Капитан Дюшамп и доктор Уоллер уже ждали нас у входа в шлюз. Я слышал вопросы капитана, обращенные к Родригесу.
- Что там у вас стряслось? Что с рельсом безопасности? - И наконец: - Ты в порядке?
Родригес стал объяснять, а я тем временем снимал шлем. Уоллер принял его из моих дрожавших от напряжения рук, и тут я увидел спешившую к нам Маргариту.
Пока мы выбирались из скафандров, Родригес кратко, но в деталях изложил все, что с нами случилось. Дюшамп при этом дулась, как будто во всем случившемся были виноваты только мы сами. Я не сводил взгляда с Маргариты, стоявшей рядом с матерью. Как похожи. Поразительно. То же лицо, та же глубина темных глаз, тот же рост и те же плавные линии фигуры.
Но в то же время наш капитан выглядел совсем по-иному. Она казалась рассерженной и требовательной, а Маргарита казалась опечаленной, разочарованной - и какое-то еще чувство присутствовало в ней. Что-то совсем иное. Я не мог отчетливо прочитать этого в ее глазах, но надеялся, что это - тревога за меня.
Дюшамп с Родригесом направились на капитанский мостик. Уоллер безмолвно удалился в лазарет, так и Не сказав ни слова, оставив нас с Маргаритой у вешалки с пустыми скафандрами.
- С тобой все в порядке? - спросила она. Кивнув, я ответил:
- В полном. Надеюсь.- Я протянул руку.- Смотри, она больше не дрожит.
Она (Маргарет, а не рука) рассмеялась, и эти звуки бальзамом пролились на мою душу.
- Ты заслужил выпивку.
Мы направились на камбуз, мимо каюты Уоллера. Она оказалась пуста, и мне показалось, что доктор где-то прячется.
Когда мы взяли по стаканчику фруктового сока и сели на камбузную скамейку, я почувствовал себя на седьмом небе. Кажется, это Черчилль сказал, что близость смерти щекочет ум, как табак щекочет нос, и после того, как чихнешь, настроение сразу улучшается.
Маргарита села рядом и глотнула сок.
- Ты спас ему жизнь,- убежденно сказала она.
- Кому? - отвечал я рассеянно и счастливо.
- Как кому? Тому.
- А-а! - Я махнул рукой.- Вот уж действительно пустяки…
Глаза ее вовсе не светились обожанием. Совсем нет. Но в них было уважение, которого я прежде не замечал. Все равно ужасно здорово.
Герои должны вести себя скромно, поэтому я просто отмахнулся и добавил:
- Инстинктивная реакция, не более того.
- Бели бы не ты, Тома бы с нами не было сейчас.
- Да ну… Не думаю. Все было не так уж… Думаю, он бы и сам…
- Но он уверен, что ты спас ему жизнь. Я пожал плечами.
- Он сделал бы для меня то же самое.
Маргарет кивнула и поднесла стаканчик к губам, по-прежнему не сводя с меня глаз.
Я должен был сказать что-то, поэтому заговорил просто так, не думая:
- Похоже, у твоей матери нет и молекулы человеческого участия. Я понимаю, что она капитан, но она же буквально заклевала Тома.
Маргарита едва сдержала улыбку.
- Это ее обычная реакция, когда она перепугается насмерть. Когда она боится, то всегда нападает.
- Испугана? Она? Ей-то чего бояться?
- Но Том чуть не погиб! Думаешь, ей это все равно? Она же все-таки человек, несмотря на стальную оболочку.
- Ты полагаешь, он ей не безразличен? Ее глаза вспыхнули.
- А ты думаешь, она спит с ним просто, чтобы доставить ему удовольствие? Она не продажная женщина, должна тебе сказать, если у тебя есть сомнения на этот счет. Она же не шлюха!
- Я…- Тут я понял, что на уме у меня было то же самое. Наши мысли о ее матери в точности совпадали. Поразительное сходство характеров! И впервые в жизни я почувствовал, что немею перед женщиной. И не знаю, что сказать. А говорить надо. Это типичная ошибка всех влюбленных - они готовы обожать глазами, забывая, что женщина любит ушами.
Тем временем динамик в потолке протрубил:
- Мистера Хамфриса ждут на капитанском мостике. Это был голос Дюшамп.
«Слава Богу, есть еще зов службы,- подумал я.- И он всегда приходит на помощь».
* * *
Подавленный сидел я на металлической палубе капитанского мостика между командным креслом Дюшамп и Родригесом. Вилла Йитс, наш специалист по сенсорам, расселась в кресле, которое обычно занимала Риза, техник по связи. Все четверо уставились в главный экран, с графиком теплового заряда, встречавшего корабль при входе в атмосферу.
- Никакого сигнала,- объявила Йитс таким тоном, как будто говорила «я же предупреждала». Она сидела прямо, не сутулясь, в кресле, все напряженная, луноликая и бледнокожая, с волосами неопределенно светлого цвета, который люди милосердно называют песочным.
- Не было никакого внезапного теплового взрыва в процессе вхождения в атмосферу,- объявила она.- Тепловой экран работал, как надо, и все сенсоры показывали допустимую тепловую нагрузку. Значительно ниже критического уровня.
Дюшамп нахмурилась, посмотрев на нее:
- Тогда откуда коррозия на газовой емкости?
- И что разъело поручень безопасности? - добавил Родригес.
Йитс пожала плечами, словно речь шла о чем-то второстепенном, что ее обязанностей не касалось.
- Понятия не имею. У меня на этот счет нет никакой даже отдаленной идеи. Но это не тепловой импульс, смею вас заверить.
Она говорила о сенсорах корабля, как будто это была исключительно ее епархия, и мне даже показалось, что в душе она считала себя истинной владелицей всех сенсоров корабля. Если ее сенсоры не обнаруживали проблемы, то такой проблемы не существовало.
Дюшамп, очевидно, думала по-другому. Капитан посмотрела мимо меня на Родригеса.
- Видимо, придется выйти за борт еще раз и как следует изучить это пятно.
Родригес угрюмо кивнул.
- Видимо, так.
- Я пойду с вами,- подал я голос. Прежде чем кто-либо успел возразить, я добавил, несколько бравируя: - Вы же знаете, я набил на этом руку.
На Дюшамп это никакого впечатления не произвело, но Родригес, хмыкнув, сказал:
- Правильно. Со спасателем лучше.
- Но вам не надо никуда идти,- запротестовала Йитс, очевидно, обескураженная нашей бестолковостью.- Достаточно повысить давление в емкости - и сенсоры покажут, если что не так. Если там течь или…
- А что, если эту штуковину разнесет к чертям собачьим? - отрезала Дюшамп. Как настоящий капитан, она изредка употребляла резкие эмоциональные выражения.
Йитс выглядела смущенной. Она не нашлась, что ответить. Все знали, что произойдет, если газовая емкость над нами лопнет. Тогда оставались только спасательные ракеты, закрепленные по бокам батисферы. Теоретически они могли сыграть роль аварийной катапульты. Но никому не хотелось проверять это на практике. Мысль о том, что придется забираться в крошечный шар и стартовать на орбиту, не вызывала энтузиазма.
- Проверить повреждение,- объявила Дюшамп, словно речь шла о чем-то окончательном и бесповоротном, что обсуждению уже не подлежало.- А затем попробуем увеличить давление.
- Если получится,- хмуро добавил Родригес. Схватившись за обе ручки их кресел, я поднялся на ноги:
- Ну, что ж, тогда нам пора…
Маргарита ворвалась на мостик, чуть не сбив меня с ног.
- Жизнь! - объявила она. Ее большие глаза сверкали.- В облаках есть живые организмы! Микроскопические, но многоклеточные! Они живые, они живут в облаках…
Мне показалось, что она в состоянии, близком к истерике,- дыхание ее прерывалось, она бормотала, словно не отдавая себе отчета в том, что говорит. «У меня появились серьезные опасения за здоровье вашей дочери, мисс Дюшамп».
Но мать не дала мне сказать этого, она перебила дочь простым вопросом:
- Ты уверена?
Маргарита глубоко и порывисто вздохнула.
- На все сто. Они живые. Подал голос Родригес:
- Я бы охотно посмотрел на них.
Я как можно деликатнее взял Маргариту за руку и вывел ее в коридор - иначе Родригесу было не встать с кресла.
Мы, как рота почетного караула, проводили Маргариту до ее шкафчика-лаборатории. Когда мы остановились, я понял, что Дюшамп тоже последовала за нами. Мы уставились в изображение под миниатюрным электронным микроскопом, спроецированном на настенном экране. Там что-то двигалось. Многоклеточное существо, сомнений не оставалось: пульсирующие пузырьки и перегородки между стенками клеток. Организмы имели реснички, окаймлявшие их по краям. Микроскопу постоянно приходилось подстраивать автоматически резкость. Но это мало помогало, изображение то и дело размывалось на экране.
- Они погибают,- пробормотала Маргарита с тайной грустью в голосе.- Должно быть, дело в температуре или в сочетании температуры и давления, при котором они могут существовать.
Завороженно глядя в экран, я проговорил:
- Слава Богу, ты была права.
- Это выдающееся открытие,- поздравил ее Родригес.
- Надо немедленно сообщить в МКА,- распорядилась Дюшамп.- Все снимки и данные по анализам. Все, что у тебя есть. Надо спешить, и ты будешь первой.
- Но я же только…
- Я что-то не поняла,- перебила ее мать.- Ты не хочешь получить Нобелевскую премию? Направь эти данные в штаб-квартиру МКА немедленно. Не жди, пока это сделает за тебя Фукс.
Маргарита понимающе кивнула. Впервые после того, как она ворвалась на капитанский мостик, она, похоже, успокоилась и вернулась к реальности.
- Я прикажу Ризе наладить прямую связь с Женевой,- продолжала Дюшамп.- Ты отобьешь им письменную заявку, две-три строчки, чтобы зарегистрировать открытие. Но ты должна сделать это немедленно.
- Хорошо,- согласилась Маргарита, потянувшись за своим портативным компьютером.- Я сделаю все, как надо.
Мы оставили ее в лаборатории, склонившуюся над компьютерной клавиатурой. Дюшамп поспешила на мостик, а мы с Родригесом - к воздушному шлюзу, где нас поджидали облитые керамическим составом скафандры.
- Риза,- услышали мы голос Дюшамп по интеркому.- Немедленно на капитанский мостик.- Она никогда не повторяла команды, и в ее голосе не было ни тени колебания и сомнения, она не оставляла возможности для задержки того, Кого она призывала к себе.
- Ничего себе,- бросил через плечо Родригес.- Жуки В облаках.- И кто бы мог подумать, что в облаках серной кислоты может существовать что-либо живое?
- Маргарита,- отозвался я.- Она с самого начала была уверена.
- В самом деле?
Я уверенно кивнул. Только что я стал свидетелем великого открытия. Дюшамп была права, ее дочь заслуживала за это специального Нобеля, как и те биологи, что обнаружили лишайник на Марсе.
И Маргарита заранее ожидала встретить жизнь на Венере, напомнил я себе вновь. Может, в том и состоит секрет великих открытий: настойчивое упорство и уверенность, без оглядки на чужие мнения. Удача благосклонна к тем, кто ее ждет. Кто это сказал? Какой-то научный знахарь. Эйнштейн, скорее всего. А может быть, Фрейд.
В этот раз нам помогали доктор Уоллер и Вилла Йитс. С воспаленными от напряжения глазами, напевая себе под нос, Уоллер пристально следил, как я напяливаю скафандр, словно это был какой-нибудь ответственный медицинский эксперимент. Грандиозные штанины, такие же великанские башмаки на толстой подошве, потом все остальное, включая торс и рукава. Представляю, как повлияет открытие Маргариты на его диссертацию. Я едва сдержал злорадный смех. Собрался, называется, вдали от суеты написать диссертацию - и оказался в самом эпицентре открытия, которое перевернуло ее до основания. Теперь она рассыплется на части, ваша диссертация, бедный доктор Уоллер, и вам предстоит гудеть свои музыкальные ритм-энд-блюзы над ее осколками еще много ночей. В двух метрах от меня Вилла тараторила, как автомат, наблюдая за Родригесом. Провожающие проверили ранец, шланги и провода и убедились, что все в порядке. Затем мы надели шлемы.
Родригес вступил в шлюз, как и тогда, первым. Когда я вошел следом, сердце мое снова заколотилось. Я сразу же представил себе, как Риза на капитанском мостике может услышать его стук по радио. «Расслабься! - скомандовал я себе.- Ты уже был там. Бояться нечего».
Правильно!
«Прошлый раз Родригеса чуть не унесло с корабля. А лететь пятьдесят тысяч метров вниз лучше расслабленным».
Опять этот внутренний голос. Он явно издевался надо мной. Он издевался всегда, с самого начала путешествия, вселяя в меня неуверенность и всячески споря с моей решительностью. Он издевался надо мной с самого начала, с самого моего рождения и делал меня слабым и беззащитным.
Люк открылся, и вдруг Родригес попятился назад.
- Что случилось? - спросил я.- Что-то не так?
Здесь, в тесном интерьере корабля, было достаточно яркого света, чтобы разглядеть его лицо за солнцезащитным шлемом. Я увидел его смятенное, озадаченное лицо.
- Красный свет! Красный свет на герметизации.- Внутри шлема действительно горел красный маячок внутренней диагностики, показывая, как будто что-то не в порядке.
- Что это? - удивился я.
- Минуту…- отозвался он.- Где-то упало давление в скафандре. Сейчас, кажется, все в порядке.
Доктор Уоллер оценил ситуацию быстрее меня.
- Он стал красным, когда вы стали откачивать воздух?
- Да. Верно.
Мы потратили более получаса, закачивая воздух в скафандр Родригеса, пока он не стал напоминать воздушный шар. Щель оказалась в левом плече. Ткань скафандра содержала специальный резиновый состав, который блокировал мелкие трещины, самовосстанавливаясь в этих местах, но соединения, или суставы скафандра, были сделаны из металлокерамики, покрытой пластиком.
- Похоже, протерлось,- удивленно и озадаченно проговорил доктор Уоллер.- Нет, скорее даже похоже на следы термического воздействия.
- Проклятье! - пробормотал Родригес.- Но ведь скафандр, по идее, неуязвим!
Я вспомнил старую шутку о парашютах: «если парашют не раскроется, принесите обратно, и мы выдадим вам новый». Хорошо еще, что диагностика «поймала» это повреждение в шлюзе. За бортом этой трещинки хватило бы, чтобы убить помощника капитана.
Так что Родригесу пришлось отвинтить шлем, сбросить скафандр и выбрать другой, из запасных. «Этот придется ремонтировать»,- подумал я.
Наконец Родригес был готов, и мы вошли в шлюз. В этот раз не возникло никаких проблем. Я услышал голос в наушниках:
- Все в порядке, мистер Хамфрис. Пойдемте.
Я испытал то же самое ощущение, как будто заперт в каменном мешке, как только закрылся внутренний люк. Но вот сдвинулся наружный люк - ив моем шлеме вспыхнула красная лампочка, своим миганием предупреждая об опасности. Тревожный алый свет падал, отражаясь на затемненной поверхности шлема.
- Эй, похоже, у меня та же проблема! - крикнул я в микрофон.
Вылазка сорвалась. Оба скафандра оказались приведены в негодность, и Дюшамп решила отменить все выходы за борт, пока мы не определим причину столь быстрого выхода скафандров из строя.
Но я, похоже, уже догадывался, в чем тут дело.