Беда, как правило, приходит нежданно и совсем не оттуда, откуда ее ждешь: бывалый воин гибнет в уличной потасовке, акробат ломает хребет, поскользнувшись на куске дерьма, завзятый волокита подхватывает дурную болезнь от родной сестры, опытный выползок, прошедший Шеол вдоль и поперек, а также сверху вниз, попадает в ловушку, предназначенную разве что для сосунка.

Ну какая, спрашивается, опасность могла таиться в короткой круто уходящей вниз норе, по которой легко спускаться, но трудно подниматься? Даже химеры таких мест избегают. Не дразни огнем мох-костолом, не кувыркайся через голову, и все будет в порядке.

Ан нет! Недаром говорят, что и у хитрого Яшки бывают промашки.

Запах врага Кузьма уловил только тогда, когда успел преодолеть почти половину пути. Здухачи пахли, почти как покойники, — сырой землей, тленом, гноищем.

Устроить здесь засаду решились бы только последние олухи, у которых вместо мозгов давно тараканы шуршат, но причиной тому могла быть и совсем иная, недоступная человеческому пониманию логика, обрекающая на неизбежный проигрыш даже —тех, кто заранее запасся кучей козырей.

Как бы то ни было, но таившиеся во мраке здухачи, наверное, уже учуяли приближение отряда. Сами-то они не издавали сейчас ни единого звука, на что обычные люди вряд ли были способны.

Кузьма, скользивший в норе ногами вперед, сразу притормозил и, когда в спину ему уперся Венедим, негромко, но внятно произнес:

— Впереди засада. Скорее всего это опять здухачи. Нам придется вернуться назад, к озеру. Вполне возможно, что здухачи не станут преследовать нас. Ну а если погоня все же начнется, кто-то один должен задержать ее. В такой тесноте это нетрудно. Три-четыре тела сразу закупорят нору. Добровольцы есть?

— Давайте лучше жребий тянуть, — сказал Юрок. — Жить-то каждому охота.

— Лично я против жребия, — продолжал Кузьма. — Понимайте меня, как хотите, но если поступить по совести, остаться должен кто-то из катакомбников.

— Дайте мне топор, и я останусь, — сказал Венедим. — Хоть на одно благое дело сгожусь.

Однако, растолкав всех, вниз уже сползал светляк-целебник, которого, похоже, просто спихнул сюда его приятель-молчальник. Не успей Кузьма ухватить светляка за одежду, он поехал бы и дальше, прямо в лапы здухачам.

— Помилуй нас, Господи, в грехах наших и даруй вечное спасение душе. — Светляк пыхтел, стягивая с себя рясу. — Простите и вы меня, братья, если обидел кого. А ты, безбожник хохлатый, прости меня особо.

— Это ты мне? — удивился Юрок. — За что я тебя должен простить?

— Узнаешь, когда на том свете свидимся. Ну все, ступайте назад с Богом.

— Мы будем ждать тебя на плоту, — сказал Кузьма и тут же прикусил язык, вспомнив, что оставленный без присмотра плот отправился в самостоятельное плавание. — А рубить старайся от груди, не то лезвие о потолок сломаешь.

— Я их не лезвием, а обушком, обушком приголублю. — Слышно было, как светляк плюет на ладони. — Так-то надежней будет…

* * *

Отряд, в котором осталось всего пять человек, начал поспешно карабкаться назад. Не прошло и минуты, как стало ясно, что те, кто подкарауливал их в норе, двинулись следом — двинулись тихо, как призраки.

Зловещую тишину нарушил утробный выдох — «Ы-ых!» — и хруст проломанной черепной коробки, очень похожий на прощальный привет лопнувшего глиняного горшка. И в тот же момент здухачи взвыли — все разом и голосами совершенно нечеловеческими.

Скольких врагов успел уложить светляк, так и осталось неизвестным, но когда отряд выбрался наконец из норы, схватка еще продолжалась. Сквозь непрестанный монотонный вой здухачей время от времени доносились глухие выкрики: «Вот вам! Вот вам! Получайте, исчадья адовы!»

Кузьма заставил Юрка посветить фонарем, но плота уже и в помине нигде не было. Почуяв неладное, летучие мыши мигом прекратили охоту за мошкарой, но сейчас крылатое воинство ничем не могло помочь людям.

Оставался только один путь к отступлению — затопленная водой тропа. Держа над головой факел, Кузьма первым ступил на нее и при этом почему-то вспомнил слова, однажды сказанные Венедимом: «Узок и скорбен путь, ведущий в жизнь праведную, но широк и просторен, ведущий в пагубу».

Вой здухачей тем временем стал неотвратимо приближаться. Как и следовало ожидать, светляку не удалось надолго сдержать такую ораву врагов. Приходилось надеяться, что их сдержит вода.

Продвигаясь с крайней осторожностью, Кузьма уже одолел шагов пятьдесят. Следовавшие за ним члены экспедиции растянулись в редкую цепочку, и нельзя было даже сказать, что вызывает у них больший ужас — приближение здухачей или черные как смола волны, лижущие ноги.

Самым последним в этой цепочке оказался Змей.

Кузьма уже хотел крикнуть, чтобы тот поторопился, но в руках у метростроевца внезапно вспыхнуло веселое искристое пламя. Ни с кем не посоветовавшись, Змей собирался пустить в ход взрывчатку. Номер, удавшийся однажды, теперь мог закончиться трагически.

Первый выскочивший из норы здухач — белесый и одутловатый, как утопленник, — по инерции угодил в воду. Однако следующий сумел удержаться на ногах и, подхватив с земли камень, бросил его в Змея. В ответ метростроевец швырнул аммонитовую шашку, запальный шнур которой уже почти догорел.

Оранжевая вспышка осветила все нутро огромной пещеры. Быстро померкнув, огненный шар сначала превратился в тускло светящийся гриб, а потом в облако, еле заметное во мраке. Взрыв задул все факелы и с ног до головы окатил людей водой.

Гулкое эхо еще не успело замолкнуть, а картина мира, теперь доступная только слуху, уже резко изменилась. Монотонный вой здухачей продолжал звучать, но к нему добавился быстро нарастающий звук выведенной из покоя воды. Это означало, что взрыв разрушил слабенькую перемычку, отделявшую ложе озера от круто уходящей вниз норы.

Вырвавшийся на свободу ручеек буквально за считаные секунды превратился в бушующий полноводный поток. Заунывный вой смолк — сразу, в единый миг, словно рты всех здухачей вдруг онемели.

Когда Кузьме вновь удалось зажечь факел, он смог убедиться, что тропа обнажилась на всем доступном для глаза протяжении. Уровень воды упал на полтора-два метра. На месте отверстия, куда раньше едва-едва мог протиснуться человек, теперь зияла здоровенная дыра.

К счастью, все, кто успел покинуть нору, в том числе и Змей, уцелели.

Уже почти выдохшееся течение пригнало к берегу плот, еще недавно такой желанный, а ныне вновь ставший ненужным.

Летучие мыши, почуявшие, что всякая опасность миновала, вновь занялись уничтожением мошкары. Один только Князь как ни в чем не бывало уселся Кузьме на плечо и дружелюбно пискнул — дескать, не падай духом, хозяин, мы себя еще покажем!

Все бы ничего, но скоро выяснилось, что у Змея имеются проблемы со слухом. На вопросы Кузьмы он отвечал невпопад и постоянно тряс головой, словно та сильно мешала ему.

Дождавшись, пока вода сойдет окончательно, они стали решать, как же быть дальше — вернуться ли по тропе назад или вновь спуститься в проклятую нору. В конце концов остановились на последнем варианте, активным сторонником которого являлся Кузьма. Главный его довод был таков: нельзя предугадать заранее, какие проблемы ожидают отряд в дальнейшем, но то, что проблема здухачей отпала, можно было гарантировать.

Не забыли помянуть добрым словом светляка, фактически спасшего отряд. Вот ведь как иногда бывает: живет себе человек, никакими особыми доблестями не выделяется, частенько лезет не в свои дела, ворчит, пыхтит, пререкается, а потом возьмет и прикроет товарищей своей грудью, хотя мог бы этого и не делать.

На сей раз рисковать не стали и в нору сначала послали летучих мышей. Сами туда полезли лишь после того, как стало ясно, что никакой опасности нет и в помине.

Озерная вода принесла в нору массу грязи, но это обстоятельство только ускорило спуск, хотя и не пошло на пользу штанам. Без особых приключений добравшись до Ловчего туннеля, Кузьма тщательно обследовал его стены и позволил зажечь свет.

Лучше бы он этого не делал!

Бывают ситуации, когда предпочтительней дышать через марлю, есть с затычками в носу и ходить с закрытыми глазами, то есть насиловать свои естественные чувства, дабы сохранить физическое и нравственное здоровье. Сейчас был именно такой случай.

Пол туннеля сплошь устилали тела здухачей, рты и глазницы которых были полны черной озерной воды. Здесь вперемежку лежали мужчины и женщины, но все выглядели, как древние старцы и даже более того — как покойники, извергнутые из могил наводнением.

Нельзя было и шагу сделать, чтобы не наступить на чью-то голову или грудь. Никогда еще Кузьме не доводилось видеть столько покойников сразу. На ум невольно лезли мысли о Страшном суде и муках ада.

— А они не оживут? — шепотом поинтересовался Юрок.

— Кто их знает, — пожал плечами Кузьма. — Ты про это лучше у катакомбников спроси. Они по загробным делам специалисты… Веня, разъясни человеку ситуацию.

— Прежде эти существа вызывали у меня сострадание, — твердо сказал Венедим. — Но сейчас я вижу, что это не люди, а воплотившиеся в их телесную оболочку бесы, к которым наши понятия о жизни и смерти никакого отношения не имеют. А посему позвольте оставить ваш вопрос без ответа.

— Короче говоря, веры этим гадам нет, даже мертвым. — Юрок осторожно пнул ботинком ближайшего здухача.

— Пора бы и трогаться, — сказал Кузьма. — Не весь же век здесь стоять.

Дальнейшую прогулку без всякого преувеличения можно было назвать моральной пыткой. А как же иначе, когда, переступая с одного тела на другое, каждое мгновение ожидаешь, что острые клыки вот-вот вопьются тебе в ногу, а корявые пальцы вцепятся в край одежды.

Кузьма старался не смотреть вниз. Его примеру следовали и Венедим с Юрком (о том, куда направлен взор молчальника, судить было нельзя — не позволял капюшон, как всегда, скрывавший его лицо). Одному Герасиму Ивановичу Змею все было нипочем.

Если какой-нибудь здухач вдруг чем-то привлекал его внимание, метростроевец без всякой брезгливости принимался ворочать бездыханное тело, приговаривая при этом: «Татуировочка-то примечательная. Ножичек с черепом. Такие татуировочки просто так не делаются» или «А почему, любезный, у тебя правой ручки нет? Неужто производственная травма?..»

В один из подобных моментов он так разволновался, что даже запрыгал на одном месте.

— Да это же нормировщица третьего участка Клава Кондакова! Пять лет назад пропала без вести!

Кузьма мельком оглядел скрюченное тело женщины, на донельзя исхудалом лице которой выделялись только желтые резцы, торчащие вперед словно у крысы. На вид нормировщице Кондаковой было лет сто.

— Не путаете? — с сомнением произнес он. — Это точно?

Полуоглохший после взрыва Змей понял слова Кузьмы по-своему.

— Почему же заочно? — возмутился он. — Я ее лично знал. Передовая работница. Неоднократно удостаивалась благодарностей.

— Вот был бы смех, если бы вы встретились с ней лицом к лицу.

— К какому концу? — удивился Змей. — Не притрагивалась она никогда к моему концу, клянусь! У нас подобные штучки не приняты.

Пришлось Кузьме чуть ли не силой увести метростроевца прочь. После этого случая он и сам стал присматриваться к мертвецам — авось попадется на глаза какой-нибудь давний дружок-выползок, о таинственном исчезновении которого уже давно и судачить перестали.

Однако удача (если таковое выражение здесь вообще уместно) улыбнулась, а лучше сказать — оскалилась Юрку.

— Во! — воскликнул он, пальцем указывая на страшилище, которое и за человека-то можно было принять чисто условно. — Федька Чубчик! Литр водяры я ему остался должен.

— Давно он пропал? — осведомился Кузьма.

— С год. А может, и больше… — Юрок задумался. — Нет, точно с год!

— Что ты можешь сказать о его возрасте?

— Мой ровесник.

— А выглядит сейчас, как твой дед.

— Да, изменился…. Но это точно Федька! Я его по родимому пятну признал. Похоронить бы надо парня по-человечески…

— Тогда всех придется хоронить, — отрезал Кузьма. — Не до этого!

Его поддержал Венедим:

— Единственное, чем мы можем помочь сейчас твоему приятелю, так это помолиться за упокой его души. А о теле заботиться не стоит. Это не тело человеческое, а костюм потешный, который бесы на себя примеряли.

— Вам видней, — вздохнул Юрок. — Да только что я его братьям потом скажу…

Так они прошли еще с полсотни шагов, и стало казаться, что этому нагромождению мертвых тел не будет конца. По всему выходило, что когда сверху хлынули потоки воды, здухачи даже не попытались спастись, а продолжали штурмовать злополучную нору.

— Вишь, как иногда бывает! — глубокомысленно произнес Юрок. — Ведь против прежнего потопа нынешний — как детские ссули. А эти хмыри все равно загнулись. Из большой беды выкрутились, зато на мелочовке попухли.

— Про тот потоп они могли заранее знать, — ответил Кузьма. — Все это одного поля ягодки: и мох, и химеры, и здухачи, и даже потопы ядовитые. А тут все как бы случайно вышло. За это надо нашего Герасима Ивановича благодарить.

— Что? — на ходу оглянулся Змей. — Кого давить?

— Всех подряд! — отмахнулся от него Юрок. — Не про тебя базар, чурбан глухой.

— Сам ты щелбан! — огрызнулся Змей, но тут же, позабыв обо всем, застыл столбом. — А это что еще за чудо? Нет, вы только взгляните!

Мертвое тело, так поразившее его, действительно заслуживало самого пристального внимания. От остальных здухачей это существо отличалось неимоверно длинным костяком, такими же конечностями и по-паучьи хрупким телосложением.

— Баба, — внимательно присмотревшись, сообщил Юрок.

— С чего это ты решил? — скептически поинтересовался Кузьма.

— Мудей нет.

— Так ведь и грудей тоже.

— Груди для бабы не обязательны, — авторитетно заявил Юрок. — Вещь на любителя.

Одежда на покойнице отсутствовала, но ее вполне заменяла чересчур свободная кожа, собравшаяся не то что в складки, а скорее в гармошку. Удивляло и многое другое — короткие и густые, как шерсть, волосы на голове, странная смуглость тела, чистое, почти без морщин лицо.

— Косточки-то потоньше рыбьих, — сказал Юрок : с неодобрением.

— И каких только тварей не рождает преисподняя! — перекрестился Венедим.

— Да она просто уродка! — высказался Змей. — Я знал одну, так у нее на руках и ногах по шесть пальцев было. Правда, все без ногтей.

Неизвестно, как долго бы еще продолжалась эта дискуссия, но Кузьма решительно взмахнул факелом.

— На этом и закончим! Заодно договоримся, что больше не будем останавливаться ни под каким предлогом. Даже если наткнемся здесь на отца родного.

Возражать тут было нечего, и отряд послушно устремился вслед за проводником. Машинально оглянувшись через плечо, Кузьма заметил, что светляк-молчальник, опустив факел к самому полу, продолжает стоять над загадочным трупом.

Наиболее точное определение, касавшееся его позы, было таково — «глубокая задумчивость».

Самый последний здухач, попавшийся на их пути, вместо обеих ног имел короткие культи. Но даже увечье, похоже, не помешало ему участвовать в неудавшейся охоте на людей.

— Ну вроде конец… — облегченно вздохнул Юрок.

— А сколько их всего было? — поинтересовался Венедим, косясь на молчальника, как раз в этот момент догнавшего отряд.

— Кто же считал… — пожал плечами темнушник. — Но будем надеяться, что эта сволочь изведена под корень.

Избавившись наконец от необходимости созерцать эту выставку мертвых уродов, спутники Кузьмы воспрянули духом. Появилось обманчивое ощущение безопасности. Летучие мыши не только шастали по туннелю в обе стороны, но и тщательно проверяли все боковые ответвления. Никаких тревожных вестей пока не поступало.

Между тем голод уже давал о себе знать. На привале (хотелось бы надеяться, что это последний привал перед карстовыми пещерами) каждому досталось лишь по кружке водяры, выданной Кузьмой в виде исключения.

Уж лучше бы он этого не делал! Если светляков от выпитого стало клонить ко сну, то у Юрка вдруг разыгрался нестерпимый аппетит.

— Я сейчас завою с голодухи, — сообщил он Кузьме. — Научи хоть, как улиток и мокриц собирать.

— Здесь они не водятся, — ответил тот.

— Тогда давай мха поедим, — настаивал Юрок. — У меня кишки марш играют.

— С мхом мы полдня провозимся. Чтобы горсть молодых побегов набрать, нужно гору слоевища перевернуть. А потом еще варить несколько часов. Потерпи.

— Не могу! Я или сдохну сейчас, или на кого-нибудь из вас наброшусь. У меня болезнь такая — если брюхо пустое, в мозгах полное помрачение наступает.

Сказано это было столь убедительно, что Кузьма решил пожертвовать лишним часом своего сна.

— Ладно, — буркнул он. — Попробую твою болезнь вылечить. Жди меня здесь.

— Только не обмани! — предупредил напоследок Юрок. — Иначе я за себя не отвечаю.

Кузьма подозвал Князя, уже собравшегося было устроиться на Ночлег, и в его сопровождении отправился на прогулку.

Факел пришлось оставить на месте, поскольку Кузьму интересовали главным образом боковые ходы, где, в отличие от главного туннеля, буйно произрастал мох.

Пришлось немало поплутать по всяким тесным закоулкам, прежде чем он обнаружил то, что искал, — толстый пласт гниющего мха, отслоившийся от стены точно так же, как отмершие чешуйки кожи отслаиваются от тела человека.

Сквозь старое осклизлое слоевище уже пробивались молодые нежные побеги, куда более тонкие, чем волос, и Кузьме пришлось заодно ободрать и их.

Затем он начал тщательно, полагаясь не только на осязание, но и на нюх, обследовать сырую холодную стену. «Божья смолка» росла шариками, каждый из которых размерами не превышал слезинку. Иногда на квадратном метре стены можно было обнаружить целую россыпь таких шариков, а иногда — всего один.

Работа продвигалась медленно. Свою добычу Кузьма складывал в поилку, что весьма не нравилось Князю, занятому выискиванием личинок, очень быстро заселявших гниющий мох (попробовали бы они сунуться сюда в пору его зрелости). Несмотря на крошечные мозги и недолгий срок жизни, летучие мыши очень хорошо разбирались в истинном назначении некоторых вещей.

Вернувшись назад, Кузьма застал Юрка, можно сказать, на месте преступления. Размахивая руками, тот охотился на летучих мышей, с тревожным писком вившихся вокруг.

— А по роже схлопотать не хочешь? — разозлился Кузьма. — Не забывай, что эти зверушки мне дороже вас всех вместе взятых.

— Да я только попробовать… — смутился Юрок. — Хоть на один зуб… А ты принес что-нибудь?

— Подожди чуток.

Кузьма перебрал и тщательно промыл все шарики, а потом скатал их в один общий ком.

— «Божья смолка», — догадался Юрок, нетерпеливо следивший за манипуляциями Кузьмы. — Пробовал я ее курить. Только кайфа никакого.

— Глупости! Ты ее пожуй лучше. Только не глотай.

— Долго жевать? — осведомился Юрок, принимая из рук Кузьмы добрую порцию «смолки».

— Чем дольше, тем лучше.

Занявшись делом, темнушник надолго умолк — только сопел и старательно чавкал. Светляки крепко спали. Герасим Иванович Змей — тоже. Угомонились и летучие мыши. Кузьму и самого клонило в дрему, но он хотел непременно дождаться результатов своего опыта, поскольку знал, что «смолка» не на всех действует одинаково. А вдруг зверский аппетит Юрка не пропадет, а еще больше разыграется? Глядишь, к подъему от летучих мышей только шерсть останется.

— Слушай, не могу больше, — сказал Юрок. — У меня уже челюсти сводит.

— А есть не хочешь?

— Нашел о чем говорить! — произнес Юрок с досадой. — Когда назад вернемся, папа Кашира нас накормит и напоит от пуза. А пока на, затыкай. — Он протянул жвачку Кузьме.

— Что затыкать? — удивился тот.

— Дундук! Дырку затыкай, из которой шнур торчит.

— Заткнул, — сказал Кузьма на всякий случай.

— А сейчас тикаем в темпе! Тут скоро так рванет, что небо звездное станет видно.

Только теперь стало понятно, что Юрок бредит. Постепенно выяснилось, что Кузьму он принимает за кого-то из своих приятелей-темнушников, а порученное им обоим дело состоит в подрыве мощного порохового заряда, сосредоточенного у самой поверхности земли, непосредственно под Гранью.

Впрочем, бред был весьма своеобразным. Юрок выражался ясно, последовательно, в деталях не путался и слова свои сопровождал вполне определенными действиями, имевшими, правда, форму мимического представления — так, например, сначала он поджег зажигалкой несуществующий огнепроводный шнур, а потом словно припадочный засучил ногами, изображая быстрый бег.

В ожидании взрыва он распластался на полу туннеля и заставил Кузьму сделать то же самое. Когда тревожная пауза стала чересчур затягиваться, Юрок голосом, полным волнения, осведомился:

— Ну как — рвануло?

— Не слышу что-то, — ответил Кузьма, которому этот дурацкий спектакль уже стал надоедать.

— И я не слышу. Наверное, шнур отсырел… Ох и достанется нам от папы Каширы!

И тут Кузьма решил немного подыграть темнушнику. Наклонившись к его уху, он заорал:

— Бах! Бабах! Тарарах!

Надо признаться, что Кузьма немного перестарался. Все спящие, включая летучих мышей, про снулись, а Юрок, будто бы и в самом деле задетый ударной волной, откатился к стене и застыл там позе, для живого человека отнюдь не характерной.

Пришлось на всякий случай даже проверить его пульс (к счастью, оказавшийся вполне приемлемым). Уж Кузьме-то было хорошо известно — иных не то что испуг, даже радость способна убить.

— Что с ним? — деловито осведомился Змей, для которого смерть последнего темнушника вряд ли стала бы неизбывным горем.

— Взрывом оглушило, — смущенно пояснил Кузьма. — Да вы спите, спите! Ничего страшного не случилось.

— Каким взрывом? — не унимался Змей. — Что еще за секреты? Попрошу объяснить.

Пришлось Кузьме рассказать о странном поведении забалдевшего от «божьей смолки» Юрка и про свою не совсем удачную шуточку.

— Я одного не пойму, — закончил Кузьма. — Это с ним на самом деле было или он от фонаря дурочку катит?

— Вы разве не в курсе? — удивился Змей. — Странно… Я то считал, что ни одно серьезное событие в Шеоле не может ускользнуть от вашего внимания. А такой факт действительно имел место. И совсем недавно. В непосредственной близости от Грани темнушники произвели взрыв достаточно мощного порохового заряда.

— Про то, что Шеол тряхнуло, я знаю, — сказал Кузьма. — Но никогда бы не подумал, что тут темнушники замешаны. А зачем им это понадобилось?

— Для того же, для чего нам понадобилось прокладывать туннель к поверхности земли. Только мы из этого тайны не делаем, а темнушники почему-то упорно отрицают свою причастность к взрыву.

— А если это не их работа?

— Их, больше некому! Вы ведь на него влияние имеете. — Змей кивнул в сторону Юрка, продолжавшего пребывать в позе человека, тело которого неоднократно, но безуспешно пытались свернуть в жгут. — Попробуйте ненавязчиво расспросить его об этом случае.

— Сами вы, похоже, стесняетесь?

— Мне он не скажет.

— А мне, допустим, скажет… И я сразу же настучу вам. Так, что ли?

— Интересно ведь знать, чем это все у них закончилось… — смутился Змей.

— Какой вы любознательный мужчина! — тоном потаскухи с Торжища произнес Кузьма. — Только не забывайте, что мы уже встречались с вами при весьма пикантных обстоятельствах. И я ни единого вашего доброго словечка и поступка не забыл. Поэтому с подобными предложениями прошу ко мне впредь не обращаться.

На этом разговор окончился. Змей снова уснул (или только захрапел для виду). Летучие мыши, недовольно попискивая, возвращались на прежние места и принимали излюбленную позу — головой вниз и крыльями в обхват. Светляки, лежавшие в разных углах, ничем себя не обнаруживали. Юрок — тоже.

Уже засыпая, Кузьма почему-то вспомнил про Грань. Обладай она хоть какими-либо качествами, присущими живому существу, ей было бы за что обижаться на людей.

Мало того, что метростроевцы пытались ее продырявить, так и темнушники отличились — взорвали свою дурацкую бомбу. А если и светляки не остались в стороне от сих благих дел? Разожгли, например, под Гранью костер из свиного сала или окропили ее святой водой, предназначенной для развенчания любых дьявольских наваждений? Эх, ребята, не делом вы занимаетесь…