Лет двадцать тому назад я был шокирован, узнав из документального фильма о том, что большая часть вылавливаемой в то время (причем без всяких ограничений) некоторыми латиноамериканскими странами (например, Чили) из Гольфстрима рыбы – вполне съедобной, отличной рыбы – перерабатывается в рыбную муку. А недавно прочитал об упадке мировых рыбных промыслов и изрядно разозлился. Ради чего, спрашивается, истребляли рыбу? Неужели неясно было, к чему все идет?

А на днях – ба! – снова читаю: из 82 миллионов тонн вылавливаемой в мире за год рыбы больше трети – 28 миллионов тонн – перерабатывается в рыбную муку! А еще 24 миллиона тонн идут, попросту говоря, в отходы. Да уж, ООН стоит озаботиться не только истреблением деликатесных морепродуктов, – тут начинаешь сомневаться в старом лозунге «Море – источник пищи XXI века». С такими темпами хищничества на долю потомков и криля не достанется.

Типичный пример человеческой недальновидности и глупой хищности – истребление кистеперых рыб. Аборигенам Коморских островов подарили мотоботы специально для того, чтобы они ловили рыбу подальше от берега. Аборигены быстро мотоботы испортили и, не умея их ремонтировать, снова принялись ловить у берегов, истребляя последних кистеперых. Кроме того, у коморских берегов обнаружили голомянковых рыб, и в расставляемых на них сетях, видимо, погибнут и последние кистеперые. Кистеперые несъедобны, из-за строжайшего запрета властей никто пойманных рыб не купит, и трупы их попросту выбрасывают гнить.

Пару лет назад японцы добивались, чтобы им разрешили отлов кистеперых. Они хотели с подлодки ловить живых латимерий и содержать их в аквариуме, – чтобы из этих проживших в неизменности много миллионов лет живых ископаемых с необычайно замедленным обменом веществ добыть продлевающие жизнь вещества. Тогда мне это казалось нелепым и примитивным образчиком ассоциативно-мифологического мышления, типично японского к тому же (стоит вспомнить их отношение к китовому промыслу), но сейчас мне кажется, такая забота о будущности и сохранности рыб была бы куда разумнее нынешнего способа их охраны.

Тут к месту вспомнить о судьбе дронтов, последнюю точку в вымирании которых поставил пьяный матрос, вооруженный пустой бутылкой из-под пива.

* * *

Как тяжело искать наугад, без должного руководства и наставления! После прочтения пары статей о Мальте мне осталось только тяжело вздохнуть. Меня Мальта впечатлила красотой ландшафтов, а отнюдь не кулинарными достопримечательностями. Запомнилось только, что рыбу-меч зовут здесь красивым словом «пишшиспад», но на вкус она – такая же пресная, как все остальное. И белое вино как-то пришлось вылить, – мы никак не могли решить, испорчено оно или это национальный колорит? А теперь прочитал про лучшие рестораны курорта Марсаскалы (а мы-то были в Марсакслокке…), где подают рыбное карпаччо с диким фенхелем, осьминогов, вымоченных в абсенте, и «паста ди полипо» – спагетти с крошечными каракатицами. Рыбный ассортимент невероятно широк, а лучше всего, конечно же, рыба с невероятным названием «спнот». Если сподоблюсь выбраться на Мальту еще раз, обязательно ее закажу, – это дивное согласное слово так подходит набитому рту и отрыжливой сытости!

* * *

Поставляемые нашими массмедиа сведения о некоторых продуктах (и более всего о чае) могут совершенно сбить с толку.

В книгах (и скомпилированных из них газетных статьях) расписывается, как общеполезен чай, особенно зеленый, – и те же газеты постоянно рапортуют о том, что эксперты находят лучшие сорта чая напичканными отравой. И они же, ничтоже сумняшеся, пишут о неквалифицированности и лживости экспертов, проверяющих чай.

В начале месяца я, рутинно просматривая газеты, заметил во франкфуртской «Эко-тест» статью о химикатах в чае. «Эко-тест» я купил, статью прочел и узнал, что зеленый «Дарджилинг» содержит вшестеро против допустимого в Германии количество противогрибкового средства пентахлорфенола. А в конце месяца прочел в «Шпигеле» о том, что это, вполне возможно, происки конкурентов против поставщиков «Дарджилинга».

Чаю я пью – и зеленого, и черного – по три-четыре чашки в день, и до сих пор печень моя никакими тревожными симптомами себя не проявляла. Но, напуганный газетами, я было подумал о переходе на кофе – и тут же прочел про ядовитую паршу на кофейных бобах. А что уж можно отыскать в напитках из гуараны (хотя их я, из-за большей частью отвратительного вкуса, пью очень немного), даже и представлять себе не хочется.

В общем, отдохнув от чтения и попивая превосходнейший «Макайбари», я придумал себе мантру-заговор от ядов и газетчиков: «О флавоноиды, делайте мне с каждым днем все больше гитик…»

* * *

Как все-таки меняются к лучшему времена: раньше таможенники свирепствовали, и с перевозкой мясного через границу проблем было не обобраться. Они придирались даже к полусъеденному печеночному паштету в открытой банке, не говоря уже про превосходный немецкий «вайсвюрст» (в австрийских сортах гораздо меньше свинины), который так удобно было бы покупать в Линдау. А со вступлением в ЕЭС – сразу никаких проблем, покупай что хочешь и вези куда угодно. Опасность эпидемий и эпизоотии, которой раньше так солидно обосновывали необходимость пограничного контроля, вдруг как-то сразу исчезла.

А в Европе, между прочим, уже давно свирепствует «печатная хворь».

* * *

В России ныне в голос заявил о себе каннибализм. Известия о нем то и дело попадаются в газетах. Последняя новость – о серийном убийце Джумагалиеве. Меня изрядно удивило, что он «испытывал чувство внутреннего очищения и просветления», выпивая кровь своих жертв, однажды съел сырым кусок мяса из бедра убитой им женщины, а грудь, мышцы икр и плеч завялил на чердаке. Но особенно поразительным было то, что бомжи в Хабаровске и Чите продавали запакованные в полиэтилен куски человеческого мяса. Когда Джумагалиев, которого считают поставщиком этого товара, угощал гостей пельменями с человечиной, это еще его, так сказать, частное дело. Но торговля ею – уже явление общественное.

В Вене на улице я видел плакат с глядящим из-за решетки теленком и подписью: «Этот шницель когда-то дышал». В России на его месте вполне может оказаться какая-нибудь Ниночка.

* * *

Велосипедная прогулка Шан – Бад-Рагац – Ландкварт – Маланс – Маенфельд – Шан. Чудесные среднеевропейские пейзажи, хорошие дорожки, первоклассные рестораны («Замок» в Мельсе, «Мельница» во Флеше), – и в который раз подкрепленное убеждение в том, что вино вкуснее всего прямо от винодела.

* * *

За два последних года социологи провели в 20 странах опросы на предмет знания населением прописных научных истин, большей частью тех, с проявлениями которых приходится сталкиваться каждодневно. Результат оказался весьма любопытным. Только 18 % русских согласились с утверждением «в астрологии есть доля истины» и 69 % канадцев (хотя в целом Канада оказалась на первом месте, Россия – на предпоследнем, а нижняя строчка досталась полякам). В Японии, стране самого большого на душу населения потребления антибиотиков, 40 % опрошенных не знали, справедливо ли утверждение «антибиотики убивают бактерии, а не вирусы» (в Англии, знаменитой скверностью медобслуживания, правильно ответили 72 %). А с тезисом «все произведенные человечеством химикаты вызывают рак, если потреблять их достаточно много» согласились в США 47 %, в Новой Зеландии 53 и в Великобритании 57 % процентов опрошенных. Опрашивавшие, по всей видимости, полагают, что тезис этот неверен…

* * *

Наличие столетних курильщиков и стодвадцатилетних алкоголиков, вне всякого сомнения, чрезвычайно важно для правильной оценки влияния табака и алкоголя на организм.

Но когда я сейчас в очередной раз слышу про обнаружение у 40 % признанных по стандартам ЕЭС «здоровыми» моллюсков возбудителя гепатита А, а у 56 – вызывающего воспаление слизистой желудка ротавируса, то в очередной раз рассказываю всякому желающему слушать, что последние тридцать лет кушаю всевозможных моллюсков во всевозможных ресторанах, ресторанчиках и забегаловках и за все время только дважды подхватил сальмонеллез. Оба раза в весьма высококлассных немецких заведениях, где устриц держали не во льду, а в воде. «Морские бритвы» в Лиссабоне, вываленные прельщения посетителей ради прямо под солнце на все утро; «морские сердечки» и «морские улитки» в Барлетте, где с утра пораньше на шаткой стойке в порту раковины кололи куском черепицы и подавали на тарелках, прополосканных в грязной воде; дешевейшее, воняющее аптекой «вонголе» в тайской закусочной или обычные «североморские» мидии, вечно продающиеся с приоткрытыми раковинами, – все это я покупал, ел и нисколько не пострадал. Думается мне, дело не столько в среде обитания моллюсков, сколько в крепости иммунной системы едока.

* * *

Ну, казалось бы, какие тайны у шоколадной промышленности? Правда, себя они не рекламируют и конкурсы на рабочие места публично не объявляют. Но может, и нужды им в этом нет?

А в чем у них есть нужда, я пытался узнать, пожелав с месяц тому назад добавить к переведенной мною книге Мортонов главку о швейцарской шоколадной промышленности. План я составил простой: сперва войти в контакт с фабрикой «Сухард» в Блуденце, потом – с «Шокосвисс» в Берне, а напоследок наведаться в пару кондитерских и Музей шоколада.

Даме, ведающей на фабрике «Сухард» связями с общественностью, я звонил раз десять – но пробиться к ней так и не смог. В конце концов мне позвонила ее секретарша и предложила выслать список вопросов, которые я хочу задать госпоже ведающей сношениями, факсом. Я выслал – и четыре дня спустя услышал вожделенный голос по телефону. Но удача моя обернулась чистой случайностью, – трубку госпожа подняла, по-видимому, чисто рефлексивно, факса моего прочесть она не смогла в силу нехватки времени и чрезвычайной занятости, а на просьбу сообщить мне адрес «Шокосвисс» ответила сурово: «Вы звоните в австрийскую фирму!» (которая, вообще-то говоря, давно принадлежит «Филипп Моррис»). Я смиренно переспросил, и она смилостивилась: разрешила мне позвонить чуть позже секретарше, которая для меня этот адрес отыщет (само собою, я мог позвонить и прямо в Берн и узнать в тамошней справочной, что «Шокосвисс» именно там, ясное дело).

Что уж тут говорить о других вопросах, заданных в моем факсе, к примеру: «Не мог бы «Сухард» предоставить какие-нибудь фотоматериалы о своей продукции и ее производстве?»…Об этом и речи не шло. Ну, если они не хотят попасть в единственную на сей день популярную книгу о шоколаде, их дело. Жаль только, что и «Шокосвисс» не снизошел на мои нижайшие просьбы поделиться со мной их страшными тайнами…

* * *

Заведующая Фельдеровским архивом привела с собой ко мне на обед Ларса Густаффсона. Я приготовил только то, что у меня всегда получается: карпаччо, перец, фаршированный овечьим сыром и итальянской ветчиной, и «оссобуко» с черным рисом. Мы поболтали за «Гайя-Барбареско» о том, как не дать «оссобуко» свернуться в трубочку при изготовлении, а также о свободе воли, Илье Пригожине (с кем Ларе частенько сиживал за одним столом в университетской столовой) и о компьютерах (у приверженного подобной технике Ларса была только старенькая «Квадра», и он искренне восхитился моему «Пауербуку 540с»). А позднее, под хмельком, помянули и неприличную в Австрии тему – смерть (говорили о друге Ларса Свене Дельбланке, умершем от костоеды). Любопытно, что, когда я предложил к кофе виски, Ларе сразу ответил: «Нет, я до шести – ни капли виски в рот, ни в коем случае». Но я усилил натиск, доставая все новые спиртосокровища и отсчитывая услышанные «нет-нет», пока в конце концов восемнадцатилетний «Макаллан» не стал последним королевским доводом. И тогда Ларе продемонстрировал на практике гибкость свободной воли непредубежденного разума: и принципы, и запланированные на после обеда важные дела вполне могут уступить очередь напитку, ждавшему своего часа так долго.

* * *

Сейчас в наших местах бестселлеры – книги о грибках. Они, так сказать, будто на дрожжах растут. Я прочел уже две (первую можно рассматривать как популярное переложение второй) и постиг причину их популярности. Если б грибков не было, следовало бы их изобрести как универсально возможную причину ипохондрии. Грибки вездесущи, врачи толком не знают, что с ними поделать, синдромы поражения грибками смутны и неопределенны. Все мы, когда приходит время, становимся унылыми и депрессивными, нас ни с того ни с сего мучает одышка, и с сексом не все в порядке… а вдруг это все из-за грибков? И незачем в себе копаться, все это – инфекция, так что пускай этим врачи и занимаются!

* * *

Когда мне в силу тех или иных причин приходится несколько дней подряд кушать в высококлассных форарльбергских ресторанах (чего я по возможности стараюсь избегать, чтобы не разбудить страсть Исава), в гастродневнике моем – полный застой. Про форарльбергскую кулинарию, и высокую, и низкую, писать, оказывается, решительно нечего. Еда вовсе не плоха и сервис вполне в рамках, курьезами или несообразностями радует редко. Однообразная теплая серость.

* * *

Наблюдал в гостиничном ресторанчике на углу трапезующее сообщество пяти индивидов, один из которых отличался прямо-таки невероятными телесными размерами. При его виде вспомнилась старая шутка насчет того, что таким лучше на приморском пляже не показываться: если они лягут погреться под солнышком на песочке, тут же объявятся активисты «Гринписа» и попытаются спихнуть их туши в море, приняв за выбросившихся на берег китов. Этот исполин вдобавок и одет был во все белое, так что при взгляде на него приходилось бороться с капитаном Ахавом в себе. Другой исполиныш (с которым я, кстати, знаком) одет был во все черное, и вместе они напоминали колоссальные шахматные фигуры на невообразимой невидимой доске, накрывшей весь город. Какие именно фигуры, я определил не сразу, сперва подумав про пешки, – видимо, место слонов в моем воображении уже прочно заняли киты.

Пока я, размышляя о том, что ожирение вовсе не всегда связано с чревоугодием, тихонько усмехался своей тарелке с требухой, сообщество дружно уверяло расхваливавшего десерт хозяина: «кайзершмаррн», дескать, им уже не осилить, да и пора идти. Но вдруг в покрытой белыми тканями жировой массе пробудилась жизнь. Гигант сверкнул крошечными глазками и, издав писклявый хитренький смешок, заявил, что положит, с общего разрешения, на свою тарелочку еще маленький кусочечек (он так и сказал: «тарелочку» и «кусочечек»). «Кусочечек» этот напомнил мне золотое правило Мисс Пигти: «Не покушайся на то, что больше твоей головы».

* * *

Ни в каком магазинчике деликатесов нынче не найти того, что предлагают в лавках диетических продуктов. Видел там не только спельту со ржаным шротом, но и гималайский шафран, и трюфеля, и гулявник, и кедровые орешки, бальзамический уксус и маковое масло. Впрочем, при тех ценах, какие обычно бывают в магазинах диетпродуктов, подобному не слишком удивляешься.

* * *

Прекрасная возможность очередной раз предаться духовному разврату: видел в «Доротеуме» тибетскую ритуальную чашу из человеческого черепа, оправленного серебром. Я когда-то хотел купить такой на аукционе в Линдау, чтоб подавать в нем черную икру.

Эх, и смотрелось бы прекрасно (чаша как раз нужного размера и формы), и чувствовал бы себя лучше, вкушая дающее жизнь из символа смерти, да и следующую мою книгу имел бы полное моральное право назвать хлестко: «Икра из черепа». Согласитесь, звучит получше, чем «Человек с макарониной».

Что меня, в конце концов, отпугнуло, так это цена. В самом деле, «Человеческий череп, серебро, Тибет, двадцатый век» – и стоит всего-то 4 тысячи шиллингов? Может, это не монаха тибетского череп, а макаки? И сделан, по восточному обыкновению, на Тайване?

* * *

Молоко чудесного двуполого козла, принадлежащего западноиорданцу Абу Мусаду, считающееся чудотворно укрепляющим мужскую потенцию и продающееся по 350 шиллингов за стакан, напомнило мне недавнюю статью Джареда Даймонда в «Дискавери» о гормональных инъекциях, позволяющим мужской груди выделять молоко. Причем в количествах, достаточных для выкармливания ребенка! Представляете дивный новый мир, где каждый сам себе – волшебный козел? А ведь генная инженерия на месте не стоит. Почему б мужской груди не вырабатывать и вкусовые добавки?… Из левой папиной сиси – какао с молоком, из правой – молочный коктейль с бананчиком.

* * *

Соседство со Швейцарией мне весьма нравится: вино куда дешевле (только в магазинах, к сожалению, а не в ресторанах), выбор продуктов лучше. Удобно расфасованные порции осьминожины, свиные потроха, конина и вяленая треска. В Форарльберге такого не достанешь, а конина хоть и бывает изредка, но попробуй ее разыщи, когда нужно. В супермаркетах ее раньше вообще запрещали продавать в одном помещении с прочим мясом.

* * *

В Австрии то, что в других странах вызвало бы серьезную озабоченность, вызывает только приступы смеха. Например, взять свободу прессы: некий журналист в неком еженедельнике написал о госдотации питания парламентариев (тирольский суп с клецками и четвертинка утки, фаршированной миндалем и ананасами с красной капустой, стоили 70 шиллингов; вообще, за объявленное месячное пищедовольствие в 350 шиллингов они могут угощаться и лососиной со сливками и коньяком (по 38 шиллингов), и маленькими венскими шницелями с лимоном (по 25). Через две недели после публикации депутат от Австрийской народной партии направил президенту нижней палаты парламента запрос о соответствии журналистских писаний реальности и о должном намыливании журналистской шеи. На запрос отреагировали оперативно: президент совокупно с коллегами-парламентариями сообщился с адвокатом совета по связям с прессой, и тот разъяснил публике, что журналист слишком уж задешево накормил народных избранников.

Если б я был композитором, написал бы по этому поводу ораторию для хора страдающих ожирением кастратов.

* * *

На праздники оказался в Цюрихе (неожиданно для себя самого). Сперва я подумывал о том, чтобы, как и в регулярно посещаемых мною городах, согласовать при выборе ресторанов свои интересы со своими финансовыми возможностями. Раньше, посещая Цюрих, я бывал в «Бити бакле» («Битых баклушах» то есть), в «Райнфельнерской пивной» в Нидердорфе, каждый раз заходил и в «Ли Тай Пе», едва ли не единственный сколько-нибудь приличный ресторан во всей округе, в «Лань» (меня туда как-то затащил Даниель Киль), в «Рольфен», студенческую столовую близ Штаудахери, а когда редакторствовал, ел на Мюллерштрассе в итальянском ресторане, чье название успел позабыть. В последнее же время сиживал большей частью на террасе «Лобтервилля» около Художественного музея. Но поскольку нынче мои финансовые поступления (стремительно скудеющие) вступили в некоторое противоречие с затратами (имеющими тенденцию нарастать), я решил поискать чего-нибудь новенького.

Поскольку первый подошедший трамвай (по-швейцарски он среднего рода, потому, скорее, «первое подошедшее») направлялся в Альбисгютли, я решил заглянуть в «Ли Тай Пе». Но на прежнем месте я ресторана не нашел, а нашел фасад в строительных лесах. Уже настроившись на китайскую пищу, я решил искать именно ее и проследовал в китайский сад «Три друга», надеясь, что он окажется приятным обрамлением неплохого ресторана. Увы, рестораном там и не пахло. Красивый сад прятал киоск, где торговали «Дим-сум». В трамвае висел плакат, рекламирующий индийский буфет на вокзале, где якобы все блюда (чрезвычайно разнообразные) стоили по 65 франков. Но в этот жаркий день мне как-то не хотелось обедать в буфете за такие деньги. Я вышел на Бельвю и направился в «Кроненхалле», завернув предварительно на выставку Пиросмани и глянув разок-другой в ее каталог.

«Кроненхалле» – заведение весьма любопытное. Швейцарский «Голь-Миллау» в рецензии на него цитирует завет хозяйки, госпожи Хульды Цумштег: «Кому у нас не нравится, пусть выметается». Несмотря на грозное предупреждение, я туда-таки заглянул. «Халле» оказалось изрядных размеров помещением на втором этаже и в самом деле похожим на выставочный зал. Многократно упоминавшихся знаменитых картин Брака, Шагала и иже с ними я там не нашел, но на стене справа от меня висело что-то маленькое и пестрое, похожее на Тэнгли. Понравилось это мне больше, чем весь увиденный Пиросмани. О меню я здесь писать не буду. Оно меня разочаровало. Читая про «Особые санкт-галленские колбаски» с «рёшти» за 20 франков, я вспомнил, как заказывал в придорожной швейцарской забегаловке жаркое из телячьей грудинки со шпинатом и жареной картошкой. Продавец торжественно развернул фольгу, в которую было завернуто сие чудо, и продемонстрировал мне бесформенную волокнистую массу. За неимением прочих тем для разговора и чувствуя потребность высказаться, я ляпнул: «Да это целое вымя!» На что продавец ответил недоуменно: «Да нет же, грудинка!» Я не стал выяснять, что именно называют в Австрии «грудинкой». Движимый этими ностальгическими воспоминаниями, я заказал себе суп из бычьего хвоста, ризотто со спаржей и сморчками. Винная карта была изобильна и обширна, но интерес вызывала, главным образом, теоретический, – мне не слишком хотелось почувствовать, как после целой бутылки вина и прогрева на хорошем швейцарском солнышке под моими ногами подпрыгивают и приплясывают улицы Пятого цюрихского округа. Стоили вина от 50 франков за швейцарское до 450 за бордо. Двумя часами раньше в витрине антикварной лавки в Нидердорфе я видел карикатуру с подписью: «С тех пор как швейцарцы стали делать вино, их никто больше не хочет покорять!»

Пожилой официант, оторвавшийся ради меня от оживленной беседы на итальянском с коллегами, по собственному почину предложил мне вино из особых хозяйских запасов, а именно бургундское, к спарже и сморчкам вовсе не подходившее. Зато оно было самым дорогим в карте вин. Что ж, предложение вполне адекватно для проверки платежеспособности гостя, в винах не разбирающегося. Но я его отклонил и до появления заказанной еды развлекался чтением меню. К примеру, нашел в разделе крепкого спиртного услугу «Разбавление минеральной либо столовой водой». То бишь, если кто-то не пожелает пить чистую водку, обойдется ему это еще в 3,5 франка. На стене красовалась вереница гербов цюрихских гильдий. Подпись под одним гласила:

Слава богу, все без исключения гости (которых к тому времени набрело одиннадцать человек) усердно вкушали свой насущный хлеб, а пожилой господин с юным спутником – так и в виде той самой грудинки. Во всем этом чувствовался отчетливый оттенок театральности. Только вот чью пьесу тут разыгрывали? Дюрренматта? Вроде нет, – у него бы уже абажур с люстры свалился. Бернхард? Да нет, обстановка не очевидно австрийская. А может, Элиас Канетти (с Дюрренматтом-завсегдатаем под бочком)? Не знаю, не знаю, – разве что напишу сам и тогда уж уверюсь на все сто.

Заплатил я вовсе не дорого, 70 франков, и с облегчением шагнул наружу, к солнцу.

Единственной причиной, по которой я оказался в Цюрихе, было приглашение от Ала Имфельда, гастрожурналиста, чьи статьи я знал по «Еженедельной швейцарской газете». Но, приглашая, он, по-моему, позабыл про праздники, дома у него было полно гостей, и я быстро оттуда ушел. До того я как-то спрашивал у него, что за мрачные тайны таит шоколадная промышленность, так упорно не желающая ничего разглашать. Он же считал, что все их причуды объясняются попросту отсутствием у расспрашивающих интереса к собственно шоколаду. Ответов допытываются интересующиеся амурными приключениями того или иного начальства да желающие разузнать, кто в какой секте состоит и куда допускается.

От «Шокосвисс», после повторного звонка туда, я добился немного: получил их рекламную брошюрку да названия разновидностей растительного жира, используемого в швейцарской шоколадной промышленности. Что ж, на безрыбье и такое сойдет.

* * *

Северная Корея предложила японскому правительству рассмотреть вопрос о поставках из Японии риса, поскольку в Северной Корее «вследствие плохой погоды» неурожай. Плохая погода стоит там с 1993 года.

* * *

Жестокая участь постигла меня в Зеефельде – городе, где соединились тирольская утонченность с немецким обаянием. Я посетил там «Подворье морской свинки», где собственно морских свинок, правда, в меню не значилось, но изобиловали названия уменьшительно-ласкательные. «Рачочки» и «телятинка», «бычачий супчичек» и «рыбочка с лучком». «Перепелявчики» лично мне показались отнюдь не ласковыми, а пугающе зубоврачебными. А «шкура, крестом» – чем-то от алжирских пиратов и галер. Алжирский колорит привиделся оттого, что подают «шкуру крестом» с жареной «брандзино», чесноком и розмарином. В меню, само собою, присутствовал и «Дуэт сома с судаком» (существ, вне воды молчаливых и прижизненно, а тем более посмертно). Я спросил, имеются ли в виду под «Тремя внутренностями теленка» почки, печенка и пузырь. Мне ответили, что в виду имеются язык, требуха и голова. Язык, конечно, с некоторой натяжкой еще можно считать «внутренностью», но вот голову… Впрочем, еда там оказалась неплохой (больше всего мне понравилась закуска из перепелиных яиц с семгой), хотя и далекой от восторженных оценок (два «колпака», три «короны») путеводителей.

Впрочем, на соответствие путеводителей реальности я теперь смотрю немного по-другому, чем раньше. Из ресторанов, рекомендованных мною в путеводителе, который «Мериан» выпустил в июле, собственно в июле два уже закрылись, разорившись. Остается только гадать, что помешало им пережить июль, самый для ресторанов на Бодензее благоприятный месяц: то ли исключительно неблагоприятная конъюнктура, то ли повышенная смертность среди хозяев и поваров. Будем надеяться, что прочитавшие не заподозрили меня в получении от хозяев взятки.

* * *

Приступ ностальгии.

Я выбрал не самое лучшее время (а именно пятничное послеобеденное) для возвращения домой из Санкт-Галлена. Очередь на КПП в Хёхсте начиналась уже с поворота автобана, и потому я решил подъехать на другой КПП, в Лустенау, – но там очередь была не меньше. Вздохнув, я решил съездить наверх, на гору, и завернуть в ресторан, когда-то бывший в числе моих любимых и куда я уже давным-давно не заходил. Ресторан этот, называвшийся «Замок», представлял собой большой старомодный крестьянский дом, где сельское и крестьянское подделывать не приходилось, – оно там было самое что ни есть настоящее. Оттуда открывался вид на рейнскую долину (и на ползущую через рейнский мост череду машин). Там мы частенько сиживали вдвоем, попивая прохладное приятное «Бургвайн» (не выдерживающее никакой транспортировки, как мы сами убедились), ели сыр, копченую говядину, «пантле» и чудесный ржаной хлеб, добавку которого удавалось выпросить лишь с большим трудом, и поглядывали сквозь сводчатое окно на дождь. К сыру, спрашивай или нет, всегда подавалась горчица, в меню всегда были яичницы и омлеты, а уж здешняя фаршированная утка… И обслуживала всегда сама хозяйка, приятно немногословная. И за соседними столиками всегда слышались знакомые голоса – лустенауэрцы любили свой ресторан.

Но затем поток франков, питавший мои карманы, иссяк, и мы перестали разъезжать по ближайшим окрестностям на машине. А на велосипеде добираться туда было неудобно. И потому я уже три года не заглядывал в «Замок».

Тем сильнее оказался шок, – в том же доме, с той же мебелью, старыми деревянными полами и сводчатыми окнами успел угнездиться испанский ресторан! С официантом в жилетке и изукрашенным завитушками меню! Но обеденное меню осталось прежним, вино – хорошим, и я с удовольствием предался ностальгической сентиментальности, когда за окном заморосило, – хотя день в общем-то выдался чуть ли не самый солнечный за все наше неудавшееся лето.

* * *

Кулинарные впечатления от паломничества в «Храм Алессандро Вольты» в Комо.

В Лугано – чудеснейший привокзальный ресторан, живописный уютный квартальчик павильончиков и киосков близ главного вокзального здания. Оттуда хороший вид на озеро, и готовят там неплохо. Меню там тоже выглядело приморски. Во всяком случае, названия там были, как водная стихия, необъятные. И столь же вразумительные. К примеру, «Rosette ai carciofi passati al burro fuso e salvia con mozzarella di bufala pomodori concasse e zucchine» или «Filetti di maiale al calvados in panna liquida glassa die carne calvados cumino e taglierini passati al burro».

С кельнером диалог у нас вышел короткий.

– Что такое «пуледро»? – спросил я.

– Хыр, – ответил он.

– ?

– Простой хыр, – пояснил он.

– А, понятно.

На озере Комо наши итальянские знакомые завели нас в «Пульчинелло» попробовать настоящей пиццы. Настоящая пицца оказалась четырехугольной, принесли ее на здоровенной струганой доске, так что видом и вкусом она вполне удовлетворяла эпитету «правильная» – то бишь такая, какой ее готовили малоимущие, блюдо это выдумавшие. Впрочем, за такую цену мало какие нынешние малоимущие могут ее себе позволить.

Второй целью поездки был Музей шоколада «Шоколэнд» в Каслано. Оказался он совсем небольшим, а магазинчик при нем от фирмы «Альпрозе CA», принадлежащей концерну «Штольверк», был еще меньше. А мне придумалось словечко: «Шоколиссимо».

* * *

Видел в «Шпигеле» фото знаменитого китайского тренера Ma Юнрена, чьи воспитанники выиграли все медали в беге на длинные дистанции на чемпионате 93 года в Штутгарте. Ma Юнрен поделился секретами мастерства: столь блестящими результатами спортсмены обязаны диете из черепашьей крови и смесей лекарственных трав. На фото показано, как готовится завтрак чемпионов: один человек держит черепаху за панцирь, второй цанговым захватом зажимает черепашью голову и вытягивает наружу, а потом топориком перерубает шею. Готово, – только подставляйте чашки!

* * *

Большинство газет написали про анекдотическое происшествие, вполне подходящее в качестве сюжета для романа. Пассажир самолета авиакомпании «Лауда-Эйр», направлявшегося из Таиланда в Вену, заставил самолет приземлиться в Стамбуле. Судили пассажира в Вене, где он и объяснил, что после трехнедельных каникул в Таиланде смотреть не мог на рыбу, а на обед в самолете предложили разогретую в микроволновке мороженую рыбу. Поведение его, правда, объяснялось не столько фрустрацией по поводу переупотребления рыбы, столько последствиями смешения изрядной порции джина с лекарством от печеночных недомоганий. В результате он разворотил туалет, нокаутировал сперва соседа, потом второго пилота и объявил, что у него бомба.

* * *

Вовсе не к Клейсту, а к лучшим юристам мира вопиют решения суда о ненужности осведомления потребителей о точном составе потребляемых ими продуктов. В суде обсуждалось наличие в немецком картофельном «быстропюре» не указанного в перечне на его упаковке консерванта. По поводу пюре Евросуд все же признал: «Данная добавка не была технологически необходимой». Но постановил, что в дальнейшем указание ингредиента считать обязательным, только если содержание его составляет четверть и более от конечного продукта. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить: юриспруденция тут (как, впрочем, и во многих других случаях) попросту пошла на поводу у капитала, – чему старые читатели Бертольда Брехта, само собою, вряд ли удивятся.