Китайские товары на любой кошелек и любого качества начинают свой путь в Европу из Урумчи. Город, который называют «Северными воротами» по меркам Поднебесной невелик — в нем живет миллиона полтора человек. Но экономический рост страны ощущается здесь намного сильнее, чем в чиновничьем Пекине или в европеизированном Шанхае.

Годовой грузооборот двух железнодорожных станций и аэропорта измеряется в миллиардах долларов. В черте города и в окрестностях расположено невообразимое число рынков, лавочек и складов. Здесь можно купить все, что душе угодно — от футболок «no name» и «настоящих айфонов последнего поколения», что изготовляются трудолюбивым дедушкой Ли в сарае с земляным полом и мерцающей двадцативатной лампочкой, до первоклассной фабричной продукции, чье качество ничем не отличается от европейского.

Этот мощный поток товаров приносит огромные барыши сотням концернов, тысячам экспортно-импортных фирм и десяткам тысяч мелких посредников, приезжающих сюда в основном, из стран бывшего СССР. С начала двадцать первого века русский медведь и китайский дракон, посрамив западных политических предсказанцев, не вцепились друг в друга в смертельной схватке, а вели мирное торговое сосуществование…

Местное население делает все, чтобы приезжие оставляли в их гостеприимном городе как можно больше привезенных с собою денег. Армию чужаков готова встретить целая инфраструктура, начиная от тридцатиэтажных офисных свечек и дорогих отелей с эскортницами модельной внешности, и заканчивая лоточной торговлей и дешевыми уличными проститутками.

Урумчи — город изначально уйгурский, за последние годы был оккупирован пришлыми китайцами — неприхотливыми, трудолюбивыми и, главное, невероятно плодовитыми. Теперь предприимчивые дети Поднебесной превосходили аборигенов численностью раз в пять. Они захватили в «Северных воротах» практически весь серьезный бизнес, вплоть до криминального, так что коренное древнее племя вынуждено было пробавляться по большей части уличной стряпней, мелким рэкетом да «разводкой лаоваев». В китайском языке нет разницы между словами «иностранец» и «лох»…

Идущий вдоль бесконечных торговых рядов в уйгурском квартале украинский летчик в изрядно помятой форменной белой рубашке с нашивками на коротких рукавах был явлением здесь привычным и ажиотажа не вызывал. Как писал великий Конфуций: «Рыба ищет где глубже, а украинский лаовай — где дешевле». И еще добавлял мудрец: «Когда родился хохол-цзы, то уйгур-цзы заплакал»…

Чад, стоящий на запруженных улицах, наглухо забивал ноздри. Бортоператор транспортного Ил-76, Константин Васильев, выбросил в урну жирные листы оберточной бумаги и, утирая пот со лба, отошел от лотка, где торговали очень вкусными и на удивление дешевыми лагманами.

Все время, пока он ел, сын хозяина-повара, молодой высокий уйгур с традиционным кинжалом на поясе на сносном русском пытался предложить свои услуги в качестве посредника широкого профиля. Убедившись, что летчик не имеет ни малейшего желания ни выкупить партию ноутбуков или приобрести «настоящий Роллекс» за сто юаней, ни стать счастливым обладателем дозы «чистейшего» героина, парень попытался заинтересовать Константина девочками.

Уйгурки, высокие, с черными, как смоль, волосами и миндалевидными раскосыми глазами, в качестве «жриц любви» у летчиков котировались гораздо выше, чем монголки и китаянки, и Васильев был не прочь развлечься, благо вылет завтра, и свободного времени осталось изрядно. Летчик поинтересовался насчет цены и удивленно крякнул. Уйгурский бизнесмен не мелочился, и сходу предложил шестьсот юаней за час.

Константин не первый раз был в Урумчи и отлично знал расценки. За четыре или пять сотен юаней можно взять в отеле искусную девочку на всю ночь. Если жаль шести сотен — можно заглянуть в «массажный салон» или «парикмахерскую», под которые в Китае маскируют бюджетные бордели. Здесь в пятьдесят-сто юаней обойдется легальная часть услуг, стрижка. Доплатишь две или три сотни сверху — и парикмахерша, проводив клиента в заднюю комнатку, скинет халатик. Индивидуалки, что гуляют на улицах, предлагают себя всего за двести-триста юаней, но это без места. С такой еще придется тратить время и деньги на поиски подходящей койки. Не к стене же её прислонять…

Летуны помоложе ухитрялись кадрить студенток «за просто так», благо даже крошечные зарплаты украинских пилотов здесь, в Китае считались вполне приличным доходом. Порой было достаточно получить свое, сводив «избранницу» в одно из недорогих кафе. Но Константин уже вышел из того возраста, чтобы на него западали юные китаянки. Да и хотелось выспаться перед полетом.

Грузовые рейсы частных авиакомпаний бывшего СССР имели свои неписаные законы, узнай о которых европейские или американские пилоты, волосы у буржуинов встали бы дыбом. Дело в том, что работодатели то ли из повсеместного жлобства, то ли из инстинктивной нелюбви к налогам, выплачивали своим летчикам символические оклады. Но при этом закрывали глаза на то, что экипажи брали на борт дополнительный неучтенный груз, а выручку за доставку левака делили между собой. Так трансформировался в условиях постсоветской рыночной экономики старый добрый социалистический принцип: «Если вы делаете вид, что платите, то мы делаем вид, что работаем».

Но авиационные перевозки приносили всем, кто был связан с этим бизнесом, баснословные доходы, поэтому такое положение дел устраивало и работников, и работодателей. Даже несмотря на то, что подобный род деятельности на языке аналитиков именовался как «экономически запрограммированные катастрофы», что, собственно и доказывала мрачная статистика воздушных происшествий.

От вечного «давай-давай», постоянных перегрузов и скверного технического обслуживания потрепанные, еще советские самолеты периодически выходили из строя в самый неподходящий момент, а пилоты и инженеры очень быстро проникались каким-то безысходным бытовым фатализмом. Чему способствовало и то, что во время многоэтапных перелетов они постоянно находились в состоянии хронического стресса и усталости. Васильеву этот фатализм позволял худо — бедно жить, храня в глубине души мрачную тайну.

Из Урумчи самолет Константина летел в Бишкек с грузом поддельных кроссовок, оттуда в Стамбул, где предстояло принять на борт груз сантехники. Из Стамбула в Конго, так как сантехника предназначалась для строящегося в Браззавиле отеля, а оттуда уже на регламент в Гостомель.

Из Русы Васильев уехал давно и вспоминать о ней не любил. Он слишком долго надеялся на то, что жизнь хоть как-то наладится и упорно не писал рапорт на увольнение. Не хватило духу и уехать в Россию — пусть плохая, но хоть как-то налаженная украинская жизнь казалась синицей в руке. Лишь после того, как «Борт 262» списали и разрезали на куски, а полк начисто сократили, Константин нашел в себе силы уйти в «коммерсанты» и вот уже несколько лет летал в составе сменного экипажа старенького грузовика Ил-76, принадлежащего украинской частной авиакомпании.

Происшествие в августе восемьдесят седьмого он, будучи человеком замкнутым, постарался забыть. Точнее, спрятал в самом дальнем уголке памяти и завалил коробками с разным хламом, вроде выпускного вечера и первого в жизни пьяного секса. Чтобы, неровен час, не вспомнить в подробностях…

Хотя подробности время от времени возвращались. Вот и сейчас чадная уйгурская улица вдруг отошла куда-то на задний план, и перед глазами бывшего оператора вооружения встала титановая сигара бомбового контейнера с открытым лючком панели. Из которой он, щуря глаза в темноте и боясь даже вздохнуть, вывинчивает блок управления…

В экипажах, допущенных к испытательным сбросам ядерных специзделий, оператор вооружения получает особую подготовку. Если, как в тот проклятый раз, снаряженное изделие останется на борту, по инструкции самолет должен уйти на безлюдный новоземельский аэродром, а оператор выполнить последовательность действий, предотвращающих срабатывание и подрыв.

Бомбу, которую в суматохе им подвесили в тот раз, Васильев раньше не видел. Из сбивчивого предполетного инструктажа узнал лишь, что это какой-то экспериментальный заряд, который лет пять провел в «автономной консервации», да изучил карту расположения управляющих органов и демонтируемых в случае нештатной ситуации блоков…

Ночью в Русе, закончив свою работу, он, дождавшись, когда контейнер покроется слоем хвороста и земли, тут же и прикопал извлеченный блок. Не с собой же его забирать, в самом деле.

Будучи знаком с техническими деталями, он знал и понимал больше, чем остальные, а переживал, наверное, сильнее всех. Потому и старался не общаться с остальными членами «братства бомбы», которые понемногу оставляли наш бренный мир. Инженер Николай давно спился и умер от цирроза. О судьбе радиста Сергея он ничего не знал. Командир Емельянов стал большой шишкой, вторым лицом в богатой компании и чурался менее удачливых друзей. Витя Сербин тихо спивался в Русе, где штурман так и остался, получив «под дембель» квартиру. Если занесет в Русу, ведь не отбояришься, с досадой подумал Константин. Пить придется всякую гадость. И в сотый раз слушать убогие байки.

Отвязавшись, наконец, от назойливого лагманного «бизнесмена», нагруженный пакетами и коробками, Васильев двинулся по улице в поисках такси, чтобы вернуться в недорогую гостиницу. Однако затронутая уйгуром струна под названием «девоцьку хоцес?» продолжала тихо звенеть. «Отоспаться и потом можно», подумал летчик и, поймав, машину, отправился в район Сийюй. Там располагались два русских ресторана «Шанхайский квартал», и «Надежда», вокруг которых буйным цветом цвели заведения подешевле — молодежные дискотеки, массажные салоны и пресловутые «парикмахерские».

Задумавшись, Константин не видел, что таксист осторожно сделал снимок клиента на мобильный и тут же куда-то его передал. Через некоторое время телефон у таксиста вновь зазвонил. Таксист поговорив, оживился, вытащил из бардачка небольшой яркий буклет и передал его пассажиру.

— Девоцки. Карош! — прищелкнул китаец языком.

Константин взял буклет. На первой странице был изображен фасад трехэтажного здания с неизменными гирляндами бумажных фонариков и драконами. На входе улыбающаяся хозяйка, холеная китаянка-матрона в национальной одежде. Ниже адрес и телефон на китайском, английском и русском. Под разворотом несколько цветных фотографий. Полутемные массажные кабинеты. Удобные спальни с соблазнительными кроватями. Бассейн и танцующие девушки в почти незаметных купальниках. Короче, реклама публичного дома.

Обычное дело, подумал Константин. Новое заведение через таксистов набирает себе клиентуру.

— Сколько? — спросил он бомбилу.

Тот, не оборачиваясь, показал три растопыренных пальца. Триста юаней. Немного для места такого класса. Если, конечно, буклет не врет, и таксист не крутит. Нет уж, лаоваев здесь нет…

— Сколько тебе? — если не уточнить сумму комиссионных, она по прибытию может «приятно» удивить.

Пять пальцев, пятьдесят юаней сверх оплаты проезда. Итого триста пятьдесят. Что же, неплохой вариант, даже если не за ночь, а за пару часов. Константин кивнул и водитель крутанул баранку, перестраиваясь в левый ряд.

Они миновали большой массив девятиэтажек, неотличимых на вид от советских общежитий, даже кульки и сумки вывешены за окна, и углубились в улицы победнее. Стало понятно откуда низкие цены — уж больно непрестижный район. О безопасности Васильев особо не беспокоился. Плотность населения здесь такая, что у любого разбоя всегда найдется не меньше сотни свидетелей, а хозяева развлекательных заведений трясутся за репутацию почище, чем монашки за свою девственность.

Бордель выглядел точно так же, как и на фото. Невысокое здание, национальный антураж и даже матрона у входа. Видать, бомбила сюда и звонил незадолго до приезда, вот и встречают, как космонавта. Даже слуга, лысый и маленький, подскочил, чтобы дверь открыть.

Таксист открыл багажник и что-то сказал слуге. Тот с готовностью подхватил и поволок вслед за Константином покупки. На входе матрона всучила теплый стаканчик с премерзкой водкой. Константин расправился с халявой одним глотком.

Внутри все как обычно: длинный коридор, несколько комнат с распахнутыми дверями — свободные койко-места на выбор. Привередничать Васильев не стал, зашел в первую. Вещи разложил, умылся с дороги, ответил согласием на осторожный стук в дверь.

В комнату гуськом вошли три китаянки в одинаковых черных платьицах, по здешнему укладу выстроились вдоль стены, улыбаясь, поклонились и пролепетали что-то приветственное. Выглядели девочки как близняшки. Не молодые, однако и не старые. Не красивые, но и не откровенно страшные. Встретишь такую на улице — вовек не запомнишь. Ткнул пальцем в среднюю. Две крайних безропотно потопали к выходу. Китаянка подошла к Константину и, опустившись на колени, стала деловито расстегивать ему брюки…

Заваливая проститутку на белоснежные простыни, летчик не мог видеть, как таксист загоняет машину в гараж и, скрутив номера, возвращается, чтобы помочь слуге и «матроне» снять с фасада все украшения…

Дождавшись, когда клиент выплеснется, насладившись вволю ее упругим и гибким телом, проститутка осторожно провела рукой под матрасом, вытянула шприц-тюбик и вонзила иглу в расслабленное бедро мужчины. Тот, кто ее послал, особо отметил — все должно быть сделано без малейшего шума.

Освободившись от дряблой плоти, она перекатила безвольное тело клиента на спину. Не утруждаясь условностями, девушка как была, голышом, выскользнула из комнаты.

Почти сразу в спальню вошло трое хмурых мужчин-азиатов. Один из них держал лейку и тонкий шланг, другой — три поллитровых бутылки водки. Через мгновение за ними ступил четвертый, вполне европейского вида, с небольшим чемоданчиков в левой руке. Бегло взглянув на кровать, он жестом остановил троицу и усмехнулся. Уйгуры были людьми серьезными, а в Британской энциклопедии написано, что смертельная доза водки составляет одна тысяча двести граммов…

Опоссум подошел вплотную к кровати и всмотрелся в расширенные зрачки Васильева. Летчик дышал, но был обездвижен. Зрачки его расширились так, что перекрыли почти что всю роговицу. Агент удовлетворенно кивнул и коротко махнул ладонью в сторону двери. Три азиата все поняли правильно и, оставив «орудия труда» у кровати, подобострастно кланяясь, покинули спальню. Нужда в их услугах временно откладывалась. Судьба Васильева была определена и оплачена, но вначале требовалось узнать, не проболтался ли он кому-либо о потерянной бомбе.

Опоссум положил чемоданчик на кровать и открыл его. Внутри сверкнуло стекло ряда больших ампул, нескольких шприцев и еще каких-то непонятных инструментов.

Этот квартал находился на самой окраине города и был одним из немногих, которые еще контролировала уйгурская мафия. «Бордель», в который привезли Васильева, был местом встречи и развлечений главарей окрестных триад. Полиция сюда не заглядывала, а местные жители знали: все, что происходит в «маленьком доме», никого, кроме Хозяина не касается. Если что и увидел, нужно тут же забыть. Поэтому, когда через несколько дней вздувшийся труп украинского летчика всплыл на поверхность одного из водохранилищ, никому и в голову не пришло связать его смерть с исполнителем. Тем паче, с заказчиком.

Узнав, что в крови и желудке покойника обнаружено фантастическое количество алкоголя, а смерть наступила от удушья в воде, полиция потеряла интерес к происшествию. Подобное здесь не редкость.

Самолет, на котором Константин прилетел в Урумчи, не дождавшись возвращения бортоператора, давно покинул воздушное пространство Китая. Украинского консула, который сидел на другом конце страны, в Шанхае, совершенно не интересовали дела «каких-то заробитчан». Родным сообщили о смерти, но денег на то, чтобы доставить тело с другого конца Земли, у них не было.

Директор ЦРУ, а вслед за ним и советник президента, получили короткое сообщение, что Опоссум отсек еще одну нить, способную привести посторонних к «русинскому сюрпризу».