Август 2008

Самый гнусный поступок из всех — воспользоваться отчаянием другого человека.

Что-то тяжелое падает на меня сверху, выбивая воздух из легких, и я широко распахиваю глаза. На мгновение впадаю в ступор, не понимая, то ли я еще сплю, то ли уже бодрствую.

Неясная, размытая фигура нависает надо мной в темноте. У меня уходит секунда на то, чтобы понять, что мускусный, приторный запах, вторгающийся мне в нос — это запах пота. Что кислое зловоние, бьющее мне в лицо, — чье-то дыхание, а вес, давящий на меня сверху, — это мужчина.

Легкие наполняются кислородом, когда я втягиваю воздух, чтобы закричать. Но прежде, чем могу подать голос, большая потная ладонь накрывает мой рот и пальцы впиваются мне в щеки. Паника и адреналин наполняют мое тело, пока я извиваюсь, пинаюсь и толкаюсь. Мужик, придавивший меня, рычит от недовольства, но я не останавливаюсь. Я царапаю ногтями его кожу, везде и всюду. Упершись пятками в матрас, я толкаю бедра вверх, пытаясь спихнуть с себя его тело, но с его весом в два раза больше моего, он едва сдвигается. Он — чертова наковальня, придавившая меня сверху.

Его пальцы возятся с кнопкой на моих шортах всего лишь секунду, прежде чем он яростно дергает их вниз, стаскивая с моих бедер.

Мысль о том, что это мерзкое существо проникнет в мое тело, вызывает тошноту, которая медленно поднимается вверх по моему горлу, да к тому же открывает в моей голове железный ящик, заполненный давно запертыми в нем воспоминаниями. Воспоминаниями о моей жизни с Уорнером. Они напоминают мне о том, что борьба с моим похитителем приводила лишь к более жестокому… более болезненному сексу. Который всегда оставлял на мне шрамы.

Чем больше ты будешь сопротивляться мне, тем больнее тебе будет. Впусти меня, Эм. Впусти меня.

Я крепко зажмуриваюсь, когда мой насильник рвет на мне нижнее белье, и пытаюсь найти укромный уголок в своем сознании. Потайной уголок, где никто и ничто не сможет меня найти и причинить боль.

Но как только я сбегаю от реальности, насильник прекращает свои действия… и затихает. Я тяжело дышу, и мой нос тут же заполняет исходящий от него кислый смрад. Открыв глаза, я вижу его вздымающуюся и опадающую при дыхании грудь, но в остальном его тело замерло надо мной.

— Отвали от нее, скотина, или я разрежу тебя как чертову дыню, — шипит юный женский голос.

Мне в глаза бросается отблеск ножа, прижатого к горлу моего насильника. Мужик поворачивает голову, его глаза мгновенно распахиваются в удивлении, и он резко дергается назад.

— Не вздумай, — рявкает голос.

Он колеблется, как будто просчитывает свои шансы. А может, он решает, что предпочтительнее: умереть или изнасиловать меня. Через секунду он, матерясь, сползает с меня. Его рука мгновенно устремляется к шее и сквозь пальцы просачивается темная жидкость. Ковыляя прочь, он бормочет себе под нос что-то невнятное.

Мое сердце бешено колотится, и я отчаянно сопротивляюсь начинающим наворачиваться на глаза обжигающим слезам.

Я не заплачу.

— Не смей. Ты в порядке. Жива. Дышишь. Свободна, — шиплю я себе под нос. Затем заглатываю огромную порцию воздуха, которая устремляется к моим легким, чтобы заполнить их, пока надеваю и застегиваю шорты. Я дергаю за молнию, но она не сходится, потому что сломана.

Проклятье.

Я поднимаю взгляд и концентрирую внимание на маленькой фигурке, стоящей не более чем в двух футах от меня. Ее черная одежда сливается с темной комнатой. Она смахивает на эльфа со своими короткими темными волосами длиной до подбородка, тонкими ножками и маленькими ручками. Словно фея Динь-Динь в человеческом обличье. Только эта фея держит нож.

Между нами повисает жуткая тишина. Когда я снова открываю рот, мой голос звучит громче, чем я рассчитывала.

— Поверить не могу в то, что… спасибо, — я сглатываю образовавшийся в горле комок. — Я думала, эта комната только для женщин.

Не говоря ни слова, фея Динь-Динь разворачивается и забирается на верхнюю койку, которая находится рядом с моей. Следя за ней взглядом, я жду ответа. Только вот его все нет и нет.

Сев на койку и притянув колени к груди, я сканирую спальное помещение и обнаруживаю на себе взгляды многих его обитательниц, наблюдающих за мной, и тогда я спрашиваю себя… каким образом эта девчонка, еще более миниатюрная, чем я, оказалась единственной, у кого хватило духу что-то сделать? Почему мне не помог кто-то другой?

Проходит несколько минут, мои глаза улавливают каждое движение или звук. Тридцать восемь дней на улице, и все это время я была в относительной безопасности. Но здесь я не чувствую себя в безопасности. Больше нет.

Если бы не обещанные еда и душ, я бы схватила сумку и ушла. Кроме того, по-прежнему идет дождь, который, в основном, и заставил меня здесь остаться, поскольку ливни в Нью-Мексико во многом похожи на маленькие цунами. Честно говоря, если бы я знала, то сразу же двинулась в Техас, как первоначально планировала. Но сейчас, билет на автобус, чтобы выбраться отсюда, стоил гораздо больше, чем я могла себе позволить потратить.

Проходят часы. Солнце постепенно просачивается сквозь окна, вынуждая временных обитателей пошевеливаться, просыпаться, создавая суматоху и поднимая неизменный гул голосов в чрезмерно переполненной комнате.

Закрыв глаза, я очищаю свой разум и мысленно готовлюсь начать новый день, подбадривая себя положительными лозунгами, которые мне нужно услышать. Все наладится. Ты сильнее, чем думаешь. Впереди тебя ждет лучшая жизнь. Но я слышу лишь голос моей матери, а не свой собственный.

Поднявшись, я кручусь из стороны в сторону, разминая свою затекшую спину. У меня возникает чувство, что за мной наблюдают, и я опускаю руки.

— Впервые здесь?

Я смотрю вправо и вижу стоящую там пожилую женщину. Она поглядывает на меня через завесу темных волос с сильной проседью.

— Так заметно?

Она пожимает плечами.

— Понадобится время, чтобы привыкнуть к хаосу, царящему в этом месте. Удалось выспаться?

Я смотрю на свою койку и на мгновение вновь возвращаюсь к событиям минувшей ночи. Меня сотрясает мелкая дрожь. Затем я вновь обращаю свой взгляд на нее и отвечаю:

— Нет, не удалось.

— Подожди немного. Ты привыкнешь.

Мммм… Я бы не была так уверена.

Она задает мне вопросы, пока сворачивает одеяло:

— Ты собираешься в душ? Горячая вода скоро закончиться, если не поспешить.

Опустив взгляд на свои руки, я вижу грязь под ногтями, которая, без сомнения, включает в себя его кожу и кровь.

— Да… Я бы помылась.

Она кивает.

— Ты непротив приглядеть за моей сумкой, пока я схожу? Некоторым людям «здесь» нельзя доверять, — её взгляд перемещается на группу женщин в дальнем углу, которые пристально наблюдают за нашим общением. — Я в своё время обзавелась несколькими врагами, — говорит она, — и предпочла бы не оставлять свои вещи на виду. Если хочешь, я могу потом присмотреть за твоими вещами.

Когда я затрудняюсь с ответом, она добавляет:

— Ты быстро усвоишь, что сначала нужно заслужить доверие, прежде чем люди ответят тебе тем же.

— Я понимаю.

И я доверюсь. Если тебе что-то от кого-то нужно, ты должна дать что-нибудь взамен. Это реальность, которую я усвоила с юных лет.

Кроме того, скрываться и переезжать с места на место — все равно, что влачить одинокое и жалкое существование. Было бы неплохо обзавестись другом или же кем-то, кто даст мне совет.

Справа от меня раздается тяжёлый глухой звук. Я поворачиваюсь, и мой взгляд натыкается на глаза цвета зелёной листвы. Они принадлежат девушке. Девушке из прошлой ночи. Она ростом около пяти футов и трёх или четырёх дюймов. Сложение тела почти как у ребёнка. Если бы мне нужно было определить ее возраст, я бы сказала, что ей не больше шестнадцати лет. Но это не так, поскольку ей должно быть восемнадцать, чтобы ее допустили в ночлежку. Хотя, мне начинает казаться, что управляющий этого места не является приверженцем соблюдения правил. Мужчины и женщины должны быть размещены отдельно друг от друга, а это не так, если учитывать произошедшее минувшей ночью.

У девушки овальное личико, высокие скулы и большие глаза, щедро покрытые тенями под темными бровями. У неё чёрные как смоль, короткие, всклокоченные волосы, которые ярко выделяются на фоне кожи цвета слоновой кости. Она одета немного готически на мой вкус, в чёрные майку, шорты и высокие кожаные сапоги, а половину её предплечья покрывают резиновые браслеты.

В конце концов, не так уж много сходства с феей Динь-Динь, она больше похожа на юную Джоан Джетт  

Её агрессивный внешний вид кажется попыткой оттолкнуть от себя весь мир. Но тогда почему приблизительно из двух сотен обитателей ночлежки, она была единственной, кто пришёл мне на помощь?

— Воу, воу, успокойся, Рыжая. Я не собираюсь перерезать тебе горло или что-то типа того.

Рыжая. Меня звали и похуже. «Рыжеволосая», «Рыжуха», и самые мною не любимые «Огненная щелка» и «Веснушчатый монстр». Хотя в последние годы меня не называли ни одним из этих прозвищ.

Мини-версия Джоан Джетт поворачивается к старухе, черты её лица искажаются и она морщит нос. Из неё вырывается шипение, пальцы сжимаются в кулаки, подтверждая мою теорию о том, что она подросток.

— Соплячка, — насмехается над ней старуха, и я озадачена её внезапной враждебностью.

— Хельга.

— Шлюха.

— Ведьма, — Джоан смотрит на потолок и обводит его взглядом. — Вот бы нашёлся дом, который бы на тебя обрушился.

Старуха закатывает глаза.

Джоан скрещивает руки на груди, смотрит мне в лицо и резко спрашивает:

— Кто ты? Какая у тебя история?

— Э-э… — я не называю своё настоящее имя. Никогда. — Рыжая, как ты уже догадалась. Эм… это моя первая ночь, — я засовываю руки в задние карманы. — Спасибо за…

Она качает головой.

— Просто в следующий раз прикрывай свою спину, чтобы мне не пришлось этого делать. В этом лесу бродит не один волк. Если ты понимаешь, о чем я, — и вот я вновь впадаю в ступор, когда она делает ложный выпад в сторону старухи, от чего та вздрагивает. Джоан довольно хмыкает, поворачивается и уходит, пиная предметы, разбросанные на полу и по несчастью вставшие на её пути, оставляя о себе впечатление как о маленьком торнадо.

Эта мысль вызывает лёгкую улыбку на моём лице. Ей не занимать дерзости, как и кое-кому ещё, кого я знаю и по кому скучаю.

Хельга, как назвала её Маленькая Джоан, не особо удивлена. На самом деле, она выглядит испуганной, бормоча себе что-то под нос.

Между нами повисает неловкое молчание. Затем она бормочет:

— Не обращай внимания на Айви. Эта девчонка — неблагодарное дерьмо.

Имя этой девушки Айви  ?

Не поворачиваясь ко мне лицом, она продолжает:

— Знаешь, внешне ты похожа на ирландку. Рыжие волосы, веснушки. Но вместо зеленых — голубые глаза.

Они на самом деле голубовато-зеленые, но я не исправляю ее.

— Может, сходство и есть, но удачей я точно обделена.

— M-мммм, — она бросает сумку к моим ногам. — Возможно, тебе нужно узнать, как обрести свою собственную удачу. Я скоро вернусь. Не спускай с сумки глаз.

— Конечно, — я киваю и снова сажусь на свою койку, когда она уходит.

Несколько мгновений спустя, пока я избавляюсь от колтунов в волосах, меня накрывает чувство меланхолии. Оно накатывает на меня каждый день, примерно в одно и то же время. Я вытаскиваю свой альбом для вырезок и пролистываю страницы, пробегая глазами по фотографиям, а затем по рисункам, сделанным пятилетним ребёнком. Единственные вещи, облегчающие тоску по дому, которую я ощущаю где-то глубоко внутри.

Довольно скоро возвращается Хельга с мокрыми волосами и чистой кожей, правда, в той же самой рваной одежде.

— Твоя очередь.

Я достаю из сумки свой шампунь и кондиционер. Но она останавливает меня, накрыв своей рукой мою руку.

— Не трать впустую свои запасы. У них в душевой есть все необходимое. Дядя Сэм может расщедриться и выручить тебя.

— Ох… точно… спасибо, — я запихиваю шампунь, кондиционер и альбом с вырезками в свою сумку, после чего закрываю на ней молнию.

Захватив сменную одежду, я направляюсь к душевым, пребывая в подавленном состоянии, потому что теперь основа моего существования — это сносная еда и душ.

Да уж… это, конечно, не то, какой я представляла свою дальнейшую жизнь.

Вода не ледяная, но и не горячая. Вполне терпимая. По крайней мере, она позволит мне очиститься от видимой и невидимой грязи, покрывающей моё тело. Я быстро брею мои покрытые мурашками ноги и мою волосы, радуясь, что старуха уговорила меня воспользоваться имеющимися здесь шампунем и кондиционером. Я не могу позволить себе тратить впустую предметы первой необходимости, которые у меня остались.

Высушив полотенцем волосы, я расчесываю их и заплетаю в косу. Если я не хочу, чтобы они вились, это мой единственный вариант, помимо пучка. Я натягиваю на себя другие джинсовые шорты, белую майку, более-менее чистую бело-голубую клетчатую рубашку, и надеваю свои кроссовки.

На обратном пути я прохожу мимо столовой и вижу, как волонтеры стоят за столами, раздавая пищу. Только одна мысль о еде наполняет мой рот слюной. Но мне нужна моя сумка, прежде чем я смогу встать в очередь, так что я держу путь в комнату, отведенную для женщин.

Раскладушки уже сложены и убраны. Двухъярусные койки сдвинуты к стенам. Большинство женщин ушли, оставив середину комнаты пустой.

Мне становится дурно, когда я нигде не вижу ни старуху, ни свою сумку.

Моя сумка, та в которой находятся все мои пожитки, в настоящее время бесследно исчезла. Как и мой бумажник. Моя сменная одежда. Мои деньги… Мой альбом. Тот, который я сама сделала, в котором только фотографии Уиллоу и рисунки, которые она рисовала для меня на протяжении нескольких лет. Вещи, без которых я определённо не смогу жить.

Я дважды просматриваю каждый дюйм комнаты, трижды — в надежде, что я неправа, и она где-то здесь.

Я в панике кружу по комнате и начинаю обыскивать каждый дюйм ночлежки. На меня таращатся люди. И это лишь ещё больше меня раздражает. Они молча насмехаются надо мной? Они все это время знали, что было на уме у старухи?

Как она могла так со мной поступить?

К шее и лицу приливает жар. Я скриплю зубами и сжимаю кулаки, готовая ударить кого-нибудь или что-нибудь.

Почему я доверяю не тем людям? Почему я не вижу их такими, какими они являются на самом деле? Моя мама. Сандаун. Уорнер. Скольким людям я позволю обманывать себя, прежде чем поумнею?

Прислонившись спиной к стене, я закрывают лицо руками. Затем надавливаю пальцами на веки, физически и мысленно сопротивляясь желанию заплакать. Я не могу сейчас позволить боли разорвать меня на части. Я не могу сломаться. Я знаю это, и все же медленно скольжу вниз по стенке и подтягиваю колени к груди так, чтобы скрыть своё лицо.

По линолеуму раздаются шаги. Они замирают прямо передо мной.

— Ты в порядке, Рыжая? Ты выглядела так, словно пыталась выдавить собственные глаза.

Я отвечаю рассерженным голосом:

— Потому что так оно и было.

Айви протяжно выдыхает.

— Я пыталась предупредить тебя, — ее голос звучит близко, как будто она стоит надо мной.

Она пыталась предупредить меня? Как? В этом лесу бродит не один волк? Серьёзно? А она не могла сказать ещё более завуалировано?

— Не могла бы ты, пожалуйста, просто… оставить меня в покое? — мои слова выходят приглушёнными. — Или я «здесь» о многом прошу? — я намеренно подражаю голосу старухи и вкладываю в свои слова столько сарказма, сколько могу.

Я сейчас сама не своя. В такие моменты, как правило, проявляются худшие черты моего характера. Я пытаюсь прикусить язык. Но надолго меня не хватает, особенно, когда следующее, что я слышу — её смех.

Я приподнимают голову. Она реально только что смеялась? Так, значит, ей смешно?

В поле моего зрения предстают чёрные сапоги с синими змеями, нарисованными на пальцах ног. Меня трясет. Без сомнения, мои щеки ярко пылают. Я чувствую, как наружу рвутся слова и понимаю, что вот-вот сорвусь и сделаю то, что моя мать всегда называла не иначе как «плевки ядом». Вполне уместно, раз уж эта девчонка любит змей.

— КОГДА? Когда ты пыталась предупредить меня? Может, ты подошла и сказала: «Эй, будь начеку, эта старуха собирается украсть твои вещи?» Или я должна была догадаться по какой-то нелепой отсылке к Красной Шапочке?

— Чёрт, Рыжая, остынь. Ни к чему так заводиться. Это не конец света или что-то в этом роде. По крайней мере, не сегодня.

Я ударяюсь головой о стену позади себя.

— Просто уходи, — мой голос падает до поверженного шепота. — Ты не понимаешь. Она забрала всё.

— Да неужели, Шерлок?

Грозно зыркнув на неё снизу вверх, я огрызаюсь:

— Серьёзно? Просто уходи.

Вместо того чтобы уйти, она сползает вниз по стене и устраивается рядом со мной.

— Блин, получается, правду говорят о рыжеволосых, а? — через минуту она добавляет: — По крайней мере, в случае с Хельгой, ты, в конечном итоге, вернешь часть своего скарба, — она стучит пальцем по своим губам. — Может быть… Вероятно… Скорее всего, одежду, но не деньги. Деньги — есть деньги, считай, их уже не вернуть.

— Где мне ее найти?

Айви скрестила ноги по-индийски.

— Она вернётся сюда через несколько дней. Знает, что ты будешь её искать. К сожалению, эта женщина живёт на этих улицах дольше, чем я на белом свете, так что она знает в здешнем городке все пути и дороги. Лучше дождаться ещё одного дождливого дня. Тогда ты сможешь её здесь поймать.

Я резко втягиваю в лёгкие воздух. У меня кишки скручивает от страха.

— Что я буду делать до тех пор? — я протяжно выдыхаю и смотрю на девушку, сидящую рядом со мной. Я вновь поражаюсь её юности и уникальному цвету глаз. Она довольно симпатичная, но станет ещё краше, когда подрастет.

Айви пожимает плечами.

— Могло быть хуже, верно? Тебя мог изнасиловать прошлой ночью Крэк Джо .

Я невольно перестаю хмуриться.

— Да. Ты права.

— Другие люди всегда будут стараться сломить тебя, но они проиграют, если ты будешь давать отпор и бороться до конца. Мне раньше говорил об этом мой отец. А ещё он говорил: «Дождь не может идти вечно». Он не был поэтом, хотя считал себя таковым. Это была фраза из его любимого фильма «Ворон» .

Ворон. Мой разум тут же заполонили мрачные мысли, но я отогнала их прочь.

— Он всегда разбрасывался подобными фразами. Все время вешал мне какую-нибудь лапшу на уши, — она тихонько посмеивается.

Я наблюдаю за ней и замечаю, как её губы искривляет лёгкая ухмылка.

— Знаешь, какие последние слова он сказал мне, прежде чем… — она качает головой. Когда Айви говорит, в её голосе проскальзывают нотки фальши и наигранной радости, как будто она изо всех сил старается скрыть свои чувства. — Он сказал: «Найди свой идеал и не отпускай его».

Я поднимаю бровь.

— Свой идеал?

— Да, знаешь, он для каждого свой. Может быть — семья, дом с оградкой. Может быть — парень или девушка, смотря кто ты. Работа. Школа. В зависимости от того, что сделает тебя счастливой.

Мои мысли сразу же уносятся туда, где им не место. Не здесь. Не сейчас.

— Сколько тебе лет?

Уголки ее губ ползут вверх.

— Достаточно взрослая.

Внезапно ее рука ударяет по моей руке, и я опускаю взгляд вниз. В ее ладони лежит пятидолларовая банкнота.

В моей груди зарождается искра надежды

— Не так много, но это всё, что я могу сделать. Я должна была лучше тебя предупредить о том, что она собиралась сделать. Я просто… плохо сплю, когда остаюсь здесь и, ну, думаю, что встала этим утром не с той ноги.

— Ты не должна…

— Нет, должна. Мой отец учил меня приглядывать за теми, кто нуждается, а у девчонок вроде нас не так много вариантов. Я не имею в виду, что ты девчонка, потому что ты немного старше меня, а… короче… возьми их, — она отворачивается от меня и играет с браслетами на запястье. — Найди способ заработать деньги, Рыжая, прежде чем способ найдет тебя. Купи себе какое-нибудь средство защиты. Последнее, что тебе нужно, так это попасть в неприятности или залететь от какого-нибудь Джо.

— Айви, я не могу их принять.

Она опускает голову и улыбается, но это грустная улыбка.

— Ага, и я надеюсь, что не примешь. Но здесь ты не найдешь другие варианты заработать деньги по-быстрому, не используя при этом свое тело. Поверь, я пробовала.

Я пытаюсь вернуть ей деньги.

— Нет, тебе они нужны больше, чем мне. Кроме того, я знаю, где можно раздобыть больше.

В ее словах есть смысл. Она встает и делает два шага, а затем говорит:

— Впрочем, вот что я тебе скажу. Однажды, когда выиграешь в лотерею, найди меня, хорошо? Отплатишь услугой за услугу. Считай, что это — долговая расписка.

— Айви…

— Успокойся, Рыжая, и прикрывай спину, потому что никто не прикроет ее за тебя. Даже если они уверяют в обратном, прикрывай ее в любом случае, потому что люди лгут.

На этих словах она уходит.

Я смотрю ей вслед до тех пор, пока она не исчезает из вида, и зажимаю в кулаке деньги.

Айви права в том, что в жизни существуют вещи, за которые стоит бороться. Вот та причина, по которой я не осталась с Уорнером в ожидании следующего наказания, которое он, несомненно, уготовил бы мне.

Я хотела большего. Нуждалась в большем. Заслуживала большего.

Я представила в своем воображении картину будущего, которое меня ждет. Ничего фееричного, просто нормальное, безопасное, надежное будущее, какого у меня никогда не было.

Айви назвала это — мой идеал. Но после той борьбы, которую я вела на протяжении последних нескольких лет, чтобы пробиться через этот лабиринт терний и шипов, возможно, было бы уместнее назвать это моим таинственным садом.

Единственная стоящая вещь в этой жизни, ради которой я сделаю все, что угодно.