Вступая на тропу правовой войны, мы с головой погружаемся в иную реальность, где работают свои законы и своя логика, а новичку подчас бывает сложно проследить причинно-следственные связи в поступках судей и юристов. Тем более что, как будет сказано ниже, эта логика бывает вовсе даже не формальной, а прагматической — то есть направленной не на поиск истины, а на доказывание собственной правоты.

Тому, кто впервые оказался вовлеченным в правовой конфликт, подчас трудно справиться с ощущением сюрреалистичности происходящего — все идет чрезвычайно медленно, и даже при большом желании не удается получить удовлетворительную степень ясности относительно происходящих событий.

Метафорично ощущения новичка в суде описаны в бессмертном романе Ф. Кафки «Процесс».

В один из воскресных дней герой романа Йозеф К. оказался в зале, набитом народом. К. выступает вперед и решительно начинает говорить. Он твердо намерен покончить с этим наваждением. Он обличает методы, которыми ведется так называемое следствие, и смеется над жалкими тетрадками, которые выдают за документацию. Его слова полны убедительности и логики. Толпа встречает их то хохотом, то ропотом, то аплодисментами. Комната заполнена густым чадом. Закончив свой гневный монолог, К. берет шляпу и удаляется. Его никто не задерживает. Только в дверях неприязненно молчавший до того следователь обращает внимание К. на то, что тот лишил себя преимущества, отказавшись от допроса. К. в ответ хохочет и в сердцах обзывает его мразью.

Но, так или иначе, если вы, уважаемый читатель, держите в руках эту книгу, значит, перспектива вовлечения в судебный конфликт для вас реальна. А стало быть, перед тем как продолжить движение по этой дороге, интересно будет задуматься, куда она ведет и с чем в действительности можно вернуться из этого путешествия. И потому первый вопрос, на который нам предстоит ответить: с какими целями люди вообще обращаются в суд? Тому есть множество причин, и не всякая из них лежит на поверхности.

 

Судиться, чтобы победить

На первый взгляд кажется, что любая война разворачивается с одной только целью — победить. Применительно к ситуации правового конфликта это выглядит примерно следующим образом: гражданин или организация обращаются в суд, чтобы получить результат в виде судебного акта, в котором будет указано, что им присуждено право на имущество, либо в их пользу взысканы деньги, либо опровергнуты порочащие их сведения и прочее. Вариантов может быть много, а цель судебной войны одна — доказать и получить документальное свидетельство своей правоты или своих прав.

Зачем необходимо это документальное подтверждение?

Все дело в том, что действия и поступки людей измеряются по разным критериям — логическим, экономическим, этическим, техническим и прочим, и порой бывает очень важно суметь занять сильную позицию по нескольким из них. Но только юридическая правота дает основание подключить к спору «внешний ресурс» в виде государства и поставить в конфликте точку.

Так, например, ощущения собственной значимости и понимания, что без вас бизнес перестанет работать, бывает недостаточно, чтобы получить в связи с этим некий материальный результат для себя. Зачастую другие люди, вовлеченные во взаимодействие, не признают вашу позицию и не желают соглашаться с вашими доводами. Здесь-то и появляется необходимость прибегнуть к помощи суда, чтобы внести определенность и воспользоваться принудительной силой судебного акта, трансформировав, таким образом, желаемое в действительное.

Иными словами, подоплекой к началу правовой войны бывают не только разница в юридических прогнозах, но и отстаивание каждой из сторон своей морально-этической правоты либо реализация психологического преимущества или экономического превосходства. При этом каждому участнику в процессе ведения спора неизбежно понадобится заручиться поддержкой силы, и иногда такой силой будет этическая позиция, иногда — доступ к деньгам и ресурсам, а в ряде случаев — государство с его законами, которые воплощают в жизнь правоохранительные и правоприменительные органы. И конечно, вовлекаясь в конфликт, одна из сторон (либо обе) в какой-то момент решит прибегнуть к позиции юридической правоты, которая и позволит принудительно и жестко определить новое состояние взаимоотношений внутри системы.

Большое количество рейдерских захватов либо «недружественных переделов собственности» основано именно на наличии у одной из сторон экономически сильной позиции, сопряженной с интеллектуальным и/или психологическим превосходством над другой. В таких случаях конфликт приобретает характер жесткого противостояния и обычно продвигается тяжело, со множеством сложностей и препятствий.

В связи с изложенным редкие судебные конфликты разрешаются легко и «с наскока». И даже если доступное юридическое решение понятно и кажется простым, такие проекты являются очень энергоемкими — слишком большое системное противодействие приходится преодолевать по пути становления новой экономической и правовой реальности. Когда заседания судов откладываются на пустом месте, нужные документы никак не собираются, а то, что, казалось бы, должно делаться три дня, растягивается на месяцы, мы вспоминаем слова К. Клаузевица о трениях, которые неизбежно сопровождают любую войну. Знать о подобного рода трудностях и понимать, что от них, к сожалению, никуда не деться, по словам писателя, может лишь тот, кто был на войне.

Таким образом, одной из основных и самых распространенных целей судебных конфликтов является внесение определенности, принудительное изменение взаимоотношений внутри системы, преодоление недостатка в этической, экономической, психической силе либо невозможность договориться мирным путем. В этом смысле судебный акт являет собой ту внешнюю силу, которая разрывает связи между сторонами конфликта, меняет конфигурацию их прежних отношений и задает порядки новых. Такое изменение состояния системы обычно сопровождается выделением либо поглощением большого количества энергии — эмоциональной, ментальной, денежной. И если энергии недостаточно, то победа может и не случиться. Об этом мы будем рассуждать подробнее, когда речь пойдет об играх, в которые юристы и клиенты играют друг с другом.

 

Один из самых простых способов прославиться

Как ни странно, причины, по которым нередко затеваются судебные споры, — это получение репутационной прибыли, или, если быть точным, пиар и реклама. В таких случаях чем больше будет шума вокруг дела, тем выгоднее начинать процесс.

Самый известный пример правового противостояния, целью которого является именно привлечение внимания широкой аудитории и публичное установление собственного статуса как лидера хай-тек-индустрии, — это патентные споры известных корейского и американского производителей электроники.

В ходе войны, развернутой одновременно в десятках судов по всему миру, каждая из сторон пытается утвердить собственный статус флагмана высокотехнологичного рынка смартфонов, доказывая уникальность своих технологий и разработок. По мере того как судами разных стран на основании опубликованных внутренних документов обеих компаний принимаются подчас противоположные решения по делу, ажиотаж вокруг спора не утихает и обрастает все большим количеством слухов и домыслов (включая скругленные уголки смартфона как основной предмет разбирательства). При этом стоимость продукции обеих марок неуклонно растет, а каждый новый судебный иск и решение по нему стороны используют как очередной маркетинговый повод. Даже к выплате многомиллиардного штрафа руководство корейской компании подошло творчески: воспользовавшись тем, что в решении суда не было указано, каким образом производить оплату, оно направило к калифорнийскому офису своего оппонента 30 грузовиков, груженных монетами по пять центов. Было ли целью этой пиар-акции оскорбление противника либо же она стала демонстрацией особого чувства юмора — об этом многочисленная аудитория, с интересом наблюдающая за ходом «боевых действий» между компаниями, по-прежнему гадает.

Впрочем, войны, задачей которых является лишь получение известности одной из сторон за счет другой, разворачиваются довольно часто, и вычислить их совсем нетрудно.

Никому не известная российская блинная, зарегистрированная в одном из регионов страны, обратилась в суд с иском о незаконном использовании словесного товарного знака популярной американской сетью ресторанов быстрого питания, занимающей до 2010 года первое, а на данный момент — второе место в мире по количеству ресторанов. Руководство блинной требовало уничтожения всех коробок с фразой «С пылу с жару», выпущенных ответчиком в качестве упаковки для одного из своих блюд, и денежной компенсации в размере 1 млн руб. Основанием для иска стало то, что некоторое время назад блинная зарегистрировала права на этот словесный товарный знак. И не так важно, чем окончились судебные разбирательства по данному делу, если небольшая фирма по производству блинчиков, о которой раньше не знал никто, теперь у всех на слуху (хотя суд она, кстати, выиграла).

Зачастую и правда намного дешевле и эффективнее развязать не слишком серьезную войну в суде, чем нанять толпы пиарщиков для продвижения своей компании или идей. Главное в таких случаях — чтобы повод, по которому затевается спор, по возможности был весомым и привлекательным с точки зрения освещения в прессе. И тогда неважно, выиграете вы или нет: если вам удастся поднять волну и в глазах общественности вы будете правы, то для вас неизбежно откроются все двери, в том числе и на телевидение, и в политику.

В середине 2000-х годов в Москве начала свою деятельность некая региональная общественная организация по защите прав потребителей. Ею были последовательно предъявлены иски к одному крупному банку о запрете потребительской комиссии при потребительском кредитовании; к другому крупному банку — о признании незаконным страхования жизни при выдаче ипотеки; к компании, обеспечивающей мобильную связь, — о признании незаконным взимания комиссии с входящих вызовов при их переадресации с прямого номера на федеральный… Они даже судились с правительством Москвы, предъявляя иск о неравенстве между пассажирами на основании того, что билет на автобус у водителя стоил 15 руб., а такой же билет в пункте продажи на остановке — всего 10 руб. Все суды до одного этой организацией были проиграны, но в процессе ведения конфликтов ее представителей приглашали буквально всюду, неизменно при этом интересуясь, кто такие эти Робин Гуды. Надо ли говорить, что подобные споры могут быть хорошим стартом не только для успешной карьеры в СМИ, но и для того, чтобы, например, создать собственное общественное движение, заработать начальный политический вес или, скажем, получить известность в качестве медийного адвоката?

 

Прививка от будущих исков

Случается и такое, что вопрос еще не нашел своего окончательного разрешения в судах и существует риск вражеских нападок, что повлечет за собой усложнение нашей позиции по делу и даже возможный проигрыш. Лучшая стратегия обороны в этом случае — атаковать самого себя. И если в маркетинговых войнах мужество улучшать свои позиции, наступая себе же на пятки, проявляется в постоянном выпуске товаров, которые делают собственные продукты устаревшими, то в юридических — в оспаривании своих позиций по тем либо иным основаниям. Такая стратегия не оставляет шанса у оппонента — все, о чем он только думал, мы уже делаем, и на каждый его довод у нас есть контрдовод в виде состоявшегося судебного акта, вступившего в силу.

Для реализации этой задачи мы находим истца, который по нашей просьбе обратится в суд с иском против нас. Сражаясь с оппонентом, который на самом деле на нашей стороне, а значит, бьется не в полную силу, мы квалифицированно отобьем все возможные доводы и претензии по существу дела и получим на руки решение суда, вынесенное в нашу пользу. Когда удается в двух инстанциях провести таким образом срежиссированный процесс, вероятность реального судебного разбирательства с другим исходом в будущем значительно снижается.

Против собственников квартир на мансардном этаже одного из московских домов был подан групповой иск о признании отсутствующим их права на занимаемые квартиры и захвате общедомового имущества. На первоначальном этапе суд отказал истцам в иске, указав, что органами БТИ данные спорные помещения поставлены на кадастровый учет как квартиры, а истцы действия органов БТИ не оспорили. Таким образом, появился риск того, что истцы через какое-то время соберутся вновь и отправятся в суд за признанием незаконными действий БТИ, которое выдало технический паспорт на спорные помещения как на квартиры. А с учетом того, что помещения, о которых идет речь, визуально не очень напоминали квартиры из-за низких потолков, труб и прочего, а значит, у истцов была возможность доказать свою правоту, в этом случае наиболее целесообразно было самим обратиться в суд за обжалованием действий БТИ, что и было сделано. В состоявшемся судебном акте суд отказал истцу в признании действий БТИ незаконными (по формальным основаниям), а альтернативного иска от реальных оппонентов так и не последовало.

В описанной ситуации превенция — это не что иное, как проверка на прочность собственной позиции. Обнажив свои слабые места в процессе, в котором все стороны дружественные, легче выстроить прочную линию защиты и обезопасить себя со всех сторон.

 

Превенция как способ провести «правильное» толкование закона

Когда речь идет уже не о частных случаях, а об интересах целого сообщества, например банковского или страхового лобби либо крупного бизнеса, контролирующего рынок, превенция служит необходимым условием формирования правовой практики по вопросу в целом. Иными словами, после того как некоей компанией в качестве превентивной меры были полностью пройдены один или даже два раза все инстанции и получены нужные ей судебные решения, вероятность, что впредь ситуация будет толковаться как-то иначе, минимальна.

Российской юридической практике известны случаи формирования правоприменительной практики в интересах банков и страховых организаций (по вопросам потребительского кредитования, допустимости страхования жизни при выдаче ипотечных кредитов), а также в интересах РАО «ЕЭС России» (по корпоративно-правовым аспектам реорганизации, эмиссионным аспектам деятельности акционерных обществ).

Примером проведенного на уровне высшей судебной инстанции системы судов общей юрисдикции «правильного» толкования закона является ситуация с залоговыми автомобилями.

Вплоть до недавнего времени (создания реестра залога движимых вещей) автомобиль, взятый в кредит, мог быть вполне продан до момента погашения кредита, и при этом покупатель мог не иметь ни малейшего представления о том, что у предыдущего владельца оставались по нему обязательства перед банком. Мнения суда общей юрисдикции и арбитражного суда по поводу того, что происходило при этом с залогом, разделились. Суды общей юрисдикции заняли сторону банков, и, согласно их позиции, залог сохранялся, а с позиции арбитражных судов — залог прекращался. Таким образом, если приобретателем автомобиля становился гражданин, использовавший его в личных целях, то по иску банка автомобиль подлежал изъятию и на него обращалось взыскание с целью погашения кредитного долга. А с позиции арбитражных судов выходило, что если последним владельцем заложенного автомобиля являлся предприниматель или коммерческое юридическое лицо (в том числе дилерский центр), то были все шансы добиться прекращения залога и отказа банку в иске об обращении взыскания на заложенный автомобиль.

Здесь важно понимать, что как только эта ситуация впервые проявилась, крупнейшие банки приложили максимум усилий, чтобы на уровне Верховного суда РФ провести правовой подход в свою пользу. И этот подход успешно применялся вплоть до момента внесения соответствующих изменений в Гражданский кодекс, когда «правильной» была признана позиция Высшего арбитражного суда.

 

Судиться с целью создания преюдиции

Нередко правовой спор инициируется только для создания преюдиции — факта, который установлен одним судом и потому не может быть оспорен в другом суде, то есть признается как данность.

Правила игры на правовом поле устроены таким образом, чтобы защищать авторитет и прочность принятых судебных актов и не допускать поведения, которое исходит из незаконности либо отсутствия постановленного судебного акта. И поэтому, какие бы споры ни имели место между сторонами и какими бы глупыми и несуразными ни были выводы судов с позиции здравого смысла, в правовой реальности эти выводы неопровержимы до тех пор, пока решение суда не будет отменено (а отменить решение суда ой как непросто).

Некая компания арендовала федеральный особняк в центре Москвы. При этом оригинала договора аренды в компании не сохранилось, а имелся лишь нотариальный договор аренды, в котором было указано, что у нее есть право выкупа арендованного здания. Зная, что в оригинале договора арендодателя такого пункта нет, компания отправилась с иском в арбитражный суд с целью обязать арендодателя заключить договор купли-продажи. Суд же посчитал, что между сторонами не согласованы условия о выкупе здания, и в удовлетворении иска отказал.

Тогда компания-арендатор инициировала самостоятельный иск к своему бывшему генеральному директору о взыскании с него убытков. В качестве претензии в иске был указан тот факт, что бывший гендиректор ненадлежащим образом организовал документооборот в компании, из-за чего был утрачен оригинал договора об аренде и компания, не сумев отстоять свои позиции в арбитражном суде, понесла убытки. В ходе разбирательства о взыскании с гендиректора убытков из архива Министерства обороны был получен третий (и последний) экземпляр договора аренды, после чего экспертизой была подтверждена подлинность этого документа. Когда суд признал претензии к бывшему гендиректору необоснованными и закрыл дело, компания вновь отправилась в арбитражный суд с просьбой отменить решение по предыдущему делу и обязать арендодателя заключить договор купли-продажи на основании соответствующего пункта оригинала договора аренды, полученного из архива Министерства обороны по запросу другого суда.

Недавно спор был выигран во второй инстанции, где за компанией было признано право собственности на федеральный памятник архитектуры. Дело заняло в общей сложности четыре года.

В приведенном примере важно было установить юридический факт — наличие договора и его редакцию, а кроме того — давность и подлинность данного договора. Ниже речь идет о совершенно другой ситуации, когда судом общей юрисдикции дана правовая квалификация отношений сторон, с которой согласились суды трех инстанций, прежде чем их решение было отменено высшим судом. Слишком «выдающимся» с позиции формально-юридической был судебный акт районного суда. Признание права собственности на канавы, газоны, теннисные корты и многолетние насаждения уже стало притчей во языцех, и против этих «юридических уродов» давно развернул «крестовый поход» Высший арбитражный суд России, а после упразднения последнего его дело продолжил Верховный суд.

Некий предприниматель купил 4,5 га соснового леса у местного НИИ и зарегистрировал в судебном порядке право собственности на эти «многолетние насаждения» как на объект недвижимости, а землю под ними взял в аренду на 49 лет. Через семь лет предприниматель приобрел за 1,5 млн руб. и участок под насаждениями, ранее оформленными им в собственность. Еще через год он продал участок другому предпринимателю уже за 40 млн руб., и тогда Росимущество обратилось в суд, требуя признать право собственности на лес отсутствующим, а договор купли-продажи земельного участка под ним — недействительным.

На основании того, что предприниматель оформил право собственности на лес до момента, когда многолетние насаждения были исключены из перечня объектов недвижимости, а также того факта, что право собственности предпринимателя на лес было зарегистрировано по решению суда общей юрисдикции, суды трех инстанций отказывали Росимуществу в удовлетворении иска. На заседании Верховного суда предприниматель уже не присутствовал, так как обвинялся в мошенничестве со спорным земельным участком и находился в СИЗО; тогда же были отменены решения нижестоящих инстанций (тут налицо уже иной аргумент в споре — уголовно-силовой, о чем мы будем подробнее говорить ниже).

 

«Целью войны является мир»

Фразу, вынесенную в заголовок этой части главы, приписывают Аристотелю. То же имеет в виду и английский историк-теоретик Бэзил Генри Лиддел Гарт, говоря следующее: «Цель войны — добиться лучшего, хотя бы только с вашей точки зрения, состояния мира после войны».

Все дело в том, что любая война, даже правовая, всегда сопряжена с огромными затратами — эмоциональными, психическими и финансовыми. Никто и никогда не должен вести войн на истребление, и чем раньше удается заключить мировое соглашение (желательно, конечно, на своих условиях), тем более удачным можно считать исход дела. Мы полагаем, что минимизацию причиненного ущерба необходимо ставить во главу угла, принимая решение о начале либо продолжении судебного конфликта. Зачем нам бизнес, на восстановление которого потребуется столько же сил и средств, сколько на запуск нового (если не больше)? Зачем нам определенный судом порядок общения с ребенком, если отношения уже испорчены настолько, что говорить не о чем, а любые попытки сближения приводят лишь к ухудшению ситуации?

Войну необходимо вести с холодным сердцем, подчиняя свои решения только разу му и целесообразности. История знает огромное количество корпоративных конфликтов, которые завершались полным истощением обеих сторон, а значит, были бессмысленны.

Во время корпоративного конфликта, где у каждого участника первоначально было равное количество акций, одна из сторон меняет вражеского гендиректора на своего и выгоняет с объекта недвижимости арендатора, который по непонятным причинам платит за квадратный метр намного меньше его рыночной стоимости. Тем временем другая сторона начинает оспаривать назначение нового гендиректора, и первая меняет гендиректора еще раз. В этот момент всплывают документы, подписанные ранее старым гендиректором, по которым компании начинают предъявляться иски от дружественных кредиторов, из-за чего компания уходит в банкротство. По итогам двух-трех лет такой корпоративной войны бизнес теряет все свои деньги и активы и перестает существовать в принципе. Выходит, что какая бы сторона в итоге ни победила, ей все равно ничего уже не достанется.

Сунь Цзы в трактате «Искусство войны» пишет так: «Самая лучшая война — разбить замыслы противника; на следующем месте — разбить его союзы; на следующем месте — разбить его войска. Самое худшее — осаждать крепости».

Слова великого стратега мы трактуем прежде всего с позиции разницы прогнозов. Если обе стороны знают, чем закончится конфликт, то развязывать войну просто незачем — куда логичнее сразу заключить мир на новых условиях и сберечь тем самым силы, время и деньги друг друга. Если же прогнозы сторон существенно разнятся, то войны практически не избежать и, скорее всего, выиграет ее тот, кто заранее сумел более точно просчитать, чем все закончится.

Таким образом, верный прогноз во многом определяет исход дела. Чтобы ясно предвидеть возможный результат правового спора, необходимо сначала оценить позиции по делу с точки зрения права и дать им верную квалификацию. Далее важно понять, какие доказательства у нас на руках. После — просчитать, какими ресурсами мы обладаем. Затем — подумать, в какое пространство мы можем увести конфликт и есть ли у нас преимущества по времени. О каждой составляющей прогноза мы будем говорить в соответствующих главах книги.

Когда все обстоятельства дела проанализированы и учтены и сформирован подробный сценарий развития событий, мы можем попытаться донести свое видение ситуации до оппонента и, если нам удастся, убедить его отказаться от военных действий — то есть «разбить замыслы», по Сунь Цзы. Правда, часто оказывается так, что противник упрям и агрессивен, а попытку договориться склонен путать со слабостью. В таких случаях, по словам Н. Макиавелли, войны нельзя избежать, ее можно только отсрочить к выгоде неприятеля, а значит, нам ничего не остается, как начать «разбивать его союзы».

Нередко мы прекрасно знаем обо всех имеющихся либо возможных «союзах» нашего оппонента — недаром мы вели с ним бизнес или поддерживали близкие отношения долгие годы. Следовательно, постараться отдалить от него людей, которые могут дать ему финансовую или интеллектуальную поддержку либо оказать дружеское влияние на исход всего спора, — вот наша задача. В этом случае часто также бывает необходимо действовать на упреждение: как можно быстрее уводить конфликт в непривычную и неожиданную для оппонента плоскость (суд общей юрисдикции, уголовная плоскость, судебные приставы, арбитражный суд иного региона, органы власти либо пресса и СМИ), навязывая игру по своим правилам, которых отныне он вынужден будет придерживаться.

Продолжая метафору Сунь Цзы, применительно к правовым конфликтам следует заключить, что «разбивание войск противника» — это ситуация открытого противо стояния в залах судов, с анализом доказательств, взаимными требованиями и обвинениями, с расходованием сил и средств, процессуальными атаками и маневрами. Это настоящий бой — процедура измерения духовных и физических сил противников (по К. Клау зевицу).

Наихудшее же решение — осаждать неприятельские крепости, то есть оказаться в положении догоняющего, обжалующего уже принятые судебные акты, оспаривающего доводы состоявшихся экспертиз. В этой ситуации атака на вражеские позиции требует кратно больше ресурсов, чем оборона, а удачный исход, как правило, зависит еще и от везения в том либо ином виде. И потому в ситуации маловероятной победы надо также иметь силы, чтобы остановиться.

По этому поводу вспоминается мудрость индейцев Дакоты, которая гласит: «Лошадь сдохла — слезь». Казалось бы, все ясно, но:

• мы уговариваем себя, что есть еще надежда;

• мы бьем дохлую лошадь сильнее;

• мы говорим: «Мы всегда так скакали»;

• мы организуем мероприятия по оживлению дохлых лошадей;

• мы объясняем себе, что наша дохлая лошадь гораздо лучше, быстрее и дешевле;

• мы сидим возле лошади и уговариваем ее не быть дохлой;

• мы покупаем средства, которые помогают быстрее скакать на дохлых лошадях;

• мы изменяем критерии опознавания дохлых лошадей;

• мы стаскиваем дохлых лошадей вместе в надежде, что так они будут скакать быстрее;

• мы нанимаем специалистов по дохлым лошадям.

Только наше положение после всех этих действий не меняется, а значит, если лошадь сдохла — слезь!

 

Кто-то должен остановиться первым

Когда движущей силой конфликта оказывается месть и война становится не на жизнь, а на смерть, когда никто уже почти не помнит, с чего все началось, и не находит в себе сил сесть за стол переговоров, важно, чтобы кто-то напомнил сторонам, что целью даже этой войны все еще является мир.

Но, к сожалению, культуры медиации в России по-прежнему не существует, и нередко бывает так, что сами адвокаты не заинтересованы в быстром и безболезненном прекращении спора и потому вместо оказания необходимой помощи в урегулировании конфликта лишь подливают масла в огонь. Осуждать за это юристов трудно, ведь клиент чаще всего не готов оценить усилия, благодаря которым мог бы быть достигнут мир без войны, не говоря уже о том, чтобы платить за работу, проделанную вне зала суда, так же, как и за ту, которая проводится в суде.

Хотя разве не дороже клиенту получение того же самого результата, но при сохранении времени, эмоций и отношений? Дороже, и многократно. Понимание этого обеими сторонами — клиентом и его консультантом — первый шаг к тому, чтобы не наживаться на войне, а попытаться как можно скорее прекратить ее к обоюдному благу. И при этом неважно, какова ваша позиция в споре.

Стороне, которая терпит поражение, бывает трудно перестать бороться из-за иррациональной подчас веры в чудо: когда исход уже ясен и все шансы давно упущены, людям свойственно надеяться на то, что вот-вот что-то изменится к лучшему и удастся все отыграть. Стороне же, которая по всем признакам должна одержать полную победу, бывает невдомек, что противнику, зажатому в угол, почти физически некуда отступать, и поэтому он продолжает яростно биться. Но стоит лишь дать ему дорогу к жизни, как дело тут же получит свое скорейшее завершение, ведь нередко простое условие сохранения репутации или амбиций позволяет оппоненту без боя отдать все прочее и выйти из спора.

 

Именно внутренняя готовность клиента побеждать, подкрепленная разного рода ресурсами, которые в достаточном количестве вкладываются в дело на всем пути движения к цели, служит одним из самых важных условий достижения успеха в юридическом споре. Но бывают ситуации, когда клиент вступает в правовой конфликт, не отдавая себе отчета в том, что сражаться ему совсем не хочется, а побеждать — тем более. Если внутренние установки таковы — неважно, осознаются они при этом или нет, — процесс участия в проекте станет мучительным мероприятием как для самого клиента, так и для его адвоката. Не говоря уже о том, что вероятность победы в таком случае становится значительно меньше.

Надо сказать, что стопроцентная готовность к изменениям (в нашем случае — к победе в правовом конфликте) в реальной жизни наблюдается нечасто, а если и бывает, то у профессиональных игроков на этом поле — тех, кто сделал эффективную правовую стратегию своим конкурентным преимуществом.

Раньше для расширения территории государи и князья отправлялись в походы, сейчас владельцы и руководители компаний идут в суд. Война, как говорил К. Клаузевиц, — это продолжение политики иными средствами. И сегодня достаточно часто в конкурентной войне линия фронта пролегает не только в торговых точках или в головах потребителей. Линия фронта теперь в судах, правоохранительных, регистрирующих и контролирующих органах власти.

Войны за патенты и товарные знаки, недружественные корпоративные захваты конкурентов по бизнесу, запретительные судебные меры, не допускающие товар конкурента на рынок, банкротства как способ передела собственности, уголовные преследования как аргумент к снижению цены либо отказу от участия в сделке — все это частные случаи продолжения конкурентной войны юридическими инструментами. Под эти действия подведена иная этико-философская платформа, нежели та, на которой зиждется идея правосудия как деятельности по защите нарушенного или оспариваемого права в судебном порядке.

Обычно человек, попавший в ситуацию затяжного правового конфликта, не в полной мере готов к выходу из нее. Все-таки спор рождается не вдруг, и если он уже вылился в длительное и жесткое противостояние в судах и правоохранительных органах, значит, многое в поступках и отношениях людей, вовлеченных в процесс, являло собой предпосылки к этому.

Само обращение в суд для разрешения проблемы, как правило, является следствием того, что люди не сумели договориться либо не захотели этого делать. Как ни странно, но в некоторых ситуациях сторонам гораздо легче провести год или полтора в судах, разрешая свои противоречия при помощи посредников и представителей (судей и адвокатов), чем пойти на прямую коммуникацию и урегулировать конфликт мирным путем.

В общем, реальность устроена таким образом, что если спор не нашел решения и превратился в грубую конфронтацию сторон, значит, ситуация уже приобрела необратимый характер и лучший выход из нее теперь только насквозь — через кризис и трансформацию. Недаром ведь общепринятым является понимание конфликта как точки роста.

 

Как проверить степень своей готовности к победе

Проверить свою внутреннюю готовность достигать поставленной цели можно путем измерения степени согласия с семью утверждениями, приведенными ниже.

• Победа в этом правовом конфликте по-настоящему мне желанна.

• Эта цель стоит того, чтобы ее достигать и достичь.

• Мне понятен процесс достижения этой цели, и я воспринимаю его как естественный для себя.

• Я понимаю, что́ от меня потребуется для достижения цели, и у меня есть все необходимые ресурсы, чтобы достичь ее (либо я имею или могу получить доступ к этим ресурсам, способам, способностям).

• Победа в этом конфликте приведет к улучшению, а не к ухудшению ситуации в моей жизни и жизни близких мне людей.

• Я заслуживаю достижения того, к чему стремлюсь.

• Победа достижима, и она достижима именно мной.

Сомнения по одному или нескольким пунктам являются сигналом к тому, что мы не готовы достигать декларируемой цели, а следовательно, стоит отдельно порассуждать над вышеприведенными вопросами, повышая степень внутреннего согласия с ними, или отказаться от участия в конфликте.

Надо оговориться, что юридический консультант, которого клиент выбирает себе в партнеры для участия в правовом конфликте, должен как минимум в той же мере быть готовым к достижению цели, поставленной клиентом перед ним и самим собой. Хорошо, если цель клиента желанна для его адвоката и он знает, как ее достигать, и умеет это делать; если адвокат финансово и репутационно заинтересован в победе и не имеет конфликта интересов, а также избавлен от внутренних этических и ценностных противоречий, проецируемых клиентской ситуацией. Важно также, чтобы у клиента и консультанта на двоих хватало ресурсов для достижения победы или они знали, где эти ресурсы брать и кто ответственен за их наличие.

Не готовый к победе клиент обычно находит себе юриста, который имеет слабое представление о делах подобной категории или не обладает достаточным опытом для их ведения. Он достигает с этим юристом таких договоренностей и устанавливает такие отношения, которые делают невозможной эффективную коммуникацию между ними и затрудняют достижение цели, насколько это только возможно. Далее клиент выбирает либо согласует с юристом такие методы и средства работы, которые не приводят его к результату. Он совершает такие поступки и создает (или позволяет оппонентам создать) такие доказательства по делу, которые не оставляют ему шансов на победу. Наконец, они с юристом привлекают таких союзников и консультантов, которые не могут оказать нужное по делу содействие.

И, напротив, наличие внутренней готовности к достижению победы обычно приводит к тому, что клиент выбирает «правильного» юриста, способного одержать победу в суде по данному делу. Он устанавливает с этим юристом продуктивные отношения на основе сотрудничества и разделения ролей и ответственности, добивается ясности в средствах, методах и ресурсах. Изучая ситуацию совместно, клиент и его адвокат обнаруживают в ней такие аспекты и возможности, которые могут быть использованы для победы, и достаточно четко понимают, что́ именно является победой в данном споре. По дороге они могут пересмотреть договоренности о результате, стратегии, стоимости и даже целесообразности этой войны. В конечном счете они выбирают такие пути достижения результата, которые с высокой вероятностью ведут к победе. Все это чем-то похоже на счастливый брак и является союзом двух взрослых людей, каждый из которых понимает, к чему они оба стремятся и как они будут этого добиваться.

В итоге у них, конечно, может не получиться: не все зависит от них. Но у тех, кто не готов к победе, не может получиться вовсе — и в этом вся разница.

Рассмотрим далее, как на практике проявляется внутреннее несогласие с каждым из семи утверждений, приведенных выше, и как это препятствует успешному разрешению юридического спора. А также покажем, какие причудливые формы приобретает коммуникация доверителя и его адвоката, если, игнорируя эти противоречия, продолжать двигаться к цели.

 

Когда цель не желанна

Разного рода придуманные и навязанные цели вовсе не редкость, когда дело касается правовых споров. Зачастую люди судятся за то, что им на самом деле не интересно: например, за бизнес, без которого они чувствуют себя непривычно, но гораздо свободнее, или за имущество, ценность которого для них весьма относительна. Немало случаев, когда основным мотивом для спора служит чувство мести или желание доказать свою силу/возможности. А юристам приходится выслушивать: «Победить хочется, но потом я ему/ей все равно все отдам» либо «На самом деле мне ничего этого не надо, я просто хочу кому-то что-то доказать».

Безусловно, такого рода мотивы тоже могут стать неплохой движущей силой на пути к результату, однако зачастую к ним примешиваются сомнения относительно желанности самой цели и целесообразности судебного процесса вообще. И вполне закономерно, что тратить свое время, средства и нервы на то, чего не хочется получить, клиент также не желает. Но и рассчитывать на то, что привлеченный юрист возьмется за дело и достигнет цели без участия клиента или даже вопреки его желанию, тоже не стоит: этого может и не случиться.

 

Когда цель не стоит того, чтобы ее достигать

Довольно часто в правовой практике именно потери на трения, которые, как мы помним, сопровождают любую войну, настолько велики, что достичь простого, казалось бы, результата реально, лишь задействовав огромное количество сил и средств. В таких условиях достижение цели зачастую становится нерентабельным как минимум с финансовой точки зрения, а значит, и сама цель перестает быть привлекательной. (Далее в главе о том, как не бояться менять планы, мы обсудим возможности иных вариантов достижения результатов. Ведь в целом ряде случаев гораздо целесообразнее реструктурировать бизнес и переоформить активы (путь и не все), чем судиться за долю в нем.)

Причинами для столь ощутимых затрат на судебный процесс служат два очевидных фактора: во-первых, отвратительно работающая система, которая бессовестно поглощает уйму времени и денег, а во-вторых, недостаточно высокий пока еще уровень менеджмента в российском юридическом бизнесе.

Что касается бюрократии, то, например, в суде общей юрисдикции в Москве обычным делом является назначение апелляции только через шесть месяцев после состоявшегося судебного решения первой инстанции. Документы теряются, люди увольняются, за каждой мелочью курьеры и помощники юристов ездят по несколько раз, суды постоянно откладываются. Для того чтобы прорваться через эту систему, приходится тратить очень много времени и сил, что в конечном счете существенно увеличивает стоимость всего проекта.

Недавно в социальных сетях был описан эксперимент: человек, не желая стоять в многочасовых очередях, пытался получить судебное решение из Тверского суда Москвы по почте (закон это позволяет). Целая серия жалоб и обращений в адрес судьи, председателей Тверского и Московского городского судов, восемь месяцев — и решение получено. Вывод напрашивается печальный: для реализации самого мелкого дела нужно затратить немало энергии. А если мелкое дело к тому же становится дорогим, то оно просто не стоит того, чтобы им заниматься.

Одна из причин таких бюрократических проволочек кроется также в том, что, согласно Конституции, Российская Федерация представляет собой правовое государство, а сам судебный процесс построен на принципе обеспечения гражданам доступа к правосудию. Под доступом при этом понимается не только возможность обратиться в суд, но и предоставление гарантий того, что суд полно и всесторонне исследует дело, примет во внимание все доводы и аргументы и вынесет справедливое и законное решение. Чтобы обеспечить такого рода гарантии, судебный процесс достаточно скрупулезно регламентируется. А именно — устанавливается такой порядок судопроизводства, который призван затруднить всякого рода процессуальные злоупотребления и вынесение неправосудных актов. Иного рода гарантией от произвола является, конечно, личность судьи: его профессиональные и человеческие качества и высокий статус судейского звания в обществе. Но полагаться только на это, к сожалению, не принято, и потому существуют и процессуальные гарантии: ведь если суд не связан процедурой, то он не связан и фактами.

«Благодаря» этому мы довольно часто впадаем в иную крайность: понятное и простое дело слушается в суде месяцами, а то и годами, пока участники ждут реализации своего права доступа к правосудию. Не лишним также будет заметить, что сплошь и рядом процессуальные гарантии и права используются сторонами для затягивания процесса, когда это им на руку. Поднимая палку за один конец, мы поднимаем ее и за другой, а прописывая процедуру судопроизводства, становимся заложниками этой процедуры.

Накануне выхода в свет этой книги состоялось решение апелляционной инстанции по одному из арбитражных дел, по которому работал автор. С момента подачи иска в суд первой инстанции прошло почти три с половиной года, а объем дела составил 503 тома, с содержанием которых, по сути, суд не знаком, потому что, во-первых, физически невозможно изучить и держать в голове содержание такого объема документов и доказательств, а во-вторых — для правильного разрешения дела этого и не нужно. Зато нужно для соблюдения процедуры.

Речь идет об исключительном случае, касающемся крупного строительного подряда, где сумма удовлетворенных апелляцией исковых требований составила беспрецедентные 3,8 млрд рублей. Очевидно, что работа по такому делу не может стоить дешево, и вовсе не из-за суммы иска (решение все равно не будет исполнено в силу того, что оппонент уже находится в банкротстве), а из-за огромных временны́х и эмоциональных затрат на ведение подобного спора.

Стоит ли достигать этой цели? Вопрос неоднозначный. По данному делу клиент полагает, что стоит, но по другим делам ответ может быть иным.

Что же до менеджмента, то, не имея возможности достичь результата быстро, юристы вынуждены достигать его тяжело и медленно. При этом адвокат, по сути, продает именно свое время, и чем дольше длится судебное разбирательство, тем дороже обходится проект клиенту. В противном случае (а их на рынке очень и очень много) результат клиента достигается за счет юриста. Последнее противоречит базовому принципу равенства баланса брать — давать и должно приводить к моральному, физическому и материальному истощению юриста, но на практике эти затраты просто покрываются другим клиентом, который за предоставляемую ему услугу отдает больше, чем стоило бы. Эта проблема, конечно, могла бы решаться за счет применения почасовых ставок, которые так не любят русские клиенты, но мы сейчас не об этом. Речь о том, что слабый уровень менеджмента в юридическом бизнесе, к сожалению, также является причиной затягивания, волокиты и, следовательно, удорожания проекта.

Бывает и так, что цена юридических и накладных услуг совершенно несопоставима с итоговым имущественным результатом и даже на несколько порядков ниже, но все же достаточно высока. В таком случае клиент может отказаться от борьбы, потому что юристы, как правило, продают вовсе не результат, а лишь вероятность его достижения. Не каждый готов платить крупную сумму денег за отсутствие каких-либо гарантий, тем более что результатом, полученным в правовом поле, не всегда удается воспользоваться в реальности — экономической и психологической.

Случается и такое, что клиент предпочитает отказаться от получения результата в силу того, что отношения с близкими либо партнерами ему намного дороже, чем то имущество или активы, которые он мог бы у них отсудить.

В настоящее время автор книги вовлечен в большой процесс раздела имущества между бывшими супругами. По факту это дело уже переросло в несколько судебных процессов в судах общей юрисдикции и арбитражных судах и включает в себя в том числе и споры о приведении в исполнение решений третейских судов, банкротные споры, оспаривание целого ряда сделок и т. п. На фоне этой полномасштабной судебной войны общая дочь бывшей супружеской пары уже практически полностью прекратила общение с одним из родителей и с бабушкой и дедушкой. Этот факт очень тревожен, и у бабушки возникает закономерный вопрос стоило ли так усложнять ситуацию?

Выходит, объективных и субъективных причин, из-за которых клиент может решить, что цель не стоит того, чтобы ее достигать, и отказаться от борьбы в правовом споре, действительно достаточно много.

 

Когда клиент или адвокат считает цель недостижимой

Случается, что цель, к которой стремятся клиент с адвокатом, кажется им обоим недостижимой, но они все-таки решают испытать удачу.

Таковым было первое дело автора данной книги, которое он провел в конце второго курса института. Спор был об оспаривании завещания по мотиву то ли обмана, то ли психического расстройства наследодателя. Истцом выступала 50-летняя дочь наследодателя, которая видела своего отца в столь раннем возрасте, что совсем не помнила его, а ответчиком — дама, прожившая с ее отцом последние 30 лет его жизни.

В юридической практике вообще довольно много дел, выиграть которые весьма и весьма сложно. В целом ряде случаев к ним относятся сделки, совершенные обществом как будто в ущерб акционерам, оспаривание решений органов управления общества, попытки признать право собственности на недвижимость, купленную за счет истца, но на имя ответчика, исключение неугодного участника из общества и прочее.

Вступая в такого рода неочевидные дела, важно достаточно четко понимать, какова наша стратегия ведения спора, либо сразу отдавать себе отчет в том, что мы просто надеемся на авось. Прекрасно, если клиент и его адвокат одинаково хорошо понимают смысл совершаемых шагов и оценивают перспективы их совершения. Хуже, когда одна из сторон заведомо не верит в получение результата, в то время как другая добросовестно работает на его достижение.

Так, в ситуации, когда клиент не склонен верить в лучшее и заранее знает, что у него ничего не выйдет, несмотря на неплохие прогнозы и серьезную работу адвоката, к нулевому результату, помимо оправдывающегося пророчества, приводит и тот факт, что юристу крайне трудно что-либо сделать с клиентским намерением. Иными словами, если клиент уверен, что ничего не получится, и, более того, намерен доказать себе и другим, что идея с правовым спором, в котором он участвует, обречена на провал, то, скорее всего, так оно и будет.

Иногда цель кажется клиенту недоступной просто в силу того, что путь перехода из одной реальности в другую выглядит для него слишком туманным либо другие юристы уже сообщили ему о том, что желаемого результата ему не достичь. При этом клиент может не брать во внимание тот факт, что мастерство юриста определяется именно видением пути перехода, а значит, то, что для одного адвоката является невозможным, для другого оказывается вполне реальным. Таким образом, если клиент сам верит в достижимость своей цели, чувствует за собой моральное право на ее достижение и готов ее добиваться, то ему следует искать юриста, способного поддержать его в этом стремлении.

Другое дело, что довольно часто ситуация бывает обратной: юрист полагает, что цель недостижима, но втягивает клиента в борьбу за нее. Обещая совершить чудо, но не рассчитывая на победу, личный поверенный затем предпринимает такие шаги, которые к цели не ведут.

В реальности чудеса в праве случаются довольно редко и им предшествует длительная скрупулезная подготовка.

По одному из дел автору данной книги довелось столкнуться с таким «чудом», когда суд отказал во взыскании почти 1,5 млн долларов по договору займа при том, что в материалах дела имелись платежные поручения о перечислении данной суммы денег.

На самом деле возврат займа обеспечивался передачей права собственности на акции и недвижимость, и займодавец этим имуществом уже распорядился. Таким образом, он просто злоупотреблял правом, пытаясь получить имущественное удовлетворение повторно в виде взыскания денежных средств. Нам удалось донести до суда этот факт злоупотребления, что привело к отказу в иске по мотиву… отсутствия оригинала договора займа.

В среде юристов давно известно, что судьи обычно принимают решения по делам, руководствуясь двумя основными принципами: «как легче писать» и «чтобы не отменили». Судья приняла решение по принципу «как легче писать». К сожалению, в апелляцию оппоненты принесли оригиналы договора займа, и решение первой инстанции было отменено. В настоящее время в первой инстанции у другого судьи заемщик вновь пытается обосновать тот факт, что если все обеспечивающее заем имущество осталось у займодавца, то он либо должен вернуть имущество, либо не вправе требовать заем. (Если эту книгу читают юристы, они могут подумать, что апелляция не вправе «отправить дело „вниз“», а должна разрешать его сама, но по этому делу «отправила», потому что есть иные процессуальные моменты, которые мы здесь опускаем.)

 

Когда цель достигается неестественными для клиента способами

Случается, что конфликт только выглядит правовым, а на деле разрешается в иных сферах и с применением иных методов, нежели те, что описаны в процессуальном кодексе. Эти средства простираются от уличного боя и физического принуждения до почти дипломатических шагов, направленных на снискание расположения и заключение союзов. В ряде случаев на исход дела влияет также позиция общественности, которая формируется технологиями средств массовой информации.

При этом клиент бывает не готов действовать по правилам, которые ему предлагает другая сторона, или попросту не имеет ресурсов отвечать адекватно, когда дело развивается при участии политиков и чиновников. И тогда стоит говорить о том, что цель достигается неестественными для клиента способами, а значит, скорее всего, недостижима для него вовсе.

Примеров, когда в ход идут средства, не имеющие никакого отношения к праву, масса, а значит, оказавшись втянутым в подобного рода конфликт, зачастую приходится либо быстро меняться и обучаться, либо переставать бороться и выходить из спора. В связи с этим всегда полезно задаваться вопросом, играете ли вы с оппонентом в одну и ту же игру по одним и тем же правилам или у каждого игра своя. В последнем случае полезно задуматься, правила какой игры более релевантны ситуации, в которую вы оказались втянуты. Ведь универсальных приемов и законов не существует, и то, что в одной среде считается неуместным, в другой — совершенно естественно.

По одному из конфликтов, который касался недвижимости в Санкт-Петербурге, но суды шли в Москве, в какой-то момент домой ко всем адвокатам стали приходить лица кавказской национальности и угрожать им и членам их семей. Одного из юристов встретили прямо у входа в зал судебного заседания со словами, что ему не стоит туда заходить, иначе он уедет из суда в сопровождении подошедших людей. В такой ситуации противостояние приобретает весьма жесткий характер, и надо понимать, готовы ли мы вообще продолжать.

По другому делу (о принадлежности офисного здания неподалеку от центра Москвы) после неоднократных предупреждений и угроз (на порог дома подкинули простреленную голову свиньи) адвоката расстреляли из автомата. Об этом случае можно почитать в интернете.

В другом примере речь идет о более высоких материях, но принцип тот же: не умея играть по заданным правилам, в судах победы не увидишь.

Клиент, имея возможность заключать инвестиционные контракты от имени городских структур, заключил такой инвестиционный контракт со своей аффилированной компанией, которая на собственные средства произвела капитальный ремонт здания, а в счет оплаты выполненных работ получила помещение на верхнем этаже отремонтированного дома. Но в какой-то момент была политическая воля на то, чтобы эти помещения забрать. С цивилистической точки зрения их нужно было бы оставить тому лицу, у которого они были в собственности на дату рассмотрения спора, но решение гражданского суда о правомерности совершенных действий могло поставить следствие по делу в затруднительное положение. И тогда вопрос перестал решаться лишь в «узком» гражданско-правовом поле, на него стали смотреть шире — с позиций комплексных, политико-правовых.

В этом случае, если есть желание отстоять свою позицию с опорой на нормы права, нужно обращаться в суды, не относящиеся к региону спора, — Верховный либо Конституционный. А это весьма непросто и возможно далеко не всегда.

Кроме того, наряду с объективными факторами, когда на поле сходятся игроки разных весовых категорий, играющие по разным правилам, случается, что клиент подкрепляет свое неверие в хороший исход дела мыслями о том, что «все куплено» и что законными способами ему своего не добиться. В этом случае снова срабатывает упреждающая обратная связь, когда наши худшие ожидания оправдываются. Только происходит это не оттого, что клиент вместе со своим юристом не владеет методами, которые пускает в ход противник, а потому, что они не вкладывают в достижение цели достаточных личных ресурсов (ментальных и материальных), считая, что это бесполезно.

 

Когда, по мнению клиента, у него нет всех необходимых способностей, чтобы одержать победу

Как было сказано выше, в ряде случаев правовой конфликт оказывается не только правовым и для победы в нем нужны ресурсы совсем иного порядка, нежели те, что прописаны в кодексах. Кроме всего прочего, это означает, что для победы в процессе требуется выстроить отношение к нашему спору лиц, принимающих решение. Так, позиция следствия может отличаться от позиции прокуратуры, а позиция чиновников/ судей одной инстанции/органа — от позиции их коллег из другой инстанции (более подробно речь об этом пойдет в главе о пространстве конфликта).

Как бы там ни было, клиенту может казаться, что ресурсов для победы у него нет. Хотя, как правило, люди судятся с себе подобными и шанс, что клиент оказался втянутым в игру, о которой не имеет ни малейшего понятия, весьма мал. Так, в приведенном выше примере, когда все участники процесса получали угрозы в свой адрес, сам клиент имел обыкновение везде перемещаться с двумя телохранителями, то есть такой образ жизни и подобный способ решения проблем был для него вполне привычным.

Другое дело, что клиент зачастую склонен верить либо делать вид, что у него нет необходимых внутренних резервов и средств для ведения войны, а уже само стремление сэкономить или сыграть вполсилы, как правило, ведет к неудаче. В первую очередь это правило касается денег, времени и энергии, которые необходимо вложить в достижение победы. Так, собираясь взять новую высоту, полководец точно знает, что ему для этого нужен будет батальон солдат. Возьми он вполовину меньше людей — и высота не будет взята, а все его бойцы погибнут напрасно. Так же и в юридическом споре: попытка достигнуть цели меньшими средствами рискует остаться лишь попыткой — и цели не достигнешь, и средства потеряешь.

Кроме того, для победы в судебном споре часто важна и психическая готовность сторон. Парализующую силу паники при вступлении в конфликт с влиятельным и значимым оппонентом невозможно переоценить, так же как и огромный созидательный потенциал, заключенный в настрое на победу и готовности ее одержать.

В центре Москвы, в доме, который управляется жилищно-строительным кооперативом (ЖСК), незаконно занимает квартиру гражданин, имеющий отношение к строительству данного здания. И хотя по закону эту квартиру можно признать собственностью ЖСК, так как она построена на выделенном кооперативу земельном участке, решение о подаче иска в суд пока не принимается из-за неготовности идти на конфликт и выдерживать ситуацию противостояния. Дело в том, что на протяжении всего процесса — а он может затянуться на срок более года — председатель ЖСК вынуждена будет лицом к лицу сталкиваться со своим соседом и по совместительству ответчиком в суде. Сюда примешивается также и сложность защиты общих интересов против частных, но это совсем другая тема.

Вступая в спор с таким оппонентом, клиент может испытывать страх и трепет на протяжении всего процесса и подспудно желать проиграть, лишь бы доказать себе, что связываться не стоило вовсе.

 

Если победа в суде не делает клиента счастливее

Каждый человек естественным образом противится переменам к худшему, и поэтому для победы в правовом конфликте клиенту очень важно верить, что она сделает его жизнь счастливее. Иначе достижение поставленной цели не имеет большого смысла.

Это положение хорошо прослеживается на примере бракоразводных процессов. Так, в силу того что структура активов и бизнеса в России не прозрачна, довольно часто в момент развода вчерашний состоятельный человек, владелец недвижимости и успешного бизнеса, вдруг оказывается беднее амбарной крысы, а доказать его состоятельность не так-то просто. Кроме того, владельцами акций и долей его бизнеса, как правило, являются офшорные компании, а потому раздел этих акций между супругами затруднен (есть, правда, примеры положительных судебных актов, состоявшихся по английскому праву, но мы же помним, что такие методы борьбы требуют серьезной внутренней готовности: они сложны, дороги и могут не сработать). В такой ситуации, скажем, мужчина знает, что мог бы легко оставить себе большую часть имущества, но его и без того прохладные отношения со взрослым сыном от этого станут еще более поверхностными. И тогда он принимает решение отступить, но сохранить то немногое, что осталось между ним и его ребенком. Это пример взвешенного подхода к достижению цели и понимания того, что на самом деле является победой, а что — поражением.

Но зачастую люди стремятся к результатам «от ума», потому что они себя убедили (либо позволили другим сделать это), что хотят именно того, к чему идут. Они предпочитают не видеть, не слышать и не чувствовать ненависти и презрения к себе еще недавно близких людей и, кажется, не вполне осознают, что победой в суде все не окончится и жизнь, несмотря ни на что, будет продолжаться. А ведь по завершении спора им придется вступить в управление полученным активом, выстроить отношения с персоналом и контрагентами, начать принимать управленческие решения, брать на себя ответственность и жить той жизнью, которой они, возможно, никогда не знали раньше. И весьма вероятно, что их оппонент по суду никуда не исчезнет и даже наоборот — им придется вновь выстраивать отношения либо завершать их после судебного разбирательства и вне его. Юристы же лишь доведут клиента до конечной точки в его правовом конфликте и откланяются, оставив его с промежуточными итогами его жизни один на один.

Следовательно, хорошо бы уже в начале пути (или хотя бы в середине) задумываться о том, кем вам придется стать, что в этом новом для себя качестве делать, с кем, как и по какому поводу вступать во взаимоотношения, а с кем и как их прекращать и кого приглашать на замену, а также принимать во внимание, чему придется учиться. И, отвечая себе на эти вопросы, нужно разобраться, готовы ли вы к такому будущему, хотите ли вы его и оцениваете ли подобные изменения в своей жизни как положительные.

 

Если клиент верит, что не заслуживает победы

Клиент может внутри себя отказаться от достижения цели и перестать бороться за результат, если полагает, что не достоин его получения. Так бывает, например, если настоящей причиной брачно-семейного спора является его (клиента) измена или основанием для корпоративного конфликта стало его (клиента) воровство. В таких ситуациях понимание или даже ощущение собственной этической и моральной слабости мучает и не дает настаивать на своей правоте.

Стоит сказать, что клиент редко бывает справедлив по отношению к себе в этих рассуждениях (которыми он, конечно, почти никогда не делится с юристом напрямую). Предположим, речь идет о бракоразводном процессе, формальной причиной которого стала супружеская измена клиента, либо о корпоративном конфликте, толчком к которому послужило нечистоплотное поведение клиента по отношению к своему бизнес-партнеру (подобные дела всегда очень схожи). Мы можем «опрозрачить» вопрос, предположив, что суть спора в этих случаях сводится к цене предательства. Один из участников конфликта движим обидой и местью и полагает, что имеет право забрать себе бо́льшую часть или даже все имущество, в то время как другой внутри себя не может согласиться с этим и не принимает такого сценария.

Психологи скажут, что в измене одного из партнеров всегда виноваты оба, а воровство часто является попыткой восстановить нарушенный баланс в отношениях. Но даже если опустить эту деталь, очевидно, что если клиент много лет жизни потратил на создание материального результата, то он совершенно точно имеет право на получение его части в собственность. Любого рода попытки лишить его этой возможности нельзя считать обоснованными. Одной этой мысли может быть достаточно клиенту, чтобы ощутить собственную правоту в споре и начать ее отстаивать.

 

Игры, в которые играют клиенты с юристами

Итак, если, по мнению клиента или его юриста, цель изначально недостижима или не стоит того, чтобы ее достигать, если клиент вместе со своим адвокатом не владеет либо не хочет пользоваться работающими методами или не имеет способностей для достижения цели, если клиент считает себя недостойным получения результата или он либо его юрист не верит, что результат возможен, тогда наступает время для разного рода игр.

• Выбор методов, которые не работают.

Не собираясь всерьез достигать цели, ради которой затевался правовой спор, клиент с юристом могут ставить перед судом излишне теоретические требования или требования, которые практически очень трудно удовлетворить.

Одно из дел касается права собственности на земельный участок, расположенный под несколькими многоквартирными домами. Другое — прав на три земельных участка под одноэтажным домом из трех квартир (каждый — точно под квартирой). Все эти участки находятся в одном поселке (часть кварталов которого застроена многоквартирными домами, а часть — таунхаусами) и принадлежат застройщику.

По первому делу теоретически можно попытаться признать право общей собственности всех собственников трех многоквартирных домов, расположенных на одном участке, чтобы не связываться с межеванием и разделением единого участка на три. По другому теоретически можно признать отдельное право собственности собственника каждой из квартир на каждый участок, чтобы не связываться с объединением трех участков в один. И именно это и хочется сделать юристу: ему интересно быть автором-первопроходцем, обосновывая догматически неочевидные вещи. А клиенту надо попроще и побыстрее.

В итоге в обоих случаях было принято решение выбрать скучный и долгий, но беспроигрышный вариант ведения спора. Ставить опыты на клиенте не всегда правильно, хотя кто-то, может быть, и осудит автора за излишнюю осторожность в этом вопросе.

Бывает, что клиенты с юристами решают сразу просить очень многого, вместо того чтобы постепенно, в два-три шага добиться желаемого результата. В итоге атака захлебывается, хотя клиент, в принципе, и был прав.

Компания заключила инвестиционный контракт на строительство торгового центра, для чего оплатила в бюджет стоимость выкупа права аренды земельного участка под строительство. В дальнейшем инвестиционный контракт был расторгнут, а целевое назначение участка изменено на «для проектирования и инженерных изысканий». Компании при этом было предложено подготовить и подать документы на получение градостроительного плана земельного участка, после чего, как указано в постановлении органа власти, целевое назначение участка будет изменено на «для строительства» с «зачетом ранее оплаченной суммы в счет арендной платы». Еще позже место, где предполагалась стройка, было признано зоной объекта культурного наследия, и строительство там оказалось невозможным.

Деньги, внесенные в бюджет «в счет выкупа права аренды», вернуть так и не удалось. А все потому, что компания обратилась с иском сразу с двумя тезисами:

1) деньги оплачены в счет права аренды, предполагающего возможность строить;

2) право строить так и не было предоставлено, в связи с чем на стороне города возникло неосновательное обогащение. А следовало бы сначала установить в судебном порядке наличие задолженности у города перед компанией по договору аренды в связи с переплатой, то есть установить факт учета поступивших денег в качестве арендной платы по договору. И только тогда, потребовав расторгнуть договор аренды, просить суд о взыскании денег с бюджета.

Случается и так, что люди выбирают для решения своих задач инструментарий совсем не той отрасли права, которую надо бы применять: например, пытаются решить цивилистическими методами конфликт, который требует для его разрешения методов уголовного процесса.

Так, в корпоративном праве и бизнес-обиходе известен термин дедлок — безвыходная ситуация, в которой участники конфликта не могут прийти к согласию по вопросам управления компанией. Обычно как дедлок характеризуется невозможность смены генерального директора в компании с долевым распределением 50/50. Однако на практике в ходе корпоративных конфликтов директора нет-нет да и меняются — благодаря заочным решениям органов управления, либо решениям, составленным задним числом или принятым представителями участников по доверенности, либо еще каким-то образом (просвещение читателя насчет всех способов незаконной смены директоров не входит в задачи автора).

В подобных ситуациях шанс реального восстановления корпоративного контроля зависит в основном от возможности динамично провести проверку и возбудить уголовное дело. Попытки оспаривать подобные решения в арбитражном суде перспективны, но мало действенны: время играет против истца, пока корпоративный агрессор имеет право наращивать преимущество, совершая сделки с имуществом компании и легализуя результаты осуществленного корпоративного захвата. Однако для возбуждения уголовного дела по экономическому составу и проведения неотложных следственных действий необходима в полном смысле слова «взрывная сила». Дело в том, что органы следствия вовсе не спешат реагировать на каждое такое заявление — зачастую в возбуждении дел вообще отказывается или они расследуются вяло, и нужный результат не достигается.

Не будучи готовым к тому, чтобы резко и без раздумий совершать действия по защите своего права, клиент вкладывает минимум ресурсов и, соответственно, получает лишь видимость процесса.

• Избегание шагов, которые требуется совершить.

Случается и такое, что юрист дает клиенту очень четкие установки, как нужно действовать в его ситуации, а тот не стремится их выполнять и упускает все шансы выиграть дело. А все потому, что нет человека более изворотливого, чем тот, который по какой-то причине не хочет достигать своей цели.

Одна из компаний, входящих в группу холдинга, взяла кредит. Этот кредит был обеспечен поручительством физических лиц (руководителями нескольких компаний) внутри холдинга и залогом недвижимости. Когда компания-должник не смогла платить по кредитам, банк обратился в арбитражный суд с иском о взыскании денег с должника, а затем и о его банкротстве. Перед клиентом в такой ситуации встала задача «сбросить залог». Формально это было возможно, потому что документы о залоге были подписаны в преддверии реорганизации — в период, когда существовал запрет на совершение сделок, сама сделка залога была крупной и не была одобрена и прочее.

Юристами в данном случае была предложена схема, по которой физическое лицо — поручитель оплачивает часть долга, после чего обращается в суд общей юрисдикции с иском к должнику и залогодержателю о взыскании денег и обращении взыскания на залог. В этом процессе компания-залогодатель могла бы привести свои доводы о недействительности залога и могло бы случиться так, что залог был бы признан недействительным. Дальше компанию-должника можно было бы банкротить, а главное — появлялась возможность успеть вывести из-под взыскания заложенную недвижимость.

Однако клиент более двух месяцев откладывал оплату долга по разным причинам, главная из которых, по мнению автора, состояла в его неготовности принять решение и идти на обострение ситуации. Тем временем юристы больше не могли затягивать введение наблюдения (процедура банкротства) в отношении должника, и идея с обращением в суд общей юрисдикции стала нереализуемой. Было уже слишком поздно.

• Отказ от вкладывания личных ресурсов.

Иногда неверие клиента в возможность достижения результата достигает критической точки. Часто это бывает сопряжено с необходимостью наращивания инвестиций в проект, чтобы он имел шансы на успех. Клиент в такой ситуации вообще отказывается за что-либо платить и рассчитывает лишь получить дивиденды, в случае если юристы сами, без его участия, приведут дело к выигрышу. Однако в таком положении правильнее было бы искать не юриста, а инвестора и договариваться о распределении прибыли по результату с ним.

Сами адвокаты редко берут на себя роль инвесторов, хотя бы потому, что, как мы уже говорили выше, продают не результаты, а вероятности их достижения, а значит, просят оплаты гонорара независимо от исхода спора. Если же юрист все-таки соглашается получить деньги по результату, то его итоговое вознаграждение будет гораздо выше, чем та сумма, которую он взял бы просто за свою работу: ведь, инвестируя свое время и средства, он уже рассчитывает получить прибыль, а не просто плату за свой труд. В такой ситуации привлечение стороннего инвестора грозит клиенту-заказчику еще большим снижением возможной прибыли от проекта, и тогда клиент решает — часто неосознанно — совсем ничего не делать и просто фиксирует убытки.

Компания заключила инвестиционный контракт с правительством Москвы на расселение особняка в центре города и строительство нового торгово-офисного центра на его месте. Но после реализации первого этапа — расселения — инвестиционный контракт с ней расторгли и перезаключили его с другой компанией. В силу того что на расселение целого дома компанией было потрачено немало денежных средств, постановлением правительства было утверждено, что после полного завершения проекта за счет доли города этой компании необходимо будет компенсировать «документально подтвержденные расходы». Юристами в данной ситуации был предложен алгоритм установления суммы расходов посредством обращения в суд с дальнейшей подачей самостоятельного иска о взыскании соответствующей суммы с бюджета. Однако клиент отказался финансировать этот проект, предложив юристам сделать все самим. В итоге этим вообще никто не стал заниматься, и бюджет — теоретически — остался должен компании-инвестору. Правда, сроки исковой давности уже прошли.

• Создание многоступенчатых договоренностей.

Как правило, в жизни и в бизнесе работают только очень простые договоренности, состоящие из одного этапа. Сложные схемы, при которых юристу, например, обещают гонорар в случае двух разных последовательно выигранных процессов и продажи полученного в результате суда, чаще всего не жизнеспособны. Согласно правилам математической статистики, если задача состоит из трех этапов, а вероятность успешной реализации каждого из них — 80 %, то возможность достижения цели полностью — всего 51 % (0,8 × 0,8 × 0,8), а если 70 % — то 34 %. Практика показывает, что статистика в данном случае не ошибается: растрачивая ресурсы на каждом этапе реализации цели и не имея возможности зафиксировать промежуточный результат, к финишу мы придем порядком измотанными, и далеко не факт, что победителями.

То же касается и договоренности с клиентом, когда для получения итогового результата, к которому он стремится, нужно последовательно выиграть несколько процессов. По пути к достижению цели человеку свойственно уставать и терять мотивацию. Ему, как правило, требуется регулярное подтверждение того, что он движется в правильном направлении, — в частности, маленькие промежуточные успехи по дороге к большой цели, отложенной на год или два.

• Провоцирование неконструктивных взаимоотношений в команде.

Очень часто ситуация конфликта, в которую вовлечен клиент, является для него психотравмирующей, что неудивительно, ведь он оказывается перед угрозой потери крупного имущественного актива, привычный ему образ жизни нарушается, отношения с еще вчера близкими людьми терпят крах. А если включились еще и жернова уголовной юстиции, то стрессовый эффект увеличивается многократно. В таком положении клиенту нужно время, чтобы адаптироваться к новым условиям, и хорошо, если это время у него есть.

Зачастую умные, сильные и самостоятельные люди оказываются попросту неспособны мириться со своей беспомощностью. В стремлении как можно скорее обрести привычный контроль над своей жизнью они, рискуя потерять многое, сокращают расходы на юристов и отказываются делать необходимые шаги. Либо требуют совершения невозможного, критикуют и предъявляют претензии за каждую неудачу (в то время как в ситуации войны всегда и все идет не так и даже очевидные и простые вещи становятся чудовищно и не вовремя сложными). Либо отказываются оплачивать работу, предлагая юристу гонорар лишь в случае победы (в то время как действия юриста часто лишь повышают вероятность этой победы, но вовсе не гарантируют ее, а сама победа напрямую зависит и от вложений клиента). Либо отказываются видеть и признавать результаты той работы, которую юрист действительно проделал, обесценивают ее, утверждая, что все случилось само собой или что это мог сделать кто угодно. Либо вопреки рекомендациям юриста совершают шаги, которые идут во вред делу. Либо сравнивают своего юриста с теми специалистами, о которых знают лишь с чужих слов или чью работу видели со стороны, и сравнения эти всегда не в пользу юриста. В качестве иллюстрации приведем практически дословную выдержку из письма клиента.

«…сообщение о том, что рассмотрение апелляционной жалобы в суде <…> состоится только <дата>, чрезвычайно меня раздосадовало. В свое время Вы обещали мне, что данное дело будет успешно завершено до конца года. Данный срок передвигался уже несколько раз, и сейчас я узнаю, что все снова затягивается. Успешное завершение данного дела важно для будущего моего ребенка. Я не приму ситуацию, чтобы за счет его будущего с нами работали таким образом. Поскольку я получаю информацию о нашем деле не только от Вас, мне известно, что с нашей стороны не было предпринято ничего по вопросу <…>. Я ожидаю, что <…>. Если я и моя фирма не слишком интересны Вам в качестве клиента, то скажите мне об этом в следующий раз в начале переговоров…»

Дело, по поводу которого писалось это письмо, было выиграно. Клиент получил в собственность крупный объект недвижимости, но работа в условиях, им созданных, была крайне тяжела для его юриста.

Будучи скованным претензиями клиента, юрист часто не может предложить ему альтернативный вариант решения его задачи, даже если это существенно повысит вероятность победы и особенно если это потребует доплаты. Боясь рисковать, юрист в таких условиях скорее пассивно доведет клиента до проигрыша, чем полезет на амбразуру, пытаясь обосновать возможный эффект от более смелых действий.

Вообще, ситуация, подобная описанной выше, обычно заканчивается тем, что стороны переходят к формальному общению, что на самом деле является началом конца. Стесненные взаимными претензиями и страхами, клиент и его юрист спустя какое-то время исчерпают все возможности для защиты и проиграют все, что можно будет проиграть. Под давлением обвинений со стороны клиента юрист еще и напишет кассационную жалобу в Верховный суд России, чтобы уж наверняка не оставить клиенту ни одного шанса на победу.

 

Когда принято решение бороться и побеждать, необходимо определиться, с чьей помощью идти к поставленной цели. От юридического консультанта, которого привлекает клиент, действительно зависит очень многое: предложенные им квалификация отношений и стратегия достижения правового результата станут одним из определяющих факторов будущей победы либо поражения в деле. Не говоря уже о том, что личность юриста всегда играет роль не менее важную, чем его мастерство и навыки.

Представьте себе ситуацию, когда тяжелобольной человек обращается к двум разным докторам с одной и той же просьбой: поставить диагноз и назначить лекарства, которые облегчат его состояние или даже помогут встать на ноги. И один из врачей сразу говорит о том, что выздоровление невозможно, а терапия поможет лишь некоторое время поддерживать жизнь пациента. Другой же видит путь излечения и сообщает об этом больному. Как ни странно, оба врача могут быть правы, и то, во что один не верит вовсе, у другого может вполне получиться.

Часто все определяется именно ви́дением пути лечения, правильным применением нужных лекарств и внутренней готовностью каждого из участников процесса пройти весь путь от начала и до конца. Вера врача и больного в лучший исход, а также искреннее желание доктора помочь и твердая воля пациента к выздоровлению дают возможность победить болезнь.

Похожая ситуация наблюдается в деятельности любого рода, когда в результате взаимодействия людей система (а организация — это система, и конфликт — это тоже система) меняется и достигает новой точки баланса. В юриспруденции верный диагноз — это правильная правовая квалификация отношений сторон и оценка фактических обстоятельств дела, а подходящее лечение — это своевременное и качественное применение всех нужных юридических инструментов. Когда диагноз поставлен и лечение назначено, все зависит от ви́дения консультанта и ви́дения клиента и их общего желания и воли к победе.

 

Стоит ли приглашать юриста со стороны?

Начнем с того, что, вступив в более или менее крупный правовой конфликт, силами команды штатных юристов можно и не обойтись. Это связано с тем, что кроме необходимых знаний из области права могут понадобиться понимание тактики и стратегии поведения в конфликте и опыт ведения дел конкретной категории.

Стоит понимать, что действия и поступки сторон в зале суда и вне его стен обусловлены не одними лишь процессуальными кодексами. Победа в деле зависит от многих факторов, и не в последнюю очередь от того, как именно и в каком виде будут представлены доказательства и будет ли у оппонентов возможность их опровергнуть. Бывает и такое, что некоторые доказательства по делу вообще нецелесообразно представлять в суде, а лучшим вопросом при допросе свидетеля является тот, что не задан.

Кроме того, в ряде случаев дружеское влияние, которое могут оказать на развитие дела товарищи и знакомые приглашенных специалистов, также трудно переоценить. Важно помнить, что юристы, которых привлекают для ведения дел, постоянно занимаются сопровождением правовых конфликтов, а значит, их возможности повлиять на результат спора, как правило, значительно выше, чем у того, кто впервые переживает опыт участия в таком конфликте.

Зачастую исход крупного конфликта по вопросу, выходящему за рамки обычной хозяйственной деятельности предприятия, напрямую влияет на существование бизнеса в принципе. В таком положении нервы участников спора накалены до предела, и принимать взвешенные решения становится все сложнее. Чтобы дать происходящему объективную оценку и найти правильный выход из положения, необходимо самому оказаться за пределами ситуации или получить second opinion — взгляд со стороны специалиста, который не вовлечен в конфликт, а значит, способен более трезво оценивать происходящее и предлагать оптимальные пути и решения.

Далее в этой главе мы будем говорить о вреде субъективных переживаний консультанта и недопустимости отношения к клиентскому проекту как к своему личному делу, потому что подобная включенность делает невозможным рациональное принятие решений.

 

Мозги. Опыт. Навыки

Делая выбор в пользу одного или другого юриста, следует убедиться, что он подходит для работы с делами, подобными вашему.

Так, существует категория судебных споров, которые сложно проиграть. Например, для взыскания долга по расписке или расторжения брака по общему правилу юрист должен обладать лишь элементарными навыками, и поэтому привлекать для решения такого рода конфликтов специалистов высокого уровня нет особого смысла. Нецелесообразным это может быть прежде всего потому, что придется оплатить не только стоимость работы юриста по ставке, которую он получает по иным, гораздо более сложным проектам, но и вдобавок необходимо будет внести так называемую плату за отказ от амбиций.

Принято считать, что любого специалиста можно нанять на любую работу, если предложить адекватную плату за его услуги. Иными словами, доктор наук или выпускник МВА вполне может работать дворником или грузчиком, если в новом для себя качестве будет получать за свой труд сумму, компенсирующую в том числе и моральные издержки в виде необходимости заниматься тем, что он считает ниже своего достоинства.

Другое дело — судебные проекты «бутикового» типа, когда на рассмотрение суда выносится уникальный вопрос, иногда связанный с правовой квалификацией спора, но часто сопряженный также и с проблемой доказывания обстоятельств. Творчески применить закон, предложить неординарное решение задачи и создать прецедент способны юристы класса «Мозги».

Их деятельность подобна труду нейрохирурга — отнимает немало сил, времени и средств, но плоды ее просто ошеломляют. При этом излечение одного пациента не дает никаких гарантий такого же результата в другой схожей ситуации.

Приведем пример такого проекта, над которым работал наш коллега.

На арендованной земле в одном из парков в Москве на месте полуразрушенного фундамента зарубежная компания отстроила новое здание и оформила его в собственность. Откровенно говоря, любой юрист знает, что с точки зрения права на чужом земельном участке строить нельзя и становиться собственником этой недвижимости — тоже. Но в данном деле были нюансы. Во-первых, в аренду компании сдавалась земля с фундаментом постройки XVII века, но город судился не за фундамент, а за здание, возведенное на его месте на средства компании-арендатора. Во-вторых, город пытался доказать, что здание на арендованной земле возникло в результате реконструкции фундамента. В-третьих, компания продолжала исправно платить аренду за землю и здание, которое уже было у нее в собственности, и расторгать договор аренды с ней никто не намеревался. Для того чтобы разрешить этот непростой спор, сформировать прочную теоретическую основу и дать правовую оценку всем нюансам дела, был приглашен очень известный юрист, специализирующийся в этой области права. В итоге здание осталось в собственности компании, построившей его на арендованной земле.

Другой пример дела подобной категории уже из собственной практики автора этой книги — дело о хищении квартир комиссионером.

В Москве в районе Арбата расселялся особняк. Инвестор поручил своему доверенному лицу вести переговоры с жильцами, подыскивать и покупать на свое имя альтернативное жилье для них, чтобы в дальнейшем переселить их в новые квартиры. В какой-то момент в собственности доверенного лица оказалось семь квартир, которые он разом продал и отправился жить на остров Мадейра, что в Португалии. Задачей юриста в этой ситуации было вернуть проданные доверенным лицом квартиры инвестору. Взыскать убытки с гражданина, не имеющего имущества в России и проживающего теперь в Португалии, казалось не самым перспективным решением. Вернуть квартиры удалось с помощью довольно спорной концепции, в основу которой лег договор о комиссии.

Бывают также споры, по которым нужны неуникальные, но достаточно сложные решения. Если дело касается, скажем, легализации самовольных построек или, например, оспаривания права на товарный знак, то обращаться стоит к юристам класса «Опыт». Каждый из них много лет работает в одной и той же отрасли, знает ее специфику и понимает, откуда там дует ветер. Услуги таких юристов могут стоить дорого (сопоставимо с тем, сколько возьмут за свою работу юристы предыдущего класса — «Мозги»), но только к ним следует идти с делами определенных категорий. К сожалению, юристы класса «Опыт», как правило, неизвестны широкой публике, но их хорошо знают коллеги, а значит, и клиент сможет найти к ним дорогу.

Не лишним будет также оговорить, что зачастую для решения сложных уникальных задач юристы класса «Мозги» обращаются за содействием и к своим «опытным» коллегам (для привлечения их по договору субподряда), и к юристам класса «Навыки» (так как правильная добросовестная работа по делу также всегда в цене).

 

«Войну выигрывают большие батальоны»

Фразу Наполеона, вынесенную в заголовок этой части главы, обычно используют как доказательство мысли о том, что в крупном юридическом споре было бы опрометчиво делать ставку на личность адвоката, каким бы ярким профессионалом он ни был. Что вполне справедливо, ведь если юрист работает в одиночку, с большим конфликтом ему будет просто физически тяжело справиться. То же касается и маленьких фирм, где любое новое крупное дело потребует мобилизации всех ресурсов в ущерб делам остальных клиентов.

В ходе корпоративной войны сменился генеральный директор. Для того чтобы удержать позиции, юристам со стороны нового гендиректора — а их было пять человек — оказалось достаточно одновременно инициировать еще несколько арбитражных процессов и уголовное дело. Юрист со стороны противника — одна хрупкая девушка — отвлеклась на уголовное дело, которое в тот момент показалось ей наиболее важным, и пропустила срок обжалования смены генерального директора.

При этом, вступая в серьезный конфликт, привлекать большую брендовую фирму с известными юристами во главе может быть также достаточно рискованно.

 

Риски брендовых фирм

Адвокат относится к той категории профессий, представители которой самостоятельно обеспечивают свою занятость и носят статус «личных поверенных в делах». Именно поэтому многие из наиболее ярких профессионалов в этой сфере обычно работают в одиночку (особенно это типично для уголовной адвокатуры, где передать поручение затруднительно в силу закона).

В юридической же компании традиционно принято говорить о наличии у партнера клиентской работы, тем самым выделяя иную категорию его деятельности — неклиентскую. И опыт свидетельствует о том, что в крупных брендовых юридических фирмах партнеру попросту некогда лично заниматься делами клиентов (и особенно это утверждение касается управляющих партнеров фирм). Общаясь с людьми, он лишь продуцирует их доверие и берет большие деньги за ведение проекта, а в реальности делами затем занимаются сотрудники гораздо менее опытные, чем многие из юристов-одиночек, работающих на себя.

И это могло бы не быть большой проблемой, ведь в большинстве случаев работа сотрудников все-таки контролируется партнером (хотя известны случаи и откровенного «слива» проектов по причине нехватки времени у руководителя). Однако люди не работают за заработную плату так же хорошо, как если бы они несли личную моральную ответственность перед клиентом за исход дела. Кроме того, ощущая себя незаметными, а свой вклад в проект — неоцененным, часто сотрудники начинают постепенно недодавать и экономить свои силы и ресурсы. Выстроить стройную работающую систему мотивации персонала удается довольно редко, и это одна из задач, стоящих сегодня перед российским юридическим бизнесом.

 

Оптимальное решение для ведения крупных споров

Таким образом, в серьезных правовых конфликтах нужно делать ставку на ту фирму, у партнера которой есть время заниматься вашим проектом. Именно степень личной включенности в работу человека, заключившего соглашение с клиентом, является определяющим критерием при выборе фирмы. Кроме того, ваш юридический консультант должен располагать достаточными ресурсами, чтобы сразу поставить необходимое количество человек на один проект и суметь заменить любого из них, если понадобится.

Полезно также помнить, что для решения аналитических задач (изучения документов и составления правового заключения по делу) можно привлекать региональных юристов и тем более совершенно необходимо это делать для технической работы по проекту. Московские фирмы часто пользуются либо же должны пользоваться этой возможностью.

Идеи о том, что юристы из Москвы лучше образованны, как правило, не выдерживают никакой критики. В современный век информационных технологий и облачных сервисов умение и готовность юридического консультанта администрировать процесс оказания услуги с использованием этих инструментов — также важный фактор в пользу выбора его в качестве своего советника.

 

Главное — не ошибиться в типе войны, в которую ввязываетесь

Исход правового спора зависит во многом и от того, способны ли клиент и приглашенная им юридическая команда вести борьбу адекватно действиям противной стороны.

Джек Траут в «Маркетинговых войнах» описывает четыре типа войны, перепутать которые невозможно — так же, как и нельзя в одночасье одну войну превратить в другую. Так, в момент захвата рынка компанией ведутся партизанские атаки, а ее сотрудников, работающих на пределе психических и физических сил, отличают невероятный напор и агрессия. По мере того как рынок постепенно завоевывается компанией, меняются не только стратегия ее поведения, но и состав команды. Проведя фланговые атаки и наступательную войну и завоевав лидерство на рынке, компания имеет уже совершенно другой штат сотрудников, нежели в начале пути, и занимает отныне лишь оборонительные позиции, никого больше не атакуя.

Применительно к ситуации правового конфликта: одни команды ведут себя сдержанно и работают корректно и уважительно, практически по английскому праву; другие, напротив, могут пускаться во все тяжкие, вплоть до фальсификации документов, подкупа и физических угроз.

Здесь важно понимать, что тип противостояния задается не только привлекаемым консультантом, но и самим клиентом и типом правового конфликта. И наряду с тем, что откровенные фальсификации и агрессивное поведение оппонентов стали встречаться все реже, формат встречающихся злоупотреблений не утратил своей трагичности. А учитывая, что разного рода уловками не гнушаются даже органы власти, порой кажется, что адвокатское сословие и вовсе получило карт-бланш на безобразия.

А как иначе бороться за интересы клиента, если оппоненты (и даже органы власти) пользуются правом, как дубинкой?

Некий банк решил судиться с ЦБ РФ о незаконности отзыва лицензии и выиграл суды в трех инстанциях. В ответ ЦБ РФ инициировал параллельный процесс о ликвидации этого банка и также добился своего. Фокус в том, что банк был исключен из реестра юридических лиц в тот же день, когда выносилось решение о незаконности отзыва лицензии по его делу. Но если банк больше не является юридическим лицом, то и лицензию возвращать некому.

Расценивать этот случай иначе, как пример хулиганства в праве (причем со стороны госорганов), не приходится.

Итак, правила игры диктуются обеими сторонами, и, как бы вам ни хотелось сразиться в шахматы, если против вас идут в боксерских перчатках, придется встать из-за стола и принять бой.

 

Что бы ни происходило, сохранять позицию силы

Никколо Макиавелли в трактате «Государь» делит войска на четыре типа (собственные, союзнические, наемные и смешанные) и говорит о том, что лишь собственные войска способны преданно сражаться за свое отечество, в то время как наемная и союзническая армии могут быть даже опасны для того, кто им платит. И если в ситуации юридического конфликта регулярная армия штатных юристов все же малоэффективна, то утверждение относительно наемных и союзнических войск справедливо и для правовой сферы.

Как указывает Макиавелли, тот, кто работает лишь за деньги, не имеет этических и иных принципов и не несет ни за что моральной ответственности, не задумываясь бросит все и станет наемным солдатом в другой войне, как только получит более выгодное предложение.

Говоря об отношениях с юридическим советником в правовом конфликте, мы помним, что они носят доверительный характер, а сама адвокатская деятельность требует высокой личной порядочности и принципиальности. Недаром в традициях русской адвокатуры профессия юриста никогда не считалась бизнесом, но всегда — общественным служением. Заключая соглашение о ведении дела, нужно ориентироваться в том числе и на личные качества человека, с которым вы вступаете в отношения. Прекрасно, если он занимается этой профессией не ради денег и не считает правовые войны своим бизнесом.

Союзническая же армия, по словам Макиавелли, несет в себе иную угрозу — победа с ней грозит зависимостью от нее.

Чтобы не попасть в зависимость от юристов, которые хорошо знают ваше дело и при определенных условиях могут навредить вам, нужно обладать внутренней готовностью в любой момент уволить 100 % своей команды. По нашему глубокому убеждению, дело стоит начинать, руководствуясь именно этим критерием. Кроме того, сохранять позицию силы на протяжении всего конфликта будет проще, если, помимо юристов, пригласить и администратора проекта.

 

Генеральный подрядчик или технический надзор?

Серьезный юридический спор всегда включает в себя массу задач разного уровня сложности, иногда из нескольких отраслей права. Кроме того, обычно эта работа сопряжена с запредельным уровнем стресса, необходимостью принятия решений и построения прогнозов в условиях лишь приблизительной осведомленности о происходящем.

В связи со сложностью правовой составляющей (несколько областей знаний, различные территории конфликта — суды, инстанции, приставы, следователи и т. п.) для ведения дела конкретного клиента часто стягивается целая команда специалистов. На этом этапе нередко бывает целесообразно привлечь человека, который, если говорить языком строителей, станет генеральным подрядчиком в деле или возьмется осуществлять технический надзор над ним.

Генеральный подрядчик прекрасно ориентируется на рынке и знает того, кто сделает работу дешевле и качественнее, а также единолично распоряжается бюджетом проекта и несет полную ответственность за его исход. Технический надзор же осуществляется третьей стороной — специалистом, не вовлеченным в конфликт, который в интересах заказчика наблюдает за ситуацией, делает ее прозрачной для своего клиента, ставит под сомнение неоднозначные решения и предлагает лучшие пути выхода из спора.

Наиболее очевидной необходимость привлекать независимых консультантов, курирующих процесс в интересах своего клиента, выглядит на примере ведения споров иностранных клиентов либо на территории иностранных государств с привлечением юристов, работающих в своих юрисдикциях.

Так, для ведения правовых споров с бывшими акционерами одной из обанкротившихся российских нефтяных компаний был организован единый международный центр. Он занимался координацией всех юридических действий по защите российских госактивов от притязаний бывших акционеров компании в нескольких странах одновременно, а именно, в Нидерландах, Бельгии, Франции, Германии, Великобритании и США. Благодаря работе этого центра удалось отменить несколько решений международного арбитража и сохранить, таким образом, госактивы внутри страны.

Тот факт, что администратор процесса говорит с юристами на одном языке, имеет то же образование, что и они, и обладает отличным знанием и пониманием рынка и методов его работы, а значит, может сделать их прозрачными для своего клиента, — только одна из причин для его привлечения к работе над проектом. Иная составляющая — помощь, которую может оказать администратор процесса, когда клиенту необходимо принять то или иное решение.

Дело в том, что любой человек склонен отстаивать свою позицию, какой бы спорной или нелогичной она ни была, и юристы, выбравшие определенную стратегию ведения конфликта и строго следующие ей, — не исключение. В такой ситуации администратор проекта — лицо, которое не вовлечено в спор и не несет моральной ответственности за его исход, — может обратить внимание клиента на иную позицию, расширив его ви́дение ситуации. Тогда клиент сможет принять взвешенное решение, выбрав тот путь, который посчитает оптимальным.

Кроме того, когда что-то пойдет не так — а такой момент всегда наступает, — юрист — исполнитель проекта весьма склонен будет совершать те действия, которые легче объяснить и мотивировать своему клиенту, чем те шаги, которые с большей вероятностью приведут к положительному исходу дела. Но путь к победе часто связан с риском, недаром же слово «кризис» имеет два значения — «крушение надежд» и «благоприятная возможность». И хотя невозможно винить исполнителя проекта за то, что он не готов предлагать клиенту рискованный вариант и стремится избежать ответственности, клиент все же вправе увидеть всю панораму возможностей и выбрать иное направление работы. Помочь ему понять ситуацию и сделать собственный осознанный выбор призван привлеченный администратор проекта.

Кроме того, объяснив клиенту все обстоятельства дела в ситуации кризиса, администратор вовремя сумеет наладить пошатнувшуюся было коммуникацию между ним и юристом, что необходимо для дальнейшего эффективного ведения дела.

Имея постоянную поддержку в лице администратора, клиент, над делом которого трудятся юристы, больше не будет действовать вслепую и сможет принимать все решения по делу осознанно.

Таким образом, администратор проекта должен обладать достаточными знаниями и опытом работы в правовых конфликтах, чтобы совмещать экспертную позицию и позицию стороннего консультанта, а также желательно, чтобы он прошел специальное обучение, как это было сделано автором данной книги, чтобы уметь сохранять непредвзятость и становиться буфером эмоций для клиента и его юристов, когда страсти в деле накалятся.

 

Клиенту почти всегда приходится проживать одно и то же

Конечно, важно не забывать о том, что чаще всего необходимость в правовой помощи возникает у клиента не в самый лучший период его жизни. В связи с этим его психика, как и у любого другого человека, оказавшегося в трудной ситуации, начинает работать по вполне определенным схемам, которые описаны психологами. Понимание этих механизмов поможет легче справиться с эмоциональным дискомфортом, возникшим в процессе решения юридического конфликта.

Так, пройдя самостоятельно через отрицание проблемы (первую стадию переживания потери), клиент приходит к юристу, полный решимости сражаться (на стадии гнева) или искать и находить любые возможные компромиссы (на стадии торга). При этом, как правило, оказавшись в офисе юридической фирмы, клиент еще не готов принять все то, что его ждет, и, как и всякий человек, склонен надеяться на лучшее и торговаться с юристом за то, чтобы его чаяния воплотились в жизнь. Юрист же, в свою очередь, не спешит выкладывать все карты на стол, потому что, с одной стороны, клиент не готов воспринимать правду и его может отпугнуть реальное положение дел, а с другой стороны, чтобы не породить неоправданных надежд (здесь мы описываем опытного, знающего и понимающего юриста, опуская тот очевидный факт, что 80 % из них таковыми на самом деле не являются).

Таким образом, клиент почти всегда вступает в правовой спор, пребывая в неких радужных ожиданиях, и очень скоро обнаруживает, что все идет не совсем по плану, который выстроился в его голове, и обходится дороже, чем он рисовал себе вначале. И речь здесь вовсе не о превышении бюджета на юридические услуги (они-то в России зачастую являются фиксированными), а о затратах другого рода — и финансовых, и эмоциональных (например, о недополучении денег по каким-то причинам или о поражениях разного рода критичности по ходу дела).

В эти моменты клиента закономерно настигает депрессия, и это четвертая (предпоследняя) стадия переживания потери.

По понятным причинам возникшее тяжелое эмоциональное состояние неизбежно нарушает коммуникацию между клиентом и адвокатом: клиенту сложно удержаться от обвинений в адрес адвоката, а тот и сам нередко чувствует свою вину за происходящее. Чтобы не выяснять, кто прав, кто виноват, и окончательно не испортить отношения, стороны переходят к формальному, поверхностному общению, а это, как правило, не идет на пользу проекту. Известно много случаев, когда из-за одной только прерванной коммуникации и утраченного доверия юридически перспективное дело проигрывалось.

И напротив, если клиенту удается справиться с негативными эмоциями и перейти к принятию (а это заключительная стадия переживания потери), то постоянное взаимодействие с командой и заинтересованность его в результате не дают процессу застопориться и помогают достичь цели, когда это реально. Роль администратора проекта в этот период заключается в том, чтобы, активно работая как с клиентом, так и с его консультантом, наладить прерванную было коммуникацию и не позволить доверию между ними исчезнуть.

В психологии эти процессы именуются упреждающей обратной связью: если человек убежден, что все пойдет не так и окончится ничем, то, скорее всего, так оно и будет, и наоборот — сохраняй он здоровый оптимизм, все и правда может сложиться очень неплохо.

 

Юрист не должен принимать клиентский проект как свой личный

И последнее, что необходимо знать, нанимая юридическую команду. Существует распространенное заблуждение, что после обращения к адвокату клиент может забыть о своих проблемах, потому что отныне все тяготы положения, в котором он оказался, будут стойко переноситься его личным поверенным. К сожалению, это заблуждение широко поддерживается самими юристами, которые объясняют стоимость своих услуг в том числе и тем фактом, что они, приняв на себя клиентское поручение, будут отныне «тянуть его лямку вместо него».

Приведем выдержку из одной статьи по данному поводу: «Но юрист, получивший источник беспокойства, теперь сам начинает „вариться“ в проблеме. Ему даже могут присниться отдельные обстоятельства ситуации клиента. Его даже могут начать мучить кошмары, бессонница, нервный тик. И забирая своего ребенка из детского сада или школы и спрашивая его, как прошел день, он все равно будет продолжать думать о проблеме клиента».

Однако правда в том, что больной, обращаясь к врачу, вовсе не хочет, чтобы тот умирал вместе с ним, и доктор, конечно, и не должен этого делать.

Напомним, что в любых помогающих профессиях, от психотерапевтов до врачей, тезис о недопустимости личного восприятия клиентской ситуации давно и широко обсуждается и принимается на уровне аксиомы. В психологии для этого феномена, например, существует специальный термин «контрперенос». Наличие контрпереноса в отношениях «клиент — психолог» является противопоказанием к тому, чтобы продолжать работать вместе, пока не будут разрешены собственные задачи и проблемы консультанта. Иными словами, слишком большая вовлеченность в ситуацию клиента — признак непрофессионализма или неготовности к работе по данному проекту.

Чересчур личное восприятие ситуации клиента лишает юриста объективности и затягивает его в воронку разрушительных эмоций. Попытка переноса веса клиентской проблемы на свои плечи почти всегда чревата тем, что консультант оказывается неспособным решить задачу (тем более что адвокатам часто приходится вести проекты, стоимость и значимость которых значительно превышают привычный уровень цен и ответственности в их повседневной жизни).

Важно понимать, что работа юридического консультанта — это только одна из составляющих технологии разрешения правового конфликта. Адвокат предоставляет свои знания, опыт и ресурсы, и это лишь часть уравнения. Другой его частью является клиентская ответственность за происходящее, готовность всегда оставаться включенным в диалог, вкладывать финансовые, эмоциональные и организационные ресурсы в свой проект. При отсутствии клиентской готовности к тому, чтобы достичь заявленного результата и принять его, юристам очень сложно что-либо сделать.

 

«Победа куется до боя», — учил генерал Панфилов подчиненных офицеров в изумительной повести А. Бека «Волоколамское шоссе». В нашем случае это означает, что если мы заранее исключили всякие вероятности и нюансы, если решающее судебное заседание проходит «тихо и лихо» и у суда нет шансов принять другое решение, кроме как в нашу пользу, — тогда мы с самого начала сумели разработать правильную стратегию, чтобы в итоге сыграть партию чисто и профессионально. Столь безупречная победа на практике бывает не так часто, но понимание того, что факторы, ей способствующие, лежат, как правило, вне зала судебного заседания, очень полезно для приближения успеха.

Как победа в бою определяется планированием и разведкой, подготовительной деятельностью по снабжению и тренировке войск, маневрами для целей выхода на более выгодную позицию, так и победа в правовом споре формируется длительной и подчас незаметной для глаза работой, которая совершается до суда и без суда. Такая деятельность по подготовке дела к суду включает планирование и определение стратегии представления доказательств, анализ сильных и слабых сторон, заключение союзов и гарантированное получение поддержки, привлечение недостающих ресурсов. Все это делается для того, чтобы в судебном заседании из точки наибольшего преимущества нанести мощнейший удар, как камнем по яйцу.

Иными словами, нет нужды быть сильнее своего оппонента абсолютно во всем (хотя, конечно, неплохо, если так оно и есть), но важно оказаться сильнее в критической точке приложения усилий в конкретное время. О видах преимуществ (в праве, в фактах, во времени, в пространстве) мы будем говорить подробнее ниже.

 

Понятие стратегии

Стратегией называют раздел теории, изучающий вопросы составления плана. Составить план — значит наметить общее направление движения к цели.

Обычно план осуществляется путем постепенного улучшения позиции по делу. Так, в сложных делах конечное решение бывает видно не сразу, и поэтому мы действуем, как говорят математики, методом последовательных приближений: отдельно улучшаем правовую квалификацию спора, проводя аналитическую работу, отдельно работаем над вопросами доказывания нужных нам обстоятельств, отдельно думаем над тем, в какой суд либо орган власти обратиться за тем или иным решением. Если общее направление движения правильно определено в самом начале, то по мере того как конфликт разворачивается во времени, часто становятся доступны варианты кардинального улучшения ситуации по делу. В иных случаях победа оказывается не такой зрелищной.

Стратегический план — это главное направление игры, которое выбирает судебный «полководец». План может быть расчленен на отдельные более мелкие части и осуществляться различными способами (приемами), в основе которых лежат стратегические замыслы (идеи), например использование выводов экспертизы по другому делу либо же инициирование проигрышного или малозначимого процесса исключительно с целью доказывания необходимых фактов.

Стратегический план и способы его осуществления основываются на особенностях фактических обстоятельств дела, и в первую очередь на оценке правовой квалификации спора.

 

Эффективность эффективна без эффектов

В момент обращения за помощью в правовом конфликте в интересах клиента — осознавать простой факт: между победой в суде и красочным шоу, которое может организовать юрист в ситуации, когда от него требуют немедленных и каких угодно действий, часто связь бывает весьма слабой. И даже наоборот — реальная эффективность обычно незаметна постороннему взгляду и кроется в мелочах и деталях, предварительной подготовке и внутреннем выборе лучшего варианта.

Проще говоря, эффективное разрешение конфликта — это свернутая технология, а вовсе не зрелищное мероприятие. И очень часто для принятия правильного решения о направлении работы следует остановиться и посмотреть на ситуацию с разных сторон, чтобы понять, каким конкретно образом можно обернуть ее в пользу клиента.

 

Замедление для «разглядывания победы»

Чтобы найти правильный ответ на вопрос «Что мне надлежит делать?» в ситуации только что возникшей правовой задачи, адвокату порой необходимо отказаться от немедленных действий, замереть и замедлиться. От того, что он предпримет в следующий момент времени, зависит не только дальнейший ход спора, но и итог всего дела. И поэтому, пока к нему не пришло четкого понимания, куда и зачем идти, делать что-либо категорически противопоказано. При этом время будет течь, ответственность — нарастать, клиентская истерия — тоже, но, лишь имея возможность вглядеться в обстоятельства дела и в их правовую квалификацию, адвокат сумеет найти реальный путь достижения цели.

При этом, откровенно говоря, в сложном правовом конфликте юристу далеко не всегда удается сразу разглядеть и конечный результат, и путь его достижения. Эти двое могут являться к нему порознь и объединяться на более продвинутых стадиях дела. А вначале, как правило, видна либо цель, либо направление движения к ней.

Покажем на примере дела о хищении квартир комиссионером, как при понимании цели, к которой нужно идти, постепенно выстраивается и путь следования.

Клиент занимался расселением здания в историческом центре Москвы, для чего поручил своему доверенному лицу вести переговоры с жителями квартир в этом доме, подыскивать для них альтернативное жилье, покупать квартиры на свое имя и в дальнейшем менять их на выбранные жильцами. В какой-то момент в собственности доверенного лица оказалось сразу семь квартир, которые он почти одновременно продал и уехал жить на остров Мадейра, что в Португалии.

Ознакомившись с обстоятельствами дела, мы начали рассуждать. На первый взгляд казалось, что единственное, на что можно рассчитывать в этой ситуации, — это взыскание денег с доверенного лица, так как проданные им квартиры, хоть и были в его собственности, приобретались за счет клиента. Но перспектива получить деньги с гражданина, который не имеет недвижимости в России, а сам уехал жить в другую страну, была маловероятной.

Тогда мы решили пойти другим путем и сосредоточиться на договоре комиссии, по которому действовало доверенное лицо. Дело в том, что комиссия — это такая сделка, когда одно лицо (комиссионер) осуществляет сделку от своего имени, но за счет другого лица (комитента), а права по таким сделкам приобретает последний.

Итак, первое, что нам необходимо было доказать, — это факт наличия сделки о комиссии. Следующим важным шагом для нас было засвидетельствование того, что сделка совершалась комиссионером не за свой счет, а за счет комитента. А после этого — что договор комиссии подписывался комиссионером.

Далее нами доказывались все обстоятельства совершения сделок, а именно факты, что клиент давал указания и деньги, комиссионер ходил к людям, общался с ними, находил для них квартиры, а граждане, в свою очередь, знали, в чьих интересах он действует. Кроме того, в процессе ведения дела нам нужно было найти подтверждение недобросовестности лиц, которые стали покупателями квартир у комиссионера (основанием для этого могла служить, например, стоимость жилья ниже рыночной).

После мы приняли решение о том, что следует уводить дело в уголовную плоскость, так как инструментарий доказывания там шире, чем в гражданско-правовой. Когда было возбуждено уголовное дело, стали проводиться экспертизы и допрашивалось большое количество свидетелей. Наличие обвинительного заключения следователя в отношении комиссионера по итогам всех этих действий послужило отличным фоновым фактором, который удачно подсветил ситуацию для суда.

Так постепенно складывались отдельные фрагменты дела, из которых мы уже могли собрать одну или другую картинку, чтобы затем представить получившееся изображение в суде. При этом в самом начале пути нам удалось увидеть лишь цель, и только потом мы шаг за шагом продвинулись к ее реализации.

В итоге квартиры были возвращены клиенту.

В нашей практике существуют и примеры обратной ситуации, когда поспешные шаги предопределили невыгодную позицию во всем дальнейшем споре.

Коллекционер русской иконописи, имея пять жен (на момент смерти он был женат пятый раз) и трех детей, умер, не оставив после себя завещания. Вскоре после смерти коллекционера его четвертая супруга вывезла из Царицынского музея коллекцию из 193 икон XIV–XIX веков. Поводом послужило то, что именно она заключала с музеем договор об организации выставки. Наследники умершего — пятая супруга и трое детей — обратились в правоохранительные органы и суд с требованиями о признании за ними права на коллекцию. Интересы бывшей супруги последовательно представляли самые известные адвокаты, первым из которых был истинный мэтр, известный в широких кругах, при этом специализирующийся на уголовных делах. На созванной пресс-конференции, организованной РИА «Новости», было объявлено, что бывшая супруга считает себя собственником спорных икон в силу того, что коллекционер ей «подарил их при жизни» по «устному договору дарения». Надо сказать, что вскоре автор этой позиции вышел из процесса, но озвученная им и его доверителем в самом начале концепция «устного договора дарения» коллекции стоимостью без малого 40 млн долл. оказывала влияние на ход процесса еще долго. И сменившие его представители, среди которых был многоуважаемый и заслуженный доктор наук — цивилист, так и не смогли в полной мере выправить ситуацию. Хотя, справедливости ради, нельзя сказать наверняка, каков был бы итог этого дела, если бы бывшая супруга со своими адвокатами заняли изначально другую позицию; это была бы другая партия и другие ответные ходы с нашей стороны. Но в приведенном примере грубая дебютная ошибка оппонента значительно осложнила его позицию — нам оставалось, со своей стороны, делать точные ходы и сводить партию к эндшпилю с заданным в самом начале соотношением сил. Это заняло более года и в итоге завершилось полной и безоговорочной капитуляцией оппонентов (этот процесс мы выиграли во всех инстанциях, два последующих были завершены мировым соглашением).

 

Когда бессистемные атаки оправданны

За невероятной процессуальной активностью на правовом поле, которую так хочет видеть клиент от своего юриста, нередко обнаруживается новичок, деятельность которого основана исключительно на импульсах. Этот товарищ никогда не упустит случая заявить какое-никакое ходатайство, особенно если это связано с возможностью осложнить позицию, придать ей теоретической весомости и фундаментальности. Он рано (как правило, в начале процесса) приводит свои самые основные доводы и всячески стремится как можно более сильно навредить противнику — и делает это рьяно и с вызовом.

Но, конечно, нам не стоило бы однозначно утверждать, что излишняя процессуальная активность вредна всегда. Зачастую в правовом конфликте стороны изначально пребывают на очень неравных позициях, а значит, перевес одной из них может быть настолько явным, что исход дела предрешен в любом случае. Бывают и такие ситуации, когда речь идет о намеренном затягивании процесса, и тогда постоянное обжалование любых действий суда, сотни ходатайств и бесконечные дополнительные пояснения на дополнительные пояснения являются не чем иным, как продуманной стратегией, которой следует одна сторона и в условиях которой вынуждена действовать другая.

Один из российских заводов много лет поставлял охотничьи боеприпасы за границу, но в какой-то момент перестал получать деньги за свой товар. Доказательства поставки есть, цена поставки понятна, денег за поставку нет. По сути, это достаточно простое дело, которое не должно было продлиться и полугода, но шло оно практически три года, за которые оппоненты успели дважды побывать в Высшем арбитражном суде. А все потому, что одна из сторон — представитель зарубежной компании, не оплатившей товар, — затеяла невероятную процессуальную активность. По всем признакам, ее адвокат получал дополнительный гонорар за каждый лишний месяц, который шел процесс, и потому он бесконечно подавал самостоятельные иски в суды нескольких регионов, просил передать эти дела по подсудности из одного региона в другой (и, к сожалению, добивался своего), соединить и потом вновь разделить их, обжаловал любые действия суда, заявлял отводы, оспаривал арбитрабельность процесса, пытался передать дело в третейский суд… В общем, делал все, чтобы процесс не заканчивался, и вполне успешно.

Говоря о чрезмерной процессуальной активности или, напротив, о ее отсутствии, мы должны понимать, делается ли она «от силы» либо «от слабости» (по В. К. Тарасову). Никто не говорит, что стоит во всем соглашаться со следствием и с судом, но и для того, чтобы обжаловать каждый чих, нужно все-таки иметь основания. Мы можем молчать потому, что не считаем нужным говорить что-либо (от силы), либо потому, что нам нечего сказать (от слабости). Адвокат может забрасывать суд ходатайствами потому, что в интересах клиента затягивает процесс (от силы), либо потому, что пытается создать лишь видимость борьбы и хорошо выглядеть в глазах клиента (от слабости).

 

О том, как важно правильно оценить свою позицию

В книге «Установи свои правила, иначе это сделает конкурент» профессором Ричардом Шеллом развивается идея о том, что осмысленная, последовательная и наступательная юридическая стратегия является очень мощным и действенным оружием в неценовой конкурентной борьбе. При этом в качестве ключевых точек оценки позиции автор называет юридическую обоснованность позиции, легитимность в глазах общественности, возможность влияния на лиц, принимающих решение, и доступ к материальным ресурсам. Обо всех этих аспектах и факторах мы так или иначе будем говорить в соответствующих главах нашей книги, а в данный момент остановимся на оценке позиции по делу в принципе.

Правильная оценка положения по делу дает точное понимание, когда вступать в бой, а когда лучше его избегать, маневрируя и выходя на подходящую позицию. При этом позиционное преимущество может выглядеть совершенно по-разному. Оно может быть как материальным — в правовой квалификации спора или установленных обстоятельствах дела, так и временны́м — когда победа оппонента весьма возможна, но отсрочена по времени настолько, что теряет всякий смысл.

Преимущество может проявляться в виде фигуры лица, принимающего решение. Говоря об этом, мы оставляем в стороне вопросы коррупции как явления, убивающего всю правовую систему и причиняющего огромный вред всем, кто с ней соприкасается. (Хотя наш опыт работы и показывает, что масштабы этого явления сильно преувеличены — очень и очень много побед в суде достигается за счет грамотной работы, а принципиальные судьи составляют большинство в судейском корпусе.) Однако личность судьи все же имеет значение: один судит смелее, а другой послушен воле начальника, один способен вникнуть в суть спора, а другой — нет. Ну и личные симпатии и антипатии также сказываются на исходе процесса.

Позиционное преимущество может проявиться и в пространстве. Хорошо быть хозяином в своем конфликте, а не гостем. Позиция хозяина иногда проявляется в сугубо территориальном факторе — командировки в другие города, как и поездки в отдаленные суды области, изматывают и создают очень много дискомфорта. А иногда преимущество в пространстве проявляется в том, чтобы передать дело на разрешение арбитражного суда вместо суда общей юрисдикции (или наоборот) либо же и вовсе увести рассмотрение дела в уголовно-правовую плоскость. Очень часто спор носит междисциплинарный характер, и мы можем влиять на то, какому из составных элементов мы позволим доминировать сейчас.

Приведем пример реализации стратегического замысла доказывания подлинности договора путем одновременной скоординированной игры в двух судах. Замысел реализован с изящной простотой, и каждое процессуальное действие выглядит таким понятным, что их вроде бы мог сделать любой. Но чтобы делать такие ходы в самый нужный момент, нужно обладать очень глубоким пониманием позиции, чувствовать психологию процесса и предугадывать логику мышления судов.

Итак, предметом спора являлось некое соглашение, по которому гражданин П. подтверждает факт наличия и размер своей задолженности перед К. и обязуется передать в пользу К. несколько объектов недвижимости в счет погашения имеющейся задолженности. Добровольно это соглашение не было исполнено, и дело дошло до суда. Точнее, до двух судов, так как спорные объекты недвижимости находятся в разных районах Москвы. Надо ли говорить, что основной точкой напряженности по делам стали содержание соглашения и факт проставленной П. собственноручной подписи под ним?

В первом же процессе адвокат в интересах П. заявил о фальсификации подписи под соглашением — иного способа сохранить квартиры за клиентом он не увидел. А значит, теперь для выигрыша нам предстояло нивелировать риски противоречащих экспертиз по двум делам. Для этого желательно было, чтобы обе экспертизы проводило одно и то же экспертное учреждение, чтобы выводы наверняка совпали.

Надо сказать, эта идея — не самая удачная, потому что два положительных заключения разных экспертных учреждений выглядели бы лучше. Однако сила давления на документ была чрезмерной, и мы предпочли не рисковать. Спорный документ был у нас в руках, так как другая сторона оспаривала его подлинность, и поэтому мы могли влиять на то, по какому из дел экспертиза будет назначена в первую очередь. И мы сдали документ в тот из судов, который, как нам казалось, менее склонен прибегать к проведению экспертизы в коммерческой организации (некоторые из этих организаций часто подвержены припадкам слабости и замутнения рассудка).

По другому делу суд сделал вынужденный ход — назначил проведение экспертизы там же (то есть в государственном экспертном учреждении, выбранном первым судом). Сроки рассмотрения дела в этом случае играли на нас — экспертиза по делу должна быть назначена, ждать возврата документов по первому делу никакого смысла не было.

В рассматриваемом случае наш комбинационный замысел удался: по двум делам экспертиза вернулась с одинаковыми выводами — документ подписан П.

 

Всё влияет на всё

Итак, в основе стратегии лежит стратегический замысел, который может быть очевидным для оппонента, а может быть совершенно неразличимым для него, — все зависит от уровня подготовки и квалификации, стиля мышления и опыта игрока на противоположной стороне (рассматривающий дело суд тоже иногда является игроком). В равной степени сказанное справедливо и для нашего понимания замыслов и идей оппонента и суда.

По этому поводу вспоминается история, произошедшая в одном из апелляционных региональных судов. Нашим клиентом была компания, поставляющая продукцию в США. После 10 лет сотрудничества поставленный товар не был оплачен, и конфликт вылился в судебное разбирательство сроком в два с лишним года. Суд первой инстанции принял решение в пользу нашего клиента, а в апелляционную инстанцию оппоненты просто перестали являться, письменно попросив уведомлять их по адресу в США (написали письмо о том, что расторгли соглашение с российским адвокатом, иного представителя не имеют и т. п.). Судебные извещения в иностранные государства посылаются посредством Министерства иностранных дел и занимают достаточно долгое время. Это было проблемой.

Однако накануне заседания апелляционной инстанции в суд пришел факс из США, где директор компании-ответчика просил не рассматривать дело, назначенное на такое-то число и время, так как они еще не нашли адвоката, который бы представил их интересы в апелляционной инстанции. Этот документ, посланный по факсу, неоспоримо свидетельствовал о том, что ответчик извещен о дате и времени судебного разбирательства, а значит, можно было слушать дело по существу.

Этот «тихий» ход по делу подействовал как землетрясение и поставил всех участников процесса перед неминуемым выходом из затяжного процесса. Суд объявил перерыв на семь дней, чтобы дать ответчику возможность заключить соглашение с адвокатом. В следующем процессе либо должен был появиться представитель оппонентов с заявлением, что они этот факс не направляли (что неважно для суда — ибо представитель есть, а следовательно, извещен о процессе), либо, если никто не явится, суд должен был рассмотреть вопрос по существу. Случилось второе.

Говоря о том, каким подчас неожиданным образом для одной или обеих сторон могут развиваться события в суде, сравним их с игрой в шахматы на нескольких досках одновременно.

Представьте себе игру в шахматы одновременно на разных досках, когда движение фигур на одной из досок странным образом влияет на положение фигур на других досках. Вопрос только в том, как много досок мы видим и отслеживаем перемещение фигур на них и нет ли таких досок, на которых игра ведется помимо нашего осознания, но итоги которой влияют на нашу партию.

Играя на правовом поле, юрист может одновременно видеть, скажем, две или три доски, в то время как его оппонент сражается лишь на одной или, наоборот, сразу на пяти-шести досках. При этом сколько бы досок ни было в поле зрения любого из них, на самом деле их несоизмеримо больше, и на каждой постоянно что-то происходит и напрямую влияет на положение фигур на соседних досках.

А теперь предположим, что мы ввязались в правовой конфликт и участвуем в процессе в арбитражном суде. Мы видим одну и ту же доску одного и того же арбитражного процесса, но если кто-то из нас умеет играть на параллельных досках, то он делает шаги, которые для другой стороны могут быть невидимы и непонятны и которые неким образом транслируются на нашу доску и меняют ситуацию здесь и сейчас. Таким образом, фактически мы выиграем эту партию за счет игры в других плоскостях.

В любой конфликт, в каком бы суде он ни решался, мы можем принести факты, установленные ранее уголовным судом и/или судом общей юрисдикции. Действия, которые без какого-либо нашего участия и влияния совершают судебные приставы, следователи, свидетели, нотариусы и прочие, тоже повлияют на наше дело. И даже факс из США в предыдущем примере, который не имеет никакого отношения к праву, упав на нашу доску, изменил ситуацию коренным образом.

 

Не правом единым

Обстоятельства дела и их правовая квалификация часто именуются позицией, а она может быть, соответственно, фактической и правовой. И ту и другую позицию можно и нужно улучшать, добиваясь позиционного преимущества в фактах и правовой аргументации. Для этого проводятся экспертизы, допрашиваются свидетели, собираются и приобщаются документы, составляются меморандумы судебной практики и привлекаются ученые-теоретики.

Однако жизнь сложнее всяких схем, а логика бывает не только формальной (логикой поиска истины), но и прагматической (логикой доказательства своей правоты). В последнем случае в ход идут моральные упреки, смена темы (мы сейчас не об этом говорим, и это не относится к делу), переход на личности, выдергивание фраз из контекста, ссылка на мнимые источники и авторитеты и выведение общих правил из единичных случаев. Причем все перечисленное применяется непосредственно в зале суда.

Если же посмотреть на правовой конфликт как на явление, выходящее за пределы судебного заседания, то мы увидим, что в нем участвуют живые люди, подверженные страстям и соблазнам, а само течение конфликта простирается во времени и пространстве, как и весь событийный поток жизни. И тогда мы можем задуматься о том, как нам быть, если председатель суда учился вместе с директором правового департамента компании-оппонента или нам довелось оспаривать незаконное, но целесообразное решение органа власти. Эти аспекты ситуации не описаны в кодексе, но их влияние на исход нашего дела трудно переоценить.

Распространяя аналогию прагматической логики на событийный поток правового конфликта, мы можем озадачиться длительным отложением судебных заседаний и затягиванием процесса, передачей рассмотрения нашего дела в иные регионы или неожиданный для нас суд общей юрисдикции, опозданиями на процесс в связи с транспортными проблемами, потерями документов и многими другими случайностями.

Разумеется, нельзя построить сколько-нибудь надежную позицию в расчете на потерю документов твоим оппонентом, но можно затянуть процесс настолько, что победа утратит значимость либо станет невозможной. В ряде случаев скорость гораздо важнее точности (в смысле правоты по существу спора), а издержки борьбы (финансовые, временны́е, эмоциональные) оказываются слишком высокими, чтобы ее продолжать. Мы сможем обсудить это подробнее, когда будем говорить о преимуществе во времени и пространстве.

Таким образом, следует заключить, что правовой конфликт как часть жизни представляет собой явление комплексное и разрешается не только в зале суда, но и за его пределами.

 

Клиентские эмоции и искушение алиби

Клиентская эмоциональность обычно выражается в том, что клиент требует немедленных действий и готов одобрить любые шаги в направлении результата. При этом результат понимается им весьма абстрактно, а путь перехода к нему представляется скорее в виде «голографического прыжка» в новую реальность. И понятно, что юристу сохранять хладнокровие и «рассматривать победу» в такой ситуации сложно: есть риск потерять клиента, который просто уйдет к более расторопному коллеге. В частности, поэтому действовать зачастую приходится быстро, хотя в спешке и можно наломать дров (выше мы приводили пример со спором о коллекции икон).

Применительно к этой ситуации следует говорить об «искушении алиби» — термине, который ввел В. К. Тарасов, родоначальник теории управленческой борьбы. Вот как автор объясняет это понятие: «„Я сделал все, что мог“, — вот его формула. Формула яда, которому так трудно найти противоядие. Ничто так не мешает разглядыванию победы, как нежелание бездействовать в критический момент, когда все вопиет: действуй! Но действовать в такую минуту — значит поддаться слабости перед искушением алиби. Алиби: я действовал, я сделал все, что от меня зависело. Вот я сделал то-то и то-то, не моя вина, что победы не случилось. Что важнее: чтобы была победа или чтобы я не был виновен в поражении? Хорошо, когда эти тропинки не в разные стороны, когда именно действуя и обретаешь победу, подобно тому как, таская по полену, перетащишь всю кучу дров, а не таская — не перетащишь. А если эти тропинки — в разные стороны? А кто это знает? Кто это видит лучше вас? Сделаем вид, что они не расходятся, и будем таскать по бревнышку?!» И далее: «Не проведя пустого и твердого разделения внутри себя, не отделив того, что от меня зависит, от того, что от меня не зависит, нельзя быть искренним со своим путем. Не зависит от меня лишь одно: я не могу не идти по пути. Не ищите алиби, не изображайте управление, не развивайте кипучую деятельность по достижению победы, а управляйте и побеждайте. Только Путь вам судья».

Работа во имя результата, а не для видимости деятельности начинается с умения говорить прежде всего себе самому правду и желания «служить делу, а не лицам». Тяжелейшие усилия юриста во имя сохранения хороших отношений с клиентом, судьей, следователем, адвокатом оппонента или самим оппонентом, но не ведущие к решению спора трудно высоко ценить. Позволить ему честно выбирать между внешне приятной дорогой, ведущей к проигрышу, и опасной тропой, возможно, ведущей к победе, — и ответственность клиента тоже.

 

О чувстве меры и хладнокровии

И последнее, о чем хотелось бы сказать в главе, посвященной постановке плана, — это о чувстве меры и хладнокровии. Перефразировав известную цитату «железного канцлера» Прусской империи Отто Бисмарка, надо сказать, что «право — это искусство возможного». Смысл этой мудрости прост — хороший игрок (в интервью Бисмарка упоминается политик) должен достичь того, что возможно при имеющемся раскладе сил. Невозможного достичь невозможно, и при попытке его добиться обязательно теряется возможное. Хороший игрок отличается от плохого тем же, чем удачливый игрок в преферанс отличается от мастера картежных комбинаций. Есть предел везению, есть предел возможностям.

Мы ведем свою работу не в пустом вакуумном пространстве, против нас работают мастера своего дела — умные и опасные оппоненты, и каждый наш шаг предопределен правовой и фактической позицией по делу. Прочность нашей позиции должна быть достаточной, чтобы выдержать натиск противоборствующей силы, тем более что сила эта будет искать слабости нашей позиции повсюду — отрицать, игнорировать либо передергивать факты, представлять альтернативную правовую квалификацию, всячески склонять суд к своему мнению. В связи с этим важно самому первому отсечь и выбросить все то, что не имеет шансов удержаться, и прежде всего это касается объема заявляемых требований.

По одному из дел нашей задачей было оспорить зарегистрированное право города на нежилые помещения, расположенные в подвальном помещении и на первом этаже многоквартирного дома. На дату инициирования спора эти помещения сдавались по договору аренды и использовались как самостоятельный единый объект.

Так вот, в рассматриваемом споре с подвалом, казалось, не было проблем — он изначально был спроектирован как не предназначенный для самостоятельного использования, и весь интересующий нас фактический состав мог быть доказан. С первым же этажом все было гораздо сложнее — здравый житейский смысл подсказывал, что его использование для целей обслуживания всего дома маловероятно, а значит, потребовались бы «железобетонные» доказательства, чтобы опровергнуть такую установку, которая, конечно же, живет не только в головах обывателей и юристов, но и в головах судей всех инстанций. А принимая во внимание, что нашим оппонентом будет город Москва в лице Департамента имущества, следует признать задачу отобрать у города первый этаж невыполнимой.

Такая ситуация, кстати, не запрещает пробовать. Просто целесообразно разделять «сильные» и «слабые» требования и не заявлять их по принципу «все или ничего». Именно поэтому в итоге иски о двух подвальных помещениях были разделены нами так, чтобы наверняка получить каждое из них, а насчет того, оспаривать ли права города на первый этаж, мы сомневаемся до сих пор.

Это же касается взыскания разного рода убытков, денежных санкций и т. п. — иногда целесообразно упростить для суда принятие решения в нашу пользу, не нагружая позицию излишне сложной квалификацией и арифметикой. Для этого достаточно поставить себя на место судьи и попытаться мотивировать свою точку зрения как судья, а не как сторона по делу. Это позволит «приземлить» позицию, безжалостно выбросить все теоретизирования, пространные цитаты и спорную оценку доказательств. Взглянуть на свою позицию глазами оппонента или судьи — вообще очень полезное упражнение.

 

Выше уже говорилось о том, что при оценке позиции по делу в расчет следует принимать не только правовую квалификацию спора и имеющиеся доказательства, но также временной и пространственный факторы.

Что представляет собой преимущество во времени? Мы полагаем, что это самое циничное из преимуществ. Мы можем иметь существенный перевес в правовой квалификации, доказательства по делу могут неопровержимо свидетельствовать в нашу пользу, но если не успеть вовремя сделать нужный шаг либо не дождаться подходящего момента для его совершения, то все эти козыри так и не смогут трансформироваться в материальный результат.

По этому поводу вспоминается эпизод из фильма «Время» (англ. In Time). В основе ленты — идея о том, что время стало единственной валютой в мире и стоит ему закончиться, как человек падает замертво от остановки сердца.

28-летний рабочий Уилл Салас (его роль исполняет Джастин Тимберлейк) однажды спас от смерти богача, а тот подарил ему свое время (116 лет жизни), покончив, таким образом, жизнь самоубийством. В тот же день мать Уилла, Рейчел, обнаружила, что у нее осталось лишь полтора часа своего времени и этого не хватит даже на проезд в автобусе, который вдруг подорожал до двух часов. Несмотря на уговоры, водитель не соглашается ее подвезти, и Рейчел вынуждена бежать. Она умирает за секунду до того, как Уилл отдает ей свое время.

Похожая ситуация нередко складывается и в правовых спорах: мы можем быть тысячу раз правы, но нам так и не удастся реализовать свою правоту. А все потому, что идея о том, что суд устанавливает истину по делу и принимает законное и обоснованное решение, нередко терпит крах при столкновении с реальностью. И проблема не в том, что в условиях состязательного правосудия у суда нет процессуальной задачи установить истину. И даже не в том, что в обстоятельствах почти военного противостояния оппоненты просто делают суд своим союзником (вольным или невольным) и достигают личных целей, привлекая на свою сторону силу и власть государства. Но, например, в том, что именно в суде наиболее явно реализуется знаменитый гёделевский принцип неполноты.

В 1931 году Курт Гёдель опубликовал две теоремы, математически доказав, что утверждения, созданные в конкретной логике, всегда будут одного из трех типов: те, которые можно вывести из базового набора аксиом (истинные); те, противоречие которых аксиомам можно доказать (ложные); и ни те ни другие. При этом положение, при котором все утверждения делятся на истинные и ложные, невозможно. Всегда есть место недоказуемым и непроверяемым утверждениям.

Два человека спорят между собой. К ним подходит третий, играющий роль судьи, слушает их разговор и говорит, обращаясь к первому: «Ты прав». Тогда второй начинает снова аргументировать свою позицию, и третий говорит ему: «Ты тоже прав». «Но ведь так не бывает, чтобы прав был и тот и другой», — возражает судье еще один подошедший. На что наш судья отвечает: «И ты прав!»

Благодаря пониманию того факта, что у каждого в суде своя правда, мы приходим к выводу, что любая позиция может быть аргументирована и подтверждена разного рода доводами и обстоятельствами. А нашей задачей как участников правового спора является расширение уровня вовлекаемых в ситуацию факторов таким образом, чтобы с опорой на них обосновать свою правоту. И одним из этих факторов, безусловно, является время.

 

Скорость важнее силы

Иногда для победы в правовом конфликте достаточно выиграть на короткой дистанции — быстро получить нужный судебный акт и зафиксировать тем самым необходимый правовой результат. Этот судебный акт может не учитывать всех обстоятельств дела, не быть тщательно мотивированным и казаться спорным, но у него будет одно неоспоримое преимущество: он уже состоялся. По этому поводу народная мудрость гласит: лучше один раз вовремя, чем два раза правильно.

В ряде случаев такой быстрый судебный акт «устоит» в апелляции, а иногда будет отменен, но, как бы там ни было, в самом начале свою роль в деле он сыграет: станет той недостающей ступенькой, опершись на которую, можно смело двигаться дальше.

В один из московских судов общей юрисдикции обратился гражданин, который по цессии от юридического лица получил крупный денежный долг. В суде он требовал взыскать сумму долга с основного должника и поручителей, а равно обратить взыскание на залоги. Суд принял обеспечительные меры в виде ареста товара в обороте, долей в уставных капиталах, денег на счетах, недвижимости должников — в общей сложности на сумму, в несколько раз превышающую сумму иска. Надо сказать, меры были явно избыточными и чрезмерными. Тем более что ответчики все до одного имели адреса регистрации за пределами Московской области, а иск был принят «по последнему известному месту жительства» одного из них в Москве (хотя этот ответчик в суд явился и представил свой адрес регистрации в другом регионе). Это яркий пример «заведенной подсудности», которая позволила получить очень серьезное преимущество, в том числе и во времени.

Ответчиками были поданы частные жалобы на определение о мерах, а также на отказ в передаче дела по подсудности. Кстати говоря, правовую позицию они имели и даже предъявили встречный иск, из которого следовало, что в счет погашения долга были переданы акции одной из компаний, входящей в холдинг… В общем, послушать их и разобраться было совсем не лишним.

Но частные жалобы не назначались в апелляционную инстанцию почти два месяца. Тем временем судебные приставы во всех регионах присутствия торговых точек ответчика арестовывали и вывозили товар — всего на сумму гораздо больше суммы кредита. Прочие кредиторы данных ответчиков бились с жалобами — их совокупная кредиторская задолженность превысила спорную задолженность по делу в семь (!) раз.

На самом деле истцу и приставам хватило бы и двух недель, но за два месяца, пока жалобы не назначались в апелляцию, ситуация изменилась кардинально: деньги на счетах были арестованы, активы изъяты, бизнес парализован. После отмены определения об аресте и передачи дела по подсудности в регион проживания ответчиков (где оно должно слушаться в силу закона) дальнейший спор имел перспективы, но не имел никакого смысла. Как говорят врачи, «лечить было уже некого».

 

«Почти» не считается

Но зафиксированное преимущество в виде судебного акта — это еще далеко не финал, а учитывая, что целью любого судебного спора являются именно оформленные актив либо имущество, победу в суде первой инстанции рано считать успешным завершением спора. Только после того как дело выдержит апелляцию и решение суда вступит в законную силу и будет подлежать исполнению, можно говорить о промежуточной победе. В арбитражных судах есть еще третья «работающая» инстанция — кассационная, но даже она редко разрешает спор окончательно, если суд не согласен с одинаковыми решениями первых двух инстанций. В таком случае дело направляется «на новый круг».

В практике автора данной книги есть дело, которое в настоящее время находится в кассации уже четвертый раз. Два раза суды первой и второй инстанции выносили решения в пользу истца и кассация отменяла их, в третий раз решение судов первых двух инстанций было в пользу ответчика, но кассация отменила и его. Такие «почти победы» на практике случаются достаточно часто.

История судебных баталий знает и сотни случаев, когда обеспечительные меры в виде ареста актива принимались судами сразу после апелляции, но по иному делу, что не позволяло новоиспеченному владельцу оформить на себя только что отсуженный актив. Случается, что буквально считаные дни отделяют «почти победителя» от итогового материального результата, и очень часто после таких «боковых» арестов кассация отменяет судебный акт и спор уходит на новый виток, иногда в иные суды и нередко с обратным эффектом по результату.

По одному из дел иностранный гражданин обратился в суд с иском к своей гражданской жене об оспаривании договора дарения между ними, по которому к ней перешло право собственности на большой загородный дом. Он пытался доказать, что плохо говорит по-русски, не понимал смысла заключаемой сделки и полагал, что это аренда. Истца подвела доверенность, написанная им на русском языке без помощи переводчика. И хотя на самом деле языком он все-таки не владел, чему было представлено множество доказательств, включая исследования на полиграфе, суды двух инстанций постановили в иске ему отказать.

После того как был снят обеспечительный арест по этому делу и до того как гражданская жена успела по решению суда переоформить дом на себя, на имущество вновь был наложен обеспечительный арест, но уже по другому делу. Законная жена иностранного гражданина избрала более понятную позицию: она не давала согласия на распоряжение общим супружеским имуществом. Этот иск был удовлетворен судами обеих инстанций. Впоследствии дом был переоформлен в равных долях на иностранного гражданина и его жену.

Воистину, случай и время — два величайших тирана на земле.

 

У каждого мгновенья свой резон

В ряде случаев в правовом конфликте может быть важно пройти инстанцию (обычно первую) форсированно, чтобы избежать излишне тщательного разбирательства: в апелляции новые доказательства уже не берут. Если не успеть получить судебный акт вовремя, могут вскрыться ранее неизвестные факты, оппоненты найдут свежие аргументы, в дело войдут новые люди — произойти может многое, и поэтому важно здесь и сейчас зафиксировать свое преимущество.

Не секрет также, что разные судьи могут решить одно и то же дело по-разному. Например, в судах общей юрисдикции случается так, что вчерашний судья-криминалист назначается на гражданские дела, а это означает, что в сложных гражданско-правовых вопросах он может не разбираться и обосновывать их ему просто бессмысленно.

Кто-то из судей более опытен, кто-то лучше знает право, а кто-то — процесс, и наоборот.

По одному из дел за время его рассмотрения сменилось две судьи. Первая была уволена за нарушение процессуальных сроков и правил документооборота, вторую перевели в вышестоящую инстанцию. Третья сейчас слушает дело. По ощущениям, первая судья намерена была в иске отказать, вторая — удовлетворить. Что думает о деле третья, пока неясно.

Практика показывает, что отменить судебный акт в апелляции гораздо сложнее, чем «засилить» его. Это сродни захвату высоты на войне (или открытой линии в шахматах): кто контролирует высоту, того с нее уже не так просто скинуть. Обычно мы узнаем об отмене очевидно нелепых судебных решений только высшими судебными инстанциями, и эти примеры примечательны только потому, что крайне редко случаются. Огромное количество дел, дурно скроенных и криво сшитых с позиций права и оценки доказательств, остаются в силе и списываются в архив. Этот факт является основной причиной, по которой теоретики права отказываются от идеи его практического применения: тому, кто любит колбасу и уважает закон, лучше не знать, как делается то и другое.

А потому важно ценить значение удачного момента и пользоваться им, если уж он нам выпал. Ведь, в конце концов, нашей задачей является именно победа, а не установление истины по делу.

Однако все вышесказанное относительно удачного времени, когда вдруг оказывается доступным выгодное нам правовое решение, справедливо и в отношении всех тех моментов и целых периодов, когда, какие бы усилия ни прикладывались, не происходит ровным счетом ничего. Иногда такие феномены сопровождаются «временны́ми провалами», и, казалось бы, очень простое дело затягивается, и возникает тысяча мелочей и препятствий, которые не позволяют достичь нужной нам цели к обозначенному клиентом времени. А иногда бывает еще хуже: мы просто проигрываем дело, которое никак не должны были проиграть.

Один из вариантов объяснения происходящего — через подход о понимании правового конфликта как системы и присущих ей общих принципов организации.

Чем большей динамической сложностью отличается система (чем значительнее количество связей между различными ее элементами), тем больше требуется времени, чтобы сигнал обратной связи от совершаемых в отношении нее действий прошел по сети взаимосвязей в ней. Через некоторые звенья сигнал может пройти очень быстро, но достаточно одной задержки, чтобы вызвать сильное запаздывание, — из чего следует, что скорость изменения всей системы определяется самым медленным ее звеном.

Итак, количество времени, необходимое для наступления изменений, то есть сокращения зазора между совершаемыми нами в правовом поле шагами и ожидаемыми последствиями, определяет «память» системы. Часто мы ничего не знаем о том, почему нужные нам последствия никак не наступают, ведь не всегда ясно, где конкретно на этот раз произошла задержка. Изменения в таком случае накапливаются постепенно, а проявляются неожиданно — после того как импульс перемен преодолел критическое значение. И если мы все делали правильно, то рано или поздно наступает переломный момент, после которого наша окончательная победа становится всего лишь вопросом времени.

Представьте себе кран с присоединенным к нему длинным шлангом. Мы включаем воду и смотрим на свободный конец шланга, но ничего не наблюдаем. Открываем кран еще больше — и снова безрезультатно. Продолжаем его крутить. Наконец из шланга начинает литься вода, и поток ее с течением времени только усиливается, даже если с ее появлением сразу закрыть кран. Вода будет течь ровно столько времени, сколько был открыт кран с присоединенным к нему шлангом: он «помнит» о том, что мы делали раньше.

В метафоре вращения крана с длинным шлангом отражены все процессуальные (и иные) шаги, которые мы совершаем для достижения победы. А вода — это тот материальный результат, которого мы так хотим достичь.

Таким образом, у каждого мгновенья и правда свой резон: временами все случается быстро и в нашу пользу, а иногда не происходит ничего, как бы мы ни старались. И дело здесь не только в везении или его отсутствии. Причины также в стабильности системы, которую мы намереваемся изменить. Сложившиеся отношения принадлежности имущества, организационной подчиненности и прочего могут быть поразительно устойчивыми и сильно сопротивляться переменам. Попытки резких изменений часто приводят к тому, что система просто разваливается на части (примеров того, как в результате конфликта имущественный актив не доставался ни одной из сторон, бизнес останавливался и проигравшими оказывались обе стороны, достаточно много).

Поэтому в ходе работы по делу нам, кроме всего прочего, следует действовать, исходя из целесообразности и понимания того, какого результата мы можем достигнуть сейчас. В случае доступности быстрого результата следует форсировать его достижение и получить судебный акт или промежуточное доказательство (ответ на запрос, заключение эксперта, иной документ) в свою пользу. Если же наше движение к цели остановилось, как будто столкнувшись с невидимой преградой, то иногда есть смысл взять паузу либо переформатировать работу, фиксируя тот результат, который доступен нам сейчас. А для этого уже необходимо иметь опыт внимательного наблюдения за происходящим и чуткого реагирования, а также не бояться менять свои планы, о чем мы поговорим в последней главе нашей книги.

 

«Нас не догонят», или о тактике «провалов в пустоту»

Бывает и так, что мы сумели быстро захватить высоту и теперь наша задача — просто удерживать позиции, дожидаясь полного истощения соперника или того времени, когда победа станет ему уже не нужна.

Муж и жена в браке 30 лет, у них есть соглашение о разделе имущества, в котором расписаны доли каждого. Квартира, в которой по факту проживает только жена, также разделена между супругами поровну. В какой-то момент муж решил продать свою половину квартиры и предоставил жене право выкупить у него его часть. Та согласилась, но деньги отдавать не спешила. Вместо этого она обратилась в суд с иском о разделе квартиры и определении в ней долей супругов, а суд в качестве обеспечительной меры наложил на недвижимость арест. Уверения мужа в том, что он совсем не против разделить квартиру на две равные части, как прописано в договоре, не убедили суд снять арест, а значит, покупка-продажа квартиры целиком или частями стала невозможна до конца разбирательства.

Длится процесс уже несколько месяцев. При этом цель супруги находится явно за пределами права: этот спор не может быть ею выигран. Откровенно говоря, тут и спора-то нет. Но она, очевидно, хочет выиграть время, стремясь к какой-то иной цели.

Для иллюстрации применения тактики затягивания в более масштабных сражениях, нежели семейный конфликт, воспользуемся описанием оборонительных боев генерала Панфилова в повести А. Бека «Волоколамское шоссе».

Не имея возможности остановить немецкие войска, численность которых в разы превышала его собственные, генерал Панфилов в боях на Волоколамском шоссе применил следующую тактику: немного отступая, солдаты окапывались и, пока хватало сил, максимально вредили врагу на данном конкретном рубеже, после чего вновь чуть-чуть отходили, опять окапывались и снова оборонялись, пока могли. Так расстояние, которое противник рассчитывал пройти за сутки-двое, ему пришлось преодолевать месяцами, теряя по дороге людей и растрачивая боеприпасы, не говоря уже о силах — физических и психических.

Так и в правовых конфликтах: ощущая свою слабость или не будучи уверенным в своей правоте, «врага» можно взять измором — затянуть дело настолько, что его исход будет уже не важен, или ждать, пока оппонент выдохнется в своих попытках «поторопить» дело, и нанести решающий удар.

Классикой корпоративных конфликтов уже стал пример перехвата и удержания корпоративного управления с тяжелейшими попытками потерпевшей стороны восстановить свои права в судах.

«Веди войну на территории неприятеля», — завещал К. Клаузевиц, имея в виду, что воевать надо за чужой счет. Разрушая вражеские селения и сохраняя нетронутыми свои, на территории неприятеля можно получать достаточно пропитания и боеприпасов для продолжения войны, что значительно экономит собственные ресурсы и полностью истощает врага.

Распространяя идею Клаузевица на правовой конфликт, следует заключить, что преимущество — у того, кто обладает активом бизнеса либо вправе им распоряжаться. Актив можно сдать в аренду, от действующего бизнеса можно получать деньги, торговую выручку можно направлять на финансирование юристов — в то время как у неприятеля всех этих возможностей нет, а значит, ему приходится туго. Довольно часто суть всего конфликта сводится лишь к тому, чтобы «захватить и удержать».

Опишем упрощенную маловероятную ситуацию (в реальности все выглядит не так зрелищно и осуществить описываемые процедуры не так легко), которая станет яркой иллюстрацией преимуществ ведения корпоративной войны за счет противника.

Предположим, мы имеем незаконно назначенного генерального директора в обществе, где являемся участником. Даже если у нас 50 % доли в уставном капитале и более, это все равно может случиться. Смена директора обеспечивает доступ к счетам компании, дает возможность вести бизнес и получать прибыль от него. В силу этого наши позиции будут отныне уязвимы (мы ведь прекрасно помним слова Наполеона: «Для того чтобы выиграть войну, необходимо иметь три вещи: во-первых, деньги, во-вторых, больше денег, в-третьих, еще больше денег»).

Допустив «врага» на свою территорию (предоставив ему юридическую возможность контролировать актив) и не имея возможности быстро и решительно выгнать его оттуда (потому что атака требует в разы больше ресурсов, чем оборона, и мы рискуем вообще утратить всякие силы и средства к продолжению войны), мы оказываемся в положении догоняющего. Мы начинаем оспаривать решение о назначении директора, а тем временем «лжедиректор» созывает новое собрание и проводит повторную смену руководства. Мы оспариваем и ее, а тем временем актив бизнеса уже сдан в аренду на 20 лет. Мы начинаем оспаривать сделку аренды, а в этот момент оказывается, что наша компания уже должна кому-то денег и ей грозит иск о банкротстве. Мы пытаемся оспаривать сделки, лежащие в основе кредиторской задолженности, но и это бесполезно: наша компания реорганизуется, сливаясь с другой, у которой задолженность в три раза больше. Мы обращаемся с иском об оспаривании реорганизации… но нам уже не успеть.

Если в начале этой гонки от контроля над активом нас отделял один процесс, то теперь уже не меньше трех. Предположим, что к этому времени мы уже вернули своего директора. Но нам по-прежнему нужно оспорить сделку аренды, реорганизацию и избежать банкротства. С позиций права у нас есть абсолютно все шансы отстоять свою правоту: решения принимались в отсутствие кворума, сделки не одобрялись, директор незаконный, воли общества на сделку не было, налицо злоупотребление правом… Но мы устанем, нам может просто не хватить сил и дальше играть в эти игры. В руках у наших оппонентов наш источник ресурсов и вдохновения, наш бизнес, наш актив. У них преимущество во времени, и они нас обыгрывают.

 

Исход правового конфликта может решаться в кабинетах чиновников, арбитражных судах, судах общей юрисдикции, третейских судах… К делу могут применяться нормы частного или публичного российского или иностранного права… О том, как, куда и в какой ситуации проще и/или целесообразнее уводить спор и как работать на пересечении разных пространств, и пойдет речь в этой главе.

 

Пространство конфликта как место, которое под контролем

Понятие правового пространства включает в себя несколько аспектов. И прежде всего под пространством, в котором разворачивается юридический спор, мы понимаем территорию, контролировать которую стоило бы стремиться самому или контроля над которой неплохо было бы лишить своего противника.

Кто является истинным хозяином в правовом конфликте? Тот, кто определяет место и время, режим встреч / судебных заседаний / следственных действий. Тот, кто может подробно расспросить гостя, сам при этом не будучи обязанным отвечать на вопросы. Тот, кто может получить практически любую нужную ему информацию (документы, сведения о фактах) и дать полученным доказательствам свою оценку. Если одной из сторон удается направить ход суда или следствия таким образом, что оно начинает выявлять нужную ей информацию либо проверять ее доводы, то можно считать, что инициатива в пространстве перехвачена.

Надо сказать, что арсенал доказывания, имеющийся в распоряжении следственных служб, не идет ни в какое сравнение с возможностями гражданского суда. Допросы и выемки, экспертизы и обыски — с целью проверки версии следствия о совершении какого-либо преступления используется все. При этом влияние следственных органов подобно огню: они умеют так подогреть ситуацию, что надо бежать подальше, лишь бы не сгореть и не попасть под жернова уголовной юстиции. При контакте со следствием фокус внимания и потребности человека, как бы высоко он ни находился на социальной лестнице, резко начинают движение вниз по пирамиде А. Маслоу: желание защитить себя становится первостепенным, почти единственным.

Но и в гражданских судах весьма часто одной из сторон удается поставить на разрешение суда вопросы, для ответа на которые суд процессуально вынужден что-то исследовать, проверять и чему-то давать оценку. Ведь как бы ни был силен суд и как бы много власти у него ни имелось, сама суть судейского назначения в обществе — давать ответы на прошения сторон. И, помня о том, что коммуникацией управляет тот, кто избирает направление дискуссии и задает вопросы, мы должны признаться себе, что многое — в наших силах. Именно слово — наше главное орудие, и надо грамотно им пользоваться, чтобы перехватывать инициативу, становясь хозяином в пространстве конфликта.

Для фактического контроля пространства, на базе которого развивается правовой конфликт, нередко предпринимаются и другого рода действия — например, инициируется процедура банкротства. Дело в том, что в российской действительности по итогам наблюдения в рамках банкротного процесса обычно не идет речи об оздоровлении компании, но сразу запускается конкурсное производство. Если очень упрощать, можно сказать, что в такой ситуации у руля оказывается тот, кому компания была больше всего должна: именно он получает доступ к активам, а значит, может вполне успешно существовать, пользуясь ими ближайшие годы, пока длится процедура. В таком случае мы говорим о фактическом — точнее, даже физическом — контроле пространства, который, безусловно, дает большие преимущества.

 

Пространство конфликта как область, где ты не нуждаешься в проводниках

Хозяином принято считать и того, кто не нуждается в проводниках в своем доме, то есть хорошо знает, к чему приведет следование тем или иным путем, где ждут тупики, а где двери открываются легким толчком.

Это и про знание материала, с которым работаешь. Нет нужды в сотый раз читать кодекс или анализировать судебную практику, если ты сам каждый день эту практику формируешь. Если для оценки ситуации одному требуется 20 минут, а другому — два дня, то первый станет хозяином в этом конфликте. (Правда, случает ся, что в вопросе невозможно разобраться и за пять дней, как в принципе нельзя запомнить и понять Москву со всеми ее скверами, переулками и вечно стоящим Бульварным кольцом.)

Это касается и опыта работы в конкретной сфере и конкретной инстанции, который хорошо иллюстрирует следующий пример (в целом невозможно поддержать описанный стиль и методы работы, но ситуация при этом весьма показательна).

В одном из процессов у ответчика появилась острая необходимость сменить судью, которая рассматривала его дело. Поведение судьи на процессе, задаваемые ею вопросы и принимаемые процессуальные решения не оставляли сомнений: исход дела будет в пользу истца.

Но какие могут быть основания для смены судьи? Это весьма сложно.

Были использованы знания и опыт людей, давно работающих в системе судов общей юрисдикции Москвы, и составлена откровенно грязноватая жалоба на судью. В ней содержались ссылки на ее мужа — судью другого суда — и их общих знакомых, недавно ушедших с судейской работы со скандалом. Все это было сдобрено слухами и домыслами, приправлено предположениями и опасениями авторов жалобы, которая заканчивалась просьбой сменить судью на любого другого, дабы не пришлось обращаться к журналистам.

Судью заменили от греха подальше. Хотя, конечно, такие жалобы могут писать только клиенты — ни один из профессиональных участников рынка никогда не должен этого делать из соображений профессиональной этики и уважения к профессии, которой служишь.

 

Пространство как территория в буквальном смысле

Выбор территории, на которой будет решаться правовой конфликт, на языке юристов именуется подсудностью, и значение этого выбора трудно переоценить.

От подсудности зависит кандидатура судьи, а это еще один фактор позиционного преимущества — влияние на лицо, принимающее решение по делу. Будет ли это нестабильный и тревожный арбитражный суд, бесстрашный и бессовестный районный, предсказуемый для обеих сторон третейский либо высокий лондонский — от этого с самого начала зависит очень и очень многое.

Подсудность влияет на скорость рассмотрения дела — разные суды по-разному загружены, и регламент рассмотрения дел в них тоже различается.

По одному из дел между Мещанским судом Москвы и Химкинским областным мы выбрали последний, потому что «проход» проекта важен с позиций его финансовой эффективности, а дело мы собирались выиграть в любом случае. Просто в Мещанском суде это заняло бы не менее года, а в Химкинском — не более полугода. А еще клиенту иногда важно время (см. предыдущую главу), а значит, в зависимости от того, тянем мы его или форсируем события, мы и выбираем суд.

От подсудности зависит и удобство рассмотрения дела. А удобство, при прочих равных, очень важно. «Домашние» матчи — это вам не «матчи на выезде». Дома и стены, и провизия, и друзья. Дома привычнее во всех отношениях. И неважно, как далеко простираются наши бизнес-интересы, — судиться мы хотим «дома».

В московских арбитражных судах слушается дело о реконструкции люксового отеля Four Seasons в Санкт-Петербурге. И хотя обе стороны конфликта — заказчик и подрядчик — зарегистрированы в Северной столице, суды проходят в Москве, потому что именно Москва является домашним регионом для бенефициаров бизнесов. Здесь центр принятия решений, понятные и привычные юридические команды, сложившиеся отношения.

И именно поэтому в контракте предусмотрена договорная подсудность — Арбитражный суд Москвы.

 

Выбор территории «от обратного»

Здесь возникает необходимость описать то, что Сунь Цзы в трактате «Искусство войны» называет «местностью рассеяния». Это понятие касается выбора юридической команды, но и к территории конфликта тоже имеет непосредственное отношение.

«В местности рассеяния не сражайся», — говорит Сунь Цзы. «Местность рассеяния» — это местность на своей территории. «Когда сражаются на собственной земле, офицеры и солдаты все время оглядываются на свои дома. Путь до этих мест близок. Это место, на котором они могут легко рассеяться в разные стороны». То есть, по мнению китайских полководцев, при ведении войны на собственной территории вполне полагаться на своих солдат (в нашем случае — юристов) нельзя: они могут разбежаться.

Это правда и в отношении судебных войн, если только они достигают определенного масштаба и накала или если особенности территории не позволяют привлечь профессионального поверенного, способного сохранить независимость в конфликте.

Если правовой спор, развернувшийся в данном пространстве, практически не имеет перспектив просто в силу того, что в этой конкретной местности (городе, области, республике) силы давно и четко распределены и бороться вроде бы бесполезно, приглашается юрист со стороны, например из другого региона (хоть иногда его и приходится охранять круглые сутки, чтобы он сумел сохранить непредвзятость), либо сам конфликт уводится для рассмотрения на другую территорию.

Так, попытки двух влиятельных бизнесменов перехватить друг у друга право приватизации единственного незамерзающего порта России на Каспии в одном из южных регионов страны вышли за пределы местных «клановых разборок», после того как в ситуацию вмешалось Федеральное агентство морского и речного транспорта (Росморречфлот). Когда в Росморречфлоте было принято решение об увольнении гендиректора, прошла вооруженная забастовка его сторонников прямо на территории порта. Целью ее было не допустить нового руководителя организации до работы.

Интересно, что иск об оспаривании кандидатуры нового гендиректора на основании неравных условий для всех участников конкурса на замещение должности директора слушался в суде на территории другого южного региона — Чечни — и был удовлетворен. Это один из примеров, когда решение по делу уводится на иную территорию с целью снизить влияние на развитие событий местных авторитетов и структур.

В итоге желающих бороться за этот порт может и вовсе не оказаться. После того как некая кипрская компания выкупила долг порта у одного из российских банков и подала иск в арбитражный суд о взыскании более 600 млн руб., порт может стать банкротом. Тем более что точно такая схема раньше уже была применена на этой территории — в отношении аэропорта.

Когда же есть сомнения в независимости судейского корпуса в регионе конфликта, имеет смысл уводить спор подальше, чтобы объективизировать происходящее.

Ну и напоследок невозможно удержаться, чтобы не поделиться очень смешной историей (хотя, конечно, смешная она лишь со стороны) о нестандартном выборе пространства конфликта одной из сторон и результатах такого выбора.

Компания — резидент Гонконга обратилась к компании — резиденту Кипра с иском о взыскании оплаты по договору в Арбитражный суд Краснодарского края (!). Божий промысел, не иначе, позволил компании-ответчику заранее узнать о готовящемся злодеянии. Она обратилась в суд со встречным иском, и после нескольких заседаний, сопровождавшихся процессуальным барахтаньем, истец отказался от иска и попросил производство по делу прекратить в связи с неподведомственностью спора российскому суду. К чести этого суда, в прекращении дела было отказано (модное английское слово «эстоппель» постепенно входит в обиход, и простая концепция «будь последователен в своих действиях» тут и там начинает применяться на практике). По встречному иску с компании-истца было взыскано чуть более миллиона долларов, и сейчас стороны с замиранием сердца ждут апелляции. Как говорится, не рой яму другому…

 

Игры на разных досках и «закольцованные» процессы

Среди профессиональных приемов игроков на правовом поле есть и такие, которые могут быть не сразу различимы, а иных теоретиков от права даже повергают в шок своей циничностью.

Так, в одном процессе могут фигурировать решения по другим делам, а также экспертизы, протоколы допросов и результаты иных действий, произведенных ранее вне зала данного конкретного судебного заседания. Этот феномен можно метафорически обозначить как одновременную игру на разных досках. Делая ход на своей доске, мы можем вести параллельно еще несколько игр на других досках, и результаты этих партий (и даже ходов) влияют на текущую игру. Другой игрок при этом может и не подозревать о существовании иных партий или, наоборот, держать в поле зрения еще больше досок и вести еще больше игр одновременно с нашей. В такой ситуации мы иногда не знаем, какой ход и на какой доске станет решающим и что именно приведет нас к победе. (Подробнее об этом феномене речь шла в главе о стратегии.)

Проиллюстрируем это положение на примере следующей ситуации.

Налоговый орган провел проверку, по факту которой было возбуждено уголовное дело. В этом случае можно оспорить действия налоговых органов в арбитражном суде и признать их незаконными, чтобы потом представить решение арбитражного суда в уголовном процессе по этому делу для подтверждения невиновности своего подзащитного. Или наоборот. Налоговые органы могут взять протоколы допросов из уголовного процесса и принести их в арбитражный суд. Если судья последнего, опираясь на эти документы, признает налогоплательщика незаконно уклонившимся от налогов, налоговые органы могут отправиться с этим решением обратно в суд общей юрисдикции и использовать его для подтверждения вины гражданина.

Таким образом, два параллельных процесса по одному делу «кольцуются», и разорвать их очень трудно. Суды ссылаются в своих решениях друг на друга, и доказательства принимаются как неоспоримые, хотя по факту ни в одном из судов они как следует и не проверялись.

 

Спорные факты — в иное пространство

Еще более изящная концепция состоит в том, чтобы любые спорные факты, которые могут сыграть не в нашу пользу в данном процессе, уводить в иные пространства. Это поможет максимально снизить негативное влияние в случае их «проигрышности» или, напротив, укрепит нашу позицию, если в другом процессе будет доказана их состоятельность.

Так, например, не секрет, что в компаниях документы нередко подписывают друг за друга — до тех пор, пока партнеры не поссорятся. А когда конфликт уже разбирается в суде, самое время вспомнить, что́ на самом деле и кем подписывалось, и назначить экспертизы, которые подтвердят либо опровергнут наши предположения. При этом всегда есть вероятность, что результаты экспертизы сыграют нам на руку — например, в случае подлинности подписи оппонента под документом. А может, наоборот: покажут, что подпись поставлена не им, и этот нюанс негативным образом скажется на всей нашей, до этого вполне обоснованной, позиции.

В подобной ситуации имеет смысл инициировать отдельный судебный процесс, для того чтобы там апробировать спорный документ. Тогда при негативном сценарии мы не сможем его использовать в первом процессе, а при удачном стечении обстоятельств еще больше укрепим свои позиции с его помощью. Главное здесь — снизить риск дурного влияния спорного документа на дело, которое в целом выигрышное.

Может показаться, что плохие и «токсичные» факты в любом случае вредны — независимо от того, в каком процессе они выявлены и установлены. Между тем в реальности чем дальше они отстоят от хороших и полезных фактов, тем лучше: сложенные в корзину одного процесса, они создают большее фоновое влияние на восприятие ситуации, чем размещенные отдельно.

 

На пересечении пространств публичного и частного права

Любое правовое пространство имеет свои правила организации, и на пересечении их существует немало трудностей.

Так, судьи и адвокаты, которые специализируются на уголовных делах, мыслят совершенно особым образом. Прекрасно разбираясь в общеуголовных статьях (где дело касается разбоя, наркотиков и убийств), они склонны принимать спорные решения по экономическим преступлением. Это становится серьезной проблемой, когда делу по какой-то причине невозможно дать грамотную оценку в гражданском процессе и ситуация рассматривается с позиции уголовной статьи.

Таковы, например, ситуации с так называемым техническим кредитованием с целью сокрытия «дыры в балансе», чтобы не создавать резервы и не портить отчетность. Обычно оно выявляется при банкротстве кредитных организаций. Нельзя сказать, чтобы «техническое кредитование» было законно, но это и не хищение средств, и не вывод активов. Эти действия часто продиктованы стремлением банка улучшить свое положение в глазах регулятора, однако на практике, как правило, квалифицируются органами следствия как хищение. И только слаженная работа адвокатов-цивилистов и криминалистов может хоть как-то облегчить участь собственника такого банка, который по факту мог и не знать вовсе о данных действиях, совершаемых менеджментом.

Доказать свою правоту там, где работают люди, мыслящие в уголовно-правовом формате, проблематично. Зачастую специалисты, хорошо разбирающиеся в уголовном праве, в ситуации, когда речь заходит о зачетах, сделках, векселях и прочем, видят преступление там, где его на самом деле может не быть, и наоборот — не обращают внимания на откровенные несостыковки, если они «красиво» прописаны и оформлены и особенно если они «освящены» решением суда по гражданскому либо арбитражному делу.

Например, если написать решение единственного акционера, можно сменить гендиректора в любом акционерном обществе, просто обратившись к нотариусу (который по закону не обязан требовать выписку из реестра акционеров). А сменив гендиректора, можно получить контроль над деньгами и начать совершать разного рода сделки. Кроме того, можно принять решение о реорганизации общества, превратив его из акционерного в общество с ограниченной ответственностью, и уже вполне законно стать его единственным участником.

Хотя все в данном примере нарочито преувеличено и даже противоречит здравому смыслу, по факту в такой ситуации все сделано с формальным соблюдением частноправовой нормы. Нарушается здесь именно уголовно-правовая норма, так как имела место фальсификация решения единственного акционера, о чем ни нотариус, ни регистрирующий орган могли не знать. (Вообще, такие «финты» невозможны без содействия нотариусов либо являются совсем уж случайными совпадениями, в которые автор не верит по определению.)

 

Двери открываются и закрываются

И наконец, обязательно стоит учитывать, что ни одна из дверей ни в одно из существующих пространств не будет открыта вечно. Как по мере взросления нам становятся неинтересны или недоступны те или иные пути, шаги и решения, так и по мере развития конфликта все постепенно меняется, и то, что могло бы решить нашу проблему в начале, со временем вспоминается лишь как упущенная возможность.

Одна из компаний взяла кредит, который был обеспечен поручительством физических лиц и залогом недвижимости. Когда компания оказалась неспособной платить по кредитам, банк обратился в арбитражный суд с иском о взыскании с нее денег, а затем — и о ее банкротстве.

Надо понимать, что с того момента, когда принято заявление о банкротстве и в компании введено процедурное наблюдение, всякого рода иные процессы в других судах, кроме банкротного, запрещены. Но до того как заявление принято, перед компанией все еще открыта дверь в пространство суда общей юрисдикции, где можно оспорить залог, оплатив предварительно часть долга, а затем успеть вывести из-под взыскания задолженную недвижимость. Однако клиент по каким-то причинам не спешит оплачивать часть долга, и по истечении двух месяцев, во время которых юристы всеми правдами и неправдами затягивали введение наблюдения, дверь захлопнулась: этот путь решения проблемы стал больше не доступен. (Эту ситуацию мы уже описывали ранее — в главе о готовности к победе.)

Примеров реальных пространственно-временных гонок, когда сторонам приходится сражаться параллельно в нескольких судах, стараясь при этом еще и опередить друг друга по срокам, в юридической практике предостаточно. Вот один из таких случаев, наглядно демонстрирующий подобное состязание.

В отношении юридического лица было подано заявление о признании его банкротом и о введении наблюдения. Одновременно с этим в службу судебных приставов поступило заявление от другого кредитора о возбуждении исполнительного производства, в том числе об обращении взыскания на предмет залога.

Поскольку после введения наблюдения исполнительное производство оканчивается, адвокатами юридического лица, заинтересованного в скорейшем введении процедуры банкротства и удержании активов в его компании, было принято решение максимально затянуть совершение исполнительных действий. В связи с этим на следующий день после того, как судебными приставами было вынесено постановление о наложении ареста на заложенное имущество, в суд общей юрисдикции было подано заявление об оспаривании оценки арестованного имущества, что является безусловным основанием для приостановления исполнительного производства.

Из-за отсутствия оригинала договора — ошибки, намеренно допущенной адвокатами должника, — данные заявления были оставлены без движения. В стремлении максимально затянуть исполнительное производство (в то время как банкротный процесс идет полным ходом) выявленные нарушения были исправлены юристами лишь под конец установленного законом срока.

После того как еще через месяц заявление об оспаривании оценки все-таки было рассмотрено, в его удовлетворении было отказано. Однако процедура наблюдения через неделю после рассмотрения поданных заявлений уже была введена. А значит, цель, для которой задумывалось всеми силами затягивать исполнительное производство, была достигнута: оно окончилось, так и не успев начаться, сам конфликт был уведен из пространства исполнительного производства в банкротное пространство, а там другие правила игры и другие возможности.

Итак, на этом примере мы видим, что если в интересах одной стороны — как можно скорее возбудить исполнительное производство и реализовать имущество, а в интересах другой — прекратить исполнительное производство и ввести наблюдение, то оппонентам фактически приходится бежать наперегонки, чтобы успеть попасть в нужную дверь, пока та еще не захлопнулась.

 

Вероятно, читатель удивится такой развязке, но в заключение автор хотел бы предостеречь его от того, чтобы чрезмерно увлекаться любыми конфликтами, включая правовые, и, пожалуй, в ряде случаев даже от того, чтобы судиться вовсе. Но это не значит, что стоит плыть по течению, покорно встречая любой поворот судьбы. Речь о том, чтобы научиться выходить за пределы конфликтной ситуации, уметь возвыситься над проблемой и найти решение вне ее и независимо от нее, используя работающие механизмы. Покажем далее некоторые из них.

 

Форматы мышления. Стремящийся ум

Попадая в ситуацию правового конфликта, мы ставим себе некую цель и мысленно прокладываем путь из точки А (своего настоящего состояния) в точку Б (состояние желаемое). Собираясь в дорогу, мы анализируем ситуацию, даем делу правовую квалификацию, смотрим, какие доказательства у нас есть, чего и каким образом мы хотим добиться, просчитываем, сколько нам понадобится для этого времени, энергии и ресурсов. Так работает первый формат мышления, который мы станем называть стремящийся ум.

Вооружившись представлением о пути, который нам предстоит пройти, мы начинаем двигаться вперед. Но особенности дороги таковы, что нас непременно ждет встреча с помехами и преградами — неизбежными в таких предприятиях случайностями либо противодействием оппонента. Если мы не привыкли менять свои планы, то можем испытать жестокое разочарование, как только на дороге возникнет первое же препятствие. Столкнувшись с ним, мы как минимум начнем отставать по времени от своего плана, но, скорее всего, от нас потребуются также дополнительные вложения сил и денег для его преодоления либо нам и вовсе придется искать иной путь достижения цели. А ведь это еще только начало.

Откровенно говоря, ни одна из наших фантазий о том, как будет выглядеть путь из точки А в точку Б, может вообще не воплотиться в жизнь, и если не успеть вовремя перестроиться, то придется так и остаться горевать где-нибудь в дороге, нисколько не продвинувшись к конечной цели.

С самого начала точно знать, как надо действовать, не иметь никаких запасных вариантов и даже противиться их возможному появлению — это типичная ситуация, которую провоцирует стремящийся ум. Разделив все в мире на хорошее и плохое, решив, что все будет так и никак иначе, люди попадают в ловушку дуального мышления, где пытаются выбрать из двух зол, в то время как ни одно из них может и не являться меньшим.

В ходе длительного корпоративного конфликта стало понятно, что ни одна из сторон не имеет ресурсов, чтобы «поднять» бизнес независимо от другой, и выбор стоит между «продать свою долю дешево» и «воевать дальше». При этом и то и другое означало бы новые потери времени и денег, и поэтому ни тот ни другой выбор сторонами не делается. Что ж, верный признак плохих решений — тот факт, что их не хочется реализовывать, потому что они ослабляют — финансово и эмоционально — и порождают серию новых проблем.

В итоге, вняв рекомендациям адвокатов, стороны все-таки подписали мировое соглашение, по условиям которого были обязаны согласовать компромиссного директора, оформить имущественные права и совместно продать бизнес. Но дальше формальных договоренностей дело так и не шло. Стороны попросту были не готовы к решению, где каждый останется победителем.

Выход из двухмерного понимания трехмерного мира позволяет обнаружить множество оттенков между черным и белым, но, что еще важнее, — увидеть ситуацию совсем в другом цвете или цветах. Этот навык является необходимым, потому что все и всегда идет не так, как хотелось бы, а если нам еще и не хватает внутренней готовности и/или ресурсов для достижения цели (что тоже не редкость), то стремящийся ум может загнать нас в настоящую западню.

 

Размышляющий ум

Столкнувшись с препятствием на пути из точки А в точку Б, прежде чем впасть в ступор или уныние, стоит сесть и порассуждать о том, как с ним лучше поступить и можно ли добраться до цели в обход него. В поисках иной дороги есть смысл потренировать свой ум, отвечая на вопросы, как ты оцениваешь и воспринимаешь сложившуюся на данный момент ситуацию, каково твое долгосрочное и краткосрочное намерение и какие следующие шаги в этой связи ты намерен делать. Таким образом, открывая и исследуя новые грани своего положения, легче отойти от заранее намеченного пути и начать пробовать действовать по-другому.

Покажем на примере, как, рассуждая, можно вместо одного-единственного «правильного» направления движения рассмотреть еще несколько вариантов решения задачи. (В этом месте стоит сделать оговорку для юридически подкованного читателя — о том, что ряд нижеприведенных стратегий работают только для обществ с ограниченной ответственностью, а другие — только для акционерных обществ. Но нам здесь важна демонстрация мыслительной стратегии, а не юридическая точность. Мы исходим из того, что читатель, способный заметить данные нюансы, сможет и самостоятельно домыслить опущенное автором, и построить свою собственную концепцию достижения цели.)

Некий гражданин получил по наследству 33 % акций (долей) успешного бизнеса. Сам бизнес его не интересует, заниматься им он не собирается. Наследнику лишь хотелось бы забрать свою часть бизнеса в денежном эквиваленте. По сути, речь идет только о тех деньгах, что были вложены когда-то его отцом в развитие и становление этого дела (хотя, по всем предварительным оценкам, реальная стоимость трети бизнеса существенно возросла с тех времен). Какие в таком случае есть варианты?

При условии, что устав общества с ограниченной ответственностью это позволяет, самый простой и очевидный путь для наследника (с этого ему, конечно, и стоило бы начать) — это выход из состава участников общества с возмещением стоимости его доли. Если бизнес прибыльный и контрагент не намерен хитрить, то это и есть та самая прямая тропинка из точки А в точку Б. Небольшим препятствием на ней может стать заведомо низкая оценка контрагентом стоимости акций, и в таком случае придется через суд добиться их адекватной оценки и только потом взять свои деньги.

Правда, у контрагента, который также вправе порассуждать о сложившейся ситуации, тоже есть иные пути, чем просто выплатить владельцу трети бизнеса его долю. Так, он может начать выводить активы из бизнеса, чтобы снизить его рыночную стоимость, или попытаться его обанкротить. В таком случае наследник со своими юристами также начнет искать другие подходы и может обнаружить, что их не так уж и мало. И хотя некоторые из них, прямо скажем, достаточно «серые» и никого нельзя призывать ими пользоваться — нельзя также и промолчать о том, с чем приходится сталкиваться на полях правовых сражений. (Кроме того, автору хотелось бы предостеречь читателя от самостоятельных экспериментов с нижеприведенными схемами: они описаны упрощенно, в духе бизнес-романов, и в таком виде имеют откровенно уголовный «душок». Подобная подача материала выбрана автором с одной только методической целью: яркие примеры лучше запоминаются, а обилие оговорок и деталей, без которых, как правило, не обходится в реальности, сокрыло бы от читателя суть происходящего.)

Итак, если гендиректор отказывается выплачивать деньги владельцу 33 % акций (долей) своего бизнеса, последний может подать заявление о возбуждении уголовного дела в связи с сокрытием имущества, занижением рыночной стоимости доли, то есть обвинить контрагента в мошеннических действиях. Скорее всего, если подключатся оперативные сотрудники и начнут проводить необходимые в таких случаях проверочные (а затем и следственные) действия, оппонент станет весьма сговорчивее.

Кроме того, анализ практики корпоративных конфликтов позволяет заявить, что наследник трети бизнеса может выбрать совсем иной путь — инициировать сначала первое, а затем повторное собрание акционеров и сменить гендиректора на «своего»: 30 % акций позволяют это сделать. И хотя в данном случае смена директора, вероятнее всего, будет в последующем признана судом незаконной, с этого момента он получит преимущество во времени, которое даст ему возможность осмотреться и понять, каково реальное положение дел в бизнесе. По итогам аудита, если обнаружится, что предыдущий гендиректор без его ведома выводил активы, он также может попытаться возбудить уголовное дело или взыскать убытки с контрагента иным способом. (Не станем здесь развивать мысль о процедуре созыва собрания и обсуждать все препятствия к его созыву и проведению. Ограничимся лишь тезисом о том, что при достаточной наглости и сноровке наследник может эту схему провернуть — самостоятельно либо при содействии консультантов.)

В своей практике автору также пришлось столкнуться с тем, что смена директора может быть осуществлена во время общего собрания, которое проводилось людьми, действующими по нотариальной доверенности от одной и от другой стороны. При этом мажоритарный акционер не помнил, чтобы выдавал кому-то такую доверенность, однако нотариус уверял, что «был, подписывался, являлся». В судебном процессе экспертизой было установлено, что подпись под доверенностью выполнена мажоритарным акционером, хотя тот до последнего отрицал данный факт. Как было на самом деле и что подвигло мажоритарного акционера на данный шаг (если он его совершал), уже неизвестно. Но с позиций формальной юридической правды судебным актом зафиксировано, что решение по делу принято с соблюдением установленной процедуры.

Был также и иной случай, когда документ однозначно подписывался одним из акционеров, за что автор может лично ручаться, ведь это происходило на его глазах. Однако в дальнейшем, в ходе длительного корпоративного конфликта, проведенного по разным судам (арбитражным, общей юрисдикции и даже уголовному), экспертизами были сделаны противоречивые выводы. При этом еще долгое время не удавалось получить образцы почерка, потому что «автор» подписи сломал руку и ходил в гипсе.

В описанном выше случае, пока мажоритарный акционер будет оспаривать смену директора (а на это уйдет не менее полугода), наследник также сможет провести аудит и возбудить уголовное дело либо вывести свои 33 % акций (долей), например продав часть активов.

Кроме того, провести наблюдение и выявить предполагаемые нарушения в ведении бизнеса владелец трети акций (долей) сможет, инициировав процедуру банкротства. Для этого ему достаточно будет найти кредиторов, которые обратятся с иском в суд. После этого в фирму будет назначен временный управляющий, который по закону обязан изучить сведения о финансовом положении компании. Хотя сам институт банкротства в принципе позволяет при наличии преобладающего контроля над кредиторской задолженностью организации получить доступ к ее активам, но это немного иной формат войны.

И конечно, наследник трети бизнеса может воспользоваться своими правами акционера и применить технологию под названием «гринмейл» (англ. greenmail), которая обозначает не что иное, как корпоративный шантаж, но в рамках закона.

Так, получив 33 % акций (долей) после смерти отца, наследник может напрямую обратиться к гендиректору и сказать, что хотел бы инициировать общее собрание акционеров, чтобы разобраться в том, как вообще работает их бизнес, какие ими проводятся сделки и какие у них есть проблемы и перспективы. Получив (либо не получив) отчет, он может захотеть оспорить одну из уже состоявшихся сделок, так как, по его мнению, она совершалась не в интересах общества либо была нецелесообразной… Решив, что товар продается компанией по заниженной цене, он может пожелать обратиться в суд, чтобы взыскать убытки с генерального директора… Ему также может показаться не вполне удачной идея совершения одной из очень крупных сделок, и он станет доказывать свою точку зрения… Кроме того, есть вероятность, что он сможет инициировать налоговую проверку, либо запросить больше информации, либо инициировать новое собрание… Не всякий директор и владелец работающего бизнеса станет терпеть столь рьяное и бесцеремонное вмешательство в свои дела. Зачастую ему захочется договориться и отдать человеку стоимость его 33 % акций (долей), чтобы тот перестал вставлять ему палки в колеса.

Повторимся, что ни одну из предложенных выше схем нельзя рекомендовать, но каждая из них тем не менее в том или ином виде применяется на практике. Кроме того, существуют и иные работающие стратегии, когда дело касается ситуаций, подобных описанной нами.

 

Ум, исследующий проблему

Поняв, что прямой путь достижения цели нам в любом случае заказан, и изучив возможные варианты обхода, далее будет полезно избавиться от страха перед возможным исходом всего мероприятия не в нашу пользу. А для этого воспользуемся одним из самурайских принципов и декартовыми координатами.

Чтобы сохранять спокойствие и продолжать двигаться к результату невзирая на запредельный стресс и высокие ставки, нужно, как говорят самураи, умереть заранее. В реальности это означает, что нам необходимо в мельчайших деталях представить наихудший вариант развития ситуации, описать его и внутренне прожить. Это упражнение позволит нам избавиться от страха перед будущим, в котором нет отсуженного бизнеса или актива, и понять, что и за пределами этого конфликта и того, что он с собой несет, тоже есть жизнь.

Реальная сила кроется в безразличии. Зная, что будет в худшем случае, и полностью принимая такой исход, получаешь шанс стать практически непобедимым, потому что готов ко всему.

Для того чтобы избавиться от страха перед проигрышем в суде, можно также воспользоваться декартовыми координатами — то есть последовательно задать себе каждый из четырех вопросов, приведенных ниже, и дать на них развернутый и честный ответ.

• Что случится, если я выиграю в споре?

• Что не случится, если я выиграю в споре?

• Что случится, если я не выиграю в споре?

• Что не случится, если я не выиграю в споре?

Каждая конкретная жизненная ситуация всегда представляет собой комплекс из нескольких составляющих, а любой результат правового конфликта всегда встроен в систему разного рода взаимоотношений. Обязательства, роли, образ жизни, мера ответственности и степень личной свободы — все это связывается воедино и образует цельную систему с материальными результатами, которые мы получаем по итогам выигранной судебной войны.

Итак, предположим, что речь идет о судебном конфликте в ситуации, когда человек борется за контроль над активом либо бизнесом, который ранее ему не принадлежал и опыта управления которым у него нет. Наиболее типичный случай подобного рода — правовые конфликты, участниками которых являются бывшие супруги или наследники (со)собственника бизнеса.

Что будет и чего не произойдет, если человек выиграет в правовом споре и получит то, чего ранее не имел?

Можно предположить, что с победой в суде ему достанутся бизнес или актив, более высокий статус и новый уровень материального благополучия, но вместе с этим он, вероятно, лишится возможности вести привычный образ жизни — например, не сможет путешествовать и/или общаться с семьей и детьми столько, сколько ему бы хотелось, потому что у него не будет на это времени. К тому же ему, скорее всего, придется освоить новые стратегии обращения с деньгами и принятия финансовых решений. Кроме того, ему, возможно, придется выстраивать отношения с теми людьми, с которыми при других обстоятельствах он бы и не подумал общаться или вести дела. А еще отныне он вынужден будет находиться там, где ему не очень хотелось бы находиться, и прочее.

А что случится и чего не произойдет, если он не победит?

Очевидно, что он не получит или потеряет бизнес или актив, ему не придется выстраивать отношения с новыми людьми, он не сможет зарабатывать еще больше и у него не появится забота грамотно вкладывать свои деньги… А значит, ему ничего не останется, как жить дальше — то есть находить иные источники дохода и способы самореализации. Иногда такая перспектива может показаться даже более привлекательной, чем та награда, за которую идет борьба в суде.

Если же мы говорим о ситуации, когда потенциальный участник конфликта хорошо осведомлен об обстоятельствах, в которых он будет действовать в случае своей победы в суде, ответы на вопросы Что случится? и Чего не произойдет? также помогут расширить его восприятие своего будущего положения. Зачастую действительно бывает полезным заранее не только увидеть бонусы, которые даст выигрыш в споре, но и разглядеть те новые вызовы, которые принесет с собой победа. Так же и в ситуации вероятного поражения: важно увидеть не только потерю возможностей и крушение планов, но и элемент освобождения и шанс для реализации иных жизненных сценариев. Выбирая тот или иной вариант своего жизненного пути, мы неминуемо утрачиваем возможность альтернативного выбора, а умение увидеть положительный эффект при любом исходе дела дает невероятный заряд сил и энергии для победы.

Проблема, рассмотренная через призму декартовых координат, имеет свойство распадаться и стано́вится возможностью. Узнавая, что будет и чего не произойдет в случае победы или проигрыша, мы не просто становимся готовы к любому исходу, но начинаем понимать, что любой финал — это всего лишь формат хорошего результата. Обретая таким образом ясность, мы получаем свободу и принятие ситуации во всех ее возможных проявлениях, а значит, нам становится понятна формула Сунь Цзы «Победа зависит от противника. Непобедимость — от тебя самого».

 

Совмещая альтернативы

Итак, мы можем выйти за пределы дилеммы, в рамках которой стремящийся ум выбирает из двух зол либо одно, либо другое. Далее, подключив размышляющий ум и ум, исследующий проблему, мы можем принять и тот и другой варианты развития событий и перестать привязываться лишь к «хорошему» результату. А после, воспользовавшись индийской моделью аргументационной логики, которая именуется тетралеммой (в противовес дилемме), мы можем пойти еще дальше и вообще не выбирать ни один из вариантов, а начать двигаться совершенно иным путем, который пролегает вне привычной нам системы мышления.

У компании есть большая кредиторская задолженность, и банк пытается взыскать с нее долг. Руководитель (владелец) компании не желает рассчитываться с банком и стремится скрыть свои активы. Банк, конечно, такой вариант не устраивает, и поэтому, подав иск о банкротстве, он пытается оспорить сделки компании, обратить на них взыскание и таким образом забрать свои деньги. Директор компании тем временем наращивает свою задолженность, для того чтобы банк оказался в конце очереди на получение денег… Таким образом, обе стороны уже втянуты в затяжной конфликт, который, скорее всего, продлится не один год.

Но есть и другой вариант развития событий, при котором не только можно избежать войны, но и ни одна из сторон в итоге не окажется в проигрыше.

Представители компании и банка могут заранее просчитать все проблемы и убытки, которые принесет им разбирательство в судах, и решить договориться. В качестве компромисса они могут избрать вариант, когда компания запускает банк в свой уставный капитал, а банк оставляет компанию в покое на ближайший год или два. В этот период компания работает и зарабатывает деньги не только на погашение долга перед банком, но и для того, чтобы продолжать свое успешное существование на рынке. В качестве дополнительной помощи компания может также попросить у банка протекцию или новый кредит, и это станет достаточно грамотным вложением со стороны банка, потому что только так он сможет получить свои деньги обратно в полном размере, не воюя.

Разумеется, для того чтобы описанный вариант разрешения проблемы оказался возможным, обе стороны должны быть к нему готовы. А для этого требуется умение сотрудничать, а не бороться, причем сотрудничать от силы, а не от слабости, не искушаясь краткосрочной выгодой от обмана, но с пониманием долгосрочной выгоды от совместной работы. Подобного рода взаимодействия исследованы и экономистами в рамках теории игр, и психологами в рамках учений об уровнях сознания. Нам же остается заключить, что подобные решения реализуются на практике нечасто.

Решение, в котором каждый останется победителем, зачастую бывает доступно для понимания только одной из сторон конфликта, в то время как другая охвачена стремлением быстрее получить только ту выгоду, которую способна различить, не веря в возможность иного пути (нередко по глупости, но иногда также из-за отсутствия доверия).

Муж и жена находятся в процессе развода. Муж занимается расселением дома, часть помещений которого на момент развода уже у него в собственности. Жена обратилась с иском в суд и просит признать за ней половину прав на те помещения, которые он уже расселил.

Но расселение дома имеет смысл только в том случае, если все здание оказывается в собственности у одного человека (компании). Поэтому муж предлагает жене альтернативный вариант, при котором она сначала дает ему расселить дом полностью, а он затем отдает ей 30 % от всего «пирога» взамен 50 % от его части, на чем она настаивает сейчас. Если жена согласится, то в итоге в плюсе окажутся оба, но пока ей трудно поверить в решение, где нет проигравших.

Зачастую, желая выбраться из-под гнета судебных тяжб и неконструктивных отношений, люди вообще избавляются от имеющихся у них активов, отдавая их за бесценок. Иногда с той же целью продается и информация.

Партнеры по бизнесу в течение долгого времени не могли решить спор вокруг актива, расположенного на земельном участке. Они меняли генеральных директоров, обжаловали в судах сделки, взыскивали друг с друга убытки… При этом все эти действия, по сути, ни к чему не вели, и каким могло бы быть решение конфликта, ясно не становилось. В итоге один из партнеров вступил в сговор с торговым центром, находящимся напротив земельного участка, который занимал их актив. Продав информацию о своем бизнесе, бывший партнер помог торговому центру выиграть спор о земельном участке (речь шла о нарушении границ). Торговый центр получил земельный участок в собственность (прирастил его к своему), тот партнер, который продал ему информацию, взял отступные за свои услуги, а бизнес, гендиректором которого он когда-то являлся, перестал существовать. Таким образом, одному из партнеров удалось покончить с конфликтом, в который он был втянут последнее время.

В качестве выхода из ситуации конфликта нередко выбирается и вариант создания нового бизнеса с нуля в одиночку. Препятствием к его открытию иногда может стать невозможность вывести актив, если им является, например, самовольная постройка или, скажем, право аренды у города либо выигранный для уже существующей фирмы контракт. Хотя и в каждом из перечисленных случаев при ближайшем рассмотрении тоже может быть найден выход. Так, самовольную постройку можно легализовать и продать, а проблемы с «неотчуждаемым» правом аренды, в принципе, достаточно успешно решаются через процедуру банкротства.

«Но какой смысл легализовать постройку, если у партнера-оппонента доля в бизнесе? — спросит читатель. — Ведь ее легализация, даже если это возможно, потребует вложения сил и средств, что в условиях конфликта невозможно. А если и получится, то по факту за наш счет обогатится наш враг и оформление актива только усилит накал страстей».

Безусловно, столь простых решений на практике не бывает. Но, если задуматься, разве нет работающего варианта, чтобы оформленный актив в итоге достался тому, кто реально вложил силы и средства в его создание и оформление? Ведь если с позиций здравого смысла и справедливости это правильно, то должны найтись и такие вероятности и сценарии, при реализации которых в правовом поле каждый получит то, на что вправе претендовать и чего заслуживает.

Таким образом, конфликт всегда означает столкновение интересов, мнений и целей двух сторон. Нередко спор провоцирует взаимную враждебность, негативизм в отношениях и отчужденность из-за различий в оценке совместного опыта взаимодействия, в интересах и намерениях. Зачастую он затягивает, поглощает энергию, силы и средства. Ситуация конфликта деструктивна по своей сути, но она же зачастую таит в себе скрытые возможности к перераспределению ролей и ресурсов.

Чтобы разрешать споры с наименьшими затратами времени, сил и средств, нужно научиться использовать разные стратегии поведения в конфликте в зависимости от сложившихся обстоятельств. Нападать и проявлять твердость, когда это целесообразно; уступать, если вопрос не так уж принципиален; избегать столкновения, когда не стоит идти на открытое противостояние; хитрить, достигать компромиссов и заключать союзы, если все к этому располагает; сотрудничать и находить решения за пределами конфликта, если есть условия для того, чтобы каждая из сторон осталась в выигрыше.

Не зацикливаясь на одной-единственной стратегии поведения в споре, применяя любую из них и комбинируя их между собой, если того требуют обстоятельства, мы выигрываем дополнительное пространство для маневра и получаем все шансы победить в споре.