Утро. Трепетные зайчики на блестящем паркете института. Кабинет директора — профессора Тарасевича. Я представился и сказал:

— Может быть, для коллекции бабочек вашего института пригодится этот странный экземпляр…

Зазвонил звонок.

— Пора на занятия, — сказал директор. — Я руковожу кафедрой зоологии. Пожалуйста, ко мне на практические занятия.

Я пошел за ним.

Профессор представил меня студентам и сказал: amp;apos;

— Любезный гость предложил нашему вниманию совсем необычайный экземпляр бабочки… Простите… — замялся он, рассматривая бабочку. — Простите, — наклонился он ко мне: — я не успел вас спросить, чем, собственно, поразила вас эта всем известная бабочка Мертвая голова, живущая на картофельных полях?

— У нее на спинке был твердый нарост в виде трубочки, который затем скатился.

— Нарост? — переспросил иронически профессор и (ВЗЯЛ лупу (В руки.

— Степан Егорович! — услышал я знакомый голос и оглянулся. Это была Надя, а рядом с ней стоял Павел. — Степан Егорович, — сказала Надя, — мы все с детства знаем эту бабочку! Зачем нам рассматривать давно известную всякому школьнику бабочку Мертвая голову?

— Все же… все же… дар гостя… — произнес профессор и вдруг резко воскликнул: — Что такое? Что это значит? Спина перевязана тончайшими ниточками!

Он положил бабочку под призматический микроскоп.

— А вот тот самый бугорок, какая-то трубочка, что скатилась со спинки бабочки… Вот она! — И я подал профессору коробочку.

— Пинцет! — скомандовал профессор и, осторожно, коснувшись пинцетом трубочки, вытащил ее из коробочки. — Непостижимо! Удивительно! Может ли это быть? — говорил он, точно забыв обо всех окружающих.

И Степан Егорович при помощи пинцета развернул трубочку, склонился к ней, разглядывая ее в микроскоп. Затем он выпрямился:

— Письмо! Смотрите!

Все кругом стихло, замерло.

И директор стал читать. Он читал медленно, запинаясь, сбиваясь:

— «Надя! Надечка… или… случайный… друг далекий. Помогите: я потерял время! Ищу утраченное время! Спасите! Четыре или пять тысяч лет… назад… похитил сорокопут… полторы-две тысячи верст от вас… Координаты: сорок один градус двадцать восемь минут восточной долготы и сорок три градуса сорок две минуты северной широты… три крупинки… не касайся порошка, крупинку положи на землю: в трехстах шагах на юг от большого тракта и в ста шагах на запад от Великого потока. Заклинаю, не касайся порошка… бедствие повторится. Вернусь — обогащу человечество новыми открытиями…» Нет, трудно разобрать. Не понимаю, — сказал профессор.

Студенты поочередно склонялись над микроскопом.

— Ничего нельзя разобрать. Чернила растворились, — говорили они.

— Позвольте, позвольте, — сказал профессор, — мы не дочитали. Вот на изгибе письмеца видны слова: «Доктор Сергей Думчев». Подпись?

Потом вдруг все заговорили, перебивая друг друга. Кругом слышалось: «Какая нелепость! Письмо на крыльях бабочки!.. А сорокопут — это птица! Кого же она может унести? Разве червяка какого-нибудь своим птенцам. Какая чепуха!» Другие говорили: «Да! Действительно, тот, кто писал, утратил не только время и пространство, но и разум!»

Профессор Тарасевич водворил порядок.

— Давайте, — сказал он, — поблагодарим гостя за остроумную шутку и — воздадим должное мастеру столь тонкой ювелирной работы.

Я был до крайности смущен. Стал даже неловко оправдываться:

— Помилуйте, никогда я не сумел бы смастерить столь микроскопическое письмо.

— Товарищи! — зазвенел вдруг голос Нади. — Я виновата во всей этой шутке. Разве вы не прочли в письме мое имя?..

— Да, да, там есть обращение к ней! — зашумели кругом. — Читайте, вот в письме слово «Надя»!

— Признайтесь, Павел, — обратилась Надя резко к своему другу: — это вы для шутки смастерили этакий нелепый текст от какого-то доктора Думчева? Вы, — видно, хотели кинуть бабочку ко мне в окошко, а она залетела в другое окно. Правда? Что же вы молчите, Павел?

Кругом послышались насмешливые голоса:

— Павел всегда молчит! Молчит — значит, это он, он писал!

— Нет! — вдруг резко заявил Павел. — Я весь (вечер действительно писал письмо и собирался отправить его Наде. Вот оно! Впрочем, я не могу вам его показать. Это только для Нади.

— Покажи! Покажи! — раздались голоса,

Я посмотрел на юношу — он был смущен, и мне стало жаль его.

— Степан Егорович, — обратился я к профессору, — к чему это расследование? Текст шуточный, так примем же это как шутку. Разрешите откланяться. — И я простился с профессором и студентами.

Чорт меня дернул явиться сюда с этой нелепой бабочкой и ее дурацким письмом! Я был раздосадован. Я очень медленно закрыл за собою дверь института. Мне почудилось: из аудитории глядит на меня обиженный юноша Павел, хохочут студенты, а профессор иронически качает головой — ну и шутку преподнес нам гость из Москвы!