Закончив вахту, я ушел с дежурства, затем отстоял другую вахту - и за все это время Фукс так и не показался. Все это время он оставался у себя в каюте, пока корабль неторопливыми витками снижался над планетой, постепенно все глубже проникая в жаркую, плотную атмосферу Венеры.

Между вахтами я проверял насосы корабля, которые теперь находились под опекой техника по двигателям, подменявшего ранее Саньджу, монгола по имени Нодон - сильного и проворного, как молодой шимпанзе, жилистого и костлявого. Черные усы и орнаментальные спиральные шрамы на щеках делали его лицо еще более мужественным. На самом деле Нодон оказался чрезвычайно мягким человеком. «Видимо, таково свойство людей, работающих с насосами»,- думал я иногда, вспоминая Саньджу. Я понятия не имел, сколько может быть лет Нодону, хотя он, скорее всего, никогда не проходил терапию омоложения. Ему можно было дать от тридцати до пятидесяти. В отличие от остальных, он неплохо говорил по-английски и охотно вступал в разговор.

Он родился в Поясе астероидов в семье простых шахтеров, рудокопов. Его семья оставила дом в Монголии, когда пустыня Гоби обступила степи, где их племя жило с незапамятных времен. Нодон никогда не бывал на родине и вообще не ступал ногой на «Землю-Матушку», как он ее называл.

Мы находились на главной насосной станции, на один этаж ниже мостика и капитанской каюты. Присев на корточки над металлической решеткой, я чувствовал дрожь двигателей, которых от насосного отсека не отделяло ничего, кроме тонкой переборки. Нодон объяснял мне, как насосы приводятся в действие горячей окисью серы из теплообменников.

- Он бережет энергию для тех систем, которые не могут работать на тепле,- объяснил Нодон, похлопывая по кожуху насоса, как по загривку верной собаки.

- Но ведь ядерный реактор, кажется, производит достаточно энергии? - спросил я.

Нодон кивнул и довольно улыбнулся:

- Да, это так. Но если сама среда за бортом предоставляет нам столько свободной энергии, грех ею не пользоваться, не так ли? Кроме того, мы же гости этого мира и должны пользоваться всем, что любезно предоставляет нам хозяйка.

«Совсем другое отношение»,- подумал я. И стал расспрашивать Нодона о работе насосов, когда вдруг на лицо азиата надвинулась тень. Улыбка исчезла. Я повернулся и увидел капитана.

- Изучаете насосы? Хорошо.

Не могу сказать, что это его особенно радовало - судя по выражению лица. Но он не выглядел сердитым. Мое вчерашнее поведение на мостике, очевидно, было забыто. Или, скорее всего, отодвинуто в памяти на задний план, до более удобного случая.

Мы с Нодоном поспешно встали.

Сцепив руки за спиной, Фукс обратился ко мне:

- Когда закончишь, Хамфрис, доложи в наблюдательный центр.

- Куда?

- В обсерваторию. Нам надо проверить несколько картинок с радара.

- Есть, сэр,- откликнулся я.

- Учи его как следует, Нодон,- приказал он азиату.- Как только он ознакомится с помпами, я заберу вас к себе на мостик.

- Да, сэр, капитан! - просиял Нодон.

* * *

Я устал от объяснений Нодона задолго до того, как он сам утомился от них. Казалось, этот молодой человек искренне влюблен в насосы, искренне ценит их роль в жизни корабля, их тонкую организацию, все нюансы их работы, каждый болтик и гайку и каждую вибрацию, происходящую в них. А также все, что они всасывают и высасывают - и что могут сосать в перспективе.

У меня появлялось подозрение, что ничуть не меньше я мог бы узнать и из компьютерных файлов, содержащих техническое описание насосов, но я терпеливо сносил бесконечные рассуждения Нодона, которые он читал с улыбкой и пылом влюбленного Ромео, рассказывающего о своей незабвенной красавице Джульете.

Но в конце концов я вынужден был извиниться и отправиться к лестнице, ведущей на главную палубу. Обсерватория находилась на носу, но вначале мне предстояло сделать еще кое-что.

Я прошел к лазарету. Он оказался пуст, и тогда я направился к двери Маргариты и постучал. Не услышав ответа, я постучал громче.

- Кто там? - донесся ее приглушенный голос.

- Ван.

Несколько секунд никакого ответа. Затем дверь приоткрылась.

- Я сплю,- сказала она.

- Можно зайти? На пару секунд?

Она раскрыла дверь пошире, и я вошел в ее каюту. Кровать была скомкана, но в остальном царила идеальная чистота и порядок. Маргарита второпях надела мятый выцветший комбинезон. Тут я вспомнил, что и мой внешний вид не блещет чистотой.

- Что ты хотел, Ван? - спросила она. Как мне показалось, голос ее звучал недовольно.

Впервые за долгое время мы оказались вновь наедине. Прическа Маргарет оказалась всклокоченной, глаза - заспанными, но она, как всегда, казалась мне прекрасной. «Ее черты могли вдохновить скульптора»,- подумал я.

- Ну?

- Извини, что побеспокоил,- промямлил я, еще не зная, что сказать, и лихорадочно выигрывая время. «Только бы побыть с ней подольше наедине,- пронеслось у меня в голове,- а там, глядишь, и наладится».

- Да все в порядке,- пробормотала она более доброжелательным тоном.

«Так, так, Ван, ты на верном пути,- подумал я.- Теперь придумай что-нибудь еще. Развесели ее, рассмеши, пробуди от этого сна, в котором она находится - не дай Бог - вместе с капитаном Фуксом».

- Все равно мне надо было вставать,- махнула она рукой, зевая и тут же прикрыв рот.

- Я хотел спросить, как там, получилось?

- Что получилось?

- Ну, с моими медицинскими карточками… Получилось их достать с «Третьена»?

- Ах, с медицинскими карточками? С «Третьена?

- Ну да… Ну да.

- Так, значит, ты пришел только за этим? Я замялся.

- Ну, можно сказать, что за этим. Но не только. Ни в коем случае не только за этим.

Она рассмеялась, кажется, догадываясь, что у меня на уме. «Мы приближаемся к Венере,- подумал я.- Мы с каждой минутой все ближе к ней, к ее горячей поверхности. Поэтому мне многое надо успеть рассказать тебе, Маргарита»,- думал я.

Девушка кивнула весело и утвердительно и показала на небольшой складной компьютер, напоминавший тот, ее любимый, оставшийся на «Гесперосе».

- Вот они. Так что никаких проблем.

- Никаких? - глупо переспросил я.

- Никаких.

- И что?

- Как что?

- Ты сможешь синтезировать этот фермент? Маргарита вздохнула.

- Пока нет.

- Пока? А потом?

Казалось, мы говорили об одном, а думали совсем о другом. По крайней мере, я надеюсь, что она думала о том же, что и я. Потому что я хотел получить ответ на вопрос, которого не смел задать. Хотя, кто знает - хотел ли я ответа. Я хотел подтверждения, а не просто ответа. И я буду искать этого подтверждения.

Чего бы это ни стоило. И во что бы то ни стало.

Итак, мы продолжали нашу загадочную беседу.

- А потом? - повторил я, потому что она вдруг замолчала, думая о чем-то своем.

- Возможно, и потом ничего не выйдет.

- Но почему? - в голосе моем послышалось нетерпение, которого я вовсе не хотел допустить. Следовало спросить спокойно, мужественно, чуть устало: «В самом деле? А потом?» - и уйти, холодно раскланявшись. Но я так не мог. Я переживал, как героиня любовных романов, что не подобало мужчине, даже такой хрупкой, как у меня, телесной конституции.

- Но почему? - спросил я дрожащим от нетерпения голосом.

Маргариту это начинало раздражать. Нахмурившись, она спросила:

- Ты что-нибудь понимаешь в биохимии?

- Понимаю,- кивнул я.- Биохимия - это… это…

- Вот именно, что «это»! - передразнила она. Пожав плечами, я признал:

- Совсем немного. Я знаю, что это слово состоит из двух частей «био» и «химия». Первое обозначает жизнь…

- А второе - способы ее поддержания,- перебила Маргарита.- У меня та же ерунда с биохимией… Я так и думала.- Она вздохнула или, возможно, подавила новый зевок.- Я получила формулу Твоего фермента-транквилизатора. Рецепт его изготовления у нас в руках. Есть все аминокислоты.

- Так в чем проблема?

- Две проблемы, Ван. Одна - это получить нужные составляющие, причем большую часть реагентов придется брать из чужой крови.

- Но ведь Фукс разрешил нам пока пользоваться своей кровью,- я говорил об этом так, как будто речь шла о праве пользоваться краном горячей воды в каюте Фукса. Только позже я поймал себя на этом - а тогда мне было не до того.

- Вторая проблема,- продолжала Маргарет, игнорируя мой комментарий,- состоит в оборудовании. У нас нет надлежащего оборудования для сложного биохимического синтеза.

«Постой, а о чем же ты думала, голубушка, когда просила у Фукса разрешения связаться с "Третьеном"?» - подумал я, но удержался от прямого вопроса. Тут что-то не так.

- А нельзя как-нибудь,- я растерянно пошевелил пальцами,- собрать его из того, что есть? - Вопрос показался мне дурацким, но последняя надежда никогда не бывает дурацкой. Напротив, она не оставляет не только дураков.

Маргарита хмуро посмотрела на меня:

- А чем, ты думаешь, я весь день занималась? Я уж чуть было в лазарете не свалилась, вот, пришла сюда поспать часок.

«Ну, поспи»,- зло подумал я, но вслух сказал только:

- Понимаю… То есть, я не понимаю, как тогда… и почему…

Маргарита уперлась в меня взором своей вороненой двустволки глаз:

- Я пыталась, Ван, пойми. Я пробовала, делала попытки, и так и сяк, чего я только не делала… Я и сейчас… делаю все, что могу.

- Понимаю. Я тебе очень благодарен,- пробормотал я.

- В самом деле? Ты не шутишь?

- Я не хочу больше переливаний крови от Фукса. Не хочу быть обязанным ему жизнью.

- Но ты и так обязан ему жизнью.

- Я?

- Ты.

- Это из-за пары переливаний жидкости, которой у него и так много, так что, того и гляди, может случиться апоплексический удар?

Маргарита покачала головой.

- Не о том говоришь.

- Что значит «не о том»?

Она посмотрела на меня, казалось, уже готовая сказать, но в последний момент сменила тему:

- Да так, пустое. Забудем об этом.

- Нет, ты все-таки расскажи. Маргарита покачала головой.

- Я ничем не обязан Фуксу,- заявил я, чувствуя переполняющую меня злобу.- Этот человек настоящее чудовище.

- Кто он?

- Чудовище. Прямо у меня на глазах там,- я показал в сторону мостика,- он убил троих. Их смерть была страшной. Такого не забудешь вовеки.

Маргарита проявила неожиданное хладнокровие. Такого я от нее никак не ожидал.

- Он только наказал троих преступников. Чтоб другим неповадно было.

- Ах, неповадно? - Я чуть было не задохнулся.- Ты так это называешь? А ты не подумала о том, что завтра на их месте может оказаться кто-нибудь из нас?

Она с усмешкой покачала головой.

- Нет,- сказала она.- Я - не окажусь.

Вот как! Она уже отделилась. Забыла, как мы вместе… столько времени… потом дружно прыгали с «Геспероса», забыла слезы по матери, все забыла. Как верно сказал Гамлет: «…и башмаков сносить не успела!» Что ж, может быть, это благодатное свойство девичьей памяти.

- Он играл с ними как кот с мышками,- твердил я, скорее, чтобы выговориться.

- Но ведь он спас тебе жизнь. Ты же не будешь отрицать очевидного?

- Только по твоей указке. Ты его заставила это сделать.

- Но никто не заставлял его спасать нас с «Геспероса» ,- вспылила Маргарита.

Мы заняли строго противоположные точки зрения, и это начинало раздражать нас обоих. Непримиримая оппозиция.

- Нет,- возражал я на ее пылкие доводы.- Он пытался спасти твою мать, а не меня.

- Он любил ее!

- А теперь любит тебя? - проорал я.

Маргарита отвесила мне пощечину. Она жарко запылала у меня на щеке. Казалось, в это место прилила вся остававшаяся во мне кровь.

- Убирайся из моей каюты,- крикнула она. - Вон отсюда! Я только взглянул на нее исподлобья, как побитый пес.

Указав на ее смятую постель, я сказал:

- По крайней мере, приятно видеть, что сегодня тебе наконец дали выспаться в одиночестве.

Затем я поспешил выйти, опасаясь второй пощечины.