ЭМБЕР

Люци огибает свой стол и направляется к стулу, при этом качая головой.

— Сразу видно, что тебе с трудом удается держать свой рот на замке.

Он вытаскивает пачку сигарет из кармана жилета и закуривает. Кончик его сигареты вспыхивает красным. Он делает затяжку, и я отвлекаюсь на его полные губы.

Его губы потрясающие. Соблазнительные. Чертовски сексуальные.

Проклятье! Отвернись.

Слишком поздно. Он поднимает бровь. Я быстро опускаю глаза на свои руки в ожидании, как мне кажется, грядущего допроса. Он не торопится. Я время от времени бросаю на него взгляды, но понимаю, что он заставит меня помучиться в неловком молчании, пока не докурит свою сигарету.

Когда он, наконец, тянется вперед, чтобы затушить ее, то резко спрашивает:

— Что на самом деле привело тебя сюда?

Я решаю сказать правду.

— У меня сегодня были украдены все вещи. Мои деньги. Моя одежда. Мне было больше некуда пойти.

— Думаю, мы оба знаем, что это не то место, где ты должна быть. У тебя есть семья? Почему ты не попросишь помощи у них?

Я неловко ерзаю на своем стуле.

— Они не могут мне помочь.

Он внимательно изучает мое лицо. Возможно, чтобы определить, вру я или нет.

— Почему не могут?

Я обдумываю свой ответ в течение нескольких секунд. Но эти секунды чересчур затягиваются.

— Отвечай на вопрос, Куколка, — он с издевкой произносит слово «куколка», как будто его забавляет мое положение. Ничего нового.

— Моя мать исчезла шесть лет назад и до сих пор считается пропавшей без вести. У меня есть сестра, но она не смогла бы мне помочь, даже если бы захотела. Она с трудом держится на работе и еле сводит концы с концами.

Я не собираюсь говорить ему об Уилл. Он, наверняка, использует мою любовь к ней против меня, если ему понадобится оказать на меня давление.

— А что насчет твоего отца?

Я пренебрежительно фыркаю.

— Не знаю. Какой-то парень, у которого была интрижка с моей матерью. Мне известно только его имя и больше ничего.

Имя довольно распространенное, поэтому найти его будет не так-то просто. Я бы даже не знала, с чего начать.

— Как насчет друзей, бойфрендов?

Я вздрагиваю. У меня в голове проносится образ Уорнера. Каждая мышца в моем теле напрягается.

Мав подается вперед. Его глаза сужаются и бродят по мне.

— Так вот, значит, от кого ты бежишь? Своего мужчины?

Что я могу сказать в свою защиту? Что Уорнер — псих? Жестокий? Следящий за каждым моим шагом? Безумец?

— Всё сложно. Он…

Не успеваю я ответить, как черты лица Мава искажает мрачный взгляд. Внезапно он превращается в Люцифера.

— У него есть какие-нибудь идеи, где ты находишься? Или ты сбежала, не сказав ни слова?

Какого черта?

— Мне пришлось…

— Наверно, он места себе не находит, всюду тебя разыскивая. Задавая вопрос «какого хрена»? А ты тем временем, — он кривит губы, — бегаешь в поисках приятной компании. Избавляешься от своей девственности, только вот зачем? Хочешь, чтобы тебя жестко объездили на стороне, прежде чем устроишь семейное гнездышко и осядешь с милым христианским мальчиком? Хочешь оторваться по полной, прежде чем поселишься в какой-нибудь лачуге и станешь идеальной домохозяйкой до конца своих дней?

Я отшатываюсь назад, как будто он меня ударил, и вскакиваю на ноги. Теперь внутри меня горит пламя другого рода, которое развязывает мне язык. Мои ногти впиваются в ладони до такой степени, что я уверена, у меня пойдет кровь.

Мой разум перебирает варианты ответов, от которых бы у Мава голова пошла кругом.

— Ты не имеешь ни малейшего представления о том, какой ад я пережила!

Он — просто склонный к осуждению козел. То, что бывшая подружка разбила его сердце, еще не значит, что каждая девушка, которую он встречает — точная ее копия. Да, я слышала часть разговора между ним и Дозером. Какая-то рыжеволосая экс-возлюбленная по имени Дана предала его, и теперь он срывает свой гнев на мне.

— Да? Тогда расскажи мне, Куколка, что это за ад такой?

Жуткие воспоминания прокручиваются в моем сознании, словно я наблюдаю, как они сменяют друг друга на большом экране. Мой желудок сводит от тошноты. Я сразу же чувствую себя грязной. Я могла бы сто раз принять душ, но так никогда и не избавиться от грязи, которую оставляли после себя эти воспоминания. Я втягиваю в легкие огромную порцию кислорода и потрясаю своими сжатыми кулаками.

Затем до меня кое-что доходит, и я храбро отвечаю ему:

— Нет.

— Нет? Что «нет»?

Его ненависть так глубоко укоренилась в нем, что, когда он смотрит на меня, он видит не меня. Он видит ее, свою бывшую. Он предпочитает верить этому надуманному, искаженному представлению обо мне, чем слушать то, что я скажу в свою защиту. Я не стану обнажать мою душу и не покажу ему свои наиболее уязвимые места. Так же, как я не заслуживала его гнев, он не заслуживал моих ответов.

— Просто нет, — огрызаюсь я.

— Ты не расскажешь мне? — он склоняет голову на бок. — Ладно. Тогда дай угадаю, — он встает, кладет руки на стол и наклоняется ко мне. Вены на его предплечьях выпирают. — Он не часто приглашал тебя на свидания? Не уделял должного внимания? Но зато тратил на тебя кучу бабла?

Я закатываю глаза.

— Вот именно, — мои слова источают сарказм. — Ты угадал. Он был настоящим джентльменом. Богатым. Красивым. Обращался со мной как с королевой. — Больше, как с рабыней. — И знаешь, что? Мне этого было мало. Потому что я такая же, как твоя бывшая, не так ли?

Лицо Мава темнеет, а его ноздри раздуваются. Он обходит вокруг стола.

Мой пульс учащается. Я пячусь, но внутренней стороной коленей натыкаюсь на стул, который мешает мне убраться от него как можно дальше.

Мужчина хватает меня за подбородок и использует его, чтобы подтолкнуть назад и снова усадить на мой стул. Он рычит:

— Ты мне, мать твою, не нравишься. Я не хочу видеть тебя здесь. Более того, я не хочу видеть тебя рядом с этим клубом. Но я дал Дозеру слово. Двенадцать дней. Ни днем больше. И тебе лучше следить за каждым своим долбанным шагом и этим чертовым дерзким ртом. Смекаешь, о чем я толкую, черт тебя дери?

Я свирепо гляжу на него снизу вверх, стараясь освободить свой подбородок из его железной хватки, но его пальцы так крепко сжимают мою челюсть, что, наверняка, после них останутся отпечатки пальцев.

— Ты будешь убирать, готовить, делать все, что я, черт возьми, тебе прикажу. И не путайся, мать твою, у меня под ногами. Тебе все ясно?

— Да, — произнесенное мною слово звучит еле слышно даже для моих собственных ушей.

Последовавшая за этим пауза наполнена напряжением.

— Да, мне ясно, — говорю я на этот раз громче.

— Хорошо.

Он отталкивает мое лицо в сторону, после чего опускает свою руку. Затем он отходит назад и садится на край стола. Мав скрещивает руки на груди и опять сурово смотрит на меня сверху вниз. Проходят минуты, но такое чувство, что я сижу под его пристальным хмурым взглядом уже несколько часов. Наконец, он произносит:

— Ответь мне вот на какой вопрос. Что произойдет, когда Эдж в разгар вечеринки захочет тебя трахнуть? Ты устроишь истерику? Поставишь в дурацкое положение клуб?

Я трясу головой.

— Я хочу услышать, как ты произнесешь это вслух.

— Нет.

— Тебя не смущает, что ты — свежий кусок мяса, который всем не терпится попробовать на вкус? — он указывает в сторону двери. — Эти ублюдки ждут не дождутся, когда ты встанешь перед ними на колени, Куколка. Что произойдет, когда один из моих братьев захочет насладиться твоим дерзким ротиком? Ты сбежишь? Или пошлешь всех на хрен?

— Нет.

— Я не Дозер. Не морочь мне голову.

— Я не морочу!

— Правда? — он качает головой и опускает взгляд. — Тогда почему я тебе не верю?

Через несколько секунд, он поднимает голову. Его глаза встречают мой взгляд. Уголок его рта дергается, как будто он сдерживает улыбку.

— Докажи это.

Я изумленно моргаю, глядя на него снизу вверх.

— Как?

Он разводит скрещенные руки и хватается за край стола. Большие костяшки его пальцев белеют, а каждая мышца под хлопком футболки напрягается, когда он наклоняется вперед.

— Я сказал… докажи это. Я хочу увидеть, как ты испачкаешь свои колени.

— Но я… но…

—Что? Не хочешь? Чертова дверь в той стороне. Здесь клубные девчонки, — он тычет пальцем мне в грудь, — это ты, подчиняются братьям, — он указывает на свою грудь, — как я. Ты здесь для одного, и только одного. Никогда не забывай это.

— Дело не в этом. Просто…

— Это сделка, Куколка. Если она тебя не устраивает, ПРОВАЛИВАЙ!

Я сыта по горло его резкими нападками по отношению ко мне.

— Дай мне закончить! — яростно выпаливаю я. — Я всего лишь собиралась спросить, почему, черт возьми, тебе не терпится от меня избавиться. По всему видно, что ты меня на дух не переносишь. Единственное, что ты видишь, когда смотришь на меня, другую гребаную девчонку!

Его глаза вспыхивают от переизбытка эмоций, но он моментально их прячет.

— Мне не должна нравиться сука, которая будет у меня отсасывать.

Разочарованная, я сердито выдыхаю и смахиваю волосы со своего лица.

— И что ты этим пытаешься доказать?

— Только то, что, когда запахнет жареным, ты пошлешь всех к чертовой матери и сбежишь, — он указывает большим пальцем за свое плечо. — Именно так поступают такие, как ты. Когда жизнь станет совсем тяжкой, ты не выдержишь. И уж точно не раздвинешь свои ноги для кучки байкеров, особенно после того, как несколько лет берегла себя для правильного парня.

Я отвожу взгляд, а затем опускаю его на свои колени. Он понятия не имеет. Это почти нелепая, по своему безумию просто отвратительная ситуация.

— Я могу справиться с чем угодно, что ты прикажешь сделать, — цежу я сквозь стиснутые зубы, не глядя на него. — Хочешь, чтобы я это доказала? Отлично.

Я докажу. В этом нет ничего такого. НИЧЕГО!

— Правда? Тогда давай сотрем твои нежные коленочки в кровь, Куколка. Докажи мне, что ты не сбежишь. Что ты сможешь сделать этим ротиком больше, чем выводить меня из себя, — его губы растягивает бесчувственная холодная улыбка. Фальшивая. Вымученная. Его глаза цвета жидкого золота. — Я хочу, чтобы ты сосала мой член так, словно это доставляет тебе удовольствие. Лизала его так, словно он чертов леденец и лучшая гребаная вещь, которую ты когда-либо пробовала.

Я знаю, что он делает. Он не хочет видеть меня здесь. Но он не может заставить меня уйти из-за Дозера. Поэтому он пытается заставить меня сбежать. Уйти по собственному желанию.

Но нужно нечто большее, чтобы напугать меня. Особенно, если учесть, что гораздо больше я боюсь того, что меня ждет за пределами клуба, чем мужчин внутри него. Включая Мава.

Ладно. Если это необходимо для того, чтобы доказать, что я не похожа на его бывшую и не сбегу, когда обстановка накалится, то я сделаю это. Я сделаю ему лучший чертов минет, который у него когда-либо был. Такой, который он никогда не забудет. Настолько потрясающий, что все остальные померкнут в сравнении с ним. Может быть, это заставит его заткнуться.

Он ждет, что я сбегу отсюда. Его лицо медленно приобретает самодовольное выражение.

Для начала я решаю с ним немного поиграть.

Потянувшись к карману, я достаю свой вишневый бальзам для губ, открывая колпачок с легким щелчком. Я растягиваю время, медленно проводя бальзамом по своим губам, сжимаю их вместе и отрываю друг от друга, после чего закрываю колпачок бальзама и убираю его обратно в карман. Потянувшись назад, я снимаю резинку со своих волос и распускаю косу.

— Так тебе будет легче за них держаться, — говорю ему, и будь я проклята, если эта мышца на его челюсти снова не начинает дергаться.

Я очень медленно соскальзываю со своего стула на пол, вставая на колени между его ног.

Он раздвигает их шире, чтобы освободить мне пространство. Я три раза провожу своими руками вверх и вниз по его бедрам. Под моими руками выпирают его мышцы. Мощные и твердые. Мои движения неторопливые, я испытываю его терпение на прочность, скользя руками к его поясу.

— Убери свои руки за спину.

Я замираю и растерянно моргаю, глядя на него снизу вверх, пока в моей голове не включается сигнал тревоги.

— Делай, что я сказал.

С опаской, я завожу руки за спину и скрещиваю их.

Резкими движениями он расстёгивает серебряную пряжку ремня. В ту же секунду я вспоминаю все то, что Уорнер проделывал своим ремнем. Я съеживаюсь и борюсь с тем, чтобы остаться в настоящем.

Что, если он меня свяжет?

От одной этой мысли по моей спине проносится ледяной холод.

Он расстегивает верхнюю пуговицу на своих джинсах. Зажимает пальцами бегунок молнии и опускает его вниз.

Я поднимаю на него взгляд.

— Мав?

Я поражена тем, что вижу. Его челюсть сжата. Его глаза плотно закрыты. Даже когда я произношу его имя, он не смотрит на меня. Все его тело так напряжено, что он может запросто сломать стол мертвой хваткой, которой в него вцепился.

По-моему, он не осознает, что я смотрю на него. Я вижу, как ему неприятно происходящее. Можно подумать, что он ждет смертельного удара, а не удовольствия.

— Я не могу ждать весь гребаный день, — хрипло произносит он. — Займись им, черт возьми. Или выметайся.

Я опускаю взгляд на его ширинку. Он без нижнего белья. Его член, по крайней мере, по тому, что предстает передо мной… прекрасен, как и сам мужчина. Испещренный венами ствол находится прямо передо мной, но он по-прежнему частично скрыт за его джинсами. Я не смею двигать руками, опасаясь, что он свяжет меня, если я это сделаю.

Я наклоняюсь вперед. Мое дыхание становится прерывистым, меня поглощает страсть и тревога. Я размышляю над тем, как бы лучше высвободить его из джинсов.

Облизывая губы, я не могу отрицать, что мне немного любопытно узнать, какой он на вкус.

По моему телу пробегает дрожь, когда я носом задеваю его кожу.

Я придвигаюсь ближе и уже собираюсь облизать его длину, когда он рычит и отпрыгивает от стола, в процессе отбрасывая меня назад. Я налетаю на стул, стоящий позади меня, и ударяюсь головой об угол подлокотника. Мой череп простреливает обжигающая боль.

Я обхватываю свою голову руками, когда слышу:

— Чеееррт! Черт! Черт!

Он мечется по комнате, снова и снова взъерошивая руками волосы на своей голове. Затем дважды проводит ладонями по лицу. Он стонет.

Одним идеально выверенным движением он сбрасывает на пол все, что находится на верхней полке невысокого книжного шкафа.

Черт подери.

Мое сердце замирает и ухает вниз, после чего вновь начинает биться. Я задерживаю дыхание. Больше всего на свете мне хочется исчезнуть. Я слишком хорошо знакома с этим видом ярости. Через считанные секунды он переключит свое внимание на меня. И последует физическая боль.

Его голова резко дергается в мою сторону. Его глаза холодные и смертельно опасные.

Я отползаю назад, когда по моему телу проносится мелкая дрожь. Мне ненавистно, что его разъяренный пронзительный взгляд будоражит меня больше, чем клубящийся внутри меня страх. Как я могу быть возбуждена и в то же время напугана? Это неправильно.

Он — загадка. Самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела… и всё же он самый что ни на есть бесцеремонный мудак, которого я когда-либо встречала.

Разве я должна испытывать к нему что-то еще, помимо презрения?

В конце концов, он — байкер, преступник, отброс общества. Он меня ненавидит. Для него я никто, пустое место. Нет, не так. Для него я грязная бездомная кошка. То, чем можно попользоваться и выбросить. Доносчик.

Ирония в том, что именно от него зависит то, кем я стану.

Свирепо глядя на меня сверху вниз, он вопит:

— Пошла на хрен отсюда!

Да с удовольствием.

Я вскакиваю с пола и бросаюсь к двери. Только я собираюсь сбежать, как его пальцы обвиваются вокруг моей руки и меня резко разворачивает. Я врезаюсь в стену, которая на самом деле оказывается его грудью.

Он рычит мне в ухо:

— Ни гребаного слова об этом.

— Я ничего не скажу, — тихо произношу я.

— Никому. Даже Дозеру.

Я быстро киваю.

Он отпускает меня. Вернее, пихает в сторону двери.

Я выбегаю из комнаты. Я лучше окажусь в любой другой части клуба, чем наедине с Люци, который в данный момент кажется одержимым.

Я взвизгиваю, когда меня во второй раз за сегодня хватают за руку в коридоре. Мое сердце вот-вот выскочит из груди. У меня уходит миллисекунда на то, чтобы понять, что это Лили.

Она в беспокойстве сводит брови, и ее лицо покрывается легким румянцем.

— О, Боже мой, девочка. Что, черт возьми, это было? Ты в порядке?

Мое сердце по-прежнему учащенно бьется, а руки дрожат. То место, где моя голова соприкоснулась со стулом, ноет от боли.

— Я в порядке. Я в порядке, — шепчу я. Правда, я не уверена, кого именно пытаюсь убедить — Лили или себя.

Все нормально. Ты в порядке.

Может я и не вышла сухой из воды, но я жива, дышу. Я столкнулась с дьяволом и купила себе еще один день.

Вот только я побаиваюсь увидеть, что ожидает меня завтра.