Ровно в одиннадцать опергруппу принял в своём кабинете начальник особого отдела полковник Горемыкин. Такой чести они не удостаивались с осени прошлого года, когда была благополучно провалена операция по поиску пепла так называемого ковчега Завета.

Поздоровавшись с каждым вошедшим за руку, Горемыкин по своей всегдашней привычке уставился в полированную поверхность стола, служившую для него чем-то вроде волшебного зеркала, показывающего хозяину то, что недоступно взорам простых смертных.

— Благодарю всех за службу, — сказал он совершенно будничным голосом. — С удовлетворением констатирую, что это тот редкий случай, когда вы сработали безукоризненно. Если какие-то накладки и имели место, то в них следует винить другие службы, тесно сотрудничавшие с нами.

Воспользовавшись наступившей паузой, Кондаков осторожно осведомился:

— Но ведь говорят, что главарям банды удалось уйти от возмездия?

— Ничего определённого сообщить пока не могу, — ответил начальник. — Но даже если это и так, генералы, оставшиеся без армии, мало чего стоят... Честно сказать, меня беспокоит совсем другое. А именно, те угрозы, которые поступили вчера в ваш адрес... Не удивляйтесь, я постоянно находился в курсе событий и первым читал материалы прослушивания телефонов.

— Пустяки, — беспечно махнул рукой Кондаков. — Собака лает, ветер носит... Что им ещё остаётся делать, как не угрожать! Надо же душу отвести.

— Не скажите, — покачал головой Горемыкин. — На сей раз мы столкнулись с очень опасным противником, обладающим разветвлёнными связями, как в нашей стране, так и за рубежом. Да, гидра лишилась большинства своих щупальцев, но рано или поздно они отрастут... Впрочем, даже отрубленное щупальце какое-то время может представлять опасность для окружающих. Отчаянье, как известно, прибавляет силы... Я уже отдал приказ об усилении охраны особого отдела. Теперь не мешает побеспокоиться и о безопасности отдельных сотрудников.

— Если вы имеете в виду нас, то не стоит зря волноваться, — сказал Кондаков. — Мы к опасностям привычные, как собака к палке. Можно сказать, сроднились с ними. Не пропадём.

— Нас не такие жлобы на испуг брали, — поддержал его Ваня. — А потом сами обделались. Как-нибудь выстоим.

— Совершенно с вами согласен, — Горемыкин кивнул и в ответ получил одобрительный кивок от своего отражения. — Уверен, что опыт и осмотрительность не подведут вас. Тем не менее будет лучше, если вас упрячут на время в какое-нибудь укромное местечко, недоступное самому искушённому врагу. Пересидите там три-четыре месяца, а за этот срок в ситуации с вашими недоброжелателями что-нибудь да прояснится.

— Ваши слова следует понимать так, что всем нам предоставляется внеочередной долгосрочный отпуск? — Людочка, изучившая Горемыкина лучше других, не могла сдержать удивления.

— При чём здесь отпуск? — начальник сделал обеими руками широкий жест, словно собираясь куда-то плыть. — Это ведь праздность, лень, всяческие злоупотребления... Чрезмерный досуг портит людей. Истинные профессионалы найдут себе достойное занятие даже в медвежьем углу... Кстати, тут у нас заявочка соответствующая имеется. Места, конечно, глухие, но люди там живут и в общем-то не жалуются. С транспортом, правда, проблемы. Единственная дорога, ведущая в те края, является проезжей только пять-шесть месяцев в году. В эту пору трактора и машины повышенной проходимости ещё прорываются, но скоро подуют февральские ветры и связь с ближайшими центрами цивилизации прервётся до апреля-мая, пока не подсохнет грязь. Поймите, для вас это самый оптимальный вариант.

— И где же сия глухомань находится? — поинтересовался Кондаков. — Уж не за Полярным ли кругом?

— Гораздо ближе, — Горемыкин покосился на большую карту Российской Федерации, висевшую справа от него. — В пределах нашего Нечерноземья. Первозданный край. Его даже чужеземные захватчики всегда стороной обходили, а советская власть утвердилась позже, чем в Самарканде... Деревня называется красивым словом Чаруса, что на исконно русском языке означает «топкое болото». Согласно последней переписи, там проживает свыше двух сотен граждан. Раньше Чаруса относилась к колхозу «Красный маяк», а теперь числится структурным подразделением агрофирмы «Витязь». В деревне имеется молочно-товарная ферма, сыроварня, механические мастерские, лесопилка, начальная школа, магазин, клуб, фельдшерско-акушерский пункт, правда давным-давно закрытый, и даже действующая церковь.

— Простите, пожалуйста, а мы ко всему этому каким боком причастны? — осведомился любопытный Кондаков. — В школе будем преподавать или в фельдшерско-акушерском пункте грыжи вправлять?

— Вы почти угадали! — почему-то обрадовался Горемыкин. — Лейтенанта Лопаткину мы планируем назначить учительницей, майора Цимбаларя — участковым инспектором. А вас, соответственно, фельдшером.

— Меня, значит, священником, — догадался Ваня.

— Нет, вы, как всегда, будете изображать несовершеннолетнего. В данном случае — сына Лопаткиной.

— Нельзя ли нас с Цимбаларем поменять местами? — конфузливо улыбаясь, попросил Кондаков. — Стало быть, участковым меня, а фельдшером его. Он парень молодой, ему и гинекологический осмотр не зазорно провести. А я на причинное место уже лет десять как не смотрел. Могу и сомлеть с непривычки.

— Увы, всё уже решено, — возразил Горемыкин. — Да и сами прикиньте, какой в вашем возрасте участковый! Ему ведь надо целые сутки на ногах быть. А у фельдшера должность тихая. Особых хлопот не предвидится. Тамошние мужчины в основном лечатся горячительными напитками, а женщины привыкли рожать в домашних условиях... Но кое-какую специальную литературу почитать всё же придётся. В крайнем случае будете консультироваться по телефону.

— Если не секрет, для чего всё это надо? — не сдержался Цимбаларь, старавшийся лишних вопросов начальству не задавать.

— Да уж больно странная деревушка, чтобы не сказать больше, — глядя в глаза своему двойнику, сообщил Горемыкин. — Вернее, дела там творятся странные... Состав населения в общем и целом благополучный, судимые наперечёт, тем не менее в деревне и её окрестностях постоянно происходят трагические события. Главным образом со смертельным исходом.

— Убийства? — переспросила Лопаткина.

— И убийства тоже. Другие эпизоды зачастую похожи на несчастные случаи... Сами понимаете, пока опергруппа из райцентра доберётся до этой Чарусы, о раскрытии преступления по горячим следам говорить не приходится. Покойника уже отпели и похоронили. Совсем другое дело, если сотрудники правоохранительных органов будут постоянно находиться на месте... В прошлом году погибли двое. Участковый инспектор и учительница младших классов. Именно их вам и предстоит заменить.

— В качестве жертв? — осмелился пошутить Ваня.

— Нет, в качестве людей, выполняющих свой долг, — поправил его Горемыкин.

— Что же с ними случилось? — этот вопрос вырвался сразу у нескольких членов опергруппы.

— С учительницей многое не ясно до сих пор, хотя официально её смерть признана суицидом. Участкового закололи вилами. Версий никаких. Мотиваций тоже.

— Со следственными материалами ознакомиться можно? — спросил Цимбаларь.

— Даже нужно. Их перепишут для вас на электронные носители. Будете изучать на месте.

— Да я бы за день справился!

— С двумя справились бы, но их значительно больше, — сказал Горемыкин.

— Сколько же?

— Около двадцати.

— За сколько лет?

— За десять.

— Двадцать дел за десять лет! В такой деревушке! Не хило! — Цимбаларь едва сдержался, чтобы не присвистнуть.

— Там, наверное, вампиры живут. Или оборотни-людоеды, — ни с того ни с сего ляпнул Кондаков.

Пропустив эту неуместную реплику мимо ушей Горемыкин продолжал:

— Впрочем, это ещё не всё... Повторяю, деревню Чарусу населяют самые обыкновенные люди, в большинстве своём законопослушные и психически нормальные. Но иногда они впадают в странное состояние, похожее на массовую паранойю. Сами деревенские жители говорят об этом крайне неохотно, хотя кое-какая информация в прессу всё же просочилась. Сейчас любят спекулировать на подобных темах. Загадочные зоны, сверхъестественные явления, следы пришельцев, тайные знания и так далее... Говоря откровенно, расследование инициировали не мы, а наши американские коллеги. В одном индейском посёлке штата Юта они столкнулись со сходным феноменом. И бьются над ним уже не первый год. Впрочем, пока без всяких сдвигов... Совершенно случайно они узнали из газет о деревне Чарусе. Вот и просят детально разобраться. Хотели даже своих экспертов прислать, но мы под благовидным предлогом отказались. Думаю, справимся сами. Вы согласны со мной?

За всех ответил Кондаков:

— Спасибо за доверие. Постараемся, конечно. Хотя давать гарантию в таких делах — дохлый номер. Мистические силы могут любой фортель выкинуть. Их ни грозьбами, ни просьбами не проймёшь.

— Какие ещё мистические силы? — Горемыкин нахмурился. — Попрошу бульварные выражения впредь не употреблять. У нас принята несколько иная терминология. Например, аномальные явления. Атмосферные, биологические, социальные и так далее.

— Виноват, товарищ полковник, — немедленно повинился Кондаков. — С языка сорвалось...

— На какое техническое обеспечение мы можем рассчитывать? — спросила Людочка.

— Согласно табельной положенности. А сверх того — на парочку профессиональных ноутбуков последней модели. Вот только с Интернетом могут возникнуть трудности. В деревне всего один телефон, причём работающий крайне неустойчиво. Мобильная связь в этом районе неэффективна. Я, конечно, постараюсь выбить из фондов главка аппарат спутниковой связи, но это пока под вопросом. Вот, в общем-то, и всё. Остальные проблемы будете решать по мере их возникновения... Да, забыл сказать, в распоряжение нашего новоиспеченного фельдшера будет предоставлена малогабаритная экспресс-лаборатория для анализа биологических веществ, то есть крови, слюны, пота, спермы и так далее. Помолчите, товарищ подполковник! В комплект лаборатории входят подробнейшие инструкции. В них и первокурсник разберётся... Что касается дактилоскопии, это вотчина лейтенанта Лопаткиной. Уверен, что она не подведёт.

— Если только для поиска отпечатков пальцев не понадобится новейшая методика, типа вакуумного напыления, — сказала Людочка. — Как нам строить взаимоотношения внутри опергруппы?

— Делайте вид, что не знакомы друг с другом, — ответил Горемыкин. — В Чарусу вы прибудете раздельно. Сначала участковый. Потом учительница с сыном. Последним — фельдшер... Но это вовсе не значит, что во внеурочное время участковый не имеет права поболтать с учительницей или заглянуть на огонёк к фельдшеру. Общайтесь на здоровье, в деревне это принято... Все ваши усилия должны быть направлены на завоевание авторитета у местных жителей и на внедрение в их среду. Участковый имеет законное право вербовать внештатных сотрудников, остальные пусть используют личные связи. Опирайтесь на сельский актив — бригадира, мастера сыровари, клубных работников, священника, старосту.

— Старосту? — удивился Кондаков. — Ну прямо как при немцах.

— Институт старост введён в систему местного самоуправления ещё в девяносто четвёртом году, — пояснил Горемыкин. — Такие детали необходимо знать.

— Вы недавно упоминали об индейском посёлке, в котором сложилась ситуация, сходная с нынешней обстановкой в Чарусе, — сказала Людочка. — Возможно, существуют некоторые факторы, объединяющие эти две географические точки? Например, климатические условия, уклад жизни населения, состав животного и растительного мира, геологические особенности...

— В том-то и дело, что более разные населённые пункты даже трудно себе представить, — ответил Горемыкин. — Индейский посёлок, называемый, кажется, Похоак, находится в засушливой горной местности. В его окрестностях, больше похожих на каменистую пустыню, растут кактусы и водятся ящерицы. Население живёт за счёт государственных субсидий, в меньшей мере — за счёт традиционных промыслов. Отвергнув христианство, индейцы исповедуют традиционную религию предков, поклоняясь Женщине-пауку. Кроме того, в их среде соблюдается строжайший запрет на спиртное, что весьма нехарактерно для российского Нечерноземья. Но, несмотря на всё это, Чаруса и Похоак имеют сходные проблемы — чрезмерно большое количество немотивированных убийств и склонность населения к коллективному психозу. Причём в обоих случаях речь идёт о людях, с точки зрения современной психиатрии совершенно здоровых... Более подробную информацию по этому вопросу вы сможете найти в памяти своего ноутбука.

Выслушав это пространное разъяснение, Людочка сказала:

— Разрешите взять с собой записи телефонных разговоров, на которых присутствует голос предполагаемого главаря разгромленной банды. Хочу в свободное время поколдовать над ним. Возможно, я смогу вернуть этому голосу реальное звучание.

— Пожалуйста, — кивнул Горемыкин. — Хотя лично я не вижу в этом особой необходимости. Наш отдел прекратил расследование, связанное с «китежградской» аферой.

— Считайте, что это мой каприз, — Людочка кокетливо улыбнулась, чего в присутствии начальника никогда прежде себе не позволяла.

— Если вопросов больше нет, будем прощаться. — сказал Горемыкин. — Первый из вас отбывает к месту назначения уже завтра. Остальные — с интервалом в два-три дня. Ещё раз напоминаю суть задания: сделать всё возможное для раскрытия преступлений прошлых лет, не допустить новых и попытаться выяснить природу загадочных феноменов, провоцируюших жителей Чарусы как к противоправным действиям, так и к массовым психическим срывам... А главное, берегите себя. Не на курорт едете.

— Как говорится, из огня да в полымя, — внятно произнёс Ваня. — Ещё неизвестно, где для нас было бы безопасней.

— Да, а командировочные? — спохватился Кондаков.

— Аванс получите в кассе, а окончательный расчёт после возвращения, — ответил Горемыкин. — В Чарусе у вас будут минимальные расходы.

Цимбаларь шепнул Людочке на ухо:

— Похоже, что особый отдел собирается сэкономить на нас кучу денег.

— Сплюнь, — посоветовала девушка. — В случае чего всех наших командировочных даже на скромненькие похороны не хватит.

После совещания опергруппа вновь отправилась на свою фиктивную квартиру. Кроме основной цели — собрать личные вещи — были ещё две побочные, как бы смыкавшиеся между собой: ящик красного вина, оставшийся после лечения Кондакова, и проводы Цимбаларя, первым отбывавшего в неведомую Чарусу.

По пути Людочка поинтересовалась:

— Как вам нравится предстоящее задание?

— Не очень, — ответил Цимбаларь, сосредоточенно крутивший баранку. — Это не тема для особого отдела. Уж я-то русскую глубинку знаю. Сначала нажрутся с тоски, а потом всем миром глюки ловят. Само собой, кого-то между делом и прирежут. Что касается низкой раскрываемости, то в условиях кумовства и круговой поруки доказать умысел чрезвычайно трудно. Все убийцу знают, но помалкивают в тряпочку. То же самое, наверное, происходит и у индейцев.

— Но ведь индейцы спиртное не пьют, — напомнила Людочка.

— Если спиртное не пьют, значит, нюхают пыльцу кактусов или глотают какие-нибудь местные поганки, — стоял на своём Цимбаларь. — Свинья грязь найдёт. Верно, Ваня?

— Угу, — буркнул лилипут. — Для меня эта командировка вообще полный облом. До самого лета придётся трезвость блюсти. Вряд ли деревенской публике понравится, если восьмилетний сын училки будет дышать на них перегаром.

— А вот я село люблю! — заявил Кондаков. — Особенно зимой. Отдохну вволю, попарюсь в баньке, на охоту схожу... Не думаю, что у нас там возникнут какие-нибудь сложности. Выявим парочку зачинщиков, и вся таинственность сразу испарится.

— Почему же их прежний участковый не выявил? — поинтересовался Цимбаларь.

— Он был один, а нас целая компания. Сообща, извиняюсь за выражение, и чёрта можно вздрючить... Вот только эта экспресс-лаборатория меня смущает. Как я в ней разберусь, если до сих пор компьютер не могу постигнуть?

— Не берите в голову, Пётр Фомич. Я вам помогу. — пообещала Людочка. — Это ведь полевая модель, доступная даже лицам, не имеющим специального образования. Простая, как автомат Калашникова.

— Ну, тогда я спокоен, — Кондаков через спинку кресла пожал Людочке руку.

— Экспресс-лаборатория вас смущает, а фельдшерской практики вы, значит, не боитесь? — лукаво улыбнулась девушка.

— Ничуть! Это ведь, слава богу, не хирургия. В человеческие потроха лезть не надо. А по линии терапии я полезный совет завсегда дам, особенно деревенской бабке. Врачи и фельдшеры моего профиля должны лечить в основном добрым словом... Ты-то сама как учительствовать собираешься?

— Согласно методическим пособиям, — ответила Людочка. — Кстати сказать, в юном возрасте я мечтала стать педагогом. Больше всего почему-то меня привлекали гуманитарные науки. История, география, литература...

— Учительница младших классов должна всё преподавать. И физкультуру, и пение, и даже азы полового воспитания.

— Вы ещё плохо знаете мои способности! Если захочу, сделаю свою школу образцово-показательной. Но при условии, что мне будет помогать сынок, — она легонько щёлкнула Ваню по носу.

— Помогу, — горько усмехнулся тот. — А наливать будешь?

— Чернил и туши — сколько угодно!

— Дело, конечно, прошлое, но, по-моему, мы сглупили, — с удручённым видом произнёс Цимбаларь. — Ухватились, как в горячке, за первое, что нам предложили. Пусть бы Горемыкин отправил нас в штат Юта, к индейцам. А америкашек, соответственно, в Чарусу. Они же сами на это набивались. Вот тогда всё бы вышло красиво!

— В каком смысле? — полюбопытствовал Кондаков.

— Да в самом прямом. Америкашек я касаться не буду, но за себя скажу... Это только кажется, что индейцы живут на скудной земле. На самом деле она золотая, без всяких шуток. И дело тут вот в чём. С некоторых пор сентиментальные янки взяли моду каяться перед индейцами. Дескать, мы, такие-сякие, лишили вас исконных владений и поработили. Простите великодушно! В русле этой кампании Верховный суд вернул краснокожим многие прежние территории, особенно на юго-западе, и позволил заниматься там любым легальным бизнесом, причём необлагаемым налогами. Что-то вроде офшора... Думаешь, индейцы возродили гончарное и ткацкое ремесло, которым кормились их деды и прадеды? Дудки! Повсюду началось строительство шикарных казино. Деньги хлынули туда со всех сторон, ведь откат федеральной казне платить не надо. Ясное дело, не осталась в стороне и мафия. Племенные вожди за пару лет превратились в миллионеров, а мелкая сошка разъезжает сейчас на «Кадиллаках». Представляешь, какие возможности открываются в тех краях для неглупого и предприимчивого человека! Мы бы все славно пристроились. Я, конечно, в конторе шерифа, поскольку кумекаю в языках. Лопаткина, порядочность которой сомнения не вызывает, — крупье в казино. Кондаков вместо фельдшера стал бы шаманом. Работёнка непыльная и прибыльная. Ну а для Вани место в баре — вышибалой.

— Ты откуда про индейцев знаешь? — с сомнением поинтересовался Кондаков.

— Собственными глазами видел. Ещё до службы в органах по туристической визе ездил в Штаты. Ну и подзадержался там немного. Сначала мыл посуду в Денвере, потом работал на заправке в Фениксе. До Юты, правда, не добрался, но Аризону и Неваду исколесил вдоль и поперёк. Приходилось и с индейцами встречаться. Как Горемыкин назвал тот посёлок?

— Похоак, — напомнила Людочка, в отличие от коллег не страдавшая провалами в памяти.

— Если Похоак, то, скорее всего, там живут навахо или мохавы. Суровый народ. В их пуэбло, то есть в посёлки, без разрешения вождя не зайдёшь. Будь ты хоть трижды полицейский. Но для меня делали исключения.

— Опять ты врёшь! — фыркнула Людочка. — Тоже мне, бледнолицый брат... Скажи хоть одно слово на языке навахо.

— Пожалуйста. Хоть целую фразу. — Изменив голос, Цимбаларь отчеканил: — Айёр анош ни!

Въедливая Людочка не поленилась обратиться к Интернету, благо ноутбук находился под рукой. Покопавшись минут пять, она удивлённо покачала головой и сразу умолкла.

— Почему же ты в Америке не остался? — спросил Ваня.

— Не сложилось, — пожал плечами Цимбаларь. — Я визу сильно просрочил. Какое-то время жил вообще без документов. Попал в разряд нежелательных иностранцев. Месяц просидел в кутузке, это уже в Пасадене случилось. Потом за казённый счёт был выдворен на родину, о чём нисколько не жалею.

— Кто же тебя после этих художеств обратно в Америку пустит? — с укором произнёс Кондаков.

— Если будет надо, под чужой фамилией въеду, — Цимбаларь сделал невинное лицо. — Распишусь с нашей Людкой и стану мистером Лопаткиным. То есть совершенно другим человеком.

— Ты сначала моего согласия спроси, — обронила девушка.

Когда вся компания покидала машину, Ваня шёпотом спросил у Цимбаларя:

— А как переводится галиматья, которую ты сказанул?

Цимбаларь невозмутимо ответил:

— На языке индейцев навахо это означает: «Я тебя люблю».

Никаких неприятных сюрпризов они не ожидали (мстителям из «китежградской» банды сейчас, наверное, и своих забот хватало), однако не забыли проверить состояние охранной сигнализации и целостность секретных сторожков, которые Кондаков по привычке устанавливал повсюду, даже на дверях собственного кабинета.

Всё вроде было в порядке, и они гурьбой ввалились в квартиру, где, несмотря на героические усилия декораторов, по-прежнему витал стойкий нежилой дух.

Кто-то проскользнул в туалет, кто-то устремился в ванную комнату, а Ваня, умывавшийся раз в неделю, и то одним пальчиком, сразу повалился в кресло, находившееся к ящику с вином ближе всего.

Его взгляд, блуждавший по комнате в поисках штопора, случайно задержался на крохотной иголке, торчавшей из самой середины кресла. Если бы сюда сел не Ваня, а, к примеру, довольно широкий в кости Кондаков или даже фигуристая Людочка, эта иголка обязательно вонзилась бы кому-то из них в мягкое место. Таким образом, лилипута опять спасли его скромные габариты.

Цимбаларь, явившийся на зов Вани, распорол обшивку кресла ножом и извлёк на свет божий миниатюрный шприц-тюбик. Даже от самого лёгкого нажатия на иглу он выстреливал струйкой тёмно-красной жидкости.

Сразу после этого началось тщательное обследование квартиры. Готовые к действию шприц-тюбики находились повсюду — и в мягкой мебели, и в одежде, и в ворсе ковра, и в постельных принадлежностях, и в кухонных полотенцах, и даже в сиденье унитаза (ещё хорошо, что этим санитарным прибором успели воспользоваться только мужчины, которым по малой нужде не нужно было присаживаться).

— Что бы это могло значить? — недоумённо произнёс Кондаков, рассматривая в лупу один из шприц-тюбиков, который Людочка держала пинцетом.

— Даже если это новая порода тараканов, нам нужно в темпе сматываться отсюда, — сказал Цимбаларь. — Такими штучками должны заниматься специалисты иного профиля. Служба спасения, санитарная инспекция, минёры...

— А вдруг это специально подстроено, чтобы выкурить нас из дома на улицу, — заявил Ваня, не собиравшийся оставлять ящик с вином неведомо кому.

— Тогда сначала надо звякнуть в отдел. — Ступая с величайшей осторожностью, Цимбаларь направился к телефону. — Когда мы спустимся вниз, здесь Уже будет дежурный наряд.

Однако телефон зазвонил прежде, чем он успел коснуться трубки. Всё тот же таинственный голос спросил:

— Ну, как дела? Задница не чешется?

— У меня руки на тебя чешутся! — вырвалось у Цимбаларя.

— Это временное явление, — успокоил его незнакомец. — Скоро твои руки утратят интерес даже к собственному члену. Появится слабость, одышка, озноб, рвота. Резко снизится вес. Тебя положат в ментовский госпиталь и начнут лечить. Сначала от простуды, потом от анемии, потом ещё от чего-нибудь... Но рано или поздно ты узнаешь свой диагноз, равносильный смертному приговору... В шприцах, на которые ты и твои друзья не могли не напороться, содержится кровь, инфицированная СПИДом, а заодно вирусным гепатитом. Все вы так или иначе обречены.

— Интересное дело! — хладнокровие ни на секунду не покидало Цимбаларя. — А не проще ли было поставить на дверях растяжку или заложить в диван пару кило гексогена?

— Конечно, проще, — ответил незнакомец. — Но тогда твоя смерть была бы мгновенной. Ты бы не понял, кто её прислал. Это низкий класс, недостойный уважающего себя мизантропа. Граф Монте-Кристо мог бы, наверное, вырезать всех своих врагов в течение суток, но он мстил долго и изощрённо, испытывая при этом величайшее наслаждение.

— Да ты, как я погляжу, романтик, — с издёвкой заметил Цимбаларь.

— Ещё бы! Но особого рода... Я уже заранее представляю, как ты будешь медленно-медленно умирать, постепенно превращаясь в физического и нравственного калеку... С прежней жизнью покончено. Ни выпивки, ни девок, ни развлечений. Отныне твоим миром станет больница, специальная больница, где содержат изгоев, подобных тебе. По сути дела, тюрьма... Первым, конечно, умрёт старик. Его организм слишком износился, чтобы сопротивляться долго. Потом придёт твоя очередь. Или очередь твоей сучки. Обещаю, что умирание будет затяжным и мучительным. Не каждому выпадает такая участь — сгнить заживо. Пацан протянет дольше всех. Из чувства долга он будет носить на ваши могилки цветы. Но и ему отмерено не больше трёх-четырёх лет.

— Картина, скажем прямо, невесёлая, — сказал Цимбаларь. — Неужто у нас нет никакой надежды на спасение?

— Попытайтесь, пока инфекция ещё не проникла чересчур далеко, — похоже, что незнакомец куражился над ними. — Вырежьте острым ножом поражённые места, не щадя собственной плоти. Или хорошенько прижгите их раскалённым железом. Шанс невелик, но он имеется.

— Спасибо за совет. Пойду точить ножи и калить ложки. Мне самому игла угодила в мошонку, так что придётся делать кастрацию.

— Посмейся, посмейся напоследок... Скоро тебе станет не до шуток, — перед тем как прервать связь, посулил незнакомец.

Цимбаларь положил трубку, но телефон зазвонил снова — на сей раз глухо и прерывисто. Это дал о себе знать дежурный по отделу.

— Наши техники засекли телефон, по которому нам только что звонили, и держат его под контролем, — сообщил он. — Какие будут указания?

— Будто бы ты не знаешь! — возмутился Цимбаларь. — Посылай по этому адресу группу захвата.

— Где же её взять? Операция-то ещё вчера закончилась. Всех по домам отпустили, отдыхать. Пока соберутся, поздно будет.

— А дежурный наряд?

— Да там одни новички. Без году неделя на службе. Послать их, конечно, можно, но толку не дождёшься.

— Ладно, давай адрес. Я сам поеду.

— Вот это другое дело, — обрадовался дежурный. — Телефон числится за рестораном «Сорок вольт». Вишнёвый проезд, дом шестнадцать. Найдёшь?

— Как-нибудь.

— Слушай, а это правда, что всех вас СПИДом заразили? — дежурный понизил голос.

— Бог миловал. Но ты об этом ни гугу. Иначе будешь иметь дело со мной.

— Я-то что... — дежурный шмыгнул носом. — Боюсь, что техники проболтаются. Очень уж новость пикантная. Язык так и чешется.

— Скажи, что я им эти языки укорочу! Ведь знаешь — за мной не заржавеет.

— Да они тебя сами сейчас слышат. Притихли, как мышата...

— Тем более!

Положив трубку, Цимбаларь обратился к коллегам, которые уже и так всё поняли:

— Пётр Фомич, поедешь со мной. Остальным оставаться здесь, только ни к чему не прикасаться.

— Нет, я с вами, — Людочка сказала, как отрезала.

— Куда же вы, такие бестолковые, без' меня? — Ваня уже нахлобучил свою вязаную шапочку с помпоном.

По ресторанным понятиям время было не самое удачное — обеды уже закончились, а ужины ещё не начинались. Впрочем, это правило больше касалось какого-нибудь Парижа или Лондона. Цимбаларь по собственному опыту знал, что в Москве кутёж мог начаться хоть в семь часов утра, хоть в четыре пополудни.

Отыскав Вишнёвый проезд, в общем-то ничем особым не отличавшийся от близлежащих улиц, они ещё издали заприметили дежурную машину особого отдела, припарковавшуюся среди снежных сугробов, под которыми зимовали безгаражные тачки.

— Что нового? — спросил Кондаков, подходя к видавшему виды «газику».

— Ничего, — ответил желторотый лейтенантик, по глазам которого было ясно, что подлый слушок уже получил всеобщее распространение. — Да только говорят, что этот ресторан закрыт на ремонт ещё с позавчерашнего дня. Даже вывеску сняли.

— Это надо ещё проверить, — Кондаков кивком головы предложил коллегам покинуть «Мицубиси-Лансер», остановившийся неподалёку.

— А нам что делать? — спросил лейтенантик.

— Ждать указаний. Какой у вас позывной? — Кондаков заглянул в кабину.

— «Орлёнок-пять», — отшатнувшись от потенциального спидоносца, сообщил лейтенантик.

— Хорошо ещё, что не «щегол-тринадцать», — хмыкнул ветеран.

На стеклянных дверях ресторана действительно висела табличка «Закрыто на ремонт», а лишённый вывески фасад выглядел как крепостная стена, осквернённая распоясавшимися победителями. Стук в дверь результатов не принёс, и, оставив Ваню сторожить на крыльце, опергруппа отправилась на поиски чёрного хода, ныне чаще всего называемого служебным. Поплутав немного среди высоких заборов и кирпичных сараев, они оказались на заднем дворе, заставленном мусорными контейнерами, в которых, не обращая внимания на людей, рылись бродячие собаки.

Ранние зимние сумерки скрадывали мерзость окружающего пейзажа, но тошнотворный запах помойки не мог отбить даже лёгкий морозец. В фиолетовом небе мало-помалу появлялись первые звёзды.

Людочка негромко продекламировала:

— Пушкин? — поинтересовался Кондаков.

— Нет, Пастернак, — ответила девушка.

— «...Несёт охрану окраин, рощ и вод», — задумчиво повторил Цимбаларь. — А кто же будет охранять банки, бутики, комки и обменники?

— В эстетическом мире Пастернака для таких пошлостей просто не было места, — сказала Людочка и, угодив ногой во что-то осклизлое, словно блевотина, вскрикнула: — О блин!

Вскоре они обнаружили обитую металлом дверь, на которой через трафарет было намалёвано: «Посторонним вход воспрещён». Не найдя кнопки звонка, Цимбаларь принялся стучать в дверь — сначала кулаком, а потом обломком кирпича. Если внутри находились живые существа, то на подобный шум они просто не могли не отреагировать.

Так в конце концов и случилось. За дверями загремели запоры, и одна их створка приоткрылась ровно настолько, чтобы закутанная в платки старушенция смогла оценить сложившуюся снаружи ситуацию.

— Чего озорничаете? — прогнусавила она. — Сейчас милицию вызову, вмиг вас угомонят.

— И как же вы её собираетесь вызвать? — осведомился Цимбаларь. — По телефону?

— Конечно! Я вахтёршей на фабрике служила. Все нужные номера назубок знаю.

— Это хорошо, — похвалил её Цимбаларь. — Вот и взглянем сейчас на ваш телефончик.

— Ты лучше на своё гузно взгляни! Пошёл отсюда, охламон проклятый.

— Мы, бабушка, по служебному делу. — Людочка через плечо Цимбаларя показала ей служебное удостоверение.

— Ты мне филькину грамоту не тычь! Я слепая, ничего не вижу! — пытаясь закрыть дверь, причитала старушка. — Не велено сюда никого пущать! Частная собственность!

Но оперативники, оттеснив её, уже проникли в коридор, заставленный пустыми ящиками так, что двигаться можно было только боком. Не обращая внимания на стенания старушки, они принялись осматривать многочисленные подсобные помещения, откуда уже было вывезено почти всё оборудование.

Везде виднелись следы поспешной эвакуации. Из десяти электрических лампочек горела, наверное, только одна, и оперативники всё время натыкались то на бочки с краской, то на строительные подмостья, то на кучи мусора. Сильно пахло олифой и ацетоном.

Искомый телефон был обнаружен в кабинете администратора. За неимением какой-либо мебели, он стоял прямо на подоконнике.

Цимбаларь снял трубку, предварительно накинув на неё носовой платок, и сквозь непрерывный гудок расслышал специфические шумы, свидетельствующие о том, что к линии подключился кто-то посторонний. Постучав пальцем по рычагу, он сказал:

— Это майор Цимбаларь. Слышите меня?

— Так точно, товарищ майор, — несколько смущённым голосом ответил техник.

— Никто больше по этому телефону не звонил?

— Никак нет.

— Продолжайте прослушивание. А завтра поговорим как мужчина с мужчиной.

— Да я тут ни при чём... — взмолился техник, но Цимбаларь уже положил трубку.

Людочка быстро обработала телефонный аппарат графитовым порошком и сразу обнаружила несколько свежих отпечатков — не только пальцев, но и всей ладони.

Цимбаларь, высунувшись из кабинета, крикнул в гулкую пустоту:

— Эй, бабуля, был здесь кто-нибудь чужой?

В ответ донеслись проклятия:

— Да чтоб вас всех бог покарал! Да чтоб вас геенна огненная пожрала!

— Странная старушка, — заметила Людочка. — Похожа на бабу-ягу, а очки носит фирменные, из магазина «Кампанелла Полароид».

— Да и на старушку-то она не очень похожа, — добавил Кондаков. — Скорее на старика. Хоть и сутулится, а ростом не ниже меня... Пойду-ка я с ней по душам потолкую.

Чертыхаясь, он отправился на поиски сторожихи, а Цимбаларь с Людочкой, продолжая осматривать ресторан, зашли в едва-едва освещённый пиршественный зал, где от былого великолепия остался только ободранный остов барной стойки да громадная вывеска, прислонённая к стене вверх ногами.

Двухметровые буквы складывались в слова «Сорок вольт», которые завершала вовсе не точка, как это им показалось вначале, а вычурная снежинка, в аккурат такая же, как на вывеске турагентства «Альфа-Вояж».

— Вот так встреча! — воскликнул Цимбаларь. — Ты, Лопаткина, поняла, куда мы попали?

— На руины града Китежа, — ответила девушка.

В это время вернулся Кондаков, так и не отыскавший вредную старушку. По его словам, служебная дверь была заперта снаружи, а в коридоре кучей лежали платки, шали и другие предметы старушечьего гардероба. Можно было подумать, что она сбежала из ресторана неглиже.

— Вот старая крыса! — осерчал Цимбаларь. — Неужто и она состояла в банде!

— Я даже не удивлюсь, если выяснится, что по телефону звонила именно эта грымза, — сказала Людочка. — Ладонь, оставившая след на телефонном аппарате, очень уж узкая... Может, послать за ней вдогонку Ваню?

— Не успеет, — покачал головой Цимбаларь. — Да и кого ловить? Мы ведь не знаем, как выглядит сейчас эта старушка... или старичок.

— Кажись, попахивает дымком, — с шумом втянув ноздрями воздух, констатировал Кондаков.

— Только этого нам ещё не хватало! — Цимбаларь тоже стал принюхиваться.

Спустя минуту дым обнаружил себя не только запахом, но и лёгкой пеленой, застилавшей свет и без того тусклых лампочек. Затем раздалось потрескивание горящего дерева, и на стенах заплясали багровые отблески.

Оперативники бросились к выходу, но путь им преградило пламя, уже вовсю шуровавшее в коридоре и подсобках. Следуя за ручейками разлитого растворителя, оно быстро распространялось во все стороны.

— В окно надо сигать! — крикнул Кондаков.

— Не получится. На всех окнах решётки, — возразил Цимбаларь. — Будем бить витрину.

Они бегом вернулись в зал, и Цимбаларь, не мешкая, швырнул в витрину пятикилограммовую банку краски. Стекло как-то странно завибрировало, но осталось целёхоньким.

Выхватив пистолет, он несколько раз выстрелил в витрину, однако пули оставляли на ней только мутные пятна мельчайших трещин.

— Ну и повезло нам! Это же бронестекло!

Расстреляв в одну и ту же точку весь магазин, Цимбаларь добился лишь того, что в витрине образовалось небольшое аккуратное отверстие, в которое даже палец нельзя было засунуть. Зато свежий воздух, хлынувший в ресторан, придал огню новую силу.

В зале стало жарко, как в преисподней. Похоже что мрачные пророчества старухи относительно геенны огненной начали сбываться.

Цимбаларь попытался было открыть входную дверь, тоже сделанную из пуленепробиваемого триплекса, который сейчас рекламировали на каждом углу, но оказалось, что все отмычки остались в служебном кабинете.

Людочка по мобильнику вызывала Ваню, а Кондаков — пожарную охрану. Впрочем, было непонятно, как в этой ситуации мог помочь им безоружный лилипут, а тем более пожарная команда, которая в лучшем случае прибудет сюда через десять-пятнадцать минут. Разве что достанет из огня не уголь, а хорошо прожаренное мясо.

Позади взорвалась бочка с краской, и пламя перекинулось на потолок. Людям уже нечем было дышать, а их одежда грозила вот-вот загореться. В этом аду был только один сравнительно прохладный предмет — пуленепробиваемая витрина, — и они прижимались к ней разгорячёнными лицами.

Смерть приближалась, хлопая огненными крыльями, и в одно из последних мгновений жизни Цимбаларь узрел кошмарное видение — прямо на него с бешеной скоростью мчался автомобиль.

Едва он успел оттолкнуть в сторону Кондакова и уже потерявшую сознание Людочку, как сумасшедшая машина, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся дежурным «газиком» особого отдела, пробила витрину, даже в этот момент не давшую осколков. Пламя взревело, словно дракон, не желавший расставаться со своей законной добычей.

По инерции «газик» целиком въехал внутрь ресторана. Дежурный наряд, возглавляемый Ваней Коршуном, вытащил почти бесчувственных сослуживцев на улицу, где успела собраться изрядная толпа зевак.

Водитель хотел было вернуться за машиной, но она уже стала как бы центром бушующего пожара.

— Ну всё, меня уволят, — упавшим голосом произнёс он.

— Тебя, дурак, наградят! — сказал перепачканный сажей Ваня. — Ты спас жизнь сразу троим офицерам.

Очнувшаяся от свежего воздуха Людочка заплетающимся языком пробормотала: