А в Париже

жуткая холодина,

на водосточных трубах по утрам

инея седая щетина,

Потом ночная тьма отправляется на боковую, открывая платиновое, обледеневшее, гладкое небо,

И все вещи кажутся плоскими,

а углы – острыми и жёсткими,

К полудню снегопад. Небо распахнуло белые очи,

А из них – толстые хлопья, будто щелочная пена после стирки ночью.

А Париж как пушистый зверёк. Ему стало теплей.

Вечером все на улицу выйти спешат поскорей.

Но Татьяна домой не торопится после занятий:

Овладела ей вдруг жажда дружеских встреч и объятий.

Отправляет она смс наугад:

«Дэн – свободен сегодня иль я невпопад?»

«Не пропустить ли по стаканчику, Мартен?»

Хелло, Юбер, Камилла и Элен,

А еще Поль и Марко или Габриэль и Захария,

И Фарах, и та, что с ним в паре, – и

Тесно рассаживаются за маленькими столиками,

Играют в тетрис и закусывают,

И рассказывают, и рассказывают.

Кто как живёт?

«Я тут прочёл романчик…»

«А я экзамены сдавал, не появлялся».

«А я работу потерял». – «Вот это плохо».

«А я хочу отсюда переехать:

Так утомительно в столице многолюдной…»

Да и поветрие пошло кругом такое —

Уж слишком много расставаний сразу:

едва успели встретиться – расстались…

Какая это, право ж, гекатомба —

А ведь им всем чуть-чуть за двадцать.

И Лорине со Стефаном вместе стало скучно – а ведь с выпускного были неразлучны

А Татьяне просто нужно отвлечься,

Отдохнуть меж двух эсэмэсок,

От Евгения, с которым друг другу

Они пишут и остановиться не могут.

Сколько нужно всего сказать им!

Сколько всего обдумать вместе!

Все улицы уже так исходили,

Что на любой подстережёт воспоминанье.

Обсуждают все телепередачи.

Вот-вот помнишь и

мы про это говорили…

Мне фальшивая попалась монетка –

Автомат не дал с неё сдачи…

Я слушал песню Fauve [12]Fauve – французская музыкальная и видеогруппа, выступающая с 2010 г. Выпустила несколько альбомов; популярна среди французской молодежи.

ты помнишь мне сказала

И очарован ей – а это уж немало

Есть ресторан недалеко отсюда

А в нём кальцоне – фирменное блюдо

Как думаешь – понравится тебе?

Я видел на девушке точно твой шарф

увидимся скоро? хочу убедиться

что ты не пала жертвой вора

Случай или совпадение?

Как ты их ни назови —

Не бывают совпадением

Знаки тайные любви.

Вдруг обезумели Татьяна и Евгений:

Весь мир для них – лишь состязанье совпадений.

По Франс Инфо говорят о новом фильме

Там про жизнь Клода Моне тебе интересно

Смотри же что в библиотеке я нарыла

[и фотка старого издания

«Принцессы Клевской»]

«Нарыла книгу». Вот уж блин для эсэмэски повод!

Цинизма долька кстати тут вполне:

Могу поспорить – минет пара дней,

Смешон им тоже станет этот повод,

Как мне сейчас, а может – и смешней.

Но в тот момент восторг владеет ими:

едва, забывшись, чем-то отвлеклись —

как снова вспыхивает вдруг мобильник:

они не могут друг без друга больше двух минут.

А впрочем, встретиться им скоро не судьба:

Татьяна улетает в Сан-Франциско

коллоквиум вести по Кайеботту,

Евгений же весь по уши в делах

(что не препятствует ему с работы

пачками отправлять ей сообщения).

Не время для свиданий… Но Татьяна

реванш берёт как будто бы за это:

Она общительна как никогда,

Встречается с друзьями каждый вечер,

Как будто дюжина их может

Ей одного Евгенья заменить.

Но явно в ней заметна перемена:

Нежна, сладкоголоса как сирена,

С подружками целуется вовсю.

сейчас ко мне идём все втроём

Но даже в ресторанчике она,

рассеянна, легка, оживлена,

поглядывает на мобильник то и дело:

вдруг снова сообщенье прилетело?

Потом, увидев:

Ну теперь уж хватит

Так часто что не нравится мне это

Не стану отвечать пока не съем котлету

Да а потом ещё мне нужно съесть десерт

И в этой переписке каждый – ферт:

До завтра больше ничего не присылай мне

А то ты как влюблённая девчонка

А вот как я пришлю ему сейчас

да только я сначала съем печеньку

Крута у них система наказаний —

Чтоб каждый испытал мильон терзаний:

Пусть только посмеет не ответить мне через десять минут.

Тогда я заставлю его ждать моего ответа целый час

Ишь ты как решительно и коротко пишет

Значит сегодня вечером ничего от меня не получит

Ах этим утром у меня нет прав на смс?

Что ж, ладно.

Может идти на фиг не буду я ему писать!

Но быстро позиции оба сдают

И снова пишут, и снова шлют…

И тогда опять вибрирует мобильник,

Звеня в глубине кармана,

Словно крошечный зверёк зашелся в кашле,

И вот уж милые больше не бранятся,

Тешатся только.

Снова сообщение за сообщением.

Снова сияют их лица,

А вот – о чудо! – послание длиннющее

Читает Татьяна жующая

Куда длинней предыдущего

Шлют мейлы глубокомысленные

И кокетливые

И двусмысленные

Трудно сегодня работать,

мысли совсем о другом…

А бывает, что на фабрике фантазий

вылетают все пробки разом,

и тогда:

Рыскала тут на Амазоне

Купила розовую ночнушку

А бывает – окаймлённые нежностью скромной,

точно старомодный флирт в беседке:

Милая!..

О милый мой!..

слова

как вязкие конфетки.

Но – вот он, случай редчайший! —

кто-то из них

все чаще

пишет в конце:

Целую

Будь это просто приятель —

осталось бы просто словом

а здесь – обернулось фантазмом

фантазмом, взорваться готовым

банальное сообщение —

отчего же в конце изумление?

И вот уже потные пальцы,

над экраном танцуя,

пишут ответ, ликуя:

Я тоже тебя целую…

И на устах у обоих

виртуальный вкус поцелуя.

В редкостный вечер этот

Оба, в постелях разных,

Не заснут до рассвета,

Своим предаваясь фантазмам.

Как нежно ранят эсэмэски…

Но бывают и минуты просветления,

И тогда, самим себе удивляясь,

Думают они:

что такое?

будто снова нам по пятнадцать!

Будто в них вселился кто-то —

шалый настойчивый мальчишка

страстный он и капризный

и спать не даёт им обоим

странную явь придаёт сновидениям

странные мысли шепчет в сообщениях…

и ещё заставляет их вспомнить

множество, множество поэтов.

Зря вы думали, будто повзрослели,

Будто зрелые и серьёзные люди —

Души ваши юны и бездомны,

а в телах вовсю бродят гормоны.

Но Евгений научен судьбою —

Он умеет властвовать собою.

У Татьяны же всё иначе…

Не была она ещё такой пылкой,

Ей неловко оттого, что капли пота

От корней волос скользят к подмышкам,

Ни с того ни с сего дрожат коленки,

Между ног ни с того ни с сего взмокло.

Напряглось всё тело, и как будто

Губы сердце ладони соски —

Связано все одной верёвкой

А узел той верёвки – между бёдер

Стоит Евгению промолвить хоть словечко —

как дрожит та проклятая верёвка

и звенит как колокольчиков цепочка,

отзываясь мелодичным звоном во всём теле.

Но и тело —

не её как будто:

потеет становится липким

сладострастно пульсирует и словно

у бюстгальтера вот-вот застёжка лопнет —

набухают груди соски твердеют

живота как будто стало больше

и бёдра так странно покрупнели

что сама себе кажется лепёшкой

мучною сдобною сладкой

сама себя съесть она хочет

нет лучше – пополам с Евгением.

Нет – пусть съест её всю один Евгений,

снизу доверху и без остатка!

И чувствует: раскрылись потихоньку

повлажневшие закраины плоти

и впустить Евгения готовы.

Не по себе от этого Татьяне —

на учёбе, в метро, в ресторане;

шепчет на ухо бродяга-ветер:

лучше Евгения

никого нет на свете.

Потому-то на этой неделе

Трудно ей сосредоточиться на деле.

Но приходит всему своё время—

взваливать

или сбрасывать бремя,

время силою брать себя в руки,

время любви

и время разлуки.

Завтра утром уезжать в Сан-Франциско,

а сегодня – отужинать у Ольги…

Никогда не боялась Татьяна

внезапной смерти в авиакатастрофе.

Но вдруг взял своё инстинкт смерти,

и подумала:

а вдруг…

отправить эсэмэску…

если что – нельзя не попрощаться.

Завтра улетаю на самолёте. Ты знаешь куда. Если что-нибудь случится в полете – разобьётся или взорвётся, – пишу тебе: да, все последние дни все мысли только о тебе; за то, что в мою жизнь ты вернулся, я благодарна судьбе.

но в ней ещё живут остатки разума

то есть самая малость – горстка мусора в уголке, которую не удалось выдуть бродяге-ветру;

вот рука дрогнула, и вместо этого она пишет вот что:

Всё в порядке мне некогда

было тебе писать все эти

дни

Пришлю мейлы

Вернусь – расскажу подробно

Счастливого путешествия

отвечает Евгений

Надеюсь, в самолёте посмотришь неплохое кинцо

Целую тебя

И я тоже целую тебя

Ольга вовсю кулинарит в тот вечер:

Чуть она с кухни – уж дети навстречу;

Ох, утомили две крошечных дочки:

Надо подставить к кроваткам горшочки,

Обе голубки почистили зубки?

Ну-ка, пипи и быстро в кровать!

Взрослым – за стол, ну а маленьким – спать.

Но предстоит ритуал поцелуев:

Папу, и маму, и тётю Татьяну,

Плюшевых мишек, утят и гусей,

Этого дернуть за нитку из попки —

Он пропоёт колыбельную всем.

Вот и горячий пирог из духовки;

На холодильнике – справки, страховки,

Клеит Татьяна сто первый магнит —

Дверца под ними так и скрипит.

Ряд изречений, полезных советов —

КАК ИЗВЕСТИ БЫТОВЫХ ПАРАЗИТОВ;

И быстро Ольга громоздит на стол

Сыры – печальные остатки камамбера,

Сыр с плесенью и запахом вонючим,

И наскоро состряпанный салат.

Теперь мерло бутылку! Откупорив,

Бьёт оглушительно батоном по столу

И – крик на всю квартиру: «Ужин подан!»

Муж, рыхл и мил – ну, как суфле из камамбера,

Заходит в кухню; левым ухом слышит

Он новости по телеку. А Ольга —

Врач-отоларинголог. И, увидев,

Как необычно у сестры блестят глаза,

А щёчки алые как в лихорадке —

«Ты что, больна?»

«Да нет же, всё в порядке».

«Да ты как в глянец упакованный червяк!

Температуришь, что ли?» – «Нет же, всё не так».

Ладонью лоб ей проверяет Ольга.

«Должно быть, стресс иль перевозбужденье.

Спешишь, небось, в своё ты Сан-Франциско?»

«О да, и ещё как».

«А там

Всё схвачено, надеюсь, всё готово?»

«О йес».

«Ну что ж, и вправду это

Тебя должно бы радовать… молчишь?

И ничего не ешь! Возьми салату.

Дай положу тебе».

Волнуется Татьяна.

Жар тела от сестры никак не скроешь…

И вот она уже тихонько шепчет:

«Я встретила тут кой-кого». Но вдруг

Сорвался голос; не договорила —

как будто крепкую горчицу проглотила…

Но Ольга слышала: «И что?! Но при твоей загрузке…»

«Ой, знаю всё, и не напоминай мне».

«Что ж будешь делать?»

«Знать не знаю».

«Кто?»

«Да бизнес-консультант…»

«И где ж его ты подцепила?»

Опасен этот разговор кухонный:

Приводит он к раскрытию архивов,

Архивов памяти, давно грибом поросших,

И пылью времени покрытых, – и, не дай бог,

напомнить может им о скользкой крыше.

Татьяна осторожна, лгать не хочет:

не удаётся поменять ей тему.

«Но знает он, что в Сан-Франциско едешь?»

«Гм-м-м». «И что? Тебя он отпускает?»

«Да ничего». «Как ничего! Ответь мне!»

«Да между нами ничего и нету».

«То есть? Даже вы ещё не переспали?

Ну, знаешь ли, о чём тут говорить…»

«Послушай, Ольга; иногда глупее

Ты кажешься, чем есть, и ведь нарочно!

Я с ним знакома близко, а в делах

Таких бывает этого довольно».

Тут Ольга покачала головою…

И взгляд перевела на мужа; тот

так набивает камамбером рот,

как набивают золотом карманы.

Во взоре Ольги плещется любовь,

как водоросли плещутся в приливе,

ей искупать бы этого мужчину

в морской волне, а можно – просто в ванне;

но глазки, что синей морской волны,

вдруг оживились, – и, разволновавшись,

выносит Ольга важное решенье:

«Тогда – что делать, знаешь ты сама».

«Ах вот как?»

«Таня, Таня… если вправду

влюбилась ты и это вправду страсть —

та, что бывает в жизни только раз, —

Пожертвуй всем ради любви счастливой!

Не терпит легкомыслия любовь,

Ты пожалеешь, если всё упустишь».

На мужа смотрит Ольга нежно-нежно —

А впрочем, он мужик-то симпатичный:

И не урод, и крошек очень любит

Муж Энтони и ко всему терпим,

К тому ж ещё и банковский работник —

и не в простом, а в Crédit Mutuel.

И вот, почувствовав, что на него смотрят, он

в несколько приёмов

отдирает взгляд от телеэкрана; так засучивают штаны:

оборот

ещё

и снова

и смотрит на сестёр с любезной улыбкой.

«Ну, а ты что скажешь?» – спрашивает Ольга. «О чём это?» – отзывается Энтони.

«Татьяна влюбилась».

«О-ля-ля! Ну, теперь пойдут женские страдания», – говорит он шутливо.

«А я её учу, что любовь требует жертв».

«А то».

«Иначе будет потом всю жизнь жалеть».

«Ну конечно!»

«А помнишь, как ты отказался от длительной командировки в Китай…»

«И ни разу потом не пожалел, – подтверждает Энтони, – что от меня тогда уплыла эта должность. Чёрта лысого забыл я в Китае? Там кругом одни китайцы, а здесь рядом со мною три моих грации».

И Ольга с мужем смотрят друг на друга,

Тягучим, масляным и вязким взором,

Как плющ медово-сладкий. А на стенках

Бесчисленные фотки близнецов

И пары, упивающейся счастьем,

С губ будто приторная патока стекает,

Из ресторана унесённые конфетки

Разбросаны в неприбранной гостиной,

Как камыши в заливе.

О улыбки,

такие сахарные, в облаках из сладкой ваты!

А сколько слов нежнейших и сладчайших,

потом ещё в смартфоне повторённых,

слыхала эта кухня! —

отзвук их Татьяна слышит; он невыносим ей.

Ей нестерпимы шоколадные «сю-сю»,

И это «дорогая» – Энтони

во рту катает как клубничную ириску.

А если бы Евгений

таким вот голоском…

Татьяне тошно от одной этой мысли

О только не это

хочу любовь раскалённую добела

чтоб мучила и жгла

та о какой писали в старых книгах

тех что пылились в старом сундуке

на чердаке

хочу любви как в призрачном барокко

а в паточной любви немного прока

ты издеваешься, сестра?

Обидеть никого Татьяна не хотела.

Но хочет нечто уровнем повыше…

Не ту любовь, что в шариках воздушных, —

Другую, о которой пишут книги.

Но Ольга, вспыхнув, оживилась: «Таня,

да-да, – всё это нужно пережить

и обрести такой душевный опыт,

ведь это очень важно. А потом,

когда уж минет время первой страсти, —

сама увидишь, как чудесно это:

любить по-настоящему кого-то.

Когда пройдёт

медовый месяц,

горячку

время перемелет —

и вы, не замечая сами,

уж стали близкими друзьями —

вы в жизни создали опору – она

будет теперь и крепка, и нежна.

Ты больше не одна на целом свете.

А если уж потом родились дети…»

Дети! – тут прохватил Татьяну ужас.

Нет, Ольга вправду ничего не понимает.

«Об этих перспективах речи нет, —

Тут даже долго рассуждать не стоит».

Тут Энтони с Ольгой обмениваются взглядами заговорщиков.

«Ну, не сейчас, конечно, не так сразу.

Сперва пройдите жаркой страсти фазу…»

И вдруг Татьяна вспоминает, как однажды —

лет семь иль восемь минуло с тех пор? —

Ольга привела Энтони домой (волос у него на голове было тогда побольше),

И Татьяне – девушке тогда еще наивной —

и вправду показалось: это настоящая любовь.

Их так неукротимо тянуло друг к другу,

и это было так похоже на представления Татьяны о любви…

что немудрено было и ошибиться;

Зато теперь она видела ясно —

Это было игрой иллюзорной,

Напоказ похвалявшейся чувством, —

Трюк вроде киндер-сюрприза,

Сувенир из магазина приколов;

а значит

жертва Энтони – чудовищная ошибка;

материнство Ольги – жизненный тупик;

каждый вечер оба обречены на кошмар Сизифа —

одного по вечерам не оторвать от телевизора;

другой – только б не забыть утром сунуть в ранцы по шоколадке

для близняшек (а впрочем, очаровательных);

Но самое смешное – что в те времена

И представить было невозможно, что вся эта любовь осыплется как

сухая штукатурка,

Но ещё смешнее то,

что даже сейчас,

в гостиной с грубым бледным светом из плафона,

дослушивая прогноз погоды

и на ходу дожевывая пирог, —

о экзистенциальная немощь! —

они почему-то кажутся ей… счастливыми?..

вот забавно, а?

притом что их жизни низведены

а они даже этого и не заметили…

до откупоривания банок с зелёным горошком

и собирания с пола разбросанных деталек лего

а ведь наступать на них чертовски больно

Милый при детях ты ходишь ругаясь

О блин о блин прости дорогая

Ну вот и оооооопять…

Папа выругался опять

Тут под Татьяной едва не обрушился стул:

С кафеля белого он соскользнул,

и хорошо ещё, что не упал:

Едва успела схватить бокал.

Нет

я не вынесу посмешища такого

не верю в счастье

нет такого слова

чтоб после незабвеннейших страстей

на стенки вешать фотографии детей

по вечерам мы дома бы торчали

и просто оба вместе бы скучали

Воспоминанье, словно крик зловещий,

В душе Татьяны мигом ожило…

Давно не слышала я этой фразы.

И кровь застыла в жилах

вместе б скучно

нам было

Да, помню, кто её сказал,

и тон его сухой…

Вот чем ответил на мою любовь

Она меж ненавистью и тоской,

А желчный сплин ей отравляет кровь.

Нет

не могу и не хочу я согласиться

Но отвечает изнутри зловещий голос:

Да отчего ж? Всё так, и нечего беситься.

Вот скука-то.

За это ты боролась?

А ведь тебя уже предупреждал

Тот, кто всё знал и ничего не ждал.

Вам вместе было б скучно, несомненно;

Ты это знаешь; он тебе сказал.

Воспоминание терзает хуже пытки,

у Ольги ж на лице – одни улыбки:

«Любовь такая

стоит жертв, Татьяна.

Всерьёз работать начала ты слишком рано;

Смотри, не доработайся до точки!

Тебя ждёт жизнь!

Ну, кто доест цикория листочки?»

Не стоит возвращаться слишком поздно.

Ведь завтра ранний самолёт.

«Как бы там ни было, – говорит Ольга, – держи меня в курсе. Надеюсь, – добавляет жеманно, – что ты скоро познакомишь нас с твоим воздыхателем».

Глупо уходить, даже не попытавшись: и Татьяна, пока Энтони вышел в туалет, в последний раз исподволь взывает к тому, что в Ольге ещё осталось от её юности:

«А не кажется тебе иногда, что твоя жизнь сложилась бы лучше с Ленским?» «Лен-ский?» – Ольга так удивлённо тянет два этих слога, будто услышала незнакомое имя.

«С чего ты вспомнила о нём?»

И вдруг она весело хохочет.

Это её смешит.

«А ведь и правда! Бывает – говорю сама себе: в те годы всё воспринималось ярче, и любовь была жарче, и все чувства – сильней и больней… А та любовь… забавно, что сейчас ты вспомнила о ней.

А знаешь почему? недавно я пыталась

найти в комоде что-то… и нашла —

вот почитай-ка, я обхохоталась!

(она встаёт)

Свой старый школьный ежедневник

(открыв какой-то ящик, достаёт),

Взгляни-ка, что подружки мне писали!»

Татьяна смотрит. Всё одно и то же —

«по математике опять контрошка, задолбало»,

«определение найти прозопопеи»

иль

«на стр. 68 уточнить» —

а рядом страстные, безумные посланья:

(в те годы модные чернила золотые,

или ароматическая паста,

чей выветрился сладкий дух давно):

«Ольга Ольга

лучший в мире человек

Ольга

я люблю тебя навек»

«Её ты помнишь: это Филиппина,

не знаю, где сейчас она и с кем».

Тут на клею картонные сердечки,

Картинки сладкие с давно подсохшей краской,

Рисунки типа манги

«Best friends форэва!

Беатрис плюс Ольга»

(Ольга: «А кто такая Беатрис – вообще не помню».)

От самой красивой девушки в клубе «Фаталь зоринас»

«Вот бы ещё мне вспомнить, что за клуб…»

И все смеётся и смеётся Ольга.

«Безуминка тут есть, – но всё ж как классно

Жить с убежденьем, что уже в шестнадцать

Нашли мы лучших спутников по жизни,

И дружбу верную, и верную любовь, —

Тогда мы в это верили взаправду!»

И вдруг она становится серьёзной.

«Но Ленский… с Ленским, конечно, всё было иначе;

вот ведь бедняга, как слеп и доверчив он был,

как же ужасно всё кончилось… зачем он так верил

в детские чувства, в те самые, что на полях

школьных тетрадок пишут мальчишки девчонкам,

четырёхцветною ручкой рисуя пронзённое сердце…

Горе какое. Бедняжка!»

И Ольга, закрыв ежедневник,

пригладив ногтем отклеившийся край

стикера с Linkin Park,

тихо шепчет ей:

«Тебе признаюсь – вспоминаю иногда

Я Ленского и думаю о смерти…

Она меня тогда опустошила

совсем – сама ты помнишь…

никогда

Всерьёз я не любила Ленского. И он —

Он тоже не любил меня, Татьяна,

Старалась я тогда любить его,

Ведь он писал любовные сонеты, —

Но просто были молоды мы слишком,

была девчонкой я, а он – мальчишкой,

И глупо как убил себя… как больно!

Что за судьба – в расцвете юных лет

Погиб из-за любви, которой нет!

Вот как мы все тогда наколбасили…»

Смахнувши набежавшую слезу,

Она кокетливо припудривает носик

и с покрасневшими глазами обнимает

Сестру – и ничего не замечает:

А та – шатается под бурей слов нежданных:

Скучно наколбасили юность

Детские обещанья скучно судьба глупо

жертва дети скучно

Всё понимает Ольга, мягкая, с пухлой грудью;

Как она ласково иногда умеет обнять.

Вот уж Татьяна жадно вдыхает большими глотками,

Будто из озера пьёт, опустошенная вся,

Запах духов, старомодный и перезрелый —

Матушки их старый знакомый парфюм.

Ни секунды не сомневается Евгений: Татьяна ему оттуда напишет.

Он говорит себе «по десятку сообщений в день будет слать, хоть и стоят они немало, эсэмэски эти,

И еще мейлы с факультетского вай-фая,

и из отеля, и даже из Старбакса».

И с этой уверенностью ждёт он вестей в нетерпенье.

И однако ж

В вечер её приезда

Мейла от Татьяны нет. Тут Евгений полез на сайт авиалиний —

Проверить, не случилось ли чего с самолётом.

Нет. Никаких отклонений от нормы.

Тогда, может быть, задержали вылет?

И поэтому сообщенья нету.

Следующим утром сообщенья нету.

Ближе к ужину решился Евгений сам отправить:

Хелло, американка. Приземлилась?

Вот ещё несколько часов проходит.

No reply

Отправляет он второе сообщенье:

Надеюсь, все хорошо.

Молчит радистка. Тишина. Буквально.

Завтра посылает он ей снова:

Привет, Татьяна. Я говорю себе: быть может,

связи нет нормальной?

Ну выкрой две минутки дай ответ.

Но, видно, двух минут и тех у неё нет.

Послезавтра он шлёт эсэмэску:

Фотку покрытой льдом Сены.

Упускаешь случай на коньках покататься.

И опять нет ответа. День проходит.

Наконец решает он: настало время

О ней забеспокоиться серьёзно.

Такое её молчание

Сверх ожидания:

как торопили оба время в разлуке,

чтобы скорее снова взяться за руки,

чтобы слиться губами,

а не перебрасываться

словами пустыми

и запятыми

Да уж не впала ли Татьяна в кому!

И он, весь на нервах, пишет Лепренсу:

> Дорогой мсье,

Как мне неловко беспокоить вас. Не было ли от Татьяны каких-то новостей? Я знаю: в Сан-Франциско отправилась она, и больше нет вестей оттуда. Что ж, надеюсь на ответ…

С уважением и т.д.

И после полудня ответ приходит:

> О многоуважаемый Евгений,

Не нужно, право, стольких треволнений;

Татьяна здесь, со мной; ей хорошо;

Мост Голден Гейт видали в воскресенье.

А нынче утром было аж землетрясенье.

Но, преданной работе всей душой,

Ей просто недосуг вас беспокоить;

Тревожиться о ней вам, думаю, не стоит.

Подумать следует бы ей давно,

Что здесь судьбе её сложиться суждено.

Посланье странное Евгений

Перечитал с десяток раз.

В правдивость этих откровений

Не верит потрясённый глаз.

Татьяна здесь, со мной

Так и Лепренс уехал в Сан-Франциско?

«Но ведь сказала мне она,

Что там ждет лёгкая работа —

Коллоквиум про Кайеботта, —

И полетит она одна?

О профе даже не упоминала…»

Глазам не веря, он читает, а всё мало —

«Она свободна. Почему не отвечает мне?

Мост Голден Гейт видали, ишь какие…

Туризмом заниматься

да еще сейсмически опасным!

Время есть.

А в сумку за смартфоном лень рукой залезть?

Иль это просто для смягченья,

А на деле

Они не вылезают из постели?

И вот в конце письма совсем загадочная фраза —

Судьбе её… понятно. Но —

Что значит

только здесь сложиться суждено?

> Хелло, Татьяна.

Я не знал, что Лепренс с тобой.

Он пишет, что твоя судьба – там.

Я не понимаю, что бы это могло значить?

Ответь, если найдёшь минутку. Ты вообще когда обратно?

Хай только один вопрос ты видела мой мейл или нет?

> Дорогой мсье,

Спасибо за ответ.

Мне необходимо связаться с Татьяной для выяснения одного важнейшего вопроса. Не могли бы вы попросить её мне написать?

С уважением…

> Меня Татьяна попросила вам ответить;

Приятно было ей здесь пониманье встретить.

Сейчас немного занята; ей нравится музей,

И у неё теперь в нём множество друзей.

Директор же так ею обольщён,

Что на ближайшие два года ей наставник – он.

> Привет, Татьяна

Не понимаю – зачем твой проф пишет мне, что в Сан-Франциско у тебя на ближайшие два года наставник?

Привет. Ты ведь должна была прилететь этим вечером обратно?

> Дорогой мсье,

По моей информации, Татьяна вчера вечером должна была вернуться в Париж.

У меня нет от неё никаких известий. Хочу спросить, нормально ли вы долетели?

С уважением и т.д.

> Татьяна разве вам ещё не позвонила?

Да. Прилетели мы вчера. Прошло всё мило.

Коллоквиум прекрасен был; и вот

Её работа в Сан-Франциско ждёт.

В начале лета ей лететь обратно;

Не скрою, я помог ей; мне приятно.

Одной работою живёт она.

И радостью сейчас душа её полна.

> Татьяна

От тебя

нет ответа

Твой проф написал мне

Но это

Какая-то ерунда

Ты опять уезжаешь

Да?

> Прости, Евгений,

моё долгое молчанье.

Не отвечая

на твои мейлы или эсэмэски, —

уж очень много было дел в поездке, —

Хотела я, ничем тебя пока не огорчая,

Сама обдумать всё.

Сужденья будут резки…

Свободная от твоего влиянья,

Решила я по своему желанью:

Да, на два года еду в Сан-Франциско —

в Музей искусств; хоть это и неблизко, —

Евгений,

подобные предложения

делают только в виде одолжения,

и от них не отказываются ни из какого соображения.

Давно мечтала о такой судьбе;

прости, что не сказала я тебе.

И перспективы есть, и быт устроен…

Мой труд был здесь признаньем удостоен.

О, скучен труд мой для тебя, Евгений:

нет авантюр, интриг, нет приключений;

Изданья старые, гуашь и книжный клей —

Но я хочу, хочу туда скорей!

Горжусь собой, горжусь я перспективой

И знаю: будет жизнь моя счастливой

Средь книжных корешков…

Тебе ж хочу сказать:

Настанет день – мы встретимся опять

У Сены; приглашу тебя на ужин —

И выпьем, и съедим мы, сколько сдюжим…

С дружескими чувствами и до скорого

Татьяна.

Она с Лепренсом спит.

Вот всё, что понял он.

Да. Спит с Лепренсом

Какое по-американски идиотское извинение.

Так не могло случайно получиться,

Что оказались они там вдвоём,

Не отвечала мне, а тут и должность – ай как ловко

Нет

в задницу такая стажировка

С Лепренсом спит она, и в этом весь секрет

Татьяна

лишних слов не нужно было нет

О сколько написала их ненужных

Музей работа должность перспектива

Но признаёт, что поступила некрасиво

Он закусил губу качая головой

Что ж хорошо

Окей

но это выбор твой

Женщины могут спать с кем хотят

Но почему, не понимаю, почему она мне не скажет просто:

я сплю с Лепренсом?

Каким ты сам-то оказался дураком

Пошло бы всё к чертям я с ней едва знаком

Ну что ж да ладно нет так нет

Проклятье

я мудак

вот в чём секрет

Разумен

независим

одинок

Как сучку в ней не разглядеть я мог?!

Как же больно

И схватила за горло тоска, словно пёс;

Шатается, не в силах ни есть, ни пить;

А в душе горит лишь один вопрос:

Как смогла, как могла она так поступить?

Она спит с Лепренсом, ибо не снесла детской травмы – ведь их семью бросил отец;

Она спит с Лепренсом, ибо надеется на его помощь в карьерном продвижении;

Она спит с Лепренсом, ибо думает, что он сделает ей предложение о замужестве по всем правилам.

Она спит с Лепренсом и хочет от него детей.

Э-э, а кстати,

там, в том вагоне метро, она была со значком —

так и правда была беременна или тоже лгала?

В конце концов, остыв, он отказывается от неистовых поисков причинности.

Что, если она спит с Лепренсом просто потому, что любит его.

А

поче

му

бы

и нет.

Он ведь тоже имеет право.

Почему бы нет.

Допустим.

Он тоже имеет право коснуться её, – если она не против, – да, и если тебе не понравится жаркий поцелуй Лепренса, это ещё не значит, что он не понравится ей.

Допустим.

Допустим это, постаравшись забыть, что:

одна мысль о пальцах Лепренса, похожих на сигары,

И о его пергаментных губах, целующих её соски,

И о его болтающихся дряблых яйцах,

Для него хуже расстрела —

Допустим.

И вот, вооружившись благородным чувством покорности судьбе,

Он переходит в стадию ну и ладно. Оно и к лучшему.

Я особенно и влюблён-то не был,

И вообще всё это один гигантский ловкий обман

И, пользуясь этой мыслью так же, как ловкий каменщик – мастерком,

Возводит прямоугольную стену, каждый кирпичик в которой – самооправдание:

• в конце концов я не знаю даже кто она я и говорил-то с ней всего ничего и не вспомнил бы о ней не будь встречи тем утром

• у нас очень мало общих интересов не хочу тратить время на девчонку которая мне не нравится и даже не в моём вкусе я уж ей говорил это я должен был сто раз подумать прежде чем даже если я и не помню нет между нами так не пойдёт

Но даже самое простое умозаключение – мы зря погорячились – трепещет у него в руках, так и норовя вырваться, – объяснение скользкое, точно угорь:

Его подсказал разум.

А тело говорит: нет.

Поскольку

в реальности – и такого с ним ещё никогда не случалось – стоит ему только подумать о Татьяне, и он чувствует:

• что его кишки намотали на обледеневший стальной шест

• и невозможно впихнуть в рот никакую пищу

• и сон так и висит над кроватью будто бельё вывесили сушиться.

Вот она, подлинная реальность: в глотке жесть,

будто он наглотался гипса;

А как противно жужжит над ухом муха,

И желудок – не желудок,

а мешок со скорпионами.

Все это взаправду, и

Рушится твоя бумажная стена,

она насквозь фальшива,

она рушится от твоих возбуждённых придыханий,

стоит тебе лишь подумать о её обнаженном теле

и представить, как ты ласкаешь его руками

и как ваши губы сливаются в поцелуе.

Всё это видится так живо и так ясно —

Реальней и вообразить нельзя;

как будто бы злой посторонний демон

в тебя вселился, вскипятив всю кровь

и этот кипяток гоняя в теле

Насосом (крошечны его ручонки —

не руки: лапки, алы, как у птицы);

булавками утыкал он подушки

(чтоб ты ворочался, не мог заснуть ночами),

твой сон сложил он и убрал в комод

(а где ему ещё теперь есть место).

Вот зов реальности. Серьёзно:

что ж,

Её ты любишь.

Остальное – ложь.

Обо всём написал ей Евгений:

сколько мейлов и сообщений,

даже парочку писем почтовых.

и звонки, и записанный голос.

Бог ты мой

Неужто ещё есть лузер такой

Наговаривающий любовь на автоответчик?

Как низко мы пали с тобой

(Татьяна кажется мы пролетели мимо Почему бы

да, я тебя целую)

Ответа нет.

Лишь буквы мёртво смотрят вдаль.

Проходит время, остаётся лишь печаль.

И он надел свою печаль как капюшон,

И по широким улицам пошёл,

Печаль сера, кусается как шерсть,

Не оглядеться, вдаль не посмотреть,

Так дёргает за волосы, схватив за глотку,

Как некомфортно – боль, экзема иль щекотка,

А по ночам на столике ночном

Лежит печаль и говорит: «Уснём?»

Он на неё глядит, не может спать.

А утром снова ей:

Ты здесь опять?

Евгений, хоть в остервененье,

Но искушён в таких делах

И знает: дни печали сочтены,

Как и всего на свете. Капюшон

Сперва с краёв обтреплется немножко —

Кайма прорвётся, и полезут волоски, —

Хоть как реснички волоски тонки, —

Моль вечности догложет остальное,

И час пробьёт, и капюшон спадёт,

На улице иль дома, как придётся, —

Отрепья старые любви непережитой.

Но предпочёл бы он процесс ускорить,

потому что в этом капюшоне печали у него очень уж дурацкая рожа,

и он всё время говорит себе: что за чёрт, да ведь у меня с ней ни разу и не было, – так что же;

почему же эти тенёта держат его так крепко? О, поскорее, безымянные глодатели шелков, распускающие петли печали;

нельзя ли мне освободиться пораньше? а лучше прямо сейчас. Что вы за лентяи такие – мало того что так медленно работаете, так вашего прихода ещё и ждать нужно…

Ждёт-пождёт он до апреля.

Но в апреле ни одно

Не вылезает волокно.

А вот и май! Проснувшийся Париж

Выплевывает в небо птичьи стаи,

А нераскрытые каштановые почки

Висят как серьги изумрудные природы…

Евгений, выйдя прогуляться, видит,

что юбки девушек короче стали.

Как много длинных ног!.. И все такие

Горячие и юркие, как змейки.

Не слишком это радует Евгения;

но тут заметен знак выздоровления.

Ещё он носит на себе доспех,

хоть и разбит был под орех,

ещё ему приятно отупение

несчастнейшего в мире… Но терпение

к концу подходит; было б слишком рано

По барам прошвырнуться – но забыть,

Что жизнь не удалась,

и не ханжить, —

Использовать весенний шанс, быть может…

Пусть та ж печаль опять его изгложет, —

Но тот костяк, что звался им, не пуст, —

Он ожил, встрепенулся, полон чувств!

Так что ж? Долой остатки сожалений!

Насвистывает песенку Евгений:

Эй! от любви гори,

да не сгорай!

Играй же громче, музыка!

Играй!..

А в это самое время

В Библиотеке Святой Женевьевы —

Во чреве кита стеклобетонного, в изящной нише под арками благородными,

Среди студентов, раздавленных локомотивами солнца, для которых препятствие в виде тонкого оконца – ничто: вот и раскладывают они окна на ослепительные жаркие солнечные огни;

Татьяна пыталась сосредоточиться.

Пред ней пузатый том, а в нём статьи – как будто ни о чём.

«Рассеиваемый пуантилистской сверхпамятью, полихромный и искрящийся пейзаж придаёт дополнительный стимул, а точнее – приводит то, что мы видим на картине, к синэстезии».

Эх чёрт ему бы надо написать

Книга напоминает ей ведёрко с морепродуктами. Оно опрокинулось, и теперь фразы расползаются как дряблые жирные моллюски; она не в силах даже раскрыть раковинку и вытащить из неё мясо.

Нет написать ему будет сейчас по-дурацки

Мне до отъезда осталось два дня

Два всего дня я смогу продержаться

«Образ балерины у Дега несомненно сотериологичен: в её грациозности есть нечто мессианское, взывающее к мечте об утопической и вечной невесомости»

Что значит это всё какой дурак о боже

Ни слова в простоте сказать не может

Как смысл извлечь из этих криптограмм?

Татьяна убирает книгу в сумку

И трёт глаза – усталость отогнать;

Но тут в глазах салют и взрыв.

Как в день 14 июля —

Сосуды рвутся, как потешные ракеты.

Перетрудилась. Слишком много света.

Ох как устала я пошло все к чёрту

Где ты, моё внимание к предмету?

Как хорошо было Татьяне в Сан-Франциско!

Сияла вся, довольная собою,

Ложилась рано и спала сколько хотела;

Она уехала за океан одна,

и спутник никакой ей был не нужен:

Достаточно мечты, далекой и прекрасной.

Да и, пожалуй, длинных ног в придачу…

Но вспомнив Ленского, Евгения признанье,

и Ольгу

Ольга – с Энтони! О Боже! —

нет, ей не хочется всю жизнь с таким возиться…

А если взять Евгения с собой? нет, не решилась…

И только там, потом, Татьяна поняла:

одна уехав, верно поступила.

Жизнь в истине и красоте – вот идеал.

И выбрала сама его Татьяна:

чеканность бытия и красоту страстей,

всю жизнь сопутствующих человеку,

её накалом нежным, гордым согревая…

Да, это ей известно хорошо:

всегда глаза её слезами наполнялись

от красок, взмахов кисти – никогда

такие страсти не теряют обаянья;

и, глядя на любимую картину,

подумав о любимом живописце,

она сказать сама себе не сможет:

И чего это я в нём нашла

или смотри-ка отрастил брюшко

или сколько я потратила напрасно

сил и времени, глядя на него

Такие увлеченья не случайны.

Тут – красота, тут – правда, тут – призванье!

Совсем не то, что Ольгина компания,

Друзья сестры, те мальчики в саду,

С которыми чуть словом перекинься —

И ты уже покорена навеки…

Малышкой ты ещё была, Татьяна.

И слишком впечатлительной малышкой.

Когда мы юны так и одиноки,

Любой легко взломает наше сердце

И, внутрь войдя, пожар устроит или

Посеет хаос…

Нет!

Хозяйкой быть своих страстей и истин —

Татьяною владеет страсть одна,

Она весь век останется верна

Искусству, отвергая мир корысти.

Там, в Сан-Франциско, обрести ей суждено

Друзей, каких ждала она давно;

Такие же учёные фанаты

И тем же вдохновением объяты, —

А сколько юных аспирантов там,

Красивы и умны не по годам.

Одна любовь другой сменяется без скуки, —

Да и препятствие ли это для науки?..

Ушёл один… и вот уж новый аспирант

В восторге шепчет ей: «О, вы такой талант!»

Внимать ей будут так, как слушают поэта:

«“Марсьяль за пианино”. О, какая точность цвета!

Где Кайеботт свой жёлтый раздобыл?

Он каплю Солнца в масле растворил!»

Да, будет всё по первости занудно —

К американской жизни, говорят, привыкнуть трудно;

И одиноко без Евгения…

Пройдёт

Лишь несколько недель – жизнь прежняя уйдёт,

И вот однажды там, в музейном зале белом,

Один такой ей скажет между делом,

Что любит… очень… и хотел бы жить…

С ней вместе… как тогда ей быть?

Коллега, друг, партнёр по штудиям искусства —

Как не ответить на такое чувство?

Он близок, свой, ведёт такой же труд научный,

Он конструктивный, нежный и не скучный…

Тут-то вздрогнула Татьяна,

Доставая из кармана

свой мобильник – тот трещит как пара кастаньет…

То Евгений

незабвенный

безответный шлёт привет.

Всё Татьяну раздражает,

ходит хмура и строга,

будто гвозди вылезают

Из подошвы сапога.

Отвечать ему не хочет.

Может он ей помешать…

Как давно она хлопочет,

А пора уже решать.

Преодолеть океан —

не начало ли тут обновленья?

Фосфоресцируя, море зовёт – и прощай, сожаленье

Плыть, взбивая до пены мусс вод,

чтобы сердце запело!

Ну так плыви же, плыви,

снаряжённая в путь каравелла.

Да вот ведь незадача.

Уже несколько недель

она не может забыть слов Евгения;

они всегда с ней

так и бегут

трусцой впереди

трусцой позади

тянет обернуться

вдруг они вернутся

да с ними и так невозможно расстаться:

в мобильнике месседжи – так и толпятся;

в ноуте мейлов скопились тома,

есть ещё два рукописных письма —

Татьяна сложила их вчетверо и носит в сумочке;

но и в этом нет нужды – ибо она помнит, помнит каждое слово Евгения,

его слова тщательно разложены на складе её памяти,

и что будет, если двери склада вдруг распахнутся?

его слова и ласкают и ранят,

как коготки котят,

то ли нахально гладят, то ли царапают

Теперь меня он точно ненавидит

Мне сразу надо было ясной быть

И снова перед ней его последний мейл

Последний

От слова вдруг перехватило в горле

Нет, не любительница слёзы проливать

Но вдруг разволновалась отчего-то

Должно быть, я устала

Да это же нормально – две недели

Я собирала чемоданы и прощалась со всеми – близнецами, мамой, Ольгой

как плакали они – а ей плевать

Она от них уехать только рада

Так грустно было им расстаться с ней

Она ж эгоистично любовалась

собою, чувствуя себя первопроходцем:

В себя поверь – и жди успехов и чудес —

Превращу-ка я свою жизнь в прекрасный авантюрный роман

И вот меж двух библиотечных стеллажей

Ужасное мелькает привиденье:

Как победить, изгнать его уже,

Ниспровергателя ее воодушевленья?

Евгений

мне до отъезда остаётся

лишь два дня

Евгений

как гири на ногах

ты у меня

И вот ведь угораздило:

с четырнадцати лет она его не видела,

а сейчас он тут как тут —

хорош, когда не зовут;

появился наконец – где не ждали и когда не звали

какой-то он бессмертный как Кощей

что если всё же написать ему —

а почему нет? в порядке вещей!

И она, скользя взглядом по монитору, то и дело посматривает туда, где в уголке притаилась маленькая иконка

или

слишком

поздно?

Меж тем за это время мой Евгений,

Хоть в капюшоне ходит, но уже

Прогрызла моль прошедших дней в нём дырки

Там, где застила взоры ткань печали.

И вдруг он слышит скайпа зов нежданный.

ТАТЬЯНА.РЕЙНАЛЬ

Вызывает его в скайпе

ХОТЕЛА БЫ

Вызывает его в скайпе

СВЯЗАТЬСЯ С ВАМИ

Вызывает его в скайпе

В маленьком кружочке в самом сердце экрана

Смотрит на него улыбчивая Татьяна

Фотка сделана года три назад

Какой легкий смеющийся взгляд

И слова:

Добрый день, я хотела бы добавить Вас в Skype

(дело обычное. Такой текст присылается автоматически)

Ворча Евгений смотрит на портрет

Да ненавижу я тебя! Нет! Нет!

И тут же пальцы, неуклюжи как сосиски,

Жмут быстро «Да. Принять»

Всё лучше чем по переписке

Всё тело вздрогнуло как колесница у Бен-Гура

Трясёт беднягу от затылка до подошв

И с нетерпеньем ждёт он продолженья…

«Ответил «ДА». Ну, нечего сказать – хорош!

Чёрт всех возьми. Свершилось. Написала!

Вот карандашик маленький бежит

Стремглав туда-сюда: ну, значит, пишет».

На карандаш он смотрит, тяжко дышит,

Всё пляшет, пляшет крошка-карандаш.

Следит Евгений, как дитя заворожённый,

Так, будто перед ним фонарь волшебный и зажжённый

Да что она мне, роман там строчит?

Всего-то надо объяснить обманы

Без месседжей, объёмных как романы

Но словно обезумел карандаш.

Строчит так быстро, словно входит в раж;

Мильярды фраз Евгений ждёт сейчас,

И, вслушиваясь в стук как в звук мелодий,

Он в ожиданье, что получит что-то вроде:

«Я в бесконечных сожаленьях; ты – мужчина моей жизни, и я всё отдам, только чтобы быть с тобою. С Лепренсом всё вышло хуже некуда; он отказался на мне жениться – и, более того, полный ноль в постели. И, знаешь, я от всей души ненавижу свою дурацкую стажировку и хочу уехать с тобой на самый край света. Куда-нибудь в Сибирь».

А карандаш всё пишет, пишет, пишет…

И у Евгения уж вовсе едет крыша:

А если так:

«Моя единственная особенность – я очень активна в сексуальном плане. И мне обязательно надо знать, будет ли проблема с тобой. Например, что ты скажешь, если я начну будить тебя по нескольку раз за ночь».

Татьяна нет проблемы никакой

Тебе признаюсь – я и сам такой

Не будем делать мы из этого секрета

Даю тебе хоть слово чести в этом

А карандаш всё пляшет с упоеньем.

Евгений ждет как манны этих слов…

Простое пикселей соединенье —

За них полжизни он отдать готов…

Трехлетней давности лицо Татьяны

Так улыбается – насмешливо и странно…

Евгений смотрит на неё сквозь дырки в капюшоне, проделанные молью;

Я же воспользуюсь загадочной

привилегией авторов,

если проще – авторской волей:

Следить могу за тем, и за другой —

Что ж вижу я?.. Татьяна вся на нервах;

Ошибки лепит в каждом слове… ах!

Как будто тыква на её плечах —

Написанное всё сочла пургой

И стерла – от последних фраз до первых.

Посочувствуем тихо Евгению

и живому его нетерпению.

Вот что сейчас видит он:

И от души потрясён.

Сейчас взорвётся он.

Что она натворила?

Весь текст удалён.

А карандаш вразвалку и вприсядку

Ходил, как будто делая зарядку,

И застывал, и быстро снова в пляс,

То тарантеллу, то счастливый вальс, —

Но весь роман, что пять минут Татьяна сочиняла,

Был стёрт безжалостно…

как много чувств зазря пропало.

Но он спокоен. Будто скован льдом.

Скрежещут только зубы-сталактиты,

Но кроме этого всё хорошо.

Что происходит с удалённым текстом?

Его сожрут прожорливые сервера

И переварят с помощью ферментов,

Потом спускают в интернет-клозет:

Бурлят в сливной дыре обрывки чувств и мыслей,

Так и не высказанных никогда…

Вот так однажды и пылинки не останется от всей Земли —

Её поглотит Солнце, растворив в космической пыли.

Что так настойчиво она сказать хотела?

Всё кончено. Конец венчает дело…

Чего общаться нам по интернету.

Всё кончено. Меж нами связи нету.

И странное спокойствие в душе.

Но несколько секунд ещё проходит,

И снова тарантеллу карандаш

Танцует – пара тактов – сообщенье:

hello

«Ну что ж», – солидно думает Евгений и смотрит на экран, – и я

hello

Как радостно возобновилась тарантелла!

Всё хорошо?

Евгений отвечает

Как ни в чём не бывало:

да зашибись, а что?

Да Я б хохотела пожелать

У дачи тебе в день рождения твой

Вот так дело.

До дня рожденья больше двух недель,

Неловкое ж, простите, извиненье…

И опечатки – что сказал бы Фрейд?

Хохотела/хотела/хохотала?

что выбрать? можно затрудниться

Иль умереть она боится

Не долететь упасть разбиться

А может в камень превратиться

С тоски, меня оставив здесь?

Когда летишь?

Поле завтра

Ну вот. То было «у дачи», а теперь какое-то «поле». Ладно. Признаем, что опечатки по Фрейду не всегда помогают понять, что в душе у ближнего…

Вау

А вещи собрала иль слишком рано?

Да, вышло у меня два чемодана

Боюсь я перевеса хоть на грамм

Ах да там можно только 20 килограмм

Да точно так

А на кого ж кота?

Беру с собой

Как бы не скуксился он в отделении багажном

Но на свободу выйдет с видом важным

Ну да ну да

И всё. Отбой!

Два края пустоты связал подземный кабель,

И оба вглядываются в пустой экран,

Друг друга призывая и – не видя.

Свидание любовников-слепцов,

Должно быть, крот так в зеркало глядится…

Как часто так общаемся и мы —

и важно разглагольствуем о жизни,

а собеседник наш – застывшая улыбка

на фотке в скайпе или маленький мобильник…

Слова – что значите вы сами по себе?

Меж вами и под вами – лента смыслов,

Там смех и радость, теплота дыханья,

Которых в сообщеньях не заметишь…

А есть ли прок в словах,

а есть ли в чувствах прок,

Когда прочесть их невозможно между строк?

Как к дню рожденья ты готовишься, Евгений?

Никак особенно. Да разве мало дней рождений

А карандаш всё пляшет в исступленье.

Бросает вызов он тоске забвенья!

Не будь его – в растерянности сидя,

Вы уж наверно были бы в обиде,

Что адресат ушёл, оставив вас одних…

А так – он, карандаш, к нам в дом проник,

Мы словно видим пишущую руку

И ждём: сведёт с ума?.. рассеет скуку?..

Печальный одиночества мандраж

Уймёшь ли ты, летучий карандаш?..

Участье, знать, есть в ком-то к нашей доле!

Хоть это лишь синекдоха, не боле.

Евгений

я жалею что тебе не отвечала

подумать надо было мне сначала

Перед ОТЪЕЗДОМ было много дел

Я понимаю понимаю

знать хотел…

Он пишет, ничего не понимая

И далее вдогонку:

Можешь ты

Сказать мне прямо что меня ты обманула

когда что у тебя с Лепренсом я спросил

Как быстро пляшет карандаш

Да не сходи с ума нет больше сил

Как убедить тебя

он просто проф и всё такое

меж нами ничего

Ох я дурак во всём ищу плохое

Так значит он твой проф и всё

Окей

Уж слишком долго не было вестей

Ну вот я наконец понятно объяснила

Поверить трудно

От меня ты что-то скрыла

Тут много совпадений

всё под стать

О чём ты думаешь

я должен это знать

Ах вот что

может быть

Есть кое-что чего мне не забыть

И снова бел экран.

Евгений

ты сказал такую фразу

всё по местам расставил сразу

не удалось её забыть

теперь не знаю как мне быть

сказать тебе?

Какую фразу?

Тогда, на лестнице. Уж десять лет прошло

А я всё помню твой ответ

Да говори же

И бел экран опять.

А ты не помнишь нет?

Нет, ничего не помню

С тех пор прошло так много лет

забыл

Забыл того мальчишку кем я был

Ты объяснение мне дашь?

И – карандаш. Нет. Стёрла. Снова карандаш.

Так ты не помнишь, правда?

Нет Татьяна нет

А помнишь как меня ты подстерёг

На лестнице

Чтоб мне сказать

И что же?

О как же это на тебя похоже

Разбить две жизни жалкой парой слов

И всё забыть лишь миг спустя готов

Ты мне сказал

Евгений

Ты сказал мне

Ты мне сказал что вместе мы б с тобою

Скучали только

Больше ничего

Прочёл Евгений, в памяти его

Воскресли те слова…

Которые и вспомнил-то едва.

Но он себя увидел наконец

Со стороны: самонадеянный юнец,

солиден, точно оперный певец

На сцене; он блестящ, и ложи блещут,

И публика наивно рукоплещет,

И некуда деваться от улыбок…

Воспел малыш серьёзно, без ошибок,

Тщету взаимного влечения сердец.

О бас-профундо, молодой да ранний,

В семнадцать лет презревший все желанья,

Ты – это – ей – сказал?

Твоя печаль.

И всё ж… Как глупо.

Как нелепо.

И – как жаль…