Какие долгие сумерки! Ночь пришла не сразу. Пожар стих. А Думчев все смотрел и смотрел туда, где еще недавно бушевало пламя.

Вдруг он резко обернулся:

— Вот и все! — и положил мне на ладонь пилюлю. — Возвращайтесь!

И такая значительность и неприступная гордость были во всей его фигуре, что я не смог возразить.

Я смутился и поднес пилюлю ко рту.

Но тут же опомнился: нечестно! А Думчев командовал:

— Скорей! Скорей!

Но я не торопился.

— Ночью мне не найти дороги до города. Рано утром я уйду от вас.

— Хорошо. Возьмите мой плащ — земля сырая.

Я взял плащ и лег на песок. Где-то недалеко от меня улегся Думчев.

Я долго не мог уснуть. Как быть? Как мне поступить? Потом я стал забываться… Неожиданная мысль пришла мне в голову: я приму пилюлю, ко мне вернется мой прежний рост, и я возьму Думчева с собой к людям.

Я вскочил на ноги и подбежал к Думчеву. Он спал. Я склонился над ним, осторожно разбудил его и рассказал свой план.

— Что вы! Что вы! — вскрикнул Думчев.

Я отшатнулся.

— Что вы! Не позволю! Гулливер привез с собой в кармане к людям лилипута. Но я… я не позволю унести себя отсюда. Сядьте рядом. Дайте вашу руку. Вот так! И выслушайте меня спокойно. Оставьте меня здесь навсегда. Вы вернетесь. Поставите где-нибудь недалеко отсюда на окне рефлектор, чтоб свет падал на белую материю, натянутую на раму. Туда, на этот свет, будут прилетать к вам мои письмоносцы. А теперь спите спокойно. Не будите меня больше. И помните: когда я проснусь, я вас здесь не должен застать.

Думчев умолк и скоро заснул.

Из-за тучи вышла полная луна, и показалась она мне бесконечно-бесконечно далекой. Никогда в жизни я не видел такой далекой луны.

Думчев лежал на песке, запрокинув голову. Я хотел ему сказать последнее «прости» и окликнул:

— Сергей Сергеевич!

Он не ответил — спал. Я посмотрел на него. Какая-то лихорадка охватила меня. Мысль, что я оставлю старого человека в этой выжженной, мертвой Стране Дремучих Трав, была мне невыносима.

Оставить Думчева здесь? Нет! Он должен вернуться к людям. Сегодня же! И это я сделаю! Здесь! Сейчас же!

Радостно и тепло стало у меня на душе.

И снова я подошел к спящему Думчеву. Он дышал ровно и тихо. Он спал, как ребенок. И тогда… тогда… я взял крупинку и осторожно опустил ее в полуоткрытый рот спящего человека.

И тут же сам испугался своего поступка. Мне представилось: вот сейчас доктор Думчев начнет приобретать свой прежний рост. А я… я ведь останусь здесь навсегда.

Как? В Москве наступит утро, с тихим шелестом упадут газеты в зеленый почтовый ящик, прибитый к моим дверям… Но я не разверну эти газеты. Не взволнуюсь радостью моей страны.

Будут звонить по телефону дорогие мне люди, но это будут напрасные звонки.

Вечером в настороженной тишине театра раздвинется занавес. В эту минуту я всегда ощущаю теплое дыхание зрителей, ловлю их взгляды, пытаюсь угадать, какие чувства владеют ими. Когда же, когда переживу я это вновь?

Как смешно! Кончить жизнь в схватке с какими-то пауками и мухами!

И жалость, жалость к самому себе охватила меня.

Я завернулся в плащ, весь сжался в комок и затих.

Большое нервное потрясение часто заставляет человека сразу заснуть. Заставляет заснуть даже того человека, который обычно страдает бессонницей. Да, я забылся, уснул, без снов, и спал, по видимому, долго.