Сеул, декабрь 2011

Очутившись перед японским посольством, Эми не захотела сидеть в кресле-каталке, но сын и слышать не желал о том, чтобы она шла к статуе сама. Слишком большая нагрузка на сердце и больную ногу.

– Или в кресле, или возвращаемся в больницу. Выбирай.

Эми не помнила, чтобы сама так разговаривала с сыном, когда тот был ребенком, но, наверное, так и было. Она любила детей, но показывать свою любовь ей было тяжело. Муж тогда потребовал бы и своей доли. А потому любовь свою она укрывала поглубже в себе, таков был ее способ выжить.

После рождения сына муж ни разу не обошелся с ней грубо. Возможно, потому что они вообще мало разговаривали. Будучи не слишком удачливым рыбаком, муж предпочитал присматривать за детьми, пока Эми промышляла в море. Он приводил их на рынок, где она продавала дневной улов. Дочь сидела у него на плечах и хлопала в ладоши, глядя на людей. Сын всюду следовал за отцом, они были неразлучны. Наверное, поэтому Ха Ён ожесточился после его смерти. Лишился отцовской тени, оказался под палящим солнцем.

Эми уступила, и сын выгрузил коляску из багажника машины. Они пересекли проезжую часть и двинулись к мемориалу. Когда шли мимо посольства, кирпичное строение показалось Эми маленьким и ничуть не страшным. Окна уже не походили на пустые глазницы. И тут она увидела статую.

Девушка – не скажешь, сколько ей лет, – сидит на стуле с высокой спинкой. Рядом стоит еще один стул, пустой. На девушке традиционный ханбок, босые ноги немного не достают до земли. Кто-то укутал бронзовую девушку пледом, надел на голову вязаную шапочку, обмотал шею шарфом.

Эми остановила сына, когда до статуи оставалось несколько ярдов.

– Дальше я хочу пешком.

Он начал возражать, но она подняла руку. Сын замолчал. Вцепившись в подлокотники, Эми поднатужилась и встала. Медленно, как обычно утром шла к воде, она заковыляла к сидящей девушке.

Больная нога волочилась. Сын хотел поддержать, но Эми оттолкнула его руку. При каждом шаге ей казалось, будто она вязнет в глубоком иле. Глаза не отрывались от лица девушки. В Эми перетекала сила этого бронзового лица – мудрость, боль, терпение, прощение. Лицо выражало бесконечное, мучительное ожидание.

Эми опустилась на пустой стул, перевела дух. Отдышавшись, дотронулась до бронзовой руки. Она была холодна, и Эми бережно растерла руку девушки, согревая ее теплом своей морщинистой ладони. Было тихо. Эми все посматривала на профиль девушки. Это она – та, кого она помнит из детства. Хана.

Сын, стоявший в нескольких шагах, закурил, пару раз неловко кашлянул, бросил недокуренную сигарету. Затоптал носком ботинка. Эми улыбнулась ему и перенеслась в те дни, когда ничего не знала о войне. Когда была невинна, жила в семейном коконе у моря, гонялась по берегу за чайками. У нее имелась одна забота – не подпускать птиц к улову. Сидя рядом с сестрой, она наслаждалась солнцем, легким бризом, на губах солонела морская вода. Стояло лето, день, когда еще ничего не случилось и они были единой семьей.

– Почему для тебя так важна эта статуя?

Вопрос дочери долетел словно из-за океана. Эми попыталась сфокусировать взгляд на Джун Хви, но путешествие в прошлое требовало чересчур много сил – из того солнечного дня.

– Мама, скажи! – не отставала дочь. Голос прозвучал неожиданно громко, будто она говорила ей прямо в ухо.

– Это Хана, моя сестра. Я наконец ее нашла, – прошептала Эми.

– Ты хочешь сказать, что она напоминает тебе сестру?

Голос стал еще ближе, словно раздавался в голове Эми, словно это она сама спрашивала. Солнечный свет померк, теплый бриз уже не ласкал лицо.

– Это Хана, – уверенно повторила она. – Моя сестра, это она.

Сердце колотилось часто-часто. Эми прижала руку к груди, в рукав потек зимний холод. Открыв глаза, Эми поняла, что вернулась. Дочь стояла рядом на коленях и держала ее за плечо. Как холодно.

– Мама?

Дочь снова маленькая, ей страшно, она ничего не понимает. Эми подалась к дочери и поцеловала в лоб. Джун Хви подняла голову, и Эми узнала материнскую плавную линию подбородка. Странно, но привычная грусть при воспоминании о матери не навалилась. Она ощущала только покой. Как жаль, что этого момента пришлось ждать целую жизнь, но прошлого не изменишь. Осталось лишь настоящее.

– Я всегда гордилась тем, что ты поступила в университет, – хриплым шепотом сказала Эми.

У Джун Хви сморщилось лицо, и она уткнулась ей в колени. Слезы дочери намочили грубое шерстяное пальто.

– Я гордилась вами обоими. – Эми посмотрела на сына. Он тоже был тут, стоял перед ней на коленях, сдерживался из последних сил, чтобы не заплакать.

Эми улыбнулась и перевела взгляд на статую.

“Я тебя не забыла”, – думала она, пусть даже долгие годы убеждала себя в обратном. Сестра была рядом – терпеливая, прощающая. Хана не переставала ждать, она знала, что Эми ее найдет.

Эми хотелось, чтобы эта минута длилась вечно.