Или пока не поймает Харви.

— Точно.

Я улыбаюсь, и Блейн улыбается в ответ, но все равно все кажется неправильным. Мы все еще братья, даже если нас не окружает Стена, и мы стоим на песке? Я чувствую себя истощенным.

— Я, правда, устал, — говорю я. — Думаю, мне надо прилечь.

— Хорошо. Позже я приду к тебе, и мы обсудим все, что случилось, — он поворачивается, чтобы идти. — Мне очень жаль, Грей, — добавляет он. — Из-за того, что мы близнецы. Правда.

Я мог бы принять его извинения, но не делаю этого.

— Я знаю, — отвечаю я и иду за ним назад в столовую.

Когда я вновь прохожу через столовую, сомнения с новой силой охватывают меня. То, что Франк найдет решение или схватит Харви, кажется мне таким нереальным, невозможным. Я хочу домой. Никогда бы не подумал, что скажу что-то подобное, но я просто хочу назад в Клейсут, где все было легко. Где отношения между мной и Блейном были просты и понятны. Где у меня было будущее с Эммой.

Я покидаю зал той же дорогой, продираясь сквозь толпу стоящих за едой людей. Ни о чем больше не думая, я опускаю голову, и вдруг кто-то хватает меня за руку.

— Грей?

Передо мной стоит Эмма. Ее волосы так хорошо причесаны, что кажутся идеально гладкими. Обычно они торчат во все стороны. Меня охватывают смешанные чувства: любовь, радость, боль, облегчение, страстное желание — все вместе.

— Я скучала по тебе, — говорит она.

Эмма одета в белое: неудобные узкие штаны, а верхняя часть, когда она двигается, колышется как вода. Что-то в ней изменилось: брови кажутся слишком тонкими, а кожа слишком светится. Лицо выглядит так, как будто каждую черту нарисовали идеальной кистью.

— Что они с тобой сделали? — спрашиваю я.

Ее губы необычного темного цвета. Даже глаза, о которых я думаю, что никогда не смогу их забыть, кажется, окружены темной тенью.

Она вздыхает: «Точно не знаю. Кажется, на лицо намазали три слоя сажи, а с тела содрали три слоя кожи. Хорошо хоть не заставили надеть туфли на каблуках, я в них все время спотыкалась».

Эмма демонстрирует простые белые туфли и горячо меня обнимает.

— Нам нужно убраться отсюда, Грей, — шепчет она мне на ухо. — Здесь что-то не так. Они не все нам говорят. Я им не доверяю, — ее волосы под моим подбородком пахнут горелым.

— Они рассказали тебе про Харви? — она поднимает голову с моего плеча и хмурится.

— Я встречался с Франком. Он ответил на кое-какие мои вопросы, — мой живот громко урчит, и я понимаю, что уже несколько часов ничего не ел. Поспать я могу позже. — Я расскажу тебе все во время завтрака.

— Эй, Ромео! — Марко идет вдоль прохода. Эмма и я отрываемся друг от друга. — Я должен ненадолго одолжить тебя.

Впервые мне приходит в голову, что его густая борода по сравнению с лысым черепом смотрится глупо. Взгляд Марко падает на Эмму.

— Привет, моделька. Тебя хорошо отремонтировали, — я вижу, как его взгляд задерживается на глубоком вырезе ее блузки, и сдерживаюсь, чтобы не врезать ему. Марко хватает меня за руку и тащит по коридору, прежде чем Эмма и я успеваем попрощаться.

— Куда мы идем? — спрашиваю я, когда мы заворачиваем за угол, и он тащит меня вниз по лестнице.

— В стационар. Тебя нужно очистить. Стандартная процедура для всех членов Ордена.

— Очистить?

— Уколы, таблетки и прочая медицина. И мы должны тебя подстричь. Только не говори, что не заметил, что мы все выглядим чистыми и опрятными? Мы просто хотим, чтобы ты стал частью семьи, — улыбается он мне.

Инстинктивно я свободной рукой трогаю непослушные пряди волос на затылке. Конечно, это только волосы, но я хотел бы их оставить. Я не хочу выглядеть как Орден и Марко. Я хочу сохранить что-то от Клейсута.

— Нет, спасибо, — говорю я. — Я чувствую себя хорошо так, как есть.

Марко отвешивает мне подзатыльник.

— Я разве сказал, что ты можешь принимать решения? Это не обсуждается, — я ошеломленно потираю голову. — Волосы нужно подстричь, чтобы вывести вшей. Таблетки и уколы, чтобы избежать болезней. Это лучше и для тебя, и для всех в Теаме. Давай, иди!

Он грубо тащит меня за собой. Марко далеко не так вежлив, как прежде, когда уговаривал меня и Эмму сесть к ним в машину. Сейчас в Объединенном центре все изменилось, как будто он ненавидит меня. Я спрашиваю себя, не устроил ли Франк ему нагоняй, потому что он засунул меня к Бозо в камеру.

Мы входим в дверь, на которой написано «Только для персонала», и останавливаемся перед второй с надписью «Стационар». Марко проводит рукой над коробкой рядом с дверью, и, держа меня под локоть, ведет по открывшемуся за дверью коридору. Когда мы, наконец, заходим в комнату, он толкает меня на холодный металлический стул.

Последнее, что я помню — кто-то заталкивает мне в рот две красные таблетки, и парикмахер ждет, чтобы подстричь меня налысо.

 

Глава 15

Я очнулся уже не в карантине, а на кровати в обычной комнате. На мне все еще моя одежда из Клейсута: грязные штаны и толстовка с капюшоном. На улице темно. Не знаю, сколько времени прошло — пара часов или целый день.

Когда я поворачиваюсь на бок, голова шуршит по подушке как наждачная бумага. Проведя рукой по макушке, чувствую, как волосы грубо царапают ладонь. Сколько себя помню, у меня никогда в жизни не было таких коротких волос.

Я спускаю ноги с кровати и сажусь. Болит каждая мышца, руки кажутся свинцовыми, в затылке глухая боль. На столе рядом с кроватью оставлен хлеб и овощи. Я жадно глотаю пищу.

Зайдя в соседнюю комнату за кроватью, нахожу ванную прямо в доме. Ванны нет, но, если покрутить пару рукояток за стеклянной дверцей, из прикрепленной к стене трубы течет вода. Это напоминает удивительное устройство, которое мы с Эммой видели в покинутом доме возле Клейсута. Я скидываю грязную одежду и встаю под струю. Это намного проще, чем мыться дома. Я стою под горячей струей воды, соскребаю с себя грязь и наблюдаю, как мыльная пена исчезает в сливе. От этого боль в затылке начинает проходить.

Внезапно вода иссякает. Я кручу рукоятки. Ничего. На стене светится маленькое табло, на котором мигает сообщение «Двухминутный контраст-ный душ использован». Я отбрасываю мыло в сторону, хватаю полотенце и вытираюсь. В следующий раз нужно поторопиться.

Рядом с раковиной лежит стопка чистой одежды. Это форма Ордена. Ткань тяжелая и прочная. Я пытаюсь понять, как они могут сшивать такую материю. Штаны неплохие, но верхняя часть выглядит странно. Воротник слишком узкий и мешает дышать, руки и талия обтянуты, словно ткань приклеена к телу. Я чувствую себя скованно: двигаться неудобно, а шея так зажата, что я могу смотреть только вперед.

В зеркале над раковиной я впервые вижу мою новую стрижку. Лоб ка-жется слишком большим, и вид унылый. Серые глаза больше не спрятать за длинной челкой. От форменной одежды шея болит сильнее, поэтому я стягиваю верх и бросаю на пол. Потом возвращаюсь в кровать и с облегчением засыпаю. Я прижимаюсь к постели, словно она может облегчить боль.

Когда я просыпаюсь в следующий раз, уже рассвело и всходит солнце. Я сажусь в кровати, натягиваю обувь и поднимаю с пола ванной комнаты форменный верх. Руки и ноги все еще болят.

Я должен найти Эмму. Я все еще не рассказал ей, что Франк сообщил мне о Харви и «Лейкосе». Мы можем вместе позавтракать и поговорить, а затем попробовать уйти из Центра. Если поднапрячься, может, это будет так же легко, как из дома в Клейсуте. Возможно.

Я подхожу к двери и слышу по ту сторону голоса Марко и Франка.

— Он все еще без сознания? — спрашивает Франк. Я благодарен ему за беспокойство обо мне.

— Уже почти двадцать четыре часа, но это нормально, — отвечает Марко. — Он скоро очнется.

— Сразу же скажите об этом мне. И подумай о том, как это вообще могло случиться. Я сейчас слишком занят с Харви и не могу заботиться еще и об этом. Но из-за одного пропущенного Похищения не должно все провалиться, — Франк говорит раздраженно, он просто вне себя.

— Понимаю, сэр.

— Хорошо, — отвечает Франк.

Его шаги удаляются, потом он останавливается.

— Ты идешь?

— Я давно не спал. Сначала парень, потом вчерашнее совещание. Я хочу немного отдохнуть.

— Ты не заработал, — говорит Франк. Его голос звучит так же тепло и ровно, как в моей памяти, но в словах и интонации ясно слышен командный тон. — Эван подготовил сообщение до того, как парни уйдут в лес. Ты должен там быть.

Марко вздыхает: «Да, сэр».

Я слушаю, как их шаги удаляются, и приоткрываю дверь. Коридор пустой. Интересно, что все это значит.

Вчера Франк мне объяснил, что я удивительная загадка и, возможно, ключ к спасению нашего города. Но в его сегодняшнем разговоре с Марко все звучит совсем по-другому. Похоже, он сильно напуган этим происшествием.

Я чувствую, как у меня дрожат руки. Франк потрясен тем, что мы единственные спасенные жители Клейсута, а я к тому же единственный избежал Похищения. Это все. Ничего другого просто не может быть. В этом чужом мире мне необходимо мыслить разумно и найти во всем смысл. Уходя из комнаты, чтобы найти Эмму, я еще раз повторяю себе это.

Дверь в конце коридора закрыта. Я со слабой надеждой провожу рукой над серебряной коробкой, как это делал Франк, когда вел меня в столовую. К моему удивлению, дверь отъезжает в сторону.

Я вхожу внутрь и осматриваю свою руку. На внутренней стороне запя-стья бледный синяк. Видимо, во время карантина мне дали доступ к этим дверям. Не знаю, как это сделали, но такое предположение разумно.

Я иду через коридоры, пока не добираюсь до лестницы. По ней попадаю на главный этаж, куда вновь получаю доступ с помощью запястья, и по памяти нахожу дорогу в столовую. Беру завтрак и замечаю Эмму, которая ест овсяную кашу и пьет горячий чай из чашки. Сначала она обращает внимание на мою новую стрижку, гладит меня по голове и безжалостно поддразнивает. Наконец я могу ей все рассказать. О Харви и проекте «Лайкос», Франке и его целях, разговоре, который недавно подслушал. Когда рассказываю об эксперименте Харви, ее кулаки сжимаются, как и мои.

— У меня мания преследования или…? — спрашиваю я, когда описываю поведение Франка возле моей комнаты, когда он казался возмущенным тем, что я избежал Похищения.

— Не знаю, — говорит Эмма. — Если он пытается разгадать тайну Похищения и освободить Клейсут, он должен быть рад, а не расстроен, что тебя не похитили.

— Я тоже так думаю, — я прикасаюсь к спрятанному в сумке письму матери.

В письме объяснение моего случая, которое ищет Франк. У меня внезапно возникает чувство, что показывать ему письмо не стоит.

Эмма смотрит на свой поднос.

— Они считают нас мертвыми, верно? — ее голос звучит глухо и невыразительно.

— Кто?

— Моя мама. Мод. Все. Блейн объяснил тебе, что они используют убитых под Стеной для замены. Если он прав, там, как всегда, появились тела, и они думают, что мы мертвы.

Я представляю Картер, как она, всхлипывая, свернулась на больничной кровати. Невозможно представить, что она чувствует, думая, что потеряла дочь. Я ничего не ответил на вопрос Эммы, но мы оба знаем, что ответ «да».

— Давай прогуляемся, — предлагаю я. — Нам нужен свежий воздух. И, возможно, мы побольше узнаем об этом месте.

— Что ты ищешь?

— Я хочу узнать, почему проект «Лайкос» вообще начался. Что убивает тех, кто перелез через Стену. Почему похищенные юноши появляются здесь в Центре.

Она усмехнулась.

— Ты думаешь, что найдешь эти объяснения во время прогулки?

— Кто знает? Иногда стены разговаривают. Подумай, сколько мы узнали из плаката с изображением Харви в тот день, когда прибыли в Теам.

Столовая начала пустеть, члены Ордена возвращались к своим обязанностям.

— Ты никогда не изменишься? Всегда будешь пытаться узнать правду? — Эмма смотрит на меня, высоко подняв брови.

Я пожимаю плечами.

— Вероятно, нет, пока я не увижу ее своими собственными глазами. Когда ты пошла за мной через Стену, ты сказала, что тебе так же нужны ответы, как и мне.

— Верно. Но посмотри, куда мы попали. Я хотела бы вернуться в то время, до нашего побега. Если бы мы могли начать сначала, я не стала бы ничего искать и просто хотела бы быть с тобой, Грей. Тебя не похитили, и мы могли бы остаться в Клейсуте вместе. Навсегда, как птицы.

— Тогда меня бы похитили в девятнадцать, — предполагаю я. — И мы не птицы.

— Знаю. Но хотела бы, чтобы мы были. Тогда мы могли бы улететь отсюда прямо сейчас.

Она вновь смотрит на поднос, и на миг я боюсь, что она заплачет. Я наклоняюсь вперед и беру ее за руку: «Мы не можем. Не сейчас. Но если мы найдем еще пару объяснений, правду, тогда обещаю тебе, что мы сможем убежать куда захотим».

На лице Эммы появляется ее обычная сдержанная улыбка, которую я никогда не смогу понять. А потом она наклоняется над столом и целует меня. Короткий нежный поцелуй, который дает надежду на большее. Когда мы уходим из столовой, мое сердце колотится как сумасшедшее. Но не из-за загадок и грядущих открытий. Эмма. Это всегда Эмма.

 

Глава 16

Нам потребовалось гораздо больше времени, чем мы думали, чтобы покинуть Объединенный центр и выйти на улицу, увешанную плакатами с лицом Харви.

Мы замечаем небольшую скамейку в тени и устраиваемся на ней. Я рассматриваю золотую статую, а Эмма прислоняется ко мне спиной, кладет ноги на сиденье и смотрит в другую сторону. Ее волосы щекочут мне плечо. Они больше не пахнут мылом из Клейсута. Этот запах долго преследовал меня, и теперь кажется, что она пахнет чем-то чужим. Но я все равно целую ее в макушку. Какое-то время мы сидим вот так в тишине.

— Знаешь, до сих пор я так и не нашла ни одного ответа, — говорит она шутливо. — Очень жаль. Я начинаю думать, что ты отправился на поиски, только чтобы побыть со мной наедине.

Я улыбаюсь, а она поворачивается и садится прямо.

— Возможно.

С тех пор, как мы пришли на площадь, она все больше заполняется простыми людьми. Кое-где их очень много. Они встают в очередь к сцене и яростно толкаются, чтобы получить место получше. На стене светится объявление, которое мы уже видели: «Сегодня раздача воды. Только первый и второй районы. Предъявляйте ваши карточки».

Потом между зданиями приезжают на автомобилях бойцы Ордена. Они с оружием занимают свои места на сцене. У них то же оружие, что мы видели во время нашего приезда в Теам. Снова Орден направляет оружие на толпу. Жители Теама непрерывно текут мимо нашей скамейки к сцене. Все держат в руках маленькие красные листки, по которым получают выделенную им долю. Очень нервный мужчина средних лет бежит мимо нас и наступает мне на ногу.

— Смотрите под ноги, — говорю я.

Он бросает на меня злобный взгляд через плечо и что-то бормочет. Потом бежит дальше, не замечая очереди и проталкиваясь между людьми. Сумка, которую он перекинул через плечо, качается туда-сюда и бьет тех, кто стоит слишком близко. Впереди начинается раздача: каждый по очереди получает канистру воды.

Мы с Эммой решаем уходить, потому что людей слишком много, но продвигаемся вперед очень медленно. Как рыбы, плывущие вверх по реке, проталкиваемся сквозь неуступчивые тела, которые двигаются в другом направлении. Когда я слышу крик, мы как раз достигаем окраины площади.

— Держите его! Держите этого мужчину!

Позади нас становится тихо, и толпа снова движется к сцене. Вдруг я замечаю, как кто-то упорно проталкивается к нам. За ним люди разворачиваются и гремят голоса: «Держите вора!»

Я вижу мужчину, который наступил мне на ногу. Он бежит через толпу и толкает всех, кто стоит на его пути. Он держит не одну канистру, а две.

Бойцы Ордена отчаянно борются с толпой и преследуют вора. Я бросаю взгляд на Эмму и вижу, что мужчина бежит прямо на нее. Она стоит перед переулком, в который он хочет скрыться.

Эмма пытается отпрыгнуть с его пути, но слишком медленно. Вор толкает ее плечом, и она падает. Когда мужчина бежит мимо меня, я выставляю ногу, и он тоже падает. Канистры с водой грохаются вниз, и содержимое сумки выливается на землю. Спотыкаясь, он поднимается и бежит в переулок, но я быстрее. Я прыгаю на него, хватаю за рубашку и прижимаю к стене.

— Вам определенно нужно смотреть под ноги, — рычу я.

— Пожалуйста, — говорит он. — Вы не понимаете. Моя жена, мои дети. Они больны.

Его взгляд не кажется больше озлобленным, скорее сломленным и безнадежным. Эмма встает с земли, ее белые штаны порваны, и коленка разбита в кровь. Я еще раз ударяю мужчину о стену. Бойцы Ордена уже в пути, я слышу их крики.

— Пожалуйста, — умоляет вор. — Нам нужна вода.

— Видимо, она всем нужна.

— Что вы вообще понимаете? — спрашивает он, глядя на мою форменную одежду. — Вы живете во дворце и исполняете приказы этого продажного…

Первый из охранников заворачивает за угол, и вор вновь пытается вырваться из моей хватки.

— Пожалуйста. Моему сыну всего пять. Еще есть время. Просто дайте мне убежать. Скажите им, что я напал на вас, толкнул. Или плюнул вам в глаза.

Я почти делаю это. Его слова звучат так правдоподобно, что я почти выпускаю его рубашку из рук. Но затем я вспоминаю о том, как упала Эмма, когда вор толкнул ее плечом. Я держу его за рубашку еще пару секунд, а затем появляется боец Ордена и прижимает вора к стене. Я вижу, как камень царапает его щеку, когда ему связывают руки не какой-то веревкой, а специальной металлической цепочкой с двумя браслетами для запястий.

— Повернись, — приказывает охранник. Когда вор не подчиняется, его бьют. Сильно. Он ударился головой об стену. Свежая кровь течет из рассе-ченной брови, пока он продолжает просить.

— Пожалуйста. Она нам нужна. Вы не понимаете.

— Повернись.

— Я сделаю все, что вы хотите. Разрешите мне сначала отнести воду моей семье.

— Сейчас же.

Вор поворачивается спиной к стене. Он плачет, и слезы смешиваются с кровью. Охранник отступает и направляет на него оружие.

А затем следует взрыв, такой громкий, что моя голова гудит. Я на миг закрываю глаза, и когда вновь могу видеть, вор лежит на земле мертвый. Но я не вижу ни стрелы, ни пики, ни даже ножа. Ничего. Только зияющая дыра у него в голове. Я смотрю на окровавленную голову мужчины, отворачиваюсь к стене и начинаю задыхаться.

Всю обратную дорогу Эмма дрожит. Она не плачет, но, по крайней мере, реагирует сильнее, чем я. Она проявляет страх, раскаяние, потрясение, что-то. Я же, напротив, бессмысленно смотрю вперед и иду молча. Я спрашиваю себя, что случилось, и есть ли в этом моя вина. Все хотели воды, и все ждали в очереди. Он украл. Он был вором. Но заслужил ли он смерть из-за канистры воды?

Я держу свои мысли при себе, потому что боюсь: если выскажу их вслух, Эмма упадет рядом со мной. Я обнимаю ее и провожаю в комнату, которая совершенно случайно на том же этаже, что и моя, только в другом крыле.

Затем я направляюсь в бюро Франка. Там я барабаню в дверь, пока кто- то не объясняет мне, что у Франка нет времени поговорить со мной. Я настаиваю, что мне нужно его увидеть. Меня просят уйти, но я продолжаю настаивать.

В конце концов, я сажусь на пол перед кабинетом и складываю руки на груди. Я немного дремлю и просыпаюсь оттого, что кто-то пинает меня в ребра.

— Грей, — Франк стоит надо мной. Он держит в руках стопку бумаг.

Я встаю на ноги.

— Я должен с вами поговорить.

— Я уже слышал. У меня есть немного времени, но зайди внутрь, пожа-луйста.

Мы садимся возле письменного стола. Когда Франк кладет на него свою стопку бумаг, кажется, будто эта растрепанная стопка разрушила всю гармонию комнаты. Франк откидывается на спинку стула, складывает пальцы и делает ими успокаивающую волну.

— Итак, Грей, чем я могу тебе помочь?

— Сегодня там был один мужчина, в городе. Он был…

— Застрелен, — заканчивает Франк за меня.

— Но я не видел никаких стрел.

— Это верно. В Клейсуте у вас есть луки, да? Вы стреляете стрелами?

Я киваю.

— В Ордене мы пользуемся пистолетами. Мы стреляем пулями.

Он поднимает рубашку и вытаскивает оружие из-за ремня. Оно намного меньше тех, что у мужчин на площади. Франк вытаскивает маленькую емкость из нижней части и тянет за верхнюю часть. Вынимает из пистолета что-то блестящее и металлическое и протягивает мне.

На моей ладони пуля выглядит такой маленькой, что я спрашиваю себя, как она могла убить вора. Но она так невероятно быстро летела. Вылетев из оружия, она так быстро достигла цели, что я не смог за ней проследить. Маленькая, но сильная. Быстрая и смертоносная. В сравнении с этим мой лук и стрелы кажутся смешными.

Я даю пуле скатиться на стол.

— Он не заслужил смерти, — говорю я.

Франк напряженно улыбается. Совсем как моя мама, когда Блейн или я провинились, и она собиралась нас наказать, хотя ей это и не нравилось.

— Иногда мы должны делать то, что кажется не совсем правильным.

— Нет, — отвечаю я твердо. — В этом не было необходимости. У него в семье больные. Ему нужно было всего лишь немного больше воды.

— Все хотят иметь больше воды, Грей. Каждый из них. И я делаю все, чтобы у них вода была. Но у нас очень ограниченные запасы. Он взял то, что ему не полагалось. Совершенно не важно, болен он или нет. Он не имел никакого права получить больше воды, чем его сосед. Ты это, конечно, понимаешь.

— Но у него не было возможности защитить себя.

— Он был виновен, — отвечает Франк.

— Что, если это не так? Если все не настолько черно-белое?

— Но это так. Он убежал с водой, и он знал, что нарушает правила, — Франк перегибается через стол так, что его лицо оказывается прямо передо мной. — Ты правильно поступил, когда остановил его, Грей. В Теаме сейчас спокойнее, потому что ты сделал это.

Я киваю, но все еще слышу последние слова вора, его мольбы и причитания. Я чувствую, что потерял решающую часть паззла. Возможно, у меня неправильная точка зрения на всю эту историю, чтобы я мог понять ее смысл. С полной уверенностью могу сказать только, что я не согласен с мнением Франка. У каждой истории две стороны, а вор не мог рассказать свою версию.

Мне хочется сказать это Франку, но он так хорошо относится ко мне. Он дал мне одежду и еду, и пытается помочь всем остальным в Клейсуте, и борется с проблемами своей собственной страны. Возможно, это оправдывает то, что он приказывает Ордену так действовать. Что я на самом деле знаю? Клейсут очень мал, а здесь все так сложно.

— То, что ты видел, не типично, Грей, — уверяет меня Франк. — Так мы поступаем только с ворами, убийцами и предателями.

Я киваю, но что-то возникает у меня внутри, слабые всходы сомнений, посеянные вором. «Вы не понимаете… Вы подчиняетесь приказам этого продажного….

Я извиняюсь и иду к двери. Но прежде чем я выхожу, Франк добавляет.

— Грей? Я не знаю, как это случилось, что ты вышел из Центра. На время твоего карантина я приказал изменить коды. Ты не должен был открыть внешнюю дверь. В Теаме часто неспокойно, люди с внешней стороны купола тоже, бывает, нарушают границы. Я могу гарантировать твою безопасность только внутри Центра. Я должен попросить тебя в будущем не бродить вокруг.

Еще вчера я решил бы, что он, в самом деле, заботится обо мне. Сегодня его слова звучат как приказ.

— Конечно, — говорю я.

Но, когда двери кабинета со своеобразным щелчком закрываются за мной, я иду прямо к Эмме. Сомнения зародились во мне, и только Эмма знает, нужно ли мне вырвать их с корнем, пока это еще возможно.

 

Глава 17

Когда я подхожу к комнате Эммы, решение уже принято. Мои сомнения слишком правдоподобны. Видимо, вор знал то, что мне неизвестно, когда назвал Франка продажным. И тот разговор Франка и Марко, который я слышал, и то, что Франка так беспокоит моя история… Здесь что-то не так.

На мой стук Эмма сразу же открывает дверь. Еще влажные после душа волосы падают ей на плечи. Она больше не дрожит.

— Я уже говорил тебе, что стены здесь умеют разговаривать?

Она кивает.

— Внизу за дверью «только для персонала» есть коридор. Я его видел, когда Марко вел меня в стационар. Я считаю, в этом коридоре стены знают больше, чем другие.

Эмма подозрительно смотрит на меня.

— Мне кажется, с этим не стоит играть, если ты не «персонал». Возможно, ты должен поговорить с Франком. Кажется, ты ему нравишься.

— Уже. Но я ему нравлюсь, потому что избежал Похищения, ни больше, ни меньше.

— Понятно, — говорит Эмма и выходит в коридор. — Что мы ищем на этот раз?

— Библиотеку.

Она останавливается.

— Почему?

Я бросаю взгляд через плечо. Никого нет, но я все равно продолжаю говорить тихо.

— Потому что мы знаем не все, и неважно, сколько вопросов я задаю. Но в библиотеках все есть. Даже у нас в Клейсуте есть здание с историческими сведениями и заметками, а этот город в несколько раз больше Клейсута. Где-то в Теаме должны быть свитки или книги.

Эмма ничего не говорит, но протягивает мне руку. Я принимаю ее, и поиски начинаются.

Когда мы подходим к коридору, Эмма снова начинает дрожать. Снова и снова я оглядываюсь, но никто не следует за нами. Я никак не могу решиться провести ладонью над серебряной коробкой, так как знаю, что у меня нет сюда доступа. Вместо этого я разглядываю на стене устройство с рукояткой, на котором написано «В случае пожара потянуть». Может быть, если потянуть, откроется другой вход? Слегка дрожа, я пытаюсь понять, нет ли иной возможности.

Эмма ободряюще кивает, и мне приходит в голову, что до сего времени у меня получалось хоть что-то понять, если я прислушивался к своим предчувствиям и сам охотился за правдой. Прежде чем успеваю передумать, я тяну за маленькую рукоять. Шум сирены заполняет коридор, и с потолка льется вода.

Нас точно поймают.

Группа членов Ордена выбегает из открывшейся двери, но, удивительно, никто не обращает на нас внимания. Они бегут в сухие коридоры и держат бумаги над головой, чтобы спрятаться от внезапного душа. Прежде чем дверь закрылась, мы с Эммой проскальзываем внутрь.

Коридор внутри плохо освещенный, длинный и узкий. Пол мокрый от воды, она льется с потолка и вызывает неприятные ощущения. Сирена продолжает реветь. Дрожа, Эмма нащупывает мою руку и переплетает наши пальцы.

Мы проходим мимо ряда кабинетов и зала для заседаний. Все двери заперты, но через застекленные проемы в них видны столы и стулья. В конце коридора находится единственная дверь с матовым стеклом, за которым все кажется размытым и искаженным. Единственное, что можно сказать точно — там кто-то движется. Размытая фигура увеличивается, приближается к нам и сейчас появится в коридоре.

Я тяну Эмму за руку, мы отпрыгиваем в сторону и начинаем торопливо пытаться открыть каждую дверь. В ту секунду, когда дверь в конце коридора начинает открываться, я, наконец, нахожу дверь зала для заседаний, ручка которой поддается. Мы с Эммой забегаем в комнату и, тяжело дыша, прижимаемся к стене. Я наблюдаю через застекленный проем, как какой-то человек бежит по коридору, и глубоко вздыхаю.

— Думаю, мы в безопасности.

Эмма тоже облегченно вздыхает. Когда вода перестает падать с потолка, мы отправляемся на разведку по залу для заседаний. Длинный стол окружен стульями, и на нем лежат странные книги. Страницы в них не соединены корешками, а просто лежат в светлом переплете. Эмма открывает верхнюю книгу, на которой написано «Операция «Хорек-альбинос». Внутри тот же рисунок, что развешан по всему Теаму. Однако, там совсем другие сведения об этом человеке.

«Объект: Харви Малдун» — значится там. «55 лет, белый, 180 см, каштановые волосы, глаза карие. Носит очки, близорук».

Последнее, видимо относится к оправе, которая окружает его глаза и красуется на носу. Интересно, она нужна для защиты глаз, как я думал раньше, или для чего-то другого?

«Взять живым».

Мы смотрим друг на друга и поспешно пододвигаем стулья.

Эмма переворачивает страницу книги. Карта. В Клейсуте у нас была одна, которая показывала центр города и леса вокруг с высоты птичьего полета. Эта карта Теама и большой, покрытой лесом территории на севере, которая указана как «Большой лес». Далеко в северной части леса лежит горный массив. Одна из гор названа «Гора мученика». Кто-то обвел надпись красным цветом и подписал: «Вероятное расположение мятежников». Большая часть леса, которая простирается до гор, отмечена стрелками.

Следующая страница содержит сообщения разведчиков о местах, где как будто видели Харви. Их слишком много, и мы не читаем их все.

— Я надеюсь, они поймают его, — говорит Эмма, закрывая книгу.

— Я тоже.

Другие книги тоньше. В каждой лежит множество листов с похожим текстом. Буквы кажутся слишком четкими и одинаковыми, чтобы быть рукописными.

Эмма протягивает мне листок. Это рисунок юноши приблизительно моего возраста. Он слегка опустил голову, но глаза все равно пристально смотрят на нас. Под рисунком написано «Элия Брюстер. Мятежник». Эмма водит пальцем по этому слову.

— Я слышал, что Харви собирает за городом своих людей — мятежников, — объясняю я ей. — Он работает с ними, чтобы передавать информацию дальше на Восток.

— Почему кто-то хочет помогать Харви? — спрашивает Эмма и морщится от отвращения.

— Здесь, смотри, — я показываю на абзац в сведениях об Элии.

«Брюстер, вероятно, главный мятежник. Его ищут в лесу после того, как магазин его отца был сожжен. Сестра была допрошена, безрезультатно. Точное местопребывания Брюстера неизвестно. Вероятнее всего, он прячется где-то в Большом лесу среди группы мятежников. Брюстера уничтожить на месте».

— Странно, — думаю я вслух. — Франк рассказывал, что это Харви начал восстание. Но здесь… как будто это Элия.

Ниже перечислена семья Элии. Его мать умерла, отец и сестра расстреляны. В ужасе я ерзаю на стуле.

— Расстреляны? — повторяет Эмма. — Это значит… Франк… Орден…

Еще один раз я смотрю на это слово. Мать просто умерла, но отец и сестра…

— Я думаю, они убили его брата и сестру. Вероятно, Элия сделал что-то ужасное, и они убили его семью.

— Как сегодня вора?

— Возможно.

Мы просматриваем остальные бумаги. Они содержат похожие истории. Большинство людей названы мятежниками и предателями, у многих написано, что они казнены. Но у всех есть кое-что общее: Франк хочет видеть их мертвыми.

Я думаю, иногда смертная казнь необходима. За все время существования Клейсута такой случай был только один раз. Я прочитал об этом в свитке. Юноша по имени Джек Варроу сошел с ума от ревности. Ему было шестнадцать, и у него поехала крыша, потому что он влюбился в девушку, которая не отвечала ему взаимностью. Она строила глазки другому юноше и заботилась только о том, чтобы ее закрепили за ним. Вечером Джек пробрался в дом своего соперника и попытался перерезать ему горло, но потерпел неудачу. За попытку убийства совет изгнал Джека за Стену. Его тело нашли днем позже. Так жители Клейсута казнили его.

Но это никак не походило на истории, которые заполняли книги. Люди преследовались за преступления, несравнимые с убийством: за то, что прочитали какую-то книгу, говорили о чем-то публично, обучали не тому… Мне стало казаться, что Элия и большинство людей на этих страницах невиновны. В том числе и те, что были казнены. У меня уже были сомнения по поводу расстрелянного вора, но здешние записи не оставляли места для сомнений. Эти люди не сделали ничего преступного.

— Как ты думаешь, что это значит, Грей? Все эти записи? — лицо Эммы побледнело.

Я бросаю взгляд на дверь и снова на стол. Франк знает обо всех этих казнях. Каждая страница подписана им. Франк, который положил руку мне на плечо и говорил со мной, как отец, Который хотел, чтобы я ему помог. Возможно, я все еще могу ему помочь. Истинный враг — Харви, но по этим записям Франк все меньше кажется мне союзником.

— Я спрашиваю себя, мятежники — это просто жертвы? — пытаюсь я размышлять. — Или они объединились и борются против Теама? — дальше я говорю шепотом. — И против Франка.

— Но они должны драться на стороне Харви? Это ужасно.

— Возможно, они считают, что он не так уж ужасен. Франк убил их семью и друзей и собирается казнить их самих. Харви же только провел эксперимент над незнакомыми им людьми. Если мятежники не всё знают, я могу понять, почему они присоединяются к Харви. Или, быть может, к Элии, как здесь написано.

Эмма нервно переплетает пальцы.

— Грей? А если Франк не так уж и прав?

Какое-то время я это обдумываю. Конечно, мне приходила в голову эта мысль, когда я прочитал документы.

— Но почему тогда Франк вообще начал нам помогать? Почему он потрудился вытащить нас из-под Стены?

Эмма все еще теребит пальцы и водит большим пальцем по запястью.

— Наверное, мы должны думать, что он на нашей стороне. Скорее всего, мы просто ошибаемся.

Если я определился, то в душе Эммы еще только прорастают ростки сомнений. Сведения в этих документах не совпадают с тем, что мне рассказали. И если Франку удастся освободить Клейсут, хотел бы я жить в этом мире? Где убивают из-за безобидного проступка?

— Нам нужно найти Блейна, — говорю я. — Мы должны рассказать ему об этих документах и выбраться отсюда. Мы сами можем найти Харви и заставить его освободить Клейсут. А потом нам нужно убраться от этого города как можно дальше.

— Отличный план, — в дверях стоит Марко и злобно улыбается. — А ведь Франк, как ни странно, хорошо к вам относится. Он будет потрясен, когда узнает, что вы оба предали его.

Марко кажется довольным собой, и я сразу понимаю, в какие неприятности втянул не только себя, но и Эмму. Как я мог подумать, что это хорошая идея? Зачем я потянул ее за собой?

Сначала Марко хватает Эмму. Я пытаюсь оттолкнуть его, но он сильнее. В комнату входит еще один боец Ордена и держит Эмму, чтобы Марко мог скрутить мне руки. Он защелкивает металлические браслеты на моих запястьях, так что я связан, как давешний вор. Потом он хватает меня за подбородок и нагибается, так что я могу увидеть свое отражение в его холодных глазах.

— Я, похоже, единственный был прав, когда засунул тебя в камеру. Какая ирония, — он выпрямляется. — Посмотрим, что захочет сделать с вами Франк.

 

Глава 18

Эмму определяют в камеру, а меня приводят в кабинет Франка, хотя его там нет. Окно с укрепленными стеклами, открывающимися наружу, открыто. Отдернутые шторы качаются от летнего бриза.

Марко бросает связку ключей на стол Франка и толкает меня на стул. Справа и слева от меня стоят охранники с оружием в руках. Я пытаюсь вырваться из наручников, но металл только глубже врезается в кожу. Потом я перестаю бороться и просто смотрю в окно. На секунду я чувствую во рту горький привкус поражения. Он похож на прокисшее молоко.

Марко нагло садится в кресло Франка и презрительно смотрит на меня.

— Парень, не прошедший Похищение. Такой загадочный… Как стыдно, все так далеко зашло, ты пошел против Франка, — он щелкает языком. — Я надеюсь, Франк творчески подойдет к делу. Столько волнующих возможностей…

Он останавливается, как будто ждет, что я что-нибудь предложу для своей смертной казни.

— Мы могли бы отвезти твою подружку к Стене и подождать, пока она сгорит, — коварная улыбка. — Но это слишком быстро, она не успеет помучиться. Думаю, стоит заточить ее в камере и оставить там гнить, пока не состарится.

Перед глазами у меня появляется Бозо: стучащие пальцы, сумасшедший взгляд, вечная ухмылка. Эмма не может провести остаток своей жизни в камере. Это сломает ее. Я поднимаюсь, несмотря на кандалы, и металл вновь врезается в кожу.

Потом распахивается дверь, но входит и кивает Марко не Франк, а старый боец Ордена. Они стоят под семейной картиной на стене Франка и разговаривают друг с другом. Я не понимаю ни слова. Наконец Марко теряет терпение.

— Ну, ладно. Что мы решаем? Что сказал Франк? — бросает он.

Резким движением головы боец Ордена указывает на меня.

— Привести в исполнение, — объясняет он.

Прямо передо мной по другую сторону окна появляется черный ворон. Я вспоминаю ворона над полем в Клейсуте, которого я не смог застрелить. И ворона на Стене, который призывал меня перебраться на другую сторону. Сейчас ворон садится на крышу и снова указывает мне путь. Не раздумывая, я просто откликаюсь на его зов.

Я вскакиваю со стула и хватаю связку ключей Марко. Раньше, чем охранники начинают что-либо понимать, проскальзываю между ними и оказываюсь на полпути к окну.

Позади меня кричит Марко.

— Застрелите его! Стреляйте!

Я уже возле окна, ставлю ногу на карниз, отталкиваюсь и перепрыгиваю через парапет. Позади оглушительная стрельба. Мое падение, кажется, длится вечность. Как будто я оказался под водой и пытаюсь выплыть на поверхность.

До крыши не так далеко, но от удара у меня болят колени. Я пытаюсь затормозить, но из-за связанных рук не могу остановить падение. Я царапаю щеку о черепицу крыши и чувствую на ней теплую кровь.

Я бегу, и по мне продолжают стрелять. Вокруг дождь из пуль. Не знаю, куда бежать, но не останавливаюсь. Передо мной летит ворон, и я бегу за его черным силуэтом, пока не оказываюсь под защитой широкой дымовой трубы.

Пытаюсь восстановить дыхание. В ушах все еще звенит, на теле полно царапин. Плечом вытираю кровь на щеке, и какое-то время неловко сражаюсь с наручниками. Наконец, нахожу подходящий ключ и освобождаю руки.

Еще немного отдыхаю и продолжаю бег. Ворон исчез, теперь я сам по себе. Бегу навстречу солнцу, карабкаюсь по крышам вниз. Даже на самой низкой крыше все равно еще далеко до земли. Может, и смогу спрыгнуть, но точно что-нибудь сломаю. Пока я пытаюсь отдышаться и взвешиваю все за и против, за башней Теама на горизонте показывается темная тень.

Сначала я думаю, что это птица, возможно, еще один ворон. Но она летит слишком быстро и издает пронзительный вой, который становится все громче, когда она приближается к городу. И она не одна, их четверо. Они летят в одну линию с неподвижными крыльями. Вскоре они оказываются прямо надо мной, а гул становится невыносимым. Я закрываю уши руками.

Первая из замеченных мною птиц скидывает вниз яйцо странной формы, которое приземляется на крышу. Гром разрывает мне уши, и весь мир вокруг меня трясется. Другие птицы также одно за другим бросают свои яйца. Здание дрожит, но продолжает стоять.

Птицы все кружатся надо мной. На их крыльях я вижу знак: красный треугольник, такой же, как на эмблеме Франка, только здесь в центре голубой круг, а вместо буквы «F» Ордена — белая звезда.

Позади меня в Центре начинают звучать сирены, на которые Теам отзывается гулом. Это не радостный крик, а голос паники, страха. Никто не объяснял мне, что это машины врагов, о которых говорил Франк, но это и так понятно.

Когда «птицы» поворачиваются на бок и меняют курс, внизу появляется много машин. Это большие зеленые автомобили, они гораздо массивнее тех, на которых мы приехали в Теам. У них плоские крыши, задние дверцы открыты.

— В город! — кричит кто-то. — Красный код.

Пока машины выезжают из Центра, «птицы» атакуют башню еще раз. Крыша подо мной дрожит, но здание вновь выдерживает.

Мне сверху видно человека, который раздает указания. Он направляет следующую колонну: «Эта группа — к Большому лесу. Вперед!»

Перед глазами всплывает карта из зала заседаний. Большой лес находится в другой стороне, и предполагается, что где-то там, на севере прячутся мятежники. Мятежники означают защиту от Франка и, возможно, решение загадки Харви. Сейчас мне нужно и то, и другое.

Вторая группа машин не едет в город, а огибает Центр и держит курс к другому выходу. Инстинктивно я поднимаюсь на ноги и бегу за ними. Башня дрожит под очередным ударом, и я теряю равновесие из-за сотрясения крыши под ногами.

Машины покидают Центр и выезжают на проселочную дорогу. Это мой последний шанс, и я прыгаю с крыши на последний автомобиль. Боль пронизывает правую щиколотку. Мне не за что ухватиться, я скатываюсь с машины и падаю на землю. Быстро собираюсь с силами. Из-за неровной дороги машина едет медленно, и у меня получается ее догнать. Я открываю заднюю дверцу, она качается передо мной взад-вперед. Приказываю себе бежать быстрее. Когда наступает подходящий момент, прыгаю прямо перед тем, как дверца захлопывается.

Я оседаю на пол. Машина не снижает скорости. Вокруг лежат сумки со снаряжением, а в углу стоит несколько аккуратно сложенных ящиков, помеченных эмблемой Франка. На стене в ряд аккуратно висит оружие. В кузове нет окон, так что водитель не сможет меня увидеть. Я более-менее в безопасности.

Пока мы едем по неровной дороге, я думаю об Эмме в тюремной камере. Я убегаю от нее. Говорю себе, что не смогу ей помочь, если умру, и что она поймет, почему я должен был убежать. Это единственно возможный способ найти безопасное место, придумать хороший план и вернуться за ней.

Атака с Востока помогла мне бежать, но, если Теам в опасности, тогда и Эмма тоже. Ради нее башня должна выдержать. Хорошо, если Орден справится с нападением.

Чтобы занять себя, я беру зеленую сумку и копаюсь в ней. Много предметов кажется мне незнакомыми. Странное устройство, которое светится с одной стороны, если его покрутить. Карты, коробка с надписью «спички», тяжелый охотничий нож, вещи первой необходимости и пара тяжелых подзорных труб. Если поднести их к глазам, все становится крупнее. Еще фляжка с водой и сухофрукты. Я делаю глоток воды и жду, что будет дальше.

Через несколько часов машина замедляет ход и едет со скоростью прогулочного шага. Я рассматриваю оружие на стене, затем вытаскиваю из сумки охотничий нож и затыкаю его за пояс. Чуть позже я закидываю мешок за спину и жду, когда откроют заднюю дверь.

Сначала я слышу голоса.

— Здесь мы разобьем лагерь для ночевки.

— Но пополнение никогда не отправляют ночью.

— Из-за нападения нам пришлось разойтись. Мы не можем рисковать, оставаясь в Теаме, если Эван рассчитывает утром на пополнение.

Эван. Имя кажется мне знакомым, но я никак не могу вспомнить, где я его слышал.

Двери машины распахиваются, и мой сапог впечатывается в голову замешкавшегося бойца Ордена. Он опадает на землю, а я бегу прочь. Позади меня слышны крики, снова летят пули, но мне удается убежать в лес. Я снова среди деревьев, зеленых деревьев, на свежем воздухе и в лесу, где я чувствую себя как дома.

Мне грозит смертная казнь, и моя единственная надежда на жизнь глубоко в лесу. Мои руки ритмично разгребают ветки, а ноги несут на север. В неясное будущее. К горе Мучеников. К мятежникам.