Что другое, а терпеть Кузьма умел. С детства был приучен. В этом деле он мог дать фору самому стойкому схимнику. Воля изменяла ему разве что во сне, но зато частенько.

Вот и сейчас ему привиделось многое из того, что делает жизнь если не счастливой, то хотя бы привлекательной, — огромный ковш водяры, голая задница Феодосии, а главное, целая сковорода свиной колбасы с грибной подливкой.

Даже проснувшись, Кузьма некоторое время продолжал тянуться к этой сковороде, но увы — между ними уже пролегала преграда, куда более непреодолимая, чем пресловутая Грань. Оставалось только глотать слюнки.

Летучие мыши давно проснулись, успели перекусить (им-то стол был готов на каждом шагу) и сейчас были не прочь отведать спиртного, однако Кузьма с некоторых пор взял себе за правило поощрять стаю только за конкретные дела. Авансы не выдавались никому, даже Князю.

Факел давно догорел, и пока Кузьма зажигал новый, его спутники стали продирать глаза.

— О, блин, все кости ноют! — простонал Юрок. — Как будто меня черти всю ночь метелили.

Змей дипломатично промолчал, а Кузьма как ни в чем не бывало посоветовал:

— Не надо на голых камнях спать. Да еще мордой вниз, а коленками вверх. Прострел от этого бывает.

— А «смолка» твоя, знаешь, помогла. — Юрок потянулся, захрустев суставами. — Ни голода не чувствую, ни усталости. Выдай еще.

— Тебе и вчерашней дозы надолго хватит, — отрезал Кузьма. — А всем остальным могу предложить. Вместо завтрака, так сказать. Незаменимое средство от усталости и мрачных мыслей. Если не злоупотреблять, конечно.

— А если злоупотреблять? — Венедим покосился на предложенный общему вниманию крошечный катышек, очень похожий на мышиные экскременты.

— Если злоупотреблять, тогда это незаменимое средство для самоубийства. «Смолка» ведь не сытость дает, а одну только видимость. Обманывает организм. Тот и жжет себя самого, причем без всякого разбора. При обычной голодухе это сначала пропадает. Жир, мясо лишнее, плевки всякие. Сердце и мозги на очереди самые последние. Природа все предусмотрела. А когда организм «смолкой» насквозь отравлен, все в дело идет — от кожи до потрохов. Потому-то, наверное, и глюки такие бывают.

— Я, пожалуй, воздержусь. — Венедим отступил на шаг назад.

— Да и я рисковать не буду, — поддержал его Змей, наученный горьким примером Юрка.

Молчальник, как всегда, выжидал, и это, надо сказать, была самая удобная позиция.

— Я с вами не шутки шучу. Считайте это приказом. — Кузьма забросил в рот катышек «смолки». — Времени у нас с комариный нос. Я сам сейчас пойду как заведенный и отстающих дожидаться не собираюсь. Нечего тут кочевряжиться! Такая доза даже ребенку не повредит…

И в самом деле — порождение чужой природы, слезы отмершего мха, любимое (по слухам) лакомство химер подействовало на уставших, отчаявшихся, голодных людей, как порыв свежего ветра на угасающее пламя. Накануне едва влачившие ноги, сейчас они вышагивали столь же бодро, как и в первый день пути.

Вдобавок ко всему у Змея полностью восстановился слух. Недоволен был только Юрок, считавший себя обделенным.

Он подкатывал к Кузьме и так и этак, и про прежние добрые отношения напоминал, и на свою щедрость намекал. Пришлось Кузьме в довольно категоричной форме заявить:

— Отстань! Нельзя тебе. Ты контуженый.

— Я контуженый? — Глаза у Юрка, и без того навыкате, полезли на лоб. — Не путай, братан! Это метростроевец контуженый. Вон до сих пор в ухе ковыряется. А я вполне нормальный. На мне, считай, ни единой царапины нет.

— Разве в тот раз, когда вы под Грань мину подводили, с тобой ничего не случилось? — сказано это было тоном, не допускавшим сомнения в осведомленности Кузьмы.

— Кто это тебе такую ахинею наплел? — поперхнулся Юрок. — Никак метростроевец, драть его в перегиб?

— Ты сам проболтался, «смолки» нализавшись. И даже не отпирайся. Мне все детали вашего дела известны.

— Если известны, зачем тогда спрашиваешь? — буркнул Юрок.

— Бред-то твой взрывом окончился. Дальше ни слова. Ты как будто бы отрубился.

— Не сносить мне головы, если весть про мою слабость до папы Каширы дойдет, — горестно вздохнул Юрок. — Правильно ведь говорят: не ножа вражьего бойся, а собственного языка! Это же надо так облажаться… Нет, не хочу я больше твоей «смолки»!

— Успокойся. Я не болтун какой-то и по этому случаю тявкать не собираюсь. Да и какие тут могут быть секреты! Метростроевцы давно обо всем догадываются.

— Догадываться — одно, а в натуре доказать — совсем другое!

— Можно подумать, что вы преступление совершили. Перед кем вам отчет держать? Другое дело — зачем вам вообще понадобилось эту канитель заводить? Сами же твердите, что мрак — первородная стихия и ничего другого вам не надо.

— Мало ли что мы твердим… У каждого своя придурь. Но если все на Грань полезли, мы в стороне оставаться не желаем. Пусть себе метростроевцы туннель долбят. А мы решили с другой стороны подойти. Порохом, дескать, сподручней будет. Сначала заброшенный лаз нашли, прямо на поверхность выходящий. Потом весь мох в нем изничтожили. Порох дней пять таскали. Все на своем горбу. Все своими руками. Правда, без помощи выползков не обошлось. Мы им хорошо заплатить пообещали.

— Что за выползки? Как их звали? — перебил его Кузьма.

— Одного, кажется, Митька. А другого Павлуха.

— Митька Могильщик и Павлуха Шахтер? — уточнил Кузьма.

— Да-да!

— То-то про них с тех пор ничего не слышно.

— Мы их не убивали, гадом буду! — Юрок для убедительности даже ухватился за зуб, словно собирался вырвать его. — Хочешь знать, как все на самом деле было?

— Давай рассказывай.

— Сделали мы все грамотно. Так устроили, чтобы взрыв направленным получился. Только вверх, под самую Грань. Шнур к бочке с порохом я сам подсоединял.

— Небось при этом говорил, что скоро звездное небо станет видно?

— Эх! — удрученно вздохнул Юрок. — Как тут всяким молчальникам не позавидуешь! Умнейшие люди!

— Что дальше было?

— Размотали шнур на всю длину. Подожгли. Рвануло точно в срок, но как-то лажово. Не получился направленный взрыв. В землю вся сила ушла. Нору, правда, завалило.

— А где в это время выползки были?

— Неподалеку. Ждали, когда дырка образуется, чтобы первыми на поверхность выйти. Уговор между нами такой был… После взрыва они еще живы были, клянусь!

— Ты не рассусоливай, а к главному подходи.

— Уже подошел, — заторопился Юрок. — Посовещались мы и решили нору откопать. Глянуть, значит, в чем тут дело. Может, порох в других бочках отсырел, может, еще какая-нибудь зараза. Только успели за лопаты взяться, как началось! Затряслось все. Ходуном заходило. В таком аду я еще не бывал. Из наших только человек пять уцелело, включая меня. Когда потолок рухнул, мы случайно за камнем оказались. Огромный такой камень, вдесятером не обхватишь. Поначалу он нам сильно мешал, а потом, кто бы мог подумать, спас… Хорошо еще, что лопаты в руках были. Сами себя и откопали. Назад пробираемся, а тряска не стихает. Как будто бы подземные бесы за нами гонятся.

— И все эти беды взрыв наделал? — с изрядной долей сомнения поинтересовался Кузьма.

— Не знаю… Я же говорил, что не получился взрыв. Один пшик какой-то. Трясти начало через полчаса, а то и позже. Много в ту пору невинных людей погибло, которые поблизости оказались. И светляков, и метростроевцев, и бродяг разных. Вот и велел нам после этого папа Кашира язык за зубами держать. Мол, я не я и котомка не моя. А метростроевцы пусть себе клевещут. Доказательств-то у них все равно никаких нет. Одни домыслы.

— Да, странные дела… Может, это Грань вам так отомстила?

— Еще что скажешь! Разве она живая? Наверное, просто подземные пласты от взрыва сдвинулись.

— Опомнись! Какие пласты? Вы же к самой поверхности подобрались. Там только перегной да суглинок.

— Молчу… Я в этом землеустройстве мало что кумекаю. Что сам видел, про то и рассказал. Только ты меня не заложи. — В голосе Юрка появилось не свойственное ему заискивание.

— Чудной ты человек! Грани не боишься. Химер тоже. От здухачей отбился. А перед каким-то папой Каширой трясешься, как последняя баба.

— От химер и здухачей я как-нибудь отобьюсь. С Гранью попозже тоже разберемся. Но если папа Кашира приговор нарисует, от Юрка Хобота даже воспоминаний не останется.

— Зверь он, а не папа.

— А ты думал!

Теперь на спутников Кузьмы было любо-дорого глянуть. Похоже, что у них открылось не только второе, но заодно и третье дыхание. Оставалось только сожалеть, что он не воспользовался «божьей смолкой» раньше. Конечно, всякая дурь вещь опасная, но в некоторых случаях без нее просто не обойтись. При любом ином раскладе они топали бы до пещер еще дня два, а так долетели словно бы на крыльях.

Скоро и отдохнуть можно будет, и перекусить по-человечески. Таких сочных улиток, как в карстовых пещерах, больше нигде не водится. А там, глядишь, и все загадки разрешатся. Выследить летучих мышей никакого труда не представляет. Они на кормежку скопом летят и скопом возвращаются.

Ох, зря он про все это подумал! И ведь давал же себе зарок — раньше времени не радоваться. А тут забылся. Наверное, «смолка» подвела. Вот и сглазил Кузьма свою удачу.

Летучие мыши, посланные вперед, возвращались в панике. Какое-то время они даже не хотели общаться с хозяином, что вообще было случаем беспрецедентным.

Плодотворного общения не получилось и после того, как немного успокоившийся Князь уселся Кузьме на плечо. Уж если самый смышленый из зверьков не мог прояснить суть дела, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее, аналогов в прошлом не имеющее.

Ясно было только одно — людям непосредственная опасность не угрожает. Как говорится, и на том спасибо.

Дабы окончательно утихомирить стаю, Кузьма щедро угостил ее водярой, после чего обратился к спутникам с краткой речью (те уже давно изнывали в тревожном неведении).

— Волнуются летучие мыши, сами видите. Похоже, что-то в пещере неладное, — произнес он нарочито спокойным голосом, — хотя нас самих это, надо полагать, не касается. Ни химер, ни здухачей там нет.

— Что же их тогда могло так испугать? — поинтересовался Змей. После контузии его подозрительность возросла еще больше.

— Да что угодно! Крысы, огонь, сквозняки, чужие люди… Панику по этому поводу поднимать не стоит, но осторожность еще никому не повредила. Так что будьте наготове. Я пойду первым.

— Свет гасить? — спросил Юрок.

— Пока не надо.

Каждое мгновение ожидая какого-нибудь подвоха,

Кузьма осторожно двинулся вперед. Потолок туннеля резко ушел вверх, а потом раздались и стены. В нос ударил специфический запах помета, всегда выдававший постоянные убежища рукокрылых. Одна корзина такого добра стоила дороже кружки водяры и могла прокормить целую семью — грибы на ней росли удивительно обильно.

Правда, на этот раз к кислой вони помета примешивались и другие сомнительные ароматы, самым явственным из которых был запах отравленной воды. Потоп, едва не погубивший отряд, как видно, добрался и сюда.

В огромной пещере царила тишина, и, чтобы вспугнуть ее обитателей, Кузьма свистнул в два пальца. Ответом ему было лишь многократное — то глухое, то звонкое — эхо. Крылатые твари, вернувшиеся с охоты, по всей вероятности, крепко спали.

— Посвети-ка кто-нибудь на потолок, — попросил Кузьма.

Луч карбидного фонаря скользнул по мрачным сводам, с которых, словно сосцы громадного зверя, свешивались тяжелые бледные сталактиты. В иные времена здесь находили себе приют тысячи летучих мышей, и яркий свет должен был неминуемо вызвать среди них переполох.

Однако вокруг по-прежнему стояла мертвая тишина. Неужели летучие мыши спят так крепко? Или их тут вообще нет? Странно… Такого случая Кузьма припомнить не мог. В любое время в пещере кто-нибудь да оставался — брюхатые самки, молодняк, еще не вставший на крыло, просто лентяи, предпочитавшие сон всем другим удовольствиям. Куда же все они нынче подевались?

— Ты вниз позырь! — прошипел Юрок голосом человека, ненароком усевшегося на моток колючей проволоки. — Вот так суп!

Дно пещеры, прежде представлявшее собой почти зеркальную копию потолка (только сталагмиты выглядели поприземистей сталактитов), теперь было сплошь залито водой, действительно очень напоминало густую похлебку, на поверхности которой плавает разварившееся мясо.

Без всякого сомнения, это были уже порядком разложившиеся трупики летучих мышей.

— Дошли, — сказал Змей. — Вот тебе и карстовые пещеры. Вот вам и кукиш с маслом.

— Не нам, а вам, — уточнил Кузьма, до которого еще не дошел весь ужас происшедшего. — Чья это была идейка — воспользоваться путями летучих мышей?

— Неужели это мы их погубили? — ужаснулся Венедим.

— Нет, тут потоп проклятый виноват, — пояснил Кузьма. — Прежде-то они от ливневых вод запросто уходили, а тут, как видно, проснуться не успели. Испарениями ядовитыми отравились. До сих пор от воды этой заразой несет.

— Зазря, значит, мы сюда шли? — Юрок уже не шипел, а подвывал, как кликуша. — Зазря дружбанов теряли?

— Тут дальше еще парочка пещер есть, — сказал Кузьма неуверенно. — Может, в них кто-нибудь уцелел… Пойду гляну, а вы здесь пока побудьте.

— Сбежать, поди, собираешься? — тяжко вздохнул Юрок. — Отделаться от нас хочешь?

— Не пори ерунду! — отрезал Кузьма. — В залог за себя оставляю баклагу с водярой. Только, чур, не прикладываться!

Кто-нибудь другой. Змей, например, такой залог не воспринял бы всерьез, но Юрок-то понимал, что в глуши Шеола нет вещи более драгоценной, чем водяра, которая и жизнь распроклятую может скрасить, и мучительную смерть облегчить. («Смолка» в этом плане ничего не стоила. По сравнению с водярой она была то же самое, что случайная шалава против верной жены — сегодня околдует, а завтра без зазрения совести погубит.)

Поэтому, заполучив в руки заветную баклагу, Юрок сразу успокоился и кивнул головой: «Иди!» Венедим послал вслед Кузьме крестное знамение.

Спутников своих Кузьма покинул не для того, чтобы отыскать уцелевших летучих мышей (не верил он в чудеса), а дабы в одиночестве обмозговать ситуацию, которую смело можно было назвать тупиковой.

Мало того, что экспедицию с самого начала преследовал злой рок, так сегодня оборвалась последняя ниточка, обещавшая привести к цели. Таким образом, все потуги, интриги и компромиссы организаторов трехстороннего совещания оказались напрасными.

Жаль, ничего не скажешь… А ведь какие зарождались надежды, какие вызревали планы на новую жизнь, какие прожекты строились! Мрачное и тягостное существование вот-вот должно было смениться светлой сказкой. И вот все пошло прахом!

Тому, что мнилось, не суждено свершиться. Дальше будет не лучше, а только хуже.

Никогда уже метростроевцы не найдут общий язык с соседями. Темнушники вновь займутся разбоем, а светляки проклянут и тех, и других. Значит, опять раскол, опять взаимная вражда, опять мелкие пакости, нередко перерастающие в крупные злодейства. И это в то время, когда чуждые человеку силы ополчились на него со всех сторон, когда в Шеоле появляются здухачи и химеры новых видов, когда обыкновенные ливневые воды превращаются в смертельный яд.

Несчастны те братья, что не могут разделить плоды, на которые уже покусился свирепый вепрь! Так, кажется, говорил кто-то из светляков…

Как Кузьма и предполагал заранее, в двух других пещерах, отличавшихся от первой только куда более скромными размерами, картина оказалась столь же печальной — множество мертвых летучих мышей, смрад тления, вонь отравы. Если тайна проникновения за Грань и существовала, то она нашла свой конец здесь — под мрачными сводами карстовых пещер.

Любопытства ради Кузьма ножом вскрыл несколько трупиков, дабы в последний раз взглянуть на ярко расписанных, невесомых обитателей потустороннего мира. Никакой брезгливости при этом он не испытывал, поскольку к препарированию разных мелких тварей пристрастился еще в детстве. Если первыми его книгами были труды по биологии, то первыми игрушками — пинцет и скальпель.

Однако желудки летучих мышей не содержали ничего, кроме обычной для Шеола мошкары да молодых побегов мха-костолома. Это было, конечно, странно, но Кузьма привык верить своим глазам, а не чужим речам.

Те же самые изыскания (и с тем же самым результатом) он произвел и в средней пещере.

Вернувшись к спутникам, с немой надеждой воззрившимся на него, Кузьма отрицательно покачал головой.

— Таким образом, моя служба закончилась, — сказал он, тщательно отмывая руки водярой, что не могло не вызвать недовольства Юрка. — Согласитесь, что я выполнил все взятые на себя обязательства. А в том, что поход закончился неудачей, я не виноват. Нельзя было предполагать заранее, что потоп уничтожит всех летучих мышей… Теперь о моих дальнейших планах… Сами понимаете, что возвращаться назад мне нет никакого резона. Во всех трех общинах найдется немало желающих сделать из меня козла отпущения. Уж лучше я погуляю пока на воле и подожду, пока страсти не улягутся.

— А как же нам быть? — сиротским тоном поинтересовался Змей.

— Весьма знаменательно, что этот вопрос задали именно вы, Герасим Иванович, а не кто-нибудь другой, — оживился Кузьма. — Как-никак, а в этих пещерах мы оказались с вашей легкой руки. Вспомните! Если бы метростроевцы не продемонстрировали в нужный момент заранее заготовленных жучков и бабочек, наша экспедиция могла и не состояться.

— Я что-то не понимаю… — начал было Змей, но Кузьма не дал ему развить свою мысль.

— Все вы понимаете! — продолжал он. — А впрочем, не исключено, что вас тоже обманули. Иначе как бы вы решились принять участие в этом самоубийственном предприятии… Сейчас объясню все подробно, не волнуйтесь! Как известно, летучие мыши живут стаями и кормятся сообща. Естествен— но, что и содержимое их желудков должно быть одинаковым. В этом я еще раз убедился, вскрыв с дюжину мертвых зверьков разного пола и возраста. Вот только никаких бабочек я не обнаружил. Вывод напрашивается сам собой. Летучие мыши, по крайней мере населявшие эти пещеры, а других убежищ я не знаю, никогда не покидали Шеол. Если не верите я моим словам, можете убедиться на деле. Юрок, будь другом, принеси мне пару трупиков!

— Не надо! — быстро возразил Венедим. — Мы и так верим,

— Есть такое слово — «провокация». — Кузьма в упор уставился на Змея. — И оно хорошо известно И вам, Герасим Иванович. Как ни печально это звучит, но все мы стали жертвами провокации, устроенной метростроевцами.

— Во гады! — воскликнул Юрок. — А зачем это им понадобилось?

— Откуда я знаю! Пусть сам отчитывается. — Кузьма демонстративно сложил на груди руки.

— Сейчас я объясню, — произнес Змей усталым голосом. — Но сначала постарайтесь уяснить разницу между провокацией и… скажем, святой ложью. Что самое главное в учении святокатакомбников И вообще христиан? Проповедь терпения. Терпите, мол, муки на этом свете, и всем воздается по заслугам на том. Это явная ложь, но некоторым она помогает удержаться от дурных поступков. Существует масса других примеров, когда люди, вдохновленные заведомо ложными идеями, совершали благие дела. Кто-то пытался отыскать философский камень и попутно создал целую науку, называемую химией. Другие отправились на поиски западного пути в Индию, а открыли огромный новый материк.

— Ты, крыса ученая, пенки тут не пускай! — предупредил Юрок. — По делу докладывай, пока тебе воздух не перекрыли.

— И христианского учения попрошу не касаться, — добавил Венедим. — Слугам сатаны недопустимо обсуждать его.

— Горячку-то не порите, — поморщился Змей. — Дайте сказать… Возможно, это мое последнее слово.

— Не возможно, а наверняка, — уточнил жестокосердный Юрок.

— Тогда зачем мне перед вами распинаться? — Змей перевел вопрошающий взгляд с Юрка на Кузьму.

— Ладно, рассказывайте, — буркнул тот. — Ничего еще не решено.

— Спасибо хоть за то, что подали надежду, — кивнул метростроевец. — Теперь относительно нашего похода… Он был задуман после того, как все остальные попытки проникнуть за Грань не увенчались успехом. Дабы убедить оппонентов в его целесообразности, нам пришлось предоставить фальшивые доказательства того, что выход вовне существует. Скажу больше. Демонстрация бабочек, якобы извлеченных из желудка летучих мышей, была рассчитана в основном на нашего проводника. Ведь мы были почти уверены, что он знает способ проникновения за Грань, но по известным причинам тщательно скрывает это. А если тайное стало явным, какой смысл изворачиваться и дальше?

— Дескать, не утруждай себя зря и поделись своим секретом с другими, пока те сами не докопались до истины, — подсказал Кузьма.

— Приблизительно так…

— Увы, хочу вас разочаровать! — Кузьма развел руками. — Нет у меня никаких тайн. По крайней мере таких, которые касаются Грани.

— Никто не застрахован от ошибок, — вздохнул Змей.

— Ошибаться — человеческий удел, а упорствовать в ошибках — козни дьявола, — обронил Венедим.

— Так я ведь не упорствую, а признаюсь!

— Что толку? — оскалился Юрок. — Уже пять человек за твои ошибки поплатились. Как ты на том свете перед ними объяснишься?

— Объяснюсь, — заверил его Змей. — Возможно, они даже поблагодарят меня за то, что досрочно покинули этот распроклятый мир. Кроме того, прямой вины в чьей-либо смерти на мне нет.

— Ух ты, шакал! — задохнулся от ярости Юрок.

— А где, кстати говоря, вы этих бабочек добыли? — поинтересовался Кузьма.

— В одной из местных пещер прежде было устроено нечто вроде краеведческого музея. Имелись там и скелеты ископаемых животных, и разные чучела, и гербарии, и коллекции насекомых, в том числе тропических бабочек. Кое-что после Черной Субботы пропало, а остальное досталось нам. Со временем, как видите, пригодилось.

— Хитро было задумано. Небось плановый отдел, постарался?

— Никак нет. Вверенный моему попечению отдел техники безопасности, — скромно признался Змей.

— Да, Герасим Иванович, влипли вы в историю, — задумчиво произнес Кузьма.

— Что уж теперь поделаешь, — пожал плечами Змей. — Я знал, на что иду. В нашем деле без риска не обойтись.

— Да ты сам хоть по пять раз на дню рискуй, — вскипел Юрок, — а других зачем подставлять? Шлепнуть его, гада, немедленно!

— Воля ваша… Только от этого вам вряд ли станет легче. — Держался Змей мужественно, тут ух ничего не скажешь. — Вам ведь всем спастись хочется. Авось и я на что-нибудь сгожусь.

— Разве что на мясо, — буркнул Юрок.

— Здравое предложение, — хладнокровно согласился Змей. — Хотя и преждевременное. Денек-другой вы еще на подкожных запасах продержитесь, а уж потом можете кушать меня в любом виде. Заразными болезнями не страдаю, циррозом печени тоже.

— Убежать собираешься? — с издевкой поинтересовался Юрок. — Не надейся. Я тебя на веревке водить буду.

— Опять же лишние хлопоты. Куда здесь бежать? Я в этих закоулках и с фонарем заблужусь, а уж без фонаря и подавно. Пока мы все не пропали окончательно, молите проводника о спасении.

— Это лишнее, — отвернулся Кузьма. — Сами знаете, что в Шеоле каждый сам за себя.

— Выручи нас, корифан! — взмолился Юрок. — Не бросай на этой помойке! Хоть до Торжища доведи! Я тебе за это по гроб жизни буду обязан! Отплачу, чем смогу!

— А ты знаешь, сколько отсюда до Торжища топать? — усмехнулся Кузьма. — Полторы недели в лучшем случае. Боюсь, не сдюжите. Особенно натощак.

— «Смолкой» будем подкрепляться!

— Как же! Поможет «смолка», если ты через пять дней в мешок с костями превратишься.

— Придумай что-нибудь. Сам же говорил, что в Шеоле еды навалом. И улиток можно есть, и мокриц.

— Видишь? — Кузьма подобрал с пола пещеры огромную, с кулак величиной улитку, из панциря которой вытекало что-то похожее на густые сопли. — Тут вся живность вокруг передохла. Честно сказать, положение у нас — хуже некуда. Хоть ложись и помирай.

В это время светляк-молчальник, доселе неподвижный словно истукан, сделал жест, как будто бы обмывая руки, а потом ткнул пальцем вверх.

— Чего это он? — удивился Юрок. — Не свихнулся ли, часом?

— Нет-нет! — воскликнул Венедим, и сам, похоже, слегка озадаченный. — Существует язык знаков, на котором послушники, давшие обет вечного молчания, общаются со своими братьями по вере. Вот этот знак, например, означает просьбу… Просьбу высказаться.

— Пусть высказывается, — хором произнесли Юрок и Кузьма, а последний еще и добавил: — Только ты переведи.

Молчальник удовлетворенно кивнул (лицо его, как всегда, было скрыто капюшоном) и вновь взмахнул руками.

Жесты его были плавными и неторопливыми. Многие из них даже не требовали перевода. Ладонь, к которой снизу был приставлен палец, означала какое-то препятствие, скорее всего — Грань. Твердо сжатый кулак — уверенность. Резкий взмах поперек горла — смерть. Все десять пальцев, растопыренных перед грудью, — женщину. Поглаживание по втянутому животу — голод. Два быстро переставляемых пальца, большой и средний, — ходьбу.

Впрочем, уловить конкретный смысл всей этой серии жестов мог один только Венедим.

— Речь идет о том, что путешествие за Грань все же возможно, — объяснил он, запинаясь на каждом третьем слове. — Мертвая женщина, которую мы недавно нашли… и на которую все обратили внимание… не могла долго жить в здешнем мире. Для этого у нее чересчур хрупкие кости. Кроме того, цвет кожи свидетельствует о том, что прежде она много времени проводила на солнце.

— И вправду! — подтвердил Юрок. — Смуглая была баба. Я таких отродясь не видел.

— Та женщина — пришелец из-за Грани, — продолжал Венедим. — Этому есть еще одно доказательство. — Он поймал какой-то предмет, брошенный молчальником.

Любопытство проявили все, даже Змей, участь которого была весьма и весьма проблематичной. Доказательство, представленное молчальником, при ближайшем рассмотрении оказалось чем-то вроде примитивного ожерелья, состоявшего из круглых почти невесомых коробочек явно растительного происхождения, нанизанных на прочный шнурок. При встряхивании внутри коробочек что-то шуршало, словно песок в песочных часах.

Молчальник вновь приставил растопыренные пальцы к груди, а потом сделал красноречивый жест вокруг шеи, и, хотя смысл этой безмолвной фразы был понятен каждому, Венедим пояснил:

— Сие украшение было снято с покойницы. Кузьма осторожно разломал одну из коробочек и понюхал мелкие черные зернышки, наполнявшие ее примерно на треть.

— Пахнет приятно, — сообщил он. — Но раньше такое чудо мне не попадалось.

— Это маковая головка, — услужливо подсказал Змей. — Цветы раньше такие были — маки. Красные-красные. Когда лепестки осыпаются, остается головка с семенами. Она могла вызреть только под солнцем.

— Тебя не спрашивают! — ощерился Юрок. — Может, она из того же музея, что и ваши бабочки.

— Непохоже. — Кузьма помял кусочек коробочки в пальцах. — Мягкая… Ей, наверное, и года нет. Иначе рассыпалась бы в прах. Интересно, откуда она могла здесь взяться?

— Оттуда же, откуда и ее хозяйка. — Змей опять влез с пояснениями.

— Из-за Грани.

— Мак… А до этого бабочки, — задумчиво произнес Кузьма. — Можно подумать, что кто-то кидает нам одну наживку за другой… Ладно, пусть эта баба раньше жила за Гранью. Сюда-то она как проникла?

— Химера притащила! Как же иначе, — безапелляционно заявил Змей. — С какой стати она бы сюда по своей воле залезла? Сами ведь видели, какие у нее ручки да ножки. Палочки. В Шеоле на таких долго не походишь.

— А там походишь? — Юрок ткнул пальцем вверх.

— Почему бы и нет! Возможно, там сила тяжести поменьше.

— Чего-о? — прищурился Юрок. — Какая еще сила тяжести? Опять нам голову морочишь? Тяжесть — одно, а сила — совсем другое. — Как доказательство он сунул под нос метростроевца увесистый кулак.

— Да уймись ты! — прикрикнул на темнушника Кузьма. — Сила тяжести… И в самом деле, что это за тяжесть такая?

— Ну как сказать, — замялся Змей. — Точно я и сам не знаю. Это надо у начальника производственного отдела спросить… Но мир так устроен, что все предметы на земле тяготеют к ее центру. Закон природы. Выпусти, например, факел из рук, и он упадет вниз, а не взлетит вверх.

— Нет, я тащусь! — Юрок закатил глаза. — Причем здесь факел?

— Погодите-ка. — Кузьма энергично потер лоб. — Меня давно занимал один вопрос… Здесь, положим, я ощущаю себя привычно. Если и устаю, то в меру. А ниже, на дне Шеола, еле ноги тягаю. Будто бы на меня кто-то мешок с камнями взвалил. Рядом с поверхностью, под самой Гранью, все наоборот. Летел бы, кажется, как на крыльях, да организм бунтуется, словно там для него чужая среда. Может такое быть, что на разной глубине и сила тяжести разная?

— Точно не скажу, — увял Змей. — Не слышал про это. По крайней мере технические расчеты для самых глубоких шахт делались по тем же законам, что и для земной поверхности. Вот выше, за облаками, сила тяжести действительно уменьшается вплоть до полного исчезновения. Люди с такими костями, как у этой дамочки, могли бы там запросто жить.

— Далась вам эта дамочка! — Юрок терял последние остатки терпения. — Нам не мослы ее тощие надо обсуждать, а спасение искать!

Руки молчальника вновь пришли в движение — взмах вверх, переходящий в знак препятствия, потом жест, которым разрывают бумагу, и наконец широко раскинутые объятия.

— Спасение ждет за Гранью, — пояснил Венедим. — Идите туда. Там есть все, что нужно человеку для жизни.

— Как идти? — Юрок затряс обоими кулаками. — Где этот путь?

Молчальник постучал себя пальцем по макушке — думайте, мол, сами, на это вам голова дана. Опуская руку, он как бы непроизвольно махнул ею в сторону проводника.

Истолковав этот жест по своему разумению, Юрок насел на Кузьму.

— Братан, хоть приблизительно подскажи, куда нам идти, где эту проклятую дырку искать! — Голос его при этом звучал скорее грозно, чем просительно. — Ты же Шеол как свои пять пальцев знаешь.

— Ну, скажем, не как все пять. А приблизительно так, — Кузьма чиркнул по верхней фаланге мизинца, словно отделяя ее от остальных пальцев, — процентов на девяносто. Только это запретные места. Выползки их стороной обходят.

— Почему?

— Болтают, что там логово химер находится. Кому охота на верную смерть лезть.

— Так ведь нам четверым все равно могила светит! Разве не так?

— Уж если честно, то да, — вынужден был признаться Кузьма.

— Вот и рискнем напоследок! Если выход за Грань имеется, то его нужно именно в таких неизведанных местах искать. Чего нам терять? Больше одного раза не умирают.

— Ты за всех не говори. — Кузьма покосился на остальных своих спутников. — Кто собственным умом живет, тот и смерть по себе выбирает.

— Я согласен, — почти не раздумывая, молвил Венедим. — Ибо сказал однажды апостол Павел, что умерщвленные ради общего блага обретают царство Божие.

Молчальник тоже долго не кочевряжился и кивнул в знак согласия. Колебался один только Змей.

— Ничего себе перспектива! — с сомнением произнес он. — Сунуться к черту в пасть с надеждой живьем выбраться из его задницы.

— Как хочешь, — пожал плечами Юрок. — Ты ведь один хрен не жилец на этом свете. Забыл разве, что тебя в расход решено списать?

— В таком случае беру свои слова обратно! — спохватился Змей. — Как говорится, лучше к черту в пасть, чем на месте пасть.

Наступило молчание, которое обычно называется напряженным. Все взгляды скрестились на Кузьме.

— Заводные вы ребята, — вздохнул тот. — Не надоело еще из огня в полымя нырять… Может, и в самом деле оказать вам последнюю услугу? Так и быть, отведу вас туда, куда просите. Тем более что одно такое местечко недалече. Но уж в самое пекло вы без меня полезете. Кто-то тут про чертову пасть сказал. Хорошо сказал, от души. Правда, ваш случай будет посложнее. Полезете вы в чертову задницу с надеждой живьем выбраться из пасти…