11
— Ты куда, ещё так рано. — Аня посмотрела на стоящего возле дивана Тони. Он был полностью одет, даже тяжелые черные ботинки на шнуровке и приобретенные вчера темные очки.
— Не хотел тебя будить. Решил оставить записку — Он присел рядом и, сняв очки, заглянул Ане в глаза своими желтыми, близорукими, птичьими. — Ты должна знать… Нет! Заткнись, Тони, заткнись!.. В общем, там на окне я оставил блюдце с молоком и маслину. Придет рыжий кот в красном ошейнике. Его зовут Кензо.
— Твой кот?
— Старика с нижнего балкона. Мы дружим с котом. Старик противный. Поняла?
— Вроде… Про кота. А ты? Кто ты, куда?
— Срочные, неотложные, увлекательные дела. Масса вопросов — и ни одного вразумительного ответа. Мне необходимо откопать хоть один ключик.
— Это опасно?
Тони рассмеялся:
— Ты и вправду поверила, что я бандит? Куда там… — Он вздохнул. Опаздываю на дискуссию о синтезе белков. В местной высшей школе… — Он прижался к Ане щекой. — Пока… Анна. Это ведь по-русски так?
— Правильно…
— Ну, всем известно — Анна Каренина. Лев Толстой… Кинулась под паровоз от любви… Я смешно шучу?
— До слез. Буду ждать. Не могу долго без смеха. — Аня печально погладила рыжие кудряшки, поцеловала длинный нос и надвинула на него очки. — Пока, Лис.
Он быстро поднялся.
— До встречи… Дай честное слово, что никуда не пропадешь.
— Даю.
— И что никуда не будешь звонить.
— Честное слово.
— Если я не вернусь к завтрашнему утру, сообщишь в полицию. Вот на бумажке номер. Скажешь этот адрес, сообщишь, что на тебя напали и надо срочно прислать наряд… Нет, ты поняла? Не сама идешь к ним, а звонишь… Никуда ни шагу, умоляю, Анна, это очень опасно… Изложишь в полиции правду. Все так, как было. И про себя и про меня. Подробно. Обещаешь?
— Обещаю ждать и думать только о хорошем, — заверила Аня, ощущая как от тревоги замирает сердце.
Выполнить обещание, однако, оказалось не просто. Она выпила кофе и обосновалась у окна, рассматривая балкончики и террасы, на которых располагались кадки с фигурно остриженными кустами, декоративными деревцами, пальмами и уже густо цветущими в горшках геранями. Почти везде стояла пластиковая мебель и большие зонты, закрытые по случаю отсутствия солнца. Прямо под окнами мансарды, чуть правее, находился полукруглый большой балкон, устроенный на крыше эркера, украшавшего дом. Его пол, застеленный зеленым ворсистым пластиком, напоминал травяной газон. Два белых кресла аккуратно опрокинуты спинками на маленький круглый столик с цветочным горшком в центре. Балюстраду балкона венчали три гипсовые вазы, увитые плющом. Возле одной из них сидел, не шелохнувшись, крупный рыжий в тигровую полосу кот. На шее светился люминесцентно-красный ошейник.
— Кензо! — Позвала Аня. — Кот поднял к ней узкоглазую мордочку и откликнулся «Бурр…» Потом потянулся, вытягивая то задние, то передние лапы и нахоженной тропой по архитектурным излишествам в виде лепнины ловко взобрался на подоконник. Аня открыла раму и выставила блюдце с молоком. Но кот заинтересовался сразу замеченной маслиной. Юркнул под Анин локоть, взял добычу зубами и был таков. Ни ласки, ни благодарности. Аня улыбнулась, представляя, как сообщит Тони свое открытие: котище, наверняка, его родственник — рыжий, длинноносый, не приручаемый.
Аня долго ходила по комнате в поисках фотографий, книг, каких-то мелочей, выдававших пристрастия хозяина. Все было убрано и пусто, как в номере гостиницы. Удивительно, но даже в ящике бюро не обнаружились какие-либо бумажки с записями. В собственных мыслях и ощущениях она решила не разбираться. Как, например, объяснить что убитая горем вдова оказывается в постели с человеком, которого совершенно не знает? И что самое невероятное, — по своей воле…
«Я знаю о нем достаточно, — опровергла себя Аня. — Он дважды спас незнакомую сумасбродную девицу, и теперь заботится с ней…» — Она коснулась рукой дешевого медальона который грел её куда больше, чем фамильная реликвия Лаури. — «Кроме того, я так несчастна и одинока, так нуждаюсь в тепле и заботе… Ложь! Сегодня ты совсем не так уж несчастна. Ты думаешь о нем. Словно… словно в холодном море утонула одна женщина, а вернулась к жизни — совсем другая.»
«Нет, не вернулась к жизни, а заблудилась в ней. Заблудилась в своих болезненных фантазиях. Тони Лиса никогда больше не станет одной из них.» Строго сказала Аня своему отражению в мельхиоровом блюде, которое вымыла, наводя порядок на кухне. Дорожки Энн и Фокса пересеклись, чтобы разбежаться в разные стороны. Парень слишком нагнетает страхи — ему нравится казаться крутым, воображая себя в тылу врага. Это совсем не значит, что его гостья не может позвонить маме — только маме. Причем, конечно же, без всяких подробностей. Она набрала московский номер.
— Детка! Ой, я специально дома сижу у телефона, как чувствовала. Верочка, конечно, зашмыгала носом.
— У меня все нормально, — бодро отозвалась Аня. — Отдыхаю, компания хорошая. Подробности после. Скоро вернусь. Что у Южных?
— Утряслось, сидят в Москве, беспокоятся, куда ты пропала.
— Буду дома, все объясню — не волнуйся, мамочка, и не говори никому, что я звонила.
— Понимаю, понимаю… Следствие откопало какие-то новые факты — такое дело раздули, детектив!
— Нам с тобой бояться нечего. Все, целую. До встречи. — Прервала разговор Аня.
Потом ещё раз обошла комнату, ободренная, почти веселая. Там, в Москве, теперь спокойно застрекочет «Веритас», Верочка дождалась вестей от дочери. А Лина пусть сама разбирается в заваренной каше. Здесь тоже скоро все утрясется. Галлюцинации, конечно же, были от сотрясения и таблеток. Неведомый Жанни наверняка уже понял что к чему. Сам виноват — не нашел времени встретиться с прибывшей из России возлюбленной. Давно бы уже исправил произошедшую ошибку. А если уж он такой крутой господин, пусть сам ищет пропавшую москвичку и расхлебывает кашу.
Проведя ревизию в холодильнике, Аня составила меню к ужину. Тони вернется голодный и получит полную тарелку горячих спагетти с умопомрачительным соусом, где будет и ветчина, и помидоры, и отмороженный гамбургер, — в общем — блюдо поистине интернационального значения… Да кто же эта рыжая Лисица? Ирландский еврей? Венгр, бельгиец? Авантюрист, полицейский, неудачливый ученый? — Какая разница! Сейчас, здесь — он единственный близкий человек. Для него шкворчит на сковороде ужин, о нем думает потерянная в чужой стране женщина.
Когда стемнело, Аня зажгла лампы и устроилась с журналами на диване против двери. Скоро она научилась распознавать звуки лифта и хлопанье дверей на нижней лестничной площадке. Но никто не поднимался в мансарду. Чем сильнее темнело за окном, тем больше росла тревога.
Вот едва слышно сомкнулись дверцы лифта. Кто-то зашаркал тяжелыми ботинками и раздалось мощное гавканье. Скрипучий мужской голос с менторскими нотками пытался урезонить пса. Все утихло в квартире на нижнем этаже. Где-то за стеной неловкие руки разучивали этюд Шопена. Совсем, как дома. Ане стало очень тоскливо. Она прилегла и, вероятно, задремала. Проснулась мгновенно и резко вскочила от странного звука — в замке осторожно поворачивался ключ.
Аня стояла, как на пионерской линейке, вытянутая по стойке «смирно» и напряженно сосредоточенная. Она не шелохнулась, когда дверь тихо открылась и в комнате появились двое мужчин — мулат и белый. Оба в черных джинсах и куртках, типичные бандиты, только без трикотажных масок.
— Привет, — сказал мулат по-русски.
— Кто вам нужен?
— Ты, птичка. — Он подошел к ней и окинул взглядом с головы до ног. Скидывай тряпье.
— Что? Вы ищите Тони?
— С ним — другой разговор. Раздевайся и ни звука. — Он достал пистолет и не очень любезно ткнул им Ане в ребро. — Выслушивать проповеди и шутить здесь никто не намерен. — Он страшно выпучил белки и рявкнул: «Выполняй команду, сука!»
Стянув спортивный костюм, Аня осталась в той самой кружевной рубашечке, в которой бежала из особняка. Смуглая рука сорвала с шеи медальон.
— Теперь садись, пиши.
— У меня ничего нет…
— Неважно, — мулат рванул лист из журнала с рекламой мужских галстуков и протянул карандаш. — Пиши на полях: «Я запуталась. Больше так жить не могу.»
— Не стану. — Аня стиснула зубы. Мулат дал знак своему партнеру и тот, приблизившись к девушке, двумя пальцами сжал её локоть. Она вскрикнула от внезапной пронзительной боли.
— Если не будешь слушаться, мы разыграем другой сценарий «Истерзанная жертва неизвестных садистов найдена на чердаке…» — сообщат в утренних газетах. Ты ведь знаешь, как извращенцы мучают нежных крошек? мулат провел острым, как лезвие бритвы, ногтем мизинца по коже Ани от подбородка до центра груди. На тонкой надрезе выступили бисеринки крови. Приятно?
— Не увлекайся, Пеле, — предупредил второй, тоже на чисто русском. — Я и сам не прочь трахнуть малышку. Но, вероятно, она предпочтет оказать нам маленькую любезность, черкнув эти теплые слова прощания?
— Вы убьете меня? — Она затравлено попятилась.
— Откуда такие мысли, мадемуазель? — Пеле пожал плечами. — Немного поиграем. Жизнь — это игра. Произведения Толкиена читала? Ничего, разберешься по ходу… Пиши, если предпочитаешь комедию кровавой драме.
— Я могу закричать.
— А я — выстрелить. — Пистолет уперся ей в ребро.
Аня написала то, что ей продиктовали.
— Теперь слушай: подходишь к окну и орешь, — там работает мусорщик и гуляют старухи с собаками. В это время мы смываемся… И ни звука больше, поняла? Все делаешь по моей команде. — Мулат выключил свет.
— Но зачем это?
— Завтра поймешь. Читай газеты, смотри телек. Очень рад, мисс, что вы оказались столь покладистой. — Белый парень подтолкнул её к окну. Мулат прижал к спине дуло пистолета.
Аня распахнула окно, на пол упало блюдце, молнией метнулся вниз подбиравшийся к молоку кот.
— Подоконник низкий, в переулке граждане, готовые помочь иностранке. Кричи по-русски: Господи помилуй!
Аня ухватилась руками за раму, и все сообразила в одно мгновение бандиты без масок, значит, они не оставляют свидетелей. — Она прижалась спиной к стеклу.
— Это вы убили Карлоса? Там, в Москве, на Суворовском бульваре? И Михаил — ваших рук дело?
Переглянувшись, парни усмехнулись.
— Приятно узнавать о своей популярности. Да, мы работаем чисто, исключительно гуманно. Согласись, это не самый худший способ покинуть мир. Тебя не насиловали, не жгли утюгом. Даже разрешили помолиться. Сервис. К своему делу мы относимся творчески, ищем новые подходы, интересные формы обслуживания.
Аня улыбнулась, благодаря судьбу за проявленную милость. В последнюю минуту она все же позволила ей узнать правду и посмотреть в лицо убийц. Пусть эти монстры — всего лишь марионетки, — на их руках кровь.
— Рада была встретиться с вами и сообщить: вы обречены. Ваши мучения будут ужасны. А это — моя печать. — Она плюнула в ухмыляющееся лицо и вспрыгнула на подоконник. — Прочь руки, ублюдки!
В ночной прохладе чувствовалась весна — и запахи, и звуки предвещали летнее пиршество — цветение, птичий гомон. Среди ветвей старого платана суетились воробьи, политый садовником газон пах землей, молодой травой… Столько было в этом мире всего, что ещё хотелось потрогать, погладить, полюбить…
Чувствуя за спиной нетерпеливое сопение, Аня распахнула руки, словно обнимая чужой город.
— Господи помилуй… — перекрестилась она, и что есть силы прыгнула вниз. Чуть правее, где на зеленый ковролин балкона падал квадрат света из комнаты. Она ударилась о парапет и растянулась на полу, закрывая голову руками — огромный черный терьер вырвался на балкон и залился оглушительным лаем. Тут же пса осадил по-французски сиплый мужской голос, на ошейнике лязгнул замок. Мужчина два раза что-то громко повторил, обращаясь, очевидно, уже к гостье.
— Не говорю по-французски… — пролепетала она, боясь поднять голову. Сейчас грянет выстрел и пуля вопьется прямо в затылок.
— Вставайте, я увел Вилли. Поднимайтесь же, мисс! — строго прокаркал старческий голос. — Что предпочитаете — английский, немецкий, латынь?
— Английский.
Аня попыталась встать, и тут же застонала от боли — на левую ногу наступить было просто невозможно.
— Нога… Я подвернула ногу… — Она оперлась на каменную балюстраду.
— Да зайдете вы, наконец, в комнату? — Маленький сухощавый старик в домашнем велюровом, изрядно потертом костюме тревожно озираясь, затолкал девушку в комнату, закрыл балконные двери и плотно задернул шторы. Она села в кресло, кривясь от боли.
— В таком виде появляться на моем балконе! Ужасающая наглость… Святая Мария, что скажут соседи?.. Боже, Боже мой… Я вызову полисмена. Он подбежал к письменному столу, схватился за телефонную трубку, но в раздумье опустил её. — Сидел спокойно, читал Геродота… Боже мой… Клара должна прийти утром… Вы пьяны? Или наркотики? — С опаской приблизившись, старик заглянул в лицо гостье. Он зачесывал на косой пробор крашеные редкие волосы и носил пенсне! Такое лицо можно увидеть лишь на фотографиях столетней давности. Старик назидательно произнес: — Самоубийство преступно! Римляне называли это Taedium vitae — отвращение к жизни. Но вы губите не только себя, мисс, вы губите порядочных людей! Вот в чем весь ужас безнравственности.
— Я не пила, не употребляла наркотики… Меня хотели убить… Надо срочно вызвать полицию.
— Ни в коем случае… Моя репутация… Вы хотя бы понимаете, что это значит? — он погрозил у лица Ани скрюченным падагрическим пальцем. Репутация — больше, чем воинская присяга, важнее чем призвание. «Vox populi — vox Dei» — глас народа есть глас Божий, — утверждал римский философ Сенека. А что же будут после всего этого говорить обо мне люди? Писаки раздуют скандал, меня с обнаженной девицей покажут по телевизору… Вопиющее непотребство. Ну зачем я выскочил на балкон… Ушел бы на улицу гулять с Вилли… Разбирались бы с вашим любовником сами… — Он скрылся и вернулся с плащом. — Наденьте, мисс, на вас противно смотреть. И немедленно уходите. Это мое старое пальто. Проверьте, ничего нет в карманах? — Он бросил ей на колени нечто бурое, брезгливо держась на расстоянии.
— Я не могу уйти — у меня вывихнута щиколотка. Пожалуйста, позовите полицейских. — Аня закуталась в короткий, пропахший крепкими сигаретами плащ.
— Не морочьте мне голову! Профессор Ганкинс не идиот… Вы поставили меня в ужасающее положение. Я буду вынужден отдать это кресло в дезинфекцию, менять покрытие на балконе… Скорее всего, у вас ВИЧ или что-то ещё в этом роде.
— Я не сойду с этого места! — воскликнула, потеряв терпение, Аня. Прошу вас, господин профессор, мне грозит смертельная опасность. Сжальтесь, вызовите полицию.
— Извольте. Ступайте к автомату и вызывайте сами, кого хотите. Но не из моей квартиры. — Старик с опаской покосился на девушку, потирающую ушибленную ногу. — Покажите… Я проходил курс первой медицинской помощи.
Он опустился в кресло рядом, Аня протянула вперед ногу. По всей видимости, сумрачная комната с горящим камином и стеллажами книг была кабинетом. На массивном письменном столе поблескивал бронзовый бюст с римским профилем. Где-то в соседней комнате подвывала и скреблась собака. Поправив пенсне, крашеный профессор осмотрел её ушиб. Затем, осторожно протянув сухую руку, ощупал щиколотку.
… «Собаку зовут Вилли, меня хотели убить те, кто убил Карлоса… Поистине, совпадения — логика Фортуны. Но о чем она хочет сообщить мне этими знаками?» — С закрытыми глазами и стиснутыми зубами Аня перетерпела манипуляции, проделанные стариком.
— Вывиха и перелома нет. Небольшое растяжение сухожилий. Это пройдет. Надо наложить тугую повязку.
— Знаю… Я занималась спортом.
— Это не спорт — это разнузданная, безнравственная похоть…
Аня не стала спорить. Со всей очевидностью старик боролся с соблазном погладить её ногу.
— Не двигайтесь, ничего здесь не трогайте. Я через минуту вернусь, пригрозил, удаляясь, профессор. Вскоре он вернулся — от него сильно пахло одеколоном — очевидно, он старательно продезинфицировал руки после контакта к гостьей.
— Возьмите, что надо. — Профессор протянул коробку с хорошо укомплектованной аптечкой.
— Спасибо. — Аня нашла эластичный бинт и туго обмотала больное место. Попробовала наступить — вполне переносимо. Идти можно. Но куда? Очевидно, бандиты ждут её у подъезда или где-то поблизости. Ее и Тони. А может, их как раз и прислал Тони? — Она застонала.
— Теперь, надеюсь, вы покинете мой дом. Могу предложить таблетку обезболивающего, — у меня часто ноет поясница. — Я занимаюсь историей и мой долг — проявлять сострадание. — Несчастная полунагая жертва любовной интриги очевидно все же вызывала сочувствие ученого. Старик, не отрываясь, смотрел на её босые ступни.
— Спасибо, вы очень любезны, но мне необходима какая-нибудь обувь.
— Для того, чтобы подняться в мансарду? Может, ещё попросите денег на такси? Шагайте-ка домой, дорогая.
— Я пойду в полицию.
— Послушайте, мисс, только не впутывайте меня, если решили попасть на страницы газет. У меня кристальная репутация в этом городе. Я ни разу не был женат.
— А Клара? — Аня хотела спросить и про крашеные волосы.
— Клара — моя экономка. — Старик почему-то отвел глаза и вышел. Он вернулся с парой ботинок и толстых носок.
— Кажется, они не так уж велики. Вы ведь не собираетесь на танцы, мисс?
— Спасибо, профессор. Я постараюсь не причинять вам хлопот… Ваш кот чрезвычайно симпатичный… И пес не злой. Значит, и вы совсем не такой уж сухарь… Просто испугались меня.
— Отвага — привилегия воина. Ученому надлежит проявлять аккуратность и усердие. Но не безрассудство. Я никогда не изображал из себя супермена. И не качал бицепсы. Молодость и сила — в ясности ума. — Он почему-то провел рукой по распластанным на плеши волосам. — Ваш визит не доставил мне удовольствия. Но смею надеяться, мы расстаемся по-дружески.
— Вашего пса зовут Вилли?
— Билли. В честь американского президента. Рад с вами проститься, дорогая. — За спиной Ани захлопнулась дверь, лязгнули замки и щеколды.
«Сейчас он пойдет пить сердечные капли, а я буду сидеть на лестнице и ждать, когда меня пристрелят», — подумала Аня. — Что делать? Постучать в другую квартиру и попросить о помощи? Люди не откажутся вызвать полицию…Убийцы, скорее всего, засели в мансарде и поджидают возвращения Тони или его русской гостьи. Но почему здесь русские и как все происходящее связано в московскими трагедиями? — Аня усмехнулась, — жаль, что ответы на эти вопросы получить, по-видимому, не придется. Но ведь все складывается слишком затейливо, чтобы оборваться на полуслове. Нет, не зря привела её сюда Фортуна и подает настойчивые знаки: «тепло, теплее… горячо!». Еще пару шагов, и кусочки мозаики сложатся в цельную картину. Ради этого стоит бороться за жизнь, внушала себе Аня, сидя на широкой каменной ступеньке.
В холле хлопнула дверь и пополз вверх лифт. Она поднялась и решительно двинулась вниз. В подъезде, чистом и пустом, было темно — здесь свет загорался автоматически, когда кто-то входил, и через пару минут гас. Сквозь витраж на входных дверях ярко светил уличный фонарь.
Стараясь двигаться как можно тише, Аня обнаружила выход, ведущий на задний двор, где стояли мусорные контейнеры. Вопреки её ожиданиям, от которых выпрыгивало сердце, руки убийцы не сомкнулись на её горле. Ночь была тихая, свежая, пахнущая весенней листвой. Неподалеку темнел большой сквер с монументальным изваянием в центре — дама ренессансных форм отбивалась от толстого, причудливо извивающегося змея. — «Наверно, она все же победила, раз её образ увековечили в мраморе… А шансов было не много», — на ходу краем сознания оценила величину и свирепость скульптурного змея Аня. Подчиняясь инстинкту, она направилась к освещенной к магистрали, по которой двигались автомобили. Уж там-то должен оказаться хоть один полицейский.
Попав на светящуюся витринами улицу, Анна легко прочла название на табличке. Два дня назад оно казалось совершенно невразумительным, а теперь — обнадеживающе знакомым: Аvenue Victor Hugo. Улица Виктора Гюго! Где-то здесь переулок, ведущий к набережной и тому кафе, где голубой пингвин держит трехцветное мороженое. Бармен «Фарцетти» явно знает Тони — они перебросились несколькими фразами, как неоднократно встречавшиеся люди. Значит, цель прогулки теперь ясна…
Аня уверенно шла мимо домов, узнавая окна, подъезды, рекламные щиты, зафиксировавшиеся в памяти во время недавнего побега из «Двойника». Вот в уютной комнате первого этажа в мягком свете настольной лампы сидит за швейной машинкой женщина. «Господи, кому же здесь вздумалось портняжничать?! — Мимоходом подумала она и тут же вспомнила, что именно об этом думала тогда, бредя здесь, словно сомнамбула. Шьющая женщина в окне дома благополучного европейского города — нечастое явление. Выходит — это путеводный знак!»
Узкий переулок, ведущий к набережной, был пуст, гулко раздавалось тяжелое шарканье мужских ботинок по брусчатке — обувь ворчливого профессора едва не сваливалась с ног. От шороха за спиной Аня шарахнулась в арку закрытого гаража и прижалась спиной к холодному камню — следом за ней действительно кто-то шел, вырисовываясь на фоне дальнего фонаря темным силуэтом. Она затаилась, остановив дыхание. Шаги замерли совсем рядом… Через секунду преследователь оказался рядом, заметил спрятавшуюся девушку, крепко схватил и зажал ей рот ладонью.
— Тсс! Я тебя здесь давно караулю… — Он закрыл поцелуем Анины губы.
— Тони?! — вырвалась она.
— Тише… У меня в мансарде побывали плохие мальчики. Умница, что ухитрилась смыться.
— Они хотели убить меня! Хозяин кота и собаки дал мне одежду. Но не позволил позвонить в участок.
— Старик боится женщин и полисменов. Зато приодел тебя классно. Ого! Просунув руки под плащ, Тони обнял её. — Ты опять в том же сногсшибательном туалете… Но в бар мы не пойдем. И домой возвращаться, вроде, не имеет смысла. — Тони печально присвистнул.
— Остается нанести визит в полицию?
— Без этого не обойтись. Но мне надо кое-что выяснить до конца. Нельзя же во всем полагаться на следователя. И любопытство замучило. Тони Фокс хитрая и любопытная лисица… Поцелуй меня.
— Ты предлагаешь остаться здесь?
— Не надолго. Притаись и жди. Я подгоню машину. А потом… — Тони блаженно зажмурился. — Нас ждет ночь в дешевом мотельчике. Ну, таком легкомысленном, куда водят заблудших девочек. Догадываешься, что это значит?
— Тони… Я должна тебе сказать, что между нами никогда больше ничего.. — Аня прислушалась. — Похоже, приехал владелец гаража. Машина остановилась прямо у дома.
— Эх, опоздали в мотель! Бери меня под руку и бежим.
В ту же секунду, когда они рванулись вниз по узкому переулку, из автомобиля выскочили двое. Сбили Тони с ног, отбросили к стене девушку.
— Осторожно! — Вскрикнула Аня, увидев, что в руке подступающего к Тони человека зажат нож. — Осторожно, это они!
Но было поздно — мулат сделал выпад — согнувшись, Тони упал на колени. Она закричала, но звук застрял в горле — зажав девушке рот, её поволок к машине второй громила. Распахнул дверцу и одним ударом свалил на заднее сидение.
— Труп закинем в багажник. Помоги, Пеле… — Подхватив Тони, они живо справились с работой. Белый парень сел рядом с Аней, мулат за руль. Машина сорвалась с места.
— Скоро будем дома, — мечтательно сказал Пеле. — Вот там и позабавимся.
В доме за углом, в комнате пенсионерки, вышивавшей столовые салфетки для приюта, по-прежнему стрекотала машинка и на экране телевизора стрелял в Фантомаса из деревянного протеза Луи де Фюнес.