— Я приглашаю вас ко мне на обед! — сказал доктор Думчев. — О! Вы увидите мой дом… — начал он, но вдруг запнулся, замолчал и остановился.

Через минуту он заговорил сам с собой:

— Слушай! Ведь ты сам говорил: «Ах, я не совсем доволен своим домом, куда приведу своего гостя!» Любой человек смог бы лучше построить и разукрасить свой дом. А если поставить у дома по краям навеса ворот в угрожающей позе двух тарантулов, гость, пожалуй, испугался бы. А сделать это совсем нетрудно: взять и туго набить два чучела тарантулов. Дорожку во дворе следовало бы выложить надкрыльями божьей коровки. Материал надежный и крепкий. И цвет подходящий: красный и желтый.

Думчев повернулся ко мне:

— Вот музыкой во время обеда поразвлечь не смогу.

— Какой музыкой?

— Ведь у меня оркестр. Вдоль по кругу я разместил закрытые домики-стойла. Каждое стойло закрыто дверью. Дверь плотно пригнана, но легко отворяется. В центре двора к моему пульту сходятся веревки, привязанные к каждой двери. Стоя у пульта, я могу открывать двери то во всю ширину, то оставляя маленькую щель, а также открывать попеременно то одну, то другую дверь, то сразу все. А в стойлах у меня — оркестранты. Вот, например, кузнечик. Превосходный смычок у него: зубчатая полоса — по форме точно изогнутое веретено, изрезанное наискось двадцатью четырьмя треугольными зазубринами. Вот так инструмент! Но кузнечик левша!

— Почему левша!?

— Он несет смычок на левой стороне надкрылья. Резонатор — натянутая кожица. Резонатор вибрирует при сотрясении есей рамки.

— Позвольте! Позвольте! — вскричал я. — Тут все вместе — и смычок и гусли.

— Да, есть здесь чему поучиться скрипичным мастерам, — сказал доктор Думчев и продолжал: — И еще жук усач! Жук дровосек! Жук скрипун! А кузнечики! Тоже играют по-разному: трс-трс — бурый кузнечик, цы-цы-цы — дубовый кузнечик… Хорошо организовал я себе оркестр, да вот сверчки подводят. А я так на них надеялся! Музыку сверчка любили древние греки. В Китае их держали в клетках, как канареек. А в стойлах у меня они играют не так, как надо. Вот беда!

И опять Думчев заговорил сам с собою:

— Но зато я удивлю и обрадую гостя чем-то другим. Сразу с жары я введу его в комнату фонтанов. Да! Спрошу!.. Скажите, пожалуйста, — обратился он ко мне, — водопроводы ваши строятся так же, как строились и в древнем Риме?

Я начал было разъяснять систему подачи воды под напором в многоэтажные дома, но Думчев рассмеялся:

— Недалеко вы ушли от опытов древних! Даже не додумались до того, что вода может сама подниматься вверх.

— Сама подниматься вверх? — переспросил я.

Думчев усмехнулся:

— Вы и не знаете, что в любом растении вода, поступающая из почвы, поднимается вверх. Это не только потому, что растение своими корнями втягивает в себя воду по стеблю. Вода идет сама по стеблю. Чего проще! Я взял стебель растения… (Тут Думчев упомянул какое-то растение.) Стебель этого растения, — продолжал он, — сплошь состоит из системы тончайших трубочек-волосков. Я установил этот стебель в пруду, вырытом у моего дома. Конец стебля достигает окна второго этажа. Вода поднимается вверх и останавливается. Один удар моим кинжалом по поверхности остановившейся воды — и она течет, льется, рассыпается брызгами.

— Понимаю, Сергей Сергеевич: вода поднимается вверх по законам капиллярности, а ударом кинжала вы прорываете пленку поверхностного натяжения.

— Ах, я не знаю, забыл я эти законы! — с раздражением сказал Думчев. — Наблюдайте природу! И не станете вы тратить столько сил, труда и беспокойства, чтобы гнать воду в верхние этажи.

Мне надо было тут же возразить Думчеву, что вода в капиллярах, конечно, может подниматься вверх лишь на несколько метров. Но Думчев путает свои масштабы с масштабами людей нормального роста. У него одна потребность в воде, а у людей другая. Капиллярной воды не хватит человеку даже на одну чашку чаю.

Но я не сказал об этом Думчеву. Может быть, в душе у него угаснет обида на меня… Ни единым словом не упомянул я Думчеву о том, что в его мозгу живут теперь иные масштабы, чем у людей, и не следует ему с такой категоричностью переносить свои представления на тот мир, в котором живут люди и куда он скоро сам вернется.

Рассказав о своем водопроводе, Думчев перешел к тому, как освещается его дом.

Конечно, у него, были не свечи, не керосиновые лампы, не электричество. Это был свет не от тепла, не от огня. Источники этого света в изобилии имелись в Стране Дремучих Трав. Это были светящиеся насекомые.

Здесь, в этой Стране Дремучих Трав не веришь даже во- все то, что сам видишь и слышишь. Все кругом так удивительно, что кажется недостоверными. В самом деле; какой дом у Думчева? Я себе даже и представить, не могу. Но слова Думчева о необычном освещении его дома, — в это я готов был поверить! Почему? Потому что в эту минуту совсем другая картина заслонила всю Страну Дремучих Трав. Я вспомнил свой театр. Я увидел себя рядом с с товарищами на одном докладе в нашем театре. Доклад, был о новых источниках света и о применении их при оформлении спектакля.

Помню, как докладчик сказал, что ученых навели на мысль: использовать «холодный свет» светляки. Уже подсчитано, что источник света, который «используется» светляками, имеет девяносто процентов коэффициента полезного действия. У лампочки накаливания, только три процента энергии расходуется на излучение света, а остальное уходит бесполезно в. воздух в виде тепла..

Помню, как об этом писала одна газета:

«Если, половину ламп, накаливания страны заменить новым источником света, то можно получить экономию электроэнергии, равную мощности Днепрогэса».

Между тем, лес трав стал редеть. То там, то здесь были. видны просеки, аллеи и поляны, усаженные, кустами, — плод труда и заботы человека. Мы, по видимому, приближались к дому Думчева… Он оглядывался и стал опять, говорить сам с собой:

— Конечно, музыкой я гостя не. смогу порадовать. Но зато душистые ветерки! Во время обеда я в мою высокую комнату, что рядом со столовой, впущу бабочку Боярышницу. Освежающий, чарующий залах будет исходить от ее душистых пятнышек. А потом открою другую дверь, и в столовую польется запах цветущего миндаля, смешанного с запахом ванили и разных духов. Гость подумает — это цветущий сад. А это только бабочка…

— Что это? — вырвалось у меня.

Из-за» зелени кустов и редких деревьев блеснуло, загорелось, заиграло невиданными цветами, красками и узорами гигантское панно.