Ты, явь, того не дашь — почаще б эти сны: И мать, и Русь, и я —                                все в возрасте весны.

Я ещё никогда никому не открылся, Никому не поведал всего. И не то, чтоб боялся, не то, чтоб стыдился — Не нашёл человека того. Не нашёл я такого, чтоб пылок и мрачен И чтоб сердце из шёлковых струн. Или просто с рожденья я так неудачен, Или просто я всё ещё юн.                                 1965 г.

Уже прошло то трепетное детство, Когда листочки — рыжее добро, С дворнягой можно по-собачьи спеться, Плескучим лужам тихоцветье шло. Скатилось всё горошиной восторга, И где же я теперь её найду? Летит листок заманчиво и долго, И рыжий он, да не в моём саду.                                  1967 г.

Весна, весна! Ты, как чужой ребёнок, Ищи своё жильё, а мне не по себе, Запутался в сердечных веретёнах, Там что-то начал прясть нежнее                                            и слабей. Какая тяжкая, как женский плач,                                               погода! Весна, весна! Завинчен круг шоссе. Пройдусь до озера, хоть нет                                    особенной охоты. Вернусь, чтоб книжный ум                                    высасывать, как все. Но отчего так этот вечер ранит? Ведь ты же знал, что ты не нужен ей!.. Но знал и то: листы повять — повянут, Да их не обрывают по весне.                                    1969 г.

Когда его жизнь Была наполнена важностью семнадцати лет, Гордостью — все еще впереди; Скромностью — увы, все еще впереди; Когда его мускулы,     начиненные его родными северными ветрами, Жгли его длинное деревянное тело; Когда он, Как языческий идол, Поджав ноги, Не спеша ждал Неизвестно кем Неизвестно чего                     ему обещанного И смог бы так просидеть, Наверное, довольно долго — Пришла она. Она была Немного старше его. В строгом темном платье. А не в белом, И не в палевом, Как ему представлялось. Она щурила карие глаза, А не смотрела на мир изумленно. Её не нужно было ни от кого спасать — Она умела постоять за себя. Цвет ее красивых густых волос Можно было сравнить с цветом зимней осины. Она Постоянно его обманывала, Говоря, что у нее на этой неделе                       километры важных дел. Как это бывает, Однажды он поцеловал ее — Примял губами волосы на затылке, Чем очень ее расстроил. Ее нельзя было ни в чем упрекать, Она не понимала упреков. Зато ей Можно было посвятить всю свою жизнь… Он чувствовал себя знаменитым!

Увы! Это было давно. К чему вспоминать —                       не воротишь. За прочной семейной стеной Ты в доме живешь напротив. Есть верное счастье — дитя. Есть муж у тебя вечерами. И серые глазки — шутя В семье управлять ветрами. Муж радостно с шапкой замрет. Муж робко замрет на пороге. Муж, может быть, даже умрет — Так много в восторге тревоги. Ну, что ж!                 Сему дому — покой! Достатка ему и здоровья!… Мы прежде встречались с тобой И путали дружбу с любовью.

Моя хризантема лохматая! Ты поверила ласкам пальцев И обещаниям сделать тебя богатой — И согласилась жить в доме белой руки. Ты поверила карим глазам, Которые сравнили тебя с серебряным колоколом. Ты поверила китайскому фонарю, Который нашел в тебе язык свечей. Ты поверила рыбам в аквариуме, Что ты их сестра, Потому что у тебя есть хвост. Гордая, Ты сидела в хрустальной вазе И слушала Ее стеклянные песни о любви. Но утром, Когда все спали И на цыпочках в комнату вошло солнце, Чтобы посмотреть на тебя, И, рассмотрев, вздохнуло, — Ты поняла, Что увядаешь.

Тебе больно, что есть у меня                                      прошлое, В котором другая                           больше чем нравилась. Оно не камень —                     в воду не бросишь. И не исправишь. У тебя все в прошлом                           легко и радужно. Ты этим гордишься,                          наверное, заслуженно… Нынешние наши радости, Чем       отзоветесь в будущем?