Соблюдая крутые законы, Почитая лихие пиры, Мы везем наши черные тонны — В каждом трюме земные дары. Мы без злости, без ропота — что ты! — На тяжелые воды глядим, Мы наполнены светом работы, И живем, не мешая другим. Мы плетемся по водной пустыне. На душе благодатный покой, Никогда — и присно, и ныне — Я не знал благодати такой. Мы над пропастью водной нависли. Как медведи, машины пыхтят. Помогают им руки и мысли Возлюбивших стихию ребят.

Наши души пронизаны ветром. И бушлаты пропитаны ветром. Молодые мои километры! Столько грозных прошли километров! И хоть те же и воды, и ветры — К нерадивым относятся строго. С каждым новым моим километром Безопасней морская дорога. И стихии игра роковая, И команда — все с гонором люди, И порожнего рейса кривая — Нынче просто семейные будни. Ну, а если свои — да обидят И слезы на щеке не заметят, Если солнца за тучей не видно… Освещаю все внутренним светом! Я дышу строгим воздухом рубки. Я дышу острым воздухом моря. Вечный берег становится хрупким — Удаляются кольские горы.

Мой отец — опекун машины, Строгий дядька резвых поршней Помнит все ее скарлатины, Знает всё и чуть больше о ней. Кормит с ложки ее солидолом. Сам семейных борщей человек. Сам ребенок зеленого дола, Долгожитель хозяйственных рек. Он живет неспеша, как деревья. Он работает — так и живет. К жизни полон любви и доверья, Проступает улыбка сквозь пот. Его высушил ветер осенний. Его вытянул солнечный луч. Он застенчивый в мире растений. В шумном городе прям и колюч.

Ночная вахта. Толща серых вод. Усталое измученное небо. Морской буксир кряхтит,               выдерживая ход, Лишь пена по усам… Вот так всю жизнь и мне бы, Как мой отец! Но не буксир я сам. Мой брат — в него: Я вижу по усам.