Слабый солнечный свет проник в мою камеру через маленькое окошко и осветил четыре грязные, мокрые и холодные каменные стены.

— Утро, — прошептал я сам себе и сел.

Это было уже четвертое утро, которое я встретил здесь — в городской тюрьме, но сегодня непременно все изменится. Я был в величайшем предвкушении от того, что уготовили мне мои палачи и мысленно уже потирал ручонки, ехидно улыбаясь. Это определенно стоило четырех дней почти без еды и соседства с крысами и тараканами.

Я попытался встать, но из-за сильного головокружения пришлось вновь опуститься на пол.

— Ладно, я подожду здесь, — сказал я и улыбнулся, когда через пару секунд по коридору раздался шум шагов.

— Заключенный, встать! — оглушающе прогорланил страж, открыв двери моей камеры, но побрезговав в неё заходить.

Я честно попытался встать, но земля вновь стала уходить из-под ног и я резко упал на то же место. Страж поморщился и позвал подопечных.

— Поднимите его и ведите за мной.

Меня вывели на свежий воздух и приказали раздеться. Хорошо, что на улице был уже месяц май, потому как банально еще и простудиться, просто никак не входило в мои планы. Кое как скинув с себя провонявшуюся одежду, заметил радом троих солдат с полными ведрами воды.

— Держись за решетку, иначе снова упадешь, — сказал один из них и выплеснул на меня первое ведро холодной воды.

Я последовал совету и приготовился наслаждаться местным душем.

Бр, холодная, а вдогонку рядом бросили кусок мыла. «Вот это сервиз!» — подумал я и намылился с ног до головы. Тут же последовало и второе ведро, а после команды развернутся — и третье.

Так, что ж, с водными процедурами у нас покончено. Следующую программу, пожалуйста мне!

А следующим шло стоять и молча обсыхать, так как полотенца, увы, было не положено. Ну, ничего, назовем это пятнадцатиминутной воздушной ванной. Может еще и загорю немного, хотя моей смуглой коже может позавидовать любой.

Пощурив немного на солнце глаза, понял, что скучал. Четыре дня неволи и ты уже страдаешь от неутолимой жажды солнечных лучей. Вдруг глаза затмила тьма!!! А! Нет, это мне в лицо кинули какую-то тряпку.

— Одевай, живее! — донеслось из стороны.

«А ничего так фасончик!» — серая мешковина грубого пошива легла к телу, как наждачка и с каждым шагом она, будто царапала и шлифовала кожу. Ни с чем не сравнимое удовольствие.

«Скажите, у какого портного вы заказывали данную модель?» — ему определенно нужно отбить желание шить. Эх, да и с размером не угадали, на мои метр восемьдесят похоже так ничего и не нашлось. Вот не вернусь я больше на ваш «курорт», если вы меня сейчас же не удивите.

«Беру свои слова обратно!» — продолжал бредить мой уставший мозг. Такого уж я точно не ожидал: возле меня и того стража, который уже не так брезговал и даже придерживал меня под локоть, остановилась шикарная дипломатическая карета.

— Залазь, — меня впихнули в это чудо и, составив мне компанию, уселись напротив. — Едешь молча и тихо.

«Как скажете, господин начальник», - продолжало молча шутить мое изголодавшее сознание. Вообще я понял, что самой большой пыткой для любого адекватного, но не лишенного чувства юмора человека, это пробыть пару дней в закрытом пространстве с самим собой. В мой первый день заключения я пытался абстрагироваться от внешней среды тюремной обреченности витающей в воздухе. И вроде даже получилось и, пожелав доброй ночи крысе, доедавшей мою похлебку, спокойно себе уснул. Второй день начался также хорошо, но уже к обеду я осознал, что успел перебрать в голове всю свою жизнь и разложить по полочкам все вопросы и выводы. Вспомнил родителей, которые ушли из жизни слишком рано, друзей, врагов и даже нашу собаку, которая ловила огромных серых крыс и приносила мне в комнату. Мои воспоминания навеяли некую грусть и я разозлился. «Ну, ты еще всплакни,» — сказал я сам себе и повел мысли в другое русло. Поэтому остаток того дня и весь третий день я придумывал 101 способ как можно убить человека, сделав ему при этом очень больно. Если бы за мной кто-то записывал, то можно было бы выпустить небольшой томик и разбогатеть.

Карету начало трясти. Очень долго трясло и, как только я решил представить, что это ни что иное, а массаж, мы резко свернули на гладкую, городскую дорогу. Сердце пустилось ускорять темп — скоро начнется и будет уже не до шуток. Хоть окна и были зашторены, но место прибытия я почувствовал сразу.

— У нас разрешение на въезд, — страж протянул свернутую бумагу в окно и нас тут же пропустили.

Все шло по тщательно спланированному сценарию, поэтому выйдя из кареты я даже не взглянул на прекрасные фасады Парламентского Дворца и с опущенной головой, подгоняемый стражем, вошел внутрь.

— Смотришь в пол и делаешь, что тебе говорят, — страж напоследок окинул меня каким-то уж чересчур жалостным взглядом, ну, на какой был способен и вышел, оставив меня в одном из шикарных кабинетов чиновника. В углу стояли двое мужчин и оценивающе меня разглядывали.

— Посмотри, он действительно смуглый. Явно в роду были норбы, — сказал тот, что повыше.

«Были-были, даже не сомневайтесь».

— Так в этом же и вся прелесть задуманного. Ты представляешь, как взбунтует народ!? — радовался тот, что пошире.

— Но где вы его откапали?

— О, это еще один подарок судьбы, он преступник. Один из подпольных протестантов какой-то группы, — на это последовал громкий смех мужчин.

Да, я протестант и не какой-то там группы подпольных возбудителей закона, а самой известной и влиятельной под названием Голос народа. Вообще-то, я один из ее основателей, но им об этом лучше не знать.

— Давай ошейник, — толстун взял из рук товарища железный ободок, расстегнул его и направился ко мне.

«Это мне? Какая прелесть! Срочно хочу примерить!»

— А сработает? — засомневался высокий.

— Карл, обижаешь. Я лично у мастера заказывал, должно сработать, — и защелкнул на мне это прекрасное и неимоверно волшебное «ожерелье».

Мужчины затаили дыхание, да как собственно и я.

— Приказываю встать! — резкий и слегка писклявый голос толстяка заставил подняться. — Отныне я Грегори Виворт твой хозяин и ты подчиняешься только моим приказам!

— Да хозяин, — я послушно склонил голову.

— Ты будешь исполнять приказы женщины, на которую я тебе укажу, но настоящим твоим хозяином буду я, — его тонкий голос стал немного раздражать, интересно обязательно это все произносить с таким пафосом.

— Да хозяин, — тем не менее, нужно поддерживать образ раба.

— Превосходно! — просиял мой новоиспеченный рабовладелец.

— Невероятно! — изумился второй мужчина.

«Нет, мужик, это — неверобляхомухоятно!»

— Теперь мы сможем убить её в любой момент.

— И сделать это его руками.

«Ну, тут, мои хорошие, наши с вами мысли целиком и полностью совпадают и я даже рад, что сделано это будет моими собственными руками.»

* * *

Из кареты вышла невысокая фигура в форменном балахоне с накинутым на голову капюшоном. Это была женщина. Зайдя в здание Парламентского Дворца, она сразу же направилась в зал заседаний, где её наверняка уже ждали. Хоть женщина и опаздывала, но прекрасно знала, что никто не посмеет об этом ей даже намекнуть.

По дороге она сняла балахон и тем самым открыла окружающим свою личность, а потом с радостью наблюдала, как от неё отворачиваются встречающиеся коллеги. Нет, они, конечно, с ней здоровались, но делали это так, как будто кивок головой был случайным. Женщина всей кожей чувствовала их страх и ненависть к себе, от этого её лицо потихоньку начинало выражать брезгливость.

Как же они все её раздражают. Тупое, не имеющее своего мнения стадо. Но это ещё цветочки, а самые ягодки сидят вон там, в этом самом зале.

Женщина поправила строгую тугую гульку волос и открыла широкую дверь. Шум мужской ругани больно ударил по ушам, но привыкшая к таким делам женщина, твердой походкой направилась к главным трибунам. Там она огладила свой черный брючный костюм и, достав нужные бумаги, сильно стукнула в расположенный рядом гонг.

Все сто человек сразу же переключили своё внимание к трибунам и лишь шестеро мужчин, которые сидели выше всех, все еще о чем-то переговаривались.

— Приветствую вас господа, — начала она. — Сегодня я представлю вам новый законопроект церковных реформ, о которых я уже не раз упоминала. Хотелось бы начать с… — и понеслось, час нещадных распинаний закончился бурным всплеском возмущений со стороны мужчин.

— Этому не бывать … - крикнул самый смелый.

— Как можно!? Народ будет возмущен…

— Совсем о людях не думают…

И все в том же духе. Но женщина стояла с непроницаемой маской на лице, как будто знала, что всё равно будет так, как она скажет. И если честно, в этом никто не сомневался, ведь все её законопроекты в ближайшее время вступали в силу. Но к глубочайшему сожалению, они отличались особой строгостью и бесчеловечностью. И лишь главы парламента могли вносить изменения в её проекты, тем самым делая их не такими жесткими.

— Спасибо вам, госпожа Керри Бонстер за выступление и за ваш труд, — наконец сказал один из главных. — Мы рассмотрим ваше предложение и откорректируем его в ближайшее время. Можете передать его мне.

Один из секретарей тут же бросился к женщине, дабы принять из её рук бумаги и отнести их главам государства. Женщина лишь кивнула так ничего и не ответив, и уже хотела занять свое место в «змеином» зале, как один из мужчин перегородил ей дорогу с трибун.

— Одну минутку, госпожа Бонстер.

— Чего тебе Грег? — лицо женщины отразило усталость и скуку.

— А правда ли, что недавно на вас было совершено покушение? — очень громко спросил он, наверное, чтоб его вопрос было слышно даже в соседнем помещении.

— Нет, — громко и четко ответила женщина, пытаясь обойти толстоватого кретина.

— Нет? — не унимался он.

— Если вы называете покушением тот случай, когда один неуклюжий доходяга попытался выхватить у моей служанки корзину с едой, но по своей тупости свалился на меня, то вы уж извините, но как бы вам этого не хотелось, на свой счет я это отнести не могу. А если вы переживаете за корзину с едой, то она тоже прекрасно пережила это столкновение.

— Как я рад, что это всего лишь слухи, — запричитал мужчина. — Но сами понимаете, времена у нас сейчас такие опасные, поэтому у нас есть для вас сюрприз.

— Давайте обойдемся без сюрпризов, — женщина аккуратно, но настойчиво попыталась освободить себе путь, как тут открылась широкая дверь и внутрь вошли высокий мужчина и какой-то нищенка.

— А вот и сюрприз! — радостно сказал толстяк. — Сегодня утром к нам пришел вот этот доброволец и со словами: «Ценой своей жизни готов защищать госпожу Бонстер», надел на себя ошейник норба.

По залу прокатился вздох удивления и ужаса. А добровольца, тем временем, поставили перед госпожой Бонтер на одно колено.

— Признаешь ли ты в этой женщине свою хозяйку? — спросил толстый.

— Да.

— Приносишь ли ты ей клятву верности?

— Да.

— И защищать её даже ценой своей жизни?

— Да.

Я поднял на неё глаза. Кажется, она была крайне изумлена, собственно, как и все в зале. Затем все же взяла себя в руки и, кинув гневный взгляд на своих доброжелателей, поспешила покинуть зал. Я поплелся за ней. Она знала, что я следую за ней и все же твердо шла по коридору, пока мы не дошли до её кабинета. Там это чудовищная женщина повернулась ко мне, оглядела с ног до головы и противно сморщилась, разглядывая мою одежду.

Как же мне захотелось врезать ей, нарушая свои собственные принципы никогда не бить женщин, но передо мной стояла не женщина и даже не человек. Меня разглядывал бездушный монстр, который не имел ни совести, ни сострадания, а некоторые искренне верят, что её сердце ничто иное, как кусок камня. Но нельзя. Не сейчас. И даже потом в моих планах было просто вонзить в её тело нож и бросить истекать кровью, но не бить, чтоб не пачкать об неё свои руки. Так мы и стояли в коридоре.

— Стой здесь, — процедила она и скрылась за дверью.

Самое ужасное, когда понимаешь, что этот монстр ещё и невероятно умен. Она догадалась сразу, что я приставлен к ней, чтобы убить и она наверняка побоялась остаться со мной в одном кабинете. Даже ослабленный и шатающийся я смог бы убить её голыми руками или приложив об её голову ближайшим стулом, или переломать хребет чем-нибудь тяжелым, или воткнуть ей в шею…, кажется, я слишком замечтался, так как не сразу среагировал, что она уже вышла. Накинув на себя привычную мантию министерства, другую отдала мне.

— Одень это и строго иди за мной.

Я кое-как накинул это на себя и мы вышли к каретам. Там мы забрались в одну из них, но она быстро вышла из нее и о чем-то заговорила с кучером. Затем настала тишина и вскоре они уже вдвоем сели в карету.

Боится? Правильно делает.

Подошел еще один кучер и мы двинулись в путь. На повороте меня хорошенько тряхнуло и я навалился вбок, отчего кучер, сидящий внутри, напрягся и я увидел у него в руке нож.

— Еще раз так рыпнешься и пожалеешь, — пробасил мужчина.

— Смотри, да он же сейчас сознание потеряет, — сказала вторая наша попутчица и прежде чем провалиться в забытье, я отметил, что голос этой барышни слишком юн и что похоже в карете изначально Керри Бонстер и не ехала. Умно.