Действие «смолки» давно закончилось, и голод донимал хуже, чем чесоточный зуд. Хорошо хоть, что немного отвлекала работа. Под строгим наблюдением Кузьмы каждый из путников соорудил себе из мха маскировочный костюм — уже даже не плащ, а что-то вроде переносного шалашика.

Идти, а тем более взбираться в гору (предполагаемое логово химер располагалось где-то под самой Гранью) в подобном костюме было весьма неудобно, а потому путешествие, которое в обычных условиях заняло бы одни сутки, грозило растянуться на двое-трое.

От привалов решено было отказаться, поскольку впереди их ожидал отдых в краях запредельных — то ли долгий за Гранью, то ли вечный в могиле.

Щепетильные в вопросах веры светляки страшились перспективы обратиться в здухачей, но Кузьма как мог успокаивал их, нажимая на то, что лишенное души тело является таким же атрибутом неживой природы, как пустой горшок или шкура, сброшенная змеей при линьке.

Безопасность маленького отряда, как всегда, должны были обеспечивать летучие мыши, но на сей раз они повиновались Кузьме неохотно и вперед летели только после двух или трех окриков. Энтузиазм стаи не удавалось подогреть даже водярой. Чуткие зверьки, должно быть, понимали, что люди, идущие почти на верную смерть, заботятся о своей безопасности чисто формально.

Ради экономии сил в пути молчали, но Змей однажды не выдержал и спросил:

— Что же вы, дорогой наш проводник, про это логово химер раньше ничего не говорили? Хоть бы намекнули как-то.

— Не в моих привычках болтать про то, о чем не спрашивают, — ответил Кузьма спокойно. — Это во-первых. А во-вторых, я во всякие байки не очень-то верю. Выползкам дай только язык почесать. Но и рисковать я не люблю. Сказано было, что такие места лучше стороной обходить, я и обходил. Хотя, вполне возможно, что там не логово химер, а склад с каким-нибудь ворованным барахлом. Вот его хозяева и запускают всякие мульки, чтобы чужаков отпугнуть.

— Я бы против клада не возражал, — признался Юрок. — Особенно если бы он из жратвы состоял. Эх, найти бы ящик кильки в томате! Пробовал я однажды это угощение. Вкус такой, что даже сравнить не с чем.

— Чур, про съестное ни слова! — Кузьма непроизвольно сглотнул слюну. — А теперь наклонитесь пониже. Тут, похоже, грунт недавно просел.

Просторный туннель, в котором хотя бы светом можно было побаловаться, давно остался где-то далеко внизу. Места, которыми они сейчас пробирались, были царством мха. Здесь даже запах стоял особенный — горьковатый, щекочущий нос и горло. Если вздохнешь поглубже, так расчихаешься с непривычки.

По просьбе Юрка Кузьма несколько раз пытался отыскать «смолку», но прорезать слоевище насквозь ему так и не удалось — толщиной оно везде превосходило длину человеческой руки.

А ведь раньше здесь повсюду были камень да глина, ну в крайнем случае песок. Куда же это все по девалось? Похоже, что кто-то медленно, но упорно пожирал земную твердь, как плесень пожирает кусок черствого хлеба. И не исключено, что когда-нибудь эта планета превратится в огромный клубок мха, внутри которого поселятся химеры, а может, и какие-либо твари посерьезней.

Какая участь ожидает тогда человечество? В лучшем случае участь блохи, паразитирующей на теле хозяина…

Впрочем, а кто сказал, что блоха, напившаяся чужой крови, не ощущает себя истинной властительницей вселенной?

Шли они буквально из последних сил, как говорится, на бровях, надеясь только на то, что эта мука вот-вот закончится. Дабы люди не отчаялись раньше времени, Кузьма на все вопросы, содержащие сакраментальную фразу: «Когда же наконец?» — только приговаривал: «Чуть-чуть осталось… Скоро, скоро придем…»

Первую химеру, встретившуюся им на пути, стая учуяла вовремя, и у Кузьмы осталось несколько минут на то, чтобы распихать своих спутников по разным нишам и тупичкам, благо их тут имелось предостаточно.

Судя по звукам, химера двигалась неторопливо и состояла из множества отдельных сегментов — ни дать ни взять связка сосисок, которыми светляки иногда балуют самых дорогих своих гостей. Как Кузьма ни старался, но истинный тип химеры определить так и не смог.

Единственный случай, как известно, еще не факт, но Кузьма чувствовал, что развязка приближается.

Следующая химера, предположительно пьявица, появилась совершенно внезапно и лишь в последний момент свернула в боковой проход. Стая ее прозевала. Вернее, даже не прозевала, а просто не рассчитала своих возможностей. Летучие мыши, посланные с предупреждением об опасности, были просто уничтожены в пути необычайно проворной пьявицей, обожавшей охоту за летающими целями.

Кузьма непроизвольно вспомнил почти позабытую присказку: «Одна беда другую родит, а уж третья сама бежит». Да, теперь можно было ожидать чего угодно. В смысле негативном, конечно. Не ровен час, нарвешься и на чудовище, уничтожившее заставу темнушников, а потом отметившееся у ворот Торжища.

Чудом уцелевший Князь уже не пищал, а страстно щебетал — цыр, цыр, цыр, — что с ним случалось весьма редко и выражало крайнюю степень озабоченности, граничащей с растерянностью.

Зверек, чье существование было сопряжено с почти постоянным риском, отказывался понимать столь безрассудное поведение людей. Вожака поддержали и остальные летучие мыши. Сверху на путников брызнул жиденький теплый дождик, у рукокрылых означавший примерно то же самое, что и смачный плевок у верблюда.

Кое-как разогнав не в меру возбужденных зверьков, Кузьма обратился к спутникам. Речь свою он предварил тяжким вздохом:

— Вот и все, люди добрые. Дальше мне с вами не по пути. Две химеры за один час — это уже чересчур. Видно, и в самом деле их логово где-то рядом. Сбылись, значит, ваши мечты. Хотели черту в задницу залезть, вот и полезайте. Как говорится, удачи вам. А я назад пойду.

— Струсили? — Змей, уже уверовавший, что просто так его не прикончат, мог теперь позволить себе даже издевку. — Наверное, вечно жить собираетесь?

— Вечно — не вечно, а сколько положено, проживу, — невозмутимо ответил Кузьма. — Мне ведь другой срок не отведен. Надо этим пользоваться. Да и зверюшек жалко. Их, бедолаг, столько осталось, что на пальцах можно пересчитать. Годы пройдут, пока прежняя численность восстановится. Короче, забот хватает. Это вас какая-то блажь за Грань гонит. А мне и в Шеоле неплохо. Хотя расставаться жалко. Привык я к вам, скрывать не буду. Люди вы славные, даром что сильно психованные. Тебе, Веня, особое спасибо… Жалко, конечно, что о делах божественных не договорили… Давайте прощаться, что ли. Назад с собой не зову. Знаю, что не пойдете, да и не прокормиться нам такой оравой.

— И ты, Индикоплав, человек славный, — вкрадчиво сказал Юрок, стоявший от Кузьмы так близко, что их маскировочные шалашики соприкасались. — Так что пойдем вместе до конца.

И сразу щелкнул взведенный курок пистолета (не зря, значит. Юрок заранее пламегаситель соорудил, предвидел, наверное, такой случай).

Для острастки полагалось еще ткнуть Кузьму стволом в спину — пусть не замышляет никаких опрометчивых действий. Да только шалашик помешал этому.

Пока Юрок пытался на ощупь определить, каким именно боком стоит к нему проводник, тот потихоньку выскользнул из шалашика и отошел в сторону — правда, недалече.

Никто ничего еще не понял, но странные слова Юрка озадачили путников.

— Вы что там задумали? — поинтересовался Змей.

— Ничего, — буркнул Юрок, лихорадочно ощупывая опустевший шалашик. — Помог бы лучше!

Дальше события развивались следующим образом. Получив по голове увесистый удар. Юрок рухнул на четвереньки, а Кузьма ногой наступил на выпавший из его руки пистолет (хотя на подстилку из мха даже валуны падали почти бесшумно, чуткий слух выползка все же определил точное место падения железной игрушки).

На этом все должно было благополучно закончиться. Если что Кузьме и оставалось, так это разрядить чужое оружие да присовокупить к своей прочувственной речи пару укоризненных слов матерного характера.

Но тут все пошло наперекосяк. Из мрака прилетел тяжелый кулак, укрепленный намотанной на него цепью, и саданул Кузьму точно в скулу.

Еще не успев упасть, Кузьма догадался, кто это мог его так щедро отоварить. Не иначе светляк-молчальник постарался. Другого такого здоровяка тут просто не было, да и кулак пах соответствующе — елеем, иконами, страницами древних книг (случалось и раньше, что в минуты наивысшей опасности у Кузьмы прорезался прямо-таки феноменальный нюх).

Сознания он не утратил, хотя в глазах плавали радужные пятна. Все ощущения были, как у висельника, — еще жив, но нельзя ни вздохнуть, ни выдохнуть, остается только сучить ногами.

Тем не менее Кузьма продолжал контролировать все, что творилось вокруг, — где слухом, где нюхом, где интуицией.

А творилось вот что — молчальник нагнулся было за пистолетом, но Юрок опередил его и прошипел:

«Не трожь, падлюка, чужое, застрелю!»

— Да объясните в конце концов, что там у вас происходит? — неистовствовал Змей, в самый ответственный момент оказавшийся как бы не у дел.

Венедим, затерявшийся в темноте, бормотал:

«Господи, пристыди безумцев и наставь на путь истинный заблудших!» Надо полагать, что при этом он еще и крестился.

Летучие мыши, окончательно убедившиеся в безрассудстве и временном умопомешательстве людей, сочли за лучшее держаться от них подальше, благо что примеры в прошлом имелись — пару раз Кузьма допивался до такого состояния, что становился опасен даже для своих крылатых друзей. Правда, позволял он это себе только в местах абсолютно безопасных…

Прежде чем Кузьма вновь обрел боеспособность, его связали по рукам и ногам. Ради такого случая объединились вечные враги — темнушники и светляки (Венедим, естественно, был не в счет). Что касается Змея, то его позиция окончательно еще не определилась.

— Не ожидал, — спустя некоторое время сказал Кузьма. — Спасибо за науку. А я-то, дурак, думал, что у порядочных людей за добро принято платить добром.

— Ты, братан, не обижайся. — Юрок был явно. сконфужен. — Нам ведь выбора другого не было. Я ведь хотел, чтобы по уму все вышло, без рукоприкладства. Не ожидал, что этот барбос тебе так врежет.

— И я не ожидал — Кузьма заворочался, стараясь принять более удобную позу. — Занятный нам все же достался попутчик. Слова из него не вытянешь, а в темноте ориентируется не хуже, чем мои зверушки. С чего бы это, а?

— Спроси у него сам, — буркнул Юрок.

— Я бы спросил, да он не ответит.

Молчальник и в самом деле проигнорировал все касавшиеся его замечания, зато у Змея язык за зубами удержаться не мог.

— Ставлю в известность, что к этому инциденту я никакого отношения не имею, — заявил он. — Но с мнением большинства полностью согласен. Уж если рисковать, так всем вместе. И неважно, кто из нас оказался здесь по доброй воле, а кто — позарившись на вознаграждение.

— Желал бы я, чтобы такое вознаграждение вы, Герасим Иванович, каждый день получали, — отозвался Кузьма. — А пока продолжайте шестерить и дальше. У вас это неплохо получается.

— Зачем же нервничать, — мягко упрекнул его Змей. — Даже не предполагал, что выползки могут быть обидчивы, как беременная барышня. Чуть что, и сразу в амбицию! Ничего ведь страшного пока не случилось. Скоро все разъяснится. Представляете, через часок-другой мы будем свежим воздухом дышать и что-то вкусненькое кушать. Потерпите! Сами ведь нас этому учили. Сейчас поднакопим силенок и дальше двинемся.

— Сравнение с беременной барышней мне, конечно, льстит, — признался Кузьма. — В ответ я могу сравнить вас только со змеем-искусителем, который, как известно, плохо кончил. Но заранее предупреждаю, что на мякине меня не проведешь и мелкой лестью не купишь. Не пойду я с вами — и все! Что вы мне сделаете?

— Лучше до этого дело не доводить. — В голос Змея вплелись зловещие нотки. — Пожалеете…

— Ага, зверушек моих сожрете? Только их сначала поймать надо. Они в чужие руки не даются. Пытки ко мне примените! Только время понапрасну потеряете. Нет у вас таких способов, чтобы меня расколоть.

— Ой ли! — Змея уже понесло. — Было бы желание, а способ найдется. Не таких приходилось колоть!

Тут в перепалку вступил Юрок, до этого мрачно сопевший в сторонке.

— Тебе вообще кто слово давал, морда метростроевская? — осведомился он. — Где ты был, когда я с Индикоплавом один на один стебался? Ждал, наверное, кто верх возьмет? Гадал, на какую сторону переметнуться? Правильно тебя шестеркой назвали! И нашим, и вашим хочешь угодить! Только здесь такие залепухи не проходят! Вот и заткнись, пока я тебя в мох навечно не зарыл!

Неизвестно, как повел бы себя осмелевший Змей дальше, но ситуация вновь резко изменилась.

— Лучше оба заткнитесь! — крикнул Кузьма. — Оглохли, что ли? Прячьтесь немедленно!

Невдалеке что-то шипело, как закипающий чайник, и, похоже, этот звук приближался. Люди сразу затихли. К счастью. Юрок успел накинуть на Кузьму изрядно помятый в схватке шалашик.

Окажись на месте химеры-гребенки любая другая ее родственница, крапивница, например, и путникам пришлось бы туго, но эта тварь в узких коридорах агрессивности никогда не проявляла, хотя в пещерах спуску никому не давала.

Тем не менее ядовитые миазмы, тянувшиеся за ней, словно хвост за кометой, проникли даже сквозь мох, вызвав у людей свирепое жжение по всему телу.

— Опять мимо, — сказал Кузьма, когда шипение химеры затихло вдали. — Везет нам… Знать бы, кого в следующий раз встретим.

— Хватит! Завязали все разборки, — сказал Юрок, явно претендовавший на освободившуюся роль главаря. — И вперед, не считаясь с потерями. Проводника я беру на себя. Пойдет на коротком поводке. Если какую-нибудь подлянку задумает, вместе со мной дубаря врежет.

— Успокойся, я не твоей породы, — отозвался Кузьма. — Мелкими пакостями не занимаюсь. Кузьму освободили от пут, предварительно изъяв все колюще-режущие предметы, а потом крепко-накрепко привязали к Юрку, причем такими узлами, которые ни при каких условиях ослабеть не могли, а только затягивались (тут уж Змей постарался).

— Учтите, ваша жизнь теперь зависит только от вас, — назидательно произнес метростроевец.

— Ваши тоже, — небрежно проронил Кузьма. Отряд вновь двинулся вперед, но уже без эскорта летучих мышей, отпущенных на отдых и кормление. Честно говоря, толку от них сейчас было мало — опасность угрожала отовсюду, да еще такая явная, что Кузьма сам мог легко распознать ее.

Химеры так и сновали вокруг. Людей пока спасало только то, что ходов здесь было больше, чем в сухой деревяшке, до которой добрались жуки-древоточцы. Коридор ветвился через каждые пять-шесть шагов, и половина этих ответвлений уходила вверх или вниз. В столь запутанном лабиринте даже Кузьма чувствовал себя не вполне уверенно.

— Кажись, легче стало идти, — сообщил Юрок. — Действительно, как камень с плеч свалился… Видать, эта самая сила тяжести и в самом деле существует.

— Что она существует, тут и спора быть не может, — немедленно отреагировал Змей. — Непонятно другое — почему у поверхности земли она слабеет? Если я не путаю, это противоречит законам природы.

— Тем законам, которые до Черной Субботы были, может, и противоречит, — высказался Юрок. — А нынче совсем другие законы. Все с ног на голову встало.

Однако легкость, которую вскоре ощутили все, оказалась обманчивой. Повторилась история с мраморной лестницей, погубившей темнушника Коляна. Сначала у людей закружились головы, заложило уши, нарушилась координация движений. Потом судорожно затрепыхался кишечник (к счастью, пустой) и в душе возник необъяснимый страх.

— Переждать немного надо, привыкнуть, — посоветовал Кузьма и первым принял горизонтальное положение, потянув за собой Юрка. — Неплохо по глотку водяры сделать. Тоже помогает.

Оба предложения (в особенности последнее) возражений не вызвали. Судя по звукам, сопровождающим любую, даже самую краткую попойку (бульканье, плеск, смачное уханье и так далее), от водяры не отказался даже Венедим.

— Эх, закусить бы! — страстно вздохнул Юрок. Вскоре полегчало, хотя и относительно. Головокружение и тошнота прошли, но организм в целом продолжал валять дурака — заплетались ноги, невпопад действовали руки. Да и с души воротило так, что хоть в петлю лезть.

— Где же эта распроклятая Грань? — бормотал Юрок, то и дело натыкаясь сзади на Кузьму. — Может, мы ее уже миновали?

— И не надейся! Когда Грань в оборот возьмет, ты проклянешь сам факт своего рождения, — посулил Кузьма.

— Да я уже давно проклял…

Стены коридора ушли в стороны, и теперь Кузьма все время натыкался на какие-то колонны, одни из которых были мягкими, словно свежая глина, а другие гудели подобно каменному монолиту. Каждое сказанное здесь слово отдавалось эхом, присущим только очень просторным и причудливо устроенным пещерам.

— Интересное местечко, — сказал Кузьма. — Раньше мне про такие и слышать не приходилось… Думаю, что можно зажечь свет.

— Вы что, спятили?! — возмутился Змей. — Погубить нас решили?

— Зажигайте, зажигайте, — настаивал Кузьма. — Какой мне смысл вас дурачить! Чай, одной веревочкой повязаны.

— Вы зверушками своими командуйте. А мы люди. И, между прочим, не глупее вас, — произнес Змей напыщенно. — Нет вам больше веры, Кузьма Индикоплав.

— Если мне не верите, вокруг себя пощупайте!

— Пощупал, ну и что? — после некоторой заминки сообщил Змей.

— А ничего! Это и не мох вовсе.

— Точно, — подтвердил Юрок. — Что-то вроде застывшей пены… Или накипи, которая в чайниках бывает.

Он первым зажег фонарь, а затем вспыхнули и факелы светляков. Перед взорами растерявшихся людей предстала картина одинаково грандиозная и мрачная.

Пустое пространство, окружавшее их, казалось беспредельным, но везде торчали грибообразные колонны разной толщины. Соединяясь шляпками наверху, они образовывали затейливый свод.

Шеол никогда не баловал своих обитателей яркими красками, но иногда в его недрах попадался желтый песок, белый гипс, зеленоватая слюда. Здесь же все имело одинаковый мутно-серый цвет, свойственный всему, что вырастает без воздействия солнца.

Мха-костолома не было и в помине, а основу всего сущего составлял пористый податливый минерал, действительно похожий на окаменевшую пену.

— Вот вам, Герасим Иванович, и та самая пемза, про которую незадолго до смерти сообщили ваши проходчики, — сказал Кузьма.

— Пемза? — переспросил ошарашенный Змей. — Да откуда она здесь взялась?

— Оттуда же, откуда и мох с химерами. Да и никакая это не пемза. Все здесь чужое. Продукт, так сказать, деятельности смертоносных облаков.

— Не хотите ли вы сказать, что мы находимся внутри внеземного образования?

— Я сказал только то, что сказал. Но в общем-то вы правы.

— Уж больно легко нас сюда пустили. — Змей с подозрением оглянулся по сторонам.

— То-то и оно… Начинается последний и самый опасный этап нашей экспедиции.

— Если так, то я вынужден взять руководство экспедиции на себя, нравится вам это или нет. — Метростроевец почему-то принялся расстегивать свою просторную куртку. — В подобных обстоятельствах единоначалие просто обязательно. Конкурентов себе не вижу. Проводник скомпроментировал себя трусостью, все остальные уступают мне опытом, выучкой и даже статусом. Надеюсь, возражений нет?

— Почему же нет? Есть! — Дабы Юрок раньше срока не наделал глупостей, Кузьма саданул его локтем под ложечку. — Горько слышать такие слова. Особенно от вас, Герасим Иванович. Руководство у нас коллективное, и тот документ, на основе которого был предпринят этот поход, никто пока не отменял.

— Документ, на который вы ссылаетесь, утратил юридическую силу после гибели пятидесяти процентов участников похода. Кроме того, я уверен, что история меня оправдает! — патетически воскликнул Змей.

— Относительно истории ничего не могу сказать заранее, но наш собственный суд, — Кузьма поочередно указал на Юрка, Венедима и себя самого, — выдаст вам, как говорится, на полную катушку.

— Вы совершаете трагическую ошибку, Кузьма Индикоплав. — Лицо Змея стало печальным, как на похоронах. — С кем только вы связались? У кого идете на поводу? Скажите, вы вольный человек?

— Вроде бы, — пожал плечами Кузьма.

— Зачем же вы хотите отдать землю во власть этим бандитам, от которых в Шеоле порядочным людям прохода нет? — ткнул он пальцем в Юрка. — А чем лучше церковники, насаждающие религиозный дурман и идею рабской покорности? Плакала тогда ваша воля! Неужели вы соскучились по средневековой кабале? Или по кандалам рабов?

— Зато вы, метростроевцы, защищаете волю, — скептически усмехнулся Кузьма.

— Вне всякого сомнения! Хотя воля у нас совсем иная, высшего порядка.

— Это как понять?

— Пожертвовав частью личной свободы ради свободы всего коллектива, мы построили практически новое общество. Доказательством тому наши грандиозные свершения!

— Голодуха и непосильный труд — вот все ваши свершения, — махнул рукой Кузьма.

— Временные трудности еще имеются. Мы этого не отрицаем. Но ради благоденствия будущих поколений нужно идти на жертвы.

— Нет, Герасим Иванович, меня ваша свобода не устраивает. Хотя то, как живут темнушники и катакомбники, я тоже не одобряю. Уж если человечество получит новый шанс, надо попробовать что-то иное. Поэтому не лезьте в вожди. Отойдите в стороночку.

— Да что с этим пресмыкающимся долго разговаривать! — не выдержал Юрок. — Как он только пасть посмел раскрыть! Статус у него, видите ли! Свободу он защищает! Сейчас этот гад получит у меня полную свободу!

Прежде чем Кузьма успел помешать ему. Юрок вскинул пистолет.

— Не получится, милейший! — Змей резко распахнул на себе куртку, под которой была надета брезентовая жилетка: ее накладные карманы топорщились от аммонитовых шашек, соединенных между собой целой сетью проводов. — Видели? Мне достаточно выдернуть вот это кольцо, чтобы все здесь полетело в тартарары… Желаете рискнуть?

— Не желаю. — Юрок был разочарован, но вида не подал. — Больно уж смерть страшная — захлебнуться твоим дерьмом.

— Тогда попрошу сдать оружие. — Змей продел палец в кольцо взрывателя.

— А это фиг! — Юрок демонстративно сунул пистолет в карман. — Попробуй отбери.

— Ладно. Быть по-твоему. Хотелось бы надеяться на ваше благоразумие. — Критически рассматривая доставшийся под его командование отряд. Змей отступил на несколько шагов назад. — Двигаться будем в следующем порядке…

До сих пор в этом чуждом человеку подземелье царила абсолютная тьма, но тут наверху что-то негромко зашумело, словно шляпки колонн вдруг шевельнулись. В облаке пыли с потолка пало нечто такое, чего раньше Кузьма не то что не видел, а даже представить себе не мог.

Как и любая другая химера, это существо не имело никакой определенной формы — так, груда шишек с растопыренными в стороны чешуйками. Правда, каждая шишка была величиной с бочку, а чешуйки напоминали кривые мечи. В целом же эта гадина размерами превосходила самую крупную химеру раз в десять. Даже непонятно было, как она сумела примоститься на потолке, пусть даже в условиях пониженной гравитации.

Прежде чем кто-либо из людей успел шевельнуться, чудовище схватило того, кто был к ней ближе всех — Герасима Ивановича Змея, и, мгновенно превратившись в нечто похожее на громадную гусеницу, унесла его вверх — то ли к своему гнезду, то ли к месту разделки человеческих тел.

— Назад! — Кузьма увлек спутников с открытого пространства под защиту могучих сводов подземелья.

Наверное, это и спасло людей, когда на то самое место, где они только что стояли, посыпались глыбы «пемзы», клочья химеры и много всякой другой трухи, среди которой останки несчастного Змея составляли едва ли сотую часть.

Взрыв многократным эхом еще перекатывался в подземелье, а отряд, вновь предводительствуемый Кузьмой, уже мчался прочь. Факелы, конечно же, погасли, но выручал фонарь Юрка. Во всех этих передрягах, не оставлявших никакого времени для самокопания, люди совершенно забыли про свои недавние недомогания — вернулась и резвость, и координация движений (не исключено, впрочем, что тут была заслуга их организмов, приспособившихся в конце концов к новым условиям существования).

Миновав не меньше полусотни колонн, Кузьма спрятался за одну из них и знаком приказал своим спутникам сделать то же самое. В подземелье вновь установилась глубокая тишина.

— Часового сняли, — констатировал Юрок. — Правда, шухера наделали немало. И все благодаря метростроевцу.

— Дрянной был человек, а погиб за благое дело, — вздохнул Венедим. — Пусть Господь отпустит ему все грехи.

— Это у него случайно вышло, — буркнул Юрок. — С перепуга.

— Долго ты мне будешь в затылок дышать? — вдруг обрушился на темнушника Кузьма. — Не знаю, как кому, а мне не очень нравится, когда какой-нибудь небритый урод трется пузом по моей заднице.

— Прошу прощения! Сей момент. — Юрок ножом перерезал соединявшую их веревку. — Я ведь как лучше хотел… Не для себя, а для дела старался.

— Сгинь с глаз! И не смей ко мне даже подходить, пока я сам не позову.

— Понял! — Юрок переместился за широкую спину светляка-молчальника. Похоже, что такой поворот дела его вполне устраивал.

Кузьма тем временем забрал у Венедима факел и стал осматривать подземелье, бормоча себе под нос:

«Куда мы попали?.. Ни хрена не понимаю… Как будто в брюхо к левиафану угодили…»

Скоро выяснилось, что каждая колонна отзывалась на удар своим особым, отличным от других звуком. На некоторых даже оставались следы от надавливания пальцем, как будто бы они были изготовлены совсем недавно. Попадались и наполовину разрушенные, полые изнутри колонны. Рядом с ними громоздились обломки «пемзы».

Заглянув внутрь одной такой колонны, Венедим отшатнулся и принялся быстро-быстро креститься.

— Что случилось? — Чуткий Кузьма был уже тут как тут.

— Наваждение какое-то… Показалось мне, что прежде здесь был замурован человек, — объяснил светляк. — Вот следы подошв… Вот спина отпечаталась… Вот затылок…

Оттиски разных частей человеческого тела обнаружились и на кусках «пемзы», валявшихся тут же. На одном даже остался четкий отпечаток пряжки брючного ремня.

— Что ни шаг, то новый фокус! А ну-ка, давайте развалим одну для интереса, — указал Кузьма на ближайшую колонну. — Что у нас под рукой тяжелое есть? Топоры, кресты, кастеты — все сюда давайте.

Молчальник услужливо извлек из-под рясы топор, которым впору было и ложки строгать, и головы рубить, поплевал на ладони и несколькими могучими ударами разнес среднюю часть колонны.

Перед изумленными взорами путников предстал человек (правда, не целиком, а только по пояс), прежде находившийся внутри колонны. Руки его были вытянуты по швам, лицо запорошено мелкой серой пылью, одежда истлела, как на покойнике, все тело покрыто густым пухом, похожим на плесень.

— Да это же Леня Черпак! — внимательно приглядевшись, воскликнул Юрок. — Тот самый, которого химера на подходе к нашей заставе уволокла! Вот уж кому не повезло! — Еще секунда, и Юрок, наверное, кинулся бы к своему приятелю, но Кузьма решительно остановил его.

— Спокойно! Еще надо проверить, что это за Леня. Встречали мы уже таких. — Отстранив молчальника, так и застывшего с занесенным топором, он осторожно тронул загадочное существо за руку. —Вроде теплый… Но пульс не прощупывается. Как в сказке говорится — ни жив ни мертв…

Словно бы в ответ на эти слова, веки вмурованного в колонну человека раскрылись, и пустые глазницы в упор уставились на окружающих. Страшен был вид этих ям, наполненных кровью и гноем.

— Ты, Леня, йа меня обижаешься? — Юрок невольно отступил назад. — Зря. Я ведь ни сном ни духом не виноват. Ты тогда сам оплошал. Ну чего молчишь? Скажи хоть слово.

Говорить Леня не стал, а завыл — негромко, глухо словно пробуя голос. Потом поднапрягся — даже жилы на лбу вспухли, — и остатки колонны, все еще сковывающие нижнюю часть его тела, разлетелись вдребезги.

Свидетели этой жутковатой сцены дружно отпрянули назад, один только Венедим, как всегда, замешкался, что и позволило воскресшему из мертвых Лене ухватить его за край рясы.

Тут бы и настиг нерасторопного светляка преждевременный конец (да еще столь печальный, ведь неизвестно было, найдет ли вырвавшаяся на волю душа выход из этого кошмарного иносущего логова), но его спас Кузьма, с воплем: «Бей здухачей!» — огревший Леню куском «пемзы» по голове.

Удар этот здухачу-темнушнику никоим образом не повредил, зато все его вурдалачье внимание теперь сосредоточилось исключительно на Кузьме. А у того благодаря заботам товарищей не было при себе никаких средств защиты, кроме кулаков да той самой ни на что не годной «пемзы».

Руки здухача вцепились в горло Кузьмы как клещи, и оба они упали. Раскрылась пасть, в которой уже с месяц маковой росинки не было, и обнажились клыки, хоть и сильно попорченные, как у большинства жителей Шеола, но острые именно в силу своей недоброкачественности.

На первых порах Кузьму спасали только плотная ткань куртки да то обстоятельство, что здухач с одинаковым остервенением кусал все подряд — и тело врага, и свои собственные руки, и случайно подвернувшуюся «пемзу». Однако силища у переродившегося Лени Черпака была такая, что Кузьма понял — одному ему не сдюжить. Да вот только на помощь пока никто не спешил. Ни Юрок с пистолетом, ни молчальник с топором, ни Венедим с распятием. Ничего не скажешь — надежные у него подобрались спутники!

А тут еще вдобавок ко всему наступила тьма — факел, выпавший из рук Кузьмы, погас, а свой фонарь Юрок почему-то выключил. Вполне вероятно, что приятель, пусть даже утративший человеческую сущность, был ему дороже, чем какой-то там приблудный выползок.

Когда челюсти здухача лязгнули на вершок от лица Кузьмы, он мысленно попрощался с жизнью. Не было никакой надежды самостоятельно вырваться из этих железных лапищ. Что за непруха, что за горе-злосчастие — невредимым уйти от стольких химер и погибнуть от кариесных зубов взбесившегося темнушника!

Отчаявшийся Кузьма ожидал неминуемого конца — жестокой боли, смертной слабости, мучительной агонии, но смерть пришла грохочущей вспышкой, колючими искрами, кислым запахом пороха… То, что эта смерть предназначалась не ему, а другому, Кузьма понял лишь после того, как обмякшее тело Лени Черпака за ноги оттащили в сторону. Затем вновь вспыхнул свет.

— М-молодцы, ребятушки, — осторожно растирая шею, просипел Кузьма. — Уважили. Спасли, что называется. А главное, вовремя. Еще бы секундочка — и был бы мне каюк.

— Затвор заело, мать его по рубцу! — поникнув головой, оправдывался Юрок. — Я ведь эту пушку всего однажды успел испытать, когда меня метростроевские опричники в корчме хотели взять. Тогда все обошлось. Думал, надежная машинка досталась. А тут такой облом случился! В самый интересный момент подвела.

— Прикинь, сколько времени после того случая прошло! — напомнил Кузьма. — Ты с этим пистолетом тонул не меньше двух раз. А жара, а пыль! Оружие проверять нужно, как собственный член после случки! Да вдобавок еще чистить и смазывать.

— Чем смазывать? — угрюмо поинтересовался Юрок.

— Хотя бы тем же салом, что ты дней пять назад уминал за обе щеки!

—Ладно тебе… Разошелся… — Юрок совсем увял. — Я-то думал, что ты мне спасибо скажешь.

— Скажу. Спасибо, Юрок Хобот! Но это мой язык сказал. Он, слава богу, не пострадал. А вот все остальное, включая жизненно важные органы, — Кузьма осторожно потрогал горло, — говорят другое: почему же ты, проходимец, медлил?

— Хрен с ним… Кати на меня бочку… Пусть я буду проходимцем! А он отчего медлил? — Юрок посветил фонарем на молчальника, преспокойно поигрывавшего в темноте своим топором. — Почему кружил вокруг, как хитрый паук, который заманил комарика в тенета и погибели его дожидается? Почему вовремя не вмешался, тем более что в такой заварухе топор сподручней пистолета?

Этими словами можно было пронять кого угодно, но только не молчальника. Хладнокровно сунув топор на прежнее место, он оправил рясу, особое внимание уделив капюшону, щелчком сбил с кулака невидимую пушинку и скрылся за ближайшей колонной, благо их было здесь не меньше, чем грибов на хорошо унавоженной грядке.

Хотел ли он выразить таким поведением полное пренебрежение к мнению спутников или просто дал понять, что не собирается вступать ни в какие дискуссии, — так и осталось неизвестным.

Юрок покрутил пальцем возле виска и буркнул:

«Другим-то ты все прощаешь», на что Кузьма только расслабленно махнул рукой — не трогай, дескать, этого чудака.

Впрочем, как это ни странно, но внезапное воскресение Лени Черпака, сменившееся столь же внезапной, но уже окончательной смертью, имело и свою положительную сторону. В карманах неудавшегося здухача обнаружилось целое сокровище — кусок донельзя высохшей, но еще вполне съедобной колбасы и горсть липких конфет-тянучек, изготовленных из сахара, сохранившегося в закромах темнушников еще, так сказать, с допотопных времен.

Колбасу Юрок слопал сам, и мало нашлось бы в Шеоле смельчаков, решившихся оспорить у него это право, а вот конфетами он щедро поделился со спутниками.

Те, однако, дружно отказались. Светляки сладкое не употребляли принципиально, да и привычки к нему не имели, а Кузьма отделался словами:

— После них пить захочется. А водой тут, похоже, и не пахнет…

Теперь, когда стало понятно, что полые колонны являются своего рода инкубаторами, в которых нормальные прежде люди превращаются в бездушные создания, предназначенные для каких-то особых, пока не совсем ясных целей, нужно было определиться с планом дальнейших действий.

Им удалось проникнуть туда, куда прежде по своей воле никто не попадал, но до сих пор Грань являлась чем-то таинственным и недостижимым. Где ее искать? Каких новых препон ожидать? Чем поддерживать иссякающие силы?

Прежде чем наугад двигаться дальше, разумнее было бы поискать ответ на эти вопросы здесь, в логове химер и рассаднике здухачей (по крайней мере такой точки зрения придерживался Кузьма).

— Леню твоего давно замуровали. Уже и колонна успела окаменеть, — объяснял он Юрку. — А ведь попадаются и совсем мягкие колонны. Какой напрашивается вывод?

— Обоссался клиент, вот она и размокла. — Соответствующий вывод Юрок, конечно, уже сделал, не так он был глуп, однако обида на Кузьму все еще сказывалась.

— Не исключено, но маловероятно. Просто колонна свеженькая, и клиент в ней свеженький. Позавчерашний, а может, и вчерашний. Что, если он в здухача еще не превратился?

— Придет пора, и превратится, — меланхолически заметил Юрок.

— Но пока такая пора не пришла, есть возможность с ним покалякать. Уж он-то побольше нашего должен знать.

— Вряд ли, — засомневался Юрок. — Что можно в темноте узнать? Да тем паче, если химера тебя за задницу держит…

— Все же рискнем. Много времени это не займет. Помоги мне…

Подходящая колонна нашлась шагов через пятьдесят. Палец проникал в нее на целую фалангу, а удар получался глухой, как по тесту.

Прежде чем приступить к делу, Кузьма заставил Юрка разобрать пистолет и тщательно вычистить его с применением тряпья и водяры. Пробный выстрел в потолок оказался успешным.

Работа предстояла деликатная, и на сей раз Кузьма решил обойтись без топора. Еще не успевшую затвердеть, но весьма вязкую и неподатливую «пемзу» сподручнее было удалять лезвием ножа.

Вскоре он добрался до чего-то такого, что можно было с некоторой натяжкой считать человеческой плотью. Началось совещание, в котором принял участие и Венедим (молчальник продолжал демонстрировать свою независимость, наблюдая за их суетой со стороны).

— Что это примерно может быть? — осведомился Кузьма, тыкая пальцем в расчищенный участок.

— Сустав, — авторитетно заявил Юрок. — Колено или локоть.

— Для локтя низковато. — Кузьма пядями измерил расстояние от пола до окошка, проделанного в колонне. — Карликов среди здухачей я что-то не видел.

— А если он на голове стоит? — настаивал Юрок.

— Скажешь тоже… По идее, это должно быть колено. Но для колена высоковато.

— Ковыряй дальше. Потом разберемся, — это, наверное, была самая здравая мысль, высказанная сегодня Юрком.

Работы по расчистке возобновились, и вскоре во всю длину обнажилась волосатая человеческая нога, необычайно длинная и худая. («Отощал как, страстотерпец», — прокомментировал это событие Венедим.) Затем стало ясно, что нога принадлежит мужчине, в отличие от того же Лени Черпака, лишенного всякой одежды, зато по природе чрезвычайно смуглого.

— Птичка-то залетная! — присвистнул Юрок. — Видели мы уже одну такую. Только женского пола.

— Есть все-таки жизнь за Гранью. — Голос Кузьмы непроизвольно дрогнул. — Не одни мы, значит, выжили…

— К добру ли это? — проворчал Юрок. — Мы-то уже все страны и континенты заранее поделили.

— Считай, что это было шуткой.

— Мне-то какая разница! Ты про это нашему папе Кашире растолкуй. Или тому самому метростроевцу… как его… начальнику планового отдела.

— Да плевать я на них всех хотел! — огрызнулся Кузьма. — Давай лучше придумаем, как назвать этих братьев по крови.

— Чего тут придумывать… Мы люди, и они люди.

— Путаница получится. Каждое племя должно свое собственное название иметь. Ты темнушник, он светляк, — кивнул Кузьма на Венедима.

— Я связист, он катакомбник, — в тон ему добавил Юрок. — Вот и разберись попробуй…. Но ежели тебе так приспичило, мы этому народцу подходящую кликуху быстро подберем. Ежели фигуры касаться, то «глисты». Если местожительства, то «чердачники»…

— Зачем же так грубо?

— А думаешь, как они нас назовут? «Жуками навозными» или «червями могильными», не иначе. Закон жизни! Одни мы кругом хорошие, а все остальные — сволочи..

— Это дурной закон, — взволновался Венедим. — Зачем нам ему следовать, особенно сейчас, когда мечта о восхождении к свету вот-вот сбудется! Впервые за долгие годы мы встретили братьев по крови, а возможно, и по духу. Так давайте отнесемся к ним по-братски. Начнем с того, что наречем этот заблудший народ каким-нибудь добрым именем.

— Каким, например? — осведомился Кузьма.

— Например, волхвами.

— Волхвы, по-моему, это что-то совсем другое.

— Ничего подобного! — горячо возразил Венедим. — Люди, живущие за Гранью, не носят креста. Язычниками были и волхвы, явившиеся поклониться младенцу Иисусу. И те и другие отличались смуглостью кожи. Волхвы известны как звездочеты. Уверен, что наши вновь обретенные братья тоже имеют страсть к созерцанию неба. При желании можно найти и другие сходства. Главное вовсе не это. Главное — наши добрые чувства.

— Пусть будут волхвы, какая разница, — пожал плечами Кузьма. — Хотя обидно, если тебя загрызет не кто-нибудь, а добрый волхв.

— Об этом не беспокойся. — Юрок помахал пистолетом. — Мозги сразу вышибу. В следующий раз ошибки не будет.

— Вот-вот, — кивнул Кузьма. — На тебя только и уповаю. Если этот волхв окажется вполне созревшим здухачем, стреляй ему прямо в башку.

Чтобы довести начатое дело до конца, Кузьме пришлось вскарабкаться на ком «пемзы», образовавшийся возле основания колонны. Безопасности ради на этот раз он освободил только торс и лицо замурованного человека, оставив ноги ниже колен и руки в каменном плену.

Обитатель наземного мира ростом превосходил Кузьму и Юрка на две головы, а Венедима на все три. Был он хотя и худ, но, в отличие от соплеменницы, захлебнувшейся в туннеле, не истощен. И что особенно впечатлило выходцев из Шеола — имел удивительно здоровые зубы.

— Конечно, ему мох жрать не приходилось, — сказал Юрок с завистью. — Небось каждый день свежими фруктами баловался.

— И кильками в томате, — добавил Кузьма.

— А ведь глаза-то у него целы! — сказал Венедим. — С чего бы это?

— Наверное, их там, наверху, другие химеры ловят, не вертячки, — предположил Кузьма, сам удивленный этим обстоятельством.

Однако человек, с которым было связано столько внезапно вспыхнувших надежд, вел себя весьма пассивно, чтобы не сказать больше: мало того, что не реагировал на происходящую вокруг суету, так даже никаких признаков жизни не подавал. Только скалился, как покойник.

— Вот тебе и волхв! — скептически заметил Кузьма. — Те-то вроде бойкими были. Особенно на язык.

— Ничего, и этот заговорит… Эй, очнись! — Юрок похлопал незнакомца по плечу. — Хватит бревном прикидываться… Молчит. Может, ему водяры в глотку залить?

— Даже и думать не смейте! — всполошился Ве-недим. — А если он без привычки? Еще убьем ненароком.

— Водярой? Убьем? Мужика? — Удивление Юрка возрастало от слова к слову. — Ты еще скажи, что бабу можно членом напугать!

Неизвестно, как долго бы еще продолжалась это бесплодная дискуссия, но инициативу вновь взял на себя молчальник. Действовал он, как всегда, решительно и бесцеремонно.

Глухо хмыкнув. Божий человек плечом оттер Юрка в сторону (тот при этом едва удержался на ногах) и горящим концом факела ткнул новоиспеченному волхву в пах.

Само собой, столь невежливое обращение должно было вызвать ответную реакцию у любого мужчины, живого хотя бы на один процент. Так оно и случилось. Молчальник еще не успел убрать энергично затрещавший огонь, а волхв уже взвыл, но не как здухач — тупо и монотонно, а как любое одушевленное существо: «Ай-яй-яй!»

Дрогнули веки, почти не тронутые странным пухом, и в широко открывшихся глазах отразился такой ужас, такая боль, что стало окончательно ясно — неведомые силы, создавшие весь этот дьявольский инкубатор, еще не успели высосать из своей жертвы ее человеческую сущность.

— Не пугайся, родимый! — произнес Венеим голосом столь ласковым и проникновенным, что просветлело на душе даже у разуверившегося в удаче Кузьмы. — Мы не злодеи и не исчадья адовы. Мы такие же люди, как и ты.

От этих откровений волхв вновь впал в обморочное состояние. Когда Кузьма и Юрок совместными усилиями окончательно освободили его из цепких объятий колонны, за дело взялся Венедим, как и большинство светляков, имевший навыки врачевания. Массаж грудной клетки, искусственное дыхание ручным способом и несколько звонких оплеух в конце концов возымели свое благотворное действие. Волхв вновь открыл глаза, все еще хранившие безумное выражение, и едва слышно просипел:

— Пи-ить…

— По-нашему говорит! — обрадовался Юрок. — Хоть в чем-то подфартило.

— Пить, — повторил волхв.

— Рады бы, браток, угостить, да сами от жажды маемся. Уж больно здесь место сухое. — Поскольку Кузьме казалось, что смысл его слов не доходит до волхва, он склонился над беспомощно распростертым телом пониже. — Вот отдохни чуток, и вместе обмозгуем, как отсюда выбраться.

— А? — Волхв недоуменно уставился на своего чумазого спасителя, столь же похожего на обычного человека, как, скажем, крот на белку.

— Говорю, обмозговать надо, как из этой дыры наверх выбраться, — повысил голос Кузьма. — Или наше дело безнадежное?

— Нет… почему же… — Волхв зажмурился и чихнул так громко, что едва не погасил ближайший факел. — Как-нибудь выберемся…

— Вот и славненько!