Сеул, декабрь 2011

Эхо смолкло, девичий голос растворился в тишине, и Эми проснулась. Она осмотрелась. Рядом попискивал кардиомонитор. Она потянулась к нему, но заметила на кончике пальца прищепку. От нее шел шнур, исчезавший за краем койки. Другой рукой она потрогала лоб, в голове медленно прояснялось. Толпа незнакомых людей, шок от внезапного узнавания.

Статуя. Ее бронзовый лик – лицо Ханы – сверкал золотом под солнечными лучами. Эми села, кардиомонитор сбился с ритма, и тут она увидела сына, спавшего в кресле в углу палаты. Попискивание аппарата замедлилось, сердечный ритм восстановился. Эми окликнул сына.

– Ты проснулась! – Он закашлялся.

Она улыбнулся, когда он сел на край кровати.

– Мне нужно вернуться, – сказала Эми.

– Вернуться? Куда? Домой? Лететь-то тебе нельзя. Врач говорит…

– Нет, на демонстрацию.

– Мама, демонстрация закончилась. Ты уже два дня в больнице.

Эми потрясенно молчала. На мониторе было видно, как сердце пропустило удар, и сын озабоченно нахмурился. Он постучал по пластиковому корпусу, но сердцебиение уже выровнялось. Сын повернулся к Эми, взгляд его выдавал неуверенность. Он походил на ребенка, который не знает, что сказать.

– Мама, ты нездорова. Врач говорит, что у тебя был приступ. Тебе нужно провести здесь еще несколько дней… из-за состояния сердца. – Он погладил ее по руке. – Я позову Джун Хви, она пошла выпить кофе. Она объяснит понятнее. – Он встал, настороженно глядя на Эми, будто решая, можно ли ее оставить одну, еще раз погладил по руке. – Я быстро!

Дверь тихо затворилась, и Эми осталась одна. Хана. Она должна еще раз ее увидеть. Ха Ён сказал, что прошло целых два дня. На месте ли статуя? Эми не помнила, постоянный это памятник или передвижной, часть выставки. В любом случае наверняка он простоит там несколько дней, но нужно поторопиться. Время работает против нее с того момента, как она покинула свой остров, и два дня беспамятства в больнице тому подтверждение.

Эми вспомнила, как рассмеялась, когда сельский доктор сообщил, что у нее больное сердце и жить ей осталось считаные месяцы. Еще бы ей не умереть от разрыва сердца! Но веселье сменилось горечью, а затем и отчаянием. Она обязана еще раз поискать сестру, пусть даже в душе никогда не верила, что найдет. Но все же нашла. Хана рядом и ждет прихода Эми.

Эми сбросила одеяло. Ноги голые. Одета в больничную рубаху, нет даже белья. Эми сняла с пальца прищепку, и монитор зашелся в тревожном писке. Она наугад принялась нажимать на кнопки, спеша оборвать пронзительное верещание. Наконец повернула какую-то ручку, и звук стих.

Она осторожно слезла с койки, поискала одежду. Нашла в ванной комнате на тумбочке – вещи лежали аккуратно сложенной стопкой. Дочь постаралась. Эми оделась с поспешностью, на какую было способно ее немощное тело. Огляделась в поисках сумочки. Перерыла шкаф, тумбочку, заглянула даже под кровать, однако сумки нигде не было. А без нее она не может уйти.

Эми выглянула в коридор, направилась к сестринскому посту. В небольшой нише у окна стояла Лейн, смотрела в серое небо. Снова шел снег. Эми свернула к ней.

– Мама! Вы проснулись! Но что вы здесь делаете? – испуганно затараторила Лейн.

– Где моя сумка? – спросила Эми, стараясь говорить спокойно и буднично.

– Сумка? – повторила Лейн, будто не знала этого слова.

– Мне нужна сумка, чтобы уйти.

– Мама, но вам нельзя. Присядьте-ка здесь. – Лейн усадила Эми в кресло. – Ваша сумка у меня. Вот она. – Лейн порылась в груде пальто на соседнем стуле, выудила и протянула ей сумочку.

Эми прижала ее к груди и посмотрела на Лейн, не зная, как объяснить попонятнее. Мимо прошла медсестра, и Эми чуть приосанилась, будто прямая спина – свидетельство здоровья. Когда медсестра удалилась на достаточное расстояние, Эми чуть подалась к Лейн:

– Мне нужно вернуться к статуе. Дети меня не поймут, но ты, может, и поймешь.

Вид у Лейн был скептический, но она придвинулась к Эми.

– Мне осталось недолго. Я уже давно знаю, что сердце не в порядке.

Лейн нахмурилась:

– И как давно знаете?

– Это не важно. Важно только то, что больше я не приеду в Сеул. Это мой последний шанс ее разыскать.

– Нет, это очень важно! – почти выкрикнула Лейн и оглядела коридор, явно выискивая Джун Хви. – Вы должны сказать детям. Сколько вам отвели? – Лейн вдруг остановилась и напряженно вгляделась в лицо Эми. – Вам нельзя умирать. Рано. Вы нужны дочери.

– Моя дочь – взрослая женщина. Она добилась успеха и прочно стоит на ногах. – Эми взяла Лейн за руку. – И у нее есть ты.

Лейн явно не знала, что сказать.

– Мне надо закончить то, ради чего я приехала.

– И что это?

– Я должна увидеть сестру.

Лейн молчала, отвернувшись к окну. Пасмурный свет серостью обливал ее бледную кожу.

– Джун Хви не поймет, – наконец сказала Лейн.

– Я знаю, поэтому и хочу уйти, пока ее тут нет.

– Нет, – Лейн покачала головой, – она не поймет, почему вы не рассказали ей о сестре. – Лейн перевела на нее укоризненный взгляд. – Вы приезжаете на демонстрации три года кряду, а нам с Джун Хви так ничего и не сказали… Надо было сказать, что ищете сестру.

Эми рассматривала линолеум. У нее не было времени спорить с Лейн, сыном и дочерью. Нет времени торчать в больнице. Она может из нее и не выйти.

– Я всю жизнь молчала о сестре. Не знала, как рассказать Джун Хви. И не только ей, а хоть кому-то вообще…

– Нам можно было рассказать все что угодно – и о родных, и о прошлом, а Джун Хви, я знаю это точно, все поняла бы. Тем более такое. И мы бы помогли с поисками.

– Сомневаюсь, что так, – пробормотала Эми.

– Именно так. Я ее знаю.

Пепельные волосы Лейн небрежно собраны в хвост. Выбившиеся пряди куцей львиной гривой торчат во все стороны. Эми разглядывала эту необычную женщину, которая, похоже, знала ее дочь гораздо лучше, чем мать. Возможно, она не рассказала детям о том, что случилось с их тетей, потому что ей самой не хотелось верить в такую правду. Не хотелось думать, что это из-за ее молчания тогда на берегу сестру угнали в сексуальное рабство. Угрызения совести с детства запечатали ей рот. Но дальше скрывать правду невозможно. В груди наливалась силой тупая боль.

– Некогда объяснять, не сейчас. Но я обещаю рассказать. Передай ей, что я все объясню, когда вернусь.

– Сами передайте, – ответила Лейн, глядя за ее плечо.

Эми оглянулась. Джун Хви яростно размахивала руками, что-то выговаривая медсестре. Эми наблюдала за этой сценой, будто действие разворачивалось на телеэкране. Джун Хви перешла на крик. Тут подоспел и сын Эми, лицо рассерженное, весь какой-то встопорщенный. Эми поняла, что улизнуть тайком не удалось. Придется уламывать детей ее отпустить, как будто она сама дитя малое и нуждается в разрешении.