Глава 1

Двенадцатью днями раньше

Я смотрел в окно, за которым бушевала ночная гроза.

Смотреть было особо не на что — видимость не превышала трех метров. Призрачный свет фонаря едва рассеивал сумрак. Серые силуэты автомобилей за сплошной стеной ливня напоминали погребальные сооружения. Время от времени небо раскалывал зигзаг молнии. Вода у подножия наружной лестницы поднялась уже как минимум на пять сантиметров. Как всегда в этой части Флориды во время сезона ураганов… И разумеется, ни одного клиента! Какой псих явится за врачебной консультацией в такую погоду? Стало быть, мой доход за это ночное дежурство будет нулевым или близким к нулю, и я совершенно напрасно пожертвовал приятным вечером в кругу семьи…

Я вздохнул.

— Тебе страшно, пап?

— Нет. А тебе?

— Тоже нет.

Я по-прежнему прижимал мобильник к уху, а лоб — к стеклу. Благодаря недавно установленному климатизатору («Carrier» последней модели, делающий воздух нежным как шелк) в приемной было прохладно. Может быть, даже слишком… но это лучше, чем весь день задыхаться от жары.

— Ты сегодня лечил детей? — послышался голос Билли в телефоне.

— Да, нескольких.

— С ними было что-то серьезное?

— Да нет, не очень.

— Им было больно? У них шла кровь?

Билли, как всегда, в своем репертуаре. Его интересуют только ушибы, переломы, кровь и прочие страсти. Он это обожает. Но больше всего ему нравятся истории о рвоте или о расколотых пополам черепах.

Билли — мой сын. Ему шесть лет. Он самый классный парень на свете — после своего отца, разумеется.

— Ну, э-э-э… — протянул я, забыв ответить, поскольку в этот самый момент мое внимание привлекла «мигалка» на крыше приближающегося автомобиля.

Это означало, что мне подвалила работенка. Кого-то привезли на «скорой»? Странно, ведь Конни за весь вечер не получила ни одного вызова…

Обычно машина частной службы «Скорой помощи» везет клиента в ближайшее от места вызова лечебное учреждение. Больной человек может, разумеется, попросить, чтобы его отвезли в другую клинику, например мою, но тогда нужно будет заранее со мной созвониться.

Поясняю: я работаю в «Walk-In Clinic», иными словами, в небольшой частной клинике, занимающейся в основном консультациями посетителей без предварительной записи. Здание, в котором мы располагаемся, похоже на небольшой особняк. На фасаде переливается огнями неоновая вывеска, над окнами красуются элегантные красные козырьки. Рядом находится окруженная туями небольшая стоянка на двадцать парковочных мест, но обычно там ставят свои машины посетители соседнего с нами кафе.

Внутри располагаются комфортабельная приемная (на стенах которой развешаны мои дипломы), два врачебных кабинета, два смотровых бокса, оборудованных по последнему слову техники, комната отдыха (в которой среди прочего есть кофейный автомат и холодильник с неизбежными дурацкими магнитиками на дверце), а также небольшой архив.

Более подробные исследования делаются в другом здании, на противоположной стороне улицы, где находятся рентгеновский кабинет и несколько лабораторий. В этот час они, разумеется, закрыты.

Как, а где же больничные палаты? — спросите вы. Где операционные? Где толпы врачей, медсестер и санитаров, с криками «Черт, что там еще стряслось?!» быстро провозящих по коридору каталки?

Нет, ничего этого вы здесь не найдете. «Walk-In Clinic» — скромное учреждение, которое вполне можно втиснуть между вашим видеоклубом и китайским ресторанчиком на углу. У нас вы можете получить врачебную консультацию, примерно как у вашего семейного доктора, разве что без предварительной записи, и только в том случае, если ваша проблема не слишком серьезная — во всяком случае, если речь не идет о жизни и смерти. Но это в теории.

На практике может случиться все что угодно. И я окажусь единственным врачом поблизости, который сможет оказать пациенту незамедлительную помощь.

Во всей округе никто не решился открыть такую медицинскую службу, к тому же круглосуточную.

Кроме меня.

Машина с «мигалкой» проехала мимо сквозных арок торгового центра и повернула за угол Гудлетт-Франк-роуд и бульвара Уайт-Сэнд. Я следил за ней с нарастающим нетерпением. Еще не факт, что она направляется именно сюда. Это станет ясно, когда она окажется на следующем перекрестке.

Я повернулся к стойке регистратора у меня за спиной:

— Конни?

Она кивнула, не отрываясь от своего «Космополитена». Специальный летний выпуск: расставайтесь с лишними килограммами, используя нашу новейшую методику!

Скептическая гримаса на лице Конни лучше всяких слов свидетельствовала о том, что она думает о новейших методиках похудения.

Конни — моя медсестра, по совместительству секретарша, экономка и утешительница страждущих. Одна-единственная помощница? — удивитесь вы. Да. Наша клиника существует всего несколько месяцев, и пока у нас нет средств, чтобы позволить себе большее количество персонала. Конни слегка грубовата, но в целом — настоящее сокровище. Она умна, у нее отличная смекалка, она понимает меня с полуслова. К тому же, что немаловажно, она умеет успокаивать клиентов — с ней они очень быстро расслабляются и даже начинают улыбаться.

Еще одна вспышка молнии. И вновь — непроглядная тьма.

«Мигалка» исчезла. Значит, ложная тревога. Должно быть, «скорая» возвращалась на базу.

Я снова прижался лбом к стеклу. Свет фонаря стал почти неразличимым. Мощные потоки дождя, струившиеся всего в нескольких сантиметрах от моего лица, не касаясь его, несли в себе что-то тревожащее и умиротворяющее одновременно.

Я по-прежнему прижимал телефон к уху. Билли, скорее всего, тоже — я слышал его дыхание. Или это был отдаленный шум телевизора?.. Можно было бы оставаться так очень долго — не разговаривая, просто ощущая обоюдную связь. Таких моментов я никогда не переживал со своим отцом и теперь хотел наверстать упущенное с сыном.

Молния… и тьма.

Я чувствовал, как эта обстановка понемногу меня гипнотизирует, но не сопротивлялся. Часы показывали половину одиннадцатого вечера, и этот вечер, несомненно, был одним из самых мрачных в году. За окном сгустилась темнота. И я никогда не смог бы даже на секунду заподозрить, что произойдет дальше.

Молния.

Полностью обнаженный человек с окровавленной головой стоял с другой стороны окна, упершись кулаками в стекло. Его выходящие из орбит глаза были устремлены прямо на меня.

Тьма.

— Черт возьми!..

Я отскочил назад, чувствуя, как резко участилось сердцебиение. И тут же град ударов обрушился на входную дверь: бум! бум! бум! — в такт бешеным ударам сердца о мою грудную клетку. Конни бросила взгляд на изображение, передающееся на монитор с камеры наружного наблюдения, и поспешила к двери.

— Папа?.. — послышался голос Билли в телефоне.

— Я тебе перезвоню, — пробормотал я и прервал соединение.

В моих жилах клокотал адреналин. Мне это и нравилось, и нет — но, возможно, это была одна из причин того, почему я выбрал именно такую работу. Стоило бы поразмышлять над этим парадоксом — но уж, во всяком случае, не сейчас. Потому что голый тип с разбитой головой уже лежал на полу в моей приемной. Его доставил сюда полицейский инспектор столь мощного телосложения, что я невольно вспомнил надувные батуты в виде старинных замков, стоящие на детских площадках.

Полицейский коротко кивнул в знак приветствия и молча показал Конни удостоверение. Потом сунул его в нагрудный карман цветастой рубашки, не очень подходящей к остальному костюму, измятому и промокшему насквозь. Конни уже стояла на коленях возле пострадавшего со стопкой сухих компрессов в руках.

— Что с ним случилось? — спросила она.

Тон ее был таким же спокойным, как у посетителя ресторана, консультирующегося с официантом по поводу меню.

— Вы не поверите… — начал инспектор.

— Не беспокойтесь, — прервала его Конни, — у меня богатое воображение.

— Этот тип занимался гимнастикой на пляже. Совершенно голый.

Конни приподняла одну бровь:

— В такую грозу?

— Он сказал, что это его бодрит. Его плащ лежал рядом, на песке.

Полицейский развернул перед нами длинный черный кожаный плащ с этикеткой дорогой марки и, чтобы расправить, слегка встряхнул его, отчего на пол полетели брызги дождя и крупинки песка.

— А… да — вот еще его документы…

Незнакомец неподвижно лежал на полу. Я воспользовался этим, чтобы лучше его рассмотреть.

У него были длинные черные волосы, перевязанные узкой шелковой лентой. Гладкая ухоженная кожа, мускулистый торс, подтянутые ягодицы, ровный бронзовый загар. Только его конечности как-то не соответствовали всему остальному: тонкие и чересчур длинные, они походили на паучьи лапы.

В целом он сильно напоминал тех андрогинных мужчин-проституток, каких полно в клубах Майами-Бич. Многие приезжали сюда издалека в поисках хорошего заработка.

На это указывало и то, что все волосы на его теле, в том числе на интимных местах, были тщательно удалены.

Конни оставалась по-прежнему невозмутимой.

— Так что с ним случилось? — снова спросила она, прикладывая компресс ко лбу пострадавшего.

— Ударился головой, когда садился в мою машину, — с улыбкой ответил коп. — Ничего страшного.

Обнаженный человек промычал что-то неразборчивое, но ясно было, что ему не нравится такая версия событий. Конни помогла ему подняться. Судя по всему, и впрямь ничего серьезного. Я принялся натягивать стерильные перчатки размера 7,5, а медсестра тем временем препроводила пострадавшего в смотровой бокс № 1.

Коп наблюдал за нами с насмешливой улыбкой. Потом прошелся по приемной, оставив на полу цепочку грязных следов. Заметив мой взгляд, в котором читалось все, что я думаю о его ботинках, а также о рассказанной им истории, на которую я, разумеется, не купился, он небрежным тоном произнес:

— Ох, какая жалость… Извиняюсь.

Однако было ясно как день: это ему до лампочки.

— А что, в больнице не нашлось места? — спросил я, нарочно оттягивая края латексных перчаток, чтобы они погромче щелкали: так я намеревался продемонстрировать копу свое раздражение.

— Туда не добраться. Разве что вплавь…

— Ах вот как?..

Одного лишь взгляда на мощный полицейский внедорожник, который я поначалу спутал с автомобилем «Скорой помощи» — из-за размеров и вращающейся «мигалки», — было достаточно, чтобы понять: он может преодолеть трудности и посерьезнее дождевых потоков.

— В больнице и без того работы хватает, — прибавил коп, потирая заросший щетиной подбородок.

— Скажи уж честно: не хотелось там торчать лишние два часа.

— Не хотелось там торчать лишние два часа.

«И писать рапорт», — чуть было не добавил я, но удержался. На несколько секунд наши взгляды скрестились над потеками крови, воды и грязи.

Снаружи послышался отдаленный раскат грома. Гроза уходила.

Коп вздохнул и произнес:

— Слушай, Пол, почини мне этого типа.

Я поднял обе ладони вверх в знак капитуляции:

— О’кей, Кэмерон.

— Я тебе признателен.

— Есть за что…

Дело в том, что инспектор Кэмерон Коул — мой лучший друг чуть ли не с первого класса.

Я вошел в смотровой бокс. Да, пациент был явно не в лучшей форме. Оставалось надеяться, что Кэмерон не слишком его помял. Я наклонился, чтобы тщательно осмотреть рану на голове.

— Вам хорошо видно? — спросила Конни.

Она продезинфицировала рану и сбрила волосы вокруг нее. Это был глубокий порез длиной несколько сантиметров, который тянулся вверх от надбровной дуги, пересекая лоб. Я слегка раздвинул края раны, которые разошлись с едва слышным чмокающим звуком. Конни осторожно промокнула кровь тампоном. Стало видно белеющую лобовую кость — как часто бывает в подобных случаях, — но, кажется, ни трещин, ни разорванных сосудов… Я облегченно выдохнул:

— Сейчас поправим.

Пока я выбирал инструменты, Конни достала из стеклянного шкафчика медицинскую простыню в стерильной упаковке, сняла упаковку и застелила простыней металлический столик на колесах.

Воспользовавшись тем, что мы с Конни отвлеклись, Коул проскользнул у меня за спиной, и почти тут же прозвучали два щелчка.

Обернувшись, я увидел на запястье пациента стальной наручник. Второй «браслет» был закреплен в изголовье смотровой кушетки.

— Это для твоей же безопасности, — объяснил Коул с притворно-скучающим видом. — Я не хочу, чтобы мой клиент дергался от боли, пока ты будешь его зашивать.

Я нахмурился. Терпеть не могу, когда запугивают пациентов.

— Зашивать не понадобится, — пояснил я. — Собираюсь использовать специальное клеящее вещество.

И продемонстрировал небольшую плотно закрытую пробирку с голубоватой жидкостью.

— Диоктил цианоакрилата. Что-то вроде «Суперклея», но абсолютно стерильный. Соединяем края раны и сверху наносим это вещество. Совершенно безболезненная процедура.

— О, боль меня не страшит…

Это были первые слова, которые я услышал от незнакомца. Он произнес их бесстрастным тоном, в котором не было даже намека на угрозу. А вот переплетенные пальцы его неподвижных рук напомнили мне клубок спящих змей.

— Простите?..

Он обратил ко мне бледное лицо, освещенное хирургической лампой.

— Вам, медикам, невероятно повезло: вы проводите каждый день бок о бок со смертью. Это ведь такое… захватывающее чувство, не правда ли?

Глаза его были настолько черными, что я не мог различить зрачков. Но, присмотревшись, увидел их и даже констатировал, что они не расширены. Значит, он не принимал ни кокаин, ни амфетамины. В его дыхании не чувствовалось запаха алкоголя.

— Результат будет отличным, в том числе и с эстетической точки зрения, — продолжал я, решив не обращать внимания на его странные речи. — Но вам нужно будет регулярно наносить на шрам мазь, оказывающую зарубцовывающее действие, и избегать сильного солнца в течение ближайших шести месяцев.

Говоря все это, я чувствовал себя идиотом. В этом типе было что-то такое, отчего мне становилось не по себе. Однако я переборол себя и занялся раной. Тем временем Коул вынул из кармана бумажник. Сейчас он передаст Конни все нужные документы, она внесет данные в компьютер, и вся эта история будет окончена…

— Насчет гонорара не беспокойся, — пробурчал он. — Счет тебе оплатит полицейское управление.

— Я и не беспокоюсь.

Я соединил края раны, нанес клей, затем подождал, как полагалось, пятьдесят секунд и разжал пальцы.

— Готово, — объявил я, повернувшись к Конни.

Но, перехватив взгляд ее округлившихся глаз, от изумления забыл обо всем.

Конни Ломбардо — воплощенное самообладание. Раньше она работала в одной из крупных нью-йоркских больниц. События 11 сентября были знакомы ей не понаслышке. Так что взволновать ее могло лишь нечто действительно очень серьезное.

И вдруг рука незнакомца крепко стиснула мое запястье.

В следующий миг он резко заломил мне руку за спину. Боль была такой сильной, что перед глазами заплясали белые искры. Я непроизвольно наклонился вперед, потерял равновесие и во весь рост растянулся на полу.

— Твою ж мать!.. — потрясенно выдохнул Кэмерон.

Конни закричала. Я поднял голову. Кэмерон выхватил пистолет, но тут в воздухе пронесся сверкающий металлический диск размером с тарелку — я узнал поднос для медицинских инструментов — и ударил его по руке, заставив выпустить оружие. Затем пациент с силой надавил мне на спину ногой, приказав:

— Лежать, докторишка!

Почти сразу вслед за этим я услышал топот, который могло бы издавать стадо взбесившихся носорогов, и еще через секунду тяжесть с моей спины исчезла. Раздался адский металлический грохот. Я понял, что Кэмерон, лишившись оружия, решил вспомнить навыки старого доброго кулачного боя.

Приподнявшись, я увидел, что опрокинутый металлический стол лежит на полу, а рядом с ним сцепились двое мужчин. Кэмерон раз за разом пытался нанести противнику удар, но тот, против всякого ожидания, уклонялся с удивительной ловкостью — все его движения были быстрыми и при этом почти неуловимыми, словно текучими. Можно было подумать, что для него это не поединок, а упражнение в синхронном плавании. Еще несколько секунд — и его руки мертвой хваткой вцепились в шею Кэмерона, словно пара удавов. Мой друг, очевидно, решил, что пора переходить к серьезным мерам, и каким-то быстрым приемом заставил противника развернуться, после чего прижал его лицом к полу.

Только теперь я заметил, что запястье моего бывшего пациента свободно. Это означало, что он как-то ухитрился стащить наручник, который — по-прежнему застегнутый! — свисал с кушетки.

— Черт возьми! — невольно воскликнул я, садясь. — Да как же он это сделал? Он фокусник или чародей?

Кэмерон поставил колено между лопаток противника, отцепил наручники от кушетки и снова защелкнул их на его запястьях — на сей раз куда плотнее.

— Сделай одолжение, — тяжело дыша, обратился он к усмиренному пациенту, — повтори-ка этот трюк с браслетом!

Но тот лишь поморщился от боли. Кожа на его запястьях побелела от врезающегося в них металла. Кэмерон поднял голову:

— Конни, что это вы делаете?

Моя помощница застыла, держа телефонную трубку на весу:

— Звоню в «девять-один-один»… а что, не нужно?

— Ни в коем случае.

— Но…

— Я сказал нет. Нам не нужны подкрепления. Ситуация под контролем.

Конни вопросительно взглянула на меня. Я кивнул. Она положила трубку.

По выражению ее лица я примерно понял, что она мне скажет после отбытия Кэмерона.

Тот кое-как заправил рубашку в брюки, поднялся, потом резко поднял скованного наручниками человека. Подхватив плащ, портфель, документы, Кэмерон направился к выходу, увлекая своего клиента за собой. Когда они спустились по ступенькам и подошли к машине, Кэмерон с силой надавил ладонью мужчине на затылок и буквально втолкнул его внутрь. Затем обернулся ко мне:

— Извини за… за весь этот бардак.

Я не знал, что на это сказать. Кроме опрокинутого стола и загубленных медикаментов, ущерба не было никакого — за исключением разве что морального.

— Завтра увидимся, — полувопросительно добавил он.

— М-мм…

— Я могу рассчитывать на твое молчание?

— Угу…

Он уселся за руль. Автомобиль тронулся с места. Однако, проезжая мимо меня, неожиданно остановился. Опустив стекло, Кэмерон произнес:

— Росомаха вызывает Циклопа. Циклоп, как слышно?

Шуточка тридцатилетней давности.

— Отлично, Росомаха, — ответил я.

— Люди Икс сплотились теснее, а?

— Сплотились, точно…

— Я возвращаюсь на базу.

— О’кей.

Он улыбнулся и отъехал, увозя своего подопечного.

Я закрыл дверь, вернулся в приемную и рухнул в кресло.

Конни так и не успела внести в компьютер данные пациента. Мы ничего о нем не знали. Если кто-нибудь когда-нибудь потребует у нас отчета — или, не дай бог, свидетельства в суде, — мы будем иметь бледный вид.

Конни скрестила руки на груди и устремила на меня взгляд, способный остановить танк.

— Все в порядке, — отводя глаза, пробормотал я.

Прошло полчаса. Я помог Конни привести все в божеский вид, поднял опрокинутый стол, заново застелил смотровую кушетку. Конни вымыла пол.

За все это время она не сказала мне ни слова.

Я понимал, что она не одобряет мою манеру поведения. Но Кэмерон Коул — мой старый друг, в каком-то смысле он заменил мне старшего брата, которого у меня никогда не было, и если он порой бывает слишком грубым — ничего не поделаешь, такой уж он есть.

Я внимательно оглядел обстановку. Все вокруг блестело. От недавних событий не осталось и следа.

Я присел на край письменного стола и ощупал свою спину. Я очень надеялся, что недавние принудительные физические упражнения не сильно скажутся на моей пояснице. Это мое уязвимое место, и мне совсем не хотелось сидеть на работе скрюченным несколько ближайших недель, а то и месяцев. Да уж, хорошенькое выдалось дежурство…

Я решил выйти на парковку и выкурить сигарету. После ливневого дождя воздух, наверно, изумительный. Может быть, кто-нибудь из клиентов, до этого момента откладывавших свой визит ко мне, теперь все-таки приедет, и ночь не пройдет впустую.

Вот тогда я его и заметил.

Небольшой, ярко-красный, с блестками. Явно женский. Должно быть, попал под стол во время потасовки.

Я наклонился, поднял его и осмотрел. Кажется, не из тех моделей, что предлагают в рекламе типа «Только у нас и только сейчас! Два мобильника по цене одного!».

— Это ваш телефон? — на всякий случай спросил я у Конни.

Но я уже знал ответ. Телефон Конни выглядел гораздо более скромно. Она молча взглянула на меня с таким видом, будто я сморозил несусветную глупость.

Я снова начал рассматривать мобильник. Он был включен. Я уже собирался позвонить Кэмерону и сказать, чтобы тот сообщил мистеру Ночному Нудисту о забытом у меня телефоне, но не успел: мобильник неожиданно зазвонил у меня в руке.

От неожиданности я подскочил.

Телефон продолжал звонить. На дисплее высветилась надпись: «Скрытый номер».

Черт. И что же делать?

Поколебавшись, я все же решил ответить на звонок.

И в следующую секунду совершил самую глупую и самую роковую ошибку в своей жизни.

Я нажал клавишу соединения.

 

Глава 2

— Салют, приятель.

Голос в трубке был странным — каким-то механическим, словно принадлежал не человеку, а роботу. Видимо, проходил через электронный фильтр. Можно было сказать лишь, что он мужской. Да и то не наверняка…

— Э… простите… — пробормотал я.

— Кош?

— Н-нет… (Кош — это что, имя такое?) Он… его здесь нет. Он забыл свой телефон…

Последовала долгая пауза. Потом я услышал:

— Ты стащил у него телефон?

— Что?!

— У тебя довольно молодой голос. Может, ты уличный воришка?

— Ничего подобного!

Конни удивленно смотрела на меня. Я сделал успокаивающий жест, потом прошел в свой кабинет и закрыл за собой дверь.

— Я врач, — произнес я с легкой нотой высокомерия, поскольку меня задело предположение собеседника. — Здесь, в клинике, произошла стычка. Телефон этого типа, Коша, упал на пол. Я его только что нашел.

— Врач? А как тебя зовут?

— Что?

— Как твое имя?

Теперь настала моя очередь сделать паузу. Этот разговор с самого начала принял какой-то странный оборот, и мне это не нравилось.

— Мне кажется, вам необязательно это знать.

В трубке послышался сухой смешок.

— Что ж, хорошо. Итак, ты что-то говорил о стычке…

— Да. Сюда приезжала полиция.

Последнюю фразу я добавил непроизвольно, словно желая защитить себя от какой-то непонятной, но ощутимой угрозы.

— Полиция? — повторил мужчина.

Еще несколько секунд тишины.

Я невольно представил нас обоих, моего собеседника и себя, как две далекие планеты, расположенные в разных концах Вселенной и вдруг притянутые друг к другу какой-то непонятной силой в непроглядной космической черноте.

— Хорошо, — наконец произнес металлический голос. — Теперь вот что: этот телефон не представляет никакой ценности, выброси его.

— Что, простите?

— Выкинь его на помойку.

— Но… зачем же мне это делать?

— Владельцу он не нужен, ему наплевать на эту потерю. Это старый телефон, там куча неисправностей. Он уже никуда не годен.

Я взглянул на мобильник. По-моему, он вовсе не выглядел старым и неисправным.

— Да и батарейка там скоро сядет, — прибавил мой собеседник. — А поскольку пин-код владельца ты не знаешь, ты не сможешь снова включить телефон. И купить его у тебя никто не купит, потому что, как я уже сказал, это жуткое старье. Самое лучшее, что ты можешь сделать, — это избавиться от него. (Голос стал более жестким.) Тебе ведь не нужны неприятности?

— Думаю, я просто передам его полиции.

Услышав глухое ворчание в трубке, я удовлетворенно улыбнулся.

— Выброси его, — повторил мужчина.

— Почему?

— Потому что я тебе так сказал.

— А если я не послушаюсь? Вы явитесь сюда, чтобы надрать мне задницу?

Собеседник выругался. Потом произнес:

— Очень хорошо, мой маленький друг. Считай, что я тебя предупредил.

И прервал соединение.

Еще какое-то время я неподвижно сидел с телефоном в руке. Кажется, подсознательно ждал, что неизвестный собеседник позвонит снова.

Наконец я ослабил галстук и расстегнул верхние пуговицы халата, чувствуя, что мне не хватает воздуха. Конни, судя по всему, выключила климатизатор.

Вечер выдался сумасшедший, и я чувствовал себя порядком взвинченным. Что же все-таки происходит? Почему незнакомый собеседник так неожиданно сорвался в конце разговора?

«Потому что ты упомянул о полиции», — подсказывал мне внутренний голос.

Ну и что? Какая в этом опасность для владельца мобильника?

«Может быть, в этом телефоне хранится какая-то важная личная информация, не подлежащая огласке».

Тогда почему мне велели его выбросить?

Я встал и принялся расхаживать по комнате. Мое любопытство разгоралось все сильней, и в конце концов я решил взглянуть хотя бы на список абонентов в телефонном справочнике. Городок у нас маленький, и если этот самый Кош постоянно тут живет, наверняка я могу увидеть в его телефонном списке кого-то из знакомых. Я позвоню ему, объясню ситуацию, и…

«Одним глазком…»

О’кей. Я снова сел и вытянул ноги, пытаясь придать своим действиям нарочитую небрежность. Затем принялся нажимать клавиши. Я никогда особо не разбирался в мобильниках, но надеялся, что этот не слишком отличается от моего. В моем телефоне для открытия справочника достаточно было нажать центральную, навигационную, клавишу, а дальше манипулировать стрелками. Так я сделал и сейчас — нажал клавишу, потом стрелку вверх.

Ничего.

Ну что ж… а если вниз?

Опять ничего.

Ладно, попробуем иначе. Я нажал клавишу «Меню» и выбрал вкладку «Справочник». Так, вот он. Открываем…

На дисплее появилась надпись: «Пусто».

Черт! Ни одного имени, ни одного номера телефона, вообще ничего!

Я уже хотел отказаться от своей затеи, но решил проверить еще вкладку «Сообщения». Я знал, что эсэмэски часто посылают друг другу подростки, причем пользуются каким-то совершенно непонятным сленгом, который я с грехом пополам разбирал лишь благодаря тому, что у меня в приемной лежали среди прочих молодежные журналы, и иногда я пролистывал их, если не было работы.

В «Сообщениях» тоже было пусто.

Из приемной донесся какой-то шум. Кажется, Конни говорила с посетителями. Я наобум потыкал в клавиши и попал на список последних вызовов. Входящий звонок был один-единственный — тот самый, на который я ответил несколько минут назад. Исходящих не было вовсе.

Странно. Можно было подумать, что телефон новый и приобрели его совсем недавно.

«Или владелец стер всю информацию».

Конни слегка постучала в дверь и окликнула:

— Босс?

Я сунул телефон в карман халата. Конни приоткрыла дверь и заглянула в кабинет.

— Конни, я предпочел бы, чтобы вы называли меня Пол. Или доктор Беккер. Я вам это уже говорил.

— То есть вы больше не босс?

Я вздохнул:

— Что там?

— Вывих щиколотки. Клиент в боксе номер один. В боксе номер два — пара близнецов с болями в желудке. Мать ждет в приемной. У детей, похоже, гастроэнтерит…

— Отлично. Вот и работенка привалила…

— Да. Близнецы, кстати, заблевали вам все кресла.

С этими словами она скрылась, а я поспешно достал пачку сигарет из нижнего ящика стола (Конни вела настоящую войну с моим пристрастием к курению) и вышел через служебный ход на улицу. Пока Конни будет вносить в компьютер данные клиентов, я как раз успею выкурить «раковую палочку».

Я сделал несколько шагов по парковке. Пахло мокрым асфальтом. Капли дождя еще поблескивали на фонарях, но потоки воды уже ушли по водостокам под землю.

Стояла середина августа, и штормовое предупреждение объявляли с начала месяца уже в восьмой раз. Так всегда в этом регионе. Одни и те же погодные циклы повторяются каждый год. Летом природа превращается в какого-то мифического буйного зверя, который с ревом обрушивается на землю и разоряет ее, а потом, утихомирившись, скрывается в сумраке. Люди исправляют последствия и постепенно обо всем забывают… Скоро придет день, и в городе будет побит очередной температурный рекорд.

И кто вспомнит о событиях, случившихся во время предыдущих природных катастроф?

 

Глава 3

Инспектор Кэмерон Коул выдержал взгляд своего шефа, не моргнув глазом. Ему пришлось нелегко, поскольку шеф Гарнер был в ярости. Даже в бешенстве.

— В этой папке ничего нет! — прорычал он. — Ничего!

В кабинете кроме них двоих присутствовал еще один человек — адвокат, скромно сидевший в уголке. Его длинные гибкие пальцы неподвижно застыли на кожаном портфеле, лежавшем у него на коленях.

Кэмерон подумал, что кисти рук адвоката похожи на двух тарантулов. Если бы мог, он охотно раздавил бы их каблуком кованого сапога.

— Разумеется, я освободил мистера Смита, — продолжал Гарнер. — Против него нет никаких серьезных обвинений.

Кэмерон не слишком удивился, услышав эти слова.

— Значит, вы закрыли это дело? — спросил он.

— Да.

— В таком случае что я делаю в вашем кабинете?

— Господин Бартон Фуллер, присутствующий здесь (владелец тарантулов с важностью кивнул, когда было названо его имя), заявляет, что его клиент подвергся неоправданно грубому обращению со стороны полицейского.

— Кажется, это называется плеоназм, — заметил Кэмерон.

— Что? — переспросил шеф.

— Словесная избыточность. Грубое обращение полицейских неоправданно по определению.

Шеф муниципальной полиции Неаполя подался вперед, опираясь ладонями на стол:

— Коул?

— Шеф?

— Ты надо мной издеваешься, мать твою?!

— И в мыслях не было. Как я уже написал в своем рапорте, Алан Смит разбил себе лоб, садясь в мою машину. Я отвез его в клинику, где ему оказали медицинскую помощь, и только после этого доставил в участок. Все остальные ушибы и кровоподтеки — результат его собственного неадекватного поведения: он попытался бежать. Два человека, врач и медсестра, могут подтвердить мои слова — и о драке, и об ее последствиях.

— У мистера Смита другая версия.

— Мистер Смит может выдвигать любые версии. Я сообщаю вам факты.

Адвокат слегка кашлянул и заговорил:

— Проблема не в этом, инспектор Коул. Мой клиент был арестован…

— С голой задницей на городском пляже, — перебил его Коул.

— Допустим, — кивнул адвокат. — Однако пляж был абсолютно пуст. Дело было ночью.

— Разгуливать голышом — нарушение закона, — сказал Коул, скрещивая руки на груди. — Или я ошибаюсь? Или у нас не один закон для всех?

— Но ваше поведение по меньшей мере можно характеризовать как превышение полномочий. Я полагаю, что на офицере полиции, в чьи обязанности входит поддерживать порядок, в данном случае лежит доля вины.

Бартон Фуллер.

Из фирмы «Саймон, Фуллер и Сакс» — одной из самых крупных юридических контор в Майами.

Коул подчеркнуто церемонно склонил голову, словно соглашаясь с мнением очень важного собеседника, но затем обернулся к патрону:

— Хорошо. Я возвращаюсь к работе. Или вы предпочитаете, чтобы я сначала почистил ботинки мистеру Фуллеру, чтобы он сменил гнев на милость?

Тарантулы беспокойно зашевелились на черном кожаном портфеле.

Шеф Гарнер встал, все так же опираясь кулаками на стол, и коротко взглянул на адвоката. Тот тоже поднялся и почти бесшумно направился к двери — слышался лишь легкий шорох его элегантного костюма-тройки из натурального хлопка. Когда Бартон Фуллер вышел, Гарнер повернулся к подчиненному. Тот мысленно заткнул уши.

— Черт возьми, Коул, ты хочешь меня до инфаркта довести?

Кэмерон предпочел не отвечать.

— Это в разгар предвыборной кампании! — продолжал шеф. — Ты что, совсем спятил? Нового губернатора Флориды изберут через несколько недель, и, как всегда, начнутся перестановки сверху донизу. Если массмедиа раздуют эту историю о том, как полицейский избил ни в чем не повинного человека, нас обоих отсюда вышибут!

— Стало быть, вас беспокоит только продление собственных полномочий?

Гарнер упер указательный палец в стол, не отрывая взгляд от инспектора:

— Я прекрасно понимаю, куда ты метишь.

— Ах, вот как?

— Да. И вот что я тебе скажу: ты пока еще не сидишь на моем месте. Здесь командую я. — Гарнер с силой постучал пальцем по столу. — Мистер Смит — уважаемый гражданин! Он пожертвовал крупные суммы на благотворительные учреждения нашего города.

— Ну, так, может, папа Римский его канонизирует?

Шеф полиции снова сел:

— Да что ты так на него взъелся?

— Мы ничего не знаем о том, кто такой Алан Смит.

— Он бизнесмен.

— Ну и что это? Просто слово с визитной карточки.

— Его компания занимается декоративным оформлением парков аттракционов, отелей в разных стилях, ресторанчиков вроде «Макдоналдса»… Если внимательнее изучишь его послужной список, ты убедишься, что он не короче программы борьбы с глобальным потеплением. Смит богат? Ну что ж, тем лучше. Он будет платить немалые налоги в местный бюджет? Прекрасно! Поможем ему здесь обосноваться.

— С этим парнем что-то не так.

— Коул, ты параноик.

— Еще какой.

— Тогда ступай к врачу. Ты наверняка слишком часто смотришь «Эксперты Майами».

Гарнер быстро пробежал глазами рапорт Коула, водя над строчками кончиком своей ручки.

— Неаполь — спокойный городишко, — произнес он через пару минут, поднимая глаза. — Туристы купаются летом, пожилые дамы вяжут зимой… Здесь не очень любят дотошных полицейских.

Он расписался на рапорте и, захлопнув папку, прибавил:

— Передайте свои текущие дела одному из коллег.

— Вы отстраняете меня от работы?

Гарнер улыбнулся:

— Напротив, я предлагаю тебе повышение. Ты станешь главным супервайзером морского патруля. Со всеми этими ураганами и штормовыми предупреждениями ребята уже не знают за что хвататься… Ты здесь родился, ты хорошо знаешь морские пути от острова Сан-Марко до Бонита Бич, тогда как все твои коллеги прибыли либо из Нью-Йорка, либо с Западного побережья. Думаю, эта работа как раз для тебя. И зарплата хорошая. А к работе полицейского инспектора вернешься в конце сезона.

Кэмерон невольно спросил себя, не стал ли он жертвой слуховой галлюцинации. Потом, обращаясь к шефу, произнес:

— Иначе говоря, вы выпихиваете меня из криминального отдела.

— Скажем так: я произвожу небольшую кадровую перестановку в связи с чрезвычайными обстоятельствами. Да и потом, какие у нас тут криминальные преступления, о чем ты говоришь? О пьяных драках по субботам? О нападении акулы на сёрфингиста в прошлом году?

— Нет. О наркоторговцах, которые разгуливают на свободе. О бандитских разборках, которые уже докатились и до нас. Об убийствах. О нераскрытых исчезновениях людей. Черт возьми, вы что, ничего не видите? Думаете, если сюда съедутся богатые бизнесмены, город сам по себе превратится в земной рай? Как бы не так!

Гарнер поднялся, застегнул верхнюю пуговицу на рубашке:

— Разговор окончен. Если новое назначение тебя не устраивает, пиши заявление об отставке. Я сегодня встречаюсь с мэром, так что очень прошу: если соберешься уходить, не надо слишком громко хлопать дверью.

Кэмерон резко повернулся на каблуках.

— Да, и предупреждаю, — произнес Гарнер у него за спиной. — Еще один прокол вроде вчерашнего — и я уже не ограничусь выговором. Я тебя уволю и добьюсь того, чтобы ты уже не смог работать в полиции. Ты меня понял?

Кэмерон вышел, оставив дверь нараспашку.

Нарочно, разумеется.

Он промчался по коридору со скоростью поезда, проезжающего сквозь туннель, сбежал по лестнице вниз и вылетел на улицу. Заметив на асфальте пустую пластиковую бутылку, он изо всех сил пнул ее ногой.

На парковке он увидел патрульную машину с открытым верхом — белую, с голубым волнообразным узором на дверцах, — в которой сидели двое полицейских. Заметив его, они прервали разговор и обернулись к нему.

Но Кэмерону было не до них — он кипел от ярости.

Гарнер не заставит его передать кому-то другому текущие дела. Только не сейчас.

Кэмерон бросил взгляд на часы. Девять утра, а от жары уже сдохнуть можно. Он порылся в карманах в поисках пастилок от боли в желудке, и вдруг его внимание привлекло какое-то движение на противоположной стороне улицы. Бартон Фуллер распахнул заднюю дверцу роскошного лимузина и уже собирался нырнуть внутрь.

Этот мелкий подручный Алана Смита прибыл с первыми лучами солнца. Частным самолетом из Майами.

Кэмерон наблюдал, как Фуллер садится на заднее сиденье и шутливым тоном что-то произносит, обращаясь к невидимому собеседнику в глубине салона. Потом до полицейского донесся смех. Второй пассажир наклонился к окну, явно чтобы рассмотреть незадачливого противника — то есть его, Кэмерона.

Их взгляды встретились. Кэмерон машинально стиснул рукоять пистолета. Вся эта сцена длилась буквально одно мгновение, но время как будто застыло, повисло в воздухе, пока наконец дверца лимузина не захлопнулась и автомобиль не рванул с места, так что взвизгнули шины.

Кэмерон смотрел вслед лимузину до тех пор, пока тот не скрылся из виду. Все это время указательный палец инспектора не отрывался от спускового крючка пистолета.

Рука Кэмерона Коула не дрогнула ни на секунду.

 

Глава 4

Остаток ночного дежурства я провел как во сне. Работы привалило столько, что было уже не до размышлений. Торопливо глотая кофе из картонного стаканчика, я заметил, что уже рассвело.

Когда мои дела наладятся, я буду заканчивать ночную смену в восемь утра, но пока приходится оставаться на месте до часу дня, чтобы заработать денег и обеспечить себе право несколько ночей подряд поспать спокойно у себя дома.

Я провел еще несколько консультаций, после чего моя смена наконец завершилась. Я с радостью встретил коллегу, заступившего на дневное дежурство, — теперь будет кому заняться наложением шин и швов вместо меня. Снял халат, чмокнул Конни в щеку (помощница до сих пор смотрела на меня неодобрительно) и, сев в машину, направился к центру города.

Неаполь — город моего детства. Я учился в Лос-Анджелесе — это другой конец страны, — но потом вернулся сюда.

За то время, что я отсутствовал, Неаполь сильно изменился. В отличие от своего итальянского тезки, это был вполне обычный курортный городок, уже приближавшийся к среднему, если не пожилому возрасту. Но теперь он словно помолодел, и к тому же выглядел гораздо более зажиточным. Многие из тех, кого принято называть супербогачами — политики и бизнесмены, кинозвезды и теледивы, — приобрели здесь недвижимость. Они надежно забаррикадировались в своих элитных крепостях, завели целые армии прислуги и лишь изредка появлялись на благотворительных акциях или выезжали по вечерам в театр в шикарных лимузинах. У них не сложились добрососедские отношения с местными жителями, людьми гораздо более скромного достатка: последние привыкли к тихой, спокойной жизни и весьма сожалели о прошлых временах. Мне доводилось слышать о нередких конфликтах «небожителей» и «простых смертных» в муниципальном совете. Но внешне все было вполне благопристойно.

А у человека вроде меня в таких условиях возникало широкое поле деятельности.

Документы, в которых отражались финансовые итоги этой самой деятельности за последние несколько недель, я бегло просмотрел, не отрываясь от руля, и бросил на пассажирское сиденье. События минувшей ночи не слишком-то добавили мне оптимизма, но в целом я констатировал, что размеры моих выплат по многочисленным кредитам не слишком сильно превышают доходы. Возможно, эта рискованная затея с круглосуточной клиникой первой помощи в конечном счете окажется удачной. Если банк не заберет мой дом за неуплату кредита — уже хорошо.

Насвистывая «Летний ветерок» Синатры, я проехал Старый Неаполь, пересек шоссе US-41 и, широко улыбаясь, прокатился вдоль набережной, прежде чем припарковаться чуть в стороне от нее.

Я заблокировал дверцу машины с помощью пульта сигнализации (привычка, оставшаяся со времен жизни в Лос-Анджелесе — здесь никто так не делает) и, войдя в кафе «Ривервок», направился к своему любимому столику.

Рольф, официант, заметив меня, помахал рукой. Через тридцать секунд он уже принес мне сэндвич с крабовым мясом, яичницу с беконом и чашку крепкого черного кофе.

Мое излюбленное место располагалось ближе всего к кромке воды. В этот час солнце уже палило нещадно, но лучи его не проникали сюда благодаря густой вьющейся зелени, оплетавшей веранду, а жару смягчали разбрызгиватели воды на газоне. Кафе было оформлено в типично курортном стиле: на стенах развешены морские пейзажи, а между ними — сети, деревянные штурвалы, высушенные морские звезды и прочее в том же роде. В тридцатые годы это был небольшой рыболовецкий ангар, но нынешнему владельцу удалось превратить его в ресторанчик, обладавший своеобразным шармом. Мне здесь нравилось, я даже испытывал некую гордость из-за того, что, вернувшись в родной город, стал одним из постоянных клиентов этого заведения, напоминавшего о былых временах.

— Как работа? — спросил меня Рольф.

Рольф — единственный диссонанс общему благолепию. Это высокий мускулистый тип с обритой головой, похожий на рекламного мистера Пропера, в том числе и по уровню интеллекта. Как-то раз он признался мне, смущенно отведя глаза, что работает официантом временно, а в будущем собирается поступать в военную школу, где готовят спецназовцев, чтобы сражаться со всеми этими проклятыми иракцами, афганцами, северными корейцами, русскими, китайцами и прочими врагами священной американской демократии.

«Я считаю, что экстремистов надо уничтожать превентивно, — заявил он тогда. — И если мы этого не сделаем, то кто?»

Я прожевал кусок сэндвича и ответил на его нынешний вопрос:

— С работой пока не очень. Нужно время, чтобы местная публика ко мне привыкла и стала мне доверять.

— Вы ведь приехали из Лос-Анджелеса?

— Да.

— Странная идея! Здесь такое захолустье…

— Мне здесь нравится. Я вырос в Неаполе.

— А когда вы жили в Лос-Анжелесе, вы встречали кинозвезд?

— Нет.

— Ну надо же! А знаменитых певцов? Или спортсменов?

— Тоже нет.

— А Бритни Спирс? Неужели вы ни разу не встречали Бритни Спирс?

— Боюсь, я вас снова разочарую…

— Надо же… А я-то думал!..

— Однажды я лечил мистера Флэша. Это знаменитый музыкант.

— А бандитские перестрелки вы видели? А убийц-психопатов?

Я невольно вспомнил своего недавнего клиента, о котором уже почти забыл.

— Нет, ничего такого.

Рольф немного помолчал, потом улыбнулся — так, словно его внезапно осенило:

— Я понимаю. Это называется врачебная тайна, да? Вы не имеете права ни о чем рассказывать. Понимаю. На самом деле вы, наверно, навидались всякого…

Он исчез и через пару минут вернулся с кружкой холодного пива:

— Это вам за счет заведения.

И снова отошел. Я понаблюдал за тем, как он удаляется: мощная фигура двигалась с грацией грузовика, пытающегося заехать на парковку. Потом отхлебнул пива и поставил стеклянную кружку на скатерть.

Странно, но люди, узнав о моей профессии, в первую очередь расспрашивают меня о всяких ужасах. Видел ли я мертвецов? Как я справляюсь с собой при виде крови? Снятся ли мне кошмары? Или что-нибудь банальное, например: принимаю ли я душ сразу после возвращения с работы, как это делают герои «медицинских» телесериалов, чтобы смыть страшные воспоминания?..

Кстати, ответ на последний вопрос — положительный. Да, именно так я и делаю. Это нечто вроде ритуала. Обычно мой сын присоединяется ко мне — я занимаю душевую кабину, а он плещется в ванне, взбивая густую пену. За один раз мы обычно расходуем флакон геля для душа на двоих (в последнее время это оливковый). При этом оба хохочем и дурачимся, как двое малолеток.

Самое главное — отвлечься. Переключить мысли на что-то другое. Дистанцироваться от несчастья. Мои коллеги выбирают для этого свои способы. Иначе какая-то часть каждого из нас умирала бы вместе с нашими пациентами.

Я отодвинул тарелку, внезапно осознав, что не так уж голоден. Кэмерон не звонил, и вчерашняя история все больше меня беспокоила. Я машинально сунул руку в карман пиджака и нащупал недавно найденный мобильник.

Я вынул его из кармана и еще раз осмотрел. Что в нем такого особенного? И только теперь заметил значок в правом нижнем углу дисплея. Совсем небольшой. Приглядевшись, я понял, что он напоминает изображение фотоаппарата.

Черт, как это я раньше не подумал о камере! Сейчас ведь в каждом мобильнике она есть!

Некоторое время я размышлял, кусая губы.

Лучше было бы оставить все как есть. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: я собираюсь вмешаться в дела, которые меня не касаются. Нужно связаться с Кэмероном или его коллегами, передать им телефон и забыть всю эту историю. Самое лучшее решение.

Но мои пальцы уже сами собой нажимали на клавиши. Клик… и вот оно: в памяти хранились три фотографии.

Я еще немного помедлил, потом нажал на первую из них.

На дисплее развернулось изображение.

Черный мальчик лет двенадцати в оранжевой рубашке поло широко улыбался, глядя на меня. И однако в этой фотографии было что-то жутковатое, леденящее: такое впечатление обычно производят фотографии пропавших детей. Невозможно было понять, как давно сделан снимок, но лицо мальчика почему-то казалось мне знакомым. Может быть, я видел его в школе Билли? Или у себя в клинике? Впрочем, когда изо дня день видишь множество самых разных людей, каждый встречный может показаться знакомым.

Я решил пока об этом не думать и перешел к следующей фотографии.

Эта оказалась еще более странной. Комната, полная людей. Несмотря на нечеткое изображение, можно было понять, что все они обнажены. И… некоторые были, скажем так, весьма юными.

— Что за хренотень?

Я был настолько поражен, что произнес это вслух, и пожилая пара, занимавшая соседний столик, покосилась на меня с неодобрением. Мне снова вспомнился недавний не в меру агрессивный клиент. Он тоже был обнажен. Может быть, эта фотография — с какой-нибудь пьяной вечеринки?

Хотя скорее уж групповухи… Фу, гадость.

Тогда получается, что мальчик с первой фотографии тоже в ней участвовал? Кэмерон сказал, что нашел того типа на пляже… А богачи, за последнее время съехавшиеся в наш город, строят свои виллы в основном на побережье. Правда, устраивать частные пляжи местное законодательство не разрешает. И если тот тип участвовал в оргии, а потом решил проветриться, ему пришлось отправиться на городской пляж общего пользования. Прямо в костюме Адама. Там Кэмерон его и застукал.

Ну что ж, кое-что проясняется…

Если на этот мобильник снимали групповуху с участием малолеток, то неудивительно, что невидимый собеседник начал угрожать мне, услышав о моем намерении передать телефон полиции.

Вдруг в моем собственном телефоне включился будильник, и его резкий писк заставил меня невольно вздрогнуть. Он напоминал о том, что я должен забрать Билли из школы. В этом году начальные классы возобновили занятия раньше положенного срока, уже с августа. Мне нужно было поторопиться, иначе я рисковал получить разнос от Клэр. Клэр — это моя жена, и в последнее время у нас не лучшие отношения. Я встал из-за стола и уже машинально нажал на третью фотографию.

Увидев изображение, я застыл на месте.

Любой другой не нашел бы в нем ничего пугающего: старик в кресле-качалке, хрупкий, с немного рассеянным взглядом. Казалось, он цепляется за последние остатки жизненной силы, которые у него еще сохранились.

Но для меня это был настоящий шок.

Я целую вечность не видел этого человека, он исчез из моей жизни давным-давно, однако я сразу его узнал.

На последней фотографии из трех был мой отец.

 

Глава 5

Моего отца зовут Джордж Дент.

Я ношу другую фамилию, потому что он не удостоил меня такой чести — дать мне свою.

Он никогда не признавал меня своим сыном.

Я повертел телефон в руках, разглядывая изображение со всех сторон. Джордж оставался почти таким же, каким я помнил его с детства, — напоминающим старого потрепанного Пьеро. Тощий старик в узком белом костюме, ветхом и покрытом пятнами. Белые волосы вечно грязные, на щеках — трехдневная щетина. Чем-то похож на писателя Тома Вулфа, но совершенно опустившегося. Только глаза у него с тех пор изменились: прежде ярко-голубые, они стали серыми и тусклыми, словно выцвели. Ни единого проблеска острого ума или бешеного гнева, которые прежде — я помнил — были ему свойственны.

Каким же образом его фотография оказалась в телефоне, который оказался у меня совершенно случайно? И знает ли владелец телефона, этот таинственный Кош, что Джордж Дент — мой отец? Может быть, эта фотография — некая угроза, адресованная мне?

Здравый смысл подсказывал ответ на последний вопрос: разумеется, нет!

Еще вчера я знать не знал никакого Коша. И поскольку я вернулся в родной город совсем недавно, можно предположить, что и он ничего не слышал обо мне. Недавний инцидент лишь случайно совпал с моим ночным дежурством. Кош случайно потерял мобильник, и я случайно его нашел. С таким же успехом его могли найти Кэмерон, Конни и вообще кто угодно из персонала или пациентов. И если бы я не начал рыться в меню, то никогда не обнаружил бы фотографий.

Но факт остается фактом: я их таки обнаружил.

И что теперь? Ясно, что существует какая-то связь между Кошем и моим отцом. Но какая именно? Неужели Джордж — тут я невольно стиснул зубы — развлекается с мужчинами-проститутками? И фотография в телефоне одного из них — что-то вроде подарка на память?

Хуже того — совсем не исключено, что отец участвовал в той «вечеринке», фотография с которой тоже осталась в мобильнике Коша.

Меня охватило бешенство.

Теперь, с появлением Джорджа Дента, можно ожидать чего угодно.

Включая самое худшее.

Я оставил деньги, в том числе чаевые, на столике кафе и вернулся к машине. Однако, сев за руль, не сразу тронулся с места.

Я чувствовал себя так, словно меня загипнотизировали.

Если бы у меня был небольшой резиновый мячик-антистресс, я с удовольствием помял бы его в руках, чтобы снять напряжение. Но поскольку ничего в этом роде в машине не оказалось, я довольствовался тем, что принялся барабанить пальцами по приборной доске.

Мой отец начал свою карьеру в шестидесятые годы как ветеринар широкого профиля. Все шло хорошо до тех пор, пока он не решил выбрать себе специализацию. О, в наше время можно специализироваться во многих интересных и прибыльных областях ветеринарии — например, лечить травмы у беговых лошадей или заниматься генетическими исследованиями тех или иных животных. Отец выбрал второе, занявшись рептилиями. Потом стал артистом бродячего цирка.

Это произошло уже после хипповского периода его жизни (он был страстным поклонником Керуака и всего поколения битников), во время эпохи секса и наркотиков и еще до наступления эры алкоголя, если я ничего не путаю.

Можете сами догадаться, что школьные разговоры о родителях давались мне нелегко.

— Почему твоего отца никогда нет дома?

— Он все время на гастролях. У него цирковой номер с крокодилами.

— Фу, дрянь какая… А ты его хоть когда-нибудь видишь?

— На Рождество. Цирк приезжает во Флориду только на зиму.

— Врешь ты все. Он небось давно от вас ушел, и твоя мать сосет у крокодила!

Джордж Дент был закоренелым врагом условностей. Он не остановился бы ни перед чем, чтобы защитить свою свободу. Он считал, что это «поэтично».

Я, кстати, согласен: быть закоренелым эгоистом, предпочитать компанию аллигаторов человеческому обществу, напиваться, затевать драки, жрать наркоту и потом искать нирвану в грязных трущобах, кишащих тараканами, — в каком-то смысле это действительно поэтично.

Хотите сказать, что я плохой сын? Ничего-то вы не знаете.

Мало того что отец почти не бывал дома во времена моего детства — однажды он полностью выпал из моей жизни на целых шесть лет.

Его посадили за торговлю марихуаной.

Основным источником моих сведений о нем были рассказы матери. Она никогда не скрывала радости, когда он в очередной раз уезжал на гастроли. Мама ни разу не согласилась поехать вместе с ним. Она прекрасно без него обходилась. Главным для нее было защитить меня от его влияния, а на все остальное она закрывала глаза — на пристрастие отца к наркотикам, на бродячий цирк со всеми его причудами, на анархистские общества, в которых отец состоял, на демонстрации, во время которых сжигали американский флаг, на стычки с полицией и однодневные романы со стриптизершами. Я в те времена ничего об этом не знал.

Однажды я навестил отца в тюрьме, но он отказался меня видеть. Мы встретились уже после того, как он освободился. Отчего-то он вбил себе в голову, что должен вернуться в семью, начать все с чистого листа и передать мне свою систему ценностей. У него на руках появилось множество татуировок. Работать он устроился охранником на парковке.

Тогда я сбежал из дома вместе с Кэмероном.

Мы поставили палатку в одном из глухих уголков Эверглейдс и целыми днями играли в «Людей Икс» — Циклопа и Росомаху на боевом задании. Мы развлекались, взрывая огромные петарды, которые грохотали и дымили не хуже динамитных шашек, — что и привлекло наконец внимание полиции. За этим последовало возвращение домой и мощный разнос от предков. Все мои видеокассеты с похождениями супергероев отправились на помойку, а меня заставили весь остаток лета работать в школе.

Джордж Дент был упрям как осел. Он действительно взялся за мое воспитание — хотя оно заключалось преимущественно в том, что он охаживал меня ремнем за плохие отметки. Не больно, но все равно унизительно — тем более унизительно, что я даже не мог его за это по-настоящему ненавидеть, как тот ребенок, которого наказывают по всей строгости.

Отец всегда был человеком скрытным и совершенно непредсказуемым — он мог задать мне взбучку, а потом повезти с собой на рыбалку и там, готовя наживку для крабов, читать мне наизусть стихи Ричарда Бротигана. А потом в упор меня не замечать или вообще куда-то исчезнуть на несколько недель.

В общем, первостатейный псих, и мудак к тому же.

Но со временем, хотите — верьте, хотите — нет, я успокоился. Все мои чувства к Джорджу Денту угасли.

Думаю, он стал жертвой хипповской революции шестидесятых, которая притягивала его, как огонь притягивает мотыльков. Наркотики, беспорядочные сексуальные связи, полный разрыв с семьей… Взрослый человек вроде вас мог бы это понять. Но какой ребенок простил бы такое?

Когда мы с матерью наконец от него уехали, он никак на это не отреагировал. Мы преодолели 4400 километров и обосновались в Лос-Анжелесе, где я поступил в медицинский университет. Джордж тоже уехал из Неаполя и перебрался в какое-то захолустье, где нашел себе работу мусорщика.

У меня было такое ощущение, что всю свою жизнь он отчаянно барахтается в окружающей действительности, как брошенный в воду человек, не умеющий плавать.

На долгое время я вообще потерял его из вида. Прошли годы, рухнули башни-близнецы, лицо Америки неузнаваемо изменилось, а моя мать умерла от рака в прошлом году. Клэр, моя жена, предложила вернуться в родные места. Я охотно согласился. И вот мы снова оказались в Неаполе, городе моего детства.

Отца я больше никогда не видел.

Я даже не познакомил его с моей семьей.

Что-то мне в этом помешало, и это было сильнее меня. Психолог наверняка сказал бы, что, обзаведясь семьей, я вновь почувствовал гнев по отношению к Джорджу за то, что по его вине был лишен родительской заботы в детстве и поддержки в юности. Или что я просто хочу свалить вину за собственные слабости на чужие плечи.

Но даже если и так, мне плевать — все это теперь уже не важно. Истина заключается в том, что можно прекрасно обходиться без отца. Особенно если он преступник. В таком случае нужно изолировать себя от него. Полностью. И если уж быть до конца откровенным — я надеялся, что в следующий раз увижу Джорджа только во время его похорон.

Но сейчас, когда я держал в руках его фотографию, все старые вопросы вновь всплыли в моей памяти. И я не был уверен, что хочу знать ответы на них.

Например, кто такой на самом деле Джордж Дент?

Ясно одно: на данный момент я еще очень далек от того, чтобы это узнать.

 

Глава 6

Хаотичный поток воспоминаний полностью захватил меня, и я напрочь забыл, что должен забрать Билли из школы. И в итоге опоздал.

Не было печали, черти накачали…

Когда я подъехал, Билли стоял снаружи, на верхней площадке лестницы. Было два часа с четвертью, поэтому основная масса домохозяек, приехавших на семейных джипах за своими отпрысками, уже схлынула. Парковка опустела. Директриса школы, мисс Скорбин, безжалостная, несмотря на фамилию, уже собиралась отправить моего сына на дополнительные занятия. Это была старушенция ростом под метр восемьдесят, прямая и высохшая, как мумия, вечно в черном платье с глухим воротом. Самое ужасное заключалось в том, что она оставалось такой последние лет пятьдесят: когда я учился в этой школе, она выглядела точно так же.

Я сделал глубокий вдох, после чего адресовал мисс Скорбин самую очаровательную из своих улыбок. В ответ она скривила тонкие и сухие, словно у покойницы, губы и пожелала мне «приятно провести день», тогда как на ее пергаментном лице явственно читалось совершенно другое: «Каким ты был раздолбаем, Пол Беккер, таким и остался. Сколько тебя помню, вечно ты опаздывал, а теперь уж ясно, что этого не изменить. Горбатого могила исправит».

Я невольно втянул голову в плечи и повел Билли к машине. Как эта Скорбин ухитряется совсем не меняться на протяжении стольких лет? Может, после занятий ее помещают в какой-нибудь специальный агрегат? В огромную колбу с формалиновым раствором?..

Сев в машину, мы сразу поехали домой.

Клэр встретила меня в холле.

— Ты на часы смотрел? — без предисловий спросила она.

— Э-ээ… привет, — пробормотал я.

В любой супружеской паре есть ведущий и ведомый. Семейная жизнь держится на хрупком равновесии недосказанностей и молчаливых компромиссов, обоюдных злоупотреблений и жертв, более или менее серьезных. Звучит ужасно, но все мы знаем, что это так.

— Мам! Смотри, что я выменял у Питера! Новые картинки с покемонами! Вот! — Билли продемонстрировал омерзительного красного монстра с огромными клыками и когтями, окруженного языками пламени. — Это Гроудон! А вот еще Тираносиф и Дракофайр!..

Клэр слегка приподняла Билли и поцеловала. На мгновение мне показалось, что гроза прошла стороной. Мир снова стал радостным и светлым, как раньше.

— О, потрясающие! — воскликнула она. — Ты мне покажешь их всех, правда? Беги к себе в комнату, я тебя позову чуть попозже и как следует их рассмотрю.

Билли умчался по коридору. Моя надежда на то, что все обойдется, уменьшалась одновременно с его удаляющимся силуэтом, пока — вместе с ним — не исчезла совсем.

Клэр, не говоря ни слова, скрестила руки на груди и уставилась в пол. На лице ее не отражалось никакого гнева — только разочарование. И это было хуже всего.

— Да, я знаю, — сказал я. — Опять опоздал…

— Из-за чего на сей раз?

Я хотел было рассказать ей про мобильник и обнаруженные в нем фотографии, но внутренний голос нашептывал, что сейчас неподходящий момент. К тому же история с мобильником ни в чем меня не извиняла.

— Да вот замотался на работе… Совсем забыл о времени.

— Ты не единственный, кто работает. Я только что пришла. А ты, по идее, должен был прийти в час дня.

— Но моя работа…

— …очень утомительна, я знаю. Ты всегда на ней устаешь. Но я еще не встречала такого отца, который бы после тяжелой работы забыл своего сына в школе!

— Да, но со мной такое впервые… К тому же это ты настояла, чтобы мы поселились именно здесь, — возразил я, пытаясь «перевести стрелки».

— Ты что, издеваешься? Ты оставил свою работу в Лос-Анджелесе, потому что считал, что она отнимает много времени. И еще потому, что не хотел подчиняться начальству. Хотел быть сам себе хозяином. И вот результат…

— А ты хотела, чтобы у нас наконец-то началась нормальная семейная жизнь…

— А ты вместо этого сменил один груз на другой…

— А ты думала, мне в руки деньги с неба падают? На то, что ты зарабатываешь своими уроками танцев, нам не прожить!

Клэр покачнулась, словно ее ударили.

— Я оставила артистическую карьеру много лет назад — ради того, чтобы превратиться в домохозяйку! Чтобы заниматься твоим домом и твоим сыном! И теперь ты хочешь, чтобы я отказалась и от того немногого, что мне еще остается для себя?

Она смотрела мне прямо в глаза, словно боксер на ринге, с нетерпением ожидающий начала схватки с противником.

— Тебе не нужно ни от чего отказываться, — примирительно сказал я, — но для того, чтобы ты могла заниматься любимым делом, я должен зарабатывать достаточно денег.

— Прекрасно. Ты просто сама рассудительность. Ну и как, ты доволен результатом? Работать день и ночь — это то, о чем ты мечтал? Почти не видеться со своим сыном? Ненадолго приходить домой и тут же срываться на очередной вызов?

Мне следовало бы, конечно, быть умным и проявить терпение. Признать свою вину. Но нет. Я тоже вошел в раж.

— Черт возьми, Клэр, ты не одна на свете! Другие люди тоже нуждаются во мне!

— В великом докторе Беккере.

— Да, представь себе, в великом докторе Беккере. Не далее как прошлой ночью я…

— Ох, избавь меня от подробностей! Истина заключается в том, что ты превратился в законченного эгоиста! Ты живешь своей жизнью, Пол, а мы с Билли для тебя где-то на заднем плане!

— Я каждый день дома!

— Но ты здесь как призрак! Тебя все равно что нет! Я смотрю на тебя — и у меня такое ощущение, что я тебя совсем не знаю!

Последние слова Клэр произнесла упавшим голосом и отвела взгляд.

— Я боюсь за нас, — тихо прибавила она. — Мне страшно смотреть, во что ты превратился…

Это прозвучало бесстрастно и неумолимо, как приговор.

— И во что же? — хмыкнул я, пытаясь свести все к шутке, хотя на самом деле мне стало не по себе.

— Последние несколько лет были для меня сплошным мучением. С тобой невозможно стало общаться, ты как будто воздвиг стену вокруг себя… Ты избегаешь своего отца, своих друзей… Ты и меня стал избегать…

Ее гнев утих окончательно. Но не мой. Я все еще чувствовал себя на ринге. Мне казалось, что я все еще сражаюсь, хотя на самом деле я уже был побежден.

— Чего ты от меня ждешь? — спросила Клэр, печально взглянув на меня.

— Ты о чем вообще?

— Хочешь, чтобы я ушла?

— Да ради бога! — ответил я. — Дверь открыта.

И тут же пожалел об этих словах. Что за идиотская гордость, что за дурацкое самолюбие заставляют нас причинять боль тем, кого мы любим?

Она молча взглянула на меня, затем подхватила свою сумку и вышла.

Я услышал, как хлопнула входная дверь. Неожиданно в ушах у меня зашумело, все тело налилось тяжестью. Я слегка пошатнулся и растерянно огляделся по сторонам.

Вокруг не было никого, кто мог бы поаплодировать моей победе или освистать поражение.

 

Глава 7

Шону десять лет. Он не знает, что ему дали наркотик, и поэтому вначале ему просто кажется, что все это сон.

Он лежит на опушке густого леса. Сейчас ночь. Лунный свет, пробиваясь сквозь облака, слегка серебрит траву. Корни деревьев покрыты мхом, воздух наполняет аромат влажной земли и увядающих роз. Шон трет глаза. Звезды в черном небе похожи на крохотные лампочки.

Что он здесь делает?

Его не то чтобы беспокоит эта ситуация — он расслаблен и чувствует себя просто замечательно, — но ему хотелось бы понять. Он не помнит недавних событий. Зато он помнит, что было раньше — в торговом центре в Майами.

Именно оттуда его похитили.

Последнее слово неожиданно всплывает в его сознании, но не вызывает у него никаких особых эмоций. Это еще одно доказательство того, что ему снится сон. Потому что иначе он ведь уже давно умер бы от страха, не так ли?

Шон разглядывает обстановку. Это место напоминает ему волшебный эльфийский лес из «Властелина колец», его любимого фильма. И музыка подходящая: церковный хор поет в сопровождении приглушенного звука струнных музыкальных инструментов что-то старинное…

— Кла-асс!.. — завороженно произносит он.

— Ну что ж, хорошо, — произносит кто-то. — Я рад, что с тобой все в порядке.

В другой жизни Шон наверняка испугался бы. Но только не сегодня. Темный силуэт человека, заговорившего с ним, лишь усилил его любопытство. Шон сел и обнаружил, что вся его одежда куда-то подевалась.

Он был совершенно голым.

— Тебе холодно? — спросила тень.

— Нет.

— Хочешь есть?

Шон машинально погладил живот:

— Да вроде нет.

— Хорошо.

Какие-то странные вопросы… Темный силуэт приблизился, и лунный луч — или то, что казалось лунным лучом, — осветил его лицо.

Это был мужчина. Взрослый. В нем не было ничего угрожающего. Разве что он был слишком толстым и напоминал огромного розового пупса — потому что тоже был без одежды.

— Мне нравится это место, — сказал Толстяк и вздохнул. — Как раз о чем-то таком я всегда мечтал.

Шон попытался сосредоточиться.

— Все это, — продолжал мужчина, — напоминает мне «Сон в летнюю ночь» Шекспира. И музыка подходящая — «Дэд кэн дане». Все как я хотел.

Он положил руку на плечо Шону, отчего тот невольно вздрогнул: прикосновение было неприятным. Слабый сигнал тревоги включился где-то в самом отдаленном уголке сознания и замигал, как крошечная лампочка рождественской электрической гирлянды. Но Шон еще не в силах был понять, что это означает.

— Не бойся, — сказал толстый человек. — Я не сделаю тебе ничего плохого.

Он слегка отстранился и обернулся, как будто хотел проверить что-то, потом прибавил:

— Я здесь для того, чтобы тебе помочь. Ляг. Расслабься.

Но Шону этого совсем не хотелось. К тому же он почувствовал, как ему в ягодицу впивается камень.

— Нет, — нашел он в себе силы ответить.

Потом пошарил под собой ладонью и действительно обнаружил камень. Вокруг него оказалось еще несколько камней.

— Это не займет много времени, — сказал Толстяк. — Не ломайся.

Кажется, ему стало нехорошо — он задыхался и потел. Шону вся эта история надоела.

— А-а-а!

Толстяк с воплем отшатнулся и упал. Из носа у него текла кровь — именно в лицо Шон ударил его камнем.

— Ты что, спятил? — проскулил он, с трудом поднимаясь на ноги.

Вялый член смешно болтался под животом.

— ЧТО ТЫ НАТВОРИЛ?!

Шон снова подумал, что в других обстоятельствах умер бы от страха. Но сейчас ему было на все наплевать. Этот лес ему нравился. Он вообразил себя Леголасом, храбрым эльфийским лучником. Он абсолютно ничего не боялся.

Он отступил, подобрал еще один камень и запустил в Толстяка. Потом еще один. И еще. Враг обратился в бегство. Шон был в восторге. Замечательный сон!

Он решил получше изучить лес и двинулся в направлении, противоположном тому, где скрылся Толстяк. И вдруг пошатнулся. Или это земля ушла у него из-под ног?..

Сзади до него донесся чей-то окрик.

— Что еще за херня? — пробормотал Шон.

Если бы мама его сейчас услышала, он наверняка схлопотал бы затрещину. Но мамы рядом не было. Она, должно быть, ищет его в бесконечных галереях торгового центра, в одном из кафе которого был устроен детский праздник… Сколько же времени прошло с тех пор?..

Он продолжал идти, раздвигая ветки, но лес неожиданно закончился. Кроме немногочисленных деревьев, все остальное оказалось нарисованной на стене декорацией.

— Эй, стой! — снова закричал Толстяк. — Ну-ка возвращайся, пока я не…

Рука Шона нащупала дверную ручку. Он повернул ее и распахнул дверь. В глаза ему ударил слепящий свет.

Был солнечный день. Пахло морем. Чуть колыхались волны под ярко-синим небом. Безбрежная гладь расстилалась за стеклами иллюминаторов, расположенных над широкими кожаными диванами и мебелью в стиле хай-тек.

Место, куда попал Шон, вовсе не было лесом.

Он оказался на яхте.

Кто-то спускался по ступенькам со стороны капитанского мостика. Несколько мгновений спустя человек вошел в каюту.

— Ты что здесь делаешь? — спросил он у Шона.

Незнакомец был одет в длинный черный плащ. Шон попятился. Человек кивнул, словно что-то подтверждая сам себе, потом схватил Шона за плечо и резко втолкнул его обратно в соседнее помещение.

Шон упал на пол. Дверь захлопнулась.

Он снова оказался в фальшивом лесу.

— Да что тут у вас творится? — воскликнул человек в плаще, вошедший следом за ним.

Вопрос был обращен не к Шону, а к Толстяку.

— Я тут ни при чем! — отозвался тот. — Этот мальчишка совсем дикий!

Человек в плаще скрестил руки на груди. Его длинные волосы были перевязаны на затылке узкой черной лентой. Шон пристально смотрел в его глаза, пытаясь разглядеть зрачки, но эти глаза казались двумя глубокими колодцами, на дне которых чуть поблескивала вода.

— Обстановка неплохая, — продолжал Толстяк, — но мальчишке дали слишком мало наркотика… он меня ударил камнем.

Другой пожал плечами:

— Вы лжете.

— То есть как это?

— У меня снаружи монитор. — Он указал на закрытую дверь. — Каждое ваше движение записывается.

Толстяк задрожал и попятился.

— Вы не изнасиловали мальчика, — продолжал Черный Плащ, приближаясь к нему. — Вы даже не пытались этого сделать.

— Как раз наоборот! — возразил Толстяк. — Дайте мне еще пару минут, и я оприходую этого поганца!

Но голос у него дрожал все сильнее и сильнее.

— Меня это сильно удивит, — с улыбкой произнес человек в плаще. — Я скорее предположил бы, что вы шпион.

Он протянул вперед руки, подхватил Толстяка под мышки и без видимых усилий поднял в воздух. Затем с силой насадил его на древесный сук.

Послышался хруст, сопровождаемый отвратительным влажно-чавкающим звуком лопнувшей кожи. Потом Черный Плащ отступил на шаг, чтобы полюбоваться на свою работу.

Толстяк попытался пошевелиться, но эта идиотская попытка вызвала у него лишь крик боли. Его ноги болтались в воздухе, а руками он тщетно пытался дотянуться до сука, воткнувшегося ему в спину. Толстяк был похож на свиную тушу, подвешенную мясником на крюк. Он кричал, вопил, хрипел, снова начинал вопить… Потом стал задыхаться, на губах у него выступила кровавая пена. Движения замедлились и мало-помалу прекратились. Он потерял сознание.

Шон почувствовал, как по его ногам заструилось что-то теплое. Он посмотрел вниз и понял, что обмочился.

Человек в черном плаще опустился рядом с ним на корточки и придвинулся так близко, что их лица почти соприкоснулись.

— Ты что, описался?

У Шона так сильно стучали зубы, что он не мог выговорить ни слова, только выдавил:

— Я-я-я…

— Что я-я-я? — спросил Черный Плащ более мягким тоном. — Это не ответ. Я не понимаю, что ты хочешь сказать. Впрочем, я на тебя за это не сержусь. На твоем месте я, наверно, перепугался бы до смерти. Это ведь и правда страшно — когда кого-то протыкают палкой. Однако обрати внимание: он еще не умер. — Человек придвинулся к Шону еще ближе и прошептал ему в самое ухо: — Потому что сначала мне нужно его допросить. И только после этого я его убью.

Он провел длинными тонкими пальцами по голове Шона — с такой силой, словно хотел снять с него скальп.

— Ты умный мальчик, поэтому сейчас я тебе скажу свое имя: меня зовут Алан Смит. Но некоторые предпочитают называть меня Кош-чародей. Хочешь, покажу тебе какой-нибудь фокус? О, я знаю много фокусов! — Он улыбнулся, и его белые зубы блеснули в полумраке комнаты. — Мое любимое занятие — удивлять людей.

 

Глава 8

Клэр наверняка скоро вернется.

В ожидании я включил компьютер, чтобы разобрать цифровые фотографии нашего отпуска.

Раньше мы всей семьей проводили целые часы, раскладывая фотографии по картонным фотоальбомам, вкусно пахнущим клеем. Потом эти альбомы долгое время лежали забытыми где-нибудь в глубине шкафа, пока про них не вспоминали во время семейных праздников и не доставали, чтобы перелистывать, одновременно потягивая напитки и вспоминая какие-нибудь смешные истории, связанные с теми или иными событиями, запечатленными на фотографиях (как правило, дурацкие).

Но сегодня, когда можно упорядочить фотохронику всей своей жизни, немного пощелкав клавишей мыши, приходится сидеть перед монитором в одиночестве.

Это называется прогрессом.

Возможно, я сегодня слегка раздражен, но это нормально — после ночного дежурства всегда чувствуешь себя выбитым из колеи. Усталым и возбужденным одновременно. Тело уже засыпает, но мозг продолжает выкачивать глюкозу из вашего организма, пытаясь разрешить самые причудливые вопросы.

Ну что, поехали.

Я открыл еще не разобранную папку под названием «Франция». Мы с Билли на фоне Триумфальной арки. Елисейские Поля под дождем. Монмартрский холм. Собор Святого Евстафия. Зеленной рынок на улице Монторгей, вымощенной брусчаткой (неподалеку от него мы чуть было не купили квартиру, повинуясь мимолетной прихоти).

Я забыл вам сказать, что моя жена — француженка. И познакомились мы с ней при довольно необычных обстоятельствах.

Фактически я вытащил ее с того света.

Я в те времена еще был юным интерном в Университетской клинике Лос-Анджелеса и должен был пройти стажировку за границей. Я выбрал Париж. Больница, в которую меня направили, оказалась в самом центре города. По программе межуниверситетского обмена сотрудник этой больницы отправился в Лос-Анджелес, а я на время занял его место в «столице духов и моды».

Моя мать с трудом могла в это поверить.

— Ты хоть понимаешь, как тебе повезло? Париж! Город моей мечты! Сколько раз твой отец обещал свозить меня туда!..

Ее глаза возбужденно блестели, и мне казалось, что я вижу в них отражения каких-то типов в беретах, играющих на аккордеонах прямо на улице. Отец действительно часто обещал матери романтическую поездку в Париж — прогулки по набережным Сены, фильмы «новой волны», джаз-клубы Латинского квартала…

Но в итоге мать так никуда и не поехала.

— Сколько времени ты там пробудешь? — спросила она.

— Шесть месяцев.

— Шесть месяцев!

Она крепко меня обняла. Я знал, о чем она думает, — мы с ней понимали друг друга без слов. Она надеялась на то, на что надеются все родители: что мне удастся избежать ее ошибок и добиться того, чего ей самой осуществить не удалось. Она надеялась, что моя жизнь сложится удачнее, чем ее собственная.

— Ты поставишь за нас свечу в соборе… как бишь его… который был в том замечательном фильме с Энтони Куинном?..

— Нотр-Дам де Пари.

— Да-да, именно.

Последние объятия, чемодан, такси, аэропорт, двенадцать часов полета — и вот я в Лягушачьей Стране.

Оказавшись в аэропорту Шарля де Голля, я сразу же заблудился. У меня не было плана города, а указания на табличках ничуть не помогали ориентироваться. Выглянув наружу, я увидел, как полицейский распекает какого-то типа за парковку в неположенном месте, и с грустью понял, что Америка осталась по ту сторону океана.

Дома я в подобной ситуации без колебаний обратился бы к любому служителю порядка и получил бы от него четкие указания, как найти нужную дорогу. Увидев нерешительно топчущегося на месте человека, кто-то из полицейских наверняка и сам подошел бы к нему, чтобы проводить до ближайшей стоянки такси.

Но здесь все было по-другому. Я очутился в чужой стране, обитатели которой проводят за столом по три часа в день (об этом я прочитал в путеводителе) и наслаждаются отпуском пять недель в году (тогда как средний американец имеет право всего на две недели, а нередко довольствуется одной).

Я был растерян, оторван от своей культурной почвы и от своей семьи.

Но мне это даже нравилось.

Несколько месяцев спустя я в компании новых коллег пил водку «Зубровка» из пластикового стаканчика в комнате отдыха для сотрудников Центральной парижской больницы, под табличкой «Не курить». Мы все были мокрыми с головы до ног, поскольку недавно совершили нападение на одно из неосновных зданий парижской мэрии, охраняемое пожарными.

Это здание находилось на противоположной стороне улицы, и штурмовать его, как мне торжественно объяснили, было одной из самых старых традиций парижских студентов-медиков. Поскольку я был неофитом, мне никак нельзя было отлынивать. Пришлось натянуть халат интерна, захватить с собой в качестве оружия мешок муки, эозин, заполненные жидкой краской презервативы — и вместе с остальными помчаться на штурм вражеской крепости, быстро лавируя между машинами и оцепеневшими от изумления прохожими. Всего нас было человек пятьдесят. Пожарные держали оборону, хохоча и поливая нас из шлангов.

Вот тогда я ее и увидел. Стройную зеленоглазую брюнетку в обтягивающих джинсах. Она стояла на тротуаре, с восторгом наблюдая за происходящим. Она улыбнулась мне, и я улыбнулся в ответ, несмотря на то что зубы у меня были в краске, а волосы заляпаны яичным желтком (один из снарядов противника угодил в цель).

Это была любовь с первого взгляда. И для меня, и, кажется, для нее тоже.

В следующий раз мы с ней увиделись недолгое время спустя, в приемном покое больницы. Зеленоглазая брюнетка пришла с жалобой на вывих лодыжки. Выяснилось, что девушку зовут Клэр и она танцовщица.

При виде нее мой коллега толкнул меня локтем и выдал скабрезную шуточку на английском. Как выяснилось позже, Клэр прекрасно все поняла, но не подала виду — лишь улыбнулась одной из своих слегка застенчивых улыбок.

Она была красива до умопомрачения.

Вы сами знаете, как бывает в молодости: меня преследовала мысль о том, как хорошо было бы завалить ее в койку. Я пригласил ее в процедурный кабинет таким тоном, словно приглашал к себе домой на ужин.

— Come on, сейчас мы сделаем одну небольшую полезную процедуру, — объявил я со своим ужасным американским акцентом. — Небольшую вязку…

— Э-ээ… вы хотите сказать — перевязку?

— Да-да, именно это я и хотел сказать!

— А без этого никак нельзя обойтись?..

Она снова смущенно улыбнулась. Я машинально отметил, что она очень бледна.

Но я ни о чем не догадывался — ни о том, что она улыбается, чтобы скрыть плохое самочувствие, ни о том, что ее чрезмерная бледность — следствие слишком пониженного давления. Я забыл о том, как сильно могут подействовать на неподготовленного человека запахи больницы, вид белых халатов и тем более крови. И без всякой задней мысли распахнул дверь в процедурную как раз в тот момент, когда мой коллега собирался пришивать какому-то клошару половину скальпа, сорванного осколком бутылки в уличной драке.

При виде этой картины Клэр обессиленно прислонилась к стене и медленно сползла на пол.

— Эй, дорогуша!.. — встревоженно окликнул я.

Быстро подхватил ее и слегка встряхнул, но моя Спящая красавица не очнулась. Прошло три секунды — но ее глаза были по-прежнему заведены под верхние веки.

Четыре. Пять.

Ее конечности словно одеревенели.

— Клэр?

Шесть, семь.

Ее руки начала сводить судорога. Какая-то проблема с блуждающим нервом отнимала у нее последние силы. Я уложил ее на пол и поднял ее ноги вертикально вверх, чтобы обеспечить прилив крови к голове. При этом почувствовал, как по спине у меня стекают струйки пота.

— Клэр! О, черт!..

Восемь, девять.

Ее руки одновременно и резко согнулись в суставах. Я с силой надавил кулаком на ее грудную кость, потом сжал ее правую грудь и с силой крутанул, надеясь, что резкая боль заставит Клэр прийти в себя. Но она не очнулась, не издала ни звука.

Десять.

Затем ее лицевые мышцы расслабились, зрачки расширились настолько, что почти закрыли радужку. Впечатление было такое, словно в стакан молока попали две капли чернил.

И я знал, что это означает.

Непроизвольное расширение зрачка свидетельствует об остановке сердечно-дыхательной деятельности.

Клэр была мертва.

Я застонал. Все остальные, кто на тот момент присутствовал в приемном покое, понятия не имели, что произошло. Я был один рядом с этой хрупкой девушкой. Мертвой. С этой француженкой, которую даже не знал. С девушкой моей мечты, с которой случилась невероятно редкая вещь — поражение блуждающего нерва. Причем настолько серьезное, что оно привело к сильному замедлению сердечной деятельности, вплоть до полной остановки сердца.

Мертва, мертва, мертва, будь оно все проклято!..

Не размышляя, я изо всех сил ударил ее кулаком в грудь.

Скорее это был жест отчаяния, нежели попытка реанимации. Но каким-то чудом сердце Клэр вновь забилось!

Несколько секунд спустя ее щеки слегка порозовели, и она чуть слышно пробормотала: «Что такое?..» Она очень удивилась, осознав, что лежит на полу в приемном покое, с задранными вверх ногами, а я стою на коленях возле нее. Она не могла понять, с чего вдруг лишилась чувств.

Охвативший меня страх постепенно прошел, и мой собственный сердечный ритм нормализовался. Я знал, что в какой-то мере виноват в случившемся: залюбовавшись Клэр, я не заметил вовремя, что с ней происходит. Мне стоило бы рассказать ей все как есть — в том числе и о временной остановке сердца, — но у меня не хватало духу, и я злился на себя за это.

Клэр извинилась за свой обморок, после чего ее вывихом занялся другой врач. Вскоре все было закончено, и она покинула больницу с перевязанной лодыжкой и рецептом мази. Я наблюдал в окно, как она, слегка прихрамывая, выходит из ворот больницы. Вид у Клэр был усталый и опечаленный, она выглядела очень уязвимой. В тот день я не стал просить ее о свидании. Следующая наша встреча произошла гораздо позже, и продолжение любовной истории заставило нас совершенно забыть о ее начале. Было ли это предостережение судьбы? Нечто вроде напоминания о том, что все в этой жизни непрочно, что в любой момент мы можем потерять тех, кого любим?

В тот день Клэр лишь слабо улыбнулась мне, обернувшись уже у самых ворот, и помахала рукой. Я не решился взглянуть ей в глаза и опустил голову.

Когда я снова посмотрел во двор, ее уже не было.

 

Глава 9

Моя жена не подавала никаких вестей о себе с середины дня.

Я собирался отоспаться перед очередным ночным дежурством, но вместо этого кружил по дому, как лев по клетке. Я пропылесосил ковры, загрузил и запустил посудомоечную и стиральную машины, развесил постиранное белье для просушки, вынес мусор, подстриг живую изгородь вокруг дома — хотя она выглядела еще вполне прилично — и наконец сел проверять домашние задания Билли.

— Вы совсем не оставили мне работы! — воскликнула Розелла, наша приходящая домработница, явившаяся в пять часов. — Вы сами все переделали!

— Да нет, еще кое-что осталось, — возразил я кислым тоном. — Можете сразу отправляться на кухню и начинать готовить ужин. Попробуйте провести кулинарный эксперимент — поджарить мясо так, чтобы оно не обуглилось. Хорошо?

Розелла скрылась в кухне, что-то бормоча себе под нос по-испански. Видимо, она догадалась, что мы с Клэр поссорились — на семейные ссоры у нее было просто какое-то сверхъестественное чутье, причем она всегда принимала сторону Клэр. Я почти не сомневался, что сегодня вечером гамбургеры в ее исполнении опять превратятся в головешки.

Я снова вернулся к тетрадкам Билли, но чуть ли не каждую минуту невольно косился на телефон. Когда раздался звонок, я в ту же секунду вскочил и схватил трубку:

— Клэр?

— Привет, старик, — произнес голос на другом конце провода.

Я вполголоса чертыхнулся.

— Что? — переспросил Кэмерон. — Я не вовремя, да? Ты ждал звонка от Памелы Андерсон?

— Очень смешно.

— Ты какой-то дерганый. Тебе бы отдохнуть. Вчера вечером у тебя был такой вид… краше в гроб кладут.

— Кстати, насчет вчерашнего вечера…

Я замолчал, не решаясь рассказать ему обо всем — о мобильнике, о фотографиях. Кэмерон, кажется, был не в лучшем настроении, и это меня смущало.

— Кто был твой вчерашний клиент? — наконец спросил я. — Он мне чуть плечо не вывихнул!

— Как раз по этому поводу я тебе и звоню. Нам надо поговорить. Можешь ко мне подъехать?

— Что, прямо сейчас?

— Нет, блин, на Рождество!

Я посмотрел на часы. До ужина еще оставалось время. Если Клэр вернется домой раньше, скажу, что решил прогуляться за покупками в ближайший супермаркет, «Пабликс».

— О’кей, скоро буду.

Я припарковал машину на стоянке для персонала. Правда, в этом не было особой необходимости: погода стояла пасмурная, на пляже никого не было, и стоянка для посетителей кафе пустовала.

Билли первым выскочил из машины и помчался по песку. (Когда полчаса назад я спросил его, не хочет ли он со мной прокатиться, он с радостью согласился.) Я двинулся за ним, сунув руки в карманы и с наслаждением вдыхая запахи озона и влажной зелени. Мы подошли к небольшому сооружению, напоминающему вагончик, с неоновой вывеской над входом: Бар «Голубая устрица». И, преодолев несколько ступенек, вошли внутрь.

— Дядя Кэм! — завопил Билли, бросаясь на шею моему другу.

Кэмерон несколько раз подбросил его в воздух своими мощными ручищами, а потом усадил на барную стойку. При этом они оба громко хохотали.

В свободное от службы время Кэмерон Коул оставался верен себе: уверенные манеры, гавайская рубашка, широкая улыбка. Не хватало только цветка за ухом, чтобы сходство с частным детективом Магнумом было полным.

— Выпьешь что-нибудь? — спросил он меня.

И, не дожидаясь ответа, открыл бутылку «Гавайан Спрингс», наполнил бокал и протянул его мне. Не подумайте плохого — это была всего лишь минеральная вода из каких-то целебных источников на вулканических почвах Мауна-Лоа. Минеральная вода разных сортов — последнее увлечение Кэмерона.

— Садись, — сказал он затем.

Я присел на край табурета у стойки.

— Клиентов у тебя сегодня немного, — заметил я, оглядывая ряды пустующих столиков.

— И не говори. Эти штормовые предупреждения всех туристов распугали!

— А может, их распугало отсутствие спиртного?

— Ну, вот еще! — возмущенным тоном произнес Кэмерон. После чего, бережно погладив поверхность стойки бара, с ностальгией прибавил: — Мой отец сам сделал эту стойку. Из кипариса, который срубил в Эверглейдс и привез сюда. За тридцать лет клиенты отполировали ее локтями до зеркального блеска. Постоянные клиенты нас не бросают, несмотря на отсутствие спиртных напитков — что поделать, я не имею права их продавать с тех пор, как мой старик отошел от дел.

Продажа алкоголя и в самом деле была несовместима с основной деятельностью Кэмерона — как-никак, он служил в полиции. Однако ничто не мешало ему найти какое-нибудь другое побочное занятие, чтобы увеличить свои доходы. Некоторые полицейские подрабатывали на стройках, другие занимались продажей машин или недвижимости. Что касается Коула, он решил превратить алкогольный бар в безалкогольное заведение, сделав главной приманкой множество сортов минеральной воды. Так он надеялся вернуть себе старую клиентуру и привлечь новую.

— Я полностью поменял интерьер! — с гордостью сообщил он.

Да, это я уже заметил. За исключением знаменитой кипарисовой стойки, обстановка бара теперь наводила на мысль о каком-то филиале Диснейленда. Аквариумы с пластиковыми рыбками, гипсовые бюсты Посейдона, россыпи фосфоресцирующей морской гальки… И все это было залито тусклым синевато-зеленым светом, который, очевидно, должен был создавать «подводную» атмосферу.

— Очень мило, — хмыкнув, сказал я. — Что, смотрел недавно «Восемьдесят тысяч лье под водой»?

— Много ты понимаешь. Это сейчас самый модный стиль.

— И какой же дизайнер тебе об этом сказал?

— Профи. И взял недорого. Его контора еще только раскручивается…

— Я почему-то так и подумал.

Я отпил глоток «Гавайан Спрингс» — совсем неплохой минералки с легким фруктовым привкусом, — одновременно наблюдая, как Билли поочередно плюхается на кресла в виде морских раковин. Как летит время, с ума сойти! Ведь мы с Кэмероном, кажется, совсем недавно играли здесь в электрический бильярд и пытались кадрить девчонок…

— Помнишь мисс Скорбин? — спросил я с нотой ностальгии в голосе. — Она совсем не изменилась. Теперь она учит Билли.

— Помню. Ты был ее любимчиком.

— Да брось! Наоборот, она ко мне постоянно придиралась.

— Мне всегда хотелось ее придушить.

— Ты, помнится, прилепил к потолку кусок сыра, и он свалился прямо на нее.

Кэмерон пожал плечами.

— Пол, почему бы тебе не поработать здесь вместе со мной? — неожиданно спросил он.

Мне показалось, что я ослышался.

— Ты что, шутишь?

— Нет.

— Я только недавно открыл собственную медицинскую консультацию, если ты помнишь.

— Да, и работаешь теперь как проклятый, день и ночь. А мог бы слегка расслабиться, заняться Билли, больше времени проводить с Клэр… — Он помолчал, потом осторожно добавил: — Что-то у вас с ней в последнее время не ладится, судя по всему…

— Даже если так, семейный психолог в твоем лице мне пока не нужен, — сердито сказал я, злясь на самого себя за то, что моя семейная жизнь оказалась настолько прозрачной.

— Все же подумай над моим предложением. «Голубая устрица» скоро станет модным местечком. Это единственный бар во Флориде, где можно продегустировать больше ста сортов минеральной воды! — Кэмерон вынул из кармана записную книжку и потряс ею у меня перед носом. — У меня уже все просчитано: стартуем здесь, через полгода открываем второе заведение, а потом создаем сеть. Денежки рекой потекут. И у тебя будет гораздо больше времени на семью. — Он захлопнул книжечку и открыл очередную бутылку минералки. — Вот попробуй. Сорт «Облачный сок», из Тасмании. Большая редкость! Эту воду собирают во время дождей над австралийской пустыней. В бутылке шесть децилитров, ровно семь тысяч восемьсот капель. Она стоит почти двадцать долларов.

— Что? Двадцать долларов за бутылочку дождевой воды?!

— Имей в виду, Неаполь сейчас переживает настоящий расцвет, — продолжал Кэмерон, не обращая внимания на мой вопрос. — «Трэвел чэннел» объявил, что у нас самые красивые пляжи во всей Америке. Стивен Спилберг недавно купил здесь дом! Богатые люди чуть ли не наперегонки съезжаются сюда. — Он многозначительно поднял вверх указательный палец, продолжая сжимать остальными горлышко бутылки. — Мы с тобой заработаем целое состояние, вот увидишь!

Я допил воду и поставил бокал на стойку:

— Ты, кажется, хотел со мной поговорить по поводу вчерашнего вечера…

Кэмерон вздохнул:

— Да, как раз собирался к этому перейти.

Он дал Билли несколько жетонов для электрического бильярда. Когда мой сын вприпрыжку умчался в другой конец бара, Кэмерон сказал:

— Еще раз хочу извиниться за тот случай. Убытков не слишком много?

— Да нет.

— Если бы я поехал с этим типом в больницу, мне пришлось бы потом извести тонну бумаги на отчеты. Поэтому я и решил обратиться к тебе. Но все равно эта история мне вышла боком. Сегодня с утра меня вызвал Гарнер, и знаешь, что сказал? Что клиент подал жалобу за нанесение побоев и я рискую остаться без работы!

— Какая неблагодарность! Ты всего лишь разбил ему лоб, помогая садиться в машину, а он!..

— Ну, спасибо тебе, — недовольно пробурчал Коул. — Всегда приятно получить дружескую поддержку…

— А что с нашим нудистом? — поинтересовался я.

— Гарнер его выпустил.

— Черт!..

— Несмотря на то, что это не просто эксгибиционист, но еще и опасный тип!

— Вот как? — произнес я уже с беспокойством.

— Знаешь, кто это?

— Нет.

— Что, правда?

— Ну говорю же: не знаю!

— Честное слово? — В его взгляде промелькнуло любопытство.

— Кэм, ты забрал его документы раньше, чем мы успели внести данные в компьютер! Поэтому я ничего о нем не знаю!

— Ну вот и хорошо, — неожиданно сказал Кэмерон. — Одной заботой меньше.

И с явным облегчением допил свою бутылку воды.

— Лучше будет, если ты и не узнаешь. Эта история не имеет к тебе никакого отношения. Поэтому забудь о ней и спи спокойно. — Должно быть, вид у меня был ошарашенный, потому что Кэмерон обнял меня за плечи и добавил: — Поверь мне: некоторых вещей лучше не знать. Оставайся в своем привычном мире, среди нормальных людей. В конце концов, ты выбрал себе неплохое поле деятельности.

Это было все, что он сказал. Мы вышли из бара, сели на скамейку и некоторое время сидели, не говоря ни слова. Потом Кэм улыбнулся мне, я улыбнулся в ответ. Два приятеля просто сидели на берегу моря, глядя на линию горизонта, сверкающую, как лезвие ножа.

Чайки парили в голубом небе. Какое-то семейство проехало мимо на велосипедах. День клонился к вечеру, последние золотые лучи заходящего солнца приятно согревали кожу. Пара десятков прожитых лет как будто растворились, исчезли без следа.

Это был один из тех редких моментов дружеского общения, когда отпадает потребность в разговорах. Достаточно просто обмениваться взглядами — вы с собеседником и так настроены на одну волну. Что-то подобное было и двадцать лет назад, будет и двадцать лет спустя.

По идее, я должен был ощущать абсолютный покой и умиротворение. Кэмерон Коул мне как брат, я уже говорил вам (и, кажется, не раз).

Но тогда почему именно в этот момент меня кольнуло дурное предчувствие?

 

Глава 10

На обратном пути я завернул в «Пабликс», как и собирался. За тот короткий промежуток времени, что мы с Билли шли от машины к дверям торгового центра, тяжелый зной буквально пригнул нас к земле. Было такое ощущение, что ноги увязают в раскаленном асфальте, как в тесте. Билли демонстративно согнулся и высунул язык. Я фыркнул. Вот что происходит, если хоть один день обходится без проливного дождя…

Но вскоре кондиционированный воздух принял нас в свои прохладные объятия. Билли двинулся вдоль стеллажей с товарами вглубь супермаркета, а я задержался в цветочном отделе.

Конечно, после сегодняшней размолвки с Клэр неплохо было бы преподнести ей букет роз. С другой стороны, это означало признать себя виновным, хотя доля вины Клэр в нашей ссоре также была, я в этом не сомневался. С некоторых пор большинство конфликтных ситуаций создавала именно она.

Я слегка покусывал нижнюю губу, размышляя. Говорят, что мужчины эгоцентристы — они в упор не видят семейных проблем; при этом, когда доходит до крайностей, у них никогда не хватает мужества уйти от жены. У женщин всё иначе: они терпят, прощают, снова терпят, — пока ничего не замечающий супруг, убежденный, что в семье все обстоит прекрасно, продолжает, сам того не сознавая, все сильнее натягивать струны их терпения, которые рано или поздно лопаются. И тогда все рушится бесповоротно.

Но возникает законный вопрос: надолго ли хватит моих собственных струн?

И еще: любит ли меня Клэр по-прежнему?

— Эй, пап! Тут больше нет «Кэллог фрут лупс»!

Билли выглядел не на шутку расстроенным. Речь шла о его любимом сорте пшеничных хлопьев.

— Ну ничего. Может, купим тогда «Фрут рингс»?

Он сделал гримасу:

— Там внутри нет игрушек!

— Ну, тогда «Чириоз».

— Они белые, а я хочу разноцветные…

— Тогда «Кэптан Кранч»? — с надеждой спросил я. — Смотри, они разноцветные, и игрушки там есть.

— Да ну, там только Супермен, кому он нужен… А в «Кэллог фрут лупс» были Пираты Карибского моря!

Наконец мы сговорились на «Чоко попс» плюс игрушка (пиратский пистолет) в качестве бонуса. В придачу к этому я все же взял и букет роз.

Когда я уже подходил к кассе, в глаза мне бросился свежий номер «Майами геральд» на газетном стеллаже. Большую часть первой полосы занимал материал о предстоящих губернаторских выборах, но мое внимание привлекло кое-что другое. Я взял газету, и почти в тот же миг у меня в кармане зазвонил мобильник. Я машинально поднес его к уху, даже не посмотрев, кто звонит.

— Прекращайте болтать с копами.

Я вздрогнул, словно у меня в руке неожиданно оказалась змея.

Оказывается, я достал из кармана не свой телефон, а тот, красный, — его я перед выходом из дома тоже машинально сунул в карман.

— Вы оставили этот телефон себе, — продолжал металлический голос в трубке. — Вероятно, даже порылись в меню. Это очень плохо.

— Послушайте, я…

— Это очень, очень печально, доктор Беккер.

Я почувствовал себя примерно так, как если бы меня резко ударили кулаком в солнечное сплетение.

— Да, Пол, мы прекрасно знаем, кто вы, — продолжал собеседник. — Знаем, где вы живете. Знаем, что Клэр, ваша жена, очень хороша собой. Ваш сын — замечательный ребенок, такой резвый. Абсолютно здоровый, не так ли?

Я машинально огляделся. Домохозяйки, катящие перед собой тележки и оживленно болтающие друг с другом… пожилая пара… мальчишка-курьер на роликах… семейство индусов в национальных одеждах…

Ни у кого не было в руках мобильного телефона.

— Не разговаривайте больше с инспектором Коулом, доктор Беккер. Ни с ним, ни с другими полицейскими. Мы за вами наблюдаем.

— Кто это говорит? Вы что, мне угрожаете?

Незнакомый собеседник со вздохом сказал:

— Боюсь, что стадию угроз мы уже миновали. Я не люблю предупреждать дважды. Вы слишком любопытны. И это будет иметь некоторые последствия.

И, не дожидаясь ответа, он прервал соединение.

Я ощутил слабость в ногах и невольно прислонился к стеллажу.

— Пап, с тобой все в порядке?

Я через силу улыбнулся Билли и, слегка взъерошив ему волосы, сказал:

— Да, все о’кей. Тащи свой пистолет на кассу, пират.

Но при этом я не в силах был оторвать глаз от небольшой статьи внизу газетной страницы.

В статье сообщалось об исчезновении Шона Родригеса — мальчика десяти лет. Черного, из бедной семьи. Он постоянно пропадал на улице с компанией других таких же детей, поэтому его мать не сразу о нем забеспокоилась — думала, что он с приятелями опять куда-то удрал, объяснила она. В полицию она обратилась лишь некоторое время спустя.

Шон улыбался мне с фотографии. На нем был оранжевый пуловер. Снимок вышел на редкость удачный — казалось, мальчик вот-вот подмигнет мне со словами: «Привет, доктор Беккер! Помните меня?»

Да, Шон. Конечно, помню.

Разве я мог тебя забыть?

Ты был на первой из трех фотографий в моем новом мобильном телефоне.

 

Глава 11

Кош сидел на капитанском мостике своей яхты, полностью обнаженный.

Огромная яхта с выключенным двигателем лишь слегка покачивалась на волнах. Эта часть морского залива, омывавшего Эверглейдс, была пустынной, если не считать чаек, — неудивительно, поскольку вся прибрежная территория принадлежала Кошу.

Он смотрел в небо, ощущая собственное одиночество перед лицом необъятной стихии. Вечерние облака переливались всеми оттенками заката, от ярко-красного до темно-фиолетового. Словно тело, усеянное кровоподтеками.

Кош закрыл глаза, вдыхая запах йода и другой, более резкий — мангрового леса и гниющих в нем мертвых тел животных.

Белый ибис прокричал где-то вдалеке.

Кош разогнул правую ногу, ступня которой лежала у него на шее — это была «поза кобры», — и вытянул перед собой. Затем перешел к более сложной «позе паука», изгибая конечности под невероятными углами. Расположив их как нужно, он задержал дыхание и застыл неподвижно, как мертвый, про себя отсчитывая секунды. Наконец, вдохнув, привел руки и ноги в нормальное положение, потянулся и встал.

Взяв полотенце, он промокнул лоб, потом отрегулировал громкость в наушнике мобильной гарнитуры и произнес:

— Как там наш контракт с «Донано Донатс»?

Вопрос был адресован Бартону Фуллеру, адвокату, чья розовая физиономия застыла в терпеливом ожидании на экране ноутбука.

— Все в порядке, — тут же откликнулся Фуллер. — Генеральный директор принял ваше предложение.

— Он подписал контракт?

— Да. Ваша компания оборудует игровые площадки во всех заведениях этой сети меньше чем за полгода.

Перед Кошем стояли три ноутбука — черный, белый и красный. Белый был предназначен для деловых операций, связанных с легальным бизнесом.

— Хорошо. Забирайте свой процент, остальное переведите на тот же счет, что и всегда.

— Будет сделано.

Кош выключил белый ноутбук и повернулся к черному, в котором отражалась теневая сторона его бизнеса. Здесь, как всегда, тоже не было проблем. Почти. Единственное исключение составляла фотография на экране ноутбука.

Он получил ее по электронной почте сегодня утром. В письме не было ни строчки информации — одна только фотография, на которой был изображен врач в белом халате, стоящий на верхней площадке лестницы у входа в клинику.

Кош долго рассматривал фотографию. Потом включил красный ноутбук, предназначенный для тайных дел и щекотливых поручений.

— Джорди?

— Я здесь.

— Есть работа для тебя.

— Я вас слушаю.

Джорди всегда был очень внимателен — редкое и ценное качество у психопата.

— У меня проблема.

— С этим гребаным копом, Коулом?

— Нет, с другим человеком. Произошло кое-что непредвиденное… Я хотел бы, чтобы ты им занялся… вплотную.

— Когда?

— Чем скорее, тем лучше.

— Кто этот человек?

— Я тебя обрадую: один докторишка с семьей.

Джорди улыбнулся:

— Считайте, он уже готов.

 

Глава 12

Шины моего автомобиля то и дело взвизгивали — с такой скоростью я мчался домой.

Я не должен был этого делать, но охватившая меня тревога мешала рассуждать здраво. Надо было как можно скорее добраться до дома. Убедиться, что там все в порядке. Что Клэр в безопасности.

Билли сидел сзади в специальном детском кресле, пристегнутый к нему ремнем. Для своего возраста он не очень большой, поэтому на всякий случай я всегда сажаю его в это кресло, хотя он каждый раз возмущается и требует, чтобы ему разрешили просто сидеть на заднем сиденье, как взрослым. Когда машину слегка занесло на повороте к Пеликан Гроув — пригородному району, в котором мы живем, — кресло слегка накренилось, и Билли в восторге захохотал. Я тоже через силу засмеялся, пытаясь заглушить тревогу. А когда подъехал к дому, облегченно вздохнул: гараж был открыт, машина Клэр стояла внутри.

Я распахнул дверцу машины, но еще с минуту оставался на месте, пытаясь взять себя в руки.

Пахло свежескошенной травой и дезинфицирующим средством для бассейнов. С соседской лужайки доносился стрекот газонокосилки. Мне хотелось подольше задержаться в этой бытовой повседневности, в безопасности привычного существования в привычном мире.

Расслабься, Пол. Перестань воображать всякие ужасы. Тот, кто тебе звонил, просто придурок. Все хорошо.

— Эй, мальчики! — окликнула нас Клэр из окна кухни. — Вы идете?

Ее голос и выражение лица были нейтральными. Ни нахмуренных бровей, ни даже слабой ноты упрека. Но я чувствовал, что это еще не мир, а всего лишь перемирие. Я прекрасно понимал, что подразумевает такая манера: «На сегодня хватит ссор, но не думай, что все наши проблемы разрешатся сами собой».

Я отправил Билли вперед, а сам тем временем осторожно достал из машины букет роз. Я не знал, поможет ли этот отчасти вынужденный жест заслужить прощение Клэр, но, в конце концов, попытка не пытка.

— Вот и мы-ы-ы! — завопил Билли, подбегая к дому.

Войдя следом за сыном, я остановился посреди холла и бросил взгляд сначала на уютную, ярко освещенную кухню с одной стороны, а потом на темную лестницу, ведущую наверх, — с другой. Я колебался.

Наконец крикнул в сторону кухни: «Одну минуту!» — и направился к лестнице.

Я взбежал наверх, перескакивая через две ступеньки, и, войдя в кабинет, включил компьютер.

Я не мог больше ждать. Войдя в Интернет, открыл «Гугл».

Первым делом я вбил в поисковую строку имя «Кош». Через несколько секунд нашлось 1490 000 ответов на мой запрос. Нет, так не пойдет. Нужно добавить еще какие-то ключевые слова.

Я приписал: «Неаполь, Флорида, полиция, правосудие, преступник, тюрьма».

В этот раз тоже нашлось немало данных (хотя и меньше, чем в первом случае: теперь счет шел на десятки тысяч), и, кроме того, они оказались из самых разных, порой совершенно неожиданных областей. Открыв наугад несколько ссылок, я обнаружил персонажа сериала «Вавилон-5», марку холодного оружия, слово из индейского словаря, одно из названий нейролептика хлопромазин, фамилию журналиста, не говоря уже о множестве ссылок на сайты видеоигр, интернет-магазинов и так далее.

Ладно, пойдем другим путем.

Я напечатал: Шон Рамон-Родригес.

Тут все оказалось гораздо проще. За пару минут я отыскал несколько статей, в которых шла речь о его исчезновении. Понятно, что черный парнишка из бедной семьи никого особо не интересовал. Но, по крайней мере, мне удалось выяснить некоторые подробности, а именно:

«Шон Рамон-Родригес исчез из торгового центра в Бэйсайде, в Майами, в среду 3 августа, две недели назад, во время детского праздника в одном из кафе. Мать ребенка не сразу сообщила об этом полицейским, и они не располагают сколько-нибудь убедительным доказательством того, что имеет место похищение. Пока основная версия заключается в том, что он просто сбежал. Поэтому „Тревога Амбер“ (включающая в себя распространение информации о похищении по радио и телевидению, а также на придорожных рекламных щитах) до сих пор не объявлена».

Журналист, явно разочарованный отсутствием трупа, напоминал также, что по статистике 74 процента похищенных детей убивают в первые три часа после похищения, и сообщал, что семья и соседи потрясены исчезновением Шона, с которым, судя по всему, у родителей никогда не было особых проблем.

Каждая из следующих статей была короче предыдущей и не сообщала ничего нового. У меня не осталось сомнения, что вскоре юный Рамон-Родригес безвозвратно скроется в недрах Интернета, погребенный под грудами новой информации.

Я откинулся на спинку стула.

Кажется, настал момент обращаться в полицию. По крайней мере, так рассудил бы на моем месте любой нормальный человек. «Служить и защищать» — это ведь ее обязанность, так?

— Пап! — закричал Билли с первого этажа. — Иди ужинать!

Позвонить в полицию… Ну, допустим.

Но что же я скажу?

«Здравствуйте, я доктор Пол Беккер. Вы удивитесь, но у меня в руках оказался мобильный телефон, в котором хранится фотография недавно пропавшего ребенка. Как ко мне попал телефон? Нет, не подумайте плохого, я его не украл, я его… ну, просто нашел. Еще какие-то детали? Ах да, вспомнил: там еще фотография моего отца.

Да, и еще: во время моего последнего ночного дежурства в клинике на меня неожиданно напал один из пациентов.

И кстати о фотографиях: всего их было три, а на третьей — какая-то странная компания в костюмах Адама, взрослые и малолетки.

И я уж не говорю о телефонных звонках с угрозами, скорее всего, от некоего Коша или кого-то из его подручных. О попытке меня запугать — не очень-то успешной, но не прошедшей бесследно.

Не могу ли я к вам подъехать?.. Неплохая идея. Но дело в том, что я только недавно открыл свою медицинскую консультацию. Городок у нас маленький, сами знаете, так что, если пойдут слухи, что я отлыниваю от работы, я рискую остаться без клиентов. Это будет полный крах. На меня насядут кредиторы, я лишусь всего, моя жизнь и жизнь моих близких превратится в ад. Поэтому, если можно, пусть это маленькое дело останется между нами…»

— Па-а-ап! — снова позвал Билли.

— Уже иду!

Я помедлил еще несколько секунд, пытаясь придать лицу безмятежное выражение. Словосочетание «Уже иду!» я произношу дома чаще всего — конкуренцию ему может составить разве что фраза «Сейчас, только компьютер выключу!».

Надеюсь, Клэр ни о чем не догадается.

Ужин прошел, на удивление, хорошо.

Букет роз возымел действие: Клэр заметно подобрела, и пару раз мне даже удалось ее рассмешить. Мы обсудили успехи баскетбольной команды «Гаторс» и ее нового игрока, подающего надежды молодого человека, сына знаменитого французского теннисиста, впоследствии ставшего шансонье. Еще раз перечислили все необходимые действия в случае урагана (Билли помнил их едва ли не лучше нас, поскольку мисс Скорбин без устали напоминала об этом в школе). Пошутили по поводу одной нашей соседки, которая работала инструктором по фитнесу в том же клубе, где Клэр преподавала танцы, и, кажется, была ко мне неравнодушна.

Я тщательно следил за тем, чтобы разговор случайно не соскользнул на зыбкую почву.

Да, я знаю, что вы скажете: это трусость. Ну так я готов признать: я самый что ни на есть заурядный человек. Не храбрее остальных. И кроме того, неужели нельзя отложить решение сложной проблемы хотя бы на один день? Черт, неужели я слишком многого требую?

Во время ужина я украдкой наблюдал за Клэр и Билли. Нет, все-таки мой сын — лучшее из моих достижений. Ему не хватает только младшего братика или сестренки.

Когда я встал из-за стола и уже собирался уйти, Клэр неожиданно обняла меня.

Это было совсем не в ее духе. Физическая сторона общения в последнее время скорее разъединяла нас, чем объединяла.

— Извини за сегодняшнее, — прошептала Клэр. — Мы виноваты оба, но не одинаково. Сорок процентов на шестьдесят.

— Хочешь сказать, шестьдесят — твои?

— Да.

Розелла в это время грохотала посудой, но я почти слышал, как она скрипит зубами при мысли о том, что Клэр официально зарыла топор войны обратно в землю.

Что касается «процентного» деления — это наш давний совместно придуманный трюк. Самое сложное после ссоры — признать свою вину, и теперь с помощью этого трюка Клэр давала мне понять, что считает себя виновной даже больше меня.

— Нет, неправильный расклад, — возразил я.

— Разве?

— Девяносто девять процентов мои. Все случилось по моей вине.

Клэр закусила губы. Внезапно она показалась мне хрупкой и уязвимой, как в тот день нашей встречи в Париже, когда уходила из больницы.

— Я постараюсь исправиться, — поспешил я добавить. — Приложу все усилия. Можешь на меня положиться.

Клэр отвела взгляд. Я прижал ладони к ее щекам и прошептал:

— Я тебя люблю.

Она едва заметно напряглась, потом мягко отстранила меня:

— Иди, а то опоздаешь на дежурство.

— Я тебя люблю, — повторил я.

Потом взял свои вещи, вышел из дома и направился к машине.

— Пол?

Я обернулся.

Клэр стояла на пороге. Ветер развевал ее волосы и платье, отчего оно сильнее облегало тело.

Такой я отныне буду вспоминать ее всякий раз, когда закрою глаза.

Красивой настолько, что дыхание перехватывает.

— Когда ты вернешься, нам надо будет кое о чем поговорить.

— Обещаю, — кивнул я.

И уехал.

Позже я часто вспоминал этот момент. Думал о том, как могло бы все обернуться, если бы я задержался еще хотя бы на минуту. О том, сколь многое было бы по-другому, если бы я в тот вечер нашел в себе мужество поговорить с Клэр.

Странно — оглядываясь на прошлое, вы можете с точностью определить тот момент, когда счастливый шанс ускользнул от вас, будто песок, просачивающийся сквозь пальцы.

 

Глава 13

В это дежурство пациентов привалило столько, что мало не показалось.

Мало того что я практически не спал прошлой ночью — так еще нынешней, кажется, половина жителей города условились встретиться у меня в клинике.

Началось с порезов, вывихов и переломов. Конни делала перевязки, помогала мне накладывать шины и швы. Примерно к девяти вечера травмы закончились, начались флюсы и отиты — то есть те неприятности, которые больные обычно предпочитают терпеть до тех пор, пока не поймут, что «само собой не рассосется» и заснуть без медикаментов больше не получится.

К десяти вечера я вылечил у пациента нервный приступ, к полуночи привел в чувство двух типов, упившихся до бессознательного состояния. С полуночи до двух пришлось иметь дело с травмой черепа и многочисленными ножевыми ранениями. В пять часов я был вынужден вызвать «скорую», чтобы отвезти в больницу пациента с сильнейшим приступом астмы, поскольку четыре аэрозольных флакона тербуталина и перфузия метилпреднизолона ничуть не улучшили его состояния. Следующие посетители явились в пол седьмого утра, чтобы посоветоваться, отправлять ли им детей в школу. Я мельком подумал о Билли — он, должно быть, как раз проснулся, — но почти без всяких эмоций, поскольку был вымотан до предела. Начался новый день.

Кофе, очередной пациент, кофе, Конни на время отлучается, ее замещает коллега, кофе, какое счастье быть медсестрой, кофе, я не езжу по вызовам, отшейте этого типа, он уже полгода мне надоедает со своими хроническими хворями, пусть донимает своего лечащего врача. Кофе.

Солнце поднималось все выше, пробиваясь сквозь жалюзи, отчего на зеленом полу приемной образовалась тень в виде решетки. Вошла горничная с веревочной шваброй и ведром воды с мыльной пеной. Я уловил слабый запах моющего средства «Мистер Пропер». Этот запах мне нравится.

Я решил немного отдохнуть. Слишком устав и перенервничав, я теперь нуждался в покое.

Я побрился электробритвой перед небольшим зеркалом в своем кабинете, намазал щеки кремом после бритья, а на глаза положил специальные примочки, чтобы уменьшить круги и отеки. Нет, кризис среднего возраста тут ни при чем, просто пациенты хотят видеть врача бодрым, энергичным, всегда в хорошей физической форме — иными словами, хотят быть уверенными в том, что на него можно положиться.

Затем я упаковал бритву, застегнул сумку с набором «все для ночных дежурств» и глубоко вдохнул.

Ну давай, Пол. Сделай это без долгих размышлений.

Я взял свою старую телефонную книжку на спирали и раскрыл на букве «Д». Я не был уверен, что нужный мне номер до сих пор действителен, — ну что ж, вот заодно и узнаю… Конечно, это стоило сделать раньше, думал я, набирая цифры дрожащим пальцем. Гораздо раньше…

— Папа?

Молчание.

— Папа, это я, Пол.

— О, черт!.. — произнес голос в трубке.

Я нерешительно переступил с ноги на ногу, не зная, с чего начать.

— Послушай, я знаю, что должен был позвонить тебе раньше, но…

— ЧЕРТ ТЕБЯ ПОДЕРИ! — неожиданно заорал отец.

Я едва не задохнулся от изумления.

— НАШЕЛ ВРЕМЯ!

— Что?..

— ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ ты обо мне не вспоминал, и вот ИМЕННО СЕЙЧАС тебе приспичило позвонить!

Казалось, клокочущая в нем ярость сейчас расплавит телефонную трубку.

— Я… я не понимаю…

— ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ПОГОВОРИТЬ, ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, БУДЬ ЛЮБЕЗЕН ОТОРВАТЬ ЗАДНИЦУ ОТ ДИВАНА И ПРИЕХАТЬ!

Псих.

Псих долбаный. Всегда таким был, таким и остался.

— Я ТЕБЯ НЕ БОЮСЬ! — снова завопил он. — ЕСЛИ ХОЧЕШЬ СО МНОЙ РАЗОБРАТЬСЯ, ТЫ ЗНАЕШЬ, ГДЕ МЕНЯ НАЙТИ!

И, не дожидаясь ответа, положил трубку.

 

Глава 14

— Что-то случилось? На вас лица нет.

Конни пристально посмотрела на меня, продолжая поглощать салат из пластиковой коробки.

— С кем вы говорили? — снова спросила она, не дождавшись ответа. — С вашим банкиром?

— У меня нет настроения шутить, Конни.

— А-а…

— У меня семейные проблемы.

— Понятно.

— И у меня нет никакого желания обсуждать их с вами.

— Да, в общем-то, и у меня тоже.

— В приемной никого?

Конни пожала плечами:

— В эти часы люди обычно не обращаются к врачам. Поди пойми, отчего так. — Она протянула мне ложку салата: — Попробуйте. Хочу узнать ваше мнение.

— Насчет чего?

— Вот этого салата. Всего сто восемьдесят калорий на сто граммов. На вкус, конечно, так себе, но зато его можно съесть сколько угодно без всяких последствий для фигуры.

Я едва удержался от того, чтобы демонстративно поднять вверх руки.

— Конни, во всех этих диетах нет никакого толку! Единственный способ похудеть — это меньше есть!

— Ваши примочки для глаз тоже не очень-то помогают, босс. Видок у вас как у зомби.

Что ж, ничего удивительного…

— Езжайте домой и отоспитесь, — сказала Конни и слегка подтолкнул меня к выходу.

— Слушаюсь, мой командир.

— Я не шучу.

— То есть это действительно приказ?

— Дружеский совет. Если вы и дальше будете работать в таком ритме, то станете опасным для пациентов!

Движение было оживленным, потому я ехал домой дольше обычного, съезжая на небольшие улочки.

Я решил больше не думать о своем отце.

Конни права — мне нужно отдохнуть. Она видела проблему изнутри, поскольку знала, что наша работа действует как наркотик. Врачи, постоянно спасающие других, зачастую забывают о самих себе.

Я медленно ехал мимо деревянных домиков бедного квартала Инглвуд Крик. Было пасмурно. Я выставил локоть в открытое окно и чувствовал, как кожу щекочут редкие капли дождя. Заброшенные сады окутывал туман. Тротуары в выбоинах, треснувшие стекла в окнах, заклеенные скотчем, поникшие американские флаги кое-где над входными дверями…

Я невольно вздохнул. Сорок шесть миллионов человек не имеют социальной страховки, зато всего в каких-нибудь трех кварталах отсюда нет ни одного дома, где не было бы джакузи.

Я настроил приемник на WARO 94,5 — местную радиостанцию, которая мне очень нравится, потому что они часто крутят рок-хиты прошлых лет. Брюс Спрингстин допел «Ночь на краю города», после чего последовала короткая сводка местных новостей. Я убавил звук.

Радиодиджей быстро говорил о погодных катаклизмах последних нескольких дней, сравнивая разбушевавшуюся стихию с хищником, который рычит на жертву, но пока не нападает. «Но вы не волнуйтесь, ребята, в ближайшее время нас ждет всего лишь какой-то тропический ливень! — оптимистично заверил он. — Скорость ветра меньше ста километров в час, а если и начнется ураган, то не сильнее первой категории — ему далеко будет до титанов пятой! Кстати, вы в курсе, что слово „ураган“ происходит от имени Хуракана, карибского бога зла? Не самая лучшая погода будет сегодня на Багамах, немножко потреплет и Майами-Бич, но вам, храбрые жители Неаполя, на сей раз боятся нечего — вас лишь слегка намочит. Никакой эвакуации, все спокойно! — Диджей жизнерадостно захохотал, после чего добавил: — В конце концов, если зверь рычит с самого начала лета, почему вдруг он должен укусить именно сегодня?»

Когда я приехал домой, оказалось, что там никого нет. Тем лучше.

Я поднялся в спальню, разделся, разбросав вещи по разным углам, и в одних трусах рухнул на кровать. Зарывшись головой в подушки, закрыл глаза, прекрасно зная, что заснуть не удастся.

Из-за последних событий я был настолько взвинчен, что о сне нечего было и думать.

Но когда я открыл глаза, неожиданно выяснилось, что я проспал четыре часа.

О, черт!

Я приподнялся на локте:

— Клэр!

Никакого ответа.

— Розелла! Билли!

В доме царила тишина.

Может быть, они в саду? Выглянув в окно, я увидел пустые детские качели, поскрипывающие при порывах ветра. Я обошел все комнаты, потом заглянул в гараж. Машины Клэр не было.

Ну ладно. Возможно, они с Билли поехали в кино.

Я поставил замороженный готовый обед в микроволновку и открыл банку пива «Бад лайт». Так, значит, сегодня четверг… Что ж, эту ночь я подежурю, но уж завтра устрою себе законный выходной. Возможно, даже приму во внимание советы Кэмерона — приглашу бебиситтера для Билли и схожу с Клэр в ресторан.

Когда мы жили в Лос-Анджелесе, мы регулярно ездили в Санта-Монику и гуляли по пешеходной зоне — сначала ходили по бутикам Пятой авеню, потом подолгу засиживались в каком-нибудь винном погребке, увлеченные разговором, потом занимались любовью на подземной парковке, не в силах дотерпеть до дома… Куда ушли те времена?

Микроволновка издала мелодичное звяканье: обед разогрелся. Я уже собирался его достать, как вдруг заметил сумку Клэр, с которой она обычно ходила на занятия.

Сумка стояла в углу кухни, и рядом были свалены в кучу разноцветные балетные пачки, мятые и потрепанные.

Я не смог сдержать нервный смешок.

Конечно, любой другой на месте Клэр давно выкинул бы эти тряпки, но она бережно их хранила — это была память о тех временах, когда она танцевала в Парижской опере. Поэтому Клэр ни за что не согласилась бы от них избавиться.

Некоторое время я в замешательстве смотрел на юбки, потом решил позвонить в клуб, где Клэр преподавала танцы. Я попросил пригласить к телефону директрису клуба и спросил ее, на месте ли моя жена. Ответ меня неприятно удивил: нет. Она не пришла на свой урок и даже никого не предупредила заранее. И это уже не в первый раз, сухо прибавила директриса. Поэтому, несмотря на то что Клэр очень хороший преподаватель, руководство клуба вряд ли продлит с ней контракт, если она не начнет относиться к работе более серьезно.

Я положил трубку, чувствуя холодок под ложечкой.

Клэр не пришла на занятия без предупреждения? И уже не в первый раз?

Черт, вот это новость!

С трудом переварив неожиданную информацию, я набрал номер школы Билли:

— Здравствуйте, это Пол Беккер.

— О, ну наконец-то! — послышался скрипучий голос мисс Скорбин.

Я тут же представил ее себе: длинная сухая палка, почерневшая от времени.

— Прошу прощения, если мой сын все еще в школе, — поспешно сказал я. — У нас с Клэр сложный период… сегодня мы так и не договорились, кто за ним заедет, и…

— Билли здесь нет, — оборвала меня мисс Скорбин. — И между прочим, вы могли бы меня предупредить!

Мои ладони мгновенно стали влажными.

— Как это нет?

— Вашего сына не было на уроках. Он вообще не пришел сегодня в школу.

— А моя жена вам не звонила?

— Вы меня хорошо слышите, доктор Беккер? Никто не удосужился позвонить в школу и нас предупредить. Мы сами пытались связаться с вашей женой, но у нее включен автоответчик. Я понимаю, что в любой семье бывают проблемы, но когда это отражается на школьной успеваемости детей…

Я положил трубку и позвонил Клэр на мобильный.

Какой же я идиот! С этого и надо было начать!

— Алло, дорогая?.. — начал я.

Но тоже услышал автоответчик.

Я оставил довольно резкое сообщение, но через полминуты все же перезвонил, извинился и попросил Клэр связаться со мной как можно быстрее.

Прошло какое-то время. Никаких звонков, вообще ничего.

Разве что морщины у меня на лбу углублялись с каждой минутой.

Но я решил не поддаваться панике. Всему этому должно быть какое-то логичное объяснение. Нужно подождать, пока они вернутся.

Я еще раз обошел весь дом, сделал несколько звонков — безрезультатно.

Никто не видел Билли и Клэр, никто ничего не знал. Их вещи по-прежнему оставались на своих местах. Не хватало лишь сумочки Клэр и ее машины.

Наконец я сел в кресло, обессиленный и подавленный.

Моя семья исчезла.

 

Глава 15

С Билли и Клэр что-то случилось.

Эта простая мысль нанесла мне сокрушительный удар.

Это было немыслимо, и тем не менее приходилось признать, что это так. Господи, но что могло произойти? Авария на дороге? Похищение? Множество самых страшных предположений приходили мне на ум, буквально обгоняя друг друга, как будто прорвало какую-то плотину, и теперь я оказался один на один с убийственной стихией.

Я машинально расхаживал по комнате, то и дело натыкаясь на мебель.

Почему они исчезли? Это как-то связано с телефонными угрозами? Неужели все из-за того, что я нашел тот проклятый мобильник?

У меня было ощущение, что я схожу с ума. Тревога все нарастала, в горле стоял ком, сердце трепетало, как пойманная птица в клетке. По коже пробегали мурашки. Что же это такое?

Это называется паника, старик.

Пульс участился. Я рухнул в кресло. Встал. Снова сел. Согнулся пополам, схватившись за грудь.

Это я тебе напоминаю, что и собой нужно иногда заниматься.

Прошло несколько секунд. Если с моей семьей действительно что-то случится, я этого точно не выдержу. Я был весь в поту, сердце лихорадочно и неровно стучало в груди. Казалось, оно может остановиться с минуты на минуту.

Да нет же, Пол. Это не инфаркт, с чего бы?

Хм… никто не может знать наверняка.

Повторяю еще раз: это просто паника. Самое заурядное психическое явление, которое бывает, чаще или реже, у большинства людей. Если человек постоянно стремится держать все под контролем, мозг в конце концов не выдерживает и бунтует, что вызывает нервный приступ. Слишком много стресса, старина. Попытайся с ним справиться.

Легко сказать! Гораздо проще с ним справиться, когда он бывает у кого-то из пациентов.

Возьми себя в руки. И прими пару таблеток ксанакса, они есть у тебя в аптечке…

Я с трудом, словно зомби, доковылял до гостиной и открыл свой докторский чемоданчик. Да, таблетки нашлись. Я проглотил их, запив первым подвернувшимся под руку спиртным, которое нашел в баре, чтобы усилить эффект и чтобы быстрее наступил пик концентрации препарата в плазме крови.

Но передо мной продолжали возникать страшные картины: автокатастрофа; тела, заблокированные в искореженной груде железа; полицейские, звонящие в дверь и сообщающие страшную новость, отводя глаза; толпа, собравшаяся на кладбище вокруг двух гробов…

И другие сцены, еще более ужасные.

Я воображал себе типа, которому недавно оказывал медицинскую помощь, — Коша, этого жуткого человека, похожего на паука; настоящего колдуна, ухитрившегося освободиться от наручника. Человека, словно вышедшего из какой-то страшной сказки, закутанного в черный, как ночная тьма, плащ.

Я изо всех сил пытался отогнать этот образ.

Потому что ведь на самом деле и такой персонаж, и ваша жена и сын, которые вдруг исчезли непонятно куда и которых, может статься, вы в следующий раз увидите только в морге, в присутствии судмедэксперта, бесстрастным голосом сообщающего вам ужасные вещи, — все это просто не может существовать в реальности, не так ли?

Время шло. Мое напряжение спало, и я наконец обрел какое-то подобие покоя — во всяком случае, больше не было ощущения, что мне не хватает воздуха.

Боже, благослови транквилизаторы.

Раздался звонок в дверь.

Я вскочил, охваченный надеждой:

— Билли! Клэр!

Но это оказались не они.

Передо мной стояла особа в короткой белой юбке с логотипом «Найк», плотно облегающем топе, красных кроссовках и бейсболке, по ободку которой шла надпись: «Хотите, я буду вашей… тренершей?»

Взглянув на меня, она изумленно захлопала белыми ресницами, и только тогда я понял, что со всеми этими треволнениями забыл одеться. Так и остался в одних трусах.

— Ох, простите, — пробормотал я.

— Ничего страшного, — сказала она, продолжая без малейшего стеснения пялиться на меня.

Я вспомнил, что пару раз видел ее с Клэр. Как бишь ее зовут?.. Ширли? Миранда?

— Я Шейла, — объявила она.

— Шейла? — машинально повторил я.

— Ваша соседка, — прибавила она таким тоном, как будто это все объясняло.

— А-а…

— Я веду занятия в том же клубе, где преподает ваша жена. Мы с ней дружим. Моя дочь учится в одном классе с вашим сыном. Я инструктор по фитнесу.

Она слегка улыбнулась, но в голосе чувствовался упрек — видимо, по ее мнению, муж, который хоть немного интересуется делами жены, должен был знать все эти детали.

— С вашим сыном все в порядке? — спросила она.

— Почему вы спрашиваете?

— Я не видела его в школе. И Клэр сегодня в клубе не было…

О, черт. Ну конечно же.

Однако говорить, что я не знаю, где они, мне совершенно не хотелось. Тем более что это могло вызвать новый панический приступ.

— Билли заболел, — соврал я.

— Ах вот что! Надеюсь, ничего серьезного? Моя дочь хотела позвать его на день рождения. Родителей мы тоже приглашаем. — Шейла придвинулась ближе ко мне и прибавила: — Клэр мне столько о вас рассказывала, что я аб-со-лют-но уверена: нам нужно познакомиться поближе. — Она протянула мне пригласительную открытку, одновременно заглядывая внутрь дома: — Вашей жены сейчас нет?

— Нет, она уехала.

— Вместе с Билли?

— Да.

О, Пол Беккер, король импровизаций!..

— Они поехали к врачу, — добавил я.

— Но ведь вы же сами врач, — удивилась гостья.

Я чуть не выругался вслух. Это ж надо было такое ляпнуть!

— Ах, извините, я, наверное, вам уже надоела! — воскликнула Шейла. — Мне бы и самой стоило догадаться, что вы повезли сына к специалисту!

И непринужденным жестом коснулась моей руки.

Я довольно резко отдернул руку:

— К какому еще специалисту? Вы о чем?

Она слегка смутилась:

— Ну… к психологу. Вы ведь собирались проконсультироваться с психологом?

— Что?!

— Вы разве не знаете, что ваш сын странно себя ведет?

— Нет.

— Он коллекционирует ужасные картинки с какими-то чудовищами. И сам рисует страшные вещи…

— Какие?

— Динозавров. И разных животных, пожирающих друг друга. На этих рисунках столько крови!..

— Ах вот что…

Шейла покусала губы, похлопала ресницами и произнесла, словно через силу:

— Я не хочу вас пугать, но многие серийные убийцы именно с этого начинали. Удивительно, не правда ли?

— Ну...удивительно — это не то слово, которое я использовал бы в данном случае, Шейла… но прошу вас, продолжайте.

Некоторое время соседка пристально изучала свои ногти.

— Мой муж, Герман, — подрядчик строительной компании, — наконец заговорила она. — Дела у него идут хорошо, так что нет необходимости пропадать на работе целыми днями… и вот вчера он вернулся домой пораньше, чтобы успеть поиграть в гольф…

От нетерпения я стал машинально постукивать ногой по полу.

— Да, ну так вот, — заторопилась Шейла, — он уже собирался поставить машину в гараж, как вдруг услышал, что вы с Клэр ссоритесь… Вы оба кричали очень громко… а потом Клэр выбежала из дома, хлопнув дверью…

Она сделала паузу — видимо, для большего драматического эффекта.

Но я никак не отреагировал на ее рассказ.

— Мы все знаем, что такое семейные ссоры, — продолжала Шейла. — Мы с Германом тоже часто ссорились, пока не прошли курс семейной психотерапии. Кажется, тут все дело в сексуальной энергии… Но, так или иначе, я не об этом. Я хочу сказать, что семейные проблемы мне знакомы не понаслышке, и, кроме того, я знаю, что они очень плохо отражаются на детях. Но выход иногда может быть проще, чем кажется. — Она придвинулась ко мне вплотную и, словно открывая какую-то заветную тайну, вполголоса произнесла: — Если хотите, я могу дать вам координаты очень хорошего психолога, специалиста по семейным делам.

— До свидания, Шейла, — невозмутимо сказал я.

И захлопнул дверь прямо у нее перед носом.

Этот разговор взвинтил меня до предела.

И в то же время заставил меня стряхнуть оцепенение, вызванное успокоительными таблетками.

Я натянул футболку и легкие летние брюки — вполне подходящий наряд для честного человека, собирающегося ехать в полицию.

«Паническая» стадия была завершена, настало время переходить к решительным действиям.

Я в последний раз осмотрел мобильник Коша. Индикатор зарядки был почти на нуле — батарея выдыхалась.

Черт! Если телефон выключится, я потом не смогу его включить, не зная пин-кода. Но мне просто необходимо успеть показать фотографии полицейским!

Я начал лихорадочно перебирать зарядные устройства от старых телефонов, надеясь найти хотя бы одно подходящее. К счастью, оно отыскалось. Я оставил телефон заряжаться на кухонном столе, а сам вышел из дома, сел в машину и поехал в центральный полицейский комиссариат.

По дороге я позвонил в клинику:

— Конни?

— Да, босс?

— Я не смогу дежурить сегодня ночью. Мне нужно уладить некоторые проблемы… э-э…

— Семейные?

— Да, именно. Нужно, чтобы меня подменил кто-то из коллег.

— Хм… это не так-то легко устроить…

— Кто сейчас работает?

— Доктор Браатц.

Элга Браатц — одна из моих заместительниц. Она немка из местной диаспоры (множество таких небольших диаспор разбросано, словно островки, на всем расстоянии от Неаполя до Форт Майерс). По-английски она говорит с сильным акцентом, так что я не всегда понимаю ее, но работает за четверых и справляется отлично.

— Скажите ей, что, если она согласится меня подменить, я оплачу ей это дежурство по двойному тарифу.

Конни попросила подождать, пока она не уладит этот вопрос, и удалилась. Некоторое время до меня доносились неразборчивые обрывки разговора, потом моя помощница снова взяла трубку и сообщила:

— Доктор Браатц говорит, что она еще не получила свою зарплату за прошлый месяц. И что она уйдет ровно в тот час, что указан в ее контракте, и если это вам не нравится, можете пожаловаться на нее в медицинский профсоюз.

— Это все?

— Нет, она еще добавила что-то по-немецки. Подозреваю, это было ругательство, но перевести его я вам не смогу.

— Черт. Конни, попробуйте выкрутиться как-нибудь. Если не получится… ну что ж, тогда закройте клинику на ночь.

Это была крайняя мера, но другого выхода мне не оставалось. Я нажал клавишу «отбой», потом набрал номер Кэмерона. У него был включен автоответчик. Нет, воистину сегодня не мой день!

— Кэм, я еду в комиссариат. Ничего страшного — ну, по крайней мере, я надеюсь, — но Клэр и Билли днем куда-то уехали и до сих пор не вернулись домой. Никто не знает, где они. Если тебе несложно, проверь на всякий случай списки жертв аварий за сегодня. Ну и не только аварий — мало ли что могло случиться… вплоть до падения метеорита. В общем, не мне тебя учить.

Последние слова я попытался произнести шутливым тоном, но получилось плохо. Настроение совсем не располагало к шуткам.

— Честно говоря, у меня кое-какие неприятности и помимо того… Позвони мне, как только сможешь.

Я прервал соединение и продолжал путь. Ехать приходилось медленно из-за многочисленных дорожных работ, которые, как всегда, активизировались именно в сезон отдыха, когда на дорогах было полно машин. Сейчас это раздражало сильнее обычного. Наконец я добрался до Гудлетт-роуд и поехал по ней. Здание полицейского комиссариата уже виднелось впереди, как вдруг мобильник заиграл «Агент рискует всем» — мою нынешнюю мелодию для рабочих звонков.

— Алло?

— Это опять Конни. Простите, но мне кажется, вам необходимо срочно подъехать в клинику.

— Я не могу.

— Это очень важно.

— А почему вы шепчете?

— На то есть причины.

— Какая-то проблема с Элгой?

— Нет. Боюсь, это у вас какая-то проблема.

Я вздрогнул. В голосе Конни слышались тревожные нотки.

— Послушайте, Пол, — продолжала она, — происходит что-то странное… Вам нужно приехать. На полной скорости!

 

Глава 16

Я изо всех сил пытался сохранять спокойствие, несмотря на то что ощущение неминуемой катастрофы становилось все сильнее.

Конни встретила меня у небольшой задней двери, предназначенной для перенесения пациентов в машину «Скорой помощи». Она приложила палец к губам и открыла дверь, пропуская меня внутрь. Я с трудом сдержался, чтобы не засыпать ее вопросами. Она молча довела меня до моего кабинета и остановилась на пороге.

На столе стоял какой-то большой посторонний предмет.

Приглядевшись, я увидел, что это коробка, из тех, в которых обычно отправляют посылки, — размером примерно с ящик для игрушек, обернутая в плотную бумагу.

— Это принес курьер, — прошептала Конни. — Я сначала подумала, что вы заказали медикаменты…

Мы знаем, кто вы, доктор Беккер.

Я вздрогнул.

— Что за курьер?

— Такой низенький коренастый тип… в униформе транспортной компании «Ю-пи-эс». Лицо круглое… Да, и еще он все время почесывался.

Я не знал ни одного человека, подходящего под такое описание. Но, во всяком случае, это был не Кош. Я задумчиво потер подбородок.

А может быть, этот сюрприз вообще не имеет отношения к истории с телефоном?.. Я почему-то пытаюсь привязать к ней любое событие, а на самом деле все в порядке, скоро Клэр и Билли благополучно вернутся домой, выяснится какая-нибудь самая обычная причина их отсутствия, и мы все вместе посмеемся над моими страхами…

— Доктор Браатц все еще здесь?

— Да, она в процедурной. Она останется еще на час. Я сегодня пришла пораньше, потому что дневная медсестра заболела. Я была в приемной, когда принесли посылку. Там на наклейке указано имя получателя — ваше.

Конни обхватила себя руками за плечи, словно пытаясь сдержать внезапную дрожь. Сейчас она была похожа на маленькую девочку, удивленную и напуганную какой-то ужасной вещью.

— Есть какая-то проблема, Конни?

— На курьере была униформа компании «Ю-пи-эс». Я позвонила туда, и выяснилось, что они к нам никого не посылали. То есть это был какой-то чужой человек, непонятно откуда…

— Странно… А почему вдруг вы решили проверить?

— Потому что я увидела на этой коробке… следы.

— Следы?

— Темные пятна… Они испачкали стойку в приемной. Я их вытерла и, чтобы не пугать пациентов, перенесла коробку в ваш кабинет. Все остальное было потом, так что никто этого не заметил…

— Конни, да скажите наконец все как есть! Чего никто не заметил?

— Тот момент, когда коробка начала протекать…

Ее голос опять понизился почти до шепота.

Затем она молча указала на коробку, явно не решаясь войти в кабинет. Тогда я вошел сам, но буквально через секунду инстинктивно прижал ладонь ко рту.

Поскольку из коробки уже обильно сочилась темная жидкость.

Она залила столешницу, мой еженедельник, бланки рецептов, 17-е издание справочника по педиатрии авторства Хэрриет Лейн и теперь тонкой струйкой стекала на пол.

Запах и цвет не оставляли сомнений в том, что это было.

Даже с того расстояния, которое отделяло меня от стола, было очевидно, что это кровь.

Сердце у меня подскочило к самому горлу.

— Господи Иисусе!.. — выдохнул я.

В моих ушах снова зазвучал металлический голос: «Мы знаем, кто вы, доктор Беккер. Ваша жена, Клэр, очень хороша собой. А ваш сын — замечательный ребенок, такой резвый…»

Коробка была меньше чем в метре от меня.

И я уже знал, что ни одно человеческое существо не сможет вынести вида ее содержимого.

Во всяком случае, существо, человеческое в полном смысле этого слова.

«Вы слишком любопытны. Теперь пришло время за это расплатиться».

— Что вы собираетесь делать? — прошептала Конни.

Я открыл стерильный металлический ящик для медицинских инструментов и взял оттуда скальпель. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы сдержать тошноту. Обернувшись к Конни, я увидел, что лицо у нее мертвенно-бледное. У меня и самого, наверно, было точно такое же.

— Я должен ее открыть. Увидеть, что там внутри.

— Подождите.

Нет, ждать больше невозможно. Если я помедлю еще хотя бы минуту, мое сердце остановится.

— Послушайте, Конни, это долго объяснять… но моя жена и сын сегодня куда-то исчезли. И… я должен знать.

— Нет.

Неожиданная твердость в ее голосе меня удивила. Взгляд ее стал жестоким, почти безжалостным. Она закусила губы, словно готовясь принять сложное решение.

— Лучше будет, если мы позвоним в полицию, — сказала Конни наконец. — Вдвоем нам с этим не справиться.

Я заметил, что она побледнела еще сильнее.

— Почему?

— Смотрите.

Я обернулся и почувствовал, как волосы у меня на затылке приподнялись.

Коробка пошевелилась.

Затем резко вздрогнула. Раз, другой.

Потом содержимое коробки основательно пришло в движение, и коробка стала медленно перемещаться по поверхности стола.

Медленно, неровными рывками, но она двигалась! По моему столу!

 

Глава 17

Джорди, насвистывая, вошел в дом Пола Беккера.

Он никогда не понимал, почему люди такие идиоты. Всегда одно и то же: любой домовладелец всячески заботится о том, чтобы надежно защитить от непрошеных вторжений главный вход, при этом совершенно не беспокоясь о боковых и задних дверях, взломать которые проще простого. В данном случае ему понадобилось лишь просунуть пикган в обычный замок с шестью штифтами, несколько раз нажать на курок пистолета-отмычки правой рукой и повернуть изогнутое острие левой. Минуты не прошло — и готово!

Конечно, он мог попасть внутрь, разбив окно, но это было бы явным указанием на то, что в доме кто-то побывал. А Кош потребовал, чтобы его визит остался незамеченным.

Джорди — это было его настоящее имя. Но прежде, в другой жизни, его называли Джо Урод или Джорди Змей. Мальчишки швыряли в него камни, работодатели отказывались принимать его на работу, женщины затыкали нос при его появлении. Потому что его кожа напоминала кожу рептилии. И точно так же, как рептилии, он линял: кожа шелушилась и сходила пластами.

Каждый день ему приходилось использовать огромное количество увлажняющей мази с тошнотворным запахом. Но это почти не помогало — кожа отслаивалась и летом, и — даже еще сильнее — зимой, отчего все тело Джорди было покрыто шелушащимися красными бляшками. К тому же он буквально умирал от жары при малейшем перепаде температуры, поскольку его эпидермис давно утратил всякую способность к терморегуляции. От этого лицо Джорди постоянно было красным, и обычно он скрывал его с помощью широкополой шляпы и черных очков — за исключением тех случаев, когда одевался в униформу компании «Ю-пи-эс», как сегодня.

Джорди — Красный Перчик.

Джорди — обладатель жгучего темперамента.

Ихтиоз — болезнь генетическая, известная с древних времен, давшая пищу для легенд о рыболюдях и русалках. Страховые компании отказываются иметь с вами дело, лекарства стоят дорого, и при этом ни на какую работу вас не берут. Какой же работодатель согласится взять к себе монстра? Единственным способом можно вырваться из этого безысходного тупика — пойти на преступление.

Вначале Джорди промышлял мелкими кражами без особой охоты — скорее это было для него печальной необходимостью. Потом, видя, с каким ужасом на него смотрят студентки или старушки, на которых он обычно нападал, он перешел к другим играм.

Гораздо более интересным.

Так продолжалось до того момента, пока не появился Кош.

Однажды он застал Джорди за взломом дверцы своей машины, однако не стал кричать «Держи вора!» или действовать каким-то другим, обычным в таких случаях, образом. Он просто подошел и сказал: «Ну что ж, посмотрим, как ты справишься». С этого дня Джорди поступил к нему на службу.

Кош всегда предпочитал иметь дело с опасными типами.

Джорди закрыл стеклянную дверь-окно — абсолютно бесшумно, поскольку предусмотрительно захватил с собой небольшой пузырек со смазочным маслом и обработал петли, — сделал несколько шагов вглубь гостиной и остановился, прислушиваясь. Во всех этих предосторожностях не было особой необходимости, потому что с момента отъезда Пола Беккера дом был пуст, но Джорди любил делать свою работу тщательно.

Затем он медленно двинулся дальше — и вдруг наступил на что-то мягкое. Он невольно вздрогнул, когда явно неодушевленный предмет под ногой издал звук, похожий на рычание. Джорди застыл на месте, весь обратившись в слух.

Больше ни звука.

Он облегченно вздохнул и отшвырнул в сторону игрушку — тираннозавра из «Парка юрского периода».

Чертовы дети!..

Джорди включил карманный фонарик. Потом машинально ощупал через куртку охотничий нож — это, как всегда, его успокоило. Не то чтобы он собирался пускать оружие в ход — сегодня он пришел скорее на разведку, — но кто знает, как все сложится?.. Если что, будет возможность поразвлечься…

Он оглядел гостиную. Обстановка типично «семейная»: диван завален подушечками (на одной из них вышита надпись «С днем рождения, папа!»), на стенах — детские рисунки, на стеллажах — призы за участие в танцевальных конкурсах…

Аж блевать хочется.

На столе лежала груда конвертов, даже не вскрытых, и неоплаченных счетов. М-да, у Пола Беккера, надо полагать, серьезные затруднения… а скоро их будет еще больше.

Джорди хихикнул.

Он быстро перебрал конверты, поднес ближе к глазам несколько счетов. (Изучение подробностей из жизни его жертв было настоящей страстью Джорди и доставляло ему особое удовольствие.) Затем направился к лестнице, ведущей на второй этаж.

Он не очень ясно себе представлял, что именно хочет найти. Сначала он зашел в комнату мальчишки, приподнял матрас на кровати, порылся в шкафу. Он знал, что обычно люди прячут свои тайны в подобных местах, находящихся поблизости и надежных. Например, в детской. В шкафчике с лекарствами. В жестяной коробке из-под сладостей на кухонной полке. В ящике для инструментов в гараже.

Ирония судьбы заключается в том, что любому грабителю со стажем это хорошо известно.

Затем Джорди перешел в супружескую спальню. Остановился перед шкафом с вещами жены Беккера. Неплохое нижнее бельишко… Носом, густо намазанным жирной увлажняющей мазью, он жадно втянул воздух, принюхиваясь к запаху, исходящему от трусов и лифчика фирмы Victoria’s Secret, потом с сожалением закрыл шкаф. Кош велел ему не оставлять никаких следов своего присутствия.

— Ну и что бы такого случилось, если бы я забрал с собой трусы этой шлюхи? — вслух проворчал Джорди. — Что, из-за них меня бы объявили в розыск?..

Он осекся, различив какой-то слабый шум, донесшийся с первого этажа. Джорди замер и прислушался. Нет, ничего. Только шум ветра за окном.

Он вынул из кармана мини-вентилятор и освежил себе лицо.

Поистине Флорида — дерьмовое место. Джорди с нетерпением ждал, когда хозяин закончит здесь все свои дела и можно будет перебраться куда-нибудь еще.

Их совместное существование было простым и незатейливым и чем-то напоминало семейную жизнь. И, как в любой семье, у них имелось несколько скелетов в шкафу… правда, побольше среднестатистической нормы. Джорди снова хихикнул.

Потом спустился на первый этаж, чтобы исследовать кухню.

Вот там он его и нашел.

Мобильник лежал прямо посередине обеденного стола, как будто нарочно выставленный на всеобщее обозрение. Джорди приблизился. Телефон был на подзарядке. Джорди взял его в руки и, понажимав клавиши, принялся изучать фотографии.

Потом улыбнулся, позвонил своему патрону и переслал ему фотографии.

— Очень любопытно, — сказал Кош. — Ты хорошо поработал, мой маленький змееныш…

По телу Джорди пробежала дрожь удовольствия.

— Как быть с телефоном? — спросил он.

— Оставь его на том же месте.

— Фотографии стереть?

— Нет. Я не хочу, чтобы кто-то узнал, что ты был в доме.

Джорди прервал соединение и вернул телефон на место.

Пора было уходить.

Посылка, которую он доставил в клинику, должна была задержать доктора Беккера на некоторое время. В этом и заключалась цель маневра: задержать Пола на работе, а тем временем спокойно обыскать его дом. Но теперь Джорди сделал все что хотел, и задерживаться здесь больше не было смысла.

Проходя через холл, он ненадолго задержался перед висевшей на стене свадебной фотографией. Кончиками пальцев, обтянутых кожаной перчаткой, слегка погладил лицо Клэр, думая о том, как возбуждает, должно быть, обладание такой красивой женщиной.

При мысли об этом Джорди почувствовал, как его член начинает твердеть. Он не знал, каковы планы хозяина относительно будущей участи этой сучки, но, если бы ему представилась такая возможность, с удовольствием провел бы с ней наедине пару часов в запертом подвале. А вопли ее щенка наверху еще усилили бы остроту наслаждения.

Он так возбудился, что даже не почувствовал, как кто-то бесшумно возник у него за спиной. Не услышал, как в воздухе просвистел тяжелый металлический предмет. Затылочная кость хрустнула, как скорлупа расколотого ореха, и Джорди тяжело рухнул на пол.

Несколько секунд спустя он очнулся от холодного прикосновения плиток пола и ощупал затылок. Под пальцами он ощутил густую и липкую жидкость, с которой смешивались какие-то полумягкие кусочки — судя по всему, частицы его собственного мозга.

Глаза Джорди расширились от изумления.

Как такое могло произойти?!

Он был убийцей, не знающим себе равных, совершенным орудием преступления. Его наградой были праздность, легкие деньги и те драгоценные моменты, когда ему позволялось оставаться с жертвами наедине.

Как же могла его жизнь, так превосходно устроенная, вдруг опрокинуться в тартарары, да еще и таким жалким образом?

Последним усилием Джорди повернул голову, чтобы разглядеть своего противника.

Из горла его вырвался изумленный вскрик.

В следующую секунду противник нанес второй удар.

Вскрик оборвался.

 

Глава 18

Конни, перегнувшись через кресло, указала пальцем на пол:

— Вон там!

Я быстро шагнул к ней, вооруженный металлической стойкой для перфузионного оборудования, словно античный пехотинец — копьем.

— Быстрей! Она сейчас убежит под шкаф!

— Постараюсь, — кивнул я.

И обрушил свое оружие на удирающее существо, но промахнулся. Вид этой твари, покрытой густой темной шерстью, вызывал у меня отвращение. Возможно, поэтому я и не попал.

— Черт!.. Удрала!

Тварь громко пискнула и юркнула под картотеку.

— Осторожно! Сзади! — вскрикнула Конни.

— Что?

— Еще одна!

Я обернулся к коробке. Минуту назад я открыл ее, сорвав широкую клейкую ленту и распахнув картонные створки. То, что я увидел, меня потрясло: обрубки тел вперемешку с отсеченными и конвульсивно подрагивающими конечностями. Думаю, ваше воображение, подпитываемое попкорном и фильмами ужасов, поможет вам живо представить эту картину.

— Еще одна крыса!.. — простонала Конни.

— Да, я вижу.

— Но это ужасно! Их две!..

Да, к счастью, в коробке не оказалось расчлененных человеческих тел — только крысиные. Кроме двух живых крыс, было еще с десяток мертвых. Кто-то убил их совсем недавно — поэтому кровь не успела свернуться и просочилась сквозь коробку, залив столешницу. А два живых грызуна теперь шныряют по моей клинике!

— О господи, да сделайте что-нибудь! — завопила Конни.

— А я, по-вашему, сижу сложа руки?

— Я же говорила — надо вызвать полицию!

Моя медсестра была близка к истерике. Я и сам весь взмок от напряжения.

Если Кош хотел напугать меня до полусмерти, он своего добился.

— Не беспокойтесь, все под контролем.

Страх понемногу проходил, но адреналин по-прежнему клокотал в крови. В конце концов, ничего страшного — всего лишь пара крыс… Постепенно во мне нарастал гнев.

Я перехватил металлическую стойку удобнее и сунул ее под картотеку. Раздался глухой звук удара, крыса шмякнулась об стену и затихла. Ее напарница, воспользовавшись моим секундным замешательством, проскочила между моих ног и бросилась к двери.

— Закройте дверь! — закричала Конни.

Но было уже поздно — крыса выбежала в коридор.

— Она сейчас побежит в приемную!

Я устремился следом за крысой. Нужно было обязательно ее остановить, чтобы ее не увидели пациенты.

В этот момент кто-то вышел из смотровой.

Крыса замерла на месте при виде доктора Элги Браатц, моей заместительницы: стрижка под бобрик, плечи мастера спорта по плаванию, стетоскоп на груди в два раза больше моего.

На месте крысы я бы тоже растерялся.

— Осторожно! — крикнул я и метнул в грызуна свое орудие.

Стойка обрушилась на пол у самых ног Элги. Кто-то пронзительно взвизгнул — я толком не разобрал, крыса или доктор Браатц, — но, во всяком случае, грызун остался лежать на полу без движения.

Я наклонился, чтобы удостовериться, что крыса мертва. Элга взглянула на меня поверх очков, как на сумасшедшего:

— Вы спятили, ja?

— Это крыса.

— Я вижу. Я, может быть, не слишком хорошо владею английским, но глаза-то у меня есть.

— Извините за этот инцидент, Элга.

Она возмущенно потрясла указательным пальцем у меня перед носом:

— Это совершенно неприемлемо!

— Ох, только не начинайте…

— Трудная работа, трудные пациенты — я согласна. Но если мне не платят вовремя и под ногами у меня бегают крысы — это уже чересчур, ja? Это черт знает что! Если так будет продолжаться, я обращусь в АКВНП.

Имелась в виду Американская коллегия врачей неотложной помощи — иными словами, синдикат, защищающий интересы врачей данной категории. Его сотрудники очень ревностно относились к вопросам санитарии и гигиены, а также к неукоснительному соблюдению условий контракта.

Я нервно облизнул губы.

— Послушайте, Элга, — начал я как можно более любезным тоном, намереваясь умаслить коллегу, — я не буду кормить вас небылицами, расскажу все как есть. Эти крысы оказались в коробке, которую мне прислали. Я не знаю, кто решил так надо мной подшутить. Но если синдикат получит вашу жалобу, нам могут не продлить разрешение на врачебную деятельность. Будет назначена проверочная комиссия, которая явится сюда и обшарит каждый квадратный сантиметр, проведет десятки специальных тестов… Это может растянуться на целые месяцы. А мы на это время останемся не у дел.

Элга немигающим взглядом смотрела на меня. Конни тем временем взяла ведро и тряпку и принялась замывать следы охоты на крыс.

— А скажите, — вдруг спросила меня медсестра как бы между делом, — это правда, что от вас ушла жена?

Я остолбенел:

— Конни, что вы несете? И потом, вам не кажется, сейчас не самый подходящий момент говорить на такие темы?

— Но вы же сами сказали час назад, что она ушла из дома и забрала вашего сына с собой. Так что, вы разводитесь?

— Вовсе нет!

— Хорошо, — внезапно сказала Элга. — Я остаюсь.

Я обернулся к ней. На ее лице сияла улыбка.

— Я заменю вас на ночном дежурстве, и я ничего не сообщу в коллегию. Будем считать, что я делаю вам одолжение, ja?

— Ja! — ответила вместо меня Конни, выпрямляясь и щелкая каблуками.

Элга пожала плечами и вернулась в смотровую.

Я ничего не понимал.

— С чего вам вздумалось ляпнуть, что я развожусь? — спросил я у Конни.

— Браатц в вас влюблена, — невозмутимо ответила моя помощница.

— Что?!

— Это так же очевидно, как небоскреб посреди пустыни. Дать ей знать, что вы разводитесь, — это был лучший способ поднять ей настроение.

— Но все-таки…

— А заодно и сохранить свою работу, — добавила Конни. — Я ужасно боюсь крыс, но безработица меня пугает еще больше.

Конни закончила мыть пол, сложила убитых крыс в желтый пластиковый мешок, предназначенный для токсичных отходов, и вернулась в мой кабинет.

— Что будем делать с коробкой? — спросила она.

— Пока не знаю.

— Но вы видели эту крысобойню? Там внутри полно мертвых крыс! Их как будто резали секатором! Кто мог такое сделать?

— Кто-то из пациентов, недовольный, что я прописал ему не те лекарства?

Конни задумчиво покусала нижнюю губу.

— Я бы скорее предположила, что это кто-то из бывших однокурсников. Юмор у студентов-медиков сами знаете какой — всегда тонкий и бодрящий. Или некая особа, которой вы чем-то сильно досадили.

— Второй вариант ближе к истине.

— Серьезно?

Я ограничился тем, что просто кивнул в ответ.

— Черт. — Конни покачала головой. — Тогда у вас нет другого выхода, кроме как сообщить в полицию.

Вообще-то именно за этим я выехал из дома. Разве что Кош и его сообщник решили для верности лишний раз продемонстрировать мне, что их клуб опасных психопатов не любит шутить. Если они способны были порезать крыс на куски и отправить их мне в посылке, можно только догадываться, что они могут сделать с Клэр и Билли.

— Мне надо пару минут подумать, — сказал я Конни.

После чего ушел в комнату отдыха, закрыл за собой дверь и налил себе стакан воды со льдом. Ощущение прокатившейся по горлу холодной жидкости меня немного успокоило. Я сел на старый угловой диван и принялся размышлять.

Когда ко мне обращается человек со сложными симптомами, мне обычно нужно некоторое время посидеть в одиночестве, чтобы решить, каким будет наиболее подходящий для него комплекс лекарств. Проанализировать все клинические признаки по отдельности, чтобы более-менее прояснилась общая картина.

В данном случае «симптомы» были такие: Кош, мобильник, загадочные фото, мальчик, исчезнувший в торговом центре в Майами, мой отец, неожиданно оказавшийся косвенно замешанным в эту историю, Клэр и Билли, тоже куда-то пропавшие, теперь вот — мертвые тела крыс. Между всеми этими элементами существовала какая-то логическая связь. Некий невидимый механизм — совсем как в болезни. Я мог наблюдать признаки этой болезни, видеть, как она прогрессирует, но все еще не мог поставить точный диагноз.

Как же продвинуться в этом направлении?

Мой взгляд задержался на дверце холодильника, усеянной разноцветными магнитиками в виде мультяшных персонажей. Один из них, Мистер Патат, держал в руках плакатик с надписью: «У докторов есть инсайдерская информация», иначе говоря: «Доктора получают информацию изнутри».

Вот именно, Пол. Попробуй взглянуть на ситуацию изнутри. Поставь себя на место злоумышленника.

Я попробовал, но ничего из этого не вышло.

Если Кош хотел получить обратно свой телефон и если он знал, кто я и где живу, почему просто не явился ко мне за телефоном? Судя по всему, Кош был из тех людей, кто не привык долго церемониться. Почему он тратил время, чтобы еще больше меня запугать, вместо того чтобы послать ко мне одного из своих наемников, чтобы тот стукнул меня по голове чем-нибудь тяжелым и забрал телефон?

Я попытался сосредоточиться. Должно быть какое-то объяснение.

Похоже, что телефон сам по себе Коша не интересует, решил я наконец. Его интересуют фотографии. Должно быть, они имеют для него большое значение, и уже сам факт, что я их увидел, заставляет его считать меня серьезной угрозой. Отсюда следовало три вывода.

Первый: кажется, я приобрел некую власть над ним. Я не мог бы точно сказать, в чем она заключается, но чем больше размышлял над загадкой этих фотографий, тем сильнее эта власть становилась.

Второй: Кош это знал, поэтому нанес упреждающий удар, похитив Билли и Клэр.

Третий: я оказался в ловушке. Эти типы наблюдают за мной, и у меня нет способа поставить в известность полицию так, чтобы не повредить моей семье. Шах и мат. Сиди, не отсвечивай.

Я со всей силы ударил кулаком по столу.

— Все в порядке? — тут же спросила Конни из-за перегородки.

— Все отлично. Просто я ударился о шкаф, — ответил я, потирая ушибленную руку.

Ну же, Пол, шевели мозгами! Если Кош действительно удерживает у себя Билли и Клэр, он ведь должен тебе угрожать, не так ли? «Доктор Беккер, вы слышите этот ужасный крик? Это кричит ваша жена. Знаете, что я с ней сделаю, если вы не выполните мои требования?» Но ничего подобного не происходит. Значит, твою семью никто не похищал.

Я перестал тереть руку.

Но тогда вообще ничего не понятно… Ведь это был бы самый действенный способ оказать на меня давление. Почему же Кош его не использует?

Я выпрямился. Ответ был очевиден. Вывод номер четыре заключался в следующем: потому что этот способ ему недоступен!

Сердце подскочило у меня в груди.

Да, Билли и Клэр куда-то исчезли — но Кош был тут ни при чем! К тому же мне все меньше верилось в автокатастрофу — ведь в этом случае полицейские уже связались бы со мной. Итак, мои жена и сын живы и здоровы… правда, где они находятся, неизвестно.

Возможно, они скрываются.

Раньше я об этом не подумал, но сейчас взглянул на ситуацию под новым углом зрения, и она совершенно преобразилась. Может быть, Клэр вынуждена была в спешке уехать, потому что чего-то испугалась? Что, если Кош угрожал и ей тоже? Так, подумаем над этим: Кош связывается с Клэр и пытается ее запугать, как в случае со мной. Она не понимает, о чем он говорит. Тогда он начинает нервничать и угрожает Билли. Клэр паникует, хватает Билли, уезжает с ним в неизвестном направлении и обрывает все контакты с внешним миром. Этим объясняется тот факт, что она не отвечает на мои звонки и эсэмэски. Но тогда почему она меня не предупредила?..

Господи, Пол, какой же ты идиот!

Ведь она пыталась!

Вспомни вчерашний вечер, когда ты в последний раз видел ее на пороге дома! Она словно бы протягивала тебе спасательный багор, будто утопающему! Она хотела поговорить с тобой! Должно быть, о чем-то важном. Но ты, как всегда, предпочел не отвечать и побыстрее уехать.

Чем дольше я размышлял, тем правдоподобнее казалась мне такая версия.

Я резко вскочил с дивана, быстро вышел из комнаты и, войдя в приемную, сказал Конни, сидевшей за стойкой:

— Я согласен — нужно звонить в полицию. Только сделаете это вы, хорошо?

Я сел за компьютер и запустил нужную мне программу.

— Вы не останетесь? — спросила медсестра.

— Нет.

— И что мне сказать копам?

— Правду.

Программа загрузилась. Я выбрал несколько файлов, вставил в дисковод чистый диск и скопировал их.

— Расскажите обо всем, что произошло. Но только не упоминайте коробку с крысами. Если копы узнают о ней, наверняка захотят забрать ее для исследования. И, чего доброго, запишут нас с вами в список подозреваемых, как обычно бывает в полицейских фильмах. — Я протянул ей диск: — Вот кое-что получше. Как вы знаете, над входом в клинику есть камера видеонаблюдения. Она снимает всех входящих и выходящих. Фотографии хранятся в базе данных в течение недели. Значит, лицо фальшивого курьера тоже там есть. И лицо того психа, которого к нам доставили прошлой ночью. Отдайте эти снимки полиции, сообщите все, что вы знаете, об этих двух типах, и посмотрим, что из этого выйдет.

На губах Конни появилась слабая улыбка.

— Неплохо. Вы часом не посещали вечерние курсы ФБР?

— Может быть, и ничего, — продолжал я, не обращая внимания на ее слова. — Но, по крайней мере, я пытаюсь что-то делать.

— А что с вашей женой? Она от вас действительно ушла?

— Вас это не касается, — резко ответил я.

Конни немного поколебалась, потом все же сказала:

— Вы позволите мне спросить еще кое о чем?

— Ну, я так понимаю, выбора у меня нет — разве что всунуть вам в рот кляп.

— Вы нашли сумочку Клэр?

— Нет.

— Ее противозачаточные таблетки, гигиенические тампоны?

— Почему вы об этом спрашиваете?

Но я уже понимал, к чему она клонит.

— Вы должны проверить, на месте ли они. Да, иногда трудно взглянуть правде в лицо, но самое простое объяснение часто оказывается правильным. Если женщина уезжает из семейного дома и забирает с собой свои принадлежности для интимной гигиены, значит, она все обдумала заранее. Даже если на первый взгляд это выглядит обычной взбалмошностью. На самом деле она уже давно все решила и приготовилась. Так обычно и случается.

Конни помолчала, потом прибавила:

— Извините, Пол. Может быть, я ошибаюсь. Конечно, могут быть и другие объяснения…

— Ладно уж, Конни, договаривайте.

Должно быть, о моем внутреннем состоянии легко было догадаться по лицу, потому что Конни отвела взгляд. Но все же спросила:

— А вы не думали о том, что у Клэр просто мог появиться другой человек?

 

Глава 19

Вернувшись домой, я почувствовал: что-то не так.

Такое ощущение, что за время моего отсутствия в доме побывал посторонний.

Я медленно обошел все комнаты, ощупывая предметы, перебирая все мелочи, с которыми обычно сталкиваешься в повседневности, но все как будто осталось без изменений. Впрочем, мне не удавалось сосредоточиться: я никак не мог забыть недавний разговор с Конни. Неожиданно я споткнулся о плюшевого динозавра Билли — мой сын всегда бросает игрушки где попало — и чуть не упал. Я прислонился спиной к стене и несколько секунд не двигался.

Под веками чувствовалось жжение — глаза словно воспалились от невыносимого зрелища: Клэр, тайно сбегающая из дома с другим мужчиной… Я несколько раз глубоко вдохнул и поморгал глазами, чтобы увлажнить их и ослабить жжение.

Потом снова проверил автоответчик. Сообщений нет. Я под разными предлогами позвонил нескольким нашим знакомым, пытаясь узнать у них что-нибудь о Клэр. Безрезультатно. Потом — уже в сотый раз — проверил электронную почту, но, кроме предложений по увеличению пениса, продаже виагры по выгодной цене и просьб о финансовой помощи от каких-то сыновей бывших африканских министров (с обещанием вернуть сумму пожертвования плюс сказочные проценты), там ничего не было.

Я выключил компьютер и спустился вниз. Из головы у меня не шло неожиданное известие о том, что Клэр пропускает свои уроки танцев. Директриса клуба сказала, что такое случалось уже много раз. Может быть, Клэр просто не хотела сообщать о том, что плохо себя чувствует, а на самом деле у нее… а вдруг начальная стадия рака? Или же все гораздо проще и у нее действительно связь с другим мужчиной, вот уже два месяца?..

Я вошел в кухню. Красный мобильник по-прежнему лежал на кухонном столе, там, где я оставил его перед отъездом. Я не отрываясь смотрел на него, словно на печать, оставленную на моей двери ангелом с черными крыльями, в длинном темном плаще.

Когда час спустя приехал Кэм, я неподвижно стоял все на том же месте, не сдвинувшись ни на дюйм.

— Почему ты мне не рассказал все с самого начала?!

Кэм был в ярости. Наверно, он прошел в общей сложности километр, пересекая комнату в разных направлениях, с бутылкой минералки в руке, пока наконец не рухнул на диван.

— Хочешь глоточек? — неожиданно спросил он, протягивая мне бутылку. — Это «Ого». В тридцать пять раз больше кислорода, чем в классической минеральной воде. Улучшает дыхательную систему и способность концентрации. Популярный сорт.

— Нет, спасибо. Я не выспался, так что мне лучше кофе. На твою долю сварить?

Он кивнул, слегка разочарованный. Я занялся кофе, потом вернулся к нему с двумя чашками.

Кэмерон запустил в волосы пятерню, таким нехитрым способом зачесывая их назад. Его форменная рубашка была измята, на синих брюках виднелись расплывчатые следы высохшей соленой воды. Ведь день он патрулировал на морском катере побережье Эверглейд до самого острова Сан-Марко. Туристы собирали ракушки, шлялись черт знает где и постоянно норовили чуть ли не по уши увязнуть во влажном песке во время отлива. Мобильная связь с Неаполем была плохая, поэтому Кэмерон получил мое сообщение, только когда вернулся в город, но сразу же прыгнул в машину и примчался ко мне — с такой скоростью, что, как мне показалось, еще чуть-чуть — и въехал бы прямо в гостиную.

Ему не понадобилось и двух минут, чтобы расколоть меня, заставив выложить всю историю целиком. Сначала я бормотал и запинался, но постепенно начал излагать события все более связно: Кош, мобильник, фотографии, угрозы, исчезновение Клэр и Билли, крысы. Я даже упомянул о своей неудачной попытке поговорить с отцом.

— А как ты думаешь, Кош имеет отношение к исчезновению Билли и Клэр? — в свою очередь спросил я.

— Нет, — с абсолютной уверенностью ответил Кэмерон.

Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не броситься ему не шею.

— Но как ты можешь знать наверняка?

— Иначе он уже сообщил бы тебе об этом. Люди вроде него не довольствуются запугиваниями. Они присылают тебе чью-то голову в коробке или отрезанные пальцы в бокале.

Я вздрогнул, чувствуя ужас и гнев одновременно.

— Почему ты тогда привез его ко мне в клинику? Ты ведь знал, что это опасный тип!

— У меня были на то причины.

— Черт, но ты хотя бы должен был меня предупредить!..

— Да раскрой глаза! — внезапно вскричал Кэмерон, вскакивая с места. — В каком мире ты живешь? Может быть, ты думаешь, что все твои клиенты заслуживают лечения? Ты никогда не сомневался насчет некоторых из них? Не спрашивал себя, не являются ли они подлецами и преступниками, которые если чего и заслуживают, так это пули в голову?

Конечно, иногда я об этом думал, но всякий раз ставил в сознании некий заградительный барьер. Я говорил себе: не мое дело судить людей, я не должен интересоваться подобными вещами. Первое правило, которое я усвоил на медицинском факультете, заключалось в том, чтобы не принимать все слишком близко к сердцу. Это основа всего — и медицинского юмора, и медицинского запредельного цинизма, так часто шокирующего непривычных к этому людей.

Установить дистанцию и сохранять ее — это умение, которым рано или поздно овладевают все люди моей профессии.

— Клэр исчезла, не сказав мне ни слова, — вместо ответа сообщил я, возвращаясь к теме, которая в данный момент была для меня важнее всех остальных. — Она не отвечает на мои звонки. Никто из наших друзей не знает, где она. Моя медсестра посоветовала мне проверить, остались ли в доме какие-то из ее гигиенических принадлежностей. Так вот, я проверил, и оказалось, что они исчезли. Так же, как и упаковки противозачаточных таблеток. Я позвонил Розелле, нашей горничной, и она сказала, что Клэр дала ей отпуск на неделю. — Я невольно опустил глаза. — Так что, может быть, она и в самом деле просто решила от меня уйти.

— Вот и я так думаю.

Я изумленно взглянул на Кэмерона.

— Я уже получил информацию из больниц, от дорожной полиции и шерифа графства, — продолжал он. — Сегодня не произошло ни одного серьезного столкновения на дорогах, ни одного несчастного случая где бы то ни было. Это хороший знак. Клэр просто уехала куда-то. Возможно, именно затем, чтобы заставить тебя побегать. Сейчас ты дашь мне номера ее кредитных карт, и мы займемся поисками. Я часто сталкивался с такими делами. Вполне возможно, она отыщется в одном из окрестных мотелей.

Воздержавшись от всяких комментариев, я принес ему требуемые данные.

Кэмерон встал, сполоснул обе чашки (к своей чашке я едва прикоснулся, и кофе в ней давно остыл).

— Когда жена от тебя уходит, это всегда чертовски тяжело, — сказал он, нарушая долгое молчание. — Когда Джулия уехала вместе с детьми, я чуть не рехнулся. Но это не должно отвлекать тебя от главной проблемы.

— То есть эта проблема — не главная?

— Нет. Главная — это фотографии в мобильном телефоне.

Он пристально посмотрел на меня и мягко прибавил:

— Мне бы хотелось их увидеть, Пол.

Я принес мобильник. Кэмерон взял его, осмотрел со всех сторон, потом одну за другой просмотрел фотографии, все сильнее хмурясь.

— Мальчика зовут Шон, — наконец сказал он. — Шон Раймон-Родригес. Он исчез в начале месяца. Третьего числа, если не ошибаюсь.

— Я читал статьи в Интернете.

— Отделение ФБР в Майами объявило его в розыск. Эта же фотография появилась и у них на сайте, и во всех газетах. В принципе, она могла попасть в этот телефон откуда угодно. — Кэм задумчиво постучал ногтем по дисплею. — Зато что касается второй, я готов спорить на сто долларов: наш клиент сделал ее незадолго до того, как я его арестовал на пляже. А потом вышел освежиться. Вечеринка, должно быть, происходила на какой-нибудь вилле из тех, что стоят на самом берегу. А на третьей действительно твой старик. — Он поднял голову и взглянул на меня. — У тебя есть какие-нибудь объяснения?

— Когда я был мальчишкой, Джордж загремел в тюрьму за продажу наркотиков. Он вполне мог снова за это взяться.

— Ну, теперь-то он для этого староват.

— Наверняка ему понадобились деньги. Захотелось купить себе плазменный телевизор, например. Или пригласить в ресторан симпатичную сиделку из своего дома престарелых… А то и развлечься с какой-нибудь дорогой шлюхой, кто знает? Кош мог быть клиентом Джорджа. Или, наоборот, поставщиком. Или даже той самой шлюхой.

— Не слишком-то у тебя уважительное отношение к своему папаше.

— Ну что ж делать, если он — законченный мудак.

— Наверняка есть какие-то смягчающие обстоятельства…

— Даже если так, я не желаю их знать. Все, чего я хочу, — вернуть свою жену и сына. Ты же коп, ты должен мне помочь! Это твоя работа! А не хочешь помогать — иди к чертовой матери!

Я умею быть грубым, когда хочу. В сущности, я наверно не слишком отличаюсь от папаши…

Кэм выслушал меня с абсолютным спокойствием.

— С твоего позволения, я его заберу, — сказал он, пряча мобильник в карман. — Попрошу техническую службу как следует его изучить. Может быть, что-то прояснится.

Я молча кивнул, уже стыдясь своей недавней вспышки.

— Ты уверен, что ничего больше не хочешь мне сказать? — помолчав, спросил Кэм. — Раз уж мне придется работать ради тебя, искать твою семью, заниматься Кошем, лучше будет, если я не столкнусь с каким-нибудь сюрпризом.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты не забыл, что мне грозит скамья подсудимых? Меня отстранили от работы. Да и потом, инспектор криминального отдела не имеет права вмешиваться в гражданские дела.

Да, верно. Об этом я не подумал.

— А сейчас — сам знаешь, чем я занимаюсь сейчас, — продолжал он. — Моя нынешняя должность — главный наблюдатель морского патруля. Гарнер назвал это «повышением». Ну да, конечно — красивая форма, золотое шитье, все такое. — Кэмерон безрадостно усмехнулся. — Иначе говоря, меня задвинули куда подальше, приказав оставить Коша в покое. Сейчас идет предвыборная кампания, все как с цепи сорвались. Если кто-то узнает, что я продолжаю расследование, от которого меня отстранили, мне это с рук не сойдет. Гарнер просто вышибет меня из полиции.

— Сюрпризов не будет, — сказал я. — Мне нечего скрывать.

Некоторое время Кэм пытливо смотрел на меня.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Ты мой друг. Я тебе верю.

После этого убрал чашки в сушильный шкаф и вытер руки какой-то тряпкой, свисавшей с дверной ручки. Со времени отъезда Клэр прошло всего-то несколько часов, а на кухне уже царил беспорядок.

Затем Кэмерон повернулся ко мне, прислонился спиной к висевшему на стене списку моих дел на неделю и скрестил руки на груди, отчего его могучие мускулы сразу четче обозначились.

— О’кей, — сказал он. — Теперь ты готов услышать то, что мне известно о Коше?

— Я весь внимание.

— Отлично. Поскольку прежде всего я сообщу тебе действительно важную вещь. Этот тип — не человек. Призрак.

 

Глава 20

— На самом деле Коша зовут Алан Смит.

Кэмерон стоял у окна, спиной ко мне, глядя на небольшой сад, который мало-помалу окутывала темнота наступающей ночи. Благодаря подсветке соседского бассейна силуэт моего друга приобрел слабо мерцающий голубой контур. Наконец Кэм повернулся ко мне — темная статуя в ореоле бледного света.

— Он — президент и генеральный директор компании «Карнавал», — продолжал Кэмерон. — Эта компания занимается изготовлением декораций для ярмарочных павильонов, парков аттракционов и кафе быстрого питания. А также организует детские праздники, костюмированные балы — в том числе с участием звезд, — свадьбы в разных стилях, например в хеллоуинском, ну и так далее. Кстати, полное название этой компании — «Карнавал теней».

— Оригинально, — заметил я.

— Да, звучит неплохо. По некоторым сведениям, имя Кош — это аббревиатура COSH, составленная из первых букв слов, образующих английское название компании: «Carnival Of Shadows». Я, правда, не уверен, что так на самом деле и было — за что купил, за то и продаю. Но факт тот, что компания привлекает цирковых артистов, жонглеров, огнеглотателей и прочую публику в таком роде, а этим людям нравится выдумывать себе экзотические имена. Достаточно полистать их проспекты, чтобы в этом убедиться. Вот и наш приятель такой же — величает себя Кош Чародей.

— То есть этот Кош, он же Алан Смит, циркач вроде моего отца?

— Ну, скорее он из циркачей нового поколения. Цирк-шапито, жизнь в фургончиках, выступления на бедных городских окраинах — это все в прошлом. Он путешествует только в лимузине или в частном самолете. Услуги его компании обходятся недешево. К тому же его окружает тайна. Это едва ли не его фирменный знак.

— Ты сказал, что он призрак.

Кэмерон прошелся по комнате, потом остановился:

— Я узнал номер его страховки и кое-что о нем выяснил, но не так уж много. Сведения отыскались в архивах города Тампа. Алан Смит — единственный ребенок парочки наркоманов. Отец умер от передозировки, мать попала в тюрьму.

— Да уж, неплохое начало…

— Слушай дальше. Наш крошка Алан попал в приют, потом его усыновили. Ну, как почти всегда бывает в приемных семьях, не обошлось без проблем, скандалов, побегов… короче, читай историю Козетты в «Отверженных». Но, во всяком случае, ничего из ряда вон выходящего не было. В последний раз он сбежал в десять лет и исчез надолго. Отсюда уже начинаются странности. — Кэмерон широко расставил руки, словно заядлый рыболов, демонстрирующий размер очередного трофея. — С этого момента о нем никаких известий. Он словно провалился в черную дыру.

— То есть?

— Я не нашел его ни в одном списке выпускников школ или университетов. У него нет водительских прав, нет паспорта. Его имя ни разу не упоминается в судебных разбирательствах.

— Но ведь потом он снова объявился?..

— Только в прошлом году. То есть — смотри не упади — спустя двадцать лет. Он создал «Карнавал теней» с нуля, с помощью небольшой группы инвесторов, и вдруг — бабах! — доходы компании взлетели до небес!.. — Кэмерон выдержал паузу и продолжил: — И знаешь, что самое смешное? По сути, о нем по-прежнему ничего не известно. У этого типа нет банковского счета, постоянного места жительства, оформленной на его имя сим-карты… Даже какого-нибудь завалящего библиотечного абонемента! Он живет в отеле, все его счета оплачивает компания, до последнего гроша! Вот все, что я нарыл.

— Но это невозможно.

— Именно. То есть или его имя — Алан Смит — фальшивка, или он обладает способностью проходить сквозь систему, как призраки проходят сквозь стены. Раз уж он ухитрился не попасть в банк персональных информационных данных за двадцать лет. Притом что как минимум дважды он попадает в категорию подозреваемых в совершении преступления — ну, думаю, тебе об этом лишний раз напоминать не надо.

— А у тебя какое мнение по этому поводу?

Кэмерон сделал несколько шагов по гостиной, вышел в холл и остановился перед нашей с Клэр свадебной фотографией. Он и сам на ней красовался — в роли моего свидетеля. Мы все были разодеты в пух и прах. Кэмерон снял фотографию со стены, некоторое время пристально разглядывал, потом вернул на место.

— Я понятия не имею, каким образом Кош так хорошо устроился, — со вздохом ответил он. — Но я знаю, что есть немало специалистов, которые в два счета создадут тебе липовую компанию для отмывания денег. Возможно, «Карнавал теней» — как раз тот самый случай. И Алан Смит — подставное лицо, которое прокручивает деньги от продажи наркотиков, например. Или оружия. А может, это кто-то из новых заправил кубинской мафии. По крайней мере, ходили такие слухи…

— Какие именно?

— Ну… что лучше с этим типом не связываться, иначе будут неприятности. Например, тебя уволят с работы. Или отдадут под суд. Или ты станешь жертвой катастрофы… возможно, даже природной.

— Или твоя семья исчезнет, — заключил я. Образы Клэр и Билли промелькнули у меня перед глазами. Я закусил губы. — Черт возьми, и что теперь прикажешь делать? На меня напали во время работы, потом начались угрозы, потом моя семья исчезла! Ты что, не можешь арестовать этого типа или устроить у него обыск? Если он замешан в каких-то грязных махинациях, ты ведь сможешь найти тому доказательства, разве нет?

— Нет. Приходится уважать закон Агилара — Спинетти.

— Это еще что?

— Закон, который запрещает устраивать обыск на основе одних только слухов. Если мы хотим вторгнуться в частную жизнь Алана Смита, нам понадобятся очень веские основания и в придачу разрешение суда. Однако можно попробовать прищучить его другим путем. — Кэм слегка улыбнулся. — Можно направить детектива и технического эксперта к тебе в клинику. Они просмотрят видеозаписи камеры наружного наблюдения, поищут отпечатки пальцев на коробке, которую принес фальшивый курьер «Ю-пи-эс», и, если найдут, отправят в систему IAFIS. Там собраны все отпечатки пальцев, предоставленные разными подразделениями служб охраны порядка. Если этот самый курьер уже успел засветиться на федеральном уровне, мы получим его данные. Если выяснится, что у него были какие-то контакты с Аланом Ситом или что он работал на «Карнавал теней», вот тогда мы сможем получить разрешение на обыск. — Взгляд Кэмерона рассеянно скользнул по саду за окном. — И такую же группу из двух человек я направлю сюда.

— Ко мне домой? — переспросил я.

— Да. Пусть и тут поищут отпечатки пальцев. На всякий случай…

Я молча кивнул.

— Если хочешь знать мое мнение, — продолжал Кэм, — то вот оно: ты оказался не в том месте не в то время. Это целиком и полностью моя вина. Потом ты ответил на звонок по чужому мобильнику и окончательно влип в эту историю. Но я убежден, что все это не имеет отношения к исчезновению твоей жены. Сам подумай — ты почти ничего не знаешь о Коше, он почти ничего не знает о тебе. Скажем так: ты заглянул в бездну, но бездна не заглянула в тебя. Теперь прекрати нервничать и спокойно жди, пока твоя жена объявится. С этого момента предоставь действовать мне.

Я снова молча кивнул. Должно быть, я за последние полчаса стал очень похож на механическую собачку из тех, что часто можно увидеть на полке над задним сиденьем автомобиля.

Кэмерон направился к выходу и уже на пороге в последний раз обернулся, прежде чем уйти.

— Твоя жена и сын исчезли сегодня, — добавил он. — Если до завтрашнего вечера от них не будет никаких известий, их официально объявят в розыск. Двадцать четыре часа — минимальный срок для этого. А пока я посоветовал бы тебе заняться своим папашей. Раз его фотография была в мобильнике, значит, он каким-то образом замешан в эту историю. Не исключено, что твоя семья сейчас у него.

Я в очередной раз кивнул и закрыл за ним дверь.

Мусорные корзины были полны. Велосипед Билли по-прежнему стоял снаружи, прислоненный к стене. На прошлой неделе я в порыве энтузиазма предложил Клэр отправиться на велосипедную прогулку всей семьей. По дороге у велосипеда Билли спустила шина. Я решил поставить резиновую заплатку. Тем временем испортилась погода. Я начал нервничать. Кончилось тем, что нам пришлось вернуться с полпути, промокшими под дождем до нитки.

Я отправился в ванную, собираясь умыться холодной водой. Наклонившись над раковиной, я увидел в ней несколько своих волосков и вспомнил, как Клэр всегда возмущалась, если я их не смывал. Сегодня они полдня так и пролежали в раковине.

Я присел на край ванной, уткнулся лицом в ладони и разрыдался.

 

Глава 21

Кэмерон покинул дом Пола Беккера с тяжелым чувством.

Пол был его лучшим другом. Единственным человеком, которому он еще с юношеских лет полностью доверял. В школе Пол был самым доброжелательным, открытым и общительным из ребят. Не то что все эти выпендрежники, сынки богатых родителей, которые смотрели на Кэмерона свысока лишь потому, что он был выходцем из более скромной семьи.

Они сдружились самым естественным образом чуть ли не с первого класса. Кэмерон, здоровяк спортивного телосложения, и Пол, типичный книжный мальчик, которому не хватало уверенности в себе. Кэм был широколицый, светловолосый, носил короткую стрижку и запросто мог двинуть кулаком в челюсть любому противнику. К тому же мог гарантированно обеспечить победу своей футбольной команде в нелегком матче. Среди девчонок он пользовался популярностью, они даже ссорились из-за него. Но в Пола и его зеленые глаза они влюблялись по-настоящему. Друг Кэмерона обладал природным шармом, воздействие которого еще усиливал рассеянный, немного отстраненный вид в сочетании с внешней хрупкостью — это вызывало у женщин стремление опекать его и оберегать от жизненных невзгод. Мать Пола, покойная Элеонора Беккер, часто говорила, что ее сын «родился с разбитым сердцем», и, хотя это было лишь поэтическое выражение, Кэмерону всегда казалось, что оно подходит Полу и в буквальном смысле: он подозревал, что его друг хронически несчастен. Пол как будто страдал от отсутствия чего-то важного, но неопределенного — словно бы в многосоставном сложном пазле его жизни не хватало одного загадочного элемента, без которого он не мог ощутить себя полноценной личностью. Судя по всему, он и сам это сознавал, но не мог самостоятельно отыскать этот элемент. Не в силах исцелить себя, он начал лечить других, воздвигнув вокруг своей души надежные укрепления, чтобы защитить ее от слишком сильных чувств. В результате он начал выглядеть вполне счастливым — по крайней мере, внешне.

Кэмерон всегда им восхищался и был бесконечно предан их дружбе. Он был уверен, что сохранит эти чувства на всю жизнь.

Циклоп и Росомаха против всего мира…

Налетевший ветер зашелестел в кустах, растущих вокруг дома семьи Беккер, и этот шум вернул Кэмерона Коула с небес на землю. Его ностальгическая улыбка исчезла, и он вспомнил, в чем причина его угнетенного настроения.

Он вынул из кармана коробочку, вытряхнул из нее несколько пилюль от желудочных болей и проглотил их. С недавних пор у него начался гастрит. Как будто мало было ночных кошмаров… Его врач посоветовал не увлекаться сверх меры дегустацией минеральных вод, но Кэмерон был уверен, что это здесь ни при чем.

Главной проблемой Кэмерона Коула было то, что его лучший друг скрывал от него правду, пичкая взамен какими-то бреднями.

Первым признаком этого была стеклянная дверь в гостиной Беккера, выходившая в сад. Эту дверь недавно взломали, Кэмерон в этом не сомневался. Следы взлома были едва заметны, но для человека, разбирающегося в подобных вещах, их наличие было очевидно.

Второе обстоятельство, на которое он обратил внимание, — запах жавелевой воды в коридоре. Если горничной дали неделю отпуска, кто вымыл коридор концентрированным раствором жавелевой воды вместо обычного моющего средства с приятным запахом? Наверняка это было сделано для того, чтобы что-то скрыть, — но что именно?

И наконец, третье — маленькое пятнышко на рамке свадебной фотографии. Красного цвета. Совсем свежее.

Вместо того чтобы отправиться домой, Кэмерон наспех привел в порядок одежду, получше заправил рубашку в брюки, перешел на другую сторону улицы и позвонил в дверь дома напротив.

Ему открыла блондинка с пышными формами.

— Добрый день, миссис… — Слегка наклонившись, он прочитал фамилию, написанную маленькими буквами на звонке, и прибавил: — Лебовиц.

— Просто Шейла.

— А я Кэмерон Коул, инспектор полиции Неаполя. Не могли бы вы уделить мне несколько минут, Шейла?

Блондинка скрестила руки на груди, беззастенчиво разглядывая массивную фигуру инспектора:

— О, конечно. Кто из нас не мечтал помочь силам правопорядка!

Кэмерон вынул из кармана блокнот:

— В общем-то, речь идет о рутинной проверке. Вы знаете ваших соседей, Беккеров?

— Да, разумеется. Клэр — моя подруга. Мы с ней работаем в одном спортивном клубе. И наши дети учатся в одной школе.

— Хорошо. Скажите, вы не замечали за ними в последнее время ничего странного? Громкие крики, скандалы, битье посуды ну и прочее в таком духе?

 

Глава 22

Утро пятницы выдалось чудесным. После тревожной ночи, которую я провел без сна, постоянно ворочаясь с боку на бок, обычное утреннее солнце показалось мне ослепительным.

Я сидел на террасе кафе, расположенного по соседству с моей клиникой, слегка помешивая кофе пластиковой ложечкой. Раньше я часто приходил сюда вместе с Билли. Ему нравилась местная площадка для игр, и он почти сразу убегал к выложенному из мха лабиринту и спиральной горке, по которой мог съезжать и подниматься чуть ли не сто раз подряд. Не проходило и пяти минут, как он находил себе друзей — своих ровесников, родители которых — отец или мать, — как и я, одиноко сидели за столиками, потягивая кофе.

Не знаю, замечали ли вы, что такие кафе — с открытыми верандами и детскими игровыми площадками — чаще всего являются излюбленными местами отдыха разведенных взрослых. Как правило, они держатся немного скованно, на лицах у них читается примерно одно и то же: «Сегодня моя очередь гулять с детьми — ну надо же их чем-то занять…» Они кивают друг другу и улыбаются, словно извиняясь. Они догадываются, что все здесь в одном статусе. Сохранять равновесие между работой, личной жизнью и детьми для них сродни цирковому номеру жонглера, который вращает тарелочки на вертикальных палках: кажется, тарелочки вот-вот соскользнут и разобьются, но он продолжает их вращать, и его сердце полно надежды.

— Кто-то из ваших пациентов умер?

Конни Ломбардо поставила свой поднос на мой стол и уселась напротив меня.

— Я спросила, потому что у вас такой вид, — сообщила она, потягивая свою «Кока-колу лайт» через соломинку. — Совершенно похоронный.

— Вид как вид…

— А… то есть лицо у вас обычно сведено судорогой?

Мне захотелось взять свой картонный стаканчик с кофе и продемонстрировать ей надпись на нем: «Каждый имеет право выпить свой кофе без помех».

— Что вы здесь делаете, Конни?

— Обедаю.

— За моим столом?

— А почему бы нет? Напоминаю вам, что наша клиника находится меньше чем в двадцати метрах отсюда. И где же я должна обедать, в Майами?.. Но если я вас побеспокоила, — прибавила она, отодвигая свой поднос к краю стола и вставая, — скажите об этом прямо.

— Да нет, оставайтесь. Вы мне не мешаете.

— Я предпочитаю общество вежливых людей, — объявила она.

— Спасибо.

— Не за что. Это я не о вас.

Я попытался расслабить мышцы лица и, глубоко вздохнув, проговорил:

— Ладно, стоп. Зароем топор войны в землю и начнем все сначала. Приношу свои извинения. Здравствуйте, Конни.

Ее лицо прояснилось, и она снова села:

— Вот это уже лучше. Здравствуйте, босс. Хотите попробовать мини-торт с кремом? — Она придвинула мне тарелку. — Хит недели. Просто объедение.

Я покачал головой. Ну, во всяком случае, хорошо уже то, что ссоры не состоялось.

— Как прошло ночное дежурство? — поинтересовался я.

— Ну, более-менее спокойно. Пациентов было немного. Утром я поехала домой, немного поспала, постирала, прибралась в квартире, потом решила устроить себе пробежку по пляжу. — Я изумленно приподнял бровь. — Э-э… ну да, — с легким смущением произнесла Конни. — Я решила заняться спортом. Вы вечно смеялись над моей диетой, я и подумала, что, может быть, бег окажется полезнее… и поможет побыстрее сбросить лишний вес…

Я жестом остановил ее:

— Я просто восхищаюсь вашей самоорганизацией. И потом, нет у вас никакого лишнего веса. Вы и сами это отлично знаете.

— Наверняка вы просто хотите мне польстить, чтобы заставить работать в два раза больше, а?

— Да нет, с чего бы…

— Если вы действительно хотите нагрузить меня вдвое больше, то, по крайней мере, я требую, чтобы мне оплачивали сверхурочные!

— Нет, у вас против меня явно какое-то предубеждение!

— Точнее, против всех мужчин. Вы постоянно нами манипулируете, это уже стало второй вашей натурой!

— Что же, вы не верите в удачные браки? — спросил я, пытаясь повести разговор в другом направлении.

— Вы что, смеетесь? Да я бы не вышла замуж и за ангела во плоти!

Лицо Конни омрачилось. Я терпеливо ждал, пока она выскажет все, что наболело.

— Я развелась с мужем год назад, — наконец сказала она. — Мы жили в Нью-Йорке. Он был дантистом.

— Позвольте высказать догадку: врал, как зубы драл.

— Кажется, он перетрахал всех своих пациенток. Обычно он говорил, что уезжает играть в сквош, возвращался поздно и всегда первым делом принимал душ — очевидно, чтобы я ни о чем не догадалась. Но запахи духов на воротнике его рубашки менялись каждую неделю! — Конни медленно, словно все еще удивляясь, покачала головой. — Когда я потребовала развода, он сначала ужасно удивился. Потом стал плакать, умолять, валяться у меня в ногах, угрожал самоубийством, говорил, что не сможет без меня жить… А еще через пару дней переехал к какой-то манекенщице.

— Жизнь — сука.

— Скорее уж сука — его новая избранница. Двадцать лет, голливудский стандарт, силиконовые губы, сиськи как футбольные мячи… Где ж мне выдержать такую конкуренцию!

Некоторое время мы молча потягивали напитки. Радостные детские крики, доносившиеся с игровой площадки, немного рассеивали мрачное настроение. Наконец я спросил:

— А почему вы переехали именно во Флориду?

— Мне нужен был свежий воздух, — ответила Конни слегка смягченным тоном. — Она улыбнулась, и белозубая улыбка совершенно преобразила ее лицо. — Я как растение: чтобы выжить, мне нужно как можно больше солнечного света и воды. Неаполь оказался подходящим местечком. Сегодня утром, когда ходила купаться, я видела целое семейство дельфинов: папа, мама и детеныш плавали среди людей и нисколько их не боялись. Невероятное впечатление! Общение с животными снимает стресс, вы в курсе?

— Нет.

— Вам бы тоже стоило попробовать.

— Я над этим подумаю.

Мы помолчали.

— Вы никогда не расслабляетесь, не правда ли, Пол?

— Не волнуйтесь за меня. Возможно, я запишусь на курсы йоги.

— У вас есть друзья, с которыми можно поговорить по душам?

— Конечно. Игрушечная рыбка моего сына. Он называет ее Немо-Киви.

— У меня полно таких друзей. Хотите с ним познакомиться?

Я удивленно взглянул на нее, слегка заинтригованный.

— Ну что ж, почему бы и нет? — наконец ответил я.

Она достала из сумки небольшой ноутбук, положила его на стол и включила.

— Что это? — удивился я.

— Моя карманная семья. С помощью этого ноутбука я могу постоянно общаться с моими друзьями в Нью-Йорке и во всем мире.

— Вы говорите о переписке по электронной почте?

— Кое о чем гораздо лучшем.

Она кликнула по значку в виде маленького синего человечка. Человечек начал вращаться. Открылось новое окно, и тут же появился целый список типичных интернет-ников: Нико, Алоха, Маг, Инка, Фредо, Фиг, Фаб, Стфош, Бриа, Грини, Холден…

— Это служба мгновенных сообщений, — объяснила Конни. — Орфография у большинства авторов оставляет желать лучшего, но это бич всего Интернета — пишут, как слышат. У нас свой закрытый виртуальный салон — только для небольшого круга друзей. Мы общаемся в реальном времени и при желании можем видеть друг друга благодаря вот этой камере… — Она указала на маленький черный квадратик в углу экрана. — Как только один из нас выходит в Сеть, остальные автоматически получают уведомление о его появлении. Мы болтаем, рассказываем друг другу, как прошел день, жалуемся, сочувствуем, даем советы…

— И часто вы это делаете?

— У большинства из нас компьютер вообще не выключается. Просто если кто-то в данный момент занят, он об этом сообщает, ну, что не может общаться, поскольку сейчас на работе, в школе, в ресторане или отдыхает у себя дома…

— Но это же настоящая атака на частную жизнь!

Конни расхохоталась:

— Да, и хуже того — это настоящий наркотик! Никто не в силах этого избежать. Посмотрите вокруг. — Она жестом обвела посетителей кафе, многие из которых действительно сидели, уткнувшись в ноутбуки или мобильные телефоны. — Все эти эсэмэс, чаты, блоги, форумы, онлайн-сообщества затягивают людей с головой. Куда бы вы ни пошли или ни уехали, ваша виртуальная семья всегда с вами. Это и понятно: ведь нет ничего хуже одиночества — не так ли?

— А кто все эти люди? — вместо ответа спросил я, кивая на экран со списком виртуальных псевдонимов.

— Мои друзья — студенты, домохозяйки, медсестры, да много кто еще… Включая детей и подростков.

— То есть?..

— В Нью-Йорке я работала не только в больнице. Мне доводилось работать в Национальном центре для брошенных и угнетаемых детей.

— А… знаменитый NCMEC?

— Да. Я сохранила контакты со многими из своих подопечных. В каком-то смысле я до сих пор считаю себя ответственной за них. — Конни погрузилась в пристальное созерцание оставшихся на ее тарелке крошек. — Я сама не могу иметь детей. Мне мог бы помочь курс лечения от бесплодия, но он стоит недешево, а мой бывший муж предпочитал тратить деньги на любовниц. «Инвестировать» в собственных детей ему не хотелось… Поэтому те дети стали смыслом всей моей жизни…

Над нашим столиком повисло неловкое молчание.

Я и представить себе не мог, что моей медсестре пришлось пройти через столько испытаний. В очередной раз я проклинал свой эгоизм и недостаток любопытства.

— Конни…

— Да?

— Я должен кое-что сделать.

— О, простите, — поспешно сказала она, закрывая ноутбук. — Я вас совсем заговорила. Увидимся в клинике. Пока, босс!

— Подождите минуту… — попросил я. И собрав все свое мужество в кулак, договорил: — Я должен навестить своего отца. Его зовут Джордж Дент. Мы не виделись с ним целую вечность. Я… слегка нервничаю перед этим визитом. И мне хотелось бы, чтобы вы поехали со мной.

— К вашему отцу?

— Да.

Конни ничего не ответила. Я внимательно наблюдал за выражением ее лица.

— Я кажусь вам смешным, да? — наконец, не выдержав, спросил я.

— Где он живет? — не отвечая, в свою очередь спросила Конни.

— В глухом местечке, примерно в часе езды отсюда. Но предупреждаю — он всегда был человек со странностями. А с возрастом это стало еще заметнее… Непривычного человека он может и напугать.

— О, мне всегда нравились фильмы ужасов!

— Однако вы можете увидеть нечто такое, чего никогда не видели на экране.

— Вы возбуждаете мое любопытство.

— Правда? Если честно, я был бы очень рад, если бы вы составили мне компанию. По дороге я подробнее расскажу вам об отце и об одном своем недавнем открытии, связанном с ним. Я еще никому об этом не рассказывал. История как раз в духе фильма ужасов, прямо-таки для вас. Ну что, поедете?

 

Глава 23

Шон смотрит на свое новое место заключения. Свою «камеру».

Это слово, как ему кажется, вполне подходит помещению, в котором он сейчас находится: четыре голые бетонные стены, покрытые плесенью, железная кровать, на которой лежит старый матрас, весь в пятнах, и ковер на полу, словно пораженный проказой. В углу комнаты стоит большая пластиковая бутылка воды, на ней изображено семейство Симпсонов. В помещении жарко и душно, чувствуется запах рвоты (через некоторое время Шон вспоминает, что это его стошнило).

Он садится на край кровати, ощущая сильную тошноту. Одежда вся влажная от пота (да, он замечает, что снова одет).

«Надо же», — думает он, машинально вытирая рот рукавом свитера. Однако вскоре выясняется, что его старые кеды «Конверс», в отличие от одежды, куда-то подевались. А ведь они так пригодились бы в случае бегства (если, конечно, ему вообще представится такой шанс).

Крошечное оконце под потолком пропускало совсем немного света. Шон заметил сколопендру, неторопливо сползающую вниз по стене. Он тут же переместил босые ноги с пола на кровать.

И вдруг сразу обо всем вспомнил.

О похищении из торгового центра. Об искусственном лесе в каюте яхты. О толстяке, который к нему приставал. И об этом же самом толстяке, насаженном на сук дерева.

И о Коше Чародее.

Шон совсем не был трусом или маменькиным сынком. Даром что ему было всего десять лет, но он недаром жил в Маленькой Гаване, одном из самых опасных кварталов Майами. Он уже пробовал пиво, курил травку и даже трогал киску Тори Сондерс. Один раз он держал в руках настоящий пистолет — правда, стрелял только по консервным банкам. Он еще не слишком много знал о мире взрослых, но о том, что принято называть «человеческими эмоциями», имел достаточно хорошее представление. И теперь мог сказать наверняка, что эмоции Коша таковыми не были.

Он плотнее сжался в комок в окружающих сумерках.

Этот психопат не убил его прямо на корабле (как Шон поначалу опасался), лишь едва не задушил, чтобы заставить проглотить какую-то таблетку. Все это время с губ его не сходила улыбка. После чего вновь наступила тьма, а потом Шон очнулся вот здесь.

Какие еще будут сюрпризы?

Шон изо всех сил старался не заплакать. Вместо этого он решил полностью сосредоточиться на своей злости.

Он вспомнил, что ему уже несколько раз давали таблетки. Сначала — низенький толстый тип с красной физиономией, по имени Джорди. Вся его кожа была в красных шелушащихся пятнах, и он постоянно носил с собой карманный вентилятор, чтобы ее обдувать. Один его вид вызывал у Шона отвращение. Но таблетки были хороши уже тем, что снимали тревогу и заставляли утихомириться клубок холодных скользких змей, которые постоянно шевелились где-то в животе.

Стиснув кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев, Шон долго ждал, пока влажные от слез глаза привыкнут к сумраку. Наконец его внимание привлек светлый прямоугольник на противоположной стене комнаты. Мальчик присмотрелся: то, что вначале показалось ему лишь впадиной на неровной поверхности стены, оказалось дверью.

Он встал с кровати.

Эта дверь наверняка заперта. Какой же идиот оставит незапертой дверь в комнату пленника? Разве что… тут какой-то подвох.

Шон вспомнил фильм с пиратского диска, увиденный однажды в компании приятелей, — о том, как один психопат похищал людей и помещал их в одинаковые комнаты, за пределами которых начинались всевозможные ловушки: скрытый хитроумный механизм приводил их в действие, когда жертва выходила из комнаты. Результатом становились потоки крови, выколотые глаза и раздавленные головы… Полный улет!

Но сейчас все это уже не казалось таким захватывающим, как раньше.

Ну и ладно. Все лучше, чем сдохнуть здесь.

Шон спустил одну ногу на пол и ощутил неприятное прикосновение разбухшего от влажности ковра. Мальчик вздрогнул всем телом при мысли о том, что придется идти босиком неизвестно по чему: невозможно было толком разглядеть даже собственные ступни.

— Ну давай! — вполголоса подбодрил он себя. — Хрен бы с ними, со сколопендрами!..

Он сделал шаг, потом другой. Контуры двери приближались. Внезапно он наступил на что-то живое. Это нечто проскользнуло между пальцами ноги и исчезло. Шон вскрикнул и одним прыжком оказался возле двери.

— М-мать твою!.. — выдохнул он, вытирая пот со лба.

Он прижался к деревянной двери и затаил дыхание. Потом, не слишком веря в успех, осторожно повернул ручку. Нет никакого смысла надеяться на чудо, и все же…

Дверь открылась.

Шон довольно долго блуждал по темным сырым коридорам, похожим на подземные пещеры, не находя выхода. Пахло гнилью. Иногда ему встречались деревянные двери, одни запертые, другие — нет. За некоторыми из них обнаруживались комнаты вроде той, из которой он ушел, либо пустые, либо скудно обставленные полуразвалившейся мебелью. Но он не встретил ни одной живой души.

Он не осмеливался звать на помощь и, чтобы немного развеять страх, пытался думать о чем-нибудь постороннем. Место, где он находился, заставило его вспомнить о Башне Палача — дешевом аттракционе ужасов в парке Орландо. Они с матерью собирались посетить местный филиал Диснейленда, но, когда кассирша объявила цену двух билетов, мать широко распахнула глаза и быстро пошла прочь, смущенно бормоча, что, кажется, потеряла кошелек. Тогда Шон впервые понял, что не может получить всего того, что доступно остальным его ровесникам, и что по-настоящему интересные аттракционы ему не светят. Мать пыталась как-то его утешить и развеселить, но он целый день дулся, и уж тем более в этой дурацкой Башне Палача с ее декорациями из папье-маше, веревочной паутиной по углам, какими-то тряпками, которые в темноте неожиданно скользили по лицу и волосам, и неизбежными пластмассовыми скелетами, неожиданно выскакивающими из-за угла…

Но сейчас Шон вспоминал обо всем этом почти с ностальгией.

Он продолжал идти по коридору, освещенному редкими голыми лампочками, свисавшими с потолка на проводах, слегка раскачивающихся от сквозняка. Вдруг его ноздри непроизвольно расширились — он ощутил запах влажной тропической растительности, неожиданно донесшийся со стороны очередной анфилады сводчатых пустых помещений. К этому запаху примешивался другой, похожий на тот, что бывает в зоопарке.

Шон ускорил шаги. Воздух становился все горячее, свет — ярче. Сердце мальчика стучало все сильнее. До него доносились крики птиц, стрекотание насекомых. Последний поворот — и он вышел наружу.

— Оба-на! — не удержавшись, крикнул он. Ему захотелось танцевать.

Он оказался на каком-то подобии помоста из старых прогнивших досок. Буквально в десятке метров от него начинался густой тропический лес. Дневной свет едва пробивался сквозь буйную растительность, образуя замысловатые переплетения тонких золотых стрел. Шон сделал несколько шагов вперед, но остановился, неожиданно обнаружив, что деревянный помост возвышается над водой.

— Блин, а как отсюда уйти-то?..

Чуть поодаль он заметил длинные черные пластиковые мешки, наполовину погруженные в воду. Вдруг послышался плеск… и один из этих мешков начал двигаться в его направлении.

Шон почувствовал, как между лопатками стекают струйки пота.

Другие мешки тоже ожили. У них оказались желтые глаза. И острые зубы. И длинные хвосты. И чешуйчатые шкуры. Это были вовсе не мешки. С полдюжины аллигаторов, раньше дремавших в мутной болотной воде, проснулись и теперь плыли к нему.

Шон быстро попятился назад.

Вот почему дверь его камеры не запиралась — вокруг были сплошные болота, населенные аллигаторами, так что у пленника не оставалось ни малейшего шанса на побег. Шон поднял глаза, чтобы разглядеть всю тюрьму целиком, и невольно вскрикнул.

Подвальные коридоры, из которых он недавно вышел, располагались в цоколе трехэтажного здания, похожего на старинный родовой замок, наполовину разрушенный. Он возвышался посреди болот, окруженный мощными старыми кипарисами, корни которых уходили в черную болотную воду.

— О, черт!.. Это что, замок Дракулы?..

— Нравится?

Сердце Шона на мгновение остановилось.

Он обернулся. И вздрогнул.

— Не бойся, — сказал Кош с улыбкой. — Можешь считать меня призраком. Так что же, мой дом тебе нравится?

— Но как… как вы это сделали?

— Сделал что?

— Появились из ниоткуда…

Улыбка Коша стала еще шире.

— Мой маленький Шон, я же чародей, ты не забыл? Уж не думаешь ли ты, что я открою тебе все свои секреты?

Кош взял Шона за руку и повел обратно в подвал.

— Надеюсь, теперь ты убедился, что убежать отсюда невозможно. Ради этого я и оставил твою дверь открытой. Я хотел, чтобы ты своими глазами увидел тех существ, которые поджидают тебя снаружи. Теперь, когда ты их увидел, ты уже не наделаешь глупостей. Например, больше не попытаешься убежать.

— Но что вы от меня хотите? — только и смог произнести Шон.

— О, совсем немного, — ответил Кош, вталкивая его в прежнюю камеру.

Потом он вышел, закрыл за собой дверь и на этот раз запер ее на засов.

— Я просто хочу тебя продать, вот и все.

 

Глава 24

Прошло минут десять с тех пор, как мы с Конни тронулись в путь, но ощущение было такое, что мы покинули освещенную сторону Земли и оказались на темной: в какой-то момент солнце вдруг исчезло, как будто его резко выключили, — можно было подумать, что мы пересекли какую-то невидимую границу.

— Вы только посмотрите! — изумленно произнесла Конни, указывая на непроницаемую завесу темных туч.

— Да. Солнечно в этих краях только на побережье.

— Ах, так вот почему мы платим такие высокие налоги…

Я пересек бульвар Колье, и трехполосная дорога превратилась в однополосную. Последние городские дома сменились пальмами, болотными пиниями и виноградниками. Еще три километра — и никаких признаков человеческой жизни вообще не осталось. Всего через четверть часа после начала движения из центра города мы оказались в краю болот, которые, возможно, ничуть не изменились с доисторической эпохи.

— Куда мы едем? — спросила Конни.

— В Эверглейд-сити. Знаете такое место?

— Нет.

— До него примерно еще час езды. Похоже на путешествие в прошлое на машине времени — сами увидите. Ю-эс-сорок один — это старая федеральная трасса. Когда она была единственной автомагистралью, связывающей один берег с другим, она называлась Тамайами трэйл. В тридцатые годы местные силы охраны правопорядка состояли всего из двух шерифов, которые разъезжали на своих «харлеях» среди комариных болот. Но с тех пор, как завершилось строительство автострады номер семьдесят пять, это шоссе почти забросили. Теперь ею пользуются разве что семинолы или полоумные туристы, решившие наведаться сюда в мертвый сезон.

Говоря все это, я одновременно наблюдал за грифами, кружившими в небе. Старые деревянные электрические столбы, высившиеся вдоль дороги, были увенчаны гнездами аистов. На мгновение из-за туч выглянуло солнце и осветило дорогу, которая стала похожа на серебристое лезвие, рассекающее необъятный зеленый массив.

— Красивые места, — заметила Конни.

— Да, особенно для любителей аллигаторов…

В салоне машины было тепло, но не жарко, и я почти расслабился. Мне нравится выезжать за город — это всегда представляется мне началом большого захватывающего путешествия. Я включил радио — «Техас» только что начали петь «Я не хочу любви, мне нужен только друг» — и немного прибавил скорость.

Конни разулась и, поставив ноги на приборную доску, занялась педикюром.

— На что вы так внимательно смотрите? — спросила она.

— Так, ни на что.

— Вас не смущает, что я делаю педикюр?

— Нет. Моя жена всегда делала педикюр именно так. Мы обожали ездить за город вместе с Билли. Набирали с собой полный переносной холодильник сэндвичей и устраивали пикник. Развлекались, считая машины какого-то одного цвета, и…

Внезапно я осознал, что веду рассказ в прошедшем времени, и осекся.

Конни осторожно коснулась ладонью моего запястья:

— Вы вернете их, Пол. Может быть, они будут ждать вас у вашего отца.

Я сильнее вжался в спинку сиденья:

— Ну, это вряд ли. Они с ним никогда в жизни не виделись. Мы о нем даже никогда не говорили. Погодите немного — вы сами скоро его увидите, и тогда поймете, почему я не хотел знакомить с ним мою семью.

Несколько километров мы проехали в молчании. Потом Конни убрала педикюрный набор, достала из косметички помаду и подкрасила губы.

— Зачем вы это делаете? — спросил я.

— Что это?

Я указал на ее косметичку.

Конни пожала плечами:

— Вы ведь собираетесь познакомить меня со своим отцом. Я не хочу показаться неотесанной деревенщиной.

— Да он сам как раз такой. Вот увидите, он еще будет к вам приставать. Насколько я его знаю, он вполне способен вас закадрить.

— В отличие от своего сына, я так понимаю.

Конни убрала помаду в косметичку. Я продолжал краем глаза наблюдать за своей медсестрой.

— Не принимайте близко к сердцу, — прибавила она. — Я только хотела сказать, что от вас даже комплимента не дождешься.

— Какие еще комплименты? Мы же сотрудники!

— И что? Так трудно хоть изредка сказать доброе слово женщине, которая, между прочим, согласилась поехать с вами, не зная куда?

Поколебавшись, я все-таки пробормотал:

— Ну, спасибо…

Конни заправила за ухо прядь волос и улыбнулась:

— Хорошо. Ну, теперь расскажите мне о нем поподробнее.

Следующие полчаса я набрасывал ей более-менее достоверный портрет Джорджа Дента. Я ни о чем не умолчал. Ни о его вечном статусе «отца в командировке», ни о том, что он бросил профессию ветеринара ради выступлений в бродячем цирке, ни о его постоянном вранье, ни об алкоголе, ни о наркотиках, ни о тюрьме, находясь в которой он отказывался меня видеть, ни о наших постоянных ссорах после того, как он вернулся к нормальной жизни, ни, в конце концов, о том, как мать ушла от него, забрав меня с собой, после чего наша связь с ним окончательно прервалась.

— Должно быть, он сильно страдал, — неожиданно сказала Конни, когда я договорил.

— Вы что, шутите?! Он страдал! А я?

— Вы были ребенком.

— И что?

— А теперь вы взрослый. Вас никто не заставляет его простить, но вы могли бы попытаться его понять.

— Ну, посмотрим… — сказал я с вымученной улыбкой. И, делая вид, что меняю тему разговора, продолжал: — Вообще-то я хотел рассказать вам одну жуткую историю. Раньше я не рассказывал ее никому… — Потом сунул руку в карман куртки и вынул старую газетную вырезку: — Вот, смотрите.

— Что это?

— Заметка из «Тампа трибьюн». Дата — октябрь тысяча девятьсот семьдесят первого года.

— «Ребенка раздавил грузовик», — вслух прочитала Конни заголовок.

— Об этом случае рассказывали по-разному. Будто бы водитель сдавал задом, не заметил ребенка, который играл на его пути, и раздавил его в лепешку. Но если вы внимательно прочитаете последний абзац, то увидите: кое-какие детали расследования говорят о том, что водитель сделал это умышленно.

— Умышленно раздавил ребенка?

— В кабине грузовика пахло марихуаной. Тот тип был обкуренным. Кто знает, что могло взбрести ему в голову? Может быть, ему стало интересно… как это будет выглядеть.

— О господи… И что, его признали виновным?

— Он сбежал. Его так и не нашли.

Конни машинально кивнула.

— Да, действительно ужасно, — пробормотала она. — Но почему вы никому не рассказывали?.. Ведь об этом было написано в газете…

Я взял у нее вырезку, сложил и снова убрал в карман:

— Эта заметка появилась в газете за двадцать шестое октября тысяча девятьсот семьдесят первого года. Мой отец был арестован за распространение наркотиков на следующий день, в Майами.

Некоторое время Конни молчала, обдумывая мои слова.

— Между Майами и Тампой немалое расстояние, — наконец осторожно произнесла она. — Почему вы думаете, что эти два события как-то связаны?

— Официально, разумеется, их никто не связывал. Мой отец загремел из-за того, что у него нашли марихуану. Как ветеринар, он мог иметь в своем распоряжении наркотические вещества — например, болеутоляющие для животных, — но в данном случае было установлено, что он продавал марихуану. Ну и заодно — что употреблял ее сам.

— В каких количествах?

— При нем нашли двести граммов.

— Не так уж это и много.

— Этого хватило, чтобы провести шесть лет в Рэйфордской тюрьме.

— Немалый срок. Я не очень хорошо разбираюсь в законах, но двести граммов марихуаны для шестидесятых — семидесятых годов — это довольно скромно.

Я невесело улыбнулся:

— История на этом не заканчивается…

Конни выжидательно взглянула на меня.

— Моя мать умерла от рака в прошлом году, — продолжал я. — В маленькой клинике в Лонг-Бич, в Калифорнии. Когда она поняла, что ей остается совсем немного, она позвала меня, чтобы проститься. Когда я подошел к ее кровати, она молча сжала мою руку и пристально посмотрела в глаза. Это произвело на меня сильное впечатление… Я не знал, хочет ли она что-то мне сообщить или дело просто в том, что ее сознание помутилось от морфина, который ей кололи как обезболивающее, и она не сознает, что делает. Я знал, что она всю жизнь скрывала от меня очень многое о моем отце, чтобы меня не травмировать, и теперь ждал, что она мне хоть что-то расскажет. Однако этого не произошло. Но когда она выпустила мою руку, я почувствовал, что в моей ладони остался крохотный кусочек бумаги…

Я помолчал.

— Это оказалась сложенная вчетверо та самая заметка, которую я вам только что показывал. Сам я увидел ее всего год назад. Я и представить себе не мог, что мать хранила ее целых тридцать лет…

Я неотрывно смотрел на дорогу. Наконец, по-прежнему не глядя на Конни, спросил:

— Вы и теперь думаете, что между двумя этими событиями нет никакой связи? Или все-таки Джордж Дент был арестован не из-за марихуаны, а по какой-то другой причине? И эту причину он предпочел от меня скрыть? Может быть, ему не хотелось, чтобы я узнал, что он — детоубийца?

 

Глава 25

Дорога на Эверглейд-сити, ответвляющаяся от основной трассы, была настолько незаметной, что я едва не проехал мимо. Тем более что дорожный щит с указателем располагался за бензозаправочной станцией, и его тоже вполне можно было проглядеть.

Мы остановились, чтобы залить полный бак. Конни изумленно разглядывала древнюю бензоколонку в форме снаряда, с цифрами, сменяющимися за стеклом благодаря вращению механических роликов.

— Вот это да! Настоящий антиквариат!

— Я же говорил — мы отправляемся в путешествие во времени.

Свернув с шоссе US-41, мы двинулись по узкой проселочной дороге, усеянной выбоинами. Я опустил стекла, и болотная атмосфера окутала нас, словно влажное полотенце. Нам навстречу попался старый ехавший со скоростью не больше тридцати километров в час «додж», на крыше которого были сложены рыболовные снасти. Водитель и пассажир — два беззубых старика с такими лицами, что вполне можно было испугаться, — уставились на нас, и я вежливо им кивнул. Никогда не стоит раздражать аборигенов.

— Вы смотрели фильм «Избавление»? — неожиданно спросила Конни.

— Нет, а что?

— Ничего, просто так…

Мы пересекли мост и оказались в городке. Домики, в основном деревянные, казались маленькими островками счастья среди мрачных темных дорог. Они были очень разными — от дощатых мини-особнячков, окруженных садами, до бревенчатых хижин. Москитные сетки на окнах, гипсовые фигурки гномов на клумбах — все как всегда. В центре обнаружилось несколько магазинчиков с опущенными деревянными жалюзи на дверях и окнах. Немногочисленные рекламные щиты предлагали прогулки на катере к заповеднику Эверглейд, а также сувениры вроде зубов аллигатора в оправе из застывшей смолы или коллекции пластиковых насекомых «made in Taiwan».

— Здесь так спокойно… — заметила Конни.

В самом деле, улицы городка были оживлены не более чем после взрыва ядерной бомбы.

— Почему почти все эти дома на сваях? — поинтересовалась она.

— Для большей безопасности. Наводнения тут не редкость.

— Но некоторые почти на уровне земли…

— Их владельцам на все наплевать. Платить страховку слишком дорого, так что они предпочитают положиться на судьбу.

— А если все же случится наводнение?..

— Они залезут на крышу, вот и все.

— А аллигаторы в это время будут плавать по бывшим улицам?..

— Аллигаторы так или иначе сюда проникают. Ни один из местных жителей не оставит детей играть без присмотра в саду, даже за надежным забором. По крайней мере, мне так говорили.

Мы проехали небольшую церковь с крышей из деревянной черепицы. На лужайке перед ней стояли три креста, как на Голгофе. На них сидели вороны.

Я объехал небольшую круглую площадь, уже не помню какую по счету, пытаясь понять, по какой из отходящих от нее улиц двигаться дальше. Адрес отца был записан на обороте старой открытки, которую он некогда прислал мне на свадьбу. «Если захочешь меня пригласить, напиши по этому адресу» — одна-единственная строчка, последняя попытка наладить отношения.

Я его не пригласил — ни на свадьбу, ни на рождение Билли. Но открытку сохранил.

Я выехал на грунтовую дорогу, на которой кое-где виднелись узловатые корни мощных дубов, высившихся по ее сторонам. Дубы поросли испанским мхом, длинные пряди которого свешивались с ветвей. Еще через несколько метров у нас над головой сомкнулся плотный темно-зеленый свод, полностью скрыв небо. Здесь стоял густой запах прелых листьев, как будто вдруг наступила преждевременная осень. Наконец дорога привела нас на поляну, по которой было разбросано с полдюжины убогого вида домиков на сваях, а в центре стоял деревянный барак с горделивой надписью над входом: «Резиденция „Черные дубы“».

— «Пансионат с медицинским обслуживанием, категория „две звезды“, — вполголоса прочитал я на рекламном щите. — Плата за неделю вперед. Кабельное телевидение. Телеканалы только для взрослых — за отдельную плату».

— Ох уж эти радости пенсионеров… — вздохнула Конни.

Я припарковался возле старого катера, стоящего на автоприцепе, и вышел из машины. Моросил дождь. Я захлопнул дверцу, и этот звук заставил дремавших на ветках ворон с карканьем подняться в воздух.

— Вы меня подождете? — спросил я Конни.

— Вы что, шутите? В кои-то веки у меня есть возможность посетить такое роскошное место — неужели я ее упущу?

Над входом слегка покачивалась голая лампочка. Я постучал в дверь. Никакого ответа. Я толкнул дверь, и тут же мне в нос ударил тошнотворный смешанный запах — лекарств, мочи и дезинфицирующих средств.

«Две звезды», с ума сойти!

— Есть тут кто-нибудь?

В холле стояло несколько потертых кресел, окружавших низкие столики с тусклыми лампами на них. С потолка свисали липкие ленты-ловушки для мух.

Я подошел к стойке администратора, покрытой пыльной клеенкой. Поток воздуха из включенного вентилятора слегка шевелил страницы медицинских брошюр и рекламных буклетов: «Прививки от гриппа», «Вы и ваша простата», «Борьба с тараканами», «Вечеринка у преподобного Уоллеса. Игра в бинго. Приходите, будем рады!». Сбоку стояла плетеная корзина с надписью: «Для почты».

— Эй! — снова позвал я.

Дверь позади стойки приоткрылась, и я увидел часть смежной комнатенки, где работал телевизор. Шло телешоу «Судья Джуди». Сегодняшняя истица обвиняла свою соседку, толстуху весом центнер с лишним, что та уселась на ее унитаз, отчего он раскололся. Истица требовала компенсации. Судья Джуди невозмутимо смотрела на нее. «А вы видели своими глазами, как ваша соседка расколола ваш унитаз?» — «Нет». — «Вы представляете, как она могла его расколоть? Может, у нее была бейсбольная бита?» (Смех в аудитории). — «Нет». — «Хорошо. Представьте себе, мой собственный туалет на прошлой неделе тоже сломался. И что же, вы думаете, я вызвала полицию, чтобы они назначили расследование и выяснили, кто последним садился на унитаз?»

Обожаю эти дебильные шоу.

— Вы кто такой?

Дверь распахнулась, и на пороге появился негр ростом под два метра в белом медицинском халате и таких же штанах.

— Здравствуйте, — сказал я, улыбаясь самой обворожительной из своих улыбок.

Лицо негра оставалось каменным.

— Я приехал навестить родственника, — прибавил я.

— Кого это?

— Джорджа Дента.

— Не знаю такого.

— Вы уверены?

— Еще бы.

— Но вы даже не посмотрели журнал регистрации…

— Вы хотите сказать, что я вам вру?

Я поспешно замахал руками:

— Нет-нет, что вы! Значит, они ошиблись…

— Именно. Не знаю, правда, о ком вы говорите, но они точно ошиблись.

Я выхватил один конверт из корзины для почты и бросил его на стойку.

— Я про почтовых служащих. Потому что — вот, видите? — имя Джорджа Дента указано на этом конверте. Кажется, это счет за газ. Вот здесь указан адрес вашего заведения.

Негр упер кулаки в бока и слегка наклонился ко мне. Комната как будто уменьшилась сразу наполовину.

— Наши постояльцы не хотят, чтобы их беспокоили. Особенно если вы медик. Вы ведь медик, так?

— Мы вовсе не санитарная инспекция, — неожиданно вмешалась Конни. Она храбро встала между нами и прибавила: — Если вы этого боитесь.

Негр обернулся к ней:

— Я ничего не боюсь. Мое заведение соответствует всем медицинским нормам.

«Угу, ветеринарным», — хотел я сказать, но сдержался, хотя и с трудом.

— Еще раз повторяю: ни вам, ни вашим постояльцам нечего бояться, — произнесла Конни. — Мой патрон просто хочет повидать своего отца.

Негр поочередно разглядывал нас. Мне даже показалось, что его шея удлиняется, как шея удава Каа из «Книги джунглей».

— Ну не знаю, — наконец сказал он, явно колеблясь. — Согласно новым квотам, покрытие медицинской страховки «Медикер» постоянно сокращается. И к нам постоянно присылают проверяющих. Они заявляются сюда под самыми разными предлогами, уточняют, соответствуют ли страховые средства моих постояльцев их правам, и всегда находят способы урезать эти средства. Люди, которые здесь живут, практически не имеют денег на частную страховку.

— Вас беспокоит участь пожилых людей, — осторожно сказал я. — Это делает вам честь.

Чернокожий гигант прижал ладонь к груди:

— Мне кажется, это нормально — заботиться о своих ближних.

— Тем более что помощи от социальных организаций они почти не получают, поэтому далеко не все могут остаться жить в ваших королевских условиях, — продолжил я. — И, учитывая их возраст, они уже вряд ли могут протестовать против повышения арендной платы за жилье? — Я повернулся к Конни: — Кстати, у меня при себе телефонный номер службы SOS, занимающейся подобными случаями. Может быть, позвонить им?

Но глава заведения уже пошел на попятный.

— Не надо никого беспокоить… — проговорил он. И, протянув мне толстую тетрадь, прибавил: — Вам нужно будет расписаться в графе «Визиты». Это чистая формальность…

Я так и сделал, попутно отметив небольшое количество подписей в графе «Визиты».

Внезапно я ощутил угрызения совести.

— Джорджа Дента часто навещают?

— Почти никогда.

Я просмотрел графу посещений отца и увидел, что закорючка подписи в ней всего одна.

— Что там? — спросила Конни.

Я посмотрел на корзину с письмами, и у меня перехватило дыхание.

— Вы сказали, его никогда не навещают…

— Я сказал почти.

— Но кто-то к нему приходил…

Перевернув несколько страниц, я увидел ту же подпись. Потом еще раз. Я сверил даты. Мое сердце подскочило в груди: дни совпадали.

Черт возьми, как такое возможно?!

— Я должен увидеться с отцом, — сказал я, захлопывая тетрадь. — Мне нужно с ним поговорить. Немедленно.

 

Глава 26

Домик номер 3, на который мне указали, стоял ближе всех к лесу; окна его выходили на сплошную стену деревьев.

Я направился к нему. Дождевые струи стекали с крыши, образуя полупрозрачной кружевной занавес под водосточным кровельным желобом. Кап-кап-кап… Можно было подумать, что весь дневной свет разом засосало в какую-то черную дыру.

— А где же вход? — спросила Конни.

— Под домом.

Пространство между сваями предполагалось использовать в качестве гаража, но в данном случае оно было заполнено клетками животных. Это были огромные цирковые клетки — некоторые на колесах, некоторые без них, стоящие прямо на земле. Прутья решеток были старыми, заржавленными, засовы отсутствовали, кое-где не было и дверей. Настоящий склад металлолома… хотя в причудливых очертаниях этого стального лабиринта было что-то зловещее, заставившее меня вспомнить словосочетание «ярмарка тьмы» из жутковатого романа Рэя Брэдбери.

Протиснувшись в узкий проход между клетками, я заметил, что они не пусты: там обнаружились высохшие змеиные шкуры, панцири каких-то земноводных, чучело двухголового козла (явный трюк!), старые, покрытые плесенью цирковые костюмы на вешалках… В одной клетке я даже увидел отвратительную коллекцию заспиртованных в банках эмбрионов. Резкий запах гнили довершал впечатление.

Оступившись, я задел одну из клеток, укрытую брезентовым пологом. От толчка полог съехал на землю, и я увидел, что в клетке находятся люди.

Стоящие совершенно неподвижно.

В клоунских костюмах.

С пластиковыми пакетами на голове, закрывающими лицо.

— Черт!.. — выдохнул я.

— Это манекены, — сказала Конни.

— Ну и шуточки!..

— Вы что, испугались?

— Да ну что вы. Обожаю лазить по старым клеткам и натыкаться на мертвых клоунов.

Наконец мы добрались до центра лабиринта, и там нас ждало самое лучшее — огромная голова дьявола из папье-маше, рот которой служил входом на лестницу, уходящую вверх.

— Очевидно, это означает: «Добро пожаловать в преисподнюю Джорджа Дента! Оставь надежду всяк сюда входящий!», — нарочито зловещим тоном произнес я.

Конни улыбнулась.

Я вскарабкался по лестнице и просунул голову в открытый квадратный люк:

— Есть тут кто?

В третьеразрядных фильмах ужасов именно в такие моменты кого-то из героев — как правило, идиотов-тинейджеров, забравшихся в мрачный старый дом, — садистски убивает какой-нибудь Майкл Майерс.

— Войдем, — не дождавшись ответа, наконец решил я.

Мы вошли в темный коридор, который привел нас в большую комнату. Первым, что бросилось мне в глаза, был гигантский плакат кинофильма «Под куполом самого большого в мире шапито». Он занимал целую стену. Наискось по нему шла размашистая надпись маркером: «Каждый новый день — это огненный обруч, сквозь который прыгают львы». Здесь обнаружились также старый крутолобый телевизор (интересно, черно-белый?), пластмассовый бюст Рональда Рейгана и другой такой же — Буша-младшего. У обоих посреди лица краснел клоунский нос. Но самым впечатляющим было множество фотографий: они покрывали стены от пола до потолка.

Я начал их рассматривать. На некоторых были настоящие легенды цирка: гигант Томайни и его перепиленная пополам жена, Мелвин Беркхарт, глотатель гвоздей, Дьябло, ученый пес.

Конни всплеснула руками:

— Потрясающе!

— Готов спорить, что ни одной моей фотографии у него нет.

— А тут надписи на каких-то иностранных языках… О, какая прелесть: «Роро, дрессированный енот-полоскун…»

Терраса, смежная с комнатой, была освещена.

Я вышел.

Небольшая квадратная терраса, примерно четыре на четыре метра, была окутана плотной москитной сеткой. В здешних местах это обычное дело — не будь таких сеток, насекомые целыми роями слетались бы в дома с наступлением вечера, когда зажигался свет.

Мой отец с невозмутимым видом сидел напротив меня в кресле-качалке. Он пил пиво и ел фасоль прямо из консервной банки деревянной ложкой. На столе рядом с ним лежал бинокль.

Отец указал на холодильник и лаконично мне сообщил:

— Пиво там.

Даже не поздоровался.

Не говоря уж о всяких там «Кого я вижу?!» и прочем в том же роде.

Я и сам толком не знал, облегчение, злость или разочарование чувствую от такого приема.

— Ты не слышал, как я вошел? — спросил я, открывая холодильник.

— Я наблюдал за воронами в бинокль. Грохот твоей колымаги их распугал.

— Я и не знал, что приехал на танке.

— Птицы любят это место, потому что оно спокойное. И люди, живущие здесь, тоже.

Он продолжал есть фасоль, краем глаза поглядывая на меня. Я взял из холодильника банку «Будвайзера» и вскрыл ее. Кроме пива, в холодильнике обнаружились остатки ростбифа, два просроченных йогурта и томатный сок. Типичный холодильник старика.

— Необычный у тебя гараж, — заметил я.

Он пожал плечами.

— И я уж не говорю об этом типе на регистрации, — прибавил я.

— Ты про Эдвара?

— Здоровенный чернокожий с глазами навыкате. Шея у него, как у боа-констриктора.

— Ну да, это Эдвар.

— Он сначала даже не хотел нас пропускать.

— Это потому, что я ему плачу. — Отец поставил банку на стол и промокнул губы салфеткой. — А когда ты говоришь нас, ты наверняка имеешь в виду девицу, которая обшаривает мой дом, пока ты заговариваешь мне зубы.

В этот момент на террасу вошла Конни.

— Я ничего не обшариваю, мистер Дент, — сказала она.

Отец замер, но только на мгновение. Потом протянул руку:

— Зовите меня Джордж.

— Конни Ломбардо, — произнесла моя медсестра, протягивая руку в ответ. — Должна признаться, на меня произвела огромное впечатление ваша коллекция фотографий. Можно подумать, ваш бродячий цирк проехал через всю Америку.

Лицо отца прояснилось.

— Так и есть, — подтвердил он. — Мы давали представления повсюду — от самых захолустных дыр на Среднем Западе до холмов Голливуда! Вы видели фотографию, где я стою между Джеком Николсоном и Романом Полански?

Конни кивнула.

— Но мне больше понравилась та, где вы с Фрэнком Синатрой, — сказала она. — Лас-Вегас, мафия, костюмчики в полоску — целая эпоха, не правда ли?

Джордж подмигнул мне:

— У твоей цыпочки хороший вкус.

— Она не моя цыпочка. Конни у меня работает.

Джордж бросил на нее оценивающий взгляд:

— Да? И кто же она по профессии?

— Медсестра.

Отец еще некоторое время с сомнением смотрел на Конни, как бы не вполне доверяя моему сообщению. Потом наконец встал и, предложив ей стул, сказал:

— Ну что ж, добро пожаловать, Конни. Извините, что приходится принимать вас в такой непрезентабельной обстановке, но обстоятельства вынуждают меня вести спартанский образ жизни. Дело в недостатке средств… Не то чтобы я жалуюсь — когда проводишь всю жизнь в разъездах и иногда ночуешь под открытым небом, учишься ценить простые вещи, — но итог уж очень далек от идеала, о котором я мечтал… — И слегка поклонился — худой, высохший, но все еще элегантный в своем вечном льняном костюме, порядком потрепанном. После чего предложил: — Чай, кофе?.. Называть вас мисс или миссис? — прибавил он.

Конни явно не ожидала такой любезности. Она слегка покачала головой:

— Мистер Дент…

— Я ведь уже сказал: зовите меня Джордж.

— Хорошо, Джордж. Сейчас мне придется вас оставить. Пол собирался поговорить с вами наедине. Он много о вас рассказывал…

Отец рассмеялся — глухо и хрипло, но без малейшего сарказма. Это был искренний смех.

— Спасибо. Я ценю вашу тактичность.

— Могу я кое-что сказать? — спросила Конни.

— Пожалуйста.

— Я вас представляла себе этаким деревенским грубияном. Мрачным типом с татуировками на руках… ну, что-то в этом роде.

— И?..

— Но на самом деле вы совсем другой. Я нахожу вас очень обаятельным.

— Думаете, обаятельный человек не может быть преступником?

— Честно говоря, мне трудно представить вас в тюрьме.

Отец горделиво выпятил грудь:

— Позвольте представиться: заключенный Рэйфордской тюрьмы. Место для худших из худших. Именно там был поджарен на электрическом стуле Тэд Банди.

— В самом деле?

— Кстати, у электрического стула есть прозвище: «старуха Спарки». Насколько я знаю, он существует там до сих пор, хотя сейчас приговоренным к смертной казни делают смертельную инъекцию.

— Кстати, я помню песню рок-группы «Линьярд Скиньярд» — «Четыре стены Рэйфорда». О заключенном, который мечтает сбежать.

— О, это наша любимая песня. Каждый из нас ее постоянно мурлыкал под нос. Это ведь и правда мечта любого заключенного.

Конни протянула ему руку:

— Рада была с вами познакомиться, Джордж.

— Весьма польщен, мисс Ломбардо.

Отец смотрел ей вслед, пока она не скрылась из вида. Потом вздохнул:

— Конечно, твоя жена Клэр хороша собой, но в этой девушке просто бездна природного шарма.

— Ах вот как? — сухо сказал я. — Но как ты можешь их сравнивать, если ни разу в жизни не видел мою жену?

Он снова сел в свое кресло-качалку, сцепил руки и прижал кончики указательных пальцев к губам. Закрыл глаза.

Прошло некоторое время.

Потом его веки слегка разомкнулись.

— Ты ведь не идиот, Пол. Никогда им не был. Полагаю, ты проверил журнал посещений.

Он говорил, конечно, про толстую засаленную тетрадь, которую дал мне Эдвар. Ту, в которой я обнаружил знакомую подпись, что потрясло меня до глубины души. Мой отец даже не пытался ничего отрицать.

— Да, она в самом деле меня навещала.

— То есть как? — с трудом выговорил я, поскольку меня душил гнев.

— Я ее не заставлял, если ты вдруг так подумал. Она приезжала по собственному желанию. Одна, без Билли. Она выбирала время, когда должна была вести уроки танцев.

Когда должна была вести уроки танцев. Вот так вот.

— Несколько раз она отменяла свои уроки, чтобы меня навестить. Надеюсь, из-за этого у нее не возникло серьезных проблем. Кажется, руководству клуба не нравились ее отлучки…

Невероятно. Вот почему Клэр ничего не говорила мне об отмененных уроках — она ездила к моему отцу. Не к любовнику, как я опасался. Вроде бы это должно было меня обрадовать, но никакой радости я не чувствовал.

— Ты, конечно, предпочел бы, чтобы мы никогда не встретились, — продолжал Джордж. — Но она сама решила познакомиться со мной. И привезла мне фотографии Билли. Они здесь, даже у меня при себе.

Он вынул конверт из кармана пиджака. Его взгляд стал умиротворенным, почти нежным. Он протянул конверт мне:

— Посмотри. Там и твои есть. И твоей матери.

Последняя фраза наконец вывела меня из оцепенения.

— Я запрещаю тебе общаться с моей семьей! — резко сказал я. — Раз уж тебе так нужны были фотографии, попросил бы их у меня!

— Да ты бы ради меня и пальцем не пошевелил.

— С чего ты вдруг решил пообщаться с Клэр?

— Я уже стар. Старики сентиментальны.

— ТЫ МЕНЯ БРОСИЛ!

Я выкрикнул эту фразу во весь голос, даже не отдавая себе в этом отчета.

— Ах вот как? — проговорил отец с нехорошей улыбкой. — Значит, это я уехал от тебя на другой конец страны? Это я постарался сделать все, чтобы ты видел во мне какого-то прокаженного, к которому нельзя приближаться? Я даже не был у тебя на свадьбе, даже не держал своего внука на руках!

Он сделал усилие над собой, чтобы успокоиться, но я видел, что он весь дрожит.

Однако это меня ничуть не смягчило.

— Ты — чертов псих и наркоман! — заявил я, упирая указательный палец ему в грудь. Его глаза превратились в две узкие щели. — Ты никогда не проявлял никакого интереса к семье! — продолжал я. — И сейчас то же самое, просто ты боишься загнуться в одиночестве! Единственное, что тебя когда-либо интересовало, так это твои животные. Джордж Дент и его… — Я обвел широким жестом окружающее пространство. — И его гребаный зверинец!

— Не говори так, Пол. Они тоже заслуживают уважения. — Его голос понизился и стал шелестящим, как тонкая оберточная бумага. — Животные порой опасны. Или жестоки. Но они никогда не скрывают своей истинной натуры. Чего не скажешь о людях, не так ли?

Отец сунул руку за борт пиджака и задержал ее там, словно не решаясь достать из внутреннего кармана то, что собирался.

Хмыкнув, я сказал:

— Ну и что ты со мной сделаешь за эту непочтительность? Вытащишь свой старый ремень и всыплешь мне по заднице, как в детстве?

Он замер. Выражение его лица преобразилось. Признаюсь, я не знал, что и думать. Он как-то сразу показался мне очень старым и немощным. Неужели этот человек в молодости и в самом деле раздавил ребенка грузовиком? Для меня не составляло никакого труда представить отца употребляющим наркотики, но от него всегда исходила такая властность, такая сила… Я никогда не видел, чтобы он потерял над собой контроль. Даже сегодня, когда воздух между нами был буквально насыщен электричеством, которого хватило бы, чтобы осветить весь Майами, отец оставался спокойным. Он контролировал себя. А я, как прежде, был маленьким хнычущим мальчиком, который очень боялся, что отец его оставит.

Мой гнев улетучился в одно мгновение.

— Папа… — Теперь мой голос звучал почти умоляюще. — Клэр и Билли вчера исчезли. Хоть раз в жизни ты можешь сказать мне правду?

На секунду в его взгляде промелькнуло что-то необычное. Как будто в глубине его души приоткрылась какая-то дверь… Во всяком случае, на сей раз он воздержался от своего обычного сарказма.

Он машинально провел языком по губам. Рука его по-прежнему оставалась под пиджаком.

— Ты знаешь, где они? — наконец не выдержал я.

— Нет.

— Кроме Клэр, тебя здесь кто-нибудь навещал?

— Нет.

— Клэр когда-нибудь тебя фотографировала? На мобильный телефон?

Он помолчал. Затем произнес:

— Насколько я помню, нет.

— Ты что-нибудь слышал о человеке, который возглавляет фирму «Карнавал теней»? Он называет себя Алан Смит. Или Кош Чародей.

Его ресницы чуть заметно дрогнули.

— Нет.

Он отвел взгляд.

Еще секунда — и я поверил бы отцу.

— Кажется, ты зря потратил время на эту поездку, — сказал он с непроницаемым лицом.

— Кажется, да.

— У тебя есть еще вопросы?

Я не знал, что сказать. Слишком много противоречивых эмоций боролось во мне. Я приблизился к отцу, чувствуя усталость от этого психологического поединка, и сжал кулаки.

Он поднялся. Его рука наконец выскользнула из-под края пиджака наружу. В ней был пистолет. И отец направил его прямо мне в грудь.

Я смотрел на отца, не веря своим глазам:

— Папа, что ты делаешь?

— Извини, Пол.

Он выстрелил. Я ощутил резкий толчок в грудь.

Я не мог поверить в случившееся — даже когда рухнул на пол. Мне казалось, что моя грудь разорвана.

Мой отец не мог меня убить! Он ведь не мог этого сделать, правда же?

Потом меня окутала чернота.

 

Глава 27

Конни терпеливо ждала окончания разговора, стоя под домом на сваях и глядя на дождь. Она обняла себя за плечи и слегка потерла их ладонями, пытаясь согреться. Она охотно вернулась бы в машину, но ключи остались у Пола. Порывшись в карманах, Конни нашла бисквитное печенье в упаковке, взятое с собой в дорогу. С дерева слетел ворон и опустился на мокрую траву. Она разорвала упаковку и надкусила печенье. Ворон наблюдал за ней, слегка подергивая головой.

— Что, тоже хочешь?

Раскрошив печенье, Конни бросила его птице. Но вместо того чтобы склевать угощение, ворон снова взлетел.

— Да ты привереда!..

Она проследила за птицей, потом перевела взгляд на клетку с клоунами. Примерно десяток манекенов, каждый с пластиковым пакетом на голове. Одни ростом со взрослого, другие — с подростка.

Вообще, конечно, странная идея…

Грызя печенье, она разглядывала манекены. И вдруг сверху донесся глухой шум — как будто какой-то тяжелый предмет рухнул на пол почти у нее над головой.

И снова тишина.

Конни принялась нарочно воображать себе всякие ужасы. Потом оставила это занятие, чтобы вернуться к своему печенью.

Но что же на самом деле могло случиться?.. Если Пол и его отец серьезно поссорились… ну, это ведь не ее проблема, в конце концов. Если принимать реальность такой, какая она есть, приходится признать, что у семейных историй редко бывает счастливый финал — именно те люди, которые когда-то любили друг друга, порой ненавидят друг друга сильнее всего. Бла-бла-бла…

Конни снова посмотрела на клоунов. У одного из них были настолько характерные черты лица, угадывающиеся под пластиковым пакетом, что его можно было бы принять за живого человека.

Она приблизилась к манекену, чувствуя себя идиоткой. Ей хотелось снять пластиковый пакет, чтобы увидеть его лицо.

Девочка моя, ты растеряла последние мозги.

Хорошо, пусть так. Но я его потрогаю — хоть одним пальцем.

Ну-ну. А почему бы заодно не протанцевать с ним танго?

Конни сделала несколько шагов. К любопытству примешивалось какое-то другое чувство — страх?.. Расстояние между нею и манекеном теперь составляло меньше двух метров. Ветер гудел между прутьями клеток — странный звук… Пластиковая оболочка вплотную облепила лицо манекена.

Взглянув на него, Конни замерла. Кровь застыла в ее жилах.

И вдруг кто-то коснулся ее плеча.

— АХ!.. — Она резко обернулась.

— Какого черта вы тут делаете?

— Я… э… — с трудом произнесла Конни.

В руках Эдвара был длинноствольный карабин двадцать второго калибра. Конни машинально поморгала, не в силах отвести глаза от дула. Она знала, что такой тип оружия предназначен для охоты на мелких зверушек, но с короткой дистанции вполне способен серьезно ранить и человека. Однажды она видела в выпуске новостей репортаж о том, что пуля из такого карабина пробила черепную коробку потерпевшего и застряла внутри, серьезно повредив мозг.

— Я задал вам вопрос, — холодно произнес Эдвар.

— Я ничего особенного не делаю, — ответила Конни, попытавшись взять себя в руки.

— Вы, кажется, собирались тут порыться и что-то стащить?

Конни повернулась к нему:

— Вообще-то да. Я собиралась украсть клоунский костюм. Больше меня здесь ничего не интересует.

— Мистер Дент ненавидит воришек.

— Уберите-ка этот карабин от моего лица.

Эдвар усмехнулся:

— А что вы так нервничаете? Это не для вас, это для ворон.

Конни обернулась и взглянула на террасу, но ни Пола, ни его отца не было видно.

— Возвращайтесь в машину, — сказал Эдвар.

— А если я не захочу?

— Ваше дело. Но вдруг я случайно вас задену, охотясь на ворон?

— Зачем вам это нужно?

— Мистер Дент платит мне по три доллара за каждую убитую ворону.

— А я-то думала, он их изучает.

— Вовсе нет. Он их ненавидит за то, что они стучат клювами по крыше и проделывают дыры в москитной сетке. А изучает он рептилий. Разве он вам не говорил?

 

Глава 28

Когда я пришел в сознание, до меня донесся голос отца.

— Чтобы спастись от аллигатора, — говорил он, — бежать надо зигзагами. Буквой зет.

Я открыл глаза и обнаружил, что лежу на диване в гостиной. Отец сидел на стуле напротив меня. Со стен на меня смотрели многочисленные фотопортреты.

— У них такой мирный вид, когда они греются на солнышке, — продолжал Джордж, — но не стоит обольщаться: аллигатор мгновенно тебя настигнет и проглотит, если ты будешь бежать по прямой. Однако, если побежишь зигзагами, он тебя не догонит: его лапы устроены так, что он может двигаться только по прямой. — Отец поднял пистолет и добавил: — Конечно, ты можешь воспользоваться этим. Это «тайзер». Для старика вроде меня — самое надежное оружие.

Я тряхнул головой:

— Так ты меня вырубил электрошокером? Ты совсем спятил!

— Ты сжал кулаки и встал прямо передо мной, и вид у тебя при этом был угрожающий. Я подумал, что ты собираешься на меня напасть.

— Напасть на тебя?! Да с чего бы?

Казалось, морщины на лице Джорджа стали еще глубже. Теперь оно казалось застывшей маской печали. Цвет его был пергаментным, совершенно безжизненным.

— Я прошу прощения. Я стар. Я совсем разучился общаться с людьми. Набросился на тебя ни с того ни с сего… На прошлой неделе один мальчишка в Иммокале убил всю свою семью железным ломом после ссоры из-за карманных денег…

Он встал и прошелся по комнате.

— У меня такое ощущение, что я уже ничего не понимаю. Когда-то мы боролись, чтобы остановить войну во Вьетнаме, а сегодня отправляем наших ребят погибать на войне, которая не имеет к нам никакого отношения. На всех телеканалах голые девчонки. Выкурить сигарету — смертный грех, но заказать себе оружие по почте — в порядке вещей. Так же как заказать секс-тур в экзотическую страну, чтобы поразвлечься с малолетками…

Он разглядывал фотографии, машинально крутя на пальце обручальное кольцо. Внезапно я осознал, что он всегда, насколько я помнил, носил его не снимая.

— Раньше все было проще…

Его голос дрогнул. Он помолчал, потом обернулся ко мне.

— Ты недавно упоминал имя какого-то артиста…

— Кош Чародей.

— Да.

— Ты его знаешь?

— Нет. Но в этих артистических псевдонимах что-то есть…

Морщины на его лице разгладились, оно перестало быть излишне напряженным и даже помолодело.

— Нужно, чтобы ты понял. Пока ты являешься частью этого мира, в имени, которое ты себе выбираешь, нет ничего банального. Оно никогда не случайно. Знаешь, как я назвал свою труппу?

— Нет.

— «Ледяные лягушки».

Заметив мой изумленный взгляд, Джордж расхохотался.

— Да, я понимаю, звучит необычно. Но мы все тогда были поэты, анархисты, интеллектуалы, мы хотели изменить мир! В общем, у нас подобралась та еще компания раздолбаев… Однако именно я придумал ей название, — прибавил отец с гордостью. — Я изучал рептилий и узнал, что ледяная лягушка — это вид земноводных, живущих в лесах Северной Америки. С наступлением зимы у них замедляется метаболизм, и они впадают в оцепенение. Они застывают до такой степени, что даже сердце у них останавливается. То есть с физиологической точки зрения можно сказать, что они умирают. В таком состоянии они на вид не отличаются от обычных камешков.

— В самом деле?

— Да. Потом, когда приходит весна, жизненные процессы в их организме начинают потихоньку возобновляться. Температура тела постепенно повышается, и вот наконец происходит чудо: сердце лягушки снова начинает биться. Это настоящее воскрешение. Я объяснил это моим друзьям и провел параллель с нами: мы путешествуем и устраиваем представления летом, на зиму как бы впадаем в спячку, а весной потихоньку просыпаемся и начинаем репетировать, перед тем как снова отправиться на гастроли…

Он приподнял над головой воображаемую шляпу.

— Позвольте представить вам, уважаемые дамы и господа: Джордж Дент и «Ледяные лягушки»! — произнес он тоном циркового конферансье. — Мы покажем вам настоящие чудеса! Гном Ариэль! Самый толстый человек на свете! Гигант Калибан и ведьма с железными клыками! Двухголовая коза и аллигаторы! Приходите взглянуть на наши чудеса!

Отец вздохнул. Все его воодушевление мгновенно испарилось.

— Все это закончилось в семидесятые, когда я попал за решетку. Сегодня немало членов нашей старой труппы мертвы, остальные живут в домах престарелых. Никто больше не интересуется цирком. Необычное не так интересует нынешних людей, как повседневное — сериалы и эти тупые ток-шоу…

Он погасил лампу. Его лицо оказалось в тени.

— Тебе пора уезжать, — сказал он. — Эдвар скоро принесет мне лекарства. А потом мне придется погасить свет — с тех пор, как вороны разодрали мою москитную сетку, насекомые слетаются сюда целыми стаями.

Снаружи усилился дождь — капли громко застучали по окнам.

— Зачем ты мне все это рассказывал? — спросил я.

— Затем, что сценическое имя артиста способно раскрыть его секреты. Он выбирает его себе, воплощая свои детские мечты, и оно вдохновляет его, помогая развивать талант, — а потом уже этот талант прославляет имя. Мы сливаемся со сценическим именем в одно целое — мы становимся им, и оно становится нами. Артист может умереть, но слава его имени — добрая или дурная — не умрет никогда.

Он коротко и сухо рассмеялся — от этого смеха у меня по спине пробежал холодок. Потом выключил другую лампу.

— Люди воображают, что после смерти все исчезает. Мешок с костями закапывают в яму — и делу конец. Но в один прекрасный день этот мешок вдруг начинает шевелиться, и то, что было, как нам казалось, безвозвратно погребено, возвращается и начинает преследовать нас. Как у Шекспира в «Буре»: «Ад опустел, и демоны все здесь…»

Он потушил последнюю лампу. Слабый огонек дрогнул и потух. Теперь я мог различать лишь силуэт отца. Белки глаз — два единственных светлых блика на его лице, — казалось, смотрят на меня прямо из могилы.

— Они возвращаются, — прошептал он. — Они возвращаются всегда. Как эти бури… Люди в это не верят, но ты уж поверь мне на слово. Я чувствую, как что-то приближается. Что-то очень страшное. — Его рука вынырнула из тени и сжала мое запястье. — Будь к этому готов.

 

Глава 29

Мы с Конни выехали из городка, не обменявшись ни словом. Я жал на газ, подгоняемый каким-то непонятным глубинным побуждением. Как только мы пересекли официальную границу Эверглейд-сити, проливной дождь, словно по волшебству, сменился мелкими капельками, которые вскоре рассеялись. Тучи остались позади — мы выскользнули из-под них, словно из-под темного занавеса.

У меня появилось ощущение, что я только теперь снова смогу дышать полной грудью.

— Как прошла ваша встреча с отцом? — спросила Конни.

— Он шарахнул меня электрошокером.

— Вы что, шутите?

— У меня осталась отметина на груди.

— Но из-за чего?!

— Он решил, что я хочу на него напасть. Некоторые люди с возрастом становятся подозрительными, вплоть до паранойи. Фронтальный синдром, старческое слабоумие…

— Но он не производит впечатления человека, пораженного старческим слабоумием.

— Еще бы! Мне кажется, он просто вешал мне лапшу на уши.

— Вот это больше похоже на правду.

Мы оказались у знакомого перекрестка с бензоколонкой. Я остановил машину и повернулся к Конни:

— Подождите-ка… А вас что заставило так подумать?

— «Четыре стены Рэйфорда», песня «Линьярд Скиньярд».

— Песня рок-группы?

— Да. Ваш отец сказал, что слышал ее в тюрьме.

— И что?

— Он сказал, что это была любимая песня заключенных. Но он освободился из тюрьмы в тысяча девятьсот семьдесят первом году. А песня «Четыре стены Рэйфорда» появилась только шестнадцать лет спустя, в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом.

Я смотрел на свою медсестру, не веря ушам. Сзади послышался звук автомобильного гудка — мы загораживали проезд. Я продолжил путь.

— О, я была фанаткой рока! — с улыбкой сказала Конни, правильно истолковав мое изумление. — Я знаю все песни той эпохи наизусть. Можете вообразить меня типичным бунтующим подростком: джинсовая куртка, черная подводка вокруг глаз, кольца с черепами, футболка «Лед Зеппелин»…

— А я предпочитал «Эй-Си/Ди-Си».

— О, как же! «Возвращение в черном». Убойный хит.

— Но вернемся к моему отцу. Почему же он солгал насчет даты или насчет песни?

— Откуда же мне знать? Может быть, он просто хотел произвести на нас впечатление. Но сел в лужу — из-за даты.

— То есть выдумал фальшивое воспоминание?

— Да. Хотя я согласна, это немного странно.

Я кивнул.

И впрямь странно. Но мой отец имел привычку лгать.

Солгал он и насчет Алана Смита — я был в этом уверен. Когда я упомянул дурацкое прозвище Кош Чародей, я мог бы поклясться: отец его раньше уже слышал.

И самая главная улика — фотография в мобильном телефоне. На ней был мой отец в кресле-качалке — том самом, которое я совсем недавно видел у него на террасе. Значит, тот (или та), кто сделал фотографию, был (или была) у него в гостях, и отец прекрасно знал этого человека.

Это снова возвращало нас к Кошу и к недавно исчезнувшему мальчику по имени Шон Рамон-Родригес.

— Конни, я хочу, чтобы вы оказали мне еще одну услугу.

— Слушаюсь, шеф, — сказала она, с притворной готовностью отдавая честь.

Помолчав, я произнес:

— Извините. Мне, конечно, стоило добавить «пожалуйста».

— Благодарю, — сказала Конни, откидываясь на спинку сиденья. — Еще лет пятьдесят, и вы научитесь разговаривать с женщинами.

— Что, я и на работе такой грубиян?

— Еще хуже.

— Ну, спасибо.

— Так что там насчет услуги?

— Вы говорили мне о своих друзьях, с которыми общаетесь в Интернете — тех, что работают в Национальном центре по делам беспризорных детей. Мне хотелось бы навести у них кое-какие справки.

— Какие именно?

— Меня интересует любая информация о мальчике по имени Шон Рамон-Родригес.

Я кратко сообщил ей все, что знал: черный мальчик из бедной семьи, детский праздник в торговом центре в среду 3 августа, исчезновение, о котором не сразу сообщили в полицию, отсутствие улик, предположение о бегстве, не слишком большая заинтересованность полицейских в расследовании. Про Коша и его мобильник я не сказал, чтобы не пугать Конни сверх меры.

— Эта история как-то связана с вашим отцом? — спросила она.

Я смотрел на дорогу, не отвечая. Что я мог сказать? Что в семидесятые годы мой отец убил одного ребенка, а теперь, возможно, причастен к исчезновению другого?

— Я знаю лишь то, что Джорджу Денту нельзя доверять, — наконец сказал я.

Конни пожала плечами:

— Как вам угодно.

Мы добрались до Неаполя уже в сумерках. Когда слева и справа от дороги замелькали первые городские дома, мы встретили колонну уборочных грузовиков и мини-тракторов с лопатами, двигающихся в противоположную сторону, по направлению к Майами. По радио между тем сообщили, что очередной шторм принес разрушения. На данный момент ничего серьезного, опасаться урагана оснований нет — поскольку шторм сместился в сторону океана, — однако выбито множество стекол в окнах зданий в Брикелл Кей, а также на побережье. Вслед за этим прозвучал ряд заявлений от кандидатов на пост губернатора, причем каждый счел своим долгом заклеймить ныне действующие власти за их беспомощность и некомпетентность и предложить ряд необходимых, по собственному мнению, мер по ликвидации и предотвращению разрушений.

Я выключил радио.

Зачем моя жена приезжала к Джорджу Денту? Да еще и принимала столько мер предосторожности, чтобы скрыть это от меня? Что же такое важное им надо было сказать друг другу? Чем дольше я об этом думал, тем больше убеждался, что это был не простой визит вежливости. Была какая-то иная причина.

Причина, которая побудила Клэр взять с собой сына и скрыться, чтобы защитить его и себя.

Возможно, эта причина связана с убийством ребенка тридцатилетней давности и с недавним появлением Коша.

У меня снова появилось ощущение, что я анализирую симптомы некой болезни. Нечто постепенно пробуждалось, как ледяные лягушки после зимней спячки. Зло, древнее и могущественное, медленно поднималось из темных глубин на поверхность.

И приближалось ко мне.

 

Глава 30

Джордж Дент слушал удаляющийся шум машины, на которой уезжал его сын. Затем рухнул в кресло.

Он плакал, совершенно не стыдясь слез. Тоска захлестывала его, словно нарастающий прилив, заставляя его содрогаться всеми фибрами своего существа. Он чувствовал себя опустошенным. Полумертвым, как высохшее старое дерево.

Он соскользнул с кресла на пол и, упав на колени, согнулся пополам.

Он, всегда твердый как кремень, рыдал как девчонка.

Он обращался с безмолвной молитвой к фотографиям, покрывавшим стены его «храма», его жалкого убежища, его тюрьмы, которую он соорудил себе сам. В тот самый миг, когда его сын появился на пороге, вся надежность и вся уверенность разом исчезли.

Он называл меня «папа».

Пол был его ребенком. Он ничего не мог с этим поделать.

Плотью от плоти…

Они не виделись и не разговаривали вот уже много лет, но Джордж наизусть помнил его любимые словечки. Его гримасы во сне. Его манеру улыбаться, когда на самом деле ему было грустно. Помнил каждый миг, проведенный рядом с ним, каждую ночь, когда он убаюкивал сына, качая на руках. Помнил, как терял голову из-за самой пустячной детской простуды, как успокаивал сына, когда тот просыпался от кошмара, как обещал, что всегда будет рядом и всегда его защитит от любой опасности…

И конечно, помнил, что нарушил свое обещание.

Полицейские с трудом оторвали от него маленького мальчика, который цеплялся за его ногу, крича и плача, отказываясь смириться с тем, что его отца уводят в тюрьму. Джордж запомнил навсегда, какой взгляд был у сына в тот момент.

В нем читалось абсолютное отчаяние.

Джордж построил себе надежную крепость, чтобы укрыться от этих воспоминаний. Но крепость пала в одну секунду, потому что могущественная, животная привязанность, заложенная в гены человека, приказывает ему защищать своего отпрыска, продолжателя его рода. Эта привязанность, которую Джордж полагал давно исчезнувшей, была жива в нем по-прежнему.

Он убрал «тайзер» в коробку и обхватил голову руками.

У него было ощущение, что он терпит одно поражение за другим и каждая новая партия проиграна уже с самого начала. Он больше не хотел бороться. Чувствовал, что не вынесет этого давления. Он стар, он устал… Хоть бы все это поскорее закончилось…

Он ударил собственного сына электрошокером, разрядом в пятьдесят тысяч вольт, после чего, пока тот был без сознания, тщательно обыскал его, но ничего подозрительного не нашел. У Пола не оказалось ни оружия, ни микрофона, никакого приспособления, которое могло бы причинить вред или нейтрализовать. Значит, он действительно пришел без злого умысла, всего лишь в поисках ответов — как и сказал.

Мог ли Джордж так сильно ошибиться?

Он долго сидел в полном оцепенении, прокручивая в голове этот вопрос. Только с наступлением ночи наконец принял решение.

Он спустился под дом и вошел в клетку с клоунами. Забрал оттуда все, что некогда тщательно спрятал, и с трудом втащил наверх. Потом спустился снова, на этот раз — чтобы взять канистры с бензином. Их содержимым он обильно полил все пространство под домом и лестницу, ведущую наверх. Потом полил фотографии, бюсты Рейгана и Буша, цирковой реквизит, сувениры. Потом перешел в спальню. Когда бензин кончился, он отшвырнул пустые канистры в угол.

Потом сел на кровать и зажег сигарету.

От запаха бензина у него заболела голова. Он вынул из-под подушки конверт, в котором хранились самые ценные фотографии, и разложил их вокруг себя. Он гладил их, как гладят щеку женщины, от которой собираются уйти навсегда.

Джордж все еще плакал.

Потом он взял телефон и набрал номер.

— Пол невиновен, — произнес он без всяких предисловий.

Ответом ему было молчание.

— Невиновен, — повторил он.

Пауза.

— Да. Или же очень хитер. Крайне осторожен. И гораздо более опасен, чем мы могли предположить. Настоящий… монстр.

Молчание сделалось еще более гнетущим.

— Я не могу больше, — сказал Джордж. — Слишком тяжело. Я решил с этим покончить. Единственно возможным образом.

Бензиновые пары щипали глаза. Джордж Дент глубоко затянулся.

Потом объяснил, что именно собирается предпринять.

 

Глава 31

Эдвар вынес мусор, подмел двор и вернулся в свой дом, служивший одновременно офисом.

Через пять минут должна была начаться очередная серия «Побега из тюрьмы».

Эдвар удовлетворенно вздохнул и начал готовить себе ужин на скорую руку. Он намазал хлеб шоколадной пастой и уже хотел было добавить сверху щедрую порцию арахисового масла, как вдруг зазвонил телефон. Эдвар проигнорировал звонок и уселся перед телевизором с подносом на коленях.

Телефон, однако, не умолкал.

О, черт, от этого дребезжания сбеситься можно!..

Эдвар осторожно переместил поднос на подлокотник кресла, поднялся и раздраженно схватил трубку.

— Чего вы хотите, Джордж? — спросил он, взглянув на номер, высветившийся на определителе.

— Подойдите к окну, Эдвар, чтобы я мог вас видеть.

Так они обычно и общались — это была одна из старческих причуд бывшего циркача. Джордж выходил на террасу своего дома и в ходе телефонного разговора сопровождал каждую фразу, произносимую в трубку, энергичными жестами. По идее, для этого совершенно не нужен был телефон, хватило бы и портативной радиостанции. Но старый чудак, тем не менее, держал у себя телефон (за который нужно было платить отдельно).

— Если вы опять насчет ворон, я ничего не могу сделать, — на всякий случай предупредил Эдвар. — Эти твари плодятся, как тараканы! Может, вы лучше как-нибудь почините свою москитную сетку? Вы, кстати, мне еще не заплатили за тех ворон, которых я убил недавно. И за жилье не платите уже полгода!

— Нет, я не насчет ворон.

Голос старика был печальным. Эдвар бросил взгляд на экран — сериал уже начался.

— Ну, выкладывайте, чего там у вас, — нетерпеливо сказал он.

— Я украл ваши канистры с бензином.

— Что?

— И я больше не буду платить вам за жилье. Заодно уж скажу, что дерете вы за него втридорога.

— Вы там что, рехнулись?!

— Посмотрите-ка на меня! Быстро!

Джордж стоял на террасе, едва видимый в сумерках. Он махал рукой, как мог бы махать своему тюремщику заключенный, за которым неожиданно прилетел вертолет и подхватил его с крыши тюрьмы.

— Я сваливаю! — закричал он.

— Ага, разбежался, старый хрыч!..

— К черту вас, Эдвар!

— Эй, слушайте, вы мне должны…

Взрывная волна разбила окно и опрокинула Эдвара на пол. Осколки стекла разлетелись по комнате, срывая с потолка липучки для мух. Рекламные буклеты в один миг смело со стойки. Некоторые вспыхнули.

Эдвар с воплем бросился наружу. Пока он тушил пламя охапками мха, в темное небо поднимался гигантский огненный столб, окутанный длинными синими языками. На землю метеоритным дождем падали горящие обломки. Сотни фотографий порхали среди деревьев, словно гигантские ночные бабочки.

Джордж Дент, его коллекция фотографий, его просроченные счета и весь его дом номер 3 исчезли с лица земли. Что ж, может, оно и к лучшему…