Как и было заранее оговорено, в следующий раз опергруппа собралась не под крышей особого отдела, а на квартире, Кондакова — Людочке не хотелось мелькать перед глазами бывших сослуживцев, да и Ваня Коршун старательно избегал присутственных мест.

Холостяцкая квартира, загромождённая старыми вещами и запущенная, чем-то очень напоминала своего хозяина, а именно — богатым на события прошлым и неясными перспективами на будущее. Удивляло и количество пустых бутылок, для непьющего человека совершенно невероятное. Цимбаларь даже высказал предположение, что после работы Кондаков собирает их по всей округе.

Сначала стали чаёвничать, и Людочка, задумчиво помешивая ложечкой в чашке, сказала:

— А я вчера вечером президента по телевизору видела. Такой же, как и всегда.

— Я бы даже сказал, лучше прежнего, — добавил Цимбаларь. — Как будто лет десять сбросил.

— Если его подменили, это и без наших расследований скоро выяснится, — глубокомысленно изрёк Кондаков. — Дела сами за себя скажут.

— Например? — поинтересовался Ваня Коршун, взобравшийся на стул с ногами.

— Например, провозгласит Россию пятьдесят первым штатом Америки.

— Или реставрирует советскую власть, — в тон Кондакову ввернул Цимбаларь. — А чай у тебя, Пётр Фомич, какой-то странный, чтобы не сказать больше.

— К нему привыкнуть надо. Он на почках осины и эвкалиптовых листьях настоян, — объяснил хозяин квартиры. — Для мужчин весьма пользительно.

— Зачем же мне его пить? — Людочка отодвинула чашку.

— Для ребёночка, — ответил Кондаков. — Пусть богатырём растёт.

— Вы что, сговорились? Я, между прочим, благодаря вашим разговорам уже начинаю ощущать толчки плода.

— Пора бы, — обронил Ваня Коршун. — Тридцать две недели срок немалый.

— Ты береги себя, — сказал Цимбаларь. — Как-никак, первые роды. Всё может случиться.

— Ещё слово, и я разревусь. — Людочка уткнулась лицом в ладони.

После этого приступили к делу. Квартира Кондакова была хороша ещё и тем, что здесь можно было не убирать со стола.

Первым о своих успехах (вернее, об отсутствии таковых) доложил Цимбаларь. Резюме его было таково:

— Клиент явно не из местных, что затрудняет расследование. Его в тот подвал могли откуда угодно доставить. Поголовный опрос населения, скорее всего, ничего не даст. Но зато я так напугал территориалов, что они теперь землю будут носом рыть… А вещички покойника попрошу отправить на товароведческую экспертизу.

Затем слово взял Кондаков, изложивший результаты вскрытия со своей собственной точки зрения. В заключение он сказал:

— Как видите, зацепок никаких. Предъявить для опознания нечего. Часы на правой руке — это тоже не доказательство. Сейчас их треть населения подобным образом носит… Ты, Лопаткина, анализы соскобов успела получить?

— Успела. Кстати, можете звать меня Людмилой Савельевной. Анализы готовы, хотя экспертам из-за них пришлось задержаться до десяти часов вечера. Еле уговорила… Выводы, прямо скажем, неутешительные. Металл, микроосколки которого обнаружены в биологических образцах, не имеет аналогов в картотеке взрывотехнической лаборатории. Мины с такими оболочками не производятся ни у нас, ни в странах Североатлантического союза, ни в Китае.

— Да это, скорее всего, самоделка какая-нибудь, — заявил Цимбаларь. — Кусок газовой трубы или чугунная гусятница.

— А вот и нет! — возразила Людочка. — В этом металле содержится столько редкоземельных металлов, что один его грамм стоил бы раз в пять дороже золота. То же самое касается и взрывчатки. Это многокомпонентное бризантное вещество неизвестного типа. Кстати, чрезвычайно эффективное. Когда дело шло к концу, эксперты поглядывали на меня так, словно я принесла на анализ осколки философского камня. Дальнейшей экспертизой займётся взрывотехническая лаборатория Министерства обороны.

— Всё это мне очень не нравится, — с расстановкой сказал Кондаков. — Против нас работают какие-то доселе неведомые, но, похоже, весьма могущественные силы.

— Вернее, это мы работаем против них, — поправил его Цимбаларь.

— Тем более… Эх, надо было вовремя уходить на пенсию! И почему мне всегда не везёт?

— Это. Пётр Фомич, вопрос сугубо риторический, — сказал Ваня Коршун. — Типа, ах, зачем я на свет появился… А теперь, когда все высказались, пора бы выслушать и меня.

— Ой, Ванечка, прости! Как-то мы совсем заболтались. Рассказывай, пожалуйста.

Все умолкли, выжидающе уставившись на лилипута.

— Весь вчерашний день и половину ночи я убил на то, чтобы войти в доверие к тамошней маргинальной молодёжи, — начал Ваня, прихлёбывая целительный чай. — Пришлось и травкой угоститься, и самому угощение выставить. Интересная, конечно, публика. Одна малявка в меня просто влюбилась. Я бы её, честное слово, удочерил, если бы она на игле не сидела.

— Ничего страшного, — сказал Цимбаларь. — Сейчас это поправимо. Курс лечения — тридцать тысяч баксов.

— Всего-то? Да за такую сумму я лучше бригаду снайперов найму, которые всех наркодилеров в округе перещёлкают… А теперь слушайте, что я выяснил. Те школьники-прогульщики, которые первыми обнаружили труп, к убийству совершенно непричастны, хотя некоторые подозрения у меня сначала имелись. И не раздевали они мертвеца. Ребята оттуда сами, как ошалелые, убежали. Напугал их не труп, а тот, кто возле него находился. Вернее, было там сразу несколько человек, но они рассмотрели только одного.

— Вот так новость! — воскликнул Цимбаларь. — Почему они об этом милиции не рассказали? Или, на худой конец, родителям?

— Сейчас узнаете… В подвал пацаны проникли не через дверь, а через котельную. Там дырка имеется замаскированная, про которую взрослые не догадываются. Заслышав подозрительный шум, ребята решили, что кто-то здесь занимается любовью, и стали потихоньку подкрадываться. Ну и, естественно, нарвались. Какой-то тип застал их врасплох, сначала слегка отдубасил, а потом велел забыть всё, что они в подвале видели. И для острастки ткнул носом в мертвеца. Это, мол, и с вами будет, если проболтаетесь. Такой урок ребятам до конца жизни не забыть. Вот почему они молчали, как партизаны, а про труп в подвале только через день сообщили.

— Хорошо хоть, что их самих не убили, — вздохнула Людочка.

— Через день, говоришь, сообщили… — задумался Кондаков. — Значит, мертвеца в подвал ещё тёпленьким доставили.

— А как тот человек выглядел? — поинтересовался Цимбаларь. — Они его приметы запомнили?

— Смутно. Но дружно утверждают, что этот типчик был из бандитской среды. И разговорчик соответствующий, и все пальцы в наколках. Голова бритая, лоб низкий, лицо обыкновенное, хотя, как они заявили, очень страшное.

— Хороши приметы! — помрачнел Цимбаларь. — Надо этих ребят в оборот взять. Пусть фоторобот составят. А память я им освежу, не сомневайтесь.

— Вот это я бы не советовал, — в голосе Вани появилось что-то зловещее. — Со своей клиентурой я привык разбираться сам и в указчиках не нуждаюсь. Сверх того, что я узнал, не выведает даже детектор лжи. Незачем ребятишек зря беспокоить. Они и так страха натерпелись. А того бритоголового мы по другим приметам разыщем. Все его наколочки мне ребята здесь изобразили. За достоверность ручаются.

Ваня протянул вперёд правую руку, которую до этого держал под столом, и все увидели, что его пальцы и тыльная сторона ладони покрыты мелкими рисунками, сделанными обыкновенной шариковой ручкой.

Установилась напряжённая тишина, нарушаемая только сопением Кондакова да жужжанием недавно ожившей мухи.

— Сейчас этой блатной романтикой кто только не увлекается, — сказал Цимбаларь, но, присмотревшись повнимательней, добавил: — Хотя тут, похоже, всё сделано по понятиям.

— Вроде того, — нацепив на нос очки, подтвердил Кондаков. — Фраер на себя такой багаж не возьмёт. Ему не то что в зоне, а в любой забегаловке руки по самое не могу оторвут.

— Богатая биография была у человека, — присвистнул Цимбаларь. — Вот эта змея, обвивающая меч, означает, что он был осуждён по бывшей сто второй статье. Убийца, значит.

— А череп на фоне решётки есть знак того, что владелец татуировки сидел в крытке, — сообщил Кондаков.

— Такой знак обычно подтверждается ещё погоном на плече, — добавил Цимбаларь. — На безымянном пальце тоже серьёзная наколочка. Крест в ромбе — признак отрицалы.

— Или авторитета зоны… А вот что такое крест со звёздочкой, даже я не знаю. Не просветишь?

— Был в дисбате, — объяснил Цимбаларь. — Ты лучше подскажи, что может означать косой крест в овале?

— Возможно, побег, — предположил Кондаков.

— Нет, побеги иначе рисуются… Ну да ладно, что там ещё имеется? У тебя ведь, в отличие от нас, четыре глаза…

— Пять крестиков на костяшках пальцев — пять ходок в зону. А вот эти буковки на крайних фалангах — имя или кличка… То ли Гоша, то ли Гога… не разобрать.

— И без того информации предостаточно. — Цимбаларь заметно повеселел. — Нам нужно искать человека по имени Гога или Гоша, загоравшего одно время в дисбате, впоследствии осуждённого за убийство, отбывавшего срок в тюрьме особого режима, в местах заключения ставшего авторитетом, а всего имеющего пять судимостей. Жаль, что вдобавок ко всему он не указал год своего рождения.

— Возможно, год рождения был выколот на левой руке, — сказал Ваня. — Левую руку ребята не разглядели. Говорят, она была в перчатке.

— Почему в перчатке? — насторожился Цимбаларь. — Ведь в ту пору уже тепло было. А может, этот фантомас бритоголовый левую руку вот так держал? — он неестественно вывернул локоть.

— Не в курсе… Но орудовал он только одной правой рукой, это ребята хорошо запомнили.

— Да знаю я этого чёрта безрогого! — воскликнул Цимбаларь. — Никакой он не Гоша и не Гога, а Гоба. Сергей Гобашвили! И на мизинчике у него не косой крест, как нам показалось, а скрещенные кинжалы — отличительный знак бандита кавказской национальности,

— Но ведь ребята говорили, что лицо у него было самое обыкновенное, — засомневался Ваня. — Грузина со славянином они бы не спутали.

— Да он такой же грузин, как я швед, — отозвался Цимбаларь. — Родился и вырос в Сызрани. Служил действительно на Кавказе. Там и с преступным миром связался. Левую руку потерял во время неудачного налёта на банк. Сейчас у него протез.

— Если тебе всё известно, то какие могут быть разговоры! Выясним через паспортный стол адрес этого Гобашвили и поехали его брать, — предложил Кондаков.

— Не так всё просто. В розыске он. Уже с год. Бежал с этапа, убив своего соседа по вагонзаку и тяжело ранив двух конвоиров. И это, заметь, с одной рукой.

— Да, зверь серьёзный, — задумался Кондаков. — Но всё же уголовник Гобашвили как-то не вяжется с миной, сделанной из никому не известного вещества.

— Вот мы про эту связь у него и спросим! Ребятишки нас на Гобу вывели, а Гоба ещё на кого-нибудь укажет. В этом наша работа и заключается — упорно тянуть ниточку.

— Нужную ниточку! Ане первую попавшуюся…

Как бы подводя итоги, Цимбаларь сказал:

— Сейчас мы все разбежимся. Мы с Петром Фомичём будем искать Гобашвили по своим каналам, Ваня — по своим. Людочка должна собрать информацию обо всех обезглавленных трупах лет за пять. А ещё лучше — за десять. Связью пользоваться как можно меньше. Не исключено, что кто-нибудь уже следит за нами. Не зря ведь Горемыкин удрал в Непал.

— Сейчас он, наверное, поддерживает с нами телепатический контакт, — сказала Людочка.

— Это сколько угодно! — махнул рукой Кондаков. — От телепатических контактов детей не бывает.

— Религиозные каноны утверждают обратное, — заметил Ваня. — Неужели ты собираешься оспорить факт непорочного зачатия?

— Разговор опять пошёл по накатанной колее, — зловещим голосом произнесла Людочка и вооружилась столовым ножом. — Предупреждаю, я за себя не отвечаю.

— Ох, извини, — стал оправдываться Ванечка. — Я совсем не тебя имел в виду. Но если придерживаться истины, вчера имел место факт благовещения. И роль архангела Гавриила досталась полковнику Горемыкину…

Уже в прихожей Людочка спросила Цимбаларя:

— Ты, как я понимаю, в татуировках разбираешься?

— Более или менее. Но до Петра Фомича мне ещё далеко. Он в этом деле настоящий профессор.

— А что такое? — навострил уши Кондаков.

— Поинтересоваться хочу, — смущенно улыбнулась Людочка. — Я с подружками однажды загорала на нудистском пляже и видела там мужчину, у которого на ягодицах были изображены дверные ручки. Что бы это значило?

— То же самое, что рельсы со шпалами на женском лобке, — без запинки ответил ветеран правоохранительных органов. — Иначе говоря, предложение заходить и заезжать. На соответствующем транспорте, естественно…

Двое суток напряжённой работы ровным счётом ничего не дали. А если пользоваться терминологией Кондакова, пошли коню под хвост.

Сергей Гобашвили был неуловим, как пресловутый снежный человек, с той лишь разницей, что скрывался он не в безлюдных снежных горах, а в крупнейшем мегаполисе Европы. Многие о нём знали, кое-кому случалось его видеть, кто-то от него пострадал, но всё это были лишь пустые разговоры, лишённые какой-либо конкретики.

Гоба жил поборами с мелких нелегальных и полулегальных деляг — сутенёров, валютчиков, катал, попрошаек, щипачей, хозяев подпольных пошивочных цехов и торговцев контрафактным товаром. Само собой, что для этой публики он являлся меньшим злом, чем государевы слуги, и надеяться на их сотрудничество не приходилось.

Сам Гоба до сбора мзды никогда не опускался, поручив это канительное и небезопасное дело рядовым бойцам своей небольшой, но сплочённой бригады.

Достоверно было известно немногое. По городу Гоба разъезжал на черном «Мерседесе» с фальшивыми номерами, хотя, дабы запутать следы, не чурался и услуг такси. Ресторанов и других общественных мест избегал, никогда не ночевал в одном и том же месте два раза подряд, не брал пищу из чужих рук и вообще старался не подпускать к себе незнакомых людей ближе чем на двадцать шагов.

К его бригаде не было подхода ни у территориалов, ни у управления по борьбе с организованной преступностью, ни у других криминальных авторитетов. Даже в среде бандитов он держался одиноким волком.

Конечно, можно было оставить засаду возле какой-нибудь торговой точки, платившей Гобе дань, но, во-первых, ждать пришлось бы неопределённо долго, а во-вторых, задержанные шестёрки вряд ли согласятся сдать своего главаря. Все знали, что от мести Гобы нельзя было укрыться даже в зоне.

Ваня, вновь влившийся в компанию малолетних бродяжек и скитавшийся вместе с ними по вокзалам, рынкам, притонам и ночлежкам, выяснил границы территории, подконтрольной Гобе, и даже видел однажды, как он садился в «Мерседес» с тонированными стёклами, но реальными результатами похвастаться не мог, что для такого опытного сыщика было равносильно личному оскорблению.

На третий день поисков Цимбаларь, осунувшийся от бессонницы, сказал:

— Негоже горе гоняться за Магомедом, тем более одноруким. Пусть он сам придёт на поклон к ней.

Кондаков, слабеющие силы которого не мог поддерживать даже его знаменитый чай с осиновыми почками, в ответ на эти слова буркнул:

— Придёт, если гора будет сложена из денежных купюр.

— Ничего, даже матёрый зверь время от времени наведывается к своему логову.

— В том-то и беда, что у Гобашвили такого логова нет. Он не просто зверь, а зверь-шатун.

— Значит, нам придётся это логово для него устроить. Самим устроить, понимаешь?

— Кто же тебя поймёт, если ты третьи сутки трезвый!

План Цимбаларя заключался в следующем.

В Сызрани у Сергея Гобашвили осталась младшая сестра, с которой он не виделся уже лет пятнадцать. Сейчас она была примерно ровесницей Людочки Лопаткиной.

В родные края Гоба соваться не смел, поскольку каждый постовой имел там его фотку, а за домом отца велось постоянное наблюдение, вплоть до прослушивания телефонных разговоров. Рецидивист, имеющий на своём счету не менее десятка загубленных жизней, — это ведь не ширмач, сбежавший из обезьянника. Здесь нужен глаз да глаз.

Однако, как любой живой человек, тем более наделённый толикой южной крови, Гоба не был лишён родственных чувств, на чём и собирался сыграть Цимбаларь.

В его изложении вся затея выглядела примерно так:

— Представь себе, что на территории, где пасётся Гоба, вдруг откроется некое увеселительное заведение, хозяйка которого называет себя Таней Гобашвили из Сызрани. Как он поступит?

— А его сестру действительно зовут Таня? — осведомился Кондаков.

— Не знаю, но можно уточнить. Ты лучше ответь на мой вопрос.

— Заинтересуется, конечно. Но сам туда не полезет. Сначала для проверки пошлёт какого-нибудь холопа. Устроит слежку. Наведёт справки.

— Вот и я так думаю. Значит, удача целиком зависит от нас. Если приманка будет безупречная, волк обязательно заглотит её.

Следующий разговор на эту тему состоялся уже в присутствии Людочки (Ваню Коршуна решили пока не отвлекать).

Красочно расписав свой план, Цимбаларь дополнил его фразой, уже и без того витавшей в воздухе:

— Сама понимаешь, что роль сестры Гобашвили придётся сыграть тебе.

— Вот оно как… — судя по интонации, Людочка окончательно разочаровалась в людях. — Сначала обрюхатили меня явочным порядком, а теперь собираетесь использовать вместо наживки?

— Признаться, от офицера милиции я таких слов не ожидал, — нахмурился Цимбаларь.

— А разве я отказываюсь? — Людочка манерно поджала губки. — Я просто констатирую факты. И чем же, интересно, будет заниматься эта лжесестра? Надеюсь, не содержанием борделя?

— Над этим надо подумать сообща.

После недолгих, но бурных дебатов сошлись на том, что открывать магазин накладно, биллиардную или кегельбан хлопотно, а салон интимных услуг как-то неприлично, ведь Людочка будет не только его хозяйкой, но и единственной сотрудницей. Тут и до греха недолго. Самым оптимальным вариантом выглядело заведение под вывеской «Гадание. Спиритизм. Магия», которое Людочке однажды довелось посетить. О причине своего визита туда она, правда, предпочла умолчать.

Такое решение обещало некоторые преимущества. Во-первых, гадалка всегда работает в одиночестве. Во-вторых, полумрак и экзотические наряды, принятые в этой среде, делают её внешность малоразличимой Да и расходы предвиделись минимальные. Все необходимые атрибуты, как то: карты, свечи, черепа, магические шары и вертящиеся столы — имелись в хранилище вещдоков особого отдела, а само заведение можно было разместить в любой незасвеченной конспиративной квартире.

— Условие одно, — сказал Цимбаларь. — Всё должно быть предельно достоверно — разрешения, согласования, регистрация, лицензия. Диплом бакалавра оккультных наук мы сделаем сами. Они и без того все фальшивые. Знавал я одного гумозника, якобы закончившего Оксфордскую академию экстрасенсов. Так он дальше Вязьмы никогда в жизни не выезжал… Тебе, Пётр Фомич поручаются организационные вопросы, а я займусь профессиональным обучением лейтенанта Лопаткиной. Чёрная магия и карты Таро — моя стихия. Сей талант передался мне от бабки, заживо сожжённой за колдовство на базарной площади Бердичева.

— Ты, Саша, принадлежишь к категории людей, которые при переноске рояля хватаются за стульчик, — глубокомысленно заметил Кондаков.

— От каждого по способности, — парировал Цимбаларь. — А кроме того, я знаю, что ты далёк от чародейства. Безнадёжно далёк…

К полуночи выяснилось, что из Людочки проще сделать воздушного гимнаста, чем квалифицированную гадалку.

Девушка по натуре своей просто не умела притворяться и обманывать, а без этих замечательных качеств про белую и чёрную магию можно было забыть.

Всей тщательно продуманной операции грозил неминуемый крах, тем более что в утренние газеты и на «Авторадио» уже поступила реклама, восхваляющая Дипломированную чародейку Софию (таково было подлинное имя сызранской сестрёнки) Гобашвили, владеющую тайнами прошлого, настоящего и будущего, плата умеренная, конфиденциальность гарантируется, одиноким женщинам скидка.

— На сегодня шабаш, — промолвил вконец измотанный Цимбаларь. — Утро вечера мудренее. А сейчас мне нужно выспаться.

В бюро пропусков следственного изолятора Цимбаларь заявился одним из первых и после недолгих уговоров и подношения, состоявшего из блока сигарет, получил право на посещение тюремной больнички, куда накануне был переведён бывший Верховный Маг Храма Огня и Силы, в миру Григорий Григорьевич Стелькин.

Узнав эту печальную новость, Цимбаларь первым делом подумал о своей пуле, хотя и малокалиберной, но всё равно кусачей, однако скоро выяснилось, что у Стелькина внезапно обострились все хвори, которые до поры до времени он довольно успешно глушил алкоголем и наркотиками. Недаром, наверное, говорят, что любую более-менее исправно действующую систему нельзя выводить из равновесия даже с благой целью.

Стелькин обрадовался Цимбаларю, как отцу родному, поскольку для него это был единственный шанс получить с воли хоть какую-нибудь дурь.

— Спасай, начальник, — сразу захныкал он. — Загибаюсь, как пёс подзаборный. Организм дозы требует.

— А крови змеиной не хочешь? — поинтересовался Цимбаларь. — Или с молоденькой девочкой побаловаться?

— Изгаляешься? Ещё пару дней такой жизни, и со мной будут черти на том свете баловаться. Имей совесть, начальник. Я ведь сюда по твоей милости попал.

— Попал ты сюда по милости своих необузданных пороков. Жил ради собственного удовольствия, невинных людей губил, а сейчас пришла пора расплачиваться. И я тебе, запомни, не поп, не благодетель и не армия спасения.

— А зачем ты тогда вообще пришёл? Покуражиться? Я ведь уже всё, что знал, как на духу выложил!

— Выходит, не всё. Фамилия мне одна нужна. Желательно вместе с адреском.

— Клянусь, не знаю я этих пауков стебанутых! Никого из них даже в глаза не видел! Они со мной только по телефону базарили. — Стелькин почему-то решил, что Цимбаларь интересуется истинными вдохновителями Храма, до сих пор остававшимися на свободе.

— Мне не паханы твои нужны, чтоб им пусто было, а деваха, которая под Великую Жрицу косила, — пояснил Цимбаларь.

— Зачем она тебе? — лисья физиономия Стелькина приняла выжидательное выражение. — Замести хочешь?

— Да нет, такой товар жалко в киче гноить. Пусть подышит вольным воздухом. Просто она мне в душу запала. Классная шмара.

— А то! Других не держим, — кислое выражение, казалось бы навечно приставшее к лицу Стелькина, сменилось довольной ухмылкой.

— Ну так как же? — напомнил Цимбаларь. — Сговоримся?

— Сговоримся, если ты упросишь доктора мне укольчик ширнуть.

— Сие не в моей власти. Но чек кокса я ради такого случая заначил. — Цимбаларь продемонстрировал плотно свернутый бумажный фантик.

— Одного чека при моём нынешнем состоянии до вечера не хватит, — разочарованно скривился Стелькин.

— Ну как хочешь. — Цимбаларь сделал вид, что собирается убрать фантик в карман.

— Постой, постой! — всполошился Стелькин. — Что за шутки, начальник? Фамилию этой кошки я точно не знаю, а зовут её как первую космонавтку — Валентина. Днём её можно найти в секс-шопе на улице Трудовой.

— Неужели она там собой торгует? — делано удивился Цимбаларь.

— Не-а, — опять ухмыльнулся Стелькин. — Искусственными елдаками да надувными дрючками. Ходовой товар по нашим временам. А теперь гони бакшиш, начальник, — глаза Стелькина алчно сверкнули, как у кота, приметившего неосторожную птичку.

— Ладно, бери. — Цимбаларь царственным жестом протянул ему фантик. — Заработал.

Дрожащими пальцами Стелькин развернул бумажку и оцепенел, увидев в ней розовую конфетку.

— Это что? — как бы не веря собственным глазам, пробормотал он.

— «Дюшес», — охотно пояснил Цимбаларь. — Очень вкусная вещь. Сосать приятно. И рот освежает.

— А…а…а… — похоже было, что у Стелькина отнялась речь.

— А про это забудь! — наставительным тоном произнёс Цимбаларь. — Там, куда ты попадёшь, дури нет и в помине. Это я тебе гарантирую. Так что заранее привыкай к здоровому образу жизни.

— Обманул… — изменившимся голосом просипел Стелькин. — На понт взял… Лишенца обидел… Ну ничего, Валька тебе за меня отомстит! Попомнишь мои слова! Ты ещё не знаешь, ментяра, с кем связался!

— Не каркай, убогий. — Цимбаларь встал. — Береги силы… А бабой меня пугать не надо. Не выросли ещё у них те зубы, которыми меня можно загрызть.

Задержавшись у столика дежурного врача, он сказал:

— Ломка у Стелькина. Сделайте что-нибудь.

Врач, у которого из-под белого халата выглядывала форма, равнодушно ответил:

— Максимум, что я могу сделать, это привязать его к койке. Вы же прекрасно знаете наши возможности.

— Ну хоть стаканчик спирта ему дайте. Я потом коньяком верну.

На счету была каждая минута, и, едва покинув изолятор, Цимбаларь сразу отправился на поиски секс-шопа, в котором бывшая Великая Жрица сбывала ротозеям и извращенцам товар отнюдь не первой необходимости. Задача ему предстояла не из лёгких, поскольку за последнее время этих заведений расплодилось столько, что в некоторых районах их было больше, чем булочных.

К счастью, на улице Трудовой, бесконечной и унылой, как срок, грозивший Стелькину, имелся всего один секс-шоп, скромно называвшийся «Дары Венеры» (наверное, по аналогии с расположенными напротив «Дарами природы»).

В отличие от близлежащих галантерейных лавок, заманивавших клиентов фальшивой роскошью витрин, на всех его окнах были приспущены жалюзи — то ли деликатный товар боялся солнечного света, то ли владельцы не хотели лишний раз дразнить прохожих, подавляющее большинство которых составляли пенсионеры.

— Мне бы Валю увидеть. — Цимбаларь обратился к охраннику, покуривавшему на крылечке.

— А там, кроме неё, других живых баб и нет, — флегматично ответил тот. — Одни только дуры резиновые.

Это несколько упрощало дело. Отправляясь сюда, Цимбаларь специально нацепил чёрные очки и заложил под верхнюю губу комок жвачки, но не потому, что опасался каких-либо осложнений, а просто не хотел, чтобы его узнали первым.

Маленький магазинчик был переполнен такими вещицами, на которые нормальному человеку, тем более воспитаннику комсомола, и смотреть-то не хотелось. А кроме того, назначение большинства из них Цимбаларь даже представить себе не мог, как это бывает, когда дремучий провинциал попадает вдруг в пятизвёздочный отель, напичканный всякими новомодными штучками.

Взгляд невольно задержался на более или менее знакомых предметах — на морковного цвета фаллосах, чьи размеры вызывали чувство неполноценности даже у самых любвеобильных мужчин, на чёрных кружевных лифчиках, у которых имелось всё, что положено, кроме чашечек, на примерно таких же трусиках, зиявших дырами в самых интимных местах, и на разнообразных плётках, тоже чёрных.

У стены шеренгой стояли надувные монстры обоего пола, причём самым дорогим из них был мужской манекен, так сказать, двойного назначения.

Вдоль этого строя, словно командир на плацу, прохаживалась гладко причёсанная сероглазая девушка, одетая в строгий английский костюм цвета маренго. Среди всего этого разнузданного великолепия она выглядела как монашка, сбившаяся с пути истинного. В этом, по-видимому, была какая-то особая фишка.

Несмотря на профессиональную зрительную память, Цимбаларь не сразу узнал в скромной продавщице загадочную и страстную Великую Жрицу. Наверное, для этого не хватало чего-то — бликов жертвенного костра, грозного дыхания ночи, дурманящего пойла, таинственных, бередящих душу слов.

Пока Цимбаларь пребывал в замешательстве, девушка в английском костюме, больше похожая на стюардессу, чем на ведьму, сама пришла ему на помощь.

— Добро пожаловать, — сказала она с заученной улыбкой. — Что вас интересует?

Голос выдал её, что называется, с головой. Именно этот глубокий и вкрадчивый голос звучал недавно в апрельской ночи, то обещая неземное блаженство, то предрекая жестокие кары. От нахлынувших воспоминаний Цимбаларя даже слегка передёрнуло, что, конечно же, не могло укрыться от внимательного взгляда сероглазой девушки.

— Меня интересует ваша задница, — произнес Цимбаларь нарочито грубым голосом. — Хочу глянуть, имеется ли на ней татуировка в форме шестилепесткового лотоса.

— Полагаю, что в выражении своих желаний вы не совсем точны, — ответила девушка абсолютно спокойным тоном. — Если вам нужен лотос, могу прямо ответить: да, таковой имеется. А если вас больше привлекает моя задница, так и быть, я согласна продемонстрировать её, — она взялась за подол юбки.

В этот момент в магазинчик заглянул чем-то обеспокоенный охранник.

— Валя, у тебя всё в порядке? — осведомился он, глядя не на продавщицу, а на странного посетителя.

— Спасибо, Славик, всё нормально, — ответила девушка. — Погуляй, пожалуйста, снаружи.

— Ладно, — тот ещё раз смерил Цимбаларя подозрительным взглядом. — Но если возникнут проблемы — позовёшь.

— Это хорошо, что вы не хотите подставлять посторонних, — сказал Цимбаларь, когда за охранником закрылась дверь.

— Забавно… — девушка, словно не слыша его, продолжала теребить подол своей юбки. — А вы мне показались порядочным человеком. Я ведь могла сразу разоблачить вас, и тогда бы эта встреча не состоялась.

— Добро я не забываю, можете быть уверены, — отчеканил Цимбаларь. — И пришёл я сюда совсем не для того, чтобы причинить вам зло, хоть есть немало людей, требующих вашего ареста…

— Тогда зачем вы пришли? — улыбнулась девушка. — За лаской?

— Нет, за помощью.

— Кто же откажет в помощи такому бравому кавалеру. Даже мои подружки разволновались, — она провела пальчиком по ближайшей резиновой кукле. — Это займёт много времени?

— Думаю, не больше двух дней.

— А что мы будем делать ночью? — она кокетливо потупилась.

— То же самое, что и днём. Ждать, прислушиваясь к каждому шороху.

— Заметьте, я даже не спрашиваю о характере этой помощи. Но, надеюсь, она никому не пойдёт во вред?

— Никому, кроме одной бешеной собаки, — честно признался Цимбаларь.

— Имеется в виду собака в человеческом облике? — уточнила девушка.

— К сожалению.

— Она меня не укусит?

— Наоборот, она будет лизать ваши руки… И не надо ничего бояться. Я всё время буду рядом.

— А я ничего и не боюсь, — без тени рисовки сказала она. — Ни людей, ни собак. В том числе и бешеных.

— Это я уже заметил.

— И когда начнётся травля собаки?

— Она уже началась. Но в кольце облавы есть прореха. Мы с вами должны её устранить. Причём немедленно.

— Тогда мне нужно вызвать напарницу.

— А нельзя ли поручить это охраннику? — сказал Цимбаларь, рассматривая искусственные члены, как бы скопированные у жеребцов и быков.

— Так и сделаем, — согласилась девушка. — Как я понимаю, мои контакты с окружающим миром прерываются?

— Лучше сказать, временно ограничиваются… Неужели такое бывает у людей? — Цимбаларь ткнул пальцем в витрину, предназначенную для покупателей совсем другого пола.

— Как порядочная девушка, выросшая в приличной семье, я скажу: не знаю. Но как невеста сатаны, причастная к силам мрака, смею утверждать, что это ещё не предел… А не пора ли нам изменить тон наших разговоров? Помнится, однажды мы уже были на «ты».

— Согласен. Меня зовут…

— Не надо, я угадаю сама. Тебя зовут Аместигон, — она рассмеялась. — Шучу, шучу! Александр звучит ничуть не хуже. Только не спрашивай, откуда я это знаю.

— Твое имя мне тоже известно.

— Валя? Фу-у… — она поморщилась. — Так я представляюсь только плебеям. Избранные знают меня как Эргиду.

— Так и быть. Но при посторонних я буду называть тебя прежним именем. И не смей даже заикаться о том, что ты была Великой Жрицей.

— Договорились… Желаешь что-нибудь прихватить отсюда? — изящным жестом она обвела всё внутреннее пространство магазинчика.

— Ни в коем случае, — ответил Цимбаларь. — В подобных вещах я консерватор. Предпочитаю всё натуральное.

На конспиративной квартире, стараниями Кондакова уже превращённой в некое подобие магического салона, царила тихая паника.

Оказывается, в дверь уже звонила некая старушка, желавшая снять порчу с любимой кошечки, но ей пришлось отказать, сославшись на то, что дипломированная чародейка ещё пребывает в астрале. Уходя, старушка презрительно бросила: «Знаем мы ваш астрал. Похмеляется небось после вчерашнего… Ноги моей здесь больше не будет!»

— Ещё пара таких визитов, и нам можно будет сворачиваться, — развёл руками Кондаков. — Изустная молва похлеще всякой рекламы.

В ответ на эти капитулянтские речи Цимбаларь высокомерно заявил, что уже успел обо всём позаботиться и представил своим коллегам Валю-Эргиду, скромно стоявшую в сторонке. По его словам, это была крупнейшая специалистка во всех областях магии, возглавлявшая соответствующую лабораторию в секретном научно-исследовательском институте.

Отныне обязанности распределялись по-новому. Кондакову поручались функции дворецкого, а Людочка превращалась в простую горничную. Что касается Цимбаларя, то он брал на себя функции того самого волкодава, которому и предстояло обезвредить кровожадного зверя, ожидавшегося здесь в самое ближайшее время. Ему и место соответствующее оборудовали — за чёрной лаковой ширмой, когда-то украшавшей российскую штаб-квартиру повсеместно запрещённой буддийской секты «Аум Синрикё», что в переводе с японского означает — «Истинное учение о непостоянстве».

Но пока Цимбаларь усиленно натаскивал Валю-Эргиду, хотя и весьма смышлёную, но не имевшую опыта оперативной работы.

— Человека, которого мы ждём, зовут Сергей Гобашвили. Даже в преступном мире он считается очень опасным типом. У нас есть его розыскное фото, но, скорее всего, он воспользуется гримом. Вместо левой руки у Гобашвили протез, заканчивающийся черной перчаткой. Не исключено, что он наденет такую же перчатку и на правую руку.

— Почему он должен прийти сюда? — поинтересовалась Валя-Эргида, на время оставившая свои кокетливые ужимки.

— Потому, что ты его сестра София Гобашвили, открывшая в столице оккультный салон.

— Когда он видел свою сестру в последний раз?

— Пятнадцать лет назад, когда она ещё ходила в первый класс.

— Фотография сестры имеется?

— Нет, на это у нас просто не хватило времени.

— Хорошо, — кивнула Валя-Эргида. — На всякий случай я надену парик и чёрную вуальку.

Тем временем Цимбаларь протянул ей довольно пухлую папку.

— Здесь находятся все сведения о семье Гобашвили, которые мы успели собрать, а также подробная биография Сергея. Кроме того, тебе придётся тщательно изучить улицы и достопримечательности города Сызрани. Гобашвили обязательно спросит тебя о своём родном городе.

— Я помню названия шести тысяч звёзд и имена всех падших ангелов, число которым — легион, — сказала Валя-Эргида. — Так неужели я запутаюсь в улочках какого-то провинциального городишка?

Заслышав эти слова, Кондаков обменялся с Людочкой многозначительным взглядом и покрутил указательным пальцем возле виска.

— Но это ещё не всё, — продолжал Цимбаларь. — Ты должна вести себя в полном соответствии с канонами избранной профессии. Предсказывать будущее, отгадывать прошлое, вызывать тени умерших, общаться с духами, снимать порчу, накладывать заклятия, даже толковать сны. Постарайся быть предельно естественной. Иначе мы спугнём Гобашвили, а это чревато непредсказуемыми последствиями.

— В сравнении с другими занятиями, которым я посвятила свою жизнь, ваше предложение выглядит, как невинная забава, — беспечно ответила Валя-Эргида.

Тут уж не выдержал Кондаков.

— Интересно вас, дамочка, послушать, — произнёс он с нескрываемым ехидством. — Всё-то вы на свете знаете, всё-то вам по плечу! Одним словом, хиханьки да хаханьки. А операция, между прочим, намечается самая рискованная. И её успех на девять десятых будет зависеть от вас. Хотелось бы, знаете, удостовериться в вашей профпригодности.

— Так в чём же дело? — Валя-Эргида развязно подмигнула Кондакову. — Вам погадать?

— Неплохо бы для начала, — старикан приосанился.

— На чём будем гадать?

— Да на чём угодно!

— Тогда подходите поближе. Это не надо, — она отстранила ладонь, протянутую Кондаковым. — Для вас мы выберем что-нибудь попроще… Скажите, вы человек верующий?

— Я православный атеист, — фраза была пусть и расхожая, но соответствующая действительности: за последнее время эта категория верующих стала самой многочисленной.

— Учтите, что в представлении христианской церкви любое гадание есть сделка с дьяволом, — предупредила девушка.

— Он этих сделок уже столько совершил, что и сам не упомнит, — съязвил Цимбаларь.

— Твоя правда, — махнул рукой Кондаков. — Одним грехом больше, другим меньше. Действуйте… А кстати, сколько видов гадания вам известно?

— Ровным счётом девяносто девять, — без тени юмора сообщила девушка.

Кондаков, естественно, не поверил.

— Да не может быть! Откуда столько?

— А давайте посчитаем! — Валя-Эргида с готовностью приняла вызов. — Мне известны следующие виды гадания: по числам, по травам, по игральным картам, по отрубям, по миске с водой, по вращению шара, по расплавленному воску, по зеркалам, по рыбам, по медным сосудам, по семенам, по камням, по сжиганию ладана, по таблице логарифмов, по священному писанию, по вину, по жареной бараньей голове, по звёздам, по полёту птиц, по почерку, по снам, по решету…

— Верю, верю, верю! — прервал её Кондаков. — Так можно всю природу задействовать. А что бы вы предложили мне?

Смерив Кондакова оценивающим взглядом, девушка сказала:

— Вам бы подошла гастромантия — гадание по звукам в животе.

— Нет-нет! — запротестовал Кондаков. — Это слишком интимно. Давайте что-нибудь другое.

— Тогда попробуем капномантию — гадание по дыму. Вы курите?

— Недавно бросил.

— Придётся закурить, — она сделала требовательный жест в сторону Цимбаларя, и тот немедленно поднёс коллеге зажжённую сигарету.

Кондаков уступил насилию и с видимым удовольствием затянулся.

— Не так быстро, — попросила Валя-Эргида. — Выпускайте дым через нос… А что, собственно говоря, вас интересует?

— Ну, сначала несколько общих слов. Кто я такой, как живу и прочие подробности.

— Вы офицер милиции в чине подполковника, холостяк и резонёр, недовольный своей судьбой, — без запинки выложила девушка.

— Хм. — Кондаков ладонью разогнал облако ароматного дыма. — То, что я недоволен судьбой, ясно и без гадания. Кто же сейчас ею доволен? Это касается и резонёрства. Годы, знаете ли… А остальное, предположим, вам заранее мог рассказать Сашка. Он у нас мастак на всякие дешёвые розыгрыши. Вы лучше поведайте о моем будущем. Сколько я ещё протяну?

— Если сделаете операцию, на которую никак не можете решиться, то ещё лет пятнадцать-двадцать. Наследственность у вас неплохая.

Кондаков подавился дымом, отшвырнул сигарету и со словами: «Ну знаете ли!» — поспешно удалился на кухню.

— Попробуйте погадать мне, — неуверенно предложила Людочка.

— А разве есть такая нужда? — осведомилась Валя-Эргида. — Злоупотреблять подобными вещами не стоит.

— Есть нужда, — ответила Людочка. — Мне закурить?

— Не надо. Позвольте только взглянуть на ваш пупок. Это называется омфиломантия.

Людочка послушно приподняла кофточку, под которой по нынешней моде ничего не было поддето, и представила на всеобщее обозрение свой пупок, вполне симпатичный, хотя и не отягощенный золотыми колечками и бриллиантовыми булавками.

— Вы, милочка, состоите в звании лейтенанта, до сих пор не замужем, хотя всё время думаете о своем будущем ребёночке. Ничего не бойтесь. Роды пройдут вполне благополучно.

— И когда же это случится? — Людочка пренебрежительно прищурилась.

— Это уже будет зависеть от вас самой. Но, думаю, не позже чем через пару лет. А сейчас не стоит забивать себе голову всякой ерундой.

Насмешки, кое у кого уже заготовленные, так и не сорвались с языка. Цимбаларь крестом сложил руки — я тут, дескать, ни при чем.

Из кухни, что-то торопливо дожёвывая, показался Кондаков. Он заискивающе поинтересовался:

— Так это… Насчёт операции. Вы полагаете, что она пройдет успешно?

— Конечно. Случай-то пустяковый. Нынче это делается без помощи ножа, одним эндоскопом.

— Ну ладно, — вмешался Цимбаларь. — Пошутили и хватит. А ты что, на самом деле людей насквозь видишь?

— Можно сказать и так, но это уже совсем другой разговор, — сатанинская невеста еле заметно улыбнулась. — А на сей раз я действительно пошутила. Иногда обычная наблюдательность вполне заменяет ясновидение. Наблюдательность да ещё эта ваша… как её…

— Дедукция, — подсказал Цимбаларь.

— Вот именно… То, что все вы офицеры, и дураку понятно. Сержанта, а тем более вольнонаёмного, на столь рискованное дело не пошлют. С первого взгляда ясно, что папаше перевалило за шестьдесят. А по вашим ментовским законам в таком возрасте могут продолжать службу только старшие чины от подполковников и выше. Но я почему-то уверена, что полковник или генерал сюда бы не сунулся. Что касается его холостяцкого положения, то это заметно невооружённым взглядом. Ни одна уважающая себя жена не позволила бы мужу ходить в таких обтрёпанных брюках.

— Я ему уже и сам про это намекал, — прервал девушку Цимбаларь. — Зато про болезнь мы слышим впервые. Ты-то как догадалась?

— А ты задайся вопросом, почему пожилой человек с давно устоявшимися привычками вдруг бросает курить? Только из-за проблем со здоровьем. Когда я вошла, папаша глотал на кухне соду. Скорее всего, это язва желудка. О том же говорит и цвет лица. Сначала, правда, я подумала о раке, но с таким диагнозом на службе не держат.

— Ну с этим, положим, ясно. А почему ты заговорила об операции?

— Всем известно, что вас регулярно гоняют на медосмотр. В создавшейся ситуации врачи были просто обязаны предложить папаше хирургическое вмешательство. Разве не так?

— Так, — подтвердил Кондаков. — Молодчина. Ловко ты нас провела.

— Но с операцией не тяните… Теперь относительно девушки. — Валя-Эргида перевела взгляд на Людочку. — Её звание и семейное положение может угадать каждый, было бы желание. В такие годы выше лейтенанта не выслужишься, а на пальчике нет обручального колечка. При этом она постоянно поглаживает живот, как это делают женщины, находящиеся на сносях. Но с другой стороны, внешние признаки беременности отсутствуют, да и само нахождение здесь будущей матери исключается. Причина такого поведения, скорее всего, заключается в мнительности. Это бывает с девушками, у которых отсутствует регулярная половая жизнь.

— А у вас, как я полагаю, с половой жизнью всё в порядке, — с вызовом ответила Людочка.

— Не жалуюсь.

— Простите за досужий вопрос, — в разговор вновь вмешался Кондаков. — Если я правильно понял, методика вашего гадания заключается исключительно в наблюдательности и рассудительности?

— Нет, вы поняли неправильно, — игривое настроение Вали-Эргиды внезапно улетучилось. — Упомянутые вами качества лишь дополняют дар ясновидения, которым я владею.

— А почему так нерадостно? — удивился Цимбаларь.

— Да потому, что ясновидение — это не ложка, которой можно безнаказанно черпать из котла жизненных благ, а обоюдоострый нож. Я играю им с большим или меньшим успехом, но всегда с огромным риском для себя. Очень скоро вы убедитесь в этом сами, — она обвела присутствующих странным, невидящим взглядом. — Предугадываю с вашей стороны законный вопрос: а чем ты докажешь свои уникальные способности? Увы, сейчас я не могу этого сделать по многим причинам, в том числе и этическим. Нельзя гадать самому себе, нельзя гадать родственникам, нельзя гадать ближайшим друзьям.

— А разве мы уже сдружились? — усомнилась Людочка.

— Нет, и такое вряд ли когда случится. Но сейчас мы связаны общим делом, непредсказуемым и опасным. Что будет, если я вдруг нагадаю кому-нибудь из вас скорую смерть?

Вопрос этот повис в воздухе, словно шаровая молния, которая одновременно и притягивает, и страшит.

— То-то и оно! — горько усмехнулась Валя-Эргида. — Поэтому не будем зря испытывать судьбу. Слово гадалки — это ещё не приговор, а лишь один из вариантов возможного развития событий. Его можно предупредить, но где гарантия того, что это не обернётся новой бедой?

Треск дверного звонка заставил всех вздрогнуть.

Цимбаларь метнулся за ширму, Людочка поспешила на кухню, Валя-Эргида заняла место за рабочим столом, заваленным разнообразными атрибутами её сомнительного ремесла, а Кондаков, расправив несуществующую бороду, широко распахнул дверь. — Добро пожаловать!