Лазарь Каганович… Когда читаешь его воспоминания, невольно возникает мысль о том, что автор будто бы застыл в своем развитии задолго до того мига, когда решился поведать миру о себе. Идеологические догмы, вознесшие его на вершину коммунистической власти, остались для него непреходящей ценностью. Именно из них он соорудил удобный для себя футляр, который должен был спрятать его человеческие чувства и переживания, попытки понять то время, в которое он жил, его представления о добре и зле, правде и лжи. Застегнутая до последней пуговицы личина «рабочего, коммуниста-большевика, профсоюзного, партийного и советско-государственного работника» должна была явить миру солдата партии, борца за светлые идеалы, для которого главное – классовая целесообразность. По его уверениям, коммунистическая идея «выше, значительнее, могущественнее личных моментов и жизни». Для реализации этой идеи он многое делал. Поэтому, когда он говорит, что «каким был до революции пролетарием-большевиком, таким остался…», не очень-то верится. Скорее можно согласиться с его дочерью, предварившей воспоминания отца статьей «Творец эпохи». «Творец», в отличие от «пролетария», за многое отвечает, а этого-то, наверное, Кагановичу и не хотелось.

Нет сомнений в том, что он был одним из наиболее значительных деятелей сталинской эпохи, решавших важные хозяйственные, военные и иные задачи, как нет сомнений и в том, что он был одним из ярых сталинистов-опричников, организовавших «большой террор» тридцатых годов. Сегодня установлено, что подпись Кагановича стоит под расстрельными списками на 36 тысяч человек, в числе которых были 21 нарком и 23 члена ЦК партии. По количеству подписанных расстрельных списков (188) Каганович занимал четвертое место среди членов Политбюро, уступая только Ворошилову, Молотову и Сталину. В 1933 году на пленуме ЦК он сказал характерную фразу: «Мы мало расстреливаем». Чтобы расстреливать больше, он выезжал в Ярославскую, Ивановскую области, Донбасс, неоднократно бывал и в Челябинской области. Из перепуганного Челябинского обкома в Москву ушло предложение о переименовании областного центра в Кагановичград. И кто знает, посмотри на это прошение по-другому Сталин, стали бы жители нашего города кагановичградцами. Поэтому не будем доверять пенсионеру Кагановичу и его байкам, а посмотрим на его жизнь через призму имеющихся в нашем распоряжении источников и попробуем составить об этом человеке собственное мнение, равно как и о челябинских страницах его биографии.

 

Железный нарком

Лазарь Каганович родился 10 (22) ноября 1893 года в ныне не существующей деревне Кабаны Киевской губернии в многодетной небогатой семье. Из тринадцати детей у его родителей выжило шесть – одна девочка и пять мальчиков. С большими трудностями Лазарю (Лейзару) удалось получить начальное образование. Занимался самообразованием, мечтал сдать экзамены за гимназию и поступить в Киевский университет, но мечтам этим не суждено было сбыться. В 13 лет расстался с семьей и выехал в Киев, чтобы найти себе работу. Жил там под присмотром старшего брата Михаила. Работал грузчиком на мельнице, сопровождающим грузов на железной дороге, кожевенником, а затем сапожником, рабочим пробкового, мыловаренного заводов – везде, где была хоть какая-то работа, позволявшая сводить концы с концами. Придя на очередную такую работу – на кондитерскую фабрику, – он решил, что это и есть его призвание. Стал подмастерьем, мечтал о том, что станет мастером. Может быть, и стал бы им. Но и эта мечта лопнула. Безработица. Снова кожевенный завод. Безысходность. Мысль: «Не до жиру – быть бы живу». Протоптанная не одним поколением колея. И кто знает, как бы пошла жизнь дальше, если бы в 1911 году Лазарь не сблизился с большевиками. Именно этот шаг повлиял на всю его последующую жизнь.

Из воспоминаний Кагановича о той поре его жизни: «Помню стальной кастет, который мне сделал Вася-металлист. „У тебя, – говорил он, – рука крепкая, и он тебе подойдет“. Он мне пригодился, когда однажды, нагруженные листовками, я и Наум Голод спускались вечером по Андреевскому спуску, где народу почти не было, а за нами неотступно следовал шпик…»

В 1915 году Кагановича впервые арестовали, произошло это на вокзале, куда он пришел с другими большевиками проводить арестованных соратников в ссылку. «Допросы были жестокими; здоровенные жандармы неоднократно избивали нас до крови, но допросы ничего им не дали… Я был одет плохо и изобразил из себя деревенского парня, приехавшего в Киев искать работу. „А чего же ты махал рукой, да еще фуражкой?“ – допытывались они, не веря моим утверждениям. На это я им по-деревенски отвечал: „Уси махалы, и я махав, я думав, шо воны мобилизованные, и их отправляют на фронт“». Ничего не доказав, Кагановича выслали по этапу в деревню. Но до деревни Каганович не добрался, с помощью друзей брата Михаила освободился и нелегально вернулся в Киев, а затем перебрался в Юзовку, где и встретил 1917 год.

В последующем его жизнь развивалась, как и у многих советских руководителей ленинско-сталинской эпохи. В 1917 году ему исполнилось 24 года. Умный, энергичный, волевой, он был не обременен каким-либо позитивным жизненным опытом, образованием, рефлексией. Поэтому не вступал в теоретические дискуссии, а исполнял волю партии, решал любые задачи, которые перед ним ставили старшие товарищи. Послужные списки бесстрастно зафиксировали его движение по иерархической лестнице: «В 1917 по направлению ЦК РСДРП руководил проведением переворота в Гомеле, председатель Полесского обкома РСДРП, был избран членом Учредительного Собрания от большевиков, делегат 3 – го Всероссийского съезда советов, член ВЦИК, в 1918 комиссар организационно-агитационного отдела Всероссийской коллегии по организации Красной Армии, затем председатель губкома и губисполкома Нижнего Новгорода, в 1920 нарком РКП Туркестанской республики, член РВС Туркестана и председатель горсовета Ташкента».

В 1922 году В.М. Молотов, знакомый Кагановича по Нижнему Новгороду, ходатайствует за него перед Сталиным, после чего карьера Лазаря Моисеевича так же победно протекает уже в Москве. Он возглавляет организационно-распределительный отдел ЦК РКП (б). В условиях обострения внутрипартийной борьбы за власть эта должность была чрезвычайно важной. Она была связана со счетными комиссиями, с кадрами, а кадры и тогда, по выражению Сталина, решали всё. С 1924 года Каганович – член ЦК партии, с 1926-го – секретарь ЦК ВКП (б), занимавший в 1925–1928 гг. должность первого секретаря КП(б) Украины, а в 1930–1935 – первого секретаря Московского горкома ВКП(б). Можно говорить о том, что Каганович прочно вошел в верхушку партийной номенклатуры, но что еще важнее, он стал человеком ближайшего круга Сталина. Более того, перед войной был период, когда его место в советской элите было сразу за Хозяином. Многие исследователи жизни Кагановича отмечали, что он не провалил ни одного поручения Сталина, какими бы они ни были – партийными или хозяйственными. Его имя носили населенные пункты, предприятия, первый советский троллейбус (ЛК-1). Лазарь Каганович был настоящим трудоголиком, не брал отпусков, порой совмещал единовременно несколько важнейших хозяйственных и партийных постов (например, наркомов путей сообщения, тяжелой и нефтяной промышленности). Умел выделять главное и концентрировать на нем усилия подчиненных. Он не был кабинетным чинушей и хорошо знал те направления работы, за которые отвечал. Это, безусловно, делало его сильным руководителем. Но навряд ли он удержался у кормила власти, если бы не обладал двумя качествами, за которые его особенно ценил Сталин – это личная преданность вождю и непримиримость к его врагам.

Знаменитый историк В.О. Ключевский как-то написал: «Для осуществления идеалов необходима энергия действия, энтузиазм убеждения: при осуществлении их неизбежны борьба, жертвы». Думается, что под этой мыслью подписался бы и Лазарь Каганович. Вот только представления о том, каким может быть масштаб жертв, у историка и у «железного наркома», по всей видимости, были разные. Отвечая на вопросы Феликса Чуева, Каганович как-то бросил:«…легко сейчас судить, когда нет нужды в твердой руке и в борьбе, и в жестокости». Ему же признался: «Мы виноваты в том, что пересолили, думали, что врагов больше, чем их было на самом деле…», но при этом был уверен: «Пятая колонна была у нас. Пятая колонна была. Если бы мы не уничтожили эту пятую колонну, мы бы войну не выиграли. Мы были бы разбиты в пух и прах».

Любопытны доводы, которые, по мнению Кагановича, должны были доказать правильность репрессий, например, руководства армии. Вот что он говорит по этому поводу Чуеву: «И все-таки какая-то группировка командного состава была. Не могла не быть. Она была. Вся эта верхушка в Германии проходила службу, была связана с немцами. Мы получили сведения, у Сталина были данные, что у нас есть связанная с фашистами группа. Называли Тухачевского и Якира. Тухачевский был когда-то в плену в Германии и бежал из плена… Что многие из них носили у себя в портфеле жезл Наполеона – это несомненно. Тухачевский был, по всем данным, бонапартистских настроений. Способный человек. Мог претендовать».

Как видно из приведенной цитаты, у Кагановича расстояние между предположением о возможной вине тех или иных деятелей и утверждением, что такая вина, несомненно, была, – минимальное. Фактически никаких реальных сведений у него нет. Вся получаемая им информация – от Сталина, и причина уничтожения человека – тоже от Сталина (способный человек и может претендовать на власть). И это страшно, так как показывает, что в СССР не было человека № 2, а был один диктатор, который решал всё: миловал или карал, переселял народы и уничтожал целые социальные слои. Кто-то к этому диктатору подстраивался, пытался играть на его слабостях (например, Л.П. Берия), а кто-то полностью в нем растворялся, выполняя любую его волю. Таким был Лазарь Каганович. Это делало его страшным человеком даже для ближайших сподвижников Сталина. Не случайно уже в брежневские времена В.М. Молотов как-то сказал о нем: «Среди нас Каганович был 200-процентным сталинистом».

Перед войной Сталин несколько охладел к своему «железному» воздыхателю, Лазаря Моисеевича вдруг стали обижать – то букета цветов пионеры не вручат, то портрета Кагановича рядом с портретом Сталина не окажется. Возможно, Сталин просто проверял, насколько бескорыстен Каганович в служении ему, а может быть, посчитал, что тот слишком много знает и пора его убирать. Спасла война. Транспорт, руководимый наркомом, работал хорошо, неплохо справлялся со своими задачами и Совет по эвакуации. И награда нашла героя – в 1943 году Каганович стал Героем Социалистического труда. Входил в советы ряда фронтов и единственный из членов Политбюро имел боевое ранение.

Но напряжения во взаимоотношениях со Сталиным никуда не ушли. Кагановича, например, в 1945 году не пригласили на Парад Победы, а в 1949-м – на заседание, посвященное 70-летию Сталина. Феликс Чуев как-то спросил у него: «А вы допускаете, Лазарь Моисеевич, что поживи Сталин еще немного, и могли с вами расправиться, с Молотовым…» В ответ прозвучало: «Не могу сказать. Нельзя так: если бы да кабы». Не хотел расставаться Лазарь Моисеевич с мыслью, что он и его кумир Сталин всегда были в одной связке.

После окончания войны, в 1947 году, Кагановича вернули в Киев, где он встал во главе республиканской партийной организации, но задержался ненадолго. В том же году мы вновь видим его на должности заместителя Председателя Совета Министров СССР, исполняющим также обязанности Председателя Госснаба СССР, новой структуры, созданной в то время. Должность эта была весьма и весьма ответственной, но политическое влияние Кагановича стало значительно меньшим. Уже позднее, при ответе на вопросы Ф. Чуева, у него как-то вырвалось: «Сталин в последние годы допустил в оценке людей ошибки. Он приблизил к себе Хрущева, Маленкова и Берию, а Молотова, Кагановича и Ворошилова отодвинул…»

После смерти Сталина Каганович поддержал Хрущева против Берии, хотя и не очень уверенно. А в 1957 году вместе с Молотовым и Маленковым попытался отрешить Никиту Сергеевича от власти. Эта попытка завершилась крушением карьеры Кагановича. Он был выведен из состава Президиума ЦК и из состава ЦК партии за фракционную деятельность, отправлен на Урал директором Уральского калийного комбината, а в 1961 году за участие в репрессиях и вовсе исключен из партии и отправлен на пенсию. После этого он прожил еще долгую жизнь, которая, наверное, показалась ему вечностью, так как в ней он был уже не «творцом эпохи», а созерцателем. Писал воспоминания. Пытался восстановиться в партии, обращался по этому поводу с письмами к генеральным секретарям и съездам КПСС. Клялся в них верности марксизму-ленинизму, обещал, что продолжит борьбу «со всеми видами оппортунизма, ревизионизма, догматизма и национализма». Он продолжал жить в том времени, которое безвозвратно ушло, и не понимал этого. Жизнь Лазаря Кагановича длилась почти век, он умер на 98 году и был предан огню в Донском крематории г. Москвы.

Подводя итоги этой жизни, журнал «Огонек» не без пафоса констатировал: «Лазарь Каганович пережил двух царей, Александра Керенского, Владимира Ленина, Иосифа Сталина, Георгия Маленкова, Никиту Хрущева, Леонида Брежнева, Юрия Андропова, Константина Черненко. Он прожил жизнь настоящего коммуниста и умер большевиком».

 

Челябинские визиты Лазаря Кагановича

Каганович и Челябинск долгие годы жили вдалеке друг от друга. Уездный Челябинск вошел в жизнь многих соратников Кагановича по партии пересыльной тюрьмой, каторжным трактом в Сибирь, партийными заданиями, а в его – нет. Не совпали их пути и в Гражданскую войну, когда здесь решалась судьба власти большевиков. Они пересеклись уже в советские годы, когда Челябинск стал крупным областным центром, а Каганович – видным деятелем сталинского режима.

В те годы не были в моде официозные визиты с посещениями театров и музеев. Высоких визитеров интересовали по преимуществу цифры и сроки. Применительно к Кагановичу уже расхожим штампом стала фраза: «Для подхлестывания репрессий Каганович выезжал в Челябинскую, Ярославскую, Ивановскую области, Донбасс». Как нам кажется, в этой фразе есть определенная натяжка. Каганович все же не работал в НКВД/ ОГПУ, а потому выезжал на места для решения определенных проблем. При этом способов их решения в его арсенале было немного, и главным, конечно же, был силовой. Может быть, поэтому и сложилось такое впечатление.

Став во главе железнодорожного транспорта, он многое сделал для его бесперебойного функционирования, улучшил материальное снабжение отрасли и ее работников, позаботился о подготовке кадров, по его инициативе был учрежден и профессиональный праздник – День железнодорожника. При этом, по имеющимся в литературе сведениям, с санкции Кагановича были арестованы и сгинули в лагерях тысячи железнодорожников, им были написаны десятки писем в НКВД, в которых он требовал немедленного ареста «врагов народа». Среди них были и челябинцы. Но первый выявленный нами приезд Л.М. Кагановича был связан не с железной дорогой.

1933 год вошел в историю СССР как голодный. Тогда вновь, как и в 1921–1922 годах, дошло до людоедства. Сегодня опубликованы документы, которые говорят о том, что подобные случаи имели место не только на Украине, но и в других районах СССР, в том числе и в Челябинске. Сталин с целью показать, что власть контролирует ситуацию, задумал не только этот голод победить, но и в 1934 году отказаться от карточной системы. Однако сделать это было не просто, и в какой-то момент планы вождя оказались под угрозой срыва. В связи с чем Сталин в письме к Кагановичу писал: «Если Вы допустите малейшее благодушие в хлебозаготовках, мы можем сесть в этом году на мель». В Челябинскую область, как и в другие тревожные районы страны, были направлены столичные чиновники самого высокого уровня (Яковлев, Чернов, Юркин, Соме), здесь побывала бригада Саратовского зернового института под руководством академика Тулайкова. Но ситуация в крае изменилась незначительно. 30 сентября 1934 года Политбюро ЦК партии утвердило постановление СНК и ЦК партии о ходе хлебозаготовок в Челябинской области. В нем вина за их срыв возлагалась на Челябинский обком партии и лично на его первого секретаря К.В. Рындина. Во внимание не было взято то обстоятельство, что документ об образовании Челябинской области был принят только 17 января 1934 года и фактически связи областных структур с местными еще не были отлажены. В ходе переписки между Кагановичем и Сталиным появилась идея направить в Сибирь и на Урал чекистов, Г. Ягоду или его первого заместителя Я. Агранова. Однако силовики не слишком расстарались и, сославшись на занятость, отправили вместо себя Г.Б. Прокофьева, также числившегося в ранге заместителя Генриха Ягоды.

На этом фоне Каганович, понимая значение поставленной Сталиным задачи, проявил инициативу и выразил намерение самостоятельно посетить Челябинскую область. 4 октября 1934 года было оформлено соответствующее поручение Политбюро ЦК.

5 октября Каганович выехал, а 7 октября прибыл в Челябинск. По прибытии в областном центре не задержался, а сразу же отправился в отстающие хозяйства Увельского района. После чего, вернувшись в Челябинск, вместе с М.А. Черновым и К.В. Рындиным подготовил, а 9 октября отправил Сталину на согласование проект постановления Челябинского обкома партии «О ходе хлебозаготовок в Челябинской области». Небезынтересно, что в этом постановлении имелся раздел «не для печати», в котором предлагалось ускорить следствие и передать в суд дела о контрреволюционных группах, организовавших саботаж хлебозаготовок, поломку машин и расхищение общественной собственности. Прокурору Челябинской области предлагалось провести несколько показательных процессов с применением к виновным в срыве хлебозаготовок высшей меры наказания. Каганович в письме к Сталину предложил образовать Тройку в составе Рындина, Чернова и Шохина и в течение месяца разрешить ей утверждать смертные приговоры. Маховик репрессий заработал. Уже 20 октября 1934 года газета «Челябинский рабочий» опубликовала статью «Бывшие колчаковцы анненковские каратели – организаторы саботажа хлебозаготовок, приговорены к расстрелу». В эти же октябрьские дни 1934 года в Челябинск прибыла выездная Тройка по партийной чистке.

Интересен результат этой поездки Кагановича. Докладывая о ней Сталину, Лазарь Моисеевич не преминул поблагодарить его за то, что он направил его в эту командировку, отметив при этом, что «в Челябинской области и в Западно-Сибирском крае дело не только в неумении практически и своевременно организовать заготовки, но и в неправильном политическом подходе к заготовкам… Секретари райкомов и начальники политотделов в большей части подходят к заготовкам как деляги и не видят, что под видом партизан в колхозах сидят кулаки».

Хлебозаготовки в Челябинской области были завершены к 25 октября 1934 года, а показатели в сравнении с 1933 годом превышены на 4 млн. пудов. Хлебная кампания 1934 года позволила Сталину лишний раз более пристально посмотреть на своих соратников. В ходе нее все получили свои плюсы и минусы. Точнее, плюс заработал только Каганович. Минусы же достались Яковлеву, Чернову, Рындину, проявлявшим нерешительность и мягкотелость в выполнении заданий Сталина, а также Г. Ягоде и Я. Агранову, которые устранились от выполнения этого задания. Не так много лет пройдет после описываемых событий, и все эти минусы трансформируются в смертные приговоры названным чиновникам. Живым останется только Каганович.

К слову, своей жесткостью и репрессивными мерами Каганович вывел из-под удара Рындина, и вождь челябинских большевиков не мог не понимать этого. В 1936 году он попытался отплатить Лазарю Моисеевичу весьма характерным для того времени образом, предложив переименовать Челябинск в Кагановичград, для чего написал письмо Сталину. Вот текст этого письма, хранящегося ныне в Президентском архиве Российской Федерации:

«Тов. Сталин!

Прошу Вашего указания по следующему вопросу. В течение последних полутора лет перед областными организациями ставится вопрос о переименовании города Челябинска. Эти предложения высказывались отдельными товарищами и на пленуме областного комитета партии, и на собраниях городского партийного актива. Челябинск в переводе на русский язык означает слово „яма“. Поэтому часто при разговорах слово „Челяба“ употребляется как что-то отрицательное, отсталое. Название города устарело, оно не соответствует внутреннему содержанию города. Город за годы революции, и в особенности за годы первых пятилеток, коренным образом изменился. Из старого казацко-купеческого городишка город превратился в крупнейший индустриальный центр. Вот почему старое название города не соответствует сегодняшнему действительному положению. Поэтому мы просим Вас разрешить переименовать город Челябинск в город Кагановичград. Переименование хорошо бы провести на предстоящем областном съезде советов. С коммунистическим приветом Рындин. 19.09.1936». Но Сталину такая идея не понравилась, и эта инициатива канула в лету.

Последующие выявленные приезды Кагановича в Челябинск носили рабочий характер и также не были окрашены в розовые тона. В военном 1943 году он прибыл в Челябинск для того, чтобы решить вопрос с выпуском необходимого количества танков. В интервью, данном 4 марта 2011 года челябинскому корреспонденту Светлане Симаковой, офтальмолог, академик РАМН Алевтина Бровкина вспоминала, что ее отец Ф.Н. Дадонов в 1943 году был переведен в Челябинск на должность второго секретаря обкома ВКП(б) и отвечал за оборонную промышленность. «Была какая-то проблема с выпуском танков, и Каганович приехал в Челябинск в своем вагоне. В этот самый вагон он вызывал руководителей. Отец рассказывал, что он вызвал его к себе – на столе револьвер, и он матом: „Если завтра танки не будут отправлены на фронт, лично расстреляю!“ Но всё вовремя было готово и отправили».

После войны перед экономикой страны встали другие проблемы – восстановление промышленности, перевод ее на мирные рельсы и в то же время создание атомной промышленности и атомной бомбы. Обстановка была тревожной. Американцы под занавес Второй мировой войны продемонстрировали возможности нового оружия и были на тот момент монополистами. Традиционно к решению задач были привлечены силовики. О роли в создании атомной промышленности Лаврентия Берии сказано уже немало слов. Но, как выясняется, не обошлось и без Кагановича. Челябинские ученые В.Н. Новоселов и В.С. Толстиков пишут в своей книге «Тайна сороковки»: «В сентябре 1946 года приехал член Политбюро, заместитель Председателя Совета Министров СССР Л.М. Каганович. Он курировал тяжелую промышленность и регион Урала. В Челябинске Каганович бывал довольно часто. После его посещения 11 октября 1946 года вышел приказ МВД о разделении строительства № 859 и Челябметаллургстроя».

Последний приезд Кагановича в Челябинск произошел в печальном для него 1957 году, когда в результате внутрипартийной борьбы он оказался на обочине большой политики. Но это будет летом, а 1 февраля 1957 года он еще при всех регалиях и должностях прибыл в Челябинск, встретился с руководством области и 2 февраля вместе с первым секретарем Челябинского обкома КПСС Н.В. Лаптевым осмотрел Еманжелинский цементный завод, за несколько дней до этого введенный в эксплуатацию. В тот же день вернулся в Челябинск и вечером улетел в Москву. Больше его челябинцы не видели.

Для Кагановича начинался новый период жизни, главным содержанием которого стало написание воспоминаний о себе и той эпохе, которой он принадлежал. Говорят, что над воспоминаниями Каганович работал чуть ли не каждый день и что их объем насчитывает более двух тысяч страниц. На их основе было издано несколько книг. Но читать их неинтересно. В них нет жизни, нет людей, нет поисков и сомнений, радости и обид. В них нет и Челябинска, города, который мог носить его имя и где он неоднократно бывал. И это взаимно, Челябинск тоже почти забыл этого человека. Каждый визит Кагановича сюда был не бесполезным, но доброй памяти о себе не оставил, а у злой памяти – век короткий.