Ковнер думал о «Доротее», а из головы не выходила история с Мишкой Сомом. Когда Мишку выводили из помещения, он увидел кого-то во дворе. Возможно, «Апостола». Но ведь конвойный его не заметил… Значит, успел скрыться. А скрыться можно только в кустах дерезы около водостока.

Ох, этот водосток!.. Бугримов, принимая обязанности коменданта, ощупал каждый камень в ограде. Тогда-то он и заметил, что штыри, удерживавшие решетку водостока, перержавели. Доложил об этом Ковнеру. И тот предложил сделать потайной ход. Так появилась защелка на решетке. И вот к чему все это привело. А может, решетка тут ни при чем, может, и без этого Сом был бы убит?

Его размышления прервал дежурный:

— Там какая-то рожа в котелке вас спрашивает!

— А точнее доложить не можете? — Ковнер сердито вскинул глаза на дежурного.

— Сейчас!

Через минуту перед Ковнером стоял высокий представительный человек, черноглазый, черноусый, с интеллигентным лицом. Одет в модный светло-серый, в крупную клетку костюм, лаковые остроносые туфли, на голове котелок. Именно таким рисовали уполномоченного иностранных фирм и Мишка Сом, и председатель грузовой артели «Ювелир», которая переплавляла золотой и серебряный лом в слитки.

— Такой огромный матрос, — посетитель поднял руку выше головы, — с повязкой на глазу, так настойчиво просил меня зайти к вам, что я понял: явка обязательна. И вот я здесь.

— Простите, а с кем имею честь?

— Греческий негоциант Жан-Жак Цыпаревич.

— Вы так хорошо говорите по-русски…

— Я родился на Украине, в местечке Натягайловка.

О Натягайловке Ковнер слыхал: небольшой хуторок на окраине Вознесенска — городка, расположенного в ста двадцати верстах от Одессы.

— И долго там жили?

— До восемнадцатого года.

— И чем занимались?

— Коммерцией.

В Натягайловке все занимались коммерцией: торговали на Вознесенском базаре кто чем может. Говорят, что именно в Натягайловке родился анекдот о коммерсанте, который покупал сырые яйца, варил их, а затем продавал по той же цене, барышом считая оставшийся навар. Такой же примерно барыш был и у Цыпаревича, и в семнадцатом году Цыпаревич перебрался в Одессу.

— Чем же вы занимались в Одессе?

— Коммерцией.

— А конкретно?

— Продажей движимого и недвижимого имущества. Из недвижимого имущества Жан-Жак Цыпаревич продал только- лачугу своей тетки, жившей на Молдаванке. А вот о движимом имуществе — разговор особый. В то время в Одессу съехалась чуть ли не вся знать обеих столиц и других городов. «Сколько же потребуется теперь для них ночных горшков!» — подумал Цыпаревич и решил поставить снабжение населения на широкую ногу. Уговорив тетю продать домишко, он на вырученные деньги закупил горшки и снял помещение для магазина.

Однако князья и графы, финансовые тузы и промышленные воротилы проклинали большевиков и революцию, проматывали драгоценности в одесских кабаках, но ночными горшками обзаводиться не торопились.

Ему удалось в поистине вавилонском столпотворении февраля 1920 года уехать из Одессы за границу.

— Почему же вы покинули родину? Ведь революция навсегда покончила с проклятым наследием царизма — национальным и социальным угнетением, вы теперь были бы как все — полноправным гражданином Советского государства…

— Я не хотел быть как все, я хотел иметь свой миллион, — ответил греческий подданный.

— И имеете?

Цыпаревич неопределенно пожал плечами:

— Вы же прервали мою деятельность, закрыли фирмы.

«Имеет, бродяга, имеет», — решил Ковнер. А вслух сказал:

— Ну, ладно о миллионах. Чем вы занимаетесь сейчас?

— Коммерцией.

— Точнее.

— Поверенный в делах фирм «Камхи» и «Витое», — с гордостью ответил Цыпаревич.

— Интересно, какое же вы жалование получаете?

— Я — в долевом участии.

— Как это? Совладелец фирм?

— Нет, получаю проценты от проведенных операций.

— Расскажите конкретно, какие задания вам приходилось выполнять?

— Но это является секретом фирм!

— Слушайте, господин Цыпаревич, вы тут такое натворили, что вас можно сейчас же, сию минуту отдать под суд!

— Позвольте, — сделал негодующий жест негоциант, — я действовал строго в рамках закона!..

— Быть наводчиком при ограблении собора — это в рамках закона?

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Да о том, что вы указали главарю воровской шайки Вовке Ореху, какую икону нужно украсть из собора!

— Ничего подобного, я этого не делал. Как-то господин Шмидт, управляющий отделением фирмы «Витое», сказал мне, что ему очень нравится икона в соборе. И когда меня спросили, какая икона нравится господину Шмидту, я сказал. Вот и все. Я и думать не мог, что собор обворуют!

— А сообщение контрабандистам о времени прихода шхун — это тоже в рамках закона?

— Я, как поверенный в делах фирм сообщал клиентам, когда прибудут зафрахтованные ими суда. Вот и все. Я же не знал, что их клиенты являются контрабандистами.

— А оплата за проданную контрабанду? А связь с ювелирной артелью помимо горсовета?

— Я выполнял задания фирм!

— Вы же опытный человек, вы всю жизнь занимаетесь коммерцией, неужели вы не понимали, что делали?

— Я, конечно, понимал, но формально я должен был выполнять указания руководителей фирм по связи с клиентами.

— Нами установлено, что деятельность фирм выходила за рамки, предусмотренные законом. Таким образом, вы, как служащий фирм, являетесь соучастником незаконных действий.

— Я не состоял в штате фирм, я действовал на процентных условиях и таким образом формально…

— Если вы служащий фирм — то являетесь соучастником их незаконных действий, если нет — то вы соучастник воровских шаек. Будете вы отвечать на мои вопросы или вам следует официально предъявить обвинение?

— Ну что вы, зачем официальные обвинения? Я вам все скажу, что знаю, но я не знаю, что вы хотите знать!

— Правду. Итак, какие задания вы передавали артели «Ювелир»?

— О, вы это уже знаете! Так об чем речь!.. Цыпаревич явно волновался, с него сошел весь лоск, он стал обыкновенным натягайловским торговцем.

— Я прошу вас рассказать, какие задания фирмы вы передавали артели, как часто это было?

Цыпаревич рассказал, как приносил драгоценный лом в артель и как там переплавляли его в слитки.

— Вы знали, что многие вещи краденые?

— Знал. То есть нет, откуда мне было знать?

— Да или нет?

— Никто мне этого не говорил, но я догадывался.

— Откуда у голодранца Савки может быть кубок работы парижских мастеров? Тут и слепому ясно — украл….

— Кому вы сообщали о приходе судов?

— Я никого не знал, кроме господина Ореха. Знал, то я, конечно знал, но сообщения передавал только ему.

— Сведения получали от руководителей фирм?

— Откуда же еще? Только они знали точное время прихода судов.

— Орех и его дружки встречали суда, забирали контрабанду и передавали ее кому следует, так?

— Мне этого никто не говорил, но это таки было так.

— Что же привозилось?

— Мне не сообщали, но я таки знаю: спирт, сахарин, чулки, женское белье.

— А оружие?

— А было и оружие?

— Было.

— Мне об этом никто ничего не говорил, но я таки знаю- было…

— Чем рассчитывались за полученный товар?

— Золото, серебро, валюта, драгоценные камни.

Иногда картины, иконы, ковры.

— Орех и его друзья сами все это доставляли на фирму?

— Нет, все расчеты велись только через меня.

— А сегодня зачем вы шли к Ореху?

— Передать вот это, — и Цыпаревич достал из кармана пакет.

— Ого! — не удержался от восклицания Ковнер. — Доллары, фунты стерлингов. И всегда рассчитывались с доставщиками валютой?

— Я в конверты не заглядывал, но я таки знаю: обычно идут драхмы и лиры, а когда особый товар — доллары и фунты.

— Особый товар — это оружие?

— Цыпаревич утвердительно кивнул головой.