Пока брат младший созидал,
У старших разгоралась свара —
Междоусобного кошмара
Стремглав усилился пожар.
Ярлык имел Андрей, но Дмитрий,
По старшинству, с Ногаем 9 хитрым,
Решил собрать в Залесском рать,
И стол Владимирский отъять.
У Дмитрова в степи пустынной
К дюжим владимирским дружинам
Андрея, Новгород и Тверь
Прислали войска и князей.
Шеломы блещут поутру,
Полощут стяги на ветру.
С хоругвями московских сил
Стоит и юный Даниил.
На взгорье Дмитриевы рати
Русских дружин не худшей стати,
Готовых сечу учинить,
Порвать родства златую нить.
В обилье окриков гугнивых,
В храпе коней нетерпеливых,
Готовы броситься со спуска
На брата брат, на русских русский!
Полки бойцов готовых к сече
Князья покинули для схода.
Решались судьбы человечьи —
Полечь в бою, или вольгота
Еще недолгий миг продлится,
Промчится мимо колесница
Старухи с острою косой,
Водящей кметей на покой.
«Зачем ты здесь, противник-брат?», —
Надменно вымолвил Андрей, —
«Иль недостаточно богат?
Иль мало алчности твоей
Всего, что есть, и ты вконец
Забыл, что завещал отец?».
«Не прав ты, брат, отца лишь волю,
Я и желаю, и исполню», —
Кичился Дмитрий, погружая
Себя во гнев. Как звери в стае
Смотрели братья друг на други,
Дрожали руки от натуги,
Схватив, к побоищу близки,
Мечей резные черенки.
«Постойте, Дмитрий и Андрей», —
Спокойно начал Даниил, —
«Мой нрав, быть может, горячей,
Но я моложе, не таил
На вас жестокие обиды.
Я — младший. Я и панихиды
Не помню нашему отцу,
Но разве русичам к лицу,
Забыть про веру и про землю
Про нашу русскую? Не внемлю
Раздорам вашим никогда,
Пока вокруг одна беда».
Чем больше молвит князь Московский,
Тем громче слышен гнев отцовский:
«Волынь во брани затяжной,
То с хитрым ляхом, то с Литвой 10 .
Уж три на десять лет подряд
Руины Киева дымят.
Переяславль, что на Днепре,
Ордой затоптан. На костре
Сопрела, проигравши брань,
Испепелённая Рязань.
Хиреет Ярославль от мора.
Новогородская опора —
Торжок не вылезет из бед,
Всечасно во печаль одет.
Куда ни глянь — Орды темница,
И так по всей Руси творится.
А что мне братья предлагают?
Рубиться насмерть меж собой!
К набегам и неурожаям,
Окровавле́нною толпой,
В полях, гордыней убиенны,
Умчаться в сторону геенны.
Вот я стою! И вот мой меч!
Один готов с братья́ми биться.
Мне не нужна ваша столица,
Но не позволю сечь и жечь
Людей и грады…», — от досады
Князь поднял меч, поправ уклады…
Минувшее не сохранило
Деталей разных в старину,
Но миротворством Даниила
Не попустили ту войну.
Вернулись рати в города.
Отдался радостям труда
Данил — обширный ввысь и вширь
Вырос Данилов монастырь.
Годин десяток в лету канул.
Продолжил зрелый Даниил
Москву, не сданную бурьяну,
Преображать. И он рубил
С дружиной вместе избы, бани…
Но не забыли братья брани…
Прожив ряд тихих, мирных лет,
Ногаем Дмитрий обогрет —
Великокняжеский ярлык
Теперь за ним. Сменил владык
Великий стол, но без мечей
Не согласился с тем Андрей.
На миг в Орду переместимся,
Чтоб лучше время понимать,
В котором верх гостеприимства
Сменялся боем, миром — рать.
Ногай — всего лишь темник хитрый,
Сарая ставленник. Навек
Себе улус в кормленье выдрал,
Южным славянам беклярбек 11 —
От волн Дуная до Днестра
Земля богата и щедра!
И вот, набрав могучих сил,
Он ставил ханов и сносил.
Стал независим и бесстыж,
Множив уделы и престиж.
Им горделивых сербов трон
Разбит, зависим, удручен.
Давно невиданный кошмар
Вселился в царствие болгар.
Данилы Галицкого 12 дети
У темника в вассалитете.
К самоуправию привык —
Мольбам Андрея не внимая,
Ногай дал Дмитрию ярлык,
Отняв решение Сарая.
Тохта́ — его подручный хан,
Сам жаждой власти обуян,
От страха хоть и цепенея,
Решился поддержать Андрея.
Но все же Дмитрий с ярлыком!
Полки Москвы, да не тайком,
Против презренного Сарая
С холмов московских выезжают.
Тысячи витязей заправских,
Новогородских, переславских,
Можайских, псковских и тверских,
Владимирских, да и иных,
Хуля князей на все лады,
Впервые шли против Орды 13 !
Но хан Тохта весьма был хитрым,
Русских князей узрев палитру,
Велел Андрею подождать,
Не выводить на сечу рать.
И вот, не встретив супостатов,
Не зря нашествия проклятых,
Князья решили разойтись,
Шальную воспринявши мысль:
Решили, что Орда сдалась.
К пенатам каждый отбыл князь…
Ногай на западе ликует,
Считает, что Тохта поник,
Что у злокозненных фетю́ев
Надежно вырвали ярлык.
Да, хан труслив, но очень подл,
Зазолотился лишь ячмень,
Бескрайним морем жутких волн,
На Русь набросился Дюде́нь 14 —
Родимый брат Тохты лихого
В набег с Андреем ринул снова 15 !
Князья сидели по уделам.
Полки распущены едва.
И Даниил любимым делом
Был занят — строилась Москва.
Тем часом, тьмы внезапным смерчем,
Хопра и Суры междуречьем —
Атака словно сталь тверда —
На Муром бросилась Орда!
Как щепка вспыхнул древний град!
Величье многовековое
Померкло. Пустошью чреват
Разгром дружин в неравном бое.
Князей деяния тогда
Сокрыло пеплом на года 16 !
Убийства, грабежи, полон —
Занят злодей любимым делом —
Как только Муром подчинён
Орда на Суздаль налетела.
Ударом огненных лавин
Пылает кремник, город вымер,
И душегубам роковым
Пути открыты на Владимир.
Не выдержав тревоги злой,
Не принимает Дмитрий бой…
Узрев огни по горизонту,
Умчался к псковскому Довмонту 17 .
Под крики раненной столицы,
Теперь никто не мог сдержать
Зловредного Дюденя рать —
По землям вихрь кровавый мчится!
Под звон невольничьих оков
Закат на западе багров,
Под свист сарайской чертовщины,
Истлели русские дружины:
Уж пали Юрьев, Переславль,
Где сам Дюдень обосновался,
Пылают Углич, Ярославль,
Ростов поник по воле ханской 18 .
Подобно огненной волне
Орда придвинулась к Москве.
С холма с дружиной смотрит князь
За стены, где в прибрежном гае
Кромешным облаком клубясь,
Данилов монастырь пылает.
Москвы высокий частокол
Полчищ не сдержит. Предпочёл
Народ оставить для расправы
Свои деянья величавы.
Отдав приказ уйти в леса,
Орде возмездием грозя,
Князь сквозь посад, пока не взят,
Покинул обреченный град…
Все, что построил Даниил
Огонь пожрал. Что заложил —
Разрушил, без хлопот о брате,
Андрей на Дюденёвой рати.
Переславль заполонили
Сарайских нукеров тумены,
Вокруг, вонзая в страшной силе,
Отряды щупалец военных.
Коломна пала, Можайск взят,
На Ламе Волок, Дмитров. Брат
Без слёз поставил Русь мишенью
Орде набегов разграбленью.
Градов четырнадцать истёрто
На карте Пепельной Руси.
Вокруг, сколь видит глаз, всё мёртво,
Пропал народ — Христос спаси!
Тех, кто бежал в леса — ловили,
В строках немилосердной были
Рассказано, как жгли, пороли
Русских людей, лишая воли!
Горели храмы и жилищи,
И снова голы, снова нищи,
Лишь только буря, мгла бурней!
Казалось, нет на свете дней,
Что им прожить еще осталось,
Лишь данная Ордою малость:
Уйти в полон на волю хану,
Да ждать, что на Руси помянут.
Полей неснятых пепелища,
Домища, в коих пламень свищет,
В костях забытое копьё.
С истошным граем вороньё
Над покошёнными крестами
Печальным маревом летает.
Здесь тризны дух, уныньем пахнет,
Орды шныряют псы бесстыжа.
Как пишут в списке Патриарха:
«Всю землю пу́сту сотвори́ша 19 ».
Все те, кто избежал потерь,
Потоком двинулись на Тверь.
Но и туда, чтоб жечь и рвать,
Направилась Дюденя рать.
Но не судьба идти под плеть
Сейчас Твери. Плату внесли —
Новогородские рубли 20
Купцам пришлось не пожалеть.
Ушел Дюдень, Твери не тронув,
И Новгорода не вспорол.
Под многозвучье жутких стонов
Андрею передали стол…