Насколько холодной может быть война России с Западом

До чего может дойти противостояние России с Западом? Есть ли такой рубеж, на котором обе стороны остановятся, чтобы начать с чистого листа? В том, что такое противостояние идет по нарастающей, мало сомнений. «Холодная война-2» если уже не началась, то где-то за углом. Ответов на поставленные вопросы, кажется, нет ни на Западе, ни в Кремле. Как пойдет. Куда кривая вывезет. Никто не задумывается, каким будет мир, скажем, к середине 20-х годов, и не строит каждодневную политику в соответствии с долгосрочной стратегией. Однако объективно есть определенные границы, за которыми такое противостояние приобретет опасные черты.

Взять ту же Украину. Мне кажется, чиновники Евросоюза сильно недооценивают решимость Кремля и лично российского президента противодействовать так называемой евроинтеграции. Разговоры с обеих сторон по поводу того, что это, мол, суверенный выбор украинского народа, не должны вводить в заблуждение. Еврочиновники сколь угодно могут возмущаться «шантажом» Путиным бедного Януковича, но когда сами они, а также представитель Госдепартамента США Виктория Нуланд появляются на Майдане, весело общаясь с митингующими (а Нуланд также раздает еще и пирожки ОМОНу), то для правящей номенклатуры в Москве это лишь очередное подтверждение того, что «все это проплачено», а также «направлено против России».

Российский правящий класс исходит из того, что ничего в мире не происходит просто так, а по большей части направлено против нас.

Была бы нужна «евроинтеграция» Украины, не будь к востоку от нее такого соседа, какой имеется, да еще во главе с таким президентом? Кто возьмет на себя смелость ответить на этот вопрос отрицательно?

Между тем вслед за «евроинтеграцией», согласно господствующим в Кремле представлениям (даже не господствующим – иных там просто нет), замаячит НАТО. С танками и ракетами под Белгородом и Курском, а также элементами глобальной противоракетной обороны. В уверения насчет ее «ненаправленности» против России в Кремле не верит даже последняя секретарша.

«Потеря Украины» – а именно так воспринимается ее «бегство» на Запад, что в виде ассоциации с ЕС, что в любой иной форме, – воспринимается правящим в России классом как экзистенциальная угроза для страны. Именно так, не меньше. То есть такая угроза, каковой нужно противостоять всеми доступными средствами. Если все иные исчерпаны, в самом крайнем случае, то и военными.

Русский правящий класс вообще привык оценивать окружающий мир в системе координат угроз – больших и малых, – а не возможностей.

Можно это объяснять всякими постимперскими комплексами, и такие рассуждения будут очень хороши для всевозможных семинаров, проводимых в уютных бизнес-центрах пятизвездных отелей. Но в свое время, когда расширение НАТО на восток за счет, в частности, Грузии и той же Украины было воспринято Кремлем как именно недопустимая угроза, мало кто на Западе всерьез ожидал, что Москва с такой легкостью вступит в военные действия. Более того, она была готова на марш-бросок на Тбилиси. При том что отношения между Россией и Западом в 2008 году были лучше, чем сейчас. И в Москве сидел какой-никакой, но все же другой президент.

Отдают ли себе отчет в этом евробюрократы в Брюсселе, когда говорят, что им не о чем говорить с Москвой об Украине в трехстороннем формате, потому что эра колониализма прошла, а признавать «особую зону интересов Москвы» они не желают? Слова, конечно, правильные и вполне сгодятся для той счастливой поры, когда, согласно заветам Михаила Горбачева, на всей земле настанет эра нового политического мышления. Но эра эта не настала даже в отдаленном приближении. И разве сами еврокомиссары не рассматривают (хотя не признаются в этом) «украинский гамбит» как часть большой игры именно против Москвы? К которой, конечно, не сводится вся украинская политика Брюсселя, но каковой аспект там все же присутствует, прежде всего благодаря восточноевропейским бывшим нашим братьям по Варшавскому договору.

Путин, конечно, далеко не самый любимый Западом политик, как и возглавляемый им режим не является воплощением тех ценностей, на которых покоится евроатлантическая цивилизация. Тем более что российский президент неустанно в последнее время говорит (в отличие от начала 2000-х), что у нас, мол, ценности свои – и совсем даже другие, а ваших нам не надобно вовсе.

Забавно, кстати, как нынешние обличения «бесполой толерантности» аукаются с обличениями «безродного космополитизма» в начале 1950-х.

Значит ли это, что нынешнюю путинскую Россию надо целенаправленно троллить, выдавливая в то пространство, где обитают всяческие «государства-изгои»? Во всяком случае, об этом думают многие в российском правящем классе. Будучи уже болезненно готовыми находить тому подтверждение и в том, что этому объективно хоть как-то может соответствовать, и в том, что этому может соответствовать лишь в больном, параноидальном воображении. Для многих есть ответ на этот вопрос: это нынешняя Россия сама себя туда выдавливает. Однако когда вполне официальные чиновники того же ЕС призывают, скажем, к бойкоту Олимпиады в Сочи, так и хочется спросить: а что, Москва опять ввела войска в Афганистан?

Да, по части борьбы с общепринятыми в мире правилами поведения (в экономике, в области права, в гуманитарной области) силами нынешней правящей бюрократии мы сами, что называется, куем свое счастье образца полувековой давности, а по иным параметрам так и вовсе беря за пример наше родное Средневековье. Но в данном случае вопрос не об этом. Вопрос в том, что будет, когда Россия наконец на радость ее ненавистникам на Западе и благодаря неустанным усилиям отечественных клептократических мракобесов там окажется. С ней, маргинализированной, загнанной в угол, и будет идеал нового мироустройства?

К тому же, как наглядно демонстрируется, быть государством-изгоем не такая уж ужасная участь. Вот, к примеру, Иран. Грозится уничтожить Израиль, по-прежнему признает США исчадием ада на земле и вообще строгает потихонечку ядерную бомбу. Понятное дело, в ответ санкции. Но $69 млрд от нефтеэкспорта страна все-таки зарабатывает.

И это все же не война, потому как есть понятие недопустимого ущерба и порог этого ущерба для погрязшей в «бесполой толерантности» и потребительской неге западной цивилизации все ниже. Куда как ниже, чем в 1947 году, в пору Берлинского кризиса. Ниже, чем в 1962-м в пору кризиса Карибского. Мол, Путин – злой и ужасный, посадил Pussy Riot, не любит геев (поручик Ржевский, молчать про то, кто у нас в «тусовке» кто и в каком количестве!), с ним все понятно. Но на контрасте можно оценить, происходят какие-то непонятные восторги по поводу нового иранского президента Рухани. Ах, он улыбнулся. Ах, он созвонился с Обамой и не повторяет каждый день, что Холокоста не было, в отличие от Ахмадинежада. Ах, он готов обсуждать ядерную программу. Под ни к чему не обязывающие улыбки, обнимания госсекретаря Керри с имеющим блестящее западное образование и манеры главой МИД Ирана, под наивные надежды на «новое мышление» у персидских «изгоев» за Тегераном в Женеве, на минуточку, признано право, если кто не заметил, на собственную ядерную программу.

Получается, чем «хуже себя ведешь», тем радостнее с тобой договариваются, едва только начнешь намекать, что встанешь на путь исправления. Как-нибудь и потом.

С северокорейским «плохишом-параноиком» вообще носятся как с писаной торбой. Пакистан может делать все, что угодно, лишь бы держали от талибов подальше ядерное оружие. Индия, эта восхитительная молодая растущая демократия, вольна в уголовном порядке запретить гомосексуализм (на днях Верховный суд так и сделал) – это даже не станет хедлайном новостей. Плохая, однако, в мировом контексте мотивация получается.

Президент Путин, конечно, еще не знает, как далеко он готов зайти в противостоянии с Западом. Но логика его действий показывает, что он, будучи глубоко разочарованным в этом Западе (относительно того, как он представлял сотрудничество с ним, скажем, году этак в 2001-м, в начале сентября), познав на себе всю прелесть лицемерных двойных стандартов, к этому противостоянию готовится. Длительному и нарастающему.

Отсюда политика «суверенизации» элиты. Мы через некоторое время сможем обнаружить, что в нынешнем году мы были лишь в начале этого пути, нюхая цветочки. Подадут и ягодки. «Суверенизация», она же «православный талибан», затронет не только элиту, но и широкие народные массы. И будет проявляться во все большем числе сфер жизни – политической и экономической, просто бытовой. Все сильнее с каждым годом будет чувствовать на себе обыватель давление новых «духовных скреп»: милоновщина окончательно станет мейнстримом.

Отсюда же пристальное внимание к перевооружению армии. Никто не перевооружает армию лишь ради создания рабочих мест и новых технологий. Ее всегда готовят к войне.

Даже про иностранные инвестиции в путинском послании-2013 не сказано ни слова. Наоборот, сказано про возврат капиталов в страну. Все большее число компонентов политики опоры на собственные силы налицо. Все выше контрпропагандистские редуты, выстраиваемые на западном фронте. Они пройдут в виде Firewall и через весь русский Интернет.

Многие ответственные за проведение политики в отношении России (и Украины, и вообще постсоветского пространства) исходят из того, что Россия слаба, что многие ее экономические интересы, интересы ее правящей бюрократии находятся в странах «потенциального соперника». И именно поэтому в определенный момент Кремль дрогнет, проглотит свое очередное поражение, утрется в унижении и смирится с новой ролью, отползая все дальше от Европы и «европейскости» на восток. В буквальном и переносном смысле – «отползая». Аргументами в пользу таких суждений служат рациональные экономические выкладки и расчеты, сопоставление технологических возможностей. Но что если рационализм в данном случае окажется неверным подсказчиком и эти люди ошибаются?

2013 г.

 

Русский маккартизм. О времени охотников на ведьм

В списке сенатора Джозефа Маккарти было 205 человек. В феврале 1950 года он объявил их членами компартии, замеченными в антиамериканской деятельности. Не все из них были коммунистами. Там еще были алкоголики, гомосексуалисты и просто те, кто «не как все». Но для нагнетания общенациональной истерии комиссия Маккарти сгодилась, у него нашлась масса последователей на местах. Лишь когда он решил изучить, как обстоят дела с благонадежностью в армии, президент Эйзенхауэр понял, что с заигравшимся сенатором пора кончать. Его отправили в политическое небытие, где он скончался от цирроза печени, ибо поддержание экзальтированного патриотизма обычно требует обильных возлияний.

Наверняка и у нас процесс сползания в противостояние с Западом породит своих «сенаторов Маккарти».

Они могут воспринять прозвучавшую сверху констатацию наличия у нас «пятой колонны» как команду «фас». Пока, правда, в рядах «пятой колонны» с личным составом негусто, к тому же не вполне ясно, в каких единицах измерять «национал-предательство». В «шендеровичах» или в «навальных». И как карать? Изгнанием с работы (особенно если она преподавательская или госслужба), запретом на выступления (если артист) или на постановку пьес или сразу отправкой за 101-й километр? Тут многое не устоялось. Но от желающих внести свирепые коррективы за своим авторством в поведение расслабившегося в неге потребительства обывателя и в Думе, и в Совфере уже отбоя нет. Лезут, нетерпеливо тянут руку с места, как выслуживающиеся перед учителем школьники: а я, а я, дайте мне сказать, я вон что придумал (еще вчера это казалось полным бредом, а сегодня вполне себе законодательная инициатива).

В тесте на благонадежность непременно должно присутствовать именно что заполошное антизападничество. Приверженцы «взвешенной позиции» становятся априори подозрительными типами. В любви к официозу и непоколебимому в безошибочности курсу нужно признаваться громко, четко, с горящим взглядом. Не боясь показаться ополоумевшим мракобесом. Важно не содержание – оно может быть любой степени бредовости. Важно тщание.

На недавней встрече президента с сенаторами прозвучала богатая в этом плане мысль: выявить носителей двойного гражданства, а для укрывающих ввести уголовную ответственность.

Объективно говоря, в самой идее выявлять двойных граждан нет ничего дурного. Любая страна не прочь знать, кто есть who. Однако ретивость в изобретении наказания, проявленная одним из сенаторов, известным в том числе немалыми богатствами и забугорной недвижимостью, кажется, несколько смутила самого президента. Путин, лишний раз подтверждая тезис об «императоре как самом большом европейце в России», призвал не горячиться, повторив при этом все нужные слова о недопустимости ущемления прав и свобод граждан.

Однако поскольку за ущемление прав граждан у нас, как известно, карают куда мягче (а чаще всего лишь журят), чем за проявление либерализма и политической мягкотелости, то усердие по поиску врагов и национал-предателей будет усиливаться теперь на разных уровнях власти и в разных сферах жизни.

Все это мы уже проходили. Миллионы доносов на соседей в 1930-х. Увлеченную борьбу с космополитизмом в 1950-х. Задорное комсомольское стукачество в 1970-х… Файл доносительства зашит глубоко в подкорке, и теперь, словно по команде «разархивировать», он совершит новое перевоплощение, выполняя уловленную сверху команду». exe».

Вышеупомянутый сенатор зря старается бежать впереди разгоняющегося паровоза. Его же и задавят в числе первых. Владение зарубежной недвижимостью пока действительно не запрещено законом (только счета), но одному сибирскому губернатору уже намекнули со Старой площади: ты, дружок, не мотался бы все время в Ниццу, а построил бы себе скромный дачный домик на Енисее да там бы и отдыхал. Так что честно задекларированная швейцарская сенаторская «халупка» вскорости может стать признаком уже его неблагонадежности. Таким, как он, придется откупаться показательными, даже если и убыточными, инвестициями в крымскую экономику. На первых порах поможет. Потом уже и это не спасет, потому как подрастут молодые и голодные патриоты, которым придется уступить место. И хорошо, если без посредничества следователей.

В этой паранойе, над которой во всех деталях уже никакой Путин не властен, можно далеко зайти. Уже начинают, говорят, на собеседовании при приеме на работу в места повышенной идеологической опасности спрашивать об отношении насчет присоединения Крыма. Вопросы о втором гражданстве пока лишь по чистому недоразумению отсутствуют во всех анкетах. По аналогии с ранее там неизменно пребывавшими пунктами «Были ли вы или ваши родственники на оккупированной территории во время войны?» и «Имеются ли родственники за границей?».

Руки-то помнят, как говорится!

Ну а далее – везде. Пересадка чиновников на отечественные авто (благо пока еще тут собирают некоторые иномарки, они считаются отечественными) и на работу с отечественным же только софтом. Квотирование показа иностранных фильмов – пока 50 %, а там как пойдет. В рамках проявления радения о нравственности, надо полагать, руководители телеканалов и сами сориентируются и начнут крутить скоро уже только одну отечественную нескончаемую мыльную оперу. По крайней мере, два из трех ведущих федеральных каналов, по моему наблюдению, уже практически полностью исключили из сетки голливудский ширпотреб.

Уже понятно направление закручивания гаек в Интернете, как и в сфере общественных дискуссий и акций. Любая публичная акция будет проверяться на соответствие текущему моменту: не маячит ли за требованием остановить, например, экологически вредное производство в какой-нибудь Тмутаракани мрачная тень госпожи Виктории Нуланд с печеньками. Не подрывает ли в угоду агрессивному блоку НАТО критика проворовавшихся губернатора Пупкина или начальника ДЭЗа Мупкина стратегическую безопасность страны.

Знание иностранных языков, как и всякие размышления в духе «с одной стороны, с другой стороны» (мол, вопрос неоднозначный), начнут считаться подозрительным умничанием. За постановку не того и не там «лайка» в соцсетях, равно как и за список «неправильных френдов», может сначала последовать выговор начальника, а потом и увольнение. Контакты с иностранцами, особенно по научной линии, потребуют для начала непременного отчета перед Первым отделом, а потом предварительного разрешения. Отдых за границей (может, уже и скоро) станет подозрительным поступком. Вопрос «Что это вы, Михал Иваныч, разъездились по Европам?» – поначалу зазвучит шутливо, а потом с металлом в голосе. Если сегодня сотрудникам спецслужб не разрешено ездить на отдых (то есть не в командировку) даже в Турцию и Египет, то почему всем остальным еще можно? Это недоработка. Такая же, как и наличие у граждан валютных счетов. Зачем вам долларовый счет, гражданин? Вы тем самым поддерживаете Америку. Заодно забудьте и об иностранном образовании. Только на стажировку от «лесной школы КГБ».

Обстановка ура-патриотического угара – звездный час для бездарей и профессиональных посредственностей. Некомпетентность можно с лихвой компенсировать громкими воплями по поводу собственной правильной позиции в борьбе со всемирным американским антирусским заговором. И под это делать карьеру, получать финансирование и должности.

Впрочем, даже самые сильные исторические драмы всегда повторяются в виде фарса. Вернуться в 1937 год и даже в 1953-й не удастся, как бы то кому ни грезилось.

Время людей типа Лидии Тимашук (закоперщица известного дела врачей) ушло. И не только потому, что «буржуазные спецы» сейчас нужны дальше больше, чем в первые годы советской власти. И не только потому, что для всякой вопиющей, прикрывающейся квасным патриотизмом профессиональной безграмотности в наше время куда большая цена расплаты.

А еще и потому, что для полного возвращения в дремучий тоталитаризм не хватает одной, может, кому-то кажущейся несущественной, но важной составляющей. Идеологии. Которая не сводится к идее вернуть Крым, при том что это воспринимается подавляющим большинством как восстановление исторической справедливости (согласен в этом с подавляющим большинством, но при этом надо отдельно здраво обсуждать и цену такого решения и думать, как трезво, а не истерично ответить на этот вызов, не превращаясь в русский «Талибан» и не тратя время и силы на охоту на ведьм), или сделать козью морду Америке.

Тот же маккартизм преследовал «антиамериканскую деятельность» – в противовес американской, базировавшейся на определенных нравственных ценностях и общенациональной мечте. Нынешнее руководство России, мне кажется, не даст разгуляться русскому маккартизму до тех пор, пока не увидит за ним такую большую идею, которая оправдала бы масштабную борьбу с инакомыслием и которую оно смогло бы само оседлать. Одного антиамериканизма мало. Назло нельзя ничего построить. Можно только ломать и портить. Начать натравливать одни категории населения на другие (бедных на богатых, гопоту на номенклатуру) – это все равно что поджигать фитиль на бочке с порохом, на которой сидишь.

Братский соседний народ показал, к чему ведет ничем не обузданная постсоветская народная креативная сила – к Майдану и махновщине на улицах. И поэтому президенту Путину на самом деле не нужны раздухарившиеся русские сенаторы Маккарти, намеревающиеся составлять списки национал-предателей. Не говоря уже о том, что стране в целом не нужен такой правящий класс, который способен лишь придумывать законодательные глупости и призывать к охоте на ведьм, вместо того чтобы развивать страну, отвечая на внешние и внутренние вызовы.

Не надо стараться быть правее папы Римского. Папа этого не позволит. Путин не отдаст никому и намека на инициативу в столь деликатном вопросе: кого надо, он сам внесет в список, кого надо, сам же и вынесет. И чем больше будет перед ним выскакивать суетливых услужников, изображающих из себя правящий класс, тем презрительнее будет взгляд, которым он их удостоит.

2014 г.

 

Железный занавес в головах

Украинский кризис далек от разрешения. Возможно, и от своего пика. Его проявления подчас столь дики, что, кажется, назавтра этот дурной сон кончится и все пойдет как раньше.

Увы, как раньше уже не будет.

Отношения с Западом постсоветского формата рухнули. Эти отношения, на мой взгляд, невосстановимы, пока не сменится поколение правящих политиков там и у нас. Мы отшатнулись друг от друга. В ужасе, от обиды, в раздражении. Какая теперь разница? Общение все больше сводится к информационной войне. И санкциям.

Сколь болезненной может стать изоляция России?

Она не сведется к спискам отдельных лиц и компаний. Это всего лишь послание: «Мы вас хотим превратить в изгоев». Сигнал в той или иной степени подхватят политические и бизнес-элиты, творческие и научные сообщества, он проявится и на низовом уровне. Не то чтобы это конец света, просто надо быть готовыми. Косвенные и необъявленные последствия, проявляющиеся неожиданно, могут быть масштабными, они трудно поддаются учету и приспособлению.

Сегодня пытаются просчитать, во что обойдется, скажем, переориентация (которая в полном объеме все равно невозможна) торговли энергоносителями с Европы на восток, финансовая удавка дяди Сэма на российской банковской системе, ограничение возможностей кредитования компаний, перекрытие доступа к новым технологиям, сокращение и удорожание импорта, от производственного (который относительно невелик, но важен) до бытового-потребительского (который в разы больше производственного) и продовольственного. Причем даже самые большие алармисты-пессимисты, рассуждая о максимально возможных в наше взаимозависимое время санкциях, признают, что страну они ни в одночасье, ни в более длительной перспективе не убьют.

Просто это станет переходом в некое новое состояние.

Механическое перенесение условий советского времени на нынешнее невозможно, хотя советские образы, ценности и модели доминируют в мировоззрении ныне правящих творцов новой реальности. Эти люди не будут реставрировать «совок», но будут поступать в соответствии с советскими представлениями о прекрасном. Как на Западе многие политики, словно старая боевая лошадь, почуяли в новом противостоянии с Москвой привычный бой барабанов (не надо больше притворяться, что веришь, что русские – это, как все, «общеевропейцы»), так и у нас повылезали из всех углов политруки недовоеванной «холодной войны». Такое состояние привычно. Как привычен по большому счету и сам изоляционизм.

Обрушат ли Visa и MasterCard карточные платежи? Из всех держателей пластика в России подавляющее большинство это обладатели зарплатных карт, из них более 80 % используют их лишь для снятия денег из банкомата. Так, в четвертом квартале 2013 года при общем числе карт на руках около 216 млн с их помощью было снято из банкоматов 5,8 трлн руб. (843 млн операций), а для оплаты покупок и услуг использовано 1, 5 трлн (1,27 трлн операций).

Из 15–17 % имеющих загранпаспорт более трех четвертей ездят в Турцию, Египет, Таиланд и пр. Хотя с Европой у россиян в год около 50 млн пересечений границы на выезд, это в основном одни и те же люди – не более 3–5 % населения. Около 80 % вообще не выезжало никогда за пределы СНГ. Если в ЕС у кого-то и были мысли насчет пользы безвизового режима с Россией в том смысле, что это может поменять ментальность на более дружелюбную по отношению к Европе (хотя ход переговоров Брюсселя на эту тему «до Крыма» не дает такой уверенности), то теперь этого не случится. «Их опыт» теперь станет еще более «нам не указ».

Кто-то возразит: вон и в Америке подавляющее большинство никуда из страны не выезжает. Добавлю: там даже в конгрессе полно людей, не имеющих паспорта для загранпоездок. Ну так и результат налицо: внешняя политика США характерна нежеланием влезать в тонкости глубокого мира туземцев по всему миру. Вот и на той же Украине.

Эпоха нового изоляционизма будет отличной от советской и тем, что тогда было соревнование двух систем. Мы же ощетинились лозунгом «Россия – не Европа!». Но на одном отрицании систему ценностей не построишь. Краткосрочное узнавание Запада, который иным казался филиалом рая, действительно привело к разочарованию даже многих тех, кто там побывал и узнал, как это работает. Сложно. По некомфортным нам законам. И жизнь там сложна, под нее не всякий подстроится. Чего туда, собственно, ездить? Напрягаться, беря в голову их условности. Говорить на иностранном языке (таковыми у нас владеют на уровне связной речи не более 3–5 % населения).

Как говорится, путешествия делают умного умнее, а невежду глупее и невежественнее.

Вот запретили выезд за границу силовикам. По вздорному предлогу (мол, выдадут треклятой Америке, как будто все они чем-то ей насолили). Вместе с семьями это не менее 5 млн человек. Кто-то квакнул?

Русский человек никогда не был гражданином мира. Взращенная со времен Петра проевропейская тонкая прослойка была смыта кровью революции. Начавшаяся было в конце ХIХ – начале ХХ века интеграция в европейское общество широких разночинных слоев была оборвана. Малоизвестно, к примеру, что число русских граждан, учившихся на разных инженерных, педагогических и прочих прикладных, а также гуманитарных специальностях в начале ХХ века в ведущих университетах Европы, порой достигало 40 % (как в Бельгии, например) студентов. Российская империя той поры была на пороге окончательного и бесповоротного разрыва со своим казавшимся вечным статусом задворок Европы, разрыва с вековым провинциализмом. Большевики попытались тоже это сделать по-своему. Но с мировой революцией не срослось, а послевоенная мировая соцсистема сочеталась с изоляцией населения СССР от внешнего мира.

Те, кто пугает «железным занавесом», не тем пугают. Он уже давно построен. В головах. Он прочнее и выше, чем любая Берлинская стена.

Сегодня любую информацию можно найти. Но желания искать, сопоставлять и самостоятельно анализировать нет. К тому же власти предпринимают стремительные усилия по строительству общенационального файервола, ставя цель по максимуму изолировать рунет от «тлетворного влияния». Не знаю, сколь верны алармистские прогнозы насчет закрытия фейсбуков, твиттеров и гуглов уже в этом году. Формально законодательство это позволяет. И опять никто или почти никто не квакнет.

Хотя меры эти на самом деле чрезмерны. Нынешнее антизападничество и антиамериканизм, равно как и почти единодушная поддержка возвращения Крыма, возникли именно в самой свободной за всю историю России информсреде, где при желании можно найти альтернативу официозу. Выстраивая же файервол, власть создаст как минимум эффект запретного плода. И ввяжется в технологическую гонку, которую все равно в итоге проиграет.

Предлагаемая информсреда для подавляющего патерналистского большинства комфортна. Как комфортен нарастающий общий провинциализм общественной жизни. Так спокойнее.

Некомфортно – иное мнение, нарушающее сложившуюся, упрощенную, провинциальную картину мира. И потому оно воспринимается все более враждебно. Тяга к самоизоляции, окукливанию становится естественной. Не пощупав технологические вызовы, которые делают нас отставшими навсегда, не окунаясь хотя бы на время в повседневность, построенную на иных принципах отношений власти и населения, самоизоляционисты спасительно избегают искушений и комплексов неполноценности. Эта реакция инфантильна, но она работает.

Выездные визы, как в Туркмении, и не нужны. Отрезание от мировой финансовой системы, ужесточение валютных правил (ухудшение экономической ситуации сделает это неизбежным), комплекс административных рычагов (не только к силовикам, но и к студентам, призывникам, ученым, работникам госпредприятий и т. д.), воздействие пропаганды насчет враждебного окружения, куда лучше не соваться, внутренний ментальный «железный занавес» всемирного провинциала – все это сделает изоляцию гораздо более глубокой по сути, хотя внешне и не такой жесткой, как в советское время.

К тому же отток тех, кого тут что-то не устраивает, – это предохранительный клапан. Пусть лучше валят, чем тут мутить.

Но побег из системы станет все более затруднительным в силу растущего образовательного, технологического, информационного, культурного отрыва. Все это, прежде всего деградация образования (его провинциализация), утрата технологических компетенций, делает не только страну, но и ее граждан неконкурентоспобными в мире. И невостребованными. Конечно, это пока сильное преувеличение, но представьте себе евроинтеграцию северокорейца.

Советская система тратила колоссальные средства, чтобы оградить людей от «тлетворного влияния». Глушили «голоса», запрещали и резали фильмы, книги и журналы запирали в спецхранах. Апологеты «шарашек» горды: зато удалось создать ядерную бомбу и запустить спутник. Но умалчивают, что на тот момент еще не прервалась научная преемственность с имперской Россией: во многом все эти открытия и ученые выросли на фундаменте старой школы, их всех учили старые учителя.

И вот иной пример. Когда рухнул СССР, новую экономику стали строить те, кто до этого издавал журналы типа «Проблемы мира и социализма» и «Коммунист». Эти люди были выключены из мировой системы экономических и общественных знаний.

Наши идейные метания и дискуссии о путях строительства новой жизни были, как сейчас ясно, детскими диспутами невежд. Отсюда – колоссальное число ошибок.

В силу некомпетентности как продукта изоляции советской системы. Ее зашоренности, догматизма, косности, господства менталитета несвободы – «как-бы-чего-не-вышло».

Итог новой изоляции будет таким же. Система, ограниченная в общении с внешним миром, упивающаяся своим неизбывно уникальным провинциализмом, лишенная конкуренции идей, информации, выключенная из технологического и научного обменов, из потоков знаний о новых формах общественного взаимодействия, обречена. Но до последнего момента подавляющее большинство ее обитателей будут пребывать в счастливом (именно!) неведении о том, что на самом деле происходит и к чему идет. Сколько мы готовы заплатить за такое счастье? В сущности, это ведь недорого.

2014 г.

 

Можно ли прожить на одном антиамериканизме

В выступлении в Сочи Владимир Путин легко и непринужденно дезавуировал тезис «Есть Путин – есть Россия, нет Путина – нет России», вброшенный одним из его подчиненных. Еще раз показав, что именно президент остается «главным европейцем» вопреки желаниям вельмож втянуть его в азиатчину восточной деспотии.

Лозунг этот, несмотря на его уязвимость для игры слов на тему, чего без кого не будет, не тянет на роль краеугольного камня целостной идеологии. Хотя, разумеется, скорые на перо мыслители тотчас принялись обсасывать его так и сяк, возгоняя из фразы глубинный тектонический смысл.

Стоило бы президенту мигнуть, его культ личности сгородили бы в одночасье, не поморщившись, с уверенным долдонистым выражением лиц. Но он не мигает, оставляя без заказа сонм пропагандистов. Он вообще не по этой части. Сложные идеологические конструкции ему неинтересны. Зато формулу цены на газ для Украины он вам легко по памяти разложит на составляющие до цента.

В трехчасовой речи народу и миру, прежде всего миру, предстал прагматик в духе realpolitik, неколебимый в своей правоте (что очень важно для политика и является решающей составляющей его популярности и силы) и оттого чувствующий себя смертельно обиженным, даже преданным Западом, прежде всего Америкой с ее лживостью и двойными стандартами.

Мы хотели как лучше, но вы потопили наши добрые помыслы и порывы в потоке лицемерия, лжи, имперского высокомерия и нежелания учитывать ничьи интересы, кроме собственных. К тому же наворотили ошибок по всему миру, от Ливии до Ирака и Украины.

Однако при всей правомерности подобных претензий не уверен, что даже в зале, где собрались члены клуба «Валдай», те, кто в наибольшей степени в западном экспертном сообществе разбирается в загадочных девиациях непознаваемой русской политической души, нашлись люди, полностью согласившиеся с путинскими тезисами.

Российский правящий класс, ориентируясь на президента, окончательно переехал в мир иных смыслов, ценностей и принципов. Дело даже не в том, какой из двух миров – наш или западный – более «правильный», а в том, что они категорически разошлись, не понимают друг друга и не слышат.

И это главный фактор, который будет формировать на неопределенно продолжительное будущее не только внешнеполитическое поведение России, четко выраженное путинской формулой насчет медведя, которому вашингтонский Юпитер не указ, но и внутриполитические расклады.

Жесткой антиамериканской речью президента, которую можно сравнить хоть с Мюнхеном-2007, хоть с Фултоном-1946, расставлены ориентиры. Достаточно ли их будет не только для формирования, скажем, некоего нового, целостного понимания патриотизма, но и для формирования того образа будущего, который наконец наполнит ценностным смыслом общественно-политическую жизнь в стране, ощерившейся по отношению к двуличному и подлому Западу?

Realpolitik, хотя и кажется «нашим западным друзьям и партнерам» реакционной архаикой, вполне может являть собой целостную модель поведения, многочисленные конфронтационные проявления которой мы увидим в ближайшие годы (тут никакой обратимости не предвидится).

Но обычно внешняя политика суть продолжение внутренней. У нас, похоже, наоборот: внутриполитические действия являются реакцией на действия внешнего, ближнего и дальнего, окружения.

Даже «закон Димы Яковлева» в свое время родился не сам по себе, из любви к сироткам, а как реакция на «акт Магнитского».

Жесткий антиамериканизм, как показали последние публичные высказывания ведущих представителей российского политического класса, превратился в дежурную часть политической риторики. Наряду с заклинаниями в адрес «укро-бандеро-фашистов» он может претендовать на то, чтобы стать тестом на патриотизм. Однако это не может восполнить идеологическую дыру по части формирования позитивного образа будущего.

Смыслом существования страны, претендующей на уважение и величие, не может быть даже самая неустанная работа назло дяде Сэму и уж тем более борьба с какой-то жалкой «киевской хунтой».

В значительной мере ею может быть борьба за интересы Новороссии, за чем угадываются широкие контуры борьбы за интересы Русского мира, но и в этом случае требуется масштабная работа по наполнению соответствующим смыслом внутренней общественной жизни в стране.

Поскольку Русский мир – это прежде всего сама Россия. Ее люди, их благополучие, их права, качество их жизни и справедливость в отношении их, а уже потом – Новороссия. И уж тем более эта Русская Идея не может сводиться лишь к выявлению «иностранных агентов», лиц с двойным гражданством, пятой и шестой колонн.

Речь о том, ни больше ни меньше, чтобы сформулировать посткоммунистическую Русскую Мечту, если уж противопоставлять ее Американской, не впадая при этом в оголтелый и примитивный черносотенный шовинизм (опасность последнего президент вполне понимает).

Когда Сталин изобличал «югославских фашистов» Иосипа Броз Тито, а дорогой Леонид Ильич критиковал американский империализм, выступая с многочисленными миролюбивыми инициативами, адресованными «прогрессивной части человечества» (которую и сейчас пытаются вычленить, тут ничего нового нет), то это было встроено в законченную систему идеологии. Ее неотъемлемой частью являлся и образ будущего (коммунистического счастья, поры всеобщего равенства, братства и любви). В соответствии с ним выстраивали систему общественной этики, модели личностного поведения, ведущие к карьерному росту и общественному успеху.

Сегодняшние попытки заменить самостоятельно формулируемый образ будущего отдельными культурологическими заимствованиями из советской цивилизационной модели лишь оттеняют идейную убогость нынешних идеологических творцов. Все заполонила беспринципная конъюнктурная публицистика, примитивная телепропаганда и распространение дремучих мифов про то, как нас мечтают поработить и поставить на колени, захватив недра, земли, воду и воздух.

Это не образ будущего. Это страшилка, позаимствованная из пыльного прошлого, не несущая никакого конструктивного начала.

Идя вперед с постоянно повернутой назад головой, мы словно заблудились во времени, сорвав резьбу на одной из его спиралей. Мир действительно изменился. И хотя его неотъемлемой частью, увы, являются военные конфликты и соперничества, которые внешне действительно в чем-то похожи и на времена холодной войны, и на времена господства той самой realpolitik, появилось множество таких общецивилизационных вызовов, которые во многом выхолащивают из этих противостояний прежний привычный смысл. Все вроде так, да не так. Даже с поправкой на общепризнанные «новые угрозы» в виде терроризма, глобального потепления и всяких лихорадок Эбола.

Меняется само содержание национального суверенитета.

Новейшие информационные технологии вносят революционные и пока еще не вполне осмысленные человечеством изменения как в общественные процессы, во взаимодействие между индивидом и государством, так и в отношения между странами. Взрывное развитие биотехнологий, «синтетической биологии», дающей возможности создавать «из компьютера» новые биологические формы, требует адекватных философских, этических прорывов в осмыслении этих процессов. Возможно, мир стоит на пороге открытий, которые по-новому заставят отнестись и к продолжительности человеческой жизни, и к отношениям между поколениями, и к их роли в разных сферах экономики, и к такому кризису «ячейки общества» в форме традиционной семьи, по сравнению к которым нынешние баталии на тему однополых браков покажутся пустыми препирательствами.

Масштабная автоматизация и компьютеризация производств могут привести к высвобождению из производственного процесса миллионов людей, добавочная стоимость все в большей степени будет производиться без человеческого участия. Людям предстоит задуматься, что им делать с огромным количеством свободного времени, с теми новыми формами общественно полезной (что будет «общественно полезно» через 10–20 лет?) активности, с новыми товарами, услугами, гаджетами (по сути, вокруг них будут возникать невиданные сферы экономики), которые могут появиться уже при жизни нынешнего поколения. Наконец, человечество в ближайшие десятилетия столкнется с таким явлением, как освоение «космического фронтира». Какое воздействие окажет это на тех, кто останется на Земле?

Глобализация миграционных процессов уже в обозримом будущем изменит этнический облик целых стран. Трансформация массмедиа не сводится к появлению тоталитарных форм манипуляции общественным сознанием, но радикально меняет отношения личности и государства. Считавшиеся эффективными институты такого взаимодействия и обратной связи с властью (партии, прямые выборы простым большинством) утрачивают эту эффективность на глазах. И осмысление этих процессов не укладывается в простую постановку вопроса, есть демократия или нет и где она «чище», а подводит к более кардинальному вопросу о кризисе демократии в тех формах, какой мы ее знаем с ХIХ века.

В то же время ускоряющееся развитие самых разных технологий, в том числе военных, создает экзистенциальную угрозу тем странам, которые по тем или иным причинам выпадают из общецивилизационных процессов.

Они не только отстают навсегда, но и превращаются во всемирных изгоев. Причем в отличие от прошлых столетий нет никакой надобности в их непосредственной оккупации, как не станет никакой надобности выявлять правых и виноватых в спорах о праве нации на самоопределение или территориальной целостности. Эта коллизия, возможно, уже в обозримом будущем разрешится на ином, наднациональном уровне.

Однако обсуждение этих вызовов, выработка ответа на них возможна лишь в рамках гораздо более широкого общественного дискурса, чем ограниченный темами противостояния с Западом по лекалам 70-х годов прошлого века. В любом случае он требует выхода на темы, связанные с образом будущего страны, которую мы хотим иметь завтра. Которое хоть и уходит корнями в наше славное прошлое, но вчерашним днем не исчерпывается.

2014 г.

 

Пограничный сервер

Попыткам защитить наши персональные от поругания басурманами внешнего мира несть числа. То Visa и MasterCard должны перенеси их обработку на нашу пропитанную заботой о человеке почву, то теперь PayPal и ChronoPay.

По другой задумке она же забота о неразумных наших гражданах, которые так и норовят подхватить заразу от информационного сквозняка форточки Интернета, всякие вообще персональные данные россиян, включая электронные письма и данные аккаунтов соцсетей, должны храниться на серверах, расположенных в России. С 2016 года. Такой законопроект внесла тройка защитников всяческих человеческих прав, из которых самый известный – Андрей Луговой.

Подуставшая уже от мракобесия думцев прогрессивная общественность (в хорошем смысле, а не в привычном издевательском), в частности интернет-сообщество, уже почти не реагирует на всякий чих. Мол, ясно же, что хотят контролировать всех и вся. Как будто наши персональные данные – это не наша, а государственная собственность.

С контролем понятно. Налицо именно эта тенденция, причем в своем привычном – крепостническом – виде.

Государство в лице своих охранителей относится к нашим персональным данным – «виртуальной личности» – как к крепостным людишкам. Без дозволения барина они не могли ни жениться, ни покинуть деревню.

Отголоски тому – советская система прописки, ныне регистрации. Нынче у «государевых людей», отдельных (пока отдельных) категорий госслужащих стали изымать загранпаспорта, как у советских крестьян, чтоб не сбежали от колхозного счастья.

Однако во всех этих случаях налицо еще и полное непонимание реалий современного информационного мира, невежество по части восприятия тенденций развития информтехнологий. Эти люди просто не знают, что происходит на передовых рубежах, все эти новшества для них что «железная птица» (самолет) для оставшихся в каменном веке обитателей амазонских джунглей. В желании отгородиться от всего нового лишь потому, что оно иноземного происхождения, они в менталитете своем недалеко ушли от этих туземцев.

Традиции запретов технологий свободного распространения информации, характерные для всякого закрытого, а то и упивающегося своей архаикой (о, эти наши вековые традиции, ах, этот наш особый путь!) общества, были всегда присущи советскому режиму. При нем сначала опечатывали и строго учитывали печатные машинки, потом принтеры, потом копиры считали опаснее бомбы террориста, потом изобличали «шпионов» с приборами GPS, а на мобильники заставляли получать разрешение в ФСБ.

Если бы заря Интернета пришлась на времена СССР, его бы непременно запретили. Не успели и теперь наверстывают столь сильно запущенное.

А что, собственно, такое эти наши «персональные данные», которые надо хранить где-то в одном большом железном секретном шкафу, опечатанном бумажкой с сургучной печатью близ кремлевской стены? Интернет наднационален по природе, как бы это ни было противно нашим ортодоксам, и дальше будет все более масштабно наднационален.

Хотелось бы, к примеру, узнать мысли всяких луговых по поводу облачных технологий на предмет их контроля и суверенизации. Наверняка они думают, что эти облака клубятся на заднем дворе ЦРУ и Госдепа. Или готовы ли эти люди – и как – сражаться за примитивно понимаемый ими «суверенитет», скажем, в контексте того, что называется Интернетом вещей (Internet of Things)? Это, проще говоря, когда во всемирную сеть выходят без всякого человеческого участия холодильники, автомобили, медицинские приборы и оборудование, в том числе персональные, не говоря уже о прочих коммуникационных в своей основе гаджетах.

Еще проще пример. Подписался я тут по приколу на еженедельный журнал Time. Слава «Почте России», он даже приходит иногда – примерно половина номеров, иногда по два-три. Подписывался на его же сайте. Теперь его тоже перенести в Россию или заблокировать? Или взять ITunes, которым наверняка тайно пользуется премьер Медведев. Тоже сюда переехать? Или вот Google намерен запустить приложение Google Fit. Это своего рода персональная поликлиника, оно будет собирать ваши данные насчет болезней, физической активности и предлагать, соответственно, всякие медицинские или околомедицинские продукты и советы.

Аналогичный продукт уже разработан «сектой Стива Джобса», называется Apple HealthKit. Вообще в одном только Google уже несколько десятков приложений, которые все, по сути, основаны на сборе ваших персональных данных, предпочтений и привычек.

Современный человек, сам того не подозревая подчас, ежеминутно рассеивает вокруг себя – и о себе – огромное количество осколков всевозможной информации. Уже нынешние технологии позволяют собирать эти осколки в индивидуальный портрет, включая множество параметров, никак не описанных в традиционных законах о персональных данных. Если бы нам всякий раз, когда речь идет о доступе к ним, приходилось нажимать квадратик с надписью «Я согласен», мы бы делали это сотни раз в день.

Все в большей степени сбор этих самых данных или их осколков происходит пассивно, безотчетно для людей.

Сотовые телефоны постоянно выдают вовне данные вашего месторасположения. Камеры слежения сканируют номера автомобилей и лица уличных прохожих. Ритейлерам уже технологически доступны возможности по идентификации покупателей по лицам и, соответственно, выявление покупательских предпочтений и возможностей конкретного человека на основе анализа его поведения в соцсетях, его истории покупок и т. д. Покупателю можно прислать на мобильник персональную скидку в тот момент, когда он проходит мимо полки с конкретным товаром. Уже сейчас таргетированная реклама приходит к вам на компьютерный монитор исходя из вашего поведения в сети.

Воссоздать персональный виртуальный портрет человека, установив всевозможные его данные, включая фамилию и т. д., исходя из потребностей конкретной поисковой системы, не составляет труда, используя всего лишь открытые данные или осколки информации, рассеянной по интернету.

Анонимность в сети давно уже миф.

Компании, имеющие доступ к разным информационным источникам, все с большей легкостью будут собирать эти пазлы, исключая анонимность во все больших объемах информационного потока, который генерирует индивид.

Со времени, когда в 1980 году впервые в рамках ОЭСР была сделана попытка установить некие регламенты защиты в рамках трансграничного потока персональной информации, прошла вечность. Эти правила безнадежно устарели. В том числе, кстати, устарело и недавно принятое в ЕС законодательство (в полном объеме оно вступит в силу в 2016 году). Оно, в частности, подразумевает право человека «быть забытым», то есть на удаление информации о нем в сети. А также согласие индивида всякий раз, когда происходит сбор его персональных данных, уведомление всякий раз также о времени и целях их использования в дальнейшем. Однако такое попросту невыполнимо в полной мере, поскольку установить все случаи использования вашей персональной информации, любой ее части невозможно.

Многие эксперты в области информатики исходят из того, что устарела сама нацеленность на попытки контролировать именно процесс сбора персональных данных. Он уже стал бесконтролен.

Нужно по-новому подходить к этой обработке. Многие, кажущиеся ненужными поначалу огромные блоки информации способны принести огромную пользу обществу, если правильно подойти к их анализу. Их и надо собирать.

Надо, утверждают эксперты, применительно к персональным данным ставить вопрос иначе: как пытаться контролировать сам доступ к тем или иным блокам персональной информации, существующей в сети.

К примеру, сбор результатов удешевившегося в последнее время секвенирования генома человека. При том что, скорее всего, уже в ближайшем будущем речь пойдет о том, что каждому физлицу-пользователю сети будет присвоен на манер паспорта или удостоверения личности уникальный виртуальный паспорт.

Речь идет о том, чтобы запаковать, как предлагает, например, Крейг Мунди, старший советник корпорации Microsoft и бывший глава ее подразделения по стратегическим разработкам, персональную информацию в оболочку метаданных, снабдив аннотацией, но без раскрытия контента. И соответственно, любая компьютерная программа должна будет сначала сделать запрос на разворачивание лишь какой-то части этой информации, на доступ к которой она авторизована.

Скажем, если GPS-приложение имеет функции напоминания за определенное время о вашей деловой встрече исходя из местоположения, то оно должно запросить ваше согласие на оперирование этими данными. Напротив, страховые компании не должны, по идее, получать излишнюю информацию о поведенческих привычках и здоровье человека.

Однако все это имеет мало отношения к собственно трансграничному потоку информации. Сама попытка установить некий сервер на границе, даже если будет исполнена в какой-то части (к примеру, ChronoPay уже согласилась перенести штаб-квартиру в Россию), бессмысленна и бесполезна. Она не выполняет ни одной из заявленных целей. А спецслужбы многих стран уже давно поняли, что следить за тем, за кем хочется, гораздо удобнее в условиях формально открытой сети.

Чтобы исполнить все подобные охранительные и ограничительные намерения в буквальном смысле, надо перенести в Россию вообще все серверы всего Интернета.

Или полностью отрезать его, попытавшись закрыться от внешнего мира, а значит, и всех мировых технологий, огромной стеной. Но про стены известно, что рано или поздно они рушатся. И тогда сила шока от понимания собственной неадекватности стремительно ушедшему вперед окружающему миру зависит уже от длительности самоизоляции. Далеко не все цивилизации такое в свое время смогли пережить.

«Отстали навсегда» – написано на их руинах именно теми, кто уповал на надежность и высоту стен изоляции.

2014 г.

 

Мы вернулись в свое естественное состояние

Хорошо, что теперь всем можно меньше притворяться. России – что она как бы часть Европы, а Европе – что она в это верит.

Представьте себе среднестатистического российского политика лет эдак пять-восемь назад. На какой-нибудь встрече со среднестатистическими еврокомиссарами. На лицах – резиновые улыбки. Воздух сотрясают речи про то, что «Европа – наш единый дом», что «холодная война» закончилась (ее заканчивали начиная со встречи Горбачева с Рейганом в белом дощатом домике в Рейкьявике и потом много раз еще), что мы друг другу более не угрожаем и т. д.

Льются речи, а никто в них не верит. И никогда не верил. Произнося на тот момент нужные слова, наш политик всегда в уме держался, как заплутавший путник за столб в пургу, за мысль, что, мол, все это, конечно, замечательно, но не про нас. У нас, мол, свой путь. И нечего нас учить. Запад же продолжал именно что «учить».

Так учит раздраженный учитель нерадивого ученика – педантично, временами снисходительно, временами с раздражением, но неизменно без всякой надежды сделать из «этого олуха» приличного человека.

Как для российского чиновника привычнее расистские анекдоты или шутки про то, как мы можем, если захотим, взять хоть Киев, хоть Вашингтон (а можем и просто кнопку нажать), нежели малопонятные и неискренние рассуждения про общие ценности, так и для еврокомиссара привычнее видеть в русских агрессоров и империалистов, нежели беззаботных туристов, шляющихся по Европе в безвизовом режиме.

Поэтому переговоры про такой режим мы могли вести друг с другом без всякого результата до морковкиного заговенья, зато теперь удариться в новую «холодную войну» можем практически моментально. Притом даже с облегчением каким-то.

Во-первых, все встало на привычные места, когнитивный диссонанс устранен. Во-вторых, обе стороны, оказывается, всегда были чертовски правы в своем недоверии друг к другу.

Мы – когда подозревали, что это их зловредное НАТО не просто так расползается, как черная клякса, по всей Европе, притом все ближе к нашим белым и чистым скатертям-самобранкам. Они – когда с настойчивостью дятлов всякий раз поднимали вопрос о том, не проснутся ли в нас снова имперские амбиции, не могут же они вот так просто уснуть навеки, это ведь против самой природы русского государства. И человека тоже. Тем более что в этой России неважно с правами человека, выборами и вообще демократией, они (то есть мы) другие.

И теперь все могут с удовлетворением воскликнуть друг о друге: мы так и думали!

То, что НАТО в свете украинского кризиса обрело второе дыхание и смысл не только своего дальнейшего существования, но и экспансии, уже стало банальной мыслью. Однако смысл и второе дыхание появились лишь на уровне размышлений европейских и американских военных, политических аналитиков и бюрократии.

Если верна мысль фрау Меркель о том, что Путин живет в ином мире (к чему можно добавить, что не только он, но и подавляющая часть российского политического класса), то и западный политический класс живет в ином мире. Просто эти два мира все меньше пересекаются по своим принципам, ценностям, канонам и правилам поведения. А также насыщающей эти миры мифологии относительно иного мира. И еще не факт, чей мир в какой своей части в большей мере приближен к всамделишной реальности.

К примеру, сама идея расширить НАТО вплоть до включения в нее и Украины тоже (а такие ангажементы давались Порошенко на саммите в Уэльсе) есть доведение логики существования альянса в течение последних двух десятилетий до абсурда. Ведь эта задумка исходит из того, что сам факт членства Украины (а также Молдавии и Грузии) в НАТО станет естественной гарантией их безопасности от «имперской путинской России». Мол, мы в домике, нас не трожь. Так это выглядит в понимании мира Меркель (по отношению к миру Путина).

В реальности же не только ни один европейский обыватель, но и ни один вменяемый европейский или американский политик не имеет в виду всерьез сражаться за Украину с Россией.

Как ни один вменяемый политик не думает всерьез, что завтра российские войска рванут отвоевывать назад Лифляндию и Эстляндию. Получается, что членство как можно большего числа восточноевропейских и даже бывших советских стран в НАТО – это некий порожденный параноидальной бюрократической мыслью фетиш. Столь же сильный в своей параноидальности, как и поселившаяся с некоторых пор в мозгах российских лидеров идея, что Америка и НАТО хотят оккупировать и расчленить Россию-матушку ради завладения ее несметными богатствами.

Спорить, применяя логические рассудочные аргументы, что с логикой одного мира, что другого – только приумножать истерию у фанатично держащихся за свои мифологемы (все тот же столб для заплутавшего в пурге) обитателей параллельных миров.

В душе большинство российского политического класса всегда исходило из мысли, что мир с Западом невозможен, тем более интеграция. В этом смысле мир с Западом – это всегда лишь перемирие.

Собственно, эта фундаментальная несхожесть мировосприятия предопределяет дальнейшее ухудшение отношений между Россией и Западом, их, так сказать, новую институционализацию, вне зависимости от течения украинского кризиса. Который надолго.

Еще не вполне понятно, как именно будет оформлена институционально новая «холодная война» (как обнаружилось, привычное состояние наших отношений). Пока идет злорадное уничтожение даже тех институтов, связей и наработок, которые работали в прежние годы, не говоря уже о всяких бессмысленных симулякрах типа совета Россия – НАТО, который и раньше-то не знали, зачем он нужен и как наполнить его хоть каким-то ненатужным смыслом, а теперь он уже точно не жилец. Или просто останется на бумаге, как, скажем, СНГ.

Недоверие и цивилизационное взаимное отторжение, которые теперь вовсе нет никакого смысла скрывать и припомаживать, предопределяют, в частности, непрочность достигнутого на Украине перемирия. Поскольку сама она остается полем битвы между Западом и Москвой. Там скорее следует ждать не сотрудничества по мирному урегулированию, а взаимной расстановки ловушек.

В Минском меморандуме о перемирии заложено несколько мин.

Отсутствие четкой линии разграничения чревато постоянными стычками за контроль над теми или иными пунктами. В отсутствие линии фронта режим прекращения огня чисто технически контролировать трудно. Демилитаризованной зоны, стандартной для подобных ситуаций, не предусмотрено. ДНР и ЛНР не контролируют всей территории Донецкой и Луганской областей. Стало быть, будут пытаться расширить зону влияния. Судя по поведению сторон, накануне Минской встречи могли быть достигнуты некие закулисные договоренности относительно того, кто что контролирует. Но теперь надо, чтобы эти договоренности соблюдали.

В любом случае они не могли предусмотреть все детали разграничения сторон. Неясна судьба Мариуполя, который сепаратисты «почти взяли», но который находится уже вблизи Днепропетровской области. Для сепаратистов, настроенных, судя по всему, на жизнь вне Украины, важен выход к Азовскому морю и контроль над такими предприятиями, как «Азовсталь», чья продукция идет в основном в Россию. Не вполне понятно также, сможет ли Порошенко контролировать все военные формирования в зоне конфликта, там (да и в Киеве) могут найтись те, кто захочет воевать до победного конца.

Сможет ли нынешний украинский президент пережить этот Хасавюрт политически, да и физически, большой вопрос.

В меморандуме предусмотрено принятие некоего закона об особом статусе отдельных районов двух мятежных областей. То есть не их целиком. Но этот закон должна принять ныне распущенная Рада. Учитывая накал милитаристских настроений, вряд ли ее вариант устроит донецких и луганских. К тому же меморандум от Украины подписал всего лишь пенсионер Кучма. Что будет значить его слово?

Многие из вопросов, типичных для таких ситуаций, могли быть решены, если бы к контролю над соблюдением режима прекращения огня и выполнением других пунктов соглашения подключилась третья, относительно независимая сила. Однако ОБСЕ, похоже, изящно уклонилась от выполнения мониторинга на местах (а именно на местах важно решать множество мелких проблем, от которых и зависит общее соблюдение режима перемирия). Она ограничится лишь «общим наблюдением».

В конкретных условиях войны в Донбассе это ничто. И в нежелании влезать в эту кашу просматривается помимо прочего еще и подспудное желание превратить конфликт на юго-востоке в ловушку для Путина: сам влез, мол, сам пусть и выпутывается.

При этом любое нарушение перемирия может быть использовано против Москвы. Уже первые дни показали, что перемирие это сплошь и рядом нарушается. Новый пакет санкций, который должны были привести в действие еще в пятницу, отложен до понедельника-вторника. В случае если нарушения перемирия будут сочтены существенными, санкции точно будут приведены в действие. Возможно даже, что их как бы по инерции приведут в действие, даже если перемирие сохранится.

Посчитав, что сама готовность Москвы пойти на прекращение огня и активные боевых действий – результат слабости и надо, стало быть, давить дальше.

Последствия нетрудно предугадать: ответом на третий пакет санкций станут не только контрсанкции со стороны России, но и возобновление боевых действий. Не только окончательное взятие Мариуполя, но и попытка развить наступление уже непосредственно для создания наземного коридора в Крым.

Собственно, все это обыкновенная realpolitik, от которой стороны отвыкли за последние два десятилетия. Вернее, делали вид, что отвыкли. Посему привыкнуть снова будет несложно. Как говорится, руки-то помнят.

Мы вернулись в свое естественное состояние. В состояние войны с внешним, вечно враждебным нам миром. И наша жизнь, погрузившаяся было в скучную рутину хозяйствования да выживания, обрела прежний бодрый смысл. Перемены в ней, во внутренней жизни, будут стремительно развиваться в полном соответствии с текущим моментом.

2014 г.

 

Со слабыми не договариваются

Новая «холодная война» между Россией и Западом видится неизбежной уже вне зависимости от того, продержится ли в «замороженном» виде хотя бы до лета конфликт на Украине. То, что наши отношения с Европой, не говоря об Америке, уже не будут прежними, стало ясно год назад, с присоединением Крыма и началом войны на юго-востоке Украины. Первое время еще были споры о том, настала ли уже эта самая «холодная война-2» или еще не совсем, но сейчас спорить об этом поздно. И можно задаться вопросом, как это новое противостояние будет оформлено. Идеологически и, что важнее, институционально.

Формы взаимодействия, родившиеся после окончания первой «холодной войны», всякие «партнерства ради мира» (с НАТО) или просто «партнерства» (с ЕС) канули в Лету. Даже если в конце года и состоится возвращение России, скажем, в Парламентскую ассамблею Совета Европы (пока логика развития наших отношений с Европой делает такое возвращение бессмысленным), то максимум, чем мы там будем заниматься, – это бесконечно огрызаться и «давать отлуп» всяким попыткам учить нас жить и тем более критиковать.

Членство в подобных организациях имело какой-то смысл, когда мы еще продолжали твердить нечто про «общие европейские ценности» (поскольку эти организации, они как раз «про ценности»). Но поскольку с «общими ценностями» сейчас все уже до предела утряслось и прояснилось, то к чему сохранять еще одну площадку для пререканий, хватит и Совета Безопасности ООН.

Так или иначе (даже если возвращение в ПАСЕ формальное и состоится), более актуальным становится вопрос об институтах и параметрах противостояния, нежели сотрудничества. Ну и каких-то форм «арбитража» по тем вопросам, которые, как ни противно обеим сторонам, еще придется какое-то время утрясать.

К последним относятся энергетические проблемы. ЕС пока покупает у нас нефть и газ. Хотя состоявшийся на днях очередной саммит ЕС еще раз подтвердил приверженность Европы долгосрочному курсу на минимизацию энергозависимости от Москвы.

Создание Энергетического союза – это, собственно, оформление новых «институтов противостояния».

Для начала на уровне консолидации позиций стран – членов ЕС по контрактным отношениям с «Газпромом», что неминуемо приведет к дополнительному уменьшению его выручки в Европе помимо потерь от падения цен на энергоносители. Далее интриги развернутся вокруг наших попыток обойти Украину через Турцию: этому будет противопоставлен «азербайджанский вариант», будут разыграны «туркменская» и «иранская» карты. Газопровод OPAL, скорее всего, будет для нас как минимум резко ограничен по части возможностей российских поставок. При участии американцев будут вопреки более высокой себестоимости продвигаться варианты поставок сжиженного газа и т. д. Взят курс на то, чтобы через два-три года если не полностью избавиться от российских газовых поставок, то резко сократить их. Исходя лишь из экстраполяции уже наметившихся тенденций, сделать это будет непросто, но при большом политическом желании возможно.

Однако главная для нас опасность лежит в возможностях таких качественных изменений в энергетике и структуре энергопотребления (новые двигатели, новые источники энергии и т. д.), которые подорвут наш экспортный потенциал не только в Европе, но и в мире.

ЕС готовится к информационно-пропагандистскому противостоянию с Россией. Уже задумавшись о создании информационного противовеса RT. Но в целом противостояние в гуманитарной и информационной областях будет существенно отличаться от времен первой «холодной войны». Сейчас не идет речь о конкуренции двух образов жизни или образов будущего (России еще предстоит создать такой образ будущего для собственных граждан: куда мы идем, что мы строим, в чем состоят наши общественные смыслы, отличные от западных). Поэтому противостояние в информационной сфере сведется, скорее всего, к банальному манипулированию массовым сознанием.

Уже ясно, что даже в условиях открытости любой информации в этом можно преуспеть сильнее, чем в условиях взаимной изоляции времен «холодной войны-1»: самая крепкая, высокая и непреодолимая стена, как оказалось, может быть вполне успешно построена в головах. Мифотворчество преуспевает с обеих сторон противостояния. При этом в мире объективно существует информационно-пропагандистская ниша, основанная на отторжении «однополярного мира», конструируемого при американской гегемонии.

В этом смысле Путин, как возглавляющий «антиамериканский поход», во многом востребованный политик во многих частях света и для многих политических сил.

Не идет нынче речь о соревновании двух социальных систем. Мы более не строим самое справедливое общество всеобщего счастья, равенства и братства. Наши политические союзники на том же Западе – это не «мировое коммунистическое движение», а отдельные страны или политические партии вроде «Национального фронта» Марин Ле Пен. Эти союзы не системны, как Варшавский договор или СЭВ, а индивидуальны, во многом основаны на «антиглобалистском» или антиамериканском фрондерстве или «евроскептицизме». Сменись, скажем, Виктор Орбан в Венгрии или партия «Сириза» в Греции у власти – и неизвестно, как сложатся отношения этих стран с Москвой.

Основным содержанием нового противостояния Запада с Россией станет не столько курс на политическую или информационную изоляцию Москвы (хотя и он тоже), сколько политика экономического давления.

Исходные условия при этом кардинально отличаются от тех, при которых начиналась «холодная война-1». Хотя СССР был сильно ослаблен войной (но превосходил тогда все европейские армии, вместе взятые), это была самодостаточная экономика. Мало зависимая от внешней конъюнктуры. Более того, в условиях демобилизации с середины 1950-х, хрущевской «оттепели», а затем попыток начать «научно-техническую революцию» в 1970-х она даже продемонстрировала способность к наращиванию промышленного и технологического потенциалов.

К сегодняшней «холодной войне-2» мы подошли, по сути, с разрушенной промышленной и, что еще хуже, научно-технологической базой. В 1960-х годах Советский Союз на равных мог включиться в «лунную гонку» с Америкой (к поражению в ней привело не столько отставание в технологиях, которого в космосе даже близко не было, сколько цепь сугубо управленческих ошибок). Сейчас мы более чем на 90 % зависим в элементной базе (в том числе для ВПК) от Запада. По этому слабому месту нас и будут бить.

Пресловутая «поправка Джексона – Вэника», десятилетиями ограничивавшая (на практике – чисто номинально) наши торговые возможности, и «списки КОКОМ» (действовавшие с начала 1950-х и ограничившие поставки в СССР новейших технологий) покажутся детской шалостью по сравнению с нынешними и грядущими ограничениями, которыми будут стараться добивать подсевшую на иглу технологического импорта не только нефтегазовую, но и все другие сферы российской экономики.

Речь идет даже не о противостоянии со стороны Запада, речь о минимизации отношений с нами в высокотехнологичных сферах вплоть до полной изоляции. И именно это, а вовсе не идеологический, как в годы первой «холодной войны», есть самый сильный нам вызов.

Соответственно, если мы не хотим «поднять лапки» и сдаться на милость победителей (а мы ведь не хотим), то и наиболее адекватный ответ главному вызову «холодной войны-2» должен формулироваться симметрично. Не в безумных пропагандистских упражнениях, ура-патриотической истерии и закручивании гаек в Интернете и где только еще можно, а именно в сфере промышленности и высоких технологий.

А значит, с одной стороны, всячески стимулируя, в том числе путем заимствования извне, развитие образования и науки (ныне разваленных), раскрепощая производственные силы и творческий потенциал людей внутри страны, а с другой – сохраняя максимально возможную в нынешних условиях вовлеченность в глобальные экономические и технологические процессы, используя любой шанс «прорвать блокаду», выстраиванием которой будет теперь заниматься Запад. И несмотря на то, что на сегодня у нас нет даже таких союзников, какими были в «холодной войне» восточноевропейские страны.

От того, насколько нам удастся найти адекватный ответ на этот главный вызов, зависят продолжительность «холодной войны-2» и ее исход. Со слабыми, как известно, на равных не договариваются.

Если не будет найден адекватный ответ технологическим и экономическим вызовам, то в горизонте до 10–15 лет, а то и раньше Россия не только превратится в страну с разваленной промышленной и социальной инфраструктурой, балансирующей на грани failed state или уже скатившейся к этому, но и утратит военную способность противостоять Западу. Так, форсированное создание США европейской ПРО (уже нет сомнений, против кого ее будут строить, причем поле битвы ограничится для Америки «всего лишь» Европой) будет приближать возможность полной нейтрализации российского ракетно-ядерного потенциала. Который пока остается самым мощным аргументом в нашем противостоянии с Западом.

Примерно этот срок – не более 10–15 лет – можно обозначить как максимальный временной горизонт «холодной войны-2».

Он будет зависеть и от сроков пребывания у власти Владимира Путина (оставим в стороне предсказуемые спекуляции на тему, что чего тут ускорит или замедлит). Исход этой войны будет зависеть от того, сочтут ли возможным с нами договариваться на взаимоприемлемых условиях как с достаточно сильным собеседником. Либо давление будет нарастать, нагнетая все более отчаянное положение страны, если она окажется не способной дать адекватный ответ внешним вызовам.

И у которой в этом случае останется лишь два выхода. Либо полная капитуляция на условиях победителей, либо настоящая война как акт отчаяния и последнего проявления национального достоинства. В последнем случае, возможно, те, кто сейчас столь увлечен целью «загнать в угол» Москву под Донецком, пожалеют о своей нынешней ожесточенности, как уже жалеют некоторые, что не пригласили нас в свое время в НАТО. Но кто ж нынче строит политику, заглядывая дальше одного избирательного цикла.

2015 г.

 

Жизнь за интернет-стеной

Если бы я был сторонником теории заговора, то решил бы, что Эдварда Сноудена ЦРУ специально подослало с разоблачениями. Чтоб напугать конкурентов Америки тотальной слежкой и заставить строить стены защиты персональных данных, причем за свой счет. Хотя, видимо, все было иначе. Но результат тот же.

В прошлом году около 20 стран потребовали локализовать обработку персональных данных своих граждан. С 1 сентября и в России вступает в силу аналогичный закон. Опустится ли тотчас «железный занавес»? Закон принимался, когда нефть была за $100, доллар шел за 33 руб., а Черное море нам было примерно по колено. Теперь все иначе. С внешним миром мы разговариваем не с позиций экономической силы. Надо ли усугублять?

Не менее половины работающих в стране интернет-компаний заявили о неготовности соблюдать закон (а сколько такую неготовность предпочли не афишировать?). Гиганты Apple, Google, Facebook локализоваться, в принципе, не очень собираются. На фоне ухудшения отношений Москвы и Запада им на российский рынок наплевать с высокой колокольни. Чай не Китай. И если, мол, российские власти хотят пособить Западу в изоляции страны и ее режима до состояния маргинализации, то и флаг им в руки.

А буквальное исполнение закона означает именно изоляцию российского Интернета, или что там от него останется.

Надзорные ведомства (Минсвязи и Роскомнадзор) немногословны по поводу правоприменительной практики закона, формулировки которого размыты и дают свободу рук чиновникам. Ясно, что основные решения – а они все политические – будут приниматься не на уровне Роскомнадзора и Минсвязи. В частности, о том, блокировать ли в России не подчинившиеся Facebook или Google. Глава Роскомнадзора Александр Жаров дал понять, что немедленных кар, видимо, не будет. Они могут последовать в случае плановой или внеплановой проверки. Или как «наверху» скажут.

В Роскомнадзоре есть список 317 компаний, которые будут проинспектированы на предмет соблюдения закона (с возможностью запрета работать в РФ), но список сей закрытый.

Под закон не подпадают покупка авиабилетов, получение виз и ряд других действий. Например, заказ гостиниц через Booking.com (который доложил, что локализовался). А вот покупка в «нелокализовавшихся» интернет-магазинах, наоборот, под закон подпадает. Как и интернет-месенджеры. И очень много чего еще, что даже предсказать трудно.

Минсвязи неофициально разъясняет: доступности интернет-сайта в России мало, чтобы на него распространился данный закон, надо применять критерий «направленности деятельности» на территорию России. О чем могут свидетельствовать: использование доменного имени, связанного с Россией или субъектом РФ, и (или) наличие русскоязычной версии сайта. Еще могут учесть «как минимум один из следующих элементов»: возможность осуществления расчетов в рублях; возможность исполнения заключенного на таком сайте договора на территории России (доставки товара, оказания услуги или пользования цифровым контентом на территории России), использование рекламы на русском или иных обстоятельств (эта оговорка в законах всегда прелестна), «явно свидетельствующих о намерении владельца интернет-сайта включить российский рынок в свою бизнес-стратегию».

При таких формулировках, на мой взгляд, возможно как жесткое применение закона, так и попустительское. Причем, на мой взгляд, порой трактовка закона Минсвязи и Роскомнадзора различаются (например, в части персональных данных работников иностранных фирм), что сделает процесс правоприменения еще более увлекательным.

По данным Европейского центра международной политэкономии, попытки ряда стран защитить персональные данные в испуге от разоблачений Сноудена (возвращаемся к теории заговора) станут лишней нагрузкой на экономику. Изучив семь разных юрисдикций, где приняты законы, подобные российскому (наш жестче, о чем ниже), – Бразилии, Китая, ЕС, Индии, Индонезии, Южной Кореи и Вьетнама, – авторы соответствующего доклада подсчитали, что жестко и прямолинейно применяемая локализация данных окажет негативный эффект на любой связанный хоть как-то с Интернетом бизнес. И приведет к сокращению ВВП – от 0,2 % в Бразилии, 0,4 % в ЕС, до 1,1 % в КНР и 1,7 % в Южной Корее и Вьетнаме.

Замедление темпов роста в Китае напрямую связывают в том числе с жестким регулированием Интернета в стране и другие исследователи, называя примерно тот же размер ущерба – более 1 % ВВП. Потери граждан этих стран (недополученные доходы) составят от $63 млрд в Китае до $193 млрд в ЕС. Для Индии потери в виде недополученного дохода составят 11 % среднемесячной зарплаты в стране, для КНР – 13 %, для Южной Кореи и Бразилии – до 20 %. Возможно, именно поэтому бразильские власти отказались все же от применения закона о локализации.

Но главное даже не это. А то, что никто пока не доказал, что такие меры эффективны в защите персональных данных.

Разве, к примеру, локализация гарантирует защиту от утечки и целенаправленной передачи персональных данных за границу и от их там пресловутой обработки? Ничуть. ЕС в рамках готовящегося Трансатлантического партнерства с США официально пойдет на трансграничную передачу данных. Да и наш закон допускает (как неизбежность) создание «зеркальных» баз данных, смиряясь с тем, что персональные данные россиян могут обрабатываться и за рубежом тоже.

Что толку, если Microsoft доложит о локализации, если новая Windows-10 настроена на утечку?

Локализация данных в национальных дата-центрах сделает их более уязвимыми. С одной стороны, так удобнее национальным спецслужбам. С другой – и иностранным (вспомним десятки кибератак китайских хакеров на американские базы данных). Кстати, исходя из интересов спецслужб, кажется, неразумно блокировать в России Facebook. Где еще найдешь столь саморазоблачающие дневники самодоносительства?

Я не раз писал, что российский закон о локализации создали люди, не разбирающиеся, как устроено современное информационное пространство, воплотившие в этом законе свои дремучие представления о том, как оно должно быть по-средневековому отрегулировано.

Буквальное применение закона будет не только пустой тратой денег (никакие персональные данные он не защитит), но сработает в пользу изоляции России, исключения ее из мирового информпространства, уничтожения остатков ее инвестиционной привлекательности.

Эти люди не знают, как происходит анализ не столько по старинке понимаемых у нас персональных данных, сколько так называемых метаданных. Когда важнее не содержание телефонных разговоров (такой контент труднее оцифровать и обрабатывать), а метаданные о звонках – время, место, продолжительность, частота связи с тем или иным абонентом, анализ кластеров созванивающихся и т. д. Такие данные легко поддаются обработке, но они не рассматриваются – как и все метаданные – нашими регуляторами (и никакими другими тоже) как персональные.

Как обнаружили исследователи одного бельгийского университета (американцы не очень обнародуют данные о возможностях своей АНБ), лишь на основе анализа обезличенных метаданных можно с 95-процентной вероятностью установить личность человека, который их индуцировал.

Возможно, поэтому в ЕС, на который у нас ссылаются сторонники жесткой локализации, подходят к применению такого законодательства гибко, без фанатизма. И в отличие от российского закона (это к вопросу о его жесткости) закон ЕС регулирует только компании, работающие на европейском рынке, применяя в этом случае узкую трактовку.

Да, в ЕС идет диалог на эту тему с интернет– и не интернет-компаниями. Да, Apple построила дата-центры в Дании и в Ирландии. Ряд интернет-магазинов типа Amazon, идя навстречу немецким законам (в ФРГ один из самых жестких законов в ЕС о защите персональных данных), отчитались о локализации. Но Facebook этого не делал. И никто его не заблокировал. Как и других не подчинившихся.

То есть вопрос о локализации в европейских странах остается вопросом скорее маркетинга и пиара. Компании, работающие на потребительском рынке, откупаясь на создание дата-центров, повышают уровень доверия клиентов. Важна и приближенность центров обработки данных к потребителям, когда конкурентные преимущества могут давать выигранные миллисекунды в передаче информации. Не случайно самые дорогие офисы компаний-трейдеров в Нью-Йорке расположены как можно ближе к бирже. Чтобы расстояние от сервера до нее было короче. Выигрыш в ничтожные доли секунды дает огромное преимущество в интернет-торгах. Политики же, в свою очередь, на фоне «страшилок от Сноудена» отчитываются о заботе об избирателях.

Давление на интернет-компании с целью перенести дата-центры на территорию тех или иных стран имеет и сугубо экономический смысл: создаются рабочие места, возникает более прочная связка с национальным рынком. Однако это происходит не путем грубого нажима – подчинись или мы тебя заблокируем (о громких случаях блокировки по этим основаниям пока особо не слышно, в том числе в Китае, там скорее действует политическая цензура), а путем диалога. Интернет-компании склоняют заплатить определенный выкуп, пойдя на траты по строительству дата-центров. Что, еще раз повторим, никак не решает задачу охраны персональных данных. И такой диалог имеет смысл лишь в одном случае: если такая компания настолько заинтересована в национальном рынке, что готова потратиться на вполне бессмысленные пассы по охране персональных данных.

Но если рынок не столь масштабен, то смысл тратиться исчезает.

В этом случае такой рынок скорее сам зависит от того, придут ли на него обладатели современных информационных технологий или обойдут стороной, обрекая на отсталость и прозябание. К тому же применительно к государствам, считающимся на Западе авторитарными, там утвердилось мнение, что бессмысленно вообще пытаться угодить прихотям этих авторитариев. Мол, они в своем угаре все равно придумают такое, что работать будет невозможно. А небольшие объемы рынка снижают мотивацию подстраиваться. Хотят жить за Стеной? Пусть. Им же хуже.

2015 г.