Каждое сражение предъявляло Ватутину новые требования. Но были битвы, которые определяли собой целые этапы борьбы и явились историческими вехами Великой Отечественной войны. Эти битвы особенно требовали проявления разума, воли, таланта полководца.

В грандиозной битве под Курском, так же как под Сталинградом, проявилось выдающееся полководческое дарование Ватутина.

Значение битвы на Курской дуге определяется прежде всего стратегической обстановкой, сложившейся в результате победы советских войск под Сталинградом и зимнего наступления Советской Армии в 1943 году, когда немецко-фашистская армия была отброшена на сотни километров на запад.

Битва под Сталинградом, а также последовавшие за ней зимние бои подорвали силы гитлеровской армии. «Из этого, однако, не следует, — писал И. В. Сталин в приказе № 95 после Сталинградской битвы, — что с гитлеровской армией покончено и Кроеной Армии остаётся лишь преследовать её до западных границ нашей страны. Думать так — значит предаться неумному и вредному самообольщению. Думать так — значит переоценить свои силы, недооценить силы противника и впасть в авантюризм. Враг потерпел поражение, но он ещё не побеждён. Немецко-фашистская армия переживает кризис ввиду полученных от Красной Армии ударов, но это ещё не значит, что она не может оправиться. Борьба с немецкими захватчиками ещё не кончена, — она только развёртывается и разгорается».

Угроза катастрофы заставила гитлеровцев тотальной мобилизацией миллионов немцев пополнить потрепанные войска и сформировать десятки новых дивизии. Вся промышленность Германии и оккупированной Гитлером Европы работала на германскую армию, при этом гитлеровцы стремились к тому, чтобы их вооружение превзошло боевую технику Советской Армии.

Если осенью 1941 года под Тулой Гудериан пытался объяснить свое поражение тем, что немецкие танки по качеству уступают советским, то накануне битвы под Курском Гудериан, назначенный Гитлером генерал-инспектором танковых войск, делал все, что только мог, чтобы конструируемые еще с весны 1942 года фирмой Крупна танки типа «Т-VI» — «тигр» и «T-V» — «пантера» превосходили советские по броне, вооружению и оптике.

Это были напрасные потуги, потому что танк «Т-34», также модернизировался, и против «тигров» и «пантер» встали наши новые орудия. Когда же на поля сражений вышел могучий красавец танк «ИС», участь фашистских танков была решена.

Но перед битвой на Курской дуге танковые войска гитлеровской армии были еще очень сильны. К середине войны фашистская армия получала более 20 000 танков в год (оснащение ста танковых дивизий). На укомплектованные «тиграми» и «пантерами» дивизии, особенно дивизии СС, Гитлер делал свою главную ставку.

Одновременно увеличивалась пробивная сила снаряда полевых орудий, улучшались баллистические качества противотанковых орудий. В это же время появилось самоходное орудие «фердинанд» и было изобретено сильное противотанковое оружие ближнего боя — фауст-патрон. Непрерывно модернизировались самолеты.

И по-прежнему надо всем господствовала стратегия наступления: как ни опасно было для Гитлера наступление, но переход к стратегии обороны был для него еще страшней.

К этому времени Япония, Испания, Турция и черные силы в Америке, Англии в страхе перед побеждающей Советской Армией значительно увеличили свою помощь Гитлеру, а задержав открытие второго фронта, американские и английские империалисты полностью развязали Гитлеру руки.

В этих условиях Советский Союз по-прежнему стоял один на один против фашистской Германии и подвластных ей государств, против агрессивных сил всего мира.

 

* * *

На этот раз ареной величайшего столкновения должна была стать Курская дуга и прилегающие к ней орловский и белгородско-харьковский плацдармы. Это произошло потому, что на исходе зимней кампании 1942/43 года здесь сосредоточились сильнейшие группировки войск, а фронт под Орлом, Курском и Харьковом принял своеобразное начертание, во многом предопределившее дальнейшие боевые действия.

Под Орлом фронт выдавался дугой на восток, здесь образовался так называемый орловский плацдарм, с которого противнику было выгодно наступать на Москву с юга. Гитлеровская пропаганда называла плацдарм «пистолетом, направленным в грудь Москвы».

С белгородско-харьковского плацдарма также открывались оперативно-стратегические направления для ударов на восток и северо-восток в сторону Москвы. Этот плацдарм запирал пути на юг и юго-запад и являлся, по мнению все той же пристрастной к лихим ярлыкам фашистской пропаганды, «бастионом Германии на Украине».

Между этими двумя плацдармами резко выдавалась на запад Курская дуга. Отсюда для советских войск открывалась возможность нанести фланговые удары на север — по орловскому плацдарму — и на юг — по белгородско-харьковскому плацдарму. Но в то же время Курская дуга была уязвима с флангов.

Казалось, что наступлением от Орла на Курск и от Белгорода на Курск можно отсечь всю Курскую дугу с находившимися на ней войсками двух фронтов: Центрального под командованием генерала Рокоссовского и Воронежского под командованием генерала Ватутина. Полагая, что начертание Курской дуги дает возможность применить «Канны», германский генеральный штаб подвел на этот участок фронта свои основные, наиболее боеспособные войска.

Если в 1941 году германская армия наступала на огромном фронте от Белого до Черного моря и, продвинувшись на сотни километров, вышла к подступам

Москвы и Ленинграда, а в 1942 году, наступая на юго-западном направлении, прошла 500 километров и достигла Сталинграда и Кавказа, то летом 1943 года гитлеровцы намеревались наступать на фронте протяжением лишь в десятки километров силами более мощными, более оснащенными, чем в 1941–1942 годах.

Отрезав два фронта и объединив свои орловский и белгородско-харьковский плацдармы, гитлеровское командование рассчитывало открыть себе пути на восток, к Москве. Оно заблаговременно строило у Брянска концлагерь для русских военнопленных, планировало подачу железнодорожных эшелонов для вывоза их, обещало своим войскам миллион русских солдат в «мешке» под Курском.

Ставка Верховного Главнокомандования Советской Армии разработала оперативно-стратегический план, который предусматривал готовность советских войск на Курской дуге к жесткой обороне с последующим переходом в контрнаступление.

Сочетание обороны с контрнаступлением уже было победоносно применено советским командованием в 1941 году в битве за Москву и вторично принесло победу под Сталинградом. Но в 1943 году на Курской дуге этот способ был использован в отличных от прошлого условиях.

В 1941–1942 годах инициатива наступления принадлежала до известной поры гитлеровцам, и Ставка Верховного Главнокомандования, считаясь с преимуществом противника в количестве войск и в технике, вела активную стратегическую оборону. Затем инициатива действий была вырвана у фашистского командования, и летом 1943 года Ставка имела возможность упредить противника. Однако она дала возможность противнику начать боевые действия, глубоко уверенная в возможности создания мощной обороны, в победоносной силе, которую таит сочетание обороны с контрнаступлением.

Так, Александр Невский, знавший, что центр боевого порядка его войск выдержит сокрушительный удар войск, построенных таранящим клином, отдал инициативу наступления на Чудском озере немецким псам-рыцарям. Так, полководец Кутузов, осуществляя свою знаменитую стратегию обороны и контрнаступления, шел на Бородинское сражение, глубоко уверенный в стойкости русских солдат.

Здесь надо отметить, что Ватутин предлагал свой план, о котором писал впоследствии Маршал Советского Союза А. М. Василевский.

«Предложение командующего Воронежским фронтом сводилось к тому, чтобы во взаимодействии с войсками Степного фронта, ударом на Белгород, Харьков упредить наступление противника и сорвать его сосредоточение.

Это предложение было отклонено Ставкой».

Ставка приказала встретить удар противника хорошо организованной обороной, измотать его при попытках прорыва и только после этого немедленно перейти в контрнаступление и добить основные силы врага.

Предложение Ватутина было для него не случайным — оно характеризовало его полководческое творчество и в то же время показывало, что Ватутин еще продолжает проходить школу советского полководческого искусства, в которой обязательно умение применять все формы борьбы.

Это не значит, что Ватутин не знал или не умел применять оборону. Он стремился всегда к наступлению не только потому, что в этом сказывался активный характер молодого генерала, а и потому, что верил в огромные силы советских войск в наступлении, потому, что знал, что для этого в стране есть огромные возможности. Стремление к наступлению отражает ту силу страны, которую ощущают наши генералы, планируя свои действия.

Верховное Главнокомандование Советской Армии учило наш генералитет решительному наступлению и активной обороне, но требовало экономить силы, учило побеждать малой кровью, и Ватутин продолжал проходить эту школу. Под руководством представителей Ставки продолжалось становление его как полководца.

Несокрушимая оборона — первое слагаемое стратегического способа борьбы, сочетающего оборону с контрнаступлением.

Сделать оборону непробиваемой обязан был на южном и юго-западном фасе Курской дуги Ватутин, а на северном и северо-западном фасе — Рокоссовский.

Ставка Верховного Главнокомандования предоставила им для этого все возможности. Титанические усилия советского народа обеспечивали победу Советской Армии.

На Воронежский и Центральный фронты прибыло сильнейшее пополнение, поступила боевая техника Близ Курской дуги расположились могучие резервы Ставки, готовые решительно и быстро поддержать действия обоих фронтов.

Ватутину и Рокоссовскому были указаны вероятные направления главных ударов противника.

Боевая страда для Ватутина началась задолго до того, как раздались первые выстрелы сражения, — командующий фронтом выигрывает сражение в значительной степени еще во время подготовки к нему.

Ответственность командующего Воронежским фронтом была велика. Располагаясь по дуге Курского выступа, соединения фронтов своими тылами сходились в центре. Армии, обращенные фронтом на запад, прикрывали тылы армий, оборонявшихся фронтом на юг, и наоборот. Такое расположение было чревато тем, что прорыв гитлеровцев на участке фронта одного соединения выводил их в тыл другим соединениям, а если бы противнику удалось выйти на тылы Воронежского фронта, он одновременно оказался бы в тылу у Центрального фронта. Против войск фронта гитлеровское командование сосредоточивало наибольшее количество сил, в том числе танковый корпус СС. В район Харькова продолжали прибывать все новые эшелоны танков, орудий, горючего. Отборные гитлеровские дивизии, потрепанные еще ранней весной, были отведены в тыл, доукомплектованы и теперь снова выдвигались к линии фронта

Как исследователь-палеонтолог по найденной кости, по оттискам в земле определяет строение скелета неизвестного животного, так Ватутин по разным отрывочным сообщениям, по замеченным деталям, по скупым показаниям пленных стремился проникнуть в конкретные планы фельдмаршала Манштейна. С учетом вероятных направлений главных ударов противника Ватутин расположил и свои фронтовые резервы.

Против танковых дивизий СС на возможном направлении их удара были поставлены дивизии, участвовавшие в Сталинградской битве, и разместилась артиллерия большой мощности.

Уже эта группировка сил лишала противника шансов на быстрый прорыв обороны.

Правильно расположив силы, Ватутин всемерно укреплял их взаимодействие.

Очень тщательно занимался Ватутин укреплением местности. В течение апреля — июня на всей глубине обороны были построены рубежи: отрыты окопы общим протяжением в сотни километров; противотанковые рвы и сплошные минные поля преградили танкоопасные направления

От вопросов подготовки оперативной обороны целых соединений Ватутин шел к вопросам обороны самых мелких тактических подразделений: он интересовался и тем, как расположена дивизия и как установлено орудие.

Ватутин смотрел на подступы к обороне с огневых точек передовых подразделений глазами командующего фронтом и глазами опытного пулеметчика, знающего, куда ляжет каждая пуля.

Он допытывался у солдат, у офицеров, как каждый из них будет действовать в обороне, и спрашиваемый чувствовал, что нельзя ошибаться перед командующим фронтом, который хорошо знает применение каждого рода оружия, не потерпит немогузнайства и не простит обмана.

Офицеры говорили, что самое трудное для них — устоять под натиском вопросов Ватутина, а устояв, можно было быть уверенным, что устоишь и под натиском противника.

На подступах к обороне не осталось ни одного клочка непростреливаемой земли не только на главных направлениях, но и на всем протяжении Курской дуги.

Командиры соединений и частей обошли на танкоопасных направлениях все огневые точки. Они прошли, вернее проползли, к боевым охранениям и там проверили, как понимают свои задачи бойцы, командиры взводов, рот, как они оценивают обстановку

Представитель Ставки маршал Василевский лично проверил всю подготовку фронта к обороне, установил, точно ли соответствует положение войск и огневых средств на картах тому, что есть на местности, на переднем крае.

Еще никогда не было более научно подготовленной и точно организованной обороны.

Все, от бойца до командующего фронтом и представителя Ставки, не жалея труда, не щадя жизни, укрепляли оборону.

На примере организации обороны на Курской дуге, как и на множестве других примеров, стала особенно ясна принципиальная разница в ведении военных действий Советской Армией и армией любого буржуазного государства как в прошлом, так и в настоящем. Там — между истинным положением вещей и их отражением не только в высших, но и в низших штабах пагубная для войск, для победы диспропорция; в Советской Армии — предельно точное, насколько возможна точность на войне, совпадение, обеспечивающее руководству правильное принятие решений и управление войсками в бою.

Лев Толстой убедительно показал, как на поле боя происходит совсем не то, что представляют себе в штабе, — элемент времени, пространства, погода, а главное — противник, тысячи закономерных на войне случайностей вносят изменения в положение на поле боя.

И впервые в истории военного искусства совершенно иные законы ведения боевых действий и небывалые в истории армий люди — солдаты и военачальники определили положение, при котором высшее командование доподлинно знает, что творится на поле боя, смотрит на поле боя глазами стратега и глазами солдата.

Беспримерное в истории единство солдата и командования определило и единство оперативно-тактических решений и действий.

 

* * *

Строя и укрепляя оборону, Ватутин одновременно учил войска — готовил их к предстоявшему сражению.

Учились на фронте все. Ватутин собирал командармов, комдивов, командиров полков, разрабатывал с ними важнейшие вопросы вождения войск, обсуждал возможные варианты боевых действий. Войска учились искусству победы на самом поле сражения. На этих учениях Ватутин сближал командиров всех родов войск, добивался того, чтобы там, где не мог обрушить бомбу самолет, ударило орудие, туда, куда не попал снаряд, попала мина, пуля, вонзился штык. Он не только отдавал приказы и директивы, но и, показывая пример, требовал от командармов, чтобы они прислушивались к мнению комдивов, а те — к мнению командиров полков, батальонов. При этом Ватутина интересовало не только, как понимали подчиненные задачу, но и то, что они сами предлагали для укрепления обороны. Этот стиль работы командующий фронтом перенес в войска, помня, как интересовались его мнением и как учитывали его предложения в Ставке.

Партийный стиль взаимоотношений начальников с подчиненными поднимал и укреплял авторитет Ватутина, будил, вызывал к действию творческие силы командиров.

Его органическое стремление как можно лучше объяснить задачу, помочь подчиненным, имея всегда в виду их собственное мнение, снискало командующему фронтом всеобщее уважение и симпатию.

В то же время пожелания Ватутина принимались генералами, как приказы, за точность исполнения которых надо отвечать головой и воинской честью перед Ватутиным, перед товарищами по оружию, перед солдатами, перед партией.

Перед Ватутиным были генералы и офицеры — люди могучих характеров, воли и разума, и для того чтобы руководить такими командирами, от командующего фронтом требовались еще более сильная воля, огромная военная эрудиция, личный авторитет; в то же время ими было легко руководить — это были уже испытанные военачальники, прошедшие школу Сталинградской битвы, хорошо знавшие свои войска и уверенные в их стойкости, умело направлявшие работу своих штабов.

Лично занимаясь обучением войск, Ватутин чувствовал себя в родной стихии. Он резко повысил требования к огневому делу, добивался, чтобы каждый наводчик и стрелок был готов к огневым дуэлям с врагом, где верный выстрел — победа, а промах — смерть. Все готовились к отражению танковых атак. В основу боевой подготовки легли новые уставы, разработанные во время войны и отражающие боевой опыт советских войск.

Необходимость учебы была особенно важна потому, что в войска фронта широко вливалось пополнение молодежи, еще не участвовавшей в войне. Эта молодежь равнялась на старших товарищей, группировалась вокруг героев Сталинграда, и те вели ее за собой. Ветераны войны, видевшие своими глазами разгром гитлеровских полчищ под Сталинградом, принесли с собой к Курску глубокую уверенность в окончательной гибели фашистской армии. И эта вера героев Сталинграда в свои силы, в победу передавалась молодым бойцам. Но Ватутин предупреждал некоторых командиров против зазнайства и пренебрежительного отношения к противнику.

Политические работники, укрепляя традиции сталинградцев, раскрывали значение сталинградской победы, показывали, что она потребовала напряжения сил всех родов войск, что она — результат усилий всей Советской Армии, а не той или иной дивизии, той или иной армии, сражавшейся под Сталинградом.

Ватутин резко осуждал недооценку танков противника, предупреждал, что удар танковых дивизий неприятеля будет опасен, объяснял, что наш советский пехотинец бесстрашен в бою и что надо его вооружить так, чтобы он уверенно вступал в единоборство с «тигром» и «пантерой». Макеты «тигров» стояли в тылу полков, и солдаты изучали их уязвимые места. На пехоту бросались в «атаки» наши танки, а пехота «подрывала» их гранатами.

Ватутин добивался, чтобы солдат ясно представлял себе:

«Да, танк идет на мой окоп, но я подорву его противотанковой гранатой, а если не удастся, отбегу по траншее или присяду; танк пройдет надо мной, но я не задохнусь, не погибну в хорошо отрытом окопе, а потом распрямлюсь и вслед танку брошу вторую гранату. Если же я испугаюсь, выбегу из окопа, танк уничтожит меня».

Показывая пример всем командирам и солдатам, Ватутин становился рядом с новичком в окоп, на который тихо шел одиночный танк. Вначале именно одиночный и на тихом ходу, потому что известно, какое устрашающее впечатление производит лавина танков, мчащихся на людей (если это даже свои танки), как грозен рев моторов и грохот гусениц, какими убийственными кажутся сверкающие на солнце гусеницы, подминающие землю, срывающие своими траками ее верхний покров, отбрасывающие назад щебень, комья, траву, как смертоносно выглядят нацеленные на человека орудия и пулеметы, каким маленьким, слабым кажется сам себе новичок, видящий литую массивную грудь танка, весь его окутанный дымом и пылью корпус.

Но Ватутин знал, как происходит в человеке перелом, когда, сжавшись, но преодолев страх, он пропускает над собой маслянистое брюхо танка, а после этого, ощутив себя живым, швыряет гранату, знал, какая громадная сила пробуждается в человеке, победившем в единоборстве тяжелый танк.

...Медленно, неотразимо шел танк на окоп, в котором стоял Ватутин. Командующий спокойно присел в окопе рядом с молоденьким солдатом, а когда танк проревел, проскрежетал над их головами, Ватутин распрямился и спокойно подал команду.

Стряхивая с фуражки комья земли, улыбаясь, глядел генерал, как побледневший солдат решительно швырнул гранату.

А потом танк мчался к окопу на предельной скорости. Потом на роты, батальоны устремлялись лавины танков. Но молодым солдатам они были уже не страшны.

Солдат не боялся их потому, что был бесстрашен по своей природе, был обучен и рядом с собой всегда видел не только командира батальона и бригады, но и командиров соединений, и командующего фронтом Ватутина, и представителей Ставки Жукова и Василевского.

Генералы учили солдата ценить траншею, которая укрывает бойца от пуль, снарядов, авиабомб и танков. В тылу своих позиций войска совершали марши, преодолевали штурмовые городки, занимались физической подготовкой.

Ватутин, бывая на тактических учениях, добивался, чтобы каждый боец мог заменить другого, чтобы каждый человек в войсках стал на ступень выше и в бою мог заменить старшего: солдат — сержанта, сержант — старшину, старшина — лейтенанта, и чтобы части, подразделения, вплоть до взвода и отделения, до каждого солдата, могли вести бой самостоятельно.

Училась пехота, училась артиллерия. Войска поняли, что сила обороны в ее способности отразить атаки танков. Представитель Ставки предупредил, что вопрос противотанковой обороны — главный в предстоящей битве, и артиллеристы не жалели сил, чтобы выполнить указания представителя Ставки. Им было нелегко организовать обучение, потому что артиллерийские стрельбы требуют специальных больших полигонов; подготовка артиллериста сложнее, чем подготовка пехотинца. И все же в тылу Воронежского фронта были созданы полигоны, на которых артиллеристы учились метко стрелять из орудий и минометов всех калибров.

Ватутин проверял не только меткость огня, но сколько и каких снарядов, особенно бронебойных, имеется на каждое орудие; требовал, чтобы артиллерия вела огонь даже тогда, когда танки противника подходят вплотную, и тогда, когда они вклиниваются в оборону. Командующий определял вместе с артиллеристами, каких и сколько орудий куда поставить, а для этого он должен был представить себе количество танков противника, которое тот сможет бросить на каждом направлении, то есть продумать возможные действия не только своих войск, но и танковых дивизий Манштейна.

По приказу Ватутина все танковые экипажи прошли пешком по всем направлениям возможных контратак.

Каждый танкист изучил местность на своем боевом курсе: механик-водитель осмотрел подъемы, канавы, обрывы, болота, запомнил ориентиры; башенный стрелок и радист-пулеметчик прикинули и измерили дистанции до возможных целей; командир танка определил видимость, ориентиры, возможные укрытия; командиры подразделений и частей установили, как они развернут свои боевые порядки и где нанесут удар по врагу.

Солдаты шли по предстоящему боевому курсу. Перед ними на десятки километров расстилалась равнина, края ее сливались с линией горизонта, растворялись в дымчатой дали; неохватным куполом голубело небо, и ощущение безграничного простора и тишины овладевало каждым человеком, стоявшим на курской земле.

Иногда на далеком небосклоне проплывал самолет и чертил незримую кривую там, где казалось, небо опирается на землю, и тогда еще явственней становилось, как далеко протянулись поля -предстоящей битвы. В небе светило солнце, навстречу самолету плыли облака, они отражались легкими тенями на земле, и тени, как живые, скользили по полям.

Высокая рожь кланялась ветрам, колыхалась подобно легким морским волнам, ее палевый ковер был раскрашен буйным разноцветьем ромашек и васильков. Играя с солнцем, поблескивали воды реки Псёл, текущие средь желтых берегов.

Но местность только казалась равниной человеку, который просто любовался пейзажем. Эта же местность не была равниной для солдата, которому предстояло ползти по ней на животе, совершать перебежки, катить на руках орудие, вести танк. Солдат видел высоты, на которые будет невыносимо трудно взобраться во время атаки, видел ровные, сухие плато и топкие низины.

Но знал солдат, что широкую дорогу на Курск, по которой враг собирался ринуться к Москве, он обязан преградить.

И обманчиво было безлюдье, неправдоподобна тишина. В замаскированных окопах и землянках жили тысячи людей, в балках стояли танки и орудия, небольшие гряды кустов и узких перелесков скрывали палатки медсанбатов, в скаты высот зарылись блиндажи штабов, пункты боепитания, а на вершинах небольших холмов у старых ветряных мельниц, неотрывно глядя в совершеннейшую оптику, таились наблюдатели.

Тишину будили лишь посвист птиц, водивших поднявшихся птенцов, да неумолчный треск кузнечиков. Щедрое лето не пожалело ярких красок, звуков, чудесных ароматов.

Солдаты знали, что на этих полях и ковровых лугах скоро будет рваться сталь машин, и они учились ходить по боевому курсу, чтобы эту цветущую землю прикрыть и отстоять.