В одном из проходов он зашел в небольшую изящную лавку, где продавались сувениры из Виши, почтовые открытки, ладанки в оплетке из морёной ивы. Он спросил, довольно театрально, чтобы ему показали алебарды. Чтобы подарить девушке. Он хотела из цветного стекла, если есть.

– У нас никогда не было такого товара, – сказала продавщица.

– Как это так? – с негодующим видом воскликнул Бриде. – Я их видел в Клермон-Ферране, в Лионе, в Сэн-Этьене. И чтобы их не было здесь, в Виши?

– Нет, мсье, но у нас много других товаров. Не нравиться ли вам вот эта брошь?

– О! Что за очаровательная идея! Я впервые такое вижу, – сказал Бриде, осматривая со всех сторон маленькую брошь с изображением кепи и маршальского жезла с семью звездочками. – Я хочу две таких. Не найдется ли у вас еще небольшой фотографии Петена, какой-нибудь поинтересней, чтобы носить при себе?

– Нет, мсье. Только те портреты, что на витрине. Или еще эти открытки, как везде.

– Как это печально, – сказал Бриде.

В этот момент он заметил, что продавщица едва сдерживала смех. Она неожиданно исчезла, и на ее место заступила другая.

Бриде сделал вид, что ничего не заметил, но как только он вышел из магазина, он громко, так, чтобы слышали прохожие, сказал: "Нет, решительно, французы так до сих пор ничего и не поняли. Будущее развеет их иллюзии".

Звонить Лавессеру все еще было рановато. "Однако надо порядочно опуститься, чтобы играть в подобные игры", – подумал Бриде. Он пошел посидеть в парке, на аллее Реставрации. Он узнавал парламентариев. Они сходились и расходились, разговаривали, размахивали руками, снова сходились. Не очень-то походило, чтобы их удручали события. Проходили, скорым шагом, и генералы.

В половине одиннадцатого Бриде позвонил в отель "Дю Парк". Ему хотелось пойти туда поскорее, но воспоминание о визите к Бассону оставило у него очень неприятный осадок. Он предпочел пригласить Лавессера на обед.

Доверие, оказанное тому и позволившее ему войти в ближайшее окружение Маршала, исходило из соображений гораздо более серьезных и уважительных, чем те, которые играли роль до войны. Ни какой тайной силы не стояло за юным медиком из Бордо. Как не был он, естественно, ни франкмасоном, ни евреем, ни коммунистом. Он был всего-навсего двоюродным племянником генерала Фетрье, старого товарища Маршала со времен его выдвижения, в 1875 году.